Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Израиль возражает против согласованного США и Россией перемирия на юге Сирии, поскольку оно не препятствует закреплению в соседней стране сил Ирана и его сателлитов, пишет интернет-сайт газеты "Гаарец" со ссылкой на премьер-министра Биньямина Нетаньяху.

На встрече с журналистами во время визита в Париж глава правительства впервые озвучил свое отношение к договоренностям, которые вступили в силу неделю назад и остановили боевые действия в сирийских провинциях, соседствующих с Израилем и Иорданией.

"Нетаньяху сказал репортерам после встречи с президентом Франции Эммануэлем Макроном в воскресенье, что Израиль выступает против соглашения о прекращении огня на юге Сирии, согласованного Соединенными Штатами и Россией, поскольку оно увековечит иранское присутствие в этой стране", — говорится в публикации.

Второй канал Израиля цитирует неназванного высокопоставленного чиновника, который обвинил Иран в планах создать в Сирии авиационную и морскую базы.

"Израиль в курсе экспансионистских устремлений Ирана в Сирии", — приводит его слова сайт телеканала.

По информации СМИ, власти страны также недовольны тем, что авторы договоренностей о перемирии закрыли для иранских сил только приграничную с Израилем зону глубиной в 20 километров.

Руководство еврейского государства считает Иран "угрозой номер один". Тель-Авив беспокоят урезанный, но не остановленный атомный проект Тегерана, его ракетная программа, враждебная риторика руководства и поддержка антиизраильских сил по всему Ближнему Востоку.

Соглашение о перемирии в южных районах Сирии было одобрено президентами России и США на двусторонних переговорах в Гамбурге на саммите G20.

Спецпосланник ООН по Сирии Стаффан де Мистура высоко оценил российско-американскую инициативу и заявил, что установление режима прекращения огня на юге Сирии является значимым шагом в урегулировании конфликта.

Израиль против перемирия на юге Сирии, согласованного президентами США и России на первой личной встрече на саммите G20 в немецком Гамбурге. Об этом заявил премьер-министр еврейского государства Биньямин Нетаньяху на пресс-конференции в Париже, куда он прибыл с визитом в эти выходные, сообщает "Гаарец".

По словам Нетаньяху, соглашение о прекращении огня в зонах деэскалации создает условия для наращивания иранского присутствия в САР. Особое недовольство у руководства страны вызвал тот факт, что авторы договоренностей о перемирии закрыли для иранских сил только приграничную с Израилем зону глубиной всего в 20 километров.

Как сообщает второй канал Израиля, Тель-Авив также считает, что Исламская республика планирует создать в Сирии авиационную и морскую базы. "Мы в курсе экспансионистских устремлений Ирана", — цитирует телеканал неназванного высокопоставленного чиновника министерстве обороны страны.

Не в первый раз

После саммита G20 Нетаньяху уже выражал обеспокоенность планами США и России по созданию и поддержке зон деэскалации в САР. Так, 9 июля он провел телефонные переговоры с Москвой и Вашингтоном, в ходе которых разъяснил свою позицию по согласованной лидерами двух стран мирной инициативе.

"Израиль будет приветствовать настоящее прекращение огня, но оно не должно привести к консолидации сил Ирана и его сателлитов в Сирии в целом и на юге страны, в частности", — подчеркнул он.

Плацдарм против Израиля

Ранее министр обороны Израиля Авигдор Либерман также заявил, что Тель-Авив заинтересован в стабилизации ситуации в САР и может поддержать режим прекращения боевых действий, однако конкретные детали договоренностей, по его мнению, необходимо согласовывать более тщательно.

"Мы поддерживаем любые попытки успокоить ситуацию как на всей территории Сирии, так и на юго-западе страны. Давать более подробную оценку пока рано, поскольку на этом этапе нам не хватает точных и корректных данных, важных деталей, которые, насколько я знаю, должна прояснить встреча израильской, российской и американской команд. Если детали нас устроят, мы будем эту инициативу больше чем приветствовать", — заявил Либерман.

При этом министр также обозначил жесткую позицию в отношении Тегерана. "Иран сегодня превращает всю Сирию, в том числе юг, в плацдарм для действий против Израиля. Мы этого не готовы допустить, не готовы с этим мириться. Поэтому мы добиваемся, чтобы и духа их там не было. Это одно из главных условий, на котором мы будем всегда настаивать", — подчеркнул он.

Встреча ради мира

Как сообщил 7 июля министр иностранных дел Сергей Лавров, на первой личной встрече лидерам США и России удалось договориться о перемирии на юго-западе Сирии. Конкретные границы зон деэскалации были определены в ходе совещания российско-американо-иорданской экспертной группы.

Итогом совместной работы стал трехсторонний меморандум, фиксирующий условия функционирования зон деэскалации, в соответствии с которым на означенной территории с 12:00 9 июля вступил в силу режим прекращения огня. Безопасность на юго-западе страны обеспечивает российская военная полиция при взаимодействии с вооруженными силами США и Иордании.

Позднее в Белом доме выразили надежду на то, что зона режима прекращения огня постепенно будет расширяться. "Мы следим за областями на юго-западе Сирии, где есть режим перемирия, который сейчас соблюдается. Надеемся, что мы сможем его расширить", — рассказала журналистам официальный представитель госдепартамента Хизер Науэрт.

При этом президент США Дональд Трамп на пресс-конференции с французским лидером заявил, что гаранты перемирия работают над новым соглашением по прекращению огня "в еще одной очень сложной части Сирии".

По следам Астаны

Зона деэскалации, одобренная Россией, США и Иорданией, впервые обсуждалась в мае представителями Москвы, Анкары и Тегерана на международной встрече в Астане. По ее результатам была достигнута договоренность об установлении режима прекращения огня в Идлибе и части провинций Алеппо, Латакия и Хомс. В соответствии с принятым меморандумом, с 6 мая в этих районах прекратились любые столкновения между правительственными войсками и вооруженными группировками.

По данным Центра по примирению враждующих сторон, на сегодняшний день к перемирию, подписанному в Астане, присоединились 2022 населенных пункта и с каждым днем их число увеличивается. При этом в Минобороны России подчеркнули, что количество нарушений режима прекращения огня в зонах деэскалациии незначительно.

На территории, где действует перемирие, осуществляется доставка гуманитарных грузов. Местное население получает продовольственные наборы и медикаменты, жителям оказывается врачебная помощь. Переговоры с оппозиционными группировками по расширению зон деэскалации продолжаются.

Соединенные Штаты, в отличие от Ирана, не выполняют свои обязательства в рамках ядерной сделки, заявил в воскресенье глава иранского МИД Джавад Зариф.

"При заключении сделки мы договорились, что единственной структурой, ответственной за проверку ее выполнения, будет МАГАТЭ. И на данный момент МАГАТЭ уже семь раз заявляло, что Иран честно и полностью выполняет свои обязательства", — сказал Зариф в интервью телекомпании CNN.

По его словам, "к сожалению, мы не можем сказать то же самое про США".

Свою позицию Зариф объяснил тем, что "Белый дома несколько дней назад заявлял, что президент (США Дональд) Трамп использует свой визит в Гамбург на саммит "Большой двадцатки" для того, чтобы убедить лидеров других стран не иметь дело с Ираном". По словам Зарифа, "это нарушение не духа, а буквы соглашения".

"Я думаю, что США сами должны выполнять свои обязательства в рамках сделки", — сказал иранский министр, добавив, что данное соглашение "не запрещает Ирану развивать мирную ядерную программу".

Иран и "шестерка" международных посредников 14 июля 2015 года достигли исторического соглашения об урегулировании многолетней проблемы иранского атома. Был принят совместный всеобъемлющий план действий, выполнение которого снимает с Ирана введенные ранее экономические и финансовые санкции со стороны СБ ООН, США и Евросоюза. План вступил в действие 16 января 2016 года. Соглашение с Ираном критиковали власти Израиля и нынешний президент США Дональд Трамп.

Сегодня, 15 июля, в г. Казани (Республика Татарстан), где под эгидой ЮНЕСКО проводится Шестая Международная конференция министров и высших должностных лиц, ответственных за физическое воспитание и спорт (МИНЕПС VI), состоялась встреча Министра спорта Российской Федерации Павла Колобкова и Генерального директора Министерства культуры и спорта Государства Израиль Йосси Шараби.

«В России развитию физической культуры и спорта уделяется большое внимание. Спорт является частью социальной политики нашей страны, – сказал Павел Колобков в ходе беседы. – Татарстан, где проводится сегодня МИНЕПС, является среди российских регионов одним из лидеров в развитии физической культуры и спорта. Мы с удовольствием проводим в Казани любые спортивные мероприятия, и готовы в этом поделиться своим опытом с Израилем».

Йосси Шараби отметил высокий уровень организации МИНЕПС VI, а также отличную спортивную инфраструктуру Казани. Он также сообщил, что спортивные федерации Израиля и России по ряду видов спорта активно взаимодействуют друг с другом. В том числе, при поддержке российской стороны Израиль получил право на проведение в 2018 году Чемпионата Европы по дзюдо.

Одновременно Йосси Шараби предложил расширить российско-израильское сотрудничество в сфере физической культуры и спорта, сделав акцент на обмене опытом в спортивной науке.

Павел Колобков и Йосси Шараби обсудили также текущую ситуацию в мировом спорте и выразили единое мнение, что спорт призван укреплять дружеские связи среди людей, объединять государства и должен оставаться вне политики.

"Са'ар 6". Израильские корветы немецкой постройки.

9 июля министерство обороны Израиля объявило о намерении приобрести оборудование на сумму 1,5 млрд. шекелей (424 млн. долл США) для четырех корветов Saar 6 германской постройки, сообщает "Военный Паритет" со ссылкой на janes.com (14 июля).

Корветы строятся компаниями ThyssenKrupp Marine Systems и German Naval Yards Holdings, их передача планируется к 2019 году. Корабли будут в основном использоваться для защиты морских газовых платформ в исключительной экономической зоне Израиля. В частности, по трем субконтрактам будет получено оборудование для сбора и обработки навигационных данных на борту корабля.

Доллар или нефть?

Николай Вардуль

Хорошо продаются, как известно, только плохие новости. Отчасти поэтому так легко подхватываются заявления о том, что доллару грозит утрата его сегодняшних позиций первой мировой валюты, хотя сами распространители могут считать, что несут благую весть. Есть страны, где антиамериканизм в большой моде.

Над долларом висят долговые пузыри и призрак нового прихода старого кризиса. Но, во-первых, не стоит переоценивать американские долги, их надо взвешивать на весах всей экономики. Во-вторых, по признанию большинства экспертов, ФРС проводит достаточно эффективную политику. Факт тем не менее в том, что доллар не всегда был валютой номер один и, может быть, не навсегда ею останется. Но когда это произойдет – большой вопрос. К тому же наверняка это не случится по-революционному внезапно – в таком сценарии не заинтересован никто, кроме самых горячих голов, по-маоистски руководствующихся безответственным лозунгом: «Чем хуже – тем лучше!».

А вот то, что на наших глазах происходит с нефтью, заслуживает уже не отвлеченного внимания. Борьба за рынок и за цены между традиционными ее поставщиками и пришельцами из США – это отражение новой расстановки сил на нефтяном рынке.

Все началось с новой технологии – со сланцевой революции. Ее, с легкой руки «Газпрома», первым столкнувшегося с новыми конкурентами, в России долго не признавали, многие не признают и сейчас, но быстрый рост добычи и нефти, и газа в США налицо. В столкновении новой технологии с ответными картельными ограничениями будущее, скорее, за техническим прогрессом. Но это только одна сторона дела.

Вторая сторона в том, что США перестают нуждаться в накопленных стратегических резервах нефти. Они созданы после того, как в 1973 г. арабские страны в ответ на поддержку Израиля ввели эмбарго на поставки нефти в США. Тогда же ОПЕК добилась почти четырехкратного взлета цен на нефть. Теперь США все больше могут рассчитывать на внутреннюю добычу. Как сообщает Bloomberg, за последние 17 недель стратегический нефтяной резерв США сократился на 13 млн баррелей – до 682 млн. Это минимальный уровень за 12 лет. Резервы начинают распродаваться, чтобы сократить тот самый долг, т.е. в игре против ОПЕК и примкнувших к картелю стран у США есть мощные козыри.

Три вывода. Первый – США во все большей мере решающим образом влияют на нефтяной рынок. Второй – раз цена нефти традиционно определяется в долларах, новая расстановка сил укрепляет доллар и ослабляет рубль. Третий – Россия остро нуждается в модернизации экономики.

Россия. США > Финансы, банки. Нефть, газ, уголь > fingazeta.ru, 15 июля 2017 > № 2251830 Николай Вардуль

В АРКТИКЕ СТАРТОВАЛА ЭКСПЕДИЦИЯ ПО ОЧИСТКЕ ОТ МУСОРА НЕОБИТАЕМОГО ОСТРОВА ВИЛЬКИЦКОГО

В экспедиции, которая продлится до 27 июля, принимают участие 15 человек из России и стран ближнего зарубежья

Группа ученых и волонтеров отправилась на вертолете в первую экспедицию по очистке от мусора необитаемого острова Вилькицкого в Карском море, работы будут проводиться до 27 июля, сообщили в четверг в пресс-службе губернатора Ямало-Ненецкого автономного округа (ЯНАО).

Остров Вилькицкого (входит в ЯНАО) расположен между Обской губой и Енисейским заливом, его ширина - около 9 км, длина - около 18 км. Назван в честь российского гидрографа-геодезиста, начальника Главного гидрографического управления Андрея Вилькицкого (1858-1913). На острове скопилось более 800 тонн металлолома, сносу подлежат 29 строений, необходимо вывезти 73 тонн металлоконструкций, 30 единиц техники массой около 241 тонн и большое количество бочек.

"Первая экспедиция на остров Вилькицкого, помимо экологической, будет нести еще и научно-исследовательскую функцию. В отряд вошли 12 волонтеров из России и стран ближнего зарубежья, спасатель МЧС России и ученые-экологи. Всего в экспедиции принимают участие 15 человек из Тюмени, Казани, Воркуты, Салехарда, Кургана, Ришона (Израиль), Софии (Болгарии), также в составе представители компаний "Лукойл" и "Транснефть", - сообщили в пресс-службе.

По словам руководителя экспедиции Евгения Рожковского, одна из миссий отряда - оценка современного состояния окружающей среды на острове. "Отряд будет работать с 13 по 27 июля. Ребятам предстоит провести экологические исследования, подготовить имеющуюся на острове метеостанцию для комфортного проживания дальнейших экспедиций, а также определить масштаб загрязнения и приступить к работе по очистке острова от мусора", - приводятся в сообщении слова руководителя экспедиции.

В пресс-службе добавили, что проект экологической очистки островной территории Арктической зоны в ЯНАО инициирован губернатором Дмитрием Кобылкиным и поддержан волонтерскими движениями. Координатором проекта является межрегиональная общественная экосоциологическая организация "Зеленая Арктика". Основными спонсорами в 2017 году стали "Лукойл - Западная Сибирь", "Транснефть", "Еврокор", "Газпром нефть", "Газпром добыча Ноябрьск".

Неразумные…

На базе украинского нацистского формирования "Азов" в оккупированной части Донбасса прошли торжества по случаю разгрома хазар киевским князем Святославом

Иван Вишневский

Выступавшие на этом мероприятии командиры говорили следующее: «Эта грандиозная победа над иудейским государством стоит в ряду наиболее значимых событий славянской и мировой истории». Ведь не поспоришь с этими словами! Победа была действительно грандиозной, и верхушка Хазарского каганата действительно была иудейской со времён бека Обадии. Всё верно. Далее. «Воины Святослава уничтожили паразитическую систему. Мы можем провести много параллелей с сегодняшними событиями. Однако самое главное — это то, что мы должны помнить великие победы наших предков. В этой памяти сохранено понимание того, как строить будущее». И ведь опять не поспоришь, все слова-то абсолютно правильные! И параллели есть, потому что, безусловно, ростовщики из столицы Хазарского каганата в конце I тысячелетия н.э. опутали финансовой кабалой множество государств тогдашнего цивилизованного мира. Им были должны Каролинги Западной Европы, им был должен арабский халиф, а наши предки русы, как говорит Нестор-летописец, выдали им свои мечи. Что значит «выдали мечи»? Не железо, естественно, выдали, а дружины наших князей участвовали в совершено ненужных нам, но очень нужных итильским ростовщикам войнах: с арабами, с Византией. То есть служили «сабельным мясом». Может быть, Руси как великого, могучего, сохраняющего и сегодня остатки своего имперского величия государства не было бы, не будь той победы Святослава Игоревича Рюриковича. В этом были убеждены не только исторические лирики, например Александр Сергеевич Пушкин с его «Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам», но и, так сказать, исторические физики, крупнейшие советские учёные. Назову имена М.И. Артамонова, Б.А. Рыбакова, Л.Н. Гумилёва.

Но если мы посмотрим комментарии к новости, написанные как профессиональными журналистами, так и обычными пользователями интернета, то увидим, что люди издеваются над «Азовом» и попутно — над великой победой князя Святослава. Так воспроизводится один и тот же подлый приём, который в Новое время стал мощнейшим историческим оружием. Берётся какое-то безусловно значимое событие — но верные слова об этом безусловно значимом событии вкладываются в уста подонков. И таким образом само событие, явление или символ переходят в разряд неприличных.

Например, известно, что один из величайших композиторов человечества Рихард Вагнер глубоко почитал древнейшую дохристианскую историю германских племён и на основе источников той поры создал ряд величайших произведений. Например, тетралогию о Нибелунгах. Но Вагнер, к несчастью, очень нравился Гитлеру. И мне приходится до сих пор слышать высказывания многих уважаемых людей — мыслителей, музыкантов, историков, философов — которые говорят: «Вагнер? Фу! Его же Гитлер любил!». Так разве Вагнер был виноват в том, что его любил Гитлер? Кто был, в конце концов, рождён прежде? Но таким образом правда Вагнера, сказанная им в тетралогии, стала как бы неприличной. В том числе – правдао ростовщиках, которых он вывел в образе карликов Нибелунгов, владеющих мировым золотом. Таким образом, эта важнейшая тема оказалась замазана Гитлером, как и многое другое. А, скажем, в государстве Израиль Вагнер вообще запрещён, его нельзя исполнять, ставить его оперы. Это только один из бесчисленных примеров.

Мне кажется, что сейчас в нашей общерусской, общеславянской истории мы наблюдаем ровно то же самое. Ведь среди того бреда, который несут псевдоисторики нынешнего Уркаганата, есть безусловные зёрна правды. И великая победа Святослава над ростовщическим Хазарским каганатом — ярчайший пример как раз такой исторической правды, которая замазывается прикосновением к ней «свидомых» подлецов. Мне вообще представляется, что вся эта история с историей на Украине — некий заказ определённых сил, которые в том числе заказали и сам батальон, а потом полк, а теперь ещё и политическую организацию «Азов». Ведь не секрет, что «Азов» финансировался и продолжает финансироваться силами, которые не имеют никакого отношения ни к украинцам, ни к славянам вообще. Это такие персонажи, как Коломойский, Филатов — люди, которые не скрывают своей задачи превращения сначала Днепропетровска, а потом и всей Украины в новый Хазарский каганат. В таком случае вся история с прославлением «Азовом» Святослава Храброго приобретает какой-то трагикомический характер. Ведь Билецкий и его «азовцы», по сути дела, и есть те самые хазары бека Обадии, царя Иосифа и полководца Песаха. Разве они не выполняют роль тупой, безнравственной, предательской силы, созданной из славян, уничтожающей, унижающей и порабощающей собственных собратьев?

Вы, «азовцы», — хазары и есть. И сегодня повторение дела великого древнерусского князя Святослава Храброго — это освобождение Юго-Западной Руси от ига новой Хазарии, активнейшими пособниками которой вы, «азовцы», являетесь. А мы, русские люди, как мне представляется, ни в коем случае не должны поддаваться на провокации. Ведь если пойти по такому пути, что всё, что сказано «Азовом», подлежит оплёвыванию, давайте запретим книги Бориса Александровича Рыбакова «Язычество древних славян» и «Язычество Древней Руси». Давайте, по примеру Израиля с Вагнером, запретим языческие оперы Николая Андреевича Римского-Корсакова «Снегурочка», «Млада» и многие другие. Давайте запретим русское народное крестьянское творчество, фольклор, который насквозь языческий. Ведь всё это нравится «Азову» — значит, не должно нравиться нам и должно быть запрещено! Именно в том, чтобы мы так поступали, и состоит задача заправил «Азова», тех, кто ими руководит и хохочет над нами, читая сегодняшний интернет, где современные русские вместо того, чтобы славить князя Святослава в день его победы, издеваются над ним.

С перестройки многие в России (начиная с ряда историков, продолжая многими нынешними деятелями церкви и государства) совершают колоссальную ошибку. В то времякак Украина, путаясь и обманывая на каждом шагу, удревляет свою историю и приватизирует все величайшие победы, которые со времён Таргитая, то есть на протяжении пяти тысяч лет, одерживали наши предки русы, мы собственную историю зажали в очень узкий (на общем фоне русской истории) промежуток с X по XIX век. То есть великие деяния восточных славян творились только начиная с 988 года (помните невероятную фразу «До Крещения славяне были почти как животные»?), а закончилось всё с падением монархии. Такой взгляд на нашу историю — это не просто ошибка, а преступление. Мы отсекаем несколько тысяч лет дохристианской истории, отсекаем годы величайших побед советской истории — и остаёмся с мифом о богобоязненных мужичках в нарядных армячках, появившихся из неизвестно каких болот в X веке. И чем же мы в таком случае лучше украинствующих историков? Те врут по-своему, но те хотя бы врут, не очерняя и не кастрируя свой народ, а наоборот, приписывая ему несуществующие или общерусские подвиги. А мы, наложив уже фактический запрет на многие величайшие деяния наших предков, которые не вписываются в существующую идеологическую канву, делаем весьма проблемным наше будущее.

Если всем учёным нужен метод, известный как «бритва Оккама», то историкам нужен ещё и «меч Святослава». Этот метод требует любви к Родине во всей её полноте и открытого, честного взгляда на отечественную историю — как слова князя «Иду на вы!».

Возвращаясь к теме победы Святослава над Хазарией, не могу не вспомнить, как русский советский скульптор Вячеслав Михайлович Клыков рассказывал мне о своих попытках установить памятник Святославу Храброму в честь победы над Хазарией. Не только в Москве, но и во всех других городах, которые имели хоть какое-то отношение к личности великого князя, градоначальники, испугавшись тех, над кем одержал победу князь, отказали великому скульптору в установке памятника. Сейчас он стоит на территории монастыря в Белгородской области и скрыт от глаз общества. Пора прекращать эту безумную кастрацию собственной истории, иначе, идеологически сжавшись до Московского царства, мы и территориально сожмёмся до него. А историки будущего будут вспоминать о России так, как мы сегодня вспоминаем, например, о царстве Атея.

Исполнительный директор AstraZeneca может уйти в Teva

Новым главой израильской фармкомпании Teva может стать Паскаль Сорио (Pascal Soriot), занимающий пост исполнительного директора AstraZeneca с 2012 года. Акции AstraZeneca упали на 5% после отказа фармкомпании опровергнуть информацию о возможной смене руководства, пишет Reuters.

По данным СМИ, Сорио уже встречался с членами отборочной комиссией Teva и выразил согласие возглавить компанию. Оба фармпроизводителя пока отказываются от комментариев.

Teva осталась без постоянного исполнительного директора в феврале этого года после ухода Эреза Вигодмана, руководившего компанией с 2014 года. С тех пор компания ищет специалиста мирового уровня с большим опытом работы в фармотрасли и крупнейших фармацевтических компаниях. Вместе с новым исполнительным директором совет директоров Teva выбирает финансового директора, так как Эяль Дешех (Eyal Desheh) намерен уйти со своей должности в конце июня.

58-летний Паскаль Сорио перешел в AstraZeneca из компании Roche AG, где он с 2010 года был главным операционным директором фармацевтического подразделения. До этого Паскаль Сорио был главным исполнительным директором базирующейся в Сан-Франциско биотехнологической компании Genentech, и именно он возглавил процесс слияния этой компании с Roche. Паскаль Сорио пришел в фармацевтическую индустрию в 1986 году и работал на руководящих позициях в США, Азии и Европе.

В АСТРАХАНИ ПРОШЕЛ ПЕРВЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ГАСТРОНОМИЧЕСКИЙ ФОРУМ-ФЕСТИВАЛЬ «ГАСТРОНОМИЧЕСКИЕ ДОРОГИ ВЕЛИКОГО ШЕЛКОВОГО ПУТИ. ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА ВКУСОМ, АСТРАХАНЬ-2017»

7-9 июля в г. Астрахани при поддержке Всемирной Туристской Организации ООН (ЮНВТО), Министерства культуры Российской Федерации и Федерального агентства по туризму прошел масштабный международный форум-фестиваль «Гастрономические дороги Великого Шелкового пути». Он собрал представителей десяти стран-членов программы ЮНВТО «Шелковый путь» – России, Армении, Греции, Израиля, Индонезии, Ирана, Испании, Казахстана, Китая и Узбекистана.

В работе форума приняли участие Исполнительный директор Всемирной Туристской Организации ООН (ЮНВТО) Чжу Шаньчжун, руководитель программы ЮНВТО по Шелковому пути Алла Пересолова, губернатор Астраханской области Александр Жилкин, директор Департамента туризма и региональной политики Министерства культуры Российской Федерации Ольга Ярилова, начальник Управления международного сотрудничества Федерального агентства по туризму Валерий Коровкин, а также руководители общественных объединений, политики, представители бизнеса, туристических компаний и СМИ.

В рамках форума-фестиваля «Гастрономические дороги Великого Шелкового пути» был дан торжественный старт одноименному проекту, нацеленному на реализацию потенциала развития гастротуризма на трансграничном туристическом маршруте «Шелковый путь».

Программа по развитию этого маршрута, который объединяет 33 страны с трех континентов, реализуется ЮНВТО с 1994 года.

В России с «Шелковым путем» связано 27 регионов. В марте 2017 года в рамках международной выставки «Интурмаркет», прошедшей в Москве, состоялся специальный семинар ЮНВТО по Шелковому пути для российских регионов, на котором было объявлено о том, что гастрономический проект одобрен и готов к запуску. Первым «местом встречи» была выбрана Астрахань, и не случайно. В 120 км от современного города в средние века располагалась столица Золотой Орды – Сарай-Бату, через которую проходил один из важнейших маршрутов «Великого Шелкового пути».

«С учетом растущего во всем мире интереса путешественников к блюдам и традициями региональной кухни и наблюдаемого всплеска популярности гастротуров перспективным направлением в развитии «Шелкового пути» является реализация его эногастрономического потенциала. Проведение ярких событийных мероприятий с деловой составляющей, таких как «Гастрономические дороги Великого Шелкового пути. Путешествие за вкусом» способствует расширению диалога и установлению партнерских отношений между всеми сторонами, заинтересованными в развитии гастротуризма, а также привлечению позитивного внимания широкой аудитории к кулинарным традициям стран-участников этого уникального маршрута», – говорит Руководитель Федерального агентства по туризму Олег Сафонов.

«Около 30% расходов путешественников приходятся на местную кухню, продукты, знакомство с гастрономическими традициями, в некоторых странах эта цифра доходит до 60%, – подчеркнула в своем докладе Алла Пересолова. – Согласно результатам проведенного нами опроса, 61% туристов хотят побывать в древних городах Великого Шелкового пути, 58% – увидеть памятники, включенные в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО, 44% мечтают попробовать местную кухню, а 39% – посетить фестивали и праздники на маршруте Шелкового пути. В российских регионах много талантливых инициатив, однако регионы выиграют, если объединят свои усилия в рамках проекта Шелкового пути».

Особое внимание на пленарном заседании, прошедшем в здании Цейхгауза старинного Астраханского Кремля, уделили развитию государственно-частного партнерства в туризме. Об опыте Испании в этой сфере рассказал заместитель генерального директора TurismoValencia Жоан Карлес Камбрилс. Гастрономическому туризму и региональным продуктам были также посвящены выступления Заместителя главы дипломатической миссии Индонезии в Российской Федерации Ласро Симболона, Генерального консула Исламской Республики Иран в Астрахани Али Мохаммади, атташе посольства Греции в России, заместителя директора представительства Греческой национальной туристической организации Николаоса Стаматиса, основателя ресторанного холдинга CaravanGroupНатальи Мусиной из Узбекистана, генерального директора компании «Интурист» Леонида Мармера, а также других российских и иностранных спикеров.

Президент Международного эногастрономического центра, член рабочей группы ЮНВТО по Шелковому пути Леонид Гелибтерман, в рамках форума-фестиваля провел круглый стол на тему того, как с помощью региональных продуктов и напитков повышать туристическую привлекательность регионов. Президент Федерации рестораторов и отельеров России Игорь Бухаров и Президент Национальной ассоциации кулинаров Виктор Беляев собрали на деловые встречи в конференц-залах отеля «ParkInn Астрахань» рестораторов, отельеров и шеф-поваров Астраханской области.

Гала-ужины форума-фестиваля в очередной раз подтвердили, что гастрономическая культура объединяет всех. Первый гала-ужин, собравший более 150 гостей в Астраханском государственном театре оперы и балета, был посвящен ловецкой астраханской кухне. Местные шефы приготовили сома горячего копчения, котлеты из судака, вареные пирожки-пельмени с осетриной, «пирог с косточками» из сома, варенье из камышовой ежевики.

Гостям представилась возможность оценить кулинарное искусство астраханских шеф-поваров, проголосовав за лучшее блюдо. Победителем конкурса гастрономических предпочтений стал шеф-повар ресторана RBG отеля «Park Inn Астрахань» Александр Волошин с фирменным астраханским пирогом с косточками, за что и был торжественно награжден смарт-телевизором от компании AKAI.

Гала-ужин «Кухни стран Великого Шелкового пути» на 190 человек представили шеф-повара из шести стран. Координировал работу интернациональной команды шеф-поваров вице-президент Ассоциации Шеф-поваров Северной Греции Антониос Панусиадис. Гастрономические изыски сопровождали песни и танцы артистов из Армении, Индонезии и России. Первое место по результатам зрительского голосования с минимальным перевесом завоевал шеф-повар из Еревана Каро Гуюмджян за старинное армянское блюдо «Удоли». «Серебро» конкурса досталось шеф-повару из Атырауской области Казахстана Кенжегуль Кабиевой с традиционным блюдом казахской кухни «Бесбармак». Третье место разделили между собой шеф-повар из Екатеринбурга Иван Белоусов с десертом из шоколадного мусса и лимонного желе и шеф из Индонезии Октавиан Ройс с куриным супом «Сото Аям».

Завершился гастрономический форум-фестиваль ярким праздником, посвященным Дню Рыбака и собравшим на набережной реки Волга тысячи астраханцев и гостей города. Губернатор Астраханской области Александр Жилкин при содействии команды КВН «Камызяки» приготовил в 25-литровом котле Царскую уху из сазана, сома, судака и леща, которую смогли попробовать гости праздника. А шеф-повара из Греции, Индонезии и Ирана провели для многочисленной публики мастер-классы, приготовив национальные блюда своих стран.

В рамках форума-фестиваля был подписан ряд важных документов, в том числе о вхождении Астраханской области в рабочую группу ЮНВТО по Западному участку Шелкового пути, соглашение между правительством Астраханской области и Международным эногастрономическим центром, соглашение о сотрудничестве между Федерацией рестораторов и отельеров России и туристической компанией «Интурист».

В программе форума помимо астраханцев приняли участие представители других российских регионов – Волгоградской области, Республики Дагестан, Республики Ингушетия, Республики Калмыкия, Краснодарского края, Липецкой области, Чеченской Республики, Екатеринбурга, Москвы, Нижнего Новгорода.

Свое желание провести в следующем году международный форум «Гастрономические дороги Великого Шелкового пути» уже изъявили Армения и Узбекистан. В России координатором проектов Великого Шелкового пути по линии Министерства культуры Российской Федерации на юге страны является Астраханская область, в сибирской части – Республика Хакасия.

Исполнительный директор AstraZeneca возглавит Teva

Израильский дженериковый фармгигант переманил Паскаля Сорио. Деньгами.

«Тева фармасьютикал индастриз» (Teva Pharmaceutical Industries), если верить отраслевым слухам, пригласила на должность исполнительного директора Паскаля Сорио (Pascal Soriot), который с октября 2012 года занимает такой же пост в «АстраЗенека» (AstraZeneca). Топ-менеджер, как утверждается, уже дал свое согласие встать у руля израильского производителя генерических медикаментов, который остался без руководителя после увольнения Эреза Выгодмана (Erez Vigodman) в феврале.

Заработная плата Сорио будет почти удвоена в сравнении с таковой у Выгодмана, который в 2015 году получил 5,7 млн долларов. Кроме того, за подписание контракта будут однократно выданы 15–20 млн долларов. В 2016 году на Сорио обрушился гнев акционеров «АстраЗенека», возмутившихся его денежным вознаграждением в 17,3 млн долларов.

Сейчас «Тева» находится в одном из самых сложных периодов своей деловой деятельности, проблемность которой достигла пика после прошлогодней покупки за 40,5 млрд долларов «Актавис» (Actavis), генерического подразделения «Аллерган» (Allergan). Сделка нарушила стабильность, вызвав 40-процентный обвал курса акций компании из Петах-Тиквы. Витают слухи о необходимости разделения бизнеса на две ветви: одна будет заниматься только дженериками, вторая — оригинальными лекарствами.

Иран и Нигер имеют общую точку зрения на Израиль

Спикер иранского парламента Али Лариджани осудил попытки некоторых мусульманских стран наладить связи с израильским режимом, подчеркнув, что результат таких отношений не будет благоприятным, поскольку Израиль всегда был враждебен мусульманам.

Лариджани выступил с речью на встрече с главой парламентской группы дружбы с Нигером Масани Курони, сообщает агентство Mehr.

Сегодня одним из главных вопросов мусульманского мира является борьба с терроризмом, который будет более серьезно наносить ущерб уважению и достоинству мусульман, если этот вопрос не будет решен как можно быстрее. Лариджани добавил, что израильский режим не испытывает симпатии к мусульманам, и всегда был враждебным исламскому миру.

Масани Курони, в свою очередь, выразил готовность сотрудничать с парламентом Исламской Республики Иран. «Нигер - страна, которая долгое время находилась под международным давлением, но всегда старалась учитывать интересы страны и мусульман, а не быть смиренным этим давлением», - отметил он.

Он подчеркнул, что в Африке проводился региональный саммит в присутствии президентов стран региона. «Тем не менее, президент Нигера не присутствовал на саммите из-за присутствия на нем израильского премьер-министра, с целью защиты прав мусульман, что имеет большое значение для Нигера».

13 июля в Российском культурном центре в Тель-Авиве прошел вечер, посвященный Дню семьи, любви и верности.

На вечере состоялась торжественная церемония вручения медалей «За любовь и верность» семейным парам, прожившим в браке более 25 лет. В Российском культурном центре уже несколько лет российские награды вручаются израильским супружеским парам.

В этом году медалями «За любовь и верность» удостоены четыре семьи: популярный композитор, пианист Ави Беньямин и его супруга, ведущая актриса израильского театра «Габима» Евгения Додина; израильский политик, депутат Кнессета 18 созыва Анастасия Михаэли и ее супруг Йосеф Самуэльсон; известный кинорежиссер, лауреат премии ТЭФИ Станислав Митин и его супруга, искусствовед, автор программ телеканала «Культура» Элла Митина; известный бард, композитор Владимир Айзенберг и его супруга Ирина Айзенберг.

Медали и почётные дипломы вручила руководитель представительства Россотрудничества в Израиле Наталья Якимчук. В своем выступлении она подчеркнула: «День семьи любви и верности, учрежденный по инициативе супруги российского премьер-министра Светланы Медведевой, связан с почитанием св. Петра и Февронии. Но у этого праздника нет религиозных и национальных границ. У каждого народа есть примеры семейной верности и любви».

В концертной программе вечера выступила лауреат международных фестивалей иллюзионистов, Заслуженная артистка России Елена Вайман-Циталашвили и прозвучали авторские песни в исполнении Евгения Айзенберга.

Наталья Якимчук вручает награду Владимиру и Ирину Айзенбергам

РКЦ в Тель-АвивеУчастники праздничного вечера

РКЦ в Тель-Авиве

Процесс пошёл. В какую сторону?

Крашенинникова Вероника

Ожидания и тревоги после первой встречи президентов

Итак, лёд тронулся, процесс пошёл – долгожданная встреча президентов Путина и Трампа состоялась. Собственно, это и есть главный позитивный итог. Нам эта встреча была нужна, чтобы сдвинуть с места крупные вопросы, такие как Украина и Сирия. Администрации Трампа эта встреча была нужна, чтобы попытаться снять обвинения в «русских связях» и показать, что Трамп – всё-таки полноценный президент.

Результаты встречи ещё будут проявляться в течение какого-то времени, поскольку обе стороны были немногословны по её итогам. Однако уже сейчас заметны сложности, которые возникнут в будущем.

Что же стоит за решениями, о которых высказался на пресс-конференции в Гамбурге министр иностранных дел России Сергей Лавров?

Первое: согласован меморандум о создании зоны деэскалации на юго-западе Сирии в районах Дераа, Кунейтра и Сувейда с участием России, США и Иордании. Это одна из четырёх зон деэскалации – они были определены 4 мая в Астане на встрече России, Сирии, Ирана и Турции. Тогда участие США в обеспечении безопасности в зонах деэскалации не предусматривалось, Россия и в особенности Иран были против. Теперь Вашингтону уже можно доверять? Как такое решение повлияет на наше партнёрство с Ираном? Как можно его принимать без участия Сирии? Область Кунейтра большей частью относится к спорным с Израилем Голанским высотам – значит ли это активное участие Израиля в текущем процессе?

Серьёзная проблема в том, что подобные договоренности, по сути, легитимизируют американское присутствие в Сирии, где военные США ведут свои действия в нарушение международных законов и суверенитета Сирии.

И самое существенное: такой курс взаимодействия с США по Сирии не учитывает главного в дестабилизационном плане Вашингтона – создания курдского государства. Разыгрывая карту «курдской независимости», Вашингтон закладывает кровавые конфликты на десятилетия вперёд на территории сразу четырёх государств – Сирии, Ирака, Турции, Ирана – и получает новый «плацдарм» на Ближнем Востоке. Американцы в Сирии уже создали 7 военных баз, вдобавок имеют десятки тысяч подконтрольных боевиков – и отнюдь не собираются «деэскалировать».

Второе. Вашингтон назначил спецпредставителя по урегулированию украинского кризиса, им стал близкий к сенатору Джону Маккейну Курт Волкер, который провёл большую часть карьеры на работе в НАТО. Волкер начинал в 1986 году в ЦРУ как аналитик, в 1997–1998 годах работал в аппарате Джона Маккейна. На посту директора по Европе и Евразии в Совете по национальной безопасности США Волкер готовил саммиты НАТО 2002-го и 2004 года, в частности, вступление в блок семи государств Восточной Европы и Прибалтики. В 2005-м Волкер стал заместителем, а затем и представителем США при НАТО. В последние годы он возглавлял Институт международного лидерства Джона Маккейна и выступал за поставки вооружений Украине. Можно предположить, что по Украине политика в агрессивном русофобском духе будет продолжена.

Третье. Решено создать двусторонний рабочий формат в сфере кибербезопасности. В этой сфере США лидируют как по широкому спектру деятельности АНБ, так и по части обвинений России в хакерских атаках. Нам придётся приложить недюжинные усилия, чтобы эта площадка не превратилась в ещё один формат бичевания и давления на Россию. Хотя через пару дней после встречи Трамп в «Твиттере» уже денонсировал эту договоренность, что заставляет задаваться вопросом о ценности соглашений с ним.

Как сказал Владимир Путин, мы можем надеяться «…хотя бы частично восстановить тот уровень взаимодействия, который нам нужен». Действительно, наши ожидания от администрации Трампа весьма скромные, и такая реалистичность в оценке – необходимый залог эффективности в работе с Белым домом в «эпоху Трампа».

«Скорая помощь» соотечественникам.

За последние пять лет сохраняется тенденция роста приобретения гражданства Российской Федерации.

В 2016 году его получили более 265 тысяч человек. В этой связи особая роль отводится реализации Госпрограммы по оказанию содействия добровольному переселению в Россию соотечественников, проживающих за рубежом.

Наш корреспондент побывал в Кыргызской Республике, где посетил Представительство МВД России по вопросам миграции и узнал, как ведётся эта работа, что называется, на местах.

В целом интерес к Государственной программе проявляют соотечественники как из стран СНГ, так и дальнего зарубежья – стран Балтии, Израиля, Германии, Бразилии, Боливии, Уругвая, США. Представительства МВД России по вопросам миграции открыты сегодня в семи государствах – Армении, Киргизии, Латвии, Молдове, Таджикистане, Туркменистане и Украине. По самой свежей информации, достигнуто соглашение об открытии представительства в Республике Узбекистан.

Рассмотрим аспекты реализации программы на примере деятельности Представительства МВД России по вопросам миграции в Кыргызской Республике.

Офис Представительства находится в Бишкеке по адресу: улица Раззакова, дом 2. Это недалеко от железнодорожного вокзала, что создаёт определённые удобства для граждан, прибывающих за получением госуслуг в сфере миграции из дальних уголков Кыргызстана.

Внутри помещение офиса оборудовано по самым современным стандартам. У входа – стол дежурного консультанта, напротив – стенд со справочной информацией, в глубине помещения – три переговорных кабинки, изолированных друг от друга стеклянными перегородками. Дверь слева от входа ведёт в служебную зону. Это просторный зал с пятью рабочими местами и стеллажами для документации. Наличие стеллажей вполне оправдано – за время работы Представительства в его архивах скопилось порядка тысячи томов.

В противоположном от окна крыле служебной зоны – кабинет руководителя Представительства. Здесь, как и положено для государственного учреждения такого уровня, – атрибуты государственной власти Российской Федерации и страны пребывания – Кыргызской Республики.

Хозяин кабинета – Владимир Иванович Филиппов. До 2016 года он выполнял те же обязанности по линии расформированной ныне ФМС России. В августе был переназначен на должность руководителя Представительства МВД России по вопросам миграции.

Владимир Филиппов – кандидат политических наук, тема его диссертации – «Переселение российских соотечественников из постсоветских государств».

В штате Представительства, помимо руководителя, – ещё четыре сотрудника. Это опытные специалисты, досконально знающие соответствующую нормативно-правовую базу.

Ежедневно по вопросам предоставления госуслуг в сфере миграции в Представительство обращается около 60–70 человек. Предварительная запись отсутствует, приём осуществляется в порядке живой очереди. Тем не менее, у дверей представительства нет суеты и столпотворения.

«Ещё 6–7 лет назад всё было по-другому, – делится воспоминаниями Владимир Иванович. – В представительство ФМС в Бишкеке за консультациями обращалось до 200 человек в день. Естественно, выстраивались очереди. Сегодня страсти поутихли, идёт спокойная планомерная работа».

Основное направление деятельности представительства – реализация Государственной программы по оказанию содействия добровольному переселению в Россию соотечественников, проживающих за рубежом. Госпрограмма была начата в 2007 году, а с 2013-го – объявлена бессрочной.

Как следует из названия, программа рассчитана на российских соотечественников – в самом широком смысле этого слова. Во внимание принимается не столько национальная принадлежность потенциального участника, сколько его исторические и культурные связи с Россией, владение русским языком и, самое главное, желание переехать на историческую родину.

На вопрос, в чём преимущество участия в госпрограмме перед обычным порядком получения гражданства, руководитель представительства поясняет: «Программа даёт возможность нашим соотечественникам, проживающим в Кыргызстане, после принятия окончательного решения о переезде в Россию, максимально быстро получить российское гражданство, а также найти работу и обустроиться. Дело в том, что на решение этого вопроса в общем порядке уходит более пяти лет. С учётом действующих для кыргызстанцев льгот – не менее полутора–двух лет. В рамках же Госпрограммы этот срок составляет в среднем около полугода».

Количество поданных на участие в программе заявлений в последние два года находится примерно на одном уровне – чуть более 1200. Если считать самих заявителей и членов их семей, то за год участниками Госпрограммы становится приблизительно три тысячи кыргызстанцев.

На сегодняшний день действие Госпрограммы распространяется на 61 регион Российской Федерации. Для сравнения – в 2007 году в программе участвовали всего 12 регионов.

Какие же территории наиболее популярны среди кыргызских участников Госпрограммы?

«За 10 лет приоритеты особо не изменились, – отвечает Владимир Филиппов. – Калининградская область была одной из первых, выбранных для участия в Госпрограмме. И туда хотели переехать около 60% заявителей. Сегодня также многие выбирают эту территорию. Кроме того, в лидерах – Новосибирская, Ленинградская, Воронежская, Тульская, Липецкая области. Немало желающих переехать в регионы приоритетного вселения – на Дальний Восток».

Такие понятия, как «регион вселения» и «регион приоритетного вселения», появились недавно. Раньше действовали категории вселения «А», «Б» и «В». Разделение по приоритетам обусловлено размерами так называемых «подъёмных». Это средства, выделяемые участникам программы единовременно для первичного обустройства на новом месте жительства. Кроме того, компенсируется стоимость проезда к постоянному месту жительства участнику программы и членам его семьи, стоимость провоза личных вещей, расходы на уплату государственной пошлины. При отсутствии дохода от трудовой, предпринимательской и иной, не запрещённой законодательством Российской Федерации деятельности, в течение первых шести месяцев выплачивается пособие в размере 50% от прожиточного минимума.

Размер подъёмных на территориях вселения составляет 20 тысяч рублей на заявителя и по 10 тысяч на каждого члена его семьи. Что касается территорий приоритетного вселения, то там уже – 240 тысяч рублей на заявителя и по 120 тысяч на каждого члена семьи. Правда, эти деньги выплачиваются не сразу, а в два этапа: после прибытия и постановки на учёт по месту пребывания либо регистрации по месту жительства и через 18 месяцев.

Обязательный срок проживания в выбранном регионе с момента переезда в настоящее время увеличен с двух до трёх лет.

К участникам программы предъявляется много других требований. Перечислять их нет смысла, они изложены как в Указе Президента Российской Федерации, утвердившем Госпрограмму, так и в региональных программах субъектов России, участвующих в реализации Госпрограммы.

Главные цели программы – стимулирование и организация процесса добровольного переселения соотечественников на постоянное местожительство в Российскую Федерацию, содействие социально-экономическому развитию регионов и решение демографических проблем.

«Больше всего регионы России заинтересованы в медиках и педагогах, – поясняет Владимир Иванович. – Но для успешного решения вопроса, помимо владения профессией, заявитель должен иметь возможность самостоятельно обустроиться на новом месте. Хотя в некоторых регионах предоставляется служебное или временное жилье, но это происходит далеко не всегда».

Немаловажную роль в деле переселения играет наличие в том или ином регионе родственников: это облегчает вопрос временного размещения, регистрации, трудоустройства.

«Наша задача – донести информацию обо всех нюансах, связанных с переселением соотечественников на историческую родину, – говорит Филиппов. – Кто решается на переезд, тот должен понимать, что это серьёзный шаг. Переехать на соседнюю улицу, в соседний город – непросто, а тут – поменять страну».

По словам руководителя Представительства, процент отказов остаётся значительным. Причины могут быть разные, но чаще всего формулировка звучит так: несоответствие условиям и требованиям Госпрограммы переселения. Дело в том, что наряду с общей Госпрограммой существуют региональные программы переселения, где, в частности, содержатся более конкретные требования к потенциальным переселенцам. Так, некоторые субъекты привлекают соотечественников именно на определённые вакансии. Например, Курская область принимает по программе только врачей, Краснодарский край – медиков и учителей, готовых работать в сельской местности. Если профессия соотечественника и его профессиональный опыт не востребованы в регионе, нет соответствующей вакансии, то ему могут отказать.

«Ничего страшного в этом нет. В случае отказа можно подать заявление на переселение в другие субъекты Российской Федерации», – поясняет Владимир Иванович.

Факт пересечения российско-кыргызской границы и наличие документа об участии в программе ещё не означают, что переселенцу удастся на сто процентов решить вопрос переселения и получения гражданства. Обустройство на новом месте и оформление документов – дело уже самих соотечественников. Иногда им помогают осевшие и получившие гражданство бывшие жители азиатских республик. Так, наиболее сильная диаспора переселенцев – в Калининграде.

Но вернёмся к работе Представительства. Оно оказывает бесплатные консультативные услуги не только в рамках Гос-программы, но и по другим миграционным вопросам. Сотрудники Представительства также проводят и выездные консультации, что весьма актуально и востребовано для соотечественников, проживающих в дальних регионах республики.

Большое значение в работе Представительства придаётся вопросам профилактики незаконной миграции, а также оказанию содействия в деятельности общественных объединений и организаций российских соотечественников в Кыргызстане.

Благодаря налаженному конструктивному взаимодействию Представительства с органами государственной власти Кыргызской Республики в сфере миграции в 2011 году впервые на постсоветском пространстве удалось подписать межправительственное Соглашение «О правовом статусе представительства ФМС России в Кыргызской Республике», которое наделяло дипломатическим иммунитетом сотрудников и имущество представительства. На основе указанного документа в настоящее время проходит российско-кыргызский переговорный процесс о подписании нового международного Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Кыргызской Республики о взаимном учреждении представительств компетентных органов в сфере миграции.

Игорь Алексеев

Наша справка

Государственная программа по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом, утверждена Указом Президента России от 22 июня 2006 года №637 (в редакции от 14 сентября 2012 года).

С начала 2017 года сотрудники Представительства МВД России в Кыргызской Республике (по вопросам миграции) провели 5 106 консультаций, принято 573 заявления по Госпрограмме (с членами семей – 1 522 человека), свидетельства участников Госпрограммы выданы 306 семьям (с членами семей – 806 человек), оформлено и отправлено более 275 личных дел переселенцев, проведено 4 видеоконференции с субъектами Российской Федерации.

За весь период реализации Госпрограммы переселения Представительством принято 13 422 заявления от соотечественников (с членами семей – 32 385 человек), 8 387 семьям выданы Свидетельства участников Госпрограммы переселения (20 695 человек).

Израиль и Россия ведут постоянный диалог, несмотря на существующие разногласия, заявил израильский министр обороны Авигдор Либерман.

"Несмотря на разногласия, мы ведем постоянный диалог. У нас есть смешанная группа между нашими и российскими военными, которые занимаются деэскалацией, предупреждением конфликтов. Надеюсь, и по остальным вопросам мы сможем значительно продвинуться в ближайшее время", — заявил Либерман в интервью газете "Коммерсант".

По его словам, сегодня Россия играет одну из ведущих ролей на Ближнем Востоке и в мире в целом.

"Россия — мировая держава, и для решения любого вопроса надо, прежде всего, достичь согласия между США и Россией. После договоренности между США и Россией из Сирии были вывезены громадные запасы химического оружия. В конечном итоге именно США и Россия договорились о зонах деэскалации в Сирии — никто другой. Все остальные играют второстепенную роль", — заявил Либерман, добавив, что достичь прекращения военных действий в Сирии возможно путем диалога Москвы и Вашингтона.

Президент США Дональд Трамп заявил, что установление перемирия в Сирии является примером успешного взаимодействия с Россией.

В интервью телеканалу CBN News Трамп сообщил, что считает установление перемирия в Сирии "важным примером успеха", которого он пока достиг во взаимодействии с Россией.

"Я считаю, что у нас была восхитительная встреча. Одна вещь, которую мы сделали — мы договорились о перемирии в важной части Сирии, где был ужасный бедлам и ужасающие убийства. И, кстати, сейчас прошло четыре дня (с этого момента). Перемирие держится на протяжении четырех дней", — отметил Трамп.

Он добавил, что предыдущие режимы перемирия "совсем не держались". "И это потому, что президент Путин и президент Трамп достигли соглашения, и теперь оно (перемирие) соблюдается", — добавил американский президент.

Трамп заявил также, что "не знает, что дальше будет происходить". "Возможно, они начнут стрелять опять. Но это (перемирие) держится, в отличие от всех других, которые ничего не значили", — уверен лидер США.

Ранее президенты России и США в результате двусторонних переговоров в Гамбурге достигли соглашения о перемирии в южных районах Сирии. Спецпосланник ООН по Сирии Стаффан де Мистура заявил, что ООН считает установление перемирия на юго-западе Сирии значимым шагом в урегулировании конфликта.

Израиль не собирается вмешиваться в ситуацию в Сирии, но не допустит усиления Ирана на юге арабской республики, заявил министр обороны Израиля Авигдор Либерман.

"Иран сегодня превращает всю Сирию, в том числе юг, в плацдарм против Израиля. Мы этого не готовы допустить, не готовы с этим мириться. Поэтому мы добиваемся, чтобы и духа их там не было. Это одно из главных условий, на котором мы настаиваем", — заявил Либерман в интервью газете "Коммерсант".

По его словам, то, что происходит в Сирии, не является делом Израиля.

"Еще раз подчеркну: мы не собираемся вмешиваться. Мы вмешаемся только при нескольких условиях. В частности, если будет нарушен наш суверенитет. Когда на нашей территории рвутся снаряды, выпущенные сирийской армией, мы тут же очень жестко отвечаем. Впрочем, не так жестко, как, наверное, ответила бы Россия", — отметил министр.

"Мы не вмешиваемся во внутренние дела ни Сирии, ни кого-то другого. Мы самодостаточное государство, имеющее очень мощную инфраструктуру. У нас все хорошо, мы никого не собираемся трогать и не претендуем ни на чью территорию", — заключил Либерман.

РОССИЙСКИЕ ВОЕННЫЕ ПРИДУТ НА ГОЛАНСКИЕ ВЫСОТЫ

Израиль с настороженностью отнесся к российскому плану перемирия в районе Голанских высот.

Израильская пресса пишет, что Тель-Авив не устраивает прибытие в район Кунейтры российской военной полиции, которая должна контролировать выполнение соглашения.

В тоже время Израиль выразил надежду, что поддержанное Дональдом Трампом перемирие предотвратит дальнейшее продвижение сирийских и иранских сил в сторону оккупированных Израилем Голанских высот.

«Ynet.news» приводит слова генерального директора израильской разведки Чагая Цуриэля о том, что «сирийский режим, «Хезболла» и Иран могут воспользоваться перемирием и усилить свое присутствие».

Израиль и Иордания стремятся всеми силами не допустить, чтобы сирийцы взяли под контроль трассу Тегеран-Бейрут. Израиль не в восторге и от идеи патрулирования линии разграничения российской военной полицией, которая сможет фиксировать факты оказания поддержки боевикам «Аль-Кайды» (запрещена в РФ) с израильской стороны.

Недавно «British Times» опубликовала информацию о том, что Израиль упрашивает США и Россию создать демилитаризованную зону в южной части Ливана, чтобы в ней не присутствовали «Хезболла» и другие шиитские формирования. Однако больше всего Израиль озабочен тем, как ему удержаться на оккупированных Голанских высотах.

Дамаск же получает возможность, благодаря снижению напряженности на юге перебросить дополнительные силы на фронты борьбы с «Исламским государством»(группировка запрещена в РФ). Впрочем, несмотря на перемирие в трех южных провинциях там продолжились спорадические столкновения, а сирийская армия провела в Сувейде успешную наступательную операцию, вытеснив боевиков «Исламского государства» с ряда важных позиций.

Николай Иванов

Международная академическая конференция «Традиционные религиозные мировоззрения и ценности в 21-м веке» состоялась в Российском культурно-информационном центре. Организаторами научного форума выступили Болгарская академия наук, СУ «Св. Кл. Охридского», Национальный Совет религиозных общностей Болгарии и представительство Россотрудничества в Республике Болгарии.

В конференции приняли участие ведущие ученые институтов БАН, преподаватели высших учебных заведений, представители религиозных общностей, молодые ученые и докторанты.

Тематику конференции, авторское участие и организацию научного форума обеспечил научный коллектив – д-р Стефан Пенов, д-р Сергей Методиев, д-р СевделинаНиколова, д-р Людмил Петров и д-р Константин Пеев. Научным руководителем форума выступил профессор Стефан Пенов. С академическими докладами в конференции приняли участие представители России и Израиля – профессор Михаил Шахнович, доцент Дмитрий Бирюков и профессор Марсел Израел.

Научная дискуссия прошла по четырем тематическим блокам. В блоке «Логика и метафизика» выступили: профессор Стефан Пенов, д-р Цветелин Ангелов, доцент ЦветанаРайчева, профессор Александр Гънгов и доцент Николай Михайлов. Во втором блоке «Философия, религия и наука» выступили: профессор Петко Ганчев, профессор ХристоГагов, д-р Теодора Димитрова и д-р Гери Пилоу. В тематическом блоке «Религия, философия, общество» свои доклады представили: д-р Сергей Методиев, доцент Татьяна Батулева, доцент Елена Петрова и доктор Паулина Тодорова. В четвертом тематическом блоке «Религии, деноминации, ценности» выступили: доцент КостадинНушев, докторант Теодора Йосифова и д-р Людмил Петров.

На следующий день дискуссия продолжилась в БАН – Институте исследования обществ и знания. В центре внимания ученых были вопросы современного ислама. Прошел и тематический семинар «Сотворение и эволюция, бог и мир».

Материалы научной конференции будут опубликованы в тематическом сборнике.

"Дерби" станет основным оружием "Теджаса".

Израильская компания Rafael завершила работы по интеграции ракеты воздушного боя завизуальной дальности I-Derby на индийский истребитель Tejas, сообщает "Военный Паритет" со ссылкой на flightglobal.com (10 июля 2017).

Директор по маркетингу и развитию бизнеса авиационного отделения компании Йосси Горовиц (Yossi Horowitz) говорит, что эта ракета станет основным оружием воздушного боя "Теджаса". Он добавил, что Индия может оснастить свой истребитель и версией ракеты с повышенной дальностью I-Derby ER (до 54 морских миль, или 100 км), оснащенной радиолокационной ГСН.

Тем временем "Рафаэль" готовится предложить ракету Spike ER для вооружения индийских вертолетов. Дальность стрельбы 3,4 морские мили (6300 м - прим. ВП).

Евросоюз намерен добиться полного выполнения договоренности по Ирану всеми сторонами, заявила глава дипломатии ЕС Федерика Могерини на фоне пересмотра США своей политики в отношении Ирана и соглашения об урегулировании его ядерной проблемы.

"Мы обеспечим, чтобы взаимодействие продолжалось и чтобы договоренность была полностью выполнена всеми. Это означает как ядерную часть, так и остальные: снятие санкций и постепенное наращивание взаимодействия во всех секторах", — сказала Могерини журналистам после встречи с главой МИД РФ Сергеем Лавровым.

Она отметила, что "США продолжают пересмотр (политики)".

"Мы уважаем это, но мы также ясно заявляем, что ядерная договоренность принадлежит не одной стране, она принадлежит международному сообществу, системе ООН, она одобрена резолюцией СБ ООН", — заявила глава дипломатии ЕС.

Иран и "шестерка" международных посредников 14 июля 2015 года достигли исторического соглашения об урегулировании многолетней проблемы иранского атома. Был принят совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), выполнение которого снимает с Ирана введенные ранее экономические и финансовые санкции со стороны СБ ООН, США и Евросоюза. План вступил в действие 16 января 2016 года. Соглашение с Ираном критиковали власти Израиля и нынешний президент США Дональд Трамп.

В Казахстане рыбный бум: объемы производства свежей рыбы выросли на 19% за год, консервированной - на 6%, передает Energyprom.kz.

Цены также подскочили: свежая, мороженная и соленая рыба подорожала на 6-9% за год, консервы - на 13%.

За январь-май 2017 в Казахстане произвели 11,2 тысячи тонн свежей, охлажденной и мороженной рыбы - сразу на 18,6% больше, чем годом ранее. Основные регионы-поставщики - Атырауская и Кызылординская области, обеспечивающие порядка двух третей всей продукции по РК.

30.06-01.07 в Аральском районе Кызылординской области прошел ІІІ международный слет рыбаков Приаралья с участием гостей из Дании, России, Актюбинской, Карагандинской, Южно-Казахстанской и Восточно-Казахстанской областей. Аким области Крымбек Кушербаев отметил, что на реализацию инвестиционных проектов в секторе рыбпрома позитивно влияют автокоридор «Западная Европа-Западный Китай» и образование ЕАЭС. К примеру, был построен совместно с российскими предпринимателями рыбоперерабатывающий завод «Рыбный край Димитровград» в Ульяновской области, сырье на этот завод поставляется в основном с Аральского моря.

Рыбное хозяйство вновь превращается в одну из важных отраслей экономики Кызылординской области: 3 из 8 рыбоперерабатывающих заводов имеют еврокоды для экспорта рыбной продукции в Европу. Только за последние 4 года объем добычи рыбы в регионе вырос на 65%, а экспорт рыбной продукции - в 3 раза. Сегодня аральская рыба экспортируется в Данию, Польшу, Россию, Грузию и Азербайджан, а вылов рыбы в Аральском море достиг 8 тысяч тонн в год.

Консервированная рыба, икра и ее заменители

В сегменте приготовленной или консервированной рыбы объемы производства за 5 месяцев достигли 4,3 тыс. тонн - на 5,8% больше, чем годом ранее. Здесь две трети объемов обеспечивает три ключевых региона: Алматинская область, ЗКО и ЮКО.

В ЮКО в ближайшее время планируется открыть два малых предприятия по переработке рыбы в Шардаринском районе - лидере рыбпрома в регионе. На сегодняшний день в районе действуют 4 завода по переработке, которые способны производить более 5 тыс. тонн рыбной продукции. Предприятия с начала года уже переработали 1300 тонн рыбы на общую сумму 1,3 млрд тенге. Из них 80% продукции уходят на экспорт в Россию, Германию, Израиль, Грузию и Узбекистан, а 20% - поставляются на внутренний рынок.

По итогам прошлого года объемы свежей, охлажденной или мороженной рыбы приросли к 2015 на 16,1%, консервированной рыбы, икры и заменителей - на 2,6%.

В стоимостном выражении переработка и консервирование рыбы, ракообразных и моллюсков достигли за январь-май текущего года 6,79 млрд тг - сразу на 31,8% больше, чем в аналогичном периоде годом ранее.

В многолетней динамике заметный рост рыбпрома начался в 2014 году (сразу +18,2% к 2013), в 2015 годовой рост достиг 21,5%, в 2016 составлял 12,3%.

По итогам июня розничные цены на свежую или охлажденную рыбу выросли год-к-году на 6,1%, до 588,7 тг за кг, на соленую и копченую - на 8,6%, до 1283,3 тг за кг, на мороженную обезглавленную - на 8%, до 830,6 тг за кг.

Сельдь подорожала на 5,6% за год, до 821,5 тг за кг, рыбные консервы - на 13,2%, до 509,5 тг.

При сборе новостей использованы данные порталов www.kapital.kz, www.dknews.kz.

Источник: Energyprom.kz.

Министр обороны Ирана высказался по поводу освобождения Мосула

Министр обороны Ирана бригадный генерал Хоссейн Дехган высоко оценил полное освобождение иракского города Мосула от власти террористической группировки ИГИЛ, которое фактически положило конец правительству такфиристов в арабской стране, сообщает Iran Daily.

Дехган направил в воскресенье два отдельных сообщения Хади аль-Амери, старшему командующему иракскими волонтерскими силами, широко известному по арабскому имени «Хашд аль-Шааби» и министру обороны Ирака Эрфану Махмуду аль-Хаяли.

В своем послании к Амери, министр обороны Ирана сказал, что полное освобождение исторического города Мосул от контроля террористической группировки ИГИЛ принесло счастье всем сторонникам и проводникам стабильности, мира и безопасности в Ираке, особенно иракскому народу, правительству и Вооруженным силам.

Он добавил, что достичь таких побед в Ираке было невозможно без искренности, храбрости и преданности волонтерских сил под руководством высших шиитских священнослужителей и смелых командиров этой страны.

Министр обороны Ирана также поздравил Хаяли и правительство Ирака, людей и вооруженные силы. «Эта главная победа сорвала заговоры США и сионистского режима [Израиля]», - сказал Дехган.

Он выразил надежду, что это событие приведет к полному поражению стратегии системы ведения войн через посредников в регионе.

Премьер-министр Ирака Хайдер аль-Абади в воскресенье объявил о заключительной «победе» над террористической группировкой ИГИЛ в Мосуле после восьми месяцев борьбы с экстремистами, которые оставили части второго по величине города страны в руинах.

Возвращение Мосула, расположенного примерно в 400 километрах к северу от столицы Ирака города Багдада, может ознаменовать эффективное завершение деятельности ИГИЛ в арабской стране.

Вооруженная сирийская оппозиция рассчитывает на распространение перемирия, заключенного на юго-западе Сирии, на всю территорию страны, заявил начальник генерального штаба Свободной сирийской армии Ахмад Берри.

"Мы бы хотели всеобъемлющего перемирия… Чтобы перемирие распространялось на всю Сирию, а не отдельный район", — сказал Берри РИА Новости.

По его словам, официальный Дамаск будет вынужден соблюдать перемирие, если об это договариваются Россия и США. "Дамаск пытается любыми способами не утверждать перемирия… Но если режим почувствует, что США и Россия хотят закрепить это перемирие, то оно будет соблюдаться", — сказал собеседник агентства.

По его мнению, главная цель данного перемирия — это защита границ Иордании и Израиля. "Мы хотели бы большей ясности, чтобы об этой договоренности было объявлено официально", — добавил Берри.

Министр иностранных дел РФ Сергей Лавров в пятницу сообщил, что эксперты России, США и Иордании согласовали меморандум о создании зоны деэскалации на юго-западе Сирии: это районы Дераа, Кунейтра и Сувейда. Режим прекращения огня вступил в силу в этой зоне с 12.00 9 июля по дамасскому времени. В свою очередь, как информировал РИА Новости осведомленный источник в Дамаске, перемирие в этих районах соблюдается: каких-либо провокаций или нарушений не зафиксировано.

Израиль считает легитимной критику в адрес американского миллиардера Джорджа Сороса и винит его в систематических попытках "подорвать демократически избранные правительства" еврейского государства, заявил местный МИД.

Отношение к финансисту, спонсирующему сеть международных неправительственных организаций, внешнеполитическое ведомство сформулировало в виде разъяснения к словам своего посла в Венгрии Йосси Амрани. Тот недавно выразил обеспокоенность формами, которые порой приобретает антисоровская кампания в стране пребывания, и предостерег об угрозе пробуждения "демонов и теней прошлого".

"Израиль сожалеет о любом проявлении антисемитизма в любой стране и повсюду поддерживает еврейские общины в противостоянии этой ненависти. Это была единственная цель заявления, с которым выступил посол Израиля в Венгрии", — сказано в пресс-релизе.

"Оно ни в коей мере не преследовало цели делигитимизировать критику (в адрес) Джорджа Сороса, который систематически подрывает демократически избранные израильские правительства, финансируя организации, которые порочат еврейское государство и отрицают его право на самозащиту", — пояснил МИД, имея в виду поддержку Соросом НКО, которые критикуют политику Израиля на оккупированных палестинских территориях.

На следующей неделе премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху планирует посетить Венгрию, власти которой столкнулись с внешним и внутренним противодействием попыткам провести законы, позволившие им ограничить свободу действий структур Сороса и, в частности, закрыть патронируемый миллиардером Центрально-Европейский университет.

Об экспорте зерна и продуктов его переработки через пункты пропуска Краснодарского края за 6 месяцев 2017 года

За шесть месяцев 2017 года через морские порты «Ейск», «Кавказ», «Новороссийск», «Тамань», «Темрюк» и «Туапсе» отгружено 496 судов с зерном и продуктами его переработки, общим объемом свыше 11,016 млн. тонн, доля пшеницы от общего объема составила более 8,152 млн. тонн. Данная продукция была направлена в 51 страну мира: Тунис, Италия, Турция, Ливия, Египет, Армения, Сенегал, Мали, Кот-д'Ивуар, Йемен, Южная Корея, Нигерия, Вьетнам, ОАЭ, Бангладеш, Оман, Индонезия, Болгария, Судан, Сирия, Шри-Ланка, Бенин, Нидерланды, Индия, Ливан, Бурунди, Руанда, Танзания, Нигер, Буркина Фасо, Камерун, Гана, Саудовская Аравия, Кения, Уганда, Иордания, Греция, Марокко, Мозамбик, Грузия, Иордания, Того, Алжир, Никарагуа, Катар, Израиль, Малави, Южная Африка, ЮАР, Кабо Верде и Республика Конго.

Специалистами Управления на данный подкарантинный груз выданы фитосанитарные сертификаты, которые свидетельствуют, что сертифицированная продукция соответствует фитосанитарным требованиям стран-импортеров.

При этом необходимо отметить о том, что каждая страна предъявляет свои карантинные фитосанитарные требования. К примеру, Египет, Израиль и Иордания не допускает наличие в зерновых семян Ambrosia spp., и других сорных растений, Ирак, Сирия, ограничивает ввоз зерна с содержанием спор возбудителя твердой головни Tilletia caries, страны Евросоюза, Турция запрещают ввоз продукции зараженной рисовой листовой нематоды Aphelenchoides besseyi, согласно предъявляемым фитосанитарным требованиям Туниса и Кении, зерна пшеницы должны быть свободными от желтого слизистого бактериоза Clavibacter tritici.

Управление Россельхознадзора по Краснодарскому краю и Республике Адыгея напоминает всем заинтересованным сторонам, принимающим участие в экспорте зерна, о необходимости соблюдения требований законодательства в области карантина растений при экспорте зерна и продуктов его переработки. Кроме этого, до момента отправки зерна, рекомендуем формировать партии соответствующие фитосанитарным требованиям импортера с учетом последних обновлений 2016-2017 гг.

Израиль рассчитывает, что Россия и США рассмотрят и учтут его требования о недопустимости закрепления в Сирии иранских сил при организации перемирия в юго-западных районах соседней страны, сообщил глава израильского правительства Биньямин Нетаньяху.

Он сообщил, что на этой неделе обсуждал данный вопрос в телефонных разговорах с президентом России Владимиром Путиным и госсекретарем США Рексом Тиллерсоном.

"Они оба сказали мне, что понимают позицию Израиля и рассмотрят наши требования", — сказал премьер-министр на заседании кабинета.

Министр иностранных дел России Сергей Лавров ранее подтвердил, что Россия и США готовы с полудня воскресенья объявить о прекращении огня в соседних с Израилем и Иорданией юго-западных провинциях Сирии Дераа, Кунейтра и Сувейда.

Премьер Израиля также сказал, что будет приветствовать прекращение огня в приграничных районах Сирии, если оно не усилит проиранские силы.

"Израиль будет приветствовать настоящее прекращение огня в Сирии, но оно не должно привести к консолидации сил Ирана и его сателлитов в Сирии в целом и на юге Сирии, в частности", — сказал Нетаньяху.

Пресс-конференция по итогам саммита «Группы двадцати».

Президент России Владимир Путин ответил на вопросы журналистов об итогах двухдневного саммита «большой двадцатки».

В.Путин: Добрый день!

Давайте я не буду делать заявлений, никакого монолога. Вы всё, многое видели, слышали. Давайте сразу к вопросам перейдем.

Пожалуйста.

Вопрос: Владимир Владимирович, известно, что как эксперты, так и рядовые граждане, часть из которых сейчас буянит, протестует неподалёку от этого здания, по-разному оценивают полезность саммитов «двадцатки». На этом, например, больше разговоров было о Вашей встрече с Трампом. Тем не менее, какая тема, которую обсуждала нынешняя «двадцатка», по Вашему мнению, самая актуальная для России? Спасибо.

В.Путин: «Двадцатка» – это, прежде всего, экономический форум, хотя возникает много вопросов политического характера и смежных. Тем не менее всё-таки основная тема – это развитие мировой экономики, и именно этому уделялось основное внимание.

Мы договорились об определении принципов устойчивости мировой экономики, и это чрезвычайно важно для того, чтобы вместе работать по единым стандартам.

Затем мы продолжили тему, которая, кстати, начата ещё в Петербурге. Это работа с отмыванием денег и всё, что связано с «налоговыми гаванями» и уходом от налогообложения. Вещь чрезвычайно важная и имеет практическое значение.

Затем, не менее важно, это тоже связано с экономикой, но это как раз смежная, но очень важная тема – борьба с террором, отслеживание денежных потоков с целью предотвращения финансирования терроризма.

Наконец, большая тема и очень чувствительная – это климатические изменения. Здесь председателю [в «Группе двадцати»], Федеративной Республике Германия, мне кажется, удалось добиться оптимального компромисса в непростой ситуации, в которой председатель оказался, а именно в связи с выходом Соединенных Штатов из Парижского соглашения. Была достигнута договоренность, компромисс, когда все страны зафиксировали, что Соединенные Штаты из этого соглашения вышли, но готовы продолжать сотрудничество по отдельным направлениям и с отдельными странами над решением вопросов климатических изменений. Это, мне кажется, уже положительный элемент, и это можно точно записать в актив канцлеру Меркель.

Но есть и другие вопросы, которые мы изучали. Например, цифровая экономика. Здесь наше предложение было – выработать общие правила в сфере цифровой экономики, обозначить, что такое кибербезопасность, разработать целую систему правил поведения в этой сфере.

Мы говорили сегодня, Президент Южно-Африканской Республики об этом говорил достаточно убедительно, что нужно предпринимать общие усилия, собственно говоря, это звучало почти во всех выступлениях, отражено так или иначе и в итоговом документе, – нужно быть готовым к высвобождению рабочей силы, нужно знать, что нам делать с высвобождающимися рабочими руками, как заниматься переквалификацией, в какие сроки, какие должны быть здесь правила. Я в том числе обращал внимание на то, что нужно работать будет и с профсоюзами, потому что профсоюзы должны будут защищать не только интересы трудовых коллективов, но и индивидуальных предпринимателей, работающих в цифровой экономике, а таких рабочих мест становится все больше и больше. Это так или иначе связано с правами женщин и с образованием девочек это то, о чем в принципе говорится на многих форумах, но сегодня это обсуждалось применительно к цифровой экономике.

В общем, это Форум, безусловно, полезный, и думаю, что он сыграет свою роль в стабилизации мировой экономики в целом.

Вопрос: Владимир Владимирович, я продолжу тему моего коллеги. Хотя политических вопросов на саммите было много, они все больше и больше на «двадцатке» появляются, тем не менее Вы перечисляли экономические темы, они все же в приоритете. Многие выступающие, министры разных стран, отвечающие за экономику, говорили о том, что 2017 год может стать годом роста мировой экономики. Насколько, Вы считаете, это оправдано и коснется ли этот рост России с учетом неблагоприятных тенденций – санкций, ограничений, других факторов?

В.Путин: Неблагоприятных тенденций мы пока не видим, или, скажем так, уже почти не видим, тенденций, во всяком случае. Есть факторы, которые не способствуют развитию экономики, в том числе мировой экономики, и в еврозоне, и в России, те самые нелегитимные ограничения, о которых Вы упомянули. Мы выступаем за снятие всяких ограничений, за свободу торговли, за то, чтобы работать в рамках Всемирной торговой организации, в рамках правил ВТО. Кстати говоря, одной из обсуждаемых тем в экономической сфере была как раз свобода торговли и борьба с протекционизмом. Это тоже одно из важнейших направлений, которые нужно упомянуть.

В целом, движение есть. Правда, несколько снижены относительно первоначальных оптимистических прогнозов показатели роста, но все-таки рост, и рост очевидный, в том числе и в России.

Я уже совсем недавно говорил, а здесь я еще раз повторил это: рост российской экономики очевиден, российская экономика, совершенно определенно можно это сказать, вышла из рецессии. Мы растем третий, вот уже, наверное, скоро будет четвертый квартал подряд. В мае рост российской экономики превысил три процента – 3,1 процента. Думаю, что у нас будет в среднем по 2017 году процента два роста. Это заметный вклад и в рост мировой экономики.

При этом напомню, что у нас на низком уровне находится безработица – 5,2 процента, растут резервы, в том числе резервы Центрального банка, резервы Правительства. Резервы Центрального банка выросли уже до 412 миллиардов долларов. У нас на 40 процентов увеличились доходы федерального бюджета, и это все на фоне достаточно низкой инфляции – 4,4 процента. Всё это вместе, безусловно, не может не вселять оптимизма, хотя, конечно, нельзя сказать, что этот тренд является абсолютно устойчивым. Мы должны внимательно следить за тем, чтобы поддержать этот тренд на рост. У меня есть все снования полагать, что нам это удастся.

Вопрос: Владимир Владимирович, к Вашей встрече с Трампом было приковано внимание всего саммита, это без преувеличения можно сказать. Как Вы оцениваете итоги этой встречи? Ведь не секрет, что в Польше, например, звучала достаточно жесткая риторика из уст американского Президента, американские СМИ вообще провели недружественную «артподготовку». Трамп прямо ставил вопрос о вмешательстве России в выборы в США? Вам он по-человечески понравился? Вам удастся поладить, как Вы считаете?

В.Путин: Президент Соединенных Штатов ставил вопрос, мы обсуждали этот вопрос. И это был не один вопрос, это было много, он уделил этому много внимания. Наша позиция хорошо известна, я ее воспроизвел. Нет никаких оснований считать, что Россия вмешивалась в выборный процесс Соединенных Штатов.

Но что важно – это то, что мы договорились о том, что ситуации неопределенности, особенно в будущем, не должно быть в этих сферах. Кстати говоря, я сказал это на последней сессии, это имеет прямое отношение к киберпространству, к интернет-ресурсам и так далее.

Мы договорились с Президентом Соединенных Штатов о том, что мы создадим рабочую группу и будем вместе работать на тему о том, как совместно контролировать безопасность в области киберпространства, как обеспечить безусловное соблюдение международных правовых норм в этой сфере, как не допускать вмешательства во внутренние дела иностранных государств. Прежде всего, речь идет в данном случае о России и Соединенных Штатах. Мы полагаем, что если нам удастся выстроить эту работу, а у меня нет оснований в этом сомневаться, то тогда больше и не будет спекуляций на эту тему.

А что касается личных взаимоотношений, я считаю, что они установлены. Не знаю, как это прозвучит, но скажу так, как я это вижу. Трамп «телевизионный» очень сильно отличается от реального человека, он конкретный абсолютно, абсолютно адекватно воспринимает собеседника, достаточно быстро анализирует, отвечает на поставленные вопросы либо на возникающие в ходе дискуссии какие-то новые элементы. Поэтому мне кажется, что если так мы будем строить отношения, как шла наша беседа вчера, то есть все основания полагать, что мы сможем восстановить, хотя бы частично восстановить тот уровень взаимодействия, который нам нужен.

Вопрос: В развитие Вашего ответа скажите, пожалуйста, Президент Трамп, когда Вы отрицали российское участие, российское вмешательство в американские выборы, согласился с Вашей позицией, принял Ваш отказ?

В.Путин: Он задал, повторяю, много вопросов на эту тему. Я, насколько был в состоянии ответить, ответил на все эти вопросы. Мне кажется, что он принял это к сведению и согласился. Но на самом деле, как он к этому отнесся, Вы лучше спросите у него.

Вопрос: И еще, если можно, про внутреннюю политику. Правда, это не касается «двадцатки», но вопрос про внутреннюю политику России. Я хотел спросить, как Вы относитесь к Алексею Навальному, его деятельности. И почему Вы не упоминаете его фамилию и имя, когда отвечаете на вопросы про него?

В.Путин: Я считаю, что мы можем иметь диалог, особенно с такого уровня, как президентский или правительственный уровень, с людьми, которые предлагают конструктивную повестку дня, даже критического характера. А если речь идет только о том, чтобы привлечь к себе внимание, то это неинтересно для диалога.

Вопрос: У Вас сегодня утром была встреча с Президентом Франции и Канцлером Германии. Могу предположить, что был подробный разбор, а может быть, и предельно откровенный разбор ситуации на Украине. Появилось ли новое видение, есть ли надежда, что ситуация на Донбассе будет выведена из некоторого оцепенения, в котором она сейчас находится? Может ли в этом сыграть свою роль и начавшееся обсуждение этой темы с Президентом Соединенных Штатов, или интересы России и США на Украине по-прежнему расходятся, а может быть, в чем-то и противоположны друг другу? Что, кстати, насколько понимаю, можно предположить из бэкграунда американского дипломата, который был назначен спецпредставителем.

Спасибо.

В.Путин: Интересы России и Украины, интересы российского и украинского народов – я в этом глубоко уверен, просто полностью убежден – совпадают. Наши интересы полностью совпадают. Не совпадают только, может быть, интересы сегодняшнего руководства Украины и некоторых политических кругов сегодняшней Украины. А если объективно подойти, то, конечно, Украина и Россия заинтересованы в сотрудничестве, заинтересованы в том, чтобы объединять свои конкурентные преимущества, развивать свои экономики просто потому, что многое нам досталось из еще советских времен, имею в виду и кооперацию, единую инфраструктуру, фактически единую энергетику, транспорт и так далее.

Но, к сожалению, наши сегодняшние украинские коллеги считают возможным этим пренебречь. У них остался только один «товар», которым они успешно торгуют. Это русофобия. И еще они торгуют политикой разделения России и Украины, растаскивания двух народов и двух государств. Кому-то это нравится на Западе, кто-то считает, что нельзя ни в коем случае допустить сближения на какой бы то ни было почве России и Украины. Поэтому сегодняшнее украинское руководство активно и небезуспешно торгует этим «товаром».

Но я думаю, что это когда-нибудь закончится, а мы, во всяком случае, заинтересованы в том, чтобы такая ситуация закончилась как можно быстрее.

Что касается участия Соединенных Штатов в урегулировании ситуации на Украине, мы об этом говорили с Президентом Трампом и договорились о том, что будет назначен, – собственно, это уже состоялось, – специальный представитель администрации, который будет заниматься на постоянной основе этой проблемой, будет в контакте как с Россией, так и с Украиной, со всеми сторонами, заинтересованными в урегулировании этого конфликта.

Вопрос: Владимир Владимирович, у меня вопрос по Ближнему Востоку, который «бурлит»: и Сирия, и Катар, другие страны. По Сирии у вас наверняка были дискуссии в рамках саммита «двадцатки». После этих дискуссий, после недавней встречи в Астане как Вы оцениваете перспективы сирийского урегулирования? Поменялось ли или, может быть, стала более конструктивной позиция новой администрации США по этому вопросу, особенно с учетом ваших вчерашних договоренностей?

И, если можно, еще по Катару. Как Вы оцениваете ситуацию с этой стороны? Обсуждалась ли она на «двадцатке»?

И если еще позволите…

В.Путин: Прямо доклад Вам нужно сделать. (Смех.)

Вопрос: Ну, не так часто выпадает возможность.

По проблематике терроризма. Насколько я знаю, достаточно тяжело шло согласование коммюнике по терроризму. Если не секрет, в чем были основные противоречия?

В.Путин: Честно говоря, я не знаю об этих сложностях, это Вы у шерпы спросите. По-моему, принципиальных возражений ни у кого не было. Может быть, вопрос каких-то формулировок. Но мне, честно говоря, об этом не известно. Я знаю, что текст согласован. Во всяком случае, на таком уровне – глав делегаций, глав государств, правительств – никаких сложностей, трений у нас не возникло. Все признают, что это общая угроза и все заявляют о своей готовности бороться с этой угрозой.

Что касается Катара, то эта проблема не обсуждалась. Она, конечно, достаточно острая, региональная, и она может повлиять на определенные процессы и, кстати говоря, в экономике, в энергетике и с точки зрения безопасности в регионе, но я ни с кем этот вопрос в ходе саммита не обсуждал.

По поводу Сирии. Да, мы практически со всеми моими собеседниками обсуждали этот вопрос. Поменялась или нет позиция Соединенных Штатов – мне кажется, что она стала более прагматичной. В целом вроде не поменялась, но есть понимание, что, объединяя усилия, мы можем многого добиться. И как результат, вчерашняя договоренность по южной зоне деэскалации. Знаете, кто бы как на это ни реагировал, но я Вам могу сказать, что это один из прорывов, который нам удалось сделать, кстати говоря, в ходе работы с Президентом Трампом. Это реальный результат совместной работы, в том числе с США. К этой работе была подключена Иордания, некоторые другие страны региона. Мы провели консультации с Израилем и будем еще проводить эти консультации в ближайшее время. Но это реальный хороший результат, это прорыв в известной степени. Поэтому, если мы так же будем двигаться по другим направлениям, по другим зонам деэскалации…

Мы сегодня очень подробно говорили об этом с Президентом Турции. Это в значительной степени не от нас зависит, многое связано с противоречиями между странами региона. У всех свои озабоченности, у всех свои предпочтения, свои интересы, причем законные интересы, и нужно к этому именно так и относиться – как к законным интересам, нужно искать компромиссы.

Вы знаете, нам иногда это удается сделать. Во всяком случае, то, что прекращены активные боевые действия, то, что мы сейчас занимается этими зонами деэскалации, – это уже огромный шаг вперед.

Теперь нам нужно договориться о том, каковы будут конкретно границы этих зон, как будет обеспечиваться безопасность в этих зонах. Это очень кропотливая, на первый взгляд даже нудная, но чрезвычайно важная и ответственная работа. Опираясь на позитивный опыт, который был достигнут за последнее время, опираясь на добрую волю Ирана, Турции, разумеется, сирийского правительства и Президента Асада, мы можем сделать дальнейшие шаги.

Самое главное заключается в том, – и мы это подтвердили, в том числе, кстати говоря, и в документах об образовании вот этой зоны на юге с выходом на иорданскую границу и с выходом на примыкающие Голанские высоты, – самое главное – обеспечить в конечном итоге территориальную целостность Сирии, с тем чтобы вот эти зоны деэскалации были прообразом таких территорий, которые смогли бы и между собой сотрудничать, и с официальным Дамаском. И если нам это удастся сделать, то тогда мы создадим, безусловно, хорошую базу, предпосылки для решения в целом сирийской проблемы политическими средствами.

Вопрос: Мы уже говорили про вмешательство в выборы, но вот у нас предстоят новые в Германии.

В.Путин: У вас в Германии?

Вопрос: Теперь это считается «у нас», «у нас» в Германии в сентябре. Россия планирует в них вмешаться? Вы уведомляли Ангелу Меркель о том, как мы это будем делать? И, может, Вы мне тоже подскажете? (Смех в зале.)

В.Путин: Какие-то провокационные вопросы Вы задаете. Но я же вам сказал, мы и в США не вмешивались. Зачем нам еще здесь создавать какие-то проблемы? У нас добрые отношения с Федеративной Республикой. Это самый крупный наш торгово-экономический партнер в страновом измерении в Европе, один из ведущих наших торговых партнеров в мире. У нас на повестке дня – крупные совместные проекты, которые мы поддерживаем, например, «Северный поток-2». Вокруг него много всяких небылиц, споров и даже противодействия, но это, совершенно очевидно, это в интересах экономики Европы и в интересах экономики Германии, которая отказывается от атомной энергетики.

Зачем нам? Еще не хватало вмешиваться во внутриполитические процессы.

Если вы проанализируете прессу, немецкую прессу или вообще европейскую, французскую, вот они занимаются постоянным вмешательством в наши внутренние дела. Но поскольку мы чувствуем себя уверенно, нас это не беспокоит.

Вопрос: Спасибо большое, господин Президент, за возможность задать Вам вопрос от нашей телекомпании. Мы хотели Вас спросить о встрече с Президентом Трампом, и мой коллега уже задал такой же вопрос. И Вы сказали, что мы должны спросить Президента Трампа о том, что произошло.

В.Путин: Нет. Вы должны спросить о том, как он к этому отнесся, к моим ответам. А что произошло – ничего не происходило, мы не вмешивались.

Реплика: Просто от Белого дома, к сожалению, практически никакой информации нет о том, что происходит.

В.Путин: Мы им строго укажем. (Смех.)

Реплика: Не могли бы Вы просто поделиться, что именно Президент Трамп Вам сказал во время встречи, когда Вы сказали ему, что Россия не вмешивалась в политический процесс?

В.Путин: Он начал задавать наводящие вопросы, его реально интересовали какие-то детали. Я, насколько мог, достаточно подробно на все это ответил. Я рассказал ему и о своих диалогах на этот счет с предыдущей администрацией, в том числе и о моих разговорах с Президентом Обамой. Но я не считаю себя вправе детали [бесед], допустим, с Президентом Обамой рассказывать, это в мировой практике не принято на таком уровне. То же самое, мне кажется, было бы не совсем корректно с моей стороны в деталях рассказывать о нашем разговоре с Президентом Трампом. Он меня спросил – я ему ответил. Он задал наводящие вопросы – я их разъяснил. Мне показалось, что он этими ответами удовлетворен.

Реплика: Спасибо большое.

В.Путин: Пожалуйста.

Вопрос: Возвращаясь к теме ускорения экономического роста, тем мерам, которые мы можем принять, Правительство уже подготовило план, и, насколько нам известно, Вы с ним уже ознакомились, но он секретный по какой-то причине. Мы знаем какие-то моменты из него. Вы их озвучивали.

В.Путин: Я сейчас объясню. Вы знаете наверняка, у нас работает несколько групп. Работает группа, которую возглавляет, организует господин Титов, с предпринимателями, с предпринимательским сообществом. Работает группа, которую возглавляет господин Кудрин, он собрал большое количество авторитетных экспертов. Работает Правительство. Но мы должны сделать план, который был бы приемлем, был бы оптимальным для следующих шагов в экономике, начиная с 2018 года. И мы должны посмотреть все предложения, их оценить и в конечном итоге принять окончательное решение.

Может быть, это будет не какой-то конкретный из предложенных вариантов, может быть, это будет нечто такое, что будет основано на этих трех вариантах. Но над этим сейчас идет работа, и мы просто заранее об этом не говорим.

Но, безусловно, Правительством проделана очень большая работа по этому направлению, и мы будем в значительной степени опираться на предложения Правительства. Не можем без внимания оставить то, что сделано группой Алексея Леонидовича Кудрина, и у Титова там есть дельные предложения. Поэтому мы сейчас работаем, смотрим, какой будет окончательный вариант предложений по развитию российской экономики начиная с 2018 года.

Вот и все. Там никаких секретов нет. Просто дело-то в чем? Дело в том, что заявлять заранее то, что окончательно еще не принято, – это же неправильно. Мы можем подать просто неправильные сигналы в экономику, вот и все, только в этом дело.

Вопрос: По внутренней политике вопрос. Я узнал, что Вы уже ознакомились с машиной проекта «Кортеж». По плану ее хотят использовать на инаугурации Президента в 2018 году.

В.Путин: И Вы знаете лучше меня, я даже первый раз об этом слышу.

Вопрос: А у Вас не возникло в связи с этим желания проехаться на этой машине уже на официальном мероприятии, то есть на инаугурации?

В.Путин: Нет, пока не возникло. Потому что она еще не готова. Вы сами поездите на машине, которая не готова, а потом покатаетесь, я посмотрю, как это происходит, и вместе с Вами еще ее испытаем.

Вопрос: Вы уже рассказали о встрече с Эрдоганом. Можно у Вас уточнить? Когда поднимался вопрос о первой, северной зоне, Вы обсуждали проблематику курдов и непосредственно территории Африна, где есть представители российского Центра по примирению сторон? Турецкие СМИ уже готовят почву к военной интервенции турецкой армии туда. И также с Эрдоганом, с Трампом обсуждали Вы будущее Президента Сирии Башара Асада? Вчера, например, Тиллерсон сказал, что этот человек не имеет будущего в сирийской политике. Он не сказал, когда и как, но все-таки это прозвучало.

В.Путин: Давайте начнем с последней части Вашего вопроса. Господин Тиллерсон – уважаемый человек, российский орденоносец, у него орден Дружбы, мы его уважаем и любим, – но он все-таки не сирийский гражданин, а будущее Сирии и будущее Президента Асада как политического деятеля должен определять сирийский народ. Это первое.

Второе, что касается курдской проблемы. Это в целом очень большая и многогранная проблема. Мы в контакте со многими курдскими формированиями и не делаем из этого секрета. Но с точки зрения боевого обеспечения их деятельности, здесь, пожалуй, наши американские коллеги гораздо впереди нас, они гораздо в этом отношении больший объем работы проделывают. Наши не советники, а наши военнослужащие, которые занимаются осуществлением контроля за прекращением огня, да, они есть во многих регионах Сирии, там, где достигнута договоренность о примирении… Но если иметь в виду районы, о которых Вы сказали, то их там – не знаю, – один-два человека, это не какие-то боевые подразделения. Они выполняют такую функцию, в осуществлении которой заинтересованы все. Но мы пока не видим никаких приготовлений к каким бы то ни было боевым действиям, а наоборот, рассчитываем на то, что наши предварительные наработки по созданию зон деэскалации в нескольких регионах – в идлибской зоне, на севере – будут достигнуты. И это невозможно сделать без поддержки Турции.

Вопрос: Тут уже коллеги вспоминали слова Трампа в Варшаве. Было еще одно высказывание о том, что США готовы начать прямые поставки сжиженного природного газа и в Польшу, и в Центральную Европу. Как Вы такие намерения оцениваете, особенно в контексте и планов по «Северному потоку»? Не станет ли газ новой, еще одной точкой напряженности в отношениях с американцами?

В.Путин: Я оцениваю это в высшей степени положительно, потому что здоровая конкуренция всем идет на пользу. Мы за открытый рынок, за здоровую конкуренцию.

Президент Соединенных Штатов вчера на сессии в ходе дискуссии сказал, что США выступают за открытую, честную конкуренцию. И, кстати говоря, когда я выступал, этот тезис поддержал. Так что нас это вполне устраивает, если это будет так, – открытая и честная конкуренция, не ангажированная политикой и без использования каких-то политических ресурсов, – то нас это вполне устраивает. Потому что на сегодняшний день, – это совершенно очевидный факт, любой специалист вам это скажет, – себестоимость производства и доставки сжиженного природного газа из Соединенных Штатов гораздо выше, чем наш СПГ, даже СПГ, и несопоставим по стоимости с трубным российским природным газом. И у нас нет никаких сомнений в том, что у нас есть абсолютные конкурентные преимущества. Ну а чтобы они сохранились, наши участники рынка должны активно работать и должны сохранить за собой эти конкурентные преимущества.

Давайте будем завершать. Пожалуйста.

Вопрос: После первой встречи с Трампом как Вы считаете, все-таки удастся ли постепенно вытаскивать российско-американские отношения из того глубокого кризиса, в котором они оказались, или пока вообще сказать что-то сложно?

В.Путин: Я очень на это надеюсь и мне кажется, что определенные предпосылки для этого созданы.

Спасибо вам большое. Всего хорошего.

Германия. Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Госбюджет, налоги, цены. СМИ, ИТ > kremlin.ru, 8 июля 2017 > № 2235698 Владимир Путин

Сделка президентов

Россия и США договорились о перемирии в Сирии

Рафаэль Фахрутдинов, Амалия Затари

Россия и США договорились о перемирии в Сирии — согласно новому соглашению, режим прекращения огня вступит в силу в полдень 9 июля. Израиль и Иордания также фигурируют в договоре между Вашингтоном и Москвой. Данная сделка никак не относится к договору о создании зон деэскалации в Сирии, подписанному Ираном, Россией и Турцией в Астане в мае 2017 года.

Вашингтон и Москва достигли соглашения о прекращении огня на юго-западе Сирии, сообщает агентство Associated Press со ссылкой на трех высокопоставленных представителей США.

По мнению AP, эта договоренность знаменует новый уровень участия президента США Дональда Трампа в попытке разрешить гражданскую войну в Сирии. Режим прекращения огня вступит в силу в полдень 9 июля, пояснили сирийские чиновники на условиях анонимности.

Израиль и Иордания также фигурируют в соглашении России и США — оба союзника Белого дома имеют общую границу с южной частью Сирии.

Также агентство уточняет, что данная сделка никак не относится к договору о создании зон деэскалации в Сирии, подписанному Ираном, Россией и Турцией в Астане в мае 2017 года. Предыдущие соглашения о режимах прекращения огня в Сирии потеряли силу или не смогли сократить волну насилия надолго, и неясно, будет ли эта сделка лучше предыдущих, заключает AP.

Сегодня же президент России Владимир Путин провел встречу с главой Белого дома Дональдом Трампом на саммите G20 в Гамбурге. По словам министра иностранных дел России Сергея Лаврова, лидеры двух стран обсуждали Сирию, Украину, КНДР и кибербезопасность.

Ранее сообщалось, что администрация Дональда Трампа допускает отказ от свержения режима президента Сирии Башара Асада после разгрома террористической организации «Исламское государство» (запрещена в России) и поддержание зон безопасности в Сирии, как это предлагали «Россия и ее союзники», в том числе с использованием российских военных для их патрулирования. Об этом писало издание The Daily Beast со ссылкой на информированного высокопоставленного чиновника администрации США, чьи слова подтвердили еще два источника в Белом доме и один источник в конгрессе.

Госсекретарь Рекс Тиллерсон еще 5 июля 2017 года заявил о готовности США изучить возможность использования совместных с Россией механизмов для стабилизации обстановки в Сирии, напоминает издание. Кроме того, на необходимости более тесной координации с Россией действий в Сирии уже несколько месяцев настаивают советники Трампа — от уволенного Майкла Флинна до Джареда Кушнера.

В Вашингтоне полагают, что необходимо не допускать стычек между собой вооруженных группировок, которых поддерживают США и Россия. При этом США не будут передавать Асаду территории, освобожденные от ИГ, и не собираются задействовать свои войска для контроля территорий. Издание считает, что США также планируют раскалывать союз России и Ирана, поддерживая Турцию.

17 июня 2017 года США заявили, что приветствуют 48-часовое прекращение огня на юге Сирии со стороны правительства страны, и призвали власти выполнять данное обещание на протяжении всего времени. Об этом говорилось в заявлении представителя Госдепартамента Хизер Нойерт, опубликованном на сайте ведомства.

«Мы будем судить об этой инициативе по ее результатам, а не по словам», — отметила она.

В своем заявлении Нойерт подчеркнула, что оппозиция Сирии должна прекратить атаки, чтобы перемирие действовало от каждого из участников конфликта, при этом продолжая борьбу с терроризмом. Она также выразила надежду на то, что режим прекращения огня может быть увеличен по времени, что позволит привезти на территорию гуманитарную помощь.

Подписанные в мае Россией, Турцией, Ираном и другими участниками переговоров в Астане документы о создании зон деэскалации в Сирии предусматривают прекращение в границах «зон» авиаударов и любых боевых действий между правительственными войсками и повстанцами, которые присоединились или присоединятся к режиму прекращения огня.

Эта зона, расположенная вдоль границы с Иорданией, в районах Дейра и Кунейтра, в основном контролируется поддерживаемыми Западом отрядами «Южного фронта». В российском Минобороны оценивали численность находящихся там боевиков в 15 тыс. человек.

Ранее «Южный фронт» принимал участие в астанинских переговорах, однако в этот раз приехать на встречу отказался. Как пояснил РИА «Новости» представитель «фронта» в делегации вооруженной оппозиции на переговорах Башар аз-Зубаи, причин для отказа «много».

«Мы смотрим на то, что происходит на южном фронте», — сказал он.

3 июля, перед началом встречи в Астане, сирийская армия объявила, что приостанавливает боевые действия на юге Сирии, однако повстанцы практически сразу после этого обвинили правительственные силы в нарушении режима прекращения огня в контролируемых ими районах.

Так, через несколько часов после заявления военных, боевики объявили, что сирийские правительственные самолеты сбросили в пригородных районах города Дераа баллоны, упакованные осколками со взрывчаткой, — такие снаряды вызывают на земле, куда их сбрасывают, беспорядочные разрушения.

Как отмечает Reuters, сирийская армия в последние месяцы усилила свои авиаудары в провинции Дераа.

Боевые действия также распространились на пограничную провинцию Кунейтра, вдоль спорных Голанских высот, где сирийские повстанцы ведут наступление против правительственных сил, поддерживаемых иранским ополчением.

Вооруженная оппозиция уже выражала свои опасения в связи с созданием зон деэскалации. По мнению повстанцев, цель их создания — освободить части подразделений правительственных сил, чтобы позволить им захватывать территории в других местах.

Оппозиция также обвиняет Москву в подстрекательстве сирийской армии к полному захвату провинции Дераа, большую часть которой повстанцы контролируют с 2015 года. Представитель «Южного фронта» в начале июля заявлял Reuters, что в группировке сомневаются в искренности намерений Дамаска и Москвы соблюдать перемирие на юго-западе Сирии.

Седьмой раунд переговоров по Сирии начнется 10 июля 2017 года в Женеве под эгидой ООН.

«Спецпосланник ООН по Сирии хочет объявить, что он проведет седьмой раунд межсирийских переговоров в Женеве. Участники должны приехать к 9 июля, раунд должен начаться 10 июля», — говорится в сообщении спецпосланника ООН по Сирии Стаффана де Мистуры.

Отмечается, что де Мистура намерен провести новые раунды переговоров в августе и сентябре.

«Роснефть» прирастает газовыми активами

Мария Золотова

Новый бизнес открывает компании двери на международные рынки

На прошлой неделе вице-президент «Роснефти» Влада Русакова провела брифинг для журналистов, на котором фактически озвучила программу развития газового бизнеса «Роснефти». По ее словам, планы компании по росту добычи до 100 млрд кубометров газа к 2020 году сохраняются. Что касается доли «Роснефти» на отечественном газовом рынке, то к этому моменту она превысит 20%.

В прошлом году «Роснефть» стала лидером среди независимых производителей газа, впервые опередив по объемам добычи «Новатэк». Причем следует отметить, что достичь этого результата компании удалось на четыре года раньше, чем первоначально планировалось. Добыча газа по итогам 2016 года выросла на 7,3%, объем составил 67,1 млрд кубометров.

Лидер среди независимых игроков

Сейчас по добыче газа «Роснефть» занимает шестое место в мире среди публичных компаний. Но, как отмечал Игорь Сечин в своей программной статье в «Известиях», уже в начале следующего десятилетия она может стать третьей компанией в мире.

«Роснефть» поступательно наращивала объемы последние несколько лет. Так, в 2015 году компания добыла 62,5 млрд кубометров (рост на 10%), в 2014 году — 56,7 млрд кубометров (рост на 49%). Такая динамика положительно сказалась не только на бизнесе самой «Роснефти», но и на состоянии отечественной энергетической отрасли в целом — лидер РФ по добыче газа «Газпром» традиционно ориентирован преимущественно на внешние рынки и уделяет внутреннему спросу меньше внимания. «В настоящее время в стране есть целые регионы, которые «Роснефть» полностью обеспечивает газом. Надо сказать, что этот процесс во многом обусловлен невозможностью выхода на внешний рынок, однако характеризует и социальную ответственность компании», — отмечает ведущий эксперт Союза нефтегазопромышленников Рустам Танкаев.

«Роснефть» является крупнейшей в мире публичной нефтяной компанией по объемам добычи жидких углеводородов, — заявила на брифинге Влада Русакова. — В то же время, поскольку газ составляет свыше трети наших запасов и является наиболее перспективным из добываемых энергоносителей, логично, что мы уделяем внимание не только нефти, но и газовому бизнесу. Кроме того, мы являемся крупнейшим в мире производителем попутного нефтяного газа. Развитие газового бизнеса дает нам возможность более эффективно монетизировать запасы газа, которые мы добываем вместе с нефтью, и добиться максимального синергетического эффекта».

«В настоящее время, — добавила вице-президент «Роснефти», — экспорт трубопроводного газа из РФ для независимых поставщиков законодательно ограничен. Таким образом, среднесрочный баланс газа в «Роснефти» формируется исходя из поставок на внутренний рынок».

Русакова подвергла критике существующую систему тарифов на транспортировку газа. В зоне Единой системы газоснабжения (ЕСГ), по ее словам, завершено создание газотранспортной инфраструктуры для нужд внутреннего рынка. При этом большая часть расходов уже покрыта за счет амортизации, а затраты на реконструкцию и поддержание указанных мощностей невелики и составляют 6-12% от инвестиционной программы собственника ГТС. «В то же время средства, уплачиваемые за счет тарифа, — отметила Русакова, — существенно превышают потребность газотранспортного сегмента в финансировании. В связи с этим мы видим существенный потенциал для снижения тарифа на транспортировку газа в зоне ЕСГ».

На вопрос, покупает ли «Роснефть» газ у «Газпрома», вице-президент компании отметила, что для повышения эффективности газового трейдинга проводятся так называемые своповые операции, чтобы выиграть на транспорте. «Как известно, «Газпром» имеет трубопроводную сеть в регионах, и мы проводим такие операции с целью получения дополнительной маржи. Собственно, так же поступают все независимые компании, которые занимаются газовым бизнесом», — пояснила Русакова. В свою очередь, региональные сбытовые компании ПАО «Газпром», по ее словам, ежегодно закупают у «Роснефти» порядка 6 млрд кубометров газа, что превышает соответствующие объемы закупки компании у «Газпрома».

Компрессорная станция Комсомольского месторождения в ЯНАО оборудована по последнему слову техники

На данный момент основным центром добычи «Роснефти» является Западная Сибирь. Но Русакова подчеркивает, что компания имеет серьезные точки роста в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и в Ненецком автономном округе. Что касается «Башнефти», то она преимущественно является нефтяным активом, хотя, как отметила Русакова, определенный газовый потенциал здесь также имеется. Он связан с Саратовско-Беркутовской группой месторождений, Асташевско-Сосновско-Назаровским и Уразбаевским лицензионными участками (сегодня на этих активах планируется провести геологоразведку).

Потенциал СПГ-проектов

Среди стратегических приоритетов «Роснефти» в области газового бизнеса в первую очередь Русакова назвала российские и зарубежные СПГ-проекты. Одним из наиболее перспективных является, конечно, «Дальневосточный СПГ». Данный проект реализуется в рамках Соглашения о разделе продукции с целью монетизации запасов и ресурсов природного газа партнеров по проекту «Сахалин-1», а также собственных запасов «Роснефти».

«В 2016 году были завершены полевые работы по инженерным изысканиям на морском и сухопутном участках в районе поселка Де-Кастри, а также предпроектные работы, — заявила Русакова. — В 2017 году планируется принять решения о переходе к стадии FEED, по результатам которой будет принято окончательное инвестиционное решение. Работа ведется, но окончательное инвестиционное решение будет зависеть от проработки альтернативных вариантов. Критерием для нас является максимальная эффективность».

Итак, базовым вариантом монетизации запасов и ресурсов природного газа партнеров по проекту «Сахалин-1», а также собственных запасов газа «Роснефть» считает реализацию проекта «Дальневосточный СПГ». В то же время рассматриваются и другие возможности монетизации газа, одной из которых является создание производства СПГ на Дальнем Востоке, ориентированного исключительно на собственные ресурсы и запасы газа компании.

Покупатели из стран Азиатско-Тихоокеанского региона и международные трейдеры заинтересованы в обсуждении перспектив поставок газа с проекта «Дальневосточный СПГ». Проводятся предварительные консультации, «Роснефть» информирует потенциальных покупателей о прогрессе в реализации проекта. Судя по заявлениям Русаковой, переговоры по размещению на целевых рынках объемов СПГ планируется проводить параллельно с выполнением основного этапа проектно-изыскательских работ (FEED).

Помимо «Дальневосточного СПГ» «Роснефть» планирует также реализовать перспективный проект «Печора СПГ», который может стать основой для развития масштабного производств сжиженного природного газа на базе арктических ресурсов компании. «В 2017 году мы выполним предварительное проектирование с целью уточнения технических решений, затрат и графика реализации проекта, — заявила по этому поводу Русакова. — Также мы работаем над привлечением стратегических партнеров. После предварительных консультаций мы уже сейчас понимаем, что проект представляет интерес для ряда опытных игроков в СПГ-отрасли». «Роснефть» также прорабатывает возможность участия в газовых проектах с СПГ-составляющей за рубежом. В частности, в Венесуэле и в Мозамбике.

Восточное направление

Еще одним приоритетом газовой программы «Роснефти» является монетизация природного газа и ПНГ на востоке страны — как за счет доступа к перспективной инфраструктуре, так и за счет производства продуктов с высокой добавленной стоимостью. На прошлой неделе была закрыта сделка по продаже 20% акций ПАО «Верхнечонскнефтегаз» с Beijing Gas Group (в ноябре 2016 года с этой компанией было подписано Соглашение о сотрудничестве в газовом бизнесе). Перспективная сделка позволит «Роснефти» в полной мере реализовать значительный газовый потенциал Верхнечонского месторождения, а также закрепить отношения стратегического партнерства с одним из крупнейших дистрибуторов природного газа в КНР.

Роснефть и Beijing Gas подписывают Соглашение о сотрудничестве в газовом бизнесе

Кроме того, «Роснефть» подписала меморандум о взаимопонимании в отношении сотрудничества по проектам нефтегазохимии в Восточной Сибири с Sinopec. «В настоящее время осуществляется подготовка предварительного ТЭО, по результатам которого в 2018 году мы будем принимать решение о дальнейшей реализации проекта», — отметила Русакова. — Соглашение предполагает детальное изучение возможности создания совместного предприятия по переработке природного газа и его жидких фракций в этилен и пропилен с последующей выработкой на их основе высокотехнологичных марок полимеров и сополимеров«.

На востоке России сосредоточены значительные запасы газа, но на данный момент не создана газотранспортная инфраструктура. В связи с этим «Роснефть» выражает заинтересованность в получении доступа к перспективному газопроводу «Сила Сибири». «В противном случае, — объясняет Русакова, — наши запасы природного газа будут законсервированы, а попутный газ придется сжигать. Отсутствие доступа к инфраструктуре также затормозит развитие региона с точки зрения проведения геологоразведочных работ и разработки перспективных месторождений. Мы можем существенно расширить поставки в Китай, что дало бы дополнительный бюджетный эффект. «Газпром» имеет эксклюзивный контракт с CNPC, что ограничивает его в расширении поставок газа, мы же можем работать в КНР с другими потребителями, в частности с регионами. Принятое в Китае решение о переводе электрогенерации с угля на газ открывает для нас большие возможности. Об этом свидетельствует, в частности, сделка с Beijing Gas, ключевым дистрибутором газа на рынке Пекина».

Альтернатива экспортной монополии

Кроме того, по словам Русаковой, «Роснефть» может организовать дополнительные поставки российского газа в Европу в связи с антимонопольными ограничениями, введенными в отношении «Газпрома», при условии выхода на новые рынки и на новых потребителей, для которых «Газпром» поставщиком не является. В настоящее время на рынке Европы вследствие снижения объемов собственной добычи возникает дефицит, который в отсутствие адекватных мер со стороны России будет удовлетворен за счет поставок сжиженного газа, прежде всего из США. «Конкуренция со стороны американского СПГ может привести к снижению доли «Газпрома» на европейском рынке и, как следствие, недополучению сотен миллиардов рублей выручки, — говорит известный экономист Никита Кричевский. — Единственной альтернативой может стать газ российских независимых производителей, которые вполне могут договориться с рядом крупных европейских потребителей».

«Мы не рассчитываем на тотальную отмену ограничений на экспорт, — заявила Русакова журналистам. — Это нанесло бы ущерб акционерам «Газпрома», особенно на фоне сложного финансово-экономического положения компании». Однако при этом вице-президент «Роснефти» подчеркнула, что, во-первых, «Газпром» исчерпал свою квоту, которой его ограничили на европейском рынке, и, во-вторых — речь идет о тех рынках, на которых российские поставщики не присутствуют. «Скорее можно говорить не об отмене экспортной монополии «Газпрома», а об эксперименте, в рамках которого мы получили бы возможность поставлять газ на эти новые рынки — естественно, в тесной координации с «Газпромом», чтобы исключить конкуренцию поставщиков российского газа», — резюмировала Русакова.

На Петербургском экономическом форуме 2017 года «Роснефть» заключила Меморандум о взаимопонимании в отношении купли-продажи природного газа (планируемый объем поставок — до 128 млрд кубометров). В рамках подписанного документа «Роснефть» и дочернее предприятие ВР, BP Gas Marketing Limited, планируют заключить договор купли-продажи добываемого российской компанией газа для обеспечения дополнительных поставок российского сырья на рынки Европы начиная с 2019 года. Подписанный меморандум — еще один важный шаг на пути к расширению стратегического сотрудничества «Роснефти» и BP. «Достигнутые нами с ВР договоренности позволят обеспечить дополнительные поставки российского газа в Европу в адрес нового для России потребителя газа, который не является клиентом «Газпрома» и не имеет планов по работе с этой компанией», — отметила Русакова.

При этом «Газпром» заявляет, что не намерен допускать «Роснефть» к продаже газа на экспорт. «Компания не нуждается в посредниках в лице «Роснефти» при поставках газа», — заявил зампред правления газовой монополии Александр Медведев. — ВР к нам не обращалась. Если обратится, мы рассмотрим такую возможность. Чтобы продать газ ВР, нам посредники не нужны«.

Такие заявления официального представителя крупнейшего российского производителя газа противоречат современным рыночным реалиям. «Позиция «Газпрома», который ожидает, когда к нему «обратятся», является очень негибкой, — отмечает партнер компании RusEnergy Михаил Крутихин в интервью «Газете.Ru». — Сейчас мировой рынок газа — это рынок покупателя, а не продавца, выбирает именно покупатель, и продавец, если хочет продать свой товар, должен сам прилагать к этому усилия».

Труба для всех как окно в Европу

«Газпром» заявляет, что возможность прямых поставок «Роснефтью» своего газа в адрес ВР нереалистична хотя бы потому, что, по словам Александра Медведева, мощности газопроводов «Северный поток — 1» и «Северный поток — 2» зарезервированы под поставки по действующим контрактам «Газпром экспорта». Однако фактически мощности даже «Северного потока — 1» в настоящий момент задействованы не полностью — 55 млрд кубометров мощности недозагружены по вине европейских регуляторов.

«Дело, безусловно, не в отсутствии свободных мощностей. Этот способ отсечения от трубы нежелательных партнеров «Газпром» отрабатывал десятилетиями на российской ГТС», — считает эксперт Рустам Танкаев. В настоящий момент «Газпром» занимает экспортное монопольное положение официально — таково российское законодательство. Однако «Роснефть» и «Новатэк» на протяжении многих лет боролись с таким положением вещей. Четыре года назад власти частично либерализовали процесс, разрешив другим компаниям экспорт сжиженного природного газа. Трубопроводный газ продавать иностранным поставщикам по-прежнему может только «Газпром».

Первоначально предполагалось, что конкурентная борьба приведет к снижению экспортных цен и нанесет ущерб экономике России в целом, поэтому и была установлена монополия на зарубежную торговлю отечественным газом. Однако, по оценкам экспертов, эти соображения не соответствуют экономической реальности. «Газпром» продает в Европу газ как по долгосрочным контрактам, цена которых привязана к нефтяным котировкам, так и по спотовым (разовым) контрактам. В этом случае цена уже зависит от конъюнктуры рынка и, как правило (хотя и не всегда), оказывается ниже «долгосрочной». То есть фактически в Европе «Газпром» конкурирует сам с собой. И, как считают многие аналитики, отмена монополии пошла бы только на пользу России как государству, так как на мировой рынок вышли бы новые, более активные отечественные игроки, что в перспективе увеличило бы долю топлива из РФ на рынках той же Европы.

«Помешать России остаться крупнейшим поставщиком газа в Европу может только политика самой России, — приводит «Газета.Ru» слова главы East European Gas Analysis Михаила Корчемкина. — Ликвидация экспортной монополии «Газпрома» поможет увеличить долю российского газа в энергобалансе Европы». Рустам Танкаев также уверен, что монополию «Газпрома» на зарубежные поставки рано или поздно отменят. Но для того, чтобы избежать в будущем сложностей и конфликтов, «Газпром» должен быть разделен на добывающую и транспортную компании. «Иначе единый «Газпром» даже при отмене монополии на транспортировку будет все также ограничивать экспортные поставки независимых производителей, ссылаясь на недостаток мощностей», — резюмирует эксперт.

Глобальный бизнес

Несмотря на существующую экспортную монополию, «Роснефть» расширяет свой газовый бизнес на международном уровне. Компания входит сейчас в стратегический проект Zohr на шельфе Египта, реализует перспективные проекты в Венесуэле, Бразилии, Мозамбике, Вьетнаме и Норвегии.

На египетском месторождении Zohr обнаружены колоссальные запасы газа

В феврале 2016 года «Роснефть» и венесуэльская госкомпания PDVSA подписали соглашение об основных условиях создания совместного предприятия для реализации крупного проекта по добыче, подготовке и монетизации природного газа на базе месторождений Патао, Мехильонес и потенциально Рио Карибе на шельфе Венесуэлы. Крупные доказанные запасы газа позволяют говорить о возможности реализации масштабного проекта мирового уровня с СПГ-составляющей.

Еще в 2015 году «Роснефть» и ExxonMobil выиграли лицензионный раунд на шельфе Мозамбика. По результатам раунда консорциуму были присуждены три участка на шельфе, в пределах которых геологические службы обеих компаний подтвердили хорошие перспективы крупных газовых открытий. В настоящее время проводятся переговоры с госорганами Мозамбика по условиям обязывающих документов.

«Роснефть» рассматривает также различные варианты монетизации газа проекта «Солимойнс» в Бразилии и параллельно продолжает геологоразведочные работы (ГРР) на лицензионных блоках. По результатам ГРР в зависимости от выбранной схемы монетизации будет определен пул потенциальных покупателей газа.

Структурное подразделение «Роснефти» Rosneft Trading SA (RTSA) и государственная газовая компания Египта Egyptian Natural Gas Holding Company (EGAS) подписали контракт на поставку 10 танкеров сжиженного природного газа (СПГ) общим объемом 600 тысяч тонн. Поставки будут осуществлены из ресурсов группы компаний «Роснефть» в период с мая по октябрь 2017 года.

В общем, можно утверждать, что интегральная стратегия «Роснефти» приносит плоды — компания все активнее выходит на мировой рынок газа.

Египет занимает особое место в газовой стратегии «Роснефти» — первая в истории партия СПГ была поставлена именно в эту страну. Тот контракт (всего в 2016 году RTSA направила в Египет три танкера) стал входным билетом для «Роснефти» на мировой рынок трейдинга СПГ — как правило, для участия в международных тендерах необходимо подтверждение опыта организации СПГ-поставок.

«Поставки в Египет можно рассматривать в качестве открывшейся для «Роснефти» возможности заработать репутацию квалифицированного и добросовестного поставщика на рынке СПГ, располагающего всеми возможностями для этого, — заявил газете «Известия» эксперт-аналитик «Финама» Алексей Калачев. Он считает, что этого будет вполне достаточно, чтобы заявить о себе, но тем не менее недостаточно, чтобы обеспечить гарантированное проникновение на европейский рынок СПГ. «Благодаря этим поставкам «Роснефть» входит в пул игроков этого конкурентного рынка, где может рассматриваться в качестве возможного партнера, в том числе для европейских потребителей СПГ», — уверен Калачев.

По словам аналитика «АЛОР БРОКЕР» Кирилла Яковенко, для «Роснефти» ключевой интерес будет представлять европейский спотовый рынок газа. «СПГ — мобильный товар, — отметил он в интервью «Известиям», — поэтому сложно отследить, кто стал конкретным конечным покупателем. Но по большей части в закупках СПГ заинтересованы именно европейские покупатели. Европа не может дальше допустить роста доли «Газпрома» на своем рынке выше, чем 35%, поэтому интерес к поставщикам СПГ, в том числе и из России, будет расти, ведь главное условие ее рынка — это диверсификация».

Антисанкционное месторождение

«Роснефть» неоднократно показывала свое стремление выйти на международный рынок газа. Об этом говорят не только поставки СПГ за рубеж, но и вхождение в проект Zohr («Зохр») в Египте. «Роснефть» договорилась о приобретении у итальянской Eni до 35% в концессионном соглашении на разработку месторождения Zohr, а также 15% в операторе проекта Petroshorouk — совместном паритетном предприятии Eni и египетской EGAS.

После закрытия сделки российская компания станет участником проекта по освоению одного из крупнейших газовых месторождений мира, который реализуют ее давние партнеры: Eni и BP. Открытие в августе 2015 года этого месторождения произвело фурор — по данным Eni, открытый участок площадью 100 кв. км может содержать до 30 трлн кубических футов сухого газа (5,5 млрд б. н. э.) на месте залегания. И это при том, что запасы израильского месторождения «Левиафан», об открытии которого долго шумели мировые СМИ, составляют от 14 до 20 трлн кубических футов. Успешная разработка «Зохра» на десятилетия обеспечит потребности Египта в природном газе, так как на его долю приходится больше трети запасов газа страны.

Еще в прошлом году «Роснефть» подписала генеральное соглашение по поставкам газа с компанией EGAS. Тогда российская компания получила доступ к египетскому внутреннему рынку газа, который обладает значительным потенциалом роста, и сможет теперь эффективно реализовать углеводороды проекта Zohr (EGAS также на 50% владеет компанией-оператором проекта по разработке месторождения). Исторически Египет экспортировал газ в Иорданию через Арабский газовый трубопровод и в Израиль — через Восточно-Средиземноморский газовый трубопровод, а также осуществлял поставки СПГ. Однако в связи с падением собственной добычи Египет с недавних пор сменил экспорт газа на импорт. Если верить прогнозам, после 2016 года на местном рынке будет наблюдаться дефицит газа в объеме 6-8 млрд кубометров в год. И в этом смысле на месторождение Zohr египетские власти возлагают большие надежды.

«С экономической точки зрения эта инвестиция выглядит достаточно интересной, — отмечает заместитель директора Института энергетики и финансов Алексей Белогорьев, — ведь Египет — это один из наиболее перспективных экспортеров газа на европейский рынок — рынок в чем-то очень сложный с точки зрения конкуренции, но, несомненно, интересующий «Роснефть». Египетская добыча, несмотря на наличие Суэцкого канала, заточена под поставки в Европу, и это крайне важно для российской компании».

«Эта сделка — хорошая новость и для российской экономики в целом, и для «Роснефти» как компании, которая превращается постепенно в глобального мейджора, — говорит профессор кафедры международного права МГИМО Дмитрий Лабин. — Это подлинный пример того, что западный и глобальный бизнес стремятся прорвать санкционную блокаду и установить тесные отношения с крупнейшей нефтяной компанией России, приглашая ее участвовать в совместном проекте по разработке шельфа Средиземного моря».

По мнению экспертов, участие в разработке уникального добывающего актива обеспечит трейдинговое подразделение «Роснефти» существенным объемом физических ресурсов, что, в свою очередь, предоставит компании возможность активно расширять свое присутствие на рынках в регионе Ближний Восток — Европа и с лихвой окупит вложенные средства.

«Вхождение в проект Zohr позволит «Роснефти» укрепить свои позиции на европейском газовом рынке, а соглашение с Beijing Gas Group Company гарантирует доступ к крупнейшему рынку природного газа Китая, — говорит Рустам Танкаев. — Эти сделки — часть глобальной интегральной цепочки: добыча газа вне России — торговля СПГ на мировом рынке — продажа природного газа на рынке Китая». По мнению эксперта, глобальные интегральные цепочки — это особая стратегия развития, которую продвигает «Роснефть». «Главной задачей «Роснефти» является создание международных объединений производителей и потребителей энергоносителей, — отмечает Танкаев. — Эти объединения гарантируют инвестиции в развитие производства и сбыт производимой продукции».

Игра в прятки с государством стала национальной забавой

Александр Киденис

Природа не терпит пустоты. Экономика тоже: если бизнесу мешают развиваться всветлую, он уходит в тень

Россия здесь в несомненных лидерах: у нас объем теневой экономики составляет 39% ВВП. Эти данные приведены в докладе одной из самых авторитетных международных организаций — Ассоциации дипломированных сертифицированных бухгалтеров (АССА).

Выше — то есть хуже — лишь Азербайджан (67%), Нигерия (48%) и Украина (46% ВВП). А лучшими странами по размеру легального сектора мировые бухгалтеры называют Швейцарию (только 6,5% ВВП в тени), США (7,8% ВВП), Австрию (8,2% ВВП), Нидерланды (9,0% ВВП), Великобританию (9,4% ВВП). Наши налоговики могут только позавидовать.

Правда, Росстат утверждает, что доля теневого сектора в экономике у нас не превышает 14% ВВП. Глава Минфина Антон Силуанов называет цифры 15-20% ВВП. Хотя вице-премьер Ольга Голодец неоднократно заявляла: в нашей стране в теневом секторе экономики заняты до 27 млн человек — то есть не менее 36% трудоспособного населения. Как-то не сходится у наших статистиков и финансистов дебет с кредитом...

Но разнятся не только цифры, но и терминология. Например, в Евросоюзе под теневым сектором подразумеваются вполне даже легальные бизнесы, частично укрываемые от налогообложения. А потому основными средствами борьбы с теневой экономикой являются: прозрачное налоговое, уголовное и гражданское право, высокое качество госуслуг для населения, защита имущественных прав и свобод граждан, высокая конкуренция и достойный уровень оплаты труда госслужащих.

В России к теневой экономике относят в основном криминальный бизнес: производство и распространение наркотиков, оружия, проституцию, контрабанду и т. д. Показательно, что в подписанной Владимиром Путиным в мае Стратегии экономической безопасности России на период до 2030 года предлагается вести борьбу (далее идет перечисление) «с нецелевым использованием и хищением государственных средств, коррупцией, теневой и криминальной экономикой». Неудивительно, что главными и практически единственными борцами с «тенью» в стране считаются силовые ведомства.

Результат: в Европе теневиков с каждым годом становится меньше, а в России — больше. ЕС в результате действия теневой экономики теряет порядка 454 млрд евро в год, что составляет 8,6% всех налоговых поступлений (данные профессора Линцского университета имени Кеплера Фридриха Шнайдера). Аналогичные ежегодные потери федерального бюджета России, по разным данным, составляют 360 млрд рублей, или 5,5% налоговых доходов (подсчеты Росстата), или более 4,5 трлн рублей — более половины налоговых доходов (подсчеты Всемирного банка).

«Причинами существования теневой экономики обычно называют «провалы рынка» либо избыточное регулирование, и в России эти феномены давно сосуществуют», — говорит авторитетный эксперт, доцент Российского экономического университета имени Плеханова Владимир Колмаков. Он считает, что данные АССА по размеру теневой экономики России вполне реалистичные и, более того, не самые радикальные.

Год назад в 12 городах России было проведено комплексное исследование предпринимателей, которых власти обычно называют теневиками, а сами они считают себя самозанятыми. В Тольятти таких оказалось более 20 тысяч, в Ульяновске — более 80 тысяч, в Набережных Челнах — около 10 тысяч. Большинство были зарегистрированы у налоговиков, но реальные размеры заработков укрывали как могли — и в этом вполне преуспевали.

Род занятий у этих людей самый различный. В Ульяновске они обеспечивают более 80% трехмиллиардного оборота местной мебельной промышленности, в Самарской области — до 40% автозапчастей для магазинной продажи. Месячный оборот этих «кустарей с моторами и без» колеблется в пределах 300-900 тысяч рублей. Налоги с этих сумм относительно небольшие, но ведь это в бюджет, а не из бюджета. Они стараются не конфликтовать с властями и периодически даже помогают муниципалитетам в решении местных проблем. Сами ничего не просят, кроме одного: не мешайте!

На Западе таких начинающих или мелких предпринимателей миллионы и отношение к ним уважительное. Известно, что именно таким «кустарем» был родоначальник мировой автомобильной индустрии Генри Форд — старший, в личных гаражах собирались первые персональные компьютеры Apple, IBM и другие. Но почему же в России не вырастают свои Биллы Гейтсы, Стивы Джобсы и им подобные? Почему российские предприниматели-гаражники крайне редко выходят из тени, предпочитая журавлю в небе скромную синицу в руке?

Исследователи этого феномена говорят, что в Европе официальная занятость привлекательнее неформальной благодаря защите прав на труд и социальным гарантиям. Наши бизнесмены и частные лица в личных беседах признаются, что предпочитают не регистрироваться из-за опасения государственного вмешательства, произвола контролеров, силовиков или резкого изменения налоговых и иных регламентов. И это правда!

Заметьте: в России не только катастрофически мала в экономике доля малого бизнеса, но она зачастую убога по своему наполнению. В основном это торговля — ее доля доходит до 55-60% всех малых предприятий. На втором месте (18-20%) — операции в сфере недвижимости и другое коммерческое посредничество. И лишь на третьем месте с большим отрывом (10%) — промышленное производство, на четвертом (6%) — строительство... А ведь торговля почти всегда и везде была лишь первым шагом для бизнесмена. В том числе в России, где промышленный капитал отпочковывался от торгового: самые крупные и уважаемые заводчики происходили, как правило, из купеческого сословия.

Нынче такого естественного перетекания почти нет. Причина простая: начинающий предприниматель не спешит укореняться, обзаводиться недвижимостью и прочими основными фондами — слишком велик риск все потерять. И даже большинство создателей стартапов, не успев развернуться, нацелены на продажу куда-нибудь даже трижды перспективного бизнеса. Об этом свидетельствуют и цифры миграции за последние годы: в 2012 году Россию покинули 120 тысяч человек, в 2013-м — почти 200 тысяч, в 2014-м — почти 300 тысяч, в 2015-2016 — более 300 тысяч. Ну и что после этого говорить о демографии?

Уезжают наиболее образованные, мобильные, трудоспособные. Едут в США, Германию, Канаду, Израиль, Великобританию, Финляндию, Австралию, Испанию, Чехию, Швейцарию, Норвегию, Новую Зеландию. Нигде медом не намазано, но людей тянет туда, где стабильна экономика, высока степень социальной защиты, где у предприимчивого человека есть шанс.

Кстати, в уже упомянутой Стратегии экономической безопасности записано о необходимости «улучшения инвестиционного климата, повышения привлекательности российской юрисдикции для осуществления предпринимательской деятельности, поддержки высокотехнологичного малого и среднего бизнеса». Абсолютно правильные слова, но где же дела? Руководитель экспертной группы (когда-то созданной при Минфине РФ, а ныне независимой) Евсей Гурвич сделал поразительное признание: в России признаки роста есть, а признаков новой модели роста как не было с советских времен, так и нет.

На прошлой неделе Кабинет одобрил подготовленные Минфином проектировки федерального бюджета на 2018-2020 годы. Как отмечают деловые СМИ, серьезных преобразований в бюджет на предстоящие три года не закладывается. Обсуждающиеся с прошлого года и ранее в правительстве пенсионная реформа, налоговый маневр, механизмы проектного финансирования и другие изменения в бюджете не отражены. Нет существенного перераспределения расходов между отдельными направлениями. По причине отсутствия привлекательных активов не планируется даже приватизация — за следующие три года Минфин рассчитывает получить всего 36,1 млрд рублей.

На Западе это тоже заметили. С конца февраля идет почти непрерывный отток капитала. Иностранные инвесторы с российского рынка за четыре месяца вывели 1,6 млрд долларов, а российские резиденты с начала года вывели еще свыше 20 млрд. Причины? Нестабильность, внутренние риски, слабый рубль, отсутствие внятной промышленной политики...

Из кремлевского окружения периодически просачивается информация о том, что программа реформ подготовлена командой экс-министра финансов Алексея Кудрина. Но это уже напоминает сказку про белого бычка. А тем временем Минюст на этой неделе обнародовал проект закона, в котором дает определение самозанятым гражданам. Это россияне старше 16 лет, которые «самостоятельно и на свой риск» оказывают услуги либо выполняют работы в интересах частных (физических) лиц с целью «систематического получения прибыли». Ключевые слова — «на свой риск»?

Иностранные клиники планируется открыть в Международном медицинском кластере, который создают в «Сколкове», сообщил мэр Москвы Сергей Собянин во время презентации проекта инвесторам на Московском урбанфоруме.

Он отметил, что столичные клиники и сегодня имеют самое современное оборудование, в модернизацию их материальной базы вкладываются колоссальные деньги, а подготовка кадров считается лучшей в стране. Однако это не позволяет российской столице конкурировать с другими мировыми мегаполисами. Препятствуют определенные стандарты и требования, которые действуют в стране, в том числе ограничения на ввоз препаратов, обмен кадрами и опытом.

«Да, мы лучшие в России, но выйти на международный уровень, на уровень ведущих городов мира, медицинских кластеров по такой технологии, к сожалению, невозможно», - сказал С. Собянин, передает портал mos.ru.

По его словам, город пробовал приглашать специалистов из-за рубежа, отправлял медиков учиться в Швейцарию, Израиль, Германию и другие страны.

«Даже то, что они там видят и чему обучаются, далеко не всегда возможно применить в наших клиниках исходя из предъявляемых требований. Поэтому несколько лет тому назад родилась идея создания Московского международного медицинского кластера», - пояснил мэр.

«Сколково» станет территорией, на которой без ограничений будут работать специалисты и клиники из стран Организации экономического сотрудничества и развития.

«Большой поток пациентов выезжает в Германию, Израиль, Соединенные Штаты Америки, и объем инвестиций, которые тянут за собой эти люди, исчисляются даже не сотнями миллионов долларов, а миллиардами долларов. Это говорит о том, что огромный объем медицинских услуг мы в своей стране, к сожалению, оказать не в состоянии. И огромный объем потенциальных финансовых инвестиций уходит за рубеж», - подчеркнул С. Собянин.

Он напомнил, что идею создания международного кластера поддержали президент России и государственная Дума.

«И теперь мы имеем совершенно уникальный статус, где на определенных территориях можем размещать иностранные клиники с иностранными специалистами, которые могут выписывать соответствующие рецепты, лечить по международным технологиям, в том числе применяя препараты, которые даже не зарегистрированы на территории Российской Федерации», - заявил мэр.

50 га территории будущего кластера в «Сколкове» поделили на отдельные участки, которые планируют выставлять на международные конкурсы для привлечения инвесторов. По словам С. Собянина, в ближайшее время Москва проведет роуд-шоу в большинстве стран мира.

Оператором и застройщиком проекта выступят российские фирмы, а медицинскую деятельность смогут осуществлять иностранные компании, имеющие необходимые лицензии и аккредитации.

Напомним, инновационный центр «Сколково» на западе столицы станет крупнейшим в России испытательным полигоном новой экономической политики.

На специально отведенной территории создадут особые условия для исследований и разработок, в том числе - для энергетических и энергоэффективных технологий, ядерных, космических, биомедицинских и компьютерных технологий.

Инновационный центр Сколково - государственный проект, реализуемый с привлечением инвесторов. На 400 га земли возведут 2,6 млн кв. метров недвижимости. В центре создадут 30 тысяч рабочих мест. Здесь будут постоянно проживать 20 тысяч человек.

Для любого ЦБ любой страны нет ничего лучше, чем создать свою криптовалюту

Сергей Вильянов, главный редактор Банкир.Ру

Участники ХХII Санкт-Петербургской банковской конференции, организованной Промсвязьбанком и АРБ, обсудили практическую сторону влияния инноваций на банковский бизнес, и пришли к неожиданным выводам.

Алексей Большаков, генеральный директор АО «Ситигруп Глобал Маркетс», член совета директоров АО КБ «Ситибанк»

Опыт развития российского финтеха показывает, что даже на таком конкурентном рынке, как банковские услуги, можно сделать предложение глобального уровня, зарабатывающее хорошие деньги.

Новые технологии, на первый взгляд, грозят убить все вокруг себя, но на практике они создают новую добавленную стоимость и новые рабочие места. Ускорение процессов в банках позволит, например, только при торговле сложными деривативами высвободить миллиарды долларов, которые сегодня замораживаются на недели и месяцы.

Для любого ЦБ любой страны нет ничего лучше, чем создать свою криптовалюту, и в ближайшие 5-10 лет мы увидим такие валюты на государственном уровне. В первую очередь надо смотреть на Китай, как страну, ведущую самую активную торговую деятельность.

В существующие криптовалюты я не очень верю. Предположу, что это спекулятивная инвестиционная идея, будущего у которой нет. Биткойн – один из многих математических алгоритмов, которые можно реализовать на блокчейне. Они хороши, чтобы обсуждать их за чашкой чая. Раньше говорили, что московская недвижимость тоже будет дорожать бесконечно.

Мне кажется, что абсолютно все поколения на самом деле одинаковы. Задачи людей зависят от их возраста, а не поколения. Наши внуки будут развиваться примерно так же, как мы, просто изменятся каналы транзакций.

За три недели в США я в последнем отпуске нашел только один магазин, где принимают Apple Pay. Зато в большинстве небольших торговых точек предпочитают наличные и принимают чеки. Самая главная финтех-страна – это Китай. На втором месте США, а на третьем – скандинавский регион.

Мартин Скотт (Martin Hale Scott), региональный директор HSBC London

Важна не столько оцифровка имеющихся продуктов, сколько создание платформ для продуктов будущего.

Блокчейн начнет работать всерьез, когда появятся консорциумы не из 7-10 банков, а из сотен. И когда поддержка появится не только на уровне банков, но и на уровне регуляторов, страховых компаний и т.д.

В 2019 году появятся очень простые и эффективные коммерческие решения на блокчейне, которые будут использоваться большими корпорациями. Важно сегодня участвовать в изучении новых технологий, а не стоять в стороне и просто наблюдать.

Вопрос о том, исчезнут ли наличные, поднимали уже много раз – при появлении кредитных карт, электронных денег и т.д. Но наличные – это физическое воплощение доверия. Это то, что можно пощупать. И я пока не вижу альтернативы.

Daniela Eder, управляющий директор BNY Mellon Frankfurt Branch

Россия, Израиль, Германия, США – среди самых продвинутых стран в области финтеха. Я бы не сказала, что Россия в чем-то отстает. Технологий здесь много, но вам надо решить – что с ними делать. Финтех-стартапы по всему миру собирают миллиарды доллары инвестиций, но я не думаю, что речь идет о революции. Мы трансформируем сами себя, это эволюция.

Сергей Поликанов, исполнительный директор Sberbank CIB

Сбербанк строит инфраструктуру вокруг корпоративного клиента, позволяющую ему приобретать не только финансовые услуги, но и смежные, необходимые для бизнеса. Все финтех-идеи, появившиеся за последние 10 лет, проходят апробацию внутри банка. Венчурный фонд Сбербанка ищет стартапы по всему миру, и лучшие образцы интегрируются в основной бизнес.

У нас есть планы по созданию собственного блокчейн-интегратора, предлагающего промышленные решения для всего банковского сообщества.

В криптовалюте уже фигурируют огромные суммы – вот буквально только что прошла новость об ICO на 200 миллионов долларов. Возможно, в будущем банкам придется работать и на этой площадке. Пока, конечно, ICO – площадка для экспериментов. Но за ней будущее.

Модель финтеха, разрабатывающаяся сегодня в Азии, может стать основной для использования в Европе, США и России.

Рынок недвижимости Амстердама разгорячен

Высокий спрос привел к тому, что сейчас стоимость покупки объекта может превышать цену продажи на 10%.

Об этом рассказала брокер и оценщик в компании Netherlands Sotheby's International Realty Марианне Йоанкнехт. По ее словам, в прошлом местную недвижимость, наоборот, зачастую продавали по цене на 10% ниже указанной в объявлении, пишет The New York Times.

Рынок недвижимости Амстердама сейчас разгорячен из-за нехватки предложений. Цены растут двузначными темпами с 2013 года. За 2016 год жилье средней стоимостью до $1 млн подорожало на 20%, а объекты дороже этой отметки – на 10%. «На каждую квартиру по цене менее $570 000 находится до 20 покупателей, и они устраивают настоящую битву за объект», - признается Марианне Йоанкнехт.

В результате, в центре или на юге Амстердама крайне сложно найти апартаменты с террасой, балконом или парковочным местом по цене дороже $2 млн. А частные дома в хороших районах вообще редкость.

Интерес иностранцев к недвижимости Амстердама растет. Ожидается приток британских покупателей после решения о выходе страны из ЕС. Среди потенциальных клиентов местных риэлторов есть также представители Австралии, Франции, Германии, Турции и США, а также Китая, Израиля и ОАЭ.

Россияне, индийцы и японцы, которые работают в местных международных компаниях, тоже часто приобретают жилье в столице Нидерландов и ее окрестностях.

В ходе встречи Министр иностранных дел России С.В. Лавров и Генеральный секретарь ЛАГ А.Абуль-Гейт обменялись оценками относительно положения дел на Ближнем Востоке и Севере Африки с упором на необходимость наращивания координации в борьбе с террористической угрозой во всем регионе и урегулирование кризисных ситуаций.

Особое внимание уделили одной из наиболее острых проблем региона - необходимости достижения всеобъемлющего, справедливого и прочного урегулирования арабо-израильского конфликта.

Россия как постоянный член СБ ООН и участник "квартета" международных посредников будет продвигать необходимость возобновления прямых переговоров между Израилем и Палестиной, а также необходимость преодоления межпалестинского ракола, отстаивать недопустимость попыток модифицировать Арабскую мирную инициативу.

Также С.В. Лавров и А.Абуль-Гейт затронули ситуацию вокруг Катара и подтвердили их общую позицию о необходимости ее решения путем диалога.и считают необходимым добиваться того, чтобы возникшие озабоченности снимались и разрешались в духе взаимного уважения в интересах устойчивого развития всех стран региона.

Кроме того, они рассмотрели состояние двусторонних отношений между Россией и ЛАГ, прежде всего в том, что касается реализации Плана действий по реализации принципов, целей и задач российско-арабского Форума сотрудничества на 2016-2018 годы. С удовлетворением констатировали, что все мероприятия, предусмотренные этим Планом, выполняются в срок и с хорошей отдачей.

Более того, они обсудили инициативу, выдвинутую Генеральным Секретарем ЛАГ А. Абуль-Гейтом в рамках их прошлой встречи в Москве в феврале прошлого года, а именно создание Арабского Культурного Центра в Москве.

Открытый летний чемпионат Москвы по теннису соберет более 100 спортсменов из 10 стран

Турниры пройдут с 8 по 15 июля на кортах детской теннисной школы «Белокаменная».

С 8 по 15 июля в столице состоится Открытый летний чемпионат Москвы по теннису Summer Moscow Open 2017 — профессиональный турнир Международной федерации тенниса (International Tennis Federation — ITF). Состязания пройдут на кортах детской теннисной школы «Белокаменная».

Здесь состоятся женский профессиональный турнир календаря ITF и мужской турнир I категории российского теннисного тура календаря Федерации тенниса России.

В Summer Moscow Open 2017 примут участие 64 профессиональные спортсменки из 10 стран: Белоруссии, Боснии и Герцеговины, Венгрии, Израиля, Италии, Молдавии, России, Сербии, Узбекистана и с Украины, а также 48 спортсменов российского теннисного тура из разных городов России.

Церемония награждения победителей состоится 15 июля после завершения финальных матчей.

Организаторы — Департамент спорта и туризма города Москвы, Федерация тенниса Москвы и детская теннисная школа «Белокаменная».

С 2005 года соревнования имеют статус профессионального турнира Международной федерации тенниса.

Траты россиян на лечение за рубежом выросли на 15-17%

По сравнению с прошлым годом жители России стали тратить на лечение за рубежом на 15-17% больше. Об этом сообщили АГН «Москва» в пресс-службе Российской ассоциации медицинского туризма.

Основными странами для медицинских путешествий остаются Израиль (около 45% выезжающих), Германия (22%) и Финляндия (10%). Кроме того, заметно вырос интерес к лечению в восточных странах: Южная Корея, Китай и Турция в совокупности приняли около 20% российских пациентов, еще 3% приходятся на дорогостоящие США и Швейцарию.

«Всего за первый квартал 2017 г. за рубеж в медицинских целях выехало не более 20 тыс. россиян. А вот тратить на лечение за границей в этом году россияне позволяют себе больше, чем год назад, примерно на 15-17%», - сообщили в ассоциации.

Хотя стабилизация ситуации с курсами валют в России привела к заметному повышению спроса на выезд россиян за рубеж в начале года, на медицинском туризме это мало отразилось. При этом практика «путешествий за здоровьем» внутри страны становится все более популярной. Так, в I квартале 2017 г. число россиян, путешествующих по стране с лечебно-оздоровительными целями, составило почти 3,5 млн человек, что на 30% больше, чем за этот период 2016 г.

«В последнее время мы видим повышенный интерес и доверие к лечению в России, как у иностранных граждан, так и у соотечественников. Мы прогнозируем и дальнейший рост рынка медицинского туризма на территории России, как минимум на 20% ежегодно», - цитирует пресс-служба президента Российской ассоциации медицинского туризма Константина Онищенко.

До основания, а затем…

Алексей Арбатов

Устарел ли контроль над ядерными вооружениями?

Алексей Арбатов – академик РАН, руководитель Центра международной безопасности Института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова Российской Академии наук, в прошлом участник переговоров по Договору СНВ-1 (1990 г.), заместитель председателя Комитета по обороне Государственной думы (1994–2003 гг.).

Резюме Если откажемся от наработанных за полвека норм и инструментов контроля над ядерным оружием, останемся у разбитого корыта. Необходимо срочно спасать эту сложную и бесценную конструкцию и, опираясь на такой фундамент, продуманно ее совершенствовать.

Противостояние России и Запада и начало нового цикла гонки вооружений вернули проблемы ядерного оружия на авансцену мировой политики после двадцати лет забвения. Администрация Дональда Трампа не считает приоритетом прогресс в контроле над ядерным оружием, что по идее должно послужить стимулом для Москвы к существенному пересмотру курса в данной области. Но в какую сторону? Этот вопрос остается открытым.

Ядерный романтизм в консервативную эпоху

На Валдайском форуме в октябре 2016 г. президент России Владимир Путин заявил: «Ядерное оружие является фактором сдерживания и фактором обеспечения мира и безопасности во всем мире», его нельзя «рассматривать как фактор какой бы то ни было потенциальной агрессии». Следует отметить, что столь положительная и в чем-то даже романтическая оценка роли ядерного оружия высказывается у нас на самом высоком государственном уровне впервые – такого не было ни во времена СССР, ни в демократической России.

Впрочем, многое зависит от интерпретации. Если эти слова – пожелание того, как должно быть, пока ядерное оружие существует в качестве объективной реальности, на это нечего возразить. Возможно, имелось в виду, что ядерное оружие должно быть предназначено только для ответного удара, и этой возможностью следует сдерживать агрессора от нападения («фактор сдерживания»). И что его недопустимо применять в первом ударе («как фактор потенциальной агрессии»). В таком случае мы имеем дело с одним из вариантов формулировки концепции стратегической стабильности как состояния стратегических взаимоотношений сторон, при котором сводится к минимуму вероятность ядерной войны, во всяком случае – между двумя сверхдержавами.

Однако если приведенное высказывание отражает представление о существующем порядке вещей, то с ним нельзя согласиться без существенных оговорок.

Фактор агрессии или ее сдерживания?

Первая оговорка состоит в том, что все девять нынешних государств, имеющих ядерное оружие, в своих официальных военных доктринах или по умолчанию допускают применение его первыми.

До недавнего времени КНР и Индия были единственными двумя странами, принявшими обязательство о неприменении ядерного оружия первыми. Но в Китае идет дискуссия об отказе от этого принципа ввиду растущей возможности США поражать китайские ядерные средства высокоточными неядерными системами большой дальности. А Индия, судя по всему, изменила свое прежнее обязательство, заявив, что оно распространяется только на неядерные государства, и это сближает ее стратегию с доктринами России и Соединенных Штатов.

Американские союзники по НАТО – Великобритания и Франция – всегда доктринально допускали применение ядерного оружия первыми, хотя их ядерные силы в сокращенном составе технически более всего соответствуют концепции сугубо ответного удара, во всяком случае в отношении России (а до того – СССР).

Пакистан открыто и безоговорочно придерживается концепции первого применения ядерного оружия (как оперативно-тактического, так и средней дальности) против Индии, имеющей большое превосходство по силам общего назначения.

Израиль не признает и не отрицает наличия у него ядерного оружия. Но ввиду специфики его геополитического окружения ни у кого нет сомнений, что Тель-Авив негласно придерживается концепции первого ядерного удара.

У Северной Кореи вместо доктрины – идеологические декларации с угрозами применения ядерного оружия. В свете малочисленности и уязвимости ее ядерных средств в противоборстве с ядерной сверхдержавой в лице США первый удар – единственный способ применить ядерное оружие (и после этого погибнуть).

Тем более сказанное выше относится к двум ведущим ядерным державам. Российская официальная военная доктрина недвусмысленно предусматривает не только ответный ядерный удар (в качестве реакции на нападение на РФ и ее союзников с использованием ядерного и других видов оружия массового уничтожения, ОМУ), но также и первый ядерный удар: «Российская Федерация оставляет за собой право применить ядерное оружие… в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства». В таком случае ядерный удар будет иметь целью «нанесение неприемлемого ущерба агрессору в любых условиях обстановки».

В военной политике Соединенных Штатов тоже всегда допускалась возможность использования ядерного оружия первыми, как гласит американская ядерная доктрина от 2010 г., «для узкого набора сценариев». Обеспечивая гарантии безопасности союзникам в Европе и Азии, США имеют варианты ядерного ответа на нападение на них с использованием обычного оружия или других видов ОМУ и потому «не готовы в настоящее время принять безоговорочную политику сдерживания ядерного нападения как единственного предназначения ядерного оружия…».

Таким образом, Россия, Соединенные Штаты и другие государства, обладающие ядерным оружием, допускают, помимо ответного удара, те или иные варианты применения ядерного оружия первыми (т.е. как «фактор агрессии»). Такие варианты включены в их понимание ядерного сдерживания (т.е. «фактора обеспечения мира и безопасности во всем мире»). Объясняется этот доктринальный симбиоз тем, что все они без исключения считают «фактором агрессии» только первый ядерный удар вероятного противника. А сами намерены применить ядерное оружие первыми исключительно в ответ на агрессию с использованием других видов ОМУ или обычных вооружений.

В связи с этим следует подчеркнуть, что исторически во многих войнах, особенно после 1945 г., каждая сторона считала, что, даже ведя наступательные операции, она обороняется, отражая реальную или неминуемо грозящую агрессию. Это влекло за собой или могло повлечь эскалацию конфликта. Карибский ракетный кризис октября 1962 г. наглядно продемонстрировал возможность ядерной войны из-за потери контроля над событиями, а не в результате спланированной агрессии. Несколько раз чистое везение спасало мир от ядерной катастрофы, хотя тогда уже существовало взаимное ядерное сдерживание (пусть асимметричное) и ни одна из сторон не хотела прямого конфликта.

Похожие, хотя и не столь опасные ситуации эскалации взаимных оборонительных действий имели место во время берлинского кризиса 1961 г., в ходе вьетнамской (1964–1972 гг.), афганской (1979–1989 гг.) и первой иракской войн (1990 г.). То же можно сказать о четырех ближневосточных войнах (1957, 1967, 1973 и 1983 гг.), фолклендском конфликте (1982 г.), индо-пакистанской и ирано-иракской войнах (1971 и 1980–1988 гг.) и ряде других событий такого рода. Причем некоторым из них сопутствовали открытые угрозы применения ядерного оружия и повышение уровней его готовности ведущими государствами.

Нынешняя конфронтация России и НАТО в Европе, многосторонний характер кризисов на Ближнем Востоке в сочетании с развитием новейших ядерных и обычных высокоточных вооружений и изощренных информационно-управляющих систем порождают угрозу быстрой непреднамеренной эскалации обычного (даже локального) конфликта между великими державами к ядерной войне. Эта угроза усугубляется «новаторскими» концепциями применения ядерного оружия в стратегиях ведущих государств.

Опасные новации

Во времена прошлой холодной войны вероятность быстрой (и даже изначальной) эскалации крупного вооруженного конфликта в Европе к применению ядерного оружия со стороны НАТО и Варшавского договора принималась как данность (а на континенте было развернуто в общей сложности до 17 тыс. единиц тактических ядерных средств). После окончания холодной войны тактические ядерные силы сторон были многократно сокращены, а апокалипсические сценарии были на четверть века забыты.

Но кризис вокруг Украины и наращивание вооруженных сил по обе стороны новых границ между Россией и НАТО вернули прежние страхи в европейскую политику. Масштабные военные учения сторон стали регулярно проводиться с имитацией применения тактических ядерных средств. Оружие такого класса в количестве нескольких сотен единиц все еще размещено вместе с силами общего назначения на передовых базах России и в американских хранилищах на территории стран НАТО.

Однако есть и новшества, чреватые не меньшей опасностью: концепции избирательного применения стратегических ядерных вооружений. Соединенные Штаты с начала 1960-х гг. экспериментировали со стратегией контрсиловых ядерных ударов – поражения стратегических сил и других военных объектов СССР, избегая разрушения городов (во всяком случае, на первых этапах войны). Но все эти планы разбивались о вероятность массированного ядерного ответа другой стороны.

Перемены начались много лет спустя: в 2003 г. в официальных российских документах появились планы «деэскалации агрессии... угрозой нанесения или непосредственно осуществлением ударов различного масштаба с использованием обычных и/или ядерных средств поражения». Причем предполагалась возможность «дозированного боевого применения отдельных компонентов Стратегических сил сдерживания».

С тех пор издания военной доктрины РФ не упоминали подобных концепций, и на время они ушли в тень. Но в условиях нынешнего обострения напряженности в профессиональную печать стали периодически просачиваться сходные идеи, возможно, отражая закрытые стратегические изыскания уполномоченных организаций. Можно в связи с этим предположить, что в России, США (и, видимо, в КНР) прорабатываются концепции избирательного применения стратегического ядерного оружия.

Например, военные профессионалы из закрытых институтов Минобороны РФ подчеркивают «…ограниченный характер первого ядерного воздействия, которое призвано не ожесточить, а отрезвить агрессора, заставить его прекратить нападение и перейти к переговорам. При отсутствии желательной реакции предусматривается нарастающее массирование использования ядерного оружия как в количественном отношении, так и по энерговыделению. Поэтому… первое ядерное воздействие Российской Федерации может носить ограниченный характер. Реакция противника просчитывается в форме как массированного, так и ограниченного ядерного удара. Более вероятным, на наш взгляд, можно считать второй вариант. В его пользу говорит тот факт, что США являются страной, где родилась концепция ограниченной ядерной войны». В качестве возможных средств таких действий рассматриваются, в частности, новые тяжелые наземные ракеты шахтного базирования типа «Сармат», поскольку уязвимость пусковых установок не позволяет полагаться на них для осуществления ответного удара в случае массированной контрсиловой атаки США.

Судя по всему, и Соединенные Штаты, в свою очередь, реанимируют концепции ограниченной стратегической ядерной войны в виде «подогнанных (tailored) ядерных опций». Как оружие таких ударов обсуждаются, например, перспективные ядерные авиационные крылатые ракеты большой дальности (LRSO – long-range stand-off missile) и управляемые авиабомбы с вариативной мощностью заряда (В-61-12).

Чаще всего в России подобные избирательные удары предлагаются как ответ на массированную неядерную «воздушно-космическую агрессию» США и НАТО (вроде многократно расширенного варианта налетов на Югославию, Афганистан или Ирак). А в США такие «опции» прорабатываются как реакция на ограниченное «ядерное воздействие» со стороны России (а также имея в виду Китай). В реальности Соединенные Штаты не имеют ни планов, ни достаточных средств для неядерной «воздушно-космической агрессии» против России, особенно если речь идет об ударе по ее стратегическим ракетным силам. Эти сценарии существуют в воображении российских стратегов. Однако взаимная разработка планов избирательных стратегических ударов угрожает молниеносно перевести на глобальный уровень любое локальное (и даже случайное) вооруженное столкновение двух сверхдержав.

Хотелось бы спросить авторов российской концепции: почему они думают, что Соединенные Штаты в ходе обмена ограниченными ударами, в конце концов, первыми дадут «задний ход»? Видимо, подсознательно здесь присутствует стереотип: в США живут богаче и ценят жизнь выше, а патриотизм – ниже, чем в России. Возможно, применительно к большой и долгой обычной войне это не лишено оснований (достаточно сравнить отношение общества двух стран к войнам во Вьетнаме и Афганистане). Однако упускается из вида, что ядерное оружие и в этом смысле является «великим уравнителем»: и богатым, и бедным одинаково не хочется, чтобы они сами, их дети и внуки превратились в «радиоактивную пыль». Во всяком случае, исторический опыт кризисов холодной войны не подтверждает представления о трусливости американцев, а с тех пор уровень жизни в России и на Западе стал менее контрастным.

Сопутствующая идея, набирающая ныне обороты, состоит в том, что после большого сокращения ядерных арсеналов за прошедшие четверть века ядерная война снова стала возможна и не повлечет глобальной катастрофы. Вот один из образчиков такого прогнозирования: «Решившись на контрсиловой превентивный удар по России… США имеют основания рассчитывать на успех… В итоге до 90 процентов российского ядерного потенциала уничтожается до старта. А суммарная мощность ядерных взрывов составит около 50–60 мегатонн… Гибель миллионов американцев, потеря экономического потенциала будут перенесены относительно легко. Это умеренная плата за мировое господство, которое обретут заокеанская или транснациональная элиты, уничтожив Россию…» В качестве спасительной меры, утверждает автор, создание 40–50 «боеприпасов (в 100 МТ) в качестве боеголовок для тяжелых МБР или сверхдальних торпед гарантирует доведение до критически опасных геофизических зон на территории США (Йеллоустонский супервулкан, разломы тихоокеанского побережья США)... Они гарантированно уничтожат США как государство и практически всю транснациональную элиту».

Можно было бы отмахнуться от таких идей как не составляющих предмет стратегического анализа и требующих услуг специалистов другого профиля, но не все так просто. Их автор (Константин Сивков) много лет служил в Генеральном штабе Вооруженных сил РФ и принимал участие в разработке военно-доктринальных документов государства. В других работах этого специалиста, как и в публикациях упомянутых выше экспертов, вопреки официальной линии Москвы, приводятся вполне убедительные расчеты невозможности массированного поражения не только российских ракетных шахт, но и значительной части промышленности высокоточным неядерным оружием. Также следует напомнить, как пару лет назад один из центральных каналов российского телевидения в репортаже о заседании военно-политического руководства самого высокого уровня как бы «случайно» показал картинку именно такой суперторпеды, вызвав немалый ажиотаж на Западе.

Приведенные примеры не позволяют безоговорочно принять тезис известного российского политолога Сергея Караганова: «Наличие ядерного оружия с имманентно присущей ему теоретической способностью уничтожения стран и континентов, если не всего человечества, изменяло мышление, “цивилизовало”, делало более ответственными правящие элиты ядерных держав. Из этих элит вымывались или не подпускались к сферам, связанным с национальной безопасностью, люди и политические группы, взгляды которых могли бы привести к ядерному столкновению». И дело не в том, что до «ядерной кнопки» могут добраться экстремисты или умалишенные, а в том, что замкнутые институты имеют склонность генерировать узко технико-оперативный образ мышления, совершенно оторванный от реальности и чреватый чудовищными последствиями в случае его практической имплементации.

Так или иначе, приведенные концепции насколько искусственны, настолько и опасны. Россия и США уже второй год не могут договориться о координации обычных авиаударов даже по общему противнику в Сирии, а что уж говорить о негласном взаимопонимании «правил» обмена избирательными ядерными ударами друг по другу! Касательно приемлемости ядерной войны при сокращенных потенциалах, даже если принять крайне спорные прогнозы минимального ответного удара России мощностью в 70 мегатонн (10% выживших средств), надо обладать экзотическим мышлением для вывода, что российский ответ (5 тыс. «хиросим») не будет означать полного уничтожения Cоединенных Штатов и их союзников вместе со всеми элитами.

В реальности нет никаких оснований полагать, что ядерное оружие теперь и в будущем может стать рациональным инструментом войны и ее завершения на выгодных условиях. Однако есть риск (особенно после смены руководства США), что государственные руководители, не владея темой, не имея доступа к альтернативным оценкам и тем более не ведая истории опаснейших кризисов времен холодной войны, поверят в реализуемость подобных концепций. Тогда в острой международной ситуации, стремясь не показать «слабину», они могут принять роковое решение и запустить процесс неконтролируемой эскалации к всеобщей катастрофе.

Банализация и рационализация ядерного оружия и самой ядерной войны, безответственная бравада на эти запретные ранее темы – опаснейшая тенденция современности. Парадоксально, что отмеченные стратегические новации выдвинуты в условиях сохранения солидного запаса прочности паритета и стабильности ядерного баланса России и США. Похоже, что даже классическое двустороннее ядерное сдерживание в отношениях двух сверхдержав (не говоря уже о других ядерных государствах) «поедает» само себя изнутри. Впредь едва ли можно надеяться только на него как на «фактор обеспечения мира и безопасности».

Нельзя не признать, что традиционные концепции и методы укрепления стратегической стабильности не способны устранить данную опасность. Для этого нужны новые принципы стратегических отношений великих держав и механизмы обоюдного отказа от опасных стратегических новаций. Но их невозможно создать в условиях распада контроля над ядерным оружием и неограниченной гонки вооружений.

Спасло ли мир ядерное сдерживание?

Вторая оговорка в отношении упомянутой в начале статьи «валдайской формулы» заключается в том, что ядерный «фактор сдерживания» реализуется исключительно в рамках системы и процесса контроля над вооружениями и их нераспространения – и никак иначе. Сейчас, на кураже ниспровержения прежних истин, по этому поводу высказываются сомнения. Например, цитировавшийся выше Сергей Караганов пишет, что «…баланс полезности и вредности контроля над вооружениями подвести крайне трудно». Тем не менее это сделать легко – при всей сложности проблематики ядерных вооружений.

До начала практического контроля над вооружениями (ведя отсчет с Договора 1963 г. о частичном запрещении ядерных испытаний) мир неоднократно приближался к грани ядерной войны. Характерно, что упомянутый выше самый опасный эпизод – Карибский кризис – помимо конфликта СССР и США из-за Кубы, был главным образом вызван именно динамикой ядерного сдерживания. Отвечая на большой блеф советского лидера Никиты Хрущева о ракетном превосходстве после запуска спутника в 1957 г., Соединенные Штаты начали форсированное наращивание ракетно-ядерных вооружений. Администрация Джона Кеннеди, придя к власти в 1961 г., унаследовала от предшественников 12 старых межконтинентальных баллистических ракет (МБР) и две первые атомные подводные лодки с баллистическими ракетами (БРПЛ). Однако уже в 1967 г. американские стратегические ядерные силы (СЯС) увеличились по числу ракет в 40 раз (!). Поняв, куда идут процессы, Хрущев санкционировал переброску ракет средней дальности на Кубу, чтобы хоть замедлить быстро растущее отставание от США. Остальное хорошо известно.

Так ядерное сдерживание чуть не привело к ядерной войне. Можно до бесконечности спорить, спасло ли мир ядерное оружие или нет. И то и другое недоказуемо, поскольку, слава Богу, ядерной войны в те годы не случилось. Но в течение ста лет после битвы при Ватерлоо и до августа 1914-го большой войны в Европе тоже не произошло, хотя ядерного оружия не было, как и на протяжении полутора веков между Тридцатилетней войной и наполеоновским нашествием. А малых войн случалось множество, как и в годы холодной войны, причем через своих клиентов великие державы воевали и друг с другом.

После Договора 1963 г. в течение последующего полувека была создана обширная система ограничения и нераспространения ядерного оружия. Последний кризис холодной войны произошел осенью 1983 г., причем тоже из-за динамики ядерного сдерживания: развертывания новых ракет средней дальности СССР, а в ответ и аналогичных ракет США и провала переговоров по ограничению ядерных вооружений. Вывод очевиден: международные конфликты на фоне неограниченной гонки ядерных вооружений периодически подводят мир к грани ядерного Армагеддона. А в условиях процесса и режимов контроля над вооружениями – нет.

Отрицать прямую и обратную корреляцию мира и контроля над вооружениями можно, только если не желать признавать очевидного. Именно соглашения об ограничении и сокращении ядерного оружия стабилизировали военный баланс на пониженных уровнях и сыграли решающую роль в спасении мира от глобальной войны. Точно так же четко прослеживается взаимосвязь успехов и провалов диалога великих держав по ядерному разоружению и соответственно – прогресса или регресса режима нераспространения ядерного оружия.

Тем не менее, если исходить из того, что сдерживание, наряду с соглашениями великих держав, явилось одним из факторов спасения мира от ядерной войны в прошлом, то это отнюдь не значит, что так будет продолжаться в будущем. Отношения стабильного стратегического паритета сложились исключительно между СССР/Россией и США, хотя и здесь сейчас нарастают возмущающие факторы. Но нет оснований рассчитывать на тот же эффект в отношениях других ядерных государств, например, Индии и Пакистана. Тем более это относится к Северной Корее и возможным будущим обладателям ядерного оружия, если продолжится его распространение, что неизбежно в случае провала переговоров по дальнейшему сокращению ядерных арсеналов.

А через новые ядерные государства это оружие или оружейные материалы и экспертиза неизбежно рано или поздно попадут в руки террористов, что положит катастрофический конец роли ядерного оружия как «фактора обеспечения мира и безопасности». Ядерное сдерживание, согласно вечным законам гегелевской диалектики, убьет само себя. Это тем более так, поскольку в настоящее время разворачивается беспрецедентный кризис системы контроля над ядерным оружием.

Распад системы: есть ли повод для волнения?

Впервые за более чем полвека переговоров и соглашений по ядерному оружию (после Договора 1963 г.) мир оказался перед перспективой потери уже в ближайшее время договорно-правового контроля над самым разрушительным оружием в истории человечества.

Наиболее слабым звеном в системе контроля над ядерным оружием является Договор РСМД между СССР и США от 1987 года. Стороны уже несколько лет обвиняют друг друга в нарушении Договора, и после смены администрации в Вашингтоне в обозримом будущем он может быть денонсирован. В России к этому соглашению относятся скептически, что регулярно проявляется в высказываниях государственных руководителей. Еще более настораживает, что в новой «Концепции внешней политики» от 2016 г. он даже не упомянут в числе договоров, которым привержена Москва.

Обычно в вину Договору РСМД вменяется, что согласно его положениям было ликвидировано в два с лишним раза больше советских, чем американских ракет (соответственно 1836 и 859), и этой арифметикой до сих пор возмущаются многие российские эксперты в погонах и без. Но дело не просто в том, что советских ракет было развернуто намного больше и соответственно до «нуля» пришлось больше их сокращать. Еще важнее, что по высшей стратегической математике СССР все равно остался в выигрыше по качеству. Ведь для него был устранен, по сути, элемент стратегической ядерной угрозы, особенно ракеты «Першинг-2», способные с коротким подлетным временем (7 минут) наносить точные удары по подземным командным центрам высшего военно-политического руководства в Московском регионе. А непосредственно для американской территории Договор никак угрозу не уменьшил, поскольку советские ракеты средней дальности ее по определению не достигали.

Другой аргумент против Договора состоит в том, что ракеты средней дальности нужны России для ударов по базам ПРО США в Европе. Между тем все непредвзятые оценки показывают, что эти системы не способны перехватить российские МБР ни на разгонном участке, ни вдогонку. Кстати и президент Путин заявлял, что новые системы РФ могут преодолеть любую ПРО США.

Довод о том, что нужно отвечать на ядерные ракеты средней дальности третьих стран, не участвующих в Договоре, тоже неубедителен. Поскольку Великобритания и Франция не имеют ракет такого класса, из пяти остальных ядерных государств КНР и Индия – стратегические союзники России, Пакистан нацеливает ракеты только на Индию, Израиль – на исламских соседей, а КНДР – на американских дальневосточных союзников, а в перспективе – на США.

В любом случае Россия обладает большим количеством достратегических ядерных средств для сдерживания третьих стран, помимо стратегического потенциала для сдерживания Соединенных Штатов, часть которого может быть нацелена по любым другим азимутам. И уж если этой огромной мощи недостаточно для сдерживания третьих ядерных государств, то дополнительное развертывание наземных баллистических и крылатых ракет средней дальности делу не поможет. Придется рассчитывать на противоракетную оборону в составе модернизированной Московской ПРО А-235, новейших систем С-500 и последующих поколений подобных средств. А заодно пересмотреть позицию о необходимости отказа от систем ПРО или их жесткого ограничения.

Вопреки критике Договора при современном геополитическом положении России он намного важнее для ее безопасности, чем 30 лет назад. В случае его краха и в ответ на развертывание ныне запрещенных российских систем оружия возобновится размещение американских ракет средней дальности, причем не в Западной Европе, как раньше, а на передовых рубежах – в Польше, Балтии, Румынии, откуда они смогут простреливать российскую территорию за Урал. Это заставит Москву с огромными затратами повышать живучесть ядерных сил и их информационно-управляющей системы.

Кризис контроля над ядерным оружием проявляется и в том, что вот уже шесть лет не ведется переговоров России и США по следующему договору СНВ – самая затянувшаяся пауза за 47 лет таких переговоров. В 2021 г. истечет срок текущего Договора СНВ, и в контроле над стратегическими вооружениями возникнет вакуум. Времени для заключения нового договора, в свете глубины разногласий сторон по системам ПРО и высокоточным неядерным вооружениям, все меньше. При этом новая администрация Белого дома не проявляет заинтересованности в заключении нового договора СНВ до 2021 г. или в его продлении до 2026 года.

Именно с середины 2020-х гг. Соединенные Штаты приступят к широкой программе обновления своего стратегического ядерного арсенала (стоимостью до 900 млрд долл.), а также, вероятно, расширят программу ПРО, на что Россия будет вынуждена отвечать. Причем в отличие от периода холодной войны эта ракетно-ядерная гонка будет дополнена соперничеством по наступательным и оборонительным стратегическим вооружениям в неядерном оснащении, а также развитием космического оружия и средств кибервойны. Новейшие системы оружия особенно опасны тем, что размывают прежние технические и оперативные разграничения между ядерными и обычными, наступательными и оборонительными, региональными и глобальными вооружениями.

К тому же гонка вооружений станет многосторонней, вовлекая, помимо США и России, также КНР, страны НАТО, Индию и Пакистан, Северную и Южную Кореи, Японию и другие государства. Геополитическое положение России обуславливает ее особую уязвимость в такой обстановке.

Уже два десятилетия по вине Вашингтона в законную силу не вступает Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). По их же вине недавно «заморожено» соглашение о ликвидации избыточного запаса плутония. Переговоры по запрещению производства разделяющихся материалов (оружейного урана и плутония) в военных целях (ДЗПРМ) много лет стоят в тупике на Конференции по разоружению в Женеве. По российской инициативе за последние три года прекратилось сотрудничество РФ и США по программам безопасной утилизации, физической сохранности и защите ядерных вооружений, материалов и объектов.

Конференция по рассмотрению Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в 2015 г. закончилась провалом. Северная Корея, которая вышла из ДНЯО в 2003 г., продолжает испытания ядерного оружия и баллистических ракет. В апреле 2017 г. от нее дистанцировался даже главный покровитель – Китай. Настрой новой администрации и Конгресса против многостороннего соглашения об ограничении иранской ядерной программы от 2015 г. может нанести окончательный удар по ДНЯО. Дальнейшее распространение ядерного оружия будет происходить главным образом рядом с российскими границами (Иран, Турция, Египет, Саудовская Аравия, Южная Корея, Япония).

Если и когда это оружие попадет в руки террористов, Россия – с недавнего времени лидер в борьбе с международным терроризмом – может стать одним из первых объектов их мщения, тем более в свете уязвимости ее геополитического положения и проницаемости южных границ.

Рецепты летального исхода

Традиционный контроль над ядерным оружием зиждился на ярко выраженной биполярности миропорядка, примерном равновесии сил сторон и согласовании классов и типов оружия в качестве предмета переговоров. Ныне миропорядок стал многополярным, равновесие асимметричным, а новые системы оружия размывают прежние разграничения. Контроль над вооружениями и предотвращение ядерной войны необходимо своевременно адаптировать к меняющимся условиям. Но надстраивать здание нужно на твердом и испытанном фундаменте – таково элементарное правило любой реконструкции.

В упоминавшейся выше статье Сергей Караганов пишет о необходимости выработки «новых схем ограничения вооружений». В качестве таковых он предлагает «не традиционные переговоры по сокращению (ликвидации) ядерного оружия... Пора и в расчетах, и в переговорах, если их все-таки вести, отходить от бессмысленного принципа численного паритета… Вместо этого стоит начать диалог всех ядерных держав (в том числе, возможно, даже Израиля и Северной Кореи…) по укреплению международной стратегической стабильности. Сопредседателями диалога могут быть Россия, США и Китай. Цель – предотвращение глобальной войны, использования ядерного оружия. Он должен быть направлен именно на повышение стабильности, предсказуемости, донесения друг до друга опасений, предотвращения новых дестабилизирующих направлений гонки вооружений. Особенно основанных на новых принципах средств противоракетной обороны в динамическом взаимодействии с наступательными вооружениями. Естественно, диалог должен включать и обсуждение неядерных, но де-факто стратегических вооружений. А также средств кибервойны… Таким образом, – пишет этот авторитетный специалист, – цель диалога – не собственно сокращение арсеналов, а предотвращение войны через обмен информацией, разъяснение позиций, в том числе причин развертывания тех или иных систем, доктринальных установок, укрепление доверия или по крайней мере уменьшения подозрений».

Прежде всего по поводу приведенного подхода следует отметить, что у Москвы и Вашингтона уже есть совместная концепция стратегической стабильности, предметно согласованная в первый и, к сожалению, последний раз в 1990 году. Ее суть (состояние стратегических отношений, устраняющее стимулы для первого удара) вполне актуальна. Что касается конкретных способов укрепления стабильности (взаимоприемлемое соотношение наступательных и оборонительных средств, снижение концентрации боезарядов на носителях и акцент на высокоживучие системы оружия), они, безусловно, требуют обсуждения и дополнения. Нужно учесть появление новейших наступательных и оборонительных вооружений, затронутые выше опасные концепции их применения, киберугрозы, распространение ядерного и ракетного оружия. Но расширение круга участников таких переговоров преждевременно. В обозримом будущем было бы величайшим успехом достичь взаимопонимания хотя бы в двустороннем формате, а уже затем думать о его расширении.

Кроме того, отвлеченное обсуждение стратегической стабильности сродни популярным в Средние века схоластическим диспутам. Это не приведет к конкретному результату, вроде упомянутого Карагановым «предотвращения новых дестабилизирующих направлений гонки вооружений». Едва ли можно рассчитывать, что оппоненты просто силой аргументов убедят друг друга отказаться от вызывающих беспокойство программ – без достижения взаимных компромиссов в виде ограничения и сокращения конкретных вооружений. А раз так, то и «численному паритету» нет альтернативы: ни одна из сторон не согласится юридически закрепить свое отставание.

Это суждение подтверждает практический опыт. Ведущиеся в течение последних лет американо-китайские консультации по стратегической стабильности при неравенстве потенциалов не породили ничего (кроме совместного словаря военных терминов). Та же участь постигла переговоры «большой ядерной пятерки», начавшиеся с 2009 г.: ничего конкретного, кроме общих благих пожеланий, согласовать не удалось. Наконец, есть опыт диалога России и Соединенных Штатов, который шел до 2012 г. по системам ПРО в контексте стратегической стабильности. Интеллектуальное взаимодействие потерпело фиаско, поскольку США не соглашались ни на какие ограничения ПРО, а Россия их и не предлагала, требуя «гарантий ненаправленности».

Если бы удалось организовать предлагаемый Сергеем Карагановым форум «девятки» по стратегической стабильности, он в лучшем случае вылился бы в бесплодный дискуссионный клуб, а в худшем – в площадку для взаимной ругани (тем более с участием таких своеобразных стран, как Израиль и КНДР).

Единственное содержательное определение стабильности от 1990 г. потому и состоялось, что согласовывалось в рамках переговоров о Договоре СНВ-1 и нашло воплощение в его статьях и обширнейшей интрузивной системе верификации и мер доверия. Поэтому паритет, количественные уровни, подуровни и качественные ограничения являются самым оптимальным и доказавшим свою практичность фундаментом соглашений по укреплению стабильности. В достигнутых с начала 1970-х гг. девяти стратегических договорах сокращение и ограничение вооружений, меры доверия и предсказуемости – отнюдь не самоцель, а способ практического (в отличие от теоретического) приближения к главной цели – предотвращению ядерной войны.

Разрушить существующую систему контроля над вооружениями проще простого, для этого даже не надо ничего делать – без постоянных усилий по ее укреплению она сама разрушается под давлением политических конфликтов и военно-технического развития. А вот создать на ее обломках нечто новое невозможно, тем более если предлагается привлечь скопом все ядерные государства и говорить одновременно обо всех насущных проблемах.

Об интересах России

После смены власти в Вашингтоне сохранение и совершенствование режимов контроля над ядерным оружием впредь могла бы обеспечить только Россия. Конечно, в том случае, если бы она этого захотела. Однако ни на США, ни на КНР или НАТО/Евросоюз рассчитывать не приходится. Помимо ответственности России как великой державы и ядерной сверхдержавы за эту кардинальную область международной безопасности, побудительным мотивом могут быть и другие соображения. При трезвом анализе ситуации, избавленном от политических обид и «ядерного романтизма», Москва должна быть больше всех заинтересована в этом с точки зрения национальной безопасности.

Во-первых, потому что гонку ядерных вооружений теперь намерены возглавить Соединенные Штаты, так зачем предоставлять им свободу рук? В интересах России понизить стратегические «потолки», загнать под них гиперзвуковые средства, вернуться к вопросу согласования параметров и мер доверия применительно к системам ПРО. Тем более что РФ интенсивно строит такую систему в рамках большой программы Воздушно-космической обороны (ВКО).

Другой мотив в том, что, как отмечалось выше, Россия находится в куда более уязвимом геостратегическом положении, чем США и страны НАТО, не имеет союзных ядерных держав и вообще не богата верными военно-политическими союзниками. Соответственно, продуманные и энергичные меры контроля над вооружениями способны устранить многие опасности, которые нельзя снять на путях гонки вооружений.

И, наконец, последнее: новое военное соперничество потребует колоссальных затрат, тогда как российская экономика сегодня явно не на подъеме (в этом году грядет серьезное сокращение российского военного бюджета). Ограничение стратегических сил и другие меры позволят сэкономить изрядные средства и обратить их на другие нужды страны.

Тот факт, что от Вашингтона впредь не следует ждать новых предложений или готовности с энтузиазмом принять российские инициативы, должен рассматриваться как дополнительный аргумент в пользу активизации политики РФ на данном треке. Если со стороны России поступят серьезные предложения (но не такие, как в случае с утилизацией плутония), от них не получится просто так отмахнуться. Более того, с учетом трудностей в отношениях двух ядерных сверхдержав на других направлениях (Украина, Сирия, Иран, Северная Корея), указанная сфера способна быстро стать триггером возобновления их взаимодействия, о котором много говорил Дональд Трамп в ходе избирательной кампании. К тому же он сможет поставить себе в заслугу достижение успеха там, где прежнего президента постигла неудача. (В истории были прецеденты: Никсон и Джонсон, Рейган и Картер.)

Возобновление активных усилий Москвы в данной сфере, безусловно, вызовет поддержку всех стран «Старой Европы», Китая, Японии, мира нейтральных и неприсоединившихся стран, широких общественных движений (вроде кампании за запрещение ядерного оружия, ведущейся в ООН), а также среди либеральных кругов США, в основном настроенных ныне против России. В известном смысле наша дипломатия в сфере контроля над ядерным оружием может стать важнейшим направлением использования «мягкой силы» в российской политике расширения своего глобального влияния.

Первоочередной задачей является спасение Договора РСМД. Вместо бесплодного обмена обвинениями сторонам следует совместно выработать дополнительные меры проверки, чтобы устранить взаимные подозрения. Разумеется, это возможно, только если Россия сама для себя признает ключевое значение Договора в обеспечении собственной безопасности и отбросит недальновидные взгляды на это соглашение.

Затем – заключение следующего договора СНВ на период после 2021 г. и на этой основе – согласование мер в области систем ПРО и новых стратегических вооружений в обычном оснащении. Далее – шаги к закреплению практического эффекта, а затем и вступлению в законную силу ДВЗЯИ. Потом – прогресс по линии ДЗПРМ и утилизации плутония, возобновление сотрудничества России и других стран по физической защите ядерных объектов и сохранности ядерных материалов. Параллельно – укрепление ДНЯО и режима контроля над ракетными технологиями. После этого – ограничение достратегического ядерного оружия и в этом контексте поэтапное и избирательное придание процессу сокращения ядерного оружия многостороннего характера.

* * *

Как показал исторический опыт нашей страны в других общественных сферах, в реальной жизни (в отличие от идеальной) не удастся до основания снести старое, а затем на чистом месте воздвигнуть нечто новое и прекрасное. На деле, если откажемся от наработанных за предшествующие полвека норм и инструментов контроля над ядерным оружием, то в итоге останемся «у разбитого корыта». Вместо этого необходимо срочно спасать эту сложную и бесценную конструкцию и, опираясь на такой фундамент, продуманно совершенствовать систему, приспосабливая к новым вызовам и угрозам российской и международной безопасности. Как сказал великий русский историк академик Василий Ключевский, «где нет тропы, надо часто оглядываться назад, чтобы прямо идти вперед».

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 4 июля 2017 > № 2906786 Алексей Арбатов

Темнота в конце туннеля

Ядерная программа КНДР и перспективы решения вопроса

Андрей Ланьков – историк, кореевед, преподаватель Университета Кукмин (г. Сеул)

Резюме Ни один из сценариев решения северокорейской проблемы – переговоры, санкции, военное решение – не может считаться приемлемым и удовлетворительным. Значит США и миру придется сосуществовать с ядерной Северной Кореей.

Девятого октября 2006 г. сейсмические станции во всем мире зарегистрировали подземный толчок, центр которого находился вблизи селения Пунге-ри в северокорейской провинции Северная Хамгён. Так прошло испытание первого северокорейского ядерного заряда. С того момента вопрос о ядерной программе КНДР перешел в качественно другую фазу.

Истоки

Полной неожиданностью это не стало ни для кого. Интерес к созданию собственного ядерного оружия Северная Корея проявляла по меньшей мере с 1960-х годов. Еще в 1956 г. КНДР подписала с Советским Союзом соглашение о научно-техническом сотрудничестве в области ядерных исследований, и вскоре после этого северокорейские студенты, практиканты и ученые стали регулярно появляться в Дубненском Объединенном институте ядерных исследований.

Северокорейские ядерные поползновения, которые стали очевидными к началу 1960-х гг., немало беспокоили Москву, так что советское руководство стало использовать программы сотрудничества с Пхеньяном, чтобы отчасти взять северокорейские ядерные исследования под контроль и снизить вероятность использования их результатов в военных целях. В 1960-е гг. северокорейская сторона была вполне готова пойти на подобный компромисс. Руководство КНДР, никогда не питавшее особых симпатий к Советскому Союзу, рассчитывало использовать сотрудничество, чтобы ускорить развитие собственных ядерных исследований, и ради этого было готово идти на временные уступки. СССР согласился оказать техническое содействие в строительстве ядерного исследовательского центра и экспериментального реактора в Ёнбёне (установлен в 1965 г.).

Северокорейская ядерная программа стала набирать темп в 1970-е годы. С большой долей вероятности можно предположить, что немалое влияние на Ким Ир Сена и его окружение оказала попытка Южной Кореи создать собственное ядерное оружие. Работы над южнокорейским ядерным проектом были остановлены в конце 1970-х гг. в результате активного вмешательства Соединенных Штатов, но сам факт работ был известен в Пхеньяне.

В начале 1980-х гг. КНДР и СССР подписали соглашение о строительстве в Северной Корее атомной электростанции (проект этот так и не был осуществлен). По-прежнему обеспокоенный потенциальной угрозой, которую представляла ядерная программа Пхеньяна, Советский Союз настоял на том, что строительство АЭС начнется только в том случае, если Северная Корея подпишет Договор о нераспространении ядерного оружия. Выбора у Пхеньяна не было, и в 1985 г. Северная Корея стала участником ДНЯО.

Случилось это как раз в тот момент, когда в Советском Союзе появились первые признаки внутриполитической нестабильности, и мир вокруг КНДР стал стремительно меняться (не в лучшую для северокорейской элиты сторону). В подобной ситуации Пхеньян решил ускорить ядерную программу. К началу 1990-х гг. мало кто сомневался, что северокорейские ученые и инженеры активно работают над созданием ядерного оружия плутониевого типа, используя плутоний из топливных стержней имевшихся у КНДР реакторов. Понятно, что новость не вызвала энтузиазма у мирового сообщества, и в первую очередь у США. Результатом стал кризис 1993–1994 гг., который иногда называют «первым северокорейским ядерным кризисом». По просочившимся впоследствии данным, американское военно-политическое руководство всерьез размышляло о нанесении превентивного удара по северокорейским ядерным объектам. С другой стороны, именно во время этого кризиса северокорейцы обещали «превратить Сеул в море огня» – эта угроза стала впоследствии стандартной частью риторики Пхеньяна.

Ядерная программа становится реальностью

Первый северокорейский ядерный кризис завершился, когда в 1994 г. в Женеве было подписано т.н. Рамочное соглашение. Оно предусматривало строительство на территории Северной Кореи двух ядерных реакторов на легкой воде. Последние технически малопригодны для производства оружейного плутония, но могут использоваться для выработки электричества. Строительство реакторов брал на себя специально созданный с этой целью международный консорциум KEDO, в финансировании которого решающую роль играли Южная Корея, Япония и США (соответственно, 57,9%, 19,8% и 16,1% всего бюджета организации – в то время как совокупный взнос всех остальных участников составил 6,2%). В соответствии с условиями Рамочного соглашения, до завершения строительства реакторов Северная Корея должна была регулярно получать от KEDO бесплатные поставки сырой нефти в объеме 500 тыс. тонн в год.

Главная из причин, по которой Соединенные Штаты и союзники подписали Рамочное соглашение, заключалась в распространенной тогда уверенности, что полностью выполнять договоренности не придется. Только что произошел распад мировой социалистической системы, многие аналитики не только в Вашингтоне, но и в иных столицах (включая, кстати, и Москву) были уверены, что у северокорейского режима нет будущего, а Ким Ир Сена ждет судьба Николае Чаушеску.

Однако, несмотря на жесточайший голод 1996–1999 гг., который унес от 600 до 900 тыс. жизней, и международную изоляцию, режим устоял. Более того, северокорейские ученые, вынужденно приостановив работу над плутониевой программой, замороженной по условиям Рамочного соглашения, начали разработку ядерного заряда с использованием обогащенного урана. Разумеется, урановая программа являлась нарушением Рамочного соглашения, и когда о ней стало известно в 2002 г., американцы потребовали объяснений. Так начался «второй ядерный кризис».

Скорее всего, Пхеньян изначально рассчитывал на то, что и по урановой программе удастся добиться компромисса, в целом сходного с Рамочным соглашением 1994 г., – обратимого замораживания программы в обмен на экономическую помощь и политические уступки со стороны США. Однако администрация Джорджа Буша от переговоров отказалась и в одностороннем порядке вышла из KEDO. Рамочное соглашение прекратило существование.

На протяжении нескольких лет северокорейцы отрицали сам факт наличия у них урановой программы, но в 2010 г. они пригласили американскую делегацию во главе с бывшим директором Лос-Аламосской лаборатории Зигфридом Хеккером в Центр обогащения урана, который к тому времени, насколько можно судить, уже давно работал на полную мощность.

После развала Рамочного соглашения КНДР начала интенсивную подготовку к ядерным испытаниям, первое из которых и состоялось в октябре 2006 года. За ним последовали еще четыре подземных взрыва – в 2009, 2013 и, дважды, в 2016 году.

Точные размеры северокорейского ядерного арсенала неизвестны, по оценкам ведущих американских экспертов, на начало 2016 г. в распоряжении КНДР предположительно находилось от 20 до 40 кг оружейного плутония (достаточно для изготовления 4–8 ядерных зарядов) и от 200 до 450 кг обогащенного урана (достаточно для 10–25 зарядов). Производительность оценивалась в 6 кг плутония и 150 кг урана в год – то есть ежегодно количество зарядов увеличивается на 8–10 единиц.

Параллельно Северная Корея начала активно работать над средствами доставки ЯО. Долгое время разведка КНДР пыталась получить доступ к советским ракетным технологиям, которые Москва им не предоставляла, и по меньшей мере дважды усилия увенчались успехом. Около 1980 г., предположительно через Египет, северокорейцы получили несколько советских ракет Р-17 (по классификации НАТО – SCUD). Вскоре в Северной Корее началось производство копий Р-17, которые были не только приняты на вооружение, но и экспортировались – в частности, этими ракетами активно пользовался Иран в период ирано-иракской войны 1980–1988 гг. (сейчас официально признано Тегераном).

Второй успех северокорейской разведки, скорее всего, случился в начале 1990-х гг., когда удалось получить чертежи и какую-то технологическую информацию, связанную с ракетой Р-27. Эта твердотопливная ракета, разработанная в СССР в середине 1960-х гг., предназначалась для запуска с подводных лодок. Именно Р-27 стала основой северокорейских твердотопливных ракет, созданных в 2000-е годы. Первую попытку запустить искусственный спутник Земли, отрабатывая таким образом технологию запуска ракет большой дальности, КНДР предприняла еще в 1998 году. Северокорейская пресса сообщила, что запуск прошел успешно; в действительности и эта, и несколько последующих попыток окончились неудачно.

Первых серьезных успехов северокорейские ракетчики добились уже при Ким Чен Ыне, третьем правителе семьи Кимов, который унаследовал власть в декабре 2011 года. В декабре 2012 г. северокорейцам удалось вывести на орбиту искусственный спутник и провести успешные испытания целого ряда ракет. В настоящее время ракетные системы способны уверенно поражать цели на территории всего Корейского полуострова, а также на значительной части территории Японии. Важно, что в феврале 2017 г. Северная Корея успешно испытала твердотопливную ракету дальностью около 1200 км, которая легко маскируется, может запускаться с подвижных установок, трудно обнаруживаемых техническими средствами разведки, и готовится к запуску за несколько минут (учитывая высокие темпы развития северокорейских ракетных систем, не следует удивляться тому, что информация о них быстро устаревает; обзоры текущего состояния дел регулярно публикует Владимир Хрусталев). Вскоре после этого, в мае 2017 г., проведен успешный запуск новой баллистической ракеты максимальной дальностью около 3 тыс. км, способной нанести ядерные удары по Аляске и Гуаму, а также американским базам в АТР.

Параллельно велись работы над созданием баллистических ракет для подводных лодок. Весьма трудная с технической точки зрения задача решена в рекордно короткие сроки, существенно быстрее, чем ожидали иностранные эксперты. В августе 2016 г. КНДР провела успешный запуск баллистической ракеты с подводной лодки, находящейся в подводном положении – и, судя по данным анализа спутниковых фотографий, в ближайшее время работа над баллистическими ракетами подводных лодок ускорится.

В начале 2017 г. Северная Корея недвусмысленно заявила о том, что собирается в самое ближайшее время разработать и принять на вооружение межконтинентальную баллистическую ракету, способную наносить удары по территории континентальных Соединенных Штатов. Это заявление отражает новый курс Ким Чен Ына и его окружения. Если покойный Ким Чен Ир был в целом готов ограничиться небольшим ядерным арсеналом, его сын настроен обзавестись полноценными ядерными силами, скажем так, второго эшелона. Ким Чен Ын стремится к обладанию тем, что именуется «потенциалом второго удара». Иначе говоря, он намерен создать ядерные силы, которые, даже подвергшись внезапной неядерной атаке, будут в состоянии пережить ее и сохранить некоторое количество зарядов и средств доставки для нанесения удара возмездия. В настоящий момент основными компонентами подобных ядерных сил мыслятся МБР, размещенные на подвижных пусковых установках, и подводные лодки, вооруженные ракетами с ядерными боезарядами и находящиеся на патрулировании у берегов США.

Задачи и надежды Пхеньяна

С момента возникновения северокорейский ядерный проект преследовал три основные стратегические цели. С течением времени их порядок и сравнительная важность менялись, однако сами цели, скорее всего, неизменны уже почти полвека.

Первая и главная (на настоящий момент) цель ядерного проекта – сдерживание. Ким Чен Ын и его окружение хорошо помнят, что в свое время Джордж Буш отнес Северную Корею к «оси зла», причем оказалась она в этом списке вместе с Ираком и Афганистаном, впоследствии атакованными и оккупированными США. Важным уроком для северокорейского руководства послужила печальная судьба Муаммара Каддафи – единственного правителя в истории, согласившегося обменять ядерную программу на экономические льготы Запада. В том, что Пхеньян извлек серьезные уроки из ливийского опыта, сомневаться не приходится. Смерть Каддафи от рук повстанцев наглядно продемонстрировала северокорейской элите, что она была права: обладание ядерным оружием – важнейшее условие сохранения существующего режима (или, если хотите, государственности). По мнению Пхеньяна – скорее всего, оправданному, – наличие ядерного оружия резко снизит вероятность вмешательства внешних сил в случае внутреннего конфликта.

Во время ливийской революции, в марте 2011 г., представитель МИД КНДР заявил: «Ливийский кризис... наглядно продемонстрировал, как ядерное разоружение Ливии, широко разрекламированное США, закончилось агрессией. Вероломное нападение произошло после того, как агрессор сладкими посулами гарантий безопасности и улучшения отношений уговорил свою жертву разоружиться, а затем поглотил ее при помощи силы. Что еще раз доказало простую истину: мир можно сохранить, только если у страны хватит собственных сил обеспечить сдерживание».

Второй стратегической целью северокорейской ядерной программы является укрепление «дипломатического потенциала». Северная Корея – страна маленькая и бедная. Даже по оптимистическим оценкам CIA World Factbook (КНДР не публикует никакой экономической статистики уже более полувека), уровень ВВП на душу населения составляет всего 1800 долларов, примерно в 20 раз меньше такого же показателя в Южной Корее. Учитывая численность населения и размеры ВВП, наиболее близкими аналогами являются Мадагаскар и Мозамбик. Однако в последние 25 лет КНДР неизменно привлекает к себе внимание международного сообщества – в первую очередь благодаря ядерной программе.

Ядерная программа сыграла немалую роль в том, что в голодные 1996–1999 гг. Северная Корея получала заметную иностранную продовольственную и гуманитарную помощь. Главными поставщиками продовольствия тогда являлись страны, с которыми КНДР находится во враждебных отношениях, а формально – вообще в состоянии войны. По данным WFP, на протяжении 1996–2011 гг. из 11,8 млн тонн бесплатной продовольственной помощи формально дружественный Китай поставил только четверть – 3 млн тонн. Остальными главными поставщиками бесплатного продовольствия являлись «враждебные» США (2,4 млн тонн), Япония (0,9 млн тонн) и Южная Корея (3,1 млн тонн).

Формально, конечно, помощь Соединенных Штатов или Японии не была увязана с желанием Северной Кореи выполнять условия Рамочного соглашения 1994 г. и временно заморозить ядерную программу. На практике в существовании подразумевающейся связи между ядерным проектом и гуманитарной помощью сомневаться не приходится. Коллапс Рамочного соглашения в 2002 г. привел к почти полному прекращению американских и японских поставок.

В последнее время северокорейская экономика находится в куда лучшем положении, чем 15–20 лет назад. Начатые Ким Чен Ыном реформы, попытка создать «рыночный авторитаризм» привели к оживлению экономической деятельности и, самое главное, к повышению уровня жизни большинства населения. В этих условиях потребность в ядерном оружии как средстве дипломатического нажима для получения продовольственной помощи объективно снизилась. Однако оно остается важным дипломатическим инструментом и, скорее всего, будет оставаться таковым в обозримом будущем.

Третьей стратегической целью, которой служит ядерная программа, является дальнейшая легитимация режима. В большинстве стран мира население позитивно относится к росту военной мощи своей страны, и КНДР не исключение.

Кроме того, сам факт работы над ядерной программой широко используется во внутренней пропаганде для объяснения экономических трудностей и явного отставания от соседей. Северокорейские пропагандисты активно апеллируют к ядерной программе, когда им надо объяснить населению причины голода 1996–1999 гг. (сам факт голода не скрывается, хотя статистики о количестве жертв в официальной печати не опубликовано). Голод теперь объясняют сочетанием беспрецедентных наводнений, «экономической блокады» империалистов и, конечно же, стратегической необходимостью создания ядерного оружия для сохранения страны и физического выживания населения. В рамках этой пропагандистской доктрины жертвы голода представлены как солдаты, отдавшие жизнь за сохранение северокорейской государственности и общественно-политической модели. Населению объясняют, что единственная сила, которая предотвращает разрушительную войну на Корейском полуострове, – ядерный потенциал сдерживания, для сохранения и развития которого необходимо идти на любые жертвы.

Международное сообщество: единство в теории, несогласованность на практике

Большинство стран мира отрицательно относится к северокорейской ядерной программе, причем особо негативно воспринимают ее ведущие державы, большинство из которых, в соответствии с ДНЯО, являются «официально признанными ядерными державами» и уже по этой причине враждебно смотрят на возможность распространения ЯО. Именно поэтому после каждого ядерного испытания Совет Безопасности ООН принимает очередную резолюцию, не только осуждая действия Пхеньяна, но и вводя санкции – с каждым разом все более жесткие. Однако на практике, несмотря на частичное совпадение интересов, создать единый фронт не удалось и едва ли удастся. Подавляющее большинство ключевых игроков, несмотря на желание предотвратить ядерное распространение, имеют и иные интересы, зачастую для них более важные, чем ядерное разоружение КНДР.

Пожалуй, наиболее последовательным сторонником денуклеаризации являются Соединенные Штаты. Ядерная программа с самого появления была направлена в первую очередь именно против США – обстоятельство, о котором Пхеньян не устает напоминать. Например, в конце марта 2013 г., во время очередного кризиса, северокорейская печать опубликовала фотографии Ким Чен Ына и северокорейских генералов на фоне карты Соединенных Штатов, где были нанесены цели ядерных ударов. Правда, на тот момент у КНДР не было ракет, способных поразить эти объекты, так что фотографии отчасти проходили по категории дипломатических демонстраций, а отчасти – заявлений о намерениях.

Кроме восприятия Северной Кореи как вероятного противника на позицию Вашингтона оказывает влияние и то, что действия Пхеньяна создают рискованный прецедент для политики нераспространения ядерного оружия. В отличие от других «новых ядерных держав» (Израиля, Индии, Пакистана), КНДР в свое время согласилась подписать Договор о нераспространении ядерного оружия и взяла на себя обязательства соблюдать налагаемые этим договором ограничения. Краткое пребывание в рамках ДНЯО Северная Корея, насколько известно, использовала, чтобы получить дополнительный доступ к ядерным технологиям, после чего заявила о выходе из режима нераспространения. В этих условиях признание КНДР ядерной державой де-факто – на которое, по индийскому или пакистанскому образцу, рассчитывают в Пхеньяне – неизбежно превращается в опасный прецедент, ставящий под сомнение стабильность системы контроля за нераспространением ЯО.

Остальные ведущие державы, надо признать, воспринимают северокорейскую ядерную программу куда спокойнее. Китай, например, в целом относится к ней негативно, ибо заинтересован в сохранении за собой привилегированного статуса. Однако на практике его куда больше занимают другие вопросы – в первую очередь поддержание стабильности у собственных границ, равно как и сохранение Корейского полуострова в его нынешнем разделенном состоянии. Ни серьезный хаос на территории КНДР, ни ее поглощение куда более развитым и богатым Югом не входят в планы Пекина.

Сеул в целом также относится к северокорейской ядерной программе на удивление спокойно, хотя, разумеется, ни в коем случае ее не одобряет. Парадоксальным образом появление в КНДР ядерного оружия пока не слишком сильно изменило баланс сил на Корейском полуострове. Около половины населения Южной Кореи так или иначе проживает на территории Большого Сеула, большая часть которого уже почти полвека находится в зоне досягаемости северокорейской тяжелой артиллерии, расположенной в непосредственной близости от мегаполиса, на противоположной стороне т.н. «демилитаризованной зоны». Появление на вооружении армии КНДР нескольких ядерных зарядов, конечно, до определенной степени меняет картину, но к жизни в этих условиях южнокорейцы давно привыкли. Поэтому для РК приоритетным является, во-первых, сохранение стабильности и статус-кво, а во-вторых, снижение напряженности в межкорейских отношениях. Некоторая часть общества по-прежнему всерьез относится к вопросу объединения и считает, что налаживание отношений с КНДР станет первым шагом к нему. Впрочем, среди южнокорейского населения, особенно среди молодежи, объединение с бедным Севером вызывает все меньше энтузиазма.

Подобные разногласия означают, что создание единого фронта держав по северокорейскому вопросу невозможно. Решающую роль играет позиция Китая, который, как говорилось выше, при всем своем негативном отношении к северокорейскому ядерному проекту, стремится к сохранению статус-кво на полуострове. КНР контролирует около 90% внешней торговли Северной Кореи, так что эффективное осуществление международных санкций без Пекина невозможно в принципе. Китай не заинтересован в введении максимально жестких санкций, ибо результатом может стать серьезный экономический кризис и последующая внутриполитическая дестабилизация в соседней стране. Нестабильная Северная Корея, равно как и объединенная по германскому образцу, то есть оказавшаяся под фактической властью Сеула, крайне нежелательна для Китая, и реализации именно этих двух сценариев в Пекине хотят избежать. Именно с этим связаны и крайняя осторожность, с которой китайцы относятся к режиму международных санкций, и их склонность игнорировать, а временами и прямо саботировать этот режим.

США: приемлемых вариантов нет

Вот уже много лет официальной позицией Соединенных Штатов является требование полного, проверяемого и необратимого ядерного разоружения Северной Кореи (complete, verifiable and irreversible denuclearization). Эта формула повторяется с такой же монотонной регулярностью, с которой Пхеньян говорит о неприемлемости ядерного разоружения.

Такой подход понятен, но, увы, его трудно считать реалистичным. Это, кстати, понимают и американские официальные лица, которые в частных беседах признают, что требование денуклеаризации не может быть реализовано в обозримом будущем. Полуофициальным выражением этой позиции, которой придерживается едва ли не большинство американских специалистов, стало заявление Джеймса Клэппера о том, что попытки добиться ядерного разоружения КНДР являются «проигранным делом».

Для такого скептицизма есть основания. С точки зрения США, задача ядерного разоружения Пхеньяна может быть теоретически решена тремя способами, но на практике нет ни одного, который бы, с одной стороны, являлся политически приемлемым, а с другой – имел бы сколь-либо реальные шансы на успех.

Первый способ – переговоры, то есть попытка повторить сценарий, реализованный в свое время в Ливии, который до определенной степени применяется в Иране (надо, конечно, иметь в виду, что ни Иран, ни Ливия не имели ядерного оружия, а разговор шел о свертывании его разработки). В рамках этого сценария речь идет о том, что КНДР отказывается от ядерного оружия в обмен на серьезные экономические и политические уступки Соединенных Штатов. На практике, однако, крайне маловероятно, что Пхеньян пойдет на подобное соглашение. Северокорейская политическая элита, наученная горьким опытом международной жизни последних 20–30 лет, рассматривает отказ от ядерного арсенала как вариант коллективного политического самоубийства, и принять этот вариант не готова ни при каких обстоятельствах.

Вдобавок надо помнить, что заинтересованность северокорейской элиты в подобных вознаграждениях невелика. Иностранная помощь при грамотном использовании могла бы существенно улучшить жизнь большинства населения, но она не оказывает влияния на принятие политических решений. Для руководства сохранение режима куда более важная задача, чем экономический рост или повышение уровня жизни – и поэтому ставить под угрозу безопасность страны и режима ради шансов на улучшение экономического положения они не хотят (как наглядно показал пример Каддафи, такие шансы могут оказаться иллюзорными).

Вторым теоретически возможным вариантом решения ядерной проблемы по-американски (то есть путем достижения полной денуклеаризации) является политика санкций. Расчет на то, что Пхеньян, столкнувшись с вызванным санкциями жестким экономическим кризисом и перспективами массового (или элитного) недовольства, решит пожертвовать ядерным оружием. Однако и это имеет мало шансов на успех.

Главную проблему для США, конечно, создает Китай, который, стремясь к сохранению статус-кво как наименьшему из зол, не собирается создавать в Северной Корее кризисную ситуацию и поэтому не только участвует в санкциях без излишнего энтузиазма, но и продолжает оказывать КНДР ощутимую помощь. Главной формой ее являются субсидируемые поставки жидкого топлива по так называемым «ценам дружбы». Однако китайская пассивность, вполне оправданная и понятная, – лишь один из факторов, обрекающих на провал политику санкций. Даже если предположить, что Китай по тем или иным причинам согласился принять полное участие в режиме международных санкций по американскому сценарию, это обстоятельство, скорее всего, мало повлияет на политику Пхеньяна в ядерном вопросе. Спора нет: прекращение субсидируемых поставок топлива из Китая, а в самом худшем случае – и введение Китаем частичного эмбарго на торговлю с Северной Кореей, станет для КНДР сильнейшим ударом. Однако резкое ухудшение экономической ситуации и даже новая вспышка голода едва ли заставит Пхеньян изменить позицию. В случае введения Китаем под давлением США «эффективных» санкций (то есть таких, которые могут привести к экономической дезинтеграции в КНДР) экономическая катастрофа обрушится на население, а не на элиту. И нет оснований думать, что сколь угодно сложное положение народа заставит Пхеньян отказаться от ядерного проекта.

В последнее время, особенно после прихода к власти Дональда Трампа, рассматривается и третий теоретически возможный вариант – военное решение. В качестве прецедента обычно вспоминают удары израильских ВВС по ядерным объектам в Ираке (1981 г.) и Сирии (2007 г.). Подразумевается, что Соединенные Штаты путем нанесения высокоточных ударов по ядерным объектам сумеют парализовать северокорейскую ядерную программу.

Подобная идея, пользующаяся особой популярностью у американских ястребов, на практике не выдерживает критики. Главная проблема связана с тем, что северокорейские вооруженные силы в состоянии отреагировать на подобные удары. Речь не о том, что их удастся предотвратить (силы ПВО в КНДР сильно устарели), но в ответ на такую атаку Пхеньян, вероятнее всего, нанесет удар по Сеулу и другим приграничным территориям Южной Кореи – в первую очередь концентрируясь на расположенных там американских военных объектах, но не ограничиваясь ими. Результатом станет южнокорейской контр-контрудар, после которого на полуострове начнется Вторая корейская война. Перспективы тяжелой и кровавой наземной операции в Азии не вызывают энтузиазма в Вашингтоне, прежде всего у руководства американской армии.

Есть и практические сомнения в том, что серия точечных ударов остановит ядерную программу. Большинство объектов, связанных с ракетной и ядерной промышленностью, надежно замаскированы и находятся в защищенных подземных сооружениях. В стране действует беспрецедентный по своей жесткости контрразведывательный режим. Шанс того, что в распоряжении американских спецслужб имеется достоверная информация о расположении необходимых объектов, невелик. И тем менее вероятно, что эти цели удастся успешно поразить.

Полностью исключить возможность конфликта нельзя. Как уже говорилось выше, Ким Чен Ын, в отличие от своего отца, настроен на создание т.н. «потенциала второго удара», основой которого должны стать МБР, способные поразить территорию континентальных США. Когда в новогодней речи в январе 2017 г. Ким Чен Ын открыто выразил намерение разработать такие ракеты, Трамп отреагировал твитом, сказав, что, дескать, «этого не случится». Но КНДР, скорее всего, завершит разработку ракет еще в период правления Трампа, который, как ясно из изложенного выше, недвусмысленно заявил, что не допустит появления у Пхеньяна такого оружия. Вдобавок сам факт превращения КНДР в страну, способную нанести ядерный удар по Соединенным Штатам, стал бы серьезным вызовом для любой американской администрации. Нельзя совсем исключать и того, что Трамп и его окружение проигнорируют риски большой войны и атакуют военные объекты КНДР. Впрочем, едва ли – готовность людей из окружения Трампа обсуждать возможность силового вмешательства резко снизилась в последние два-три месяца, главная надежда возлагается на попытки уговорить Китай занять более жесткую позицию (с сомнительными шансами).

Таким образом, ни один из возможных сценариев решения северокорейской проблемы – переговоры, санкции, военное решение – не может считаться приемлемым и удовлетворительным. Значит, США и весь мир с большой долей вероятности вынуждены будут долгое время сосуществовать с ядерной Северной Кореей. Решить проблему может только смена режима в Пхеньяне, но вероятность такого поворота событий не представляется особо высокой.

Вместо заключения: контуры неудобного компромисса

Злорадствовать по поводу беспомощности Вашингтона не следует: успех северокорейской ядерной программы не радует никого. Превращение КНДР в ядерную державу действительно создает опасный прецедент и в перспективе подрывает режим ядерного нераспространения. В долгосрочной перспективе стабильность режима семьи Ким вызывает сомнения. Получается, ядерным оружием обзавелась страна, способная впасть в хаотическое состояние, при котором контроль над ядерным оружием и средствами его доставки будет нарушен. Наконец, учитывая достаточно низкий уровень северокорейских средств разведки и связи, равно как и (предположительно) исключительную концентрацию власти в руках высшего руководителя, нельзя исключить и возможность применения ядерного оружия в результате неправильной оценки ситуации, паники или технической ошибки.

В долгосрочной перспективе частичным решением может стать компромисс, который условно можно назвать «замораживанием северокорейской ядерной программы». Соединенные Штаты и другие заинтересованные страны согласились бы предоставить КНДР щедрые политические и экономические уступки в обмен на введение моратория на испытания ядерного оружия и средств его доставки. Разумеется, учитывая опыт последнего десятилетия, выплаты должны проводиться не одноразово, а ежемесячно, ежеквартально или ежегодно и прекратятся, если Северная Корея сочтет себя свободной от обязательств, взятых по такому соглашению.

По большому счету, Женевское Рамочное соглашение 1994 г. можно считать первым договором подобного рода, так как оно предусматривало именно приостановку северокорейской ядерной программы в обмен на экономическую помощь. То обстоятельство, что оно успешно проработало восемь лет и было разорвано по инициативе США, говорит о том, что подобный компромисс теоретически возможен. Более того, частные разговоры с американскими официальными лицами показывают, что на уровне по крайней мере среднего дипломатического персонала существует понимание того, что замораживание является наиболее приемлемым из всех реалистически мыслимых вариантов. Впрочем, на настоящий момент вероятность заключения такого соглашения невелика.

Проблемы с обеих сторон. Американской администрации по внутриполитическим соображениям будет трудно признать Северную Корею де-факто ядерной державой – а именно такое признание является частью «замораживания». Вдобавок сделка подразумевает, что Соединенные Штаты будут выплачивать субсидии КНДР, сохраняющей ядерный статус (а без таких выплат Северная Корея на соглашение не пойдет). Оппозиция в Конгрессе и средства массовой информации, скорее всего, представят подобные договоренности как капитуляцию и уступку международному шантажисту. Понятно, что президент может пойти на подобный компромисс только при наличии серьезных и весомых соображений, причем особо это относится к Дональду Трампу.

С другой стороны, северокорейское руководство тоже, кажется, пока не намерено всерьез говорить о замораживании. Сейчас главная задача – создать «потенциал второго удара», и компромисса не будет до тех пор, пока Пхеньяну не удастся разработать и развернуть МБР, способные поражать цели на территории США. С другой стороны, развертывание МБР сделает переговоры еще более трудными для американцев, по крайней мере на первом этапе.

Никаких других контуров, кроме описанных выше, не просматривается. В долгосрочной перспективе именно соглашение о замораживании решит (на какое-то время, а не навсегда) северокорейскую ядерную проблему – или, скорее, снизит ее остроту. Однако сейчас до такого соглашения еще очень и очень далеко.

КНДР > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 4 июля 2017 > № 2258198 Андрей Ланьков

НАТО в мире переоценки

Как вернуть альянсу смысл и перспективу

Станислав Белень – профессор Института международных отношений Варшавского университета, специалист по внешней политике России. В 1999–2014 гг. главный редактор журнала Stosunki Mi?dzynarodowe-International Relations.

Резюме Странам НАТО следует задуматься, быть ли альянсу наступательным оружием в глобальной идеологической войне (под лозунгом «тотальной демократии») или выполнять региональные (трансатлантические) оборонительные функции, для которых он и был создан.

Западное геополитическое и цивилизационное сообщество переживает сложную фазу переоценки своей роли в международной системе. Запад по-прежнему обладает мощью, чтобы жить хорошо, но у него больше нет сил, чтобы назидательно рассказать другим, как жить – такая точка зрения означает, что динамика цивилизационной экспансии утрачена, приоритет – защита своих активов, а не вычерчивание геополитической карты мира. На фоне кризиса западных ценностей стоит задуматься о том, выдержит ли сообщество испытание конфронтацией с реальностью. В конце концов десуверенизация Западной Европы произошла именно в рамках НАТО – главного альянса Запада. Европейские союзники США потеряли геополитическую субъектность. Их роль в международных отношениях деградировала до уровня пешек на глобальной шахматной доске. Все ходы определяются более сильным игроком из-за океана.

Западноевропейские союзники находятся в комфортной безопасности не только благодаря тесным связям с Соединенными Штатами и размещению американских войск на своей территории. Горячие точки и угрозы потенциального агрессора далеко. Страны же, расположенные на восточной границе Североатлантического блока, ощущают большую уязвимость и имеют меньше гарантий безопасности. Такое разделение нелогично и опасно для стабильности.

Страны Центральной и Восточной Европы безоговорочно поддерживали Америку во всех вмешательствах (в Югославии, Афганистане, Ираке), итог которых оказался противоположен заявленным целям. Стремление американцев к мировой гегемонии не только привело к катастрофе в Ираке и Ливии, но и подорвало веру в способность Запада и его институтов обеспечивать международный порядок. Под именем «гуманитарных интервенций» имело место самоуверенное применение силы, чтобы «потушить пожары», которые спровоцировал сам Запад.

При этом путь к полному преодолению противоречий, которые являлись смыслом существования двух основных военно-политических блоков во время холодной войны, так и не был найден. Не удалось создать единую систему международной безопасности. После того как Организация Варшавского договора прекратила существование, Запад взялся расширять свое геополитическое доминирование, ступив на территорию бывшего восточного блока. Это раздражало Россию, которая, вернувшись в игру, стала серьезным препятствием для Североатлантического альянса, стремившегося к дальнейшей экспансии, на этот раз на постсоветском пространстве. Россия продемонстрировала решимость защищать интересы своей безопасности силой – примером стали конфликты в Грузии и на Украине. Москва заявляет, что США вместе с европейскими союзниками нарушили обещание, данное Михаилу Горбачёву во время переговоров об объединении Германии: Североатлантический альянс не будет претендовать на страны Центральной и Восточной Европы. И рассекреченные документы из американских дипломатических архивов подтверждают версию России.

Саммит НАТО в Варшаве в июле 2016 г. дал пищу для размышлений по поводу функций альянса в современном мире. Из-за негативного опыта американской гегемонии и роста внутренних противоречий, парализующих принятие решений в блоке, многие страны-члены не настроены поддерживать свои обязательства в существующем объеме и даже хотят их сократить. На фоне обострения террористической угрозы и смены акцентов с военной безопасности на миграционную растут изоляционистские настроения, причем в первую очередь они исходят от Америки. Ее президент, еще будучи кандидатом, ставил под вопрос целесообразность участия США в дорогостоящем альянсе и призывал вернуться к традициям обособления, а, вступив в должность, совершенно смутил союзников своими противоречивыми заявлениями.

Трудно сказать, являются ли эти тенденции естественным результатом разрушения «старого альянса» или следствием близорукости и популизма политических лидеров, теряющих инстинкт самосохранения и неспособных отличать угрозы стратегического характера от воздействия постоянных террористических атак. Страх и паника, вызванные терактами, могут иметь более серьезные последствия для оборонных стратегий уязвимых государств, чем угроза ядерной атаки со стороны недружественных стран.

Проблема идентичности в альянсе

После окончания холодной войны Североатлантический альянс постепенно отходил от своей главной роли – оборонительного блока. Будучи региональной организацией коллективной безопасности, основанной на принципе «один за всех и все за одного», НАТО подчинилась глобальным интересам американского гегемона, стала инструментом укрепления глобального доминирования США за счет европейских союзников. Не все поддерживали интервенции, выходящие за территорию альянса и даже за рамки обязательств, записанных в статье 5 Вашингтонского договора (так, Франция выступила против ударов по Югославии в 1999 г., а вместе с Германией и Бельгией была против американского вторжения в Ирак в 2003 г.). Конфликт между ключевыми членами альянса парализовал процесс принятия решений, в результате произошло ослабление всей коалиции.

Причиной проблем Североатлантического альянса стало, с одной стороны, размывание общности стратегических целей из-за навязывания односторонней политики безопасности Соединенных Штатов и игнорирование существующих механизмов координации и консультаций (например, формирование так называемых «коалиций доброй воли»). С другой стороны, на единстве и эффективности блока негативно сказалось расширение НАТО. Чрезмерное количество участников создает проблемы координации и умножает противоречия и конфликты. В конечном итоге чем больше альянс, тем менее важным выглядит вклад отдельных, особенно небольших государств. Падает и значимость обязательств каждого участника.

Все это соответствует известному правилу, что оборонительные возможности не являются простой суммой слагаемых, т.е. потенциалов стран-участниц. Конечно, высокая степень интеграции, особенно в военной сфере (общая стратегическая доктрина, командование, механизмы коммуникации, схожесть оснащения, одинаковая военная структура, согласованная огневая мощь боевых подразделений, сочетаемость подготовки, совместные учения и т.д.), обеспечивает значительное качественное увеличение мощи и потенциала блока в целом по сравнению с арифметической суммой вкладов отдельных стран. Из-за несопоставимости возможностей лидера организации и ее новых членов, не имевших значения с чисто военной точки зрения, в НАТО естественным образом стала доминировать держава-гегемон. Соединенные Штаты провозгласили себя не только полностью ответственными за эффективность альянса, но и бесспорным лидером Запада, продвигающим свои идеологические ценности на новых геополитических пространствах.

Это привело к возражениям извне (в основном со стороны России) и разногласиям внутри альянса (критика Франции, Германии и некоторых стран Центральной Европы). Оказалось, что общая идеология, безусловно, укрепляющая внутреннюю коммуникацию и единообразие оценок, может вызвать напряженность и непонимание, если участники несоразмерны, а их связи асимметричны.

Пример НАТО показывает, что, вопреки широко распространенному убеждению, расширение союзнического взаимодействия не происходит автоматически. Дебаты по поводу легитимности запуска механизма, предусмотренного статьей 5 Вашингтонского договора, после атак «Аль-Каиды» на США в 2001 г. доказали, что обстоятельства, когда может быть востребована помощь союзников, неоднозначны. И положений, прописанных в учредительном договоре, недостаточно. Нужна воля стран выполнить взятые на себя обязательства.

Яркими примерами слабости системы принятия решений в НАТО можно назвать споры о безопасности Турции в случае вторжения в Ирак и отсутствие реакции на реальную угрозу энергетической безопасности во время российско-украинского газового конфликта в конце 2008 – начале 2009 годов. Следует, однако, признать, что благодаря инерции НАТО удалось избежать необдуманных шагов после аннексии Крыма и вспышки сепаратизма на востоке Украины в 2014 году. Разница в восприятии рисков, которые этот конфликт несет для альянса, еще раз продемонстрировала, что евроатлантическое сообщество путает реального врага с источниками других угроз (сепаратизм, реваншизм, терроризм, восстания).

До недавнего времени казалось, что после холодной войны конфликты между странами или их коалициями перейдут на другой уровень («межцивилизационные войны», по выражению Сэмюэла Хантингтона). На самом деле это лишь отвлекало внимание от реальных явлений, требующих нового определения противника. На смену старым экспансионистским тоталитарным державам пришли гибридные структуры – псевдогосударства, несостоявшиеся государства и страны-изгои. Столкнувшись с такими противниками, которые скрываются, например, под лозунгами джихадизма, действуют изнутри и извне, на неизученных пространствах, самый мощный западный альянс обнаружил необходимость новых стратегий и новых методов определения реальных угроз.

Странам НАТО следует задуматься, быть ли альянсу наступательным оружием в глобальной идеологической войне (под лозунгом «тотальной демократии») или выполнять региональные (трансатлантические) оборонительные функции, для которых он и был создан. В конце концов демократизация не является фундаментальной целью Североатлантического блока.

Наивная убежденность американских неоконсерваторов и интервенционистов в том, что делегитимация авторитарных режимов принесет человечеству счастье посредством переноса универсальных демократических моделей, к сожалению, ведет к усугублению хаоса и конфликтов. Это показали последствия «арабской весны» и различных «цветных революций». Даже если авторитарные режимы в Москве или Пекине утратят легитимность, им на смену необязательно придут демократии. Потому что демократия не является в современном мире универсальной ценностью или единственной политической моделью. Геополитически она также не предопределена.

Многие азиатские страны доказали возможность постепенных преобразований, которые не всегда ведут к воспроизведению западных образцов, но способствуют эволюционному восстановлению политических отношений и обретению властью новых форм социальной легитимности (как в Японии, Южной Корее, Малайзии, Индонезии, Турции, на Тайване и Филиппинах). В некоторых регионах, например в Латинской Америке, волны демократизации часто вызывали активное противодействие. Экономические кризисы и политические противоречия, сопровождающие системные преобразования, показывают, что население многих стран еще долго будет воспринимать демократию через призму страха перед обрушением уровня жизни, а также негативного опыта самих западных держав, переживающих экономические, демографические или миграционные кризисы.

Уклоняясь от определения своего цивилизационного противника (терроризм – лишь его инструмент), Запад совершает серьезную ошибку, и воспроизводит стратегическую нацеленность на Россию. Фактов, подтверждающих, что Москва намерена объявить войну Западу, нет. Россия, безусловно, не откажется от своего геополитического статуса и будет решительно защищать интересы безопасности. Тот, кто не хочет этого понимать, выбирает бессмысленную конфронтацию с Москвой. Руководствуясь старыми предрассудками, Североатлантический альянс под влиянием Вашингтона предпочел расширение на восток, вступив в борьбу за постсоветское пространство. Это вызвало антагонизм России по отношению к Европе и, что еще хуже, дестабилизировало и ослабило способность эффективно противодействовать угрозам цивилизационного характера.

Время идеологических крестовых походов во имя демократии и прав человека заканчивается. Неолиберальная доктрина на спаде, капитализм вступил в стадию повторяющихся кризисов и отсутствия перспектив, особенно с точки зрения тех, кто отвергнут или исключен. Понимание ценностного многообразия и признание системных различий – первый шаг для членов НАТО на пути к строительству modus vivendi с такими странами, как Россия или Китай. От мирных отношений с ними зависит стабильность мирового порядка. Нужно отказаться от наступательных стратегий на постсоветском пространстве и принять идею нового добрососедства между государствами на восточной границе НАТО и России. Стороны должны рационально развивать и свой потенциал сдерживания, чтобы избежать соблазна совершить неожиданное нападение, но это не означает отказа от совместного решения многочисленных общих проблем путем диалога и компромиссов.

Такая политика потребует от НАТО глубокой, кардинальной переоценки, и в первую очередь отказа от дальнейшей экспансии на восток. Для Польши и стран Балтии, выбравших конфронтацию с Россией, это станет сложно преодолимым психологическим барьером, особенно после того как эти государства встали на сторону Украины в конфликте с Россией, лишив себя пространства для маневра, которое понадобится в случае смены приоритетов. Но когда восприятие угрозы в Европе изменится, возможно, им удастся приспособиться к новым условиям без истерии, как это было в период разрядки. Пока для таких изменений нет эмоциональных и личностных оснований, но усугубление миграционного кризиса и проблем энергетической безопасности очень скоро потребует адекватных мер.

Сейчас время работает против НАТО, потому что альянс не в состоянии пересмотреть свой ошибочный анализ источников угроз. Пропагандистские тезисы, что «Путин играет мускулами» и «агрессивность России растет», лишь повышают градус эмоций и ведут к эскалации напряженности. Такая ситуация отвечает интересам США, стремящихся сохранить глобальную гегемонию, основанную на догме времен холодной войны о необходимости защищать «свободный» мир от произвольно выбранных противников. Это отвлекает внимание от поражений Соединенных Штатов в разных уголках мира, пока Вашингтон пытается сдерживать амбиции России и Китая и контролировать мировую торговлю энергоресурсами. Но в итоге Запад окажется в конфронтации со многими потенциальными союзниками в противодействии угрозам экстремистов.

После деструктивного опыта нарушения международного права самими Соединенными Штатами НАТО нужно заняться переоценкой ключевых стандартов, лежащих в основе мирового порядка. В первую очередь восстановить веру в верховенство международного права, которое подразумевает обязательства каждого государства соблюдать обычные и договорные нормы, в особенности императивные нормы и принципы Устава ООН.

Один из ключевых принципов – невмешательство во внутренние дела, подразумевающее уважение компетенций власти и автономности принятия решений отдельных стран, в особенности когда речь идет об их юрисдикции. Однако в рамках альянса непонятно, как отделить национальные политические интересы от союзнической солидарности и контроля. Когда и как позволительно давать инструкции другим государствам по поводу внутреннего политического выбора и необходимых реформ? Интервенции в любой форме нарушают классический принцип суверенного равенства государств. Поэтому союзники не имеют права оказывать давление с целью подчинить своим интересам суверенные страны. Они также не правомочны использовать прямое или косвенное содействие (террористического, подрывного, дискредитирующего или иного характера) для свержения политических режимов. В конце концов «цветные революции» не входят в число инструментов оборонительного альянса, а геополитическая экспансия ограничена интересами безопасности других участников международных отношений.

Угроза ослабления альянса

Заключая союзы, страны расширяют возможности реализовывать свои внешнеполитические и военные цели. Уровень безопасности повышается, как и уверенность в том, что в случае прямой угрозы их не бросят. Но чтобы защита союзников была эффективной, необходима общность интересов. В первую очередь речь идет об одинаковом восприятии источников угроз и уверенности в том, что жизненно важные интересы участников будут отстаиваться коллективными усилиями. Однако общность внутриблоковых интересов подрывается большим числом участников и многообразием их ожиданий. Адам Бромке сформулировал это следующим образом: союзники с разным статусом «хотят извлечь максимальную выгоду, заплатив минимальную цену. Слабый партнер нацелен на получение максимальных гарантий безопасности, минимизировав ограничения своей свободы в реализации собственной политики. Сильная страна стремится взять на себя минимальные обязательства по отношению к слабому партнеру, максимально контролируя его действия». Компромисс между двумя противоречащими тенденциями определяет характер альянса – будет ли он тесным и длительным или непрочным.

Безопасность небольших государств всегда зависит от гарантий, предоставляемых крупными державами. Последние способны обходиться без союзников, но для небольших стран единственная возможность защитить свои ключевые интересы – заключить союз с сильными. Они хотят непосредственного военного присутствия защитников, которое становится стимулом для их армий и политиков, позволяя участвовать в совместных учениях или консультациях по различным вопросам.

Страны, вносящие реальный вклад в эффективное функционирование альянса, называются его опорами. Те, кто пользуется защитой патронов, – просто клиенты. Чем прочнее связи между патронами и клиентами, основанные на общности угроз, тем эффективнее альянс. Но если восприятие угроз патроном и клиентом различаются, возможны два сценария. Клиент, ощущающий угрозу, становится все более зависимым от патрона. Или неуверенный, ощущающий угрозу патрон может потерять контроль над клиентом, несмотря на предоставленную помощь. Такая ситуация чревата распадом или перераспределением сил в альянсе (скажем, двустороннем), как случилось с Египтом в 1970-е годы. Интересен вариант Румынии в бывшем восточном блоке – несмотря на серьезную зависимость от СССР, страна пользовалась определенной свободой и проводила собственную политику по многим вопросам, например, в отношениях с Израилем, арабскими странами или Движением неприсоединения. Поведение Израиля, в свою очередь, показывает, что помощь, полученная от Вашингтона (по двусторонним договоренностям), не мешала ему предпринимать собственные инициативы. Об этом примере стоит помнить, учитывая частые сравнения Израиля и Польши, которая, мол, призвана выполнять роль форпоста в отношениях с Россией, как Израиль – в отношениях с арабскими странами и Ираном.

Лидеры альянса требуют абсолютной лояльности и преданности от небольших государств в обмен на свою помощь и защиту. История альянсов в Европе, с покупкой расположения патронов и нередко циничного культивирования чувства благодарности у более слабых, доказывает значимость экономической взаимозависимости как рычага для повышения эффективности. Можно сказать, что именно по этим причинам Западная Европа, чтобы сохранить высокий уровень жизни и экономический рост, отказалась от геополитической субъектности. Иерархический характер союза с Америкой и суперподчинение лидеру позволили снять ответственность за международную безопасность с плеч европейских политиков.

Качество руководства альянса всегда зависит от способности и решимости лидера защищать общие интересы. Богатая держава оказывает помощь союзникам и берет на себя ответственность за поддержание готовности к выполнению боевых задач коалиции без ущерба для собственного развития, в то время как слабеющая держава старается переложить затраты на небольшие государства. Как отмечалось выше, падение престижа и ослабление мощи Соединенных Штатов начинают негативно сказываться на других участниках НАТО и блока в целом. Поэтому во время недавней президентской кампании в США так много говорилось о необходимости восстановить волю к действию и чувство уверенности. Ослабление лидера требует консолидации против четко определенного противника. Поэтому Владимир Путин служит главным объектом пропаганды, хотя возникают угрозы совсем иного характера. Но чтобы сопротивляться «путинофобии», сегодня необходима особая интеллектуальная смелость. А между тем наиболее серьезную опасность представляют не стабильные автократии, а несостоявшиеся государства, на территории которых разрастаются явления, несущие угрозу всему цивилизованному миру (системные патологии, террористические армии, массовый исход населения).

Более важная тема, чем интервенции во имя распространения демократии и защиты прав человека, – ответственность за восстановление разрушенных государств, чтобы смягчить радикальные настроения среди обездоленных. Важно уменьшить миграционную нагрузку, подрывающую стабильность евроатлантической зоны. НАТО не угрожает агрессия. Опасность со стороны России скорее обусловлена неправильным восприятием и навязчивой идеей о «бандитском» поведении Путина. Главная проблема связана с отсутствием эффективной защиты западных культурных и цивилизационных достижений и необходимостью создать условия для реализации стратегических целей сотрудничества между членами сообщества.

Пример конфликта на Украине в 2013–2014 гг. и продолжающаяся деградация украинской государственности показывают, что НАТО концептуально и логистически не готова предотвращать кризисные ситуации вблизи своих границ, сдерживать конфликты, угрожающие перерасти в войну, или стабилизировать обстановку после конфликта. Лозунги о необходимости сочетать политические и военные шаги, которые провозглашались много лет, забыты, а идея сотрудничества в целях безопасности, предполагающая контакты со странами и организациями, даже если они занимают иную позицию, канула в Лету. Осенью 2013 г. превентивные дипломатические шаги закончились провалом – Запад решил воспользоваться ситуацией и ускорить вовлечение Украины в сферу Евросоюза. То, что такие действия вызовут недовольство России, можно было прогнозировать, но, как видим, США действительно были настроены на негативный сценарий. Был создан противник, чтобы консолидировать НАТО и вдохнуть в нее новую жизнь.

В любом альянсе есть две ловушки – слабого и сильного союзника. Первая подразумевает риск для крупных держав, прежде всего для лидера блока, оказаться втянутыми в конфликты из-за безответственной политики небольших государств. В НАТО такой непокорной сейчас стала Турция, амбиции которой на Ближнем Востоке (конфликты с региональными соперниками – Ираном, Саудовской Аравией, Израилем и особенно с Россией) опасны возможностью эскалации напряженности, которая затронет весь альянс. Точно так же антироссийские фобии в Польше и прибалтийских государствах и их стремление к размещению баз НАТО на своей территории чреваты вовлечением крупных держав альянса, прежде всего Германии и Франции, в конфронтацию с Россией.

Ловушка сильного союзника касается стран-клиентов, зависящих от флагмана альянса. Небольшие страны часто становятся жертвами иллюзорной уверенности в наличии «особых» отношений с государством-лидером, что якобы делает их равноправными партнерами. Но на самом деле асимметрия интересов и существенное различие потенциалов ведет к тому, что более сильный продвигает собственные цели за счет слабых. Если у слабых хватает смелости и решимости, они могут призвать сильного союзника пойти на уступки, рискуя быть обвиненными в отсутствии лояльности и преданности. Страх перед подобными упреками парализует волю политиков, считающих потерю расположения могущественного защитника самым главным риском, в том числе для себя лично.

В качестве примера можно привести польско-американские отношения после 1989 года. Ни одна правящая группа не решилась назвать цену, которую Варшава заплатила за безусловную поддержку Вашингтона. Польские политики, независимо от идеологической принадлежности, стали заложниками убеждения, что любое выступление против США будет означать возвращение к аффилированности с Россией. В политических кругах и СМИ была создана такая атмосфера, что у Польши просто не осталось пространства для маневра в отношениях с Соединенными Штатами. К примеру, польские правительства долгое время клали под сукно вопрос о смягчении визовых требований для граждан Польши, отправляющихся в США, что можно считать проявлением глубокой неравновесности в отношениях. Правящая элита не сумела побороть комплекс неполноценности и не понимает, что требуются прагматические, а не идеологические аргументы.

Запад и его крупнейший альянс нуждаются в обновлении лидерства. В свете нынешних и будущих угроз международной безопасности НАТО нужна новая стратегия, которая позволит отказаться от максималистских задач идеологического характера и даст возможность сосредоточиться на стабилизационных операциях. Североатлантический блок не сможет восстановить свою оборонительную роль, не прекратив повсеместно защищать интересы державы-гегемона. Не удастся сочетать функции оборонительного альянса с территориально ограниченными обязательствами и задачи института глобальной безопасности с экспансионистскими амбициями.

На фоне кризиса западных ценностей стоит задуматься, выдержит ли евроатлантическое сообщество испытание быстро меняющимися международными реалиями. Пока члены НАТО действуют как клиенты лидера-гегемона и не могут сообща выступить против его идей об устройстве мира, альянс будет оставаться инструментом экспансионистской и милитаристской политики, находясь в зависимости от большого капитала и оружейного лобби за океаном. Пора вернуться к уважению исторического суверенитета и геополитической идентичности соседних стран. НАТО не может оказывать давление на государства, не готовые сделать осознанный выбор своей принадлежности к кому-то на международной арене. Пример Украины особенно показателен. Многочисленные пороки в политической и экономической сферах (кумовство, кланово-феодальные связи, политическое покровительство, откаты, отчуждение общественных институтов, клептократия) ведут к предательству ценностей, проповедуемых Западом, а не приближают к ним. Чем быстрее Запад осознает необходимость пересмотра существующей стратегии, тем быстрее мир освободится от призрака глобальной катастрофы.

Россия. Евросоюз. Польша > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 4 июля 2017 > № 2258197 Станислав Белень

На реках Вавилонских

Ближневосточный миропорядок в состоянии полураспада

Дмитрий Ефременко – доктор политических наук, заместитель директора Института научной информации по общественным наукам РАН.

Резюме Момент, когда Москва могла ориентироваться на «стратегии выхода», похоже, в прошлом. Гарантировать мирное урегулирование сирийского конфликта или хотя бы обеспечить устойчивое перемирие теперь невозможно без существенного военного присутствия России.

Минуло более века с тех пор, как державы Антанты произвольно поделили обширные территории Османской империи на зоны собственного послевоенного доминирования. Соглашение Сайкса–Пико положило начало выкраиванию на Ближнем Востоке государственных образований, разрезавших ареалы проживания арабов и тюрок, курдов и ассирийцев, суннитов и шиитов, христиан и иудеев… Границы перекраивались затем многократно, причем константой оставалась вовлеченность в эти процессы великих держав. Но, несмотря на искусственность границ и высокий внутренний конфликтный потенциал, ближневосточное мироустройство функционировало почти столетие (если брать за точку отсчета Севрский мирный договор 1920 г.), а созданные в его рамках государства развивались иногда достаточно успешно. Качество управления и функциональность государств, однако, никогда не достигали высокого уровня, а способность противостоять центробежным тенденциям обеспечивалась жесткими, в ряде случаев – откровенно репрессивными режимами. Но американская интервенция в Ирак с целью свержения Саддама Хусейна и «арабская весна» создали настолько мощную турбулентность, что ближневосточный миропорядок затрещал по швам, а Ирак, Сирия, Ливия и Йемен оказались на грани распада.

Парадокс в том, что краха существующих государств Ближнего Востока не хочет почти никто. И дело не только в защите важнейших принципов суверенитета и территориальной целостности, но и в том, что распад нынешнего регионального устройства порождает слишком много угроз и для соседних государств, и для более удаленных держав. Однако вместе с рисками неизбежно появляются новые геополитические возможности. И во всех столицах, где заявляют о приверженности территориальной целостности Сирии, Ирака, Йемена, Ливии и других стран региона, эти возможности просчитывают. В частности, калькулируются варианты, когда процессы хаотизации и внутреннего противостояния наберут такую силу, что их блокировка извне окажется заведомо неэффективной, а сторонние игроки предпочтут на время «умыть руки». В числе лежащих на переговорном столе вариантов деэскалации сирийского кризиса – обособление неподконтрольных правительству в Дамаске территориальных анклавов, которым могут быть предоставлены гарантии безопасности со стороны международных посредников.

Сегодня достаточно высока вероятность того, что военный разгром формирований запрещенной в России террористической группировки «Исламское государство» (ИГ), в частности, освобождение Мосула, Ракки и других захваченных экстремистами территорий Ирака и Сирии, окажется катализатором окончательного распада ключевых государств арабского Машрика. В этом смысле происходящую сейчас реконфигурацию внутренних и внешних сил, прямо или косвенно вовлеченных в конфликты в регионе, можно рассматривать и как подготовку к более масштабным трансформациям.

Америка возвращается

На протяжении последних полутора лет динамика вооруженного конфликта в Сирии и – шире – геополитических процессов на Ближнем Востоке претерпела радикальные изменения в результате операции Военно-космических сил России, направленной на поддержку правительственных войск. К концу лета 2016 г. начал складываться новый формат взаимодействия между Россией, Турцией и Ираном, основной задачей которого стало согласование позиций сторон по вопросам урегулирования сирийского конфликта и координации усилий по борьбе с запрещенной в России террористической группировкой «Исламское государство» (ИГ). В условиях снижения активности США на сирийском направлении, что во многом было обусловлено предвыборной ситуацией и неожиданной победой Дональда Трампа, треугольник «Россия–Турция–Иран» перешел из разряда гипотез в политическую реальность, а результатом стало начало переговорного процесса в Астане, дополняющего Женевские переговоры. В контексте взаимодействия между Россией, Турцией и Ираном следует рассматривать и успешное завершение операции Сирийской Арабской Армии (при поддержке России и Ирана) по вытеснению из Алеппо вооруженных группировок антиасадовской оппозиции, и формирований ИГ из г. Эль-Баб силами Свободной Сирийской Армии, опирающейся на поддержку Анкары. За исключением усилий, направленных на полное уничтожение ИГ, интенсивность вооруженного противостояния в Сирии значительно снизилась.

Приход в Белый дом 45-го президента США Дональда Трампа сопровождался надеждами на формирование широкого фронта сил во главе с Америкой и Россией, который сумеет в сжатые сроки завершить военный разгром ИГ. Однако эти надежды по меньшей мере преждевременны. Достижение договоренностей с Россией было заблокировано вследствие ожесточенной информационной кампании по обвинению окружения нового президента в «неподобающих» связях с Москвой. Вместе с тем Вашингтон предпринял действия, показывающие, что Америка «весомо, грубо, зримо» возвращается в Ближневосточный регион.

Трамп предпочел, чтобы возвращение было обставлено максимально эффектно – ракетным ударом по базе ВВС правительства в Дамаске. Достаточно успешно решив этим ударом ряд тактических задач, администрация Трампа тем не менее не только не прояснила, как она собирается одолеть ИГ, но, пожалуй, породила еще больше вопросов относительно долгосрочной стратегии. Тем не менее новая система координат начинает формироваться. В ее рамках важнейшее значение имеет возрождение полномасштабной поддержки Израиля и радикальный пересмотр политики Барака Обамы в отношении Ирана. Между Вашингтоном и Тегераном вновь формируются антагонистические отношения. Собственно, сам удар по авиабазе Эш-Шайрат во многом следует рассматривать в контексте выбора Ирана в качестве основного американского оппонента в регионе. Силы режима Башара Асада рассматриваются как мишень, поскольку новая администрация в первую очередь видит в Дамаске союзника и клиента иранских аятолл. Это, разумеется, серьезный сигнал и для России, которая отреагировала на действия США весьма сдержанно. Сдержанность Москвы не только позволила сохранить каналы российско-американского взаимодействия по проблемам кризисного урегулирования в регионе, но и разработать инициативы, которые, очевидно, учитывают новые подходы администрации Трампа. Однако сами эти подходы могут оказаться весьма проблематичными с точки зрения сохранения государственности Ирака и Сирии.

Американо-иранское противостояние и будущее Ирака

Парадоксальным результатом операции США по свержению режима Саддама Хусейна стало резкое укрепление позиций Ирана как в самом Ираке, так и в регионе Персидского залива. Как справедливо заметил бывший глава немецкого внешнеполитического ведомства Йошка Фишер, «Америка была достаточно сильной, чтобы дестабилизировать существующий порядок в регионе, но недостаточно сильной, чтобы установить новый». Тегеран во многом сумел заполнить этот вакуум. В результате уже в конце правления Джорджа Буша-младшего и особенно при Бараке Обаме сложилось фактическое разделение влияния в Ираке между Вашингтоном и Тегераном. Заключенная в 2015 г. сделка по ядерной программе Ирана не только открыла путь к снятию международных санкций в отношении этой страны, но, как казалось, создала предпосылки для начала диалога между Вашингтоном и Тегераном по вопросам устройства Ближнего Востока, к чему достаточно давно призывали Збигнев Бжезинский, Роберт Гейтс и ряд других ведущих внешнеполитических экспертов Соединенных Штатов.

Сегодня мы наблюдаем новый резкий поворот в американской политике по отношению к Тегерану. Возвращение к курсу на «отбрасывание» и изоляцию Ирана будет означать и попытку разорвать иракский сектор шиитской дуги. Но насколько это возможно? Разумеется, нельзя ставить знак равенства между Ираном и шиитским арабским большинством в Ираке. Последнее не является консолидированным, Тегеран занимает позицию не только союзника и покровителя, но также и своеобразного арбитра по отношению к иракским шиитам. США могут попытаться опереться на какую-либо из шиитских сил в Ираке, но, скорее всего, это приведет к нарастанию внутреннего конфликта между шиитами, в результате чего большинство из них сделает выбор в пользу единоверцев на востоке. Иначе говоря, новая конфронтация с Ираном приведет к тому, что центральное правительство в Багдаде, где преобладают шииты, сначала окажется еще более ослабленным, а затем станет все явственнее сближаться с Тегераном.

Очевидно, что вплоть до разгрома или по крайней мере вытеснения ИГ из Ирака американцы не смогут создать для себя надежную опору среди иракских суннитов. Конечно, Вашингтон может попытаться сформировать новый, постигиловский баланс сил в Ираке, который учитывал бы интересы умеренных суннитов, предоставлял бы им долю влияния в центральном правительстве и контроль над частью территорий, которые пока находятся под властью ИГ. Но эта задача чрезвычайно сложна сама по себе, даже без отягощения антииранскими установками. Собственно, очередная задержка наступления на Мосул связана не столько с военно-тактическими и гуманитарными соображениями, сколько с острыми противоречиями вокруг того, кто займет и будет контролировать этот город. Стремление США ослабить иранское влияние и укрепить позиции суннитов с достаточно высокой степенью вероятности приведет к подрыву позиций правительства Хайдара аль-Абади. Основной оппонент нынешнего правительства в Багдаде – бывший премьер-министр Ирака Нури аль-Малики, несмотря на усилия сформировать вокруг себя новую, достаточно широкую коалицию, остается фигурой, провоцирующей противоречия между основными конфессиональными и этническими группами.

Не завершив разгром ИГ и провозглашая курс на «отбрасывание» Ирана, американцы делают все более призрачным сохранение единства Ирака. И ключом к будущему не только этого государства, но и всего Большого Ближнего Востока становятся курды. Сегодня именно курды в Ираке и Сирии являются наиболее ценными союзниками Соединенных Штатов в борьбе против ИГ. Иракский Курдистан с 1991 г. остается важнейшим форпостом американского присутствия в Месопотамии. Союз между США и иракскими курдами обеспечил последним сначала выживание (при Саддаме Хусейне), а затем автономный статус, близкий к фактическому суверенитету, и ряд экономических преимуществ. При этом Вашингтон удерживал иракских курдов от провозглашения полной независимости. Однако теперь, после изменения приоритетов американской политики в этом регионе, ситуация становится чрезвычайно благоприятной для достижения Иракским Курдистаном суверенитета. Подталкивать к форсированию независимости иракских курдов будет и то обстоятельство, что сейчас под их контролем находятся многие спорные территории, в том числе и крупнейшие нефтяные месторождения Киркука. Вполне возможно, что уже через несколько месяцев ситуация в Ираке начнет меняться не в пользу курдов.

В связи с этим с полной серьезностью следует рассматривать заявление президента Иракского Курдистана Масуда Барзани о проведении в ближайшие месяцы референдума о независимости. По всей видимости, взаимопонимание по этому вопросу практически достигнуто между двумя основными партиями Иракского Курдистана и стоящими за ними племенами Барзан и Талабани. Центральному правительству в Багдаде, скорее всего, придется принять итоги референдума, поскольку для этого есть конституционные основания. Но оспариваться могут границы независимого Курдистана, так как, согласно действующей Конституции Ирака, курдская автономия локализована в провинциях Дохук, Хавлер (Эрбиль), Сулеймани и Халабджа. Принадлежность Киркука остается открытым вопросом по причине огромной ценности этого нефтеносного региона, а также из-за смешанного этнического состава населения. Идея провозгласить Киркук столицей Иракского Курдистана популярна у курдов, но ее практическое воплощение может привести к новой конфронтации между Демократической партией Курдистана (Барзани) и Патриотическим союзом Курдистана (Талабани), контролирующим этот город. Возможность того, что Багдад даже после разгрома ИГ попытается силой вытеснить курдов из Киркука, представляется маловероятной.

Соединенные Штаты официально поддерживают территориальную целостность Ирака. Однако при Трампе готовность Вашингтона инвестировать значительные ресурсы и влияние в предотвращение распада Ирака, скорее всего, будет куда меньшей, чем при Обаме и Буше-младшем. Следует учесть, что, с точки зрения Израиля, к голосу которого более чем внимательно прислушиваются в Вашингтоне, появление курдского государства является желательной опцией. Если лидеры Иракского Курдистана сумеют выбрать правильный момент для референдума и провозглашения независимости, то США, скорее всего, признают распад Ирака свершившимся фактом и сосредоточат внимание на закреплении своих доминирующих позиций в новом государстве Машрика. В случае дальнейшего укрепления иранского влияния в Багдаде именно Курдистан останется важнейшим американским плацдармом на территории, в настоящий момент входящей в состав Ирака.

Основную угрозу независимости любой части Большого Курдистана представляет Турция. Однако, если независимость будет провозглашена Эрбилем, Анкара едва ли решится на ее силовое подавление. Пешмерга – серьезная сила, и развязывание полномасштабной войны против иракских курдов неизбежно приведет к дестабилизации в Турецком Курдистане, а также вовлечению в конфликт курдов сирийских. По всей видимости, и США, и Россия используют свое влияние, чтобы удержать Реджепа Тайипа Эрдогана от чрезмерно жесткой реакции на появление первого курдского независимого государства. В то же время Турцию и Иракский Курдистан связывает нефтяной бизнес, который может стать еще более прибыльным в случае его полной легализации на уровне межгосударственного торгового взаимодействия. Разумеется, для успокоения Эрдогана лидерам Иракского Курдистана вновь придется отмежеваться от Рабочей партии Курдистана и вообще от идеи собирания курдских земель. От этих заверений, впрочем, сама курдская ирредента никуда не исчезнет.

Провозглашение независимости Иракского Курдистана (условно это государство можно называть Южным Курдистаном), с одной стороны, будет означать крах регионального устройства, начало которому было положено договором Сайкса–Пико. С другой стороны, уже в среднесрочной перспективе Южный Курдистан может стать фактором нового регионального равновесия, своеобразным балансиром, предотвращающим чрезмерное усиление как Турции, так и Ирана. В этом смысле появление Южного Курдистана может рассматриваться позитивно и с точки зрения Москвы.

Положение суннитов в Ираке выходит на первый план в связи с приближающимся поражением ИГ. Отделение от Ирака контролируемых курдами территорий приведет к тому, что доля шиитов среди населения оставшейся части страны возрастет еще больше. Соответственно, предпочтительным для шиитов окажется государственное устройство, исключающее территориальное деление по религиозным и этническим признакам. Суннитам будут предлагаться посты в центральном правительстве (возможно, по принципу квотирования) независимо от того, кто из шиитских политических лидеров будет его возглавлять. Могут быть скорректированы договоренности о распределении других значимых постов. В частности, должность президента, закрепленная в настоящее время за курдами, может стать частью «суннитской квоты». Но этот компромиссный вариант будет испытываться на прочность с обеих сторон. Радикальные шиитские группы продолжат настаивать на максимальной реализации преимуществ, связанных с доминированием шиитов. В свою очередь, многие сунниты потребуют контроля над населенными пунктами и территориями, где сохраняется их преобладание. Причем маловероятно, что сторонники создания «суннистана» ограничатся только политической борьбой. Если же власти в Багдаде смирятся с обособлением суннитских территорий, то это откроет путь к окончательному распаду Ирака.

Внешние силы, безусловно, окажутся вовлечены в эти процессы, причем основное противостояние развернется между Ираном и аравийскими монархиями; существенный вклад в динамику конфликта также внесут США и Турция. Что касается России, то в ее интересах укрепление политического, экономического и военно-технического сотрудничества с правительством в Багдаде, а также с автономным (сегодня) либо независимым Южным Курдистаном. Москве нежелательна прямая вовлеченность в процессы, результатом которых может стать появление «суннистана» на территории Ирака. В то же время уже сейчас важно поддерживать каналы коммуникации с теми суннитскими силами в Ираке, которые заинтересованы в поиске политических решений существующих проблем.

Территориальное обособление суннитов в Ираке, конечно, затронет Москву, но не напрямую, а через Сирию. Появление «суннистана» аукнется и в других частях Машрика и Аравийского полуострова. Но появится ли вместо нынешней карты Большого Ближнего Востока что-нибудь вроде карты полковника Петерса? Здесь надо исходить из того, что проведение границ в соответствии с этноконфессиональным делением возможно, когда ведущие внутренние и международные акторы не готовы привлечь необходимое количество ресурсов для противодействия такому сценарию. Специфика ситуации вокруг Ирака состоит в том, что основные игроки едва ли захотят в ближайшее время аккумулировать и задействовать ресурсы, достаточные для предотвращения его частичного или полного распада. Ситуация в Сирии имеет ряд существенных отличий хотя бы потому, что крупные внешние игроки уже вложили в поддержку противоборствующих сторон значительные средства для достижения своих геополитических целей.

Сирийские альтернативы

Подобно тому как освобождение Мосула станет рубежом для определения будущего Ирака, контуры будущего Сирии начнут проявляться после освобождения от ИГ Ракки и других сирийских территорий, контролируемых этой экстремистской группировкой. Хотя органы управления ИГ уже передислоцированы из Ракки в окрестности Дейр-эз-Зора, ее взятие будет иметь большое политическое и символическое значение. Судя по всему, между США и Россией достигнуто принципиальное понимание, что освобождение Ракки пройдет под американским контролем. Соответственно, за Вашингтоном остается и выбор ударной силы, которой предстоит вести действия «на земле». И основная ставка, похоже, сделана на сирийских курдов. А это, в свою очередь, задает серьезные ограничения для американо-турецкого взаимодействия в Сирии и в регионе в целом.

Такой выбор Вашингтона вполне приемлем для Москвы, поддерживающей с сирийскими курдами рабочее взаимодействие и выступающей за предоставление конституционных гарантий автономного статуса подконтрольных им территорий. При молчаливом согласии Соединенных Штатов и России курдские районы могут быть объединены в один массив. В то же время международные игроки в обозримом будущем не поддержат независимость Рожавы либо ее объединение с Иракским Курдистаном. Рожава может стать очень важным фактором стабилизации в Сирии, выступив заодно и фактором сдерживания для неoосманистских устремлений руководства Турции.

Скорее всего, после вытеснения ИГ из Ракки контроль над этим городом и частью прилегающих территорий будет передан одной или нескольким суннитским группам, выступающим против Башара Асада. К этому моменту должны проясниться и перспективы реализации договоренностей относительно создания зон деэскалации в Сирии. Дальше события могут развиваться по четырем сценариям:

Резкое возрастание интенсивности конфликта, перегруппировка сил и формирование широкой коалиции, направленной на свержение режима Асада.

Поддержание тлеющего конфликта, в котором будут сковываться силы режима Асада, противостоящих ему суннитских группировок, Ирана и «Хезболлы», России, Турции, аравийских монархий.

Новые усилия по урегулированию конфликта, основой которых станет согласование принципиальных позиций сначала Москвой и Вашингтоном, а затем и другими внутренними и внешними акторами.

Молчаливое согласие основных игроков на распад Сирии вслед за возможным распадом Ирака.

Первый вариант будет означать разрастание кризиса вплоть до большой региональной войны, поскольку широкая антиасадовская коалиция практически неизбежно вступит в противостояние с Ираном и Россией. Второй вариант гораздо менее рискован и для США, и для Израиля, хотя в его рамках тоже неизбежны обострения и перегруппировки сил. Кроме того, он не дает никаких гарантий от реинкарнации ИГ или ей подобных террористических структур.

Поиск политического решения может дать результаты, если контуры компромисса согласуют Москва и Вашингтон, причем в случае российско-американского диалога речь должна идти не только о Сирии, но обо всем Ближневосточном регионе. Также весьма вероятно, что формула компромисса включит договоренности, связанные с российскими и американскими интересами в других регионах мира. Следует, однако, учесть, что достижение договоренностей между Москвой и Вашингтоном – необходимое, но недостаточное условие для прорыва в мирном урегулировании сирийского кризиса. Оборотной стороной многополярного мира является то, что даже согласие между США и Россией не гарантирует достижения желаемого ими результата в такого рода региональных конфликтах.

В общих чертах политическое решение сирийского кризиса может состоять в выработке такой формулы политического устройства, распределения сфер экономического влияния и решения проблем безопасности, которая позволит обеспечить длительное мирное сосуществование различных этноконфессиональных групп при широкой автономии контролируемых ими территорий и инклюзивном характере центрального правительства. Здесь, в частности, можно использовать опыт Таифской «Хартии национального примирения», положившей конец гражданской войне в Ливане, а также Конституции Ирака 2005 года. Однако в случае с современной Сирией более высока непосредственная вовлеченность в конфликт таких игроков, как Россия, США, Иран, Турция, аравийские монархии. Соответственно, сирийское урегулирование потребует компромисса относительно характера их дальнейшего присутствия в стране, если все-таки удастся сохранить хотя бы формальное единство Сирии. Можно предположить, что та или иная форма присутствия части этих внешних игроков станет одним из элементов системы гарантий безопасности для различных сторон сирийского конфликта, причем создание зон деэскалации, фактически неподконтрольных центральному правительству, все процессы существенно ускорит. Территориальная конфигурация, очевидно, будет меняться, но уже сейчас можно ожидать, что американцы закрепятся в сирийском Курдистане, россияне – на средиземноморском побережье и на территориях с преобладанием алавитов, турки – в провинции Идлиб. Ключевой вопрос – военное присутствие в Сирии подразделений Корпуса стражей исламской революции и отрядов «Хезболлы». Для администрации Трампа, Израиля, Саудовской Аравии это неприемлемо, для Турции – весьма нежелательно. Вместе с тем для правительства Башара Асада именно эти силы служат надежнейшей опорой.

Если здесь в принципе возможен компромисс, заключаться он может в том, что роль основного гаранта для алавитов и контролируемых ими политических и силовых структур перейдет к России. Добровольный или вынужденный какими-либо чрезвычайными обстоятельствами уход России из Сирии означал бы возникновение вакуума силы, который постараются заполнить США, Турция, страны Залива, с одной стороны, и Иран – с другой. Негативные последствия для всего региона не заставят себя ждать. Иначе говоря, момент, когда Москва могла ориентироваться на разработку и реализацию «стратегии выхода», похоже, остался в прошлом. Гарантировать мирное урегулирование сирийского конфликта или по крайней мере обеспечить достаточно устойчивое перемирие теперь практически невозможно без существенного военного присутствия России.

Долгосрочное нахождение в Сирии российской военной группировки более приемлемо для Турции и Израиля, чем иранское присутствие. Вместе с тем только российское присутствие позволит обеспечить приемлемое для Ирана соотношение сил в Сирии, если под давлением других игроков и внутренних проблем ему придется отказаться от дислокации в Сирии собственных формирований и отрядов «Хезболлы».

Вопрос о судьбе Башара Асада способен затянуть переговорный процесс на неопределенный срок. Однако в конечном счете только его цивилизованное решение откроет путь к созданию инклюзивного центрального правительства в Сирии. В настоящий момент лишь Россия и Иран, действуя совместно, в состоянии продиктовать Асаду, сколь долгим может быть его нахождение у власти и как оно должно завершиться. Убедить Тегеран поддержать в этом Москву можно, если иранские лидеры увидят возможности обеспечить свои интересы при появлении новых фигур в сирийском руководстве. В целом Иран в Сирии стоит перед серьезной дилеммой. В Тегеране, разумеется, хотели бы закрепления нынешнего положения вещей, при котором иранское влияние в той или иной мере распространяется на Ирак, Сирию, Ливан и Йемен как составляющие единого «фронта исламского сопротивления». Естественно, там были бы не прочь увидеть укрепление позиций последователей шиитской ветви ислама на Аравийском полуострове, основным препятствием чему служит монархия Саудитов. Но в то же время острой проблемой становится перенапряжение сил, необходимых для достижения этих целей. Если, несмотря ни на что, Тегеран сделает ставку на сохранение и даже расширение военного присутствия в Сирии (включая создание военно-морских баз на средиземноморском побережье), в конечном итоге он может оказаться в опасной изоляции. Альтернатива состояла бы в получении гарантий политического влияния в Дамаске при одновременном выводе сил Корпуса стражей исламской революции, других вооруженных подразделений и отрядов «Хезболлы» с территории Сирии. Приемлемые для Ирана политические руководители в Дамаске должны сохранить силовые рычаги. Если говорить по существу, то речь идет о недопущении политически мотивированного переформирования эффективных в военном отношении подразделений Сирийской Арабской Армии (включая вновь создаваемый 5-й штурмовой корпус), «Республиканской гвардии», а также служб безопасности, где доминируют алавиты. По всей видимости, именно это будет «красной линией» и, соответственно, ценой, которую придется заплатить противникам режима в Дамаске, если они действительно стремятся к политическому урегулированию и сохранению территориальной целостности Сирии.

Распад Сирии будет означать признание ведущими акторами двух невозможностей – победы какой-либо из сторон конфликта и нахождения взаимоприемлемой формулы мирного сосуществования представителей основных этноконфессиональных групп. При этом присутствие внешних сил в различных частях нынешней Сирии сохранится и после ее фактического распада.

Частичная дезинтеграция соседнего Ирака (отделение Курдистана) может послужить внешним фактором разрушения Сирии, но по-настоящему серьезной проблемой станет обособление «суннистана» на территории Ирака. Вслед за этим резко возрастет вероятность его объединения с частью подконтрольных суннитским формированиям областей Сирии, причем конфигурация нового образования может практически совпасть с конфигурацией территории, подконтрольной ИГ до начала наступления на Мосул и Ракку. Но даже если мировое сообщество признает распад Сирии свершившимся фактом, относительное умиротворение будет достигнуто лишь на части ее территории. «Суннистан» будет претендовать на Дамаск и Алеппо, а внешнее давление на «алавистан» не спадет до тех пор, пока там будет сохраняться значительное иранское военное присутствие. Наконец, после краха Сирии трудно будет остановить распространение цепной реакции распада на Ливан и Иорданию, а также на Аравийский полуостров. Под угрозой дестабилизации окажутся турецкий Курдистан и иранские провинции с высокой долей курдского, азербайджанского и арабского населения.

Баланс сотрудничества/соперничества между Россией, Турцией и Ираном

В этом контексте стоит вновь взглянуть на перспективы трехстороннего взаимодействия Москвы, Тегерана и Анкары. Уровень сотрудничества, который они продемонстрировали во второй половине 2016 – начале 2017 гг., может показаться беспрецедентным. Но сама идея такого сотрудничества отнюдь не нова. Так, Исмаил Гаспринский – выдающийся крымско-татарский просветитель и идеолог джадидизма – еще в 1896 г. написал работу «Русско-восточное соглашение», где выдвинул идею позитивного и взаимовыгодного сближения Российской империи как с Турцией, так и с Персией. Исмаил-бей весьма критичен насчет целей Запада: «Действуя то против России, то против мусульман, европейцы в том и другом случае извлекают выгоду и идут вперед… Если же посмотреть, с какой бессердечностью Европа угнетает весь Восток экономически, делаясь зверем каждый раз, когда дело коснется пенса, сантима или пфеннига, то становится очевидным, что Востоку нечего ждать добра от Запада». Гаспринский предлагал достичь соглашения с Османской империей и Персией о создании российских военно-морских баз на Средиземном море и «где-то вблизи» Индийского океана. Для Турции и Персии, по мнению Исмаил-бея, такое соглашение дало бы возможность «спокойнее заняться внутренним возрождением, перенимая формы не с Запада, а из России, как из страны, более близкой им по цивилизации и складу народной жизни».

Спустя 120 лет Россия, Турция и Иран имеют достаточно сложные отношения с Западом, и в этом смысле идеи Исмаила Гаспринского как будто обретают новую жизнь. В определенных обстоятельствах можно ожидать, что отдельные элементы этого дискурса будут воспроизведены в современной политической риторике. Однако реальной основой для формирования треугольника «Россия–Турция–Иран» стало временное сближение разнонаправленных интересов каждой из трех стран, обусловленное совокупностью внутренних и внешних факторов. В конечном счете сплочение России, Турции и Ирана в основном будет происходить не на почве антизападных сантиментов, а возможное разобщение – не в силу внезапно пробудившейся у кого-либо из них любви к ценностям «свободного мира».

Устойчивость «треугольника» в среднесрочной и долгосрочной перспективе далеко не гарантирована. Даже частичное изменение комбинации факторов и условий, способствовавших сближению Москвы, Тегерана и Анкары, может сначала подорвать эффективность трехстороннего взаимодействия, а то и вовсе его разрушить. В частности, достаточно податливой давлению Вашингтона, направленному на подрыв «треугольника», может оказаться Анкара. Если это давление вступит в резонанс с внутренними изменениями, сопровождающими становление персоналистского режима Реджепа Тайипа Эрдогана, то пересмотр позиции Турции приведет к распаду «треугольника».

Вместе с тем ряд важных обстоятельств пока работает на сохранение трехстороннего формата, поскольку альтернативой астанинскому процессу является возобновление с новой силой вооруженной конфронтации в Сирии. Следует к тому же учесть, что вне рамок трехстороннего формата стороны утратят важные механизмы контроля действий друг друга. Дефицит взаимного доверия между Москвой, Анкарой и Тегераном может быть компенсирован при условии, что каждая из сторон предпочтет стратегию, обеспечивающую всем участникам позитивный баланс выигрышей/потерь при сведении сопутствующих рисков к приемлемому уровню.

Цели российской политики в регионе Большого Ближнего Востока

В целом для России актуальным становится переопределение целей своей политики на Большом Ближнем Востоке. Если решение осени 2015 г. о прямой военной поддержке Башара Асада принималось в значительной степени в контексте украинского кризиса и усилий Запада по изоляции России, то в 2017 г. закрепление позиций Москвы в качестве одного из центров силы в регионе может быть отнесено к числу приоритетных задач нашей внешней политики.

Речь идет именно о ключевой позиции, позволяющей оказывать влияние и иметь точки опоры в различных частях региона. Это означает, что Москва не должна рассматриваться только в качестве союзника Башара Асада или негласного покровителя шиитской дуги. Принципиально важно исключить ситуацию, когда действия России будут интерпретироваться как якобы пристрастные по отношению к тем или иным религиозным или этническим группам в регионе. России необходимо сохранить партнерские отношения с Ираном, Турцией, Израилем, Египтом и Иорданией, а также поднять диалог с Саудовской Аравией, Катаром и ОАЭ до уровня партнерства. И, разумеется, достичь приемлемого уровня взаимопонимания с Соединенными Штатами и их основными партнерами по НАТО относительно путей разрешения конфликтов в регионе (включая и координацию действий на случай распада Ирака и Сирии). В сущности, это можно рассматривать как попытку трансформировать треугольник «Россия–Турция–Иран» в многосторонний контур, включающий всех основных акторов Большого Ближнего Востока. Без России эту задачу решить просто невозможно.

Обеспечение длительного российского присутствия в регионе потребует привлечения значительных ресурсов. Очевидно, что России необходимо уравновесить затраты серьезными экономическими преференциями как в самой Сирии, так и в других частях Большого Ближнего Востока, включая участие в послевоенном восстановлении и разработке природных ресурсов. Политические и военно-стратегические достижения нужно конвертировать в экономические дивиденды.

В конечном счете наша политика в регионе должна стать составной частью комплексной стратегии, нацеленной на обеспечение благоприятных условий для развития России в качестве державы, обеспечивающей наряду с Китаем переформатирование геоэкономического и геополитического ландшафта Большой Евразии. Этот процесс связан с сопряжением развития Евразийского экономического союза и китайского проекта Экономического пояса Шелкового пути, расширением Шанхайской организации сотрудничества, выстраиванием в континентальном масштабе транспортно-логистических цепочек и коридоров развития в широтном и меридиональном направлениях. Треугольник «Россия–Турция–Иран» мог бы стать опорой этого процесса на Большом Ближнем Востоке. К тому же заинтересованность стран Ближневосточного региона в мегапроектах, связанных с геоэкономикой Большой Евразии, может стать важным фактором, побуждающим к поиску компромиссов и снижению уровня конфронтации. А Большая Евразия обретет целостность лишь тогда, когда стабилизированный Большой Ближний Восток станет ее органичной частью. Впрочем, последнее обстоятельство предвещает, скорее, новую турбулентность, поскольку глобальные геополитические трансформации неизбежно встретят сопротивление ряда национальных и наднациональных акторов, стремящихся сохранить привилегированные позиции в нынешнем мировом порядке.

Россия. Ирак. Сирия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 4 июля 2017 > № 2258195 Дмитрий Ефременко

До основания, а затем…

Устарел ли контроль над ядерными вооружениями?

Алексей Арбатов – академик РАН, руководитель Центра международной безопасности Института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова Российской Академии наук, в прошлом участник переговоров по Договору СНВ-1 (1990 г.), заместитель председателя Комитета по обороне Государственной думы (1994–2003 гг.).

Резюме Если откажемся от наработанных за полвека норм и инструментов контроля над ядерным оружием, останемся у разбитого корыта. Необходимо срочно спасать эту сложную и бесценную конструкцию и, опираясь на такой фундамент, продуманно ее совершенствовать.

Противостояние России и Запада и начало нового цикла гонки вооружений вернули проблемы ядерного оружия на авансцену мировой политики после двадцати лет забвения. Администрация Дональда Трампа не считает приоритетом прогресс в контроле над ядерным оружием, что по идее должно послужить стимулом для Москвы к существенному пересмотру курса в данной области. Но в какую сторону? Этот вопрос остается открытым.

Ядерный романтизм в консервативную эпоху

На Валдайском форуме в октябре 2016 г. президент России Владимир Путин заявил: «Ядерное оружие является фактором сдерживания и фактором обеспечения мира и безопасности во всем мире», его нельзя «рассматривать как фактор какой бы то ни было потенциальной агрессии». Следует отметить, что столь положительная и в чем-то даже романтическая оценка роли ядерного оружия высказывается у нас на самом высоком государственном уровне впервые – такого не было ни во времена СССР, ни в демократической России.

Впрочем, многое зависит от интерпретации. Если эти слова – пожелание того, как должно быть, пока ядерное оружие существует в качестве объективной реальности, на это нечего возразить. Возможно, имелось в виду, что ядерное оружие должно быть предназначено только для ответного удара, и этой возможностью следует сдерживать агрессора от нападения («фактор сдерживания»). И что его недопустимо применять в первом ударе («как фактор потенциальной агрессии»). В таком случае мы имеем дело с одним из вариантов формулировки концепции стратегической стабильности как состояния стратегических взаимоотношений сторон, при котором сводится к минимуму вероятность ядерной войны, во всяком случае – между двумя сверхдержавами.

Однако если приведенное высказывание отражает представление о существующем порядке вещей, то с ним нельзя согласиться без существенных оговорок.

Фактор агрессии или ее сдерживания?

Первая оговорка состоит в том, что все девять нынешних государств, имеющих ядерное оружие, в своих официальных военных доктринах или по умолчанию допускают применение его первыми.

До недавнего времени КНР и Индия были единственными двумя странами, принявшими обязательство о неприменении ядерного оружия первыми. Но в Китае идет дискуссия об отказе от этого принципа ввиду растущей возможности США поражать китайские ядерные средства высокоточными неядерными системами большой дальности. А Индия, судя по всему, изменила свое прежнее обязательство, заявив, что оно распространяется только на неядерные государства, и это сближает ее стратегию с доктринами России и Соединенных Штатов.

Американские союзники по НАТО – Великобритания и Франция – всегда доктринально допускали применение ядерного оружия первыми, хотя их ядерные силы в сокращенном составе технически более всего соответствуют концепции сугубо ответного удара, во всяком случае в отношении России (а до того – СССР).

Пакистан открыто и безоговорочно придерживается концепции первого применения ядерного оружия (как оперативно-тактического, так и средней дальности) против Индии, имеющей большое превосходство по силам общего назначения.

Израиль не признает и не отрицает наличия у него ядерного оружия. Но ввиду специфики его геополитического окружения ни у кого нет сомнений, что Тель-Авив негласно придерживается концепции первого ядерного удара.

У Северной Кореи вместо доктрины – идеологические декларации с угрозами применения ядерного оружия. В свете малочисленности и уязвимости ее ядерных средств в противоборстве с ядерной сверхдержавой в лице США первый удар – единственный способ применить ядерное оружие (и после этого погибнуть).

Тем более сказанное выше относится к двум ведущим ядерным державам. Российская официальная военная доктрина недвусмысленно предусматривает не только ответный ядерный удар (в качестве реакции на нападение на РФ и ее союзников с использованием ядерного и других видов оружия массового уничтожения, ОМУ), но также и первый ядерный удар: «Российская Федерация оставляет за собой право применить ядерное оружие… в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства». В таком случае ядерный удар будет иметь целью «нанесение неприемлемого ущерба агрессору в любых условиях обстановки».

В военной политике Соединенных Штатов тоже всегда допускалась возможность использования ядерного оружия первыми, как гласит американская ядерная доктрина от 2010 г., «для узкого набора сценариев». Обеспечивая гарантии безопасности союзникам в Европе и Азии, США имеют варианты ядерного ответа на нападение на них с использованием обычного оружия или других видов ОМУ и потому «не готовы в настоящее время принять безоговорочную политику сдерживания ядерного нападения как единственного предназначения ядерного оружия…».

Таким образом, Россия, Соединенные Штаты и другие государства, обладающие ядерным оружием, допускают, помимо ответного удара, те или иные варианты применения ядерного оружия первыми (т.е. как «фактор агрессии»). Такие варианты включены в их понимание ядерного сдерживания (т.е. «фактора обеспечения мира и безопасности во всем мире»). Объясняется этот доктринальный симбиоз тем, что все они без исключения считают «фактором агрессии» только первый ядерный удар вероятного противника. А сами намерены применить ядерное оружие первыми исключительно в ответ на агрессию с использованием других видов ОМУ или обычных вооружений.

В связи с этим следует подчеркнуть, что исторически во многих войнах, особенно после 1945 г., каждая сторона считала, что, даже ведя наступательные операции, она обороняется, отражая реальную или неминуемо грозящую агрессию. Это влекло за собой или могло повлечь эскалацию конфликта. Карибский ракетный кризис октября 1962 г. наглядно продемонстрировал возможность ядерной войны из-за потери контроля над событиями, а не в результате спланированной агрессии. Несколько раз чистое везение спасало мир от ядерной катастрофы, хотя тогда уже существовало взаимное ядерное сдерживание (пусть асимметричное) и ни одна из сторон не хотела прямого конфликта.

Похожие, хотя и не столь опасные ситуации эскалации взаимных оборонительных действий имели место во время берлинского кризиса 1961 г., в ходе вьетнамской (1964–1972 гг.), афганской (1979–1989 гг.) и первой иракской войн (1990 г.). То же можно сказать о четырех ближневосточных войнах (1957, 1967, 1973 и 1983 гг.), фолклендском конфликте (1982 г.), индо-пакистанской и ирано-иракской войнах (1971 и 1980–1988 гг.) и ряде других событий такого рода. Причем некоторым из них сопутствовали открытые угрозы применения ядерного оружия и повышение уровней его готовности ведущими государствами.

Нынешняя конфронтация России и НАТО в Европе, многосторонний характер кризисов на Ближнем Востоке в сочетании с развитием новейших ядерных и обычных высокоточных вооружений и изощренных информационно-управляющих систем порождают угрозу быстрой непреднамеренной эскалации обычного (даже локального) конфликта между великими державами к ядерной войне. Эта угроза усугубляется «новаторскими» концепциями применения ядерного оружия в стратегиях ведущих государств.

Опасные новации

Во времена прошлой холодной войны вероятность быстрой (и даже изначальной) эскалации крупного вооруженного конфликта в Европе к применению ядерного оружия со стороны НАТО и Варшавского договора принималась как данность (а на континенте было развернуто в общей сложности до 17 тыс. единиц тактических ядерных средств). После окончания холодной войны тактические ядерные силы сторон были многократно сокращены, а апокалипсические сценарии были на четверть века забыты.

Но кризис вокруг Украины и наращивание вооруженных сил по обе стороны новых границ между Россией и НАТО вернули прежние страхи в европейскую политику. Масштабные военные учения сторон стали регулярно проводиться с имитацией применения тактических ядерных средств. Оружие такого класса в количестве нескольких сотен единиц все еще размещено вместе с силами общего назначения на передовых базах России и в американских хранилищах на территории стран НАТО.

Однако есть и новшества, чреватые не меньшей опасностью: концепции избирательного применения стратегических ядерных вооружений. Соединенные Штаты с начала 1960-х гг. экспериментировали со стратегией контрсиловых ядерных ударов – поражения стратегических сил и других военных объектов СССР, избегая разрушения городов (во всяком случае, на первых этапах войны). Но все эти планы разбивались о вероятность массированного ядерного ответа другой стороны.

Перемены начались много лет спустя: в 2003 г. в официальных российских документах появились планы «деэскалации агрессии... угрозой нанесения или непосредственно осуществлением ударов различного масштаба с использованием обычных и/или ядерных средств поражения». Причем предполагалась возможность «дозированного боевого применения отдельных компонентов Стратегических сил сдерживания».

С тех пор издания военной доктрины РФ не упоминали подобных концепций, и на время они ушли в тень. Но в условиях нынешнего обострения напряженности в профессиональную печать стали периодически просачиваться сходные идеи, возможно, отражая закрытые стратегические изыскания уполномоченных организаций. Можно в связи с этим предположить, что в России, США (и, видимо, в КНР) прорабатываются концепции избирательного применения стратегического ядерного оружия.

Например, военные профессионалы из закрытых институтов Минобороны РФ подчеркивают «…ограниченный характер первого ядерного воздействия, которое призвано не ожесточить, а отрезвить агрессора, заставить его прекратить нападение и перейти к переговорам. При отсутствии желательной реакции предусматривается нарастающее массирование использования ядерного оружия как в количественном отношении, так и по энерговыделению. Поэтому… первое ядерное воздействие Российской Федерации может носить ограниченный характер. Реакция противника просчитывается в форме как массированного, так и ограниченного ядерного удара. Более вероятным, на наш взгляд, можно считать второй вариант. В его пользу говорит тот факт, что США являются страной, где родилась концепция ограниченной ядерной войны». В качестве возможных средств таких действий рассматриваются, в частности, новые тяжелые наземные ракеты шахтного базирования типа «Сармат», поскольку уязвимость пусковых установок не позволяет полагаться на них для осуществления ответного удара в случае массированной контрсиловой атаки США.

Судя по всему, и Соединенные Штаты, в свою очередь, реанимируют концепции ограниченной стратегической ядерной войны в виде «подогнанных (tailored) ядерных опций». Как оружие таких ударов обсуждаются, например, перспективные ядерные авиационные крылатые ракеты большой дальности (LRSO – long-range stand-off missile) и управляемые авиабомбы с вариативной мощностью заряда (В-61-12).

Чаще всего в России подобные избирательные удары предлагаются как ответ на массированную неядерную «воздушно-космическую агрессию» США и НАТО (вроде многократно расширенного варианта налетов на Югославию, Афганистан или Ирак). А в США такие «опции» прорабатываются как реакция на ограниченное «ядерное воздействие» со стороны России (а также имея в виду Китай). В реальности Соединенные Штаты не имеют ни планов, ни достаточных средств для неядерной «воздушно-космической агрессии» против России, особенно если речь идет об ударе по ее стратегическим ракетным силам. Эти сценарии существуют в воображении российских стратегов. Однако взаимная разработка планов избирательных стратегических ударов угрожает молниеносно перевести на глобальный уровень любое локальное (и даже случайное) вооруженное столкновение двух сверхдержав.

Хотелось бы спросить авторов российской концепции: почему они думают, что Соединенные Штаты в ходе обмена ограниченными ударами, в конце концов, первыми дадут «задний ход»? Видимо, подсознательно здесь присутствует стереотип: в США живут богаче и ценят жизнь выше, а патриотизм – ниже, чем в России. Возможно, применительно к большой и долгой обычной войне это не лишено оснований (достаточно сравнить отношение общества двух стран к войнам во Вьетнаме и Афганистане). Однако упускается из вида, что ядерное оружие и в этом смысле является «великим уравнителем»: и богатым, и бедным одинаково не хочется, чтобы они сами, их дети и внуки превратились в «радиоактивную пыль». Во всяком случае, исторический опыт кризисов холодной войны не подтверждает представления о трусливости американцев, а с тех пор уровень жизни в России и на Западе стал менее контрастным.

Сопутствующая идея, набирающая ныне обороты, состоит в том, что после большого сокращения ядерных арсеналов за прошедшие четверть века ядерная война снова стала возможна и не повлечет глобальной катастрофы. Вот один из образчиков такого прогнозирования: «Решившись на контрсиловой превентивный удар по России… США имеют основания рассчитывать на успех… В итоге до 90 процентов российского ядерного потенциала уничтожается до старта. А суммарная мощность ядерных взрывов составит около 50–60 мегатонн… Гибель миллионов американцев, потеря экономического потенциала будут перенесены относительно легко. Это умеренная плата за мировое господство, которое обретут заокеанская или транснациональная элиты, уничтожив Россию…» В качестве спасительной меры, утверждает автор, создание 40–50 «боеприпасов (в 100 МТ) в качестве боеголовок для тяжелых МБР или сверхдальних торпед гарантирует доведение до критически опасных геофизических зон на территории США (Йеллоустонский супервулкан, разломы тихоокеанского побережья США)... Они гарантированно уничтожат США как государство и практически всю транснациональную элиту».

Можно было бы отмахнуться от таких идей как не составляющих предмет стратегического анализа и требующих услуг специалистов другого профиля, но не все так просто. Их автор (Константин Сивков) много лет служил в Генеральном штабе Вооруженных сил РФ и принимал участие в разработке военно-доктринальных документов государства. В других работах этого специалиста, как и в публикациях упомянутых выше экспертов, вопреки официальной линии Москвы, приводятся вполне убедительные расчеты невозможности массированного поражения не только российских ракетных шахт, но и значительной части промышленности высокоточным неядерным оружием. Также следует напомнить, как пару лет назад один из центральных каналов российского телевидения в репортаже о заседании военно-политического руководства самого высокого уровня как бы «случайно» показал картинку именно такой суперторпеды, вызвав немалый ажиотаж на Западе.

Приведенные примеры не позволяют безоговорочно принять тезис известного российского политолога Сергея Караганова: «Наличие ядерного оружия с имманентно присущей ему теоретической способностью уничтожения стран и континентов, если не всего человечества, изменяло мышление, “цивилизовало”, делало более ответственными правящие элиты ядерных держав. Из этих элит вымывались или не подпускались к сферам, связанным с национальной безопасностью, люди и политические группы, взгляды которых могли бы привести к ядерному столкновению». И дело не в том, что до «ядерной кнопки» могут добраться экстремисты или умалишенные, а в том, что замкнутые институты имеют склонность генерировать узко технико-оперативный образ мышления, совершенно оторванный от реальности и чреватый чудовищными последствиями в случае его практической имплементации.

Так или иначе, приведенные концепции насколько искусственны, настолько и опасны. Россия и США уже второй год не могут договориться о координации обычных авиаударов даже по общему противнику в Сирии, а что уж говорить о негласном взаимопонимании «правил» обмена избирательными ядерными ударами друг по другу! Касательно приемлемости ядерной войны при сокращенных потенциалах, даже если принять крайне спорные прогнозы минимального ответного удара России мощностью в 70 мегатонн (10% выживших средств), надо обладать экзотическим мышлением для вывода, что российский ответ (5 тыс. «хиросим») не будет означать полного уничтожения Cоединенных Штатов и их союзников вместе со всеми элитами.

В реальности нет никаких оснований полагать, что ядерное оружие теперь и в будущем может стать рациональным инструментом войны и ее завершения на выгодных условиях. Однако есть риск (особенно после смены руководства США), что государственные руководители, не владея темой, не имея доступа к альтернативным оценкам и тем более не ведая истории опаснейших кризисов времен холодной войны, поверят в реализуемость подобных концепций. Тогда в острой международной ситуации, стремясь не показать «слабину», они могут принять роковое решение и запустить процесс неконтролируемой эскалации к всеобщей катастрофе.

Банализация и рационализация ядерного оружия и самой ядерной войны, безответственная бравада на эти запретные ранее темы – опаснейшая тенденция современности. Парадоксально, что отмеченные стратегические новации выдвинуты в условиях сохранения солидного запаса прочности паритета и стабильности ядерного баланса России и США. Похоже, что даже классическое двустороннее ядерное сдерживание в отношениях двух сверхдержав (не говоря уже о других ядерных государствах) «поедает» само себя изнутри. Впредь едва ли можно надеяться только на него как на «фактор обеспечения мира и безопасности».

Нельзя не признать, что традиционные концепции и методы укрепления стратегической стабильности не способны устранить данную опасность. Для этого нужны новые принципы стратегических отношений великих держав и механизмы обоюдного отказа от опасных стратегических новаций. Но их невозможно создать в условиях распада контроля над ядерным оружием и неограниченной гонки вооружений.

Спасло ли мир ядерное сдерживание?

Вторая оговорка в отношении упомянутой в начале статьи «валдайской формулы» заключается в том, что ядерный «фактор сдерживания» реализуется исключительно в рамках системы и процесса контроля над вооружениями и их нераспространения – и никак иначе. Сейчас, на кураже ниспровержения прежних истин, по этому поводу высказываются сомнения. Например, цитировавшийся выше Сергей Караганов пишет, что «…баланс полезности и вредности контроля над вооружениями подвести крайне трудно». Тем не менее это сделать легко – при всей сложности проблематики ядерных вооружений.

До начала практического контроля над вооружениями (ведя отсчет с Договора 1963 г. о частичном запрещении ядерных испытаний) мир неоднократно приближался к грани ядерной войны. Характерно, что упомянутый выше самый опасный эпизод – Карибский кризис – помимо конфликта СССР и США из-за Кубы, был главным образом вызван именно динамикой ядерного сдерживания. Отвечая на большой блеф советского лидера Никиты Хрущева о ракетном превосходстве после запуска спутника в 1957 г., Соединенные Штаты начали форсированное наращивание ракетно-ядерных вооружений. Администрация Джона Кеннеди, придя к власти в 1961 г., унаследовала от предшественников 12 старых межконтинентальных баллистических ракет (МБР) и две первые атомные подводные лодки с баллистическими ракетами (БРПЛ). Однако уже в 1967 г. американские стратегические ядерные силы (СЯС) увеличились по числу ракет в 40 раз (!). Поняв, куда идут процессы, Хрущев санкционировал переброску ракет средней дальности на Кубу, чтобы хоть замедлить быстро растущее отставание от США. Остальное хорошо известно.

Так ядерное сдерживание чуть не привело к ядерной войне. Можно до бесконечности спорить, спасло ли мир ядерное оружие или нет. И то и другое недоказуемо, поскольку, слава Богу, ядерной войны в те годы не случилось. Но в течение ста лет после битвы при Ватерлоо и до августа 1914-го большой войны в Европе тоже не произошло, хотя ядерного оружия не было, как и на протяжении полутора веков между Тридцатилетней войной и наполеоновским нашествием. А малых войн случалось множество, как и в годы холодной войны, причем через своих клиентов великие державы воевали и друг с другом.

После Договора 1963 г. в течение последующего полувека была создана обширная система ограничения и нераспространения ядерного оружия. Последний кризис холодной войны произошел осенью 1983 г., причем тоже из-за динамики ядерного сдерживания: развертывания новых ракет средней дальности СССР, а в ответ и аналогичных ракет США и провала переговоров по ограничению ядерных вооружений. Вывод очевиден: международные конфликты на фоне неограниченной гонки ядерных вооружений периодически подводят мир к грани ядерного Армагеддона. А в условиях процесса и режимов контроля над вооружениями – нет.

Отрицать прямую и обратную корреляцию мира и контроля над вооружениями можно, только если не желать признавать очевидного. Именно соглашения об ограничении и сокращении ядерного оружия стабилизировали военный баланс на пониженных уровнях и сыграли решающую роль в спасении мира от глобальной войны. Точно так же четко прослеживается взаимосвязь успехов и провалов диалога великих держав по ядерному разоружению и соответственно – прогресса или регресса режима нераспространения ядерного оружия.

Тем не менее, если исходить из того, что сдерживание, наряду с соглашениями великих держав, явилось одним из факторов спасения мира от ядерной войны в прошлом, то это отнюдь не значит, что так будет продолжаться в будущем. Отношения стабильного стратегического паритета сложились исключительно между СССР/Россией и США, хотя и здесь сейчас нарастают возмущающие факторы. Но нет оснований рассчитывать на тот же эффект в отношениях других ядерных государств, например, Индии и Пакистана. Тем более это относится к Северной Корее и возможным будущим обладателям ядерного оружия, если продолжится его распространение, что неизбежно в случае провала переговоров по дальнейшему сокращению ядерных арсеналов.

А через новые ядерные государства это оружие или оружейные материалы и экспертиза неизбежно рано или поздно попадут в руки террористов, что положит катастрофический конец роли ядерного оружия как «фактора обеспечения мира и безопасности». Ядерное сдерживание, согласно вечным законам гегелевской диалектики, убьет само себя. Это тем более так, поскольку в настоящее время разворачивается беспрецедентный кризис системы контроля над ядерным оружием.

Распад системы: есть ли повод для волнения?

Впервые за более чем полвека переговоров и соглашений по ядерному оружию (после Договора 1963 г.) мир оказался перед перспективой потери уже в ближайшее время договорно-правового контроля над самым разрушительным оружием в истории человечества.

Наиболее слабым звеном в системе контроля над ядерным оружием является Договор РСМД между СССР и США от 1987 года. Стороны уже несколько лет обвиняют друг друга в нарушении Договора, и после смены администрации в Вашингтоне в обозримом будущем он может быть денонсирован. В России к этому соглашению относятся скептически, что регулярно проявляется в высказываниях государственных руководителей. Еще более настораживает, что в новой «Концепции внешней политики» от 2016 г. он даже не упомянут в числе договоров, которым привержена Москва.

Обычно в вину Договору РСМД вменяется, что согласно его положениям было ликвидировано в два с лишним раза больше советских, чем американских ракет (соответственно 1836 и 859), и этой арифметикой до сих пор возмущаются многие российские эксперты в погонах и без. Но дело не просто в том, что советских ракет было развернуто намного больше и соответственно до «нуля» пришлось больше их сокращать. Еще важнее, что по высшей стратегической математике СССР все равно остался в выигрыше по качеству. Ведь для него был устранен, по сути, элемент стратегической ядерной угрозы, особенно ракеты «Першинг-2», способные с коротким подлетным временем (7 минут) наносить точные удары по подземным командным центрам высшего военно-политического руководства в Московском регионе. А непосредственно для американской территории Договор никак угрозу не уменьшил, поскольку советские ракеты средней дальности ее по определению не достигали.

Другой аргумент против Договора состоит в том, что ракеты средней дальности нужны России для ударов по базам ПРО США в Европе. Между тем все непредвзятые оценки показывают, что эти системы не способны перехватить российские МБР ни на разгонном участке, ни вдогонку. Кстати и президент Путин заявлял, что новые системы РФ могут преодолеть любую ПРО США.

Довод о том, что нужно отвечать на ядерные ракеты средней дальности третьих стран, не участвующих в Договоре, тоже неубедителен. Поскольку Великобритания и Франция не имеют ракет такого класса, из пяти остальных ядерных государств КНР и Индия – стратегические союзники России, Пакистан нацеливает ракеты только на Индию, Израиль – на исламских соседей, а КНДР – на американских дальневосточных союзников, а в перспективе – на США.

В любом случае Россия обладает большим количеством достратегических ядерных средств для сдерживания третьих стран, помимо стратегического потенциала для сдерживания Соединенных Штатов, часть которого может быть нацелена по любым другим азимутам. И уж если этой огромной мощи недостаточно для сдерживания третьих ядерных государств, то дополнительное развертывание наземных баллистических и крылатых ракет средней дальности делу не поможет. Придется рассчитывать на противоракетную оборону в составе модернизированной Московской ПРО А-235, новейших систем С-500 и последующих поколений подобных средств. А заодно пересмотреть позицию о необходимости отказа от систем ПРО или их жесткого ограничения.

Вопреки критике Договора при современном геополитическом положении России он намного важнее для ее безопасности, чем 30 лет назад. В случае его краха и в ответ на развертывание ныне запрещенных российских систем оружия возобновится размещение американских ракет средней дальности, причем не в Западной Европе, как раньше, а на передовых рубежах – в Польше, Балтии, Румынии, откуда они смогут простреливать российскую территорию за Урал. Это заставит Москву с огромными затратами повышать живучесть ядерных сил и их информационно-управляющей системы.

Кризис контроля над ядерным оружием проявляется и в том, что вот уже шесть лет не ведется переговоров России и США по следующему договору СНВ – самая затянувшаяся пауза за 47 лет таких переговоров. В 2021 г. истечет срок текущего Договора СНВ, и в контроле над стратегическими вооружениями возникнет вакуум. Времени для заключения нового договора, в свете глубины разногласий сторон по системам ПРО и высокоточным неядерным вооружениям, все меньше. При этом новая администрация Белого дома не проявляет заинтересованности в заключении нового договора СНВ до 2021 г. или в его продлении до 2026 года.

Именно с середины 2020-х гг. Соединенные Штаты приступят к широкой программе обновления своего стратегического ядерного арсенала (стоимостью до 900 млрд долл.), а также, вероятно, расширят программу ПРО, на что Россия будет вынуждена отвечать. Причем в отличие от периода холодной войны эта ракетно-ядерная гонка будет дополнена соперничеством по наступательным и оборонительным стратегическим вооружениям в неядерном оснащении, а также развитием космического оружия и средств кибервойны. Новейшие системы оружия особенно опасны тем, что размывают прежние технические и оперативные разграничения между ядерными и обычными, наступательными и оборонительными, региональными и глобальными вооружениями.

К тому же гонка вооружений станет многосторонней, вовлекая, помимо США и России, также КНР, страны НАТО, Индию и Пакистан, Северную и Южную Кореи, Японию и другие государства. Геополитическое положение России обуславливает ее особую уязвимость в такой обстановке.

Уже два десятилетия по вине Вашингтона в законную силу не вступает Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). По их же вине недавно «заморожено» соглашение о ликвидации избыточного запаса плутония. Переговоры по запрещению производства разделяющихся материалов (оружейного урана и плутония) в военных целях (ДЗПРМ) много лет стоят в тупике на Конференции по разоружению в Женеве. По российской инициативе за последние три года прекратилось сотрудничество РФ и США по программам безопасной утилизации, физической сохранности и защите ядерных вооружений, материалов и объектов.

Конференция по рассмотрению Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в 2015 г. закончилась провалом. Северная Корея, которая вышла из ДНЯО в 2003 г., продолжает испытания ядерного оружия и баллистических ракет. В апреле 2017 г. от нее дистанцировался даже главный покровитель – Китай. Настрой новой администрации и Конгресса против многостороннего соглашения об ограничении иранской ядерной программы от 2015 г. может нанести окончательный удар по ДНЯО. Дальнейшее распространение ядерного оружия будет происходить главным образом рядом с российскими границами (Иран, Турция, Египет, Саудовская Аравия, Южная Корея, Япония).

Если и когда это оружие попадет в руки террористов, Россия – с недавнего времени лидер в борьбе с международным терроризмом – может стать одним из первых объектов их мщения, тем более в свете уязвимости ее геополитического положения и проницаемости южных границ.

Рецепты летального исхода

Традиционный контроль над ядерным оружием зиждился на ярко выраженной биполярности миропорядка, примерном равновесии сил сторон и согласовании классов и типов оружия в качестве предмета переговоров. Ныне миропорядок стал многополярным, равновесие асимметричным, а новые системы оружия размывают прежние разграничения. Контроль над вооружениями и предотвращение ядерной войны необходимо своевременно адаптировать к меняющимся условиям. Но надстраивать здание нужно на твердом и испытанном фундаменте – таково элементарное правило любой реконструкции.

В упоминавшейся выше статье Сергей Караганов пишет о необходимости выработки «новых схем ограничения вооружений». В качестве таковых он предлагает «не традиционные переговоры по сокращению (ликвидации) ядерного оружия... Пора и в расчетах, и в переговорах, если их все-таки вести, отходить от бессмысленного принципа численного паритета… Вместо этого стоит начать диалог всех ядерных держав (в том числе, возможно, даже Израиля и Северной Кореи…) по укреплению международной стратегической стабильности. Сопредседателями диалога могут быть Россия, США и Китай. Цель – предотвращение глобальной войны, использования ядерного оружия. Он должен быть направлен именно на повышение стабильности, предсказуемости, донесения друг до друга опасений, предотвращения новых дестабилизирующих направлений гонки вооружений. Особенно основанных на новых принципах средств противоракетной обороны в динамическом взаимодействии с наступательными вооружениями. Естественно, диалог должен включать и обсуждение неядерных, но де-факто стратегических вооружений. А также средств кибервойны… Таким образом, – пишет этот авторитетный специалист, – цель диалога – не собственно сокращение арсеналов, а предотвращение войны через обмен информацией, разъяснение позиций, в том числе причин развертывания тех или иных систем, доктринальных установок, укрепление доверия или по крайней мере уменьшения подозрений».

Прежде всего по поводу приведенного подхода следует отметить, что у Москвы и Вашингтона уже есть совместная концепция стратегической стабильности, предметно согласованная в первый и, к сожалению, последний раз в 1990 году. Ее суть (состояние стратегических отношений, устраняющее стимулы для первого удара) вполне актуальна. Что касается конкретных способов укрепления стабильности (взаимоприемлемое соотношение наступательных и оборонительных средств, снижение концентрации боезарядов на носителях и акцент на высокоживучие системы оружия), они, безусловно, требуют обсуждения и дополнения. Нужно учесть появление новейших наступательных и оборонительных вооружений, затронутые выше опасные концепции их применения, киберугрозы, распространение ядерного и ракетного оружия. Но расширение круга участников таких переговоров преждевременно. В обозримом будущем было бы величайшим успехом достичь взаимопонимания хотя бы в двустороннем формате, а уже затем думать о его расширении.

Кроме того, отвлеченное обсуждение стратегической стабильности сродни популярным в Средние века схоластическим диспутам. Это не приведет к конкретному результату, вроде упомянутого Карагановым «предотвращения новых дестабилизирующих направлений гонки вооружений». Едва ли можно рассчитывать, что оппоненты просто силой аргументов убедят друг друга отказаться от вызывающих беспокойство программ – без достижения взаимных компромиссов в виде ограничения и сокращения конкретных вооружений. А раз так, то и «численному паритету» нет альтернативы: ни одна из сторон не согласится юридически закрепить свое отставание.

Это суждение подтверждает практический опыт. Ведущиеся в течение последних лет американо-китайские консультации по стратегической стабильности при неравенстве потенциалов не породили ничего (кроме совместного словаря военных терминов). Та же участь постигла переговоры «большой ядерной пятерки», начавшиеся с 2009 г.: ничего конкретного, кроме общих благих пожеланий, согласовать не удалось. Наконец, есть опыт диалога России и Соединенных Штатов, который шел до 2012 г. по системам ПРО в контексте стратегической стабильности. Интеллектуальное взаимодействие потерпело фиаско, поскольку США не соглашались ни на какие ограничения ПРО, а Россия их и не предлагала, требуя «гарантий ненаправленности».

Если бы удалось организовать предлагаемый Сергеем Карагановым форум «девятки» по стратегической стабильности, он в лучшем случае вылился бы в бесплодный дискуссионный клуб, а в худшем – в площадку для взаимной ругани (тем более с участием таких своеобразных стран, как Израиль и КНДР).

Единственное содержательное определение стабильности от 1990 г. потому и состоялось, что согласовывалось в рамках переговоров о Договоре СНВ-1 и нашло воплощение в его статьях и обширнейшей интрузивной системе верификации и мер доверия. Поэтому паритет, количественные уровни, подуровни и качественные ограничения являются самым оптимальным и доказавшим свою практичность фундаментом соглашений по укреплению стабильности. В достигнутых с начала 1970-х гг. девяти стратегических договорах сокращение и ограничение вооружений, меры доверия и предсказуемости – отнюдь не самоцель, а способ практического (в отличие от теоретического) приближения к главной цели – предотвращению ядерной войны.

Разрушить существующую систему контроля над вооружениями проще простого, для этого даже не надо ничего делать – без постоянных усилий по ее укреплению она сама разрушается под давлением политических конфликтов и военно-технического развития. А вот создать на ее обломках нечто новое невозможно, тем более если предлагается привлечь скопом все ядерные государства и говорить одновременно обо всех насущных проблемах.

Об интересах России

После смены власти в Вашингтоне сохранение и совершенствование режимов контроля над ядерным оружием впредь могла бы обеспечить только Россия. Конечно, в том случае, если бы она этого захотела. Однако ни на США, ни на КНР или НАТО/Евросоюз рассчитывать не приходится. Помимо ответственности России как великой державы и ядерной сверхдержавы за эту кардинальную область международной безопасности, побудительным мотивом могут быть и другие соображения. При трезвом анализе ситуации, избавленном от политических обид и «ядерного романтизма», Москва должна быть больше всех заинтересована в этом с точки зрения национальной безопасности.

Во-первых, потому что гонку ядерных вооружений теперь намерены возглавить Соединенные Штаты, так зачем предоставлять им свободу рук? В интересах России понизить стратегические «потолки», загнать под них гиперзвуковые средства, вернуться к вопросу согласования параметров и мер доверия применительно к системам ПРО. Тем более что РФ интенсивно строит такую систему в рамках большой программы Воздушно-космической обороны (ВКО).

Другой мотив в том, что, как отмечалось выше, Россия находится в куда более уязвимом геостратегическом положении, чем США и страны НАТО, не имеет союзных ядерных держав и вообще не богата верными военно-политическими союзниками. Соответственно, продуманные и энергичные меры контроля над вооружениями способны устранить многие опасности, которые нельзя снять на путях гонки вооружений.

И, наконец, последнее: новое военное соперничество потребует колоссальных затрат, тогда как российская экономика сегодня явно не на подъеме (в этом году грядет серьезное сокращение российского военного бюджета). Ограничение стратегических сил и другие меры позволят сэкономить изрядные средства и обратить их на другие нужды страны.

Тот факт, что от Вашингтона впредь не следует ждать новых предложений или готовности с энтузиазмом принять российские инициативы, должен рассматриваться как дополнительный аргумент в пользу активизации политики РФ на данном треке. Если со стороны России поступят серьезные предложения (но не такие, как в случае с утилизацией плутония), от них не получится просто так отмахнуться. Более того, с учетом трудностей в отношениях двух ядерных сверхдержав на других направлениях (Украина, Сирия, Иран, Северная Корея), указанная сфера способна быстро стать триггером возобновления их взаимодействия, о котором много говорил Дональд Трамп в ходе избирательной кампании. К тому же он сможет поставить себе в заслугу достижение успеха там, где прежнего президента постигла неудача. (В истории были прецеденты: Никсон и Джонсон, Рейган и Картер.)

Возобновление активных усилий Москвы в данной сфере, безусловно, вызовет поддержку всех стран «Старой Европы», Китая, Японии, мира нейтральных и неприсоединившихся стран, широких общественных движений (вроде кампании за запрещение ядерного оружия, ведущейся в ООН), а также среди либеральных кругов США, в основном настроенных ныне против России. В известном смысле наша дипломатия в сфере контроля над ядерным оружием может стать важнейшим направлением использования «мягкой силы» в российской политике расширения своего глобального влияния.

Первоочередной задачей является спасение Договора РСМД. Вместо бесплодного обмена обвинениями сторонам следует совместно выработать дополнительные меры проверки, чтобы устранить взаимные подозрения. Разумеется, это возможно, только если Россия сама для себя признает ключевое значение Договора в обеспечении собственной безопасности и отбросит недальновидные взгляды на это соглашение.

Затем – заключение следующего договора СНВ на период после 2021 г. и на этой основе – согласование мер в области систем ПРО и новых стратегических вооружений в обычном оснащении. Далее – шаги к закреплению практического эффекта, а затем и вступлению в законную силу ДВЗЯИ. Потом – прогресс по линии ДЗПРМ и утилизации плутония, возобновление сотрудничества России и других стран по физической защите ядерных объектов и сохранности ядерных материалов. Параллельно – укрепление ДНЯО и режима контроля над ракетными технологиями. После этого – ограничение достратегического ядерного оружия и в этом контексте поэтапное и избирательное придание процессу сокращения ядерного оружия многостороннего характера.

* * *

Как показал исторический опыт нашей страны в других общественных сферах, в реальной жизни (в отличие от идеальной) не удастся до основания снести старое, а затем на чистом месте воздвигнуть нечто новое и прекрасное. На деле, если откажемся от наработанных за предшествующие полвека норм и инструментов контроля над ядерным оружием, то в итоге останемся «у разбитого корыта». Вместо этого необходимо срочно спасать эту сложную и бесценную конструкцию и, опираясь на такой фундамент, продуманно совершенствовать систему, приспосабливая к новым вызовам и угрозам российской и международной безопасности. Как сказал великий русский историк академик Василий Ключевский, «где нет тропы, надо часто оглядываться назад, чтобы прямо идти вперед».

США. Россия > Армия, полиция. Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 июля 2017 > № 2258189 Алексей Арбатов

Национальная Медиа Группа (НМГ), СТС Медиа и китайский медиахолдинг Huace Film&TV подписали меморандум о сотрудничестве в области обмена контентом. Об этом говорится в сообщении компаний.

Подписание состоялось в рамках Российско-китайского медиафорума.

Стороны договорились о развитии стратегического сотрудничества в областях производства контента для телевидения Российской Федерации и Китайской Народной Республики. Национальная Медиа Группа, СТС Медиа и Huace Film&TV договорились об обмене форматами контента, его адаптации в локальные версии, также в рамках меморандума предполагается обмен готовыми программами и сериалами. Стороны намерены осуществлять и совместное производство контента как путем софинансирования, так и организации технической поддержки и объединения творческих усилий.

Национальная Медиа Группа является одним из крупнейших частных медиахолдингов России, объединяющим активы ключевых сегментов российского медиарынка. В состав холдинга входят: ОАО "Первый канал" (25%), телеканал РЕН ТВ (82%), телерадиокомпания "Петербург-Пятый канал" (72,4%), газета "Известия" (100%), газета "Спорт-Экспресс" (75%), радиостанция Life#Звук (100%), ООО "Арт Пикчерс Вижн" (80%), "Metro-Петербург", компания "Медиа Альянс" (телеканалы Discovery, Eurosport, Turner), российские телеканалы Viasat (80%), технологическая платформа AmberData.

СТС Медиа управляет четырьмя телевизионными каналами в России: СТС, "Dомашний", "Че" и СТС Love; "31 каналом" в Казахстане и международной версией канала "Перец". Международная версия телеканала СТС доступна в странах СНГ, в Прибалтике и других странах Европы, в Северной Америке, в Грузии, Израиле, ОАЭ, Монголии, а также в Австралии. Международные версии телеканалов "Dомашний" и "Перец" - в странах СНГ и Европы, в Прибалтике, в странах Северной Америки, в Грузии, Монголии и Австралии. Помимо телевизионных каналов "СТС Медиа" также владеет рядом цифровых развлекательных медиаактивов: videomore.ru, ctc.ru, domashniy.ru, chetv.ru, ctclove.ru, Caramba TV.

Huace Group (Zhejiang Huace Film & TV Co. Ltd.) - крупнейший частный производитель кино- и телевизионного контента в Китае. Ежегодно компания выпускает более 1000 эпизодов сериалов, кино и телешоу. На август 2016 года рыночная капитализация компании оценивалась в $4.4 млрд.

Израильские банки ужесточают требования к клиентам с двойным гражданством

Елена Малкова

Банки выдвигают абсурдные требования к недавно иммигрировавшим в Израиль клиентам и замораживают банковские счета в случае их несоблюдения.

В настоящее время банки всех стран вовлечены в международную борьбу уклонением от уплаты налогов, отмыванием денег, незарегистрированным капиталом и теневой экономикой. В свете нового международного регулирования и усиленного обмена информацией, а также подверженности трансграничным рискам, банки прилагают максимум усилий, чтобы обезопасить свою деятельность. В Израиле под ударом оказались люди, недавно иммигрировавшие в страну или имеющие двойное гражданство. Адвокаты, представляющих интересы таких клиентов, рассказали израильскому изданию Globes о необоснованных требованиях, произвольных решениях, препятствиях и трудностях, которые банки Израиля создают для своих клиентов.

Незаконные требования

По словам адвоката Итая Брачи (Itay Bracha), который специализируется в вопросах международного налогообложения, в последние годы банки Израиля начали серьезно пересматривать свои трансграничные риски. Произошло это в результате изменений в международном регулировании и проведения расследований в отношении банков в Израиле и по всему миру. Некоторые из таких расследований вылились в штрафы в размере сотен миллионов долларов. Так, Bank Leumi уплатил Соединенным Штатам Америки штраф в 400 млн долл. США за пособничество уклонению гражданами США от уплаты налогов.

Итай Брача указывает на то, что банки стремятся максимально исключить свои риски и ссылаются на указания циркулярного письма, опубликованного два года назад Главным инспектором Банка Израиля по надзору за банковской деятельностью. В письме банкам рекомендуется проявлять повышенную бдительность в отношении рисков, связанных с международной деятельностью, и внедрить строгую внутреннюю политику для предотвращения возможных нарушений. Паника в банковской системе и страх перед последствиями несоблюдения требований регулятора привели к тому, что многие банки принимают меры, превышающие их полномочия, а иногда и противоречащие закону.

По словам Итая Брачи, часть мер по адаптации к новым условиям в банкинге сводится к сокращению объема услуг, предоставляемых иностранным гражданам и недавно иммигрировавшим в Израиль лицам. Клиентов, имеющих налоговые обязательства перед другими странами, переводят в особые подразделения. При этом банк выдвигает крайне жесткие (и порой незаконные) требования к каждой операции. Очевидно, цель таких мер заключается в том, чтобы вынудить потенциально проблемных клиентов покинуть банк. Адвокат Брачи привел несколько примеров из своей недавней практики.

Discount Bank потребовал, чтобы клиентка, иммигрировавшая в Израиль из Италии 18 месяцев назад и пожелавшая совершить операцию по своему счету, подписала полностью противоречащее действительности заявление, что она является налоговым резидентом Италии. Банк уведомил ее, что в противном случае он заморозит счет. Требование было отозвано только после продолжительных переговоров адвоката с руководителем и юридическим консультантом банка.

Bank Hapoalim потребовал, чтобы недавно иммигрировавший в страну клиент, пожелавший перевести свои сбережения в Израиль, предоставил подтверждение, что переводимый капитал был задекларирован. Согласно требованиям банка, подтверждение должно было быть выдано одной из ведущих бухгалтерских или юридических фирм страны, из которой клиент иммигрировал в Израиль. Банк отказался принять подтверждающий документ от бухгалтерской фирмы, услугами которой клиент пользовался на протяжении многих лет. Вместо этого он потребовал предоставить подтверждение, выданное крупной фирмой.

Тот же Bank Hapoalim потребовал, чтобы клиентка, иммигрировавшая в Израиль из Швейцарии и имеющая 700 000 израильских шекелей на своем банковском счету, перевела свои деньги в Швейцарию, а оттуда – обратно в Израиль. Хотя сделка была абсолютно бессмысленной, женщина согласилась выполнить условия банка, но попросила разделить сумму между тремя ее счетами в Швейцарии. Банк отказался удовлетворить просьбу, потребовав, чтобы операция была оформлена одним переводом.

Непропорциональные требования

Адвокат Эли Гервиц (Eli Gervits) также сталкивался с ситуациями, когда банки предъявляли чрезмерно строгие требования к своим клиентам. В свете последних тенденций в области приведения в исполнение налогового законодательства, Управление по надзору за банковской деятельностью Банка Израиля распорядилось о том, чтобы банки контролировали своих клиентов, которые являются резидентами других государств. В частности, израильские банки должны проверять, отчитались ли такие клиенты перед налоговыми органами в стране своего резидентства. Однако, как выяснилось, Bank Hapoalim делает даже больше, чем от него требуется, и блокирует счета клиентов, которые не смогли выполнить его условия. Bank Hapoalim требует, чтобы держатели счетов, имеющие второе гражданство (помимо Израиля), а также клиенты банка, которые не являются резидентами Израиля, предоставляли подтверждение в отношении законности своего капитала от юридических фирм, указанных в международных справочниках или имеющих международный коммерческий рейтинг. По словам Гервица, чья фирма представляет израильтян в России, а также интересы российских компаний и предпринимателей в Израиле, в последнее время банк расширяет круг клиентов, на которых распространяется это требование. Недавно Гервиц направил письмо Главному инспектору по надзору за банковской деятельностью с указанием на то, что такое необоснованное требование привело к блокировке счетов его клиентов.

В недавней практике Гервица был случай, когда израильский бизнесмен с гражданством Израиля и России предоставил в Bank Hapoalim требуемое подтверждение от российской юридической фирмы. Банк отказался принять документ на том основании, что выдавшая его фирма не указана в справочниках Legal 500 или Chambers. В другом случае банк заморозил счет клиента и отказался разморозить его даже несмотря на то, что клиент предоставил множество документов от российской налоговой службы.

По словам Эли Гервица, требования финансовой организации в таких случаях необоснованны и более обременительны, чем инструкции Банка Израиля и общепринятые стандарты банковской деятельности в Израиле и других странах мира. В целом, согласно указаниям, выданным Главным инспектором по надзору за банковской деятельностью, клиенту банка достаточно предоставить заявление о соблюдении им налоговых требований страны резидентства. Однако, как показывает практика, Bank Hapoalim во всех случаях запрашивает подтверждающие документы. Кроме того, как объяснил адвокат Гервиц, Bank Hapoalim требует, чтобы такие документы были выданы налоговым консультантом, упомянутым в одном из ведущих международных справочников. Существуют два таких справочника: Legal 500 и Chambers Online.

Bank Hapoalim не принимает документы от фирм, зарегистрированных в местных коллегиях адвокатов, несмотря на то, что последние являются уполномоченными профессиональными объединениями. При этом, справочники Legal 500 и Chambers являются рекламными. Членство в соответствующих ассоциациях требует значительных затрат. Естественно, фирмы, перечисленные в этих справочниках, принадлежат к категории крупных компаний, специализирующихся на оказании услуг бизнесу, а не гражданам. Заставляя клиентов обращаться к услугам таких фирм, банки создают для них дополнительные трудности и вынуждают нести чрезмерные затраты. Такие требования банков не пропорциональны масштабу деятельности клиента.

В своем письме в Bank Hapoalim, копии которого были направлены Председателю Банка Израиля и Главному инспектору по надзору за банковской деятельностью, Эли Гервиц пытается добиться отмены ограничения, согласно которому подтверждающие документы должны исходить только от фирм, перечисленных в коммерческих справочниках. Он также требует, чтобы Bank Hapoalim придерживался разумной политики при блокировке банковских услуг и воздерживался от полной блокировки счетов.

Требования о выдаче несуществующих документов

Странные требования банков удивляют и налоговые органы Израиля. Как сообщил источник из налоговой службы, в ведомство часто обращаются клиенты банков с просьбой предоставить подтверждающие документы, которые налоговым органом в принципе не выдаются. Когда клиент возвращается с пустыми руками, банк пытается использовать этот факт как доказательство незаконности его действий или неисполнения им требований финансовой организации. Единственное подтверждение, которое выдается налоговой службой Израиля, – это подтверждение налогового резидентства и статуса налогоплательщика. Однако во многих случаях этого документа банку оказывается недостаточно.

По словам адвоката Итая Брачи, такое поведение банков нарушает права резидентов иностранных государств, имеющих бизнес в Израиле, и недавно иммигрировавших лиц. Это также замедляет экономический рост страны, поскольку экономика Израиля лишается денег новых иммигрантов и инвестиционных средств от резидентов иностранных государств.

ИЗРАИЛЬСКИЕ ОНКОЛОГИ НАШЛИ СПОСОБ КОНТРОЛИРОВАТЬ РИСКИ ИНФИЦИРОВАНИЯ ПРИ ХИМИОТЕРАПИИ

Химиотерапия – один из самых токсичных методов в алгоритмах лечения рака.

Она влияет на общее самочувствие пациентов, у которых страдают слизистые и волосяной покров. Через несколько дней после сессии появляется слабость, утомляемость, угнетается аппетит. Может возникнуть тошнота, апатия, судороги и пр.

Именно поэтому дозировка лекарств при проведении «химии» играет решающее значение. Докторам необходимо соблюсти золотую середину: порция химиотерапевтического агента должна уничтожить максимум атипичных клеток, но не стать «убойной» для организма больного.

Ученые израильских клиник, зная о сопровождающих процедуру побочных эффектах, разработали инновационный подход к проведению химиотерапии. Как было анонсировано, способ значительно снизит неприятные ощущения пациентов и расстройства здоровья после капельниц, уколов или курса таблеток с ядами и токсинами.

РОЛЬ ХИМИОТЕРАПИИ В ЛЕЧЕНИИ ОНКОЛОГИИ

Рак давно занял первое место в списках причин смертности в мире. Злокачественная опухоль может развиться в любом органе, при этом люди не сразу обращаются за помощью. Симптомы онкологических болезней маскируются под другие недуги, новообразования разрастаются и дают метастазы. Лечение усложняется, становится длительным и изнуряющим.

Преимущество химиотерапии состоит в ее универсальности. Она уничтожает патологические клетки на любой стадии заболевания, даже на самой последней. Своевременно проведенная и четко спланированная процедура способствует блокировке развития опухоли или полному ее истреблению, предотвращает распространение новых очагов болезненного процесса (метастазов). Благодаря «химии» когда-то безнадежные пациенты получили шанс на продление жизни, полное выздоравливание.

НА ЧЕМ ОСНОВЫВАЮТСЯ ИЗМЕНЕНИЯ

Специалисты фармакологической компании Hoffmann-La Roche в тесной связке с математиками и ведущими онкологами Израиля разработали уникальную модель, основываясь на которую станет возможным просчет вероятности рисков инфицирования для каждого конкретного пациента с раком. В их крови будет подсчитываться не только число лейкоцитов, но и оцениваться качество клеток крови. Подробнее о новейших методах лечения в Израиле и стоимости в клинике Ассута.

Инновация еще больше продвинет лечение больных со злокачественными опухолями по пути персонализации. Полученные в процессе исследования данные дадут более точную информацию о состоянии больного. Ответят на вопрос о величине шанса развития инфекции. Оглядываясь на полученные цифры, онкологи смогут упредить этот процесс – прибегнуть к превентивным мерам. Больные с малой вероятностью инфицирования обойдутся без этих упреждающих лечебных протоколов.

БОЛЕЕ ПОДРОБНО О МАТЕМАТИЧЕСКОЙ МЕТОДИКЕ

Химиотерапия пагубно воздействует на белые кровяные тельца, что становится причиной ослабления иммунной защиты организма. Внутренний барьер, защищающий человека от всевозможных инфекций, ослабевает. Пациент становится уязвим.

Естественно, подсчет компонентов крови велся и раньше. Но врачи отметили тот факт, что больные с одинаковыми показателями клеток крови имели разную предрасположенность к инфицированию. Длительные исследования, проводимые в этом сегменте медицины, показали – нужно ориентироваться не столько на число лейкоцитов и нейтрофилов, сколько на их качество. Плюс к этому, необходимо проверять степень сопротивления тканей тела бактериям.

По окончанию работы над проектом, специалисты смогли объяснить, почему одни пациенты переживают трудный период «химии» без применения антибиотиков, а другие – нет. Зависимость объясняется состоянием нейтрофилов. Чем оно хуже, тем скорее больной заболеет инфекционным недугом. Для предупреждения опасности, людям из группы риска следует регулярно сдавать кровь на анализ качества нейтрофилов, проводить оценку концентрации бактерий.

ПЛЮСЫ РЕВОЛЮЦИОННОГО ПОДХОДА

С внедрением подобного исследования в выигрыше окажутся и пациенты, и доктора. Одни смогут повысить уровень оказания помощи больным (снизить процент инфицирования), другие сэкономят на ненужном профилактическом лечении.

В Израиле разрешили применять лекарство от 15 видов рака

В России и других странах бывшего СССР этот препарат купить пока невозможно.

Противораковый препарат с торговым названием Keytruda, изобретен учеными-фармацевтами США и уже прошел проверку контролирующих органов этой страны. Сначала он был разрешен для лечения меланом (рак кожи), однако в результате дальнейших исследований, выяснилось, что он эффективен и при лечении еще многих видов онкологических заболеваний.

Следует особо отметить, что с начала его клинических испытаний до появления в продаже прошло всего три с половиной года – срок невероятно короткий для такого рода медикаментов. Этот факт означает высокую эффективность препарата.

На сегодняшний день известно, что как минимум в 40% случаев препарат Keytruda привел к полному или частичному излечений, причем в случаях с меланомой – эффект почти 100%.

Препарат предназначен для лечения взрослых и детей в тяжелой стадии рака (с метастазами). Его вводят внутривенно один раз в три недели. На сегодняшний день Keytruda разрешено назначать при лечении 15 форм раковых образований: опухоли шеи, кожи, поджелудочной железы и желудка, мочевого пузыря, простаты, слюнных желез и др.

Механизм воздействия Keytruda основан на выводе из тени «прячущихся» от иммунной системы опухолевых клеток. Препарат делает их очень заметными длоя иммунитета и система начинает атаковать враждебные организму человека клетки.

Американская компания Merck занималась разработкой этого лекарства 10 лет.

Испытания революционного препарат продолжаются в многих странах Европы и мира. Предполагается, что список раковых заболеваний, которые возможно будет вылечить с его помощью будет еще расширен, а также созданы другие препараты с аналогичным действием.

Союзники России и геополитический фронтир в Евразии

Николай Силаев – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности Московского государственного института международных отношений (Университета) Министерства иностранных дел Российской Федерации.

Андрей Сушенцов – кандидат политических наук, руководитель аналитического агентства «Внешняя политика», директор программ «Валдайского клуба», доцент МГИМО (У) МИД России.

Резюме В нарративах России о самой себе господствует мотив неполноты – по сравнению с Российской империей или СССР. Это вызывает у Москвы фантомные боли, связанные с исчезновением элементов геополитического статуса государств-предшественников.

С начала 2000-х гг. возрастает риск вовлечения Российской Федерации в военные конфликты низкой интенсивности. Нестабильность на многих участках протяженной границы России вынуждает Москву активно обозначать военное присутствие в поясе своих границ. Военные базы за рубежом размещены в регионах с высоким потенциалом конфликта – Южной Осетии и Абхазии, Молдавии, Армении, Киргизии и Таджикистане. Россия вовлечена в процессы внутри Афганистана, в Сирии и на Украине и не может позволить себе пустить ситуацию в этих странах на самотек. Возможное начало конфронтации на Корейском полуострове или в Иране, а также эскалация конфликта на Украине неизбежно приведет к ограниченному вовлечению России.

Российское руководство расширяет географию регионов, в которых защита национальных интересов требует военного присутствия. И не только в поясе российских границ, но и в регионах, косвенным образом относившихся к сфере военно-политической ответственности СССР. (Например, в 2013 г. Москва предложила разместить российских миротворцев на Голанских высотах – граница Сирии и Израиля. Идут переговоры о создании базы российских ВВС на Кипре, в непосредственной близости от базы ВМФ России в Тартусе на побережье Сирии.) Происходит ли этот процесс целенаправленно и осмысленно? Или российская мощь растет стихийно, без рационализации и долгосрочного планирования? Главная опасность заключается в риске преобладания идеологических приоритетов над рациональным расчетом и в итоге – в перенапряжении сил государства.

Геополитический фронтир в Евразии

В последние годы Россия обрела новый геополитический статус. Военная операция в Сирии позволила России стать ключевым участником постконфликтного урегулирования, продемонстрировав качественно новый военно-политический потенциал. Инициированный Москвой «астанинский формат» предполагает, что ключевой вопрос безопасности на Ближнем Востоке может быть разрешен без участия Запада. При этом Россия опирается на диалог с региональными державами – Турцией и Ираном, которые либо вовсе не получали права голоса от Запада, либо имели лишь ограниченное влияние.

Если в Мюнхенской речи Владимира Путина 2007 г. основной проблемой называлось расширение НАТО и приближение военной инфраструктуры альянса к российским границам, десять лет спустя перспектива экспансии альянса на постсоветском пространстве практически снята с повестки дня. Ни Грузия, ни Украина не могут вступить в Североатлантический блок, не создав для него серьезные стратегические риски.

Если отношения России и Запада в последние десятилетия представить в категории фронтира как подвижной и широкой пограничной линии, то за десятилетие он сдвинулся дальше от российских границ. Острые фазы кризисов на Кавказе (2008 г.) и на Украине (2014–2015 гг.) обозначили невозможность решения вопросов безопасности на постсоветском пространстве без решающего слова Москвы. Сирийская операция российских ВКС перенесла спор России и Запада по поводу международного статуса России на Ближний Восток. Далеко от определенности положение фронтира на противоположном краю евразийского континента: сближение России с КНР и российско-японские контакты последних лет указывают на то, что Москва будет играть новую роль в формировании баланса сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

России удалось перенести фронт противостояния с Западом дальше от своих границ. Теперь он пролегает на Ближнем Востоке, на Балканах, во внутренней политике США и стран ЕС. У многих постсоветских проблем безопасности пропало геополитическое измерение – они больше не обременены в прежней степени российско-западным противостоянием. Для многих постсоветских стран это шанс отложить беспокойство о собственной безопасности и определиться с приоритетами развития без спешки и внешнего давления.

Однако, заглядывая в будущее, можно представить себе ситуацию, в которой давление Запада на интересы России в Восточной Европе возобновится и даже усугубится, а требования Москвы о создании системы коллективной безопасности в Европе будут проигнорированы. В этом случае Москва будет вынуждена вернуть реализм в американские оценки проверенными способами – перенеся геополитический фронтир в Западное полушарие, подальше от «своих ворот». Создание военной базы в Венесуэле или на Кубе, участие в политической жизни Панамы или Мексики, поощрение формирования антиамериканских коалиций в Латинской Америке – несомненно, вынужденный, но на горизонте 2040–2050-х гг. единственно эффективный путь снижения американского давления на Россию в Европе.

Возросшие ресурсы и новое положение России ставит перед ней два взаимосвязанных вопроса. Первый: каков предел влияния на мировую политику, который можно счесть оптимальным с точки зрения интересов России и ее возможностей; какова разумная мера ее вовлеченности в международные дела? Второй: какой должна быть система союзов, посредством которой будет обеспечено и зафиксировано возросшее влияние России в мире? Оговорим, что мы будем обсуждать лишь военно-политические союзы, не вторгаясь в огромную и по многим меркам особую область экономической интеграции.

Трансформация союзничества

Так же, как в прошлое уходят прежние формы организации политики и хозяйственной жизни, ставшие приметой XX века, меняются и структуры международной политики. Крупные и устойчивые, «постоянные» структуры – политические партии, профсоюзы, призывные армии – сменяются калейдоскопом альянсов, заключаемых ad hoc. Влиятельные политические движения могут возникать за считанные дни вокруг конкретного вопроса и рассыпаются, исчерпав повестку дня, причем оказываются популярнее и успешнее старых политических партий или общественных организаций с их традиционной бюрократической структурой. Военная область профессионализируется параллельно с техническим усложнением, массовые призывные армии, исторически обусловившие расширение гражданства и создание современных наций, уходят в прошлое. Война, как в Средние века и раннее Новое время, становится делом элит, а не народов. Распространение частных военных кампаний – в сущности, современных кондотьеров – размывает саму основу современной демократии и современного суверенитета, исключающих приватизацию насилия. Государственная бюрократия, с одной стороны, благодаря наследию либерального дерегулирования Рейгана и Тэтчер, утрачивает рычаги контроля над обществом, а с другой – все сильнее прорастает вглубь этого общества через механизмы партнерства с корпорациями и неправительственными организациями. Стирается грань между гражданским обществом и государством. Корпорация, центральная организация современного капитализма, меняет свою природу. На место бюрократических иерархических структур приходят сетевые, юридическая структура компаний фрагментируется и усложняется. На рынке труда коллективные долгосрочные договоры уступают системам гибкого найма, делающим положение наемного работника все более неустойчивым. Понимание управления как набора повторяющихся процедур сменяется его трактовкой как серии проектов, для каждого из которых привлекается уникальная совокупность людей, решений, ресурсов.

«Проектность» как ключевая характеристика современного мира (Люк Болтански, Эв Кьяпелло) проявляет себя и в области международных отношений. Давно отмечается растущая популярность коалиций, создаваемых «по случаю», для решения строго ограниченной задачи. Подобно тому как гибкий найм позволяет компаниям избегать излишних обязательств перед профсоюзами или долгосрочных контрактов с работниками, такие коалиции дают наиболее могущественным государствам возможность избегать предоставления своим партнерам устойчивых гарантий. Бюрократические аппараты «традиционных» блоков, необходимость многоступенчатых и длительных согласований в рамках таких альянсов воспринимаются как препятствие к эффективному действию. Антииракская коалиция Соединенных Штатов в 2003 г., созданная ими коалиция против запрещенного в России ИГИЛ организовывались вне американской системы военных союзов. Дональд Рамсфельд с его знаменитым афоризмом «Миссия определяет коалицию» обозначил торжество проектной логики в деле войны и дипломатии.

Этот сдвиг ведет к самым разнообразным последствиям. Во-первых, понимание союза как проекта делает обязательства по нему менее надежными. Наглядным примером тому стали отношения трех прибалтийских государств с союзниками по НАТО в 2014–2016 годах. Размещение батальонов НАТО в Эстонии, Латвии и Литве, публично поданное как «защита от российской угрозы», сделало явным то обстоятельство, что сами по себе гарантии безопасности, предоставленные членам альянса, недостаточны. В критический, по мнению Таллина, Риги и Вильнюса, момент потребовалось подкрепить эти гарантии переброской войск.

Во-вторых, трансформация союзничества усиливает неравенство в международной системе. Крупные страны, обладающие большим военно-политическим потенциалом, начинают тяготиться союзничеством. Они могут брать на себя меньше формальных и неформальных обязательств, чем раньше, а сами обязательства зачастую ограничены сравнительно кратким периодом времени. Малые и относительно слабые страны лишаются гарантий, на которые могли рассчитывать ранее. Это толкает их к двум основным вариантам действий. Либо лавировать между крупнейшими центрами силы, рискуя сделать свое положение еще более неустойчивым. Либо добиваться дополнительных гарантий со стороны международных покровителей, представляя ради этого свое положение более «угрожаемым», чем на самом деле. Именно последний вариант избрали Эстония, Латвия и Литва, сделав решающий вклад в секьюритизацию балтийской повестки дня в последние годы.

В-третьих, стирается юридическая определенность союзов. Есть ли потребность обеспечивать сложным правовым фундаментом проект, который будет рассчитан на год-два, а лишних обязательств никто на себя брать не хочет? Если нет определенной правовой рамки, то только ли государства могут быть субъектами союза? В проект могут быть вовлечены и негосударственные политические и (или) военные организации, отдельные фракции элит внутри той или иной страны, наиболее влиятельные медиа, идеологические группы, религиозные лидеры. Необходимые участникам гарантии возможны через серию частных сделок, например, инвестиционных или кредитных. Наиболее явно этот феномен проявляется в отношениях между США и монархиями Персидского залива.

В-четвертых, возникает противоречие между проектным, то есть по определению непостоянным, характером коалиций и необходимостью поддерживать долговременную инфраструктуру международного сотрудничества. Так, транспортные маршруты, в том числе трубопроводные, существуют на протяжении десятилетий, организуя и связывая хозяйственную деятельность на всем пути их прохождения. Вопреки либеральному предсказанию, что нарастание плотности экономических связей сделает международную политику более предсказуемой и менее конфликтной, экономические расчеты все чаще приносятся в жертву политическим или идеологическим соображениям. Это, однако, не отменяет необходимости поддерживать инфраструктуру глобальных экономических связей. Помимо хозяйственной инфраструктуры сотрудничества имеется еще и военная, и здесь противоречие между растущим непостоянством союзов и долгим временем жизни этой инфраструктуры также дает о себе знать. Военная база за рубежом может быть источником силы, но может оказаться и фактором уязвимости, как это случилось, к примеру, с российскими военными базами на территории Грузии в 2004–2006 гг., когда военнослужащие и персонал эпизодически становились объектами провокаций со стороны Тбилиси.

Россия и ее союзники

Сеть альянсов, в которую включена Россия, уместно рассматривать не в сравнении с наиболее известными военно-политическими блоками, а с точки зрения ее адекватности глобальным трендам трансформации самого института международного военно-политического союзничества. В такой перспективе ряд свойств этой сети, в сравнении с традиционным союзом считающиеся слабыми ее сторонами, могут быть, напротив, источником силы.

Прежде всего мы полагаем, что следует говорить именно о «сети союзов» как о наборе многосторонних и двусторонних связей и обязательств, оформленных в разной форме и предполагающих различные сроки действия. В этой сети в некоторых случаях могут переплетаться военно-политические и экономические интеграционные связи. Многосторонние связи дополняются конкретизирующими и уточняющими их двусторонними.

У России немного военных союзников. Юридически обязывающие соглашения, при которых нападение на одну сторону приравнивается к нападению на другую, имеются только с Абхазией и Южной Осетией. Иные договоренности, в том числе со странами, считающимися наиболее близкими союзниками Москвы, не содержат подобных механизмов. Обязательства в рамках ОДКБ заметно мягче аналогичных обязательств в рамках НАТО. Это хорошо видно при сопоставлении формулировок двух документов о взаимных гарантиях безопасности.

Статья 5 Североатлантического договора от 4 апреля 1949 г.: «Договаривающиеся стороны соглашаются с тем, что вооруженное нападение на одну или нескольких из них в Европе или Северной Америке будет рассматриваться как нападение на них в целом».

Статья 2 «Договора о коллективной безопасности» от 15 мая 1992 г.: «В случае возникновения угрозы безопасности, стабильности, территориальной целостности и суверенитету одного или нескольких государств–участников либо угрозы международному миру и безопасности государства–участники незамедлительно приводят в действие механизм совместных консультаций с целью координации своих позиций, вырабатывают и принимают меры по оказанию помощи таким государствам–участникам в целях устранения возникшей угрозы».

Указанная разность гарантий безопасности объясняется тем, что главное свойство ОДКБ – это асимметрия. По военно-политическому потенциалу Россия многократно превосходит партнеров. А наиболее вероятные угрозы у ее партнеров не совпадают или совпадают частично. Трудно представить, перед каким общим вызовом окажутся, например, Армения и Таджикистан. Эти страны едва ли будут готовы оказывать практическую помощь друг другу, если одна из них будет вовлечена в вооруженный конфликт. В то же время все участники ОДКБ заинтересованы в поддержании общей военной инфраструктуры (например, системы ПВО), военно-техническом сотрудничестве, обмене информацией, профессиональной подготовке офицеров. По сути, ОДКБ предоставляет институциональную базу для такого сотрудничества, дополненную набором гарантий, которые Россия дает в рамках двусторонних договоренностей. В результате у России имеются военно-политические партнеры в регионах, где ей необходимо обеспечивать безопасность, но сами партнеры разделяют с ней ответственность только за свой регион. При этом в региональную систему безопасности могут входить страны, не связанные друг с другом союзническими и даже дипломатическими отношениями. Российская военная база в Армении, входящая в совместную российско-армянскую военную группировку, взаимодействует с российскими базами в Абхазии и Южной Осетии.

Российская операция в Сирии демонстрирует многообразие и трансформацию союзничества. С 1971 г. в Тартусе действует пункт материально-технического обслуживания кораблей ВМФ. Соглашение о размещении в Сирии российской авиагруппы (26 августа 2015 г.) содержит ссылки на советско-сирийский договор о дружбе и сотрудничестве от 8 октября 1980 г. и соглашение о военном сотрудничестве от 7 июля 1994 года. В то же время авиабаза в Латакии была развернута в краткие сроки, а заявление президента России в марте 2016 г. о выводе основной части российской группировки из Сирии указало на готовность при необходимости быстро сократить военное присутствие. Стороны не имеют юридических обязательств, предписывающих им вступать в войну в случае агрессии третьей стороны в отношении союзника. Но в их распоряжении большой набор инструментов сотрудничества – от координации дипломатических выступлений и поставок военного имущества до совместного ведения боевых действий. Российско-сирийский союз – если здесь уместно говорить о союзе – содержит и постоянные, и краткосрочные элементы и легко трансформируется в зависимости от политической задачи.

Об отношениях России с Ираном в военной области трудно судить по открытым источникам. Отметим, однако, что стороны тесно взаимодействуют в Сирии, Россия использовала воздушное пространство Ирана и (вероятно) его территорию для ударов по террористам в Сирии. При этом Москва и Тегеран юридически связаны лишь межправительственным соглашением о военном сотрудничестве. Заявление российских представителей о том, что Иран предоставил свою территорию для действий российской авиации против террористов в Сирии, вызвало резкую реакцию Тегерана. Назвать отношения сторон союзническими сложно.

Элементы новой геополитической реальности возникают на Балканах. Под предлогом надуманных обвинений России в попытке организации переворота власти Черногории ускорили движение в сторону НАТО. Делается это, вероятно, для того, чтобы четче провести различие с соседней Сербией, которая активно развивает военно-техническое сотрудничество с Москвой – закупает вооружение, участвует в военных учениях и синхронизирует военное планирование. Не исключено, что в обозримой перспективе Россия предоставит Белграду неформальные гарантии безопасности и де-факто сделает Сербию участником системы коллективной безопасности ОДКБ. Уже сейчас сербские эксперты говорят, что благодаря новому уровню связей с Россией агрессия НАТО против Югославии сегодня была бы невозможна.

Вероятно, новый статус-кво поддерживает надежды тех в Белграде, кто хотел бы пересмотреть результаты распада Югославии. На рубеже 2016–2017 гг. Белград сделал несколько значимых шагов, обозначая свой интерес в безопасности сербских анклавов в Косово и Боснии и Герцеговине. Несложно представить ситуацию, в которой снежный ком событий на Балканах – сербы вне Сербии начинают притесняться, и Белград вынужден за них заступиться – побудят Сербию воспользоваться неформальными гарантиями безопасности со стороны России и втянуть ее в нежелательный кризис. Новая война на Балканах вызывает слишком очевидные параллели, чтобы относиться к этому сценарию легкомысленно.

Россия поддерживает тесное, вплоть до совместных учений, военное сотрудничество с Китаем и Индией. Но речь здесь не идет о военном союзе. Уместнее говорить о «достройке» политических связей, маркетинге продукции российского ВПК и создании прозрачной и предсказуемой военно-политической среды в отношениях с партнерами. Одновременно Россия и Китай создают многополярный порядок как сеть «долговременных межгосударственных отношений нового типа, не направленных против третьих стран» и основанных на принципах равенства, невмешательства, уважения взаимных интересов. Москва и Пекин подкрепляют сотрудничество взаимными мерами доверия в военной сфере и предоставлением гарантий безопасности буферным государствам Центральной Азии. В совокупности это привело к тому, что Россию и Китай не разделяет геополитический фронтир, как это происходит в Восточной Европе между Россией и НАТО. А то обстоятельство, что Москва и Пекин одновременно сталкиваются с США на Украине и в Южно-Китайском море, только укрепляет их партнерство.

Размывание правовых основ устойчивых союзнических связей делает более актуальным обращение к культурному и историческому наследию в попытках отыскать и обосновать идеологическую общность. Советское наследие до сих пор привлекает к России левых лидеров Латинской Америки, рассчитывающих использовать в своих интересах стремление Москвы к самостоятельности в международных делах. Иную (прямо противоположную) сторону российского наследия пытаются эксплуатировать политики некоторых балканских стран, напоминающие о православии, имперском прошлом и историческом соперничестве с Османской империей и Западной Европой по поводу судьбы Балкан.

Наконец, у России имеются и «негосударственные союзники», отношения с которыми в настоящий момент не могут иметь правовых рамок. Донецкая и Луганская народные республики, которым оказывается широкая политическая и иная поддержка, Приднестровье, получающее разнообразную помощь от Москвы и проводящее совместные учения с российскими миротворцами, размещенными в регионе. Вероятно, в этой перспективе стоит сейчас рассматривать и контакты российских официальных лиц с лидерами различных политических и военных сил в Ливии.

Островная геополитика

Сравнение современной России и Советского Союза как международных игроков – отдельная и неисчерпаемая тема. Наметим здесь лишь несколько пунктов, важных для нашего вопроса.

Во-первых, у России нет стольких союзников, сколько было у Советского Союза; немногие имеющиеся не связаны с ней настолько тесными и жесткими обязательствами, какие объединяли Варшавский блок или ныне НАТО. У России нет и такого числа стран-сателлитов, какое было у СССР. Имеются несколько небольших государств, признанных и непризнанных, которым Россия оказывает помощь. Но это несравнимо с советским багажом.

Во-вторых, у России куда более сбалансированный курс в отношении региональных противоречий. Например, если ближневосточная политика советского Кремля строилась на основе масштабной помощи идеологически дружественным режимам при отсутствии дипломатических отношений с режимами идеологически враждебными (Израиль, Саудовская Аравия), то Кремль нынешний, затрачивая относительно небольшие ресурсы для помощи традиционному союзнику – Сирии, поддерживает активный диалог и с Израилем, и с арабскими монархиями Персидского залива: со всеми державами, оказывающими влияние на регион. На Дальнем Востоке Советский Союз находился в положении осажденной крепости: холодная война с США, отсутствие мирного договора с Японией, отсутствие дипломатических отношений с Южной Кореей и многолетний разрыв с Китаем. Сейчас Москва за счет доверительных отношений с Пекином и активного политического диалога с Токио претендует на роль одной из держав, обеспечивающих региональный баланс.

В-третьих, современный Кремль равнодушен к вопросам идеологии. Консервативный крен, который наметился в риторике Москвы в последние годы, имеет охранительный, в прямом смысле слова реакционный характер: он призван создать еще один заслон перед «прогрессистскими» попытками подрыва национального суверенитета и вмешательства во внутренние дела, а не предложить новую глобальную повестку. Попытки внести в курс Москвы более широкое идеологическое содержание предпринимаются (например, Русской православной церковью), но на внешнеполитическую практику почти не влияют. Впечатляющая гибкость государственной пропаганды – в течение полугода американский президент побывал символом врага, символом надежды, став, наконец, одним из многих политических деятелей зарубежных стран – хорошо иллюстрирует это равнодушие.

Если Советский Союз был континентальной империей, осмыслявшей себя в перспективе глобальной исторической миссии, то современная Россия – почти гомогенное по составу населения государство, управляемое прагматичным на грани цинизма политическим классом, лишенное идейных грез, которое не собирается звать мир к светлому будущему, но и свое в этом мире не намерено упустить. Парадоксальным образом государство, во многих отношениях более слабое, чем Советский Союз (меньше территория, население, армия, доля в мировом ВВП), сумело обрести и удерживает роль одного из мировых лидеров, успешно оспорившего гегемонию Запада во многих областях.

Причина в изменении самого характера российской геополитики: Россия успешно осваивает исторически новую для себя геополитическую нишу, которую описал еще в начале 1990-х гг. Вадим Цымбурский в статье «Остров Россия». Она отказалась от попыток заменить собой Европу (и себя – Европой), к чему ее на протяжении трехсот лет призывали политики и мыслители как консервативного (Тютчев), так и реформаторского (Петр I) толка. Она не пытается «отвердить», включив в свой состав или в свою жесткую сферу влияния, лимитрофные территории, отделяющие ее от иных цивилизационных платформ на Западе и на Юге; склонна принять как данность их идентификационную текучесть. Она с большой осторожностью смотрит на долговременную политическую и военную вовлеченность за пределами своих границ и допускает только точечное присутствие в наиболее важных для нее регионах.

Она по-прежнему не всегда и не везде имеет ясно очерченные «естественные» границы. Конечно, наиболее сложно их обозначить на западе, в полосе от Черного до Балтийского морей, где отсутствует четкая языковая и культурная граница. Но и на юге российский Северный Кавказ перетекает на южный склон хребта в Абхазии и Южной Осетии, а по другую сторону Каспия Россия очень плавно переходит в Казахстан. В то же время Россия довольно консервативна в попытках пересмотра границ государственных. Рассуждения о «российском экспансионизме» затемняют тот факт, что на протяжении четверти века после распада Советского Союза в стране так и не возникло массового и влиятельного политического движения за возвращение территорий бывших советских республик. Вернув себе Крым, Россия приняла противоположную позицию в отношении отколовшегося от Украины Донбасса и не пошла на масштабную перекройку территории соседней страны. У некоторых это вызвало разочарование, но политическим фактором оно не стало.

Российские союзы призваны решить несколько задач. Прежде всего обеспечить безопасность «острова»: Россия не допустит военного вторжения на свои земли. Превращение той или иной лимитрофной территории в плацдарм для возможного вторжения неприемлемо и будет предотвращаться всеми доступными средствами. Собственно, именно такова логика противодействия расширению НАТО на постсоветском пространстве. Так может быть истолковано и различие в подходах к странам Прибалтики, с одной стороны, и Грузии и Украине – с другой. Эстония, Латвия и Литва в силу своего географического положения не могут выступать в качестве плацдарма, Грузия и Украина – могут.

Также российская система союзов должна обеспечить присутствие России как влиятельной силы в важных для нее регионах мира. При этом ни в одном регионе не должна возникнуть коалиция, способная подорвать влияние Москвы. Оказывая помощь союзникам, Россия стремится не допустить возникновения подобных коалиций и в то же время избежать манипулирования со стороны союзников. Акцент на многосторонности в сирийской политике, резкие изменения в отношениях с Турцией отражают такой подход. Не всегда и не все враги Башара Асада – это враги России, российская военная сила в конечном счете служит укреплению влияния Москвы, а не Дамаска.

Уместны примеры из других регионов. Отношения с Арменией важны с точки зрения поддержания и укрепления влияния в Закавказье. Россия оказывает и будет оказывать Еревану военную помощь и содействовать экономическому развитию Армении посредством механизмов ЕАЭС. Однако будет избегать положения, когда (к примеру) в коалиции против нее окажется Азербайджан с одним или несколькими соседними государствами.

Нередко эта линия приводит к тому, что Россия говорит «через голову» своих союзников напрямую с провайдерами безопасности в противостоящем лагере – Турцией, Соединенными Штатами, странами Западной Европы. Это одинаково раздражает находящихся на линии фронтира союзников России (Белоруссию, Армению) и США (Польшу и страны Прибалтики).

Особое место занимает Белоруссия. Отношения с ней для России исключительно важны в контексте противодействия расширению НАТО. Белоруссия препятствовала созданию сплошной полосы враждебно настроенных к России государств между Балтийским и Черным морем. Но говорить об этом государстве как о сателлите России или сфере ее влияния затруднительно. Минск стал одной из многочисленных постсоветских столиц, которые сделали противостояние между Россией и Западом на постсоветском пространстве источником силы и средством извлечения политических и иных преимуществ. Отличие в том, что если другие, как, например, Тбилиси, пытались извлекать преимущества «со стороны Запада», то Минск это делал «со стороны России». Трудность для российско-белорусского союза заключается в том, что расширение НАТО остановлено, а регион, включающий в себя Калининградскую область, Белоруссию, страны Прибалтики и Польшу, Москва не рассматривает как наиболее угрожаемый, о чем свидетельствует военное строительство последних лет. При сравнительном снижении ценности союза его привычные механизмы начинают давать сбои. Гипотетическая договоренность России, США и ключевых стран ЕС о новой системе европейской безопасности может стать для политической модели Белоруссии еще более серьезным вызовом, чем текущие экономические трудности.

* * *

Источник рисков для российской внешней политики и системы союзов заключается в том, что отечественная политическая элита, которая в значительной части состоит из людей, сформировавшихся еще в Советском Союзе, не в полной мере осознала геополитический сдвиг, который пережила страна за последнюю четверть века. «Остров Россия» оказался не столько проектом, сколько предсказанием, между тем в нарративах России о самой себе господствует мотив неполноты – по сравнению с Российской империей или СССР. Это вызывает у Москвы фантомные боли, связанные с исчезновением элементов геополитического статуса государств-предшественников.

Перечислим несколько суждений, которые связаны с фантомными болями и, на наш взгляд, должны быть подвергнуты сомнению.

«У России мало союзников, ей необходимо укреплять имеющиеся союзы и создавать новые, включая в них жесткие юридические обязательства». Возможно, наоборот: нынешнее состояние «блестящей изоляции» и помогает России преследовать свои внешнеполитические цели со свободными руками.

«Россия должна создать идейную альтернативу Западу (исламскому радикализму)». Возможно, именно отсутствие определенного идеологического выбора, состоявшийся отказ от мессианства и позволяют России поддерживать высокий геополитический статус, затрачивая на это меньше ресурсов, чем Советский Союз.

«Россия должна всемерно укреплять свои позиции в традиционных сферах влияния – на постсоветском пространстве, на Балканах». Возможно, России нужно стабилизировать лимитрофные территории лишь в той мере, в которой это необходимо для обеспечения безопасности ее территории, и не допускать, чтобы союзники вовлекали ее в ненужные для нее конфликты.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых в рамках научной деятельности МДК «Валдай». С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 июля 2017 > № 2258196 Николай Силаев, Андрей Сушенцов

Без обязательств, но с надеждой: межконфессиональный диалог

Алексей Юдин – кандидатом исторических наук, доцентом Центра изучения религий РГГУ, ответственным секретарем Католической энциклопедии.

Резюме Религия – один из способов самоидентификации в современном мире, а это подразумевает фиксацию особости. Способен ли межконфессиональный диалог смягчить противоречия или становится дополнительным их катализатором? Об этом интервью с историком религии Алексеем Юдиным.

Роль религий в современном мире снова растет – на фоне политических потрясений, социальных трансформаций и революционных технологических прорывов. Религия служит одним из способов самоидентификации, а это подразумевает и фиксацию особости, отстранения от других. Что означает в таких условиях межконфессиональный диалог, способен ли он смягчить противоречия или, напротив, становится дополнительным их катализатором? Об этом Александр Соловьев беседует с Алексеем Юдиным – кандидатом исторических наук, доцентом Центра изучения религий РГГУ, ответственным секретарем Католической энциклопедии.

– У религий есть одна общая характеристика: каждая утверждает, что обладает монополией на истину, в то время как остальные – ложны. Как можно говорить о каком-то диалоге, если ты изначально прав, причем в самом фундаментальном смысле, а твой собеседник – нет?

– Надо сразу оговориться, что это верно не для всех религий. Конечно, авраамические религии – иудаизм, христианство, ислам – каждая из них, безусловно, утверждает, что именно она обладает истиной в полной мере. И все они, включая и иудаизм, в определенное время высказывали претензии на универсализм.

Действительно, на первый взгляд, если я владею истиной в ее полноте, а оппонент ею не обладает, или обладает лишь частью ее, то зачем вообще нужен диалог? Пусть признает мою истину – тогда и поговорим. До конца объяснить природу этого чудесного явления – зарождения межконфессионального и межхристианского, в частности, диалога, практически невозможно. Во всяком случае, в исторической перспективе ХХ века. В какой-то момент христианские исследователи Востока начинают вдруг интересоваться исламом не так, как раньше. Авторитетнейшие источники западного христианства – Фома Аквинский, Лютер – трактуют ислам как религию заблуждений, искушений или даже религию сатаны. Однако в XX веке происходит качественный поворот, почти парадигмальный сдвиг, как это видно на примере католического священника и выдающегося исламоведа Луи Массиньона. Христиане начинают видеть ислам как религию, созвучную своему вероучению. Они начинают задаваться вопросом – зачем пришел Мохаммед, пусть и не считая его до конца пророком. Но зачем-то он все-таки пришел? Обнаруживается множество исторических парадоксов, а смысловых – еще больше.

– Когда и как начинается такой диалог?

– Когда возникает желание – и возможность – увидеть человека в ином свете и заговорить с ним. До конца объяснить генезис этого явления, повторюсь, невозможно. Произошло оно внутри самой христианской семьи, а затем и в отношениях между крупнейшими мировыми религиями. Таким образом, можно утверждать, что именно христиане стали инициаторами межрелигиозного диалога. Кто бы мог раньше подумать, например, о христиано-буддийском диалоге? А он существует. Оказывается, им есть о чем поговорить.

Вероятно, такое желание возникает, когда на христиан обрушиваются драматические, «парадигмальные» события, качественно меняющие мир – те же мировые войны. Переживая эти события, христиане начинают задаваться вопросами такого же масштаба, чтобы эти события и эти переживания осознать, отрефлексировать.

– Как происходит межконфессиональный диалог? Вообще, что это такое? Чем он отличается от любого иного?

– В официальных церковных документах, имеющих в том числе и богословский характер, есть четкое определение того, что в самой церкви, внутри нее, понимается под диалогом, ведущимся с пространством вне церкви. А эти документы – отражение практики, ее формализация. Есть, в частности, такой католический документ 1968 г. – «Диалог с неверующими». Он составлен Секретариатом по делам неверующих (сформирован в 1965 г., когда католики осознали необходимость такого диалога). Он и определяет, что диалог в «общем смысле» есть «любая форма встречи и поиска взаимопонимания между людьми, группами и общинами, осуществляемая в духе искренности, уважения и доверия к другому человеку как к личности и имеющая целью углубленное познание какой-либо истины, либо стремление сделать взаимоотношения между людьми более соответствующими достоинству человека». Смотрите, какие слова! «Форма встречи и поиска взаимопонимания», «человек как личность», «искренность», «уважение и доверие», «углубленное познание какой-либо истины» и «достоинство человека»! Для католической церкви того времени просто новояз какой-то.

– Такой диалог как-то формализован институционально?

– В форме экуменического движения прежде всего. И то, что мы понимаем под экуменическим движением, межхристианским диалогом – инициатива не католиков и не православных, это протестантский проект. Он родился в XIX веке из осознания совершенно практических задач, которые можно назвать церковной политикой. Протестантов много, и они разные. Монополии на истину нет ни у кого.

Протестантские миссионеры из различных ассоциаций пришли к выводу, что надо как-то договариваться между собой, чтобы не тиражировать расколотое христианство по всему миру. Из этого желания и вырос экуменизм.

Экуменическое движение складывается из двух больших составляющих. Стратегия одного направления: «Давайте работать вместе, как будто нас ничего и не разделяет – перед нами стоят слишком большие задачи, чтобы размениваться на мелочи». Это драматургия движения «Жизнь и деятельность». Вторая же линия настаивает, что надо с самого начала разобраться, «кто есть кто» перед Богом. Это стратегия движения «Вера и церковное устройство».

У них разные мотивации, разное богословие, разные лидеры. С одной стороны мы видим такого выдающегося человека, как Натан Сёдерблум, лютеранский архиепископ Упсалы, лауреат Нобелевской премии мира, один из ранних христианских миротворцев ХХ века. Это родоначальник движения «Жизнь и деятельность». А с другой стороны – Карл Барт, величайший протестантский богослов ХХ века. Его «богословие кризиса» и есть попытка перестроить активизм по отношению к Богу, перевести его из горизонтали (отношения между людьми) в вертикаль (отношения между людьми и Богом).

– Насколько иные христианские церкви вовлечены в экуменическое движение?

– Поначалу, естественно, там не было ни католиков, ни тем более православных. Протестанты опасались, что католики хотят затащить их обратно, в свою римскую историю, а православных воспринимали вообще как каких-то дремучих дедов с бородами, погрязших в историческом прошлом. Будущее же, полагали протестанты, принадлежит как раз им, протестантам. Позднее они начали обращать внимание на Восток – для протестантизма восточное направление христианства было более востребованным, а Рим – ну, Рим и есть Рим, это враждебный папизм.

И уже в 20-е гг. ХХ в. православные примкнули к экуменическому движению (первыми из непротестантских конфессий), причем вполне официально. А католики подошли к этому вопросу только после II Ватиканского собора 1962–1965 годов. Но до сих пор католическая церковь не является членом экуменического Всемирного совета церквей, а, например, Русская православная церковь является. Правда, католики участвуют в работе комиссии «Вера и церковное устройство», которая занимается теоретическими, богословскими вопросами, но в целом подход к экуменизму у них такой: «Вы, ребята, сначала разберитесь сами с тем, какая вы церковь, а там мы посмотрим».

– Предмет экуменического разговора – вещи богословского порядка, устройства общины или вопросы прозелитизма, миссионерской деятельности?

– Устройство общины, то есть церкви – это экклесиология, учение о церкви. Это богословский вопрос. Здесь экуменизму свойственна крайняя неопределенность. «Ты церковь в крапинку – ну и будь ей, раз у тебя такая церковная идентичность. А вот я – церковь в полосочку. И называть тебя церковью не обязана. Но при этом, сами для себя, мы обе – церкви». То есть с одной стороны – Русская православная церковь, а с другой – какая-то довольно либеральная протестантская «церковь в крапинку». И обе они – церкви в экуменической «системе координат».

Для православия это очень большая проблема. Православные постоянно об этом говорили и говорят. Поэтому даже теоретическое обоснование вступления РПЦ в ВСЦ в 1961 г. было представлено очень аккуратно. Митрополит Никодим (Ротов), тогдашний глава Отдела внешних церковных сношений Московского патриархата, заявил, что этот шаг «нельзя рассматривать как церковный в экклезиологическом смысле слова акт». Митрополит Никодим предпочитал говорить не о «вступлении РПЦ в ВСЦ», а о «соглашении между руководством РПЦ, с одной стороны, и руководством ВСЦ, с другой стороны, о включении представителей РПЦ в постоянное сотрудничество с представителями других Церквей, объединившихся в экуменическом содружестве, именуемом ВСЦ». Тем не менее православные церкви вошли в этот экуменический поток раньше, чем католики. Те сопротивлялись еще четыре года.

– Иными словами, экуменизм – не традиция, а постоянный метод проб и ошибок?

– Экуменизм – пространство диалога, своеобразный межхристианский полигон, на котором постоянно что-то обкатывается. Вечные обвинения в том, что экуменисты притязают на создание некой «сверхцеркви», под эгидой которой хотят всех объединить, всех туда затащить – чистой воды конспирология. Это никогда не было задачей экуменического движения. У него вообще с самого начала не было никакой конкретной цели. Практический и теоретический диалог, взаимное познание и общение и были по сути его самоцелью. Как говорили ранние лидеры экуменического диалога, «все остальное – дело Святого Духа».

– Сводится ли межконфессиональный, хотя бы христианский, диалог только к экуменическому?

– Экуменический диалог – безусловно, синоним межхристианского. И за пределы общехристианского диалога он не выходит. Если говорить шире – о межрелигиозном диалоге, например, диалоге авраамических религий христианства, ислама и иудаизма или еще шире – христианства, буддизма и индуизма, то это уже, конечно, совсем не экуменизм. Тут уже иная реальность, которую очень хорошо типологически иллюстрирует католическая энциклика Ecclesiam suam 1964 года. Это очень серьезный документ папы Павла VI, в котором пространство диалога представлено в виде концентрических кругов. В центре, конечно, католическая церковь, и малый круг вокруг нее – это внутрицерковный диалог; следующий круг – общение с иными христианскими исповеданиями; третий, более широкий круг – все мировые религии, и, наконец, последний, самый широкий круг – это внешний, по преимуществу нерелигиозный мир.

Такая модель очень удобна для анализа потенциального диалога для церкви, будь она католической или православной. Принципиально важно, что признается возможным диалог с внешним миром, который может быть индифферентен или даже агрессивно настроен по отношению к религии. Здесь, как говорится, почувствуйте разницу с католическими документами XIX в.: знаменитый Syllabus, приложение к энциклике Quanta cura папы Пия IX (1864), осуждал современную культуру в «главнейших заблуждениях нашего времени» и, соответственно, отрицал любую форму диалога.

– Диалог в конечном счете имеет целью обращение? Это вид миссионерской деятельности, разновидность прозелитизма?

– Вот тут и возникает проблема: как соотносится диалог и миссия, изначальное призвание церкви. Выход может быть найден такой: диалог даже без какой-то определенной цели уже есть миссия, как внешняя, так и внутренняя. Ведь если существуют проблемы взаимопонимания, их надо проговаривать. Это важно для всех участников диалога, поскольку не только ведет к общему пониманию проблемы, но и проясняет собственную идентичность.

Возьмем для примера тему современного атеизма, которая очень сложно обсуждалась на Втором Ватиканском соборе. В то время уже существовал государственный атеизм в Восточной Европе – от албанского, крайне жесткого, до польского, сравнительно мягкого. Но так или иначе в странах коммунистического блока доминировал системный атеизм государственного образца. А с другой стороны, в Западной Европе присутствовал интеллектуальный атеизм. Существовали его гуру, Сартр, например. Такое красивое интеллектуальное фрондерство.

И на обсуждениях между католическими епископами, сумевшими приехать из Восточной Европы, и западноевропейскими (Латинскую Америку не берем – это вообще другая история) возникало непонимание: для одних атеизм являлся просто интеллектуальным вызовом, а для других представлял собой жесткую политическую реальность, в которой верующие должны были как-то выживать. И то и другое, конечно, воспринималось как реальная угроза устоям веры. Но – по-разному.

Необходимость вести политический диалог с атеистическими государствами коммунистического блока породила ватиканскую Ostpolitik – «восточную политику» времен папы Павла VI: с коммунистическими властями нужно договариваться, нужен политический компромисс в религиозных вопросах. Но, как сказал архитектор этой политики, государственный секретарь Ватикана кардинал Агостино Казароли – «это был не modus vivendi, а modus non moriendi» – нужно делать что-то, чтобы не дать умереть верующим в коммунистических странах. Чисто политический диалог с реально поставленной целью. Этот диалог ватиканская дипломатия вела в формате переговоров с представителями коммунистических властей, в том числе и советских, но неофициально, конечно.

– Насколько такой, парадоксально-настороженный, подход русского православия к экуменическому движению, к самой готовности к диалогу, связан с тем, что в России в отличие от Европы социально-культурно-религиозная традиция прервалась?

– В большей части Европы, безусловно, эта религиозная традиция непрерывна, и она, конечно, оказывает прямое влияние и на культуру, и на иные аспекты жизни. Что же касается России, то я бы предлагал не зацикливаться на этих семидесяти годах, а заглянуть глубже. За исключением периода некоторого религиозного перевозбуждения при Александре I в начале XIX века элиты в России жили достаточно отстраненно от непосредственного церковного влияния, живого религиозного контекста. Существовал, конечно, предписанный набор религиозных практик, но вот насколько живая религиозность входила в плоть и кровь русской культуры и на каком уровне – большой вопрос.

Начать хотя бы с того, что социальный статус духовенства в Европе и в России несопоставим исторически. В протестантском, а особенно в католическом мире духовенство очень часто – представители благородного сословия: князья, графы и так далее. В православии людей с титулами в высшем духовенстве можно пересчитать по пальцам. Среднего сословия, «среднего класса» у нас толком не было в начале XIX века – остаются крестьяне. Из них и мещан преимущественно и рекрутируется духовенство. Светские элиты не воспринимали тех, кто шел в семинарии (пусть даже из своих рядов), подобными себе. А в сословном обществе это серьезная проблема.

– Можно ли говорить о диалоге со старообрядцами?

– Это был опыт крайне неудачного диалога. Речь шла о единоверии, а по существу о церковной унии. В начале XIX века запущен государственно-церковный проект воссоединения старообрядцев с господствующей церковью, сначала добровольно-принудительно, а затем и жестко принудительно. Но этот проект по сути провалился.

Между православными «никонианами» и старообрядцами накопилось слишком много жестоких обид и вопросов, которые так и остались непроговоренными. Раскол имел очень сложные причины и мощнейшие последствия не только религиозного, но и социокультурного свойства.

Если в Европе в результате Реформации произошло то, что мы называем конфессионализацией – государственно-политическое размежевание по конфессиональному признаку, то в России после раскола XVII в. таких демаркаций не было. Все разделившиеся православные остались в одном котле, и внутри этого котла шло бурление. Конечно, Европе для религиозно-политического упорядочивания пришлось пройти через десятилетия религиозных войн, но и в России все происходило достаточно драматично. Во всяком случае, в результате Европа разложила все по полочкам – хорошо ли, плохо ли, но системно, а в нашем отечестве религиозное и социальное напряжение сохранялось.

– Казалось бы, это как раз та среда, которая предполагает возникновение потребности в диалоге…

– А вот тут давайте вернемся к тому определению диалога – «встреча и поиск взаимопонимания». А искали ли в России это взаимопонимание? Нужно ли оно было? Старообрядцы как социо-религиозная группа достаточно герметичны. Любой иноверец для них нечист – они просто не будут вступать с ним в коммуникацию, чтобы самим не оскверниться. Ведь только они войдут в Царствие Небесное, а все остальные погибнут. Конечно, протестанты могли относиться к католикам так же, но там все-таки были какие-то экономические, культурные, социальные взаимоотношения, а в России гигантские пространства: убежали, укрылись в лесах, на горах и в скитах – и все, нету их, и нет необходимости ни с кем общаться. Даже в городской культуре старообрядцы жили компактно и обособленно.

– Акт о каноническом общении между РПЦ и РПЦЗ – пример успешного межконфессионального диалога?

– Не совсем. Тут же нельзя говорить о том, что эти конфессии – разные. Это два направления одной традиции. Один наблюдательный русский католик написал в 1917 г., что православные в новой ситуации, после крушения монархии, при Временном правительстве, не говоря уж о большевиках, были похожи на детей, потерявшихся на улице. Они ищут, кого взять за рукав, чтобы их отвели домой. Он вовсе не издевался, он искренне сострадал, потому что православные оказались в тяжелейшей и непривычной для них ситуации – в ситуации безвластья. Как быть?! К кому прислониться? Православная церковь никогда не существовала без власти…

Сам же Акт о каноническом общении – это политический компромисс, который не всех устроил в Зарубежной церкви. У РПЦЗ было ясно сформулировано миссионерское задание – вот рухнет богоборческая власть, мы вернемся и объединимся. То есть политическое стало регулятором религиозного. Но вот советская власть ушла – и что? А где монархия, где император? Где реставрация? Михаил Сергеевич, Борис Николаевич – это вообще кто? А ведь монархизм для РПЦЗ – религиозный концепт: царь богоданный, последний государь со своим семейством – царь-мученик. В религиозно-политической идеологии РПЦЗ уход богоборческой власти означает неизбежную реновацию империи, ее перезагрузку. Монархия – божественная легитимация законной российской власти.

– А сейчас РПЦ претендует ли на какую-то ведущую роль в межконфессиональном диалоге на межгосударственном уровне?

– Межконфессиональные диалоги бывают разных видов. Вот диалог экспертов, обсуждение каких-то вероучительных, смысловых положений (в том же экуменическом движении такой диалог ведется постоянно), то, что называется «диалог истины». Для этого существуют специальные комиссии. Есть такая комиссия и для диалога православных церквей с католиками, Смешанная богословская комиссия, куда входят представители 15 поместных православных церквей и представители католической церкви.

Существует и другой диалог, «диалог любви», диалог жестов и символов. Вот, в январе 1964 г. в Иерусалиме встречаются Константинопольский патриарх Афинагор и папа Павел VI. Впервые после 1054 г. папа встречается с патриархом, они обнимаются и обмениваются братским поцелуем. Сенсация! И это тот символ, тот жест, который переворачивает многовековую историю. После чего начинается проработка вопроса: а что нас разделяет? Была ли схизма? Был ли раскол? И каково содержание этого раскола? А что же там было, в этом пресловутом 1054 году?..

И вот, когда в 1965 г. поняли, что Восток содержанием раскола считает анафему на церкви, а Запад полагает ее исключительно персональной, то составили особую декларацию, которую и зачитали 7 декабря 1965 г. одновременно в Риме и в Стамбуле. И решили эти анафемы просто «изъять из памяти церкви». Такой нашли компромисс. Не денонсировать, не признавать их недействительными, а просто стереть из памяти церкви. Это было признано и в Риме, и в Константинополе.

– Очень человеческий, ницшеански-человеческий подход: не помню – значит, не было.

– Да, просто решили предать забвению. У нас есть власть это сделать, и мы это можем. Очень интересна была реакция Москвы. Митрополит Никодим отозвался в принципе позитивно, признав это очень важным шагом для улучшения отношений между католической церковью и православными церквами в целом. И патриарх Алексий I сказал, что это очень важный шаг в отношениях Рима и Константинополя, однако отметил, что богословского значения для всей полноты православия этот акт не имеет. Церковная Москва сочла произошедшее внутренним делом Константинопольского патриархата.

Теперь, собственно, по поводу претензий. В то время патриарх Афинагор решил перезагрузить эту пентархию (пятиправление) с константинопольским лидерством. Иными словами, Константинополь хотел стать лидером всего православного мира, в том числе и в вопросе участия в экуменическом движении. РПЦ сразу же выразила особое мнение: каждая из поместных Православных церквей будет принимать решения по этому вопросу самостоятельно, без кураторства Константинополя. Эпизод с отправкой православных наблюдателей на Второй Ватиканский собор прекрасно иллюстрирует эту ситуацию. Кстати, на Первый Ватиканский собор в 1869 г. тоже приглашали наблюдателей – но буквально как провинившихся школяров: ну-ка, приезжайте, одумайтесь и покайтесь, и мы вас, так и быть, простим.

В этот раз все было по-другому. II Ватиканский собор был вообще очень миролюбивым, никаких анафем, даже атеизм не осудили. Более всего католики стремились наладить общение в христианском мире и запустить свой экуменический проект. Поэтому наблюдателям, православным и протестантам сказали: «Пожалуйста, приезжайте, посмотрите и послушайте, о чем мы будем говорить, но мы и вас хотим послушать, узнать, что вы думаете». Католики как люди системные решили поступить с православными так же, как и с протестантами. Тем приглашения разослали по главам федераций – пусть решают, кто поедет. Так же действовали и с православными: кто у них главный? Константинополь, так пусть константинопольский патриарх и определяет, кто приедет от каждой из 15 церквей. Туда и послали приглашение.

Церковная Москва тут же заявила: нет, пусть каждый решает за себя, пусть каждая церковь сама определяет, кто поедет и поедет ли вообще. В Константинополе изумились: как так? Мы же первые среди равных, давайте встретимся и договоримся, и если поедем, то совместно. И пока Константинополь пытался реализовать свое функциональное первенство, РПЦ все решила за себя и в октябре 1962 г. прислала наблюдателей на первую сессию католического собора. Остальные подтянулись к третьей сессии в 1964 году.

Только представьте себе: 1962 г., еще никого из православных нет, а Москва уже в Риме! Это был фурор. И без того внимание всех СМИ было приковано к собору, ведь по сути это был первый крупный церковный форум в медийную эпоху. А тут еще из-за «железного занавеса», где, как полагали на Западе, и верующих-то почти не осталось, приезжают люди в рясах, улыбаются, культурно разговаривают. Пресса вынесла фотографии московских наблюдателей на первые полосы.

Это, кстати, был серьезный внешнеполитический успех СССР. Ведь решающую роль в решении об отправке наблюдателей от РПЦ сыграли аргументы, которые митрополит Никодим представил в Совет по делам религий (и, следовательно, в ЦК КПСС). Во-первых, на Втором Ватиканском соборе развернется борьба между католиками-прогрессистами и католиками-консерваторами. От исхода этой борьбы будет зависеть направление дальнейшего курса католической церкви. Приезд наблюдателей от «прогрессивной» РПЦ может если не решить исход этой борьбы, то серьезно скорректировать ее последствия. Во-вторых, явившись в Рим первыми, без согласования с Константинополем, мы докажем свою самостоятельность и поставим амбициозного патриарха Афинагора на место. А это важно вдвойне, поскольку тогдашнего главу Константинопольской церкви считали проамерикански настроенным.

– Как можно в контексте «диалога жестов и символов» оценить встречу патриарха Кирилла и папы римского Франциска в 2016 году?

– Прежде всего есть документ, совместная декларация, принятая по итогам этой встречи. Что бы там ни говорили, это очень грамотный и логичный документ. Причем построен он, что примечательно, по принципу контрапункта – в единый текст синтетически сведены формулировки и позиции обеих сторон. Получившийся текст выглядит очень гармонично, все стройно и обоснованно. А вот что означает этот документ и кому он предназначен – отдельный вопрос. Главное, что он есть.

При этом – особенно в медийном освещении – главным символическим и содержательным элементом встречи стали братские объятия. Это яркий пример диалога любви и диалога символов. Исторический контекст этого события очень сложный и даже драматический. Встреча Римского понтифика и патриарха Московского готовилась очень долго и тяжело. Первые инициативы начались еще при папе Иоанне Павле II и патриархе Алексии II. Но каждый раз эта подготовка натыкалась на какие-то преграды. Прижилось даже клише – «традиционная невстреча лидеров» двух церквей.

Очень горячим, неоднозначным этот диалог был в девяностные годы. Католиков обвиняли в прозелитизме, в том, что они ищут в постсоветской России, кого бы еще завербовать, кого бы обратить. Эти обвинения звучали на самом высоком уровне, в том числе и из уст патриарха. То, что это наконец произошло, говорит прежде всего о возможности таких встреч в настоящем и в будущем. Практические последствия гаванского межцерковного саммита – уже совсем другой разговор. На первом месте – добрый знак надежды, на втором – совместная декларация.

Встреча патриарха Кирилла и папы Франциска в Гаване стала фантастическим событием в плане реализации возможностей, которые раньше были подавлены. Братский поцелуй, объятия, возможность прикоснуться друг к другу… Вообще, тактильность – важный элемент культурного кода папы Франциска. Это, несомненно, и пасторский элемент, и принадлежность к экспансивному латинскому культурному типу. Патриарх Кирилл в этом смысле более сдержан, закрыт, отстранен. И это единение в символическом плане производило тем более сильное впечатление.

– Можно ли через межконфессиональный диалог добиться решений текущих политических кризисов – на Украине, в Сирии, в Малайзии, где угодно?

– Для большой политики религиозный фактор – дополнительный ресурс. Если прорывные решения недостижимы традиционными политическими средствами, можно попробовать задействовать и его: вдруг сыграет? И, как мы видим, большая политика даже в ХХ веке была заинтересована в подключении этого дополнительного ресурса. Об этом свидетельствует и история Русской православной церкви в военный и послевоенный период.

На мой взгляд, ничего страшного в этом нет. Та же встреча патриарха Кирилла и папы Франциска – большое политическое событие. После Гаваны было множество комментариев в духе: «Патриарх Кирилл – агент Кремля! Он выполняет задания администрации президента». Порой даже казалось, что эта тема проходила буквально красной нитью.

Конечно, сами по себе подозрения, что патриарх Кирилл – чей-то там агент и выполняет чьи-то задания – абсолютный бред, обсуждению не подлежащий. Но какие-то внешнеполитические государственные задачи и внешнеполитические церковные задачи всегда сопрягаются. Какие между ними отношения – сложноподчиненные, сложносочиненные – это другой вопрос, но они так или иначе идут рука об руку, и это нормально.

– Возможен ли такой «диалог жестов и символов» между религиозными и политическими деятелями?

– Отношения между религией и большой политикой незаметно и неожиданно для многих начинают переустраиваться, здесь появляются новые акценты. Показательный пример – послание папы Франциска, направленное президенту Путину 4 сентября 2013 г., накануне саммита G20 в Санкт-Петербурге, и речь в нем шла о критической ситуации в Сирии. А Путин тогда председательствовал на саммите. Само по себе это сильное, очень внятное послание, но мало кто обращает внимание на то, как оно заканчивалось.

А заканчивается оно буквально так: «Испрашивая Ваших молитв, господин Президент…». То есть папа Франциск обращается к президенту России, председателю крупнейшего международного форума, как к верующему человеку, как к христианину. Папа Франциск не обязывает его ни к чему как некий духовный наставник, он лишь напоминает о реальности взаимной молитвы. Важна сама форма обращения – он испрашивает, просит, благословляя при этом встречу глав государств в надежде, что она даст благие результаты.

Получается, что обмен молитвами и благословлениями может форматировать новую политическую реальность. Без обязательств, но с христианской надеждой на практические результаты в политическом и гуманитарном решении проблемы.

– Часто ли приходится ради возможности вести диалог выходить за пределы вероисповедания или, наоборот, сужать поле диалога с тем, чтобы он не выходил из «зоны комфорта», не затрагивал вопросов, чувствительных для церковных догматов?

– Это две степени риска на пути ведения диалога. В ходе реализации диалога неизбежно встает вопрос идентичности: кто мы? и где границы диалога? Где пределы наших возможностей? 2000-й год, год Великого юбилея христианства, дал хороший пример того, как болезненно определяются такие границы. В тот год одновременно появились два католических документа – декларация Dominus Jesus и нота о выражении «церкви-сестры». Этот термин – очень неаккуратный с экклезиологической точки зрения – родился в эпоху развитого экуменизма 1970-х – 1980-х гг., а авторство приписывалось папе Павлу VI. Но «церквями-сестрами», с точки зрения ватиканского документа 2000 г., могут быть только поместные церкви: церковь Рима и поместная православная церковь – это сестры, а Католическая церковь – всем церквям мать.

В свою очередь декларация Dominus Jesus прямо предостерегала от расширения диалога в ущерб пониманию того, кто такой Христос. Для христиан Иисус Христос – единственный спаситель и воплощенное Слово Божие. Здесь не может быть компромиссов в межрелигиозном диалоге. Собственно, оба документа 2000 г. представляют собой попытку с католической стороны обозначить границы ведения как экуменического, так и межрелигиозного диалога. И, нужно сказать, это вызвало большой переполох среди православных и протестантских экуменистов.

– На каком языке – в философском смысле – может вестись такой диалог?

– Проблематика языка – центральная тема ХХ века: философская, филологическая, социокультурная, какая угодно. И ранние – да по сути и все основные – документы экуменического движения посвящены как раз богословским терминологическим и в широком смысле языковым проблемам. Вот главный сюжет христианства – Пресвятая Троица. Как ты мыслишь и что говоришь о ней на языке своей конфессиональной традиции? Изложи. И я изложу. А потом сравним.

Вопрос богословского языка – ключевой в этой проблеме. Первые документы Смешанной православно-католической богословской комиссии – также очень яркий пример того, как собеседники пытаются выстроить богословский язык, договориться о терминах. Это не «изобретение» нового языка, профессионального «экуменического арго», это попытка определить основополагающую терминологию и коммуникативные стратегии дальнейшего диалога. Найти взаимно непротиворечивые понятия и снять противоречия там, где их изначально нет.

– Может ли этот диалог дать что-то миру нехристианскому, нерелигиозному? Есть от него какая-то практическая польза?

– А в чем вообще польза миру от христианства? Культурное наследие? Мне приходится часто слышать от наших просвещенных современников такие суждения: «А если бы был жив античный мир, он это христианское культурное наследие перекрыл бы стократно! Да эти христиане вообще ничего своего практически не создали – все от античных греков и римлян натащили! Ренессанс какой-то у них там был, тоже мне»! Признаться, есть некий резон в этих обличениях.

Дело в другом. Христианство как мировоззрение, как способ видения человека у нас во плоти, в крови. Даже если мы этого не ощущаем. Весь наш мир выстроен на христианском мировоззрении, на христианском взгляде. Христианство – это закваска, которая перебраживает и изменяет существующий мир и его культуру. Хотим мы этого или нет, признаем или нет, мы воспринимаем этот мир по-христиански. Но вот те, допустим, филологи-античники, мнения которых я привел выше, вполне могут относиться к христианству в духе заветов Марка Аврелия, своего духовного учителя. Они логично могут считать христиан шпаной и варварами, разрушившими великую древнюю цивилизацию и поглумившимися над ее культурой.

Полная версия интервью опубликована на сайте svop.ru в разделе «Российский диалог культур и цивилизаций – взаимное обогащение».

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 июля 2017 > № 2258193 Алексей Юдин

Изобретение истории

Как в историческом сознании соседствуют мифы и наука

Сергей Перевезенцев – доктор исторических наук, профессор факультета политологии МГУ им. М.В. Ломоносова.

Резюме Какую именно интерпретацию истории можно рассматривать как основу для единого исторического сознания народа? Главным критерием является необходимость сохранения и дальнейшего существования народа в истории, а, значит, на первый план выходят такие понятия, как субъектность народа, национальный и духовный суверенитет.

Историческое сознание – сложный социально-психологический феномен, включающий в себя множество различных элементов: память о прошлом, политические, социальные, общенациональные и региональные оценки прошлых событий, образы исторических героев, традиции, исторические знания, символы, предметы и др. Зачастую именно историческое сознание играет важнейшую роль в определении отдельным человеком или социальной группой собственной идентичности и, как следствие, заметно влияет на выбор политических, социальных, религиозных и даже бытовых предпочтений. Источники формирования исторического сознания разнообразны: историческая память, фольклор, религиозные учения, историческая мифология, официальные государственные концепции, научные интерпретации, произведения литературы, искусства и архитектуры и др.

Историческое сознание – устоявшееся явление, опирающееся на традиционные исторические ценности, но одновременно очень гибкое, податливое влиянию как извне, так и изнутри, меняющееся в зависимости от изменчивости внешних обстоятельств. Огромную роль играет государственная политика в области истории, реализуемая через систему образования, культуру, средства массовой коммуникации, поддержку тех или иных религиозных учений и др.

Однако всегда существовала, а в современном мире намного увеличилась возможность негосударственного и антигосударственного влияния на историческое сознание. К примеру, любая универсалистская идеология, претендующая на всемирную гегемонию, предполагает целенаправленные действия по размыванию и даже уничтожению традиционного национального, государственного или религиозного исторического сознания для замещения его собственным видением истории («история – это борьба классов»; «история – это борьба за права человека» и др.). Подвержено историческое сознание и влиянию отдельных социальных групп, которые представляют свои групповые или корпоративные исторические приоритеты как общезначимые. Поэтому эта сфера во все времена остается ареной борьбы различных социально-политических сил с целью утверждения определенных целей исторического развития. Ведь борьба за историю – это всегда борьба за настоящее и будущее.

Понимание сущности исторического сознания, его форм и процессов развития зависит от религиозно-философских предпочтений и методологических принципов тех или иных мыслителей, политических, религиозных и общественных деятелей. Здесь невозможно охарактеризовать все аспекты исторического сознания и продемонстрировать все подходы к его анализу. Поэтому историческое сознание будет рассматриваться в определенных рамках: во-первых, с позиций традиционалистско-консервативной методологии; во-вторых, как явление прежде всего национальное, т.е. как историческое сознание народа; и, в-третьих, на примере развития исторического сознания русского народа, т.е. с учетом русской национальной специфики.

«Родство по истории»

В России все дискуссии, будь то о проблемах экономики, актуальной политики, культуры, да о чем угодно, довольно быстро превращаются в споры об истории. Видимо, это неизбежно, ибо без единства в том, что касается исторических вопросов, трудно объединиться и в том, что касается современности и самое главное – будущего. Следовательно, для существования русского народа и Российского государства большое, если не решающее, значение имеет единое историческое сознание.

Причины этому можно найти в далекой древности. У славянских народов основой социума стала территориальная или соседская община, члены которой были связаны не столько кровным родством, сколько общей хозяйственной жизнью, общей территорией, духовными и культурными предпочтениями. Более того, в такой общине уживались не только выходцы из разных племен, но и представители разных народов, т.е. этнически отдаленные друг от друга. Но подобные исторические феномены обернулись тем, что практически у всех славянских народов отсутствует память о дальнем кровном родстве.

В самом деле, большинство русских обычно помнят своих родственников максимум до 4–5 колена. Между тем представители какого-либо кавказского или тюркского народа всегда готовы рассказать о далеких предках, включая прародителей, потому что память о них трепетно хранят семейные и родовые предания. А, к примеру, в скандинавских сагах перечислены имена предков из 30–40 предшествующих поколений. У русской же элиты, бояр и дворян, первые родословные появились только во второй половине XVI века, да и то чаще всего были выдуманными, особенно в тех частях, которые касались происхождения родов. Тогда было модным придумывать себе иноземных прародителей: с одной стороны, вроде бы почетно вести свой род от какого-нибудь знатного иностранца, а с другой стороны, пойди докажи, что это не так, ведь в Московской Руси практически ничего не знали о генеалогических связях Западной Европы.

Самый яркий пример такой придуманной генеалогии – родословная сначала бояр, а потом царей из рода Романовых, начало которой возводили к мифическим предкам, выехавшим на Русь «из Пруссии» в начале XIV века. Подобные истории случались и позднее, причем на вполне официальном уровне. Так, в начале XVIII века по заданию Петра I была придумана мифическая родословная его любимца Александра Даниловича Меншикова, который благодаря этой выдумке получил титул светлейшего князя Священной Римской империи. Основное же русское население, крестьяне, даже фамилии получили только в XVIII–XIX вв. в ходе ревизских переписей, а так каждое новое поколение прозывалось или по имени деда, или по профессии какого-то недавнего предка, или по его прозвищу.

Таким образом, одним из кардинальных качеств русского национального сознания является не «родство по крови», а «родство по истории». А от ответов на исторические вопросы зависит не только современное положение, но и будущее русского народа, более того, само его существование. В отличие от многих иных народов, у русских, как, впрочем, и у большинства других славян, вместо «крови» одним из объединяющих начал наряду с образом единой Земли, единым языком, единой верой, общей культурой и единым государством является и единое историческое сознание (то самое «родство по истории»).

Это целый комплекс важнейших событий, единая оценка которых отточена веками общей исторической судьбы, а признание этой оценки и обозначает, собственно говоря, принадлежность к народу. И вполне реальное ощущение человеком причастности собственной судьбы к чему-то большому, значимому, великому, причастности современных поколений к исторической судьбе своего народа, понимание ими собственной исторической и нравственной ответственности за свою землю и свой народ перед прошлыми и будущими поколениями.

Само по себе единое историческое сознание состоит из нескольких условных «уровней». В основе «родства по истории» лежит общая историческая память народа. Это чувство (осознанное или неосознанное) единства исторической судьбы и потому самая распространенная форма исторического сознания, чаще всего существующая в виде чувственных образов, представленных в различных устных и письменных источниках (преданиях, сказаниях, былинах, поговорках, песнях, литературных и художественных произведениях и т.д.). Историческая память возникает в далекой древности, но существует на протяжении всего времени исторического бытия народа, в том числе и в современном его состоянии. Именно в силу своей чувственной природы историческая память часто противоречит научному историческому знанию, ведь для нее далеко не всегда важны точные даты и места событий, реальные имена участников этих событий и даже реальность самих исторических личностей. Более того, историческая память народа существует преимущественно в мифологизированном виде и иной быть не может, ибо миф – обыденное и совершенно нормальное состояние исторической памяти народа.

К примеру, в исторической памяти русского народа очень популярен Владимир Красное Солнышко. Но ведь это персонаж русских былин, а значит, собирательный образ древнерусского князя (X–XIII вв.), имеющий мало общего с реальными историческими личностями. Однако даже в научной литературе можно иногда найти отождествление былинного Владимира Красное Солнышко с историческим киевским князем Владимиром Святославичем, Крестителем Руси (ум. в 1015 г.), а в обыденной исторической памяти народа князь Владимир Святославич чаще всего и присутствует под прозванием «Красное Солнышко».

Помимо того что историческая память может противоречить научному знанию, она еще и внутренне противоречива. Это особенно характерно для больших народов, проживающих на обширных территориях и контактирующих с иными этносами. По этой причине возникали и параллельно существовали, во-первых, многообразные варианты общих исторических преданий, и, во-вторых, локальные предания, не имеющие аналогов. В русской исторической памяти, наверное, самым ярким локальным преданием можно считать «Слово о полку Игореве» (XII в.). В этом памятнике, с одной стороны, отразилась древнейшая южнорусская историческая и религиозная мифология, восходящая к IV в. н.э. и не имеющая аналогов ни в русских, ни в других славянских преданиях, а, с другой стороны, никак не отражена уже существовавшая к тому времени летописная версия истории, представленная в «Повести временных лет».

На определенном этапе существования народа, чаще всего в период создания государства, возникает необходимость в структурировании исторической памяти и создании концепции истории, отвечающей государственным интересам (в первую очередь интересам правящего рода). Постепенно из разных вариантов преданий в ходе их целенаправленной редактуры складывается официальная государственная интерпретация истории, которая начинает оказывать решающее влияние на формирование исторического сознания народа.

История «сверху»

В истории России было несколько официальных интерпретаций отечественной истории. В первые века существования Древнерусского государства (конец IX–XI вв.) в историческом сознании населения различных регионов сосуществовали разные представления о том, «откуда пошла Русская земля и кто на Руси стал первым княжить?». На северо-востоке, в Новгороде, придерживались версии о призвании варягов Рюрика с братией, а на юге, в Киеве, считали «отцом-основателем» некоего Кия со своим семейством. Этот спор ярко отражен в «Повести временных лет» — первой русской летописи, где присутствуют обе версии. Но были несогласные и с этими двумя преданиями. Так, одни «несогласные», среди которых был, например, первый русский митрополит Иларион (XI в.), автор знаменитого «Слова о Законе и Благодати», первым русским князем считали князя Игоря Старого. Другие, в том числе неизвестный нам автор «Слова о полку Игореве», родоначальником русов называли некого Трояна, то ли языческого бога, то ли мифического предка, а саму Русскую землю именовали «землей Трояна».

Судя по всему, рождению первой официальной интерпретации русской истории мы обязаны прежде всего князьям Владимиру Всеволодовичу Мономаху (1053–1125) и его сыну Мстиславу Владимировичу Великому (1076–1132). Это были два последних князя, боровшихся за общерусское единство, и последние правители единого Древнерусского государства. Именно в годы их правления, и, возможно, по их заданию, в первой четверти XII в. русские книжники-летописцы в Киеве свели различные легенды и предания славянских и неславянских народов в единый текст «Повести временных лет», и тем самым создали первую единую интерпретацию отечественной истории. Тогда впервые были определены специфические черты Русской земли, а отечественная история впервые «вписана» во всемирную и прежде всего христианскую историю, было определено место Русской земли в христианском мире.

Наконец, именно тогда были включены в единую последовательную цепь событий разные версии возникновения Древнерусского государства («Русской земли») и происхождения русского княжеского рода. Какие-то боковые варианты генеалогии киевских князей были отброшены (например, фигуры Аскольда, Дира и Олега, которых стали именовать не князьями, а «боярами» и «воеводами». Следствие этому – отсутствие названных фигур на памятнике «Тысячелетия России», поставленному в Великом Новгороде в 1862 г.). Зато выделялась главная фигура – общим предком всех русских князей объявлялся Рюрик. И это притом что, судя по всему, до конца XI века в Киеве мало кто знал о Рюрике, а летописцам пришлось искусственно связывать между собой узами родства Рюрика и Игоря, отстоящего от своего якобы «отца» минимум на два поколения!

Со временем предложенная авторами «Повести временных лет» интерпретация отечественной истории стала общепризнанной и затем включалась во все последующие летописи как повествование о начальных этапах существования русского народа (самый ранний вариант «Повести временных лет» сохранился в Лаврентьевской летописи, известной в рукописи XIV в.). Немного позже именно эта интерпретация русской истории наряду с единой православной верой помогла русскому народу противостоять ордынскому владычеству и сохранить сначала призрачную, а в дальнейшем все более реалистичную надежду на возрождение русского единства, в том числе и единства государственного.

Впрочем, нужно иметь в виду, что на Руси во все времена существовало несколько летописных центров. В XI–XIII вв. при изложении и оценке современных им и некоторых исторических событий между собой спорили Киев, Новгород, Ростов, Галич и др., да и в Киеве по-разному смотрели на историю, например, отлично друг от друга толковали события прошлого и настоящего книжники Десятинной церкви и Киево-Печерского монастыря. В XIV–XV вв. в северо-восточной Руси соперничали московские и тверские летописцы, кроме того, специфические взгляды на современность и историю сохраняли новгородские и псковские летописи. Эти разные летописные традиции повлияли на формирование последующих официальных и научных интерпретаций отечественной истории.

Еще более значимой для благодатного развития русского народа и Российского государства оказалась вторая официальная интерпретация истории, возникшая в XVI веке. Причиной ее возникновения стали изменившиеся исторические обстоятельства: в конце XV столетия Русская держава обрела независимость и одновременно после падения в 1453 г. Византийской империи осталась единственным независимым православным государством. Именно поэтому в начале XVI в. в России происходит какой-то неимоверный по силе и последствиям духовный и интеллектуальный взрыв – церковные и светские мыслители начали напряженнейшую работу по поиску нового места Русского государства и русского народа в мировой истории.

Результатом этого поиска стало появление ряда важнейших духовно-политических комплексов и образов («Третий Рим», «Новый Израиль», «Новый Иерусалим», «Святая Русь»), в которых нашли выражение все смысловые и целевые установки исторического бытия России и русского народа. А в русской книжной традиции появились важнейшие, основополагающие исторические сочинения: «Сказание о князьях Владимирских», «Лицевой летописный свод», «Никоновская летопись», «Степенная книга царского родословия» и множество других значительных произведений, на идейной основе которых потом вырастало Русское царство, а затем Российская империя. Официальная интерпретация, созданная в XVI в., оказала наибольшее влияние на формирование русского исторического сознания, предложив современникам и потомкам основную периодизацию, основные оценки и основных героев отечественной истории, которые во многом сохранились до нашего времени.

Причем Романовы, став царствующей фамилией в XVII веке и не имея прямого кровного родства с Рюриковичами, тем не менее всячески подчеркивали и обосновывали свое родство с предшествующей династией, что позволило им перенести на себя все сакральные, символические и легендарные представления, которые в русском сознании были связаны с царствующим от века родом Рюриковичей.

В то же время в этот период продолжали существовать неофициальные интерпретации истории: во-первых, до начала XVII в. в отдельных центрах сохранялось собственное летописание с оригинальными толкованиями исторических событий, во-вторых, с середины XVI в. стали появляться сочинения различных авторов, представляющих собственные интерпретации прошлого и современности (например, сочинения Андрея Курбского). Эти неофициальные трактовки сыграли роль в формировании последующих концепций отечественной истории.

В XVIII столетии в ответ на преобразования русской жизни в ходе реформ Петра I и Екатерины II возникает не просто третья интерпретация, а, скорее, целый комплекс новых интерпретаций отечественной истории. При этом различные толкования существуют параллельно и оказывают примерно одинаковое влияние на историческое сознание народа.

Прежде всего создается научная интерпретация отечественной истории. Ее появление было неизбежным: смысловые и целевые установки бытия России необходимо было понять с точки зрения нового рационалистического мировоззрения. Поэтому существовавшие до той поры религиозные духовно-политические концепты были отброшены, а в понимании истории постепенно утверждается так называемый «научный подход», т.е. рациональный, критический взгляд на прошлое.

Начало этому положил первый русский историк Василий Татищев (1686–1750), а продолжилось дело в трудах Михаила Щербатова (1733–1790), Николая Карамзина (1766–1826), Михаила Погодина (1800–1875), Николая Устрялова (1805–1870), Николая Костомарова (1817–1875), Сергея Соловьёва (1820–1879), Василия Ключевского (1841–1911), Сергея Платонова (1860–1933) и других, теперь уже профессиональных историков. Важная особенность научной интерпретации состояла в том, что в ней не было никакого единства, ибо всякий историк или выстраивал собственную концепцию истории России, или же примыкал к уже существующей, развивал и дополнял ее. Таким образом, в этот период появляется сразу несколько интерпретаций отечественной истории, объединенных только общим методологическим подходом — все они строились на рационалистических, научно-критических началах.

Кроме того, в XVIII – начале XX вв. существовало несколько официальных интерпретаций истории, последовательно сменявших друг друга. Причем они редактировались в определенном духовно-политическом ключе при непосредственном участии российских императоров (особую заинтересованность в этом проявили в XVIII в. Пётр I и Екатерина II, в XIX в. – Николай I). Наиболее влиятельными можно признать официальные интерпретации, предложенные авторами гимназических учебников: в XIX в. – курс русской истории Устрялова, а в начале XX в. – Платонова.

После революционных событий 1917 г. и установления советской власти создается четвертая, официальная интерпретация отечественной истории – «марксистская». При этом иные трактовки были запрещены, а их последователи подвергались репрессиям (можно вспомнить печально знаменитое «Академическое дело» 1929–1931 гг., по которому пострадали академики Сергей Платонов, Евгений Тарле и многие другие историки).

Эта интерпретация основывалась все на тех же рационалистических началах, но поначалу довела их до абсурда: в первые годы советской власти в интересах подготовки населения к мировой революции предшествующая история России вообще отрицалась или же приобретала причудливые формы, как, например, в сочинениях «главы марксистской исторической школы в СССР» академика Михаила Покровского. Только в середине 1930-х гг., когда большевистское руководство отказалось от идеи мировой революции и сосредоточило силы на собственной стране, появляется госзаказ на разработку концепции отечественной истории. И в 1940-е –1950-е гг. массовому сознанию была предложена вполне внятная конструкция под названием «История СССР». Иначе говоря, вновь «сверху» была установлена гегемония одной из возможных интерпретаций истории. Однако нужно иметь в виду, что даже в рамках марксистской идеологии в советской исторической науке продолжались дискуссии по различным проблемам, и в целом советские ученые внесли весомый вклад в развитие мировой исторической науки.

После распада СССР в России сосуществовали различные научные, религиозные, идеологические и даже ненаучно-фантастические интерпретации отечественной и мировой истории. «Исторический плюрализм» обернулся настоящей «исторической вакханалией», и возникла опасность разрушения единого исторического сознания, а значит, угроза существованию народа и государства. Ответом на эти опасения стала так называемая «Концепция нового учебно-методического комплекса по отечественной истории», которая должна послужить основой создания учебников для общеобразовательных школ. Впрочем, в научном сообществе (в том числе и авторским коллективом «Концепции») идея разработки новой официальной интерпретации истории воспринята скептически, а в некоторых случаях – критически. Думается, поэтому и сама «Концепция» получилась рыхлой по структуре и противоречивой по содержанию. Таким образом, на сегодняшний день вопрос о разработке официальной интерпретации истории России, которая послужила бы дальнейшему существованию и развитию единого исторического сознания народа, остается открытым.

Пределы рационализма

Как можно видеть, споры об истории велись на Руси всегда. Но периодически удавалось вырабатывать некое единое представление о прошлом, некую признаваемую всеми (или большинством) интерпретацию истории. И затем на ее основании выстраивалось будущее России, а сама эта интерпретация становилась частью общего исторического сознания народа.

На каких принципах может строиться новая трактовка истории России? Сегодня общепринято, что единственно верным является научное знание, основанное на критическом осмыслении источников, ибо именно оно представляет некое объективное видение исторических событий. Следовательно, научное знание – вершина исторического сознания народа. Иначе говоря, на первый план выдвигается именно знание, обоснованное рационалистическими, научными методами.

В подобном убеждении есть большая доля истины, однако не следует думать, что историческое сознание народа можно свести лишь к научному знанию. Все-таки историческое сознание – намного более сложное явление, нежели какая-либо из научных интерпретаций истории. Больше того, научное знание и не может претендовать на вытеснение из исторического сознания народа исторической памяти. Научное понимание любого предмета познания, в том числе и истории, предполагает равноправное существование различных трактовок одних и тех же сюжетов. Вот почему не существует и, скорее всего, даже не может существовать «единственно правильной» и на все века принятой научной интерпретации истории вообще и отечественной истории в частности. Обязательно параллельно или вслед существующей появится другая интерпретация, создатели которой будут считать ее столь же «единственной» и «правильной».

При этом различные интерпретации разнятся не только по степени приближения к исторической правде, но и по своим задачам, целям, по уровню общественного влияния и т.д. И по-другому в науке быть не может, да и не должно быть. Наука ведь только предлагает власти и обществу разные решения, разные пути, разные толкования прошлого, однако любой более или менее окончательный выбор – за самим обществом и властью.

Следовательно, только рациональное историческое знание нельзя считать единственной формой единого исторического сознания. Но тогда какую именно интерпретацию истории можно рассматривать как основу для сохранения и развития единого исторического сознания народа? В данном случае главным критерием является необходимость сохранения и дальнейшего существования народа в истории, а значит, на первый план выходят такие понятия, как субъектность народа в истории, национальный и духовный суверенитет, традиционные ценности, национальная, религиозная, социальная, политическая самобытность и др. В таком случае меняется и понимание самой науки истории. С традиционалистско-консервативной точки зрения, история – наука, раскрывающая смысл исторического развития, а значит, наука о том, как с помощью знания и понимания прошлого устроить жизнь настоящую и будущую.

С этой точки зрения оказывается, что далеко не все интерпретации истории «одинаково полезны». К примеру, одни могут служить укреплению и становлению народа, формированию его единого исторического сознания, выработке и утверждению идейных, духовных, социально-политических основ народного бытия. Другие же, наоборот, своим гиперкритицизмом или же ориентацией на иные, не традиционные для России ценности могут способствовать дальнейшей атомизации и российского населения, и Российского государства.

Есть и еще один сложный момент. Как уже говорилось, разные интерпретации истории как важнейшие составляющие исторического сознания по-разному влияют на развитие страны и народа. В частности, первые две официальные интерпретации отечественной истории (возникшие, соответственно, в XII в. и в XVI в.) сыграли выдающуюся роль в истории России, обеспечили идейное и духовно-политическое становление и развитие русского народа и Российского государства. Но обе они не были научными. И первая, и вторая были построены не столько на фактическом материале (хотя и с использованием определенных фактов), сколько на религиозной истине и исторических мифах, иногда даже созданных русскими любомудрами и затем введенных ими в историко-политический обиход.

Например, в начале XVI века усилиями ряда русских мыслителей (по имени мы знаем только одного из них – некоего Спиридона-Савву) была создана мифологизированная версия происхождения династии Рюриковичей от римского императора Августа, которая считалась абсолютной истиной в XVI–XVII вв. и даже была перенесена на новую царскую династию Романовых, не имевших к Рюриковичам никакого отношения. Казалось бы, наши предки сильно погрешили против «исторической правды». Но вот парадокс! Именно эти духовно-политические концепты и историко-мифологические сюжеты стали идейной основой будущей Российской империи и идейным обоснованием прорыва России в мировое пространство. Иначе говоря, подобный подход к осмыслению истории и утверждение подобного понимания в общественном сознании сыграли немалую, а иногда и решающую роль в мощном поступательном движении России.

И, наоборот, возникшее в XVIII–XIX вв. научное, т.е. «правильное», критическое (иногда – гиперкритическое) отношение к собственной истории, отказавшееся, казалось бы, от исторических мифов, сыграло значительную роль в подготовке крушения и Российской империи, и комплекса традиционных русских ценностей в начале XX века. Та же история повторилась и в конце XX столетия: «марксистская» версия истории, при всей своей претензии на научность, оказалась насквозь мифологичной. Но именно советский исторический миф в свое время помог социалистическому строительству в России, однако со временем утратил свои творческие силы, и единое историческое сознание советского народа, сформированное марксистской схемой, разрушилось под напором иных концепций истории.

Казалось бы, эти примеры доказывают обратное тому, что утверждает автор: научное историческое знание демонстрирует свое громадное преимущество перед мифологичностью традиционного исторического сознания, а значит, в современную эпоху только наука и может служить основой общенародного восприятия прошлого. Но следует иметь в виду, что утверждение истинности только рационального подхода к изучению истории – это или искреннее заблуждение, или же намеренный обман. Дело в том, что всякая научная интерпретация также не лишена мифологии, тем более если является частью некой исторической концепции, построенной на определенных религиозно-философских методологических основаниях. А всякая абсолютизация какой-то одной научной интерпретации истории – уже целенаправленное создание очередного мифа, может быть, нового, а может, возрождение старого.

Иначе говоря, противоречие между традиционным и научным представлением об истории не разрешается в результате победы одной из интерпретаций, потому что в этом случае всего лишь торжествует какой-то очередной миф.

Все эти рассуждения вовсе не означают, что научное понимание истории – это плохо, а мифологическое представление – хорошо (или наоборот). Это всего лишь напоминание о том, что упование на всесилие науки и рационального знания вообще – тоже миф. И ограниченность научного понимания окружающего мира и, в частности, истории нужно принимать как данность. Поэтому строго научное представление об истории – дело относительно узкого круга профессионалов, которые понимают всю сложность и неоднозначность исторического познания, владеют специальными методами и методологиями и готовы к обоснованной защите своей точки зрения в дискуссиях со своими столь же подготовленными коллегами.

Но если говорить об историческом сознании народа, о том, как себе представляет историю б?льшая часть общества, невозможно обойтись без признания того, что в этих представлениях значимую роль продолжает играть историческая мифология как важнейшая часть общей исторической памяти, а значит, и единого исторического сознания. И в этом нет ничего плохого и страшного. Пытаться превратить историческую память в исключительно «научную» – не только очередной миф, но и разрушение исторической памяти, а значит, уничтожение народа, намеренное разрушение его национальной и духовно-политической идентичности.

Нынешнее поколение отечественных историков стоит перед необходимостью создания новой интерпретации русской истории, которая смогла бы стать идейной основой возрождения народа, помогла бы народу осознать свое место в новом мировом пространстве и которая была бы основана не только на научном знании, но и на традиционных ценностях русского народа и всех народов России.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 3 июля 2017 > № 2258192 Сергей Перевезенцев