Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Выступление и ответы на вопросы Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова на V Международной конференции «Средиземноморье: Римский диалог», Рим, 6 декабря 2019 года

Прежде всего, спасибо, что в очередной раз меня пригласили на этот уважаемый Форум.

Средиземноморье – уникальный регион на стыке Европы и Азии, перекресток важнейших логистических и энергетических маршрутов, место пересечения цивилизаций и культур, колыбель основных мировых религий. Его государства обладают всем необходимым для динамичного, устойчивого развития и процветания.

Ситуацию в южной части региона – на Ближнем Востоке, который стал жертвой агрессивных односторонних подходов, геополитической инженерии – нельзя признать удовлетворительной. Целый ряд стран поражен социально-политическими кризисами. Сохраняется террористическая угроза. Продолжается размывание уникальной этнической и конфессиональной мозаики, в частности, уже значительно сократилось христианское присутствие.

В попытках пересечь Средиземное море ежегодно гибнут сотни, если не тысячи людей.

Понятно, что методами шантажа, давления и угроз обеспечить устойчивую стабилизацию Ближнего Востока не получится. Распутать многочисленные региональные узлы можно лишь на принципах международного права и взаимоуважительного сотрудничества с опорой на универсальный дипломатический инструментарий.

И кое-что сейчас уже получается. Хорошим примером эффективности многосторонней дипломатии я бы назвал ситуацию вокруг Сирии. В результате работы стран-участниц Астанинского формата – России, Ирана и Турции – удалось запустить политический процесс, хотя и не без проблем и с задержками, но все-таки создать Конституционный комитет. Обстановка в Сирии в целом возвращается в нормальное, мирное русло, за исключением ряда неподконтрольных законным сирийским властям районов на севере страны. Как отметил Президент Российской Федерации В.В.Путин, выступая в октябре этого года на заседании дискуссионного клуба «Валдай», сирийское урегулирование может стать своего рода моделью разрешения региональных кризисов.

Опасным очагом нестабильности остается Ливия, которая стала рассадником разномастных террористов. Ее государственность глубоко подорвана в результате авантюры НАТО. Страна по-прежнему в состоянии раскола, не затихают междоусобные вооруженные распри, а экономика и социальная сфера деградируют. Очевидно, что конфликт может быть урегулирован исключительно политическим путем, через инклюзивный, межливийский диалог. Усилия международного сообщества на данном направлении необходимо, конечно же, «оживить». В этой связи мы отмечаем инициативу Канцлера ФРГ А.Меркель по созыву в Берлине международной конференции в интересах ливийского урегулирования. Разумеется, важно учесть опыт предыдущих конференций такого рода, которые проводились по Ливии в июле 2017 г. в Париже и в ноябре прошлого года в Палермо. Нельзя ни в коем случае забывать об итогах встречи Председателя Президентского совета, Премьер-министра Правительства национального согласия Ливии (ПНС) Ф.Сарраджа и главнокомандующего Ливийской Национальной Армией маршала Х.Хафтара в Абу-Даби в феврале этого года. Главное, чтобы в полной мере уважались резолюции и прерогативы Совета Безопасности ООН, обеспечивалось полноценное участие всех основных ливийских политических сил и заинтересованных внешних игроков, включая всех соседей Ливии, Африканский союз, Лигу арабских государств.

Велика угроза дестабилизации обстановки в Ираке. Международное сообщество, конечно же, должно оказывать всестороннюю поддержку иракским властям в борьбе с остатками Исламского государства и других террористических группировок. Растущее значение приобретает координация действий в рамках Багдадского информационного центра, который был создан Россией, Ираком, Ираном и Сирией, а также взаимодействие Багдада с Дамаском по антитеррористической зачистке сирийско-иракской границы.

Россия неизменно выступает в пользу сохранения суверенитета, независимости и территориальной целостности Ливана, который сейчас переживает очередной политический кризис. Острые вопросы национальной повестки должны решаться самими ливанцами. Принципиально важно сохранить закрепленный в конституции Ливана баланс интересов между ведущими политическими силами и этноконфессиональными группами.

Призываем к преодолению напряженности в Персидском заливе через диалог. Это предусмотрено уже достаточно давно в сформулированной российской Концепции коллективной безопасности в заливе. Последовательная реализация этой идеи позволит заложить фундамент для формирования архитектуры взаимного доверия во всем ближневосточном регионе.

Безусловно, надежно стабилизировать все средиземноморское пространство невозможно без создания независимого, жизнеспособного палестинского государства. Только двугосударственное решение, которое сейчас пытаются подменить некой «сделкой века», способно удовлетворить чаяния палестинского народа, надежно обеспечить безопасность Израиля и региона в целом. Востребовано скорейшее возобновление переговоров между палестинцами и израильтянами для достижения всеобъемлющего, долгосрочного, справедливого, урегулирования на общепризнанной международно-правовой основе. Россия продолжит содействовать преодолению межпалестинского раскола на основе политической платформы Организации освобождения Палестины.

Тревожит и развитие ситуации на другом берегу Средиземного моря – на Балканах. Государства региона без учета волеизъявления их народов настойчиво затягиваются в Североатлантический альянс. Растет количество учений и маневров, численность морской группировки альянса в Восточном Средиземноморье постоянно увеличивается. Результат таких действий предсказуем – появление новых разделительных линий, усугубление дефицита взаимного доверия. О потоках беженцев, которые захлестнули Европу и с которыми Европа до сих пор вынуждена разбираться, я уже упоминал.

В целом мы убеждены, интересам как Севера, так и Юга Средиземноморья отвечают не «игры с нулевой суммой», а коллективная работа по нейтрализации общих вызовов и угроз. В этих целях считал бы полезным более активно задействовать созидательный потенциал ОБСЕ, включая продвижение через нее позитивных общеприемлемых подходов к проблемам Балкан. Мы активно поддерживаем взаимодействие Организации с ее средиземноморскими партнерами.

По-моему, превратить регион в зону мира, стабильности, безопасности, созидательного партнерства можно лишь на прочной основе международного права, прежде всего, на основе принципов Устава ООН и Хельсинкского Заключительного акта, а от архаичных инструментов сдерживания, блоковой философии надо решительно освобождаться.

Вопрос (перевод с английского): Я хотел бы вернуться к вопросу Ливии. Считаете ли Вы, что Берлинская конференция, которую Вы упомянули, сможет дать надежду на разрешение конфликта в том смысле, что прекращение огня уже стало бы значительным прогрессом?

Как Вы, безусловно, знаете, американские источники неоднократно сообщали в последнее время о том, что в Ливии находятся российские наемники, которые воюют на стороне командующего Ливийской национальной армией Х.Хафтара. Как Вы можете это прокомментировать?

С.В.Лавров: Насчет Берлинской конференции, я говорил, что нужно учитывать опыт конференций, которые проходили два года назад в Париже, год назад в Палермо, и договоренности, достигнутые в феврале этого года между Ф.Сарраджем и Х.Хафтаром. Как Вы знаете, они предусматривают реформу Президентского совета, создание нового правительства национального единства, договорённость о доходах от нефти, разработку новой конституции. Без понимания по таким ключевым вопросам очень трудно рассчитывать на то, что просто собраться в одном месте – Берлине, Палермо, где угодно – будет достаточно для того, чтобы кризис начал разрешаться сам по себе.

Мы участвовали в подготовительных мероприятиях Берлинской конференции. Нас немного удивило, что на конференцию не приглашены ливийские стороны и все соседи Ливии. Считаем это упущением. Надеюсь, что за оставшееся время будут предприняты шаги, чтобы число участников было действительно инклюзивным. Среди них я бы особо выделил Африканский союз (АС). В 2011 г. АС до того, как НАТО осуществило свою авантюру, пытался урегулировать ливийский кризис через диалог между М.Каддафи и оппозицией. Но тогда возобладала другая точка зрения, и был взят откровенный курс на свержение режима. Результаты мы расхлебываем до сих пор, в первую очередь, страны Ближнего Востока и Севера Африки, Европы (особенно средиземноморские государства).

Конечно, кто может выступать против прекращения огня? После того, как договорённости в Абу-Даби были забыты, была объявлена военная кампания. Понятно, что стороны, учитывая вооружения, которые у них имеются, не смогут достичь военной победы. Одно это должно заставлять садиться за стол переговоров и возвращаться к пониманиям, достигнутым в Абу-Даби. Спецпосланник Генсекретаря ООН по ливийскому урегулированию Г.Саляме пару месяцев назад брифинговал СБ ООН. У него есть свои подходы, которые мы разделяем и поддерживаем. Надеюсь, что все без исключения внешние игроки будут подталкивать своих сторонников в Ливии в одном и том же направлении – переговорного стола. Мы являемся одной из немногих стран, которые поддерживают отношения со всеми без исключения ливийскими игроками – Ф.Сарраждем, А.Салехом, Х.Хафтаром, Х.Гвейлом, другими персонажами политического ландшафта этой страны, которую, по сути, разрушили. Мы стимулируем их именно в этом направлении.

Что касается слухов, которые распространяют наши американские коллеги, то почему-то, когда по всему миру (если мы говорим о средиземноморье, возьмите ту же Сирию) официально появляются военнослужащие армий стран НАТО, которых никто не приглашал, о них никто не задает вопросов. Они как бы присутствуют там по факту и имеют на это право. Но как только что-то где-то происходит, обязательно какой-нибудь «Bellingcat» или прочие НПО будет подбрасывать материалы о том, что Россия опять где-то что-то делает не так. Читал, что в Савойе обнаружили российское «шпионское гнездо». Правда, дальше там написано, что никакой шпионской деятельности за ним не замечено, но гнездо все равно шпионское. Нас уже видели и в Чили, как вы знаете. Там мы тоже занимаемся беспорядками и участием во внутриполитической борьбе. Мне кажется, нужно просто быть честными. Нет, никакого секрета (здесь все грамотные люди) – все знают, кто фактически поддерживает воюющие стороны в Ливии. Давайте не будем об этом забывать. Сейчас лучше не гоняться за сенсациями, а заниматься делом. Для этого важно вернуться к договорённостям Абу-Даби и их выполнить.

Вопрос (перевод с английского): Хотел бы вернуться к еще одной теме, которую Вы затронули в Вашем вступительном слове, – Сирия. Многое произошло с момента Вашего приезда сюда в прошлом году, а именно турецкая операция на севере Сирии, возвращение сирийских и российских военных на север страны. Сегодня утром мы слышали от Министра иностранных дел Турции М.Чавушоглу, что турки чувствуют себя вправе и обязанными предпринимать шаги по борьбе с террористическими группировками (как они их называют) на севере Сирии. С такой группировкой – Сирийскими демократическими силами (СДС) командующий российской группировкой войск в Сирии генерал-лейтенант А.Чайко несколько дней назад достиг соглашения о вводе российских войск дополнительно в три населенных пункта на Севере Сирии. Как, на Ваш взгляд, считаете, можно разрешить эту ситуацию на границе?

Вы говорили об Астаниском процессе, Конституционном комитете, но этот дипломатический процесс все еще идет очень медленно, если вообще есть какой-то прогресс. Создается ощущение, что поскольку протестные районы сокращаются до небольших размеров, сирийское правительство может справедливо решить, что у него есть возможность выиграть войну. И обычно если кто-то считает, что победит, то он не испытывает желания вести переговоры. Почему Вы считаете, что политическое решение в Сирии все еще возможно?

С.В.Лавров: Когда мы занимаемся содействием сирийскому урегулированию, добиваемся реальных шагов в этом направлении, мы всегда думаем о безопасности региона и необходимости устранить, прежде всего, террористическую и другие угрозы безопасности стран региона.

Если мы говорим о палестино-израильском конфликте, вообще о позиции Израиля по проблемам окружающего эту страну региона, то Президент России В.В.Путин всегда неукоснительно подчеркивает, что мы очень серьезно относимся к озабоченностям Израиля в сфере безопасности. Точно так же серьезно мы относимся к озабоченностям любой другой страны региона в сфере безопасности, в т.ч. нашего доброго партнера – Турецкой Республики. Можно спорить, согласны ли специалисты с объяснениями, которые мой друг М.Чавушоглу презентовал здесь, или нет. Факт остается фактом – Турция уже не один год обращала внимание на эту проблему, говорила, что будет вынуждена решать ее, имея в виду в т.ч. Аданское соглашение между Турцией и Сирией 1998 г. Видимо, осознав серьезность этих подходов Турции, США начали с ними вести разговор о том, как эти озабоченности устранить. Вы знаете, чем это закончилось. Какой-то общеприемлемой базы не было найдено, и США объявили о выходе из Сирии. Правда, потом вспомнили, что они там забыли нефть, которая им, конечно же, не принадлежит. Это отдельная тема.

Когда Турция начала операцию, о неизбежности которой, хочу подчеркнуть, она предупреждала давно (все прекрасно понимали, что Анкара всерьез обеспокоена этой историей), мы тут же вступили в прямой диалог с нашими турецкими коллегами. Операция «Источник мира» была заморожена, остановлена. Вместо всей 444-километровой границы район проведения операции был зафиксирован на протяженности 100 км, а на остальной приграничной территории стали действовать договоренности президентов В.В.Путина и Р.Т.Эрдогана: вооруженные формирования и вооружения курдов отходят на 30 км к югу от границы, а в 10-километровой полосе внутри этой зоны осуществляется совместное патрулирование российской военной полицией, турецкими военнослужащими и, конечно же, туда выдвигаются пограничники Сирии.

Эти договоренности приветствовали и курды, и Дамаск. Правда, потом, когда США заявили, что они там забыли нефть, и им надо опять вернуться, чтобы ее «покараулить», пораспоряжаться, как им заблагорассудится, курды начали «вибрировать». Хотя до этого мне казалось, что они вняли нашим аргументам о том, что только прямая договоренность с официальными властями Сирии может надежно решить все проблемы, которые курды там испытывают. Надеюсь, что жизнь научит наших курдских друзей. Последнее развитие событий с зигзагами американской политики должно их убедить, что нет другого пути, кроме как договариваться в рамках единого сирийского государства и не делать ставку на тех, кто хочет Сирию раздробить и поджечь фитиль под бомбой, каковой является курдская проблема для многих стран региона. Мне кажется, сейчас у нас выполняются договоренности, о которых Вы поинтересовались. Думаю, это существенно стабилизировало ситуацию. Как минимум, это уже точно позволило существенно расширить контроль законного сирийского правительства над территорией своей собственной страны.

Второй вопрос был про Астанинский формат. Он был создан, когда ничто другое не работало. С. де Мистура, мой добрый друг, который здесь присутствует, помнит, с каким трудом в 2016 г., в последний год администрации Б.Обамы, мы пытались запустить Женевский процесс. Сначала хотели сделать очередную встречу в апреле, потом в мае, потом после священного месяца Рамадан, потом в сентябре, потом в октябре и т.д. Ничего из этого не получалось.

Астанинский процесс основывается на очень простой логике. До его запуска нигде не было ни одного форума, на котором друг против друга сидели бы люди, представляющие воюющие стороны. По большому счету, были контакты между правительствами и эмигрантами. А те, кто воюет с правительством «на земле», – вооруженная оппозиция, не разговаривали между собой. Астанинский формат пробил эту брешь и запустил процесс, объединивший делегации от правительства, от вооруженной оппозиции, трех стран-гарантов (Россия, Турция, Иран) и стран-наблюдателей. Изначально наблюдателем была Иордания. Также мы приглашали США – они пару раз приехали, потом отказались – это их дело, мы сейчас не американской политикой здесь занимаемся. В дополнение к Иордании наблюдателями стали Ирак и Ливан.

Уже 14-я встреча в Астанинском формате пройдет на следующей неделе в столице Казахстана. Будет рассмотрен ход выполнения договоренностей о деэскалации, завершении борьбы с остатками террористических группировок. Там же будут рассматриваться гуманитарные вопросы, включая оказание гуманитарного содействия сирийскому населению, создание условий для возвращения беженцев, обмен пленными и удерживаемыми лицами. Конечно же, будет рассмотрен политический процесс.

Я не буду делать каких-то оценок, насколько успешно развивается или слишком медленно выстраивается Конституционный комитет после всего двух сессий. Процесс только-только начался. Я сегодня упоминал палестино-израильский конфликт. Сколько мы уже терпим? В каком году была принята «Дорожная карта» урегулирования, рассчитанная на шесть месяцев, в 2003? Сколько лет прошло? Почему-то никто не беспокоится о том, что медленно развивается выполнение решения Совета Безопасности ООН по палестино-израильскому урегулированию.

Конституционный комитет мог бы быть создан и работать уже год, если бы наши западные коллеги не воспрепятствовали его созыву еще год назад. Когда в декабре прошлого года Ваш покорный слуга вместе с министрами иностранных дел Ирана и Турции М.Д.Зарифом и М.Чавушоглу вылетели в Женеву на встречу с С. де Мистурой и его коллегами, привезли согласованный правительством Сирии и оппозицией список, западные коллеги сделали все, чтобы он не был в то время одобрен. В итоге мы совершенно точно потеряли целый год зря.

Насчет того, стимулирует ли положение «на земле» Б.Асада к переговорам. Летом 2015 г., когда бандиты стояли у пригорода Дамаска, Б.Асад призывал начать политический процесс. Весь западный лагерь, который поддерживал этих бандитов, категорически не хотел этого делать. Сейчас, когда мы начали Астанинский процесс, положение изменилось в противоположную сторону. Благодаря поддержке ВКС России сирийская армия в корне изменила ситуацию «на земле» в свою пользу. Тем не менее, мы воспользовались своим влиянием на сирийское правительство, нашими добрыми отношениями и убедили его сначала согласиться на созыв Конгресса сирийского национального диалога, который состоялся в Сочи в январе 2018 года, а потом - поддержать решения этого Конгресса. С.Де Мистура знает, что с этим были проблемы: то, что продвигалось нашими ооновскими друзьями, не сразу было воспринято сторонами. Мы убедили наших коллег в Дамаске, что начать политический процесс будет лучшим выходом. Сейчас террористическое присутствие в результате применения концепции «зон деэскалации» съежилось на сирийской территории - осталось на северо-западе в Идлибе и на северо-востоке, где очень мутные отношения между американцами и их подопечными, в частности в районе Ат-Танфа. Тем не менее, сирийское правительство не отказывается от переговоров. Я сегодня встречался со спецпредставителем Генерального секретаря ООН по Сирии Г.Педерсеном. Мы с ним говорили о его впечатлениях от второго заседания Конституционного комитета. Никаких панических настроений он не испытывает и убежден, что сейчас стороны учатся привыкать друг к другу, учатся разговаривать друг с другом. Так что, могу Вас заверить, что мы не оставим своих усилий. Мы действуем не конъюнктурно, по принципу, что раз здесь можно достичь военной победы, то мы переговоры не будем вести. Это не наш подход. Знаю некоторых наших западных коллег, которые руководствуются такой логикой. Но это не мы.

Вопрос (перевод с английского): Если я спрошу Вас о том, что Вы думаете о президентских выборах в США в 2020 г., Вы мне не ответите. Поэтому спрошу Вас о том соображении, которое проистекает из недавнего саммита НАТО. Выведя свои немногочисленные войска из района сирийско-турецкой границы, Президент США Д.Трамп, кажется, оказал России услугу, в том смысле, что Россия получила возможность укрепить свои и без того весьма значительные позиции в Сирии. Одновременно в самой НАТО назрел кризис: США не советуется с союзниками по Альянсу, Турция проводит свою линию и т.д. Как Вы можете прокомментировать странную идею о том, что политика Д.Трампа играет на руку интересам России?

С.В.Лавров: Мы хотим быть партнерами и с США, и с Евросоюзом. У нас были нормальные, рабочие, прагматичные отношения с НАТО. Не мы эти отношения разрывали. НАТО перекрыла все каналы общения, включая регулярные встречи военных и несколько десятков ежегодных мероприятий, которые были нацелены на повышение эффективности борьбы с терроризмом. Оставляю это на совести НАТО. Если Альянс занимает такую позицию, мы одалживаться не собираемся. Не будем никого упрашивать. Мы уже привыкли за последние годы, что нам надо полагаться на себя, потому что наши западные коллеги как партнеры ненадежны.

Мотивы, по которым США принимают те или иные решения, я даже комментировать не собираюсь. Мы это воспринимаем как данность. Не стремимся найти в этом какую-то внутреннюю логику. Есть факт, надо этот факт оценивать так, как он того заслуживает.

Вопрос (перевод с английского): В последние недели и месяцы мы наблюдаем волну народных протестов против правительств в странах Ближнего Востока и Средиземноморья от Ливана до Ирака. Они отличаются от тех антиправительственных выступлений в 2011 г., которые окрестили «арабской весной». Есть общее, но есть и различия. В ряде случаев протестующие видят в Иране и иранском влиянии на ситуацию на Ближнем Востоке причину тех проблем, с которыми сталкиваются их страны. Какое влияние эти процессы имеют на геополитический баланс и ситуацию в регионе? Каково Ваше видение этих народных протестов? Ведь они не утихают, например, в Ираке недавно погибли около 400 человек.

С.В.Лавров: Эпоха пробуждения сознания масс была предсказана З.Бжезинским примерно 20 лет назад, когда все поняли, что конца истории, который прогнозировал Ф.Фукуяма, не произошло и не произойдет. В одной из своих книг З.Бжезинский написал, что сейчас главная проблема – не как наладить «концерт» между всеми ключевыми игроками, а как не допустить того, чтобы революции опять стали нормой в мире. Мы, наверное, в очередной раз должны отметить прозорливость этого аналитика и политика.

Теперь, что касается конкретных явлений. Всему международному сообществу надо понимать, чего мы хотим. Если мы хотим демократии, которую принесли в Ливию, то давайте так и скажем. Другое дело, если мы все-таки считаем, что каким бы авторитарным ни был режим М.Каддафи, но стабильность вообще не подвергалась сомнению, никаких проблем от Ливии Европа не видела. Был взрыв самолета над Локерби в 1988 году, но это - единичный случай, трагедия. То же самое в отношении Ливана, Ирана, Ирака. Мой коллега Госсекретарь США М.Помпео, комментируя ситуацию в Иране, несколько раз громогласно заявлял о том, что никто не имеет права лишать иранский народ возможности протестовать. Одновременно мало скрывается, что они хотели бы в Иране видеть смену режима, как они это делали в Ливии, Ираке. Результаты известны и всегда одинаковы: развал государства, всплеск терроризма, волны беженцев. Так же произошло и на Украине, хотя она далеко от Средиземного моря, но не так, чтобы очень далеко. Когда произошел государственный переворот, его тут же поддержали. Наши американские коллеги до сих пор стремятся там руководить всеми процессами, взяв страну на внешнее попечение.

Когда в том же году была попытка госпереворота в Гамбии, официальный представитель Государственного департамента США Дж.Ратке заявил таким железобетонным тоном, что США никогда и нигде не поддержат смены правительств антиконституционными методами. Как это соотносится с практическими действиямя США, думаю, вы знаете лучше меня.

Поэтому, конечно, корни всех этих явлений – социально-экономическое положение населения, неудовлетворенность состоянием дел, желание и стремление к лучшей жизни. Правительства должны реагировать на это. Считаю, что пытаться на волне этих естественных проявлений неудовлетворенности делать геополитику, просто безответственно и контрпродуктивно. Потому что вместо стабильности под названием «демократия» мы получаем настоящий хаос и развал государств. Я говорил о Ливане во вступительном слове. Там очень важно бережно относится к этой конструкции, которая была создана, не пытаться подменять ее чем-то, что в этой стране не работает.

То же самое в Иране. Да, там проблемы очень серьезные, в том числе из-за того, что американцы совершенно противоправно объявили санкции против этой страны, вышли из договоренностей СВПД, а всех остальных, включая Иран, заставляют его выполнять. Я даже не знаю, как это можно охарактеризовать. Это какой-то абсурд. Совершенно сюрреалистичный подход. Запрещают всем выполнять резолюцию СБ ООН, которую сами они объявили для себя недействующей. Если американский замысел заключается в том, чтобы удушить Иран экономически и стимулировать недовольство народа, то такой же замысел мы наблюдаем в отношении той же Венесуэлы. Складывается, так сказать, шаблон. Образ действий одинаковый: обвинять режим, как они его называют, во всем и вся, одновременно делать экономическую блокаду, арестовывать счета, воровать, по сути дела, золотой запас.

Мы все-таки за решение любых проблем путем инклюзивного диалога, будь то Венесуэла, будь то Ливан. Я надеюсь, что все-таки возобладает традиционное ливанское благоразумие и способность договариваться, будь то какая-либо любая другая стана.

Вопрос (перевод с английского): Господин Министр, Вы упомянули Украину. В действительности, Украина интересует все страны Средиземноморского региона и государства Ближнего Востока и Северной Африки, поскольку там разворачивается конфликт. 9 декабря состоится саммит «нормандского формата» в Париже. Туда едет Президент Российской Федерации В.В.Путин. Каковы возможные реальные ожидания от этой встречи? Прекращение огня или, возможно, что-то большее?

С.В.Лавров: Мы хотим, чтобы «нормандский формат» способствовал полному выполнению своего собственного продукта – Минских договоренностей, являющихся результатом многочасовых переговоров четырех лидеров «нормандского формата» в Минске, подписанных сторонами конфликтами, а именно представителями Киева, Донецка и Луганска, и в поддержку которых была принята резолюция 2202 СБ ООН. Когда нам все предыдущие годы при режиме П.А.Порошенко говорили, что Россия должна выполнить Минские договоренности, мы объясняли, что выполнять эти договоренности должны те, кто их подписывал, прежде всего, Киев, Донецк и Луганск. Мы готовы помогать, самыми разными путями – и политически, и через участие в миссии ОБСЕ, и многое другое. Сейчас, когда Президент В.А.Зеленский, действительно, проявил волю к тому, чтобы добиваться мира, несмотря на все те препоны, которые периодически возникают перед ним, прежде всего, со стороны, ультрарадикалов и неонацистов, наши европейские коллеги приветствуют прогресс, который был достигнут в выполнении предыдущих решений «нормандского формата» – разведение сил и средств на трех пилотных участках и фиксация на бумаге «формулы Ф.-В.Штайнмайера». Об этом договоренность была достигнута более трех лет назад. Но режим П.А.Порошенко категорически отказывался выполнять то, о чем условились лидеры четырех стран. Сейчас говорят, что удалось добиться прогресса, потому что Президент В.А.Зеленский стремится к миру. Правильно. Но у этого факта есть и другая сторона – он доказывает, что отсутствие прогресса до недавнего времени было целиком на совести прошлого украинского режима.

От «нормандского формата» будем ожидать дополнительных договоренностей, которые позволят ликвидировать этот конфликт и надежно обеспечить безопасность людей в Донбассе, их права, которые закреплены в Минских договоренностях (т.н. закон об особом статусе Донбасса), Наверное, это невозможно сделать за один день, но нужно терпеливо добиваться этого. Чем быстрее мы будем это делать, тем лучше для всей Украины. Конечно, в Париже на этом «саммите» мы очень хотим услышать от Президента В.А.Зеленского, как он сам-то видит движение вперед. Потому что его окружение – официальные лица, министры, члены парламента от его фракции «Слуга народа» – выступает с очень противоречивыми заявлениями. Министр иностранных дел Украины В.В.Пристайко, например, недавно сказал, что они посмотрят, как пойдут дела в Париже 9 декабря, и, может быть, после этого решат, оставаться им в Минских договоренностях или нет. Такое простенькое, но достаточно интересное заявление. Звучат заявления, что не будет никакой амнистии, как она предусмотрена Минскими договоренностями. Звучат заявления и о том, что закон об особом статусе Донбасса, может быть, и не стоит продлевать (а он истекает в конце декабря этого года), хотя должен быть до конца года на постоянной основе закреплен в Конституции Украины. Нам говорят, что они подумают, может быть, напишут новый закон об особом статусе. Что это значит? Как это вписывается в обязательства выполнять Минские договоренности? Мы не знаем. Поэтому вопросов немало. И конечно, когда официальные украинские деятели заявляют, что ни о каком прямом диалоге между Киевом и Донецком и Луганском не может быть и речи, то это вопиющее игнорирование всего и вся. Минские договоренности зиждятся на прямом диалоге между Киевом, Донецком и Луганске. Нам будет очень важно понять на этой встрече, как Президент В.А.Зеленский видит достижение своей предвыборной цели – обеспечить мир на востоке Украины.

Россия. Италия > Внешэкономсвязи, политика > mid.ru, 6 декабря 2019 > № 3245361 Сергей Лавров

Тема недели: ОПЕК+ играет на опережение

Всю прошедшую неделю энергетическую повестку «держала» министерская встреча ОПЕК+ (JMMC), которая состоялась 5–6 декабря в Вене. От нее ожидали, что нефтяные экспортеры займут более агрессивную позицию и захотят усилить сокращение добычи. Ожидания были не напрасны, уже по итогам первого дня переговоров цены на нефть уверенно росли. Второй день, 6 декабря, принес известие, что страны, входящие в соглашение ОПЕК+, все же договорились о новых квотах: 500 тыс. б/с к существующему ограничению в 1,2 млн б/с на I квартал 2020 года. В частности, наша страна обязуется снизить добычу на 300 тыс. б/с без учета газового конденсата.

Напомним, что перед встречей довольно активно распространялась информация о ряде противоречий между Саудовской Аравией и Россией, крупнейшими экспортерами нефти, от которых и зависит судьба соглашения.

Однако уже после итогов встречи министров энергетики двух стран, которая состоялась перед министерской встречей ОПЕК+, все опасения были сняты. Александр Новак оценил ее позитивно: «У нас прошла конструктивная встреча, сейчас мы обсудим с коллегами и вам все расскажем по результатам сегодняшней встречи, о чем договорились», — объявил он журналистам.

Он также добавил, что Россия без учета конденсата немного перевыполняет сделку по снижению добычи ОПЕК+: «Если брать без учета конденсата, прироста его добычи, чисто нефть, то у нас показатель как раз выходит на уровень 225-230 тыс. баррелей», — цитирует министра «Интерфакс».

Дальнейшие переговоры министров стран ОПЕК+ продемонстрировали решимость нефтяных производителей бороться за стоимость сырья, причем единым фронтом.

В частности, президент ОПЕК, министр нефти Венесуэлы Мануэль Кеведо указал, что выполнение сделки ОПЕК+ всеми странами-участницами является ключом к более активным действиям. В настоящее время договор предусматривает сокращение добычи на 1,2 млн б/с от уровня октября 2018 года.

Позже мировые агентства распространили информацию о том, что Саудовская Аравия настаивала на дополнительном сокращении добычи, однако, неожиданно против этого высказался Кувейт. Один из обсуждаемых вариантов предполагает выбывание с рынка еще 800 тыс. баррелей в сутки.

Любопытно, что консолидированную позицию за большее сокращение добычи высказался даже Иран: «Если члены ОПЕК договорятся о более значительном сокращении добычи нефти, я поддержку это», — цитирует министра нефти страны Бижана Зангане агентство Bloomberg. При этом он добавил, что груз дополнительного снижения производства должен лечь на те государства, которые сейчас не выполняют обязательств.

Позже пришло известие о том, что в результате JMMC рекомендовал сократить квоту на добычу нефти группой на 500 тыс. б/с. Александр Новак сообщил, что страны ОПЕК+ согласны исключить конденсат из расчетов квот по сокращению добычи нефти в рамках сделки: «ОПЕК не учитывает конденсат, учитывает только нефть. Поэтому будет такая же методика учитываться для стран не-ОПЕК», — указал министр. Кроме того, он рассказал, что ОПЕК+ дополнительно встретится в марте для обсуждения ситуации и принятия дальнейшего решения по сделке альянса.

Стоит отметить, что сокращение добычи скорее все «оценят» и сланцевые производители.

По мнению главы OMV Райнера Зеле, нефтедобыча в США реагирует на более низкие цены на нефть и испытывает давление акционеров, а учитывая, что на благоразумие Трампа при переговорах с Китаем надеется не приходится, сланцевому сектору остается полагаться только на здравомыслие ОПЕК+.

Отраслевые эксперты заявили «НиК», что итоги венской встречи однозначно поддержат нефтяной рынок и IPO Saudi Aramco.

Руководитель информационно-аналитического центра «Альпари» Александр Разуваев считает, что рекомендации по сокращению добычи — это игра на опережение, поскольку нынешняя стоимость нефти всех устраивает:

«Сокращение спроса и увеличение предложения ожидается только в 2020 году», — заявил эксперт в интервью «НиК».

По его словам, в какой-то степени это решение помогает и Саудовской Аравии, поскольку первые две недели после размещения (акций Saudi Aramco) очень важны.

Независимый эксперт Вячеслав Мищенко отметил, что еще перед встречей рынок ожидал корректировки добычи странами ОПЕК+, однако уровень ее был непонятен: «Соглашение ОПЕК+ эффективно работает как психологически, так и рыночными способами. Оно стабилизирует рынок», — пояснил эксперт.

Однако, по его мнению, скачков цен после встречи ожидать не стоит, поскольку ее итоги уже заложены в нынешнюю стоимость нефти:

«Крупные энергетические мировые агентства прогнозировали в 2020 году перепроизводство на нефтяном рынке, что стало причиной распространения „медвежьих“ настроений.

Сейчас страны вернулись на первоначальный уровень сделки, который был в начале 2017 года. Тем не менее, встреча показала, что консенсус между странами картеля и не картеля, в первую очередь Россией, найден. Это позитивно повлияет на рынок, но и скачков цены не ожидается», — подчеркнул Мищенко.

Он также отметил, что стабильное функционирование нефтяного рынка очень важно и Саудовской Аравии перед историческим IPO Saudi Aramco.

Екатерина Вадимова

ОПЕК договорилась о квотах

Страны ОПЕК договорились о сделке ОПЕК+ по сокращеню добычи на заседании в Вене 5 декабря. Об этом сообщили министр нефти Ирана Бижан Зангане и министр энергетики Саудовской Аравии Абдулазиз бен Салман Аль-Сауд.

Да, у нас есть согласие», — сказал Зангане. «Мы достигли соглашения со всеми участниками ОПЕК», — сказал принц Аль-Сауд.

Однако детали договоренностей на раскрываются. Сегодня их предстоит обсудить на общей встрече всех участников сделки ОПЕК+: как со странами ОПЕК, так и участниками не-ОПЕК. коме того, пока неизвестно, как будут распределены квоты между участниками сделки.

Ранее министерский мониторинговый комитет ОПЕК+ рекомендовал ужесточить квоты еще на 500 тыс. б/с к действующему до конца марта ограничению в 1,2 млн б/с.

Встреча совместной комиссии по выполнению всеобъемлющего плана действий по иранской ядерной программе завершилась в Вене, передает корреспондент РИА Новости.

Переговоры, на которых в том числе обсуждался вопрос судьбы объекта в иранском Фордо после возврата санкций США, продлились около трех часов.

В 2015 году "шестерка" (Великобритания, Германия, Китай, Россия, США, Франция) и Иран объявили о достижении Совместного всеобъемлющего плана действий. Соглашение предполагало снятие санкций в обмен на ограничение ядерной программы Ирана. Сделка в первоначальном виде не прожила и трех лет. США в прошлом году вышли из сделки с Ираном, восстановив санкции против страны. Тегеран заявил о поэтапном сокращении своих обязательств в рамках соглашения. Европейские участники сделки стремятся сохранить ее.

Президент России Владимир Путин поздравил с днем рождения народного артиста СССР, режиссера Владимира Наумова и отметил, что его фильмы стали настоящим явлением в культурной жизни россиян, соответствующая телеграмма опубликована на сайте Кремля.

"Вы посвятили себя служению искусству, добились выдающихся успехов в сложной профессии кинорежиссёра. Творческий труд и самоотдача, необычайно острое ощущение эпохи помогли Вам создать фильмы, которые стали настоящим явлением в культурной жизни страны, нашли отклик в сердцах зрителей разных поколений. Желаю Вам и Вашей семье здоровья и благополучия", - говорится в телеграмме.

Наумов отмечает в пятницу свой 92-й день рождения.

Одной из самых известных работ Наумова (совместно с Александром Аловым) стал фильм "Бег" - первая экранизация произведений Михаила Булгакова в СССР. Лента Наумова "Тегеран-43", снятая в 1980 году, стала одним из лидеров советского кинопроката, в ней снялись звезды мирового киноэкрана Курд Юргенс, Клод Жад и Ален Делон.

АВТОРСКАЯ КОЛОНКА АЛЕКСАНДРА НОВАКА ДЛЯ ЖУРНАЛА «ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА»

Деятельность Минэнерго России по развитию отраслей ТЭК неизменно сосредоточена на ряде приоритетных направлений, обозначенных Президентом и Правительством страны. В первую очередь, это наращивание ресурсной базы углеводородов, реализация инфраструктурных проектов, диверсификация экспортного потенциала, снятие административных барьеров, совершенствование нормативной правовой базы, повышение доступности источников энергии, развитие собственных, в том числе цифровых, технологий, укрепление международного сотрудничества. Эти и ряд других ключевых задач стали основным целевым ориентиром энергетической политики страны. И мы видим, что те показатели работы отраслей ТЭК, которые руководством страны были обозначены в качестве приоритетных 5-7 лет назад, либо уже выполнены, либо находятся на финальной стадии реализации. В этой связи завершающийся 2019 год может стать одним из наиболее знаковых для развития отраслей российского ТЭК за последние годы и положить начало для перехода функционирования российской энергетики на новый – значительно более высокий - уровень.

Стратегическое планирование

Ввиду складывающейся нестабильной ситуации на внешних энергетических рынках, санкционного давления особенную значимость приобретает утверждение указом Президента России в мае текущего года документа стратегического планирования в сфере национальной безопасности страны - Доктрины энергетической безопасности Российской Федерации, которая учитывает текущие изменения в международной обстановке и внутренней политике, обозначает приоритетные задачи по обеспечению энергобезопасности и пути их достижения, в частности, предполагает формирование системы управления рисками энергетической безопасности страны.

С учетом положений доктрины, а также поручений руководства страны доработан проект Энергетической стратегии Российской Федерации на период до 2035 года – основной документ стратегического планирования в сфере энергетики. В нем определены цели, перспективы и направления развития российской энергетики, сформулированы основные задачи, индикаторы и ключевые меры их решения.

Эти документы будут содействовать достижению структурно и качественно нового состояния энергетики, а, следовательно, и динамичному социально-экономическому развитию страны в целом.

Россия и мир

В условиях глобализации мировой экономики, когда наиболее масштабного эффекта в любой отрасли можно добиться исключительно совместными усилиями, весомый акцент Минэнерго России делает на развитии международного сотрудничества и координации действий по балансировке мирового рынка энергоресурсов. Удачным примером такой кооперации уже не первый год служит Соглашение о сотрудничестве ОПЕК+. В июле действие решения о добровольной корректировке объемов добычи было пролонгировано до 31 марта 2020 года. Важно, что участники соглашение неизменно подтверждают приверженность достигнутым договорённостям, убеждаясь, что совместные действия ОПЕК+ - гарант стабильности и предсказуемости мирового нефтяного рынка.

Важным направлением для Российской Федерации является развитие сотрудничества в сфере ТЭК с государствами – членами Евразийского экономического союза (ЕАЭС). В мае этого года президенты пяти государств ЕАЭС подписали протокол о создании общего электроэнергетического рынка, что позволит на качественно новом уровне использовать преимущества параллельной работы энергосистем государств – членов. В будущем году продолжится формирование общих рынков газа, нефти и нефтепродуктов ЕАЭС.

Также в 2019 году состоялись многосторонние встречи в рамках Форума стран-экспортеров газа, Мирового энергетического конгресса, Саммита глав государств и правительств «Группы 20». Ведется поступательная работа по расширению двустороннего взаимодействия с рядом стран. Прошли заседания Межправительственных комиссий Российской Федерации с представителями Алжира, Ирана, Турции, Катара. С одними из наших ведущих партнеров на Ближнем Востоке - Саудовской Аравией - в течение года было проведено рекордное количество двусторонних мероприятий, ключевое из которых – официальный визит Президента Российской Федерации в Саудовскую Аравию. Это событие стало знаковым для двусторонних отношений: удалось обсудить сотрудничество на мировом рынке нефти, развитие двусторонних отношений, подписать ряд документов.

Особенно отмечу возобновление переговорного процесса с украинскими партнерами в формате Россия – Евросоюз – Украина по условиям продолжения транзита российского газа через территорию Украины после 2019 года.

Нефтяной задел

Несмотря на волатильность мировых рынков, нефтяная отрасль России уже который год демонстрирует тенденцию к устойчивому развитию. По предварительным прогнозам, в 2019 году добыча будет чуть больше значений прошлого года – на уровне 556-560 млн тонн.

В течение года крупнейшими отечественными нефтяными компаниями введены в эксплуатацию более десятка знаковых месторождений. Наиболее крупное из них - Западно-Эргинское в Ханты-Мансийском автономном округе – Югре. Извлекаемые запасы месторождения составляют 23 млн т нефти. Для эффективной добычи трудноизвлекаемых запасов Эргинского проекта применяются самые современные технологии, в том числе, управляемое в режиме реального времени горизонтальное бурение и многостадийный гидроразрыв пласта. Началась полномасштабная разработка Ачимовских залежей, запасы которых в месте бурения оцениваются в 35 млн тонн нефти и также относятся к категории трудноизвлекаемых.

Отмечу, что в этом году технологический центр «Бажен» первым в России провел 18-стадийный гидроразрыв пласта (ГРП) в интервале баженовской свиты – для российской нефтяной отрасли это гидроразрыв пласта с рекордным количеством стадий, скоростью и объемом закачиваемой в породу жидкости. Это позволило в 2,2 раза повысить приток баженовской нефти.

Одновременно продолжается работа по недопущению падения добычи в традиционных регионах, привлечению дополнительных инвестиций в отрасль, а, следовательно, предотвращению падения налоговых поступлений в бюджет. С января текущего года начала действовать новая налоговая система в виде налога на дополнительный доход от добычи углеводородного сырья (НДД), который позволяет перераспределить фискальную нагрузку на недропользователей и перенести основную ее часть на более поздние этапы разработки месторождений. Сейчас НДД применяется к пилотным группам месторождений, в течение двух-трех лет мы проанализируем результат и, возможно, распространим НДД на всю отрасль.

В качестве дополнительных мер стимулирования нефтяной отрасли реализуется «дорожная карта» по освоению нефтяных месторождений и увеличению объемов добычи нефти, которая предусматривает проведение ряда мероприятий до 2022 года. В текущем году начат ее первый этап – инвентаризация месторождений, что позволит оценить величину рентабельно извлекаемых запасов нефти и в дальнейшем послужит первым индикатором уровня экономической эффективности разработки запасов. По итогам инвентаризации запланирована проработка вопроса по совершенствованию законодательства о налогах и сборах, выравнивающих уровень рентабельности для разработки различных категорий запасов нефти. Завершается оценка сложившейся дифференциации налоговых условий геологического изучения, разведки и добычи нефтяного сырья, которая позволит сформировать подходы к разработке соответствующих стимулирующих мер.

Должен отметить, что в течение года отрасль столкнулась с непростой ситуацией, связанной с качеством нефти в нефтепроводе «Дружба», по которому российская нефть экспортируется Белоруссию, Украину, Польшу, Германию, Чехию и Венгрию. Важно, что все стороны - Минэнерго России и Правительство страны в целом, «Транснефть», нефтяные компании, потребители - были настроены на конструктивную совместную работу по устранению последствий, благодаря чему удалось в возможно короткие сроки восстановить качество нефти и возобновить поставки. Приняты соответствующие меры по наказанию виновных и недопущению подобных ситуаций в будущем. На данном этапе Минэнерго ведет непрерывный мониторинг качества нефти в сиcтеме магистральных нефтепроводов «Транснефти». Несмотря на сложившуюся непростую ситуацию, в конечном итоге наша страна продемонстрировала, что Россия – надежный партнёр и поставщик, который в любой ситуации несет ответственность перед потребителями, имеет все ресурсы оперативно справиться с внештатной ситуацией, всегда готов к диалогу и компромиссу. Уверен, это очень важно для долгосрочных отношений с партнерами.

Продолжилась реализация проектов по строительству и реконструкции трубопроводов для транспортировки нефти. Завершено расширение трубопроводной системы «ВСТО» на участке «Тайшет» – «Сковородино» до 80 млн тонн в год и на участке «Сковородино» – «Козьмино» до 50 млн тонн в год, а также реконструированы магистральные нефтепроводы для транспортировки нефти на нефтеперерабатывающие заводы Краснодарского края.

Что касается внутреннего рынка нефтепродуктов, то мы ожидаем, что объем первичной переработки нефти и газового конденсата будет чуть меньше прошлого года. Глубина переработки нефти и газового конденсата останется на уровне аналогичного периода 2018 года. Производство автобензина, по нашим расчетам, увеличится на 2% и достигнет 40,2 млн т.

Как вы помните, с 1 января 2019 года для стимулирования работы отрасли и надежного обеспечения внутреннего рынка топливом заработала уникальная налоговая система, аналогов которой нет в мире, – обратный акциз на нефть с демпферной компонентой. Эта система позволяет нивелировать влияние резких скачков цен на нефть и нефтепродукты и обеспечивает стабильные поставки топлива на внутренний рынок. Благодаря «демпферу», удалось отказаться от соглашений с нефтяными компаниями об ограничении роста цен на топливо, которые действовали до июля 2019 года. Сегодня мы уже убедились в правильности выбранной тактики – рынок топлива в Российской Федерации стабилен, а рост цен на топливо существенно отстает от темпов инфляции - 2,7% против 3,7-4% в октябре 2019 года.

Уверены, что ситуация с ценами на топливо будет стабильной на протяжении всего следующего года с учетом планового роста инфляции. Как экономическая мера демпфер позволяет снизить волатильность цен внутреннего рынка на топливо, поэтому даже если мы столкнемся с резким ростом цен на нефть, о чем сейчас говорят некоторые эксперты, риски для внутреннего рынка будут практически отсутствовать, поскольку рост дисконта в ценах внутреннего рынка на автомобильный бензин и дизельное топливо относительно экспортного нетбэка нивелируется одновременным увеличением демпфирующих надбавок.

Ставка на газ

Именно газовая отрасль в 2019 году вызывает наибольший интерес с точки зрения произошедших и ожидаемых глобальных в мировом масштабе событий. Начну с развития рынка СПГ. Здесь мы действительно видим впечатляющие успехи. Рассчитываем, что по итогам года экспорт газа в сжиженном состоянии вырастет почти на 44% и достигнет порядка 39 млрд. куб метров.

Во многом такие результаты связаны с запуском на проектную мощность в конце 2018 года завода «Ямал-СПГ». С декабря 2017 года по состоянию на конец 3 квартала 2019 года с завода уже выполнена отгрузка более 300 партий СПГ объемом порядка 22 млн т и 65 партий конденсата объемом более 1,6 млн т. В апреле текущего года был дан старт первой отгрузки СПГ с завода «Криогаз-Высоцк» в Ленинградской области. Поставки с завода пойдут как на внутренний рынок для использования в качестве газомоторного топлива и газификации потребителей, так и на внешний - в страны Северной Европы, Скандинавии и Балтийского региона.

Принято окончательное инвестиционное решение по проекту «Арктик СПГ 2». Запуск первой линии завода «запланирован на 2023 год с поэтапным вводом объекта в эксплуатацию в 2023-2025 годах. Согласно планам компании «НОВАТЭК», годовое производство сжиженного природного газа на предприятии составит 19,5 млн тонн. Также в будущем году продолжится реализация комплексного плана по развитию производства сжиженного природного газа на полуострове Ямал.

На завершающейся стадии находится работа по ключевым инфраструктурным проектам. Уже введен в эксплуатацию магистральный газопровод «Сила Сибири», который транспортирует газ Иркутского и Якутского центров газодобычи российским потребителям на Дальнем Востоке и в Китай по «восточному» маршруту. Договор купли-продажи российского газа по «восточному» маршруту сроком на 30 лет «Газпром» и Китайская Национальная Нефтегазовая Корпорация (CNPC) подписали в 2014 году, по газопроводу в КНР будет поставляться до 38 млрд куб. м газа в год. На примере «Силы Сибири» мы в очередной раз убедились в надежных деловых связях и взаимопонимании с китайскими партнерами, наша слаженная работа позволила запустить проект с опережением сроков. Рассчитываем, что «Сила Сибири» в будущем году даст дополнительный импульс освоению Якутского центра газодобычи.

Готова к запуску первая нитка «Турецкого потока» - масштабного проекта с еще одними нашими стратегическими партнёрами – Турецкой Республикой. По графику ведется строительство газопровода «Северный поток – 2», значительную роль в этом сыграло своевременно выданное разрешение Дании на строительство участка газопровода в своей исключительной экономической зоне. Это в очередной раз подтверждает экономическую целесообразность проекта и заинтересованность европейских партнеров в гарантированном обеспечении энергоресурсами.

Для дальнейшего надежного газоснабжения внешних и внутренних потребителей продолжается наращивание добычи природного газа. В текущем году ожидается, что этот показатель вырастет на 2% по сравнению с предыдущим рекордным для газовой отрасли годом и составит порядка 740 млрд куб. метров.

На внутреннем рынке газа продолжается работа по газификации регионов России: предполагается, что на 1 января 2020 года уровень газификации достигнет более 70%, , при этом в городах – 73%, в сельской местности – почти 62%. Расширяется использование природного газа в качестве моторного топлива. Рассчитываем, что к концу года количество станций заправки природным газом вырастет на четверть к предыдущему году и достигнет более 500 ед., а объем потребления природного газа в качестве моторного топлива в текущем году составит свыше 900 млн куб. м в год.

Несырьевой экспорт

Активно развивается отрасль нефтегазохимии. Значимым событием 2019 года стал запуск крупнейшего в России современного нефтехимического комплекса «Запсибнефтехим», входящего в пятерку самых масштабных мировых инвестиционных проектов отрасли. Продукция завода будет играть важную роль в развитии несырьевого экспорта и замещении существующего импорта полимеров, в основном из Китая и Европы.

В феврале 2019 года утверждена «дорожная карта» по развитию нефтегазохимического комплекса России на период до 2025 года. Документ предусматривает комплекс действий по дальнейшему совершенствованию механизмов государственного регулирования в нефтегазохимической отрасли, в том числе финансовые, налоговые, таможенно-тарифные и прочие регуляторные меры поддержки.

При помощи реализации мер, предусмотренных «дорожной картой», мы намерены создать условия для увеличения использования сжиженного углеводородного газа и этана в качестве сырья для нефтехимии, наращивания объема производства крупнотоннажных полимеров и их экспорта на динамично развивающиеся рынки. В целом, программа поддержки нефтегазохимии будет способствовать созданию новых крупномасштабных производств, что в свою очередь станет базой для импортозамещения на внутреннем рынке и увеличения несырьевого неэнергетического экспорта.

Ожидается, что по итогам 2019 года объем углеводородного сырья, направляемый на переработку в продукцию нефтехимии, составит около 11 млн т., в 2025 году этот показатель достигнет 23 млн т, в 2035 году – уже 28 млн т.

«Черное золото»

В 2019 году продолжилось поступательное развитие угольной отрасли. Добыча и экспорт угля по итогам года прогнозируется на уровне предыдущего – 440 млн тонн и 210 млн тонн соответственно, при этом ожидаемый уровень инвестиций в основной капитал угольных компаний стабилизируется на уровне 2018 года и составит примерно 140 млрд рублей.

Продолжилось развитие новых центров угледобычи и реализация проектов по транспортировке угля. Для увеличения экспортной ориентированности угольной промышленности в текущем году запущена третья очередь полностью автоматизированного угольного комплекса «Восточный порт» в свободном порту Владивосток. Крупнейший на Дальнем Востоке частный инвестицонный портовый проект по перегрузке угля с железнодорожного транспорта на морской обеспечил удвоение мощностей терминала с 25 млн т до 50 млн т.

В 2020 году мы продолжим работу над решением актуальных задач угольной отрасли. В том числе, по улучшению условий труда, повышению безопасности ведения горных работ, снижению аварийности и травматизма в угольной промышленности, совершенствованию биржевых механизмов реализации угольной продукции. Отдельной задачей видим содействие в оптимизации транспортной логистики и расширения использования механизмов долгосрочного тарифообразования на перевозки угля, увеличение пропускной способности железных дорог.

Энергия ХХI века

В 2019 году отрасль электроэнергетики продолжила свое развитие и показала высокий уровень надежности. Ожидается, что по итогам года выработка электроэнергии по России вырастет до 1102 млрд кВт*ч, потребление – до 1081 млрд кВт*ч, а установленная мощность – до 253,6 ГВт.

Продолжается модернизация и новое строительство генерирующих мощностей и электросетевых объектов: введены в эксплуатацию новые блоки станций в Тульской области, Чеченской Республике, Краснодарском крае. В Республике Крым запущены Таврическая и Балаклавская ТЭС - таким образом, появилась возможность длительной работы энергосистемы полуострова в изолированного от ЕЭС России.

С 1 января 2019 года впервые в новейшей истории России произошло расширение Единой энергетической системы России – к единой энергосистеме были присоединены часть Восточной Сибири и Якутии, что будет способствовать увеличению надежности энергосистемы всей страны.

Который год мы наблюдаем повышение доступности энергетической инфраструктуры. В рейтинге «Doing Business» Всемирного банка по итогам 2019 г. по показателю «Подключение к электрическим сетям» Россия заняла 7-е место (+5 позиций к 2018 г.). При этом по показателям «Индекс надежности электроснабжения» на электроэнергию страна уже пятый год подряд показывает максимально возможные баллы – 8 из 8.

Продолжается переход к долгосрочному тарифному регулированию в электроэнергетике. В августе внесены изменения в Федеральный закон «Об электроэнергетике», создающие базовую платформу для перехода к долгосрочному тарифному регулированию в электроэнергетике и вводящие ограничения для региональных властей по установлению тарифов на передачу электроэнергии, что позволит регулятору комплексно влиять на ситуацию с тарифами в регионах и повысить инвестиционную привлекательность электросетевого хозяйства страны.

Для обновления основных фондов и увеличения эффективности работы генерирующего оборудования начал работу новый механизм конкурсного отбора инвестиционных проектов тепловых электростанций на базе долгосрочного рынка мощности. Данная программа позволит модернизировать 41 ГВт генерирующих мощностей тепловых электрических станций до 2035 года, решив целый комплекс макроэкономических задач - повысить надежность основных фондов на 16%, привлечь инвестиции в объёме до 1,86 трлн рублей, сформировать устойчивый спрос нашей промышленности на производство генерирующего оборудования. В числе основных условий данного механизма - максимальная локализация основного генерирующего оборудования. В настоящее время уже проведен отбор до 2025 года на 15 ГВт.

На рынке тепловой энергии расширяется применение метода так называемой «альтернативной котельной». В 2019 году к ценовым зонам теплоснабжения присоединились еще три региона. Потенциальными участниками внедрения новой модели рынка тепла являются 25 муниципальных образований. В случае их отнесения к ценовым зонам теплоснабжения ожидаемый совокупный объем инвестиций может составить 145,4 млрд руб.

Основная цель электроэнергетической отрасли, как в настоящем, так и в будущем, - обеспечение надежного энергоснабжение потребителей. Рассчитываем, что к 2035 году потери в электрических сетях снизятся с текущих 10,4% до 7,3%, количество технологических нарушений сократится примерно на 50%, а восстановление энергоснабжения бытовых потребителей в случае отключений в среднем будет занимать около 30 минут вместо нынешних 2 ч 25 мин.

Также нам предстоит работа по оптимизации тарифной нагрузки на потребителей, повышение внутренней эффективности отрасли. В этой части будут решаться, в том числе, проблемы перекрестного субсидирования, повышения уровня платежной дисциплины, избытков резервов мощности. Кроме того, перед нами стоит задача развития конкуренции и рыночных отношений, продолжение цифровой трансформации в отрасли.

«Чистая» энергия

Не первый год проводится поддержка генерации на основе ВИЭ. Усилия в этой области направлены как на поддержку использования ВИЭ на оптовом и на розничных рынках электрической энергии, так и на стимулирование производства генерирующего оборудования на основе ВИЭ. Сегодня доля ВИЭ в выработке электроэнергии с учетом ГЭС составляет порядка 17,2%, но самое важное - создан полноценный научно-производственный комплекс, связанный с разработкой, внедрением, производством компонентов энергетического оборудования ВИЭ, а также подготовкой и обучением персонала для данного сегмента экономики.

В 2019 году российские технологии солнечной энергетики, доказавшие свою эффективность на генерирующих объектах внутри страны, уже сделали важный шаг за ее пределы – стартовали поставки российских решений в страны Европы и азиатского региона. В ветроэнергетике научно-производственные компетенции находятся в стадии формирования, но уже открыт ряд площадок по производству комплектующих для ветроустановок.

Отмечу, что программу поддержки ВИЭ планируется продлить до 2035 года, при этом мы рассчитываем, что уже с 2036 года меры по субсидированию объектов ВИЭ не понадобятся: возобновляемые источники энергии выйдут на самоокупаемость и смогут работать по механизмам оптового рынка.

ТЭК будущего

Значительными перспективами для развития обладает водородная энергетика. В будущем водород в качестве источника энергии может сыграть одну из ключевых ролей в обеспечении мировых потребностей в чистой и доступной энергии. При этом у России есть все необходимые конкурентные преимущества для того, чтобы обеспечить себе лидирующие позиции на мировом рынке водородной энергетики: это наличие резервов производственных мощностей, географическая близость к потенциальным потребителям водорода, а также наличие действующей инфраструктуры транспортировки. Минэнерго России в инициативном порядке начало работу для организации эффективного использования потенциала водородной энергетики. В текущем году при участии заинтересованных организаций сформирована рабочая группа, которая займется разработкой «дорожной карты» развития водородной энергетики Российской Федерации.

Уже сегодня значительное влияние на развитие российского ТЭК оказывает внедрение в его отраслях цифровых решений и сервисов «интеллектуальной» энергетики.

В 2019 году продолжилась реализация «дорожной карты» «Энерджинет» Национальной технологической инициативы (НТИ), направленной на развитие отечественных комплексных систем и сервисов интеллектуальной энергетики. Для создания условий для выхода на рынок субъектов в принципиально новых видах предпринимательской деятельности с инновационными бизнес-моделями сегодня реализуется утвержденный в 2018 году план мероприятий по совершенствованию законодательства и устранению административных барьеров для обеспечения реализации НТИ по направлению «Энерджинет». Для тестирования новых механизмов документом предусмотрена реализация комплексных пилотных проектов.

Один из них – по созданию агрегаторов спроса и предложения на рынках электроэнергии – уже реализуется, позволяя потребителям экономить на электроэнергии, а технологическим компаниям – накапливать новые компетенции. В перспективе предусмотрена реализация еще нескольких проектов, направленных на развитие активных энергетических комплексов, энергоснабжение изолированных и удаленных территорий, применение систем накопления и выдачи в сеть электроэнергии, потребительских сервисов на базе распределённых реестров и смарт-контрактов.

Дальнейшее технологическое развитие ТЭК во многом связано с цифровой трансформацией его отраслей. Для ее комплексного обеспечения Минэнерго России реализуется ведомственный проект «Цифровая энергетика», который призван создать условия для внедрения цифровых технологий, сформировать нормативную базу и создать единую информационную среду ТЭК. Для этого объединяются ключевые участники всех отраслей и создаются центры компетенций – на сегодняшний момент такие центры уже работают в нефтегазовой отрасли и электроэнергетике. Единое консолидированное видение игроков ТЭК на комплексную отраслевую цифровую трансформацию будет отражено в Концепции цифровой трансформации ТЭК, разработка которой сегодня активно ведется.

Большое значение для решения задач цифровой трансформации и в целом для перспективного планирования работы отраслей ТЭК имеют актуальные и достоверные данные. Их наличие уже сегодня обеспечивается с помощью государственной информационной системы топливно-энергетического комплекса (ГИС ТЭК), первая очередь которой введена в эксплуатацию в октябре текущего года. Система призвана оперативно снабжать пользователей данными, прогнозами и аналитикой, что будет положительно влиять на эффективность выработки и реализации управленческих решений на различных уровнях.

Наши технологии

В 2019 году Минэнерго России продолжена работа по снижению зависимости ТЭК от иностранного оборудования и технологий.

В нефтеперерабатывающей и нефтехимической отраслях промышленности по итогам третьего квартала 2019 года доля отечественных катализаторов нефтепереработки, по предварительным данным, составила 63,0% (+31,8% в 2014 г.), катализаторов нефтехимии – 72,7% (+34,2% в 2014 г.), доля импорта крупнотоннажных полимеров оценивается в 13,3% от производства.

Для повышения энергетической безопасности нашей страны в 2019 году принят ряд мер, направленных на создание условий для разработки передовых отечественных технологий для энергетической отрасли. В частности, утверждены «дорожные карты» по стимулированию освоения новых месторождений и добычи нефти, локализации оборудования для средне- и крупнотоннажного производства СПГ, развитию нефтегазохимического комплекса, а также по переходу субъектов электроэнергетики на обязательное приобретение отечественных электронных компонентов и программных средств.

Экологическая повестка

В 2019 году Российской Федерацией принято подписанное в 2016 году Парижское соглашение по климату – важнейший документ, призванный в глобальном масштабе сократить выбросы парниковых газов в атмосферу. Для сокращения антропогенного влияния ТЭК на климат уже сегодня Минэнерго России реализует комплекс инициатив. В том числе, в части повышения энергоэффективности, расширения использования природного газа, модернизации промышленности, внедрения инновационных материалов, развитию экологически чистого транспорта и повышению «чистоты» использования топлива. Кроме того, с учетом мирового опыта для поддержки экологически ответственного использования энергоресурсов в России стартовал процесс перехода на принципы наилучших доступных технологий.

Дальнейшая реализация экологической политики будет продолжена с учетом недопущения избыточной нагрузки на бизнес и дискриминации отечественных компаний на международных рынках. В этой связи для решения климатических проблем важно сформировать условия для поступательного развития высокотехнологичных производств в России, которые будут не только способствовать сдерживанию антропогенного воздействия ТЭК, но и повышению конкурентоспособности российских компаний на мировой арене.

Реализация обозначенных направлений деятельности Минэнерго России сегодня критически важна для дальнейшего динамичного развития отраслей ТЭК, которое, в свою очередь, необходимо для обеспечения текущих и перспективных энергетических потребностей экономики России и каждого ее гражданина. Неизменное условие для решения этой задачи – постоянное совершенствование функционирования всех систем ТЭК. Только так мы сможем максимально раскрыть потенциал его отраслей внутри страны и укрепить позиции на мировых энергетических рынках, где у России есть все возможности расширить свое присутствие, являясь выгодным и надежным деловым партнером.

Россия > Нефть, газ, уголь. Электроэнергетика. Госбюджет, налоги, цены > minenergo.gov.ru, 6 декабря 2019 > № 3221204 Александр Новак

В этом году Иран посетили уже 6 млн. 700 тыс. иностранных туристов

С начала текущего 1398 иранского года, начавшегося 21 марта 2019, 6 млн. 700 тыс. иностранных туристов посетили Иран. Об этом заявил в среду глава ведомства паспортов и виз МИД Ирана Моджтаба Карими.

"Министерство иностранных дел Ирана приветствует упрощение процесса выдачи виз для въезда туристов в страну", - заявил он, выступая на национальной конференции экологического туризма, культуры и развития туризма, добавив, что упрощение визового режима на повестке дня внешнеполитического ведомства, сообщает IRNA.

Он также сообщил о переговорах с другими странами для отмены визового режима.

"Упрощение визового режима привело к увеличению числа туристов с 3 млн. до 7 млн. 730 тыс. человек за последние 4 года", - отметил он.

Карими заявил об упрощении выдачи здравоохранительной и инвестиционной визы.

Экспорт нефтехимической продукции из Ирана растет несмотря на санкции

Несмотря на то, что Исламская Республика Иран испытывает самые жесткие нефтяные санкции, экспорт нефтехимической продукции с газового месторождения Южный Парс показал 39-процентный рост в иранском месяце Абан (с 21 октября по 22 ноября).

Несмотря на санкции США, введенные против Исламской Республики Иран, экспорт не нефтяных продуктов через таможню Особой экономической энергетической зоны "Парс" находится на стадии роста, и таким образом было экспортировано не нефтяных продуктов на сумму более 500 миллионов долларов США в иранском месяце Абан (21 октября - 22 ноября), демонстрируя рост на 39 и пять процентов по весу и стоимости,, соответственно, сообщает Mehr News.

Хотя против Исламской Республики Иран было введено множество ограничений в области судоходства, страхования судов и нефтяных танкеров, все эти случаи не смогли предотвратить рост не нефтяного экспорта, особенно продуктов нефтехимии.

Генеральный директор ОЭЭЗ "Парс" Ахмед Пурхейдар в интервью IRNA рассказал, что был осуществлен экспорт 1 626 458 тонн продукции из этой зоны за тот же период и добавил: «Эти экспортные продукты включают метанол, пропан, бутан, легкий и тяжелый полиэтилен, аммиак, серу, стирол, сырую нефть, так далее".

Он оценил стоимость этой продукции, экспортируемой из страны в указанный период, в более чем 574 665 754 долларов США.

Эти продукты были экспортированы в другие страны, включая Китайскую Народную Республику, Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ), Южную Корею, Индию, Гонконг, Индонезию, Турцию, Египет, Кувейт и т. д.

Через 12 будет запущено прямое авиасообщение между Тегераном и Бишкеком

Министр автомобильных дорог Ирана Мохаммад Эслами объявил в среду, что прямой рейс между Ираном и Кыргызстаном будет запущен через 12 дней иранской авиакомпанией.

Министр на церемонии закрытия 12-го заседания Совместной комиссии по экономическому сотрудничеству между Исламской Республикой Иран и Кыргызстаном в Тегеране, сопредседателями которого были Эслами и министр транспорта и автомобильных дорог Кыргызстана Жанат Бейшенов, сообщает Mehr News.

Как сообщается, беспосадочный рейс начнется между Тегераном и городом Бишкек, столицей Кыргызстана.

Эслами добавил, что, поскольку Кыргызстан не имеет выхода к морю, он тепло приветствует использование иранских портов для экспорта своей продукции и т. д.

Кыргызстан нуждается в иранском экспорте нефти, газа и продуктов нефтехимии, особенно битума, в то время как Иран должен поставлять красное мясо из Кыргызстана, и такие вопросы уже согласованы, добавил иранский министр.

Ожидается, что этот рейс поможет увеличить объем двусторонних торгово-экономических связей и способствовать обмену визитами граждан Ирана и Кыргызстана.

Иран и Россия развивают отношения в сфере культуры, науки и образования

Секретарь Высшего совета культурной революции Ирана Реза Амели Ранани и помощник президента России по вопросам образования и науки Андрей Фурсенко призвали к расширению культурных и научных отношений.

Иранский чиновник в среду вместе с полномочным послом Ирана в России Мехди Санаи встретился с Андреем Фурсенко в Москве. Стороны на этой встрече подчеркнули необходимость развития академического сотрудничества двух стран.

Высоко оценив научный уровень иранских вузов, Фурсенко выразил надежду на расширение академического взаимодействия.

Помощник президента России также рассказал о действиях России для развития университетов в этой стране.

Иранская нация снова ударила США по лицу

Командующий Корпусом стражей Исламской революции (КСИР) похвалил победу иранцев в срыве вражеского заговора, когда враги воспользовались повышением цен на бензин, как возможностью совершить акты насилия и вандализма, заявив, что нация снова ударила США по лицу.

"Враги искали шанс уничтожить иранскую нацию и поставить под угрозу существование Ирана. Однако они не знали, что наш народ является героями превращения угроз в возможности", - сказал генерал-майор Хоссейн Салами в среду на церемонии, посвященной памяти мучеников Исламской Республики, сообщает Mehr News.

Он отметил, что враги нации понимают смысл и послание, переданное национальным движением, добавив, что прошедшие недели действительно были свидетелями высоты славы и великолепия иранской нации.

Говоря об отчаянных попытках врагов вынашивать глубокий, обширный и очень опасный заговор против страны, глава КСИР сказал: "Иранская нация доказала свою приверженность руководству и Исламской революции, превратив улицы в сцены единства против врагов".

Генерал-майор Салами подтвердил приверженность КСИР сохранению целостности и суверенитета Ирана, пообещав, что эти элитные силы готовы пойти на любые жертвы ради защиты страны.

Используя недавнее повышение цен на бензин в качестве предлога, бунтующие элементы, поддерживаемые иностранными силами, начали устраивать акты насилия по всей стране, поджигая, грабя и уничтожая общественные объекты, включая банки, автозаправочные станции и универмаги.

Вскоре после объявления о повышении цен, аятолла Хаменеи предупредил, что протесты против этого решения могут быть использованы агитаторами, которых провоцируют и снаряжают враги страны. Предостережение вызвало массовые митинги сторонников власти по всей стране.

Вождь охарактеризовал Великое национальное движение, начавшееся в северо-западных городах Зенджане и Тебризе и даже достигшее некоторых сельских районов до кульминации в Тегеране, как пощечину, нанесенную мировому высокомерию и сионизму, заставив их отступить.

Иран и Россия рассматривают расширение морских связей

Глава Иранской организации портов и морского судоходства встретился в Москве с руководителем Федерального агентства морского и речного транспорта России.

Он встретился и провел переговоры с руководителем Федерального агентства морского и речного транспорта России Юрием Цветковым о расширении морского и портового сотрудничества, обмене протоколами сотрудничества портов и совместных инвестициях в порты двух стран, сообщает Mehr News.

Обе стороны подчеркнули необходимость расширения совместных инвестиций на основе развития портов, устранения барьеров для судоходных компаний и увеличения судоходства в Каспийском море.

Объем морского товарооборота между Ираном и Россией составляет более 2700 тонн в год. Прогнозируется увеличение до более чем 5400 тонн после внедрения протокола развития морских перевозок.

Иран и Беларусь подписали в среду соглашение о содействии взаимной торговле

Иран и Беларусь подписали в среду соглашение о содействии взаимной торговле, сообщает IRIB со ссылкой на представителя Таможенной администрации Исламской Республики Иран.

По словам Рохоллы Латифи, соглашение было подписано главой Таможенного управления Исламской Республики Иран (IRICA) Мехди Мирашрафи и председателем Государственного таможенного комитета Беларуси Юрием Сенько в кулуарах мероприятия Всемирной таможенной организации (ВТО) в Южной Корее, сообщает Tehran Times.

Соглашение было подписано в соответствии с реализацией соглашения о свободной торговле между Ираном и ЕАЭС, сказал Латифи, добавив, что оно направлено на повышение уровня сотрудничества между двумя странами и защиту экономических и социальных интересов обеих сторон.

В упомянутом соглашении были подчеркнуты несколько важных факторов, включая определение потребностей обеих сторон, повышение эффективности, таможенный контроль товаров и транспортных средств, находящихся в пути между двумя странами.

Беларусь долгое время была одним из торговых партнеров Ирана, и эта страна сыграла значительную роль в достижении торгового соглашения между Ираном и Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС).

В конце ноября 2018 года президент России Владимир Путин одобрил долгожданное соглашение о создании Зоны свободной торговли между Ираном и Евразийским экономическим союзом, что облегчит процесс присоединения Исламской Республики к региональному экономическому блоку, возглавляемому Москвой.

Сделка была завершена послом Ирана в России Мехди Санаи и главой Евразийской экономической комиссии (ЕЭС) Тиграном Саркисяном на встрече в Москве в конце августа, и она официально вступила в силу 27 октября.

В состав ЕАЭС входят Россия, Армения, Беларусь, Казахстан и Кыргызстан. Это международная организация, созданная с целью поощрения региональной экономической интеграции посредством свободного перемещения товаров, услуг и людей в рамках союза.

Иран и Азербайджан укрепляют связи в сфере обороны и безопасности

Начальник штаба Вооруженных сил Ирана Мохаммад Хоссейн Багери и вице-премьер Азербайджана Шахин Мустафаев пообещали сделать все возможное для углубления отношений между Тегераном и Баку, особенно в области обороны и безопасности.

Рассматривая необходимые основы для расширения всесторонних отношений, два высокопоставленных должностных лица сделали упор на углублении и укреплении взаимного сотрудничества в области безопасности с помощью стратегической точки зрения, сообщает Tehran Times.

Генерал-майор Багери заявил, что некоторые региональные и трансрегиональные игроки не могут терпеть дружеские отношения между Ираном и Азербайджанской Республикой, добавив: "Иран рассматривает тесные отношения между людьми и вооруженными силами двух стран в качестве своего стратегического приоритета".

«Иран полон решимости создать почву для создания большего потенциала и возможностей для развития отношений между Тегераном и Баку», - отметил верховный иранский командующий.

Мустафаев, со своей стороны, подчеркнул, что недавний визит Багери в Баку стал важной вехой в ирано-азербайджанских отношениях. Он добавил: «Точка зрения и позиции генерал-майора Багери укрепили братские отношения между двумя странами, которые имеют общую историю и культуру».

В середине января генерал-майор Багери посетил Азербайджан, где он и министр обороны Азербайджана генерал-лейтенант Закир Гасанов подписали меморандум о взаимопонимании (МОВ) с целью укрепления сотрудничества в области обороны между двумя странами.

В ходе встречи с Бакери, Гасанов сказал, что визит Багери предоставил возможность проанализировать деятельность Совместной комиссии по обороне Ирана и Азербайджана, заявив, что была сделана необходимая рекомендация для повышения ее эффективности.

Совместная комиссия провела свое первое заседание в октябре 2017 года в Баку с участием высокопоставленной делегации Министерства обороны Ирана.

Во время своего двухдневного пребывания в Баку Багери также провел переговоры с президентом Азербайджана Ильхамом Алиевым, а также с председателем Национального собрания Огтаем Асадовым и премьер-министром Новрузом Мамедовым.

Россия предостерегает от попыток втянуть Ирак в конфронтацию с Ираном

Постоянный представитель России при ООН Василий Небензя предостерег от попыток втянуть Ирак в конфронтацию с Ираном.

«Мы обеспокоены возможным негативным влиянием на политическую ситуацию в Ираке в результате попыток раздувать напряженность вокруг Ирана», - заявил Небензя на заседании Совета безопасности ООН по ситуации в Ираке, сообщает Mehr News.

«Попытки втянуть эту страну в региональное противостояние дестабилизируют ситуацию в Ираке», - подчеркнул он. «Ирак имеет право строить и развивать нормальные отношения со своими соседями. Никто не имеет права подрывать эти отношения», - отметил российский дипломат.

Протесты прошли по всему Ираку с начала октября, когда люди вышли на улицы из-за ухудшения условий жизни, высокого уровня безработицы среди молодежи и коррупции. Протестующие требуют отставки правительства и досрочных парламентских выборов.

ОПЕК+ обсуждает ужесточение квот

5 декабря на встрече в Вене Саудовская Аравия настаивает на дополнительном сокращении добычи нефти на 400 тыс. б/с сверх действующего ограничения (1,2 млн б/с к октябрю 2018 г.). Об этом сообщает «Интерфакс» со ссылкой на Dow Jones. Источники ТАСС, однако, говорят, что обсуждение возможно, но не факт, что такое решение будет принято.

Также источники говорят, то против дополнительного сокращения «неожиданно» высказался Кувейт.

Официальная позиция России не приводится. Однако накануне Независимый эксперт Вячеслав Мищенко в интервью «НиК» отметил, что «Россию все устраивает». «Эр-Рияд не хочет продолжать нести бремя по сокращению добычи. То есть королевство хочет высокую цену, но не только за собственный счет. Россия готова сохранять все как есть. Мы довольны и удовлетворены взаимодействием с ОПЕК», — заметил эксперт.

Отметим, позицию Ирана, второго производителя нефти в картеле, СМИ отражают противоречиво. «Интерфакс» сообщает со ссылкой на слова министра нефти Ирана Бижана Зангане, то ИРИ поддержит решения, принятые на декабрьской встрече в Вене, однако «груз» больших ограничений добычи должны взять на себя те страны, что не соблюдают договоренности в рамках сделки ОПЕК+. «Если члены ОПЕК договорятся о более значительном сокращении добычи нефти, я поддержку это», — также процитировало министра агентство Bloomberg.

При этом Зангане заявил, что Иран не снизит добычу ни на каплю. «Иран пойдет на снижение добычи лишь тогда, когда будут отменены санкции», — предупредил иранский министр.

Россия и Иран хотят вместе считать рыбу Каспия

ВНИРО и Иранский национальный институт океанографии и наук об атмосфере договорились подготовить соглашение о взаимодействии. Стороны планируют сотрудничать в оценке рыбных запасов Каспийского моря и развитии технологий аквакультуры.

Руководство ВНИРО обсудило перспективы сотрудничества с директором Иранского национального института океанографии и наук об атмосфере Бехрузом Абтахи. Стороны обсуждали возможные совместные проекты в области изучения водных биоресурсов Каспийского моря, а также в сфере аквакультуры.

По словам Бехруза Абтахи, сегодня республика активно развивает рыбную промышленность и ей требуются новые технологии и специалисты в этой области.

«Ученые профильного рыбохозяйственного института, обладающего достаточными компетенциями, могли бы оказать такую помощь и провести курс лекций по интересующим нас направлениям рыбохозяйственной науки – гидробиологии, аквакультуре, технологиям выращивания и переработки рыбной продукции, а также организовать совместные исследования Южного Каспия», – отметил гость.

Директор ВНИРО Кирилл Колончин сообщил, что Россия имеет достаточный опыт в проведении гидроакустических съемок в южном Каспии – два раза в год научно-исследовательское судно выполняет работы по оценке запасов рыб. На их основе в этом году возобновился судовой промысел каспийской кильки, прекращенный много лет назад, сообщили Fishnews в пресс-службе института.

«Мы заинтересованы в совместных работах в этом направлении и предлагаем вернуться к организации всекаспийских съемок, проводившихся последний раз более 10 лет назад с участием 5 стран региона», – заявил Кирилл Колончин.

Отдельно обсуждался вопрос садкового выращивания рыбы. Было отмечено, что имеющиеся на сегодняшний день западные технологии сложно применимы к условиям Каспийского моря и Персидского залива, поскольку не обладают достаточным запасом штормоустойчивости. Руководитель иранского института рассказал о возможности использовать правительственный грант на совместное развитие технологий выращивания осетровых в садках.

Стороны договорились подготовить соглашение, в рамках которого планируется осуществлять сотрудничество между российскими и иранскими учеными.

В завершение встречи Кирилл Колончин пригласил Бехруза Абтахи принять участие в ежегодном масштабном Международном рыбопромышленном форуме в Санкт-Петербурге, где можно ознакомиться с последними научными достижениями в сфере рыбного хозяйства.

Fishnews

Иран и Кыргызстан построят новые железнодорожные линии – министр дорог

Министр дорог и городского развития Ирана Мохаммад Эслами заявил, что строительство новых железнодорожных линий связано с использованием пропускной способности морского порта страны Чабахар для торговли и транзита, передает Иранское телеграфное агентство (ИрТАГ).

Выступая в кулуарах заседания кабинета министров в среду, Мохаммад Эслами сказал, что заседание ирано-кыргызской комиссии было проведена после трёхлетнего перерыва, и сегодня документы наконец будут подписаны.

«Поскольку мы можем обмениваться некоторым товарами, указанными в Евразийском соглашении по льготным тарифам, эта конференция является хорошей возможностью для развития торговли с Кыргызстаном», цитирует его слова IRNA.

«Установление прямой линии связи является одной из потребностей бизнесменов, в связи с чем регулярные рейсы будут осуществляться напрямую через столицу Таджикистана Душанбе», отметил он.

По словам Эслами, иранские авиакомпании, выполняющие рейсы в Кыргызстан, могут совершать полёты и в другие страны, что является хорошей возможностью для бизнесменов страны.

Ссылаясь на стратегический документ, подписанный президентами двух стран, он сказал, что «Евразийское соглашение также поможет развитию торговых отношений».

ИрТАГ напоминает, что речь идет о соглашении о зоне свободной торговли (ЗСТ) с ЕАЭС – Евразийской экономической ассоциацией.

Оператор российских космических средств дистанционного зондирования Земли — Научный центр оперативного мониторинга Земли АО «Российские космические системы» — продолжает оперативный мониторинг событий на планете посредством российской орбитальной группировки.

В период с 28 ноября по 5 декабря 2019 года проведен мониторинг следующих чрезвычайных ситуаций на территории Российской Федерации:

обстановка в устье реки Бурея, Хабаровский край;

мониторинг Военно-Грузинской дороги;

землетрясение в Албании;

поиск судна «Муксун», Приморский край;

взрыв бытового газа, Белгородская область.

В рамках деятельности Международной Хартии по космосу и крупным катастрофам осуществлен мониторинг оползня в Кении. Кроме того, в рамках освещения в СМИ природных и техногенных катастроф по всему миру была запланирована съёмка:

землетрясения в Иране;

наводнения в Италии и Франции;

извержения вулкана Сакурадзима, Япония;

пожара на территории объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО в г. Халльштатт, Австрия;

обрушения моста в г. Оренбурге;

мониторинг обмеления, Азовское море.

За отчетный период в МЧС России переданы российские данные дистанционного зондирования Земли в объеме более 123 тыс. кв. км (42 маршрута без учета облачных маршрутов и маршрутов, проходящих по районам интереса нескольких заявок одновременно), а в Международную Хартию по космосу и крупным катастрофам — около 21 тыс. кв. км (4 маршрута без учета облачных маршрутов и маршрутов, проходящих по районам интереса нескольких заявок одновременно).

Госкорпорация «Роскосмос» и Научный центр оперативного мониторинга Земли поддерживают оперативное взаимодействие с МЧС России в целях своевременного реагирования на возникновение паводковой и пожароопасной ситуации и осуществления космического мониторинга пострадавших территорий.

Россия. Весь мир > СМИ, ИТ. Экология > roscosmos.ru, 5 декабря 2019 > № 3220570

Иностранные СМИ сознательно завышают число жертв недавних беспорядков в Иране

Представитель судебной власти Ирана Голям Хоссейн Эсмаили опроверг число жертв недавних акций протеста, представленных некоторыми источниками, подчеркнув, что настоящие цифры меньше, чем утверждают эти источники.

«Цифры и числа, предоставляемые враждебными группами, являются сфабрикованными, а фактические цифры меньше, чем утверждают эти источники», - сказал он, сообщает Iran Daily.

«Они обнародовали цифры, а также некоторые имена ... предполагаемый подсчет жертв - не что иное, как выдумка», - сказал он в своем выступлении по государственному телевидению, добавив, что источники с враждебными намерениями предоставили имена людей, которые погибли. в обстоятельствах, не связанных с недавним насилием и людьми, которые даже живы.

Правительство Ирана подняло цены на бензин 15 ноября, чтобы смягчить национальный уровень потребления, который составлял 110 миллионов литров в день, что на 40 миллионов литров превышает максимальную суточную внутреннюю потребность.

Этот шаг вызвал протесты в ряде городов, которые были в основном мирными, но которые стали жестокими, когда бунтующие элементы воспользовались обстоятельствами, чтобы уничтожить государственную собственность и подожгли банки и заправочные станции.

Много людей и сотрудников сил безопасности погибли во время насилия. Официальных данных о количестве жертв пока нет.

В прошлом месяце судебные органы заявили, что ряд участников беспорядков были связаны с печально известной террористической группировкой "Моджахеддин-е Хальк" (МКО), поддерживаемой США, роялистами, а также сепаратистами, которые были захвачены в приграничных провинциях страны, помимо членов организованных групп, обученных для проведения актов саботажа.

Эсмаили добавил, что около 300 человек в настоящее время остаются под стражей по подозрению в причастности к смертельным беспорядкам, недавно обрушившимся на Тегеран, и что их судьба скоро будет решена.

Он сказал, что те задержанные, которые, как выясняется, были среди диверсантов, столкнутся с неизбежным преследованием, а остальные будут освобождены как можно скорее.

Из последних в первые?

Россия как бунтарь поневоле

Александр Баунов — журналист, публицист, филолог, бывший дипломат. Он является главным редактором Carnegie.ru.

Резюме Путин добивается непроницаемости суверенитета не для того, чтобы воплотить в жизнь какую-то идеологию или модель. Задача – иметь возможность делать то, что покажется полезным внутри страны и на ее периферии, которая рассматривается как шельф российского суверенного пространства, ни перед кем не отчитываясь и не допуская самой возможности внешнего аудита.

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №5 за 2017 год.

Владимир Путин стал героем документального фильма Оливера Стоуна, через который надеялся провести прямую линию с американским народом. Вопрос «почему Путин» имеет столько же смысла, сколько вопрос, почему кинорежиссер Звягинцев выбрал семью, не любящую своего ребенка, когда вокруг столько любящих. Искусство одинаково исследует правых и неправых, эллина и иудея, раба и свободного, причем неправых даже чаще. К тому же для Стоуна Путин – любящий, пытающийся любить.

Для Путина интервью Стоуну – один из способов достучаться до простых американцев, общение с которыми блокируют элиты. Версия советских времен о тружениках капиталистических стран, которые хотели бы дружить с первой страной победившего социализма, но буржуазия не пускает, перевоплотилась в своевременное представление о том, что простые люди Запада гораздо менее враждебны России, чем его идеологизированные элиты. Обе версии в целом верны, но обе ошибаются в измерении температуры народных чувств: народ не более дружелюбен, а более равнодушен, зато интеллигенция что тогда, что сейчас заряжена полярно: плюнет – поцелует, с одной стороны – Оливер Стоун, с другой – Морган Фримен.

Глобальный подпольщик

До Путина Оливер Стоун брал фильмы-интервью у Чавеса, Моралеса, Лулы да Сильвы и других левых борцов с Вашингтоном в Латинской Америке – поклонников Маркса и Кастро. Из Старого Света это кажется блажью (хотя контингент поклонников имеется и там, один только лидер британских лейбористов Джереми Корбин чего стоит). Из прагматичной Европы многие из них выглядят безответственными антиамериканскими популистами с диктаторскими замашками, но если взять шире, окажутся в том же ряду, что Гавел и Валенса, – борцы за демократию и национальный суверенитет против диктатур, навязанных могущественным соседом.

Российская борьба за натуральность/естественность (мы боремся против того, чтобы элиты корежили психику и ломали через колено ценности простых людей) отдаленно напоминает революционную повестку крайне левых экологов и феминисток: женщина должна быть такой, какой она есть от природы, а не раскрашенной и дезодорированной по требованию маскулинных элит куклой, питаться надо только тем, что растет само. В среде русских православных консерваторов со своей стороны стремятся к тем же идеалам: здесь как среди производителей, так и среди потребителей распространен культ натуральных продуктов, а жены избегают косметических салонов (большой контраст с женщинами из исламских королевств). Правило подковы работает и тут: не зря к России влечет западных крайне левых и крайне правых одновременно, ведь в самой России идеалы тех и других тоже подходят близко друг к другу. Если изучить российских противников кощунственного для православных радикалов фильма «Матильда» (чья кощунственность, разумеется, в чистом виде следствие вчитывания смыслов, а не провокации художника, задумавшего доброе юбилейное кино в стиле патриотического романтизма), в них почти поровну религиозных, патриотических и социальных требований в духе крайне левых вроде регулируемых цен на продукты и государственной (общенародной) собственности на крупные компании и недра. Православные консерваторы то и дело повторяют, что в СССР было лучше («Даже верующие вспоминают Советский Союз с благоговением» – сообщает в интервью глава одной из новоявленных радикальных организаций «Христианское государство»), а их общественный идеал весьма точно описывается как СССР с православной религией на месте марксистской идеологии – крайне правый по ценностям и крайне левый в экономической политике. Консервативные фундаменталисты разогреты до такого состояния, что внутри России представляют собой вызов даже для совершившей консервативный поворот российской власти, но вне России она выглядит почти как они и выходит к миру с похожим проектом социального охранительства и точно так же борется с мировой «Матильдой».

Помещая Владимира Путина в ряд диссидентов-победителей, Стоун дарит ему разновидность признания, которую тот давно ищет: вы называете меня диктатором, а я инакомыслящий, бунтарь-освободитель, просто глядеть надо шире, глаза не отводить. Настоящая мировая диктатура – это американская демократия, либеральная внутри, но авторитарная снаружи, силой размывающая ценности; настоящая пропаганда не RT и не иранское агентство FARS (кто читает агентство FARS), а вся совокупность англоязычных СМИ; не скромные русские деньги, крохи от которых перепадают иностранным друзьям России, а всемогущие и бесконечные американские. В этих суровых условиях не так удивительно, что мятежник маскируется, хитрит, требует дисциплины в рядах, наказания предателей и соблюдения демократического централизма. По той же причине он считает себя вправе прибегать к тайным операциям, взломам, ликвидациям и разбрасыванию пропагандистских листовок: тактика дерзких революционеров против всемогущих властей – одна и та же во все времена; неважно, революционеры – люди или целая страна с собственными всемогущими властями.

У такого взгляда на вещи есть разумная основа: звание возмутителя спокойствия и нарушителя мирового порядка раздается вовсе не самым несвободным странам с максимально далекой от Америки политической системой и не тем, которые не способны поддержать у себя порядок и минимально пристойный уровень жизни населения. По первому многим противникам Запада проигрывают дружественные ему же восточные монархии и дальневосточные (а раньше и латиноамериканские) диктатуры, по второму – большинство стран Африки или даже Индия. Оно раздается тем, кто принимает важные политические решения не посоветовавшись, тем, кто занимается экспортом иных идеологий, и особенно тем, кто сам требует, чтобы к нему ходили за советом, опасно умножая число мировых центров принятия решений.

Сам себе враг

Отторгнутый иммунитетом западной системы безопасности, не получив на Западе положительного ответа на главный русский вопрос «Ты меня уважаешь?» в виде равнодолевого участия в мировых делах, безвизового режима, снятия негласных ограничений на российские инвестиции в западную экономику, отмены ПРО и отказа расширять НАТО, Владимир Путин постепенно втянулся в бунт против мирового истеблишмента и сместился в сторону западных антиэлитистов, в которых увидел своих естественных союзников по борьбе за справедливость. Когда же мировые антиэлитарные силы начали расти и претендовать на власть, дело выглядело так, будто они поднимаются и претендуют в союзе с Путиным и чуть ли не благодаря ему.

Однако, вложившись в мировой антиэлитизм, президент Путин и сам оказался его жертвой. Это вне страны он революционер, а внутри России – та самая элита, против которой в мире бунтуют его союзники. Даже без внутриэлитного выдвижения в его анамнезе само семнадцатилетнее пребывание у власти делает политика главой истеблишмента независимо от более или менее интенсивного хождения в народ. Чуть ли не возглавляя, с точки зрения западных интеллектуалов, борьбу с мировым истеблишментом, у себя дома он все больше испытывает такое же давление, как западные элиты. Мятежный ищет бури снаружи, а получает внутри. И вот уже Навальный выходит с молодежным антиэлитарным мятежом, и те же самые молодые оккупанты Уолл-стрит, которых ставит в пример сверстникам RT, буквально под теми же лозунгами оккупируют Тверскую. А радикальные православные, которых Кремль терпеливо выращивал, чтобы после популистского маневра 2011–2013 гг. (когда он расплевался с предательским столичным средним классом и стал искать опору в людях попроще) иметь противовес либералам и самому оставаться в центре, теперь почти не скрываясь атакуют назначенных Путиным системных либералов. Самого же президента испытывают на оппортунизм и верность провозглашенной им идеологии.

Главный оппонент Путина в последние месяцы – образцовый антиэлитист Алексей Навальный, ускользающий, как и сам Путин, от классических парных определений «правый – левый», «интернационалист – имперец», «либерал – консерватор». Зато его «коррупция» и «коррупционеры» (несомненно, у нас многочисленные и реальные) – такой же синоним элиты и символ «несправедливой системы», как для захватчиков Уолл-стрит все себе присвоивший пресловутый один процент богачей.

Дырка от будущего

Факт международного диссидентства России реален. Америка предлагает миру монастырскую, киновитскую антиутопию: откажитесь от внешнеполитической субъектности, совлекитесь воли, слушайтесь настоятеля и будьте счастливы. Проблема с содержанием российского бунта. В его сердцевине будто бы дует сквозняк и мерцает пустота, как за фасадом дворца на сцене классического театра нет ни комнат, ни лестниц, ни, в общем-то, жителей.

Бунт против того, чтобы не быть предметом чужого благодеяния, за право выбора – старинный и благородный сюжет. Но, как часто бывает с революциями, в нем есть «против», но нет ясности с «за» – тем самым «образом будущего», к которому теперь пытаются приставить целые специальные отделы российского правительства.

Если попробовать передать в двух словах, в чем состоит проект Путина, в том числе коллективного мирового Путина, – это остановка времени, не мгновения, а лучше всего его движения сразу. Задержать и предотвратить наступление мира детей от трех родителей, семей из двух и более человек любого пола, гугл-линз, проецирующих изображение прямо на сетчатку, стейков, выращенных из стволовых клеток, женщин-епископов и раввинесс («стала жрица!»), связи мозга со спутниковым интернетом по вай-фай, обобществленного прозрачного государственного суверенитета, взаимного ланкастерского обучения и прочих более или менее вымышленных сюрпризов будущего.

Революция как консервация

В этом смысле у Путина получается действительно революционный проект. Противоречия тут нет. Будущее чревато новым неравенством. Одни успевают сориентироваться, другие нет. Когда экономика, технологии, политика, культура начинают обгонять социальные структуры, приходят революционеры и в ответ на общественные страхи обещают оседлать норовистое будущее в пользу народа, всех возвратить в комфортное состояние справедливости и равенства. Надо вернуть старое или ворваться и захватить, присвоить, переработать новое, чтобы не оно нас, а мы его.

Практически любая революция сочетает прогрессивные эксперименты с консервативными результатами. Большевистская восстановила общинное землевладение и абсолютизм. Маоистская в Китае и Камбодже погнала город в деревню. Мексиканская 1810 г. началась с недовольства запретом иезуитов и их школ. Венгерская 1848 г. развернулась против попытки не в меру просвещенных Габсбургов навязать равноправие венгерского дворянства с какими-то там сословиями, даешь традиционную венгерскую свободу только для благородных. Польская «Солидарность», как русский Новочеркасск, вышла из бунта 1979 г. против либерализации цен. Левые бирманские офицеры решили, что народ будет счастлив в деревне, и на десятилетия задержали индустриализацию. Иранская исламская была революцией базара против супермаркета. В советской перестройке было много тоски по Серебряному веку, России, которую мы потеряли, и проезду государя императора через Кострому. «Арабская весна» опиралась на религиозные переживания, восточноевропейское движение на Запад – на националистические чувства, и то и другое – не передний край современности. Из последних революций – «Брекзит», избрание Трампа, стремительное возвышение Макрона в обход партий, борьба против «Матильды» и всероссийский молодежный призыв Навального тоже.

В России страдают от оторванности правящей бюрократии, которая перестала надежно передавать сигналы наверх и вниз и живет для себя. А для многих американцев отрыв верхушки от народа – это увлеченность собственного истеблишмента малопонятной глобальной миссией. Почитать американских интеллектуалов в газетах – нет у них более важного дела, чем поддержание глобального порядка последней четверти века, а у американского избирателя с менее широким горизонтом таких дел невпроворот.

Мы переживаем время, когда авангард человечества ушел слишком далеко и заподозрен в предательстве. Возникло напряжение между лидерами развития и остальными, и появились политики, предлагающие способы это напряжение разрешить в пользу большинства: остановим тех, кто забежал вперед, заставим отчитываться, вернем мебель, как стояла, и мир станет понятнее. Этнически мотивированное присоединение территорий, которое было последней каплей в отношении Запада к России, – и оно ведь тоже возврат к основательной европейской старине, а запрет на него – сомнительное новшество. В самом деле, почему присоединение Крыма к России двести лет назад – слава, а сейчас позор? Ведь присоединение Рима к Италии, Эльзаса к Франции, Крита к Греции – по-прежнему славные страницы национальных историй. Если сейчас Россию бранят за то, что раньше было достойной похвалы нормой (даже бранясь, все понимали, что и сами бы так поступили), надо вернуть старую норму, разрешающую увеличение национальных территорий. Тем более что когда эта норма действовала, Россия была в числе мировых лидеров – не благодаря ли этому?

Содержание российского бунта не уникально: раз нас не берут в лидеры современности – отпишемся от нее и станем задирать. В похожих настроениях давно пребывает Иран и арабский мир, теперь к ним присоединяются на свой лад Турция и Индия, Польша с Венгрией, Америка с Британией. Пусть у нас будет старая добрая Англия, кирпичные цеха и дымящие трубы, и Темзы желтая вода – символ экономической мощи, Европа XIX века, где суверенные великие державы договариваются друг с другом. Вернем старую Европу, без мусульман, без арабов, без поляков – кому как нравится. Россию с матерью городов русских Киевом. А внутри – вернем элиты под контроль народа.

Сопротивление и экспансия

Реакция на глобальный бунт России кажется преувеличенной. Объявлено, что Россия одновременно ведет подрывную деятельность от Филиппин до Америки, и ничего плохого в мире не происходит без нее. Со стороны это выглядит комично, у России нет таких ресурсов. Но что, если бы были? Если бы у нее была самая сильная в мире армия, самая большая экономика, самые передовые технологии, полмира говорило бы на ее языке и расплачивалось бы ее валютой – держалась бы она скромнее, чем США? Требовала бы равенства и многополярного мира? Признавала бы чужую субъектность? Какие выводы об этом можно сделать из ее нынешнего поведения хотя бы в собственных окрестностях? И что бы она предложила миру, став сверхсильной?

В основе этих страхов лежит верная интуиция. В чем опасность локальных проектов по возвращению прошлого? Они довольно быстро перерастают в глобальные проекты. Правительство, которое строит социализм на отдельно взятой территории, понимает, что вообще-то в его интересах мировая революция. Если мировая невозможна, пусть она случится хотя бы в каком-то критически значимом числе стран. Если она не получается, надо ей помочь. Потому что, если это правительство не право, мир обгонит его и раздавит, как это и произошло. Так рождается экспансионизм диссидентских проектов, создание осей и интернационалов, поиск союзников и слабых звеньев в лагере мирового большинства. (Несколько расширив временные рамки, можно считать, что и распространение демократии когда-то начиналось как самозащита глобальных диссидентов из числа первых демократий перед лицом мирового недемократического большинства.)

Консервативный националист, сторонник расовой теории, носитель идей религиозного или классового превосходства заинтересованы в том, чтобы принципы, на которых они строят свое государство, распространились бы и на другие страны, на как можно большее их число. Тот, кто хочет вернуть старую добрую Германию с ремесленниками вместо бездушного фабричного конвейера, полновесную золотую монету вместо мечущихся котировок, Францию с границами на местности, Россию с великими государственными стройками вместо сомнительных частников, интуитивно понимает, что, вернув, он начнет отставать. Значит, чтобы не отставать, лучше завоевать весь остальной мир. Отсюда неизбежная тяга всякого революционера к экспансии.

Любой мировой диссидент, глобальный революционер, особенно на ранних стадиях, всегда еще и экспансионист. Ведь если он законсервируется или провалит эксперимент на отдельной территории, другие обгонят, а проигрыш будет трудно скрыть. Даже сравнительно мирный нынешний российский бунт привел к попытке создать консервативный интернационал.

Противников нашего диссидентства смущает не только сам его факт, но и неизбежность экспансии (революционеру нужна революционная партия). Отсюда удивительные разговоры о том, что Россия – главный враг либерального мирового порядка, угроза, страшнее (запрещенного) ИГИЛ. При том что сам ИГИЛ – крайняя форма того же бунта, с той же тягой к интернационализации, так что где тут быть страшней.

Роль России как диссидента-экспансиониста, который, как всякий революционер, готов к большим, чем его оппоненты из мирового истеблишмента, рискам и неудобствам и этим силен, схвачена ее критиками верно. Лукавство этих интерпретаций на нынешнем этапе в том, что Путин, может, и был когда-то не столько главной угрозой либеральному мировому порядку, сколько олицетворением мятежа. Однако сейчас эту роль перехватил президент Трамп.

Система не была готова к такому сбою в программе, когда страну, возглавляющую мировой порядок, в свою очередь возглавляет противник этого порядка. Отсюда желание подменить Трампа Путиным, чья практическая опасность всегда была ограничена скромными возможностями его страны, а теперь и его символическая роль подорвана чрезмерно долгим пребыванием на посту и возникшим на горизонте переходным периодом.

Второй гегемон

Трамп с трибуны ООН может говорить о том, что нужно отвергнуть угрозы суверенитету и другие вещи, которые в принципе рады слышать в Москве. Однако, находясь в частичной блокаде со стороны собственного политического класса, и он выступает не как полномочный лидер западного мира, а от себя. Но и тут, защищая идею суверенитета, развивая мысль о том, как полезно для мира сотрудничество правительств, которые ставят интересы своих стран на первое место (сотрудничество политических национализмов – почти российская программа), дает понять, что украинский суверенитет для него никак не менее важен, чем российский.

Вопрос о членстве России в элитном клубе упирается в разницу представлений о том, как этот клуб устроен. Россия понимает его, если проводить экономические аналогии, как мировой совет директоров, договаривающихся за спиной остальных, а то и, презрев условности, у всех на виду о разграничении рынков, слияниях и поглощениях. Себя она видит как минимум держателем блокирующей акции (что, кстати, соответствует ее положению в ООН). Она участник концерта держав, каждая из которых обладает полным внутренним и внешнеполитическим суверенитетом, непроницаемым для остальных. Внутри каждая действует, реализуя неограниченную полноту власти по принципу «мои дела никого не волнуют». В международных делах каждый участник концерта независим и свободно создает и разрушает группы с любыми другими участниками, причем основой для союзов являются не абстрактные ценности, а конкретные интересы.

Это больше походит не на оркестр, где инструментов много и они подчинены воле дирижера, а на камерный ансамбль, лучше квинтет или квартет, который к тому же не играет по нотам, а импровизирует, соблюдая лишь самые общие правила гармонии и контрапункта. Проповедующая академическую старину Россия в действительности мечтает о чем-то вроде джазового ансамбля.

Стремясь в мировой элитарный клуб равноправных суверенов, Россия не может не замечать, однако, важного обстоятельства, что такого клуба попросту нет. По той простой причине, что условием членства в нем является как раз взаимная прозрачность суверенитетов, их проницаемость друг для друга и сверка суверенных действий с ценностями, понимаемыми как границы дозволенного в словах и действиях – прежде всего внутри стран-членов (снаружи из-за отсутствия глобальных демократических институтов они могут быть гораздо менее сдержанны, но тоже не абсолютно свободны – объяснения авторитарных внешнеполитических действий обязаны быть либеральными). Даже в случае самых крупных мировых держав вроде Китая сила и слава без согласия на проницаемость суверенитета (в виде согласия на внешний аудит внутренних дел) не конвертируется в членство в классической, старой мировой элите. Сильнейшие в этом случае признаются сильнейшими, но остаются чужими, внешними.

Если до победы Трампа можно было говорить, что речь идет прежде всего о прозрачности национальных суверенитетов других членов мировой элиты перед аудитом США, которые сами остаются закрытыми от остальных, выменивая свое исключительное положение на предоставление военной защиты (мировой солдат имеет право на военную тайну), то теперь оказывается, что эта открытость более взаимна, чем предполагалось прежде. Американский интеллектуальный и политический класс готов отказать собственному несистемному, ошибочному президенту в праве называться лидером свободного мира, работая на его поражение вместе с другими участниками клуба крупнейших рыночных демократий и добровольно уступая символическое первенство в нем ЕС и Германии Ангелы Меркель.

Россия, прорываясь в клуб мировых демократий со своим представлением о полной непрозрачности собственного суверенитета, претендует, таким образом, на то, чтобы быть там равнее других, самой равной, единственной равной. До Трампа это выглядело как претензия на двуполярность, чтобы быть вторым равным. Но после того как американский политический класс отказал собственному руководству в праве быть лидером либерального мирового порядка, это выглядит как претензия на исключительность, которая уж точно никем не будет поддержана. Тем более что, заявляя о полной непрозрачности, непроницаемости для других собственного суверенитета, Россия продолжает требовать от соседей его прозрачности для себя.

В Москве не могут не видеть этого противоречия и пытаются выйти из него двумя способами.

Первый – объявить реальной мировой элитой сильные страны с непроницаемым суверенитетом и создать из них новый планетарный совет директоров, измеряя долю нового клуба в процентах проживающего в этих странах населения и территориях: в странах БРИКС, ШОС и т.п. живет столько процентов населения планеты, они покрывают такой-то процент территории, их совокупные экономики производят такую-то часть мирового продукта. Попытка упирается в то, что страны в этих новых клубах суверенны в близком российскому пониманию смысле слова (хотя и тут Бразилия, например, не похоже, чтобы планировала противопоставлять США свою абсолютную непроницаемость), но явно не обладают большинством голосующих акций для управления миром, а западные акционеры в новые клубы и не приглашены, и не стремятся.

Второй путь – напомнить членам западного клуба о былом величии и утраченном суверенитете (Европа, которую мы потеряли), вернуть старые смыслы, позвать их вперед в прошлое и затеряться на этом фоне.

Если Россию не принимают на равных за ее устаревшее понимание суверенитета, надо сделать устаревшими всех – распространить отечественную концепцию на остальных, и проблема исчезнет.

Надеждам способствует то, что процесс полного обобществления национальных суверенитетов – как в левых утопиях XX века обобществления женщин и детей – остановился и начал поворачиваться вспять. «Брекзит», Трамп, разнообразные новые правые в Западной Европе, национал-консервативные правительства в Восточной – всё свидетельствует о том, что миллионы, если еще и согласны обниматься, то поверх национальных барьеров, но не при полном их упразднении. Левый и особенно правый антиглобализм и возвращение западных национализмов в Москве прочитали как полный разворот, неостановимую тоску народов по полноте национальных суверенитетов и начали строить на ней внутри национальную идею, снаружи – внешнеполитическую доктрину.

Антиэлитизм Путина – не левый и не правый, он державный. Его единственная цель – не содержание, а форма действий, не результат, а процедура. Путин добивается непроницаемости суверенитета не для того, чтобы воплотить в жизнь набор радикальных левых антирыночных мер, как большевики или чависты, и не для того, чтобы строить ультраконсервативный православный Иран. Задача – иметь возможность делать то, что захочется, то, что покажется полезным внутри страны и на ее периферии, которая рассматривается как шельф российского суверенного пространства, ни перед кем не отчитываясь и не допуская самой возможности внешнего аудита. Больше того, исключив саму идею отчета. Внутри этого суверенного пространства он будет выступать с правыми или левыми заявлениями, проводить рыночные и дирижистские мероприятия, национализировать и приватизировать, двигать на важные посты консервативных идеологов или либеральных прагматиков, репрессировать западников или националистов, реализуя неограниченный и безраздельный суверенитет. Тот, кто может так же – тот равный. Кто нет – поступился принципами и достоин сожаления и упрека, а то и издевки, с какой когда-то Иван Грозный писал Елизавете Английской: что за королева, которой надо спрашивать подданных.

Равенство в этой картине понимается не как всеобщее свойство (все государства равны), а как привилегия, доступная немногим, которую надо заслужить или вырвать. То, что в полном соответствии с этим российским пониманием, но вопреки воле России его вырывает для себя Северная Корея, почему-то мало смущает.

В постулируемом Россией идеальном будущем современная ситуация, когда, по словам Путина, в мире всего несколько государств, обладающих полнотой суверенитета, не изменится. Просто Россия будет признана всеми одной из немногих равных, то есть в действительности одним из гегемонов. В западном клубе есть только одна страна равнее других с полным суверенитетом в понимании Владимира Путина – это США, все остальные полностью суверенные – за его пределами. Настаивая на отношениях с западными странами на условиях равенства, понятого как привилегия, и всей полноты суверенитета, Россия по сути хочет быть среди них еще одним гегемоном, второй Америкой. Добиться этого практически невозможно.

Даже тут подводит историческая память. В эпоху ансамблей равноправных держав, о которой ностальгирует Россия, она сама не раз становилась предметом критики со стороны чужих правительств и газет по польскому и еврейскому вопросу, за языковую политику, крепостное право, отсутствие свобод и современных гражданских институтов. Точно так же как другие члены ансамбля за свои грехи – рабство, колониальную политику, расовую сегрегацию, подавление восстаний в колониях, женский вопрос и т.д. Старый мир знал и гуманитарные интервенции, в которых участвовала Россия (защита христиан в Османской империи), и смену режимов (наполеоновская и постнаполеоновская Европа).

Вестфальская система, когда каждый государь полномочно определял веру на своей территории, никогда не работала в остальных вопросах и тем более не будет работать сейчас.

У парадного подъезда

«Путину нет равного по опыту среди мировых лидеров», – говорит Оливер Стоун в интервью о своем фильме. На вопрос, как Путин смотрит на Трампа, Макрона, Бориса Джонсона, я часто отвечаю: как мастер на начинающих, с высоты своего опыта. Однако долгое пребывание у власти начинает работать против образа президента-мятежника: наш бунтовщик пересидел у власти любого из королей. Вечный революционер, как и вечный студент, всегда немного смешон.

В действительности и революционность Путина, и диссидентство России – недоразумение. Дональд Трамп по факту рождения и гражданства – член закрытого престижного клуба, как и Тереза Мэй или Эммануэль Макрон. Желание растрясти сонное клубное царство, поднять пыльные шторы, вымыть окна, выгнать менеджеров для него естественно. Россия, напротив, хочет членства в клубе вот с этими самыми пыльными занавесками, лысыми лакеями в ливреях и неторопливым старым управляющим. Это борьба не за новый порядок вещей, а за присоединение к старому. И если старого порядка все меньше, надо его вернуть, чтобы усилия по присоединению к нему были не напрасны.

Нынешнее диссидентство России – скорее форма, чем содержание, производная от ее сравнительной слабости. Точно так же и программа консервативного бунта, заявленного ее руководством, –

не столько глубокое убеждение, сколько конструкция от противного. Если бы глобальный Евтушенко был против колхозов, Путин мог быть «за» – как сейчас, после выхода США из Транстихоокеанского партнерства и Парижского соглашения по климату, протекционистский Китай вдруг оказывается хранителем принципов глобальной экономики и Си Цзиньпин едет вместо американского президента главным гостем в Давос.

Революционность Путина и России – это оболочка, арифметическое действие отрицания отрицания. Она направлена не на то, чтобы отвергнуть истеблишмент, а на то, чтобы стать им. Но стать она пытается тем, чего нет, и поэтому ее попытки выглядят изнутри как борьба за справедливость, а извне – как бессмысленный русский бунт. Единственная надежда России в том, что Запад, становясь слабее, сам начнет закрываться от крепнущих внешних ветров, и, как в виде Трампа и «Брекзита» уже начал отступать от либерального экономического порядка, сам будет настаивать на непроницаемости и безграничности национальных суверенитетов, и бывшие последними станут первыми. Но пока просили не занимать.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3260001 Александр Баунов

Образ желаемой современности

Шансы России в постамериканском мире

Дмитрий Ефременко – доктор политических наук, заместитель директора Института научной информации по общественным наукам РАН.

Резюме Все преимущества России могут проявиться и сохраняться до тех пор, пока она остается самостоятельным центром силы многополярного мира, имеющим свободу маневра и открытым для развития партнерских отношений с разными игроками. Получается, что Россия должна быть везде и ни с кем.

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №5 за 2010 год.

Советский Союз еще был жив, хотя и дышал на ладан, когда торжествующая победу в холодной войне Америка начала гонку триумфалистских манифестов. В одних декларировалась историческая необратимость американоцентричного миропорядка; авторы других были более осторожны, как, например, Чарльз Краутхаммер, который ограничил временной горизонт глобального доминирования США тремя-четырьмя десятилетиями. Но едва миновала половина этого срока, как аналитики и обозреватели принялись соревноваться, делая заявления с обратным знаком.

Фарид Закария, автор модной книги «Постамериканский мир», видит главную проблему не в упадке Америки, а в «подъеме остальных», что стало возможным благодаря американскому экономическому, политическому, военному и культурному лидерству. Вместе с тем он откровенно говорит об ошибках и провалах, которые привели к сокращению периода абсолютного американского доминирования после окончания холодной войны. Книга Закарии была опубликована в первой половине 2008 г., еще до того, как разразился глобальный финансовый кризис. Но именно он стал точкой невозврата в процессе «постамериканизации». Благодаря кризису международные отношения обретают новое качество, адаптироваться к нему придется всем их участникам. В том числе, разумеется, и России.

Мир многополярный, постамериканский – это то, к чему Москва стремилась, начиная по крайней мере со знаменитого разворота Евгения Примакова над Атлантикой. Но теперь, когда желанный миропорядок становится реальностью, впору задать вопрос: а готова ли к нему Россия? Благодаря эрозии американской гегемонии открываются не только возможности, но и риски, связанные с силовым полицентризмом. Ведь после окончания холодной войны Россия испытывала не только горечь от приниженного положения в системе международных отношений и страх перед минимизацией ее влияния на постсоветстком пространстве, но и комфортное чувство пребывания в нише крупнейшего экспортера энергоносителей. И хотя последнее можно рассматривать как признак экономической деградации и дискриминации в системе мирохозяйственных связей, Владимир Путин с успехом использовал «тучные годы» для терапевтического лечения социальных травм, вызванных посткоммунистическими трансформациями. Он также сумел сконцентрировать ресурсы, достаточные, чтобы позволить себе в Мюнхене «откровенный разговор» с западными партнерами. Теперь же эти «преимущества дискриминации» постепенно уходят, а за реализацию новых возможностей еще только предстоит бороться, и, по всей видимости, бороться упорно.

Для России американская гегемония была тягостна, неприятна, в иные моменты – едва выносима. Но все-таки стоит признать: раз уж какой-то державе было суждено на время достичь глобальной гегемонии, то в американской версии она оказалась меньшим из зол. Гегемония, исходящая от любого европейского или азиатского государства, была бы, наверное, и вовсе непереносимой. И если представить себе другой исход холодной войны, то советская глобальная гегемония была бы, вероятно, одним из худших видов гнета, а едва ли не главной его жертвой стали бы народы самой державы-гегемона.

Об исторических уроках однополярного мира еще будут написаны целые библиотеки, но несколько выводов для международной политики наступающей эры многополярности могут быть сделаны уже теперь:

– постамериканский мир – это пока не завершенное состояние, но необратимый процесс, имеющий свои стадии;

– на следующих стадиях процесса «постамериканизации» нужно стремиться к максимальному снижению его конфликтного потенциала;

– необходимо предотвратить возникновение в будущем любой новой глобальной гегемонии, от кого бы она ни исходила;

– следует найти механизмы стабилизации многополярного мира и предотвращения холодной войны всех против всех.

Эти выводы не являются специфическими и тем более исчерпывающими для России. Они скорее позволяют увидеть, что в рамках нового миропорядка появятся возможности для согласования интересов самых разных акторов международных отношений. И в этом – шанс для России. Но далеко не единственный.

Возвышение Китая как риск

«Подъем остальных» как движущая сила «постамериканизации» означает появление множества национальных «историй успеха» и, соответственно, множества игроков, претендующих на значительное укрепление своего международного статуса. Но на нынешней стадии становления многополярного мира все просто заворожены Китаем. Глобальный экономический и финансовый кризис способствовал тому, что китайская модель все чаще рассматривается в качестве альтернативы «Вашингтонскому консенсусу», а обостряющееся соперничество между Китаем и Западом представляется как неизбежная схватка цивилизаций или идеологий.

Российский взгляд на Китай неизбежно будет отличаться от западного. Еще в позапрошлом веке русский философ Константин Леонтьев предостерегал: «Россия может погибнуть только двояким путем – или с Востока от меча пробужденных китайцев, или путем добровольного слияния с общеевропейской республиканской федерацией». «Пробуждения» Китая ждали и опасались у нас на протяжении десятилетий. Не случайно при всех зигзагах российской (советской) внутренней и внешней политики стремление к «нормализации отношений», а затем и к стратегическому партнерству оставалось внешнеполитической константой со времен Юрия Андропова. И нельзя не признать, что нынешний уровень российско-китайских отношений представляет собой ценнейшее достижение, которое, правда, не гарантирует от осложнений в будущем.

Сейчас, когда Китай «пробудился», рассуждения об угрозе могут быть более опасны, чем сама «угроза». В подъеме Китая следует видеть не угрозу России, а риск, то есть ситуацию, в которой возможен как проигрыш, так и выигрыш. Тактический выигрыш для российского политического режима уже очевиден. Прежде всего в том, что сопоставление исторического опыта двух стран дает властям дополнительные аргументы в пользу модернизации под жестким государственным контролем: путь Дэн Сяопина был правилен, путь Горбачёва – ложен; сильно (скорее всего – безнадежно) отстав от восточного соседа, Россия возвращается на правильный путь. При этом достижения Китая меняют и шкалу политических ценностей, поскольку успех и эффективность перестают однозначно отождествляться с либеральной демократией.

Потребность в устойчивом присутствии России в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) – ключевой части мира XXI века – сегодня не вызывает никаких сомнений. Поворот на восток требуется «всерьез и надолго». При этом, сохраняя и наращивая преимущества добрососедства с Пекином, необходимо избежать превращения Москвы в его сателлита. Иначе говоря, фактическая слабость нынешних позиций России в АТР должна компенсироваться за счет активной политики, направленной на максимальную диверсификацию экономических и политических возможностей.

Среди причин, по которым для России предпочтителен вариант стабильного, но несколько дистанцированного партнерства с Китаем, далеко не только гигантская разность демографических потенциалов с двух сторон общей границы. Угроза китайского заселения Сибири и Дальнего Востока – это скорее «бумажный тигр», во всяком случае, в среднесрочной перспективе. Гораздо серьезнее опасность закрепления структурного дисбаланса в двусторонней торговле, быстрого скатывания к положению ресурсного придатка новой «всемирной мастерской». Однако выход из сырьевой ниши – это важнейший вопрос модернизации российской экономики, а не только торговых отношений между Москвой и Пекином.

Пожалуй, самая серьезная проблема, из-за которой России следует избегать слишком тесной привязки к китайскому локомотиву – это его скорость. Казалось бы, поддерживаемые уже не первое десятилетие двузначные (или близкие к двузначным) темпы экономического роста являются именно тем, чего нам так не хватает для успеха модернизации. Но чем дольше длится китайское экономическое чудо, тем больше нарастают экономические, социальные и региональные диспропорции, и тем более опасными могут быть последствия резкого торможения. Соответственно, для России усиливается актуальность поиска страховочных механизмов, запасных вариантов и новых возможностей.

Прежде всего, важно сохранять позицию открытости к более тесному сотрудничеству с Японией как в сферах экономики и научно-технической деятельности, так и в вопросах региональной безопасности. Однако неурегулированность территориального спора не позволяет видеть в сотрудничестве с Токио противовес китайскому фактору. Более многообещающей может стать интенсификация связей с региональными акторами второго порядка – Южной Кореей, Тайванем, Вьетнамом, Индонезией и другими странами АСЕАН. Ни одна из этих стран в одиночку не способна служить альтернативой континентальному Китаю, но в совокупности их можно рассматривать как множество потенциальных опорных точек на периферии Срединной империи.

В общеазиатских масштабах ценнейшим партнером является Индия. Отсутствие конфликтного потенциала и восходящая к истокам индийской независимости традиция дружественных двусторонних отношений составляет прочную основу стратегического взаимодействия Москвы и Дели в XXI веке. Однако есть и трудности, главным образом психологического характера. В России еще не вполне освоились с тем, что Индии уже не пристало быть ведомой, что по ряду ключевых показателей страна способна стать равновеликим партнером, а в скором будущем – более мощным полюсом постамериканского мира, чем Россия. Но в любом случае Дели как раз тот самый собеседник, с которым в числе первых следует обсуждать и растущую китайскую мощь, и любую другую серьезную проблему Евразии. При этом надо учитывать, что в Индии с ее опытом военного конфликта 1962 г. подъем Китая вызывает большую настороженность, чем в России, которая сумела урегулировать пограничные проблемы с КНР.

Российская стратегия «поворота на Восток» должна в полной мере учитывать американское влияние в АТР. США и Россия осознают ключевое значение региона для их будущего в XXI веке, равно как и отсутствие здесь сколько-нибудь серьезного конфликта интересов двух сторон. И если говорить о расстановке сил и тенденциях региональной безопасности, то надо признать, что и военное присутствие Соединенных Штатов в АТР вовсе не противоречит российским интересам. Ситуация здесь существенно отличается от обстановки на западных и южных рубежах России, где укрепление позиций США и НАТО представляет собой как минимум фактор дискомфорта. Во всяком случае, Москве едва ли имеет смысл вливаться в число энтузиастов лозунга «Окинава без американцев», который столь неудачно пытался воплотить в жизнь бывший японский премьер Юкио Хатояма.

Сказанное не означает, что России следует очертя голову формировать вместе с Америкой новые схемы региональной безопасности, в которых Пекин неизбежно усмотрел бы угрозу своим интересам. Важно видеть грань между поиском оптимального для Москвы баланса сил и созданием реальных или виртуальных антикитайских коалиций, участие в которых для России недопустимо. В то же время именно раскрытие потенциала российско-американского взаимодействия в АТР могло бы стать основанием для будущих отношений между Москвой и Вашингтоном, для сохранения и развития крайне хрупких результатов «перезагрузки».

Отношения с державой № 1 постамериканского мира

Звучит иронично и одновременно банально: державой №1 постамериканского мира остаются Соединенные Штаты Америки. Ослабление американского могущества продолжается, но не следует думать, что этот процесс бесконечен. Во-первых, неуклонный подъем основного конкурента – Китая – также не предопределен. Во-вторых, даже если вторая волна кризиса нанесет новый, еще более мощный удар, можно ожидать, что Америка, в конце концов, выкарабкается на более или менее стабильное плато, и дальнейшее (относительное) снижение ее глобальной роли приостановится. С другой стороны, проблемы США как нисходящей сверхдержавы поистине глобальны, поскольку любой вариант их решения будет иметь последствия для всего мира. Кризис показал не просто зависимость всех остальных стран от Америки как международного центра финансового могущества и главного источника дестабилизации мировой экономики, но и огромную социальную цену, которую придется рано или поздно заплатить всем за санацию этой системы.

Вполне понятно стремление России не платить за оздоровление американоцентричной глобальной экономики больше, чем требуется. Уже одно это соображение – стимул к конструктивному участию во всех международных институтах и механизмах антикризисного управления. Москва заинтересована и в том, чтобы способствовать «мягкой посадке» Вашингтона в постамериканский мир, предотвратить стратегически безнадежные, но рискованные для России попытки восстановить ускользающую глобальную гегемонию Соединенных Штатов. Не менее важно создать в обозримом будущем благоприятные предпосылки для конструктивного и стабильного партнерства с США.

По всей видимости, перезагрузка как важный внешнеполитический проект администрации Барака Обамы составляет один из компонентов комплексной переоценки глобальной роли США в контексте мирового кризиса. Всем, очевидно, было понятно, что в XXI веке совсем не Россия будет представлять для Америки основную проблему. Но чем же обернулась перезагрузка на деле?

С началом глобальных экономических потрясений многие в России с торжеством возвестили «закат Америки», тогда как в самой Америке немало обозревателей приветствовали «падение России с небес на землю». Таким образом, поначалу перезагрузка немногим отличалась от российско-американских интеракций постсоветской эпохи, характеризующихся столкновением ресентимента с высокомерием. Между тем в результате кризиса обе страны оказались в рядах проигравших, и именно это обстоятельство должно было стать реалистичной основой для диалога на основе баланса интересов. Но и здесь ситуация оказалась парадоксальной.

Например, Сергей Караганов вместе с рядом коллег из Совета по внешней и оборонной политике сформулировал весьма радикальную программу «большой сделки» – компромисса, нацеленного на нахождение баланса интересов России и Соединенных Штатов. По всей видимости, к ней с пониманием отнеслись близкие к администрации Обамы сторонники реалистического подхода, а динамика двусторонних отношений весь последний год создавала впечатление, что стороны негласно следуют основным параметрам «большой сделки». А именно: Россия конструктивно подходит к американским интересам в различных регионах Азии и проявляет сдержанность на постсоветском пространстве, а США, в свою очередь, не предпринимают попыток еще больше ослабить позиции России в странах СНГ и создать еще более дискриминирующую ее архитектуру безопасности в Европе. Но именно негласно. На официальном уровне эти параметры невозможно даже облечь в словесную форму, не говоря уже об их переводе в статус комплексных формальных договоренностей.

В результате даже после подписания Пражского договора СНВ-3 и поддержки Россией санкций против Ирана в Совете Безопасности ООН все по-прежнему выглядит как избирательное улучшение двусторонних отношений. Каждый, пусть даже незначительный, шаг по пути перезагрузки сопровождается заявлениями или действиями, призванными сгладить их эффект, продемонстрировать локальный характер, доказать, что Вашингтон по-прежнему следуют курсу на «продвижение демократии» и отвергают любые претензии на «сферы влияния», от кого бы они ни исходили. Но если перезагрузка пока нисколько не повлияла на доминантный дискурс двусторонних отношений, едва ли стоит удивляться, что при первом же серьезном внутриполитическом повороте в Америке почти весь достигнутый позитив может быть скомкан, а то и вовсе отброшен в угоду электоральным перспективам одной из влиятельных групп политического истеблишмента.

Значит ли это, что идеи перезагрузки или тем более «большой сделки» в принципе неработоспособны? В качестве селективного подхода перезагрузка едва ли может рассчитывать на успех, но если под ней понимать кропотливую и целенаправленную работу по формированию устойчивой основы российско-американских отношений в XXI веке, то у нее неплохие шансы. В этом смысле азиатский фокус поиска взаимного баланса интересов может иметь решающее значение. Однако сам этот баланс должен в конечном счете зафиксировать изменение общего соотношения сил, в котором Соединенные Штаты – все еще наиболее мощная держава постамериканского мира, а Россия – один из полюсов нового мирового порядка. Политические следствия такого баланса интересов должны быть вербализованы, проговорены на самом высоком политическом уровне, а затем и трансформированы в совокупность формальных и неформальных обязательств.

Насколько далеко могут (и должны) идти эти обязательства? Основным контекстом выстраивания российско-американского партнерства является возвышение Китая и возникающая в связи с этим новая сфера близости интересов России и Америки. Учитывая «низкий старт» двусторонних отношений, Москва заинтересована в том, чтобы в обозримой перспективе уровень ее партнерства с Вашингтоном оказался сопоставимым с нынешним уровнем российско-китайских отношений. Но если двигаться в этом направлении дальше, то плюсы все быстрее начнут меняться на минусы, и Россия окажется втянута в игру, в которой в лучшем случае останется на вторых ролях, а в худшем – превратится из игрока в фигуру, которой основные игроки при случае могут и пожертвовать.

По всей видимости, во втором десятилетии XXI века разговоры об интеграции России в НАТО или какую-либо другую форму военно-политического союза с участием США и стран Европейского союза будут только активизироваться. Пока такие разговоры далеки от конкретики, но они начались, и начались не случайно. Суть динамики процесса можно понять и по характеру обсуждения проекта Договора о европейской безопасности (ДЕБ), предложенного президентом России. Саму идею не решился отвергнуть никто, и в Москве уже третий год слышат вежливые заявления о намерении «тщательно изучить» и «всесторонне рассмотреть». Несколько реже звучат фразы о принципиальной поддержке предложенного Договора и о солидарности с его базовым постулатом о неделимости европейской безопасности. «Изучение» проекта может продолжаться неопределенно долго, если только в какой-то момент партнеры в Вашингтоне и Брюсселе не захотят обнаружить, что Договор, в сущности, предлагает единую систему безопасности не только для Европы, но для индустриально развитого Севера в целом, и исключает из этой системы Китай и другие страны быстро развивающегося Юга.

Вероятно, что кошмарный сон российской внешней политики – дальнейшее расширение НАТО на восток – так и не станет явью. В принципе, в этом состоит основное достижение мюнхенского курса Владимира Путина, хотя скорее всего экспансия альянса на постсоветском пространстве окончательно утратит актуальность в контексте общей динамики «постамериканизации». Проект ДЕБ также призван блокировать расширение НАТО, но если это произойдет, то лишь как международно-правовая фиксация fait accompli (уже свершившегося факта. – Ред.). Следовательно, это уже не тот приз, за который стоит платить любую политическую цену. Гораздо важнее сама возможность равноправного участия в определении правил игры и в вопросах европейской безопасности, и в том, что касается более широкого спектра отношений в Большой Европе.

В поисках Большой Европы

С Европой связаны фундаментальные интересы России. Но ситуация здесь почти патовая. Похоже, что чем дольше Россия и Европейский союз взаимодействуют, тем больше их взаимное отчуждение. Сам институциональный дизайн ЕС фактически блокирует сколько-нибудь существенное сближение с Москвой. И ожидать качественных прорывов в отношениях между Россией и институциями Евросоюза (если, конечно, не относить к числу прорывов велеречивые декларации о партнерстве и долгосрочные планы действий) в ординарных обстоятельствах едва ли приходится.

Хуже всего то, что участие в Европейском союзе неизбежно ограничивает свободу политического маневра отдельных его членов, включая и самых мощных, с которыми Россия стремится развивать привилегированные отношения на двусторонней основе. В этих условиях особое значение имеет способность Москвы максимально использовать возможности, связанные с перемещением центра глобальной финансовой и индустриальной мощи в АТР. Только утвердившись там в качестве активного и влиятельного игрока, Россия сможет более уверенно вести диалог с другими европейскими странами. И главное: российские территории к востоку от Урала должны быть задействованы в качестве резерва национального развития, а не пространства демографического и индустриального вакуума.

В конце концов, ничто не вечно, включая и застой в отношениях Россия–Евросоюз. И в этом смысле важно не отворачиваться от еэсовской машины, а продолжать разговор и с ее функционерами, и с европейской общественностью, той силой, от выхода которой на политическую арену Юрген Хабермас и Жак Деррида относительно недавно ожидали «второго рождения Европы». Надежды двух философов оказались преждевременными. Но европейская публичная сфера все-таки играет очень важную роль в том, что касается определения ситуации, буквально соответствуя теореме Томаса: «Если ситуация мыслится как реальная, то она реальна по своим последствиям». Интересам России могла бы соответствовать фиксация того, что Европейский союз неравнозначен Европе и что другая архитектура Большой Европы возможна.

Даже если Россия определяет свою собственную роль как участие в «подъеме остальных», то открытость к широкому диалогу с отдельными странами ЕС и с Евросоюзом в целом должна сохраняться. Особенно важна способность генерировать нестандартные идеи и ходы, задающие направления дискуссии. В этом смысле можно только приветствовать идею «Союза Европы», которую намерен продвигать Сергей Караганов. Будучи весьма проблематичной в качестве конечной цели, она очень важна процессуально, поскольку может серьезно расширить пространство маневра для России, государств – членов Европейского союза, других европейских или полуевропейских стран.

Международные отношения и цивилизационный выбор в эпоху «междуцарствия» модерна

При обсуждении перспектив России в многополярном мире нельзя обойти вниманием и аргументы более общего порядка. Зигмунт Бауман, анализируя динамику модерна в начале XXI века, обращается к термину «междуцарствие» (Interregnum), с помощью которого Антонио Грамши описывал ситуацию ожидания радикальных перемен, вызванных социальными потрясениями эпохи Великой депрессии. Грамши вкладывал в это понятие особый смысл, имея в виду приближение одновременных и глубоких изменений социального, политического и юридического порядка. Сегодня, как и во время заточения Грамши в туринской тюрьме, многие глобальные концепции, институты и механизмы демонстрируют прогрессирующую дисфункциональность. В то же время полноценной замены этим столпам современности пока не видно.

Процесс «постамериканизации» также вписывается в эту картину «междуцарствия», но не исчерпывает ее. На кону нечто большее. Несколько успокаивающий термин Фарида Закарии «подъем остальных» на деле означает, что пятисотлетний «момент однополярности» западной цивилизации близится к завершению. При этом с каждым днем множатся факты, опровергающие представления о некой единой и неповторимой европейской (западной) версии модерна.

Как известно, теория множественности модернов была выдвинута Шмуэлем Эйзенштадтом. Он подчеркивает, что структурная дифференциация неевропейских обществ совсем не обязательно воспроизводит европейскую модель. По его мнению, европейская модель стимулирует появление различных институциональных и идеологических паттернов за пределами Европы. При этом «наилучший путь понимания современного мира… состоит в рассмотрении его как повествования о непрерывном конституировании и реконституировании разнообразия культурных программ». В контексте теории Эйзенштадта метафора междуцарствия могла бы означать, что западная версия модерна в основном исчерпывает свою миссию «перенастройки» незападных культурных программ и вступает в период сосуществования и конкуренции с другими, возникшими на основе этих программ версиями модерна. Но это сосуществование означает ни больше ни меньше, как признание плюрализма ценностей, институтов и моделей политического устройства вслед за признанием плюрализма культурных программ.

Динамика системы международных отношений воспроизводит многочисленные манифестации тех же самых сдвигов. Достаточно указать на феномен БРИК и, в частности, на быстрый переход российских руководителей от гордости за почти полноправное членство в западном клубе G8 к энтузиазму соучредителя клуба, в который входят новые лидеры глобального экономического роста. Активность России в этом качестве принимается далеко не всеми, хотя среди тех, кто наиболее жестко ставит под сомнение обоснованность присутствия России в БРИК, по странному стечению обстоятельств почти не звучат голоса из Китая, Индии или Бразилии. Стоит отметить, что автор термина «мягкая сила» Джозеф Най, крайне сдержанно отзывающийся о феномене БРИК в целом, умалчивает, что эта конструкция, даже оставаясь преимущественно виртуальным объединением, уже становится новым источником «мягкой силы», начинает продуцировать и консолидировать нормативную власть. Нормативное послание БРИК выражается не только в отстаивании вестфальских принципов суверенитета и стремлении к многополярности, но в принципиальном признании плюрализма ценностей, культурных программ и моделей политического устройства. В сущности, нормативное послание БРИК есть перевод теории множественности модернов Эйзенштадта на язык глобальной политики.

Процесс становления постамериканского мира побуждает корректировать преобладающие концептуализации международных отношений. Один из вариантов корректировки состоит в том, чтобы отделить качественные характеристики международного порядка от изменения глобальной роли США. Так, Джон Айкенберри готов говорить лишь о «кризисе успеха» западного проекта модерна, но не о кризисе представлений о его единственности и неповторимости. Согласно этой логике, движущей силой единого проекта модерна выступает общий интерес ведущих международных акторов к воспроизводству либерального порядка, который, по крайней мере теоретически, приносит блага всем и каждому. При этом получается, что, согласно Айкенберри, потребности и интересы незападных держав могут быть удовлетворены благодаря еще большему распространению принципов и практик западного либерализма.

Международный порядок – вещь инерционная, и в условиях «междуцарствия» трудно ожидать его быстрого переформатирования. Скорее всего, многие устойчивые глобальные взаимозависимости в сферах безопасности, торговли, финансов и охраны окружающей среды будут трансформироваться гораздо медленнее, чем изменение экономического и политического веса ведущих глобальных игроков. Однако фундаментальной особенностью либерального международного порядка является установление иерархических отношений, которое в долгосрочном плане несовместимо с «подъемом остальных».

Неудивительно, что реакция западного экспертного сообщества на возвышение незападных держав характеризуется растерянностью и даже алармизмом, когда в этих государствах видят представляющих угрозу чужаков. В то же время раздаются призывы рассматривать усиливающиеся страны незападного мира как «нам подобных», нуждающихся в социализации и в обучении правилам. Как отмечает Тим Данн, в контексте современной международной политики обе стратегии, по сути, постулируют безальтернативность западной версии модерна, причем такой подход останется востребованным даже несмотря на его прогрессирующую неадекватность.

Означает ли это, что и Россия «обречена» адаптироваться к постамериканскому миру, упорно сохраняя верность догме о сингулярности модерна? Оправданно ли в эпоху «междуцарствия» форсировать цивилизационный выбор, или по крайней мере связывать себя жесткими внешнеполитическими обязательствами, которые свидетельствовали бы о приверженности западной версии модерна?

Вопрос не в том, что цивилизационный выбор в пользу Запада невозможен или неприемлем, а либеральные ценности на российской почве прорастают какими-то уродливыми сорняками. Одной из причин взаимного разочарования России и Запада было как раз то, что зона совпадения или близости ценностей очень велика, тогда как различия казались в конечном счете преодолимыми. Но в итоге в России сформировалось стойкое убеждение, что дискуссии о ценностях направлены на подрыв российских интересов, тогда как многие на Западе от неоправданных иллюзий периода горбачевской перестройки и ельцинских реформ перешли к уверенности в «неисправимости» России. В этих условиях единственным конструктивным решением может быть перевод политических дискуссий на язык интересов; споры о ценностях лучше оставить для научного сообщества и активистов неправительственных организаций.

Хотя двадцатилетие распада СССР уже не за горами, преждевременно говорить о том, что в России сформировалась новая политическая нация, а посткоммунистические трансформации окончательно завершены. Сам факт провозглашения линии на модернизацию свидетельствует по крайней мере о частичной неудаче всей постсоветской социально-экономической политики, основной вектор которой даже в период воссоздания «вертикали власти» оставался либеральным и вестернизаторским. Ясно, что требуется поворот, серьезная коррекция курса. И если уж решено называть этот поворот «модернизацией», то следует исходить из того, что модернизация в эпоху междуцарствия модерна должна быть сугубо прагматическим действием.

В сущности, это все та же кошка Дэн Сяопина, единственным значимым качеством которой является эффективность в ловле мышей, а не соответствие стандартам породы западного модерна. Если экономика России, ее государство и общество начнут «ловить мышей», то локализация российского модерна в созвездии современностей не заставит себя ждать, а вопрос о его совместимости с западной версией модерна может затем сколь угодно долго оставаться предметом академической дискуссии.

В конечном счете речь идет о том, чтобы во втором десятилетии XXI века Россия выработала эффективную модель решения социальных и экономических проблем, используя при этом в интересах своего внутреннего развития новые возможности, открывающиеся в контексте становления постамериканского мира. Россия слишком долго пребывала на периферии западной цивилизации, чтобы теперь, на излете ее доминирования, присоединяться к ней и делить ответственность за все ее грехи. В конце концов, у России слишком много своих собственных грехов. Главное же, Россия обнаруживает, что у нее есть выбор, что заповедь Владислава Суркова «не выпасть из Европы, держаться Запада» не означает отказа от участия в «подъеме остальных» и формировании институтов и механизмов нового миропорядка. А появление такового будет свидетельствовать о завершении эпохи междуцарствия модерна.

Незаменимый полюс и свобода выбора

Будучи крупнейшим осколком Советского Союза, Россия объективно все еще имеет немало оснований претендовать на статус одного из полюсов в многополярном мире. Однако общая динамика на протяжении двух последних десятилетий в случае России была понижательной, а для периода 1990-х – обвальной. Даже стабилизация и нефтегазовый бум в период президентства Владимира Путина пока могут рассматриваться лишь как временное торможение на крутом спуске вниз. Иными словами, Россия по инерции остается одним из полюсов мировой политики, но сохранение в этом качестве потребует от российской власти способности привлекать все больше дополнительных ресурсов.

Вполне вероятно, что вскоре мы услышим голоса, настаивающие на новом понижении позиции России во всемирной табели о рангах. В качестве аргументации будет предъявлена непозволительность затраты значительных ресурсов на сохранение высокого международного статуса, а также то, что вхождение в зону притяжения какого-то другого полюса позволит оптимизировать риски существования в турбулентном многополярном мире. Отвергать эту позицию только потому, что Россия должна быть великой, могучей и никакой иной, по меньшей мере недальновидно. При определенных обстоятельствах у нас в самом деле может не оказаться другого выбора. Но несомненно, что любая власть в России должна стремиться к предотвращению подобной ситуации.

У России имеются и специфические основания к удержанию статуса одного из полюсов многополярного мира. Многовекторность и высокая маневренность российской внешней политики в нынешних условиях выступают важными механизмами компенсации слабостей, обусловленных структурой экономики, демографической динамикой, низким качеством управления, коррупцией и технологическим отставанием. Однако помимо решения тактических задач, маневренности требуется и «сверхзадача»: не принадлежа к первой тройке основных центров силы постамериканского мира, Россия должна быть тем полюсом, полномасштабное партнерство с которым способно обеспечить несомненный и решающий перевес для любого из основных центров силы.

Но опять-таки: все эти преимущества могут проявиться и сохраняться до тех пор, пока Россия остается самостоятельным центром силы многополярного мира, имеющим свободу маневра и открытым для развития партнерских отношений с самыми разными глобальными игроками. Как только Россия окажется вовлеченной в какие-либо жесткие союзы или интеграционные механизмы с участием более мощных центров силы, преимущества будут утрачены. Получается, что Россия должна быть везде и ни с кем.

Сохранение за Россией статуса самостоятельного глобального игрока, даже если для этого потребуется привлечь серьезные дополнительные ресурсы, окажется менее затратным и рискованным, чем вхождение в зону притяжения одного из более мощных полюсов. В последнем случае затраты ресурсов и риски будут обусловлены усиливающимся внутренним напряжением, вызванным необходимостью удерживать развитие страны в русле, общее направление которого задано извне. Вполне понятна логика сторонников этого подхода, стремящихся через жесткие международные обязательства подтолкнуть запаздывающие внутренние изменения. К сожалению, более реален сценарий, при котором подгоняемые под импортный шаблон внутренние изменения приведут к новой волне имитации институциональных практик правового государства и к запуску цепной реакции вполне реальных дестабилизирующих сдвигов в сфере межнациональных и федеративных отношений.

Совокупность возможностей, открывающихся перед Россией в процессе становления постамериканского мира, должна быть использована для создания благоприятных условий внутреннего развития страны, а не для их усложнения, связанного с вовлеченностью в жесткие союзы и поспешной ориентацией на одну из нескольких актуальных версий модерна. В то же время российское общество нуждается в подлинной открытости миру, в широком диалоге с носителями самых разных культурных программ, в готовности воспринимать извне все, что может способствовать практическому решению внутренних проблем. То, что действительно имеет высокую цену в эпоху многополярности – это свобода выбора. Не только выбора стратегических партнеров, но также путей и методов модернизации и даже образа желаемой современности.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3259995 Дмитрий Ефременко

Сосредоточение не по Горчакову

Цивилизационная геополитика на рубеже эпох

Андрей Цыганков – профессор международных отношений и политических наук Калифорнийского университета (г. Сан-Франциско).

Резюме Проведение независимой внешней политики упирается в необходимость развития ценностных и социально-экономических оснований страны. Полная изоляция утопична, но перенесение центра тяжести с внешнеполитической наступательности на внутреннее освоение и возможно, и необходимо.

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №2 за 2017 год.

Успехи российской внешней политики на Ближнем Востоке, активное утверждение независимости в ценностно-информационной сфере, развитие отношений с Китаем и рядом незападных государств, а также глубокие перемены в мире создали новые, более благоприятные для России условия. Продолжающийся распад либерального миропорядка и поворот Запада к национальным интересам и консервативным ценностям, олицетворением чего стали «Брексит» и избрание Дональда Трампа, сделали возможным поиск новых партнеров в отстаивании идеалов, близких российским. На этом фоне громче звучат голоса тех, кто настаивает на продолжении наступательной внешней политики и формализации нового мирового порядка по модели Венского конгресса. Важно заново переосмыслить цели и возможности России как страны с особой системой ценностей и геополитическим положением.

Константы русской геополитики

Россия формировалась как локальная цивилизация с особой системой ценностей и геополитическим положением. Регионально русская идентичность вырастала на пространствах Восточной Европы и Евразии, ряд народов которых был привержен ценностям православного христианства и сильной государственности. В XV столетии страна оказалась в цивилизационном одиночестве, утратив в результате падения Византии источник своего духовного авторитета. Превратившись в главную наследницу православия, Московская Русь столкнулась с необходимостью защищать свои ценности как от угрозы с юга, так и от амбиций католического Рима, стремившегося встроить восточного соседа в свою имперскую систему.

Ситуация усугублялась крайне сложным геополитическим положением. Задвинутая вглубь Евразии, Россия не имела естественных границ и для защиты суверенитета нуждалась в формировании пояса буферных территорий и мощной армии. Сосуществование с сильнейшими державами мира наложило печать на ментальность русских, выработав понимание, что выживание и независимость требуют постоянной защиты и не могут восприниматься как раз и навсегда данные.

Все это диктовало активную внешнюю политику. Сформировавшись как страна с локально ограниченной и геополитически уязвимой системой ценностей, Россия была обречена на глобальную или трансрегиональную активность в своих действиях. Чтобы выжить, требовалась не только демонстрация сил и возможностей, но и постоянная инициатива и вовлечение сильных мира сего в совместные проекты. Иного пути для сохранения духовно-ценностного суверенитета история не предоставила. Изоляция от имевшихся источников геополитических опасностей представлялась идеалом, но могла быть достигнута лишь ценой внешнеполитической активности.

При этом Россия отнюдь не всегда обладала материальными ресурсами, необходимыми для реализации ставившихся целей. По сравнению с европейским Западом, находящимся в центре мирового развития, Россия формировалась как страна полупериферийная, стремившаяся войти в центр, но так этой цели и не добившаяся. Петровский и сталинский рывки сократили разрыв с центром, но не изменили положение страны. Уровень жизни россиян и сегодня существенно ниже, чем в западных странах (хотя заметно превышает уровень жизни большинства незападных государств).

Ресурсные ограничения требовали проведения не только активной, но и сбалансированной, по возможности незатратной внешней политики. Не всегда правильно оценивая свои возможности, российские правители отдавали себе отчет в их пределах. На протяжении большей части истории Россия не стремилась стать державой глобальной или мировой. Трансформация миропорядка являлась для нее задачей вторичной, производной от решения задачи цивилизационно-геополитического сбережения и сохранения ядра самобытной системы ценностей.

Нередко имея дело с превосходящим в материальных силах противником, Россия уходила во временную изоляцию или шла по пути избирательной, не требовавшей значительных затрат асимметричной наступательности. Периоды изоляции были не слишком типичны, имея в виду геополитическую необходимость активного участия в международных делах. Будучи рекомендованы влиятельными советниками и государственными мужами, подобными Никите Панину при Екатерине Великой или Александру Горчакову при Александре Втором, такие периоды умеренной изоляции всегда преследовали цель возвращения страны в мировую политику. Чаще всего их возникновение становилось результатом перенапряжения ресурсов и обусловливалось необходимостью залечить раны войны и восстановить внутренние силы. Это были «передышки», как определил их основатель Советского государства, сформулировавший курс на временное замирение с Западом. В случаях же асимметричной наступательности Россия находила способы защитить себя, избегая опасности быть втянутой в войну с крупными державами. Например, в 1870-е гг. Россия оказывала поддержку восставшим христианам Боснии и Герцеговины на Балканах, осознавая незначительную тогда опасность вмешательства со стороны Австро-Венгрии или других крупных европейских государств.

У курса, приоритетом которого являлось цивилизационное выживание страны, имелись критики. Не только западники, отвергавшие понятие русской самобытности, но и сторонники превращения России в глобальную державу, способную диктовать правила миропорядка. В XVIII и XIX столетиях последние выступали за захват Константинополя или использование победы над Наполеоном для закрепления в Европе в качестве единоличного учредителя миропорядка. В начале ХХ века левые революционеры жаждали победы мировой революции, призывая наступать на Варшаву и Берлин. В русской истории находилось немало тех, кто желал бросить национальные интересы и ценности на алтарь великодержавного, мирового коммунистического, общечеловеческого или глобально-либерального.

Стремление сохранить культурно-политическую самобытность нередко выражалось в споре между подчеркивавшими важность противостояния агрессивному Западу и указывавшими на важность освоения огромной, плохо заселенной русской Евразии. Хорошо известен, например, спор Вадима Цымбурского со сторонниками многополярности и евразийской экспансии, которые считали главной опасностью для России расширение евро-атлантического мира. Понимая такую опасность, Цымбурский считал ее преувеличенной, делая упор на внутреннем освоении, переносе столицы за Урал и выстраивании отношений с ближайшими соседями.

Не все идеи рано ушедшего от нас мыслителя подтвердились, но их основная направленность по-прежнему актуальна. Пренебрежение приоритетами цивилизационного развития чревато ресурсным перенапряжением, внутренним ослаблением и снижением международного статуса. С петровских времен для поддержания статуса великой державы государство отдавало на военные нужды около четверти бюджета и требовало от народа готовности к самоотдаче. Всеобщая бедность и крепостное право служили средством ускоренной мобилизации армии. Развитие же общества запаздывало и – в целях быстрого накопления капитала, требуемого для нужд безопасности, – осуществлялось по мобилизационным моделям. Системные реформы откладывались или сворачивались. Им на смену шли высокие налоги с общества и новые административные механизмы для его эксплуатации. Советское время по-своему воспроизвело эту модель. Политика глобальной поддержки «социалистической ориентации», принятая на вооружение Никитой Хрущевым, сопровождалась отсутствием внутренних реформ, она ослабила страну, подведя ее к распаду.

Кризис миропорядка и Россия

Современный миропорядок, связанный с глобальным доминированием США, продолжает распадаться. Процесс, начатый бесславным американским вторжением в Ирак, чрезвычайно ускорился в последние годы. Наступательная политика крупных держав, включая Россию, Китай, Иран, Турцию и другие, теперь непреложный факт. При сохранении за Соединенными Штатами материального превосходства, мир двинулся в направлении формирования новых правил международных отношений.

Процесс их выработки может затянуться, а отсутствие побуждает крупные державы к соперничеству и усугубляет нестабильность. Переходный период в международных отношениях сопровождается обострением противоречий и распадом единого мира на региональные геополитические пространства. Формируются новые зоны возможного военного противостояния и торгового соперничества. На первый план выходят жесткие публичные торги и тайные переговоры. Государства уязвимы перед лицом новых вызовов, что подталкивает их к централизации власти, замыканию вовнутрь и выламыванию из сложившейся системы глобальных правил. События в Евросоюзе, связанные с попытками Греции сформировать особые для себя условия в рамках германо-американского консенсуса и выходом Британии из еврообъединения, консервативный поворот Соединенных Штатов, связанный с победой на президентских выборах Трампа, рост правоизоляционистских настроений в Европе, процессы политической централизации в России и Турции подтверждают эти тенденции.

Государства все меньше ищут покровительства и материальной поддержки у США, развивая вместо этого региональные связи. Великие державы стремятся укреплять сферы влияния в пограничных пространствах, будь то Восточная Европа, Ближний Восток или Южно-Китайское море, избегая прямых столкновений между собой. Тем не менее следует помнить о том, что последние двести лет смена миропорядков сопровождалась столкновениями крупных держав. Прежде чем возникли Венская, Берлинская, Версальская и Ялтинская системы международных отношений, человечество прошло через наполеоновские войны, Крымскую, Первую и Вторую мировую.

Избрание Трампа президентом чревато новыми кризисами. Снимая источники некоторых прежних обострений, администрация Соединенных Штатов создает иные очаги напряженности. На смену расширению НАТО и распространению демократии идут жесткая политика сдерживания Китая и Ирана, укрепление ПРО и новых систем военного доминирования США, намерение наращивать военный потенциал, в том числе ядерные арсеналы, протекционизм и создание торговых блоков. В Вашингтоне стремятся не только развивать американскую экономику и инфраструктуру, но и укреплять глобальные позиции. Наиболее опасна для международной системы перспектива дальнейшего обострения американо-китайских отношений. Попытки Трампа ограничить торгово-финансовое влияние Пекина, подчеркивание фактора Тайваня, наращивание военно-морского присутствия США в непосредственной близости к Китаю не могут не встретить жесткого сопротивления.

Постепенный распад современного миропорядка сулит России длительный период неопределенности и ставит перед необходимостью поиска адекватного внешнеполитического курса. Попытки войти в число ключевых союзников сверхдержавы предпринимались в 1990-е и начале 2000-х гг., но натолкнулись на недоверие американцев, связанное отчасти со стремлением Москвы выторговать для себя особые условия. Вообще модель внешней военно-политической зависимости не может быть приемлема для страны с длительным историческим опытом и политической культурой самобытности и великодержавности.

В условиях изменившихся приоритетов Соединенных Штатов и смещения глобального баланса в сторону американо-китайского противостояния утрачивает целесообразность и продолжение российской политики последних лет. Основа курса заключается в асимметричной наступательности ради сохранения влияния России в Евразии. Вмешательство в конфликт в Сирии и информационное противостояние с Западом были во многом связаны с намерением продемонстрировать возможности России и отстоять, вопреки западным санкциям, позиции в евразийском регионе. Сегодня конфликт на Украине более не является приоритетом в отношениях с Вашингтоном, накал информационного противостояния снижен (во всяком случае, со стороны Москвы), а российская точка зрения на возможные решения по Сирии ближе новой администрации, чем прежнему руководству США.

В этих условиях плодотворным может быть обращение к опыту периодов относительной изоляции и сосредоточения внутренних цивилизационных сил. Программа цивилизационного сосредоточения должна преследовать цель упрочения внутренней ценностной базы, материально-экономических и интеллектуальных основ развития страны в усложняющемся мире. Ее необходимыми компонентами стали бы пропаганда и подчеркивание этнического многообразия, укрепление принципов государственного управления, поддержка семьи, образования и науки.

Важнейший компонент – выработка другой модели экономического развития страны. Очевидно, что модель опоры на энергетические ресурсы себя исчерпала. Она действовала преимущественно в интересах влиятельных политико-экономических групп и не смогла создать механизмов устойчивого долгосрочного развития. Процветание не сопровождалось решением фундаментальных экономических и политических проблем. Высокий уровень коррупции и технологическое отставание российского бизнеса от западного существенно снижали поступления в казну, затрудняя укрепление государственности. Российский политический класс во многом не удовлетворял и не удовлетворяет требованиям времени и задачам современного экономического развития. Конкурентоспособность экономики находилась на сравнительно низком уровне, а начавшееся в конце 2014 г. ослабление рубля стало выражением неэффективности созданной государственной модели. Санкции Запада выявили дополнительные сложности в отстаивании экономического и политического суверенитета в условиях внешнего давления. Процесс выработки новой модели запущен, но пока далек от завершения.

Относительная открытость страны и турбулентность глобального мира не дают России возможности уйти во временную изоляцию. По этим причинам исторический опыт сосредоточения и перегруппировки сил в условиях дистанцирования от участия в международных делах, как было, например, после поражения в Крымской войне, малопригоден. Стоит помнить и о неудаче попыток Евгения Примакова сосредоточиться, следуя по стопам Горчакова. Даже Цымбурский, которого по праву называют главным теоретиком российского цивилизационного сосредоточения, признавал сложности проведения подобного курса. Он полагал возможным согласие крупных держав на невмешательство в «лимитрофы», однако деструктивное и в высшей степени идеологизированное поведение Запада в украинском кризисе опрокинуло эти расчеты.

Тем не менее многое сегодня подводит Россию к возможности нового формулирования стратегии цивилизационного сосредоточения. Чем дальше, тем очевиднее, что проведение независимой внешней политики упирается в необходимость развития ценностных и социально-экономических оснований страны. Полная изоляция утопична, но перенесение центра тяжести с внешнеполитической наступательности на внутреннее освоение и возможно, и необходимо. В международных отношениях наступило время нестабильности. Время сложное, но, перефразируя Цымбурского, оно может оказаться хорошим для тех, кто сможет им воспользоваться.

К политике цивилизационного сосредоточения

В истории России периоды сосредоточения были вынужденными и завершались успехом лишь в условиях многополярной геополитики и отвлеченности крупных держав на проблемы, не связанные с Россией. Курсу александровских реформ и горчаковского стремления восстановить утраченные позиции на Черном море во многом способствовало противостояние Англии и Франции, с одной стороны, и растущей Пруссии, с другой. Послереволюционное «мирное сосуществование» и «социализм в отдельно взятой стране» способствовали подъему Советской России по мере нарастания экономического кризиса западного мира.

Там, где эти условия отсутствовали, сосредоточение наталкивалось на трудности. В силу глобального доминирования и амбиций Соединенных Штатов попытки Примакова маневрировать между Западом, Китаем и Индией не могли быть успешными, как и проект «реинтеграции» постсоветского пространства. Вместо сосредоточения на внутреннем развитии Россия была занята сдерживанием Запада, нередко упуская возможности выстроить отношения с соседями на основе рыночных инструментов и «мягкой силы». Отвлеченность США от проблем России и Евразии является необходимым (хотя и недостаточным) условием успеха политики цивилизационного сосредоточения.

В основе политики цивилизационного сосредоточения должна лежать уверенность в собственных силах и возможностях. Нельзя сосредоточиться, если нечего сосредотачивать. Страна прошла тяжелый, но и славный исторический путь, что никогда не случилось бы без витальной силы цивилизационного ядра, в котором сильна вера в будущее.

Цивилизационщиков отличает от западников и державников убежденность в том, что основной источник процветания и развития находится в нас самих, а не в достижениях западной культуры или выстраивании многополярно-олигархического мира великих держав. Конечно, уверенность в собственных силах не должна вести к самоизоляции и отказу от активного взаимодействия с миром, учебы у других культур и народов. Впрочем, такое взаимодействие и учеба, исключая краткий советский период, всегда были частью исторического развития. Россия заимствовала широко и свободно, модифицируя, но не меняя своих цивилизационных оснований.

Внешней политикой современного сосредоточения могли бы стать уклонение от чрезмерной глобальной вовлеченности и активное освоение внутренней и внешней Евразии. Если разногласия Вашингтона и Пекина превратятся в главную ось глобальной политики, России нет никакого смысла открыто поддерживать одну из сторон противостояния. Гораздо важнее избегать втягивания в американо-китайский спор, расширяя двусторонние отношения с обоими государствами в соответствии со своими цивилизационными интересами. С США следует обсуждать вопросы безопасности и борьбы с терроризмом, а с Китаем (а также Японией и Южной Кореей) – совместное торгово-экономическое освоение Евразии и Дальнего Востока. Нельзя втянуться и в возможное противостояние Соединенных Штатов с Ираном, геополитически связанным с евразийским регионом и являющимся важным партнером России по ближневосточному урегулированию.

Россия вполне в состоянии позволить себе такого рода независимость. Своими внешнеполитическими успехами она закрепила державный статус, больших дополнительных затрат на поддержание которого в ближайшее время не потребуется. Помимо обеспечения безопасности границ и борьбы с терроризмом, у России нет необходимости инвестировать в достижение статуса вооруженных сил, сопоставимого с США. Российское государство в целом способно к постановке и осуществлению целей, связанных с формированием новой модели развития и цивилизационного сосредоточения. Задача не только в выявлении перспективных проектов вроде сопряжения Евразийского экономического союза и китайского «Экономического пояса Шелкового пути», но и в формировании внятной, предсказуемой и долгосрочной системы мер по внутреннему обустройству. Внешняя диверсификация рынков должна сопровождаться диверсификацией и развитием рынка внутреннего. Страна нуждается в новой внутренней колонизации, пропаганде идеи развития и активном инвестировании не только в науку, культуру, образование и здравоохранение.

Если Пекину суждено стать главным раздражителем США, то Китай немного превратится в Россию, чья политика до недавнего времени являлась объектом пристального внимания Вашингтона. У России же в этом случае может появиться возможность стать немного КНР, пережидая шторм, не слишком высовываясь и занимаясь внутренним развитием. Российские эксперты не раз обращали внимание на то, что у Пекина есть чему поучиться. В отличие от восточноевропейских государств, Китай не пошел по пути приватизации во имя приватизации, но сумел – за счет культивирования репутации стабильного, уважающего права инвесторов государства – привлечь внешний капитал на выгодных для себя условиях. Таким образом, созданы предпосылки для политики интенсивного развития, сохраняющиеся и по сей день благодаря наличию легитимного общенационального лидера и борьбе с коррупцией. На случай попятного развития глобализации в стране созданы механизмы выживания и развития за счет относительно высокого уровня внутренней диверсификации и конкуренции.

Чрезмерное сближение с Европой также не отвечает цивилизационным интересам России. Продолжение политического диалога и наличие развитых торгово-инвестиционных связей не могут скрыть всей глубины ценностных разногласий сторон. Одна из этих сторон настаивает на санкциях в наказание за «агрессивную» политику Кремля, в то время как другая считает такую политику необходимым реагированием на ущемление своих цивилизационных прав в Евразии. Из конфликта в ближайшие годы нет выхода. Россия сохранит связи с Европой, но не станет, да и не может стать частью европейской цивилизационной системы, независимо от того, предстает эта система в либеральном или консервативном обличьях. На обозримую перспективу «отстраненность вместо конфронтации», пользуясь выражением Алексея Миллера и Федора Лукьянова, будет фиксировать не только взаимное непонимание, но и сознательно избранную линию поведения.

Что касается освоения Евразии, то политика сосредоточения предполагает культивирование отношений с входящими во внешнее цивилизационное пространство России. Это не только этнически русские, но все те, кто тяготеет к России исторической памятью совместных побед и поражений, питается соками русской культуры и воспринимает российскую внешнюю политику. Речь не столько о представителях власти, сколько о народах, включая тех, кто, подобно многим украинцам, воспринимаются собственным правительством не иначе как «пятая колонна». В работе с ними инструменты дипломатии, «мягкой силы» и экономической интеграции будут особенно эффективны. До сих пор действенность этих инструментов ослаблялась как противостоянием Запада, так и относительной слабостью самой России. Внимание к внутреннему развитию и наличие вышеописанных международных условий сделает политику цивилизационного освоения Евразии эффективной, способствуя предотвращению кризисов, подобных грузинскому и украинскому и укрепляя сферу российского влияния.

Политика цивилизационного сосредоточения является вынужденной и может продлиться, пока не состоится новая стабилизация миропорядка. В настоящий момент мы находимся на рубеже различных эпох и имеем дело с сосуществованием противоречащих друг другу правил и ценностных систем. Формирование действительно полицентричного мира потребует значительного времени. Скорее всего в ближайшее десятилетие баланс военно-политических сил не сложится, что будет препятствовать выработке правил миропорядка, разделяемых основными участниками международных отношений. Такого рода неопределенность диктует политику гибкого, неидеологического сотрудничества с различными партнерами. Нужно готовиться к длительному и упорному самоутверждению в мире. Сегодняшний, сравнительно длительный этап должен быть связан не с попытками трансформировать миропорядок или восстановить «свою империю», а со сбережением, новым формулированием и осторожным продвижением своих ценностей там, где для этого уже имеется подготовленная почва.

На этот сравнительно длительный переходный период российской внешней политике нужны новые ориентиры, выводящие ее за пределы теории многополярного мира. Предстоит заново осмыслить природу современной системы международных отношений, характер внешних вызовов и оптимальные варианты ответа. Используя уже введенные в общенациональный дискурс идеи «государства-цивилизации» и консервативной державы, нужно создать такой образ страны, который вберет в себя лучшие компоненты российских ценностей без излишнего их противопоставления Западу. Кстати, за исключением советского периода Россия никогда не формулировала свои ценности как антизападные. Речь всегда шла о формировании и защите ценностей, способных найти понимание в западных странах, – о христианском гуманизме, межэтническом диалоге, сильном государстве и социальной справедливости. Сегодня задача состоит в том, чтобы выработать новый, приемлемый для России синтез. В этих ценностях немало универсального, что должно облегчить задачу их будущей защиты и продвижения в мире.

Период сосредоточения поможет определиться с внутренними и внешними приоритетами. После консолидации своей цивилизационной субъектности Россия сможет вернуться к активной роли в международных делах. Возвращения к принципам (нео)советского или державного глобализма не будет, должно появиться новое понимание международной роли.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3259992 Андрей Цыганков

Внешняя политика в футляре экономики

Яков Миркин – доктор экономических наук, зав. отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН.

Резюме Рациональность – не значит неучастие. Это участие, но только в ключевых, принципиальных для безопасности России точках. Всего лишь двадцать лет спокойствия. Двадцать лет замороженных конфликтов, роста и модернизации экономики, приумножения населения, свободы бизнеса. Двадцать лет «вооруженного нейтралитета».

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №1 за 2016 год.

Хитрость, искусство дипломатии, способность заставить считаться с собой – все это во внешней политике имеет пределы. Все, что может ужасать или восхищать «партнеров», определяется ресурсами, которые обеспечивает экономика страны. Внешняя политика Китая при ВВП на душу населения в 307 долларов (1980) не может не отличаться от сегодняшней, когда этот показатель достиг 8300 долларов (прогноз на 2015 г.) и впервые пересечется с Россией. Китай, формирующий 2,7% мирового ВВП (1980), и Китай, «весящий» 15,5% ВВП всего мира (прогноз 2015 г.) – разные фигуры в геополитике.

Эта азбука часто забывается. Преувеличенные представления об экономической мощи, размерах, прошлая слава, число всего того, что бьет, летит и поражает, – все это туманит головы, заставляя того, кто должен сберегать силы и быть осторожным на длинных дистанциях, бросаться вперед, как будто его мощь и влияние безграничны. Экстремальность внешней политики, личные амбиции людей, принимающих решения, способны довести напряжение слабой или даже растущей экономики до предела, вызвав ее быстрое разрушение или подтолкнув к угасанию на десятилетия. Примеров тому в мировой истории сколько угодно.

Какова экономическая реальность России и какую внешнюю политику эти реалии должны создавать?

Кто мы?

Мы – экономика 1 (одного) трамвая и 4 (четырех) троллейбусов в месяц. За месяц мы делаем чуть больше 200 металлорежущих станков и 200 плугов. Великая промышленность России производит в год 1 (одно) пальто на 140 человек, 1 (одну) пару трикотажных носков/колготок на одного человека, 1 (одно) платье на 20 женщин, 1 (одну) пару брюк на 12 человек, 1 (одну) деревянную кровать на 100 человек в год (Росстат, 2015).

Это – деиндустриализация. По продолжительности жизни мы на 122-м месте в мире (ВОЗ, 2013). В Палестинской автономии живут дольше, чем в России.

Мы – слабеющая экономика. Доля России в мировом ВВП, стартовав от 0,8% в 2000 г., достигла при высоких ценах на сырье 2,8% в 2013 г., а затем упала до 2,4% в 2014 г. и 1,7% в 2015 г. (прогноз МВФ). Мы – кризисная экономика. В 2015 г. снижение промышленного производства на 4–5%, розничной торговли – на 7–9%, экспорта-импорта товаров – на 35–40%, реальной заработной платы – до 10%, при инфляции в 15–16%, падении курса рубля в 2014–2015 гг. в два раза, фактическом сжатии кредита на 10–15% (Росстат, ЦБР).

Мы – огосударствленная экономика. Доля государства в реальном секторе выше 50%, в банках – 60%. Это экономика «слонов» – крупнейших компаний и корпораций, олигополий, со сверхконцентрированной собственностью, со слишком низкой долей среднего и малого бизнеса. Мы – сырьевая экономика. Она очень зависит от «внешних поводков» – цен на нефть и газ (65% экспорта товаров (2014)), от курса доллара к евро (чем он сильнее, тем ниже мировые цены на сырье), от ключевого клиента – Евросоюза. До 2015 г. 49–50% экспорта-импорта приходилось на ЕС, сегодня – 44–46% (ФТС). Но этот клиент хотел бы оторваться от нас. Документированная политика Евросоюза и Соединенных Штатов – сокращение доли России как поставщика сырья.

Риски старения экономики

Крупнейший риск – санкции, но не финансовые, а запреты на поставки оборудования. За месяц в России производят 200–250 металлорежущих станков (Росстат). В десятки раз ниже потребностей. Их ежегодное выбытие – десятки тысяч. 75–80% парка металлообрабатывающего оборудования эксплуатируется более 20 лет.

Это экономика, потерявшая за четверть века сотни научных школ и технологий. Критически зависимая от импорта: «Станкостроение (доля импорта в потреблении, по разным оценкам, более 90%), тяжелое машиностроение (60–80%), легкая промышленность (70–90%), электронная промышленность (80–90%), фармацевтическая, медицинская промышленность (70–80%), машиностроение для пищевой промышленности (60–80%)». Это оценка Минпромторга. «Доля импорта во внутреннем потреблении составляла в 2011–2012 гг. 62–66% по горячекатаному листовому прокату, 84,4–91,6% по холоднокатаному листовому прокату и 36,2–48% по сортовому прокату».

А как там санкции? Закупки машиностроительной продукции в дальнем зарубежье – прежде всего в ЕС – сократились на 46–48% в 2015 г. (ФТС). Импорт механического оборудования упал на 40–45%. Это значит, что экономике, которая была на технологическом пике к началу 2014 г., грозит если не коллапс, то устаревание, по образцу «Большого Ирана». Дать денег – не значит совершить модернизацию, даже если дать очень много. За четверть века мы во многом утратили способность производить средства производства для производства средств производства. Закупали технологии и оборудование, но не способность делать их.

В России 1,3–1,5 млн единиц механообрабатывающего оборудования, 50% оборудования старше 20 лет, ежегодно выбывает 60 тыс. станков (2011 г.). Доля импорта – почти 90% (2011 г.). Производство (2014 г.) – 6–7 тыс. станков в год. В 10 раз ниже минимальной потребности.

Получить технологии в Китае? Вопрос – каков уровень технологий, не являются ли они вторичными, будут ли они из первых рук, не запрограммированы ли мы на еще большее отставание? Еще один вопрос – насколько это вообще возможно? Китай находится в стратегическом диалоге с США и входит в тройку их крупнейших торговых партнеров. Потихоньку углубляются и военные связи между этими странами.

Доля Китая во внешнеторговом обороте добралась до 11,7% (январь-август 2015 г.). Пару лет назад – примерно 10%. Но в абсолютных объемах товарооборот с Китаем упал за год на 30%! И еще – пока это очень невыгодный клиент. У нас с Китаем – отрицательное сальдо экспорта-импорта. За январь-август 2015 г. – 3 млрд долларов в минусе. Не мы зарабатываем на Китае, а он зарабатывает на нас. Нужно вложить еще миллиарды, чтобы обрушить на КНР потоки сырья и выйти в плюс. Или не выйти. Сырье – против готовой продукции из Китая. Это уже реальность.

Взять технологии в Японии и Южной Корее? Но эти страны – стратегические партнеры Соединенных Штатов и находятся под их «военным зонтиком». Импорт технологий из этих стран, нравится нам это или нет, будет сталкиваться с ограничениями.

Финансовая реальность

У нас недостаточная финансовая глубина. Монетизация (широкие деньги/ВВП) – 52–55% ВВП (2013 г.), в Китае – почти 200%, в развитых экономиках – в среднем 80–120%. Доля России в глобальных финансовых активах (1–1,5%) в 2 раза ниже, чем ее доля в мировом ВВП. Еще ниже доля рубля в международном финансовом обороте.

Двузначный процент, невыносимый для бизнеса, высокая инфляция, зависимость от денег нерезидентов, склонность к «финансовым инфекциям», передаваемым из-за границы с двукратным усилением. Спекулятивная модель финансового рынка, живущего по закону американских горок. Или «русских горок», как их называют в США. Низкая насыщенность кредитами. Встроенная в экономику высокая немонетарная инфляция. Норма инвестиций – 18–20% ВВП вместо 25–30%. Это экономика увядания.

Двадцать лет (кроме 2006–2007 гг.) в России – чистый вывоз капитала. Мы создали уникальную по офшоризации экономику. Финансовый сектор – по сути, нерыночная среда. Он сверхконцентрирован (пять банков – 50% банковских активов, 20 банков – 75%, 60–70% денежных ресурсов в Москве). Сеть банков и других финансовых институтов сокращается со скоростью 8–10% в год.

После 2008 г. все более проблемны государственные финансы (дефицит бюджета, долги регионов, сжатие социальных/гражданских расходов, мегапроекты). Налоговая нагрузка в 37–40% ВВП сопоставима с развитыми странами ЕС, растущими с темпами 0,5–1% в год. При такой нагрузке в России просто не может быть сверхбыстрого роста и модернизации.

Мало денег. Мало инвестиций. Утлая финансовая лодочка. Мелкая, деформированная финансовая система, которая не способна поднять инвестиции для быстрого роста и модернизации.

Милитаризация экономики?

4,5% ВВП (2014 г.) – это очень высокий уровень военных расходов, и он возможен и даже необходим во времена «наверстывания упущенного», ускоренной модернизации армии, но на длинных горизонтах может стать железным вычетом из ВВП, резко ограничивающим рост экономики и гражданское потребление, что бы ни говорили о трансфере военной продукции в мирные сферы.

Этот уровень военных расходов (4,5% ВВП) – примерно 10-е место в мире среди почти 200 государств, сразу после Омана (11,6% ВВП), Саудовской Аравии (10,4%), Южного Судана (9,3%), Ливии (6,2%), Конго (5,6%), Алжира (5,4%), Анголы (5,2%), Израиля (5,2%), Азербайджана (4,6%) (2014, SIPRI). Почти все эти государства – на грани военных конфликтов или внутри них.

И еще одно «но». Нам еще только предстоит совершить свое собственное «экономическое чудо». Но все случаи сверхбыстрого роста и модернизации после 1945 г. произошли в странах с низкими военными расходами, при очень высокой доле инвестиций в ВВП.

Конечно же, у России особая роль и ответственность. Пусть будет все, что нужно для армии. Экономно, эффективно, не скупясь – самое современное, чтобы летало, доставало, поражало. Но российская экономика не имеет права становиться жестко милитаризованной. В ней не должно быть перебора пушек. Это утопит ее. Танки вместо трамваев. Корветы и фрегаты вместо речных пассажирских судов.

Из интервью президента ОАК Юрия Слюсаря: «В “Объединенной авиастроительной корпорации” военные программы обеспечивают порядка 80% выручки… и для авиастроительной корпорации являются основой бизнеса…». Авиастроение – военная отрасль? В «Объединенной судостроительной корпорации» 90% доходов – от военного судостроения. Вот что ОСК пишет в своем годовом отчете за 2014 г. (с. 51). В России речной флот – более 23 тыс. судов (2012). Большей частью они построены в 1970-е – 1980-е годы. Их средний возраст – 30–40 лет. К 2020 г. 80% судов должны быть выведены из эксплуатации. Но пассажирские суда (речные, морские, на подводных крыльях) в России строят по штуке-две в год.

Мы рискуем получить к 2020-м гг. нечеловеческую экономику с уровнем милитаризации выше, чем это было в 1980-е годы. В ней будет делаться меньше «гражданской продукции», чем даже в это трижды поминаемое время, потому что утеряна способность производить многое из того, что можно купить в обмен на сырье. Мы резко ограничены в гонке вооружений возможностями экономики, в которой не делаются самые простые вещи. Российская экономика, переходящая к формуле «сырьевая + аграрная + военная» – неправильная экономика.

Давление глобальных финансов

Российская экономика жестко коррелирована с мировыми ценами на сырье – нефть, газ, металлы, продовольствие. С 2000-х гг. сырье стало финансовым товаром. Мировые цены формируются на биржах товарных деривативов Нью-Йорка, Чикаго, Лондона, Канзас-Сити, Миннеаполиса. Они очень зависят от доллара как мировой резервной валюты. Цены – в долларах, основная часть расчетов – в долларах. Когда курс доллара к евро падает, цены на нефть и другое сырье, при прочих равных, растут. Когда доллар укрепляется – наоборот, падают.

Но у доллара с 1970-х гг. – длинные 15–17-летние циклы «ослабления – укрепления». 2001 г. – середина 2008 г. были золотым временем для России. Многолетнее ослабление доллара к евро, когда цены на сырье многократно росли. После кризиса 2008 г. доллар стал циклически укрепляться. В 2011 г. началось падение цен на металлы. С 2011 г. алюминий, медь, золото, черные металлы намного подешевели. Медь – в два раза, алюминий – на 45%, золото – на 42%, серебро – на 70%. C 2012 г. падают цены на зерно (примерно на 45%). С лета 2014 г. резко снизились цены на нефть и газ. Нефть сегодня в два раза дешевле, чем год с хвостиком назад. Все это – товары российского экспорта.

Прогнозируется, что укрепление доллара к евро продолжится в 2015–2018/2019 годах. Впереди – «эпоха сильного доллара». При прочих равных, это означает в будущем «территорию низких цен» на сырье. В 2016–2018/2019 гг. высока вероятность дальнейшего снижения цен на сырье до 70–80% от уровня конца 2015 г. или, по меньшей мере, стабилизации их на сегодняшних «внизу», несмотря на рост спроса, связанный с оживлением мировой экономики.

Это – плохие новости для нашей экономики. Облегчения (циклическое ослабление доллара, рост цен на сырье как на финансовый товар) можно ждать с 2020–2021 годов.

А что замечательного?

Мы – великая сырьевая экономика. Россия занимает в мире по производству нефти – 1–2-е места; алмазов – 1-е место; природного газа – 2-е место; ячменя – 1-е место; алюминия – 2-е место; титана – 2-е место; золота – 3-е место; серебра – 4-е место; стали – 5-е место; пшеницы – 5-е место; ржи – 2-е место; лесоматериалов – 6-е место; меди – 7-е место; цинка – 11-е место. 2-е место по экспорту вооружений; один из крупнейших производителей минеральных удобрений (2010–2014 гг.).

Макроэкономические сценарии будущего

Когда перебираешь – кубик за кубиком – все то, что составляет существо российской экономики, становится ясно – она на перекрестке. Перед ней острые, может быть, отчаянные вызовы, частью внешние, частью – внутренние, сложившиеся в результате ее эволюции за четверть века как не слишком удачного экономического проекта. На эти вызовы нужно дать убедительные ответы.

Тот сценарий, который будет реализован, жестко определит и внешнюю политику России в 2016–2025 гг. Она будет внутри его «футляра». Можно прогнозировать четыре сценария макроэкономического будущего.

«Цунами». Вероятность – 10–15%. Внешний удар (доллар до 1,0–0,95 к евро, цены на нефть до 25–30 долларов за баррель, финансовая инфекция от шока на рынке акций США, приступа долгового кризиса в Европейском союзе или иного системного риска). Обострение кризиса внутри России, политический шторм, замыкание, антизападничество, маргинализация идей, уход в «башню из слоновой кости». Бойкот, страна, завернутая в санкции. Похоже на то, что марксисты называли азиатским способом производства. «Большой Иран».

Заповедник раритетной техники. Милитаризованная экономика, существующая по формуле: «сырьевая + аграрная + военная». Морально устаревающая держава. Негативный кадровый отбор. Сверхвысокие политические риски. Страна – надлом.

Попытка «рвануть вперед» (ежегодный рост ВВП на 5–7%, норма накопления – до 30–35% (сегодня – 19–20% ВВП), бум военных расходов, мегапроектов. «Упремся лбом» в технологический тупик/бойкот. Техническое отставание до 30–40 лет. Рост конечного потребления государства до 20–22% ВВП (сегодня –

18% ВВП). Сокращение потребления домашних хозяйств. Пустые полки магазинов.

На горизонте в 5–10 лет – резкое замедление экономики до 0–2% (или минуса).

Печатный станок. Дефицит бюджета покрыт нерыночными кредитами/займами Банка России. Фиксированный валютный курс. Замораживание цен. Продуктовый дефицит. Дальнейшее огосударствление. 80–90% экономики – в руках государства. Сжатие финансового рынка в десятки раз. Неконвертируемая валюта, закрытый счет капитала. Снижение производительности труда и реальных доходов населения.

«Замороженная экономика». Вероятность – 45–50%. Полузакрытая стагнационная экономика с устаревающими технологиями, большими амбициями и со все большей концентрацией сил и средств в ВПК. Стабилизация на более низком уровне. Все процессы заморожены, заграница потихоньку сокращает зависимость от России как якорного поставщика сырья. Типичная латиноамериканская экономика, со сверхвысокой концентрацией собственности, огосударствлением, избыточными регулятивными издержками. Полурыночная среда, олигополии.

На горизонте в 5–10 лет? Технологическое устаревание год от года. Изощренная изоляция со стороны индустриальных стран, сохраняющих, тем не менее, потоки сырья из России. Дальнейшее упрощение структуры экономики. Деиндустриализация. Естественно низкие темпы роста в 0–2%. Норма накопления – 18–24% ВВП. Волатильность экономики. То резко вниз, то прыжком вверх вслед за мировыми ценами на сырье, динамикой мегарасходов в России (ВПК, мегапроекты).

Вечные скачки курса рубля, условно говоря, от 40 до 100 руб. за доллар и ниже. Ежегодно заносимые финансовые инфекции, шоки. Финансовые рынки, капитализация пляшут от плюс 20–30% до минус 20–30%. Холодные, спекулятивные рынки. Рост рисков неконвертируемости рубля, закрытия счета капиталов (полного или частичного). Низкая монетизация (М2/ВВП) – 40–55% ВВП, кредиты – 35–45% ВВП. Процент – выше 10–20%.

Инфляция стремится за 10%. Встроенный немонетарный рост цен. Высокое налоговое бремя. Доходы правительства/ВВП – 36–40% и выше. Конечное потребление государства – 17–19%. Редкие острова иностранных инвестиций в сырьевые проекты. Утечка мозгов, капиталов, низкий рост производительности труда, «замораживание» реальных доходов населения.

Рапорты о трудовых победах и успехах экономики. Сползание к дестабилизации в будущем.

«Управляемый холод». Вероятность – 30–35%. Замена большинства управляющих во всех эшелонах власти, приход команд молодых технократов под лозунгом рациональности, развития, модернизации. Кадровые перестановки в рамках неизменной системы ценностей и вертикали власти. Аналог – Испания Франко середины 1950-х – начала 1960-х годов.

Последствия – менее однозначный, более «хитрый», но аналог второго сценария. Та же модель экономики с элементами модернизации, реконструкции, «новыми деталями». Эффективность – чуть выше, волатильность – чуть мягче, сползание к дестабилизации – чуть замедленнее.

«Внезапный поворот». Вероятность – 5–10%. Попытка создать собственное «экономическое чудо», уйти в финансовый форсаж, совершить максимум для того, чтобы высвободить энергию бизнеса и среднего класса, создать все, чтобы центром экономической политики было качество и продолжительность жизни, рост имущества семей из поколения в поколение.

Другая риторика. В экономике – быть «либеральнее самых либеральных». Тезис для тех, кто снаружи – «ведь у нас очень либеральная проевропейская страна». Политика дешевого кредита, дешевого процента, умеренно заниженного валютного курса рубля, сильных налоговых стимулов за рост и модернизацию, сокращение налогового бремени, урезание регулятивных издержек, подавление немонетарной инфляции, твердое антимонопольное регулирование, максимум льгот для среднего и малого бизнеса в пользу роста активов среднего класса.

В политическом плане – новый взгляд на эволюцию Европы (мост «ЕС + Россия» = интегрированная экономическая система). Замораживание внеэкономических конфликтов. Курс США и Германии на реальную интеграцию России. «Вбирание» России как противовес радикализму, набирающему силу на Востоке.

Выход на устойчивую, долгосрочную траекторию роста в 5–8%. Норма накопления – 30–34% ВВП. Рост – все менее сырьевой. Новая индустриализация. Активный трансфер технологий и мозгов в Россию.

Налоговая нагрузка – 28–32% ВВП, конечное потребление государства – 14–15% ВВП. Монетизация (М2/ВВП) осторожно растет с 40–45% до 80–100%. Насыщенность кредитами – до 70–80%. Инфляция снижается до 2–4%. Валютный курс – стабилизация сначала в районе 65–67 руб./доллар, затем все медленней, в меру ослабления инфляции, годами ползет ниже к 70–90 руб./доллар и т.д. Рубль – «умеренно ослаблен» к доллару и евро. Капитализация рынка акций – до 100–120% ВВП. Огосударствление экономики падает с 50–60% до 20–30%. Взрывной рост прямых иностранных инвестиций. Доля инвестиций через офшоры сокращается с 70–80% до 20–30%. Уверенный рост доли среднего и малого бизнеса в ВВП, производительности труда, реальных доходов. Россия – чистый экспортер капитала – становится на 10–15 лет его чистым импортером, прежде всего в части прямых иностранных инвестиций.

Только четвертый сценарий смешивает все карты на столе. Он дает возможности смягчить, а в будущем – урегулировать геополитические конфликты. Создает энергетику, которая «съедает» все риски, оставляет людей и капиталы дома, собирает вокруг Москвы бизнесы и государства и делает невозможной саму мысль об отъезде. Из удачного проекта не уходят и не уезжают. В него стремятся.

Первый-третий сценарии делают экономическую и социальную стабильность все более хрупкой. Заранее известно, что неизбежны ее сломы. Если не сегодня, то через пять лет. Не через пять, так через десять. По статистике, в развивающихся экономиках кризисы происходят с частотой 1–2 раза в 10–15 лет, особенно когда страна так зависит от курсов иностранных валют, цен на сырье, доступа к импорту технологий и при этом находится под растущим внешним идеологическим и силовым давлением.

Четыре сценария внешней политики

«Цунами». Новая холодная война, гонка вооружений, но с опорой на значительно меньшие ресурсы и сферу влияния, чем СССР. Воинственная риторика, яркий антиамериканизм. Попытка создать мировую сеть военных присутствий. Булавочные уколы, дипломатия канонерок, риски случайных прямых столкновений, прямые линии, переговоры о разоружении, запрещении и предупреждении. Демонстрации силы, втягивание в региональные, точечные конфликты. Главная политика – ядерное сдерживание. Дипломатия – ее оболочка.

Россия обложена санкциями, запирающими ее в собственном доме. Мир белого и черного. Мир империй зла и добра. Россия теряет влияние на постсоветском пространстве, расширяет связи с государствами, находящимися в самых напряженных отношениях с Западом. Работа с партиями крайне правого или левого спектра. Изображение мини-СССР начала 1980-х годов.

Эта политика имеет жесткие экономические границы. Ее «не потянуть» – ни по уровню технологий, ни по человеческому капиталу и материальным ресурсам. Стремительно устаревающая милитаризованная экономика после четверти века утечки мозгов и утраты научных школ. Перекрыт доступ к новым технологиям и оборудованию. Прямая изоляция. Результат – надлом, конфликт, риски распада, угроза лобовой войны на изломе.

«Замороженная экономика». Оттенков в российской политике многим больше. Она – смешанная. В ней – 40–50% от первого сценария, а на 50–60% – остатки интеграции 1990-х – 2000-х гг., мотивы экономической экспансии (ЕАЭС, поворот на восток), удержание ниши в G-20 и в системе глобального регулирования (финансы, торговля, налоги, климат, Арктика и т.п.), «холодный мир» с ЕС (ключевой клиент российской экономики), посыпание «песка под ногами США» в любых возможных точках, минимальное, холодное партнерство с ними там, где интересы совпадают. Мучительные попытки перетянуть на себя Китай, опровергаемые самой природой этого существа.

Игра в великую державу. Политика треугольников, четырехугольников, любых мини-союзов, в которых дружат против кого-то. Поиск «несимметричных ответов» – точечных ударов, неожиданных ходов как рычагов для достижения целей малыми силами. Рекультивация идей 1970-х – 1980-х гг. – «разрядка», «паритет».

Дефицит идеологии, идей, которые можно было бы экспортировать. Православие, особая цивилизационная роль, примитивно толкуемое «евразийство» как способ отгородиться от Запада – все это экспортные товары ограниченного применения. Спецпропаганда во всей своей красе.

Попытки использовать еще советские опорные площадки, с которых осуществлялось влияние (арабский мир, Латинская Америка), апеллировать к XIX веку (панславизм), «традиционным связям» (Индия, Африка и т.п.). В повороте на Восток, в разной степени близости и диалогах с Китаем и другими индустриальными государствами Азии под оболочкой геополитики будет все больше скрываться «обмен сырья на бусы», а лучше – сырья на технологии и оборудование. Чем дальше от экономики, тем формальнее будут союзы и партнерства, основанные на остатках российской влиятельности. Самый широкий промышленный шпионаж, чтобы возместить нехватку идей и инноваций.

Всему этому будет решительно мешать дефицит ресурсов и экономика. Если бы она росла до 3–5% мирового ВВП, успешно проходила бы все стадии открытости и модернизации и если бы при взгляде на нее разгорался аппетит глобальных инвесторов, то все эти танцы встречали бы возрастающий интерес и уважение в мире.

Это внешняя политика перенапряжения, которая, как и в первом сценарии, неизбежно, пусть и на более дальних расстояниях, приводит российскую экономику к милитаризации и надлому. Тем более что курс США и ЕС в этом сценарии – мягкая изоляция, уход от сырьевой зависимости от России, прорывающаяся конфликтность, огораживание, отбуксировка в док, пока естественная ржавчина и закрытость не съедят все то, что гарантированно в ответ уничтожает. И, как и в первом сценарии, огромные, постепенно нарастающие риски прямого столкновения.

«Управляемый холод». Похоже на политику Франко конца 1950-х гг., поддержанную Соединенными Штатами и Европой (этому есть документальные свидетельства). Именно тогда были заложены основы испанского экономического чуда эпохи «после Франко».

Внешняя политика России становится мозаичнее, многоцветнее, в ней есть что-то от первого сценария (20–30%), от второго (50–60%), но появляются новые элементы (10–30%), рассчитанные, скорее, на будущее. Ноты сотрудничества чуть ярче. Потихоньку возвращаются глобальные инвесторы и крупные иностранные финансовые институты, возобновляется перенос производств в Россию.

Все это требует, чтобы дипломатия обслуживала, скорее, рост экономического и человеческого оборота между странами, чем полемику. Прекращаются взаимные публичные истерики в военной области. Чуть менее жестким становится идеологическое противостояние. Зоны противоречий замораживаются. Меньше настроя на конфронтацию «Россия–Запад» в институтах глобального регулирования. Начинают вновь вспыхивать точки военного сотрудничества.

Однако базовый конфликт не решен. Стагнирующая, слабеющая, устаревающая экономика с растущим военным механизмом внутри и работающая на пределе возможностей как основа внешней политики. Здесь нет ничего для роста российского влияния. Дипломатия «сдавлена» естественными барьерами, которые создает хаотичная экономика и идеология государства «латиноамериканского типа».

«Внезапный поворот». Эта внутренняя политика немедленно приводит в ступор глобальных игроков. В стране – почти изгое, которую костерят на всех перекрестках, возникает «проевропейская политика». Воистину чудо – или экономическое чудо. Начинают слабеть темы противостояния, антиамериканизма, евразийства, особого пути. На первое место выносятся качество и продолжительность жизни, обогащение семей, рождаемость, здоровье, собственность и успех, рост экономики, свобода бизнеса, низкие риски, Россия как дом, обустраиваемый по лучшим стандартам.

Во внешней политике России это означает рациональность, жизнь в границах, очерченных экономикой. Временный отказ от глобальных амбиций, от попыток реально влиять в каждой значимой точке мира. Это отход от политики перенапряжения сил, растраты жизней и уничтожения национального богатства, которая триста с лишним лет делала из России военную экономику, из бюджета – военный бюджет, из населения – мобилизационный корпус.

Рациональность – не значит неучастие. Это участие, но только в ключевых, принципиальных для безопасности России точках. Всего лишь двадцать лет спокойствия. Двадцать лет замороженных конфликтов, роста и модернизации экономики, приумножения населения, свободы бизнеса. Двадцать лет «вооруженного нейтралитета».

«Нейтралитет»? Утопия, смешно – объявление Россией о нежелании вмешиваться в конфликты за ее границами? А бросать вызов в почти каждой возможной точке – не смешно? «Нейтралитет» не предполагает слабой армии. Наоборот, это сильная, современная ядерная триада.

Эта политика – другой взгляд на каждого из нас. Мы – не «население», не расходный ресурс. В этой модели мы – что-то другое. Каждый из нас – огромная ценность. Каждый – «швейцарский гном», который сидит на богатствах России. Каждый – тот, кто, вместо того чтобы тратить бесчисленное время на дебаты и манифестации, должен иметь все прелести природной ренты, работать, работать беспредельно, приумножая семейные капиталы – и тем самым те активы и бизнес, которые называются «российскими». Мы можем стать «нейтральными», чтобы создать Швейцарию и Швецию, умноженные на десять. Мы в этой модели – ресурсная территория всего мира, держатели потенциала, торговцы со всем миром, золотых дел мастера.

Но что же даст это «экономическое чудо» в области внешней политики? Конфликты на постсоветском пространстве будут заморожены. «Новая Россия» – сигнал для возобновления интеграции «ЕС–Россия». Будет – не сразу, может быть, в течение 5–10 лет – перезаключен контракт с Западом, дана «отмашка» на прямые инвестиции в Россию. Взаимопроникновение экономик и обществ по линии «Россия–Китай, новые индустриальные государства Азии» происходит не только и не столько по модели «обмен сырья на бусы». Со временем восточный вектор получит иное качество – обмен знаниями, технологиями, продукцией с высокой добавленной стоимостью как основа будущих «союзов» и «партнерств» в Азии. Возникнет нечто новое – центростремительное движение к России вместо центробежного 1989–2010-х годов. Совсем другая внешняя политика, в которой будут меряться не только и не столько силами армий, сколько весом и качеством экономики. Германия, Япония, Китай, Южная Корея – примеры из этой серии.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3259990 Яков Миркин

Смысл и назначение воинственности

Что защищает Россия в рамках своей политики

Андрей Яковлев – кандидат экономических наук, директор Института анализа предприятий и рынков НИУ ВШЭ, профессор факультета социальных наук НИУ ВШЭ.

Резюме Согласование нового «общественного договора» между элитами и обществом невозможно без формирования образа будущего, дающего ответ на вопросы: что именно защищает Россия в рамках «воинственной политики»? Ради каких идей и ценностей власть призывает пойти на самоограничение и самопожертвование?

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №6 за 2015 год.

Данная статья основывается на результатах исследований, проводившихся автором в 2015 году в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ

Термин “militant”, предложенный Сильваной Малле для характеристики современной российской политики, имеет латинские корни и означает активность в отстаивании определенных идей и принципов (в логике выражений «воинствующий материализм» или «воинствующая церковь»). На мой взгляд, своей концепцией Сильвана Малле пытается объяснить явления, для описания которых в российских СМИ и социальных сетях часто используется образ «Россия, встающая с колен». Большой вопрос, однако, заключается в том, что именно пытается отстоять Россия своей политикой, которая многими в мире воспринимается сегодня как агрессия.

Предыстория «разворота» в отношениях России с Западом

На первый взгляд может показаться, что радикальное изменение внешней и внутренней политики России в первую очередь связано с событиями в Крыму и на востоке Украины в 2014 году. Однако, по моему мнению, принципиальные изменения во внутренней и внешней политике начались существенно раньше – уже с середины 2000-х годов. При этом базовые установки, лежавшие в основе этого «нового курса», менялись во времени и прошли как минимум четыре разных этапа. Мое представление об общих характеристиках этих этапов отражено в Таблице 1.

Хотя первый из выделенных в таблице этапов характеризуется преимущественно партнерскими отношениями с Западом, он важен для понимания дальнейшего развития. Одним из ключевых событий этого этапа с точки зрения концепции, предложенной Сильваной Малле, стало обеспечение экономической независимости России. До того в течение практически 15 лет сначала СССР, а потом Россия хронически не могли наполнить государственный бюджет для финансирования собственных расходных обязательств. Это вело к привлечению западных займов, которые предоставлялись на определенных условиях и воспринимались как инструмент давления на советское и затем российское правительство.

Девальвация 1998 г. создала стимулы для инвестиций и роста производства. В дальнейшем высокие темпы роста экономики поддерживались благодаря укреплению государственного аппарата и формированию «общих правил игры» в рамках либеральной экономической политики. Все вместе это сделало возможным существенное повышение собираемости налогов и погашение долгов, ставших причиной дефолта. Тем самым Россия впервые за долгое время оказалась способна проводить независимую политику.

Однако внимание российских властей в этот период прежде всего было сосредоточено на решении вопросов внутренней политики – таких как обеспечение управляемости регионами, борьба с терроризмом и противодействие политическому давлению олигархов. При этом, несмотря на восстановление государственного контроля над центральными телеканалами, сохранялась активная политическая конкуренция (включая реальную многопартийность в Государственной думе).

Внешней политике этого периода (несмотря на напряжение в связи с конфликтом в Югославии) были присущи преимущественно партнерские отношения с Западом. Особо стоит отметить эмоциональную реакцию на теракт 11 сентября 2001 года. В целом борьба с терроризмом могла рассматриваться как важный фактор, объединяющий Россию и Запад. Однако открытость России к равноправному сотрудничеству в этот период не нашла отклика на Западе. Характерно вступление в НАТО в 2004 г. новой большой группы стран Восточной Европы.

Переход к «новому курсу» в 2004 г. можно связать с рядом событий. Во-первых, это «дело ЮКОСа», которое объективно отражало острое соперничество между ключевыми группами элиты в борьбе за контроль над природной рентой. Поражение крупного бизнеса в этом конфликте, подкрепленное массовой поддержкой, которую на фоне ареста Михаила Ходорковского власть получила на парламентских и президентских выборах 2003–2004 гг., привело к изменению соотношения сил в правящей коалиции. Однозначно стали доминировать федеральная бюрократия и силовики, не удовлетворенные геополитическими итогами 1990-х гг., а крупный бизнес (всегда занимавший более прагматические позиции по отношению к Западу) оказался в заведомо подчиненном положении.

Во-вторых, существенную роль в смене курса сыграли «цветные революции», произошедшие в 2003–2005 гг. в Грузии, на Украине и в Киргизии и активно поддержанные США и ведущими европейскими странами. Консервативная часть российской элиты воспринимала их как наступление на интересы России на постсоветском пространстве.

Повороту к «новому курсу» также способствовал бурный экономический рост середины 2000-х гг. и резкое повышение цен на нефть на мировом рынке, сопровождавшиеся притоком прямых иностранных инвестиций и прекращением оттока капитала. В сочетании с зависимостью европейских стран от поставок российских энергоресурсов все это порождало в высшей политической элите ощущения нового статуса России как «энергетической супердержавы» и претензии на восстановление ее роли в мировой политике. Известную речь Владимира Путина на конференции по безопасности в Мюнхене в феврале 2007 г. можно воспринимать как концентрированное публичное проявление этого курса. Одним из его ключевых элементов стало продвижение идеи «нового глобального порядка», учитывающего интересы не только развитых, но и крупнейших развивающихся стран. (Тем самым создавались предпосылки для геополитического альянса с Китаем, Индией и Бразилией.) Война с Грузией в августе 2008 г. в этом контексте может рассматриваться как косвенная демонстрация силы, подтверждающая претензии России на новую роль в геополитике.

Однако кризис 2008–2009 гг. (с исключительно глубоким падением российского ВВП, не соответствовавшим всем базовым макроэкономическим индикаторам) наглядно показал, что модель экономического развития, сложившаяся в России в 2000-е гг., неадекватна новым реалиям. Претензии на иную роль в мировой политике оказались не подкреплены экономическим потенциалом. Осознание этого привело к запросу на модернизацию и попыткам диалога с бизнесом и экспертным сообществом в 2009–2011 годах. Следствиями диалога стали меры по улучшению бизнес-климата, а также разработка в 2011 г. Стратегии-2020 с привлечением широкого круга экспертов. К этому же периоду относится попытка «перезагрузки» отношений между Россией и Америкой. Все эти шаги, однако, сопровождались программой модернизации армии и ростом военных расходов (несмотря на заметный дефицит бюджета).

Основные черты и противоречия «нового курса»

Новый поворот к более «воинственной политике» в явном виде начался с середины 2012 года. С формальной точки зрения этот поворот можно считать «консервативной» реакцией на массовые политические протесты в Москве против фальсификаций на парламентских выборах в конце 2011 – начале 2012 года. Однако более фундаментальные причины связаны с «арабской весной». Серия революций в арабских странах весной 2011 г. стала шоком для российской политической элиты, который можно сравнить с событиями 1968 г. в Праге и их влиянием на высшее советское руководство. Страх перед развитием событий в России по египетскому или ливийскому сценарию в контексте массовых политических протестов в Москве против фальсификаций на парламентских выборах привел к защитной реакции. Она проявлялась в разных формах.

В первую очередь следует выделить пакет мер по улучшению делового климата. В частности, в феврале 2012 г. Путин декларировал Национальную предпринимательскую инициативу с задачей радикального улучшения позиций России в рейтинге Doing Business. Тогда же объявлено о распространении процедур оценки регулирующего воздействия (ОРВ) на налоговое и таможенное законодательство, а также на региональные нормативные акты, о введении в президентской администрации поста Уполномоченного по защите прав предпринимателей и планах проведения амнистии для осужденных за экономические преступления. Поскольку все наиболее радикальные меры из этого пакета были объявлены в начале 2012 г. в период президентской кампании, можно предположить, что тем самым власть пыталась удержать бизнес (прежде всего средний и малый) от поддержки оппозиции.

Существенным элементом реакции власти на политические протесты 2011–2012 гг. можно считать повышение уровня доходов работников бюджетного сектора (как базовой группы социальной поддержки сложившегося политического режима). Инструментом достижения цели стала серия президентских указов, подписанных в мае 2012 г. и предусматривавших повышение заработной платы врачам, учителям и другим работникам социальной сферы. Однако ответственность за решение такой задачи в основном возлагалась на региональные власти, что в дальнейшем привело к резкому ухудшению состояния региональных бюджетов.

Также следует отметить активизацию борьбы с коррупцией, включая очень быстрое принятие закона о декларировании расходов чиновников в начале 2012 г. и введение ответственности за несоответствие расходов и доходов. Эти действия в целом противоречили публичным заявлениям высших российских чиновников еще осенью 2011 г. о том, что подобные меры, предусмотренные статьей 20 Конвенции ООН о борьбе с коррупцией, нарушают «презумпцию невиновности». В дальнейшем борьба с коррупцией включена в число приоритетных направлений деятельности ФСБ. В итоге с 2013 г. наблюдался заметный рост числа уголовных дел и арестов высокопоставленных чиновников, включая губернаторов и заместителей федеральных министров. Можно предположить, что таким образом предполагалось повысить эффективность функционирования госаппарата и снизить недовольство качеством общественных благ и государственных услуг, которое лежало в основе протестов 2011 года.

Другой стороной реакции на политические протесты стало явное подавление политической оппозиции (начиная с разгона митинга на Болотной площади 6 мая 2012 г. и включая последующие судебные процессы против участников митинга) и ужесточение контроля деятельности НКО путем принятия закона об «иностранных агентах». Также после победы Владимира Путина на президентских выборах резко усилилась антизападная и антиамериканская риторика в Государственной думе и провластных СМИ. Еще одной составной частью усиления антизападных трендов стали меры по «национализации элит» – запрет депутатам и чиновникам иметь счета в зарубежных банках, а также ограничения на поездки за границу.

Наконец, следует отметить дальнейший рост военных расходов, а также ассигнований на правоохранительную деятельность. Можно предположить, что для правящей элиты задачей здесь было не только усиление реальной военной мощи, но также (в не меньшей степени) сохранение лояльности силовых структур, которые после событий 2011–2012 гг. стали восприниматься как главная опора режима.

Этот разворот в политике сопровождался попытками разработки «альтернативной идеологии». В частности, осенью 2012 г. при неформальной поддержке кремлевской администрации был создан ультраконсервативный Изборский клуб. В своем первом докладе, опубликованном в январе 2013 г., эксперты Изборского клуба исходили из неизбежности «третьей мировой войны», которую в течение 5–7 лет начнет «мировая финансовая олигархия» и которая прежде всего будет направлена против России. Отсюда следовали аргументы о позиционировании России как «осажденной крепости» и необходимости мобилизации в духе Петра I и Сталина.

Таким образом, на первый взгляд, после периода неопределенности в 2009–2011 гг. высшая политическая элита сделала выбор, и с 2012 г. наблюдается возврат к политике “militant Russia”. Отличие же от середины 2000-х гг. заключается в более резких формах ее осуществления. Однако при схожести риторики существенно различаются базовые факторы, лежавшие в основе политического курса в эти два периода.

В середине 2000-х гг. эта политика прежде всего была ориентирована на внешнеполитические цели. Предлагая альтернативу однополярному миру, сложившемуся после распада СССР, и говоря о необходимости нового мирового порядка, российская элита хотела добиться признания и уважения глобальных элит – как в развитых, так и в развивающихся странах. При этом данная политика базировалась на внутреннем консенсусе по следующим ключевым вопросам. Во-первых, полный контроль правящей элиты над политическими процессами в стране, подтверждавшийся результатами выборов 2003–2004 и 2007–2008 годов. Во-вторых, уверенность в том, что Россия с ее энергетическими ресурсами обладает достаточной экономической мощью для проведения независимой политики, соответствующей ее статусу ядерной державы. Эта уверенность подкреплялась динамикой мировых цен на нефть, притоком инвестиций и высокими темпами роста экономики.

Однако кризис 2008–2009 гг. наглядно показал уязвимость модели экономического развития, сформированной в 2000-е годы. В свою очередь протесты 2011 г. (ставшие неожиданностью как для Кремля и абсолютного большинства экспертов, так и для представителей оппозиции) поставили под вопрос тезис о полном контроле политических процессов. В сочетании с событиями «арабской весны» это привело к тому, что в новой политике, проводимой с 2012 г., гораздо более важным стало внутриполитическое измерение и защитная функция. Если в середине 2000-х гг. с помощью воинственной риторики российская элита хотела обеспечить себе достойное место в глобальной элите, то теперь речь шла о подтверждении права на власть в собственной стране. Но при этом высшая политическая элита оказалась неспособной предъявить другим элитным группам и в целом обществу убедительный образ будущего. Очень характерным в этом отношении является абсолютное доминирование апелляций к великому прошлому России в государственной пропаганде.

В этом контексте перечисленные выше меры по восстановлению контроля над политическими процессами и обеспечению поддержки режима основными социальными группами оказали противоречивое влияние на экономических агентов, а также на чиновников в самом госаппарате. В частности, уже в 2012 г. было понятно, что у государства нет денег на рост финансирования бюджетного сектора при одновременном форсированном наращивании военных расходов. Упорное декларирование этих задач порождало сомнения в общей адекватности экономической политики и поддержании макроэкономической устойчивости. Следствием стало нарастание оттока капитала из страны.

Усилившееся давление на бюрократический аппарат в рамках борьбы с коррупцией также имело противоречивые следствия. В условиях избыточного и противоречивого регулирования, сложившегося в 2000-е гг., усиление административного контроля повысило для чиновников риски проявления любой инициативы – и по факту снижало у добросовестных представителей бюрократии стимулы к созданию адекватной среды, способствующей экономическому развитию.

В итоге уже в 2013 г. наблюдалось существенное замедление экономического роста (1,3% по сравнению с консенсусными прогнозами начала года на уровне 3–3,5% при отсутствии значимых колебаний цен на нефть), сокращение инвестиций и увеличение оттока капитала. Не менее важным стало начавшееся на этом фоне сокращение политической поддержки власти (снижение личных рейтингов Путина с лета 2013 г.). Эти процессы, на мой взгляд, предопределили переход к следующей стадии в эволюции российской политики, которую мы наблюдаем с 2014 г. и которая связана с событиями на Украине.

Кризис стал результатом глубоко неадекватной политики по отношению к Украине со стороны всех заинтересованных игроков, включая Россию, Евросоюз и США. Не менее печальную роль сыграла недееспособность украинской элиты, представители которой вместо выстраивания нормальных институтов в течение двадцати лет занимались межклановой борьбой за контроль над потоками ренты и играли на противоречиях между Россией и Европой.

Однако в контексте процессов, происходивших в России, кризис на Украине скорее должен восприниматься как повод для мобилизации социальной поддержки правящего режима. Кремлевские политтехнологи действительно смогли уловить патриотические настроения, которые стали усиливаться в обществе в 2000-е годы. Следует подчеркнуть, что сам по себе патриотизм и желание гордиться своей страной – здоровое явление. В тяжелые 1990-е гг. об этом было сложно думать, но восстановление экономики и позитивные социальные изменения 2000-х гг. давали основания для реализации этого стремления. При этом исторический опыт свидетельствует, что патриотические настроения могут быть важным фактором экономического развития, консолидирующим разные социальные группы (как это было в Южной Корее или на Тайване в 1960-е – 1970-е гг. или происходит сейчас в Китае).

Однако российская правящая элита использовала этот ресурс в сугубо утилитарных целях. На фоне разворачивавшихся негативных внутриполитических тенденций кризис на Украине послужил поводом для новой мобилизации массовой политической поддержки внутри страны. Как показало развитие событий, такое решение дало ощутимый эффект «патриотической консолидации» – с резким ростом поддержки власти и повышением личных рейтингов популярности Владимира Путина до 85–90%.

Но одновременно присоединение Крыма оказало радикальное воздействие на внешнеполитическую обстановку и отношения России с Европой и Соединенными Штатами. До того российские лидеры фактически могли маневрировать, ослабляя или усиливая антизападную риторику. События в Крыму и начало военного конфликта на Украине уничтожили остатки былого доверия между сторонами и стали «точкой невозврата», после которой восстановление моделей взаимодействий, сложившихся между Россией, ЕС и США в последние 25 лет, стало принципиально невозможно. В экономике проявлением поворота стали международные санкции со стороны Запада и ответное «продовольственное эмбарго» России. Причем сейчас уже очевидно, что в том или ином виде санкции будут действовать многие годы и Россия будет существенно ограничена в доступе к глобальным рынкам капитала и новым технологиям.

Столкнувшись с ощутимыми негативными эффектами санкций, российские власти попытались компенсировать потери на европейском направлении разворотом на восток. Но достаточно быстро стало понятно, что несмотря на некоторые общие геополитические интересы, Китай намерен оказывать сколь-либо серьезную поддержку России только в той мере, в которой это соответствует его задачам.

Тем самым перспективы экономического и социального развития в ближайшие годы должны рассматриваться в контексте «опоры на собственные силы». Возможно, Россия не дойдет до состояния Ирана последних лет, но мы уже близки к тем условиям, в которых Иран жил с 1979 и до середины 2000-х годов.

Ресурсы, возможности и ограничения для развития

В подготовленном в 2013 г. докладе НИУ ВШЭ о новой модели экономического развития выделялись две достаточно большие социальные группы, которые сформировались в условиях экономического роста и социально-политической стабильности в 2000-е гг. и могли бы стать драйверами роста в новых условиях.

Во-первых, это «новый бизнес» – успешные средние компании, воспользовавшиеся возможностями роста спроса на внутреннем рынке. Перед кризисом 2008 г. в российской экономике действовали около пяти тысяч средних предприятий с оборотом свыше 10 млн долларов в год, которые устойчиво поддерживали среднегодовые темпы роста продаж на уровне 20% и более. Такие фирмы были представлены во всех отраслях, но особенно выделялись в строительстве и торговле. При этом как до, так и сразу после кризиса доля быстрорастущих фирм («газелей») в России была заметно выше, чем в развитых странах.

Именно такие компании, использовавшие благоприятную конъюнктуру для развития бизнеса (включая осуществление инвестиций, технологическое перевооружение, выход на новые рынки, привлечение иностранных партнеров), во многом обеспечивали экономический рост в 2000-е годы. При этом их собственники сознавали, что высокого социального статуса они могут добиться только в России. Именно поэтому после кризиса 2008–2009 гг. они оказались вовлечены в коллективные действия по изменению инвестиционного климата (прежде всего через ассоциацию «Деловая Россия»). Такие компании, знающие российский рынок, обладающие финансовыми ресурсами и управленческими командами, могли бы стать базой для новой модели экономического роста. Однако для этого у них должны быть достаточные стимулы для инвестиций.

Во-вторых, существенную роль в структуре общества в 2000-е гг. стала играть «новая бюрократия» – представленная как чиновниками разных уровней, так и руководителями учреждений общественного сектора. Представители этой группы восстановили свой социальный статус и стали получать достаточно высокие доходы. Также (в том числе благодаря заметному обновлению персонального состава этой группы) у них вырос уровень квалификации и сформировались необходимые профессиональные компетенции. Эти люди знают, как управлять регионами, муниципалитетами, университетами, школами и больницами в рамках унифицированных правил игры, которые в 2000-е гг. пытался выстроить федеральный центр. При этом, несмотря на традиционные обвинения в коррупции, большинство представителей этой группы предпочитают добросовестные стратегии поведения, так как в отличие от 1990-х им есть что терять. Их знания и навыки могут быть использованы для развития (включая создание благоприятной бизнес-среды). Но для этого представители «новой бюрократии» также должны иметь стимулы к проявлению инициативы.

Изменение геополитической обстановки в 2014–2015 гг., безусловно, ухудшило ситуацию для этих двух групп. Тем не менее только они могут стать движущими силами для новой модели экономического роста. Барьеры для задействования их модернизационного потенциала создаются сложившейся сверхцентрализованной системой государственного управления, которая образно описывается как «вертикаль власти». Данная система управления была сформирована в начале 2000-х гг. в противовес близкой к хаосу децентрализации 1990-х годов. Основными задачами «вертикали власти» было восстановление порядка и обеспечение территориальной целостности России. Эти задачи были решены, но при этом похоже, что маятник достиг другой крайней точки – поскольку «вертикаль власти», генерирующая искаженные стимулы для бюрократического аппарата, так же как и децентрализованная система 1990-х гг., оказывается неадекватной для решения задач социального и экономического развития.

Таким образом, несоответствие сложившейся системы управления возникающим задачам является одной из ключевых проблем для России. Однако изменению существующей модели объективно препятствуют интересы трех ключевых групп, формирующих действующую «правящую коалицию» – в лице высшей федеральной бюрократии, силовиков и олигархического крупного бизнеса. Каждая из этих групп извлекает для себя ренту в рамках сверхцентрализованной системы управления. Вместе с тем их «рентоориентированное поведение», приемлемое в условиях сверхдоходов от экспорта нефти, сегодня создает проблемы для высшего политического руководства и формирует базу для конфликта «лидер-элиты».

Проявлением конфликта стали действия Путина по национализации элиты, направленные прежде всего на устранение возможного оппортунизма представителей элитных социальных групп и привязывание их к существующему режиму. Эти меры, однако, объективно ущемляли экономические интересы этих групп.

Надо сказать, что подобное не первый раз происходит в российской истории – можно вспомнить Ивана Грозного, Петра I или Сталина, которые в процессе создания новой системы управления вступали в острый конфликт с действующими элитами. При этом в противостоянии со старыми элитами каждый из этих лидеров опирался на новые, созданные им группы (опричники Ивана Грозного, «потешные полки» Петра I, аппарат НКВД при Сталине), и результатом конфликта становилась смена или существенное обновление элиты.

Можно было ожидать, что ужесточение бюджетных ограничений, начавшееся уже с кризиса 2008–2009 гг., изменит требования к высшим чиновникам и руководителям госкомпаний – от них будет нужна не только лояльность, но и компетентность. Признаками изменений кадровой политики в регионах можно считать появление новых губернаторов-«тяжеловесов» с опытом работы на ключевых позициях в федеральном центре, а также активное использование Кремлем рейтингов губернаторов. Замена Рашида Нургалиева на Владимира Колокольцева на посту министра внутренних дел в 2012 г. может восприниматься как проявление данного подхода. В этой же логике стоит рассматривать отставку Владимира Якунина с поста президента РЖД в августе 2015 г. с заменой его на технократа Олега Белозерова, не входящего в узкий круг приближенных Путина. РЖД является крупнейшей госкомпанией, сопоставимой по численности сотрудников с МВД, и для эффективного управления ею в условиях бюджетных ограничений нужны профессиональные компетенции.

Однако помимо конфликта «лидер – элиты» не менее серьезной проблемой является конфликт между ключевыми группами в рамках элиты. После «дела ЮКОСа» высшая федеральная бюрократия вместе с силовиками играет ведущую роль в рамках «правящей коалиции», а крупный олигархический бизнес перешел на позиции младшего партнера. В 2009–2011 гг. в связи с вопиющими фактами насилия и неэффективности в борьбе с преступностью в системе МВД, а также в связи с протестами бизнеса против рейдерства с участием сотрудников правоохранительных ведомств наблюдалось некоторое ослабление позиций силовых структур. Но с 2012 г. на фоне подавления политической оппозиции и поиска «иностранных агентов» влияние силовиков резко возросло, и в дальнейшем этот тренд только усиливался. В личных беседах весной 2014 г. высокопоставленные чиновники отмечали, что если в 2008–2012 гг. правительство являлось реальным центром принятия решений, а в 2012–2013 гг. эту роль выполняла президентская администрация, то с началом конфликта на Украине центром принятия решений стал Совет безопасности. Правительство в этих условиях все больше выполняет технические функции.

Отражением изменения баланса сил, с одной стороны, можно считать опережающий рост расходов на оборону и правоохранительную деятельность при распределении сжимающегося «бюджетного пирога». С другой стороны, отток капитала в размере 152 млрд долларов в 2014 г. и свыше 50 млрд долларов в первом полугодии 2015 г., а также панические колебания спроса на валютном рынке свидетельствуют о недоверии бизнес-сообщества к политике, проводимой Владимиром Путиным. Но это означает, что равновесие, основанное на доминировании силовиков, является шатким и временным, а разрыв между военно-политическими амбициями, заявляемыми руководством страны, и экономико-технологической базой будет только нарастать.

Еще одна линия внутреннего напряжения связана с конфликтом «массы – элиты». Он обусловлен социальным неравенством и тем, что российская элита слишком долго не выполняла свои базовые социальные функции, связанные с формированием системы ценностей для общества. Демонстративное потребление и общий цинизм элит в 1990-е гг. предопределили глубокое недоверие общества к бизнесу и государству, а также сильные перераспределительные настроения. Чувствуя эти настроения, высшая политическая элита в 2000-е гг. в целях поддержания социально-политической стабильности сознательно направляла существенную часть природной ренты на повышение доходов населения. Эта политика была продолжена в период глобального финансового кризиса – когда в 2009 г. на фоне почти восьмипроцентного падения ВВП доходы населения в среднем выросли на 2% (прежде всего за счет повышения пенсий и зарплат в бюджетном секторе).

Однако сегодняшняя финансовая ситуация не оставляет возможности для дальнейшей реализации стратегии подкупа избирателей. Поэтому с 2013 г. для поддержания социально-политической стабильности кремлевские политтехнологи используют ресурс «патриотической мобилизации». В краткосрочном периоде такая политика дала результаты. Присоединение Крыма вызвало эмоциональный подъем в широких массах – с готовностью идти на жертвы ради интересов страны. Однако когда гражданам не ясно, чем жертвуют элиты, этот эмоциональный подъем достаточно быстро может изменить вектор и стать фактором дестабилизации.

Вместо заключения

Завершая данную статью, я хочу сослаться на первые результаты исследовательского проекта ИАПР по анализу стратегий иностранных компаний, действующих на российском рынке. В рамках этого проекта весной и летом 2015 г. была проведена серия интервью с представителями бизнес-ассоциаций, объединяющих иностранные компании – таких как American Chamber of Commerce, Association of European Business, Russian-British Chamber of Commerce и др. Несмотря на международные санкции, респонденты в ходе этих интервью заявляли о стремлении своих компаний остаться в России и говорили о долгосрочных конкурентных преимуществах российского рынка. В числе таких преимуществ отмечалось:

Наличие разнообразных природных ресурсов (не только нефть, но также металлы, леса, пахотные земли). На фоне скептических рассуждений о «ресурсном проклятии», типичных для российских либеральных экспертов, представители иностранного бизнеса однозначно рассматривают богатство природных ресурсов как большое потенциальное преимущество России.

Существенные структурные диспропорции в экономике, унаследованные от советского планового хозяйства и не устраненные за 25 лет, прошедших с начала реформ. Для конкретных компаний эти диспропорции означают наличие рыночных ниш, в которых возможен активный рост продаж в течение многих лет.

Высокая квалификация работников. Несмотря на критические высказывания многих российских экспертов об ухудшении качества образования, по оценкам иностранных компаний квалификация работников в России в среднем по-прежнему выше, чем на других развивающихся рынках, и это дает возможности для размещения здесь сложных производств.

Высокий уровень урбанизации. Большая доля городского населения в сочетании с высоким уровнем образования и возросшим уровнем доходов создает массовый спрос на потребительские товары среднего и высокого качества.

До 2014 г. сочетание этих факторов, по мнению опрошенных, давало возможности для устойчивого долгосрочного роста российской экономики темпами в 5–6% в год. Тот факт, что потенциал не был реализован, респонденты объясняли неадекватностью экономической политики и недоверием к государству со стороны бизнеса. Но и сейчас, несмотря на неизбежную в ближайшие годы напряженность в отношениях с развитыми странами, ограничения в доступе к капиталу и технологиям для российских компаний, вероятное сохранение низких цен на нефть, действие названных факторов не исчезло. У России сохраняются возможности для развития.

Однако для их практического осуществления необходимо урегулирование описанных выше системных конфликтов – с выстраиванием новой системы договоренностей между ключевыми группами в элите, а также с формированием нового «общественного договора» между элитами и обществом. Эти процессы невозможны без новой стратегии развития, без формирования образа будущего, дающего ответ на вопросы: что именно защищает Россия в рамках своей «воинственной политики»? Ради каких идей и ценностей власть призывает общество и элиты пойти на самоограничение и самопожертвование?

Таблица 1. Основные этапы в эволюции внешней и внутренней политики

с начала 2000-х гг. в логике концепции «Воинственной России»

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3259989 Андрей Яковлев

Зачем оружие

Сергей Караганов — ученый-международник, почетный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, председатель редакционного совета журнала "Россия в глобальной политике". Декан Факультета мировой политики и экономики НИУ ВШЭ.

Резюме Военное усиление призвано компенсировать относительную слабость в других факторах силы – экономических, технологических, идейно-психологических. Россия обладает удивительно малой привлекательностью для внешнего мира. Уважают ее почти исключительно как сильного игрока.

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №5 за 2012 год.

Россия взяла курс на военное усиление. Принимаются и воплощаются в жизнь программы переоснащения и коренного реформирования вооруженных сил. И хотя внешняя военная угроза беспрецедентно мала, эта политика будет продолжена, поскольку вписывается в складывающиеся международные реалии и отвечает внутренней логике развития России. Поэтому речь сейчас не о том, чтобы сменить курс, а о том, как его оптимизировать, избежав грубых ошибок и бессмысленных трат. Идеи, изложенные в данной статье, призваны стимулировать дискуссию вокруг оборонной политики, которая в России сегодня ведется куда менее активно, чем даже в СССР. А это просто опасно. Между тем именно теперь вопрос о военной силе – ее роли и возможностях в международных отношениях – стоит особенно остро. И мы, кажется, сами не до конца знаем, для чего сейчас военная сила и сколько ее нужно.

Военная сила теряет значение?

Широко распространена точка зрения, что военная сила – этот главный на протяжении всей истории инструмент политики государств – прогрессирующе теряет значение. Особенно такой тезис популярен в Европе, надорвавшейся на своей истории войн и сделавшей во второй половине XX века выбор в пользу пацифизма.

Действительно, большинство главных проблем современного мира – изменение климата, требования большего благосостояния со стороны активизирующихся масс, кризис мировой финансовой системы, нарастающий относительный дефицит продовольствия – не решить с помощью военной силы. Изменившаяся политическая культура и структура хозяйства делает бессмысленным с экономической точки зрения захват территорий и проживающего на них населения. Удерживать их под контролем не удается. Население невозможно эксплуатировать к своей выгоде. Все военные победы последних четырех десятилетий кончались политическим поражением (Ирак, Афганистан) и/или гигантскими тратами на поддержание населения на завоеванной или отвоеванной территории (тот же Ирак или российская Чечня).

В эпоху действительно массовых коммуникаций, затрудняющих (хотя и не отменяющих) целенаправленное манипулирование информацией, повышается морально-политическая цена использования военной силы, особенно если речь идет о ее масштабном и долговременном применении. Оно до известной степени вообще делегитимируется. Если раньше война, перефразируя навязшую в зубах формулу Клаузевица, была нормальным продолжением политики, то ныне, после двух мировых войн и появления ядерного оружия, применение военной силы чаще рассматривается как политический провал.

Снижение эффективности военной силы и ее делегитимация во многом связаны с продолжением ядерного пата, прежде всего между Россией и Соединенными Штатами. Риск эскалации любого серьезного конфликта на ядерный и глобальный уровень вынуждает крупные государства ограничивать применение силы на гораздо более низких уровнях. Благодаря ядерному фактору относительно мирно завершилась самая глубокая политическая и идеологическая конфронтация в истории – холодная война. Не будь его, беспрецедентное, быстрое и глубокое перераспределение влияния в мире от традиционного Запада в пользу растущей Азии не происходило бы на наших глазах столь гладко. Почти всегда в истории такие сдвиги сопровождались – стимулировались или останавливались – войнами. Так что Россия и США, остающиеся в ситуации ядерного клинча, и в меньшей степени другие ядерные державы могут считать себя крестными родителями азиатского экономического чуда.

Опыт последних лет, кажется, подкрепляет тезис о том, что в современном и грядущем мире военный потенциал не будет иметь решающего значения как инструмент политики и показатель силы и влияния государств. Самая мощная в военном отношении держава – Соединенные Штаты – по сути проигрывает подряд две войны, которые она инициировала (Ирак, Афганистан). И политически обесценивает многотриллионные вложения в вооруженные силы.

Однако есть другой набор факторов и аргументов, который противоречит представлению об уменьшении роли военной силы в мире и ее обесценивании как ведущего инструмента государственной политики. Войны все-таки выигрываются – при всех различиях обстоятельств можно вспомнить конфликты в Югославии, Ливии, Чечне, Грузии, победу правительства Шри-Ланки над «Тиграми освобождения Тамил Илама». Ядерное сдерживание работает, не допуская больших войн, и никто всерьез не сокращает ядерные арсеналы, а, напротив, совершенствует их. С ядерным сдерживанием безуспешно борются романтики – реакционные (американские сторонники противоракетной обороны) и прогрессивно-либеральные (мечтатели о «глобальном нуле» и минимальном сдерживании на уровне 50–200 боезарядов с каждой стороны). Новые мировые лидеры, наподобие Китая или Индии, которые вроде бы выигрывают в мирном соревновании, при этом стремительно вооружаются. На глазах милитаризируется соперничество между главными конкурентами будущего – США и КНР. Не прекращаются разговоры о грядущих столкновениях за ресурсы, воду.

Эти и подобные рассуждения можно было бы считать пережитками мышления времен холодной войны. И действительно, дискуссию вокруг проблем военной безопасности во многом все еще определяют те ветераны, которые сознательно или неосознанно стремятся вернуть повестку дня прошлой эпохи. Одни делают это, выдумывая (иногда даже вполне бескорыстно) бесконечные несуществующие угрозы своим странам или миру в целом, другие – призывая к возвращению благословенных для них времен процесса ограничения вооружений, который сам по себе служил отчасти мотором, правда, благопристойным, продолжения гонки вооружений. Если и меня причислят к этим ветеранам, многие из которых являются моими друзьями, но с которыми я по большей части не согласен – не обижусь. «Назвался груздем – полезай в кузов».

Но нельзя отрицать и другого. Растущее почти повсеместно ощущение опасности современного мира и, как следствие, возрождение опоры на военную силу в политике многих государств – в том числе и России – имеет и объективные основания. Грезы не сбываются. Ни либеральные – о мировом правительстве, ни реакционные – о новом концерте мощных наций, которые управляли бы миром. Планета движется к хаосу, но на новом глобальном уровне и в условиях качественно более глубокой и всеобъемлющей взаимозависимости. Старые институты международного управления – ООН, МВФ, ЕС, НАТО, G8 – слабеют. Новые – G20, либо возникающие региональные структуры – пока не работают. И, вероятно, вакуум управляемости заполнить не смогут.

Подрываются многие этические нормы международного общежития – отчасти это делают сознательно, а иногда к этому ведет объективное развитие мировой системы. Уважение к государственному суверенитету, традиционным правилам внешнеполитического поведения – принципы несовершенные. Но они давали хоть какие-то точки опоры. Чем бы ни руководствовались инициаторы нападения на Югославию, Ирак, Ливию, результат один: все увидели, что слабых бьют, и никто не приходит к ним на помощь. А вот хоть сколько-нибудь сильных – не бьют. Неядерный Ирак под лживыми предлогами разгромили, а успевшую обзавестись ядерным оружием Северную Корею, в гуманитарном смысле еще менее приятную, не трогают. Уходят и старые принципы политической морали – «своих не сдают», или «сукин сын, но наш сукин сын». Сначала «своих» сдал Советский Союз. Но это хоть как-то можно было оправдать его банкротством и развалом. Теперь «своих» мубараков стал сдавать и Запад.

В новом мире захват прямого контроля над территорией и находящимися на ней ресурсами, по-видимому, действительно больше не работает. Но при помощи военных методов можно управлять доступом к ним. Не случайно чуть ли не главное направление наращивания вооружений растущими державами – военно-морские силы. Морские пути – нынешние и вероятные будущие (тут резонно вспомнить Арктику) – остаются, как и во времена классической геополитики, главным объектом интереса великих держав. Больших войн за главный ресурс будущего – пресную воду – пока нет. Но наметившаяся тенденция к перекрытию верховьев рек, а такая практика особенно опасна для Индокитая и Индостана, может привести к тому, что данная проблема окажется в сфере применения военной силы.

Ренессансу ее роли способствует и давно начавшееся распространение ядерного оружия. Израиль, Индия, Пакистан, Северная Корея, вероятно, Иран ставят своих соседей в уязвимое и политически проигрышное положение. Они пытаются его компенсировать, либо стремясь сами обрести ядерное оружие, либо усиливая обычные вооруженные силы, системы противоракетной обороны. Наконец, с помощью попыток расшатать усилившегося соперника изнутри, как это, например, сейчас делают суннитские монархии Персидского залива, работая над свержением дружественного Ирану и к тому же светского режима Сирии. Ядерный потенциал Северной Кореи и резкое комплексное усиление Китая в перспективе толкает и Японию к преодолению ядерного порога. А эта страна имеет к России, как, впрочем, и к Южной Корее, КНР, территориальные претензии. Впрочем, в Восточной Азии многие претензии взаимны. Там вокруг объективно усиливающегося Китая и из-за возрождения старых территориальных споров быстро формируется вакуум безопасности.

Структурные изменения в международной системе тоже способствуют сдвигу в сторону большой опоры на военную мощь. Столкнувшись с масштабными вызовами при ослаблении институтов глобального управления, общества бросились под защиту привычного института – государства. Началась ренационализация мировой политики и частично экономики. Тенденция усилилась и благодаря подъему и выходу на авансцену мировой политики Азии – континента традиционных государств. С необычайной лихостью в новом обличье и на новом фоне возвращается старая геополитика, концепция «баланса сил». Продолжая на словах осуждать ее (хотя и все более вяло), именно такую линию претворяют в жизнь все более откровенно – раскачивая Сирию, союзницу Ирана, уравновешивая Китай. Или мешая преодолению остаточного военно-политического разделения Европы. И, конечно, невозможно всерьез воспринимать лозунги о том, что подобные действия предпринимаются в поддержку демократии. Более того, принцип баланса сил не только возрождается вокруг Европы, где он возник и привел к многочисленным войнам, в т.ч. двум мировым, но начинает доминировать в Азии, хотя тамошняя внешнеполитическая культура прошлых веков такой подход отвергала.

Однако государства качественно ослабли. Они все меньше способны контролировать информационные, финансовые, экономические, а значит и политические процессы даже на своей территории. И все больше зависят от внешнего мира. Причем избавиться, отгородиться от такой зависимости практически невозможно. Так появляется дополнительный стимул опираться на тот инструмент, который государства все еще почти полностью контролируют – военную силу.

В среднесрочной перспективе частичной ремилитаризации мировой политики может способствовать и затягивающийся на десятилетие глобальный экономический кризис. С одной стороны, он ограничивает аппетиты военных лобби. Но с другой – радикализирует политику, усиливает «ястребов» и создает соблазн развязывать войны, чтобы отвлечь от внутренней безысходности и списать неспособность справиться с кризисом на внешние факторы. Нечто похожее видно в отношении большинства великих держав к Ближнему Востоку. Против удара по Ирану, а это значит – большой войны – возражают все менее энергично. А вторжение в Ливию выглядело как классическая «маленькая победоносная война». Победить-то победили. Но ликование быстро угасло, унесенное продолжением кризиса и безысходным развалом самой Ливии.

Стремление опираться на военную силу стимулируется еще одним обстоятельством. При всех возможных политических или экономических претензиях, которые многие в мире имели к Западу, все исходили из того, что его политика рациональна и предсказуема. Но в последние годы западный курс все чаще приводит в полное недоумение.

Нападение на Ирак было изначально обречено на провал. Демократизировать Ближний Восток, развить то, что казалось победой в холодной войне, было невозможно. Получили де-факто фрагментацию Ирака, качественно усилив тем самым главного соперника Запада в регионе – Иран. Еще труднее рационально объяснить ввод войск НАТО в Афганистан. Первая часть операции – разгром основных баз талибов и «Аль-Каиды» с воздуха и поддержка, в том числе с помощью России, антиталибских группировок – была разумна. Но наземное вторжение в эту «могилу империй», которую тысячелетиями никто не мог захватить и где на памяти ныне живущих надорвался СССР, понять невозможно. Вмешательство в предфеодальное общество под флагом «распространения демократии» было столь безумной идеей, что тайные намерения пытались найти не только обычные приверженцы теорий заговора.

Дальше – больше. Западные страны под лозунгами поддержки демократии способствуют крушению хоть и авторитарных, но светских режимов Египта, Туниса, Ливии, теперь Сирии, хотя знают, что за их свержением стоит не только недовольство масс, но и суннитские фундаменталистские монархии Персидского залива, на порядок более реакционные, с точки зрения западных ценностей, чем режимы свергаемые. В результате началось попятное движение от модерна и развития к традиционализму. К тому же приходящие к власти исламистские режимы неизбежно вслед за мнением «базара» становятся более антизападными и антиизраильскими. Даже сторонники конспирологических теорий в изумлении.

Потеря Западом стратегических ориентиров, неизбежная из-за длительного кризиса радикализация его политического поведения вносит яркий дополнительный штрих в картину хаотичности и непредсказуемости мира, в котором человечеству предстоит жить в обозримом будущем. И добавляет аргументов тем, в том числе и в России, кто склоняется к большей опоре на что-то понятное – суверенитет, силу.

Россия и военная сила

И Россия начала наращивать эту силу. С точки зрения военной безопасности страна находится в беспрецедентно благоприятной ситуации. На протяжении тысячелетия стержневой идеей российской государственности, национальной идеей являлась защита от внешней угрозы и обеспечение суверенитета. Сегодня России никто из серьезных внешних сил сознательно не угрожает, и в среднесрочной перспективе угрожать не сможет. Статус ядерной сверхдержавы делает ничтожной возможность масштабного нападения. Такая ситуация на деле существует с 1960–1970-х гг., но тогда признать это было невозможно идеологически и политически. За одержимость конфликтом Советский Союз и заплатил самую высокую цену – он покинул мировую арену.

С уходом идеологического противостояния практически не осталось политических разногласий, которые могли бы привести Москву к прямому военному столкновению с Западом. Правда, теоретическая возможность существовала до 2008 г., пока НАТО угрожала втягиванием в альянс Украины. Это создало бы нетерпимую с точки зрения военной безопасности уязвимость России и было чревато возникновением на Украине раскола и конфликта, в который могла бы быть с высокой степенью вероятности вовлечена вся Европа.

За то, что подобная угроза не стала реальностью, Москва и Европа должны быть «благодарны» грузинскому руководству и тем, кто его подталкивал к нападению на Южную Осетию. Победа России в «пятидневной войне» предотвратила гораздо более опасный сценарий. И если российское руководство действительно, как утверждают многие его критики, провоцировало нападение Грузии, чтобы потом легко разгромить ее, то это – выдающаяся дипломатическая победа, резко усилившая геополитические позиции России и избавившая Европу от возможности тяжкого кризиса. Вопрос о расширении НАТО на Украину был по существу закрыт уже через несколько дней после событий в Цхинвале.

В случае прихода к власти в Вашингтоне ультрареакционных сил может быть предпринята попытка вернуться к вопросу отношений альянса и постсоветского пространства. Но объективно Соединенные Штаты в обозримой перспективе будут сосредоточены не на нем, а на растущем соперничестве с Китаем и удержании своих рассыпающихся позиций на Большом Ближнем Востоке. Противостояние с Россией только усугубит данные проблемы. Европейцам же конфронтация вообще не нужна, у них на нее нет ни сил, ни желания.

Те в России, кто постоянно напоминает о внешней угрозе, указывают на формальное превосходство НАТО в области вооруженных сил общего назначения. Но лукаво игнорируют тот факт, что эти самые вооруженные силы и расходы на них в Европе сокращаются уже два десятилетия, и, говоря откровенно, в большинстве стран неумолимо стремятся к символическому уровню. (Если не произойдет чего-то из ряда вон выходящего, наподобие нападения Ким Ир Сена при поддержке Сталина на Южную Корею в 1950 г., которое обратило вспять одностороннее разоружение Европы и США после Второй мировой войны.)

Опыт иракской и афганской войн показал уровень дееспособности НАТО – на деле весьма низкий. Это, правда, не дает гарантии от агрессивного поведения. До 1990-х гг. альянс был чисто оборонительным. Но ощущение триумфализма и безнаказанности, появившееся после, как казалось, победы в холодной войне, утрата Россией, переживавшей тяжелый кризис в последнем десятилетии прошлого века, потенциала политического сдерживания, вызвали эйфорию и серию вторжений. Но России НАТО угрожать не в состоянии, да и упоения своим успехом все меньше.

Китай, предвидя обострение своего соперничества с Америкой, в том числе военно-политического, делает все, чтобы не пробуждать у России опасений. Так, после недоуменных вопросов из Москвы были свернуты проводившиеся несколько лет тому назад учения, сценарий которых предусматривал переброску войск на значительные расстояния. Модернизация китайских ядерных сил не направлена, насколько это вообще возможно, против России. Пекин проводит подчеркнуто дружественную политику. Вопреки частым утверждениям, Китай не осуществляет ни демографической, ни инвестиционной экспансии. Китайцев в России живет меньше, чем немцев. И много меньше, чем в Российской империи. Инвестиций же до обидного мало.

Москва же, укрепляя отношения с КНР, все же придерживается линии на удержание подавляющего ядерного превосходства и на стратегическом, и на нестратегическом (тактическом) уровне. Об этом свидетельствует и возобновившаяся модернизация российских сил, и фактический отказ от дальнейших договоров об их сокращении.

Существует, разумеется, проблема экономического и политического усиления Китая, которая может привести, особенно при отсутствии сверхэнергичной политики по новому освоению Сибири и Забайкалья, к «финляндизации» России. Но это не военная угроза, она непосредственно связана с темпами и качеством нашего внутреннего развития.

Риск конфликтов нарастает по южной периферии России. Ситуация вокруг Ирана, которая чревата вооруженным конфликтом, почти неизбежная большая война или серия войн на Ближнем Востоке, агрессивная наступательность части исламского мира – все это будет неизбежно выбрасывать метастазы силовых конфликтов на территорию России и ее соседей. Конфликты придется предотвращать или купировать, в том числе и военной силой. Но и такая угроза качественно отличается от той, экзистенциальной, которая определяла всю отечественную историю.

Опасность этих метастазов, а также идейно-политической наступательности части исламистского мира, пытающегося компенсировать (в том числе с помощью нефтяных денег) свой проигрыш в международной экономической и социально-политической конкуренции, представляется наиболее вероятной среди всего спектра вызовов военной безопасности России.

Традиционных масштабных военных угроз не просматривается и в перспективе. Конечно, можно запугивать себя тем, что Соединенные Штаты наращивают способность нанести по России массированный удар неядерными сверхточными ракетами. Скорее всего, это блеф. Но даже если предположить, что такие ракеты появятся, ясно, что ответ с российской стороны может быть только ядерным. И едва ли кто-то готов пойти на риск угрозы такого нападения. И главное в этом контексте – не дать втянуть себя в гонку вооружений на заведомо невыгодном направлении, ведь сегодня кое-кто активно предлагает создавать у нас такой же потенциал. То есть начать азартно играть в игры снайперов, когда за спиной стоят установки залпового огня.

Еще один способ собственного «накручивания» – нагнетать страсти по поводу ЕвроПРО и начать бессмысленно тратить деньги по примеру советских «ястребов», которые в свое время вытребовали и освоили гигантские бюджеты на противодействие мифическим рейгановским «звездным войнам». Надеюсь, что те, кто ведут нынешнюю кампанию против ЕвроПРО, преследуют более рациональные цели: политически связать руки американцам, ограничив свободу действий в этой сфере, получить удобный и убедительный предлог для отказа от каких-либо дальнейших договорных шагов по сокращению любых ядерных вооружений. И даже – чем черт не шутит – создать условия для совместных де-факто союзнических отношений в этой сфере, если в США когда-нибудь откажутся от веры в возможность стратегической неуязвимости.

Однако, несмотря на отсутствие угрозы, продолжение курса на укрепление военной мощи неизбежно. Не только и не столько из-за потребности в современных вооруженных силах, способных сдерживать или активно предотвращать прямые угрозы безопасности. Хотя воссоздание таких сил после почти двадцатилетнего одностороннего разоружения, вызванного системным кризисом, начавшимся в конце 1980-х гг., объективно необходимо. Думаю, что в глазах нынешнего российского руководства (хотя это и не объявляется открыто) необходимость военного усиления определяется в первую очередь факторами международного позиционирования страны с учетом того, что иного способа обеспечения ее ведущих позиций нынешняя модель развития не предусматривает.

Модернизационного рывка нет и пока не предвидится. Ни общество, ни элита к нему не готовы. Общество отдыхает после 80 лет коммунистических лишений и посткоммунистических 1990-х годов. Правящий класс наслаждается перераспределением ренты. Недовольные, слишком энергичные или эффективные уезжают или живут и там, и здесь. Демодернизация экономики идет своим чередом, компенсировать ее если и пытаются, то только за счет импортных технологий. Жизнь становится комфортнее, но перспектив развития не появляется.

При таком векторе, заложенном на ближайшие годы, страна, несмотря на везение и дипломатическое мастерство, может не удержать позиции третьей из великих держав, которые она сейчас по факту занимает (после США и КНР). Между тем, потребность в «величии» свойственна не только нашим лидерам, но и большинству граждан. К тому же мы, как и англичане, не сломлены историей, в отличие практически от всех других в прошлом великих европейских держав.

Экономическое ослабление угрожает и эрозией суверенитета, в чем мы убедились в 1980–1990-е годы. Между тем, общество, похоже, почти на генном уровне готово отстаивать этот суверенитет, что оно с упоением и отчаянным мужеством делало на протяжении всей своей истории, чтобы затем возвращаться в нищету, а то и в рабство. В большинстве своем жители России не могут и не желают стать «нормальной страной», «жить как все остальные», наслаждаясь исключительно скоромными радостями потребления. Кого-то это огорчает, кого-то радует. Но, как ни относись к этому типу национальной психологии, на горизонте не видно причин, по которым она изменилась бы. Возможно, на нее повлияют десятилетия мирной эволюции, но это только гипотеза.

Военное усиление призвано компенсировать относительную слабость в других факторах силы – экономических, технологических, идейно-психологических. Россия обладает удивительно малой привлекательностью для внешнего мира. Уважают ее почти исключительно как сильного игрока. (Почему у нации Пушкина, Гоголя, Чайковского, Толстого, Пастернака, Шостаковича, Солженицына такой дефицит «мягкой силы», привлекательности – отдельный разговор.)

Легко осудить такую ставку как не соответствующую современному миру. Но сегодня мир меняется столь быстро и непредсказуемо, что, возможно, эта ставка и адекватна. Разумеется, гораздо лучше быть сильными и в экономике, и в технологиях, и в культурном, духовном отношении. Но этого пока не дано. Пошла только военная реформа.

Русская реформа

Самое удивительное и показательное в военной реформе – это то, что, несмотря на массу препятствий и неоднозначное отношение, она весьма успешна. Все прочие реформы, о которых говорят уже много лет, – пенсионная, ЖКХ, судебная, образовательная, наконец, политическая – стоят на месте, ползут черепашьим шагом или просто проваливаются. А военная реформа идет. И дело не в обещанных фантастических цифрах ассигнований на оборону – 18, 20, 23, снова 20 триллионов. Сами они малозначимы, четко продуманные планы перевооружения за ними не стоят, и они будут корректироваться по обстоятельствам. Однако цифры указывают на политическую решимость тратить на армию больше.

Происходит действительно революционное реформирование вооруженных сил. От огромной, традиционно мобилизационной Российской и Советской армии, рассчитанной в первую очередь на большую сухопутную войну для отражения угрозы с Запада (давно отсутствующей) в пользу компактной, более профессиональной армии постоянной боевой готовности, которая была бы нацелена на конфликты низкой и средней интенсивности. Для предотвращения больших конфликтов увеличивается опора на ядерное оружие, которое тоже модернизируется. В войска наконец начали поступать межконтинентальные баллистические ракеты нового поколения с заложенной способностью к преодолению любых систем ПРО, что делает развертывание этих систем бессмысленной тратой денег.

Мощные ядерные силы, которые, по сути, не предназначены для применения, по-прежнему нужны, чтобы обессмыслить чьи-либо попытки давить на Россию за счет превосходства в обычных силах. К тому же ядерный дамоклов меч необходим для «цивилизовывания» горячих голов. Особенно сейчас, когда беспрецедентные по глубине и быстроте перемены в мире приводят к потере стратегических ориентиров, здравого смысла.

То есть, по сути, модернизация вооруженных сил объективно нацелена не только на парирование вызовов безопасности и подкрепление международно-политического статуса России, но и на перекрытие многих каналов гонки вооружений в мире, объективно способных подрывать международную военно-стратегическую стабильность. Обеспечивая свою безопасность и статус, Россия одновременно возвращает себе роль ключевого гаранта международной безопасности и мира.

В сухопутных войсках упраздняют дивизии, полки, армии, корпуса в пользу понятной и более простой бригадной структуры. Сходные изменения происходят в военно-воздушных силах и войсках ПВО. Идет радикальное сокращение аппарата, вдвое – генералов и офицеров. С опережением графика оптимизируется общая численность вооруженных сил. Похоже, все-таки правы были хулимые в 1990-х гг. реформаторы, говорившие, что оптимальная численность вооруженных сил – около 800 тыс. человек. Тогда сокращать не хотели и держали призыв, чтобы хоть как-то подпереть старую армейскую структуру, впустую растрачивая средства в бедной стране.

Уже очевидно, что армия быстро профессионализируется, не за горами дальнейшее резкое сокращение и перевод на добровольную основу. Началась, пусть неровно, медленно и противоречиво, гуманизация военной службы. Войска перестают заниматься самообслуживанием. Все больше усилий концентрируют на основной задаче – повышении боеспособности и боевой подготовки. Но главное в том, что вооруженные силы, несмотря на дикое сопротивление, адаптируются к реальным вызовам и проблемам настоящего и будущего. Начался массированный отход от советских по сути вооруженных сил, нацеленных на отражение давно не существующей угрозы массированного нападения с Запада и рассчитанных на страну, способную тратить огромные суммы на содержание вооруженных сил и фактически быть их обслугой.

Проводится активное перевооружение, хотя идет оно и со скрипом. Оборонно-промышленный комплекс (ОПК) (раньше его называли ВПК) во многом обескровлен, и в отличие от вооруженных сил почти не реформируется, оставаясь тенью советского левиафана, как еще недавно Российская армия была бледной тенью Советской.

Однако имеются не только достижения хватает проблем и ошибок. Ведь планы действий нарочито не обсуждались и не прорабатывались. Видимо, военно-политическое руководство пришло к выводу, что любое обсуждение породит такую оппозицию, что реформу в очередной раз похоронят. Даже основополагающие документы – Стратегия национальной безопасности 2009 г. и Военная доктрина 2010 г. – практически не отражали процессы, идущие в вооруженных силах. Просто они находятся в других, мало пересекающихся плоскостях. Но все же Россия идет по пути превращения в современную мощную военную державу. Что это даст – вопрос открытый, как, впрочем, и большинство других вопросов в сегодняшнем мире.

Мне лично особенно приятно писать о продвижении реформы, потому что она почти совпадает с предложениями и разработками, которые в 1990-е и в начале 2000-х гг. выдвигала рабочая группа по военной реформе Совета по внешней и оборонной политике. Тогда эти идеи с раздражением или даже негодованием отвергались военным ведомством, но в конце концов были приняты, поскольку соответствовали веяниям времени, потребностям и возможностям страны. Рабочую группу неизменно возглавлял блестящий человек – великолепный эрудит и теоретик Виталий Шлыков, к сожалению, недавно ушедший из жизни. Но он успел увидеть, как то, за что он боролся много лет, стало воплощаться в жизнь.

В итоге

С учетом ситуации в мире и вектора развития страны продолжение курса на военное усиление неизбежно. Вопрос – как и почем. Нельзя броситься в безудержные расходы, угробив все бюджеты на развитие. От социальной подкормки масс режимы, подобные сегодняшнему российскому, как правило, не отказываются. А уже, похоже, взят курс на самоубийственное для страны сокращение – вместо резкого увеличения – расходов на образование. Это ставит крест даже на отдаленных возможностях модернизационного рывка – хоть в либеральном, хоть в антилиберальном вариантах.

Глупо тратиться на бессмысленные вооружения или ненужные направления развития вооруженных сил. Глупо, перевооружившись сверх разумной меры, создать себе лишних врагов, страшащихся России. Риск велик, ведь безудержно милитаризировался не только СССР, выпустивший и державший на вооружении больше танков, чем остальной мир вместе взятый, но и гораздо более продвинутые и демократические государства. Риск ошибок усиливается тем, что практически нет институциональных ограничителей гонки вооружений.

Правда, Министерство финансов пытается не давать, сколько требуют, а министр обороны старается ограничить аппетиты оголодавших и, видимо, коррумпированных, как и почти все у нас, остатков ВПК. Но парламент в нынешней политической системе серьезной роли в определении военной политики и в формировании бюджета играть не может. По-прежнему практически отсутствует научная и публичная дискуссия вокруг приоритетов военной политики. А она существовала даже в позднем СССР, когда ЦК создал в ряде академических институтов группы специалистов, не подчиненных прямо Министерству обороны и Военно-промышленной комиссии того же ЦК. Они сыграли значительную роль в попытке через процесс ограничения вооружений вывести страну из состояния, когда она фактически с экономической точки зрения вела войну почти со всем миром. Неизвестно, сколько тратилось на оборону и связанные с ней отрасли, но, полагаю, процентов 20–25 не бюджета, а валового национального продукта. Советский Союз де-факто не закончил Вторую мировую войну и рухнул не только в результате экономической неэффективности социализма, но и под тяжестью безумного военного бремени. И по большей части это непосильное ярмо было надето добровольно, без особой нужды. И из-за идеологии и порождаемой ею глупости, и из-за несдерживаемых аппетитов военно-промышленного лобби и абсолютно неадекватных представлений о внешней угрозе, отголоски которых слышны и до сих пор.

Созданные тогда академические группы специалистов физически и морально постарели и не хотят, и не могут больше активно полемизировать. Экспертов по военной экономике практически нет. С либеральной стороны нынешнюю военную политику критикуют буквально два-три публициста, выступающие в СМИ второго-третьего эшелона. Честь и хвала им за смелость, но они не могут обладать достаточными знаниями, к тому же политически ангажированы. В центре стоит группа близких к Министерству обороны специалистов, по необходимости хвалящих все его действия и не обращающих внимания на ошибки. Справа – в СМИ третьего-четвертого эшелона, к счастью, совсем не доходящих до массового читателя, пишут десятки, если не сотни авторов, представляющих остатки денежно и интеллектуально обескровленной академической части советского ВПК, пугая фантасмагорическими угрозами и требуя от Минобороны денег. Очень часто их писания не имеют никакого сопряжения с действительностью, являются карикатурой на советские выдумки. Их, похоже, не слушают, но они давят массой и не могут не формировать общественное мнение в многомиллионной человеческой среде, связанной с обороной. Для этих специалистов и Анатолий Сердюков, и стоящий за ним Владимир Путин подчас оказываются чуть ли не предателями, поскольку они пытаются ограничивать безумные аппетиты и все-таки – не очень успешно – навязать конкуренцию, сколько-нибудь современные методы хозяйствования.

Чтобы разобраться в том, что нужно делать, необходимо создавать независимую общественную научную экспертизу процессов, проходящих в военной сфере. Такая экспертиза сверху – в виде независимых комиссий «высокого уровня» (blue ribbon committees) – создавалась и создается в разных государствах, особенно в периоды реформирования вооруженных сил. И она была относительно эффективна. Реформа уже запущена. Оппозиция остановить ее не сможет. Вопрос в том, как реформу рационализировать. В противном случае неизбежны крайне дорогостоящие ошибки, которые не позволят воспользоваться возможностями, которые предоставляют России многие тенденции развития современной мировой геополитики и военно-политической обстановки. Не предотвратить появления угроз. И даже самим создать себе новые.

И последнее. Военное усиление если и может компенсировать слабости других факторов силы, то только частично. Чтобы остаться великой и суверенной державой и в будущем, России придется модернизировать и диверсифицировать экономику. Иначе не будет базы даже для укрепления военной мощи. Нужно реставрировать и наращивать «мягкую силу» – привлекательность для мира и собственных граждан – через возрождение и создание новой российской идентичности, основанной прежде всего на великой культуре и славной истории военных побед. Иначе обидная шутка блистательного политического острослова, бывшего канцлера ФРГ Гельмута Шмидта о Советском Союзе как о «Верхней Вольте с ракетами» может оказаться справедливой для России.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3259988 Сергей Караганов

Россия: не сердиться, а сосредоточиться

С.В. Кортунов – д. полит. н., профессор, заведующий кафедрой мировой политики факультета мировой экономики и мировой политики Государственного университета – Высшей школы экономики.

Резюме Страна должна недвусмысленно и безусловно определить себя в качестве наследницы исторической, то есть тысячелетней, России. Придется взять на себя и все ее грехи, включая, как это ни неприятно, грехи СССР. Но игра стоит свеч: тогда Россия остается субъектом мировой истории, всем понятным и узнаваемым.

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №5 за 2005 год.

Если попытаться одним словом охарактеризовать состояние дел в российской внешней политике, то наиболее подходящим будет слово «кризис». Это явление носит всеобъемлющий и всесторонний, системный и структурный характер, к тому же оно сопровождается синхронизированным и нарастающим давлением на Россию со стороны основных международных субъектов. Разговоры же о «прагматизме» курса президента Владимира Путина призваны лишь скрыть тот очевидный факт, что отечественная внешняя политика формируется стихийно, носит преимущественно ситуативный характер и строится как система ответов, а не превентивных шагов. Стоит ли удивляться, что в международных делах Москва терпит поражение за поражением?

При этом профессионализм российского дипломатического корпуса сомнений не вызывает. В чем же причины сложившегося положения?

ПРИЧИНЫ КРИЗИСА

Во-первых, кризис носит концептуальный характер: жизнеспособная и реалистичная концепция внешней политики просто отсутствует. Документ, утвержденный президентом Путиным в 2000 году, содержал немало правильных выводов и положений, но в целом он, конечно, устарел. Самое же главное заключается в том, что ни концепция, ни последующие заявления президента РФ (включая его ежегодные послания Федеральному собранию) не ответили на вопрос о национальной идентичности России. К сожалению, не только окружающий мир, но и само российское общество всё еще не могут понять, кто мы такие – совершенно новое, никому не ведомое государство, возникшее на карте только в 1991-м, продолжатели СССР, добровольно «урезавшие» свою территорию и поменявшие плановую экономику на «экономику дикого рынка», или же правопреемники тысячелетней России?

Как справедливо отмечает известный американский политолог Томас Грэхэм, «успех лежит в новой самоидентификации страны в современном мире, к чему большинство россиян и политической элиты страны еще не готовы». Отсутствие самоопределения – главная причина того, что Россия до сих пор не сделала стратегический выбор, кого она хочет видеть своим союзником и «против кого дружить».

Во-вторых, кризис является институциональным: отсутствует эффективный механизм подготовки, принятия и реализации внешнеполитических решений. К сожалению, в период президентства Владимира Путина положение дел в этой сфере не улучшилось, а скорее наоборот. Принцип коллегиальности и прозрачности при принятии внешнеполитических решений соблюдается значительно реже, чем в годы правления Бориса Ельцина. Подобная ситуация порождает массу вопросов, связанных с мотивацией тех или иных шагов, а вся ответственность за международную деятельность персонифицирована и возложена на одного человека – президента РФ. В ряде случаев, особенно в работе со странами СНГ (Белоруссия, Украина, Грузия), МИД, Совет безопасности РФ и даже Управление внешней политики Администрации президента были оттеснены от формирования политики, а глава государства оказался заложником своего ближайшего и не всегда компетентного окружения. Вообще, усугубилась возникшая еще при Ельцине тенденция к резкому падению государственной дисциплины в сфере внешней политики. Не выполняются даже прямые указания президента России.

Как известно, в советское время существовал координационный механизм выработки внешнеполитических позиций – Межведомственная комиссия при ЦК КПСС (так называемая «пятерка»), которая готовила проекты решений по основным вопросам национальной безопасности с участием МИДа, Минобороны, КГБ и Комиссии Совмина СССР по военно-промышленным вопросам. Во многом благодаря этому механизму Советский Союз добился значительных успехов в сфере ограничения ядерных вооружений и других видов оружия массового уничтожения, а также обычных вооружений в Европе. Этот же механизм позволил нейтрализовать активных противников разоружения, а также настроить политических и военных руководителей страны на достижение взаимовыгодного компромисса с партнерами.

В постсоветской России ничего даже близкого по эффективности создано не было. Предпринятые в последние годы попытки создать соответствующий механизм, будь то в рамках Совета безопасности РФ или вне его, блокировались ведомствами. Деятельность межведомственных комиссий приводит лишь к распылению усилий, параллелизму в работе и в конечном счете к росту безответственности и снижению эффективности государственной политики. Межведомственные комиссии Совбеза, которым по статусу предписано заниматься согласованием позиций по вопросам безопасности, лишены возможности взять на себя процесс подготовки и принятия решений, координации деятельности министерств и ведомств. МИД же функциями координатора по вопросам внешней политики, как оказалось, наделен лишь декларативно. Не решают проблем и поистине титанические усилия помощника президента РФ по международным делам. В итоге сложилась ситуация, когда такого рода координацией на государственном уровне сейчас, по существу, не занимается никто.

Внешняя политика России не опирается на систему стратегического планирования, которая должна обеспечивать просчет краткосрочных, среднесрочных и долгосрочных вариантов внешнеполитических решений, соразмерность целей и средств, адекватный анализ современной международной обстановки, для которого не годятся привычные лекала, унаследованные от советских времен.

Зародышем такой системы, вероятно, можно считать лишь ряд неправительственных организаций, таких, к примеру, как Совет по внешней и оборонной политике, общественный комитет «Россия в объединенной Европе», Экспертный совет Комитета Совета Федерации по международным делам. Однако к выводам аналитических докладов и записок этих организаций Кремль не слишком склонен прислушиваться.

Отсутствие системы стратегического планирования (созданная недавно в Совете безопасности РФ Группа стратегического планирования не в счет), опирающейся на солидную аналитику, собственно говоря, и привело к кризису внешней политики России. По сути, ни одна из стратегических целей, сформулированных политическим руководством нашей страны за последние 15 лет, не была достигнута.

Существенной, хотя и не главной причиной кризиса внешней политики России является заметное падение ее международного имиджа (хотя в первые годы правления администрации Путина он имел тенденцию к возрастанию). Как ни прискорбно, но именно в последние годы наша страна перестала быть привлекательным партнером даже для своих соседей. Именно за минувшие год-два на нас прямо-таки обрушился шквал критических (и во многом справедливых) замечаний со стороны. Практика показала, что полуфеодальные отношения в ряде сфер нашей внутренней политики совершенно несовместимы с постиндустриальной архитектурой развитого мира, в который мы, если судить по ежегодным посланиям президента РФ Федеральному собранию и другим его официальным заявлениям, хотим интегрироваться.

Наконец, важной причиной кризиса российской внешней политики являются ее слабое кадровое обеспечение, деградация дипломатической службы, связанная во многом с тем, что профессия дипломата в России (в отличие от всех других стран мира и, кстати говоря, бывшего СССР), прежде всего из-за низкого материального обеспечения, не является престижной. Талантливых молодых кадров, которые были бы достойной сменой, увы, немногим еще оставшимся в строю ветеранам дипломатической службы, прошедшим блестящую школу советского МИДа, практически почти нет. А это означает лишь одно: Россия обречена на то, чтобы и впредь проигрывать своим партнерам и оппонентам на международной арене.

ЕСТЬ ЧТО ПЕРЕОСМЫСЛИТЬ

В современном мире недопустимы ситуативные или чисто субъективные внешнеполитические решения, продуманные в лучшем случае на полшага вперед и опирающиеся лишь на конъюнктурные соображения. Именно об этом необходимо сегодня задуматься России, причем не только политическому руководству, но и всему политическому классу.

Первое. Для преодоления концептуального кризиса внешней политики Россия должна прежде всего разобраться со своей национальной идентичностью. Оставив нелепые потуги 1990-х годов предстать «белой и пушистой», некой «новой» Россией, которая якобы строит свою государственность заново, страна должна недвусмысленно и безусловно определить себя в качестве наследницы исторической, то есть тысячелетней, России. Понятно, что придется взять на себя и все ее грехи, включая, как это ни неприятно, грехи СССР. Но игра стоит свеч: тогда Россия остается субъектом мировой истории, всем понятным и узнаваемым. До тех пор пока этого не сделано, наши зарубежные партнеры, включая США, вряд ли смогут правильно выстроить свою политику в отношении России и будут по-прежнему занимать выжидательную позицию.

Иными словами, мы должны определиться и объявить всему миру, кто мы есть. От этого зависят, например, российско-американские отношения. Если мы существуем лишь 15 лет, то на роль бЧльшую, чем клиент Соединенных Штатов, мы претендовать не можем. Если мы «мини-СССР», то обречены на «мини-конфронтацию» с США, на поражение в «мини-холодной войне» и в конечном счете на «мини-распад». Если же мы – тысячелетняя Россия, то партнерство и даже стратегический союз с Америкой (уже не говоря о Европе) для нас – это естественное состояние.

Настало время объявить и о своем национальном проекте, который на данный момент в достаточной мере не артикулирован. Но, насколько можно судить по разрозненным заявлениям первых лиц государства, в общих чертах он сводится к двум ключевым идеям:

национальная модернизация в условиях перехода к постиндустриальному обществу со всеми его атрибутами, включая обеспечение должного качества жизни и предоставление политических свобод всем гражданам;

осмотрительная, но достаточно быстрая интеграция России в мировое экономическое пространство на правах равного партнера наиболее развитых стран при сохранении национального суверенитета.

Эти две задачи неотделимы друг от друга: ни одну из них не решить без другой. Первая задача напрямую связана с переходом России к инновационному типу развития (в противовес мобилизационному, который сегодня уже невозможен), а в экономическом плане – с переходом к «экономике знаний», которая определяет сегодня развитие постиндустриального мира. Вторая связана с обеспечением конкурентоспособности суверенной России, ее экономики, отдельных отраслей, компаний, предпринимателей и даже просто граждан в условиях глобализации, о чем говорил Владимир Путин в своем Послании (2003 г.) Федеральному собранию РФ.

Разумный и хорошо продуманный переход к инновационной модели развития при известных обстоятельствах может обеспечить России место среди интеллектуальных лидеров человечества, одной из основных научных лабораторий мира.

Если за основу национального проекта принимается движение по пути инновационного развития и построения постиндустриального общества, то становятся очевидными и внешнеполитические приоритеты.

В вопросах внешней политики следует ориентироваться прежде всего на те государства, которые уже освоили инновационный тип развития и построили постиндустриальное общество, а также на страны, находящиеся в едином с Россией культурном и ценностном поле. В первую очередь это страны Западной Европы и Соединенные Штаты, представляющие общую для нас христианскую цивилизацию. Важно настаивать на европейской идентичности России. Россия – неотъемлемая часть Большой Европы, и потому европейский вектор движения – наиглавнейший.

При этом не стоит, конечно, рассчитывать на то, что современная Европа примет нас в «материнское лоно» с распростертыми объятиями. Старый Свет далеко не разобрался в самом себе и тем более не определился со своим отношением к России (не в последнюю очередь потому, что не самоопределились мы). Нам еще предстоит доказать европейцам: Большая Европа (не нынешний Европейский союз, а действительно всеобъемлющее сообщество европейских наций, способное динамично развиваться и конкурировать за мировое влияние с Соединенными Штатами и стремительно растущей Азией) невозможна без России ни в экономическом, ни в политическом, ни в культурном, ни в военном отношении.

Как бы то ни было, главным вектором движения России может быть только один – Большая Европа без разделительных линий, в которой Украина, например, не стояла бы перед выбором: ориентироваться на Восток или на Запад? Аргумент о том, что наша страна «слишком велика для Европы», по меньшей мере несерьезен в XXI веке. Даже не замеченный в симпатиях к России Збигнев Бжезинский не сомневается в ее европейском будущем. «Безопасность и демократические свободы России зависят от продолжающей подниматься Европы. Конечно, то, о чем я говорю, произойдет не завтра и не в следующем году. Скорее всего, в течение ближайшего десятилетия», – говорил он в интервью газете «КоммерсантЪ» в декабре 2004 года.

При этом в геополитическом плане Россия является евразийской, а следовательно, и глобальной державой, что делает неизбежными ее тесное взаимодействие с основными игроками мировой политики, прежде всего с Китаем и Индией (эти страны стремительно превращаются в важную часть мировой инновационной экономики), с Ираном, с арабскими странами, с Турцией и пр., а также, конечно, стратегический союз с США по вопросам глобальной безопасности.

Но такие установки нынешней внешнеполитической стратегии, как «многовекторность», «многополярность», «особый (отличный от европейского) путь», следует переосмыслить. «Многополярный мир», на котором настаивают многие отечественные политики и дипломаты, при ближайшем рассмотрении оказывается крайне опасным для России. В своем нынешнем состоянии она просто не дотягивает до статуса одного из «полюсов» в этой конструкции. С учетом необратимого демографического упадка территорию России в буквальном смысле слова разорвут на куски более динамично развивающиеся «полюса». Что же касается концепта «особый путь», то он уже не раз был испробован Россией и каждый раз приводил к национальной катастрофе. Можно, конечно, испытать судьбу еще раз. Но это, по всей вероятности, будет последняя попытка…

Если принять европейский вектор развития в качестве приоритета, то намного легче выстроить отношения и на просторах бывшего СССР. Продвигая Россию в Европу, не следует препятствовать движению соседей в этом же направлении. Однако Москва не должна оплачивать такое движение, оставаясь донором распавшейся империи. Россия не будет принуждать соседей к вступлению в союзы с ее участием. Но и прекратит практику невообразимых уступок ради сохранения видимости влияния на сопредельные государства, дотирования их развития за счет своего налогоплательщика. По большому счету России следовало бы незамедлительно выйти из СНГ и прекратить игру в «дружбу народов», в которой выигрывают лишь новые независимые государства.

При таком подходе постсоветское пространство перестает быть ареной соперничества России и Запада. Европейские государства СНГ (Украина, Молдавия и Белоруссия) становятся полем партнерства преимущественно между Россией и ЕС; государства Центральной Азии и Казахстан – между Россией и США (не в столь отдаленной перспективе – с участием КНР); страны Южного Кавказа – между Россией, ЕС и США (в перспективе – с участием Ирана). Такой подход, помимо всего прочего, развязывает нам руки для работы с пророссийской оппозицией в этих странах.

Второе. Требуется принять специальный закон о механизме разработки, принятия и реализации внешнеполитических решений, который обеспечил бы координацию деятельности ведомств под руководством президента страны в целях проведения единой линии Российской Федерации. Такого рода механизм должен следовать принципу коллегиальности, включать в себя всех субъектов внешней политики и опираться на глубокую аналитику и экспертизу правительственных и неправительственных научно-исследовательских центров, которые надо создавать и щедро финансировать.

В соответствии с Конституцией РФ принципиальные внешнеполитические решения принимает президент страны. Однако требуется их предварительное согласование между должностными лицами, имеющими непосредственное отношение к внешней политике. Это председатель Правительства, секретарь Совета безопасности, руководители МИДа, Минобороны, Федеральной службы безопасности (ФСБ) и Службы внешней разведки (СВР). На данном этапе государственного строительства России в этом процессе, вероятно, должны принимать участие также представители законодательной власти – председатели Совета Федерации и Государственной думы: это необходимо для обеспечения единой позиции высших представителей двух ветвей власти по важнейшим внешнеполитическим вопросам, то есть элементарной государственной дисциплины. Перечисленные лица и должны образовать новый орган по внешней политике и международной деятельности при президенте РФ. Речь, подчеркнем, идет именно о новом органе, поскольку все имеющиеся, в том числе и Совет безопасности, оказались непригодными для выполнения этой функции. Такой орган был бы аналогом Совета национальной безопасности США. В этом контексте потребовалось бы, разумеется, и введение должности, аналогичной должности помощника президента США по национальной безопасности, с назначением на нее лица из числа авторитетных отечественных дипломатов (с небольшим, но хорошо оснащенным аппаратом).

Соответствующий законопроект «О координации деятельности государственных органов власти в сфере управления внешней политикой РФ», разработанный Экспертным советом Комитета Совета Федерации по международным делам, проходит сейчас процедуру межведомственного согласования.

Третье. Соразмерность целей и средств – важнейший принцип внешней политики. Тщательно продуманная и взвешенная ресурсная политика призвана обеспечить не только внешнеполитическую эффективность. От наличия или отсутствия такой политики зависит конкурентоспособность России как государства, ее национальной экономики, отдельных отраслей, отечественных частных компаний, инновационных систем и пр. в глобальном мире. Это, в свою очередь, является одной из главных предпосылок национальной безопасности.

Четвертое. Что касается имиджа России за рубежом, то, конечно, надо работать над его совершенствованием. Но при этом следует помнить: любые пиаровские усилия и финансовые средства уйдут в песок, если не будет улучшаться внутренняя ситуация. Чтобы иметь достойный имидж за рубежом, надо реально быть привлекательной страной, а не казаться ею. Поэтому деятельность по исправлению имиджа должна развертываться не за рубежом, а внутри страны.

Пятое. Надо принять серьезные меры, с тем чтобы вновь сделать престижной дипломатическую службу. Наш дипломат независимо от того, находится ли он на службе в Москве или за рубежом, вправе иметь возможность вести достойный образ жизни. Ему необходима уверенность в том, что государство позаботится о его обеспеченной и безбедной старости. Короче говоря, дипломат не должен чувствовать себя человеком второго сорта, стоящим на социальной лестнице ниже, чем мелкий деятель теневой экономики или чиновник средней руки из коррумпированных отраслей.

КАПИТАЛЬНЫЙ РЕМОНТ

Текущий кризис внешней политики России не стоит драматизировать. Вообще, кризис системы сам по себе способен оказать благотворное воздействие, если за ним следуют шаги по ее радикальному обновлению и модернизации. А нынешний период в истории России далеко не худший для этого. Отсутствие широкомасштабных внешних угроз, возможно, впервые позволяет сосредоточиться на внутренних проблемах. С другой стороны, вероятно, никогда в истории России ее ресурсы для осуществления того или иного курса не были столь ограниченными (парадоксально, но богатство, посыпавшееся на страну благодаря беспрецедентной сырьевой конъюнктуре, нисколько не решает эту проблему – ведь сами по себе средства бесполезны в отсутствие механизма, принципов и приоритетов их разумного использования).

Трезвое соизмерение целей и средств, собственно говоря, и делает приоритетным европейский вектор развития России, в особенности учитывая ее необратимую демографическую деградацию. Исходя из того, что безусловным приоритетом является решение внутренних проблем устойчивого и демократического развития, а также учитывая ограниченность ресурсов, Россия не может позволить вовлечь себя в чужие войны и авантюры. Внешняя политика не должна быть ни агрессивной, ни даже слишком амбициозной.

Примеры послевоенного развития Японии и Германии показывают, что статус (де-факто) великих держав возможно удерживать при значительном ограничении внешнеполитических претензий. Отечественная история в этом отношении также весьма поучительна.

После окончания Смуты и заключения Деулинского перемирия с Польшей в 1618 году Россия была не просто слаба, а дотла разорена и обескровлена. До конца XVII столетия, то есть примерно в течение 80 лет, Россия старалась не ввязываться в затяжные военные противостояния с основными и наиболее сильными противниками. Однако за это же время она, практически не воюя, присоединила Левобережную Украину и Киев, а также Сибирь вплоть до Тихого океана и Китая. Это произошло благодаря умелой внешней политике и инициативе. Именно тогда, уклоняясь от серьезных конфликтов, не проводя агрессивной политики, страна увеличила свою территорию больше, чем за какой-либо другой период своей истории. За восемь десятилетий военно-политического «прозябания» некогда разоренная Россия накопила такой потенциал, в том числе и экономический, что потом непрерывно воевала 21 год и нанесла сокрушительное поражение Швеции, в ту пору одной из мощнейших держав Европы.

После смерти Петра I (1725) вплоть до Семилетней войны (1756–1763) почти разоренное за период экспансии государство вновь минимизировало свои внешнеполитические амбиции, особенно на самом опасном направлении – в Европе. Казалось, что она вообще не вела самостоятельной внешней политики, а действовала лишь как чей-то союзник. Однако и этот период мира и как будто даже некоторого унижения России обернулся накоплением сил для последовавших вскоре внешнеполитических побед и триумфов Екатерины II, когда была воссоединена почти вся Западная Русь, нанесено сокрушительное поражение Турции и «российская государственная территория почти достигла, – по словам историка Василия Ключевского, – своих естественных границ как на Юге, так и на Западе». Из 50 губерний, на которые была разделена Россия, 11 были приобретены в царствование Екатерины II. Если в начале ее правления российское население составляло не более 20 млн человек, то к его концу – не менее 34 млн (т. е. увеличилось на три четверти). При этом сумма государственных доходов возросла более чем в четыре (!) раза. Россия прочно встроилась в мировую (тогда это была европейская) политику в качестве одной из самых влиятельных держав. Светлейший князь Александр Безбородко поучал молодых дипломатов России: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела».

После поражения в Крымской войне в 1856 году (как и после окончания Смуты, а также после смерти Петра Великого) Россия вновь ограничила свои внешнеполитические претензии и геополитические аппетиты. Двадцать лет она, по словам канцлера Александра Горчакова, «не сердилась, а сосредоточивалась», то есть занималась по преимуществу внутренними делами, накапливая силы. В это время у Российской империи не было союзников. Но уже в момент подписания унизительного для России мирного договора в Париже (1856) русский дипломат князь Николай Орлов сказал: «Да, господа, мы потерпели поражение. И мы уходим с Балкан. Но вы не беспокойтесь, мы вернемся». Прошло всего 15 лет, и Россия вернулась на Балканы и на Черное море. И никто, даже «единственная сверхдержава» Великобритания, проводившая антирусскую политику, ничего не смогла сделать.

Таким образом, периоды относительной внешнеполитической пассивности далеко не всегда зло. И сегодня об этом стоит задуматься некоторым российским «державникам», которые – кто искренне, а кто и в личных популистских целях – разыгрывает карту «великодержавности», не утруждая себя подсчетом имеющихся у страны ресурсов. Следование их рекомендациям может привести страну к национальной катастрофе, что уже не раз происходило в отечественной истории, в том числе дважды в ХХ веке. Напротив, сосредоточенность на внутренних делах, накопление сил, актуализация ресурсов, динамичное экономическое развитие страны в ближайшие годы (а может быть, если позволит международная обстановка, и десятилетия) – все это является залогом ее грядущих, в том числе и внешнеполитических, триумфов. Немаловажное значение для достижения этих триумфов в будущем (хочется надеяться, недалеком) имеет хорошо продуманный, осторожный, но все же «капитальный ремонт» отечественного внешнеполитического механизма.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3259985 Сергей Кортунов

Настоящее и будущее глобальной политики: взгляд из Москвы

Сергей Лавров – министр иностранных дел Российской Федерации.

Резюме Прагматизм – это не беспринципность. Просто мы идем от жизни, от реальных нужд страны и ее граждан. Россию вполне устраивает идеология здравого смысла. Она служит прочной доктринальной основой нашей самостоятельной и неконфронтационной внешнеполитической стратегии.

Статья была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», №2 за 2007 год.

Мир уже не тот, что был несколько лет назад. Многое прояснилось. Стало ясно главное: однополярный мир не состоялся, да он и не мог состояться в силу того, что в условиях глобализации ни у кого не хватит военно-политических, финансово-экономических и иных ресурсов для имперского строительства. Однако мифология «однополярного мира» долгое время определяла направление умов и поведение значительной части государств. В этот миф поверили, сделали на него политическую ставку. Поэтому понимание реального положения дел дается непросто.

Реалистическая коррекция или «сокращение» роли Соединенных Штатов в мировых делах, прояснение действительного значения российского фактора в глобальной политике, опыт последних 15 лет – все это служит достаточным основанием для непредвзятого анализа нынешнего этапа развития международных отношений и понимания истинного положения дел.

Серьезной попыткой осмысления новых международных реалий и выстраивания на этой основе внешнеполитических рекомендаций являются тезисы доклада Совета по внешней и оборонной политике, подготовленные к XV Ассамблее СВОПа (17–18 марта 2007 года). Не со всеми из них можно согласиться. Так, необоснованным представляется чрезмерный алармизм и пессимизм.

РОССИЯ И МИР, В КОТОРОМ МЫ ЖИВЕМ

Наша дипломатия последних лет, выступления президента РФ В.В. Путина по внешнеполитическим вопросам, и прежде всего его мюнхенская речь, не оставляют сомнений в том, что у политического руководства страны есть продуманная и проверенная на практике стратегия в международных делах. Об этом свидетельствует и Обзор внешней политики Российской Федерации, проведенный Министерством иностранных дел по поручению президента и в сотрудничестве с политологическим сообществом.

Главный вывод гласит: сделанный в 2000-м выбор в пользу прагматизма, многовекторности и твердого, но неконфронтационного отстаивания национальных интересов во внешних делах себя оправдал. Допускаю, что тогда кому-то могло показаться, будто выбор в пользу умеренной политики и многосторонней дипломатии Россия делает с позиции слабости. Но и окрепнув, обретя уверенность в себе, страна не отказывается от этих основополагающих принципов.

В основе нашего тогдашнего видения мира лежали здравый смысл и трезвая, заземленная оценка тенденций, определяющих современное мировое развитие. История, если можно так назвать период в 6–7 лет, нас оправдала.

Томас Фридман (американский политолог, обозреватель газеты The New York Times. – Ред.) в своей книге пришел к выводу о том, что мир стал «плоским», то есть глобализация, вышедшая за рамки западной цивилизации, не оставляет места для разного рода иерархических построений. Горизонтальные связи, определяющие существо современных международных отношений, подводят к необходимости сетевой дипломатии. Сошлюсь также на известную фразу Ричарда Хааса (президент американского Совета по международным отношениям. – Ред.) о том, что «США не нужно согласие других держав, чтобы действовать, но им нужна их поддержка, чтобы добиться успеха». А раз так, то надо договариваться о том, что и как делать. Мюнхен многим открыл глаза. Так, газета The Boston Globe, анализируя выступление главы Российского государства, писала: «Москва раньше Вашингтона осознала одну важную истину: в мире воцаряется “полиархия” – международная система с участием многочисленных и разнообразных игроков, чьи альянсы и ориентация меняются с калейдоскопической скоростью».

Не могу согласиться с тезисом о том, что альтернатива «однополярному миру» – это «хаотизация» международных отношений вследствие некоего «вакуума» управляемости и безопасности. Речь скорее идет о вакууме в сознании элит тех или иных государств. Как можно было убедиться не раз, именно односторонние, и тем более силовые, действия привели к нарастанию конфликтности в мировой политике, наслаиванию новых проблем на старые. Собственно, это и составляет механизм расширения конфликтного пространства в мировой политике.

Можно понять, что по ту сторону Атлантики до сих пор не могут переступить через себя и произнести слово «многополярный». Но совершенно неоправданно ставить знак равенства между многополярностью и заряженностью на конфронтацию. Да, появляются новые «центры силы». Они соперничают друг с другом, в том числе и за доступ к природным ресурсам. Так было всегда, и ничего фатального в этом нет.

Неформальное коллективное лидерство ведущих государств мира, складывающееся в дополнение к международным институтам, прежде всего к ООН, позволяет приблизиться к решению проблемы управляемости в современном мире. При этом исключается чья бы то ни было, будь то США, Европейский союз или Россия, единоличная претензия на истину.

Все это отнюдь не равнозначно конфронтации. Парадигма современных международных отношений скорее определяется конкуренцией в самом широком прочтении этого понятия, ее предметом, помимо прочего, становятся ценностные ориентиры и модели развития. Новизна ситуации заключается в том, что Запад теряет монополию на процессы глобализации. Видимо, отсюда и попытки представить происходящее как угрозу Западу, его ценностям и образу жизни.

МЕЖЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ РАЗЛОМ?

Россия выступает против попыток раскола мира на так называемое «цивилизованное человечество» и всех остальных. Это путь к глобальной катастрофе. Уверен, что выбор в пользу объединительной политики, сделанный нашей страной и другими ведущими государствами, в том числе такими цивилизационно-образующими, как Индия и Китай, позволит избежать раскола по цивилизационному признаку.

Глобализация ставит перед человечеством подлинно экзистенциальные вопросы. Уже очевидна ограниченность природных ресурсов, в силу чего просто невозможно обеспечить потребление для всех на уровне промышленно развитых стран. В своем выступлении в Католической академии Баварии в январе 2004 года кардинал Йозеф Ратцингер, будущий Папа Римский Бенедикт XVI, говорил о необходимости самоограничения. Он также критически высказался относительно проявления «западной гордыни», имея в виду претензии на универсальность «обеих великих культур Запада – культуры христианской веры и культуры светского рационализма».

Нынешний глава Ватикана выдвинул и другой тезис, очень близкий тому, о чем все громче говорит Русская православная церковь: «Сегодня концепция прав человека должна быть дополнена учением об обязанностях человека и о его возможностях». Убежден, что только так удалось бы восстановить общий нравственный знаменатель основных мировых религий. Без этого гармоничное развитие человечества невозможно.

НОВЫЕ УГРОЗЫ: «ВЫБОР ОРУЖИЯ»

Спорным представляется то, как в тезисах доклада СВОПа подается террористическая угроза. С одной стороны, преувеличиваются возможности консолидации исламского фактора в мировой политике, с другой – говорится о глубоких противоречиях между исламскими государствами. Но главную ошибку вижу в том, что данный вопрос рассматривается в полном отрыве от необходимости решения реальных проблем, прежде всего на Ближнем Востоке, препятствующих реализации потенциала, который позволит арабо-мусульманскому миру ответить на вызовы модернизации.

В целом недооцениваются возможности действий по урегулированию кризисов, создающих питательную среду для экстремизма. Необходимо отказаться от силовой политики, принять меры, которые способствовали бы решению проблемы бедности в глобальном масштабе.

Опыт последних шести лет убедительно показывает, что любые попытки обойти реальность многополярного мира оборачиваются провалом. Какие бы примеры мы ни взяли, вывод один: современные международные проблемы не имеют силовых решений, попытки пойти этим путем лишь усугубляют ситуацию, загоняют ее в тупик. Дефицит безопасности либо его ощущение также порождаются застоем в разоруженческой сфере, который обостряет угрозу расползания оружия массового уничтожения.

Думаю, навязывание миру гипертрофированного значения фактора силы – явление временное. В историческом плане роль силовой составляющей в мировой политике будет объективно снижаться. Можно провести параллель с президентскими выборами-1992 в США, когда не все поняли значение фактора экономики: «Все дело в экономике, глупый!» (один из лозунгов кампании Билла Клинтона. – Ред.). Сейчас вопросы обеспечения устойчивого экономического развития государств, включая удовлетворение энергетических потребностей, выходят на первый план уже в глобальном масштабе. Именно возросшая экономическая взаимозависимость служит важным фактором поддержания международной стабильности. Эти задачи не решаются ни применением силы, ни оккупацией, ни военным присутствием за рубежом.

Ставка на силу – коренной порок политики наших партнеров. И делается это в ущерб факторам «мягкой силы», значение которых, наоборот, возрастает. В свое время подобный менталитет определил приписываемую Сталину фразу: «А сколько у Ватикана дивизий?» Теперь, когда мы предлагаем разрабатывать коллективную стратегию по Ираку, то зачастую слышим в ответ: «Готова ли Россия направить свои войска в Ирак?» Мысли опять сосредоточены на силовых сценариях. Такой подход тяжелым грузом давит на внешнеполитическую стратегию Вашингтона.

Следует решительно отказаться от попыток реидеологизации и ремилитаризации международных отношений, укрепить в них коллективные и правовые начала.

РОССИЯ: «ТЕРРИТОРИЯ СВОБОДЫ» В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ

Одним из фундаментальных элементов нынешней реальности является то, что мир должен стать свободным, а все государства – обрести возможность решать за себя, сообразуясь с собственным пониманием своих национальных интересов в новых условиях. Ни блоковая, ни идеологическая дисциплина уже не срабатывают автоматически, хотя налицо попытки заменить их солидарностью одной цивилизации против всех остальных.

На мировой арене тоже нужна «свобода слова», о которой мы говорим применительно к внутреннему развитию каждой страны. Любой зажим «инакомыслия», заметание «под ковер» имеющихся разногласий влечет за собой негативные последствия для всего международного сообщества, обедняет его интеллектуальный ресурс. Разумеется, каждый волен выбрать свободу проводить иррациональную политику. Но в современных условиях платить по ее счетам приходится всем: то, что происходит в Ираке и вокруг него, убедительно это доказывает.

Главное значение мюнхенской речи президента России состоит в том, что она помогла разрушить заговор молчания по фундаментальным вопросам глобальной архитектуры безопасности, то есть по проблемам, которые напрямую затрагивают всех. Эта речь обозначила «территорию свободы» – свободы мысли и свободы слова в международных отношениях. К сожалению, в мировой политике сложилась ситуация, подобная той, что была у нас в советский период, когда все злободневное обсуждалось на кухне. Только «кухня» – это разговоры за закрытыми дверями, за спиной тех, кому адресована критика. Ясно, что такая нездоровая, конформистская атмосфера не отвечает интересам международного сообщества.

Неопределенность относительно будущего мироустройства во многом была связана с ослаблением России после распада СССР. Создавалось впечатление, что нашу страну попросту списали как материал для нового территориально-политического передела мира, – перспектива, с которой Россия уже сталкивалась, например, в начале XVIII века. Тогда проблема была решена на путях ускоренной модернизации, что и составило главное содержание реформ Петра I. На нынешний вызов мы также отвечаем радикальными политическими и экономическими реформами, которые, как и тогда, идут в русле европейского выбора, но с сохранением вековых традиций России. В итоге страна восстановила свою внешнеполитическую самостоятельность – теперь уже как суверенное демократическое государство.

Во многом благодаря этому на рынке идей мироустройства, адекватного современному этапу мирового развития, впервые за долгие годы возникает реальная конкурентная среда. Становление новых глобальных центров влияния и роста, более равномерное распределение ресурсов развития и контроля за природными богатствами закладывают материальную основу для многополярного миропорядка.

Совокупностью этих и иных факторов обусловлен наметившийся переход к новому этапу мирового развития. Объективной основой широкого международного сотрудничества остается противодействие вызовам и угрозам современности. Все более широкое признание получает многосторонняя дипломатия как действенный инструмент регулирования международных отношений на глобальном и региональном уровнях. Растет роль Организации Объединенных Наций, которая обладает уникальной легитимностью. Так что не могу согласиться с недооценкой значения этой всемирной организации в тезисах СВОПа. Сама жизнь побуждает всех, включая даже тех, кто не готов воздавать должное ООН, работать в ней, действовать через ее механизмы.

ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ГЕОПОЛИТИКА?

Конечно, объект пристального анализа – реакция на нашу возросшую роль в глобальной энергетике. Во-первых, никто и нигде не доказал, что у тех, кто обвиняет Россию в «энергетическом шантаже», есть хоть какие-то основания утверждать, что мы нарушили хоть одно свое обязательство, хоть один контракт.

Во-вторых, как бы «от обратного» нам пытаются навязать сомнительный статус «энергетической сверхдержавы». Наверняка есть желающие использовать его, чтобы способствовать закреплению России в энергосырьевой нише международного разделения труда. Допустить этого нельзя.

Другое дело, что возможности, предоставляемые поступлениями от продажи энергоресурсов, и укрепление позиций наших сырьевых компаний в транснациональном предпринимательстве необходимо использовать для наращивания динамики интеграции в глобальную экономику и перевода собственной на инновационный путь развития.

ПРОСТРАНСТВО СНГ: НОВЫЙ КУРС

Известные перипетии, связанные с ценой на газ для Украины, Белоруссии и других государств СНГ, казалось бы, должны были убедить Запад в том, что мы не вынашиваем никаких имперских замыслов, а строим с соседями нормальные отношения, основанные на рыночных принципах. Именно политизация экономических связей могла служить основанием для подозрений в отношении России. Сейчас этого нет, но подозрения продолжают тиражироваться, из чего можно заключить, что дело вовсе не в альтруизме. На пространстве СНГ разыгрываются геополитические игры с использованием такого инструмента, как «демократизаторство». Будем откровенны, главным мерилом уровня развития демократии на деле остается готовность идти в фарватере чужой политики.

В двусторонних и различных многосторонних форматах на пространстве СНГ Россия стремится укреплять элементы объективной общности и взаимозависимости между нашими странами – экономической, культурно-цивилизационной и иной. Не более того, но и не менее. В целях стабилизации этого региона мы готовы содействовать выстраиванию здесь неполитизированных отношений с внешними партнерами, если они при этом будут уважать интересы расположенных здесь государств и откажутся от тактики «беспокоящих действий» в отношении России.

При этом пытаться удерживать Россию в региональной «скорлупе» бесперспективно. В своем развитии мы из нее давно вышли.

КРИЗИСНОЕ РЕАГИРОВАНИЕ: ПОЗИТИВНОЕ РАЗРУЛИВАНИЕ

Мы готовы содействовать поиску решений тех проблем, которые возникли в результате реализации проектов, начатых в одностороннем порядке. Прежде всего это касается Ирака, где положение еще можно спасти. Трудно спорить с мнением Генри Киссинджера о том, что рано или поздно «Ирак придется вернуть международному сообществу», а «другие страны должны быть готовы разделить ответственность за мир в регионе». Но разделение ответственности предполагает совместную выработку оптимальных решений.

Нам говорят, что ситуация в Ираке – это теперь наша «общая беда». России всегда были чужды зловредность, стремление воспользоваться чужой бедой. Но тут не обойтись без того, чтобы наши американские партнеры кардинально изменили свою иракскую стратегию, прислушались к оценкам и предложениям, которые преобладают как внутри самих США, так и в других столицах. Многосторонняя встреча, состоявшаяся 10 марта в Багдаде, – шаг в правильном направлении. Данный процесс необходимо использовать для выработки новой, коллективной стратегии в Ираке.

Корректировка курса должна состоять в подключение к урегулированию всех политических сил Ирака, всех его соседей, ООН, Лиги арабских государств, Организации Исламская конференция, «Большой восьмерки». Это помогло бы реализовать на практике и объективную общность интересов Вашингтона и Тегерана, делающих ставку на одно и то же иракское правительство. Нет сомнений в том, что в Иране существует реальный политический процесс. Реализовать потенциал воздействия международного сообщества на Тегеран в нужном духе можно только через вовлечение, а не путем изоляции.

Важно продолжить многосторонние усилия по поиску выхода из нынешней ситуации вокруг иранской ядерной программы. Но при этом необходимо сознавать, что значительная часть проблемы (как и в случае с ядерной проблемой Корейского полуострова) связана с нежеланием Соединенных Штатов нормализовать двусторонние отношения с Ираном на основе общепринятых принципов. В подходе к северокорейским делам США проявили гибкость и прагматизм, отошли от ультимативного требования, которое выдвигалось в качестве предварительного условия возобновления переговоров. Пхеньян сделал встречный шаг, и результат не заставил себя ждать. То же требуется и в иранском вопросе. Тогда сработает то дозированное давление, которое оказывают Совет Безопасности ООН и МАГАТЭ.

От наших партнеров мы тоже ждем последовательности и логики. Если под предлогом «иранской угрозы» у западных границ России размещаются элементы национальной системы ПРО США, вводятся санкции против российских компаний, то зачем городить огород в СБ ООН? Надеюсь, американские партнеры над этим задумываются. Тем более что нас призывают бороться с гипотетической, «ожидаемой» угрозой, а в это время создают реальную угрозу нашей (да и не только нашей) безопасности.

ЕВРО-АТЛАНТИЧЕСКИЙ РЕГИОН: КОМПЛЕКСНЫЙ ПОДХОД

Мы исповедуем комплексный подход к решению проблем Евро-Атлантического региона. Речь могла бы идти о широком взаимодействии в трехстороннем формате (Россия, Европейский союз, Соединенные Штаты) по всему спектру интересующих тем. Рамки для такого сотрудничества уже складываются на практике: в Совете Безопасности ООН, в «Группе восьми», в квартете международных посредников ближневосточного урегулирования, в «шестерке» по ядерной программе Ирана. Что особенно важно, трехсторонний формат, если придать ему действительно комплексный, а главное – подлинно партнерский характер, снимет ненужные взаимные подозрения в отношении того, что происходит между двумя другими участниками этого «треугольника».

Россия не собирается вбивать клин в трансатлантические отношения. Большего ущерба, чем иракские разногласия, им просто не нанести. Но нам бы не хотелось, чтоб трансатлантическая связка укреплялась за наш счет.

РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ: MODUS OPERANDI

Применительно к российско-американским отношениям нынешний переломный этап в формировании глобальной архитектуры безопасности подводит нас к главной проблеме. Ее суть – определение условий и модальностей коллективного взаимодействия в международных делах. В этом состоит значение того разговора, к которому пригласил в Мюнхене всех наших партнеров президент России.

Россия не претендует на какие-то особые права в международных отношениях. Но у нас попросту нет оснований быть в роли ведомого. Полное равноправие, в том числе в анализе угроз и принятии решений, – это необходимый минимум.

Особенность внешней политики России заключается еще и в том, что, пожалуй, впервые в своей истории мы начинаем в полном объеме отстаивать свои национальные интересы, используя все свои конкурентные преимущества. У нас сегодня достаточно ресурсов, чтобы одновременно решать ключевые для страны задачи перевооружения экономики, преодоления накопившихся социальных проблем, модернизации Вооруженных сил, укрепления инструментов внешней политики, поддержки российского бизнеса на мировых рынках.

В политологических кругах России и США говорят о том, что электоральные циклы в обеих странах неизбежно приведут к «паузе» в развитии двусторонних отношений. Думаю, это было бы плохим выбором. Хотелось бы, чтоб Соединенные Штаты не уходили в себя перед лицом иракской трагедии, а участвовали в обновлении партнерства с Россией на основе равноправия и взаимной выгоды. Мы готовы действовать именно так, ускоряя переход к «более единой и рациональной политике».

Хорошие возможности для позитивной эволюции российско-американских отношений есть. Их открывает совместная работа над воплощением в жизнь Глобальной инициативы по борьбе с актами ядерного терроризма, над сопряжением инициатив президентов обеих стран по безопасном развитию мировой ядерной энергетики и доступу всех заинтересованных государств к ее благам при соблюдении ими своих обязательств по нераспространению. Еще одно доказательство нашей способности к компромиссам – подписание с США двустороннего протокола о присоединении России к ВТО (надеюсь, здесь не произойдет откат назад и обещание президента Джорджа Буша поддержать нашу заявку на многосторонней стадии «системных» переговоров будет выполнено). В центре нашего диалога – борьба с терроризмом и наркотрафиком, нераспространение ОМУ, урегулирование региональных конфликтов и, разумеется, стратегическая стабильность. Там, где выйти на взаимоприемлемые решения не получается, неплохой вариант – «номинальное согласие». Мы не отказываем США в праве решать за себя, но это значит, что они будут действовать на свой страх и риск и за свой счет.

Выступая в Мюнхене, В. В. Путин не сказал пресловутое «нет». Нашей внешней политике в корне чужд негативистский подход. Мы продвигали и будем продвигать позитивную повестку дня международных отношений, конструктивные альтернативы в решении существующих проблем. Именно в этом основной смысл сказанного президентом России. Председатель президиума СВОПа Сергей Караганов справедливо заметил, что «в Мюнхене президент высказал горькую правду о настоящем и недавнем прошлом». Но мы не останавливаемся на этой констатации, предлагая реалистичные выходы из складывающейся ситуации, совместное решение проблем.

В наших отношениях с Соединенными Штатами, как и ни с кем другим, нет конфронтационной предопределенности. А значит, речь не может идти о какой-либо «новой холодной войне», для которой нет никаких объективных оснований.

К сожалению, критика внешней политики США в тезисах СВОПа граничит с неким фатализмом, заданностью мессианства Америки. Недооценивается прагматизм американцев, который не раз в истории подводил их к иной внешнеполитической стратегии. Уместно вспомнить курс президента Франклина Делано Рузвельта в рамках антигитлеровской коалиции. То есть американцы тоже могут считаться с обстоятельствами, когда те диктуют выбор в пользу умеренной политики и образа действий в согласии с другими ведущими государствами мира. Сейчас, думаю, настал именно такой момент.

Антиамериканизм опасен и интеллектуально ущербен. Но решать проблему надо «у источника», имея в виду прежде всего нынешний образ действий Вашингтона в международных делах. Глобализация не оставляет возможности для самоизоляции, хотя бы если учесть зависимость экономики США от внешних финансовых вливаний (порядка 1 триллиона долларов в год) и внешних источников энергоресурсов. В нашем отношении к Соединенным Штатам должен превалировать широкий, объективный взгляд на вещи. Тот факт, что в Вашингтоне в какой-то момент были восприняты советы неоконсерваторов, не должен определять наше фундаментальное отношение к Америке.

ЕВРОПЕЙСКАЯ ПОЛИТИКА НА ПЕРЕПУТЬЕ

Мы против «стратегических игр» в Европе, имеющих целью буквально на пустом месте создать конфронтационный потенциал и выстроить европейскую политику по принципу «свой-чужой». К этому ведет реализация планов размещения на континенте элементов национальной ПРО США. Данным односторонним планам есть коллективные альтернативы – в частности, в виде системы ПРО ТВД в Европе с участием Североатлантического альянса и России, проект которой рассматривался в рамках Совета Россия – НАТО. Развитие коллективного подхода могло бы снять проблему. Американская ПРО в Европе прямо скажется на наших отношениях с НАТО. Если альянс несостоятелен как организация коллективной безопасности и превращается в ширму для односторонних мер, наносящих ущерб нашей безопасности, то в чем тогда смысл наших отношений? В чем тогда «добавленная стоимость» Совета Россия – НАТО? Новые ракеты в Европе – это dejИ vu с вполне предсказуемыми последствиями образца начала 1980-х годов.

Принимая решение по ПРО, Соединенные Штаты не спросили мнение ни НАТО, ни Европейского союза, который как раз сейчас пытается обрести свою роль в сфере внешней политики и политики безопасности в Европе.

Мы же видим сложности, переживаемые НАТО. Готовы помочь, например, в Афганистане, где альянс проходит испытание на дееспособность. Россия делает ставку на успех многосторонних усилий в этой стране – ведь речь идет об обеспечении интересов нашей безопасности в критически важном регионе. Мы серьезно вложились в поддержку операции против «Аль-Каиды» и талибов на различных ее этапах, приняли непростые для себя решения. Поэтому вправе рассчитывать на позитивный результат. И если роль международного военного присутствия сведется к тому, что силы НАТО будут «председательствовать» в процессе возвращения к власти талибов, это также чревато самыми серьезными последствиями для наших взаимоотношений.

В принципе настораживает то, что структуры и инструменты, унаследованные из прошлого (НАТО, ОБСЕ, ДОВСЕ и др.), в реальной жизни превращаются в средства воспроизводства блоковой политики. Уверен, долго это продолжаться не может. Существует реальная опасность того, что ситуация с не доведенной до конца реформой европейской архитектуры безопасности обретет собственную жизнь, предопределив реальный раскол Европы на десятилетия вперед. В этом – рубежность нынешнего этапа европейской политики. Ответ на данный вызов может быть найден только в ходе серьезного, предметного разговора о коллективно согласованной и общеприемлемой конфигурации европейской безопасности.

ИДЕОЛОГИЯ: ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ

Широкое согласие в обществе по основным принципам и направлениям нашей внешней политики свидетельствует о том, что она соответствует нынешнему этапу внутреннего развития России. Сохранению и укреплению этого согласия будет способствовать созданное недавно Межпартийное совещание по внешней политике. Для мира мы хотим того же, что и для себя, – эволюционного, без потрясений, развития.

К России и ее действиям на мировой арене иногда предъявляют завышенные и односторонние требования. Если говорить откровенно, то от нас хотят, чтобы мы отказались от самостоятельной роли в международных делах. Приходится слышать и упреки в отсутствии идеологии, на что-де указывает заявленный нами внешнеполитический прагматизм. Но прагматизм – это не беспринципность. Просто мы идем от жизни, от реальных нужд страны и ее граждан. Россию вполне устраивает идеология здравого смысла. Она служит прочной доктринальной основой нашей самостоятельной и неконфронтационной внешнеполитической стратегии, которая находит понимание у подавляющего большинства наших международных партнеров.

Международное положение России действительно благоприятно. Но оно никогда не гарантировано в международной ситуации, которая постоянно развивается. Сохранить и нарастить достигнутый позитив мы можем только посредством активной, инициативной вовлеченности в международные дела.

Мы не питаем никаких иллюзий относительно того, что трудно будет и впредь. Но многие вещи в глобальной политике уже кристаллизовались. Во внешнеполитическом плане страна хорошо подготовлена к дальнейшим переменам. И это дает основание для того, чтобы с оптимизмом смотреть в будущее.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 4 декабря 2019 > № 3259983 Сергей Лавров

Brent кончается — ОПЕК+ начинается

Конец года обозначил ряд довольно серьезных изменений на мировом рынке нефти. Например, компания Shell объявила о намерении в следующем году полностью прекратить добычу нефти на месторождении Brent в Северном море. Напомним, что именно этот эталонный европейский сорт является основой для смеси, являющейся маркерной для международного нефтяного рынка и определяющей ценообразование на многие другие сорта, в том числе на российскую Urals. И вот практически сорокалетняя история основной эталонной марки нефти фактически закончилась!

C момента начала добычи с месторождения Brent было выкачано более 2 млрд баррелей нефти и 161 млрд кубометров газа. Месторождение Brent было открыто Shell в 1971 году, добыча нефти и газа на нем началась в 1975 г. Эталоном Brent стал в конце 1980-х годов.

Сегодня европейский бенчмарк Brent является важным ориентиром для формирования мировых цен на нефть. Однако его физическое исчезновение было предсказуемо, поскольку добыча этого сорта нефти упала еще в конце 1990-х годов. Таким образом, уже около двадцати лет к Brent подмешивают нефть других месторождений Северного моря, таких как Forties, Oseberg, Ekofisk, Troll (смесь BFOET). По данным Shell, доля нефти Brent в составе эталонной смеси составляет всего 1%.

Согласно экспертной оценке, несмотря на предстоящее физическое исчезновение Brent, европейский бенчмарк пока останется прежним. Однако в дальнейшем падающая европейская добыча скажется и на углеводородном рынке, покупателям и продавцам придется выбирать новый эталон.

Независимый эксперт Вячеслав Мищенко отметил, что запасы Brent давно истощены и физической добычи уже лет 10 не хватает, чтобы этот сорт оставался ликвидным эталоном для ценообразования: «Ценовые нефтяные агентства в своей методике последнее десятилетие используют некую корзину так называемых североморских нефтей. У агентства S& P Global Platts в самом названии эталонного сорта Brent еще присутствует, однако теперь его называют „дотированный Brent“. У Argus Media этот эталон называется „североморский дотированный“. И в том, и в другом случае в корзину, определяющую этот сорт, входит не менее пяти сортов нефтей. Согласно методике, расчет стоимости маркерного сорта происходит по наименьшей котировке, а это, как правило, нефть месторождения Troll. То есть Brent физически уже давно не является таким эталоном, который мы себе представляем. Кроме того, к этой маркерной корзине нефтей добавляются еще дополнительно несколько маркерных сортов нефти, которые не добываются на Северном море. Например, там присутствует азербайджанская легкая нефть, новый эталон, который формируется сейчас в Мексиканском заливе — WTI Хьюстон, какие-то сорта африканской нефти», — пояснил эксперт в интервью «НиК».

Методологически и в целом для рынка это некий вызов торговым компаниям и ценовым агентствам, на который нужно будет реагировать, считает Мищенко. И России очень важно следить за этим процессом, поскольку речь идет о ценообразовании на самом ключевом для нашей страны рынке:

«Во всех этих расчетах стоимости эталонного европейского сорта отсутствует российская марка Urals. Она не подмешивается никуда и не берется в расчет, хотя Urals занимает на европейском рынке в разные периоды времени порядка 30% процентов. Сейчас российская нефть торгуется исключительно с привязкой к Brent, в большинство случаев это скидка, но иногда и премия.

Совершенно непонятно, зачем Urals ценообразовываться через американскую WTI Хьюстон или азербайджанскую легкую, к которым он не имеет никакого отношения», — заметил эксперт.

Доцент кафедры финансовых рынков РАНХиГС Сергей Хестанов считает, что влияние физического исчезновения нефти Brent для нефтяного рынка пройдет незаметно: «Не важно, будет ли выбран новый эталон, или же оставлен старый. На практике для расчета цены конкретного контракта используется формула «эталон +/- спрэд».

Что именно будет выбрано в качестве эталона — не важно. Лишь бы это устраивало и покупателя, и продавца», — пояснил эксперт.

Еще одним интригующим событием, которое повлияет на мировой ценовой расклад, станет министерская встреча ОПЕК+ 5–6 декабря в Вене, на которой должен быть обсужден уровень нефтедобычи после марта 2020. Накануне события мировые информагентства растиражировали версию о том, что в министры нефтедобывающих стран собираются обсудить возможность повышения, а не снижения текущего уровня нефтедобычи.

Довольно противоречивая информация приходит и от участников соглашения ОПЕК+. Агентство Bloomberg со ссылкой на свои источники сообщило, что министры стран ОПЕК+ на ближайшей встрече обсудят возможность именно повышения текущего уровня нефтедобычи. Произойдет это якобы по причине снижения роста добычи сланцевой нефти в США в 2020 году, о которой заявили в своих прогнозах эксперты ОПЕК. Любопытно, что совсем недавно картель давал совершенно противоположенные прогнозы относительно сланцевого сектора.

В то же время ситуация на американском нефтяном рынке на первый взгляд не дает поводов для паники: несмотря на сокращение расходов ряда независимых сланцевых компаний крупные игроки продолжат наращивать добычу.

Нефтяные трейдеры пока ориентируются лишь на замедление темпов роста сланцевого сектора, а не на падение добычи.

В Vitol Group ожидают, что добыча нефти в США в ближайший год увеличится всего на 700 тыс. б/с, тогда как в 2019 г. рост производства сланца составлял 1,1 млн баррелей.

Возвращаясь к традиционным экспортерам нефти, стоит отметить, что комитет в Вене оценил выполнение соглашения о сокращении добычи нефти в октябре в 142%. По данным источника Bloomberg, только страны ОПЕК перевыполнили свои обязательства на 42%. Саудовская Аравия перевыполняет сделку на 140-160% каждый месяц. На предстоящем в конце недели заседании ОПЕК+ в Вене саудовская делегация намерена дать сигнал, что больше не желает спасать нефтяной рынок в одиночку, сообщили агентству источники в Эр-Рияде. Тем более что все усилия королевства пока не сильно отражаются на нефтяном рынке: стоимость «черного золота» практически не выходит за пределы обозначенного ей коридора $55-65 за баррель.

За два дня до начала встречи в Вене стало известно, что Саудовская Аравия резко снижает цены на нефть для клиентов в Европе.

В январе для западноевропейских стран саудовская нефть подешевеет по всей линейке марок, следует из прайс-листа государственной нефтяной компании королевства Saudi Aramco. Январские партии саудовской нефти для Западной Европы будут стоить почти на $2 дешевле средних цен на российский сорт Urals, который в середине ноября продавали даже с премией к Brent, достигавшей $0,3-0,4.

Предполагается, что решение резко снизить цены Саудовская Аравия приняла на фоне недовольства чиновников исполнением сделки ОПЕК+, которую саботируют два крупных участника — Ирак и Россия.

Кроме того похоже, что Саудовская Аравия готовится к решительному штурму традиционных мировых ценовых бенчмарков и борьбе за полноправное присутствие на рынке своих собственных эталонных сортов (хотя бы в масштабе отдельных регионов). Возможно, это вкупе с просачивающимися в СМИ слухами о позиции саудитов на предстоящей министерской встрече в Вене связано, прежде всего, с предстоящим размещением Saudi Aramco.

Позиция России по вопросу соглашения с картелем, по сообщениям официальных лиц, не изменилась. В частности, за два дня до встречи министр энергетики РФ Александр Новак сообщил, что Россия в ноябре исполнила сделку ОПЕК+ на 85,5%, но в декабре стремится к 100% исполнению сделки. В то же время он добавил, что на предстоящей встрече ОПЕК+ Россия будет обсуждать возможность расчета квот без учета газового конденсата. Министр отметил, что в российской статистике добычи нефти учитывается газовый конденсат, добыча которого показала сильный рост в последнее время. «Если брать без учета прироста добычи конденсата, брать только нефть, то у нас показатель как раз выходит на уровень 225-230 тысяч баррелей», — пояснил министр. В Минэнерго считают, что доля газового конденсата в общем объеме нефти России составляет около 7-8%.

Сергей Хестанов, касаясь проблемы квотирования добычи странами, входящими в соглашение ОПЕК+, высказал предположение, что нынешние цены на нефть, как и объемы экспорта, устраивают большую часть участников сделки ОПЕК+, поэтому ждать радикальных решений нет оснований. Он также отметил, что, судя по росту добычи в США, сланцевую индустрию нынешний уровень цен вполне устраивает, но рост сланцевой добычи действительно затормозился.

Вячеслав Мищенко, напротив, указал, что Саудовскую Аравию нынешние нефтяные цены не совсем устраивают, ей хотелось бы приблизить стоимость сырья к $80 за баррель:

«С другой стороны, Эр-Рияд не хочет продолжать нести бремя по сокращению добычи. То есть королевство хочет высокую цену, но не только за собственный счет», — пояснил Мищенко.

Позиция России несколько иная: «Россия готова сохранять все как есть. Мы довольны и удовлетворены взаимодействием с ОПЕК», — заметил Мищенко.

По его мнению, на предстоящей министерской встрече ОПЕК+ как раз и будет обсуждаться вопрос, за чей счет нефтедобывающие страны продолжат сокращение добычи, и в этой ситуации важна позиция Ирана. А Россия в рамках работы соглашения ОПЕК+ может стать посредником для сближения позиций Ирана и Саудовской Аравии, предположил эксперт.

Кстати, перед встречей в Вене пресс-служба президента Ирана распространила заявление Хасана Роухани о готовности Тегерана к нормализации отношений с Эр-Риядом: «С точки зрения Тегерана нет никаких препятствий для развития сотрудничества с соседями и восстановления отношений с Саудовской Аравией», — говорится в заявлении.

Осталось дождаться заседания и посмотреть, чем кончится эта интрига.

Екатерина Вадимова

По мнению ФБР, абсолютно все разработанные в России мобильные приложения могут нести "потенциальную контрразведывательную угрозу". Поводом для заявления стало обращение лидера демократов в американском сенате Чака Шумера, который еще несколько месяцев назад выразил обеспокоенность из-за очень популярного в этом году приложения-фоторедактора FaceApp, созданного российской Wireless Lab.

К такому выводу ФБР пришло, основываясь на типе данных, собираемых приложением, пользовательском соглашении и "законных механизмах, доступных российским властям для получения соответствующей информации на территории России".

Разумеется, никакие клятвенные заверения представителей компании, что собираемые личные данные пользователей никуда дальше не передаются, обработка фотографий идет по большей части в "облаке", откуда они удаляются спустя 48 часов, в расчет американцами не принимаются. Не хватало еще верить русским.

В то же время в ведущейся Штатами и все больше набирающей обороты цифровой и интернет-войне российский "фронт" далеко не приоритетный. По сравнению с их накатом на Китай и Huawei атаки на отечественный IT-сектор выглядят относительно мягкими.

Даже с французами ситуация в данный момент более острая. В обнародованном два дня назад заявлении торгового представителя США констатируется, что Париж проводит дискриминационную политику в отношении американских цифровых компаний. В ответ на это Вашингтон может ввести пошлины по ставке 100 процентов на французские товары объемом до 2,4 миллиарда долларов. Камнем преткновения выступает так называемый налог на Google, закон о котором парламент Франции принял летом.

Кстати, аналогичные расследования американцы инициировали в отношении еще трех стран — Австрии, Италии и Турции.

Власти Франции не остались в долгу. Министр экономики и финансов заявил, что проект американских санкций недопустим, и заверил в готовности ЕС дать "сильный ответ" в случае их введения.

Обращает на себя внимание то, что Париж, будучи одним из лидеров Евросоюза, намерен использовать его мощь для защиты своих национальных интересов в возможной торговой войне с Вашингтоном. Любопытно: а могли бы, например, Лиссабон, Братислава или другие столицы "второго эшелона" в ЕС рассчитывать на аналогичный подход, если бы рискнули бросить вызов Штатам? В этом, конечно, есть серьезные сомнения. Тем не менее даже готовность ведущих государств Европы к противостоянию с США в столь специфической сфере, как IT, можно считать очень серьезным звоночком.

Интернет всегда воплощал в себе квинтэссенцию Запада как системы, где сочетались политические свободы и демократия, экономическая эффективность и достижения прогресса. На любые ограничения в интернете не только автоматически навешивались ярлыки авторитаризма (а то и тоталитаризма), они высмеивались как проявления глубокой экономической и технологической отсталости, что нашло свое выражение в шутках про "двадцать восемь сайтов северокорейского интернета".

Шутки те давно утратили актуальность, поскольку суверенизацией собственной интернет-зоны ныне занимаются многие страны, включая "патентованно демократические".

Прямо сейчас специалисты оценивают эффективность, плюсы и минусы совсем свежего опыта Ирана, где в ноябре во время массовых беспорядков в течение недели была отключена глобальная сеть. Национальная экономика, по оценкам властей, понесла ущерб в 10,8 триллиона риалов (около 90 миллионов долларов). Граждане, понятное дело, не пришли в восторг от того, что их лишили возможности пользоваться привычными ресурсами, включая мессенджеры. Но жизненно важные для функционирования страны сервисы, в том числе банковские, и местные сайты продолжали работать.

Новости о суверенизации Рунета также приходят практически в ежедневном режиме. В понедельник Владимир Путин подписал законы об ужесточении наказания за нарушение требований хранения персональных данных и об обязательной предустановке отечественного программного обеспечения на продаваемые гаджеты.

Причем Кремль назвал данные шаги "антимонопольной деятельностью" в ответ на обвинения, что Россия тем самым "отгораживается в интернете".

По существу, это ответ американцам, четко разграничивающим осуждающую аргументацию политики суверенизации в зависимости от собственного отношения к государственно-политической системе той или иной страны. В адрес России (как и Китая с Ираном) звучат в основном политические обвинения в недемократичности, а французам достается по экономической линии, поскольку те преследуют "прекрасные американские технологические компании" (в формулировке Дональда Трампа).

По мнению же Москвы, Россия не более чем просто защищает прекрасные отечественные технологические компании от недобросовестной конкуренции со стороны иностранных фирм.

Проблема Соединенных Штатов в сложившейся ситуации заключается в том, что они пытаются одновременно решить две задачи: удержать привычные для себя рычаги контроля над глобальной сетью и ослабить слишком уж набравших силу в этой традиционной системе зарубежных конкурентов. И неважно, идет ли речь о китайском IT-гиганте, российском разработчике систем защиты от киберугроз или развлекательном приложении "неправильного" происхождения.

Беда в том, что эти задачи противоречат друг другу, требуя принципиально разных подходов. А их одномоментное применение, разумеется, снижает общую результативность. Ну а параллельное ведение "боевых действий" по десятку направлений только сильнее распыляет силы США, обеспечивая прямо противоположный желаемому эффект.

Впрочем, за суверенитет американской зоны интернета можно явно не опасаться, так что заокеанским властям есть что записать себе в актив.

Ирина Алкснис

Ученые России и Ирана будут совместно изучать Каспий

4 декабря во Всероссийском НИИ рыбного хозяйства и океанографии прошла встреча руководства института с директором Иранского национального института океанографии и наук об атмосфере Бехрузом Абтахи.

В ней приняли участие директор ВНИРО Кирилл Колончин, первый заместитель директора Николай Кулик, директор по научной работе Олег Булатов, руководитель Каспийского филиала Арсен Мирзоян, руководитель департамента аквакультуры Ирина Бурлаченко и начальник отдела молекулярной генетики Николай Мюге.

Стороны обсуждали возможные совместные научно-исследовательские проекты в области изучения водных биологических ресурсов Каспийского моря и аквакультуры.

По словам господина Абтахи, сегодня республика Иран активно развивает рыбную промышленность, ей требуются новые технологии и специалисты в этой области.

«Ученые профильного рыбохозяйственного института, обладающего достаточными компетенциями, могли бы оказать такую помощь и провести курс лекций по интересующим нас направлениям рыбохозяйственной науки – гидробиологии, аквакультуре, технологиям выращивания и переработки рыбной продукции, а также организовать совместные исследования южного Каспия», - отметил ученый.

Кирилл Колончин сообщил, что ВНИРО имеет достаточный опыт в проведении гидроакустических съемок в южном Каспии – два раза в год на НИС «Исследователь Каспия» проводятся такие работы, направленные на оценку запасов рыб. К примеру, на их основе уже в этом году начался судовой промысел каспийской кильки, прекращенный много лет назад.

«Мы заинтересованы в совместных работах в этом направлении и предлагаем вернуться к организации всекаспийских съемок, проводившихся последний раз более 10 лет назад с участием 5 стран региона», - заявил он.

Отдельно обсуждался вопрос садкового выращивания рыбы в Каспийском море. Было отмечено, что имеющиеся на сегодняшний день западные технологии сложно применимы к условиям Каспийского моря и Персидского залива, поскольку они не обладают достаточным запасом штормоустойчивости.

Руководитель Иранского института заявил о возможности использовать правительственный грант на совместное развитие технологий выращивания осетровых рыб в садках.

Стороны договорились подготовить соглашение, в рамках которого планируется осуществлять научное сотрудничество между российскими и иранскими учеными.

В завершении встречи Кирилл Колончин пригласил иранского коллегу принять участие в ежегодном масштабном Международном рыбопромышленном форуме в Санкт-Петербурге, где можно ознакомиться с последними научными достижениями в этой области.

Источник: Пресс-служба ВНИРО

Переговоры между Ираном и США могут состояться после того, как США снимут свои санкции

Президент Ирана Хасан Роухани заявил в среду, что переговоры между Ираном и США могут состояться после того, как США снимут свои несправедливые санкции против Ирана, добавив, что главы P5 + 1 могут вести переговоры в формате совместной встречи.

Президент Ирана Роухани выступил об этом на Национальной конференции по страхованию и развитию в Тегеране, обсуждая детали своего телефонного разговора с бывшим президентом США Бараком Обамой до подписания Женевского временного соглашения по ядерной программе Ирана.

США вышли из ядерного соглашения с Ираном, подписанного в 2015 году, в мае 2018 года, и наложили санкции против Исламской Республики.

За прошлый год, Иран экспортировал киви более, чем на 97 млн. долларов

Доходы Ирана от экспорта киви за прошлый 1397 иранский календарный год (с 21 марта 2018 по 20 марта 2019) превысили 97 миллионов долларов, сообщил заместитель министра сельскохозяйственного развития Ирана Мохаммад Али Тахмасеби.

"За прошедший год Иран поставила за рубеж 140 тысяч тонн киви на общую сумму 97 миллионов долларов", - рассказал Тахмасеби, сообщает IRNA.

"Площадь плантаций киви в Иране составляет 12,4 тыс. гектаров. Производство этого ароматного фрукта в Иране составляет 362 тысяч тонн, что позволяет стране занимать 4-е место в мире", указал он.

Иран стал поставлять в Россию соль

Управляющий директор "Iran Mineral Salts Co." Али Ростами объявил о первой поставке соли в Россию, и заявил, что этот продукт экспортируется в Ирак, особенно в Курдистан, страны Персидского залива, Грузию и Азербайджан.

«Россия является хорошим экспортным рынком и, как ожидается, компания будет экспортировать в эту страну 5000 тонн (соли) в месяц, и если это будет достигнуто, в следующем году в Гармсаре будет открыт новый завод по экспорту соли в Россию», - сказал он в беседе с корреспондентом IRNA.

«1500 тонн соли экспортировалось в целевые страны в месяц, а поставка в Россию также составила 1000 тонн», - указал он.

По его словам, компания является крупнейшим производителем соли в стране и имеет 13-процентную долю на внутреннем рынке.

Иран и Таджикистан согласились использовать местные валюты для двусторонней торговли

Иран и Таджикистан согласились использовать местные валюты для двусторонней торговли, поскольку они стремятся расширить экономическое и энергетическое сотрудничество, несмотря на американские санкции, введенные в отношении Тегерана.

«Исходя из договоренностей, достигнутых между Ираном и Таджикистаном, финансовые обмены между двумя странами в будущем будут осуществляться в национальных валютах», - сказал во вторник министр энергетики Ирана Реза Ардаканян после встречи со своим таджикским коллегой Усмонали Юнусали Усмонзода в Тегеране, сообщает Press TV.

Ардаканян также рассказал, что экономическое и энергетическое сотрудничество между Ираном и Таджикистаном развивается как никогда прежде, главным образом в результате санкций, которые заставили Иран сосредоточиться на инвестициях и возможностях экспорта в соседних странах.

«Может быть, если бы санкций не существовало, мы бы не тратили столько времени и сил на региональные проблемы и соседей», - сказал иранский министр, возглавлявший усилия Ирана по расширению торговых отношений со странами на севере, особенно в регионе Евразии.

Комментарии прозвучали в связи с тем, что Таджикистан пытается обеспечить Ирану техническую и финансовую поддержку для строительства крупной гидроэлектростанции в стране.

По оценкам, Таджикистан обладает примерно 15 процентами мирового гидроэнергетического потенциала. Страна надеется, что Иран, страна, известная своей огромной электроэнергетической отраслью, может оказать большую помощь в строительстве проектов, которые могли бы как удовлетворить внутренний спрос, так и облегчить экспорт в соседние страны, такие как Афганистан и Узбекистан.

Ардаканян подчеркнул, что растущее сотрудничество в области энергетики со странами региона Центральной Азии фактически является побочным продуктом американских санкций.

«Несмотря на все трудности и проблемы, создаваемые санкциями, (это) имело то преимущество, что мы… более активно сотрудничали с соседями и странами региона, чтобы оптимально использовать возможности и ресурсы», - сказал он.

Иран. Таджикистан > Внешэкономсвязи, политика. Финансы, банки. Электроэнергетика > iran.ru, 4 декабря 2019 > № 3219527

Военно-морские учения флотов Ирана, России и Китая пройдут 27 декабря

Командующий ВМС Ирана контр-адмирал Хосейн Ханзади объявил во вторник, что Военно-морские силы его страны должны провести совместные военные учения со своими коллегами из Китая и России 27 декабря.

«Совместные учения Ирана, Китая и России под кодовым названием "Пояс морской безопасности" будут проводиться 27 декабря", - заявил контр-адмирал Ханзади на встрече с заместителем начальника Объединенного штаба Китая генерал-лейтенантом Шао Юаньмином в Тегеране, сообщает Fars News.

Он также подчеркнул готовность начать обмен информацией между двумя странами, в том числе данными и информацией, связанными с пиратами и техническими проблемами, и призвал к более обширным совместным военно-морским учениям, чтобы поддержать оборонную готовность обоих государств.

Контр-адмирал Ханзади также подчеркнул важность совместного производства эсминцев и подводных лодок Ираном и Китаем, заявив, что двум государствам необходимо поддерживать техническое сотрудничество в стремлении повысить уровень своих ноу-хау и опыта.

Китайский чиновник, со своей стороны, заявил, что взаимодействие между Ираном и Китаем играет эффективную роль в поддержании региональной и международной безопасности и мира, описывая Военно-морской флот Исламской Республики Иран как «международную и стратегическую силу».

Если санкции будут сняты, Иран вернется к своим обязательствам по СВПД

Заместитель министра иностранных дел Ирана Аббас Аракчи провел встречу с министром иностранных дел Японии Тошимицу Мотеги, чтобы обсудить ядерную сделку СВПД.

На встрече иранский дипломат заявил, что Иран не намерен выходить из СВПД, добавив, что он сократил некоторые обязательства по сделки после года терпения и отсутствия выполнения обязательств со стороны европейских стран, сообщает Mehr News.

Аракчи добавил, что если санкции будут сняты, а Иран получит выгоду от соглашения, он вернется к своим обязательствам по СВПД.

Заместитель министра иностранных дел Ирана заявил, что регион Ближнего Востока находится в критической ситуации, и сотрудничество необходимо как никогда ранее для снижения напряженности.

Министр иностранных дел Японии, со своей стороны, выразил свое удовлетворение встречей с Аракчи, который является специальным посланником президента Ирана, и сказал, что «мы обеспокоены Ближним Востоком и нам необходимо ослабить напряженность дипломатическими усилиями».

Вновь подтверждая поддержку своей страной СВПД, он призвал к проявлению сдержанности со стороны всех сторон, чтобы снизить напряженность.

Организация содействия торговле Ирана (TPO) направит торговую и маркетинговую делегацию в Россию

Организация содействия торговле Ирана (TPO) планирует направить торговую и маркетинговую делегацию в Россию 9-13 февраля 2020 года, сообщает Tehran Times.

Иранские делегаты активно работают в области сельского хозяйства, производства продуктов питания и рыболовства.

Также, как было объявлено ранее, торговая делегация из 23 членов из Самарской области России 11 декабря посетит Тегеран для участия в бизнес-форуме, организованном Тегеранской палатой торговли, промышленности, шахт и сельского хозяйства (TCCIMA).

Как сообщает портал TCCIMA, в состав делегации войдут представители российских компаний, работающих в различных областях, включая сельское хозяйство и животноводство, сельскохозяйственную технику, текстиль, ИТ-услуги, переработку природного газа для производства электроэнергии и тепла, экологически чистые системы транспортных средств, системы управления освещением, аэрокосмическая сфера, проволока и кабели, литье, промышленное оборудование, нефть, газ и нефтехимия, медицинские услуги и т. д.

20 ноября министр энергетики Ирана Реза Ардаканян и его российский коллега Александр Новак встретились в Москве и подчеркнули расширение связей во всех областях.

Как сообщалось, в ходе 15-го заседания Совместного экономического комитета Ирана и России, состоявшегося в середине июня в Исфахане, стороны продолжили выполнение соглашений, достигнутых в различных областях энергетики, промышленности, сельского хозяйства и банковского дела.

Иран. Россия > Внешэкономсвязи, политика > iran.ru, 4 декабря 2019 > № 3219524

За три дня в Иране зарегистрировано 2345 человек для участия в парламентских выборах

По состоянию на вторник, для участия в предстоящих парламентских выборах в Иране зарегистрировалось 2345 человек.

"До сих пор была завершена регистрация 2345 человек, и другие также завершают этот процесс", - рассказал директор Министерства внутренних дел по вопросам выборов Эсмаил Мусави, сообщает ISNA.

По его словам, во вторник по всей стране было зарегистрировано 470 кандидатов в депутаты парламента, из которых 270-женщины и 200-мужчины.

Иран в воскресенье начал регистрацию кандидатов, баллотирующихся на парламентских выборах, которые должны состояться 21 февраля 2020 года.

Кандидаты должны до 7 декабря зарегистрироваться, сообщили в МВД в воскресенье.

Выборы пройдут в более чем 200 избирательных округах в 31 провинции страны.

Иранский парламент состоит из 290 членов, которые избираются народом на четырехлетний срок.

Промежуточные выборы Ассамблеи экспертов также состоятся в тот же день в Тегеране, Хорсан-Резави, Северном Хорасане, Фарсе и Куме.

Опекунский совет будет проверять кандидатов в депутаты на предмет их квалификации и обнародует имена кандидатов, которые будут признаны имеющими право баллотироваться до 18 декабря.

У дисквалифицированных кандидатов будет четыре дня, чтобы подать возражения в Совет стражей, после чего совет изучит жалобы и объявит окончательный список 11 февраля.

У кандидатов будет 8 дней, чтобы провести предвыборную кампанию, которая завершится 19 февраля, а затем выборы состоятся 21 февраля 2020 года.

Между тем лидер Исламской революции аятолла Али Хаменеи в воскресенье посоветовал потенциальным кандидатам не баллотироваться на выборы "если у вас нет управленческих возможностей".

Иран планирует запустить прямой маршрут доставки своих грузов в Восточное Средиземноморье

Иран планирует запустить прямой маршрут доставки своих грузов в Восточное Средиземноморье, сообщает IRNA со ссылкой на официальное сообщение Судоходных линий Исламской Республики Иран (IRISL).

«Несмотря на несправедливые санкции, введенные Соединенными Штатами в отношении морской транспортной отрасли Ирана, "Safiran Payam Darya Shipping Company" (SAPID) намерена запустить новую судоходную линию, специально предназначенную для перевозки основных товаров и грузов в Восточное Средиземноморье для поддержки экспортного сектора", - заявил глава компании IRISL по перевозке грузов Мохаммадреза Банаи.

«С открытием этой судоходной линии из Ирана в Восточное Средиземноморье и наоборот, доля национального флота увеличится, и ожидается, что она также предоставит подходящие пути для транспортировки продуктов в Иран через Восточное Средиземноморье и Черное море», - добавил Банаи.

Он подчеркнул, что поддержка экспортеров страны в эпоху санкций также входит в число целей упомянутой судоходной линии.

После проведенных исследований, по этой линии будет осуществляться перевозка различных видов грузов весом до 20 000 тонн в пункт назначения Черного моря и Восточного Средиземноморья с использованием многоцелевых судов.

Суды Ирана обязали правительство США выплатить штраф в размере $130 млрд. в качестве компенсации ущерба

Официальный представитель судебной власти Ирана заявил во вторник, что суды страны обязали правительство США выплатить штраф в размере 130 миллиардов долларов в качестве компенсации ущерба, причиненного преступлениями Вашингтона обычным иранским истцам.

Голям Хоссейн Эсмаили подчеркнул, что поступило более 360 жалоб против США, подчеркнув, что дела были переданы в суд гражданами Ирана, а не правительством, сообщает Mehr News.

Представитель отметил, что общественность и местные суды постановили, что правительство США должно выплатить в общей сложности 130 миллиардов долларов в качестве компенсации истцам, пострадавшим от прямых преступлений США против иранской нации.

Он призвал министерство иностранных дел Ирана сотрудничать с судебной властью в рассмотрении дела, поскольку приговоры должны исполняться на международном уровне.

В октябре 2018 года вице-президент Ирана по правовым вопросам Лайя Джонейди призвала все иранские правительственные организации, компании частного сектора, медицинские учреждения, врачей, пациентов и отдельных лиц составлять протоколы о случаях нарушений со стороны США постановления Международного Суда, который приказал Вашингтону отменить запрет на бесплатный экспорт лекарств в Иран.

Она подчеркнула, что решение Международного Суда по иску Ирана против США за нарушение Договора о дружбе 1955 года и повторное введение санкций является обязательным. Ее комментарии прозвучали после того, как Международный Суд установил, что заверения, предложенные Вашингтоном в августе 2018 года, что он сделает все возможное, чтобы санкции не влияли на гуманитарные условия, были «недостаточными для полного решения гуманитарных проблем и вопросов безопасности, поднятых» Ираном.

Иран. США > Внешэкономсвязи, политика > iran.ru, 4 декабря 2019 > № 3219521

В Тегеране планируется провести первую международную выставку стран-членов ЕАЭС

Управляющий директор Иранской международной выставочной компании Бахман Хоссейнзаде объявил, что в Тегеране планируется провести первую международную выставку стран-членов Евразийского экономического союза (ЕАЭС).

Выступая в кулуарах церемонии по случаю 23-й годовщины Национального дня экспорта, Хоссейнзаде подчеркнул важную роль международных выставок в увеличении экспорта, сообщает Tehran Times.

«После производства отечественной продукции эти продукты должны быть выведены на целевые рынки, и международные выставки как внутри страны, так и за рубежом будут в этом очень полезны», - сказал чиновник.

Подчеркнув тот факт, что Иран пытается увеличить количество международных выставок в соответствии с планом, Хосейнзаде добавил: «Поскольку одним из основных приоритетов Министерства промышленности, горнодобывающей промышленности и торговли является экспорт в соседние страны, в этом году в стране были проведены почти 40 международных выставок».

Министерство промышленности также планирует предоставить организаторам таких экспонентов необходимую финансовую помощь. «В целом, выставки прямо и косвенно способствуют экономическому буму в стране», - сказал он.

Более 6 млрд кубометров газа экспортировал Азербайджан в Турцию за 9 месяцев 2019

В январе–сентябре 2019 года Азербайджан экспортировал в Турцию с месторождения Шах-Дениз 6,86 млрд кубометров газа — на 31,7% больше, чем за аналогичный период 2018 года.

В сентябре 2019 года в общем объеме поставок газа в Турцию на долю Азербайджана пришлось 818,6 млн кубометров или 26,94%. Поставки по сравнению с сентябрем 2018 года увеличились на 9,26%, подсчитал «Интерфакс».

В целом в сентябре экспорт газа в Турцию составил 3,38 млрд кубометров (спад на 7,41% по сравнению с сентябрем 2018 года). При этом на долю трубопроводного газа пришлось 2,47 млрд кубометров (81,2% всех поставок), LNG — 569,73 млн кубометров (18,8%). Помимо Азербайджана, поставки газа трубопроводом в отчетный период были осуществлены из Ирана и России.

В 2018 году поставки азербайджанского газа в Турцию составили 7,52 млрд кубометров.

Азербайджанский газ в Турцию поставляется с месторождения Шах-Дениз в рамках Стадии-1 и Стадии-2 его разработки.

Контракт на разработку месторождения Шах-Дениз был подписан в Баку 4 июня 1996 года и ратифицирован Милли Меджлисом 17 октября того же года, уточняет ANGI.ru

Коридор на юг

Через Волго-Донской канал начали строить мост

Текст: Роман Мерзляков ("Российская газета", Волгоград)

В Светлоярском районе Волгоградской области начали строить мост через Волго-Донской судоходный канал. Он станет важнейшей частью объездной дороги регионального центра. Волгоград является на сегодня единственным городом-миллионником, не имеющим автомобильного обхода. Поэтому весь транзитный транспорт идет по улицам. Это значительно замедляет скорость доставки грузов и увеличивает нагрузку на дорожную сеть города-героя.

Первые сваи уже вбиты в землю. Всего их нужно около 400. Конструкцию будут нести 22 опоры. Протяженность комплекса вместе с эстакадой составит более 1,3 километра. Сейчас дорожники снимают грунт, чтобы сделать насыпь будущей дороги. На объекте трудится почти сотня рабочих.

Как рассказали в пресс-службе областной администрации, строительство объездной магистрали разделено на три части. Сегодня мы можем видеть первый этап, в рамках которого участок длиной более 12 километров соединит две федеральные трассы (Р-22 "Каспий" и подъезд к Элисте от Р-22) с региональной автодорогой Волгоград - Котельниково - Сальск и городской улицей имени 40 лет ВЛКСМ.

Согласно проекту предстоит сделать три транспортные развязки для упомянутых дорог. Новый мост относится к одной из них - к выезду в направлении Сальска. Работы в рамках первой стадии планируется завершить в 2024 году.

- Мост через Волго-Донской судоходный канал - это самое технически сложное сооружение будущего обхода. Его строительство является важнейшей задачей, поскольку новый объект позволит разгрузить существующий мост в черте города и перенаправить транзитный поток на участок объездной Волгограда, что снимет транспортное напряжение в Красноармейском районе, - говорит начальник ФКУ Упрдор "Москва - Волгоград" Юрий Сорокин.

В самом Волгограде уже есть автомобильный и железнодорожный переходы через ВДСК. Но новый объект имеет важное значение для всего юга России. Объездная дорога соединит сразу несколько федеральных трасс и станет частью международного транспортного коридора "Север - Юг". Доступ к портам Каспийского моря значительно облегчится. Соответственно, ожидаемый обход должен открыть новые перспективы для сотрудничества с Казахстаном, Ираном, Азербайджаном, Китаем, Пакистаном и Индией. Ну а для горожан своя радость: по расчетам, средняя скорость движения транспорта по второй Продольной магистрали в часы пик увеличится с 7 до 25 километров в час. Согласитесь, разница заметная.

Протяженность всей объездной дороги составит 71 километр. Она пройдет через Городищенский и Светлоярский районы области.

- Стоимость проекта около 5,2 миллиарда рублей.

Справка "РГ"

Объездная дорога Волгограда относится к категории 1Б, что предполагает четыре полосы. Расчетная скорость - 120 километров в час. Строителям предстоит сделать всего шесть развязок и три моста. Ширина проезжей части - 7,5 метра в одном направлении, разделительной полосы - 6 метров, земляного полотна - 28,5 метра. Потребуется четыре водопропускные трубы. Каждый этап пройдет с отдельным бюджетом. Изначально рассматривали возможность создания платной дороги, но потом было принято решение, что эта автомагистраль будет в свободном доступе для всех.

Танцы черных лебедей

Текст: Яков Миркин (заведующий отделом международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений РАН)

Будет ли кризис в 2020 году? Прогнозы - дело неблагодарное. "Ага! - скажут потом, - ошибся!" Но все же грозит ли нам что-то звероподобное? Как в 2008 и 2014 годах: прилетят ли падения, громкие заголовки газет и в конце концов чувство неуверенности - как жить дальше? Может ли это произойти изнутри страны?

Нет, изнутри кризис не прилетит. Есть еда и тепло, более или менее все накормлены, а наши недуги с нами и останутся. Пустоты в сырьевой экономике, отставание в технологиях, бедность 20-30 млн человек, низкие доходы населения, плохая демография, пустеющие малые и средние поселения - всю эту хронику придется лечить долго и нудно. Но еще не та мера боли. Даже от долгов населения - их все боятся - еще не полыхнет. По-настоящему жарко с этими долгами может стать только через несколько лет.

Где же тогда риски кризиса в 2020 году? Снаружи! Все помнят, что беды 1998, 2008 и 2014 годов пришли из-за рубежа. Девальвации, финансовые инфекции, падения мировых цен и спроса на сырье, бегство капиталов, будь они прокляты! Если обернуться назад, - как часто они портили нам жизнь! Вот ведь только что в 2018 году рубль опять упал из-за санкций! Ау, год 2020! Что ты нам сулишь?

Два последних года мировая экономика замедляется. Но только 4-5% стран сидят в минусах, у них уже падает ВВП. Видны кризисные зоны в Латинской Америке (Аргентина, Венесуэла, Эквадор, Никарагуа, Карибы). В красной зоне - Иран, Ангола, Ливия, Намибия. Все это сырьевые экономики, не столь великие, чтобы вызвать крах всего. Все остальные - США, Китай, еврозона, Индия и другие - собираются расти. МВФ прогнозирует, что в 2020 году мировой ВВП увеличится больше чем на 3%, у развитых стран - на 0,5-2%, в Китае и Индии - пусть с замедлением, но на 5,5-7%.

Им в этом помогают центральные банки. Во всех ключевых странах идет подкормка хозяйства денежной эмиссией. В США, Японии, еврозоне, Великобритании действуют "количественные смягчения" (это и есть эмиссия). В Китае - "финансовый форсаж", в азиатских экономиках - "финансовое развитие". Все стремятся к низкому проценту по ссудам. В США ФРС снижает свою ставку процента. В еврозоне и Японии центральные банки кредитуют под отрицательный процент. Все идет к тому, что когда-нибудь мы еще и доплачивать будем за то, что деньги в банке держим.

Правда, прогнозы меняются несколько раз в год. Да и в 2008 году все собирались расти, но вдруг взял и накатил финансовый шторм. Есть ли и сейчас в глобальных финансах какая-нибудь закавыка, которая вдруг ударит так, что вздохнуть не сможешь?

Что ж, посмотрим вокруг. Как там долги? Внутренний кредит частному сектору по всем странам мира был на пиках в 1999 году - 137% глобального ВВП, в 2006-2007 годах - 127-129% (Всемирный банк). Затем долги падали, замораживались, но сейчас снова достали до 128-130%. Когда увидим 140-145%, снова задрожим от страха: а вдруг кризис?

А что с государственными долгами? Они всем нам задали жару пять лет назад. Пухли как пузыри на рубеже 2010-х. Ими лечили, из них выжимали деньги, чтобы тушить кризис. А затем раз - и долговой кризис в Европе! Сейчас в развитых экономиках они потихоньку сжимаются. Госдолги - на уровне 103-105% ВВП. Это ниже, чем 10 лет тому назад. Зато на развивающихся рынках суверенных долгов все больше и больше, до 55-60% ВВП (35% в 2007 году). Такая задолженность быстро растет в Китае. Когда-нибудь этот спусковой крючок сработает, но не в 2020 году.

Тогда, может быть, деривативы запустят кризис? Эти враги рода человеческого, по мнению многих? Но кажется, все-таки нет - они десять лет как замерзли. Еще не достигли в объемах вершин 2007-2008 годов, стонут под тяготами регулирования. Тогда где же риски? Где будущие крахи? Акции что ли надерзят, нахулиганят и бросят весь мир распотрошенным?

Да, мы помним, что совсем недавно были два пика в акциях, а затем - в пропасть! В 1999-2000, 2007-2008 годах капитализация мирового рынка акций добиралась до 114-120% мирового ВВП, в США - еще выше. А затем - с горы вниз! История может повториться и в 2020 году. Акции уже дошли до этих же вершин и в мире, и в США - моторе фондового рынка. Эти пики уже вовсю маячат впереди.

И еще, конечно, не нужно забывать, что мировой финансовый ландшафт - всегда тайна. Да, конечно, всем видна Италия с ее непомерными госдолгами или Аргентина и Венесуэла, вечно страждущие. Там много рисков кризиса. Но тайна финансов в том, что в них всегда может быть какой-то непрозрачный клубок, который пока дремлет и еле шевелится, но может вдруг развернуться во всю мощь своих рисков и похоронить остальных. Его называют "черным лебедем".

Так что ждать от глобальных финансов? Денег, роста или кризиса в России? Что ждать, если экономики растут, а центральные банки смазывают страны и их финансовые рынки наличностью, чтобы они не впали в кому? Когда у "пациента" все более или менее работает, хотя парочка параметров уже не в норме?

Итак, 50-55% шансов за то, что впереди, в 2020 году, легкая "депрессивная зона" в мировой экономике, жизнь около нуля, финансовые грозы идут мимо, хотя ветер и шум предгрозовые. 15-30% - прошла беда и не заметили, вместо нее - оживление, снижение рисков в глобальных финансах и, значит, внутри России. Вперед, двигаемся дальше! Ну и 20-30% шансов - за шторм, чему быть, тому не миновать, как ни подмазывай колеса мировой экономики. Рано или поздно он придет, исключений не было. Главное - успеть до него встать на дорогу быстрого, устойчивого роста, чтобы никто никогда не смел сказать: 2010-е годы были потерянными для России.

Новый глава внешнеполитического ведомства ЕС заявил, что соглашение СВПД должно сохраниться

Новый глава внешнеполитического ведомства Европейского Союза Джозеп Боррелл заявил, что ядерное соглашение 2015 года, известное как СВПД, должно сохраниться.

«Мы заинтересованы в сохранении ядерной сделки и ее выживании. Мы хотим, чтобы иранские официальные лица сделали все возможное, чтобы сохранить соглашение», - сказал Боррелл испанской ежедневной газете El Pais, сообщает IRNA. Он также отметил, что убийство ядерной сделки будет «большой ошибкой».

Президент США Дональд Трамп вышел из многостороннего ядерного договора в мае 2018 года и ввел самые суровые санкции против Ирана.

Прождав целый год, Иран начал постепенно сокращать свои обязательства по ядерной сделке в ответ на действия США и бездействие оставшихся сторон, особенно европейцев, для защиты Тегерана от действия санкций.

Запад является основным элементом нестабильности в регионе Персидского залива

«Державы из-за пределов региона и их вмешательство в целях извлечения прибыли являются главными элементами нестабильности и отсутствия безопасности в регионе», - заявил в понедельник министр обороны Ирана бригадный генерал Амир Хатами.

Министр обороны Ирана сделал комментарии в ответ на замечания, сделанные министром обороны Франции на недавней конференции в Манаме, сообщает Mehr News.

Хатами сказал, что бывшие колонизаторы стремятся вернуться в регион после того, как они были изгнаны сопротивлением народа региона, отметив при этом, что народ региона пробудился и не забыл о своем угнетении и разграблении своих стран.

Подчеркивая, что нет сомнений в том, что сила США находится в упадке (как об этом говорил министр обороны Франции), добавив, что «это не обязательно означает, что регион готов заменить их (США) другими надменными силами.

Далее он посоветовал министру обороны Франции взглянуть на число французских граждан, присоединившихся к террористической организации ИГИЛ, и их причастность к преступлениям, совершенным в Сирии и Ираке.

Он также отметил, что люди и вооруженные силы победили террористов ИГИЛ с помощью Ирана и России, а не западных стран.

Далее Хатами назвал предложения министра обороны Франции и других западных официальных лиц по обеспечению безопасности региона новыми безответственными способами колонизации региона, что еще больше осложнит ситуацию в регионе.

Ссылаясь на американский и сионистский режим израильских заговоров для региона, министр обороны Ирана отметил, что «присутствие и вмешательство западных людей еще больше осложнят условия безопасности в регионе».

В явной ссылке на замечания президента Франции Макрона в отношении НАТО, он посоветовал западным странам отказаться от своих планов по вмешательству и доминированию в регионе и подумать о решении проблемы смерти своих собственных институтов безопасности.

На северо-западе Ирана построят новый медный обогатительный комбинат

В ближайшее время начнется строительство третьего обогатительного комбината медного комплекса Сунгун на северо-западе Ирана, рассказал управляющий комплекса.

Реза Шарифи добавил, что Промышленная, горнодобывающая и торговая организация северо-западной иранской провинции Восточный Азербайджан выдала разрешение на проект, пишет IRNA. Он отметил, что в настоящее время ведутся земляные работы.

По словам Шарифи, после технико-экономических обоснований в области разведки, извлекаемые запасы горнодобывающего комплекса оцениваются в 880 миллионов тонн.

Он также подчеркнул, что строительство обогатительной фабрики было направлено на подачу сырья на плавильный завод комплекса.

В ближайшее время начнется монтаж оборудования обогатительной фабрики, сказал руководитель комплекса.

После ввода в эксплуатацию, установка будет производить 150 000 тонн концентрата сульфида меди и 1 650 тонн концентрата молибдена в год.

Медный рудник Сунгун расположен в 100 километрах к северо-востоку от Тебриза.

В настоящее время в Сунгунском медном комплексе работают два обогатительных комбината, которые производят 300 000 тонн медного концентрата в год. Комплекс добывает 14 миллионов тонн полезных ископаемых в год.

Американские чиновники ведут себя бессмысленно по отношению к Ирану

Спикер парламента Ирана Али Лариджани выступил с критикой Белого дома, заявив, что американские чиновники ведут себя бессмысленно по отношению к Ирану.

«Иранскому народу стало кристально ясно, что [президент США] Трамп враждебно настроен по отношению к Ирану. В поведении США нет никакого смысла, и их усилия по доведению экспорта иранской нефти до нуля оказались бесполезными», - заявил Лариджани в понедельник на встрече с министром иностранных дел Омана Юсефом бен Алауи в Тегеране, сообщает Mehr News.

Лариджани высоко оценил роль Омана в создании мира и стабильности в регионе Персидского залива, отметив, что странам региона необходимо сесть за переговоры, чтобы решить свои проблемы путем диалога.

В своем выступлении он указал на ситуацию в Йемене, заявив, что проблема Йемена имеет много скрытых слоев и настоятельно призвал к немедленному прекращению огня.

«Другая сторона должна знать, что проблемы нельзя решить с помощью силы, особенно потому, что проблема Йемена имеет много скрытых слоев, и сначала должно быть прекращение огня, а затем мы перейдем к другим вопросам», - отметил он.

Со своей стороны, глава МИД Омана заявил, что странам региона необходимо воспользоваться возможностью для установления мира, поскольку Иран является основой для мира, который призывает страны к спокойствию, и Иранский Ормузский план показывает, насколько искренняя страна в этом отношении.

Иран экспортировал 405 000 тонн сельскохозяйственной продукции в страны ЕАЭС в прошлом году

В понедельник, официальный представитель Министерства сельскохозяйственного развития Ирана заявил, что Иран экспортировал 405 000 тонн сельскохозяйственной продукции на сумму 315 миллионов долларов в Евразийский экономический союз в прошлом году.

Генеральный директор Бюро содействия экспорту Министерства сельскохозяйственного развития Шахро Шаджари добавил, что в прошлом году в различные страны было экспортировано около семи миллионов тонн сельскохозяйственной продукции и продуктов питания на сумму 6,41 миллиарда долларов, сообщает IRNA.

Он также отметил, что в прошлом году Иран импортировал 20,5 миллиона тонн сельскохозяйственной продукции на сумму около 10,7 миллиарда долларов из разных стран.

Евразийский экономический союз был создан в 2014 году, и в настоящее время Россия, Армения, Казахстан, Кыргызстан и Беларусь являются членами блока.