Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Диаспоры и «Диаспоры»

(Обзор журнала «Диаспоры»)

А. И. Рейтблат

В 1990-х в науке обострился интерес к проблеме диаспоры. Во многом это было связано с ростом числа и значимости различных диаспор — и порож­денных трудовой миграцией, как турки в Германии, арабы и негры во Фран­ции, индусы в Великобритании, и возникших по политическим причинам — в ходе распада СССР и Югославии. Рост числа публикаций на эту тему по­влек за собой складывание если не научной дисциплины, то, по крайней мере, общего проблемного поля и, соответственно, возникновение специальных научных изданий. В 1991 г. начал выходить англоязычный журнал «Diaspora», а со сравнительно небольшим опозданием (в 1999 г.) и российский — «Диаспоры».

Тогдашний главный редактор издания (ныне — его заместитель) В.И. Дят­лов писал в обращении «К читателям», открывавшем первый номер журнала, что «он призван заполнить пробел в комплексном междисциплинарном из­учении процесса формирования диаспор, логики их внутреннего развития, сложнейших проблем их взаимоотношений с принимающим обществом. Не­обходимо также обсуждение самого термина и понятия "диаспоры". Назрела потребность строже определиться в самом предмете изучения, а, следова­тельно, привести в некую систему уже имеющиеся критерии, подвергнуть их критике, возможно, сформулировать новые» (с. 5). При этом он предупреж­дал, что «при составлении выпусков журнала предполагается идти путем не узкого априорного очерчивания понятия "диаспоры" с соответствующей се­лекцией материалов, а путем широкого определения поля исследований, ана­лиза и сопоставления конкретных ситуаций с последующей концептуализа­цией» (там же).

Издание не связано ни с какой организационной структурой и в подзаго­ловке позиционируется как «независимый научный журнал». Вначале он вы­ходил два раза в год, с 2002-го — четырежды, но с 2007 г. вернулся к перво­начальному графику. Обычно в номере бывает ключевая тема, с которой связана значительная часть входящих в него статей. Как правило, такой те­мой становится либо народ, диаспора которого рассматривается: евреи (2002. № 4; 2009. № 2; 2011. № 2); армяне (2000. № 1/2; 2004. № 1); татары (2005. № 2); поляки (2005. № 4); корейцы и китайцы (2001. № 2/3); «кавказцы» (2001. № 3; 2008. № 2); русские (2002. № 3; 2003. № 4; 2010. № 1), либо регион, в котором находятся те или иные диаспоры (преимущественно на территории бывшего СССР): Москва (2007. № 3), Юг России (2004. № 4), Сибирь и Дальний Восток (2003. № 2; 2006. № 1), Прибалтика (2011. № 1), Централь­ная Азия (2012. № 1) и др. Но есть и номера, составленные по проблемному принципу: язык в диаспоре (2003. № 1; 2007. № 1/2), диаспоральная иден­тичность (2002. № 2; 2009. № 1), гендер и диаспора (2005. № 1), молодежь в диаспоре (2004. № 2), диаспоры в литературе (2008. № 1/2) и др.

Значительная часть статей основывается на эмпирическом материале; многие авторы применяют в работе социологические методы: опросы насе­ления и экспертов, фокус-группы, контент-анализ и т.д.

С первого номера в журнале была введена теоретическая рубрика «Диас­пора как исследовательская проблема». В.И. Дятлов в статье «Диаспора: по­пытка определиться в понятиях» (1999. № 1) указывал, что термин этот упо­требляется в самых различных значениях и нередко трактуется предельно широко, как синоним «эмиграции» или «национального меньшинства». По­пытавшись дать более четкую трактовку данного термина, основное внима­ние он уделил специфическим чертам диаспоральной ситуации, предпола­гающей как заботу о сохранении собственной идентичности, так и умение интегрироваться в окружающий жизненный уклад. Он подчеркивал, что для диаспоры «сохранение собственной идентичности становится <...> насущ­ной, повседневной задачей и работой, постоянным фактором рефлексии и жесткого внутриобщинного регулирования. Этому подчинялись все осталь­ные стороны жизни социума» (с. 10—11). Интересным и продуктивным пред­ставляется положение, что жители империй, оказавшись в колониях или иных государствах, «не испытывали тревоги по поводу сохранения своей идентичности» и «не смогли образовать устойчивого, развивающегося на собственной основе социума» (с. 12). Например, русские эмигранты в ХХ в. в первом поколении рассматривали себя как беженцев, а во втором и третьем поколениях ассимилировались и «растворились» в окружающем обществе.

Как и Дятлов, другие авторы, статьи которых помещены в этой рубрике, не столько анализируют само ключевое понятие, сколько пытаются опре­делить его, исходя из рассмотрения конкретных случаев и ситуаций. Так, видный американский социолог Р. Брубейкер в статье «"Диаспоры катак­лизма" в Центральной и Восточной Европе и их отношения с родинами (на примере Веймарской Германии и постсоветской России)» (2000. № 3) рас­сматривает аспект, который исследователи диаспор либо игнорируют, либо не считают значимым, — влияние «метрополий» на положение «своих» диа­спор (защита их прав и интересов, оказание помощи и т.п.). Взяв два указан­ных в подзаголовке статьи примера, автор исследует судьбы диаспор в связи с развитием различных типов «постмногонационального» национализма:

1. «национализирующий» национализм, когда титульная нация рассмат­ривается как «владелец» страны, а государство — как призванное служить этой нации (например, в Эстонии, Латвии, Словакии, Хорватии и т.п.);

2. «национализм родины» — когда граждане других стран воспринимаются в качестве этнокультурно родственных, по отношению к которым «родина» считает своей обязанностью защищать их права и интересы. Он «рождается в прямой оппозиции и в динамичном взаимодействии с национализмом на­ционализирующегося государства» (с. 11) (Сербия, Хорватия, Румыния, Рос­сия); 3) национализм диаспор, возникших после распада полиэтнических го­сударств. Они требуют от властей признать их как особую национальную общность и дать им основанные на этом коллективные права. Исследователь показывает, насколько опасным может быть столкновение выделенных им типов национализма.

Ряд авторов рассматривают феномен диаспоры на основе «модельной» диаспоры — еврейской (Милитарев А. О содержании термина «диаспора» (К разработке дефиниции) (1999. № 1); Членов М. Еврейство в системе ци­вилизаций (постановка вопроса) (там же); Милитарев А. К проблеме уни­кальности еврейского исторического феномена (2000. № 3); Попков В. «Клас­сические» диаспоры. К вопросу о дефиниции термина (2002. № 1)). Во многом по этому же пути идет американский политолог У. Сафран в статье «Сравнительный анализ диаспор. Размышления о книге Робина Коэна "Ми­ровые диаспоры"» (2004. № 4; 2005. № 1), переведенной из канадского жур­нала «Diaspora».

О политических аспектах диаспор идет речь в статье израильского уче­ного Г. Шеффера «Диаспоры в мировой политике» (2003. № 1), а о политичес­ких контекстах использования этого слова — в статье В. Тишкова «Увлечение диаспорой (о политических смыслах диаспорального дискурса)» (2003. № 2).

При всей неравноценности работ, помещавшихся в теоретической рубри­ке (были там, например, и довольно декларативные и схоластичные статьи, например «Диаспоры: этнокультурная идентичность национальных мень­шинств (возможные теоретические модели)» М. Аствацатуровой (2003. № 2) и «Диаспора и состояния этнического индивида» М. Фадеичевой (2004. № 2)), она играла в журнале важную роль, создавая теоретическую «рамку» для многочисленных чисто эмпирических статей. Но с 2006 г. эта рубрика в журнале, к сожалению, исчезла.

Один из ключевых сюжетов журнала — диаспоральная идентичность, этой теме посвящена львиная доля статей, особенно касающихся положения рос­сийской диаспоры за рубежом и различных диаспор в России.

Представленные в журнале работы показывают всю сложность диаспоральной идентичности, характерным примером является статья К. Мокина «Диаспорная идентичность в динамике: конвергенция и энтропия (изучая армян Саратовской области)» (2006. № 4). Автор рассматривает идентич­ность как продукт сложного социального взаимодействия, основу которого представляет «процесс идентификации, при котором индивид позициониру­ет себя по отношению к известным ему людям, определяет свое место в об­ществе» (с. 152). Исследователи установили, что «территория исхода и миг­рационные устремления являются существенным фактором размежевания в рамках армянской общины» (с. 159), члены которой в Саратовской области выделяют внутри общины пять групп: «армянские армяне» (из самой Ар­мении, которые всячески подчеркивают свою связь с Арменией и знают язык), «азербайджанские армяне» (из Баку, Нагорного Карабаха и т.д.), иден­тичность которых не столь определенна, они хорошо владеют русским язы­ком; «среднеазиатские армяне», у которых очень размытое понятие о том, что такое «армянин»; «русские армяне», то есть армяне, уже несколько поко­лений живущие в России; «трудовые мигранты». Оказалось, что «для диас­поры важным является не проблема выбора альтернативного направления в формировании идентичности и самоопределения, а проблема синтеза вы­бранных культурных ориентиров и создания особого типа диаспорной иден­тичности» (с. 163).

Любопытный пример «плавающей идентичности» дает поведение живу­щих на юге России хемшилов — армян, принявших мусульманство. В зави­симости от ситуации они позиционируют себя то как армян, то как турок (см. статью Н. Шахназаряна «Дрейфующая идентичность: Случай хемшилов (хемшинов)» в № 4 за 2004 г.).

Исследования показали, что в разных частях диаспоры или в диаспоре и метрополии основу диаспоральной идентичности лиц, которых принято от­носить к одной и той же национальности, могут составлять во многом раз­личные факторы. Так, например, в США, по данным социологических иссле­дований, ключевыми для формирования еврейской идентичности являются принадлежность к еврейской общине, иудаизм, поддержка государства Из­раиль и Холокост (см. статью Е. Носенко «Факторы формирования еврей­ской идентичности у потомков смешанных браков» (2003. № 3)). В России же ключевым фактором является современный антисемитизм, в число других важных факторов вошли еврейская литература и музыка, праздники и кухня.

При этом опрошенные чаще определяли себя как «русских евреев» или «рос­сиян», что дало основание исследователям говорить об их «двойственной этничности» (Гительман Ц., Червяков В., Шапиро В. Национальное самосозна­ние российских евреев. (2000. № 3; 2001. № 1, 2/3)).

Об условном, чисто конструктивном характере этничности свидетельст­вуют многочисленные примеры «реэмиграции» представителей ряда про­живавших в СССР народов на свои исторические родины. Так, в статье И. Ясинской-Лахти, Т.А. Мяхёнен и др. авторов «Идентичность и интеграция в контексте этнической миграции (на примере ингерманландских финнов)» (2012. № 1) идет речь о финнах, уехавших из России в Финляндию в 2008— 2011 гг. Многие из них являются потомками финнов, переселившихся в Рос­сию несколько веков назад, ассимилировавшимися и забывшими финский язык. Тем не менее они считали себя финнами, видя в себе «финские» черты характера, например честность. Они надеялись успешно интегрироваться в финское общество, не утратив свою культуру и установив контакты с фин­ским окружением. Однако в Финляндии их считали русскими и относились к ним соответственно. В результате произошла «(финская) национальная деидентификация, а также актуализация русской идентификации в связи с этим негативным опытом» (с. 189).

Подобное отторжение — не исключение. Точно такая же судьба, когда «свои» не принимают и называют приехавших «русскими», а приезду сопут­ствуют не только снижение профессионального статуса, но и культурное отчуждение от новой среды, социальная маргинализация, ждала переехав­ших из России немцев в Германии, греков в Греции, евреев в Израиле (см.: Менг К., Протасова Е., Энкель А. Русская составляющая идентичности рос­сийских немцев в Германии (2010. № 2); Кауринкоски К. Восприятие родины в литературном творчестве бывших советских греков-«репатриантов» (2009. № 1); Рубинчик В. Русскоязычные иммигранты в Израиле 90-х гг.: иллюзии, действительность, протест (2002. № 2); Ременник Л. Между старой и новой родиной. Русская алия 90-х гг. в Израиле (2000. № 3)).

Любопытно, что с аналогичными проблемами столкнулись и русские, при­ехавшие в Россию после распада СССР, о чем пишут английские исследова­тели Х. Пилкингтон и М. Флинн («Чужие на родине? Исследование "диа­споральной идентичности" русских вынужденных переселенцев» (2001. № 2/3)): «Переезд оказался для них не идиллическим "возвращением домой", а тяжелым испытанием, связанным с конфронтацией и необходимостью от­стаивать свои права» (с. 17). Исследователи в 1994—1999 гг. провели в ряде областей России опросы русскоязычных переселенцев из других стран. Оказалось, что у них нет четко выраженной диаспоральной идентичности. Их отношение к бывшей стране проживания в значительной степени опре­делялось имперским сознанием, трактовкой себя как цивилизаторов. При этом, наряду с невысокой оценкой квалификации и трудолюбия местного на­селения, они положительно отзывались об атмосфере межнационального об­щения, о местной культуре и местных традициях. В языке опрошенных от­сутствовали «русскость», ощущение общности языка и родины с россиянами, исследователи фиксируют «странную искаженность представлений о том, что "дом там" ("у нас там"), а "они здесь", в России ("они — тут")» (с. 17). Авторы приходят к важному выводу, что «классические модели диаспоры вряд ли приложимы к опыту выживания русскоязычных имперских мень­шинств в новых независимых государствах — из-за особенностей заселения ими бывшей союзной периферии и их объективной, но отнюдь не субъектив­ной, "диаспоризации" в постсоветский период» (с. 28). Родина для них раз­делилась на два воплощения — «дом» (место, где они жили) и «родину» (как воображаемое сообщество).

Другой вывод, который следует из представленных в журнале статей, — это различия в диаспоральном поведении лиц, приехавших в Россию из стран бывшего СССР, и русских, оказавшихся в странах бывшего СССР. Первые налаживают между собой социальные связи, создают механизмы поддержа­ния национальной идентичности. Хороший пример этого дает армянская об­щина в небольшом городе Кольчугино во Владимирской области, имеющая общий денежный фонд, в который вносят деньги все члены общины и на ос­нове которого существуют воскресная школа, газета на армянском языке, ока­зывается помощь членам общины, испытывающим финансовые трудности, и т.д. (см.: Фирсов Е., Кривушина В. К изучению коммуникационной среды российской армянской диаспоры (по материалам полевых исследований ло­кальных групп Владимирской области) (2004. № 1)).

Иначе ведут себя русские, оказавшиеся в других государствах после рас­пада СССР. Они, как показывает норвежский исследователь Поль Колсто в статье «Укореняющиеся диаспоры: русские в бывших советских республи­ках» (2001. № 1), так или иначе приспосабливаются к жизни там и не очень склонны (если судить по данным социологических опросов, см. с. 29) считать Россию своей родиной.

Н. Космарская в статье «"Русские диаспоры": политические мифологии и реалии массового сознания» (2002. № 2) отмечает, что во многом «диаспоризация» русских за границами России — это миф, создаваемый СМИ, ко­торые утверждают, что эти люди воспринимают Россию как родину и стре­мятся вернуться в ее пределы. Русскоязычным сообществам приписываются характеристики «настоящих» диаспор: «1) этническая однородность; 2) об­остренное переживание своей этничности, причем именно как общности с ма­теринским народом; 3) высокая степень сплоченности (имеющей к тому же хорошо развитую институциональную основу — в виде "институтов русских общин"), а также управляемости, доверия к лидерам и, наконец, социальной гомогенности, собственно, и делающей возможным подобное единодушие (как в "общине"); 4) ориентация на этническую (историческую) родину в ка­честве базового элемента идентичности; стремление с ней воссоединиться» (с. 114—115).

В реальности, как пишет Н. Космарская, опираясь на данные социологи­ческих исследований в Киргизии, ситуация носит гораздо более неодно­значный и многовариантный характер. Во-первых, там живет немало людей, не являющихся этническими русскими, для которых русский язык и русская культура являются родными; во-вторых, подобные русскоязычные сообщест­ва быстро дифференцируются, в том числе и в отношении к России; в-треть­их, самосознание этой группы — «сложная и динамически развивающаяся структура», в которой соперничают разные идентичности, а «русскость» — лишь одна из них; в-четвертых, консолидация их может происходить на раз­ной основе.

Среди русских в Киргизии Россию назвали своей родиной 18,0%, а Кир­гизию — 57,8%; в Казахстане назвали Казахстан своей родиной 57,7%, а Рос­сию — 18,2%, в Украине назвали ее родиной 42,5% опрошенных русских, а Россию — 18,4% (с. 134).

Существует и другой уровень идентичности — среднеазиатское сообще­ство, то есть идентичность локальная (например, солидарность с народами этого региона). Русские Киргизии осознают себя несколько отличающимися от русских в России.

И. Савин в статье «Русская идентичность как социальный ресурс в совре­менном Казахстане (по материалам исследования представителей русской элиты)» (2003. № 4) пишет, что у русских в Казахстане «нет родственных или соседских структур взаимопомощи, скрепляемых символическими ат­рибутами общеразделяемой этничности» (с. 101), «в каждом русском другой русский не видит автоматически потенциального социального партнера» (с. 92). При этом большинство не знает казахского языка, т.е. не собирается ассимилироваться. Таким образом, по мнению исследователя, язык (и отно­шение государства к языку) — это основа идентичности русских в Казахстане. Аналогичную картину неспособности к сплочению и достижению общих це­лей у русских Узбекистана рисует Е. Абдуллаев («Русские в Узбекистане 2000-х гг.: идентичность в условиях демодернизации» (2006. № 2)).

В Прибалтике же у русских довольно интенсивно идут процессы ассими­ляции, идентификации себя с «коренным населением». Так, Е. Бразаускене и А. Лихачева в статье «Русские в современной Литве: языковые практики и самоидентификация» (2011. № 1) на основе исследования, проведенного в 2007—2009 гг., приходят к выводу, что русские Литвы «ощущают себя непо­хожими на русских России и полагают, что и в России их не считают своими. 20% русских Литвы не возражают, если их будут считать литовцами, 46% за­явили в ходе опроса, что им все равно, как их будут называть — русскими или литовцами, 10% воздержались от определенного ответа и лишь около 14% не согласны на то, чтобы их считали литовцами» (с. 71). В то же время русские Литвы отмечают и свое отличие от литовцев. Основа такой самоидентифи­кации — русский язык.

Любопытную ситуацию рассмотрел М. Рябчук в статье «Кто самая круп­ная рыба в украинском пруду? Новый взгляд на отношения меньшинства и большинства в постсоветском государстве» (2002. № 2). В отличие от дру­гих государств постсоветского пространства в Украине оказалось два много­численных коренных для этой территории народа. Автор характеризует со­циокультурное и политическое противостояние двух частей населения — с украинской идентичностью и с русской идентичностью, между которыми находится довольно многочисленная группа «обрусевших украинцев, от­личающихся смешанной, размытой идентичностью» (с. 26) и определяю­щих себя через регион проживания («одесситы», «жители Донбасса» и т.п.). Первые стремятся создать национальное украинское государство с одним государственным языком — украинским, вторые не хотят утрачивать при­надлежавшую им в прошлом, а во многом и сейчас позицию культурного до­минирования, а промежуточная группа не имеет, по мнению автора, четкой позиции, и за нее борются обе крайние группы. Правительство же не прово­дит в этом аспекте никакой последовательной политики, что создает очень неустойчивую ситуацию.

Автор не верит, что существующее статус-кво можно сохранить надолго. Он видит два возможных варианта развития событий: либо маргинализация украинцев (т.е. Украина станет «второй Белоруссией»), либо маргинализа­ция русских. Второй вариант он считает предпочтительным, поскольку «"убежденные" украинцы, сумевшие защитить свою языковую идентичность даже под мощным давлением российской и советской империй, никогда не примут маргинальный статус меньшинства в своей стране, в независимой Украине» (с. 27). По данным социологических опросов, на которые ссылается М. Рябчук, лишь 10% русских Украины считают Россию родиной, почти треть этой группы не возражают против того, что их дети (внуки) будут учиться в школе на украинском языке (с. 21), за десять постсоветских лет почти половина русских Украины стала идентифицировать себя с украин­цами (с. 22).

Приведенные данные о ситуации русских, оказавшихся после распада СССР за пределами России, когда возникают самые разные варианты диаспоральной идентичности, ярко демонстрируют сложность как научного из­учения проблемы диаспоры, так и практической деятельности России по ока­занию им помощи и поддержки.

Оценивая проделанную редакцией журнала (и отечественным «диаспороведением»?) работу, следует констатировать, что в ходе ряда исследований были собраны разнообразные эмпирические данные о ситуации проживания одних народов (главным образом бывшего СССР) среди других, о их само­сознании и идентификации. Однако обещанная в первом номере журнала «последующая концептуализация» пока не осуществлена. На наш взгляд. это связано с тем, что, охотно используя социологические методы сбора инфор­мации, исследователи не практикуют социологическое видение материала. Это выражается в том, что, изучая идентичность диаспор, они обычно игно­рируют социальные институты, «отвечающие» за создание и поддержание диаспоральной идентичности. Так, в журнале очень редко встречаются ра­боты, в которых бы исследовалась роль школы, церкви, литературы, кино, средств массовой коммуникации, особенно Интернета, в этом процессе.

Любопытно, что социальные причины возникновения организаций, пре­тендующих на выражение интересов реально не существующих или суще­ствующих вне связи с ними диаспор (своего рода «псевдодиаспор»), и их дальнейшее функционирование были подвергнуты в журнале обстоятельному исследованию в статье С. Румянцева и Р. Барамидзе «Азербайджанцы и грузины в Ленинграде и Петербурге: как конструируются "диаспоры"» (2008. № 2; 2009. № 1). Авторы продемонстрировали, что «азербайджанская и грузинская "диаспоры" (вос)производятся через институционализацию бю­рократических структур и дискурсивные практики, в пространстве которых этнические активисты (интеллектуалы и бизнесмены) и "статистические" азербайджанцы и грузины объединяются в многочисленные сплоченные со­общества, наделяются общими целями и выстраивают, в качестве коллектив­ных политических авторов, отношения с политическими режимами стран пребывания и исхода» (2009. № 1. С. 35).

Но социальными механизмами, с помощью которых формируется реаль­ная диаспора (то есть церковью, партиями, культурными организациями, прессой, телевидением и радио, Интернетом и т.д.), мало кто занимается. Не­редко СМИ и литература рассматриваются в их «отражательной» роли — «зеркала» (пусть зачастую и весьма кривого) диаспор, например в блоке статей «Жизнь диаспор в зеркале СМИ» (2006. № 4), а также в работах М. Крутикова «Опыт российской еврейской эмиграции и его отражение в прозе 90-х гг.» (2000. № 3), С. Прожогиной «Литература франкоязычных магрибинцев о драме североафриканской диаспоры» (2005. № 4); Д. Тимошкина «Образ "кавказца" в пантеоне злодеев современного российского кри­минального романа (на примере произведений Владимира Колычёва)» (2013. № 1). А вот их созидательная роль, участие в создании и сохранении диаспор почти не изучается. Так, роли Интернета для диаспор посвящены лишь че­тыре работы. В статье М. Шорер-Зельцер и Н. Элиас «"Мой адрес не дом и не улица.": Русскоязычная диаспора в Интернете» (2008. № 2) на материале анализа русскоязычных эмигрантских сайтов не очень убедительно обосно­вывается тезис о транснациональности русскоязычной диаспоры, а в статье Н. Элиас «Роль СМИ в культурной и социальной адаптации репатриантов из СНГ в Израиле» на основе интервью с эмигрантами из СНГ делается вы­вод, что «СМИ на русском языке, с одной стороны, укрепляют культурные рамки русскоязычной общины, с другой — способствуют интеграции иммиг­рантов на основе формирования нового самосознания, включающего актуальную общественную проблематику» (с. 103).

Гораздо больший интерес представляют две работы О. Моргуновой. Пер­вая — статья «"Европейцы живут в Европе!": Поиски идентичности в ин­тернет-сообществе русскоязычных иммигрантов в Великобритании» (2010. № 1), в которой анализируется интернет-дискурс русскоязычных мигрантов в Великобритании. Основываясь на материалах веб-форумов «Браток» и «Рупойнт», автор показывает, как там складывается идея «европейскости», которая затем используется для формулирования собственной идентичнос­ти. «Европейскость» выступает как синоним «культурности» и «цивилизо­ванности» (такая трактовка распространена в самой Европе в течение трех последних веков), причем «культура» в основном ограничивается XVIII— XIX вв., современные искусство и литература не включаются в нее, это «куль­тура, созданная в прошлом и практически не изменившаяся» (с. 135). Автор приходит к выводу, что система групповых солидарностей мигрантов вклю­чает в себя два типа положительного Другого (внешний — британец и внут­ренний — мигрант из Украины) и два таких же типа отрицательного Другого (внешний — мигранты-«неевропейцы» и внутренний — «совок»), причем в основе этой типологии лежит идея «европейскости».

Во второй статье — «Интернет-сообщество постсоветских мусульманок в Британии: религиозные практики и поиски идентичности» (2013. № 1) — речь идет не столько о национальной, сколько о религиозной идентичности в диаспоре. На основе интервью и анализа соответствующих сайтов автор приходит к выводу, что в силу различных причин мусульманки, приехавшие с территории бывшего СССР, «переносят религиозные практики в Интернет, где следуют исламу в кругу подруг и родственников, оставаясь не замечен­ными британским обществом» (с. 213). Именно Интернет становится сферой конструирования и проявления их религиозности.

На наш взгляд, наблюдающаяся в журнале при выборе тем недооценка СМИ неоправданна, поскольку они кардинально изменили сам характер со­временных диаспор. Все, пишущие о диаспоре, согласны, что ее составляют представители какого-либо народа, живущие за пределами родной страны, осознающие свою связь с ней и стремящиеся сохранить свою культурную (религиозную) специфичность. При этом историки знают, что, оказавшись в подобной ситуации, одни народы создают диаспоральное сообщество, а дру­гие через одно-два поколения ассимилируются. Понятно, что предпосылкой создания диаспоры является «сильный» культурный «багаж» (принадлеж­ность к древней и богатой культуре, вера в миссию своего народа и т.д.), но для того, чтобы реализовать эту предпосылку, нужны особые социальные институты, обеспечивающие как поддержание чисто социальных связей (институты взаимопомощи, благотворительности и т.п.), так и сохранение, трансляцию национальной культуры (церковь, школа, издание книг и пе­риодики и т.д.).

В традиционной диаспоре возникающая в силу территориальной удален­ности от родины культурная оторванность компенсируется бережным сохра­нением (в определенной степени — консервацией) унесенного с родины куль­турного багажа. Если для метрополии маркеры национальной идентичности не так важны, то диаспора, в силу ее существования в инокультурном кон­тексте, нуждается в четких границах, поэтому она культурно консервативнее по сравнению с метрополией. Тут всегда подчеркивается верность прошлому, ключевым символам, и поддержанию традиции уделяется гораздо больше внимания, чем новаторству.

Процесс глобализации во многом меняет характер диаспор. Во-первых, развивается транспорт, и самолеты, скоростные поезда, автомобили и т.п. обеспечивают быстрое перемещение, в том числе возможность частых по­ездок на родину для иммигрантов. Во-вторых, телевидение и Интернет соз­дали возможность для синхронной, «онлайновой» коммуникации, для повсе­дневного коммуникационного (в том числе делового, политического, художественного) участия в жизни родины.

Меняется и характер «национальной» идентичности. Если раньше она была «двухслойной» («малая родина» и страна), то теперь возникают гиб­ридные образования (например, «немецкие турки», у которых тройная иден­тичность — «турок», «немцев» и «немецких турок»), не говоря уже о транс­национальной идентичности («житель Европы»).

Теперь нет такой оторванности диаспоры от метрополии, какая была ра­нее. Всегда можно вернуться домой, можно часть времени работать (жить) за рубежом и т.д.

Но, с другой стороны, с развитием СМИ и Интернета поддержание со­циальных и культурных связей облегчается, что создает предпосылки для бо­лее простого формирования и поддержания диаспоральной идентичности (особенно это касается народов, которые изгнаны с родных мест).

Все эти процессы ставят под вопрос традиционную трактовку феномена диаспоры, поэтому исследователям придется искать для него новые термины и новые теоретические модели.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

Еврейская эмиграция и современная литература

(От составителя)

Михаил Крутиков

Распад СССР практически бесконфликтно разрешил двухвековой россий­ский «еврейский вопрос», созданный политикой Екатерины II и унаследо­ванный поколениями царей и генеральных секретарей. С падением комму­нистической системы исчезли государственный антисемитизм и подавление религии, были открыты границы и разрешена религиозная, культурная и об­щественная деятельность, в том числе и национально окрашенная. В целом можно даже сказать, что советские евреи оказались в выигрыше от этой «крупнейшей катастрофы двадцатого столетия», в отличие от других, много более трагических событий прошлого века. В результате распада СССР боль­шая часть (около 70—80%) бывших советских русскоязычных евреев нахо­дится за пределами Российской Федерации: часть, никуда не уезжая, ока­залась в «ближнем» зарубежье, прежде всего на Украине, в Беларуси и Молдове, часть переехала в «дальнее» — Израиль, Германию, США и Канаду. По своей мотивации массовая эмиграция девяностых годов во многом была противоположна эмиграции семидесятых: люди уезжали не от советской вла­сти, а от кризиса, вызванного ее коллапсом. В результате в Израиле образо­валась значительная масса русских по культуре евреев и их родственников, которые при других обстоятельствах не думали бы об отъезде, что позволило им создать мощную культурную, образовательную и отчасти политическую инфраструктуру на русском языке. Они не были убежденными сионистами и не ощущали глубокой связи с еврейской историей и культурой, и при этом многие из них испытывали определенную ностальгию по навсегда потерян­ной советской родине и русской культуре. С точки же зрения сионистской идеологии эта волна «русской алии» воплощала крайне негативные аспекты диаспоры. Лишенные национальной и религиозной идентичности, ассимилированные до крайней степени советские евреи были «спасены» в послед­ний момент от исчезновения и растворения в гомогенной массе «советского народа». Более того, они оказались в Израиле в момент, когда их присутст­вие было особенно необходимо для укрепления еврейского характера го­сударства. Уехав из общества, которое маркировало их как «евреев», они оказались в обществе, воспринимающем их как «русских». Такого рода двой­ственная идентичность требовала постоянного осмысления, что в свою оче­редь способствовало культурному творчеству. Аналогичные ситуации воз­никали и в других русско-еврейских диаспорах, где к двум имеющимся компонентам идентичности — русскому и еврейскому — добавлялся третий, соответственно немецкий или американский (канадский).

Таким образом, литература российской еврейской диаспоры оказывается обращенной к двум различным аудиториям: широкой общероссийской и уз­кой «своей», пережившей опыт жизни за пределами России. Наиболее ус­пешным писателем, освоившим эту стратегию двойного письма, стала Дина Рубина, чьи персонажи часто обладают «раздвоенной» идентичностью.

Сегодня культурные институции русского зарубежья, некогда широко известные в узких кругах издательства и журналы, в значительной мере утратили накопленный за последние десятилетия советской власти симво­лический капитал. Если прежде зарубежная публикация часто бывала собы­тием, определяющим дальнейшую жизненную и литературную судьбу ав­тора, то теперь таким событием может стать лишь публикация в Москве или Петербурге. Конфликт между «советским» и «еврейским», в свое время остро переживаемый многими еврейскими интеллигентами и приводивший в эмиграции к полному отрыву от России и русской культуры, со временем сглаживается в культурной памяти, а само понятие советского утрачивает прежнюю идеологическую остроту и становится атрибутом исторической эпохи. Литература оказывается своего рода лабораторией, в которой созда­ются новые пробные модели описания существования «советского еврея», находившегося в сложных и противоречивых, но далеко не всегда антаго­нистических отношениях с советской властью и советским обществом. Для анализа этого сложного симбиоза подходит предложенная Светланой Бойм концепция «рефлексированной» ностальгии, противопоставленная «восста­новительной», или «тотальной», ностальгии[1]. В отличие от этой «тотальной» и «утопической» ностальгии, стремящейся «восстановить или построить вновь мифический коллективный дом», ироническая ностальгия «опирается на повествования, которые выявляют противоречивое отношение к прошлому»[2]. Кажется излишним специально отмечать, насколько эта нехитрая би­нарная оппозиция актуальна при описании нынешней российской реально­сти. При том, что многим российским евреям, как в России, так и за рубежом, далеко не чужды российский шовинизм и ностальгия по былому советскому величию, современная русско-еврейская литература (при всей условности этого термина) склонна именно к иронической, а не «восстановительной» но­стальгии. При всем разнообразии жанров, стилей, языков, идейных воззре­ний и эстетических предпочтений писателей и поэтов, о которых идет речь в статьях нашего блока, всех их объединяет «рефлексивное» остранение со­ветского прошлого, которое при этом остается неотделимой частью их лич­ного опыта. Другим общим качеством героев нашего блока является их вос­приятие еврейской темы, также несущее в себе черты рефлексии, иронии и остранения. «Еврейское» и «советское» оказываются двумя базовыми ко­ординатными осями иронической рефлексии, определяющими поверхность для построения сложных метафизических, метафорических и мифологи­ческих художественных конструкций. Предложенная Стефани Сандлер кон­цепция «маргинально-еврейской» литературной территории с подвижными и проницаемыми границами представляется продуктивной для описания разнообразных явлений современной литературы, создаваемой в различ­ных частях мира на русском и других языках из материала, подсказанно­го советско-еврейским опытом. Эта концепция позволяет описать и такое явление, как творчество русско-еврейских эмигрантов, в основном млад­шего поколения, на других языках — английском, немецком и иврите. Как по­казывает Адриан Ваннер, эти авторы умело манипулируют устоявшимися «русскими» стереотипами, добиваясь популярности и коммерческого ус­пеха, но при этом сохраняя элементы рефлексивной иронии для «своего» читателя. В статье Михаила Крутиковарассматриваются примеры мифо­логизации советского прошлого в духе традиции европейского «высокого модернизма» ХХ столетия.

Статьи нашего блока представляют собой переработанные и расширенные варианты докладов, прочитанных на конференции, посвященной современ­ному состоянию русскоязычной еврейской диаспоры (Гарвардский универ­ситет, 13—15 ноября 2011 года). Авторы выражают искреннюю благодарность организаторам конференции Лиз Тарлоу и Цви Гительману за приглашение принять в ней участие и любезное разрешение опубликовать свои доклады в форме статей в журнале «НЛО».

Михаил Крутиков

[1] См.: Boym S. The Future of Nostalgia. New York: Basic Books, 2001. P. 40—72.

[2] Бойм С. Конец ностальгии? Искусство и культурная па­мять конца века: Случай Ильи Кабакова // НЛО. 1999. № 39 (http://magazines.russ.ru/nlo/1999/39/boym.html).

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

Русские немцы и немецкое национальное воображение в межвоенный период

(пер. с англ. А. Голубковой под ред. А. Скидана)

Джеймс Кастил

Русские немцы и немецкое национальное воображение

В МЕЖВОЕННЫЙ ПЕРИОД[1]

В сентябре 1929 года группа крестьян — русских немцев, недовольных усло­виями жизни в Советском Союзе, — прибыла в предместья Москвы и потре­бовала, чтобы им разрешили эмигрировать. Количество собравшихся этни­ческих немцев, большая часть которых были меннонитами, быстро росло и в наивысшие моменты составляло более 13 000 человек[2]. Их требования ши­роко освещались в германской прессе, и это обратило внимание читателей на советскую коллективизацию. Последствия этого события для германо-совет­ских дипломатических отношений, с установлением сталинизма делавших­ся все более напряженными, хорошо известны. На основании изучения вы­званного им в прессе резонанса обычно предполагается, что идентификация немецкой общественности с русскими немцами — вещь самоочевидная и не требующая объяснений[3]. В действительности же общественный интерес и правительственная озабоченность проблемой русских немцев были относи­тельно недавним феноменом. В послевоенную эпоху немцы в Германии на­чали воспринимать русских немцев как символическое воплощение немец­кой судьбы — как невинных, трудолюбивых крестьян, преданных немецкой нации и неустанно работающих над распространением в мире немецкой куль­туры. Проблема русских немцев олицетворяла также более широкий кризис легитимности, охвативший Веймарскую республику, парламентское управ­ление которой все чаще воспринималось как неспособное защитить немецкий народ и его интересы ни в самой Германии, на за рубежом[4].

Ниже я исследую место русских немцев в германском социальном вообра­жении в межвоенный период. Завороженность русскими немцами была про­дуктом транснациональных отношений между немцами в Рейхе и этничес­кими немцами в Советском Союзе, причем эти отношения приобрели новое значение после Первой мировой войны. Кратко обсудив изменение концеп­ции национального немецкого государства, я покажу, как условия жизни рус­ско-немецких общин — и под властью царизма, и при большевиках — стали темой публичной дискуссии в Германии и как концепция нации была расши­рена, распространившись на эти экстерриториальные сообщества, что в свою очередь привело к обязательствам по их поддержке. Хотя идентификация с русскими немцами имела место на протяжении всего рассматриваемого мною периода, я сосредоточусь на ключевых моментах, в которые оно кри­сталлизовалось, мобилизовав самых разных общественных деятелей из эмиг­рантских ассоциаций русских немцев, политиков и националистических ли­деров на достижение своих целей и нужд: это голод 1921—1922 годов, «сход» немцев под Москвой в 1929—1930 годах, антибольшевистский крестовый по­ход нацистов после их прихода к власти и начало Второй мировой войны.

В эпоху народного суверенитета главной политической силой немцы на­чали представлять не государство, а Volk, народ, при этом понятие Volk рас­пространялось за пределы национального государства. Русские немцы не заботили немецких ирредентистов, однако в межвоенный период они при­обрели новую ценность. Наряду с гуманитарной озабоченностью трудными условиями их жизни при советской власти, немецкое правительство, предста­вители крупного капитала и промышленности полагали, что русские немцы могут быть полезны для распространения на Россию германской экономи­ческой гегемонии. В то же время, хотя русские немцы действительно обладали навыками, полезными для утверждения на советских рынках, на первый план выступило их символическое значение. Помощь русским немцам рассматри­валась как средство распространения власти и влияния Германии на восток. Страдания русских немцев под властью большевиков обсуждались в герман­ской публичной сфере как часть общенемецких трудностей. Немцы стали представлять себя и русских немцев вовлеченными в общую борьбу против одних и тех же врагов — как реальных, так и воображаемых. Это воображае­мое сообщество[5] отчасти основывалось на той точке зрения, что немцы — ив Рейхе, и за границей — «получили удар в спину» от тех же «еврейских» и «революционных» сил, которые, по утверждению правых, виновны в пораже­нии Германии в Первой мировой войне. Я покажу, что нацистский режим был сформирован и впоследствии воспользовался этим расширенным националь­ным воображением, включившим также и русских немцев в реализацию им­перских проектов в Восточной Европе во время Второй мировой войны.

ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ VOLK В ВЕЙМАРСКОЙ ГЕРМАНИИ

Германская озабоченность проблемами проживающих в России этнических немцев была частью более широкого переопределения «немецкости» во время и после Первой мировой войны, которое можно охарактеризовать при помощи понятия «трансграничный национализм». Перед Первой мировойAuslanddeutschen (немцы, живущие за границей, буквально — немцы в зару­бежных странах), состоявшие в основном из потомков немецкоязычного на­селения, мигрировавшего в Российскую империю, юго-восточную Европу и Америку в XVIII—XIX веках, не вызывали особого интереса. Хотя в куль­турном отношении они по-прежнему рассматривались как ветвь немецкого народа, представители немецких сообществ за границей не получили граж­данства во время объединения Германии в 1871 году и остались гражданами или подданными соответствующих государств[6].

Русские немцы не были главной темой публичного обсуждения до Первой мировой войны, однако лидеры пангерманского движения проявили к ним живой интерес еще во время революции 1905 года в России. Праворадикаль­ные Пангерманский союз и Ассоциация немцев за границей выступали за расширение концепции немецкого народа и в защиту немцев по всему миру, включая Россию. В частности, эти объединения стремились помочь при­балтийским немцам в их борьбе против русификации, а также поддержать эмиграцию немецких поселенцев из Царства Польского и Волыни. Вообще говоря, в этот период немецкое государство не предпринимало действий в поддержку русских и других немцев за границей, поскольку такие действия означали бы вмешательство в дела других государств и их подданных[7]. Только в 1913 году был принят закон о гражданстве, утвердивший принцип jus sanguinis, согласно которому живущие за границей немцы — благодаря пангерманскому движению — получили возможность, если они решали вер­нуться в Германию, обратиться за гражданством[8].

Первая мировая война глубинным образом изменила статус Auslanddeutschen в национальном сознании. Она размыла границы между граждан­ской и военной сферами жизни, в ходе чего переоформила немецкую нацию. Тотальная война подразумевала тотальную мобилизацию материальных, культурных и человеческих ресурсов. По-новому сформулированная забота о «национальном теле», которое все больше мыслилось в социал-дарвинист­ском ключе, понуждало сосредоточить всю жизнедеятельность немецкого общества на военных усилиях, единственно способных обеспечить выжива­ние нации в будущем[9]. Зарубежные немцы вошли в национальное воображе­ние как члены расширяющейся немецкой общности и как такие же жертвы военной агрессии союзников. Все воюющие страны следили за потенциально «ненадежным» населением и прибегали к депортациям, особенно в пригра­ничных районах[10]. Германская пресса преподносила такие акции как дискри­минационное ущемление немецкого народа в целом, объединяя тем самым их борьбу с борьбой всего немецкого Рейха.

Подобная забота о соотечественниках за рубежом наиболее ярко проявля­лась в случае русских немцев, особенно из западных приграничных областей. Несмотря на то что они были подданными русского царя, после начала войны русское правительство стало обращаться с этническими немцами как с «вра­жескими союзниками» и ввело ограничения на использование немецкого языка и на их экономическую деятельность. Кроме того, землевладельцев в приграничных районах лишили их владений. Немецкие публицисты воен­ного времени осудили такую политику как наступление на немецкую нацию, и в правительстве начали обсуждать планы помощи русским немцам, включая предоставление им права переселиться в Германию. Экспансия Германской империи в Восточную Европу подстегнула планы «переселения» этнических немцев из России на новые завоеванные территории — политика, вызвавшая перемещение местных жителей с целью возвести «бастион» против будущих вторжений с востока. По Брест-Литовскому мирному договору русским нем­цам гарантировался десятилетний период, в течение которого они могли поки­нуть Россию и переселиться в Германию. В 1918 году немецкое правительство даже учредило Имперское управление по миграции (Reichswanderungsstelle), чтобы подготовиться к массовому переселению русских немцев. Поражение в войне помешало осуществлению этих планов[11], и дальнейший импульс к мобилизации национальной идентичности был дан послевоенными соглаше­ниями. Версальский договор спровоцировал следующий цикл перемещений населения, перекроив мультиэтническое пространство Центральной и Вос­точной Европы на отдельные национальные государства и «проведя границы по народам» во всем регионе[12]. Этот процесс, обостривший напряжение меж­ду разными национальностями на всех приграничных территориях, привел к еврейским погромам в Восточной Европе[13].

Межвоенное публичное обсуждение проблемы русских немцев было след­ствием мобилизации политики идентичности, произошедшей во время Пер­вой мировой войны и направленной против врагов Германии. В нем также выражалось недовольство колониальными потерями, ведь новые послевоен­ные границы были проведены в Восточной Европе прямо по территории не­долговечной немецкой континентальной империи. Правые, колониалисты и защитники этнических немцев видели в русских немцах «пионеров культуры» в отсталой России, а их достижения рассматривали как свидетельство исклю­чительных колонизаторских способностей, тем самым используя их в качест­ве аргумента против условий мирного договора, требовавшего от Германии отказа от контроля над заокеанскими колониями[14]. Подобные нарративы о не­мецком прилежании, трудолюбии и «цивилизаторских» навыках сопровож­дались рассуждениями, подчеркивающими лицемерие врагов Германии[15].

В общественной дискуссии о русских немцах нашло выражение и страст­ное неприятие Версальского договора. Один автор в бюллетене Немецкого института по зарубежным связям в Штутгарте за 1919 год утверждал, что по­бедоносные союзники, выступавшие в роли «защитников "угнетенных"» на территории бывшей Российской империи, помогали другим национальнос­тям, но игнорировали право на самоопределение русских немцев. Отсутствие реакции на их нужды автор преподносил как свидетельство лицемерия мир­ного договора и даже высказывал предположение, что «враги» Германии наме­ренно игнорировали положение немецких меньшинств[16]. Представляя послед­них в виде жертвы, правые приспособили идею союзников о самоопределении для националистических целей и изображали новый мировой порядок как прикрытие сознательной эксплуатации немецких меньшинств их врагами[17].

Помимо возмущения Версальским договором и отрицания поражения Германии, возникший интерес к русским немцам был частью более общего изменения политики идентичности, произошедшего сразу после войны. В своем новаторском исследовании «Переосмысленный национализм» Род­жерс Брубейкер объясняет эту транснациональную динамику национализма, обращаясь к примеру Германии межвоенного периода. Рассматривая «отече­ственный национализм» как часть трехсторонних отношений между нацио­нальным меньшинством, государством, в котором это меньшинство прожи­вает, и «иностранным» отечеством, берущим на себя задачу представлять его интересы, Брубейкер показывает, как государство и отдельные группы не­мецкого общества установили систему коммуникации с «немцами», живу­щими за границей Рейха, и стали претендовать на то, чтобы представлять и защищать их интересы[18].

В послевоенном контексте, когда притязания на законность формулиро­вались с точки зрения права на самоопределение, появилось множество ор­ганизаций, занимавшихся условиями жизни «немецкой нации» за пределами Германии. Эти организации выступали в защиту как Auslanddeutschen, так и Grenzdeutschen — этнических немцев, проживавших рядом с границей Рей­ха на территориях, ранее бывших частью либо Германской империи, либо Австро-Венгрии[19]. Ассоциация немцев за границей, единственная довоенная организация национального масштаба, вскоре присоединилась к Немецкому союзу защиты приграничных и зарубежных немцев, созданному в 1919 году. Последняя была зонтичной ассоциацией, основанной для координации более чем ста двадцати организаций, занимавшихся проблемами немцев за новыми границами Рейха. Многие немецкие университеты открыли исследователь­ские институты, изучавшие положение как Auslanddeutschen, так и Grenzdeutschen, и эта проблема также широко обсуждалась в прессе[20].

И хотя эту мобилизацию в немецком обществе начали националистичес­кие лидеры, правительство Германии в этот период тоже стало вмешиваться в дела зарубежных немцев — чего раньше оно не делало. Министерство иностранных дел учредило департамент культуры, который занимался все­ми немцами за границей[21]. Для многих немцев, причем не только правых ра­дикалов, война в 1918 году не закончилась. Объединение всех этнических немцев, включая и проживавших в России, давало возможность продолжить национальную борьбу военного времени новыми средствами. Однако, в от­личие от интереса к немецким меньшинствам в пограничных регионах, это новое внимание к русским немцам — равно как и диаспорам в других стра­нах — не сводилось к ирредентизму. Язык национальной принадлежности был неотъемлемой частью немецкого имперского дискурса[22].

МУЧЕНИКИ VOLK: ГОЛОД И ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИНТЕРЕС К РУССКИМ НЕМЦАМ

Как убедительно показал Майкл Гейер, в межвоенный период немцы не смогли примириться с поражением в Первой мировой войне. Для веймарской культуры была характерна «политика освобождения и искупления», задей­ствованная всеми силами политического спектра и позволявшая «потенци­ально любую политическую тему» толковать «как выход из порабощения в свободу, из угнетения в самоуправление»[23]. Именно в этом ключе в Герма­нии межвоенного периода была переистолкована ситуация с русскими нем­цами. Русско-немецкие общины теперь не только воспринимались как часть единого национального сообщества, они, по мнению немцев Рейха, еще и были вовлечены в общую борьбу. Забота о положении соплеменников (Volksgenossen) за рубежом охватила Германию; она играла на эмоциональных чув­ствах и моральных обязательствах по защите нации. Подобная риторика была особенно эффективна, потому что убеждала, что русских немцев ожидает несомненная гибель, если Рейх не придет им на помощь. Срочность и не­отложность в постановке проблемы видны по статьям 1919 года, призывав­шим не забывать поволжских немцев:

Мы должны вместе [с нашими братьями по расе] образовать за границами Рейха единое целое: непоколебимый, сильный и свободный немецкий на­род. Мы должны показать нашим братьям, живущим там, что родина их не забыла и что, несмотря на переживаемые нами огромные трудности, мы го­товы им помочь и постоять за них ради того, чтобы гарантировать им на­циональные права и облегчить тяжелое положение[24].

Хотя публицисты националистического толка часто принимали за бес­спорный факт свою идентификацию с этническими немцами в России как соплеменниками, эта идентификация вовсе не обязательно была взаимной. Несмотря на довоенные культурные контакты и взаимодействие между ев­ропейскими и русскими немцами, идентичность последних, в общем и целом, не совпадала с идентичностью немцев в Рейхе, и уж точно они не прибыли в Россию в качестве колонизаторов, как это любили представлять национа­листы. Большинство, за исключением балтийских немцев, состояло из по­томков колонистов, приглашенных заселить колониальную окраину Рос­сийской империи[25]. Это переселение происходило в три волны: первая — в Поволжье (1764—1769), вторая — к Черному морю (1803—1823) и третья — на Западную Украину и Волынь (1830—1870). Потомки первоначальных пе­реселенцев основали также колонии на Кавказе, в Центральной Азии и в Сибири. На рубеже столетий насчитывалось 1,8 млн. русских немцев, что составляло 1,43% населения всей Российской империи[26]. Несмотря на язы­ковую и культурную близость, разные немецкие общины сохраняли различ­ную идентичность, которая в ХХ веке определялась как конфессионально (в основном протестанты, католики и меннониты), так и географически. В Российской империи русские немцы не осознавали себя определенным эт­ническим сообществом[27].

Несмотря на очевидную замкнутость и привязанность к немецким куль­турным традициям, русские немцы вовсе не оставались не затронутыми про­грессом, как предполагали их современники в Германии и многие занимав­шиеся этим вопросом историки. После реформ 1860-х годов, отменивших привилегии различных этнических групп, русско-немецкие колонисты по­литически, экономически и социально все больше интегрировались в россий­ское государство. В Первую мировую войну к этническим немцам, жившим на приграничных территориях, были применены дискриминационные меры вплоть до конфискации земель. В результате такой политики колонисты при­ветствовали Февральскую революцию как конец царской тирании. Хотя есть свидетельства, что поволжские немцы изначально поддержали большевист­скую земельную реформу, последовавшая за революцией Гражданская война и политика реквизиций, проводившаяся и красными и белыми, разорили об­щины и сделали очень мало для того, чтобы добиться от этнических немцев одобрения нового режима[28].

Ключевую роль в освещении положения немцев в России сыграли русско-немецкие иммигранты в Германии[29]. Активным защитником интересов рус­ских немцев как в России, так и в Германии был Иоханнес Шлейнинг, пастор поволжских немцев из Саратова. До его переезда в Германию русское прави­тельство во время войны выслало Шлейнинга в Сибирь. После Февральской революции его освободили и разрешили вернуться в Поволжье, где во время революционных событий и Гражданской войны он боролся за культурную автономию поволжских немцев, даже ездил в Германию и выступал перед рейхстагом с речью об их судьбе. Эмигрировав после большевистской рево­люции, Шлейнинг продолжил свою деятельность в Германии, где организо­вывал помощь русским немцам через различные националистические груп­пы, включая Ассоциацию немцев за границей, работа в которой позволила ему остаться в стране и перевезти туда свою семью. В 1919 году он основал Союз немцев Поволжья и возглавил Центральный комитет немцев из России, зонтичную организацию, объединявшую различные группы русско-немецких иммигрантов[30]. Хотя Шлейнинг был «посторонним» для немецкой культуры эпохи Веймарской республики, пускай и привилегированным благодаря своим сохранившимся немецким традициям, но все же иммигрантом и чужа­ком, ему очень быстро удалось адаптировать и трансформировать нарративы идентичности поволжских немцев, интегрировав их в актуальный для после­военной эпохи дискурс жертвы[31]. В многочисленных публичных лекциях и статьях он выступал в защиту русских немцев и обличал пренебрегающих ими соотечественников из Германии.

Шлейнинг стремился пробудить у немцев в Рейхе чувство национальной вины за то, что они «забыли» о своих соплеменниках, ведущих «тяжелую борьбу за жизнь» далеко в России. Он изложил представления немцев По­волжья об их собственной истории и культуре и интерпретировал их так, чтобы сделать значимыми для германской аудитории. Его рассказ о судьбе немецких переселенцев в России сводился к колонизации: немцы, «предна­значенные [для этого] Провидением», веками боролись за превращение «ази­атской пустыни в житницу России». Столкнувшись с враждебностью коче­вых «азиатских и славянских племен» и с природными трудностями, русские немцы тем не менее выполнили задачу «создать защитную стену против все­гда ненадежного Востока». Шлейнинг подчеркивал фактическую автономию немцев Поволжья: несмотря на отсутствие поддержки со стороны царской власти и со стороны родины, им, благодаря собственной инициативе, удалось стать важной экономической силой в России — они выращивали пшеницу, мололи муку и продавали все это от Владивостока до Финляндии. Но Первая мировая война, революция и Гражданская война уничтожили достижения этих людей, что заставило их «ступить на дорогу смерти, несравнимой ни с чем в истории народов и эпох»[32].

Шлейнинг также подчеркивал «немецкость» поволжских немцев: в его изображении они всегда остаются именно немцами, привязанными к немец­кому национальному государству. И хотя во время Первой мировой войны поволжские немцы как лояльные подданные служили российскому государ­ству (что было их обязанностью), в своих сердцах, утверждал он, они тайно занимали сторону Германии. Согласно Шлейнингу, вера поволжских немцев «в окончательную победу Германии» оставалась «непоколебимой и безгра­ничной». После дискриминации военного времени и угрозы потери принад­лежавших им земель царская власть в глазах поволжских немцев утратила легитимность. Шлейнинг описывал Февральскую революцию как время на­ционального пробуждения, объединившего всех поволжских немцев в общей «борьбе за сохранение и дальнейшее развитие их национального духа»[33].

Движение в защиту поволжских немцев в Германии достигло кульми­нации в 1921—1922 годах, когда низовья Волги были охвачены голодом, от которого пострадали более двадцати пяти миллионов людей, включая и этни­ческих немцев. Хотя в создании предпосылок для голода свою роль, безус­ловно, сыграли и климатические условия, основные его причины, как показал Джеймс В. Лонг, были политическими. Политика большевиков по реквизи­ции зерна оставила немецких крестьян в Поволжье без семян для весеннего сева. Во время Гражданской войны продотряды Красной армии опустошили регион, забрав у колонистов все доступное продовольствие; при этом они час­то жестоко обращались с местным населением. Белая армия вела себя не лучше и использовала ту же тактику. В результате этой политики зимой 1920/21 года в регионе начался голод. Центральные власти в Москве знали о его предпосылках из сообщений местных органов, но не смогли принять адекватные меры. Только в июле 1921 года советская власть публично при­знала голод и попросила помощи из-за границы. С 1920-го до конца 1921 года эмиграция и смерть от голода на 23% сократили число поволжских немцев, уменьшив их количество с 450 000 до 350 000[34].

И голод в России в целом, и страдания русских немцев в частности широко освещались в Германии и привлекли внимание различных публичных фигур, партий и организаций всего политического спектра[35]. Несмотря на неста­бильную социальную, экономическую и политическую ситуацию в Веймар­ской республике, либеральная и социалистическая пресса подчеркивала, что голод в России — это, прежде всего, человеческая беда и что немцы обязаны помочь русским людям. Подобные призывы оказать помощь России не были несовместимы с сильными антибольшевистскими настроениями. Либераль­ная газета «Vossische Zeitung» убеждала немцев различать русский народ и большевизм, который был «враждебен культуре» и привел к страданиям людей[36]. Сходным образом, социал-демократы считали большевизм «варвар­ским искажением социализма» и подчеркивали, что не пошли бы на такой грандиозный «эксперимент», как в Советском Союзе, принеся в жертву по­коления рабочих ради реализации будущей утопической цели[37].

Немецкие коммунисты тоже подчеркивали обязанность буржуазных стран прийти на помощь голодающим. Статьи в коммунистической прессе указы­вали на международные классовые связи, объединявшие рабочих и крестьян всего мира в борьбе против капиталистов и империалистов. Этот императив проистекал не из буржуазной гуманитарной чувствительности, а из классо­вой позиции. Коммунисты считали голод результатом отсталости царизма, деятельности контрреволюционеров и армий интервентов во время Граждан­ской войны, а также буржуазной эксплуатации помощи голодающим в поли­тических целях. Коммунисты противостояли некоммунистической прессе, которая обвиняла в происходящем большевиков и допускала, что голод мо­жет стать концом революции[38].

Поначалу голод воспринимался как гуманитарный кризис, затрагиваю­щий всех людей в России, однако немецкие голодающие вскоре привлекли особое внимание. Либеральная газета «Frankfurter Zeitung» описывала по­ложение поволжских немцев с использованием лексики Шлейнинга и других защитников русских немцев: «Посреди несчастного и терпеливого русского народа страдает также немецкое племя, оно голодает и умирает медленной мучительной голодной смертью — забытое и покинутое своей отчизной». Ко­лонии поволжских немцев, согласно этим описаниям, особенно преуспевали перед войной и были предметом зависти других подданных царя, поскольку «развили свою экономику до более высокого уровня, чем их русские соседи». Подобные рассуждения должны были побудить немцев к действию. Особый акцент ставился на том, что от голода и нищеты погибает двухсотлетняя община полумиллиона немцев и что очень скоро «некогда процветавшие поселения» «превратятся в пустыню». Читателей умоляли жертвовать день­ги на помощь и требовать от правительства незамедлительных действий[39]. Постоянные ссылки на моральный императив помочь русским немцам были мощной стратегией по установлению связей немцев в Рейхе с немцами за его границами. Немцев неустанно побуждали рассматривать немецкие диаспоры как вовлеченную в общую борьбу часть всей нации.

Даже левые упоминали тот факт, что многие жертвы голода были нем­цами. Социал-демократы в этом отношении были наиболее сдержанными, отмечая в редких случаях, что немецкие колонисты в Поволжье «особенно страдают»[40]. Коммунисты в своей публицистике использовали этот факт чаще, считая, что привлечение внимания к национальности страдающих от голода может помочь получить финансовую поддержку от консерваторов и правых. Во время организации помощи голодающим немецким Красным Крестом газета «Rote Fahne» писала: программа помощи не должна игнори­ровать тот факт, что «не менее трех четвертей миллиона немцев» проживает в «Поволжье, которое страдает больше всего»[41]. В шварцвальдском городе Санкт-Блазиен Максим Горький выступил с речью на акции по сбору денег для немецких жертв голода, организованной студентами университета в Тю­бингене. Как писала газета «Rote Fahne», Горький призывал студентов поду­мать о «судьбе своих соплеменников»[42].

Альфред Розенберг, идеолог нацистской партии и позднее министр окку­пированных восточных территорий, считал тяжелое положение поволжских немцев частью большого еврейского заговора. В раннем антибольшевистском памфлете Розенберг, сам происходивший из балтийских немцев, изображал поволжских немцев как ведущих «постоянную борьбу за существование» под властью большевиков. Он подчеркивал ужасающие условия их жизни («ограбленные и изнасилованные, даже немецкие крестьянские общины на востоке стали жертвой хаоса и голода») и жестко критиковал республикан­ское правительство за недостаточную помощь русским немцам. Критику вей­марского правительства и страдания поволжских немцев объединял антисе­митизм. Розенберг обвинял немецкие власти в том, что они «с готовностью разрешили сотням тысяч восточных евреев-большевиков въехать в страну», но при этом «закрыли границы для наших изнасилованных сородичей [Stam- mesgenossen]». В уничтожении общин поволжских немцев он видел еще один пример мирового еврейского заговора, частью которого были действия союз­ных сил и большевиков и который, по его убеждению, имел целью «истребле­ние народов»[43]. Розенберг проиллюстрировал статью фотографиями вождей большевиков, предположительно евреев по национальности, и фотография­ми тел их предполагаемых жертв, тем самым наглядно устанавливая в соз­нании читателя связь между евреями, большевиками и массовой гибелью русских немцев.

Язык Розенберга, конечно, представлял собой одну из крайностей, но все же он был составной частью более широкого обсуждения проблемы русских немцев и других зарубежных диаспор, извлекавшего на свет и эксплуатиро­вавшего антисемитские и ксенофобские чувства. В Германской империи со­временный антисемитизм был хорошо укоренен в качестве «культурного кода», — кода, который увязывал все социальные проблемы современности с символом еврейства[44]. После разрушений, массовых смертей и окончатель­ного поражения в Первой мировой войне немецкий антисемитизм перешел в новую фазу; теперь все враги немецкой нации, как внутренние, так и внеш­ние, могли быть представлены именно через образ «еврея»[45]. Правую прессу заполнили описания «усердных» русско-немецких крестьян, ведущих «тя­желейшую борьбу за немецкое существование» в условиях варварских на­падений «евреев-большевиков». Подобная риторика часто использовалась в критике республиканского правительства — оно якобы оказывало помощь восточноевропейским евреям и полякам за счет русских немцев и других «со­племенников»[46]. Одна правая газета опубликовала письмо с жалобой от Ор­ганизации помощи поволжским немцам в Министерство иностранных дел под заголовком «Преданное германство». В письме задавался вопрос, почему помощь голодающим не была направлена исключительно русско-немецким общинам[47]. Как будто посвященная исключительно проблеме русских нем­цев, риторика подобного рода помогала сконструировать в общественном со­знании расовую иерархию, ставившую в вопросах социальной политики и за­рубежной помощи нужды немцев выше нужд всех остальных. В рамках этого дискурса также предполагалось, что в подобных решениях правительства присутствовало «иностранное» или «еврейское» влияние, и это подразуме­вало, что коррумпированное «иностранцами» веймарское правительство не может по-настоящему представлять немецкую «расу».

ПОЛИТИКА ПОМОЩИ ГОЛОДАЮЩИМ

Германское правительство пыталось помочь русским немцам, хотя и не так, как предлагали правые радикалы. Правительство видело в помощи жертвам голода шанс улучшить отношения с Советской Россией и распространить на нее немецкое влияние. Для организации помощи голодающим правительство работало вместе с немецким Красным Крестом. Помощь в первую очередь заключалась в предоставлении медикаментов для предотвращения эпидемий тифа в затронутых голодом областях, но также и для усиления связей между Рейхом и русскими немцами[48]. Помощь голодающим вполне соответствовала послевоенной политике сохранения и поддержки этнических немецких об­щин за рубежом в интересах ирредентизма. И хотя германское правительство не рассматривало русских немцев с точки зрения присоединения некогда уте­рянной территории, оно видело в них средство содействия немецкой про­мышленности, точку опоры на русских рынках, особенно с восстановлением германо-русских отношений в 1922 году по условиям договора в Рапалло.

И если военные получали выгоду от тайной программы перевооружения, не­мецкая промышленность надеялась на прибыль от концессий и инвестиций в Советскую Россию в условиях НЭПа. Таким образом, германские чинов­ники рассматривали русских немцев — и особенно тех, кто жил в Автономной Советской Республике Немцев Поволжья, — как нечто ценное для большого проекта восстановления германской гегемонии во всем мире[49].

Эта помощь рассматривалась также в качестве средства сдерживания угро­жающе увеличивающейся миграции русских немцев. Немецкая миграцион­ная политика в эпоху Веймарской республики была в высшей степени про­текционистской. Она ориентировалась на предотвращение иммиграции из Восточной Европы поляков и евреев, соответственно стала более строгой и практика натурализации, предпочтение отдавалось иммигрантам с немец­кими этнокультурными корнями. И хотя русские немцы — благодаря их не­мецким корням и из гуманитарных соображений — считались желательными мигрантами, на практике государственные чиновники неохотно содейство­вали этой миграции из опасений, что она обременит государственный бюджет, уже и без того истощенный попытками поддержать уровень жизни граждан Германии. После многочисленных обсуждений этого вопроса в разных мини­стерствах, включая Министерство иностранных дел, иммигрировать было разрешено только небольшому числу русских немцев, в качестве же основной формы поддержки рассматривалась именно помощь голодающим[50].

В отличие от политиков времен Первой мировой войны чиновники Вей­марской республики не особенно беспокоились по поводу благонадежности русских немцев. Как и возвращающиеся из плена немецкие солдаты и плен­ные с Восточного фронта[51], русские немцы, «возвращавшиеся» в Германию во время войны, подвергались тщательной проверке: необходимо было убе­диться, что они не шпионы, не большевистские активисты и не носители за­болеваний вроде тифа. Такая проверка определяла и их собственно немецкие национальные качества. В частности, русско-немецких крестьян, которые жили в изолированных общинах и сохранили свой язык и религиозные ве­рования, предпочитали городским русским немцам, которые считались асси­милированными русской культурой и особенно восприимчивыми к револю­ционным большевистским идеям. Несмотря на существование планов по массовому переселению (даже обсуждалось предоставление всем русским немцам полного немецкого гражданства), на практике большая часть русско-немецких иммигрантов имела в Германии юридический статус «вражеского союзника». Звали только тех, кто мог быть полезным для трудовых нужд во­енного времени[52]. В веймарский период, однако, эта обеспокоенность благо­надежностью русских немцев стала менее острой. Образы русских немцев как примерных мелких фермеров, ведущих борьбу с большевистским угнетением, не давали оснований чиновникам сомневаться в их преданности Германии[53].

Занимаясь организацией помощи голодающим, представители Красного Креста верили, что улучшение условий жизни русских немцев за границей может быть также полезным и для германского экономического проникно­вения в регион, и для восстановления в мире немецкого научного и культур­ного доминирования. Например, Отто Фишер, ученый-медик, участвовав­ший в программе помощи русским немцам под эгидой Красного Креста, в 1924 году изложил свое видение ситуации в правом периодическом издании «Deutsche Arbeit» — по-видимому, отвечая на более радикальную критику германского Красного Креста и усилий Министерства иностранных дел по помощи этническим немцам в России справа[54]. Фишер выступил в под­держку деятельности Красного Креста по возобновлению присутствия Гер­мании в России. И восстановление работы госпиталя в Санкт-Петербурге, и учреждение бактериологической лаборатории в Москве упрочили контакты между немцами в Рейхе и русским академическим сообществом; эти дейст­вия, полагал Фишер, внесли «значительный» вклад «в укрепление доброго имени и репутации немцев». В дополнение к этим медицинским проектам по предотвращению повторных вспышек эпидемии в Поволжье связи между немцами в Рейхе и их русскими соплеменниками были институционализи­рованы в Берлине в 1921 году созданием Экономического отдела потреби­тельского кооператива, поставлявшего поволжским немцам машины и другие товары. А для обеспечения фермеров займами был учрежден Немецко-Волж­ский банк сельскохозяйственного кредита[55].

Фишер считал, что эти усилия по укреплению здоровья и экономического положения русских немцев принесут пользу Германии в условиях НЭПа — политики, которую правительство и представители бизнеса приветствовали как возможность распространить в России влияние Германии[56]. Для Фишера русско-немецкие колонисты в целом и поволжские немцы в частности исто­рически служили образцом для других народов России, ведь последним, по его мнению, требовалась «помощь иностранцев, которые культурно превос­ходили местное население и могли послужить им учителями»[57]. Несмотря на разорение, усилия поволжских немцев по преодолению последствий голода возвращают им роль образца экономического развития и «немецкой культур­ной работы», — писал Фишер. Восстановление сельского хозяйства в регионе он объявлял «великим подвигом немецкой промышленности, продемонстри­ровавшим — даже больше, чем сохранение языка и культуры, — что поселенцы Поволжья остались в глубине души немцами» (выделено автором). Фишер приписывал эти достижения немецкой нации и преподносил их как источник гордости для всех немцев в мире. Несмотря на очевидное улучшение условий жизни немцев в России, он настаивал, что немцам Рейха нужно продолжать укреплять связи с ними, нужно помочь им поддерживать немецкость. Фишер даже рассматривал это вновь обретенное «желание собрать всю силу немецкой нации, рассеянную по всему миру», как «один из немногих положительных для немецкого народа результатов мировой войны»[58].

Помощь русским немцам понималась как способ усиления всего немец­кого народа в преддверии будущих конфликтов, которые должны будут ком­пенсировать потери, вызванные проигранной войной. Публичное обсужде­ние проблемы Auslanddeutschen содержало и самообвинение в том, что немцы не мобилизовали все свои ресурсы в прошлой войне — как материальные, так и людские, на языке того времени часто называвшиеся «силами народа» (Volkskrafte). Урок на будущее был ясен: немцам нужно использовать эти че­ловеческие ресурсы и создать «общенациональную экономику» (Volkswirtschaft), которая будет связывать немецкую диаспору с Рейхом[59]. Современники отмечали, что русские немцы, в отличие от немцев в Северной Америке, об­ладали поразительной способностью сохранять свою немецкость. Многие авторы статей для объяснения этой разницы указывали на культурные и ра­совые различия между этническими немцами и коренным населением. В Рос­сии немецкие колонисты были «пионерами культуры» в крайне «отсталой» стране. И как раз осознание превосходства над русскими способствовало со­хранению колонистами своей немецкой идентичности: «...в их глазах русские были неорганизованными, неаккуратными людьми, неспособными на любую энергичную, методичную, целенаправленную и эффективную работу. Они сознательно отделили себя от них»[60].

Авторы многочисленных статьей ссылались также на разницу между внешним видом поселений русских немцев и других жителей России, указы­вая на их «поразительную чистоту и почти образцовый порядок». Не следует считать эти взгляды эмпирическим описанием реальности. Скорее, они ис­пользовались как идентификационная стратегия различения немецкой куль­туры и русского варварства[61]. Это сопротивление русских немцев влиянию чужих культур и идей объясняло и их антикоммунизм. Так, автор одной статьи восхищался «крепкими лбами» поволжских немцев, позволившими им «оставаться свободными от чужой крови, чужих манер и чужой поли­тики». Автор гордо заявлял, что поволжские немцы «ненавидят большевизм сегодня так же сильно, как вчера, и будут ненавидеть его и в будущем»[62].

Разумеется, подобные представления вызывали возражения. Тем не менее, хотя немецкие коммунисты не поощряли прославление немецкости коло­нистов, они все же помогали поддерживать положительный образ русских немцев. Коммунисты восхваляли советских немецких крестьян как «аван­гард коллективизации», как людей, вносящих выдающийся вклад в успех дела социализма. После окончания голода в публикациях коммунистов по­стоянно указывалось, что советские немцы, особенно живущие в Автономной Советской Республике Немцев Поволжья, выиграли от советской националь­ной политики. По словам коммунистов, советская власть сделала поволж­ских немцев современными, обеспечив их тракторами, чтобы пахать поля, и радио, соединившим их со всем миром[63].

Очевидно, однако, что новое символическое значение русские немцы об­рели в ходе распространения германской экономической гегемонии по все­му миру. Считалось, что они обеспечивают германской промышленности и крупному капиталу доступ к почти безграничным ресурсам и потенциалу советских рынков. Согласно одной брошюре, немцы в России проявили себя «первопроходцами» и «носителями культуры», доказав, что «восточные районы, больше всего проникнутые немецким духом, наиболее культурно развиты». Русских немцев прославляли как застрельщиков восстановления России, выдвигая их в качестве образца и для немцев в Рейхе. Верность не­мецкому духу придала им «внутренней силы» и помогла перенести страдания и преследования, которым они подвергались во время и после Первой миро­вой войны[64]. Более того, авторы некоторых статей были убеждены, что «не­мецкая работа», способствовавшая «цивилизации» России со времен Петра Великого, вскоре приведет к тому, что немецкий язык станет «деловым lingua franca до самого Владивостока»[65]. Таким образом, интерес к русским немцам выходил за пределы практической задачи проникновения Германии на со­ветские рынки. Их ценность в контексте общественной жизни времен Вей­марской республики была преимущественно символической: пример русских немцев показывал, как, вопреки самым неблагоприятным и враждебным условиям, сохранение немецкости и упорный труд могут обеспечить в буду­щем выживание всей немецкой нации.

РУССКИЕ НЕМЦЫ ПЕРЕД «СХОДОМ» ПОД МОСКВОЙ И В КРИЗИСНЫЕ ГОДЫ РЕСПУБЛИКИ

«Сход» этнических немцев под Москвой, начавшийся в сентябре 1929 года, совпал с годами кризиса республики. Коллективизация сельского хозяйства в Советском Союзе имела существенные последствия как для русско-немец­ких общин, так и для всего остального сельского населения[66]. Германское Ми­нистерство иностранных дел с самого начала относилось к идее воздействия на ситуацию крайне скептически — Советский Союз посчитал бы это вмеша­тельством во внутренние дела, что могло иметь негативные последствия для уже и так ухудшившихся германо-русских отношений. Многие официальные лица разделяли мнение, что протестующие представляют лишь меньшинство русских немцев, а большинство сумело приспособиться к советской поли­тике. Тем не менее Отто Аухаген, атташе по сельскому хозяйству при посоль­стве Германии в Москве, писал многочисленные рапорты о положении рус­ских немцев, которые широко циркулировали в Министерстве иностранных дел и других министерствах и повлияли на дискуссию в прессе. Аухаген утверждал, что протестующие — это всего лишь верхушка айсберга. По его мнению, все русские немцы были недовольны коллективизацией и хотели эмигрировать из Советского Союза. Он надеялся, что им разрешат поселить­ся в Восточной Германии в качестве сельскохозяйственных рабочих и это по­может преодолеть падение прироста немецкого населения[67]. Группы русско-немецких эмигрантов, Партия католического центра и все правые партии активно критиковали правительство за отсутствие реакции на нужды немец­ких братьев. Под давлением общественного мнения чиновники решили, что обязаны действовать. Не желая принимать русских немцев как иммигрантов в разгар экономического кризиса, чиновники пришли к компромиссному ре­шению: русским немцам разрешалось останавливаться во временных лагерях перед отправкой под безопасные небеса обеих Америк. Германские чинов­ники убедили Советский Союз выдать выездные визы, и около 5 400 человек смогли эмигрировать в Бразилию, Парагвай и Канаду до того, как СССР остановил эмиграцию[68]. Президент Гинденбург призвал немецкую общест­венность создать фонды поддержки русских немцев на время их путешест­вия, а правительство учредило специальную должность рейхскомиссара для управления временными лагерями[69].

Если немецкая коммунистическая пресса пыталась приуменьшить мас­штаб проблемы, настаивая на том, что съехавшиеся под Москву колонисты составляли «кулацкое» меньшинство, ни в коей мере не представлявшее все русско-немецкое население[70], то буржуазная пресса изображала их невин­ными жертвами большевистского гнета. Правые и националистические ли­деры преподносили страдания русских немцев как нарушение прав челове­ка. Для них эта ситуация обнажала лицемерие союзников и большевиков — и те и другие в вопросах самоопределения наций и прав человека использо­вали универсалистскую риторику, однако не применяли эти же стандарты к этническим немцам[71]. К примеру, женское отделение группы защиты нем­цев за границей протестовало против «ужасающей депортации все большего количества немецких фермеров, которых система посчитала неблагонадеж­ными» в России, и призывало «всех немецких соплеменников» выступить против этих мер. Группа умоляла правительство действовать, «дабы предот­вратить чудовищное преступление против человечности»[72]. Сходным обра­зом Иоганнес Шлейнинг утверждал, что коллективизация разрушила общи­ны русских немцев и представляла собой «массовое преступление против культуры человечества»[73].

При том что подобные рассуждения прикрывались заботой о правах чело­века, они были продуктом в высшей степени германоцентричного взгляда на мир. Это особенно видно по отсутствию сострадания к судьбе других народов, ставших жертвами советской политики. Так, Шлейнинг признавал жесто­кость коллективизации в случае этнических немцев, но при этом допускал, что она может подходить для «фаталистичных» русских крестьян, которые веками выживали под властью «татар»[74]. Подобным же образом Пауль фон Гинденбург, германский президент и бывший генерал времен Первой ми­ровой, обосновывал помощь собравшимся под Москвой националистичес­кой риторикой, отмечая, что после войны немцы позволили многочислен­ным «нежелательным» иммигрантам въехать в Германию[75]. Это безразличие к судьбе других народов в России подтверждает точку зрения Грэга Егиджана: «.немецкая политическая культура межвоенной поры мало что мог­ла предложить гражданам в плане языка, пафоса или этического кода, кото­рые могли бы подтолкнуть к сочувствию к чужестранцам»[76].

Германоцентричный взгляд присутствовал и в статьях ведущих буржуаз­ных газет, уделявших значительное внимание «бегству немецких фермеров», пусть в них было и меньше радикальных высказываний правых национали­стов. Газета «Vossische Zeitung» возражала против описания коммунистами собравшихся под Москвой немецких крестьян как «кулаков», отмечая, что они имели разное классовое (включая пролетариев) и религиозное про­исхождение. Все они решили, что лучше эмигрировать и начать все заново, чем оставаться в России, и что вскоре их судьбу разделят все крестьяне в Со­ветском Союзе[77]. Консервативная газета «Kreuzzeitung» тоже винила боль­шевиков в «трагической судьбе» немецких крестьян, но при этом использо­вала антисемитскую и антиславянскую риторику: политика большевиков, дескать, была направлена на отнятие земли у работящих немецких крестьян и последующее ее перераспределение между русскими, украинцами и еврея­ми. Признавая, что по закону немецкие крестьяне являлись советскими граж­данами и что германское правительство мало что может предпринять для за­конного вмешательства, «Kreuzzeitung» тем не менее подчеркивала, что массовая эмиграция не в интересах Германии, поскольку «нам нужно сохра­нить живой мост на восток»[78].

Прибытие русско-немецких беженцев во временные лагеря тоже широко обсуждалось в прессе. Так, газета «Vossische Zeitung» напечатала интервью с русскими немцами, которые испытали большое облегчение после бегства из России и теплого приема на немецкой земле, в лагере беженцев в Эйдку- нене (Восточная Пруссия). В статье подчеркивались их оптимизм и вера в то, что упорным трудом они смогут восстановить свою жизнь за границей. Ав­тор даже отмечал их внешние данные как символическое выражение этих качеств: «Бородатые мужчины мощного сложения, с открытым уверенным взглядом, стоят бок о бок со смелыми и непокорными женщинами». Особо подчеркивалась их немецкость и сообщалось, что беженцы с удовольствием поют немецкие народные песни и со страстью читают Гёте и Шиллера[79]. Дру­гая статья в поддержку поселений русских немцев на востоке Германии жест­ко критиковала правительство: «Вдали от родины, в крайне тяжелых обстоя­тельствах эти фермеры удивительным образом из поколения в поколение сохраняли свой немецкий национальный характер. Если Германия, несмотря на сложную ситуацию, найдет в себе решимость и энергию для выполнения этой национальной задачи, это будет означать подъем перед лицом всего мира»[80]. «Kreuzzeitung» отмечала, что теперь, когда русские немцы прибыли на немецкую землю, они могут «открыть своим соплеменникам правду» о страданиях, которые им довелось пережить под большевистским гнетом[81].

Таким образом, переоценка русских немцев в Веймарской республике была связана с процессом переустройства немецкого общества в перспективеVolksgemeinschaft, национального единства[82]. С этой точки зрения (общего места в эпоху, когда народный суверенитет стал главным источником политической легитимации) не государство, а Volk — под этим все больше понимали расу, а не народ — давал ключи к будущему. Немецкая культура веймарского периода расширила рамки Volksgemeinschaft, включив в него русских немцев именно как «немцев». В веймарский период русские немцы являли собой пример того, как, несмотря на трудности и враждебное окружение, преданность немецкой нации и упорство могут обеспечить выживание немецкой нации в будущем. В контексте ухудшающейся социальной, экономической и политической си­туации в поздние годы Веймарской республики и все большего числа сообще­ний о сталинских репрессиях немцы в Германии стали рассматривать поло­жение русских немцев как часть смертельной борьбы всего немецкого народа с врагами — как внутри страны, так и за ее пределами.

РУССКИЕ НЕМЦЫ В НАЦИСТСКОЙ КУЛЬТУРЕ И ПРОПАГАНДЕ 1930-х ГОДОВ

Придя к власти, нацисты могли строить на фундаменте, заложенном нацио­налистами и защитниками русских немцев. Переживания войны, опыт пора­жения, инфляция и экономический кризис породили у всех германских по­литических деятелей и представителей власти общее чувство, что выживание нации как коллективного единства важнее нужд отдельной личности. Соот­ветственно защита русских и других этнических немцев подпитывала нацио­нальное воображение, воспринимавшее мир исключительно с германоцентричной точки зрения. Расистские рассуждения о русских немцах наводнили нацистскую культуру и пропаганду, изображавшую их ведущими непрерыв­ную борьбу за освобождение от «еврейско-большевистского» гнета. Анализ изменений национального воображения в вопросе о русских немцах позво­ляет увидеть, как нацистское расовое мышление трансформировало взгляд немцев на самих себя и на других, создав предпосылки для нацистского ра­сового империализма.

Взяв бразды правления в свои руки, нацисты начали агрессивную анти­большевистскую кампанию, сопровождавшуюся беспощадным подавлением Коммунистической партии Германии, равно как и других участников левой оппозиции. И хотя формально Третий рейх многое унаследовал от респуб­лики, нацисты быстро приступили к унификации (Gleichschaltung) — при­ведению учреждений, общественных организаций и отдельных личностей в соответствие с идеологией нацистского движением. Этот процесс поло­жил конец открытости веймарской публичной сферы. Нацисты почти сразу запретили коммунистические и социал-демократические газеты и вынуди­ли эмигрировать многих левых журналистов, а также журналистов-евреев. Как и в случае других институтов немецкого общества, гляйхшалтунг бур­жуазной прессы происходил скорее по согласию, чем с применением силы. К 1930-м годам правая пресса заняла доминирующее положение в медиа- сфере республики и, естественно, поддержала нацистский призыв к нацио­нальному обновлению и подавлению коммунистической оппозиции[83].

Антибольшевизм и официальная политика поощрения и сохранения экс­территориальных немецких общин шли рука об руку с нацистскими импер­скими амбициями в Восточной Европе[84]. Нацистская довоенная политика по отношению к русским немцам продолжала веймарскую политику сохранения таких общин ради экономического и политического влияния в других госу­дарствах. Большая часть организаций этнических немцев, действовавших в Германии или за рубежом, и ассоциации в Рейхе, которые защищали их ин­тересы, приветствовали «национальную революцию» и были уверены, что нацисты наконец-то займутся интересами этнических немцев (Volksdeutsche). Несмотря на то что они поддержали нацистов, эти организации также под­верглись гляйхшалтунгу, хотя здесь это было больше вопросом реорганиза­ции структуры (на ключевые позиции ставили членов нацистской партии), чем серьезных идеологических изменений[85]. Различные организации русско-немецких эмигрантов, включая те, что были созданы Шлейнингом, тоже прошли через гляйхшалтунг. В 1935 году представлявшие русских немцев ассоциации были объединены в Союз немцев из России (Verband der Deutschen aus Russland), который впоследствии был переименован в Союз рус­ских немцев (Verband der Russlanddeutschen), а в 1938 году уже как «Volksdeutsche Mittelstelle» Гиммлера распространил свое влияние на вопросы, касающиеся положения немцев за границей[86].

Положение русских немцев сыграло ключевую роль в этой антибольше­вистской кампании и вообще в нацистской пропаганде 1930-х годов. На­цистская пропаганда ставила целью показать ужасы жизни в сталинском Советском Союзе — тяжесть непрерывной борьбы советского государства с крестьянством и большой голод зимы 1932/33 года, затронувший и Поволжье[87]. Опираясь на устоявшиеся описания страданий русских немцев, на­цисты изображали их жертвами большевистской политики, направленной против них именно как немцев. В действительности же, хотя причина голода, бесспорно, была политической (некоторые ученые утверждают, что голод был актом геноцида против украинского народа), современные исследования убеждают скорее в том, что советская политика во время голода не была на­правлена против каких-то отдельных этнических или национальных групп, а ставила задачу преодолеть сопротивление крестьянства коллективизации[88].

Под девизом «Братья в беде» нацисты поощряли немцев собирать деньги для оказания помощи соплеменникам в России. Хотя программа предостав­ляла продовольствие и финансовую поддержку русским немцам на протяже­нии всех 1930-х годов (эта помощь делала русских немцев еще более подозри­тельными в глазах советской власти), ее основной целью было подчеркнуть антикоммунизм Гитлера и заручиться поддержкой нацистского режима на За­паде. Одной из самых громких публикаций, появившихся во время этой кам­пании, была статья «Должна ли Россия голодать?», написанная родившимся в Эстонии немцем Эвальдом Амменде, ярым антибольшевиком и давним ак­тивистом по сбору помощи для немецких меньшинств. Подобные публикации были особенно пагубными, поскольку, призывая помочь голодающим в Рос­сии, маскировали намерения нацистского ревизионизма[89]. Другие публикации сосредоточились в основном на страданиях русских немцев во время голода и от его последствий. С этой целью печатались письма русских немцев, от­правленные знакомым в обеих Америках или в Европе. Мольба о помощи в та­кой корреспонденции звучала на языке религиозных обязательств перед хрис­тианами и националистических обязательств перед соплеменниками[90].

В рамках этой антибольшевистской мобилизации Генрих Шрёдер, рус­ский немец из причерноморской области Украины, в 1934 году опубликовал книгу о страданиях русских немцев, предназначенную для юношества и мас­совой аудитории[91]. Текст Шрёдера содержал рассказ о его собственном опыте жизни под властью большевиков во время Гражданской войны, а также опи­сания голода в Поволжье и на Украине. Эти примеры должны были нагляд­но доказать читателю, что большевики заняты «систематическим истребле­нием русских немцев». Книга Шрёдера — откровенная нацистская пропа­ганда, но она заслуживает изучения, так как поднимает тяжелые проблемы реальных и вымышленных коллективных страданий и их использования в политике идентичности.

Шрёдер следовал нарративному канону, установленному Шлейнингом, который нарисовал идиллическую картину жизнеспособности русско-немец­ких общин до войны и их последующий упадок под давлением того, что он назвал двойной «кампанией по уничтожению» (Vernichtungsfeldzug). Пове­ствование Шрёдера, таким образом, сваливало в одну кучу дискриминацию и преследование русских немцев во время Первой мировой войны при цар­ской власти, хаос и голод в период революции и Гражданской войны и кол­лективизацию сельского хозяйства в рамках сталинского первого пятилетнего плана, причем каждый из периодов был представлен как часть непрерывного антинемецкого движения. Для включения упадка русско-немецких общин в историю германского поражения в Первой мировой войне Шрёдер ис­пользовал миф об ударе в спину. В реквизициях зерна, производившихся большевистскими недочеловеками (Untermenschen), он усматривал начало «опустошительного времени террора» для его общины. Деревня Шрёдера по­лучила передышку в апреле 1918 года, когда ее освободили немецко-австрий­ские войска. Однако «ноябрьская измена» немецкой революции заставила войска уйти из Украины, оставив русско-немецкую общину на произвол судьбы. Колонисты пережили свой «Верден» в Блюментале, стратегически важном пункте в сражении с большевиками. В марте 1919 года они были вы­нуждены капитулировать, и район до 1920 года оставался полем битвы между белыми и красными, пока силы большевистского террора не взяли верх[92].

Шрёдер рассказывает о насилии и терроре Гражданской войны, о своем участии в ней и о том, какой ужас ему пришлось пережить. В шестнадцать лет он вступил в отряд самообороны, созданный колонистами. Он сталки­вался с красноармейцами и чекистами и был свидетелем их жестокого обра­щения с его друзьями и семьей, которые тоже участвовали в самообороне. После многочисленных лишений Шрёдеру удалось бежать и присоединить­ся к транспорту немецких и австрийских военнопленных, направлявшихся в Германию. Некоторых из его друзей, которые должны были присоеди­ниться к нему, схватили чекисты — Шрёдер изображает их казнь как боль­шевистский ответ на попытку остаться «верными немецкому духу»[93]. Объ­единяя борьбу русских немцев против большевиков с общими военными усилиями Германии, Шрёдер представляет их мучениками наравне с жерт­вами Рейха во время Первой мировой войны[94].

Чтобы придать смысл этим травматическим событиям, автор указывал на продолжающий действовать еврейско-большевистский заговор, цель кото­рого — истребление русских немцев. Сталинскую коллективизацию Шрёдер интерпретировал как вторую большевистскую «кампанию по истреблению» русских немцев. Обращаясь к немецкому юношеству, он заявлял, что во вре­мена Веймарской республики «правду об ужасной судьбе наших братьев по расе в советском аду» от немецкого народа «намеренно скрывали». Шрёдер клеймил германских политиков еврейского происхождения, таких как Валь­тер Ратенау и Рудольф Гильфердинг, за то, что они якобы помогали восточ­ноевропейским евреям, а не русским немцам. Он даже выдвинул смелый те­зис: «...русский народ и немцев в России систематически уничтожают при помощи западной демократии!»[95]

Рассказ Шрёдера делает очевидным тот факт, что в большевизме немцев пугало не столько даже то, что они знали о «реалиях» жизни в Советском Союзе[96]. Скорее, их страх перед большевизмом был связан с мифом об ударе в спину, обвинявшим евреев и революционеров в предательстве интересов нации, которое и привело к поражению в Первой мировой войне. Согласно этой воображаемой конструкции, русские немцы тоже «получили удар в спи­ну», разделив общую судьбу всех немцев. Так нацистская пропаганда стала представлять русских немцев жертвами ужасов большевизма и расового вы­рождения. Нацисты изображали коллективизацию как окончание изоляции русских немцев от других жителей России путем насильственного смешения их с другими «расами», включая евреев. Таким образом, нацисты видели в большевизме угрозу расовому единообразию и самому существованию не­мецкого Volk.

Не все немцы разделяли в 1934 году шрёдеровскую концепцию всемир­ного еврейского заговора, тем не менее публичное обсуждение проблемы рус­ских немцев усвоило некоторые из ее предпосылок. Рассказы немецких бе­женцев из Поволжья (например, мемуары Анны Янеке «Судьба поволжских немцев») строились по похожей схеме: здоровая жизнь общин поволжских немцев, война и революция как травматический разрыв, описание эмиграции в Германию[97]. Йозеф Понтен (1883—1940), плодовитый автор десяти романов и более двадцати новелл, чьи ранние вещи заслужили одобрение самого То­маса Манна[98], выбрал историю поволжских немцев предметом своего много­томного романа-эпопеи о судьбе немецкого народа. «Народ в пути. Роман немецкого смятения» («Volk auf dem Wege. Roman der deutschen Unruhe»), изначально задуманный как трилогия, но позднее разросшийся до шести то­мов, получил восторженные отзывы в прессе и продолжал перепечатываться с выдержками и сокращениями для популярных и фронтовых изданий на протяжении всего нацистского правления[99]. Предисловие к сокращенному изданию, опубликованному в 1939 году, описывает серию романов Понтена как современный «народный эпос», подобный «Илиаде» Гомера или «Песне о Нибелунгах». И этот эпос показывает, как русские немцы разделяют «об­щую расовую судьбу» всех немцев[100].

Популярный антибольшевистский роман Эдвина Эриха Двингера «И Бог молчит... Обращение и призыв» («Und Gott Schweigt... Bericht und Aufruf») также использовал в качестве ключевых событий в жизни протагониста голод и судьбу русских немцев. Молодой наивный немец, во время Первой мировой оказавшийся в России в плену, подпадает, в силу своего идеализма, под обая­ние большевистских идей переустройства мира на справедливых началах. Роман показывает, как вера героя в коммунизм разбивается после встречи с реалиями жизни в ходе его путешествия по Советскому Союзу. Обращению главного героя к нацизму способствует учитель — этнический немец. От него юный герой узнает, что на самом деле советская политика индустриализации и коллективизации «превратила весь народ в армию рабов» и «принесла смерть миллионам». Оказывается, убивали не «буржуев-эксплуататоров», а «маленьких людей ремесленного труда, прежде всего — немцев, прежде все­го — братьев!» Главный герой решает, что он должен рассказать правду, чтобы «спасти сознание Европы», которая, похоже, не обращает внимания на эти страдания. Постепенно молодой немец убеждается в том, что только германское «тотальное государство» способно противостоять разрушитель­ным силам большевизма и продолжить «великую миссию цивилизованного западного человека — дать отпор смертельному яду Востока». Утвердившись в своей вере в нацизм, герой возвращается в Германию, причем требует, чтобы пограничники арестовали его — ведь он был коммунистом[101].

Другие художественные произведения изображали опасность расового вырождения этнических немцев в Советском Союзе. Герман Пферцген опуб­ликовал вымышленное описание путешествия немца из Рейха к поволжским немцам. Во время деревенского схода герой впечатлен гендерной иерархией: женщины молча ждут, пока говорят мужчины. Но эту благостную картину немецкого порядка, патриархальности и счастья нарушают чужеродные эле­менты: советское правительство поселило в деревне шестерых «отученных кочевать» татар, явно отличающихся своим «азиатским» видом. Пферцген подчеркивает кочевой характер татар и отсутствие у них корней тем, что на вопрос героя, откуда они, татары не могут дать определенный ответ. Он спра­шивает поволжских немцев, общаются ли они с татарами, на что те отвечают категорическим «нет»; однако на «опасность» расового смешения указывает пренебрежительное упоминание, что в других деревнях взаимоотношений между немцами и ненемцами больше. Таким образом, большевизм здесь по­казан систематически подрывающим расовые связи, поддерживающие по­волжских немцев именно как «немцев». Подобные представления были рас­пространены и в нацистской прессе, и в академических трудах о России[102].

Хотя из этих повествований явствует, что язык нацизма проник во все слои немецкого общества и сформировал точку зрения на русских немцев, подоб­ные идеологические настроения часто сосуществовали с другим видением ре­альности. Показательна в этом отношении лекция о положении немецких ко­лонистов в Советском Союзе, прочитанная в 1936 году Отто Аухагеном. Как упоминалось выше, Аухаген сыграл ключевую роль в публичном освещении страданий русских немцев во время коллективизации; кроме того, он был од­ним из первых западных обозревателей, написавших о массовом голоде[103]. Большая часть лекции строилась на типичных образах русских немцев из ре­пертуара консервативного дискурса веймарского периода. Русско-немецких колонистов Аухаген считал стоящими выше русских крестьян в культурном и экономическом отношении. Их «до мозга костей немецкая» позиция, бла­гочестие и высокий уровень рождаемости привели к преуспеванию и расши­рению общины этнических немцев. Несмотря на жестокое обращение с ними во время войны и революции, Аухаген по-прежнему считал русских немцев способными на высокую производительность и сопротивление большевикам в годы НЭПа. И только начало коллективизации в рамках первого пятилет­него плана радикально изменило ситуацию — русские немцы «перестали быть хозяевами своей судьбы». Коллективизация покончила с частной собствен­ностью крестьян на землю, тем самым разрушив «связь между человеком и почвой». В дополнение Аухаген упоминал о большевистской политике при­нуждения женщин к вступлению в трудовую армию как способствующей раз­ложению семьи — фундамента культуры поволжских немцев. Для Аухагена все эти политические меры приближали осуществление «конечной цели» коммунистов — «распад семьи и превращение народа в отдельных индиви­дуумов, полностью интегрированных в государственный механизм»[104].

Но главную критику политики большевиков несла в себе нацистская идиома «расовое вырождение». Аухаген считал немцев в России более, чем другие группы в советском обществе, способными противостоять больше­визму, однако отмечал, что коллективизация уменьшила их сопротивление, потому что в деревнях разрешили работать людям с ненемецким происхож­дением, включая евреев: «.с коллективизацией все больше функционеров приезжали [в деревню] извне <...> и это, вдобавок к ослаблению чувства еди­нения внутри общины, угрожало немецкой деревне расовым разложением». Аухаген, ссылавшийся на Гитлера, тем не менее еще мог заявлять, что наи­более важным элементом, сплачивающим немецкую диаспору, является ре­лигия. Но этот взгляд вполне уживался с нацистским упором на расу и био­логические характеристики, причем последние начинали играть все большую роль. Аухаген закончил свою лекцию на обнадеживающей ноте, отметив, что молодежь поволжских немцев может оказаться устойчивой к большевист­ским идеям: «…снова и снова кровь немецких крестьян будет бороться про­тив чуждого духа»[105].

Подобные чувства отражали просачивание нацистского мировоззрения в сознание немцев и формировали их взгляд на окружающий мир. Посте­пенно сталинский Советский Союз все больше и больше воспринимался сквозь призму расовой терминологии, в которой большевизм представал па­разитом, уничтожающим отдельные расы[106]. В 1936 году Гитлер и нацистская партия начали готовиться к предстоящей великой расплате с «еврейским большевизмом» — апокалиптической битве, завершение которой они видели либо как победу Германии, либо как гибель немецкой расы. На ежегодном партийном съезде в Нюрнберге Гитлер объявил четырехлетний план, поста­вивший Германию на путь перевооружения и задуманный как ответ сталин­ской пятилетке и советскому участию в испанской Гражданской войне. Речи на съезде изображали СССР как место наихудшего варварства по отношению к народам Советского Союза, включая русских немцев, оставленных страдать от еврейского заговора[107].

Эта биологизация дискурса о русских немцах недвусмысленно проявля­лась в ультраправых и нацистских публикациях. Одна статья приветствовала достижения русских немцев и оплакивала их разорение при большевиках. Но русские немцы, «самое младше дитя великой немецкой материнской расы»», были еще и самыми сильными. Автор анализировал демографию рус­ских немцев, утверждая, что во всем мире их 2 128 500 человек, причем по­ловина живет в Советском Союзе, где «на русской земле, посреди невырази­мых жертв и мучений, они ожидают дня избавления», пока остальные ради сохранения своей немецкости продолжают борьбу с «враждебностью ино­странных государств». Русских немцев восхваляли за их расовые качества: «.необыкновенную биологическую силу, огромные колонизаторские и эко­номические способности, а также упорство, с которым они повсюду в мире держались за свою немецкость»[108]. Таким образом, русских немцев продол­жали рассматривать как здоровый пример существования немецкой нации за рубежом; они боролись против внешних врагов и демонстрировали немцам в Рейхе, что нация обладает достаточной силой для выживания в будущем. Нацисты вовсю будут эксплуатировать эти представления в приближаю­щейся войне.

ВОЙНА, ИМПЕРИЯ И «ОСВОБОЖДЕНИЕ» РУССКИХ НЕМЦЕВ

Публичная кампания в защиту немецких общин в Восточной Европе была не столько попыткой отвлечь внимание от других политических проблем, сколько частью реализации германоцентричных представлений о мире, все более и более укоренявшихся в нацистский период[109]. Набор образов, ассо­циировавшихся с русскими и другими зарубежными общинами этнических немцев, сыграл важную роль в одобрении немецким обществом нацистско­го империализма в Восточной Европе. Так, немецкое вторжение в Польшу в 1939 году сопровождалось мощной кампанией в прессе, сосредоточившейся на условиях жизни этнических немцев в Польше и их «освобождении» гер­манской армией. Хотя этнические немцы в Польше действительно подверга­лись дискриминации и испытывали экономические трудности в межвоенный период (но правда также и то, что многие из них активно участвовали в ир­редентистских движениях и симпатизировали нацистам)[110], нацистская про­паганда использовала их трудное положение и преувеличивала жестокость поляков, направленную якобы против всего немецкого народа. Этнические немцы провозглашались мучениками, жертвами ужасного угнетения, спро­воцированного всего лишь тем, что они немцы. Такие образы сложились за десятилетия общественного обсуждения положения немцев за рубежом. Они полностью переворачивали жестокую реальность политики, которую вторг­шаяся немецкая армия проводила в оккупированной Польше. Поляки, ком­мунисты и евреи описывались в прессе как зачинщики убийств и гнусных преступлений против немцев в то самое время, когда нацисты сгоняли в гетто евреев, использовали на принудительных работах поляков и других славян и казнили польских интеллектуальных, религиозных и политических лиде­ров[111]. Нацистская пропаганда лишала врага человеческих черт, изображая невинных немцев жертвами «польского террора», «жестокости» и «мании убийства»[112]. Эти образы были не просто побочным эффектом военных устремлений Германии, они играли основополагающую роль в мобилизации немецких солдат и гражданских лиц для геноцида в Восточной Европе, целью которого было заселение территории убитых жертв этническими немцами[113].

С началом войны произошел большой сдвиг и в политике по отношению к этническим немецким общинам: от поддержки их как форпостов немецкости за рубежом нацисты перешли к активному поиску диаспор и переселению их в Германию и на расширявшиеся оккупированные территории, что было частью большого проекта по строительству нацистской империи. Обмен на­селением в рамках пакта Молотова—Риббентропа способствовал расшире­нию власти и влияния СС на оккупированных Германией территориях Вос­точной Европы[114]. 6 октября 1939 года, почти месяц спустя после вторжения в Польшу, Гитлер выступил перед рейхстагом с речью, широко освещавшейся в прессе. Гитлер подчеркнул, что план по переселению этнических немцев не только распространится на бывшие польские территории, но включит всех проживающих в Европе немцев в большой утопический проект реорганиза­ции «всего жизненного пространства» по национальному принципу. Гитлер объявил, что он решит проблемы меньшинств путем переселения небольших сообществ этнических немцев, которые сами по себе не в состоянии вести межнациональную борьбу. Таким образом, в других государствах просто-на­просто больше не останется немецких диаспор[115].

Нацистская пропаганда шумно приветствовала прибытие русских немцев на территории, оккупированные Германией. Она эксплуатировала образ гор­дого и преданного этнического немца, который страдал под чужой «еврей­ской» властью и боролся с ней, но благодаря своей вере в фюрера возвратился наконец в Германию[116]. С вторжением в Советский Союз в июне 1941 года передышка в антибольшевистской пропаганде закончилась. Статьи в газетах обвиняли советскую тайную полицию (ГПУ) в том, что та стремилась поме­шать переселению этнических немцев по пакту Молотова—Риббентропа. Та­кое вмешательство в германские дела расценивалось нацистской пропаган­дой как доказательство того, что Сталин никогда не думал всерьез выполнять договор по обмену населением и что он просто использовал «мирную» поли­тику Гитлера в собственных целях, главным образом — для того, чтобы во­ткнуть нож в спину немцам[117].

С началом операции «Барбаросса» немецкие солдаты вступили на тер­риторию СССР в роли «мстителей» за преступления «еврейского больше­визма». Основа для такого восприятия была заложена уже вторжением в Польшу. Однако если в случае Польши нарратив о немцах как жертвах использовался для того, чтобы представить немецкой общественности цели войны в благородном свете (возвращение «исторически» немецких земель и освобождение этнических немцев от произвола власти иностранцев и евреев), то война с Советским Союзом была принципиально иным конфликтом. Она задумывалась, планировалась и велась как война на уничтожение. В своих истоках это был не просто антибольшевистский крестовый поход, а расовая война, которая должна была очистить Европу и весь мир от гнусного влияния евреев. Гражданские и военные чиновники, равно как и пропаганда военного времени, обвиняли евреев в том, что именно они развязали войну. Речи Гит­лера и предназначенная для солдат пропаганда в армии подчеркивали «пре­вентивный» характер войны, изображали битву с «еврейским большевиз­мом» как расовую войну, от которой зависит само выживание немецкой и европейской цивилизации[118].

Война против Советского Союза вернула в прессу описания страданий эт­нических немцев в России, особенно это касалось поволжских немцев. 28 ав­густа 1941 года, когда немецкая армия быстро продвигалась в глубь советской территории, правительство СССР объявило о плане депортации поволжских немцев в Сибирь. В ужасных условиях 400 000 немцев выслали во внутрен­ние регионы России из опасений, что они могут саботировать военные уси­лия или каким-либо другим образом помочь врагу[119]. Германская пресса, освещая судьбу поволжских немцев, вписала это событие в контекст много­летней «германофобии» в Советском Союзе. Поволжские немцы под властью Советов изображались неоднократными «жертвами самых ужасных ката­строф». Исчезновение Республики Немцев Поволжья стало символом того, что ожидает и другие национальности под властью большевиков, за кото­рыми скрывалась фигура губящего расу еврея: «Наиболее способная и дея­тельная часть поселений на Волге превращена в серую несчастную массу и отправлена на верную смерть». Евреев-большевиков обвиняли в организации «немецких погромов», вытеснении немцев с их земли и передаче результатов труда многих поколений в руки «чужаков»[120]. Министерство оккупирован­ных восточных территорий Альфреда Розенберга составило проект «руко­водства для радиопропаганды по вопросу изгнания поволжских немцев в Си­бирь». Называя акции большевиков «еврейскими происками», министерство заявляло, что немцы ответят коллективным возмездием в захваченной ими Европе: «Если преступления против поволжских немцев продолжатся, еврей­ство сторицей заплатит за эти преступления»[121].

Эти слова писались в тот момент, когда немецкая армия и оперативные группы (Einsatzgruppen) по мере продвижения в глубь России уже присту­пили к систематическому истреблению евреев и когда готовились планы по конференции в Ваннзее, которая обречет на геноцид всех евреев Европы. По­добный дискурс с его чудовищным переворачиванием реальности говорит о тех способах, которыми нацисты поставили транснациональные связи с рус­скими немцами на службу расовому империализму. Целью этой политики было обеспечить «жизненным пространством» всех немцев Восточной Ев­ропы, что означало убийство либо насильственное перемещение коренных жителей этих территорий[122]. Это никоим образом не было неизбежным ре­зультатом повышенного внимания к русским немцам в Германии межвоен­ной эпохи; однако статус русского немца как «жертвы» в национальном во­ображении этого периода был тесно связан с антисемитским дискурсом, в ко­тором еврей представал «мучителем», угрожающим самой сути немецкости. Резонанс, вызванный трудным положением русских немцев, был раздут, по­тому что отвечал распространенным тревогам о будущем нации после тоталь­ной войны.

Перевод с англ. А. Голубковой под ред. А. Скидана

[1] @ Central European History. 2007. Vol. 40. P. 429—466. Выражаю благодарность Омеру Бартову, Белинде Дэвис, Петеру Холквисту, Бонни Смит и двум анонимным чита­телям журнала «Central European History» за их проница­тельные комментарии к более ранней версии этой статьи. Исследование проведено по гранту Германской службы академических обменов (DAAD).

[2] Oltmer J. Migration und Politik in der Weimarer Republik. Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2005. S. 199—200. Олтмер предлагает наиболее исчерпывающее исследова­ние официального немецкого отклика на это событие.

[3] См.: Mick Ch. Sowjetische Propaganda, Funfjahrplan und deutsche Russlandpolitik 1928—1932. Stuttgart: Franz Stei- ner, 1995. S. 350—379; Dyck H.L. Weimar Germany and So­viet Russia, 1926—1933: A Study in Diplomatic Instability. London: Chatto & Windus, 1966. P. 174—180.

[4] О кризисе легитимности см.: Peukert DetlevJ.K. Die Weima­rer Republik. Krisenjahre der Klassischen Moderne. Frank­furt am Main: Suhrkamp, 1987.

[5] О статусе нации как «воображаемого сообщества» см.: An­derson B. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism (rev. ed.). London: Verso, 1991; рус. перевод: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково поле, 2001.

[6] Gosewinkel D. Einburgern und AussschlieBen. Nationalisie- rung der Staatsangehoringkeit vom Deutschen Bund bis zur Bundesrepublik Deutschland. Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2001. S. 178—180.

[7] См.: Brubaker R. Nationalism Reframed: Nationhood and the National Question in the New Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 1996. P. 114—117; Neutatz D. Die Wolgadeutschen in der Reichsdeutschen Publizistik und Politik bis zum Ende des ersten Weltkrieges // Zwischen Reform und Revo­lution. Die Deutschen an der Wolga 1860—1917 / D. Dahl- mann, R. Tuchtenhagen (Hgs.). Essen: Klartext, 1994. S. 115— 133; Grundmann K.-H. Deutschtumspolitik zur Zeit der Wei- marer Republik. Eine Studie am Beispiel der deutsch-baltischen Miderheit in Estland und Lettland. Hannover-Dohren: Harro v. Hirschheydt, 1977. S. 48—50. Касательно Пангерманского союза см.: Chickering R. We Man Who Feel Most German: A Cultural Study of the Pan-German League 1886—1914. Bos­ton: George Allen & Unwin, 1984. P. 74—86. Прусское госу­дарство основало Фонд поддержки немецких репатриан­тов, который сагитировал более 26 000 русско-немецких крестьян, преимущественно из Волыни, переселиться в вос- точнопрусские провинции. Эта организация продолжала работу по переселению 60 000 русских немцев во время войны. См.: OltmerJ. Mirgation und Politik. S. 140—154.

[8] См.: Gosewinkel D. Einburgern und AusschlieBen. S. 278—327; Bade K.J. Immigration, Naturalization, and Ethno-National Traditions in Germany: From the Citizenship Law of 1913 to the Law of 1999 // Crossing Boundaries: The Exclusion and Inclusion of Minorities in Germany and the United States / L.E. Jones (Ed.). New York: Berghahn, 2001. P. 31—38; Bru­baker R. Citizenship and Nationhood in France and Germany. Cambridge: Harvard University Press, 1992. P. 114—137; Jarausch K.H., Geyer M. Shattered Past: Reconstructing Ger­man Histories. Princeton: Princeton University Press, 2003. P. 200—203. Немецкие земли сохраняли контроль над гражданством и натурализацией, пока нацисты не центра­лизовали эту политику в 1934 году. Закон о подданстве го­сударства и Рейха от 1913 года ввел категорию националь­ного гражданства, которая использовалась для того, чтобы предотвратить потерю гражданства немецкими эмигран­тами и немцами в колониях (раньше они лишались его после десяти лет, проведенных за границей). Немцы, жи­вущие за границей, могли пройти процесс натурализации и получить немецкое гражданство.

[9] Domansky Е. The Transformation of the State and Society in World War I Germany // Landscaping the Human Garden: Twentieth-Century Population Management in a Compara­tive Framework / A. Weiner (Ed.). Stanford: Stanford Uni­versity Press, 2003. Р. 46—66.

[10] Diner D. Das Jahrhundert verstehen. Eine universalhisto- rische Deutung. Frankfurt am Mine: Fischer, 2000. S. 201.

[11] Oltmer J. Migration und Politik. S. 151 — 182; Brandes D. Von den Verfolgungen im Ersten Weltkrieg bis zur Deportation // Deutsche Geschichte im Osten Europas. Russland / G. Stric- ker (Hg.). Berlin: Siedler Verlag, 1997. S. 131—137; Gosewin- kel D. Einburgern und AusschlieBen. S. 330—337. О планах переселений см. также: Liulevicius V.-G. War Lands on the Eastern Front: Culture, National Identity, and German Occu­pation in World War I. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. Р. 89—108; Geiss I. Der polnische Grenzstreifen 1914—1918. Ein Beitrag zur deutschen Kriegszielpolitik im Ersten Weltkrieg. Lubeck: Matthiesen, 1960.

[12] Jarausch K.H., Geyer M. Shattered Past. Р. 204—208; Bar- key K, Hagen M. von. After Empire: Multiethnic Societies and Nation-Building: The Soviet Union and the Russian, Otto­man, and Habsburg Empires. Boulder: Westview, 1997.

[13] См.: Hagen W.W. Murder in the East: German-Jewish Liberal Reactions to Anti-Jewish Violence in Poland and other East European Lands 1918—1920 // Central European History 2001. Vol. 34. № 1. Р. 1—30; Christoph M. Ethnische Gewalt und Pogrome in Lemberg 1914 und 1941 // Osteuropa. 2003. № 12. S. 1810—1827; SacharH.M. Dreamland: Europeans and Jews in the Aftermath of the Great War. New York: Vintage, 2003.

[14] Среди многочисленных примеров см.: In der deutschen Wolgarepublik // Hamburger Correspondent. 1926. Jan. 17; копия в: PA-AA, R 83864. По вопросу веймарского коло­ниального движения см.: Wildenthal L. German Women for Empire, 1884—1945. Durham: Duke University Press, 2001. Р. 172—200. Русские немцы сходным образом описыва­лись в литературе для немецких солдат во время Первой мировой войны как «пионеры культуры» на «отсталом» Востоке (Liulevicius V.-G. War Lands. Р. 160—163).

[15] См., к примеру: Heinrich C. Auslandsdeutschtum und deuts­che Zukunft // Der Auslanddeutsche 1 (приложение к «Der Deutsche»). 1921. April 2; копия в: BArch Berlin R 8034 II/8404, Bl. 3.

[16] Sauermann F. Friede, Freiheit und Recht. Ein Wort fur die Wolgadeutschen // Der Auslanddeutsche. 1919. № 4. April. S. 69.

[17] См. серию памфлетов, опубликованных Ассоциацией нем­цев за границей: Schriften zum Selbstbestimmungsrecht der Deutschen auBerhalb des Reichs. MeiBen: Bruno Thieme, 1919.

[18] Brubaker R. Nationalism Reframed. Р. 107—147.

[19] Это различие между немцами, живущими за границей, и приграничными немцами часто размывалось, особенно в среде правых, где до того, как нацисты пришли к власти, использовались термины Volksdeutsche или Volksgenossen.

[20] Grundmann K.-H. Deutschtumspolitik. S. 123—130; Oberkro- me W. Volksgeschichte. Methodische Innvovation und volkische Ideologisierung in der deutschen Geschichtswissenschaft 1918—1945. Gottingen: Vandenhoeck und Ruprecht, 1993.

[21] Ritter E. Das Deutsche Ausland-Institut in Stuttgart 1917— 1945. Ein Beispiel deutscher Volkstumsarbeit zwischen den Kriegen. Wiesbaden: Franz Steiner, 1976. S. 18—30.

[22] См. обсуждение «пан»-движений у Ханны Арендт: Arendt H. The Origins of Totalitarianism (new ed.). San Diego: Harvest, 1975. Р. 226—227.

[23] Geyer M. Insurrectionary Warfare: The German Debate about a Levee en Masse in October 1918 // The Journal of Modern History. 2001. № 75. Р. 514.

[24] Sauermann F. Friede, Freiheit und Recht. S. 69.

[25] Балтийские немцы были по большей части аристократа­ми-землевладельцами и начали эмигрировать на запад пе­ред Первой мировой войной. Оставшиеся оказались в но­вых независимых балтийских государствах. Там имелось и городское немецкое население, состоявшее из квалифи­цированных рабочих и государственных служащих, кото­рые тоже эмигрировали во время войны и революции. Оставшиеся после революции немецкие общины в России были крестьянскими. Краткий обзор см.: Brandes D. Die Deutschen in RuBland und die Sowjetunion // Deutsche im Ausland—Fremde in Deutschland. Migration in Geschichte und Gegenwart / Klaus J. Bade (Hg.). Munich: C. H. Beck, 1992. S. 85—134.

[26] Kappeler A. RuBland als Vielvolkerreich. Entstehung, Ge- schichte, Zerfall. Munich: Beck, 2001. S. 330.

[27] См.: Brandes D. Die Deutschen in Russland // The Soviet Germans Past and Present. London: C. Hurst, 1986. Р. 13— 30. По вопросу гетерогенности русско-немецких общин и их растущего взаимодействия с расширяющейся Россий­ской империей см.: LongJ.W. From Privileged to Disposses­sed: The Volga Germans, 1860—1917. Lincoln: University of Nebraska Press, 1988. Более широкий контекст националь­ной политики Российской империи см. в: Kappeler A. Russ- land als Vielvolkerreich.

[28] Long J.W. From Privileged to Dispossessed. Р. 16—40, 215— 254; Kappeler A. Russland als Vielvolkerreich. S. 203—266.

[29] Олтмер оценивает количество русско-немецких иммиг­рантов в десятки тысяч: Oltmer J. Migration und Politik. S. 184—185.

[30] Биографию Шлейнинга см.: SchleuningJ. Mein Leben hat ein Ziel. Lebenserinnerungen eines russlanddeutschen Pfarrers. Witten: Luther Verlag, 1964; BridenthalR. Germans from Rus­sia: The Political Network of a Double Diaspora // The Heimat Abroad: The Boundaries of Germanness / K. O'Donnell, R. Bridenthal, N. Reagin (Eds.). Ann Arbor: University of Mic­higan Press, 2005. Р. 190—196. Хотя Шлейнинг претендовал на выражение мнения всех поволжских немцев, он сгладил в своих мемуарах тот факт, что эсеры и меньшевики были тоже популярны среди немецких крестьян Поволжья. Ср.: LongJ.W. From Privileged to Possessed. Р. 238—240; Schleu­ningJ. Mein Leben. S. 580—582. Шлейнинг наладил кон­такты с балтийскими немцами и немецкими национали­стами в период своей учебы в Германии после русской революции 1905 года. Он вел переговоры с балтийскими немцами в Эстонии по поводу переселения немцев из российской глубинки в Прибалтику, а в 1918 году лобби­ровал право на возвращение русских немцев по Брест- Литовскому договору среди немецких чиновников. См.: Schleuning J. Mein Leben. S. 127—145, 152—163, 416—438. О его связях с Ассоциацией немцев за границей (VDA) см.: SchleuningJ. Mein Leben. S. 452—453, 468—473, 593— 594. В межвоенный период Шлейнинг также налаживал связи русско-немецких общин с Северной Америкой, см.: Bridenthal R. Germans from Russia. Р. 194.

[31] Шлейнинг с неудовольствием отмечает, что немецкие им­миграционные чиновники не рассматривали его как граж­данина Германии, а ставили на одну доску с «русскими евре­ями и поляками», см.: SchleuningJ. Mein Leben. S. 420—421.

[32] Schleuning J. Die Wolgadeutschen. Ihr Werden und ihr To- desweg. Berlin: Kranzverlag, n.d [1932]). S. 1, 5, 10, 17.

[33] Ibid. S. 20—21, 22.

[34] Около 10% поволжских немцев умерло от голода. См.: Long J.W. The Volga Germans and the Famine of 1921 // Russian Review. 1992. № 51. Р. 510—525; Brandes D. Von den Verfolgungen. S. 137—145. Лонг утверждает, что «не­вежество и недостаток информации» о ситуации на ме­стах, равно как и предубеждение против поволжских нем­цев, обусловили неспособность большевиков действовать быстрее (LongJ.W. The Volga Germans. Р. 515—516). В то время как антигерманские настроения действительно сыг­рали здесь свою роль, предубеждение распространялось не только на русских немцев, но и на другие меньшинства в западных приграничных областях — на поляков, болгар и греков, лучшее экономическое положение и религиоз­ность которых угрожали советской власти. См.: Martin T. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923—1939. Ithaca: Cornell University Press, 2001. Р. 35—36. Современные исследователи пола­гают, что большевикам не были настолько неизвестны по­следствия их политики. Так, Ленин издал приказ увели­чить продовольственные реквизиции у крестьян 30 июля 1921 года, уже после начала кампания помощи голодаю­щим. А как только из-за границы начали поступать про­дукты и медикаменты, он провел чистку Всероссийско­го комитета помощи голодающим. См.: Werth N. A State Against Its People: Violence, Repression, and Terror in the Soviet Union // The Black Book of Communism: Crimes, Terror, Repression / St. Courtois et al. (Ed.). Cambridge: Harvard University Press, 1999. Р. 119—124.

[35] Список лиц и учреждений, поддержавших голодающих, см.: Protokoll der Sitzung uber die Hilfsaktion fur RuBland am Mittwoch den 3. August 1921 // German Red Cross to Foreign Office. 1921. August 11. PA-AA R 60203; публичные заявления таких фигур, как Макс Бартель, Георг Гросс, Артур Холичер, Маргарета Хуч, Кете Кольвиц, Фритьоф Нансен, Эрвин Пискатор и Хелен Стокер, вошли в бро­шюры и листовки (BArch Koblenz, R 57 neu 1045, Nr. 10, «Nansenhilfe, Berlin», а также: Aufruf des Komittees Kunst- lerhilfe «An alle Kunstler und Intellektuellen» (1921) // Quellen zu den deutsch-sowjetischen Beziehungen, 1917— 1945 / H.-G. Linke (Hg.). Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1998. S. 101 — 102. Также см.: Lersch E. Hungerhilfe und Osteuropakunde // Deutschland und die russische Revolution, 1917—1924 / G. Koenen (Hg.). Mu­nich: Fink, 1998. S. 617—645).

[36] Maxim Gorki fur das hungernde RuBland. Ein Notruf an Ger- hart Hauptman // Vossische Zeitung. 1921. July 18; Grigorj- anz A. Die russische Hungersnot // Vorwarts. 1921. August 5.

[37] RuBlands Hungerkatastrophe // Vorwarts. 1921. July 20. Ав­тор статьи уверял, что подобные эксперименты невоз­можны над немцами, так как они не настолько раболепны и пассивны, как русские.

[38] Среди многочисленных примеров см.: Aufruf zu einer Hilfsaktion fur SowjetruBland // Rote Fahne. 1921. July 24 (ут­ренний вып.); Die Hungersnot im Wolgagebiet und die Mittel zu deren Bekampfung // Rote Fahne. 1921. July 12; RadekK. Der Hunger in RuBland und die kapitalistische Welt // Rote Fahne. 1921. September 13, 14 (вечерние вып.); Idem. Wir, den Hunger, und die Anderen // Rote Fahne. 1921. August 8 (утренний вып.). См. также: Holitscher A. Stromab die Hun- gerwolga. Berlin: Vereinigung internationaler Verlaganstalten, 1922.

[39] Popoff G. Die Tragodie der Wolgadeutschen // Frankfurter Zeitung. 1921. Dec. 25 (копия: BArch Berlin R 8034 II/2077, Bl. 176—177). Следует отметить, что в своих мемуарах По­пов едва упоминает поволжских немцев в описании своего путешествия по районам, затронутым голодом. Popoff G. Ich sah die Revolutionare. Moskauer Erinnerungen und Bege- gungen wahrend der Revolutionsjahre. Bern: Verlag Schweize- risches Ost-Institut, 1967. S. 49—58. В качестве примера статьи, посвященной главным образом страданиям русских немцев, см.: Die Hungerkatastrophe in RuBland // Vossische Zeitung. 1921. August 1.

[40] См., например: Russische Hungersnot und Hilfsaktion // Vor- warts. 1921. August 19.

[41] Helft SowjetruBland // Rote Fahne. 1921. July 23 (утренний вып.).

[42] Gorki fur die Wolgadeutschen // Rote Fahne. 1922. Feb. 1 (утренний вып.).

[43] Rosenberg A. Pest im RuBland! Der Bolschewismus, seine Haupter, Handlungen und Opfer. Munich: Deutsche Volks- verlag, 1922. S. 52, 69. О корнях идеологии Розенберга см.: Kellogg M. The Russian Roots of Nazism: White emigres and the Making of National Socialism, 1917—1945. Cambridge: Cambridge University Press, 2005.

[44] Volkov Sh. Antisemitismus als kultureller Code: Zehn Essays. Munich: Beck, 2000. S. 36.

[45] Bartov O. Defining Enemies, Making Victims: Germans, Jews, and the Holocaust // The American Historical Review. 1998. Vol. 103. № 3. P. 771—816.

[46] Vom Deutschtum in aller Welt. Das bedrohte Deutschtum in Sowjetrussland // Deutsche Zeitung. 1921. Feb. 25 (копия: BArch Berlin, R 8034 II/8403, Bl. 185). Об изображении России в правой прессе см.: Doser U. Das Bolschewistische Russland in der deutschen Rechtspresse 1918—1925. Ph.D. diss., Freie Universitat Berlin, 1961. Дозер не рассматривает русских немцев.

[47] Verratenes Deutschtum! // Deutscher Tagesblatt. 1921. Dec. 28 (копия: BArch Berlin R 8034 II/ 8404, Bl. 88—89). Немец­кая иммиграционная служба была осведомлена о непри­язни к восточноевропейским евреям-эмигрантам и о том, какие ограничения это накладывало на эмиграцию рус­ских немцев (OltmerJ. Migration und Politik. S. 188—193).

[48] См.: Weindling P. Epidemics and Genocide in Eastern Europe, 1890—1945. New York: Oxford University Press, 2000. Р. 153—160. В основном всю продовольственную помощь для голодающих предоставил Американский комитет. См.: Patenaude Bertand M. The Big Show in Bololand: The American Relief Expedition to Soviet Russia in the Famine of 1921. Stanford: Stanford University Press, 2002. Немецкие коммунисты организовали собственную кампанию, од­нако фонды были использованы больше для пропаганды и публикаций, чем для прямой помощи голодающим. См. также: McMeekin S. The Red Millionaire: A Political Bio­graphy of Willi Munzenberg, Moscow's Secret Propaganda Tsar in the West. New Haven: Yale University Press, 2003. Р. 103—145.

[49] О научном и культурном обмене см.: NotzoldJ. Die deutsch- sowjetischen Wissenschaftsbeziehungen // Forschung im Spannungsfeld von Politik und Gesellschaft. Geschichte und Struktur der Kaiser-Wilhelm-/Max-Planck-Gesellschaft / R. Vierhaus, B. vom Brocke (Hgs.). Stuttgart: Deutsche Ver- lags-Anstalt, 1990. S. 778—800; Gross S.S. The Soviet-German Syphillis Expedition to Buriat, Mongolia, 1928: Scientific Re­search on National Minorities // Slavic Review. 1993. Vol. 52. № 2. Р. 204—232; о военном сотрудничестве см.: Ziedler M. Reichswehr und Rote Armee 1920—1933. Wege und Statio- nen einer ungewohnlichen Zusammenarbeit. Munich: Olden- bourg, 1993. Германские чиновники также надеялись, что эти отношения будут способствовать смягчению режима в России, см.: Cameron DJ. To Transform the Revolution into an Evolution: Underlying Assumptions of German Foreign Policy toward Soviet Russia, 1919—1927 // Journal of Con­temporary History. 2005. Vol. 40. № 1. Р. 7—24; Muller R.-D. Das Tor zur Weltmacht. Die Bedeutung der Sowjetunion fur die deutsche Wirtschafts- und Rustungspolitik zwischen den Weltkriegen, Wehrwissenschaftliche Forschungen 32. Boppard am Rhein: Boldt, 1984. О немецком ирредентизме см.: Grundmann K.-H. Deutschtumspolitik. S. 134—158.

[50] О германской миграционной политике и ее официальном обсуждении см.: OltmerJ. Migration und Politik. S. 219—270; Sammartino A. Suffering, Tolerance, and the Nation: Asylum and Citizenship Policy in Weimar Germany // GHI Bulletin. 2003. № 32. Р. 103—115; GosewinkelD. Einburgern und Auss- chlieBen. S. 353—368; Weindling P. Epidemics and Genocide. Р. 150—153. В качестве примера бюрократических дискус­сий по этому вопросу см.: Dr. Noebel. Aufzeichnung. 1921. Dec. 21 (PA-AA R 60204); Reichsamt fur deutsche Einwan- derung, Ruckwanderung und Auswanderung to the AA. 1921. Jan. 4 (R 83849, Bl. 50). Следует отметить, что даже такие сторонники разрешения иммиграции, как Министерство иностранных дел, предполагали, что количество русских немцев, которые могут переселиться к польской границе, будет относительно небольшим в текущих условиях Со­ветской России. См.: Dr. Noebel. Aufzeichnung. 1922. Feb­ruary 21 (PA-AA R 60206).

[51] Об опасениях германских и австрийских чиновников по по­воду зараженности идеями большевизма солдат и переме­щенных лиц см.: Moritz V. «Bazillen des Bolschewismus». Die Krise der Zentralmachte und die Heimkehrproblematik im Jahre 1918 // Gefangenschaft, Revolution, Heimkehr. Die Be- deutung der Kriegsgefangenenproblematik fur die Geschichte des Kommunismus in Mittel- und Osteuropa 1917—1920 / А. Leidinger, V. Moritz (Hgs.). Vienna: Bohlau, 2003. S. 453— 504; а также документы в: Lager, Front oder Heimat. Deutsc­he Kriegsgefangene in SowjetruBland 1917 bis 1920: 2 vols. / В. Pardon, V.V. Zhuravlev (Hgs.). Munich: K. G. Saur, 1994. Vol. 1. S. 83—86, 96—97, 155—156. См. также: RachamimovA. POWs and the Great War: Captivity on the Eastern Front. Oxford: Berg, 2002; GatrellP. Prisoners of War on the Eastern Front during World War I // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2005. Vol. 6. № 3. Р. 557—566. Моритц и Лейдингер постоянно подчеркивают большевистское вли­яние на перемещенных лиц. Их позицию подтверждают свидетельства о том, что неспособность привести войну к победоносному миру в 1918 году вызвала среди немецких военных рост недовольства военным руководством. См.: Lipp A. Friedenssehnsucht und Durchhaltebereitschaft. Wahr- nehmungen und Erfahrungen deutscher Soldaten im Ersten Weltkrieg // Archiv fur Sozialgeschichte. 1996. № 36. S. 279— 292; Ziemann B. Entauschte Erwartung und kollektive Er- schopfung. Die deutschen Soldaten an der Westfront 1918 auf dem Weg zur Revolution // Kriegsende 1918. Ereignis, Wir- kung, Nachwirkung / J. Duppler, G. P. GroB (Hgs.). Munich: Oldenbourg, 1999. S. 165—182.

[52] Об официальных дискуссиях военного времени по поводу русских немцев см.: OltmerJ. Migration und Politik. S. 165— 182; Sammartino A. Migration and Crisis in Germany, 1914— 1922. Ph.D. diss., University of Michigan, 2004. Orap. 2.

[53] Иногда представление о русских немцах как независимых мелких фермерах работало против них: чиновники опа­сались, что если разрешить им въезд в Германию, то они могут не согласиться стать сельскохозяйственными ра­бочими в больших имениях в Восточной Пруссии. См., к примеру, брошюру, направленную Рабочим объедине­нием Союза немецких колонистов Украины германскому правительству и Министерству внутренних дел в июне 1925 года (PA-AA, R 83849, Bl. 192).

[54] Fischer O. Vom Deutschtum in RuBland // Deutsche Arbeit. 1924. Bd. 2. № 6. S. 151. Фишер направлял свои отчеты об условиях жизни поволжских немцев в «Deutsche Schutz- bund» (R 8039/210) и сотрудничал с «Blatter des deutschen Roten Kreuzes» в рубрике «Hilfe fur unsere Bruder in RuB­land!» (приложение к Bd. 1, 1922). При нацистах Фишер работал в Гигиеническом институте в Вене и продолжал оценивать состояние здоровья этнических немцев, кото­рые должны были переселиться в Германию по условиям соглашения об обмене населением в рамках пакта Молотова—Риббентропа. См. его отчет об условиях жизни бес­сарабских немцев, основанный на обследовании 1939— 1940 годов (Barch Berlin R 59/325, Bl. 1—21).

[55] Fischer O. Vom Deutschtum in RuBland. S. 152; Idem. Vom Deutschtum in RuBland (Fortsetzung) // Deutsche Arbeit. 1924. Bd. 23. № 7. S. 174—175; Пауль Вейндлинг в своем обсуждении подчеркивает конкуренцию между немец­кими учеными Антанты за получение контроля над рус­скими разработками, равно как и попытки большевиков использовать помощь в собственных интересах. См.: We- indling P. Epidemics and Genocide. S. 153—171.

[56] См.: Freund G. Unholy Alliance: Russian German Relations from the Treaty of Brest-Litovsk to the Treaty of Berlin. Lon­don: Chatto & Windus, 1957. Р. 90—91; Muller R.-D. Der Tor zur Weltmacht.

[57] Fischer O. Vom Deutschtum in RuBland. S. 152.

[58] Fischer O. Vom Deutschtum in RuBland (Schluss) // Deutsche Arbeit. 1924. Bd. 23. № 9. S. 239, 242.

[59] См.: Thalheim Karl C. Das deutsche Auswanderungsproblem der Nachkriegszeit. Jena: Fischer, 1926.

[60] Corbach O. Deutschtum und Bolschewismus // Deutsche Ar­beit. 1922. Bd. 21. № 9. S. 238. Эти взгляды отразились во многих текстах. Похожие эмоции см. в: Fischer O. Vom Deutschtum in RuBland (Fortsetzung). S. 17.

[61] См.: Auslanddeutschtum und Film. Ein Beitrag zur Frage des nationalen Films in Deutschland // Der Tag. 1921. Dec. 8 (копия: BArch Berlin R 8034 II/8404, Bl. 79—80). Похо­жие взгляды см. в: Unsere Landesleute im Wolgagebiet // Deutsche Tageszeitung. 1931. Nov. 14 (копия: BArch Berlin R 8034 II/8408, Bl. 43).

[62] См.: Die Wolgadeutschen. Zehn Jahre Autonomie // Jungde- utsche. 1928. May 1 (копия: BArch Berlin R 8034 II/8405, Bl. 82). Другие комментаторы считали антибольшевизм русских немцев результатом их расового происхождения, отделявшего немцев от «кочевых» народов России. См.: Corbach O. Deutschtum und Bolschewismus. S. 240.

[63] См.: Die Wolgadeutschen — Vortrupp der Kollektivierung // Rote Fahne. 1931. June 7; Neun-Jahre Wolga-Deutsche Auto­nomie // Arbeiter Illustrierte Zeitung. 1927. Bd. 6. № 42. S. 4—5.

[64] См. «Der Weg zum Ostgeschaft» — брошюру, опублико­ванную «Studiengesellschaft fur Preisabbau», n.d. [1922] (копия: PA-AA, R 83849, Bl. 88). Эта переоценка диаспоры соотносится с идеей «национального возрождения», кото­рую Мориц Фёллмер обнаруживает в среде гражданских чиновников и промышленников, рассматривавших эконо­мическое, психическое, физическое и моральное укреп­ление народа как средство предотвращения падения Гер­мании в хаос «большевизма». См.: Follmer M. Der «kranke Volkskorper»: Industrielle, hohe Beamte und der Diskurs der nationalen Regeneration in der Weimarer Republik // Geschichte und Gesellschaft. 2001. Bd. 27. № 1. S. 41—67.

[65] См.: Heinrich C. Auslandsdeutschtum und deutsche Zukunft.

[66] См.: Fitzpatrick Sh. Stalin's Peasants: Resistance and Survival in the Russian Village After Collectivization. New York: Ox­ford University Press, 1994. Об условиях жизни меннонитов в Советском Союзе см.: Neufeldt C.P. The Fate of Mennoni- tes in Ukraine and Crimea During Soviet Collectivization and Famine (1930—1933). Ph.D. diss., University of Alberta, Ed­monton, 1998; особ. с. 27—29.

[67] Отчеты Аухагена переиздавались при нацистах. См.: Auha- gen O. Die Schicksalswende des Russlanddeutschen Bauern- tums in den Jahren 1927—1930 // Sammlung Georg Leibrandt: Quellen und Materialien zur Erforschung des Deutschtums in Osteuropa. Bd. 6. Leipzig: S. Hirzel, 1942. Аухаген писал пре­зиденту Гинденбургу по поводу расселения русских немцев на восточных границах в 1930 году: Zu IV Ru 4347. Abschrift Auhagen to Hindenburg. 1930. June 12 (PAAA R 83851). Ка­сательно Аухагена см.: Burleigh M. Germany Turns East­wards: A Study of Ostforschung in the Third Reich. New York: Cambridge University Press, 1988. Р. 34; Buchsweiler M. Volks- deutsche in der Ukraine am Vorabend und Beginn des Zweiten Weltkriegs — Ein Fall Doppelter Loyalitat? Gerlingen: Bleicher Verlag, 1984. S. 58—64.

[68] Oltmer J. Migration und Politik. S. 199—212; Mick Chr. Sowj- etische Propaganda. S. 350—379; Dyck H.L. Weimar Germany and Soviet Russia. P. 162—180; Martin T. The Origins of So­viet Ethnic Cleansing // Journal of Modern History. 1998. Vol. 70. № 4. Р. 836—837.

[69] Oltmer J. Migration und Politik. S. 207—208; Zwangsweiser Rucktransport der deutschen RuBlandbauern // Kreuzzeitung. 1929. November 20. Похожие отчеты см. в: Hilfe fur die RuB- landmuden. Beschlusse der Reichsregierung // Vossische Zei- tung. 1929. November 20. Коммунисты прозвали эту долж­ность «рейхскомиссар антисоветских подстрекателей»: Reichskommisar fur Antisowjethetze // Rote Fahne. 1929. No­vember 16.

[70] См.: Den Kulaken wird der Boden zu heiB. 10.000 deutsche Kulaken wollen auswandern — ein neues «Argument» fur An­tisowjethetze // Rote Fahne. 1929. November 9. Немецкие коммунисты рассматривали кампанию в защиту «немец­ких братьев в беде» как попытку обмануть избирателей: ан­тисоветская пропаганда использовалась для того, чтобы за­маскировать их истинные цели. См.: Die Not der Deutschen in der USSR ein entlarvter Wahlschwindel! // Rote Fahne. 1929. November 14; Millionen fur die Kulaken — Nichts fur die deutschen werktatigen Massen // Rote Fahne. 1929. De­cember 1; «Bruder im Not»? «Ja, aber bei uns im Hindenburg- Paradies» // Rote Fahne. 1929. December 7.

[71] Подобная риторика была обычной в германских официаль­ных кампаниях против позиции Лиги Наций в вопросе о не­мецких меньшинствах. См.: Fink C. Defending the Rights of Others: The Great Powers, The Jews, and International Mino­rity Protection, 1878—1938. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. Р. 295—328. Настораживает, что некоторые не­давние исследования немецких ученых правых взглядов изображают националистический активизм предшествен­ником современных выступлений в защиту прав человека и моделью Евросоюза. См., к примеру: Luther R. Blau oder Braun? Der Volksbund fur das Deutschtum im Ausland (VDA) im NS-Staat, 1933—1937. Neumunster: Wachholtz, 1999.

[72] См.: Soll der Deutschenmord in RuBland weitergehen? // Deutsche Tageszeitung. 1930. July 10 (копия: BArch Berlin, R 8034 II/2082, Bl. 35 RS).

[73] SchleuningJ. In Kampf und Todesnot. Die Tragodie des Russ- landdeutschtums. Berlin: Bernard & Graefe, [1930]. S. 211.

[74] Ibid. S. 174.

[75] Замечания Гинденбурга опубликованы в: Dyck H.L. Wei­mar Germany and Soviet Russia. Р. 171.

[76] Eghigian G. Injury, Fate, Resentment, and Sacrifice in German Political Culture, 1914—1939 // Sacrifice and National Belon­ging in Twentieth Century Germany / G. Eghigian, M.P. Berg (Eds.). College Station, TX: Texas A&M Press, 2002. Р. 108.

[77] Stein W. Bauernflucht aus RuBland. Folgen der Vernichtungs- politik // Vossische Zeitung. 1929. November 3.

[78] Die Massenauswanderung der deutschen RuBlandbauern. Ein tragisches Schicksal // Neue PreuBische Kreuz Zeitung. 1929. November 9.

[79] Im russischen Fluchtlingslager. Auf deutschem Boden // Vos- sische Zeitung. 1929. December 2.

[80] Freies Land im Osten. Fur Ansiedlung der russischen Flucht- linge // Vossische Zeitung. 1929. November 16.

[81] Die ersten RuBlandfluchtlinge in Deutschland. Der Leidens- weg der Kolonisten // Neue PreuBische Zeitung (Kreuzzei­tung). 1929. December 4.

[82] См.: Fritzsche P. Germans into Nazis. Cambridge: Harvard University Press, 1998; Domansky E. Transformation of State and Society. Р. 46—66.

[83] О подавлении коммунистов см.: Gellately R. Backing Hitler: Consent and Coercion in National Socialist Germany. New York: Oxford University Press, 2001. Р. 9—50. О гляйхшал- тунге см.: Koonz C. The Nazi Conscience. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2003. Р. 69—102; Friedlander S. Nazi Germany and the Jews. Vol. 1. The Years of Persecution. New York: HarperCollins, 1997. Р. 9—72. О прессе см.: Frei N, SchmitzJ. Journalismus im Dritten Reich. Munich: Beck, 1989. S. 35, 48—53.

[84] Koehl R.L. RKFDV: German Resettlement and Population Policy, 1939—1945. A History of the Reich Commission for the Strengthening of Germandom. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1957. Р. 34—35. Хотя нацисты и немецкие активисты за границей разделяли многие идеологические положения, нацистам в Рейхе нужно было проделать зна­чительную работу, чтобы сохранить хорошие отношения с этими группами и удержать их от действий, невыгодных внешней политике Гитлера. См.: Lumans V.O. Himmler's Auxiliaries: The Volksdeutsche Mittelstelle and the German National Minorities of Europe, 1933—1945. Chapel Hill, NC: University of North Carolina Press, 1993. Р. 73—75, 77—80.

[85] Об отличиях организационного и идеологического гляйх- шалтунга см.: Buchsweiler M. Volksdeutsche in der Ukraine. S. 71—72, 88—91. Гляйхшалтунг облегчался тем, что эти организации уже стали зависимыми от государственных фондов во время Веймарской республики. Нацисты про­должили практику финансирования только тех групп, ко­торые им симпатизировали. Buchsweiler M. Volksdeutsche in der Ukraine. Р. 40—43; Krekeler N. Revisionsanspruch und geheime Ostpolitik der Weimarer Republik. Die Subventio- nierung der deutschen Minderheit in Polen. Stuttgart: De­utsche Verlags-Anstalt, 1973; Lumans V.O. Himmler's Auxi­liaries. Р. 40—43.

[86] Bridenthal R. Germans from Russia. Р. 195—196; BuchsweilerM. Volksdeutsche in der Ukraine. S. 54—57. См. также: Willi­ams Robert C. Culture in Exile: Russian Emigres in Germany, 1881 — 1941. Ithaca: Cornell University Press, 1972. Р. 350— 363. Несмотря на то что Шлейнинг утратил позицию лиде­ра в вопросе русских немцев, он продолжал свою деятель­ность в этом направлении во время войны и в Германии, и в оккупированной Восточной Европе. Шлейнинг ездил на Украину в 1940-е годы и описывал нацизм как режим, бла­гоприятный для работы церкви даже более, чем в самой Германии. SchleuningJ. Die Stummen reden. 400 Jahre evan- gelischlutherische Kirche in Russland. Erlangen: Martin Lut­her Verlag, 1952. S. 140—143. Его деятельность во время войны не упоминается в опубликованной версии мемуаров.

[87] См.: Fitzpatrick Sh. Stalin's Peasants. Р. 19—79; Werth N. A State Against Its People. Р. 146—168.

[88] Разумеется, утверждение, что голод не был геноцидом, ни в коей мере не преуменьшает страдания его жертв и преступность советских и украинских властей, создавших условия для его возникновения. Однако только в 1935 го­ду советская национальная политика добралась до этни­ческих чисток, которые прошли в пограничных регионах против немцев, поляков и финнов, особенно из-за опа­сений советского правительства, что связи этнических диаспор с иностранными правительствами сделают их «неблагонадежными». Ср.: Conquest R. The Harvest of So­rrow: Soviet Collectivization and the Terror Famine. New York: Oxford University Press, 1986; Martin T. Affirmative Action Empire. Р. 273—308, 328—343; Idem. Origins of Soviet Ethnic Cleansing. Р. 813—861; Weitz E.D. A Century of Ge­nocide: Utopias of Race and Nation. Princeton: Princeton University Press, 2003. Р. 74—82. См. также действенную и убедительную полемику Франсин Хирш со взглядом на Советский Союз как «тюрьму народов», в управлении ко­торой национальные меньшинства активно не участво­вали: Hirsch Fr. Empire of Nations: Ethnographic Knowledge and the Making of the Soviet Union. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 2005. Р. 1 — 18.

[89] Программа по отправке посылок действовала на протяже­нии всех тридцатых годов. См.: Buchsweiler M. Volksdeutsche in der Ukraine. S. 64—71; Jacobsen H.-A. Nationalsozialistische AuBenpolitik 1933—1938. Frankfurt am Main: Alfred Metzner, 1968. S. 446—460; Ammende E. Muss Russland hungern? Menschen und Volkerschicksale in der Sowjetunion. Vienna: Wilhelm Braumuller, 1935 (их публикация осуществлялась на средства нацистских фондов). См. также: Housden M. Ambiguous Activists: Estonia's Model of Cultural Autonomy as Interpreted by Two of its Founders: Werner Hassenblatt and Ewald Ammende // Journal of Baltic History. 2004. Vol. 35. № 3. Р. 231—253; Buchsweiler M. Volksdeutsche in der Ukrai­ne. S. 64—70. Советская власть проводила политику этни­ческих чисток в пограничных регионах как прямой ответ на эти попытки помощи, подавление коммунистической партии в Германии и Германо-польский пакт о ненападе­нии. См.: Martin T. Affirmative Action Empire. Р. 328—329.

[90] См.: Ihlenfeld K. Hungerpredigt. Deutsche Notbriefe aus der Sowjetunion. Berlin: Eckart, 1933.

[91] Шрёдер был школьным учителем в Тюрингии и в свое время уже критиковал республиканскую реакцию на си­туацию с русскими немцами. Большая часть риторики из его поздних публикаций уже применялась в письмах к официальным чиновникам Веймарской республики. См., к примеру, письмо Шрёдера к советнику Брюнингу от 10 апреля 1930 года, в котором критиковался республи­канский ответ на большевистскую политику мучений и убийств немцев: «Volksgenossen im Osten» (PA-AA, R 83849). А также письмо Шрёдера к советнику Брюнингу от 1 февраля 1932 года: «Vernichtung der Russlanddeutsc- hen» (PA-AA, R 83853).

[92] Schroder H. Der systematische Vernichtung der Russland-Deutschen. Langensalza: Julius Beltz, [1934]. S. 9—13.

[93] Ibid. S. 14—20, cit. 19—20.

[94] О германских представлениях о военных жертвах см.: Mosse G.L. Fallen Soldiers: Reshaping the Memory of the World Wars. Oxford: University Press, 1990.

[95] Schroder H. Der systematische Vernichtung der Russland- Deutschen. S. 20, 23.

[96] Таковы аргументы Эрнста Нольте: Nolte E. Der europaische Burgerkrieg 1917—1945. Nationalsozialismus und Bolsche- wismus. Frankfurt am Main: Propylaen, 1987. См. также ра­боту его ученика: MerzK.-U. Das Schreckbild. Deutschland und der Bolschewismus 1917 bis 1921. Berlin: Propylaen, 1995; Striefler Ch. Kampf um die Macht. Kommunisten und Nationalsozialisten am Ende der Weimarer Republik. Berlin: Propylaen, 1993. Наиболее актуальную точку зрения см. в: BiebersteinJ.R. von. «Judischer Bolschewismus». Mythos und Realitat. Dresden: Edition Antaios, 2002. Нольте написал предисловие к этой книге.

[97] Янеке описывает судьбу своих родственников, многие из которых умерли во время Гражданской войны и коллек­тивизации, и заключает предупреждением, что больше­вики — это «нелюди», а большевизм — «чума». Ее история содержит некоторые антисемитские высказывания, на­пример, она утверждает, что все «большевистские комис­сары» были евреями: Janecke A. Wolgadeutsches Schicksal. Erlebnisse einer Auslanddeutschen, die sich aus dem Unter- gang ihrer vom Bolschewismus vernichteten Heimat retten konnte. Leipzig: Koehler & Amelang, 1937. S. 86—90, cit. 266, 268.

[98] Манн впоследствии дистанцировался от его работ. См. пре­дисловие Ханса Вислинга в: Mann T. Dichter oder Schrift- steller? Der Briefwechsel zwischen Thomas Mann und Josef Ponten 1919—1930 // Thomas Mann Studien. Bd. 8. Bern: Francke, 1988. S. 7—24.

[99] Ponten J. Volk auf dem Wege. Roman der deutschen Unruhe: 2 vols. Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1930—1931; рас­ширенное исправленное издание в 6 томах выходило в том же издателеьстве в 1933—1942 годах.

[100] Ponten J. Auf zur Wolga: Schicksale deutscher Auswanderer. Cologne: Hermann Schaffstein, [1939]. S. 4—6. См. также рецензию: Langer N. Der neue Ponten // Deutsche Arbeit. 1935. Bd. 35. № 1. S. 51—52. Романы повествуют о жизни в Поволжье немецкого колониста XVIII века, эта исто­рия перемежается рассказом об одном из его потомков, который хочет вернуться на свою немецкую родину перед Первой мировой войной. Произведения Понтена участ­вовали в посвященной «немцам в России» выставке, ор­ганизованной Государственной библиотекой в Берлине в 1933 году. В дополнение к книгам и статьям экспертов, в том числе многих активистов из эмигрантов, на ней были выставлены карты и фотографии поселений русских немцев. Выставка превозносилась как пример «историко- культурных достижений Государственной библиотеки»: Die Deutschen in RuBland // Munchener Neueste Nachrich- ten. 1933. July 19 (копия: PA-AA, R 83854).

[101] Dwinger E.E. Und Gott schweigt? Bericht und Aufruf. Jena: Eugen Diederichs, 1937. S. 104—119, 153—154, cit. 121, 141— 142, 154. Тираж романа составил как минимум 170 000 экз. Такие рассказы об обращениях были обычными в нацист­ской прессе и часто одинаковым образом использовали встречи с русскими немцами. См., например: Ich war Prolet in Sowjetru Bland. 5 Jahre StoBarbeiter — Genosse Berger sagt: Feierabend! // Der Angriff. 1937. March 13 (копия: BArch R 8034 II/2084, Bl. 157).

[102] Porzgen H. Reise zu den Wolgadeutschen // Deutsche Arbeit. 1936. Bd. 36. № 3. S. 119—120. Подобные же примеры в на­цистской прессе см.: Wolgadeutsche als neuestes Opfer der bolschewistischen «Sauberungsaktion» // Volkischer Beo- bachter. 1937. Feb. 16 (копия: BArch Berlin, R 8034 II/ 2084, Bl. 143); Leibbrandt G. Moskaus Kampf gegen die Volker der Sowjetunion // Volkischer Beobachter. 1937. Oct. 10 (копия: BArch Berlin, R 8034 II/ 2085, Bl. 74).

[103] Auhagen O. Wirtschaftslage der Sowjetunion im Sommer 1932 // Osteuropa. 1932. № 7. S. 644—655.

[104] Protokoll zum Vortrag von Herrn Professor Dr. Otto Auhagen «Die heutige Lage der deutschen Bauern in der Sowjetu- nion» [Feb. 1936] // BArch Koblenz, R 57/474/44, Nr. 1911; cit. 1, 8, 9—10. Копия также приложена к письму Аухагена к советнику Хенке от 24 февраля 1936 года (PA-AA, R 83855).

[105] Auhagen O. Die heutige Lage der deutschen Bauern. S. 11. В анализе коллективизации до 1933 года Аухаген подчер­кивал, что эта политика была направлена непосредствен­но против крестьянства, но затронула русских немцев больше, чем остальных, потому что они были более тру­долюбивыми, чем другие крестьяне. См.: Auhagen O. Die Schicksalswende.

[106] Нацистская пресса изображала советскую политику как помощь евреям за счет русских немцев. См., например: Da- vidstern und Sowjetsichel. Das Weltjudentum finanziert den deutschen Sowjetstaat Birobidschan // Volkischer Beobach- ter. 1935. Feb. 14 (копия: PA-AA, R 83854).

[107] Речи, произнесенные на съезде, содержатся в: Der Parteitag der Ehre vom 8. bis 14. September 1936. Offizieller Be- richt uber den Verlauf des Reichsparteitages mit samtlichen KongreBreden. Munich: Zentralverlag der NSDAP, Franz Eher Nachf, 1936. См. также: Kershaw I. Hitler 1936—1945: Nemesis. London: Penguin, 2000. Р. 9—23; Fleischhauer I. Das Dritte Reich und die Deutschen in der Sowjetunion. Stutt­gart: Deutscher Verlags-Anstalt, 1983. S. 53.

[108] Frasch A. Todesabschnitt volksdeutscher Front. RuBlandde- utschtum — «Das Volk auf dem Wege» // Deutsche Arbeit. 1939. Bd. 39. № 7. S. 308, 309.

[109] Я поддерживаю мысль Клаудии Коонц о том, что «этни­ческое сознание» было центральным в политической куль­туре нацистского режима. Однако, как показывает мое исследование, аспекты этого сознания выкристаллизова­лись сразу же в послевоенную эпоху и играли доминирую­щую роль уже в веймарской политической культуре. См.: Koonz C. The Nazi Conscience. P. 1—16.

[110] См.: Blanke R. Orphans of Versailles: The Germans in Wes­tern Poland 1918—1939. Lexington: University Press of Ken­tucky, 1993; ср.: Rossino A.B. Hitler Strikes Poland: Blitz­krieg, Ideology, and Atrocity. Lawrence, KS: University of Kansas Press, 2003. Р. 66 ff.

[111] См.: Madajczyk Cz. Die Okkupationspolitik Nazideutschlands in Polen, 1939—1945. Cologne: Pahl-Rugenstein, 1988. S. 3— 18; Browning Chr. R. Nazi Policy, Jewish Workers, German Killers. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. Р. 1— 5, cit. 5; Hilberg R. Die Vernichtung der europaischen Juden, durchgesehene und erweiterte Ausgabe. Frankfurt: Fischer, 1999. Vol. 1. S. 197—201; Koehl R.L. RKFDV. P. 89—100. Наиболее известным примером было «Кровавое воскре­сенье» в Бромберге (Быдогоще) (Bromberger Blutsonntag), когда тысяча вооруженных гражданских этнических нем­цев, симпатизировавших нацистам, были убиты поляками. Нацистская пропаганда называла цифру в 5 800 убитых, позднее — 58 000. Информанты из этнических немцев впоследствии помогали оперативным группам, обычной полиции и солдатам регулярной армии в массовых рас­стрелах польских ополченцев и гражданских лиц. См.: Rossino A.B. Hitler Strikes Poland. Р. 58—87.

[112] Среди многочисленных примеров см.: Erschutternde Zeug- nisse des Polenterrors vom September 1939. 5437 Volksdeutsche starben durch polnische Morderhand // Volkischer Beobachter. 1940. Jan. 3 (копия: BArch Berlin 8034 II/7535, Bl. 142); Eine furchtbare Blutschuld. Volksdeutsche Bauern unter polnischen Mordterror // Nationalsozialistische Land- post. 1940. Jan. 12 (копия: BArch Berlin 8034 II/7535, Bl. 146); Opitz H. Funf Jahre Martyrium einer deutschen Frau // Berliner Morgenpost. 1939. Sept. 16; Volksdeutscher Invalide von Polen ermordet // Berliner Morgenpost. 1939. Sept. 22; Polnische Panzerwagen fahren uber wehrlose De­utsche // Volkischer Beobachter. 1939. Sept. 21 (копия: BArch Berlin 8034 II/7535, Bl. 118—119).

[113] Россино также подчеркивает, что убийства немецкими войсками гражданских лиц польской и еврейской нацио­нальности были мотивированы сознанием того, что они пришли помочь этническим немцам (Rossino A.B. Hitler Strikes Poland. Р. 196—216).

[114] См.: Deutsches Volkstum im Osten! Zur Umsiedlung der Deutschen aus WeiBruBland und der westlichen Ukraine // Volkischer Beobachter. 1939. Nov. 7 (копия: R 8034 II/8446, Bl. 63). Советский Союз тоже проводил жестокие депорта­ции «кулаков» и других классовых врагов; однако важно подчеркнуть, как это делает Ян Гросс, что от системы, кото­рую советские оккупационные власти насаждали на захва­ченных территориях, страдали и сами же оккупанты. В этом заключалось существенное отличие от нацистской оккупа­ции (GrossJ.T. Revolution From Abroad: The Soviet Conquest of Poland's Western Ukraine and Western Belorussia. Prince­ton: Princeton University Press, 1988. Р. 17—113, 225—240).

[115] См.: Umsiedlung // Westfalische Zeitung. 1939. Oct. 10 (ко­пия: R 8034 II/8446, Bl. 48); Koehl R.L. RKFDV. Р. 34—88; Lumans V.O. Himmler's Auxiliaries. Р. 128—136. См. также: Aly G. «Final Solution»: Nazi Population Policy and the Mur­der of the European Jews / Trans. B. Cooper, A. Brown. Lon­don: Arnold, 1999.

[116] См.: Unser Vater Hitler hat gerufen — wir kommen! // Schle- sische Tageszeitung. 1940. Jan. 25; Jenseits des Pruth — Reise nach RuBland // Berliner Borsen Zeitung. 1940. Sept. 15; Neue Heimat im deutschen Osten. BDM hilft den wolhynien- und galiziendeutschen Siedlerfamilien // Deutsche Allgemeine Zei- tung. 1940. Oct. 2 (копия: R 8034 II/8446, Bl. 118, 170, 183).

[117] См.: Die Umsiedlung der Volksdeutschen. Unter der Sabo­tage der Sowjets // Frankfurter Zeitung. 1941. June 29.

[118] Forster J. Operation Barbarossa as a War of Conflict and An­nihilation // Germany and the Second World War. Vol. 4: The Attack on the Soviet Union. Oxford: Clarendon Press, 1998. Р. 481—521. Идеология сыграла ключевую роль в превращении обычных немцев в «расовых воинов»; см.: Koonz C. The Nazi Conscience. Р. 221—252; Bartov O. Hitler's Army: Soldiers, Nazis, and War in the Third Reich. New York: Oxford University Press, 1990. Р. 106—177. См.: Hitler A. Proclamation to the German People. June 22, 1941 // Hitler Reden und Proklamationen 1932—1945 / M. Domarus (Hg.). Vol. 2. Neustadt a.d. Aisch: Schmidt, 1963. S. 1725—1732; Idem. Proclamation to soldiers on the eastern front. October 2, 1941 // Ibid. Р. 1756—1758, cit. 1756. См. также документы: Gitelman Z. Bitter Legacy: Confronting the Holocaust in the USSR. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1997. Р. 255—274.

[119] Контакты с Германией и попытки воздействия на немец­кие диаспоры в России повлияли на решение Советского Союза начать депортацию. См.: Nekrich AM. Pariahs, Part­ners, Predators: German-Soviet Relations, 1922—1941. New York: Columbia University Press, 1997. Любопытно, что по­волжские немцы не подвергались «немецкой операции» во время Большого террора 1937—1938 годов, который со­средоточился на населении западных приграничных тер­риторий. См.: Werth N. The Mechanism of a Mass Crime: The Great Terror in the Soviet Union, 1937—1938 // The Specter of Genocide: Mass Murder in Historical Perspective / R. Gel- lately, B. Kiernan (Eds.). Cambridge, MA: Cambridge Uni­versity Press, 2003 Р. 237.

[120] См: Terror an der Wolga // Frankfurter Zeitung. 1941. Sept. 11. См. также: Ein Schlag Moskaus gegen die Wolga- deutschen // Frankfurter Zeitung. 1941. Sept. 11. Отто Фи­шер также рассматривал немецкую армию как единст­венную силу, способную спасти поволжских немцев от неминуемого уничтожения. См.: Fischer O. Der Untergang der deutschen Volksgruppe an der Wolga // Deutsches Archiv fur Landes- und Volksforschung. 1942. Bd. 6. S. 17—34.

[121] См. в: Fleischhauer I., Pinkus B. Soviet Germans: Past and Pre­sent. London, 1986. Р. 83. Георг Лейббрандт, этнический не­мец из Украины, набросал указания и впоследствии при­нял участие в конференции в Ваннзее. См.: Schmaltz E.J, Sinner S.D. The Nazi Ethnographic Research of Georg Leib- brandt and Karl Stumpp in Ukraine, and its North American Legacy // Holocaust and Genocide Studies. 2000. Vol. 14. № 1. Р. 42—44. Требование Розенбергом принятия мер в ответ на депортацию поволжских немцев могло сыграть роль в решении Гитлера начать в сентябре депортацию гер­манских евреев в польские гетто. См.: Roseman M. The Wannsee Conference and the Final Solution: A Reconsidera­tion. New York: Picador, 2002. Р. 56—61; Gerlach Ch. Krieg, Ernahrung, Volkermord, Forschungen zur deutschen Vernich- tungspolitik im Zweiten Weltkrieg. Hamburg: Hamburger Edition, 1998. S. 71—75. Розенберг, Лейббрандт и другие русско-немецкие эмигранты выступали в защиту русских немцев против обвинений СС и других нацистских чинов­ников в том, что они «большевизировались» и утратили свою немецкость. См.: Fleischhauer I. Das Dritte Reich und die Deutschen. Р. 47—50.

[122] Несмотря на привилегированное место в нацистской идеологии, не все русские немцы получили преимущества от нацистского управления. Хотя большинство из них первоначально выиграли от нацистской политики, многих посчитали недостаточно ценными в расовом отношении, и в итоге они утратили свой привилегированный статус Volksdeutsche. По этому вопросу см.: Bergen D. The Nazi Concept of «Volksdeutsche» and the Exacerbation of Anti Semitism in Eastern Europe // Journal of Contemporary History. 1994. Vol. 29. № 4. Р. 569—582; Idem. The «Volk- deutschen» of Eastern Europe, World War II, and the Holo­caust: Constructed Ethnicity, Real Genocide // Yearbook of European Studies. 1999. № 13. Р. 70—93; Lower W. Nazi Empire-Building and the Holocaust in the Ukraine. Chapel Hill, NC: University of North Carolina Press, 2005. Р. 40—43.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

Еврейская космополитичная художественная диаспора во Франции в первой половине ХХ века: механизмы самосохранения и конструирования памяти

Алек Эпштейн

Еврейская космополитичная художественная диаспора во Франции в первой половине ХХ века:

МЕХАНИЗМЫ САМОСОХРАНЕНИЯ И КОНСТРУИРОВАНИЯ ПАМЯТИ[1]

I

Одной из самых резонансных выставок, прошедших в 2012—2013 годы во Франции и в Италии (вначале она была открыта в Париже, затем — в Милане и в Риме), стала экспозиция «Модильяни, Сутин и проклятые художники». Учитывая, что как во Франции, так и в Италии культурно-выставочная жизнь происходит почти исключительно на государственных языках этих стран, не приходится удивляться тому, что каталоги и буклеты были изданы лишь по-французски и по-итальянски; не только на русском, но даже и на английском никаких публикаций организаторами выпущено не было. Об этом можно лишь сожалеть, ибо речь идет об экспозиции поистине исключительной. В ней были представлены работы целой группы художников (помимо указанных в назва­нии), в основном — выходцев из стран Восточной и Центральной Европы, ко­торые активно участвовали в художественной жизни Франции начала ХХ века и которых теперь принято относить к так называемой «Парижской школе».

Почти никто из художников, работы которых были представлены на этой выставке, не родился во Франции, т.е. все они — представители художествен­ных диаспор. Проблема, однако, состоит в том, что определить, к каким же диаспорам принадлежали художники «Парижской школы» и где располага­лись те метрополии, с которыми имеет смысл их идентифицировать, весьма затруднительно. Сегодняшнее понимание диаспор и метрополий исходит, как правило, из актуальных границ государств, причем государств ныне сущест­вующих, что крайне запутывает ситуацию, затрудняя понимание места раз­личных социально-культурных феноменов в их эпохах. Италия может гордиться Амедео Модильяни, причисляя его к «своей» диаспоре, но австро-венгерской диаспоры не существует в связи с исчезновением этой империи с карты мира, поэтому непонятно, какая страна должна гордиться «своим» Моисеем Кислингом (который, вообще говоря, родился и вырос в Кракове, т.е. на терри­тории современной Польши, но тогда, когда Краков входил в состав Австро-Венгрии)? Можно ли считать этого художника представителем польской диаспоры? Какая страна должна считать «своим» Рудольфа Леви, родивше­гося в Штеттине и выросшего в Данциге, бывших тогда частью Германии, но в настоящее время являющихся польскими городами Щецин и Гданьск? Мыс­лимо ли относить его, никогда не жившего в Польше и не владевшего польским языком, к деятелям искусства польского зарубежья — и разумно ли считать его по факту рождения «немцем», если именно вследствие того, что немцы не признали его таковым, он был в 1944 году депортирован в Освенцим, где и погиб? Правомерно ли относить к «русскому зарубежью» Мане-Каца, родив­шегося в Кременчуге и учившегося в художественной школе в Киеве, на тер­ритории нынешней Украины, Исаака Анчера, родившегося в бессарабской де­ревне Пересечино, или Хаима Сутина, выросшего в Смиловичах под Минском, на территории нынешней Беларуси? С другой стороны, мыслимо ли в прин­ципе относить этих — и других — людей к представителям украинской, мол­давской и белорусской художественных диаспор, если в период их жизни в Кременчуге, Пересечине и Смиловичах ни украинской, ни молдавской, ни белорусской государственности не существовало в принципе?

Всего в экспозиции были представлены 122 работы, собранные почти сто­летие назад одним-единственным человеком — Йонасом Неттером (Jonas Netter, 1868—1946). Куратор выставки Марк Рестеллини так охарактеризо­вал художников, работы которых экспонировались на ней: «Их мятущиеся души выражали себя с помощью живописи, которая питалась их отчаянием. В конце концов, их искусство было не польским, болгарским, итальянским, русским или французским, а абсолютно оригинальным, в Париже они нашли свои особенные средства выражения, с помощью которых смогли передать свое видение, чувства и мечты. Эти годы были годами эмансипации и потря­сений, подобных которым было немного в истории искусства. Везде в Европе продолжалась эстетическая революция, послужившая прелюдией для эво­люции морали. И это в Париже — в единственном месте на земле, где по­встанческое движение имеет право на гражданство. Сначала на Монмартре и Монпарнасе, где эти художники — все евреи — вытянули свой счастливый билет. Евреем был и Йонас Неттер, влюбленный в искусство и живопись, ставший увлеченным коллекционером и проницательным открывателем но­вых талантов, благодаря встрече с польским арт-дилером и поэтом Леополь­дом Зборовским, также евреем по происхождению»[2].

Вообще, такого рода анализ — сам по себе большая редкость. Сложилась парадоксальная ситуация: так называемая «Парижская школа» первой трети ХХ века «школой» не была ни в каком смысле слова, а художники, тради­ционно относимые к ней, не были объединены вокруг какой бы то ни было институции; даже в легендарном ныне «Улье» на Монпарнасе жили отнюдь не все. «Искусствоведы придумали этикетку "Парижская школа"; пожалуй, вернее сказать — страшная школа жизни, а ее мы узнали в Париже», — точно обозначил проблему отсутствия какого-либо общего эстетического знамена­теля умудренный жизнью Илья Эренбург (1891 — 1967)[3]. Общим для зна­чительного большинства этих художников был факт их принадлежности к некоей общности, к которой они как раз принадлежности чувствовать не хотели, а именно — к восточно- и центральноевропейской еврейской диас­поре. Марк Шагал и Михаил Кикоин, Пинхус Кремень и Хаим Сутин, Осип Цадкин и Ханна Орлова, Жюль Паскен и Исаак Анчер, Мане-Кац и Исаак Добринский, Абрам Минчин и Иссахар-Бер Рыбак, Айзик Федер и Анри Эп- штейн, Моисей Кислинг и Амедео Модильяни — к этой диаспоре принадле­жали они все, ибо все до единого родились в еврейских, как правило, очень традиционных семьях, причем все до единого — далеко от Парижа, за преде­лами Франции. Почти про всех них можно сказать, что они уехали в космополитичный Париж, чтобы перестать быть евреями в традиционном смысле этого слова. Иудаизм запрещает всякое изображение человека. Заповедь «не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в водах ниже земли» подавляла развитие изобразительного искусства в еврейской среде. В Средние века иудейские религиозные законы против искусства стали еще более жесткими: был введен запрет на изготов­ление выпуклых изображений не только человека, но также льва, орла и быка; запрещались также изображения солнца, луны и звезд. В Еврейской энцик­лопедии, выходившей с 1906 по 1913 год, как раз когда во Франции оказались почти все художники и скульпторы, которых постфактум стали относить к «Парижской школе», справедливо отмечалось: «Обозревая всю еврейскую историю, мы видим, что пластическое искусство только временами прони­кало к евреям из соседних стран, но никогда не находило среди них благо­приятной почвы для своего развития. Исторические судьбы еврейского на­рода, политический и религиозный быт его и характер его миросозерцания препятствовали тому, чтобы искусство этого рода свило себе гнездо среди него»[4]. Учитывая, что еврейство в традиционном понимании это одновре­менно и конфессия, и этнос (в иврите нет разделения между словами «еврей» и «иудей»), уроженцы еврейских семей, выбиравшие путь художников и скульпторов, фактически уже самим этим выбором порывали с той этнокон- фессиональной средой, к которой они принадлежали.

Натали Хасан-Брюне отмечала, что «нигде, кроме Парижа, эти еврейские художники не могли оторваться от своего происхождения»[5]. Двое из этих ху­дожников — Айзик Федер (Aizik Feder, 1885—1943) и Анри Эпштейн (Henri Epstein, 1891—1944), три работы которых представлены на выставке, были депортированы и погибли в Освенциме, остальные, среди которых Михаил (Мишель) Кикоин, Пинхус Кремень, Исаак Анчер, Зигмунт Ландау и другие, смогли выжить в годы Холокоста, продолжив творить и на протяжении мно­гих лет после окончания Второй мировой войны.

В результате сложилась удивительная ситуация: символом космополи­тичного духа художественной Франции первых десятилетий ХХ века была объявлена «Парижская школа»: тут и уроженец Италии Амедео Модильяни, и выходцы из Австро-Венгрии Моисей Кислинг, Александр Хеймовиц и Вилли Эйзеншитц, и приехавшие из Российской империи Марк Шагал (на­стоящие имя и фамилия — Мойше Сегал), Хаим Сутин и Мане-Кац (Мане Лейзерович Кац), и эмигрировавший из Болгарии Жюль Паскен (Юлиус Мордехай Пинкас), и родившийся в Германии Рудольф Леви, есть даже от­дельные коренные граждане Франции, в частности Макс Жакоб, — воистину интернационал![6]Однако то, что предстает примером дивной полифонии с точки зрения гражданского происхождения, оказывается почти полностью однородным с точки зрения этноконфессиональной: в Париж заниматься ис­кусством бежали (иногда в прямом смысле слова) в основном евреи, пусть и из разных стран Восточной и Центральной Европы. Речь идет о диаспоре, чья идентичность была сконструирована постфактум, исходя из доминирующей сегодня как во Франции, так и в США концепции «гражданской нации». На­циональное многоголосие «Парижской школы» — в значительной мере ил­люзия, являющаяся следствием того, что в английском и французском язы­ках понятие «нация» означает то, что в русском языке принято называть «гражданством». Когда разные авторы пишут о космополитичной атмосфере «Парижской школы», они фактически анализируют очень своеобразное и ха­рактерное явление — еврейский космополитизм эпохи, оказавшейся перио­дом, предшествовавшим Холокосту, жертвами которого стали и несколько десятков живших и работавших на Монпарнасе и на Монмартре художников, в том числе и Макс Жакоб (Max Jacob, 1876—1944), погибший то ли в связи с тем, что был евреем, то ли из-за того, что был гомосексуалом. В годы навис­шей над ними смертельной опасности Франция смогла — и захотела — защи­тить очень немногих из художников «Парижской школы», даже когда речь шла об уроженцах страны.

При этом вышеупомянутая Натали Хасан-Брюне не сильно погрешила против истины, указав, что в целом «художники, прикованные к своей этни­ческой принадлежности, редко ассоциировались с французским искусством, а если они становились известными, то чаще всего благодаря своей жизни и легенде, которую она порождала (как это было с Модильяни, Сутином, Паскеном), нежели своим произведениям»[7]. Обойдя книжные магазины всех крупнейших парижских музеев, замечу, что самая представительная подборка книг об этих живописцах, без сомнения, находится не в Лувре, не в Музее Орсэ и не в Центре Помпиду, а в киоске Музея искусства и истории иудаизма. Однако этот музей посвящен не просто еврейской, а французской еврейской истории. Значит ли это, что Амедео Модильяни, проживший в Италии два­дцать с половиной из тридцати пяти лет своей жизни, или Рудольф Леви, не только родившийся в Германии, но и служивший в Первой мировой войне в немецкой армии, а в 1930-е годы последовательно живший в Германии, Ис­пании, США и Италии (где он, собственно, и был арестован и откуда депор­тирован в Освенцим), посмертно оказались причислены к французскому еврейству и французскому искусству в силу того, что пребывание в этой стра­не оказало огромное влияние на развитие их художественных дарований? Что все-таки определяет принадлежность к той или иной диаспоре, какая страна — или какие страны — были для этих художников метрополиями?..

II

Коль скоро «школа», пусть и никогда не существовавшая, была названа ис­кусствоведами «Парижской», а парижский Музей искусства и истории иуда­изма предлагает книги и альбомы едва ли не обо всех художниках, к этой «школе» относимых, постараемся все же разобраться, какое место занимали эти люди во французском искусстве. Рассмотрение вопроса о том, как эти ху­дожники при жизни находили свое место в среде музеев и галерей Франции, приводит к небезынтересным выводам. Точнее — и честнее — было бы сказать, что этого места они при жизни почти не находили. У Амедео Модильяни (Amedeo Modigliani, 1884—1920) не было фактически ни одной прижизнен­ной выставки, кроме экспозиции, открытой лишь на несколько часов в галерее Берты Вейль. Первая персональная выставка Хаима Сутина (Chaim Soutine, 1893—1943) состоялась в 1935 году в Чикаго, во Франции же она прошла только в 1945 году, после окончания Второй мировой войны, когда художни­ка уже не было в живых, выставка же в парижском музее (а не в частной гале­рее) впервые прошла в Музее Оранжери лишь в 1973 году[8]. Не намного лучше обстояли дела у остальных художников, за исключением, правда, более ус­пешного Марка Шагала. За девяносто лет жизни и более чем шестьдесят лет творческой деятельности Пинхуса Кременя (Pinchus Kremegne, 1890—1981) ни в одном французском музее не было организовано ни одной его персональ­ной выставки, его картины экспонировались только в галереях, хотя и сравни­тельно часто: с 1919 по 1936 год в Париже были организованы девять экспо­зиций его работ, после чего последовал десятилетний перерыв[9]. В отсутствие интереса к их творчеству со стороны государственных и региональных музеев судьбоносное значение для этих художников имело присутствие в их жизнях коллекционеров и галеристов, ценивших и готовых поддерживать их. Об этих людях пишут незаслуженно редко, хотя, как представляется, изучение их су­деб и систем их взаимоотношений с художниками позволяет понять многое.

Коль скоро отправной точкой для настоящей статьи стала выставка кар­тин, происходящих из собрания Йонаса (Жака) Неттера, уместно попробо­вать реконструировать личность этого человека. Хотя он умер менее семиде­сяти лет назад, о нем известно очень немногое. Й. Неттер родился в семье преуспевающего страсбургского коммерсанта еврейского происхождения. Когда ему было шесть лет, семья перебралась в Париж. В ходе подготовки выставки организаторы смогли найти лишь одну его фотографию, причем и ее не удалось точно датировать, но, по всей видимости, она была сделана около 1900 года, т.е. задолго до того, как было положено начало его порази­тельной коллекции. Насколько известно, молодой человек был большим ме­ломаном и сам играл на фортепиано, но занимался бизнесом, был торговым представителем — до тех пор, пока случай не изменил его жизнь.

В 1915 году Йонас Неттер отправился в префектуру полиции для того, чтобы продлить действие своих документов. Его принял префект Леон Замарон (Leon Zamaron, 1872—1955), в кабинете которого он увидел полотно Мориса Утрилло (Maurice Utrillo, 1883—1955) и выразил восхищение этой работой. Л. Замарон, о котором в книге «Повседневная жизнь Монпарнаса в великую эпоху, 1905—1930» говорится, что «он действительно любил ис­кусство и, не имея лишних денег, во многом отказывал себе, чтобы покупать картины»[10], оживился, признавшись, что Й. Неттер — первый, кто обратил внимание на эту картину и оценил ее. Мы не знаем доподлинно, задумывался ли Й. Неттер до этого о коллекционировании картин (ему было 43 года, юно­шеского сумасбродства быть уже не могло), или же встреча с Л. Замароном действительно стала для него неожиданным поворотным моментом. Как бы то ни было, именно после этого начинается история Й. Неттера — коллек­ционера и мецената. Оценив вкус своего посетителя, префект пообещал по­знакомить его с Леопольдом Зборовским (Leopold Zborowski, 1889—1932) — коллекционером и арт-дилером, который был знаком со многими художни­ками. Состоявшееся вскоре знакомство стало началом многолетнего сотруд­ничества двух поклонников живописи.

Людьми они при этом были очень и очень разными. Эмоциональный и об­щительный Л. Зборовский, поэт, приехавший изучать словесность в Сорбонне, которого знала вся парижская богема, не умел рационально обращаться с день­гами, вел несдержанный образ жизни, вследствие чего нередко оказывался в долгах, несмотря на то что зачастую недоплачивал художникам. В России о нем первым написал в своих знаменитых мемуарах Илья Эренбург: «Зборовский сам был неудачником: молодой польский поэт приехал в Париж, меч­тал о рейсе на волшебную Цитеру и оказался на мели — перед чашкой кофе в "Ротонде". Денег у него не было; он жил с женой в маленькой квартире; Модильяни там часто работал. А Зборовский брал под мышку его холсты и с утра до ночи рыскал по Парижу, тщетно пытаясь соблазнить работами италь­янского художника настоящих торговцев картинами»[11]. Как раз Й. Неттера он этими картинами и «соблазнил»; И.Г. Эренбург, видимо, не знал об этом, по­тому даже не упомянул его имя в своей многотомной книге воспоминаний. Прагматичный, сдержанный, вежливый, организованный и честный Й. Неттер был во многих отношениях антиподом Зборовского. Мы практически ничего не знаем об их взаимоотношениях, но, по всей видимости, Л. Зборов­ский подкупил Й. Неттера собственной глубочайшей убежденностью в талан­тах художников, с которыми он сотрудничал. Первоначально Й. Неттера при­влекали полотна художников-импрессионистов, однако они к тому времени стоили дорого и были ему уже не по карману. В то же время работы А. Модиль­яни, Х. Сутина и других монпарнасских художников того времени практически ничего не стоили — не забудем, что в последнем «Осеннем салоне», в котором он участвовал, прошедшем в 1919 году, А. Модильяни выставил четыре работы, из которых не была продана ни одна. Й. Неттер был в то время практически единственным человеком, не принадлежавшим к числу родственников А. Мо­дильяни, Х. Сутина и М. Утрилло, который финансово поддерживал их, исходя из убежденности в масштабности их художественного дарования. Именно в связи со встречными обязательствами художников перед Й. Неттером по­явились многие работы, входящие сегодня в пантеон наследия того, что позд­нее было условно объединено под названием «Парижской школы».

Совместно с Л. Зборовским Й. Неттер начал поддерживать бедствовавших художников, получая взамен их работы. Ценил он работы художников не только еврейского происхождения (сведений об отце вышеупомянутого Мо­риса Утрилло нет, но его мать, Сюзан Валадон, еврейкой не была, при этом в единственном прижизненном интервью, которое Й. Неттер дал о его отно­шениях с художниками и собранных им работах, имя М. Утрилло звучит чаще остальных[12]), но все же почти все живописцы, работы которых он приобретал, кого поддерживал и с кем переписывался, родились в еврейских семьях.

Л. Зборовский с Й. Неттером платили художникам что-то вроде зар­платы — за обязательство поставлять определенное число картин определен­ного размера каждый месяц, и хотя эти условия, очевидно, ограничивали сво­боду творческого самовыражения живописцев, отказаться они не могли, ибо никто другой не предлагал им даже этого, особенно в трудные годы Первой мировой войны. Художники писали Й. Неттеру довольно-таки сервильные письма, спрашивая, сколько работ в каком жанре он ждет от них в этом ме­сяце, а сколько — в следующем. Рассматривая шедевры, экспонировавшиеся на выставках в Париже, Милане и Риме, стоит помнить о том, в каких усло­виях они создавались. Й. Неттер изначально не был филантропом, он платил вперед за создание работ художникам, которых смог оценить раньше, чем их оценили другие, в том числе много более состоятельные, коллекционеры.

Первым живописцем, которому он начал оказывать поддержку вместе со Зборовским, стал Амедео Модильяни. Самая ранняя работа А. Модильяни в коллекции Й. Неттера — небольшой рисунок «Кариатида», датируемый 1913 годом. В начале 1910-х годов А. Модильяни выполнил несколько по­добных рисунков, в которых в той или иной степени обыгрывается обнажен­ная женская фигура, заключенная в узкие композиционные рамки. Рисунок из коллекции Й. Неттера отличается подчеркнутой выразительностью; вы­полненный в синем карандаше, он характеризуется крайне декоративной подачей фигуры. Пространственная глубина в рисунке показана опосредо­ванно — фон лишь немного обозначен вдоль контура фигуры.

Кто именно познакомил А. Модильяни с Л. Зборовским, толком неиз­вестно — по одним сведениям, это был М. Кислинг, по другим — первая жена художника Фужиты, Фернанда Барри[13]. Как бы там ни было, в 1915 году А. Модильяни поселился в квартире Леопольда и Ханки Зборовских. Худож­ник также получал от Л. Зборовского содержание в размере пятисот франков в месяц, а также оплату расходов на услуги натурщиц и художественные ма­териалы. По всей видимости, основную часть этих расходов в реальности нес Й. Неттер, передававший деньги Л. Зборовскому. Первоначально деньги пре­доставлялись Л. Зборовскому в форме займов, которые последний, не всегда имея возможность вернуть, порой возмещал за счет полотен, создаваемых А. Модильяни.

В 1917 году Л. Зборовский сделал попытку организовать первую выстав­ку работ А. Модильяни, сумев заинтересовать его творчеством владелицу ма­газина художественных изделий Берту Вейль, которая в то время только что переехала со своей галереей в новое помещение близ Оперы. 3 декабря 1917 года в этой галерее собралась группа гостей, приглашенных на вернисаж; это была первая персональная выставка 33-летнего А. Модильяни, на кото­рой было представлено около тридцати рисунков и картин. Чтобы привлечь больше публики, Л. Зборовский выставил на витрину два созданных худож­ником обнаженных женских портрета, в самом деле обративших на себя внимание прохожих. К несчастью для организаторов выставки, помещение галереи находилось прямо напротив полицейского участка, куда сразу же вы­звали Берту Вейль. Под угрозой конфискации работ полицейскими она была вынуждена снять все картины с экспозиции. Сложно сказать, что именно так возмутило чопорных полицейских, поскольку вся история мировой живо­писи полна обнаженных женских портретов: достаточно вспомнить «Венеру Урбинскую» Тициана, «Маху обнаженную» Гойи, «Большую одалиску» Энгра, «Олимпию» Эдуарда Мане... Однако полицейские редко имеют склон­ность к ведению искусствоведческих дебатов, а влиятельных покровителей, которые бы могли и хотели вступиться за А. Модильяни и его творчество, не нашлось.

Берта Вейль (Berthe Weill, 1865—1951) приехала в Париж из Эльзаса и училась у антиквара, а когда тот умер, заняла у его вдовы 375 франков и от­крыла свое дело. Сначала она выставляла старинные вещи, серебро, миниа­тюрные изделия, приносимые ей на хранение, а потом начала продавать лито­графии Оноре Домье, Анри Тулуз-Лотрека, Одилона Редона. Вскоре, однако, она пошла значительно дальше, благодаря чему вошла в историю искусства как первый человек, еще в самые первые годы ХХ века выставлявший работы Рауля Дюфи, Пабло Пикассо и Анри Матисса — тогда, когда они были еще совсем никому не известны, а она только открыла свою первую галерею — кро­хотный магазинчик в доме 25 по улице Виктора Массе. 8 марта 2013 года мэ­рия Парижа открыла на этом доме мемориальную доску, на которой высечены следующие слова: «По этому адресу Берта Вейль открыла в 1901 году первую художественную галерею для продвижения молодых художников. Ее под­держка стала условием обретения известности самыми передовыми современ­ными художниками». Ж.-П. Креспель отмечал: «Исключительно честная, она однажды отказалась купить у пьяного Утрилло гуаши по пять франков за штуку, потому что не хотела пользоваться его состоянием. Весьма неприхот­ливая, она спала в чуланчике, питалась овощами и компотом, которые варила тут же, в галерее». При этом «денег у нее всегда было в обрез, и ей часто при­ходилось закладывать свои не слишком богатые драгоценности»[14].

Ее галерея просуществовала до 1939 года. Берта Вейль выставляла, ко­нечно, не только художников еврейского происхождения, но все же нельзя не отметить, что она пропагандировала многих их них. Среди живописцев и скульпторов, работы которых она выставляла, — Осип Цадкин и Макс Жакоб, Вилли Эйзеншитц (1889—1974) и Александр Гарбель (1903—1970), Марк Шагал и Амедео Модильяни...[15] Не будет лишним упомянуть и то, что значительное влияние на формирование интереса Берты Вейль к современ­ной живописи и графики оказал искусствовед Роже Маркс (Roger Marx, 1859—1913) — как и она, он был уроженцем Франции, а не эмигрантом (он родился в Нанси), но также еврейского происхождения.

Так сложилось, что в памяти потомков Берта Вейль долгие годы находи­лась в тени другой женщины еврейского происхождения, ставшей широко известной именно в силу поддержки ею парижских художников, в особенно­сти, хотя и не только, фовистов и кубистов — речь идет, конечно, о Гертруде Стайн (Gertrude Stein, 1874—1946). Вместе со старшим братом Лео (1872— 1947) они приехали в Париж из США в 1903 году, уже попутешествовав по Европе, и, не будучи стесненными в средствах, начали в больших количествах приобретать произведения искусства. Начав с покупки работ Поля Гогена, Поля Сезанна и Огюста Ренуара, брат и сестра быстро переключились на бо­лее молодых художников. По словам Ж.П. Креспеля, «Лео, человек большой эрудиции и тонкого ума, находил новаторов, отбирая у них наиболее значи­тельное и оригинальное»[16]. В 1905 году брат и сестра купили первые полотна Анри Матисса (его работы также активно покупали их старший брат Майкл с супругой Сарой, жившие в Париже более тридцати лет, до 1935 года) и Паб­ло Пикассо (с ним Гертруда сохранила близкие отношения на протяжении последующих сорока лет, а созданный им ее портрет широко известен), за ко­торыми последовали многие другие: интерес к кубизму Гертруда Стайн со­хранила на всю жизнь[17]. В 1914 году брат и сестра разъехались: она осталась во Франции, он перебрался в Италию; насколько известно, за всю последую­щую жизнь они встретились всего единожды, причем случайно. По своему социальному происхождению Стайны были бесконечно далеки от нищих вы­ходцев из «черты оседлости» Сутина, Кременя и Кикоина, но при этом целый ряд художников «Парижской школы» еврейского происхождения вызывал живой интерес Гертруды: она была в дружеских отношениях и многие годы переписывалась с Максом Жакобом, приобретала, среди других, работы Марка Шагала, Амедео Модильяни, Жюля Паскина... Прошедшая в 2011— 2012 годах во Франции и в США (в Музее современного искусства в Сан- Франциско, в Grand Palais в Париже и в музее Метрополитен в Нью-Йорке) масштабная выставка «The Steins Collect: Matisse, Picasso, and the Parisian Avant-Garde», в рамках которой были фактически реконструированы салоны домов и квартир, в которых жили в столице Франции Гертруда, Лео, Майкл и Сара, адекватно представила ту роль, которую сыграли члены семьи Стайн в поддержке современного искусства в Париже в первой половине ХХ века[18]. Хочется надеяться, что будет организована и аналогичная экспозиция, ре­конструирующая выставки, проведенные Бертой Вейль в ее галерее.

История со срывом выставки А. Модильяни в галерее Б. Вейль не поко­лебала веру Й. Неттера в его талант. В марте 1918 года, когда Париж обстре­ливала германская артиллерия и снаряды разрывались то здесь, то там, наво­дя ужас на немногочисленных оставшихся в городе жителей, Л. Зборовский обратился к Й. Неттеру за помощью. На выделенные коллекционером деньги смогли уехать в Кань-сюр-Мер на Лазурный берег А. Модильяни с беремен­ной Жанной Эбютерн и ее матерью, Х. Сутин, сам Л. Зборовский с супругой Ханкой, а также Леонар Фужита со своей женой Фернандой Барри. Й. Неттер был не из тех, кто наживался на бедах художников в годы войны, но бла­готворительностью тоже не занимался — за выданные на эту поездку две ты­сячи франков коллекционер, насколько известно, получил двадцать картин А. Модильяни. В коллекции Й. Неттера есть и две работы Жанны Эбютерн (Jeanne Hebuterne, 1898—1920) — любимой женщины и музы А. Модильяни, прожившей очень короткую жизнь, творчество которой практически совер­шенно неизвестно: «Интерьер с фортепиано» (1918) и «Адам и Ева» (1919).

Однако отношения Й. Неттера со Л. Зборовским вскоре дали трещину: по всей видимости, Й. Неттер считал, что Л. Зборовский передает ему сущест­венно меньшее количество работ А. Модильяни, чем было оговорено между ними. В 1919 году в письме Л. Зборовскому Й. Неттер оговорил условия про­должения своей поддержки. Он соглашался оплачивать половину расходов на содержание художника в сумме до 500 франков в месяц, которые был готов выплачивать А. Модильяни или напрямую, или через Л. Зборовского. В об­мен на это Й. Неттер требовал от Л. Зборовского предоставлять ему все ра­боты, которые создавал художник, из которых Й. Неттер хотел иметь право отобрать половину по собственному усмотрению. Ссылаясь на слова Л. Збо­ровского о том, что А. Модильяни создавал в то время 12—14 полотен разного размера в месяц, Й. Неттер оговаривал свое право на участие в разделе работ А. Модильяни, выполненных в любой технике. Когда Й. Неттер формулиро­вал эти условия, жить А. Модильяни оставалось меньше года (он скончался 24 января 1920 года), и мы не знаем, сколько картин и рисунков А. Модиль­яни находилось у Й. Неттера на момент смерти художника. Самая поздняя работа А. Модильяни из представленных на выставке — портрет «Неизвест­ной в голубом», написанный в 1919 году.

В 1915 году А. Модильяни познакомился с художником, ставшим его глу­бинным душевным другом, несмотря на огромные различия между ними, — Хаимом Сутином. Х. Сутину было всего девятнадцать лет, когда они позна­комились, — А. Модильяни был на целых десять лет его старше, но ни это, ни еще большая разница в уровне культуры, ни противоположность темпе­раментов, словом, ничто не мешало их сближению. «Они сумели разглядеть друг в друге и сущность таланта и сущность души — разглядеть, понять и при­нять, — писал В.Я. Виленкин. — По отношению к Сутину это редко кому уда­валось, потому что обычно такому сближению противилась помимо его воли вся его болезненно сложная, недоверчиво замкнутая натура. Многие считали Сутина дикарем, сторонились его, порой даже боялись. Когда он, напялив на себя что попало, бледный, насквозь пропахший масляной краской и скипи­даром, с прилипшей к потному лбу прядью и мрачно сосредоточенным взгля­дом ломился подряд во все двери "Улья" в надежде поживиться хотя бы объ­едками, от него, бывало, старательно запирались. Но на другой день он мог гордо отказаться от добровольно предложенных кем-нибудь из товарищей нескольких су, в которых он так нуждался»[19].

Эту странную в глазах обывателей дружбу между денди и красавцем Амедео, родной брат которого Джезуппе Эмануэль Модильяни (Giuseppe Emanuele Modigliani, 1872—1947) был, начиная с 1913 года, депутатом италь­янского парламента, и нищим увальнем из местечка Смиловичи, не получив­шим образования ни на одном языке, думается, понял культуролог Михаил Герман, заметивший, что двух художников роднило «ощущение жизни как боли, умение сострадать и ощущение это реализовывать в искусстве. ...Пуль­сирующая плоть живописи Сутина, созданные из нее и почти физически ощущаемой печали персонажи решительно не похожи на строгую линеарность картин Модильяни с их филигранной фактурой и продуманной плос­костностью. Но в картинах обоих — словно бы общий аккомпанемент, общая эмоциональная тональность, они говорят на разных пластических языках, но примерно об одном и том же и прежде всего — о горьком страдании. Сутин выплескивал на поверхность холста весь свой неистовый темперамент, боль и весь восторг перед зримым и пережитым, Модильяни отливает свои впе­чатления в отточенную, сдержанную, покорную выработанному стилю систему»[20]. В 1915—1916 годах А. Модильяни не менее четырех раз рисовал Х. Сутина[21]; один из портретов находится в Национальной галерее в Вашинг­тоне и поэтому широко известен; в собрании Й. Неттера представлена другая, не менее значимая работа.

Х. Сутин в то время буквально бедствовал. Он ночевал то у одних, то у других знакомых — то у Михаила Кикоина (1892—1968), то у Леона Инденбаума (1890—1981), то у Оскара Мещанинова (1884—1956), то у Хаима-Яакова (Жака) Липшица (1891—1973). Все они, как и сам Х. Сутин, были вы­ходцами из еврейских семей, живших в Российской империи, добравшимися до Парижа, чтобы заниматься искусством, что лишний раз демонстрирует: «Парижская школа» была не просто сообществом художников, но этнонациональной диаспорой. Чтобы не умереть с голоду, Х. Сутин нанялся рабочим на завод «Рено», но вскоре он поранил себе ногу и был уволен. Ближайшими товарищами Х. Сутина были М. Кикоин и П. Кремень, вместе с ним учив­шиеся живописи в Вильно, а теперь, как и он, пытавшиеся обустроиться в Париже. Иногда им удавалось получить заказ на оформление вывески, иногда — подсобную работу при монтаже чужих выставок, зачастую же при­ходилось разгружать вагоны по ночам. Нередко в них была рыба, запах ко­торой преследовал Х. Сутина всю жизнь, определив тематику десятков его полотен. Однажды Х. Сутин, измученный нищетой и отчаявшийся, пытался повеситься; к счастью, в комнату зашел П. Кремень и спас друга от неминуе­мой смерти. О том, что они держались вместе, вспоминал и Илья Эренбург: «Неизменно в самом темном углу [кафе "Ротонда"] сидели Кремень и Сутин. У Сутина... были глаза затравленного зверя, может быть, от голода. Никто на него не обращал внимания»[22].

И.Г. Эренбург завершал свои воспоминания о Х. Сутине риторическим вопросом: «Можно ли было себе представить, что о работах этого тщедуш­ного подростка, уроженца белорусского местечка Смиловичи, будут мечтать музеи всего мира?..»[23] Если и был человек, который уже тогда мог себе это представить, то это А. Модильяни, которого, впрочем, тогда тоже никто не считал достойным музейных залов. «Его не понимали даже просвещенные ценители живописи, — честно свидетельствовал полвека спустя все тот же И.Г. Эренбург. — Для тех, кому нравились импрессионисты, Модильяни был несносен равнодушием к свету, четкостью рисунка, произвольным искаже­нием натуры. Все говорили о кубизме; художники, порой одержимые идеей разрушения, были в то же время инженерами, архитекторами, конструкто­рами; а для любителей кубистических полотен Модильяни был анахронизмом»[24]. В 1916 году А. Модильяни познакомил Х. Сутина, которого считал великим художником, с супругами Зборовскими. Но их не заинтересовало творчество Х. Сутина, а сам он, вследствие пристрастия к алкоголю и га­шишу, вызвал у Ханки Зборовской резкую антипатию. Напротив, Х. Сутина, о котором критик Вальдемар Жорж писал, что «за заносчивостью и вспыль­чивостью пряталась натура скрытная и застенчивая», необычайно ценил А. Модильяни, вследствие чего едва ли не самый бурный его скандал с су­пругами Зборовскими стал результатом того, что в отсутствие хозяев, не найдя под рукой холста, он украсил одну из дверей их квартиры живописным портретом Х. Сутина. Однако Й. Неттер оценил талант Х. Сутина; те средст­ва, которые он выделял ему, были чуть ли не единственной гарантированной материальной поддержкой совершенно непризнанного в те годы художника. За исключением одной более поздней работы, созданной в 1928 году, все остальные картины Х. Сутина, представленные на выставке в Риме (а до этого — в Париже и Милане), были созданы между 1915 и 1923 годами — ког­да Х. Сутин никого больше из тех, кто за искусство был готов хоть что-то заплатить, не интересовал. Ситуация изменилась только в 1923 году, когда американский коллекционер Альберт Барнс (Albert Barnes, 1872—1951) ску­пил у Л. Зборовского все работы Х. Сутина, которые у того имелись. Опять- таки, учитывая довольно сложную систему отношений между Й. Неттером, Л. Зборовским и художником, в данном случае — Х. Сутином (формальное соглашение между Л. Зборовским и Х. Сутином было заключено в 1919 году, письменного договора с Й. Неттером у Х. Сутина, скорее всего, не было, хотя именно деньгами Й. Неттера Л. Зборовский преимущественно расплачи­вался с ним), мы не знаем, были ли среди приобретенных А. Барнсом работ Х. Сутина те, которые до этого находились у Й. Неттера.

Учитывая все вышесказанное, пожалуй, две важнейших для истории ис­кусства работы из представленных на выставке — портреты Х. Сутина и Л. Зборовского, созданные А. Модильяни в 1916 году, когда его стиль уже сформировался окончательно. В портрете Х. Сутина четкое графическое ви­дение предмета, которое акцентируется едва заметным черным контуром, со­четается с живописной трактовкой цветовой плоскости. Художник выстроил портрет на эмоциональном и цветовом конфликте, который определяют две основные цветовые плоскости: охристо-красный цвет одежды и черно-бор­довый фон. Совершенно в ином ключе написан великолепный портрет Л. Зборовского, построенный на противопоставлении холодного тона голу­бовато-серого фона и теплой гаммы человеческого лица. На раскрытие образа работает и прозрачный легкий фон, противопоставляемый почти осязаемой живописи персонажа.

В отличие от А. Модильяни и Х. Сутина, с которыми Й. Неттер общался в основном через Л. Зборовского, с Моисеем Кислингом (Moi'se Kisling, 1891—1953), как и с М. Утрилло, у него сложились независимые и очень глу­бокие человеческие отношения, о чем свидетельствует обширная переписка между ними. Во время Первой мировой войны М. Кислинг находился на юге Франции и приглашал своего покровителя погостить у него в Сен-Тропе.

В середине 1920-х годов Л. Зборовский, все больше тяготившийся зави­симостью от Й. Неттера, стал стремиться к большей самостоятельности. Он, в частности, заключил соглашение о сотрудничестве с художником Эженом Эбишем (Eugene Ebiche, 1896—1987), и имя Неттера в этом соглашении не упоминается, хотя последний также коллекционировал работы уроженца Люблина Э. Эбиша (на выставке их представлено три, причем во всех слу­чаях указано, что они созданы около 1930 года). Й. Неттер все меньше дове­рял своему партнеру, вследствие чего разрыв их отношений был лишь вопро­сом времени.

Последним художником, которого поддерживали Л. Зборовский и Й. Неттер, стал Исаак Анчер (Isaac Antcher, 1899—1992). Сотрудничество между спонсорами и живописцем началось в 1928 году. По условиям соглашения, каждый из спонсоров должен был выплачивать И. Анчеру по тысяче франков ежемесячно. При этом полотна должны были сначала доставляться Й. Неттеру, а затем уже распределяться между ним и Л. Зборовским. Однако Л. Збо­ровский, со своей стороны, выплачивал И. Анчеру только двести франков в месяц, при этом требуя от него предоставлять еще две работы для себя, сверх тех, что предназначались для раздела между коллекционерами. Когда Й. Неттер узнал об этом, то потребовал от Л. Зборовского возмещения всех невыплаченных сумм. На этом отношения между ними прекратились. Уже после этого Й. Неттер в конце 1931 года перечислил И. Анчеру единовремен­ный платеж в размере трех тысяч франков — насколько можно судить, это был последний раз, когда кто-либо из художников получил финансовую по­мощь от него. В первой половине 1930-х годов между художниками так на­зываемой «Парижской школы» уже существовали очевидные статусные раз­личия: работы Модильяни, Шагала и Сутина приобретали всё большее число поклонников, вследствие чего стали восприниматься как объекты для выгод­ных инвестиций. На смену людям, не стремившимся к наживе, помогавшим художникам и ценившим их поиски, приходили собиратели совсем иного толка. Остальные живописцы и скульпторы пусть и не нищенствовали, но жили, в целом, трудно, а выставлялись нечасто. «Передовыми новаторами» считались в 1930-е годы уже другие люди, поэтому те, кто искал возможности патронировать талантливую молодежь, поддерживали других художников.

III

Пытаясь оценить в ретроспективе судьбу еврейской по происхождению и космополитичной по духу художественной диаспоры во Франции в первой половине ХХ века, необходимо хотя бы вкратце рассмотреть, во-первых, судьбы художников, во-вторых, судьбы меценатов и коллекционеров, поддер­живавших их как финансово, так и верой в их талант, и, в-третьих, судьбы их творческого наследия.

Что касается самих художников, то последний из тех, чей талант успел оценить Й. Неттер, — И. Анчер — пережил ушедшего из жизни раньше всех А. Модильяни более чем на семьдесят лет! Амедео Модильяни умер от ту­беркулезного менингита 24 января 1920 года, в тот же день покончила с собой Жанна Эбютерн, находившаяся на девятом месяце беременности. Спустя де­сять лет, 2 июня 1930 года, в отчаянии покончил с собой в Париже «князь Монпарнаса» Жюль Паскен. 25 апреля 1931 года умер от инфаркта совсем молодой (ему не было и тридцати трех) Абрам Минчин. 21 декабря 1935 года, как и за пятнадцать лет до этого А. Модильяни, умер от туберкулеза 38-лет­ний Иссахар-Бер Рыбак. Айзик Федер, Макс Жакоб, Рудольф Леви, Анри Эпштейн и многие другие — таких имен хватило, к сожалению, на целую книгу «Депортированный Монпарнас», вышедшую, увы, лишь по-французски[25], — погибли в огне Холокоста. Хаим Сутин умер 9 августа 1943 года, не имея возможности получить квалифицированную медицинскую помощь.

Моисей Кислинг, Марк Шагал, Осип Цадкин и Мане-Кац спаслись, бежав в начале 1940-х годов в США. После окончания войны все они вернулись во Францию. Оскар Мещанинов, уехав в США, во Францию уже не вернулся; он умер в Лос-Анджелесе в 1956 году. Жак Липшиц, с 1941 года живший в США, в 1946 году приехал в Париж, провел персональную выставку в га­лерее Maeght и был удостоен ордена Почетного легиона. Однако, расстав­шись с женой, он вернулся в США и с 1947 года жил в пригороде Нью-Йорка Хастинг-на-Гудзоне. С 1961 года ежегодно проводил лето на собственной вилле в Италии, где и умер в мае 1973 года.

Мане-Кац на склоне лет проводил довольно много времени в Израиле, где и умер в 1958 году; спустя почти двадцать лет, в 1977 году, в его доме в Хайфе был открыт музей, существующий и поныне. Музей Шагала был открыт в 1973 году, еще при жизни мастера, в Ницце, музей Цадкина — спустя пят­надцать лет после смерти скульптора, в 1982 году в Париже. В Израиле же в 1968 году умерла Ханна Орлова, спасшаяся от Холокоста в нейтральной Швейцарии.

Эжен Эбиш в 1939 году вернулся в Польшу. Он сменил имя, и ему удалось, скрыв свои еврейские корни, преподавать в Академии изящных искусств Кракова, которую он в 1945 году возглавил. Позднее он преподавал в Акаде­мии изящных искусств Варшавы, принимал участие в выставках по всей Польше и умер в 1987 году, перешагнув 90-летний рубеж.

Пережили Холокост во французской провинции, вернулись и еще не­сколько десятилетий работали в Париже Исаак Добринский, Пинхус Кремень, Леон Инденбаум, Вилли Эйзеншитц (был арестован, депортирован и погиб его сын, вступивший в движение Сопротивления). Михаил Кикоин и Исаак Анчер были интернированы в трудовые лагеря (И. Анчер успел до этого служить во французской армии, откуда он был демобилизован в 1941 году), но смогли выжить — и после окончания войны вернуться к искусству. По всей видимости, именно кончина И. Анчера в 1992 году, спустя два года после его ретроспективной выставки в галерее Кати Гранофф в столице Франции[26], ознаменовала собой конец жизненного пути последнего из художников «Па­рижской школы».

Судьбы упомянутых в этой статье четырех покровителей этих художников еврейского происхождения также сложились очень по-разному. Леопольд Зборовский скончался в 1932 году в бедности. Он был погребен в общей мо­гиле, а работы из его галереи разошлись в различных направлениях. Йонас Неттер прожил еще почти пятнадцать лет, при этом мы, к сожалению, ничего не знаем о том, какую роль занимало коллекционирование произведений ис­кусства в его жизни в те годы. Самые поздние работы, представленные в экс­позиции и ее каталоге, датированы, точно или приблизительно, 1930 годом. Й. Неттер пережил нацистскую оккупацию Парижа, ведя в годы войны по­луподпольный образ жизни с фальшивыми документами. Все ли картины ху­дожников, большинство из которых относились по нацистской классифика­ции к «дегенеративному искусству», ему удалось сохранить и как — этого мы тоже не знаем. События столь недавней истории непостижимым образом почти неизвестны нам, хотя, к счастью, главное, что могло остаться от худож­ников, с которыми сотрудничал Й. Неттер, — их картины — не только сохра­нилось, но и стало наконец доступным всем поклонникам искусства. Гертруда Стайн, которая открыто поддерживала режим маршала Петена, как до этого — фалангистов Франко в Испании (в 1941 году она даже перевела 180 речей маршала Петена на английский язык), провела годы войны вместе со своей де-факто супругой Элис Токлас (Alice Toklas, 1877—1967), также американской еврейкой по происхождению, в небольшом городке Кюло в предгорьях Альп[27]. Хотя многие евреи — жители этого городка, включая детей, были депортированы в Освенцим, Гертруда и Элис не подвергались преследованиям. Их покровителем был стародавний знакомый, профессор американской истории в Коллеж де Франс Бернард Фаи (Bernard Fay, 1893— 1978), ставший в мае 1941 года руководителем Национальной библиотеки и видным функционером режима Виши[28]. Спустя год с небольшим после окон­чания Второй мировой войны Гертруда Стайн умерла. Берта Вейль не нажила богатств, хотя картины, которые когда-то проходили через ее руки, стали стоить баснословных денег. Некоторым утешением могло быть общественное признание ее заслуг: за три года до кончины, в 1948 году, она была удостоена ордена Почетного легиона. Ордена Почетного легиона был удостоен и сын Роже Маркса и Эльзы Натан (Elisa Nathan, 1859—1933) Клод (1888—1977), также ставший художественным критиком. Ему удалось спастись в годы Хо- локоста (он покинул Париж, перебравшись вначале в Марсель, а затем скры­вался в окрестностях Гренобля), но вот его сын, внук Рожера Маркса, был арестован гестапо и погиб.

Что же касается творческого наследия живописцев и скульпторов «Па­рижской школы», то кажущийся очевидным вывод о всемирном триумфе, вероятно, будет излишне поспешным, причем по трем причинам. Во-первых, насколько широко известны Модильяни, Шагал и, пусть и в несколько меньшей степени, Сутин, работы которых продаются на торгах ведущих аук­ционных домов за огромные деньги, настолько же мало кто помнит об Анри Эпштейне, Исааке Добринском, Вилли Эйзеншитце и многих других живо­писцах этого круга. Даже три созданные еще до войны картины Михаила Ки­коина — художника все же сравнительно известного, выставлявшиеся на тор­гах Christie's в Лондоне 22 июня 2012 года, были проданы дешевле, чем за десять тысяч фунтов каждая, т.е. они не интересуют коллекционеров, вы­страивающих собрания музейного типа. Единая «ткань существования» кос­мополитически ориентированных художников «еврейского Монпарнаса» в памяти потомков оказалась разрушенной, отдельные «звезды» были вычле­нены и вознесены, тогда как остальным угрожает забвение.

Во-вторых, у большинства художников «еврейского Монпарнаса» никогда не выходили обобщающие каталоги, вследствие чего множество их сохранив­шихся работ (не забудем о том, что сотни холстов погибли в дни Первой и Второй мировых войн) вообще неизвестны любителям искусства. Как это ни удивительно, хотя отдельные работы из собрания того же Й. Неттера публи­ковались в различных изданиях, вся коллекция была показана в 2012 году впервые, при этом целый ряд произведений ни разу не воспроизводился в ка­ких-либо альбомах или каталогах. Некоторые работы знакомы в несколько других редакциях: так, на выставке была представлена «Красная лестница в Канье» Хаима Сутина, иная версия которой находится в собрании париж­ского Музея Оранжери (всего же художник написал пять вариантов «Крас­ной лестницы», один из которых ныне находится в собрании российского коллекционера Вячеслава Кантора). В целом же эта выставка свидетельст­вует об удивительном феномене: важнейшие работы А. Модильяни, Х. Сутина, М. Кислинга и других художников, признанных к настоящему времени крупнейшими представителями изобразительного искусства первой поло­вины ХХ века, на протяжении многих десятилетий были скрыты от заинтере­сованных зрителей. Напрашивающиеся гипотезы о причинах этого явления не выдерживают критики: отсутствие у этих работ выставочной истории не было следствием их перехода из рук в руки (они не перепродавались, оставаясь в семье того, кем были приобретены изначально), равно как и не было вызвано какими-либо политическими или цензурными запретами, так как выставки художников «еврейского Монпарнаса», в особенности — са­мых известных среди них, проходили уже многие десятки раз, в том числе и в Москве (монографическая выставка А. Модильяни прошла в ГМИИ на Волхонке в 2007-м, а групповая выставка художников «Парижской шко­лы» — в 2011 году). То, что и в отсутствие видимых причин из истории ис­кусства были на десятилетия изъяты 17 сохранившихся живописных и гра­фических работ А. Модильяни, 19 полотен Х. Сутина, 7 — М. Кислинга и т.д., является исключительно наглядным свидетельством беззащитности творе­ний даже признанных гениев перед лицом факторов, которые толком не ясны до сих пор: о наследниках коллекционера и причинах принимаемых ими ре­шений в каталоге выставки и в вышедших о ней публикациях не говорится ни слова. Являлось ли это многолетнее сокрытие работ от публики след­ствием желания Йонаса Неттера, который и при жизни был исключительно непубличным человеком, либо же решение об этом принимали его наслед­ники, и не представляет ли собой проходящая в настоящая время выставка, по сути, предаукционную экспозицию — этого мы не знаем. Неизвестно и то, где и в каких условиях хранились все эти работы, благополучно пережившие (как, кстати, и их владелец) не только оккупацию нацистами Парижа, но и отсутствие контроля за их состоянием со стороны музейных работников и реставраторов. Нельзя сказать, что о коллекции Йонаса Неттера не было из­вестно вообще, однако адекватного представления о ее масштабах не было, а имя этого собирателя практически не появлялось даже в искусствоведческой, не говоря уже о более массовой, литературе.

При этом и выставленная экспозиция не дает ответа на три важнейших во­проса. Во-первых, какие еще произведения входили в нее, но были проданы самим Й. Неттером при жизни, когда и кому и где сейчас эти работы — исходя из сохранившихся писем и договоров можно предположить, что у коллекцио­нера было значительно больше картин А. Модильяни и Х. Сутина, чем пред­ставлено сейчас. Во-вторых, какие из сохраненных Й. Неттером произведений живописи и графики были проданы его наследниками? (Достоверно известно о реализованной в феврале 2009 года на аукционе Christie's картине Амедео Модильяни «Две девочки» и о проданной там же в июне того же года картине Мориса Утрилло «Затерявшийся тупик», а также о трех произведениях Ми­хаила Кикоина и «Городском пейзаже» Анри Хайдена, проданных этим же аукционным домом в июне 2012 года, все они происходят из коллекции Йонаса Неттера — единственные ли это случаи? Как случилось, что один из двух известных портретов самого Й. Неттера, созданный в 1915 году Анри Хайде- ном, не находится в настоящее время в представленной коллекции, когда и кому он был продан или подарен?) В-третьих, какие еще работы хранятся у наследников, но не включены в экспозицию (о том, что выставлены не все работы, а только «большая часть» собрания, обмолвился сам куратор Марк Рестеллини). Возможность увидеть 122 работы, оригиналы которых были скрыты от любителей искусства на протяжении более чем полувека, крайне важна сама по себе, но все же важно понять полные масштабы собрания Й. Неттера и того, что сохранилось от него к настоящему времени, а этого вы­ставка и ее каталог сделать не позволяют. Хочется верить, что эта коллекция не будет продана по частям, а станет основой постоянно действующего музея, куда попадут и другие работы, разбросанные ныне по миру, и который, в свою очередь, будет вести научные и архивные изыскания, посвященные уникаль­ному миру космополитической по духу, но преимущественно еврейской по происхождению причисляемых к ней художников «Парижской школы».

В-четвертых, несмотря на наличие отдельных монографических музеев живописцев и скульпторов «Парижской школы» (Шагала, Цадкина, Мане-Каца и других), единого центра, который бы ставил своей задачей изучение и сохранение памяти об этой художественной диаспоре как о едином целом, нет нигде в мире. Такой музей собирался создавать в Харькове бизнесмен и государственный деятель Александр Фельдман, но летом 2013 года было объ­явлено о проведении экспозиции, озаглавленной «Последняя выставка мас­теров Парижской школы из собрания Feldman Family Museum». Анонс вы­ставки гласил, что по окончании ее работы, 15 сентября 2013 года, все 110 выставленных работ сорока художников будут проданы[29], а на вырученные средства будет построен Центр реабилитации детей с психическими рас­стройствами. Вообще говоря, депутат Верховной Рады Украины V и VI со­зывов (вначале — от Блока Юлии Тимошенко, а с 2011 года — от Партии регионов) Александр Фельдман — мультимиллионер, очевидно, располагаю­щий средствами на строительство детского реабилитационного центра и без продажи произведений художников, которые, как можно предположить, пе­рестали быть для него интересными в той мере, которая оправдывает их кол­лекционирование. Продажа этой коллекции ставит крест на единственном на постсоветском пространстве реально возможном проекте создания музея и научно-исследовательского центра художников «Парижской школы», большинство из которых, как указывалось выше, родились в Российской им­перии. Нет такого музея и центра и в Израиле (этим художникам посвя­щен лишь один зал в Тель-Авивском музее), несмотря на то что почти все эти художники — еврейского происхождения, а Израиль как государство претендует на то, чтобы быть национальным домом и духовным центром всего мирового еврейства. Во Франции же отдельных выставок проводится не так мало, но комплексно это искусство не представлено, не сохраняется и не изучается нигде, а работы многих упомянутых выше живописцев не пред­ставлены в Париже ни в одном музейном собрании. Я бы сказал, что именно диаспоральный характер этой группы художников преимущественно восточ­ноевропейского еврейского происхождения стал причиной того, что они пост­фактум оказались «ничьими». В отличие от импрессионистов (среди которых, впрочем, тоже был один живописец еврейского происхождения — Камиль Писарро), родившихся, живших и работавших во Франции, для сохранения, экспонирования и изучения наследия которых в Париже был создан ставший очень популярным Музей Орсэ, открытый в 1986 году, альбомы художников так называемой «Парижской школы», как указывалось выше, в наибольшем количестве представлены в столице Франции в Музее искусства и истории иудаизма. Парадоксальным образом, люди, оказавшиеся в столице Франции для того, чтобы уйти от иудаизма, именно в созданном там два десятилетия назад музее иудаизма обрели свое последнее пристанище.

При этом справедливым будет вывод о том, что эти люди так ни в какой стране и не обрели чувства Родины, на всю жизнь сохранив диаспоральное самосознание. Для большинства из них родным языком был идиш, при опре­деленном знании русского, и даже изучая французский и английский, они редко когда знали эти языки настолько, что могли в полной мере наслаж­даться богатством их лексикона; достаточно вспомнить в этой связи Марка Шагала, книга воспоминаний которого была написана по-русски, а основные выступления, опубликованные на десятке языков, были произнесены на идише. Мане-Кац и Ханна Орлова окончили свои дни в Израиле (Х. Орлова жила в подмандатной Палестине еще до того, как оказалась во Франции), Ос­кар Мещанинов — в США, но в полном смысле слова ни израильтянами, ни американцами никто из них (а в США долго жил и Мане-Кац) не стал. В годы Холокоста эти художники скрывались, пытались эмигрировать, а кому это не удалось — были депортированы и погибли в лагерях смерти сугубо как евреи, и лишь единицы среди французов стремились помочь этим людям в беде, и еще меньшее число их новых соотечественников видели в них «своих». Практически речь идет о людях, внесших огромный вклад в мировое искусство, но при этом не принадлежащих ни одной стране, а на всю жизнь оставшихся на пересечении диаспор и сохранявших диаспоральное сознание в самих себе.

[1] Автор благодарит Андрея Кожевникова за большую по­мощь в поиске и переводе с французского языка материа­лов, сыгравших существенную роль в подготовке статьи. (L'auteur tient a remercier Andrey Kozhevnikov pour son assi­stance a la recherche et a la traduction des textes qui ont large- ment contribue a la preparation de cet article.)

[2] Здесь и далее цитаты извлечены из каталога выставки: Restellini M. Jonas Netter et l'aventure de Montparnasse. Aux Origines de L'Ecole de Paris // La Collection Jonas Netter. Modigliani, Soutine et l'aventure de Montparnasse. Paris: Pi- nacotheque, 2012. Р. 9—26.

[3] Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. М.: Текст, 2005. Т. I. С. 148. Цитируемая здесь первая книга была написана в 1961 году.

[4] Крупицкий З. Искусство и иудаизм // Еврейская энцикло­педия. СПб.: Брокгауз и Ефрон, 1911. Т. VIII. С. 326—327.

[5] Цит. по: Хасан-Брюне Н. Еврейская Парижская школа — об­рести себя в избранной стране? Пер. с франц. // Парижская школа. 1905—1932. М.: ГМИИ им. Пушкина, 2011. С. 26.

[6] Биографии этих и других художников см. в книге: Niesza- wer N, Boye M, Fogel P. Peintres juifs a Paris. 1905—1939, Ecole de Paris. Paris: Denoёl, 2000.

[7] Хасан-Брюне Н. Еврейская Парижская школа. С. 26.

[8] См. список его экспозиций в каталоге выставки, прошед­шей в Париже в 2008 году: Restellini М. Soutine. Paris: Pi- nacotheque, 2008. Р. 231.

[9] См. список его экспозиций в посвященном этому худож­нику масштабном альбоме: Diehl G. Pinchus Kremegne. Sublimated Expressionism. Paris: Navarin Editeur, 1990. Р. 228—229.

[10] Цит. по: Crespelle J.-P. La vie quotidienne a Montparnasse a la Grande Epoque, 1905—1930. Paris: Hachette, 1976; Пер. на рус. яз.: Креспель Ж.-П. Повседневная жизнь Монпарнаса в великую эпоху, 1905—1930. М.: Молодая гвардия, 2000. С. 95.

[11] Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. Т. I. С. 155.

[12] См.: Gros GJ. Les Grands Collectionneurs; Chez M.J. Net- ter // L'art vivant. 1929. № 97. P. 14—15.

[13] Цит. по: Augias С. Modigliani. L'ultimo romantico. Milano: Ar- noldo Mondadori Editore, 1998; пер. на рус. яз.: Ауджиас К. Амедео Модильяни. М.: Молодая гвардия, 2007. С. 181.

[14] Цит. по: Crespelle J.-P. La vie quotidienne a Montmartre au temps de Picasso, 1900—1910. Paris: Hachette, 1978; пер. на рус. яз.: Креспель Ж.-П. Повседневная жизнь Монмартра во времена Пикассо, 1900—1910. М.: Молодая гвардия, 2000. С. 204.

[15] Сведения о художниках, с которыми работала Берта Вейль, содержатся в единственной посвященной ей биографи­ческой книге, пока выпущенной только на французском языке: Le Morvan М. Berthe Weill, 1865—1951: La petite ga- leriste des grands artistes. Paris: L'Harmattan, 2011.

[16] Креспель Ж.-П. Повседневная жизнь Монмартра во вре­мена Пикассо, 1900—1910. С. 222.

[17] См. каталог выставки: Four Americans in Paris: The Collec­tions of Gertrude Stein and Her Family. New York: Museum of Modern Art, 1970.

[18] См. каталог выставки: The Steins Collect: Matisse, Picasso, and the Parisian Ava^-Gad / J. Bishop, C. Debray, R. Ra- binow (Eds.). New York: The Metropolitan Museum of Art, 2012.

[19] Виленкин В. Модильяни. М.: Искусство, 1970. С. 93.

[20] Цит. по: Герман М. В поисках Парижа, или Вечное возвра­щение. СПб.: Искусство, 2005. С. 349—350.

[21] См.: Паризо К. Модильяни. М.: Текст, 2008.

[22] Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. Т. I. С. 144.

[23] Там же. С. 145.

[24] Там же. С. 155.

[25] См.: Buisson S., Nieszawer N., Lachenal L., Jarasse D. Mont- parnasse deporte: Artistes d'Europe. Paris: Musee du Mont- parnasse, 2005.

[26] См. каталог этой выставки: Antcher. Retrospective. 1927— 1981. Paris: Galerie Katia Granoff, 1990.

[27] См.: Malcolm J. Two Lives: Gertrude and Alice. New Haven: Yale University Press, 2007. P. 25 и далее, а также p. 106.

[28] Одержимый в своем преследовании масонов, во всемир­ный заговор которых он верил, Бернар Фаи был лично ви­новен в гибели сотен людей, вследствие чего уже в августе 1944 года был арестован, судим и приговорен к бессроч­ной каторге с конфискацией имущества; ему удалось бе­жать в 1951 году и добраться до Швейцарии при помощи Элис Токлас. Он был помилован президентом Франции Рене Коти в 1959 году.

[29] См.: Дикань Ф. Парижская школа в Харькове. В послед­ний раз // Портал «Медиапорт» (Украина). 17.07.2013 (http://www.mediaport.ua/parizhskaya-shkola-v-harkove-v-posledniy-raz).

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

Декосмополитизация русской диаспоры: взгляд из Бруклина в «дальнее зарубежье»

(пер. с англ. А. Горбуновой)

Дэвид Лэйтин

Декосмополитизация русской диаспоры:

ВЗГЛЯД ИЗ БРУКЛИНА В «ДАЛЬНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ»[1]

По мере того, как диаспоральные общины культурно и политически встраи­ваются в жизнь приютивших их стран, особое значение — по собственному ли желанию или по необходимости — они придают различным аспектам, вы­деленным из общей совокупности присущих им культурных черт. Одни вы­двигают на первый план свою расу (чернокожие из стран Карибского бас­сейна в Соединенных Штатах), другие — свою религию (мусульмане из Алжира во Франции), а третьи — свою основанную на языке этническую при­надлежность (англичане в Южной Африке). Угадать, какой аспект идентич­ности «победит», — задача, долгое время ставившая в тупик тех, кто занима­ется этнической проблематикой. Но со временем значительная часть каждой диаспоральной общины и их потомков объединяется вокруг какого-то одного аспекта различия, обусловливающего их социально-политическое поведение

как членов определенной категории (скажем, католики) в отношении выде­ленного аспекта (в данном случае религии)[2].

Такой выбор в вопросах идентичности нельзя считать несущественным. Как показала Мэри Уотерс, второе поколение мигрантов из стран Карибско­го бассейна не смогло получить ожидавшегося жизненного дохода — отчас­ти потому, что они идентифицируют себя (и идентифицируются людьми за пределами своей общины) как «черные». Национальная идентичность вы­ходцев из стран Карибского бассейна имеет более высокий статус в глазах американских работодателей, чем идентичность чернокожих американцев, однако, несмотря на это, региональная идентичность уступила место расо­вой. Это имеет важные последствия. Результаты политики в области иден­тичности в значительной степени определяют возможных социальных и по­литических союзников, а также то, через какие каналы можно обращаться за поддержкой.

В этой статье описывается процесс, вследствие которого русско-еврей­ские иммигранты, осевшие в Нью-Йорке (по большей части на Брайтон-Бич в Бруклине), стали объединяться вокруг доминирующей религиозной иден­тичности[3]. У русскоговорящих (по большей части еврейских) эмигрантов из России в последней четверти прошлого века был выбор, когда они добрались до Вены: либо эмигрировать в Израиль, либо ждать более долгое время, но в конечном итоге добраться до Соединенных Штатов (через Италию). По- видимому, те, кто выбрал Соединенные Штаты, были более светскими и ме­нее проникнутыми религиозными идеалами, чем те, кто уехал в Израиль. Тем не менее — заостряя различие между ними ради подразумеваемого сопостав­ления — русскоговорящие евреи в Брайтоне идентифицировали себя глав­ным образом как «евреев»[4], в то время как русскоговорящие евреи в Израиле идентифицировали себя главным образом как «русских»[5].

В таком итоге есть очевидная ирония. В одном и том же ряду русскогово­рящих евреев, покинувших Советский Союз в конце 1970-х (так называемая третья волна) и в конце 1980-х (четвертая волна, которая принесла многих этнических русских вместе с русскоговорящими евреями), есть две катего­рии: те, кто влился в религиозное государство (Израиль), основывают свое политическое поведение на светских ценностях, тогда как те, кто влился в го­сударство, не придерживающееся какой-то одной религии как государствен­ной (Соединенные Штаты), основывают свое поведение на религиозной идентичности.

Рассмотренный с точки зрения определенных теоретических подходов, та­кой итог вовсе не удивителен. Здесь могут быть применены простые демо­графические модели политической идентификации. Русская идентичность имеет не столь высокую ценность, чтобы оказывать влияние на американ­скую и/или нью-йоркскую политику. Однако объединившись с американ­скими евреями, русскоговорящие евреи могут обеспечить себе позицию во влиятельном меньшинстве в обеих сферах. Демография в Израиле говорит о противоположном: идентификация с евреями-израильтянами не дает их лидерам какого-то дополнительного голоса, в то время как идентификация себя как русских израильтян стала заметной и привлекательной, по крайней мере для людей, вовлеченных в политику, ищущих поддержку со стороны этого демографически значительного избирательного блока. Эта расстановка показывает, что диаспоры не обязательно делают упор на самые глубинно значимые элементы из совокупности присущих им культурных черт; скорее, после «подсчитывания товарищей» — потенциальных союзников — они вы­бирают тот аспект своей идентичности, который позволяет им максимально увеличить свое влияние на выборах[6].

Подходы, принимающие во внимание политическое пространство, в кото­рое прибывают иммигранты, также помогают понять эти результаты. В Со­единенных Штатах, как следует из концепции Алексиса де Токвиля в его классическом исследовании Америки (том 1, глава 2), имеет место глубоко укоренившееся убеждение, что языковое разнообразие представляет угрозу для общественного блага, в то время как религиозное разнообразие без­опасно. Неудивительно, что такие ученые, как Уилл Херберг, Хелен Эбо и Джанет Чафетс, периодически отмечали, что американские иммигранты объ­единяются в религиозные общины (к чему в обществе относятся с уваже­нием) и избавляются от своих языковых отличий (которые рассматриваются как угроза доминирующему англоговорящему обществу). Между тем, в Из­раиле, при том что значительный процент мигрантов из стран бывшего Со­ветского Союза не являются евреями (по статистике Министерства внутрен­них дел), ни одна группа не может получить жирный кусок от государства, или его кошерный эквивалент, идентифицируя себя в первую очередь как евреев. Таким образом, иммигранты, возвращаясь на свою воображаемую ро­дину, объединяются вокруг черт идентичности, связанных со страной, откуда они эмигрировали.

Эта статья не ставит своей первоочередной задачей объяснить, почему рус­скоговорящие евреи в Нью-Йорке выстраивают свою политическую и соци­альную жизнь вокруг религиозной идентичности. Скорее, ее цель — описать на уровне семейных перипетий, как возник этот результат. Для этого я обра­щусь сначала к «модальной истории жизни» двух последних волн русского­ворящих мигрантов из бывшего Советского Союза. Мой тезис состоит в том, что эти жизненные истории наглядно показывают космополитичное сообще­ство, в которое встроились русскоговорящие евреи, и не предвещают резуль­тат, возникший вследствие их поселения в Нью-Йорке[7]. Затем я обсужу во­прос, каким образом русскоговорящая диаспора в «ближнем зарубежье» (то есть в странах — бывших республиках СССР) приняла «русскоговорящую» идентичность[8]. Напротив, эта базирующаяся на языке идентичность не стала основой или первостепенной причиной формирования идентичности рас­сматриваемых лиц в Нью-Йорке. В-третьих, я обсужу возникновение на по­вседневном уровне религиозно ориентированной еврейско-американской идентичности именно среди этих — прежде светских — космополитичных евреев. В заключительном разделе прослеживается механизм культурной пе­редачи религиозной идентичности от родителей детям.

Для анализа менталитета одной диаспоральной общины, проживающей в «дальнем зарубежье», я провел весной 2004 года исследование среди русскоговорящих (в основном еврейских) мигрантов, приехавших в конце 1970-х годов и позднее, в большинстве своем проживающих на Брайтон-Бич. Интервью, в которых я опросил три поколения, представляют нам двадцать пять различных семейных историй. Вначале рассматривается поколение, ко­торое приняло решение эмигрировать, затем — поколение их родителей, по­том — их дети. Конечно, в изложенных свидетельствах сочетаются пересмотр фактов и риторические стратегии, используемые интервьюируемыми для об­основания событий их бурной жизни. Моя интерпретация этих интервью по­этому должна выйти на уровень более глубинного осмысления изложенных фактов[9]. Для дополнения этих историй с точки зрения более широкого виде­ния проблемы, чем возможно с опорой исключительно на этнографию, я также обращался к вспомогательным источникам, газетным архивам и к дан­ным массовых опросов.

I. МОДАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ПОКОЛЕНИЙ ТРЕТЬЕЙ И ЧЕТВЕРТОЙ ВОЛН СОВЕТСКОЙ ЭМИГРАЦИИ В США

Очертания большинства историй, охватывающих несколько поколений се­мей мигрантов, имеют много общего. Старшее поколение родилось в черте оседлости на западных границах Российской империи — в узкой зоне, про­стирающейся от Черного до Балтийского моря, где цари разрешали селиться евреям, которые выплачивали налог; однако быть собственниками земли им не дозволялось. Местные этнические группы, укорененные на территории черты оседлости, как правило, относились с презрением к этим «защищае­мым властью» евреям и были готовы терроризировать их, когда центральная власть ослабевала. При советской власти все быстро изменилось. Евреи на­чали принимать космополитическую идентичность, в которой их религия не имела принципиального значения[10]. В данных мне интервью старшее поко­ление рассказывает, вспоминая свой опыт жизни в ранний советский период, что в то время евреи стали частью широких социальных и профессиональных сообществ. И после нападения Германии в 1941 году многие евреи были эва­куированы с территории бывшей черты оседлости и переправлены в Цент­ральную Азию ради их безопасности; так они смогли пережить холокост. После войны, более не привязанные к проживанию на территории бывшей черты оседлости, советские евреи продвинулись профессионально — по край­ней мере, в процентном отношении — не меньше, чем другие советские на­родности. Тем не менее в период экономического застоя в 1970-х их дети на­чали ощущать дискриминацию, ограничивающую их возможности. Именно это поколение стремилось эмигрировать, и единственным путем к эмиграции было подчеркивание своей еврейской идентичности. Когда они обратились за документами, которые бы позволили им эмигрировать в Израиль, Совет­ское государство стало ставить им бюрократические препоны и принимать против них репрессивные меры. Те, кто пошел на риск и добился получения визы, вытащили своих нерелигиозных космополитичных родителей за рубеж. Учитывая огромную социальную поддержку этих еврейских эмигрантов (со стороны сопровождавших их родителей, частных агентств, а также закона о беженцах в Соединенных Штатах), высокий уровень их человеческого ка­питала и предоставляемые американской экономикой возможности, среднее поколение быстро продвинулось в экономическом плане. Их дети в целом преуспели в учебе и интегрировались социально в американскую культуру. Именно эта модальная история является основанием для трактовки вопроса о том, какой аспект из общей совокупности присущих уехавшим евреям куль­турных черт станет их доминирующей политической идентичностью в аме­риканском контексте.

Начнем — и это касается многих из моих респондентов, которых я опра­шивал в рамках их миграционной истории, — с трагедии немецкой оккупации в 1941 года и переезда с территории бывшей черты оседлости на Урал и в Ка­захстан. Вот, к примеру, одна такая история.

Респондентка рассказывает о том, что в 1941 году она закончила десяти­летнюю школу, где языком обучения был украинский. Немцы разбомбили мост через Днепр, и респондентка участвовала в строительстве временного моста. Их семья была эвакуирована. Она вспоминает, как они ждали поезда на открытой железнодорожной платформе вместе с больными и престаре­лыми и как их разместили в вагонах. Семья рассказчицы состояла из четырех человек, ее саму вместе с матерью, братом и сестрой эвакуировали в Казах­стан; отец был на фронте. Затем рассказчица оказалась на Урале и работала в Министерстве черной металлургии; их отдел занимался демонтажем фаб­рик на западе и реконструкцией их на Урале, занимался двигателями и про­чим оборудованием, которое могло быть использовано после войны. Все оборудование учитывалось и классифицировалось, рассказчица делала спис­ки и отправляла их в Москву. Таким образом, они могли посылать запчасти на заводы, работающие по всей России во время войны. Они жили в палатках, пока делали эту работу, по двадцать человек в палатке. Рассказчица сооб­щила, что ее начальника направили в Москву, и тогда рабочие стали подавать прошения о том, чтобы вернуться в свои родные места, но для этого требова­лось получить разрешение. Начальник рассказчицы возглавлял комсомольскую организацию (ВЛКСМ). Он сказал, что возвращаться слишком опасно, что все разрушено. Сама рассказчица подавала прошение дважды, и ей было отказано, потому что считали, что некому будет делать ее работу. Я спросил ее, не в том ли было дело, что она еврейка. Она засмеялась и сказала: «Никого тогда не заботили эти вещи. Нас было восемьдесят процентов украинцев и двадцать процентов евреев, но никто не знал, кто какой был национальности, все мы говорили по-украински. Только после войны религия стала иметь значение». Затем рассказчица вступила в коммунистическую партию. На­чальник посоветовал ей тогда «просто уехать» и не беспокоиться о разреше­нии и бумажной волоките. Она вернулась на Украину в октябре 1943 года, дорога заняла месяц. Вместе с матерью и маленькой сестрой они вернулись в свою старую квартиру, за которой присматривал друг, оставшийся на Укра­ине. Брат рассказчицы умер на Урале. Отец отправился из Польши на япон­ский фронт и затем вернулся на Украину. Молодой человек рассказчицы по­гиб в Сталинграде (интервью 9)[11].

В лагерях и в армии ситуация была похожей. Как объяснил один из ин­тервьюируемых, в армии не было антисемитской дискриминации. Она по­явилась позднее. Ко всем в армии относились одинаково — ни у кого не было времени тогда выяснять, кто какой национальности (интервью 13).

После войны евреи чувствовали, что возможности для них открыты. Это подтверждают воспоминания следующего респондента. Он говорит о том, что уехал из Киева не по финансовым причинам. В материальном плане у него все было хорошо. В Киеве он жил через дорогу от центрального стадиона, на цент­ральной площади. Во время перестройки там проходили многие массовые ми­тинги, и до респондента доносилось множество угроз, в том числе, что евреев будут убивать (также присутствовали угрозы в отношении русских). Он начал бояться, так как многие его друзья сравнивали Украину того времени с Гер­манией 1932 года; можно было услышать однотипные высказывания в Кре­менчуге, в Харькове, да где угодно на Украине. Друзья рассказчика начали уезжать, и он решил последовать за ними, в значительной степени из любопыт­ства — это было что-то вроде прыжка с парашютом. Рассказчик отмечает, что, хотя он и ошибался насчет будущего, все равно это были страшные времена, вызванные ослаблением советской власти. И, отмечает рассказчик, с развалом СССР в независимой Украине, в связи с отсутствием денег, больше нет куль­турной жизни. «В Советском Союзе мне было хорошо. Я был из бедной семьи, но получил образование и пошел в технический институт» (интервью 8).

Как следует из приведенных рассказов, антисемитизм оказался новым шокирующим явлением для советских евреев в 1970—1980-е годы. Русско­говорящие еврейские иммигранты, которых я интервьюировал, были едино­душны в том, что антисемитизм открыто выражался во время застоя 1970-х и нарастал во время перестройки в 1980-е. В одном опросе русско-еврейских иммигрантов, живущих в Нью-Йорке, восемьдесят пять процентов респон­дентов оценили угрозу антисемитизма в странах бывшего Советского Союза на том этапе как серьезную (RINA 32—33).

Мои респонденты сообщали о чувстве антисемитской угрозы как о не­отъемлемой части повседневной жизни во время застоя, когда проявились прежде скрытые предрассудки. «В России даже самые маленькие дети нена­видят евреев, я не знаю почему», — рассказал респондент. «Я сказал моим де­тям, что они должны учиться в школе лучше всех, потому что их оценки будут занижать. Когда я попытался сдать экзамен в Ленинградский университет, это было трудно, потому что специальный "трибунал" в течение двух с лишним часов задавал мне вопросы (только мне), после чего глава комиссии сказал: "К сожалению, я не нашел вопрос, на который вы бы не смогли дать ответ", и они были вынуждены поставить мне "отлично"... Но даже с самыми высокими оценками, из-за особой ситуации для евреев, было трудно найти работу».

В газете «Новое русское слово»[12] Яков Смирнов, уроженец Одессы, при­ехавший в Соединенные Штаты в 1977 году в возрасте двадцати шести лет, рассказывает следующий анекдот, обобщающий чувства, которые испытывали евреи в советские времена. В продуктовом магазине стоит длинная очередь за колбасой. Из-за дефицита продуктов заведующий магазином просит уйти всех евреев. Через три часа он говорит, чтобы ушли все некоммунисты. Еще через три часа он сообщает, что колбаса кончилась и теперь все могут возвращаться домой. Один из оставшихся коммунистов жалуется: «Опять евреям повезло больше всех» (Ярмолинец, «Возвращение»). Сегодня одесский юмор Смир­нова, простой и интеллектуальный одновременно, высоко ценят в Нью-Йорке.

Обзорное исследование Сэмуэля Клигера схватывает подлинную иронию устоявшегося мнения об антисемитизме: «Те евреи, что сейчас живут в Москве (включая "наполовину евреев"), составляют значительную часть новой рус­ской элиты <...> их вес в российской политике и бизнесе гораздо больше, чем в любой другой христианской стране...» (Kliger 150). Таким образом, согласно Клигеру, это была предполагаемая дискриминация, а не действительный факт того, что евреям было хуже, чем другим, в Советском Союзе. И эта предполагаемая дискриминация провоцировала беспокойство евреев.

Беспокойство, наряду с новой политической возможностью эмигрировать для тех, кто заявлял о том, что он пострадал от антисемитизма, повлияло на то, как евреи в Советском Союзе воспринимали свою социально-экономичес­кую ситуацию. Ряд неформальных соглашений между Советским Союзом и США открыл путь новому потоку эмигрантов в Израиль. Их обращения за визой, однако, в первые годы рассматривались как измена советскому госу­дарству и имели тяжелые последствия для тех, чьи обращения отклонялись (и кто, таким образом, получал статус «отказника»). Например, один из рес­пондентов сообщает, что, подав заявление на получение визы, он сразу же по­терял свою должность в Академии наук. Он выживал посредством написания диссертаций для аспирантов из Центральной Азии, которые платили ему, по­тому что недостаточно владели русским языком, чтобы написать серьезный труд и получить ученую степень (интервью 25).

Отказники создали новый образ жизни в Советском Союзе. Они присо­единялись к «еврейским кругам», тогда как до этого многие из них совер­шенно не интересовались своими этническими традициями. У них возникла этническая идентичность, они начали следовать еврейским традициям (не­обязательно из религиозных убеждений, скорее потому, что это был обычай их народа). Только небольшое число из них стали по-настоящему религиоз­ными; остальные соблюдали еврейские праздники просто как этнические тра­диции: «Как отказники, мы пытались отмечать еврейские праздники, но это было очень опасно. Мы пытались изучать иврит и иудейскую религию, по­тому что правительство стремилось подавить такие стремления. Каждый раз мы меняли место встречи нашей группы, изучавшей иврит, потому что боя­лись, что милиция запретит нам встречаться» (интервью 2).

Но возобновленная связь с этническими традициями вряд ли была их главной целью. Многие из них использовали свои сбережения, чтобы изучать английский язык. Как сообщает один из отказников, они изучали английский в течение многих лет еще до того, как приехали в Соединенные Штаты. Пре­подавание его было, конечно, на посредственном уровне. Пока они ждали приглашения, они начали брать частные уроки, договорившись с преуспе­вающей преподавательницей английского из Ленинграда, обучившей не­сколько поколений эмигрантов. У респондента были связи с преподавате­лями из Соединенных Штатов, которые отправляли ему учебные материалы. С этой преподавательницей они занимались в течение года. Они не изучали иврит — все они собирались в Нью-Йорк.

Однако, чтобы попасть в Соединенные Штаты, они сначала должны были получить приглашение из Израиля. Чтобы быть приглашенными в Израиль, потенциальные мигранты должны были получить документы из Израиля, до­казывающие, что они родственники, желающие воссоединиться со своими семьями. В девяноста процентах случаев (эту цифру указывает респондент 22) эти родственные связи были ложными, но советские власти не обращали на это внимания, так как все знали, что такие документы не соответствовали истине.

Рассказчица вспоминает, что они получили такое приглашение от «двою­родных братьев» и принесли его в специальный отдел КГБ, заполнили под­робные анкеты и должны были указать семейные связи с приглашающей сто­роной. И тогда они получили статус потенциальных эмигрантов. Сразу же возник риск потерять работу — с того самого момента, как они получили при­глашение. Ее мужа, ученого-физика, уволили. Сначала ему отказали в допуске к архивам секретных документов. Затем получилось так, что британский уче­ный обратился в его лабораторию за консультацией. Они пригласили его к себе домой вместе с сотрудниками лаборатории. Такие вещи запрещалось делать без разрешения КГБ, и это было использовано как предлог для уволь­нения. Рассказчица тогда преподавала латынь, французский язык и историю в медицинском училище, и ее тоже уволили. После увольнения мужа они по­дали документы на выезд. Этот шаг привел к драматическим последствиям. Свекр рассказчицы имел доступ к секретным стратегическим военным доку­ментам и с юности состоял в коммунистической партии. После того как его сын с невесткой подали заявление, он, будучи честным человеком, отправился к начальнику отдела, чтобы поставить того в известность об этом, хотя у него самого не было намерения эмигрировать и он не разделял взглядов рассказ­чицы и ее мужа на будущее (но, как дедушка, он их «понимал»). На следую­щий день его отправили на пенсию, хотя он руководил крупным проектом (интервью 22).

В конце 1980-х началась четвертая и последняя волна русско-еврейской эмиграции. По соглашению между Рональдом Рейганом и Михаилом Гор­бачевым открылись ворота для евреев, желающих уехать в Израиль для вос­соединения со своими семьями. Те, кто приносил приглашения от фальши­вых родственников, получали визы, а Горбачев — американскую пшеницу! В 1989 году конгресс США объявил советских евреев категорией, имеющей право въехать в США в качестве беженцев, если они могут представить убе­дительные свидетельства того, что они подвергнутся преследованиям, если останутся в СССР (Kliger 149).

Те, кто получил визы, отправлялись из Москвы в Вену, чтобы оттуда пе­реправиться в Израиль. В Вене те из них, кто хотел эмигрировать в США, получали поддержку от Общества помощи еврейским иммигрантам (ХИАС). Оттуда они направлялись в Рим (месторасположение штаб-квартиры ХИАС), где подавали заявление на получение статуса беженца в США.

Как объяснила одна респондентка, вначале они отправились в Австрию за счет ХИАС. У них уже были планы ехать в Нью-Йорк — они хотели при­соединиться там к своим друзьям, эмигрировавшим два года назад. Они отправились из Вены в Рим. Все было хорошо организовано. В августе они остановились на две недели в окрестностях Рима (в прелестном городке Монтичелло). Получив дотацию от ХИАС, им нужно было найти и снять квар­тиру. Сын рассказчицы хорошо знал римскую историю, помнил все наизусть и любил бродить по Риму. «Каждый стремился продлить свои итальянские каникулы благодаря ХИАС» (интервью 22).

Мигранты обычно путешествовали в составе представителей трех поко­лений, хотя в большинстве случаев бабушки и дедушки следовали неохотно: «Я отправился в США из-за дочери. Я не хотел ехать, потому что у меня была работа на Украине и я был членом Союза адвокатов в СССР, это был вы­сокий статус. Но здесь я не могу работать юристом, пока не буду знать анг­лийский язык достаточно хорошо. Язык для меня — очень большая проб­лема» (интервью 4).

И другой похожий случай: «Я был военным офицером, полковником, от­служил двадцать девять лет в армии, ветеран Великой Отечественной войны. Я закончил свою военную службу в Ташкенте. Там процветал антисемитизм. Мои дети не хотели там жить и переехали сюда. Что мне оставалось делать? Я переехал вместе с ними» (интервью 10).

Еще: «Материнское сердце заставило меня быть с моим младшим сыном. Старший сын (который тоже не хотел эмигрировать) поехал с нами, чтобы сохранить единство семьи» (интервью 19).

В США эти объединенные семьи быстро осваивали язык, и их материаль­ное состояние улучшалось. В 1990 году средний доход русскоговорящих се­мей в Соединенных Штатах составлял примерно 32 500 долларов по стране. «Процесс адаптации стал быстрым и относительно безболезненным для боль­шинства из них — две трети находят работу во время первого же года пребы­вания в стране» (Supian)[13].

Это неудивительно. Автономные семейные единицы объединились для обеспечения ухода за детьми и оказания поддержки тем, кто был задейство­ван как рабочая сила. Более значимым является уровень человеческого ка­питала. Уровень образования и навыков этой диаспоры — один из самых вы­соких среди тех, кто когда-либо въезжал в Соединенные Штаты. В одном опросе шестьдесят процентов интервьюируемых русско-еврейских иммиг­рантов указали, что имеют высшее образование, полученное за пять или бо­лее лет, в отличие от тридцать пяти процентов у американских евреев (RINA 12). В другом опросе дети русско-еврейских иммигрантов, прибывших после 1965 года, сообщили об образовании своих родителей: восемьдесят четыре процента имели по крайней мере одного родителя с высшем образованием, и шестьдесят один процент — двух родителей с высшим образованием (Kasinitz et al. 13). В еще одном исследовании, спонсированном Национальным фон­дом американской политики, рассматривались успехи детей недавних им­мигрантов из разных стран. У них были лучшие результаты в математике и естественных науках, и многие дети родителей с визами H-1B (выданными лицам, имеющим ученую степень) — 100 000 человек прибывают ежегодно по таким визам со всего мира — вышли в финал национального конкурса «на­учных талантов», проводившегося корпорацией «Интел» в 1994 году. По дан­ным этого исследования, опубликованным в нью-йоркской русскоязычной прессе, второе место занял Борис Алексеев, отец которого прибыл из России по визе H-1B. На международной олимпиаде по физике, проходившей в Юж­ной Корее в 2004 году, американская команда включала двух недавних им­мигрантов; единственной участницей-женщиной была Елена Удовина, отец которой также приехал по визе H-1B (Anderson)[14].

В самом деле, местная русскоязычная пресса наводнена историями об эко­номическом успехе русскоговорящих иммигрантов. История, озаглавленная «Золотых рук учитель» (Ярмолинец), рассказывает о Владимире Деминге, эмигрировавшем двадцать семь лет назад из Ленинграда, где он работал юве­лиром. Его страстью была реставрация, и, оказавшись в США, он самостоя­тельно обучился этому ремеслу. Сейчас он преподает эти навыки в Нью-Йорк­ском институте моды и технологии и направляет американских студентов в Россию работать по реставрационным проектам. В «Новом русском слове» появилось интервью Александра Гранта с Семеном Захаровичем Кислиным. Кислин родился в 1935 году в Одессе и уехал из СССР в 1972-м. В СССР он был директором универсама, а сейчас возглавляет компанию «Trans-com- modity» с годовым доходом 1,1 миллиарда долларов. Когда Кислин приехал в Нью-Йорк, он не говорил по-английски, зарабатывал мытьем автомобилей и чисткой овощей. Его компания в настоящее время — крупнейший в мире по­ставщик литейного чугуна (Грант).

Амбиции иммигрантов «зашкаливают». Например, в интервью 13 мать гордо рассказывает о том, что ее ребенок сдал вступительный экзамен в шко­лу Стайвесант, престижную манхэттенскую общеобразовательную школу, в которую можно поступить, только успешно сдав экзамены. Родители знали, что они уезжают из города, и поэтому их сын не сможет быть принят в эту школу. Тем не менее они заставили его сдать экзамен как свидетельство его академических успехов.

Кроме того, русскоязычная еврейская диаспора может похвастаться впе­чатляющим человеческим капиталом: ее члены имеют также наработанный в Советском Союзе навык пробиваться сквозь бюрократические барьеры — что довольно полезно для иммигрантов, стремящихся преуспеть в новой стране. Как уже говорилось выше, один из опрошенных мною сказал, что после пребывания в Вене «каждый стремился продлить свои итальянские каникулы за счет ХИАС». Рассказчица вспоминает, что их пригласили к кон­сулу Соединенных Штатов в тот день, когда у нее была запланирована плат­ная экскурсия. Эта экскурсия предназначалась в основном для русскогово­рящих туристов, многие из которых находились на пособии от ХИАС. Они позвонили в консульство и сказали, что женщина заболела. Семья не пришла на прием. Через неделю они обнаружили, что их лишили субсидии от ХИАС, потому что они не пришли, когда им было назначено. Рассказчица с мужем пришли в ХИАС, чтобы выяснить, в чем дело, и их там приняли совершенно ужасно. В ХИАС знали, что у них двое детей и пожилой родитель, как же они могли лишить семью субсидии без предупреждения? — недоумевала рассказ­чица. В ХИАС отказались восстановить субсидию. Рассказчица с мужем усе­лись тогда в офисе и заявили, что не уйдут оттуда, пока финансовая помощь не будет восстановлена. Это сработало, помощь восстановили. Они получили то, что хотели, и вскоре после этого уехали (интервью 22).

В прессе отмечался еще один момент: «Как однажды сказал кто-то из рус­ских комиков: если кто-то научился обкрадывать и обманывать свою собст­венную страну, ему легко удастся это сделать в любом другом месте. Это как раз касается русской мафии — даже итальянцы поражены их махинациями и бесстрашием» (Пахомов).

Старомодная коррупция вряд ли отсутствует в русско-еврейском обиходе. Американский анализ российских президентских выборов в марте 2004 года, включая данные госсекретаря США Колина Пауэлла, свидетельствует о ма­хинациях. Ряд российских граждан, живущих в Нью-Йорке, отправились го­лосовать в российское консульство на Манхэттене и в театр «Миллениум» на Брайтон-Бич. Требовались паспорта. Один молодой человек представил сразу два, и сотрудник консульства упрашивал его использовать только один, «действующий» паспорт (Козловский).

Несмотря на то что опрашиваемые мной иммигранты своим успехом были обязаны сочетанию человеческого капитала, амбиций и хитрости, они выра­зили однозначную благодарность стране, которая предложила им убежище, и были почти единодушны в чувстве общей преданности Соединенным Шта­там: «Все русские, которые прибыли сюда в возрасте старше двадцати пяти лет, говорят с акцентом, но они многого добились: они — врачи, юристы, вла­дельцы крупного бизнеса; это великая страна, Боже, благослови Америку» (интервью 4). Один из респондентов жаловался на условия получения соци­ального страхования. Они с группой ветеранов хотели, чтобы социальное страхование называлось «пенсией для ветеранов», поскольку это давало бы им чувство, что они имеют право на такое страхование, что они «заслужили» его. Тем не менее даже на фоне унизительной для него формулировки «со­циальное страхование» он выпалил: «Я благодарен Соединенным Штатам. Я получаю бесплатные лекарства, социальную страховку и много других пре­имуществ. Боже, благослови Америку» (интервью 15). Другая иммигрантка с ностальгией вспоминала Крым и Черное море (откуда она уехала, но куда регулярно возвращалась во время отпуска) как более красивое («более есте­ственное») место по сравнению с тем, что она могла увидеть на пляже в Брай­тоне. Однако ее преданность Соединенным Штатам не вызывает сомнений. Она вспоминает, как по прибытии в США они сняли комнату в частном доме в Бруклине. Они присоединились к жилищной лотерее и одиннадцать лет стояли на очереди, пока не получили квартиру в центре для пожилых людей. Но когда они получили ее, муж респондентки уже умер. «Мы проходили по Программе 8 и получали также дополнительный социальный доход и продо­вольственные талоны[15]. Чтобы получать все это, нам не нужно было работать. Боже, благослови Америку» (интервью 19).

В разных интервью постоянно встречалось выражение: «Мы очень благо­дарны. американскому народу. Мы ничего не дали Америке, а Америка дала нам социальное обеспечение» (интервью 10).

В одной газете репортер опросил русскоязычных иммигрантов, как они праздновали 4 июля. Одна из опрашиваемых так ответила на его вопрос: «Я провела День независимости с моим мужем. Мы пошли на Брайтон- Бич. Я — врач, поэтому я не могу отключать свой мобильный телефон. Но, к счастью, все мои пациенты чувствовали себя хорошо в этот день. Вечером мы встретились с друзьями и отправились в Бэттери-Парк смотреть салют».

Репортер пишет: «Празднование было позади. Я уверен, что все русские иммигранты почувствовали прилив патриотизма и растущее чувство принад­лежности к американскому народу в День независимости» (Черноморский).

Я считаю, что иммигрантов подучили произносить «Боже, благослови Аме­рику» для их интервью о гражданстве, потому что практически все они цити­ровали эту фразу как часть катехизиса. Однако не вызывает сомнений, что они испытывали безграничную благодарность Америке. И действительно, они становились сверхпреданными американцами. Но большинство американцев не «просто американцы», а имеют приставку перед этим словом (афроамериканцы, латиноамериканцы и т.д.). Что значит быть не «просто американцем» для представителей этой волны иммигрантов, которые в основном поселились в Бруклине? Я рассматриваю этот вопрос в следующих двух разделах.

II. НЕ СТАНОВИТЬСЯ «РУССКОГОВОРЯЩИМИ» (КАК В БЛИЖНЕМЗАРУБЕЖЬЕ)

Русскоязычные евреи могли называть себя таковыми и основывать свое со­циальное и политическое поведение на том, что они — представители «рус­скоговорящего населения» США. Если бы они это сделали, они стали бы частью надэтнического сообщества, включающего в себя русских, украинцев, белорусов, грузин и молдаван, которые также иммигрировали в Соединенные Штаты. В самом деле, многие евреи в республиках «ближнего зарубежья» после развала Советского Союза сделали выбор в пользу такого самоопреде­ления. И по множеству причин адаптация к Америке в роли «русскоговоря­щих американцев» могла быть привлекательной.

Прежде всего, в Нью-Йорке имела место особенно сильная поддержка рус­ского языка и сообщества говорящих на нем. В самом деле, в начале 1990-х здесь образовалась критическая масса говорящих по-русски. В 1990 году око­ло 300 000 русскоязычных евреев жили в самом Нью-Йорке и около 400 000 — в прилегающих к нему районах. По данным официальных нью-йоркских ис­точников, бывший Советский Союз был крупнейшим поставщиком иммиг­рантов в конце 1990-х годов (RINA 1—2). Учитывая размеры и географичес­кую концентрацию русскоговорящей диаспоры, благоприятные условия для русского языка естественным образом распространились на следующее поко­ление. В отчете 1991 года показано, что пятьдесят три процента мигрантов второго поколения предпочитали говорить по-английски у себя дома, восемь­десят пять утверждали, что говорят по-русски «хорошо», и девяносто три со­общили, что понимают разговорный русский язык (Kasinitz et al. 10).

Один из моих респондентов объяснил, что в Бруклине очень хорошо со­храняется русская культурная жизнь благодаря большому количеству при­ехавших с четвертой волной. Этот респондент сам считает себя иммигрантом четвертой волны 1989—1992 годов; третья волна была в 1978—1979-м. У пред­ставителей третьей волны, с точки зрения респондента, не было ни знаний, ни информации; они страдали больше, чем представители четвертой волны. В 1989 году приток иммигрантов был огромным. Они прибывали по старому маршруту: израильская виза, Вена, Рим (на два месяца), затем — США. Рас­сказчик вспоминает, что, когда они приехали сюда, поток иммигрантов был такой, что они даже не могли снять квартиру. Теперь эти иммигранты — юри­сты, врачи, программисты, инженеры и художники. У иммигрантов третьей волны не было театра — в то время еще не открылся «Миллениум» в Брай­тоне. Эти люди смогли сохранить русский язык, поддерживать существование русскоязычных газет, театров, двух радиостанций (не существовавших за де­сять лет до того) (интервью 3)[16].

Институциональная поддержка этого сообщества русскоговорящих была весьма сильной. Как сообщил один из опрошенных, когда он прибыл сюда, в публичной библиотеке Бруклина имелась лишь одна полка книг на русском языке. Сейчас существует огромный раздел русской литературы. Половина посетителей в библиотеке — русские, потому что русские — заядлые чита­тели. Все они посещают библиотеки и много читают; все местные библио­теки — в Брайтоне, в Шипшеде, в Герритсене — имеют русскоговорящий пер­сонал. Когда респондент только приехал, имелся один-единственный русский книжный магазин, а сейчас их несколько, с множеством книг для детей. Рас­сказчик вспомнил, что он заплакал, увидев это, потому что в России, чтобы достать детские книжки, нужно было иметь знакомства в книжном магазине, а здесь, в Америке, вы можете купить все что угодно для русских детей, и сам рассказчик сообщил, что собирается покупать очередные книжки для своего внука. В библиотеках есть вся текущая художественная литература из России, включая классику, и вы можете заказать то, что желаете, через Ин­тернет (интервью 1).

Благодаря превосходным библиотечным фондам русскоязычных книг и широкому использованию кредитных карт, с помощью которых можно за­казывать книги онлайн, русскоговорящие американцы едва ли нуждаются в книжных магазинах.

Доступны и другие средства информации. Газеты на русском языке мно­гочисленны. Телевещание на русском языке представлено многими кана­лами, к нему легко подключиться. «У меня есть четыре телеканала на русском языке. Последнее российское кино, которое мы видели, была "Бригада" (по­пулярный в России сериал о бандитах; его можно взять напрокат во всех местных видеосалонах или посмотреть по телевидению)» (интервью 2). Рос­сийские радиопрограммы в Нью-Йорке повсеместно доступны, от ток-шоу до музыки и новостей. Театральных представлений тоже много, включая и привозные спектакли, премьеры которых проходили недавно в Москве и Санкт-Петербурге: «Что касается российских шоу, мы иногда ходим на них, потому что это удобно — в нескольких минутах ходьбы от моего дома. В те­атре "Миллениум" всегда аншлаг» (интервью 1).

Телефонная связь с русскоговорящим миром такая же дешевая, как и зво­нок в Нью-Джерси: «В 1989 году мы платили два доллара за минуту, сейчас это дешево; сейчас мы платим три цента максимум, звонок в Санкт-Петер­бург сейчас стоит 1,9 цента за минуту» (интервью 1). Все это — важное дока­зательство того, что в Нью-Йорке существует сформировавшееся самодоста­точное языковое сообщество, члены которого имеют общую идентичность как русскоговорящие. Эти культурные и медийные возможности поддержи­вают образование сообщества с идентичностью «русскоговорящих». «Мы ис­пользуем все более популярный термин "русскоговорящие" евреи, который включает людей со всего бывшего Советского Союза, а также формирую­щиеся "русскоговорящие" еврейские общины в Восточной Европе и Из­раиле», — сообщается в одном социологическом исследовании. И далее, там же: «Второе поколение все меньше интересуется тем, из какой советской рес­публики происходят они или их друзья, в отличие от первого поколения им­мигрантов» (Kasinitz et al. 10—11). В этом отчете есть примеры (и несколько наглядных иллюстраций) того, как дети русскоговорящих родителей отка­зывались от использования русского языка; однако, став взрослыми, они при­нялись изучать его в надежде научить ему своих собственных детей.

У некоторых из моих собеседников привязанность к родному языку — очень сильная и устойчивая. Так, один из них рассказывает, что дома они с семьей говорят по-русски — он на этом настоял. Он вспоминает, как в 1998 году взял своего сына в Санкт-Петербург. Город произвел на сына, Джулиана, огромное впечатление. Он отметил с восторгом: «Там все говорят по-русски. Спасибо, что научил меня говорить по-русски. Я могу понимать, что происходит вокруг меня». Рассказчик сообщил также, что его дети в тече­ние трех лет проводили лето в Литве со своей бывшей няней и таким образом совершенствовали свой русский, а дочь рассказчика недавно провела лето со своей бывшей няней в Киеве и частично — на Черном море. Она вернулась, неспособная сказать ни слова по-английски, но при этом хорошо говорила по-русски, хотя все это закончилось примерно через неделю. Она не смеши­вала два языка, но каждое слово, которое она произносила по-русски, звучало очень забавно. Сын рассказчика загружает современную русскую музыку че­рез Интернет, и они слушают диски на русском (интервью 11).

Русскоговорящие общины живут в определенных районах: Брайтон и Кью-Гарденс в Квинсе. Наиболее успешные русскоязычные евреи из Брай­тон-Бич переезжают в более просторные дома и богатые кварталы на Манхэттен-Бич (Бергер). Но при этом стараются держаться вместе. Эстер Шварц, школьная учительница, сообщает, что большинство выходцев из России «липнут» друг к другу, потому что они предпочитают говорить на своем род­ном языке (Бергер). Чтобы символически увековечить появление такого ис­торически сложившегося языкового сообщества в Соединенных Штатах, га­зета «Новое русское слово» предоставила возможность выступить в печати человеку, выдвинувшему идею создать памятник русскоговорящей общине. «Нет достойного памятника, посвященного русскоговорящим иммигран­там», — написал Леонид Оловянников, который описывает иммиграцию как имеющую всемирно историческое значение. «Три поколения иммигрантов, которые принесли в США свои таланты, свои знания и опыт, заслуживают, чтобы их имена помнили вечно», — считает он.

Несмотря на все это, идентификация себя как говорящих по-русски не стала доминирующей политической идентичностью, по крайней мере среди русскоязычных евреев. Это, похоже, обусловлено несколькими взаимосвя­занными причинами. Во-первых, имеет место классовое разделение между третьей (по большей части еврейской) и четвертой волнами иммигрантов (состоящей как из евреев, так и из этнических русских), препятствующее соз­данию общего культурного фронта. Многие из моих респондентов отрицают это разделение, но оно существует. Снова и снова интервьюируемые мной лица среднего поколения (третьей волны) настаивали на том, что у них есть близкие друзья неевреи (поддерживая тем самым представление о себе как космополитах), но, когда я просил их сообщить имена и телефонные номера (что позволило бы мне увеличить «снежный ком» примеров), они направ­ляли меня в другие места, признавая, что у них нет этих номеров в мобиль­ных телефонах. Одна из опрошенных, которая признала это разделение, об­основала его, сделав оговорку, что русские, приехавшие в Брайтон-Бич после 1991 года, были другими. Эти, по большей части русскоязычные неевреи, были бедными и приехали в США по материальным причинам, объяснила она, тогда как предыдущая волна, состоящая в основном из русскоязычных евреев, представляла собой хорошо обеспеченных людей, приехавших по по­литическим мотивам. Более поздние иммигранты поэтому имели больше трудностей с ассимиляцией, в то время как предыдущие ассимилировались легко (интервью 8). Другая опрошенная из третьей волны сказала то же са­мое. Она не «винит» представителей четвертой волны за их неудачу в уста­новлении отношений с третьей волной иммигрантов, но находит с ними мало общего (интервью 22). Хотя в самовосприятии представителей третьей волны есть элемент заносчивости, поколение мигрантов-отказников и впрямь было более образованным и политически мотивированным.

Вторая причина того, почему мы не можем говорить о появлении в Нью-Йорке консолидированной и доминирующей идентичности, основанной на русском языке, — постепенная утрата родного языка у последующих поколе­ний. Эта социальная реальность затронула все иммигрантские группы в Аме­рике. Рассмотрим следующий фрагмент из Интернета, где пародируется спо­собность детей второго поколения говорить по-русски. Курсивом отмечены английские слова:

Зарентовал двухбедрумный апартмент.

И для начала взяв полпаунда икры.

Я понял сразу — надо мной не каплет.

Мой велфер даст еще несметные дары («Weekend»).

Подобная смесь русского и английского языков в рамках нового диалек­та довольно типична для диаспоральных ситуаций и аналогична развитию «хебраш» (иврита-русского) в Израиле (Remennick) и «спанглиш» (испано-английского варианта) в Соединенных Штатах. Она имеет место даже там, где уровень этнической эндогамии высок. В моих интервью постоянно со­общается об утрате способности читать и писать на языке отцов у поколения, рожденного в США. Родители с печалью признают всеобъемлющую одно­язычную реальность английского, характерную для нового поколения: «Луч­ше всего наш старший сын говорит по-английски, затем по-русски, затем на иврите, который он изучает в школе. За обедом мы говорим по-английски. Если у нас есть силы, мы заставляем его отвечать по-русски; если нет — он отвечает по-английски, и мы просто принимаем это» (интервью 17).

Другой респондент отметил более тонкую особенность. Те, кто родился в Соединенных Штатах или уехал из России в возрасте семи лет и раньше, те­ряют «душу» языка, и он в большей степени становится средством коммуни­кации, чем компонентом культуры. Как только это происходит, психологи­ческая мотивация старшего поколения сохранить язык пропадает.

Третья причина того, почему идентичность, основанная на русском языке, не оформилась, — это географические сдвиги. Например, существенно, что многие русскоязычные евреи переехали в Нью-Джерси и другие места США в поисках неограниченного рынка труда. Как только семьи покидают районы с высокой концентрацией русскоговорящих, дети в государственных школах теряют привязанность к языку, особенно в свете существенных экономиче­ских и социальных стимулов хорошо знать английский.

Четвертая причина, с точки зрения русскоязычных евреев, — это то, что в Америке распространены антирусские стереотипы, которые давят на психо­логию молодых людей; стремясь добиться успеха в Америке, они не решают­ся обнаружить свое русское наследие. Участвовавшие в опросе респонденты, даже из Нью-Йорка, проявляют крайне амбивалентное отношение к тому, чтобы считаться «русскими». Один респондент сказал: «В целом я плохо от­ношусь к русскому населению в своем районе, в Брайтон-Бич». Другой по­правляет друзей, когда те называют его русским, и требует, чтобы его считали «русским евреем». Еще один говорит: «Американцы. смотрят сверху вниз на русских, потому что русские не такие религиозные, а быть религиозным — символ статуса». Одна девушка, с которой я говорил, беспокоится о своей цене на брачном рынке, поскольку многие американцы «смотрят на них (русских) как на стоящих ниже себя» (Kasinitz et al. 49—50).

Последняя причина вымывания русскоязычного культурного сознания в США — это конец «интеллигентской» культуры в американском окруже­нии, которое не поощряет высокую культуру. «В России, — сказал мне один из опрошенных, — мы привыкли быть театралами, а здесь это меньше нас ин­тересует. Поначалу нам не хватало языка для понимания театральных поста­новок. Кроме того, уровень режиссуры и актерского мастерства в России выше, чем тот, что мы видели в Штатах, особенно за пределами Бродвея и в Челси, поэтому мы перестали ходить в театр» (интервью 1). Или вот более неодобрительное заявление: «Америка скучна, в ней нет интеллектуального или поэтического сознания — того, что цементирует русский язык и что нынче вымывается» (интервью 8).

Подводя итог, можно предположить следующее: классовый разрыв, про­ходящий в большой степени внутри третьей еврейской волны и преимуще­ственно затронувший русскую четвертую волну; неизбежная утрата языка последующими поколениями — судьба всех иммигрантских групп в Америке; все более широкое географическое распространение русскоговорящей еврей­ской общины и выделение определенных приоритетных аспектов идентич­ности (религия в противовес интеллектуальной культуре) — все это привело к снижению привлекательности основанной на русском языке идентичности для русскоязычных евреев.

III. СТАТЬ АМЕРИКАНСКИМИ ЕВРЕЯМИ (К ИХ БОЛЬШОМУ УДИВЛЕНИЮ)

Наши данные показывают, что русскоязычные евреи в Нью-Йорке становят­ся американскими евреями. В качестве своей доминирующей идентичности они принимают скорее религиозную, чем этническую, еврейскую идентич­ность. Это удивительно по нескольким причинам. Наиболее впечатляющим является то, что население, живущее в Брайтоне, является подгруппой отказ­ников, которые отказались ехать в Израиль!

Но есть и другие причины, почему этот результат воспринимается как не­ожиданный. С одной стороны, большая часть этой диаспоры была воспитана в светской советской культуре, довольно несведущей в практике иудаизма. Один иммигрант сообщил мне с юмором, что на рейсе компании «Swiss Air» из Вены в Соединенные Штаты пассажирам-отказникам предложили кошер­ную еду, поскольку в авиакомпанию поступили сведения, что они еврейские беженцы. Он не знал, что значит «кошерный». Пассажиры пожаловались стюардессам, что они подвергаются дискриминации как евреи и хотят есть ту пищу, которую дают нормальным людям (интервью 25). В другом интер­вью респондент пытался подчеркнуть свою религиозную ортодоксальность. Однако, когда я спросил его, проходил ли он бар-мицву, оказалось, что он не знал про этот основной ритуал, который знаменует переход от детства к ре­лигиозному совершеннолетию (интервью 18).

Американские евреи были ошеломлены сопротивлением русскоговорящих евреев общепринятым в их среде религиозным практикам. Согласно Клигеру (Kliger 152—157), «американские евреи пытались установить контакт с рус­скими евреями как с иудеями, умаляя роль их особой русской идентичности и не понимая ее». В самом деле, русскоговорящим евреям, которые социали­зировались в обществе, исповедующем православие и еще недавно комму­низм, идея общинной еврейской жизни была чужда. Многие не могли по при­бытии понять, зачем нужно платить за членство в синагоге; точно так же носить кипу было, по мнению многих иммигрантов, стыдно. Русские не гово­рят о своей религии, в отличие от американских евреев; скорее они говорят о своей вере. Для русскоязычных религия ассоциируется с утомительными ритуалами, тогда как вера опирается на размышления человека о своей судьбе.

В ходе опроса евреев в Санкт-Петербурге только один процент респонден­тов связал свою еврейскую идентичность с религиозной деятельностью, кото­рая ассоциировалась с «исповеданием иудаизма». Такие же результаты были среди эмигрировавших в Израиль (Kliger 154). И в проводившемся в США ис­следовании мигрантов только 3,4 процента связывали свою идентичность с «исповеданием иудаизма» (Rliger 154). В Америке они говорят о своей рели­гии таким образом, который не позволяет установить ориентиры для понима­ния их поведения, образа жизни или убеждений. Русские евреи в Америке не ходят в синагогу, говоря: «Бог может услышать меня и без синагоги».

В другом исследовании-анкетировании, в котором можно было дать один из нескольких ответов на вопрос, что значит быть евреем, только одиннадцать процентов русскоязычных еврейских иммигрантов смогли сказать, что зна­чит «практиковать/исповедовать иудаизм»; семнадцать процентов сказали, что они соблюдают еврейские обычаи. Таким образом, для взрослых мигран­тов еврейство имеет светский оттенок, ибо тридцать три процента заявили, что быть евреем — это «чувствовать себя частью [нечетко определенной ка­тегории] еврейского народа» (RINA 21). Клигер резюмирует эту ситуацию так: «С точки зрения подавляющего большинства американских евреев, ис­поведующих иудаизм, русские евреи в Америке продолжают быть столь же безразличными к еврейскому наследию и еврейской общинной жизни, как и тогда, когда они жили в Советском Союзе» (152).

Еврейские общинные практики были чужды этим иммигрантам. Однако есть области общей практики. Пейсах является наиболее соблюдаемым праздником (это отчасти объясняется тем, что община проводит Седер — ритуальную реконструкцию исхода). Тем не менее в публикации 1993 года сообщалось, что менее двадцати процентов евреев в России участвовали в Седере в том году (Шапиро и Червяков, цит. в: Kliger 157). Есть также некото­рые данные по Соединенным Штатам, указывающие на активное участие в посте на Йом-Киппур («Судный день»). Однако подавляющее большинст­во молодых евреев из бывшего Советского Союза не были подвергнуты об­резанию. Раввин, осуществивший около 8000 операций обрезания в этой группе населения, сообщает, что двадцать процентов назначенных операций были отменены, и предполагает, что у русскоязычных евреев имеет место своего рода табу на этот священный еврейский ритуал. Более того, евреи из бывшего Советского Союза изначально не придавали большого значения соблюдению Шабата.

Мало того, что евреи из бывшего Советского Союза были встроены в свет­ское окружение, но они еще и культивировали космополитичные дружеские связи в советское время. Один из опрошенных сказал, что все его ближайшие друзья — русские евреи, хотя в России его ближайшими друзьями были не­евреи. Но в Америке практически каждый, кого он знает, и каждый, с кем он общается, — евреи из России (интервью 1). Другой сообщил, что все его род­ственники в США состоят в браке с лицами из среды русскоговорящих евреев. На Украине многие его друзья и коллеги не были евреями, а в Аме­рике он вовсе не видит никаких «русских». Этот респондент подчеркнул, что ему нравятся русские и украинцы, потому что они хорошие люди, но в Аме­рике он их не встречает (интервью 4)[17].

Несмотря на недостаточную вовлеченность и несерьезность русскогово­рящих евреев в Нью-Йорке по отношению к религиозным практикам и вере, они становятся американскими евреями (с религиозным рвением, неожидан­ным для них самих). Это та идентичность, которая начинает определять их социально-политическое поведение. Почему это происходит? Некоторые от­веты вытекают из моих интервью.

Во-первых, это историческая сила пятого пункта в советских паспортах, который классифицировал их как евреев по национальности в контексте со­ветской социально-политической жизни. Однако, благодаря их светскому советскому воспитанию, они разработали светскую версию иудаизма, часто к огорчению спонсировавших их американских евреев. Тем не менее советская паспортная политика помогла материализовать их идентичность как евреев, и эта материализация имела долговременные последствия. Таким образом, советское бюрократическое наследие вполне может быть частью объяснения[18].

Во-вторых, существуют инструментальные причины для появления ев­рейской идентичности[19]. В конце концов, те, кто смогли заявить, что они ев­реи, получали бесплатный билет из «дурдома», которым считался Советский Союз. Данные интервью широко представляют эту тему: в 1989 году в СССР впервые было разрешено соблюдение еврейских ритуалов. Люди тогда смогли открыто собираться и изучать вещи, связанные с еврейской культу­рой. Респондент вспоминает, что в Перми в течение всего пятилетнего пе­риода перед отъездом его семья имела возможность хорошо ознакомиться с разными аспектами еврейской жизни. Раввин приехал в Пермь из Израиля в 1991 году. Он пробыл в Перми три года, и респондент помогал ему, посколь­ку знал английский язык. Он помог ему получить квартиру и устроиться. Да­лее в разговор вмешалась жена респондента и сообщила, что еще до того по­явились три молодых человека из Израиля, из Министерства иностранных дел, и рассказали местным евреям, какие блага они получат, если эмигрируют в Израиль. Люди в Перми просто не могли поверить, что перед ними в их род­ном городе стоят люди с Запада. В то время сахар можно было получить только по талонам. Они сообщили этим молодым людям свои данные, чтобы получить приглашение из Израиля (интервью 17).

В другом интервью респондент по имени Василий вспоминает, как при­ехал в США в октябре 2000 года. Мать его жены была еврейкой, а отец жены евреем не был. Это позволило его жене и им обоим получить статус беженцев. Василий боялся уезжать, потому что он неважно знал язык и был стар для этого — даже и сейчас язык представлял для него трудность. Жена Василия вмешалась в разговор и сообщила, что, когда ее мужу исполнилось шестьде­сят лет, он, как положено, вышел на пенсию. Пенсия была маленькой, по­этому он продавал найденные в мусорных баках вещи, чтобы хватало на жизнь. Он не хотел уезжать в США, но они получили статус беженцев и в один прекрасный день — телеграмму, разрешающую им уехать до ноября 2000 года. И они уехали. В США они получили добавочное пособие мало­имущим (400 долларов в месяц), продовольственные талоны, медицинскую помощь (Василий перенес несколько операций, включая операцию на сердце, и все они были бесплатными) и пятидесятипроцентную скидку на пользова­ние общественным транспортом (интервью 23).

Другой опрошенный (интервью 20) приехал в Соединенные Штаты в 1992 году. Был рабочим на строительстве. У него случился инфаркт мио­карда, и он не мог больше выполнять ту же работу. Тогда он устроился в юве­лирный магазин. Потом пошел учиться в бизнес-колледж в надежде научить­ся программированию. Он не закончил его, потому что у него случилось еще два инфаркта. Ему сделали операцию на сердце в госпитале Ленокс-Хилл, оплаченную за счет добавочного пособия малоимущим. В итоге он стал ме­неджером ювелирного магазина.

Обладая статусом беженца (который в Советском Союзе могли получить представители нескольких религиозных групп, но с наибольшим усердием к нему стремились евреи), русскоязычные евреи получали доступ к бесплат­ному здравоохранению мирового уровня и другим благам. Это было точно резюмировано в интервью 10: «Мы ничего не дали Америке, а Америка дала нам социальное обеспечение».

В-третьих, в США синагоги, иешивы и другие еврейские ассоциации иг­рают ключевую организационную роль как средства ассимиляции. «По при­бытии организация ХИАС встретила нас в аэропорту и проводила в отель» (интервью 7).

Хотя в целом надо отметить низкий уровень участия мигрантов второго поколения в общинной жизни, в целом это участие распределяется следую­щим образом: семьдесят один процент представителей поколения, рожденного в США, принимают участие в деятельности еврейских общинных центров и тридцать восемь процентов — в еврейских летних лагерях (Kasinitz et al. 30).

Респондент рассказывает: «Было очень интересно, как все это организо­вано. Нью-Йоркская ассоциация новых американцев (занимающаяся соци­альным обеспечением евреев) выплачивала арендную плату за первый месяц и залог собственнику, который новоприбывшие не должны были возвращать, поскольку фонд состоял из добровольных взносов. Но мы вернули этим лю­дям то, что они на нас потратили [смеется]. Они списывали со счетов то, что передавали нам в качестве благотворительного пожертвования. Это я узнал позже, и это нормально» (интервью 11).

Уровень поддержки со стороны еврейских сообществ поражал иммигран­тов. Анна (интервью 16) прибыла в Соединенные Штаты в 1993 году. Она получила статус беженки и была принята еврейской общиной в Форт-Уэйн, штат Индиана, которая пригласила ее семью. Здесь уже находился ее пожи­лой брат, у которого не было денег спонсировать других членов его семьи. Он обратился к этой общине в Индиане, которая помогла с деньгами для Анны, ее сына, его жены и их дочери. Община в Форт-Уэйн взяла эту семью под свое крыло на год. Им предоставили красивую, полностью меблирован­ную квартиру с двумя спальнями, шкаф, набитый прекрасной одеждой, пол­ный холодильник и конверт с 300 долларами. Это был маленький городок, но представители общины на машинах возили их повсюду. Во время интер­вью Анна неоднократно выражала свою благодарность этой общине. Позже она прожила в Нью-Йорке восемь лет, ожидая квартиру в доме для преста­релых. Ее очередь подошла, и она проживает в этом доме уже два года. Она платит только 158 долларов в месяц за комнату, получает добавочное пособие малоимущим, продовольственные талоны и лекарства — все это благодаря статусу беженки. Сейчас она изучает английский язык в Еврейском колледже при синагоге каждый четверг, поскольку до сих пор владеет языком только на элементарном уровне.

А вот другой случай. Респондентка рассказала, как Нью-Йоркская ассо­циация новых американцев нашла ей работу за четыре недели — продавщи­цей в лавке, торгующей клубникой; так вместе с коллегой по работе из Бос­нии она выучила английский. Параллельно она изучала бухгалтерский учет в школе и затем нашла работу клерка в отделе расчетов. Ее младший ребенок родился в Америке и пошел в детский сад. Опрошенная сообщила, что они не обращались напрямую в Еврейский центр. Ее муж Игорь не является за­регистрированным членом Еврейского центра, ему не хватает терпения вы­сиживать чтение молитв. Но в прошлом году они ездили на неделю в Израиль с еврейской организацией (интервью 17).

После чего эта супружеская пара сделала свой выбор в пользу еврейской, а не русской идентичности.

Получив столь весомую социальную поддержку со стороны еврейских ор­ганизаций, помогающих интегрироваться, диаспоральное сообщество из быв­шего Советского Союза начало видеть своей «родиной», из которой они рас­сеялись по свету, скорее Израиль, чем Россию. Если это так, можно ожидать с их стороны гораздо большего интереса к ближневосточной политике, чем к политике России. Данные моих интервью подтверждают это.

Респондент рассказывает, что у него не осталось никаких связей в России. Он не скучает ни по кому из тех, кто там остался, но говорит, что здесь люди, эмигрировавшие со своей родины, сплачиваются. У опрошенного есть рус­ский телеканал дома, но его не интересует, что происходит на Украине. Он подчеркивает, что, когда уезжал оттуда, никто не беспокоился о нем. Он стал­кивался только с антисемитизмом и теперь считает Америку своей страной. Его интересует то, что происходит в Соединенных Штатах, особенно что ка­сается терроризма, и что происходит в Израиле. В прошлом году он помогал собрать 200 000 долларов для Израиля. Он поддерживает людей, которые за­ботятся о прибывших евреях. Респондент сказал, что знает, что происходит в Чечне, но ему это не интересно. Его волнует положение дел в Ираке, потому что это недалеко от Израиля, и он утверждает, что эта война необходима ради Израиля (интервью 7).

В другом интервью опрошенная рассказала, что у них дома нет русского те­левидения, они мало смотрят телевизор, но заходят на русские интернет-сай­ты. Они не следят внимательно за российской политикой. Муж респондентки Игорь заходит на российские новостные сайты несколько раз в месяц, а вот за израильской политикой следит в Интернете каждый день (интервью 17).

Другая респондентка говорит: «Я интересуюсь тем, что происходит сейчас в России, путинским тоталитарным правлением, но... мои друзья больше ин­тересуются ситуацией в Израиле» (интервью 22).

Эти настроения — не просто интерес. Они отражают глубокое беспокой­ство за свой народ, и под этим народом понимаются евреи. Например, в раз­говоре с респонденткой я пошутил, что поток иммиграции продолжится, по­скольку следующим поколением еврейских мигрантов, вероятно, будут люди, выселенные с оккупированных Израилем территорий. Ей было не смешно. Она сказала, что Израиль — очень деликатная тема и она не хочет говорить об этом в таком контексте.

Но не только вопрос ближневосточной политики выявил культурную идентичность опрошенных. Усвоив более или менее принятые по умолчанию требования эндогамии, они недвусмысленно обозначили, кто входит в их группу: подходящие потенциальные супруги — это американские евреи. Один респондент явно продемонстрировал то, о чем, в общем-то, можно было и не говорить: «Я мечтаю о том, чтобы мои внуки вступили в брак внутри еврей­ского сообщества. Мы — еврейская семья. У нас здесь есть возможность про­должить свою "нацию". Это очень важно» (интервью 7).

В поддержку этого стремления к эндогамии сеть еврейских объединений организовала программу совместного досуга для иммигрантов-евреев. Для этого используется, конечно же, синагога.

Один из опрошенных сообщил, что, когда он прибыл в Нью-Йорк, Нью-Йоркская ассоциация новых американцев предоставила его семье номера в отеле на три недели, пока он не нашел квартиру на углу авеню К и 31-й ули­цы. Он ходил в синагогу за школой Худд каждую субботу в течение двух лет. Респондент признался, что не понимал ничего, но ему переводили. Ему дали Талмуд на английском, и он читал его (интервью 10).

Все в плане помощи происходит именно так, даже когда иммигрантам ма­лоинтересно то, что синагога может предложить. Так, другой респондент рас­сказал, что, когда он жил в Бейсайде, все свои связи он установил через си­нагогу, которую посещал всякий раз в Шабат. Он со смехом вспомнил, что был тогда хорошим евреем, куда лучше, чем сейчас. «Они не предоставляли социальных услуг, но я научился читать на иврите, правда, ничего не пони­мая. Я узнал о еврейских праздниках, что было очень полезно, потому что я не мог узнать о них дома» (интервью 11).

Объединение осуществляется не только через синагогу. Опрошенные рас­сказали о своем членстве во множестве еврейских организаций: Евреи из бывшего Советского Союза (респондент 4), Объединенная еврейская феде­рация (респондент 7), Американо-еврейская ассоциация ветеранов (респон­дент 21, офицер и ветеран Советской армии; члены этой группы заинтересо­ваны в получении ветеранских льгот в США). Эти еврейские объединения дают возможность включить иммигрантов в более широкий социальный кон­текст, и, даже будучи светскими организациями, они сплачивают своих кли­ентов как американцев еврейского происхождения.

Еврейско-американская идентичность — центрированная на поддержке Израиля — может быть в высшей степени светской. Но возникающая еврейско-американская идентичность имеет склонность к религиозному складу. Этот путь лежит через детей. Многие иммигранты, имеющие детей школь­ного возраста, отдают их в иешивы (еврейские религиозные школы), с тем чтобы их дети что-то знали о некогда запрещенной религии. Интервью с еврейскими иммигрантами второго поколения из бывшего Советского Союза, живущими в Нью-Йорке, показали, что восемьдесят три процента опрошенных посещают государственные средние школы, семнадцать про­центов ходят в частные, по большей части еврейские, школы (более высо­кий показатель посещения приходских школ, чем в любых других иммиг­рантских группах, в рамках более широкого исследования иммигрантов второго поколения в Америке; Kasinitz et al.). Шестьдесят шесть процентов из тех, кто родился в Соединенных Штатах («истинное» второе поколение), посещают иешиву по меньшей мере в течение года, так как большинство иешив не берут плату за обучение с детей-иммигрантов за первый год. Уро­вень академического обучения в иешивах не столь высок, однако они ока­зывают эмоциональную поддержку и оставили отпечаток религиозной идео­логии на тех, кто посещал их. Иешивы меняли жизнь тех, кто их посещал. Ирен, одна из интервьюированных в социологическом исследовании, посе­щала иешивы с первого класса до окончания средней школы; она стала — и остается (сейчас ей уже за двадцать) — вполне ортодоксальной. «Это было травматично. Мои родители… не хотели быть религиозными. Они объ­ясняли мне, что у них такое отношение ко всему этому, и они не собирались меняться. Они сказали мне, что, когда я вырасту и у меня будет собственный дом, я смогу делать все, что захочу, но что мне не удастся изменить их жизнь» (Kasinitz et al. 21—22).

Я слышал подобные истории и от своих респондентов. Например, один из опрошенных рассказал, что люди знакомились в Бруклине по большей части в иешиве, где брали уроки английского. Кто-то был из Белоруссии, кто-то из Кишинева, кто-то из Санкт-Петербурга, и все они были русскоговорящими евреями, но среди них не было чистокровных русских (русских русских — как их называли). Иногда русские из России приходили в иешиву, чтобы учить английский, — и они знакомились с ними и с теми, кто происходил из смешанных браков. Но на занятиях в иешиве девяносто пять процентов вре­мени уделяется иудаизму, а пять — английскому (интервью 5).

По прибытии Галина немного говорила по-английски, а Александр по-не­мецки. Они прошли курс занятий английским до отъезда, но почти безре­зультатно. Внучку Галины (которая только что закончила среднюю школу в Бруклине и которой было десять, когда они прибыли в США) отправили учиться в иешиву, потому что считали, что там она выучит английский бы­стрее, чем в государственной школе (интервью 9).

Другие опрошенные рассказали, что они отдали свою дочь в еврейский детский сад в Бруклине, на углу Кони-Айленд-авеню и авеню У. Они вы­брали религиозную школу для своих детей, даже несмотря на то, что пола­гали, что в государственной школе качество образования выше. Родители чувствовали, что они без проблем могут помочь своим детям в изучении свет­ских предметов, но они ничего не знали о предметах, связанных с иудаизмом, поэтому решили положиться в этом на школу. Они обсуждали этот вопрос с друзьями и много об этом думали. Некоторые друзья опасались, что, если дети станут религиозными, они отдалятся от родителей, потому что у детей будет другая культура. Но потом родители сочли, что этого не произойдет, и рискнули. И этого не произошло. Родители сказали, что они остались так же близки со своим детьми, как и раньше (интервью 24).

Исследования (Kasinitz et al.) демонстрируют, что сильнейшее формирую­щее воздействие на идентичность мигрантов второго поколения оказывают посещение иешивы более года, окончание иешивы и посещение Израиля. По­сещение иешивы оказывало гораздо более сильное воздействие на религиоз­ную идентичность респондентов, чем любой другой фактор. Оно положи­тельно влияло на все аспекты идентичности, но сильнее всего затрагивало религиозный. Благодаря тому, что иешивы обеспечивали новоприбывшим детям мягкий переход к новой жизни, они были популярным выбором. Бу­дучи однажды выбранными (по крайней мере теми, кто оставался в этой системе), они эффективно превращали русскоговорящую молодежь в прак­тикующих иудеев.

Обучающиеся в иешивах или социализированные в рамках программ си­нагоги дети начинают «обращать» своих родителей, или, лучше сказать, пре­вращать их светское этническое представление об иудаизме в религиозное. Из исследования мы узнаём о восемнадцатилетней Джулиане, родившейся в Соединенных Штатах вскоре после того, как ее родители эмигрировали. После ее рождения мать Джулианы стала все строже исполнять предписания религии и присоединилась к общине ортодоксальных иудеев. Джулиана рас­сказала, что ее мать хотела, чтобы она получила еврейское образование, так как в России это было бы невозможно. Еврейские школы требовали от жен­щин, чтобы они были религиозными, соблюдали все законы и покрывали во­лосы. И мать Джулианы в какой-то мере стала следовать этим правилам. Она делала это для того, чтобы ее дочь могла пойти в еврейскую школу. А затем, когда Джулиана узнала еврейские обычаи, она стала подталкивать к их со­блюдению своих родителей (Kasinitz et al. 22).

Эта же тема проходит через несколько моих интервью. Одна пожилая респондентка четко видела тенденции: «При том что мои внуки теряют способ­ность свободного владения русским языком, они вспоминают знания, по­лученные в синагоге, когда они были детьми». В этот момент в разговор вмешалась ее дочь: «Она пытается сказать, что ее внуки в большей мере иу­деи, чем я. Нас не обучали религии, а наших детей обучали» (интервью 4). «Мои ближайшие друзья все-таки стали ортодоксальными иудеями, — отме­тила респондентка. — Так же, как и их дети. Они соблюдают всё. Их дети под влиянием местной синагоги склонили их к ортодоксальному иудаизму. Их родители последовали за ними» (интервью 22). Другие опрошенные призна­лись: «В США мы стали интересоваться иудаизмом, и он стал частью нашей жизни. Наши же дети не просто им интересуются — они стали религиоз­ными» (интервью 24). Данные, приведенные в таблице, подтверждают идею, что со временем русскоязычное еврейское сообщество в Нью-Йорке все больше начинает определять себя как иудеев.

Моя интерпретация данных таблицы такова: чем дольше русскоязычные евреи остаются в США, тем более религиозными они становятся. Альтерна­тивная интерпретация (ее тоже нельзя исключать) такова: те евреи, которые уехали из Советского Союза раньше, были изначально более религиозны.

Выбор идентичности: отношение русско-еврейских иммигрантов в Нью-Йорке к религии

Процент тех, кто согласен с тем, что

«Новички» (более 3 лет в Нью-Йорке)

«Второкурсники» (3—6 лет в Нью-Йорке)

«Третьекурсники» (6—9 лет в Нью-Йорке)

«Выпускники» (более 9 лет в Нью-Йорке)

быть евреем важно или очень важно

63

65

65

79

иудаизм — наиболее привлека­тельная религия

41

46

54

64

Источник: RINA 9.

Вот интерпретация авторов исследования: «У нас есть ощущение, что число тех, кто придерживается иудаизма, увеличилось. Это может указывать на реальный рост веры и практики иудаизма или на усвоение американских привычек этнически-религиозной идентификации» (RINA 4). В любом слу­чае мы видим постепенный переход русскоязычного еврейского сообщества к более религиозной идентичности.

Данные об отношении второго поколения мигрантов к религии (Kasinitz et al. 41—48) предполагают нарастающую со временем религиозную консо­лидацию в плане базовой идентичности:

— 40% второго поколения евреев, родившихся в Соединенных Штатах, в противовес 10%, приехавшим в США детьми, считают себя ортодок­сальными иудеями или хасидами;

— 89% второго поколения евреев, родившихся в США, в противовес 65%, приехавшим в США до 1988 г., держат дома еврейские традиционные предметы;

— 63% второго поколения евреев, рожденных в США, в противовес 37%, приехавшим в США до 1988 г., утверждают, что посещают синагогу;

— «Мало вероятно, что те, кто родился в США, сообщат, что большинство их друзей — русские; скорее всего, они сообщат, что большинство их друзей — евреи» (Kasinitz et al. 30).

Эти данные подтверждают мнение, что мигранты второго поколения сильно привязаны к еврейским символам, организациям и еврейскому образу жизни — больше, чем их родители.

Все эти этнографические черты складываются в четкий выбор культурной идентичности. Один из опрошенных выражает это следующим образом: «Все называют нас "русскими евреями". Никто не говорит о нас как о "евреях". В России любой, кто упоминает "евреев", говорит: "Уезжай в Израиль". И вот мы приехали сюда, а они называют нас "русскими". Нас не устраивает опре­деление "русский". Мы хотим быть "евреями", а не "русскими"» (интервью 7).

Русскоговорящие евреи пришли к осознанию себя, как в социальном, так и в культурном отношении, прежде всего «евреями» с сильной религиозной составляющей. Таков парадокс идентичности: происходя из абсолютно свет­ского общества, каким оно было в Советском Союзе, русскоговорящие евреи в США пришли к видению себя социально и культурно прежде всего «ев­реями» с сильной религиозной составляющей. Между тем, в Израиле с его строгими религиозными установками русскоговорящие евреи пришли к ви­дению себя в социальном и культурном отношении прежде всего русскоязыч­ными и, как правило, нерелигиозными[20].

IV. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

Нью-йоркская русско-еврейская диаспора, исследование которой лежит в ос­нове этой статьи, имеет, как и любые группы, основанные на идентичности, множество культурных черт и национальных признаков. В 2000 году в опросе RINA (16—18) респондентам было предложено выбрать свою идентичность из четырнадцати возможных. Результат:

— у 71% респондентов прозвучало слово «еврей» в различных вариантах ответов;

— 31% респондентов просто сказали «еврей». Это безоговорочно была са­мая безусловная идентичность;

— 6% сказали «американец»;

— 4% сказали «русский»;

— 56% привязали свою еврейскую идентичность к какой-то другой нацио­нальности.

В этой статье рассматривался вопрос, какой аспект из общей совокупности культурных черт, присущих русскоязычным евреям, был и остается базовой составляющей главенствующей идентичности; был сделан вывод, что это идентичность американского еврея. Чтобы объяснить этот вывод (в неявном сопоставлении с Израилем и «ближним зарубежьем»), вероятно, достаточно будет модели, подчеркивающей демографию группы и дающей общую схему распределения новоприбывших по категориям внутри принимающей страны. Однако процессы, в силу которых это произошло (а также сильное религиоз­ное влияние в рамках еврейской идентичности), требуют более полного опи­сания. Представленная здесь этнографическая информация показывает, что среднее поколение нашло в своей еврейской идентичности способ отреаги­ровать на ограничение возможностей во время экономического застоя в Со­ветском Союзе. Эта идентичность принесла возможность мигрировать, за ко­торую они ухватились. Сразу по приезде они оказались не в руках политиков Тамани-Холла (как когда-то ирландские иммигранты в Соединенных Шта­тах), а в руках еврейских организаций, которые помогли направить их в си­нагоги, а их детей в иешивы. Дети серьезно отнеслись к урокам в иешиве и подтолкнули многих из своих родителей в направлении еврейской иден­тичности, основанной на религии. Они, как правило, идентифицируют себя с американскими евреями, все более всерьез принимают религиозную при­влекательность идентичности и ограничивают социальные связи с россий­скими неевреями. В результате потомки тех, кто поддерживал космопо­литический идеал светского еврейства в черте оседлости XIX века, сегодня становятся чрезвычайно успешными декосмополитизированными амери­канскими евреями в Брайтоне.

Перевод с англ. А. Горбуновой

ЛИТЕРАТУРА

Anderson Stuart. The Multiplier Effect // International Educator. 2004. Summer. P. 14—21.

Chandra Kanchan. Why Ethnic Parties Succeed. New York: Cambridge University Press, 2004.

Cohen Rina. From Ethnonational Enclave to Diasporic Community: The Mainstreaming of Israeli Jewish Migrants in Toronto // Diaspora. 1999. № 8. P. 121 — 136.

Ebaugh Helen Rose, Janet Saltzman Chafetz. Religion and the New Immigrants. Walnut Creek, CA: Altamira, 2000.

Gitelman Zvi. Becoming Israelis. New York: Praeger, 1982.

Gitelman Zvi. E-mail to the author. 12 Feb. 2005.

Gitelman Zvi. Immigration and Identity: The Resettlement and Impact of Soviet Immigrants on Israeli Politics and Society. Los Angeles: Wilstein Inst., 1995.

Herberg Will. Protestant—Catholic—Jew. Garden City, N.J.: Doubleday, 1955.

Kalyvas Stathis. The Rise of Christian Democracy in Europe. Ithaca, N.Y.: Cornell Univer­sity Press, 1996.

Kasinitz Philip, Zeltzer-Zubida Aviva, Simakhodskaya Zoya. The Next Generation: Russian Jewish Young Adults in Contemporary New York. Russell Sage Foundation Working Paper № 178, June 2001.

Kliger Samuel. The Religion of New York Jews from the Former Soviet Union. New York Glory / Tony Carnes and Anna Karpatakis (Eds.). N.Y.: New York University Press, 2001. P. 148—161.

Laitin David D. Identity in Formation: The Russian-Speaking Populations in the Near Ab­road. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1998.

Lipset S.M., Stein Rokkan. Cleavage Structures, Party Systems, and Voter Alignments. Party Systems and Voter Alignments: Cross-National Perspectives / S.M. Lipset and Stein Rokkan (Eds.). New York: The Free Press, 1967.

Markowitz Fran. Criss-crossing Identities: The Russian Jewish Diaspora and the Jewish Dia­spora in Russia // Diaspora. 1995. № 4. P. 201—210.

Posner Daniel. Institutions and Ethnic Politics in Africa. New York: Cambridge University Press, 2005.

Remennick Larissa. The 1.5 Generation of Russian Immigrants in Israel: Between Integra­tion and Sociocultural Retention // Diaspora. 2003. № 12. P. 39—66.

Research Institute for New Americans [RINA]. Russian Jewish Immigrants in New York City: Status, Identity, and Integration. New York: Amer Jewish Committee, 2000.

Suny Ronald G. Revenge of the Past. Stanford, CA: Stanford University Press, 1993.

Supian V.B. Rossiiskaia Emigratsiia v SshA [Российская эмиграция в США]. International Union «United Russia» N.d. 15 July 2004 // http://www.msedina.org/?id=3022.

Waters Mary. Black Identities. New York: Russell Sage, 1999.

«Weekend» // Новый американец. 1989. Январь.

Werth Paul W. Theorizing the Politics of Cultural Identities in Russia and Ukraine. Rebo­unding Identities: The Politics of Identity in Russia and Ukraine / Dominique Arel and Blair A. Ruble (Eds.). Washington, DC: Woodrow Wilson Center Press, 2006.

Zisserman-Brodsky Dina. The «Jews of Silence»—the «Jews of Hope»—the «Jews of Triumph»: Revisiting Methodological Approaches to the Study of the Jewish Move­ment in the USSR // Nationalities Papers. 2005. № 33. P. 119—139.

Бергер Йозеф. Русский десант на Манхеттен-Бич // Новое русское слово. 2004. 22 марта.

Грант Александр. Закон Кислина: деловитость + милосердие = успех // Новое русское слово (без даты).

Козловский Владимир. Одни выборы и два пожара // Новое русское слово (без даты).

Оловянников Леонид. Letter // Новое русское слово (без даты).

Пахомов Александр. Из школы коммунизма выходят профессионалами // Огонек. 1996. 3 июня.

Страна, где расцветают таланты // Новое русское слово. 2004. 26 июля.

Токвиль Алексис де. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992.

Тринадцать лет спустя // Новое русское слово (без даты).

Червяков Валерий, Шапиро Владимир. Что значит: «Быть евреем»? // Еврейский на­учный центр (опрос 1992—1993 гг. и 1997—1998 гг.).

Черноморский Владимир. Веселился народ независимый // Новое русское слово. 2004. 7 июля.

Ярмолинец Вадим. Возвращение Якова Смирнова // Новое русское слово. 2003. 23 января.

Ярмолинец Вадим. Золотых рук учитель // Новое русское слово. 2001. 8 мая.

[1] @ Diaspora: A Journal of Transnational Studies. 2004. Vol. 13. № 1. P. 5—35.

Исследование в рамках этой статьи проводилось, когда ав­тор являлся членом Фонда Рассела Сейджа. Первона­чально оно было подготовлено для конференции «Изме­нение и наложение идентичностей: Латвия перед лицом вступления в ЕС», проводившейся в Риге 17—18 сентября 2004 года. Автор благодарит Юриса Розенвалдса за при­глашение к написанию этой статьи, ранняя версия кото­рой была опубликована в Латвии. Автор также благодарит Инну Ставицки за материально-техническое обеспечение на Брайтон-Бич, Анну Гурфинкель за помощь в проведе­нии исследования, Цви Гительмана за обмен данными и Канчан Чадру, Виктора Макарова, Инну Ставицки, Ай- варса Табунса, Сидни Тарроу, Цви Гительмана и Хачика Тололяна за критические замечания.

[2] С.М. Липсет и Стейн Роккан опубликовали основопола­гающую статью на тему социокультурных оснований до­минирующих политических разногласий, и за ней после­довало огромное количество литературного материала. См. работу Каливаса, в которой он анализирует взлет и паде­ние католицизма в сравнении с секуляризмом как домини­рующее разногласие в Западной Европе.

[3] Русско-еврейские иммигранты — термин, используемый ведущими учеными, изучающими эту общность. Но значи­тельная часть этой общности не является ни русскими (по национальности), ни россиянами (гражданами Россий­ской Федерации), поскольку многие иммигранты родом из Украины, Молдовы и других бывших советских респуб­лик, которые сейчас — независимые государства. Поэтому, когда я не ссылаюсь на работы других ученых и не переска­зываю речь респондентов (где благодаря контексту опре­деляется, какая именно общность описывается термином «русские»), я называю русско-еврейских иммигрантов рус­скоязычными или русскоговорящими евреями.

[4] Десекуляризация второго поколения русских евреев, о ко­торой здесь говорится, согласуется с выводами Рины Коэн, сообщающей о светских израильских мигрантах в Канаду, чьи дети испытали религиозное пробуждение.

[5] Лариса Ременник показывает жизнеспособность в Из­раиле идентичности, основанной на русском языке.

[6] О подсчете голосов при возрождении культурных иден- тичностей см.: Chandra (гл. 4) и Posner.

[7] Образ русских евреев, жаждущих исповедовать свою ре­лигию, был опровергнут Фрэном Марковицем, чьи дан­ные показывают, что большинство русско-еврейских эмигрантов в США отвергали возможности исповедовать свою религию и изображали из себя космополитов, стре­мящихся приспособиться к советской идентичности. Мои респонденты сообщили о том же самом. Однако они не поддержали предположение Марковица, что высокая рус­ская культура сохранится в диаспоре как часть трансна­ционального сообщества. Для обзора литературы по этому вопросу см.: Zisserman-Brodsky.

[8] О выборе идентичности русскими в «ближнем зарубежье» см.: Laitin.

[9] В этом Мэри Уотерс (см.: Waters) установила новый стан­дарт.

[10] «Космополит» — нагруженное многими смыслами слово в советском дискурсе. При Сталине оно ассоциировалось (по контрасту со словом «интернационалист») с буржуаз­ной утонченностью, противоположной равенству. Я ис­пользую этот термин в его общепринятом смысле: те люди, которые идентифицируют себя как разделяющих судьбу всех народов мира, а не только собственной группы.

[11] Эта героическая работа по-иному оценивалась после вой­ны. В ежедневной газете «Новое русское слово» опубли­кованы личные воспоминания о бытовом антисемитизме в послевоенной советской жизни, написанные через три­надцать лет после эмиграции: «Ничто не сотрет воспоми­нания о моем детстве, из которого я помню горькие анти­семитские замечания, что "они"... все уехали в Ташкент, а за них должны были сражаться русские.» («Тринадцать лет спустя»).

[12] Название русскоязычной ежедневной газеты, выпускаю­щейся в Нью-Йорке.

[13] Все переводы из источников на русском языке сделаны ав­тором и проверены Анной Гурфинкель. Г-жа Гурфинкель присутствовала на всех интервью, которые проходили на смеси русского и английского, и переводила, когда это было необходимо.

[14] Об исследовании Андерсона сообщалось в газете «Новое русское слово» 26 июля 2004 года («Страна»). Там же была фотография «нашего соотечественника» Сергея Брина, од­ного из основателей Google.

[15] Добавочные пособия малоимущим (SSI) — федеральная программа дополнительного дохода, финансируемая за счет общих налоговых поступлений (а не за счет социального страхования). Она предназначена для того, чтобы помочь пожилым людям, слепым и инвалидам, у которых недоста­точно или вовсе нет доходов; эта программа обеспечивает их наличными, чтобы удовлетворить базовые потребности в пище, одежде и крове. Потребовалось вмешательство за­интересованных органов, чтобы русско-еврейские иммиг­ранты могли пользоваться этими средствами.

[16] Я изменил нумерацию волн, которую указывали инфор­манты, в соответствии с российской историографией. Обычно принято считать, что первая волна была после ре­волюции, вторая — после Второй мировой войны, третья — еврейская миграция 1970-х и четвертая — во время и после перестройки.

[17] Цви Гительман (Gitelman) сообщает по электронной почте, что в соответствии с его исследованием положения евреев на Украине и в России в советское время сплоченные круги евреев вряд ли были более космополитичными, чем те, кто эмигрировал. Но это требует дальнейших исследований.

[18] О сохранении навязываемых Советским Союзом нацио­нальных идентичностей см.: Suny. Однако почему совет­ский проект национальной идентичности был столь успе­шен, в то время как попытка социализировать граждан как «новых советских людей» провалилась — это голово­ломка, которую предстоит решить.

[19] См.: Werth. После реформ, дозволяющих свободу вероис­поведания, последовавших после Революции 1905 года, большое число евреев стремились зарегистрироваться как баптисты. Столыпинское правительство отказывалось признать эти обращения, поскольку они были истолко­ваны не как конфессиональные, а как инструментальные. Обращенные полагали, что расходы, связанные с присо­единением к баптистам, будут низкими, а потенциальные выгоды от возможности торговать в России — высокими.

[20] Более подробную информацию о русских иммигрантах в Израиле см. в исследованиях Цви Гительмана, где автор показывает, что молодежь в Израиле в меньшей степе­ни является носителем «еврейского духа», чем старшее поколение.

Опубликовано в журнале:

«НЛО» 2014, №3(127)

С начала года в киевском офисе исламской организации Альраид, сертифицирующей продукты из Украины для мусульманских стран, заметно добавилось работы. «Раньше к нам ежемесячно обращалось не более десяти компаний, но с весны этого года их количество выросло вдвое»,- говорит Олег Гузик, руководитель пресс-службы организации.

Наплыв желающих поставлять товары в страны Ближнего Востока и Азии объясняется чередой запретов на поставки украинских продуктов в Россию. С начала года россияне отказались от украинских кондитерских изделий, молока, мяса, рыбных и овощных консервов, картофеля и даже лука. И если в прошлом году в РФ отечественные продовольственные компании поставили продуктов на $1 млрд, то лишь за полугодие экспорт северному соседу сократился на $300 млн.

Вот и приходится украинцам цепляться даже за самые удаленные и экзотические рынки: остров Маврикий и Мьянма сегодня заменяют Москву и Кострому.

Директор Белоцерковской агропромышленной группы Сергей Онокий рассказывает, что его компания продает сухое молоко в любую точку мира, где только может найти покупателя. В Россию группа поставляла продукцию не часто, но сейчас, после ухудшения торговых отношений, даже не рассчитывает на этот близкий, но сложный рынок.

Новые Горизонты: Украинские производители выводят свою продукцию на рынки Ближнего Востока и Азии

Восточные рассказы

Поставлять в исламские страны можно только халяльную продукцию, то есть такую, которая произведена в точном соответствии с законами шариата. В компании Мироновский хлебопродукт (МХП), крупнейшем в Украине производителе мяса курицы (ТМ Наша Ряба), рассказывают, что для этого они подстроили под исламские требования даже процедуру убоя. «Если вкратце, то птица не должна убиваться током, а только оглушаться»,- рассказывает куратор экспортных поставок компании Сергей Горбенко. К МХП прикомандированы два представителя Альраид, которые следят за производством и читают молитвы во время умерщвления птицы.

Все эти ритуалы в МХП практикуются неслучайно — в этом году благодаря этим нововведениям компания вышла на рынки большинства стран Персидского залива, в частности Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ), Омана, Йемена, Катара, Кувейта и Бахрейна. А рост объема продаж в эти страны сопоставим с тем падением, которое было у компании из-за российских запретов.

Да и в целом украинская птица взяла курс на Азию. Наибольшим импортером мяса курицы в этом году стал Ирак, вытеснив традиционного лидера — Россию. За семь месяцев эта исламская страна увеличила закупки в Украине втрое — до 22 тыс. т, что составляет 28% от всего экспорта курицы, рассказали в Украинском клубе аграрного бизнеса.

Ситуация с мясом птицы — хороший пример отказа от российского рынка без значительных потерь для отрасли за счет диверсификации. Но он далеко не единственный. Всего спустя месяц после того, как Россия закрыла свой рынок для украинских плодоовощных консервов, Нежинский консервный завод, входящий в структуру Fozzy Group, нашел покупателей своей продукции в Таиланде и ОАЭ. Заменить российский рынок, куда компания поставляла порядка 5 тыс. т, эти потребители пока не могут. Но на заводе не теряют оптимизма. Интерес дистрибутора из ОАЭ был настолько высоким, что в первый же заказ он включил половину ассортимента предприятия, рассказала бренд-менеджер компании Ольга Матюшко. Кроме того, завод поставляет свою продукцию еще в десяток стран — наиболее успешно она продается в США и Прибалтике.

Молочные реки

Чтобы сгладить последствия российской блокады, молочным предприятиям, в отличие от компаний из других отраслей, пришлось не только искать новые рынки, но и пересмотреть ассортимент выпускаемой продукции.

В 2013 году украинские молочники экспортировали продукции на $720 млн, из которых $450 млн приносили продажи в России, рассказывает Вадим Чагаровский, член наблюдательного совета компании Терра Фуд и председатель Союза молочных предприятий Украины. Львиную долю экспорта в РФ составляли сыры. Аннексия Крыма и напряжение на востоке Украины минувшей весной насторожило украинских производителей. И они спешно начали уменьшать объемы выпуска сыра. «Компании диверсифицировали риски, нарастив выпуск сливочного масла и сухого обезжиренного молока, востребованных на других рынках»,- говорит Чагаровский.

Сухое молоко и масло заводы выпускали и раньше, в период сезонного увеличения надоев, то есть начиная с мая. Но сейчас они начали эту работу на два месяца раньше. И не прогадали, когда к середине лета россияне практически полностью запретили ввоз молочной продукции. По словам Чагаровского, сухое молоко и масло помогли отечественным компаниям удержать уровень доходов от экспорта на прошлогоднем уровне. Место российского покупателя заняли потребители из Азии, Африки и Ближнего Востока.

Одним из наиболее перспективных рынков Чагаровский называет Алжир. Тонна сухого молока из Украины там стоит на $300 дешевле европейского. Это преимущество появилось не так давно благодаря девальвации гривны.

Помогает молочникам и то, что страны Таможенного союза не имеют консолидированной позиции по отношению к Украине,- Казахстан и Беларусь не спешат следовать примеру «старшего брата» и запрещать ввоз украинского продукта. «Мы увеличили поставки сухих молочных продуктов в Казахстан, ищем покупателей в Центральной Азии»,- сообщил Сергей Трифонов, директор по связям с инвесторами группы компаний Милкиленд. Эта компания экспортирует около трети всего украинского сыра. Свыше 60% внешних продаж компании приходилось на Россию.

Окно приоткрылось

Российская блокада стимулирует украинские компании использовать возможности зоны свободной торговли с ЕС, уверен эксперт УКАБ Игорь Остапчук. Хороший пример: поставки мяса курицы в Голландию, которая сегодня занимает второе место после Ирака по импорту этого продукта из Украины,- более 10% общего объема. А ведь еще год назад туда поставлялись лишь небольшие пробные партии.

Но все равно пока европейский рынок, из-за которого и началось противостояние России и Украины, не слишком гостеприимен для украинских компаний. Сложность сертификации, а также повышенная конкуренция не позволяют им чувствовать себя в ЕС хорошо.

По словам Горбенко из МХП, компания проходила процедуру аккредитации для выхода на рынок ЕС несколько лет и только с 2013-го начала совершать туда поставки.

По словам Трифонова из Милкиленда, предприятие получило много замечаний от европейцев, связанных с производством и продукцией. И несмотря на то что все они уже учтены, украинцы ожидают получения доступа на рынок ЕС лишь через год-полтора.

Впрочем, попытки завоевать Европу отечественные производители все равно предпринимают. Тот же Милкиленд планирует частично компенсировать потери российского рынка за счет своего польского завода Милкиленд Островия. Тот должен расширить поставки сыров, сухой сыворотки и белкового концентрата в ЕС.

Идут в Европу не только молочники. До введения российского запрета около 85% внешних продаж компании Биотрейд (безалкогольные напитки ТМ Биола) приходилось на РФ, остальное — на Беларусь, Молдову, Таджикистан, Грузию, Израиль. Чтобы уменьшить потери, производитель возобновил поставки в Латвию и другие страны Евросоюза.

В Витмарк-Украина (ТМ Jaffa, Наш сок), одной из крупнейших компаний по производству соков и детского питания, также уверяют, что завязали торговые отношения не только в странах Азии, но и в ЕС.

Некоторым компаниям завоевывать этот рынок проще. У кондитерской корпорации Roshen, например, есть свои заводы в Венгрии и Литве, благодаря которым компания расширяет сбыт в Юго-Восточной и Центральной Европе, а также Испании, Италии и Великобритании.

Старые песни

Впрочем, не все предприниматели рассчитывают на новые рынки. Для многих идеальным вариантом было бы возобновление нормальных торговых отношений с Россией.

Владимир Чернышенко, совладелец комбината Тепличный, который специализируется на выращивании овощей, понимает, что свою продукцию он не сможет продать в Европу никогда. Российские запреты пока не затронули его бизнес. «Но если нашу продукцию заблокируют — будет катастрофа, альтернативного рынка не найти»,- говорит предприниматель. Европа закупает более дешевые томаты в Испании, Португалии и Северной Африке.

Подобные пророссийские настроения среди украинских предпринимателей встречаются нередко. Чагаровский, например, не ждет манны небесной от рынка ЕС для своей отрасли: европейский рынок сыра тесный, имеет давнюю историю и предпочтения, а остальная молочка зависит от квот. Годовой объем беспошлинного ввоза этой продукции в ЕС ограничен 8 тыс. т. Для Украины, выпускающей свыше 1 млн т, это мизерный объем. Возврат же к поставкам в РФ позволил бы отрасли чувствовать себя хорошо.

Как и многие другие, Чагаровский надеется, что рано или поздно все вернется на круги своя. Ведь доля украинских сыров на рынке северного соседа внушительная — порядка 14%. Отказ от украинской продукции неизбежно приведет к подорожанию сыров, тем более что дешевый продукт уже и так стоит дороже. Мол, долго на антиукраинской диете Россия не продержится.

Отмены молочного запрета эксперт ожидает уже этой осенью. И тогда о поиске альтернативных рынков можно будет позабыть — до следующего кризиса как минимум.

Arafnews по материалам Daily News Egypt/ Министр промышленности Египта призвал компании, экспортирующие в Россию, открывать партнерские офисы в Москве для продвижения своей продукции.

Во время своего визита в Москву министр промышленности и внешней торговли Мунир Фахри Абд ан-Нур поручил торговому представительству посольства Египта изучить возможность расширения сети демонстрационных залов, где выставлялась бы египетская продукция.

Абд ан-Нур отметил в своем заявлении, что его обращение к египетским предпринимателям прозвучало, чтобы «гарантировать соответствующую долю рынка» для египетской продукции в России.

Абдель Нур посещает Россию на этой неделе, намереваясь принять участие в понедельник в церемонии открытия египетского павильона на выставке World Food Moscow, в работе которой участвуют 64 египетские компании. Он также будет присутствовать на открытии египетско-российского бизнес-форума, для участия в котором соберутся бизнесмены с обеих сторон.

После встречи с министром сельского хозяйства РФ Николаем Федоровым Абд ан-Нур заявил, что экономические отношения между двумя странами будут «нарастать», сообщает Государственная информационная служба Египта (SIS).

В условиях действия запрета на импорт продукции из стран ЕС, Египет начнет экспортировать свою сельскохозяйственную продукцию в Россию, сообщает SIS. Информационная служба также передает, что во время встречи обе страны обсудили потенциал египетских продуктов для удовлетворения потребностей российских потребителей.

Ранее в августе президент Абд аль-Фаттах аль-Сиси встретился с президентом России Владимиром Путиным, чтобы обсудить вопросы двустороннего сотрудничества в экономической и политической областях. По итогам этого визита Путин объявил, что его страна поставит в Египет 5 млн. тонн пшеницы в течение года.

В ходе визита ас-Сиси также согласовал с Путиным вопрос создания совместной российской промышленной зоны в рамках нового проекта Суэцкого канала в стране. Правительство России также одобрил предложение Египта начать переговоры о создании зоны свободной торговли между Египтом и странами Таможенного союза - Россией, Белоруссией и Казахстаном.

Россия в ближайшее время разместит три станции системы дифференциальной коррекции и мониторинга (СДКМ) системы ГЛОНАСС в Китае, две — в Казахстане и одну — в Белоруссии, заявил на открытии IV Международной школы по спутниковой навигации заместитель генерального директора ОАО "Российские космические системы" (РКС) Григорий Ступак.

"Готовимся разместить три станции СДКМ на территории Китая. В октябре ожидается открытие станции в Белоруссии, еще две станции планируется разместить в Казахстане",- сказал Ступак.

По его словам, в настоящее время только на территории России находится 19 станций системы дифференциальной коррекции и мониторинга ГЛОНАСС, позволяющих улучшить точность приема навигационного сигнала до одного метра. Кроме того, четыре станции СДКМ Россия имеет за рубежом — три станции в Антарктиде и одну в Бразилии.

СДКМ призваны обеспечивать "сантиметровый" уровень точности определения координат в реальном времени в радиусе до 200 километров от опорных станций, а также вести оперативный мониторинг целостности.

Замглавы Роскосмоса Анатолий Шилов ранее заявлял, что точность системы ГЛОНАСС на территории России может стать меньше одного метра уже в 2014 году, когда начнет работать в полном объеме система коррекции навигационного сигнала "Луч". Таким образом, точность позиционирования ГЛОНАСС и американской GPS станут примерно сопоставимы.

В 2014 году, впервые с 1872 года, может произойти смена мирового лидера по показателю ВВП: США может уступить этот титул Китаю.

Древняя китайская притча, рассказывающая, как истинным победителем в борьбе за добычу становится тот, кто сидит на горе и наблюдает за боем тигров, является больше чем просто народной мудростью. Пронесенное сквозь века предание достаточно точно отражает стратегию продвижения на мировой арене государства, одним из символов которого является золотой дракон. Пока во второй половине XX века США и СССР сражались за гегемонию на планете в холодной войне, Китайская народная республика (КНР) набирала силы, проводила реформы, меняла экономические подходы. В XXI век Поднебесная вошла с показателем ВВП в 8,2% (в 2001 году), а закончила первое десятилетие с достижением этого показателя в 10,4% (в 2010 году). На своем пути к экономическому Олимпу Китай год за годом обходил основных соперников. В результате, в 2013 году, например, по данным Всемирного банка, по объему экономики Китай занял второе место с показателем в $8939 млрд., что составляет уже фактически половину от достижений первой экономики мира – США, добившейся в прошлом году финансового результата в $16724 млрд. Японию, своего давнего соперника в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), Китай по объему ВВП обогнал еще в 2010 году. «Старшего брата» – СССР – сегодня уже нет, а его историческая наследница – Россия – по объему ВВП в 2013 году заняла только 8-е место в мире с показателем $2118 млрд.

Слава коммунистам?

Сегодня, глядя на Поднебесную, мы видим, фактически, вторую экономику мира, и это при том, что страна еще каких-то лет тридцать-сорок назад была аутсайдером. Следует отметить, что по ряду показателей КНР уже является признанным лидером. Так, население Китая (без учета Гонконга, Макао и Тайваня) увеличилось за 2013 год на 6,68 млн. человек, достигнув численности 1,36 млрд. граждан, как сообщило государственное статистическое управление КНР. Естественный прирост населения за минувший год составил 0,49%. С такими трудовыми ресурсами не удивительно, что Китай еще в 2010 году стал крупнейшим в мире экспортером.

По размерам территории государство Янцзы и Хуанхэ занимает четвертое место в мире: с площадью в 9,6 млн. кв. км. Китай уступает лишь России, США и Канаде, занимая примерно 6,5% площади земного шара. В разных объемах богата Поднебесная и природными ресурсами: в ее недрах существуют запасы редкоземельных металлов, нефти, газа, в том числе сланцевого, угля и железа. Все это в совокупности с обладанием ядерными боезапасами делает Китай важным стратегическим партнером и заставляет считаться с ним всех соседей по планете.

Развитые экономики в настоящее время испытывают существенные трудности в реализации своих возможностей. А у Китая хоть и снижаются показатели ВВП, но они все равно остаются просто фантастическими по сравнению с экономическими «достижениями» Еврозоны, например. Так, правительство КНР рассчитывает, что по итогам текущего года рост ВВП страны составит 7,5%. Разумеется, нельзя анализировать экономику Китая отдельно от мировой: глобальные негативные тенденции в Поднебесной также наблюдаются. Скажем, следует отметить, что постепенное замедление экономической динамики в Китае происходит уже не первый отчетный период. Так, в 2010 году ВВП был равен 10,4%, в 2011 – 9,2%, в 2012 – 7,8%, а в 2013 – 7,7%. Но у ближайшего соперника за мировой экономический Олимп дела обстоят гораздо хуже. Во втором квартале 2014 года, например, ФРС снизило прогноз по ВВП США на текущий год с 2,9% до 2,2%. Наднациональные финансовые институты настроены гораздо критичнее. Скажем, Всемирный банк по итогам текущего года прогнозирует ВВП США, равный 2,1%, а МВФ – лишь 2%. И вот уже никто не удивляется рассуждениям экспертов о том, что по результатам 2014 года, возможно, произойдет смена лидера на планете. «США могут потерять статус крупнейшей экономической державы мира уже в 2014 году, уступив этот титул Китаю намного раньше, чем предполагалось», – сообщает Forbes со ссылкой на данные Financial Times. Издание констатирует, что «большинство экономистов ранее прогнозировали, что Китай вырвется вперед в 2019 году».

Отдельного внимания достойна сама структура рассуждений специалистов: в том, что Китай обгонит США, эксперты не сомневались. Дискутируются лишь даты события: к 2015 году это случится или чуть позже, к 2020. После пересмотра методологии подсчета темпов роста экономик аналитики МВФ пришли к выводу, что в период между 2011 и 2014 годами ВВП Китая вырос на 24%, а США лишь на 7,6%. Соответственно, в текущем году у Поднебесной есть все шансы достичь вершины экономического Олимпа в мировом масштабе. Стоит напомнить, что США занимали лидирующее положение по объему ВВП на планете с 1872 года, после того как они обогнали «старую добрую» Британию.

К своим нынешним возможностям и уникальному историческому положению Китай пришел не сразу. Достижения Поднебесной в наши дни – это комплексный результат продуманной экономической политики, включающей в себя и смену курса, начиная с реформ 1978–1993 годов и заканчивая адаптационными шагами во время кризиса 2008–2009 годов. Большую роль в китайском экономическом чуде сыграл, безусловно, национальный менталитет. Открытость вызовам времени и способность изменяться – это черты, характеризующие политику современного Китая. «В настоящий момент КНР активно проводит структурные реформы, которые должны привести к формированию новых факторов роста экономики страны, так как экстенсивное развитие за счет расширения кредитования и роста экспорта уже не является той моделью, по которой КНР сможет развиваться в ближайшие годы», – продолжает тему аналитик инвестиционного холдинга «Финам» Антон Сороко. Стране необходимо усиливать внутренний спрос и повышать общий уровень жизни населения.

Власть с капиталистическим лицом

Опасаясь разгона инфляции, власти Китая в последние годы воздерживаются от масштабных стимулирующих программ, ограничиваясь так называемыми мини-стимулами: налоговые послабления, снижение резервных требований для отдельных категорий банков и т.д. С другой стороны, сложное время требует взвешенных действий, и поэтому в руководстве КНР принято решение по углублению реформ в рамках выбранного курса. Так, Китай постепенно приступает к частичному разгосударствлению монопольных госпредприятий. Председатель КНР Си Цзиньпин лично возглавил руководящую группу по возможностям изменений в экономическом регулировании такого рода. Ввод частного капитала, в первую очередь, будет разрешен для энергетического и телекоммуникационного секторов. Ранее в этом году китайские гиганты Petro China и Sinopec уже объявили о намерении привлекать частные инвестиции в свой бизнес. Правительство КНР стало придавать особое значение необходимости развития смешанной экономики после 3-го пленума ЦК КПК восемнадцатого созыва, прошедшего в Пекине 9–12 ноября 2013 года.

По мнению главного аналитика Промсвязьбанка Екатерины Крыловой, в 2014 году, скорее всего, власти продолжат взятый курс реформирования: он особенно актуален в условиях замедления темпов роста промышленного производства и инвестиций, которые могут поставить под угрозу достижение плановых 7,5% роста ВВП в 2014 году. В марте этого года в Китае произошел первый корпоративный дефолт в истории страны. Shanghai Chaori Solar Energy Science & Technology Co, занимавшаяся производством солнечных батарей, не смогла рассчитаться по своим облигациям. А китайские власти на этот раз решили не помогать компании. Произошедший в Китае дефолт может стать первой ласточкой надвигающейся волны банкротств китайских компаний, которые привыкли к двузначным темпам роста спроса и дешевым кредитам, а теперь, в изменившихся условиях, не справляются со своими обязательствами.

Заместитель директора аналитического департамента компании «Альпари» Дарья Желаннова дает более оптимистичные оценки и напоминает, что в структуре ВВП Китая промышленность и услуги занимают по 45%, остальные 10% производит сельское хозяйство. Крупнейшим экспортером Поднебесная, как уже упоминалось, является еще с 2010 года. Следовательно, экономику страны можно назвать достаточно устойчивой. Бурный рост Китая обеспечивается огромным количеством трудовых ресурсов, крупными инвестиционными потоками, высокими конкурентными преимуществами товаров, в том числе за счет их низкой стоимости, переориентацией потребления сначала со слабого внутреннего рынка на внешний, а затем изменением структуры потребления с акцентом уже на внутренний спрос. «Большая часть производственных сил многих развитых стран в той или иной мере связаны с Китаем, – продолжает тему главный специалист отдела ценных бумаг банка «Интеркоммерц» Иван Кибардин. – Бурный рост, который был обеспечен набором последовательных схем на основе импорта ресурсов и привлечения инвесторов в страну для подъема производства, дал свои плоды».

Нефрит и яшма в кошельке

Сильное государство невозможно без устойчивой твердой валюты с понятными перспективами. Расширение использования юаня в мире напрямую ведет к увеличению экономического влияния, которое быстро конвертируется в политический вес. По данным ряда аналитиков, уже сейчас на долю юаня приходится 2,2% всех валютных операций в мире, а по обороту торгов китайская валюта входит в первую десятку. На конец прошлого года Deutsche Bank оценивал среднедневной оборот юанями в $3,5–4 млрд. За 2013 год он вырос более чем в три раза.

Но совершенно впечатляющим и вдохновляющим Поднебесную на новые достижения является скачок в использовании юаня как средства платежа. По данным SWIFT, в феврале 2014 года китайская валюта занимала 7-е место с долей рынка в 1,39%. Напомним, что еще в 2012 году она была лишь на 20-м месте. Deutsche Bank прогнозирует, что общая сумма выданных в национальной китайской валюте кредитов и облигаций к концу 2014 года составит 870 млрд. юаней, то есть увеличится в 10 раз. Одним из важных шагов по укреплению спроса на свою валюту на мировом рынке является переход на расчеты с государствами-соседями в национальных денежных единицах. Китай последовательно реализует ряд мер в этом направлении, в том числе в сотрудничестве с Россией. Побочным эффектом от подобных шагов, между прочим, является снижение влияния доллара в мировом товарообороте.

В межгосударственном информационном поле, особенно до кризиса 2008–2009 года, было «модно» обсуждать вариант перехода юаня в разряд сначала региональных резервных валют, а затем и мировых свободно конвертируемых денежных единиц. Сегодня разговоры на эту тему поутихли, а вот решимость руководителей Китая, судя по всему, осталась прежней. По мнению Антона Сороко («Финам»), в рамках нового экономического курса Китая довольно скоро юань станет свободно конвертируемой валютой. Расширение влияния юаня, рубля и иены в том числе может происходить в контексте формирования ключевых резервных региональных валют, на звание которых вполне претендуют валюты Китая и России. Кстати, юань укреплялся последние несколько лет, но надо помнить, что у него есть два курса – оншорный и оффшорный, которые существенно различаются. Да и последние действия китайского регулятора говорят о том, что период стабильного укрепления китайской валюты может подойти к концу. Для активного роста экономики КНР в скором времени будет нужен слабый юань, так что этот тренд может быть скоро сломлен. Таким образом, в долгосрочной перспективе юань интересен как актив, с помощью которого можно диверсифицировать свои накопления, но «ставить все фишки» на его рост сейчас, наверно, не стоит, делает вывод эксперт.

Дарья Желаннова («Альпари») утверждает, что позиционировать юань как резервную валюту еще долго не получится, поскольку китайский ЦБ достаточно жестко регулирует курс юаня. Резервная валюта не может не быть свободно конвертируемой. Однако некоторые шаги в этом направлении предпринимаются. Инвесторам сегодня интересен юань, ведь он становится все более доступным для торговли. Кроме того, китайский Центробанк потихоньку ослабляет регулирование, например, недавно повысив допустимые колебания юаня по отношению к американскому доллару внутри одной торговой сессии с 1% до 2%.

Азиатская альтернатива: крадущийся тигр, затаившийся дракон

Создание отечественной платежной системы – одно из важнейших направлений международного сотрудничества в области банковских технологий России и Китая. 8 июля 2014 года в Шанхае в ходе визита в Китай состоялась встреча главы Банка России Эльвиры Набиуллиной и председателя совета директоров китайской платежной системы China Union Pay Су Нина. Глава системы уверил тогда, что компания готова поделиться своим опытом с российскими специалистами. В июне текущего года зампред ЦБ Татьяна Чугунова сказала журналистам, что создаваемая Национальная система платежных карт (НСПК) сможет работать в кобрендинге с четырьмя платежными системами – китайской Union Pay, японской JCB и международными Visa и MasterCard.

Следует отметить, что присутствие китайской платежной системы на российском финансовом рынке постоянно усиливается. Так, в рамках Санкт-Петербургской международной банковской конференции, организованной Промсвязьбанком, 17 июля 2014 года представитель ChinaUnionPay Фан Жигуанг сообщил, что количество карт платежной системы ChinaUnionPay в России достигнет 2 млн. в течение трех лет. Сотрудничество с китайской платежной системой может стать оптимальным вариантом для дальнейшего развития банковских технологий в условиях неопределенности и дальнейшего ужесточения санкций со стороны США к российским банкам. Напомним, что попавшие под первую волну ограничений СМП-банк и его дочерний Инвесткапиталбанк еще весной этого года всерьез рассматривали перспективы партнерства с азиатскими платежными системами – китайской Union Pay и японской JCB. Сегодня, когда под санкции попали уже ВТБ, Сбербанк, Газпромбанк и Россельхозбанк, очевидно, что укреплять сотрудничество с China Union Pay – это «не роскошь, а средство диверсифицировать бизнес», сделать его максимально независимым от мировой политической конъюнктуры. Даже перспективы сотрудничества с японской платежной системой JCB для ЕврАзЭС в целом выглядят не такими захватывающими, как с китайским партнером, потому что Япония также присоединилась к санкциям со стороны США. И хотя они пока касаются только отдельных чиновников и промышленных компаний, ведущих свою деятельность в основном в Крыму, российские банки с осторожностью смотрят на возможное сотрудничество с платежной системой из страны восходящего солнца.

Начальник отдела доверительного управления Абсолют банка Иван Фоменко напоминает, что изначально Union Pay создавалась как китайская национальная платежная система, ориентированная на внутренний рынок, но затем она распространилась сначала на сопредельные страны, а затем и по всему миру. Сегодня ее можно с полным правом назвать международной платежной системой. С точки зрения последовательного вывода национальной платежной системы на международный рынок опыт Union Pay можно назвать одним из лучших примеров.

Как напоминает Дарья Желаннова («Альпари»), платежная система China Union Pay была создана в 2002 году, и на текущий момент из 8 млрд. кредитных и дебетовых пластиковых карт, выпущенных в мире, 3,5 млрд., то есть 45%, приходится на China Union Pay. Таким образом, по количеству выпущенных для нее карт это самая крупная система в мире. По объемам транзакций купли-продажи, проходящих через системы кредитных и дебетовых карт, она же занимает второе место. Всего в мире таких операций в год производится на $10 трлн., из них $2,5 трлн. – Union Pay. По общему количеству транзакций – операций купли-продажи – China Union Pay на третьем месте в мире.

Братья навек

Экономическое сотрудничество между Россией и Китаем никогда не ограничивалось только финансовым сектором. Внешнеторговый оборот двух стран-союзников в мае 2014 года составил $7,84 млрд. (увеличился на 7,7% в годовом выражении), в том числе российский экспорт – $4,07 млрд. (вырос на 4,1% за год), импорт – $3,77 млрд. (прибавил 11,8% за тот же период). Положительное сальдо торгового баланса в мае этого года составило $0,3 млрд. Россия входит в 20-ку основных торговых партнеров Китая, и по итогам последнего месяца весны занимала 9 место. Да и дальнейшие перспективы весьма вдохновляющие. Екатерина Крылова (Промсвязьбанк) констатирует, что одним из самых удачных примеров двустороннего взаимодействия между странами за несколько лет, безусловно, стало заключение 21 мая 2014 года в Шанхае «сделки века» между «Газпромом» и китайской компанией CNPC. Именно так окрестили журналисты подписанный между Россией и Китаем газовый контракт на 30 лет. Этот документ больше десятилетия готовили переговорные группы двух стран. Его общая стоимость $400 млрд., и эта сумма может еще вырасти. «Роснефть» также имеет долгосрочные контракты на поставку газа в Китай, а китайская CNPC владеет 20% долей в проекте «Новатэка» «Ямал СПГ».

Китай не присоединился ни к одному из пактов санкций в отношении России, принятых США и ЕС. Более того, промышленные компании Поднебесной активно участвуют в инфраструктурных проектах в Крыму на взаимовыгодных условиях. Так, недавно было заявлено, что взаиморасчеты между госкомпанией «Автодор» и китайской компанией China Communication Construction Corportion (СССС) при строительстве моста через Керченский пролив могут осуществляться путем конвертации юаней в рубли, что позволит избежать необходимости хеджирования рисков.

«В целом, ключевым нашим партнером в долгосрочной перспективе на текущий момент является Китай, развитие сотрудничества с которым должно помочь нашей стране существенно диверсифицировать собственные экспортные поставки и повысить темпы роста экономики Дальнего Востока, – говорит Антон Сороко («Финам»). – Собственно, в этом контексте очень важным выглядит расширение сотрудничества с другими странами АТР, в частности, с Южной Кореей. Конечно, объем нашей внешней торговли с этой страной несопоставим с аналогичными отношениями, к примеру, с Китаем или Японией, но все же данное решение является еще одним шагом по увеличению влияния рубля и формирования статуса региональной резервной валюты».

Наше сотрудничество с Китаем носит многосторонний характер. Недавно министр финансов Антон Силуанов заявил, что Россия совместно с Китаем планирует создать международное агентство, которое будет функционировать в рамках экономических реалий, исключая политическое влияние на уровень присваиваемых рейтингов. Конечно, верится в это с трудом, но попытаться все же стоит. Все-таки на текущий момент времени влияние американских рейтинговых агентств на формирование рыночных портфелей инвесторов слишком велико, что дает им возможность манипулировать общественным мнением с помощью завышения или занижения кредитных рейтингов как отдельных эмитентов, так и целых стран. Для большей объективности им нужны другие международные конкуренты, изучая рейтинги которых, инвестор сможет увидеть альтернативный взгляд на оценку данного актива. В результате качество присваиваемых рейтингов должно существенно повыситься. Кстати, может быть, в дальнейшем консолидация такого агентства с американскими аналогами могло бы дать необходимый эффект – создание объединенной наднациональной группы, свободной от политического давления.

Кун-фу инвестиций

Давать советы о том, в какие сектора экономики Китая стоит инвестировать средства, сложно в связи с масштабом задачи. «Советовать ли инвестировать в КНР или нет, это примерно то же самое, что советовать покупать молочные продукты или нет, – считает Иван Кибардин (банк «Интеркоммерц»). – Просроченные и сомнительного качества, думаю, не стоит, а в остальном – почему бы и нет. Надо только понимать, что невозможен период регулярного бурного роста. До и после бури всегда затишье». Иван Фоменко (Абсолют банк) полагает, что в качестве инвестиций стоит выбирать компании, ориентированные на экспорт – рост крупных развитых экономик подхлестнет рост «мировой фабрики». Екатерина Крылова (Промсвязьбанк), наоборот, предостерегает от инвестиций в развивающиеся рынки в этом году, в том числе и в китайский. По ее мнению, экономика КНР балансирует между «мягкой» и «жесткой» посадкой. Сегодня там присутствуют существенные риски, связанные с финансовым сектором, в первую очередь, теневым кредитованием.

Подводя итог всему сказанному, хочется отметить, что рассказать о Китае подробно невозможно в рамках не только одной статьи, но даже и целого цикла книг. Будь то история, экономика, политика, международные отношения – везде о Поднебесной можно рассказывать часами и создавать библиотеки томов по разным темам. Но в огромном море информации о стране Конфуция и Мао Цзэдуна сегодня важно уметь ориентироваться, поскольку сотрудничество России в частности и ЕврАзЭС в целом с восточным соседом – это, безусловно, ключ к пониманию дальнейшего исторического пути развития всей планеты в ближайшие десятилетия.

P.S. 24–28 сентября в Пекине пройдет 8-й форум «Банковские сезоны», организованный компанией INPAS. В ходе форума российские финансисты смогут «на месте» ознакомиться с финансовой инфраструктурой страны, на которую все чаще и чаще ссылаются в экономических и политических спорах.

11 и 12 сентября в Северном (Арктическом) федеральном университете имени М.В. Ломоносова проходит Международная научная конференция «Биотехнологии в химико-лесном комплексе» (Архангельская область).

Конференция проводится при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований и Технологической платформы БиоТех 2030.

Ключевыми направлениями работы конференции станут:

1. Ферментные технологии в целлюлозно-бумажной промышленности.

2. Создание высокоэффективных биокатализаторов для использования в химико-лесном комплексе.

3. Фундаментальные и прикладные основы ферментативных методов анализа в химико-лесном комплексе.

4. Биоконверсия растительного сырья.

5. Современные методы очистки сточных вод.

6. Лесная биотехнология.

Предполагается участие в конференции более 80 ученых и инженерно-технических работников, а также аспирантов и студентов из России, Белоруссии, Франции, Финляндии, Дании, Швеции и Норвегии, сообщили "Двине-Информ" в пресс-службе САФУ.

В рамках конференции пройдет школа молодых ученых «Современные тенденции в создании высокоэффективных ферментных комплексов для биоконверсии растительного сырья».

Рабочий язык конференции – русский и английский.

Конференция начнет работу сегодня в 10.00 в зале заседаний ученого совета САФУ (ауд. 1220, главный учебный корпус).

Российские компании представили на выставке в Баку бронетехнику и вертолет.

Российские компании представлены на выставке вооружений ADEX-2014 в Азербайджане. Так, Уралвагонзавод продемонстрировал боевую машину огневой поддержки танков БМПТ-72 («Терминатор-2») и бульдозер Б-10М. «Вертолеты России» показали вертолет Ка-52 «Аллигатор».

Экспозицию Уралвагонзавода посетил президент Азербайджана Ильхам Алиев, сообщается в пресс-релизе корпорации.

Генеральный директор корпорации Олег Сиенко напомнил, что разработки Уралвагонзавода позволяют конвертировать устаревающие танки Т-72 в БМПТ. По его словам, Ильхам Алиев назвал проект доступным для оборонной промышленности Азербайджана.

«Модернизация парка Т-72 необходима везде, и не только в Азербайджане. Это вопрос очевидный», – сказал Олег Сиенко.

Боевая машина поддержки танков предназначена для подавления средств противника, опасных для танков, например для уничтожения пехоты с гранатометами и автоматами. БМПТ может поражать укрепления и бронированные цели.

Машина имеет всеракурсную баллистическую защиту на уровне современных основных боевых танков, мощный комплекс автоматического вооружения, большой боекомплект к автоматическому оружию, а также высокоэффективные средства поиска и обнаружения целей.

Другие экспонаты УВЗ

Кроме того, в экспозиции корпорации УВЗ представлен бульдозер Б-10М. Его выпускают на челябинском тракторном заводе «Уралтрак». Машина имеет усиленную кабину и может применяться в условиях скалистой местности, местах обрушения камней, то есть там, где другие аналогичные бульдозеры могут опрокинуться.

Бульдозер предназначен для выполнения широкого комплекса задач в строительстве, мелиорации, в горнорудной, нефтяной, газовой и других отраслях промышленности для выполнения землеройных работ на грунтах 1-4 категории, в том числе на мерзлых и разборно-скальных грунтах.

Также Уралвагонзавод продемонстрировал полноразмерные макеты оружия производства Центрального научно-исследовательского института «Буревестник». Это миномет 2Б25, обладающий бесшумной стрельбой (на уровне автомата Калашникова с установленным прибором бесшумной стрельбы). Миномет может делать до 20 выстрелов в минуту, дальность стрельбы – 6 км.

Кроме того, представлены разработанные «Буревестником» корабельные орудия. Это 100-мм одноствольная автоматическая пушка с высокой скорострельностью (75 выстрелов в минуту) А190, 57-мм облегченная автоматическая пушка с дистанционным управлением и высокой скорострельностью (300 выстрелов в минуту) А220.

На выставке также представлен минометный комплекс «Сани» и макеты бронетанковой техники Уралвагонзавода.

«Вертолеты России»

Входящий в Госкорпорацию Ростех холдинг «Вертолеты России» привез на ADEX-2014 всепогодный разведывательно-ударный вертолет Ка-52 «Аллигатор».

Вертолет предназначен для разведки и управления группой боевых ударных вертолетов. Ка-52 снабжен устройствами снижения заметности, системой радиоэлектронной защиты, средствами активного противодействия и оснащен мощным наступательным вооружением.

Как отмечается в пресс-релизе холдинга, «Аллигатор» обеспечивает высокую защищенность экипажа.

«Вертолет Ка-52 «Аллигатор» – это предмет нашей особой гордости. При создании этого уникального вертолета использовались наиболее передовые технологии российского авиастроения. В нем реализованы новейшие разработки в авионике, вооружении, в области применения композиционных материалов и обеспечения безопасности полетов», – сказал гендиректор «Вертолетов России» Александр Михеев.

Справка

Выставка ADEX проходит в Азербайджане в первый раз. В ней участвуют 200 компаний из 34 стран. Свои экспозиции на выставке, в частности, представляют восемь национальных групп из Азербайджана, России, Турции, Белоруссии, Южной Кореи, Польши, Израиля, Украины.

Министр промышленности САР Камаль-эд-Дин Таама обсудил с послом Республики Беларусь в Дамаске Александром Пономаревым пути укрепления сотрудничества в сфере промышленности между двумя странами и запуска совместных проектов, в частности участие белорусских компаний в восстановлении разрушенных сирийских предприятий. Министр призвал белорусских бизнесменов инвестировать в САР и активизировать работу совместных комитетов.

В свою очередь Пономарев подчеркнул необходимость активизации сотрудничества в промышленной области, в частности строительства завода по сборке автомашин, и внедрения новых технологий для возобновления работы сирийских предприятий.

 Ответы на вопросы журналистов.

Владимир Путин ответил на вопросы российских журналистов по завершении работы саммита Шанхайской организации сотрудничества.

В.ПУТИН: Добрый вечер! Слушаю вас.

ВОПРОС: К саммитам ШОС всегда повышенное внимание, а учитывая нынешнюю международную обстановку, конечно, оно тем более пристально. На Ваш взгляд, каковы главные итоги саммита, на чём можно остановиться подробнее?

И мы, конечно, обратили все сегодня внимание на заявление лидеров некоторых стран СНГ по поводу Украины. Насколько подробно украинский кризис обсуждался на саммите и насколько позиции лидеров стран ШОС совпадают по этой проблеме?

В.ПУТИН: Прежде всего по самому саммиту. Считаю, что он был очень успешным, мы подвели итоги того, что делалось до сих пор в сфере экономики, в согласовании наших позиций на международной арене, поговорили в узком составе о наших оценках происходящих событий, об угрозах, которые мы видим и которые должны своевременно и грамотно купировать, имеется в виду, прежде всего, афганская проблема.

Я сейчас не буду подробно на этом останавливаться, но вы сами видели это наверняка, и в документах это есть, – говорили о других регионах мира, в которых неспокойно. Это Северная Африка, Ирак, конечно, другие страны. Упоминали и говорили, разумеется, и о ситуации на Украине. Я проинформировал своих коллег о том, что там происходит.

И наша общая позиция, а она является именно общей позицией, здесь у нас практически полное совпадение подходов и взглядов по этому вопросу, она отражена в соответствующем документе саммита ШОС. Можно с этим ознакомиться, там всё подробно изложено. Сказать, чтобы это выделялось в какую-то отдельную тему, я не могу, этого не было. Украина рассматривалась как одна из проблем сегодняшнего дня.

Много состоялось двусторонних встреч практически со всеми коллегами, они были очень конструктивными: и с Президентом Казахстана, и Узбекистана, и Киргизии, и Таджикистана – собственно, со всеми участниками и членами Шанхайской организации сотрудничества, с Президентом Китайской Народной Республики Си Цзиньпинем.

У нас с каждой из этих стран большой объём двусторонних отношений. С Китаем – вы знаете, самый крупный наш торгово-экономический партнёр – почти 90 миллиардов долларов оборот у нас будет в этом году, в страновом разрезе это наш самый крупный партнёр.

Говорили о наших планах по расширению Шанхайской организации сотрудничества, и, вы видели, мы приняли сегодня документы, связанные с порядком приёма новых членов в Шанхайскую организацию сотрудничества.

Россия приняла на себя председательство в Шанхайской организации сотрудничества на следующий год. Мы планируем провести саммит в июле следующего года в Уфе. В это время, в ходе подготовки, планируем провести более 100 мероприятий различного уровня и характера – и экономических, и гуманитарных. И конечно, завершающим будет саммит, о котором я сказал, в июле следующего года. Но и, конечно, будем работать над вопросом принятия новых членов в Шанхайскую организацию сотрудничества.

Желание присоединиться к ШОС изъявили Индия и Пакистан. Мы будем работать со всеми нашими партнёрами и коллегами, со всеми участниками Шанхайской организации. Посмотрим, к чему мы подойдём к июлю следующего года. В целом мы оцениваем, наша делегация оценивает работу на этом саммите как весьма успешную и плодотворную.

ВОПРОС: Скажите, пожалуйста, хотелось бы в продолжение темы саммита ШОС всё-таки уточнить о некоторых результатах двусторонних переговоров – в частности, удалось договориться о чём-то новом с Китаем? И как прошли трёхсторонние переговоры с Председателем КНР и Президентом Монголии?

В.ПУТИН: У нас, я не упомянул об этом, прошу меня извинить, по инициативе монгольской стороны впервые была проведена трёхсторонняя встреча. Мы договорились о том, что будем этот формат поддерживать. Россия предложила, чтобы в таком трёхстороннем формате мы встречались на полях саммита ШОС, тем более что Монголия является там наблюдателем и регулярно присутствует.

Нам, конечно, есть о чём поговорить в этом трёхстороннем формате, потому что естественная географическая близость и географическое расположение Монголии между самыми крупными для неё торгово-экономическими партнёрами: между Китаем, с одной стороны, и Россией – с другой, – могут побудить нас к реализации целого ряда совместных проектов, прежде всего в области инфраструктуры, энергетики. Вот об этом мы и говорили. И договорились о том, что, может быть, по предложению монгольской стороны опять же мы повысим уровень такого постоянно действующего политического инструмента. Сегодня представители трёх стран встречаются регулярно на уровне руководителей департаментов министерств. Мы договорились приподнять этот уровень, скажем, до заместителей министров или, может быть, даже министров.

Но и с китайскими партнёрами у нас огромный пласт работы: там и энергетика, и машиностроение, и самолётостроение, и военно-техническое сотрудничество. Мы так прошлись по всей нашей двусторонней повестке дня, некоторые вещи выделили, договорились о том, что и как нам нужно подтолкнуть с политического уровня. В целом мы довольны тем, как развиваются наши отношения с Китаем.

ВОПРОС: Евросоюз принял новый пакет санкций. Как Вы их оцениваете? И насколько они чувствительны для России? Будут ли контрмеры, то есть контрсанкции, и какие, если будут? Новый санкционный список введён Евросоюзом, там политики Крыма, ДНР, ЛНР, депутаты Госдумы, Жириновский попал туда, Васильев. Как Вы к этому относитесь?

В.ПУТИН: Позиция России по применению санкций хорошо известна. Мы давно убедились в том, что применение санкций как инструмента внешней политики малоэффективно и практически никогда не приносит ожидаемых результатов даже в отношении малых стран. Что же говорить о такой стране, как Россия?

Конечно, санкционная политика всегда наносит определённый вред, в том числе и тем, кто использует этот инструмент. И в отношениях с Россией в данном случае это исключением не является. Мы с вами знакомы с теми цифрами потерь, которые понесёт, скажем, европейский бизнес, да и американский в торговых отношениях с нами в результате ответных мер со стороны России. Но, как мы в таких случаях говорим, это не наш выбор.

Что же касается этих санкций, которые ввели, это несколько странновато выглядит, даже на этом общем странном фоне, – использование таких механизмов. Почему? Вы знаете, некоторое время назад у меня состоялся телефонный разговор с Президентом Украины Порошенко. В развитие этого разговора мною был предложен план действий по переводу этого конфликта в мирное русло. Я тогда ещё сказал, говоря об этом, встречаясь с вами в Улан-Баторе, что в значительной степени наши позиции с Президентом Порошенко совпали. И в развитие этого разговора предложил свой план из семи пунктов, который, как мы с вами видим, практически лёг в основу мирных договорённостей, зафиксированных затем на встрече контактной группы в Минске.

Надо с удовлетворением отметить, что процесс-то начался, прекратились боевые действия, прекратились наступательные операции ополчения, украинская армия, надо отдать должное Президенту Украины, сделала соответствующие шаги в рамках договорённостей. Были отодвинуты, во всяком случае в некоторых местах, системы залпового огня и артиллерии от населённых пунктов с тем, чтобы не было возможности их обстреливать.

Начался мирный процесс, начались первые контакты, и, на мой взгляд, появилась возможность в ходе этого процесса достичь хотя бы временного, но всё-таки урегулирования политическими средствами. Вот это всё безусловный позитив в ситуации, которая сложилась на юго-востоке Украины.

Но я даже не понимаю, с чем связаны эти очередные санкционные шаги. Может быть, кому-то не нравится, что процесс пошёл по мирному сценарию. Ведь когда-то, я уже много раз об этом сказал, наши западные партнёры довели дело до антиконституционного переворота в Киеве, затем поддержали карательную операцию на юго-востоке, а теперь, когда эта ситуация выходит в русло мирного урегулирования, предпринимаются шаги, которые направлены фактически на срыв мирного процесса. Зачем?

Вы знаете, у меня в голову приходит такая крамольная мысль, согласно которой Украина-то никого не интересует, она просто используется как инструмент для какой-то раскачки международных отношений. Украина используется как инструмент, как заложник желания некоторых участников международного общения, скажем, реанимировать НАТО, и не столько даже как военную организацию, а как один из ключевых инструментов внешней политики Соединённых Штатов, для того, чтобы объединить вокруг себя своих сателлитов, напугать какой-то внешней угрозой. Но если это так, то это не может не вызывать сожаления, потому что фактически Украина оказалась заложником чужих интересов. И думаю, что это плохая практика.

Что касается наших ответных мер, то Правительство думает над этим. Но если они и будут применяться, то только с тем, чтобы создать лучшие условия для нас самих. Считаю, то, что было сделано по поводу и в связи с ограничениями завоза продовольствия, там минусы, конечно, тоже и для нас есть, но они минимальные – скорее, плюсов больше гораздо для того, чтобы стимулировать развитие своего собственного сельского хозяйства, освободить рынок от западных товаропроизводителей, которые наш рынок хорошо освоили, а между тем пользуются поддержкой, субсидированием в гораздо больших объёмах, чем наши сельхозтоваропроизводители.

Кто-то знает, а кто-то нет, ведь субсидии на гектар посевных площадей в Евросоюзе в шесть раз, хочу это подчеркнуть, больше, чем в Российской Федерации. Поэтому и конкуренция тут была не очень справедливой. Но если Правительство придумает нечто такое, что поможет нам как-то решать свои внутренние проблемы, то с этим, наверное, стоит согласиться. Но мы ничего не будем делать во вред себе. Это что касается ответа.

А по поводу списков, я приветствую это решение Евросоюза. Чем меньше наши должностные лица и руководители крупных компаний будут разъезжать по заграницам, и больше будут заниматься текущими делами, тем лучше. То же самое касается и депутатов Государственной Думы, которые чаще должны общаться со своими избирателями, а не греть брюхо где-нибудь на заграничных курортах. Тем не менее некоторые вопросы, некоторые фамилии там – они, конечно, как-то так странновато звучат. Не помню, один из депутатов – по-моему, там формулировка такая – Бабаков, по-моему…

РЕПЛИКА: За активы.

В.ПУТИН: Да, за активы в Украине и в Крыму. Но у сегодняшнего руководства Украины у самих много активов и в самой Украине, и в Крыму. Видимо, если идти этой логикой дальше, то их самих нужно занести в санкционный список. Это первое.

Второе, премьер-министр самопровозглашённой Донецкой Республики: наши и западные партнёры, и украинские партнёры настаивали на том, чтобы в участии в переговорном процессе, в мирном переговорном процессе приняли высшие должностные лица самопровозглашённых республик, обращались к нам с просьбой, чтобы мы повлияли на то, чтобы они приняли участие. Мы постарались это сделать. Премьер-министр принимает участие в этой работе, был акцептирован как участник переговоров. Его взяли, внесли в санкционный список. Это что, тоже как одна из попыток как бы сорвать этот мирный процесс? Или что, что это такое?

Не хочется так думать. Но логики здесь точно совершенно нет. А так, в общем, знаете, обмениваться тем, что они кого-то не пускают, мы кого-то не пускаем – я вообще противник таких вещей. Мы их приглашаем к себе, пусть приезжают и работают. Мы не собираемся ни от кого закрываться. Это и не наш выбор. Мы по этому пути не пойдём. Но всегда, если с нами кто-то не хочет работать, альтернатива всегда будет.

ВОПРОС: Вы сказали, что не будете ничего делать во вред себе по этим санкциям, тем не менее ограничения по продовольствию уже привели к росту цен.

В.ПУТИН: Вы, видимо, немножко отвлеклись, потому что я сказал: и там есть некоторые вещи, которые, безусловно, являются отрицательными, но если рассматривать проблему в комплексе, то позитива больше, чем негатива.

ВОПРОС: Вчера ваш помощник сказал, что по автомобилям могут быть, по лекарствам и…

В.ПУТИН: Послушайте, я в такую техническую работу на этом этапе не включаюсь – это Правительство сейчас действительно думает над этим, готовит какие-то предложения. Если мои коллеги из Правительства придут к выводу, что такие-то, такие-то, такие-то шаги соответствуют интересам нашей экономики, то мы будем это делать. А так, чтобы просто показать свою крутизну, обязательно огрызнуться и понести из-за этого какой-то ущерб, так мы делать не будем.

Собственно, я хотел донести наш подход, а какие конкретные шаги будут и будут ли они вообще, мы посмотрим. Пусть Правительство подумает и сделает предложения.

Спасибо большое.

Таджикистан. Украина. Азия. Россия > Внешэкономсвязи, политика > kremlin.ru, 12 сентября 2014 > № 1174734 Владимир Путин

 Заседание Совета глав государств ШОС.

В Душанбе состоялось заседание Совета глав государств Шанхайской организации сотрудничества. В заседании принял участие Президент России Владимир Путин.

По окончании переговоров в узком составе Совет глав государств продолжил встречу в расширенном формате с участием представителей стран – наблюдателей в ШОС.

По итогам саммита президенты России, Казахстана, Узбекистана, Киргизии, Таджикистана и Председатель КНР подписали пакет документов, включая Душанбинскую декларацию. В присутствии глав государств – членов ШОС также подписано Соглашение между правительствами государств – членов Шанхайской организации сотрудничества о создании благоприятных условий для международных автомобильных перевозок.

* * *

Выступление на расширенном заседании Совета глав государств – членов Шанхайской организации содружества

В.ПУТИН: Уважаемые коллеги и гости!

За год, прошедший после саммита нашей организации в Бишкеке, авторитет организации укрепился, и в этой связи хотел бы подчеркнуть: считаю важным и далее повышать эффективность взаимодействия, чтобы достойно отвечать на вызовы времени, тем более что обстановка в мире непростая, нагружена большим числом различных угроз.

Одна из таких проблемных точек региона, коллеги здесь уже про это говорили, – это Афганистан. У нас вчера была возможность и с Президентом Афганистана по этому вопросу поговорить. Применительно к этой стране Россия выступает за скорейшее завершение избирательного процесса. Мы продолжаем внимательно следить за передачей афганским структурам ответственности за обеспечение правопорядка.

Исходим из того, что международные силы содействия безопасности выполнят обязательства, возложенные на них ООН. Считаем важным продолжать практику привлечения стран-наблюдателей к политическим консультациям ШОС по Афганистану и иным проблемам региона.

На встрече в узком составе мы обсудили и некоторые другие актуальные вопросы международной повестки дня, в том числе и ситуацию на Украине. Весьма удовлетворены тем, что наши подходы по основным направлениям сотрудничества оказались идентичными или близкими. Такая общность взглядов нашла своё отражение и в принимаемой нами Душанбинской декларации.

Уважаемые коллеги! Хотел бы напомнить о том, что в мировой экономике пока не преодолены кризисные явления, а нынешние политические риски, разного рода ограничения и барьеры усугубляют положение дел: наносят прямой ущерб глобальному деловому климату, снижают уровень доверия в международной торговле и финансовой системе.

С учётом этого предложил бы подумать над актуализацией Программы торгово-экономического сотрудничества ШОС 2003 года и Плана по её реализации, который обновлялся ещё в 2008 году. Многие механизмы для такой кооперации уже созданы – это Деловой совет и Межбанковское объединение ШОС, совещания руководителей профильных ведомств. Выступаем также за укрепление международных региональных связей, в частности в русле итогов недавнего круглого стола на тему «Региональное сотрудничество государств – членов ШОС».

Большие перспективы, на наш взгляд, имеет идея формирования общей транспортной системы ШОС, в том числе с использованием транзитного потенциала российской Транссибирской железной дороги, Байкало-Амурской магистрали, сопряжённая с планами Китайской Народной Республики по развитию «Шёлкового пути». Уверен, такие масштабные проекты послужат интересам как участников нашей организации, так и других государств Евразии.

Хороший импульс практической работе на этом направлении придаст подписываемое сегодня Соглашение о создании благоприятных условий для международных автомобильных перевозок. Это позволит сформировать сеть автомобильных маршрутов, включая транспортный коридор Европа – Западный Китай, соединяющий порты Жёлтого моря с портами Ленинградской области Российской Федерации. Следующим шагом должно стать утверждение программы скоординированного развития автодорог государств – членов ШОС, проект которой российская сторона представила партнёрам в апреле этого года.

Отмечу проведение в августе этого года в России Молодёжного форума ШОС по предпринимательству. В нём приняли участие около 500 бизнесменов из России, Китая, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Индии, Ирана и Белоруссии. Подписано более 20 контрактов в области образования, информационно-коммуникационных технологий, рекламы, торговли.

Удовлетворены тем, что в рамках ШОС набирает динамику гуманитарное сотрудничество. В этом году в России с успехом прошла VII Неделя образования ШОС и Международный фестиваль «Студенческая весна стран ШОС». Среди перспективных проектов – Университет Шанхайской организации, рассчитываем на подписание межправсоглашения о его создании.

Востребованным считаем налаживание межпарламентского взаимодействия. Такую заинтересованность проявляют практически все государства-члены.

Сегодня нам предстоит принять важные документы, регламентирующие процесс получения статуса государства – члена организации. Тем самым мы завершаем формирование правовых, административных и финансовых условий для приёма в ШОС, для приёма новых членов. Считаем, что это будет укреплять нашу организацию и повысит её международный авторитет.

Вступая в права действующего председателя, рассчитываем, что в предстоящем году процесс расширения ШОС примет реальные очертания. Будем этому всячески способствовать.

Подчеркну, что Россия со всей серьёзностью относится к исполнению функций государства – председателя ШОС. Среди приоритетов нашего председательства – укрепление роли организации как эффективного механизма региональной безопасности, запуск крупных многосторонних экономических проектов, углубление культурных и гуманитарных связей, выработка общих подходов к актуальным региональным и глобальным проблемам.

Будем реализовывать решение о подготовке к следующему саммиту Стратегии развития ШОС до 2025 года.

Особое значение придаём совместному празднованию в 2015 году 70-летия Победы во Второй мировой войне.

Считаем важным налаживать связи ШОС с Таможенным союзом России, Белоруссии и Казахстана, расширять сотрудничество с другими международными организациями, прежде всего с ООН.

В период председательства планируем провести порядка 100 мероприятий различного уровня, главным из которых станет саммит глав государств – членов ШОС в России, в городе Уфе, 9–10 июля 2015 года.

Благодарю вас за внимание и жду вас всех, уважаемые коллеги, в России на следующий год.

Спасибо.

Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР) рассматривает возможность предоставления кредита в размере 50 млн евро ИООО «Кроноспан» (дочерняя компания Kronospan Holdings East Limited; г. Сморгонь, Гродненская обл. Беларусь), об этом сообщает HispanicBusiness.

Предполагается, что средства будут использованы для финансирования расширения производственных мощностей действующего предприятия в Сморгони. Увеличение выпуска древесно-стружечных плит должно произойти без приобретения дополнительного земельного участка. На предприятии планируется установить новую производственную линию, аналогичную функционирующим на комбинатах Kronospan в Беларуси, Польши и России.

Проект соглашения об общих принципах системы межгосударственных нормативных документов в строительстве, которое позволит сформировать условия беспрепятственного строительства на территориях стран Содружества Независимых Государств (СНГ), одобрила экспертная группа союзных государств.

Заседание группы прошло в Москве 11 сентября под председательством директора департамента градостроительной деятельности и архитектуры Министерства строительства и жилищно-коммунального хозяйства России (Минстрой РФ) Елены Жуковой. Помимо представителей Российской Федерации в заседании приняли участие эксперты Республики Армения, Республики Беларусь, Республики Казахстан, Кыргызской Республики, Республики Таджикистан, представители Исполнительного комитета СНГ, Межправительственного совета по сотрудничеству в строительной деятельности, Комиссии по экономическим вопросам при Экономическом совете СНГ. Эксперты рассмотрели все поступившие от правительств предложения и замечания, по каждому из них было достигнуто принципиальное согласие. Данное соглашение позволит унифицировать нормативную базу проектирования и строительства государств - участников Содружества Независимых Государств. Именно на основании этого документа будут созданы межгосударственные строительные нормы и своды правил в рамках проведения согласованной политики стран СНГ по стандартизации. Напомним, проект данного соглашения был разработан Минрегионом России в 2012 году для содействия строительной деятельности в странах - участниках СНГ и трижды проходил процедуру доработки. Отзывы и замечания в процессе работы над документом в разное время были получены от правительств Республики Армения, Республики Беларусь, Республики Казахстан, Кыргызской Республики, Украины, Азербайджанской Республики.

Розов Владимир, Arafnews, по материалам masrawy.com / В четверг министр промышленности и торговли Египта Фахри Абд ан-Нур начинает свой визит в Российскую Федерацию и Белоруссию во главе крупнейшей торговой делегации Египта, когда-либо посещаышей Россию.

Согласно заявлению представителя министерства промышленности, копию которого портал «Масрави» получил в среду, в состав делегации входят представители и главы 64 египетских компаний, большая часть которых специализируется в области пищевой промышленности и производства сельскохозяйственной продукции. Целью делегации является посещение World Food Moscow 2014 – 23-й международной выставки продуктов питания и напитков. На этой выставке Египет откроет свой павильон.

Также намечен целый ряд встреч министра с важнейшими российскими ответственными лицами, в т.ч. с министрами торговли, промышленности, сельского хозяйства, энергетики, экономического развития, а также с главой экономического комитета ЕврАзЭС. В ходе визита делегации будет проведена расширенная встреча египетских экспортеров и российских импортеров, на которой будут обсуждаться возможности масштабных поставок продукции египетских компаний на российский рынок для удовлетворения спроса на продовольственные товары и сельскохозяйственную продукцию.

Министр заявил, что отправка этой делегации - важный шаг, отражающий стремление египетского руководства к укреплению и расширению экономического сотрудничества с Россией, особенно заметного после визита президента Египта Абд аль-Фаттаха ас-Сиси, ознаменовавшего переход двухсторонних отношений на качественно новый уровень. В частности, Россия заявила о начале переговоров по расширению действия соглашения о свободной торговли ЕврАзЭС на Египет, что особенно важно в свете экономических санкций, наложенных на Россию государствами ЕС.

Абд ан-Нур также заявил, что сразу же после посещения Москвы он отправится в Минск, где также проведет ряд переговоров с президентом Белоруссии и главами министерств. Переговоры будут касаться экономического сотрудничества двух стран, будет также подписан протокол об активизации торгового сотрудничества между этими двумя странами.

Торговый комиссар Мухаммед Давуд, глава аппарата торгового представительства Египта, отметил, что эта поездка предоставляет гигантские возможности для экономических и торговых связей между Россией и Египтом. По его словам, экономические отношения России и Египта переживают бум: египетский экспорт в Россию за январь-июнь 2014 года достиг US$454 млн. по сравнению с US$355,8 млн. за этот же период прошлого года, увеличившись, таким образом, на 27,6%.

Аккредитационная комиссия Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки отказала 12 вузам в государственной аккредитации по отдельным образовательным программам.

На очередном заседании комиссия Рособрандзора рассмотрела итоги государственной аккредитации в мае-августе 2014 года. Также обсуждались проблемы и перспективы развития экспертного сообщества в области проведения государственной аккредитации образовательных учреждений и научных организаций.

Аккредитационной комиссией были рассмотрены результаты аккредитационных экспертиз, проведенных за отчетный период, по итогам которых 12 образовательным организациям было отказано в государственной аккредитации по отдельным образовательным программам, относящимся к соответствующему уровню образования или к укрупненной группе профессий, специальностей и направлений подготовки. Среди них:

- ФГБОУ ВПО «Государственная классическая академия имени Маймонида»

- ФГБОУ ВПО «Челябинский государственный университет» в части Костанайского филиала

- ФГБОУ ВПО "Чеченский государственный университет, ННОУ ВПО "Гуманитарный институт" (г. Москва)

- ФГБОУ ВПО "Омский государственный университет путей сообщения»

- филиал ФГБОУ ВПО «Российский государственный социальный университет» в г. Минске Республики Беларусь

- Тольяттинский филиал Института коммерции и права

- НОУ ВПО «Сергиево-Посадский гуманитарный институт»

- филиалы ФГБОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» в г. Балашихе и г. Железнодорожном Московской области

- Азовский филиал АНО ВПО «Евразийский открытый институт»

- филиалы ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет экономики, статистики и информатики (МЭСИ)»

- ФГБОУ ВПО «Тюменский государственный университет»

Полный перечень документов по итогам заседания будет опубликован на официальном сайте Рособрнадзора.

Еврокомиссар по вопросам расширения и европейской политики соседства Штефан Фюле призывает украинскую власть не терять контакт с жителями востока Украины, которые заслуживают самоуправления.

"Я также очень поощряю украинскую власть не терять контакта с людьми на востоке Украины, которые обеспокоены и запуганы. Вы должны знать, что происходит, в некоторых случаях разрознены друзья и семьи, они должны выбирать между двумя сторонами конфликта. Им нужны ваше понимание их страданий и уверенность в том, что не нужно такой выбор делать, потому что на Майдане шла речь не о том, чтобы разделить страну", — сказал Фюле в ходе ежегодной встречи в рамках инициативы "Ялтинская европейская стратегия", которая открылась в четверг в Киеве.

Он также отметил, что жители востока Украины "заслуживают подотчетного самоуправления для развития их областей".

В рамках встречи контактной группы по урегулированию кризиса на Украине, которая прошла в Минске 5 сентября, киевские власти и ополченцы Донбасса договорились о прекращении огня, которое вступило в силу с 19.00 мск того же дня. В первые дни обе стороны винили друг друга в нарушении режима перемирия. Начиная со вторника Совет нацбезопасности и обороны Украины заявляет, что перемирие на юго-востоке Украины в целом сохраняется, хоть и имеют место отдельные случаи провокаций.

Власти США и Канады отменили совместные военные учения с РФ, которые этой осенью должны были состояться у побережья Аляски, пишет в четверг газета Fairbanks Daily News-Miner со ссылкой на представителя Объединенного командования воздушно-космической обороны Североамериканского континента (NORAD).

Учения военно-воздушных сил Vigilant Eagle ("Бдительный орел") проходили в регионе с 2007 года в августе или сентябре.

Представитель NORAD сержант Чарльз Марш (Charles Marsh) заявил изданию, что, по крайней мере, в 2014 году учения проводиться не будут из-за ситуации на Украине. По его словам, такое решение приняли руководство Пентагона и премьер-министр Канады Стивен Харпер.

Киевские власти в апреле начали на востоке Украины силовую операцию против недовольных февральским госпереворотом жителей региона. По последним данным ООН, жертвами конфликта стали уже более 2,7 тысячи мирных жителей. В Москве спецоперацию назвали карательной и неоднократно призывали мировое сообщество принять все возможные меры для прекращения огня.

В рамках встречи контактной группы по урегулированию кризиса на Украине, которая прошла в Минске 5 сентября, киевские власти и ополченцы Донбасса договорились о прекращении огня, которое вступило в силу с 19.00 мск того же дня. В последующие дни обе стороны заявляли о нарушениях режима перемирия.

Судьбы двух империй

Лурье Светлана Владимировна — публицист, доктор культурологии, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН (Санкт-Петербург), автор книг «Метаморфозы традиционного сознания», «Историческая этнология», «Психологическая антропология», «Империя как судьба» и др. В «Дружбе народов» публикуется впервые.

Восток как яблоко раздора

Весь XIX век прошел под знаком англо-русского соперничества на Востоке. Остроту этого соперничества можно понять, если учесть, что и русские, и англичане считали, что на карту поставлено само существование государства: «Англия должна быть первой среди наций и руководить человечеством или отказаться не только от своих владений, но и от своей независимости», — писала газета «National Review». Русские ставили вопрос так: «Или действовать решительно, или отказаться от своих владений в Азии... заключив государство в границах начала XVII столетия»1 . Англичане же, в свою очередь, слагали стихи о том, что «русские никогда не будут в Константинополе».

Главным стержнем английской политики была оборона Индии. Англичане были убеждены, что рано или поздно Россия посягнет на эту жемчужину британской короны. Так, генерал-майор У.Мак-Грегор просчитывает во всех деталях, буквально по дням, как русские могли бы завоевывать Индию. А генерал-майор сэр Г.Раулинсон в 1868 году довольно остроумно описывает стратегию действия русских на Востоке и предсказывает порядок их дальнейшего продвижения. Генерал Снесарев в раздражении назвал все рассуждения Раулинсона «белибердой», однако поход русских на Индию действительно обсуждался время от времени и обсуждался более или менее серьезно, хотя никогда не был делом окончательно решенным. Вместе с тем, предприятие казалось вполне выполнимым. «При благоприятных обстоятельствах сплав войск к воротам Индии не только возможен, но и удобен», — замечает И.В. Вернадский в статье «Политическое равновесие и Англия». Другие авторы откликаются на эти гипотетические рассуждения разумным вопросом: если мы завоюем Индию, что будем с ней дальше делать?

Тем не менее, француз Г. де Лакост едет на Восток, желая описать для европейской публики подробности ожидаемой смертельной схватки: «Я выехал из Парижа, проникнутый идеями, что фатальная борьба между китом и слоном неизбежна. В Турции, Туркестане, Кашгаре и Индии я собрал сведения, которые привели меня к заключению совершенно противоположному». Вывод де Лакоста вполне категоричен: «Столкновение бесполезно, и им выгодно путем дружелюбным согласиться на справедливый дележ». В последней трети XIX века тема о желательности примирения начинает звучать все чаще. Ведь соперничество «приблизилось к той стадии, когда соперники должны либо стать открытыми врагами, либо друзьями-партнерами»2 . В 1907 году между Россией и Англией было подписано всеобъемлющее соглашение о разграничении сфер влияния на Среднем Востоке. Необходимость срочного примирения диктовалась причинами внешнеполитическими (на восточную арену вступал новый игрок — Германия). Но велика была роль причин внутреннего характера. Их хорошо сформулировал М.Н. Аненков в предисловии к работе английского полковника Джона Эдея «Сатина. Горная экспедиция на границы Афганистана в 1863 году»: «Задача им и нам поставленная одинаково трудна: они и мы должны бороться с фанатизмом, невежеством, косностью, почти дикостью, и потому между ними и нами нет возможности найти повода к ссоре и даже к соперничеству. Нам предстоит одинаково трудная и одинаково дорогая работа в одном и том же направлении».

Казалось бы, ничего более несовместимого и представить невозможно. Столь различны были эти две империи — Российская и Британская, не только по истории своей, но и по духу, по смыслу своему, по реальности, которую они создавали в своих пределах, что трудно представить себе задачу, которую им бы пришлось решать в сходном направлении и испытывать одни и те же трудности. При всем при том, сходства между российской Средней Азией и британской Индией гораздо больше, чем представляется на поверхностный взгляд.

Что есть империя?

Но прежде, чем продолжить, следует сказать несколько слов о теоретических основах этой статьи.

Выделяют два вида империализма: миссионерский и коммерческий. Ни Российская империя, ни империи западно-европейских стран XIX века не представляли собой тот или другой в чистом виде, так что разделение достаточно условно. Можно выразить его несколько иными словами: территориальная экспансия может быть культурно-детерминированной и прагматически-детерминированной. Я предлагаю обозначить культурно обусловленную экспансию (когда народ, сознательно или неосознанно, преследовал ту или иную идеальную цель, по крайней мере, наравне с прагматическими, экономическими и военно-стратегическими целями) как имперское действие, а прагматически обусловленную, как империалистическое действие.

В этой статье речь пойдет исключительно об имперском действии, экономических вопросов формирования империи я касаться не буду.

Обычно под словом «империя» историки и политологи понимают конгломерат территорий, имеющий те или иные формы институциализированных связей, сложившиеся в ходе экспансии какого-либо народа. Однако, на мой взгляд, было бы правильнее относить слово «империя» к результату не прагматически-детерминированной, а культурно-детерминированной экспансии. Я признаю, что провести четкую грань между «результатом имперской экспансии» и «результатом империалистической экспансии» невозможно как потому, что идеальные мотивы экспансии в жизни часто переплетаются с экономическими, так и потому, что экспансия, внешне представляющаяся сугубо прагматически-детерминированной, на самом деле может иметь глубокие идеально-культурные корни (как в случае британской экспансии XIX века).

Чтобы понять ценностное основание той или иной империи, следует обратиться к ее зарождению, к той ценностной доминанте, которая дала ей импульс. Можно возразить, что этот первоначальный импульс может восприниматься рядом последующих государственных деятелей как анахронизм, в то время как империя занимает свое собственное место в традиции народа, существует как «вещь в себе». Действительно, не все в политике империи является следствием ее центрального принципа. Так, русская государственность складывалась под сильным ордынским влиянием. В XVIII — XIX веках Россия находилась под значительным влиянием Запада. Заимствовались некоторые государственные формы и методы управления, идеологии, популярные в то или иное время, все то, что можно было бы назвать международными культурными доминантами эпохи, которые зачастую грозили фатальным образом разрушить логику имперского строительства, заданную центральным принципом империи. Эта логика сохранялась порой уже не в силу личной ценностной ориентации конкретных государственных деятелей, а благодаря их «шестому чувству» — ощущению целостности и последовательности государственного процесса.

Земная копия Царства Небесного

Россия заимствовала у Византии, а через нее — у Рима практически все наиболее важные компоненты центрального принципа империи. (Думаю, нет смысла оговаривать, что в процессе русской истории некоторые из компонентов значительно трансформировались и получили внешнее выражение, более соответствующее эпохе и географическому положению страны.)

Наиболее характерная особенность Римской империи, которую признают за ней большинство авторов, — это ее универсализм. Рим претендовал на то, чтобы быть не просто государством, а государством вселенским, государством единственным во вселенной, совпадающим по своим масштабам со всем цивилизованным миром. Эту черту часто рассматривают как уникальную. Последнее, однако, неверно. Как неверно и представление, что уникальность Римской империи состояла в ее политическом изоляционизме: «Римская империя была результатом завоевания, которое было подобно скорее не империализму Афин или Александра, а древнему изоляционизму, который стремился распространиться на весь обитаемый мир, чтобы стать единственным во вселенной. Вследствие этого Рим никогда не рассматривал себя в качестве государства в современном смысле слова, т.е. как одно государство среди других государств»3 . Сочетание универсализма с изоляционизмом и сакрализацией общественно-государственной жизни было свойственно и другим имперским традициям — в частности Древнему Египту, Персии, и, конечно, китайской, которую можно считать классической имперской традицией, параллельной римской и практически равнозначной ей.

Особенность Рима состоит скорее не в имперском принципе, а в специфике его реализации. Что действительно отличало Римскую империю от ее предшественниц и современниц, это то, что ей действительно удалось совместить культурный универсализм и политический изоляционизм и реализовать их в своей практике — она и на самом деле была многоэтнической, превратившись в формацию, где этнические различия не имели никакого политического значения. «Политический порядок парил над этническим разделением, подобно тому как у нас цивилизация парит над национальными границами и не является поводом для шовинизма»4. Таким образом, была задана идеальная модель империи — в том, прежде всего, что касается формы. В Римской империи были заложены основные принципы внешней политики Византии с ее искусством управления народами.

В мировоззрении византийцев и всего византийского культурного ареала Римская империя занимала особое место. Она оставалась единой и единственной империей языческих времен, имевшей истинно религиозное значение как земной образ единого и единственного Царствия Божия.

В основе Византийской империи мы находим идею о том, что земная империя является иконой Царства Небесного и что правление императора есть выражение Божественного господства.

В своем идеале империя — это сообщество людей, объединенных идеей православия, то есть правильной веры, идеей правильного славления Бога, и таким образом преодолевших то разделение на языки, этносы, культуры, которое было следствием греха — попытки человечества самовольно достичь Небес, построив Вавилонскую башню. Поэтому так важен для византийцев универсализм, принципиальное презрение к иным культурам как к низшим. Через всю историю Византии красной нитью прошло неприятие идеологами империи (а их круг был широк, поскольку включал в себя монашество) любого национализма. В том числе и собственного, греческого, который, разумеется, всегда существовал в Византийской империи, особенно усиливаясь в периоды ее кризиса, но неизменно встречал противодействие со стороны ее православных идеологов. Многонациональность Византии имела для нее принципиальное значение. И прежде всего это относилось к православным: Византийская империя мыслила себя как единственное и единое государство всех православных народов.

Примечательно, что патриарх Фотий (около 820 — 889) писал как о подданных империи даже о русских, которые были политически независимы от Византии. В известном смысле он был прав. Русские признавали принцип православного универсализма и авторитет византийского императора, хотя и не были ему подвластны де-юре и со времен Ярослава не стремились себя ему противопоставлять. «Политическая мысль Византии, — пишет Д.Оболенский в книге “Связи между Византией и Русью в XI — XV веках”, — исходила из того, что император есть "космократ", чья власть, в идеале распространяющаяся на всю ойкумену — на весь цивилизованный мир, фактически охватывает те земли Восточной Европы, которые в религиозном и культурном отношении попадают в орбиту империи». Согласно византийской традиции, повиновение императору обуславливалось его православностью. Принцип православия главенствовал в империи — именно он определял легитимность любых ее установлений, именно он обеспечивал основание и для ее универсализма, и для ее изоляционизма.

Принцип изоляционизма определял и внешнюю политику Византии. По существу то, что обычно принято относить к сфере внешней политики, для Византии было политикой либо пограничной, либо внутренней. Что касается первой, то она достаточно хорошо известна. Византия сосредотачивала свое внимание на контроле над народами и племенами, проживающими вдоль ее границ. Окружающие империю народы рассматривались как «полезные» или «вредные» для империи. «Византийцы тщательно собирали и записывали сведения о варварских племенах. Они хотели иметь точную информацию о нравах “варваров”, об их военных силах, о торговых сношениях, об отношениях между ними, о междоусобиях, о влиятельных людях и возможности их подкупа. На основании этих тщательно собранных сведений строилась византийская дипломатия, или “наука об управлении варварами”. Главной задачей византийской дипломатии было заставить варваров служить Империи, вместо того, чтобы угрожать ей… Так одни варвары были оплотом Империи против других»5.

Более интересна другая сторона «внешней-внутренней» политики Византии — та, которую можно было бы назвать монашеской политикой. Результатом такой политики, как показал Г.М.Прохоров в книге «Повесть о Митяе», была Куликовская битва: идея решительного боя татаро-монголам вызрела в кругах византийского монашества. Тщательно изучавший данный вопрос о. И.Мейендорф полагает, что ее результатом было планомерное «взращивание» Московской Руси как оплота православия на Севере, а, возможно, и преемницы Византии. В монашеской среде, преданной идее универсальной империи, и вызревает постепенно принцип «Translatio Imperii» («Перенос империи». — ред.).

Первоначально эта концепция относилась к генезису Византийской империи и лишь в XIV веке стала относиться к России. «Идея простой Римско-Константинопольской преемственности к VI веку мало-помалу уступила место понятию более сложному, а именно, что Византия — это Рим новый и обновленный, призванный обновить Рим древний и падший. Эта концепция "Renovatio Imperii" («Возрождение империи». — ред.), которая достигла своего апогея между IX и XII веками и которая предполагала фигуру умолчания по отношению к германским императорам, была связана с идеей, что местопребывание империи было перенесено Константином из Рима в Константинополь. Здесь без труда просматривается понятие, выработанное в ходе дальнейшей эволюции — "Translatio Imperii", которая на своем последнем этапе расположилась в сердце России XVI века, идеологи которой утверждали, что после падения Константинополя Москва стала третьим и последним Римом»6 .

Два Рима пали, а третий стоит

Вплоть до Флорентийской унии — недолго просуществовавшего соглашения об объединении католических и православных церквей (1438—1439) — Россия чувствовала себя частью Византийского мира. До самого XV века народы, входящие в культурный ареал Византии, стремились эмансипироваться от греков, и «лишь Русь оставалась в стороне от этой тенденции, сохраняла преданность Византии, решительно поддерживая… руководство византийской церкви»7, несмотря на все раздирающие империю на части центробежные тенденции.

После падения Константинополя в 1453 году русским представлялось, что они остались единственным православным народом в мире. Именно в это время псковский монах Филофей и написал свое знаменитое: «два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать», ведь утеря вверенного русским на хранение Сокровища веры означала бы «гибель истинного благочестия во всей вселенной и воцарение на земле Антихриста».

Россия переняла у Византии традицию универсализма и изоляционизма не механически, а пережила ее как собственный драматический опыт. Для Рима эта традиция была почти естественна (отношения с современными ему империями Востока у Рима были малоинтенсивны, от них легко было абстрагироваться). Более или менее естественной она была даже для Византии, которая могла позволить себе временами абстрагироваться от Запада, а временами считать его варварским, равно как и Восток, и строить свою внешнюю политику прежде всего как приграничную политику, формирование буферной зоны. Однако Россия изначально была государством среди других государств и вела активную и отнюдь не только приграничную политику как на Востоке, так и на Западе. Конечно, в отношениях с татарами, а позднее в своей восточной политике — в ходе соперничества с Англией Россия создавала буферный пояс, но происходило это совсем при иных обстоятельствах, и функция этого пояса в то время оказывалась совсем иной. Россия не стремилась отгородиться от мира еретиков и варваров. Избегая крупных военных столкновений, она пыталась расширить пределы своего влияния, используя буферные образования как препятствие для распространения влияния конкурента — то есть речь шла об использовании буферов как орудия в межгосударственных отношениях. Русский изоляционизм был чисто психологическим, но от этого не переживался менее остро.

Психологическая самоизоляция России не могла не вести и к тому, что актуальной составляющей российского имперского комплекса стал универсализм — мир неправославный воспринимался, конечно, не как варварский, но как погрязший в грехах и заблуждениях и по сути не было бы большим преувеличением сказать, что границы России очерчивали в ее представлении почти весь цивилизованный мир, то есть мир, сохранивший благочестие и неподдающийся власти дьявола.

Чем, собственно, была в этом смысле империя? Это инструмент ограждения православного и потенциально-православного пространства и механизм поддержания внутри него определенной дисциплины, как бы в очень ослабленном виде — порядка внутри монастыря. И это, собственно, не столько инструмент экспансии, сколько своего рода оборонительный инструмент, призванный закреплять то, что было достигнуто иным путем, защищать от внешних посягательств и внутренних настроений. Однако задачей государства было также и расширение зоны потенциального православия, хотя вплоть до XVIII века Россия не знала миссионерства как целенаправленной государственной деятельности (как не знала ее и Византия). Задачей государства было устанавливать границы Православного царства, а обращать туземное население в православие — это дело Промысла Божьего.

Примат религиозных мотивов над национальными и прагматическими обнаруживался в российской политике (прежде всего в южном направлении: Балканы — Афон — Константинополь — Святая Земля — Эфиопия) вплоть до начала ХХ века. Особенно отчетливо конфликт между религиозными (или религиозно-государственнными) началами и началами национальными проявил себя в ходе Балканской войны. Публицистика воспевала войну за освобождение единокровных славян и национальную идею, идеологи православной империи пытались оспорить национальную идею, а народ национальной идеи не понимал вовсе, продолжал воевать за свою веру, по-своему истолковывая сложные политические игры. Апелляция к единству кровному, племенному остается для крестьян пустым звуком. А.Н.Энгельгардт в «Письмах из деревни» писал, что, по мнению крестьян, «вся загвоздка в англичанке. Чтобы вышло что-нибудь, нужно соединиться с англичанкой, а чтобы соединиться, нужно ее в свою веру перевести. Не удастся же перевести в свою веру англичанку — война». Итак, Балканская война — война за веру, но война с Англией, у которой Турция только марионетка.

Россия сложилась как государство в эпоху, когда мир уже был поделен между так называемыми «мировыми религиями» и собственно активная миссия могла быть направлена только на те народы, которые оставались еще языческими. Можно было бы ожидать, что только эти территории и представляют для России реальный интерес. Однако специфический универсализм Российской империи выразился в том, что ее границы рассекали мусульманский, буддийский, католический и протестантский миры — регионы, где были приняты перечисленные вероисповедания, на общих основаниях входили в состав империи. Последняя как бы втянула в себя все разнообразие и все религиозные противоречия мира, стремясь «отыграть» их и победить внутри самой себя. И если гражданство Византии в значительной степени зависело от православной веры, то в России, где православие занимало не менее значительное место в государственной идеологии, гражданство и все связанные с ним права давались по факту проживания внутри границ империи как бы в преддверии обращения подданных в православие. Соответственно, от подданных прежде всего требовалось приобретение всех гражданских добродетелей в надежде на то, что обращение произойдет со временем, хотя бы лет через сто. Так, цель государственной политики в Туркестане была сформулирована его первым генерал-губернатором К.П.Кауфманом следующим образом: «Сделать как православных, так и мусульман одинаково полезными гражданами России».

Интересно отметить, что главным недостатком этой политики было именно то, что «русские» мусульмане рассматривались именно в контексте внутренних отношений Российской империи, почему и предполагалось, что они привыкнут к новым условиям, сойдутся с русским православным населением и в конце концов пожелают слиться с ним. Вовсе игнорировалось, что мусульмане остаются частью исламского мира, с которым при любых обстоятельствах они будут чувствовать свое единство и стремиться поддерживать отношения. Для русских психологически государственная граница как бы отсекала завоеванные регионы от остального мира, ставила непроницаемый барьер. Если Советский Союз ставил между собой и внешним миром «железный занавес», то Российская империя его не ставила, поскольку психологически имелось впечатление, что он возникает как бы сам собой, по факту картографических изменений.

Российская империя не имела идеологии, которая отражала бы изменившееся положение дел. Поскольку признавался факт «переноса империи», то подспудно оставалась актуальной византийская имперская идеологема. В XVI — XVII веках идея «Translatio Imperii» выражалась в виде очень популярной в то время легенды о «Белом клобуке» и «Сказания о князьях Владимирских». В XIX веке, когда подавляющее большинство русской образованной публики мыслило или пыталось мыслить в европейских категориях, трудно было найти подходящие слова или образы для выражения имперский идеологии Византии и идеи «переноса империи». Однако это не означает, что они потеряли свою актуальность. Вопрос имперской идеологии (в отличие от идеологии самодержавия) в России не обсуждался. Вместе с тем, сохранение и в XIX веке важнейших принципов имперского действия, унаследованных от Византии, указывает на то, что неявно проявлял себя взгляд на империю как на икону Царствия Божия, как на государство, имеющее мистическое основание, а потому являющееся уникальным, а не одним из многих государств мира.

Что касается императорской власти, то можно согласиться с мнением Л.Тихомирова: «У нас не столько подражали действительной Византии, сколько идеализировали ее, и в общей сложности создавали монархическую власть в гораздо более чистой и более выдержанной форме, нежели в самой Византии»8 . Это имело, однако, то следствие, что в России не установилась та «симфония» власти императора и патриарха, которая — по крайней мере, временами — достигалась в Византии. Так, скажем, русский царь не имел права голоса в догматических вопросах. Представления же об «имитации» царем божественной власти были развиты в России едва ли не более интенсивно, чем в Византии. Однако, как и в Византии, эта идеология оставляла принципиальную возможность цареубийства. Причем следует заметить, что если в Византии, с ее частыми государственными переворотами и слабостью системы правильного престолонаследия, эта возможность убийства неправославного императора воспринималась как вполне законная (об этом писал Константин Бaгрянородный), то в России, с ее идеальной монархией, эта идея существовала как бы в подполье, принимала извращенные формы, выражала себя в постоянных сомнениях народа в легитимности того или иного из правящих императоров и перманентно вспыхивающих по этой причине бунтах, а в конце концов — в убийстве Николая II, может быть, самого православного за всю историю России императора.

Что касается в целом государственного строя России допетровских реформ, то часто указывают на то, что он сложился под влиянием Золотой Орды. Этот взгляд не представляется вполне корректным. Многое в государственной идеологии и государственной структуре России, имевшее восточное происхождение, могло быть воспринято от Византии, которая являлась вполне восточной империей в смысле своего государствоцентризма. Во всяком случае, византийский дух не был препятствием к заимствованию у Золотой Орды отдельных (хотя и многочисленных) элементов государственной структуры. Они вполне вписывались в ту идеологему империи, которую Византия принесла на Русь.

Однако русские проигнорировали доставшееся Византии по наследству римское право. Но если когда-то само это право было основой для имперского универсализма, то с течением времени оно превратилось в декоративный атрибут и в конце концов отпало. Однако само совмещение принципов культурного универсализма и политического изоляционизма, впервые в полной мере воплотившееся в Древнем Риме, оставалось полностью актуальным в России вплоть до большевистского переворота, а, если рассматривать его с чисто формальной стороны, то и в течение последующих десятилетий.

Нелегкая ноша

Как мы говорили выше, имперское действие (в отличие от империалистического, которым руководит исключительно прагматика) определяется культурой. В культурной экспансии можно выделить две составляющие.

Первая из них — механизм освоения народом территории, специфическая для каждого этноса модель народной колонизации. Этот механизм связан, в частности, с восприятием заселяемого пространства и получает, если вообще получает, идеологически-ценностное обоснование уже постфактум. Он вытекает из «этнопсихологической конституции» народа, из комфортности для народа того или иного способа действия.

Вторая — центральный принцип империи, то идеальное основание, которое лежит в основании данной государственной общности. Это представление о должном состоянии мира. Центральный принцип империи всегда имеет религиозное происхождение и может быть выражен словами пророка Исайи: «С нами Бог, разумейте, народы, и покоряйтеся, ибо с нами Бог» (Исайя, 7, 18—19). Если «должное состояние мира» подразумевает ценность определенных государственных форм, а кроме того, обязанность распространять «должный порядок» на окружающий мир, то эта ценностная максима требует от принявшего ее народа имперского действия.

Имперские доминанты Рима, Византии и России во многом оставались схожими. При этом модели колонизации, модели освоения пространства, восприятия иноэтнического населения, свойственные народам этих трех империй, были различными. Не говоря уже о том, что и существовали эти империи в различные эпохи, в различном политическом и культурном окружении. Следовательно, каждый народ воспринимал имперскую систему, лишь минимальным образом адаптируя ее к своим этнопсихологическим особенностям и условиям существования. Скорее, он сам к ней приспосабливался. Система была для народа нелегкой ношей, жесткими рамками, в которые он сам себя (и других) ставил. Изучение истории империи невозможно без учета того, что каждый ее эпизод — это пример реализации (более или менее удачной) центрального имперского принципа в любых конкретных обстоятельствах.

С некоторой осторожностью можно утверждать, что имперская система во многих своих аспектах не зависит от этнической и психологической специфики. Индивидуальным является способ усвоения имперских доминант и пути их реализации. Последние связаны, в частности, с моделями народной колонизации, особенностями восприятия и освоения территории. Способ усвоения имперских доминант, психология их восприятия и интериоризации также безусловно связаны с особенностями народа, их принимающего. Тем не менее, центральный принцип империи является автономной составляющей имперского комплекса. Он определяет каркас здания империи — народная жизнь встраивается в него, подстраивается к нему. Более того, он требует определенного насилия имперского народа над самим собой, подавления собственных непосредственных импульсов и порой вступает в противоречие с механизмом народной колонизации.

«Колонизация — это экстенсивная сила народа, его способность воспроизводиться, шириться и расходиться по земле, это подчинение мира или его обширной части своему языку, своим нравам, своим идеалам и своим законам»,— писал в середине прошлого века француз Леруа Болье. Это в конечном счете попытка приведения мира в соответствие с тем идеалом, который присущ тому или иному народу. Причем идеальные мотивы могут порой преобладать над всеми прочими — экономическими, военными и другими. Во всяком случае, они постоянно проявляются в действиях державы, в ее отношении к другим народам: в том, как колонизаторы предопределяют судьбу той или иной страны, какого поведения требуют от завоеванных народов.

Что представляла собой Российская империя в ее идеальном образе? Она должна была заменить собой империю Византийскую, стать Третьим и последним Римом, единственным земным царством православия. Православие и было той идеей, которую должно было нести с собой русское государство, и включение в него новых и новых земель означало расширение пределов православного мира и увеличение численности православного народа. Таким образом, парадигмы религиозные и государственные сливались: государственная мощь империи связывалась с могуществом православия, а последнее в данном случае выражалось посредством державного могущества — происходила сакрализация государства. Русское переставало быть этнической характеристикой и становилось государственной: все, что служит процветанию православной государственности, является русским. И стало быть, понималось не так, что русские — православный народ, а наоборот: весь православный народ — русские, по имени православного государства. Эта мифологема не столько высказывалась вслух, сколько проявлялась через действия, поступки, реакции людей, строивших Российскую империю.

Но мифологема воплощалась в реальном мире. И в том пространстве, которое возникало между мифологемой и жизнью, разворачивались такие события и отношения, которые создавали для носителей имперской идеи не только внешние, но и глубокие внутренние конфликты. Это естественно, поскольку имперское строительство — процесс непростой и противоречивый. Создание империи состоит в перманентном преодолении конфликтогенных ситуаций.

Явление внутреннего быта

История России есть «история страны, которая колонизируется», — такое определение дал русский экономист, автор работ по вопросам земплепользования и землевладения в Сибири, аграрным общинам, переселенческим вопросам, статистике А.А.Кауфманв книге «Переселение и колонизация». Определение, вне всякого сомнения, верное. Так, переселение из Рязанской губернии началось уже в то время, когда многие из селений здесь не имели вполне устойчивого вида, когда вообще крестьяне далеко не прочно осели еще на местах своей оседлости. Переселение из Курской губернии, по свидетельству земского сводного статистического сборника, началось как раз с того времени, когда закончился здесь процесс колонизации. И хотя массовые коллективные переселения не являются специфической русской чертой, но, как отмечает тот же Кауфман, «русские переселения существенно отличаются от аналогичных движений в Западной Европе тем, что они не имели характера эмиграции, то есть выселения из страны, а представляли собой простой переход с одного места жительства на другое… Новые территории, приобретаемые русскими, являются в полном смысле слова продолжением России».

Граница определяется передовой линией русских отрядов. Это восприятие мы встречаем и у Пушкина в его «Путешествии в Арзрум». «Вот и Арпачай,— говорит мне казак.— Арпачай! Наша граница… Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видел я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное… И я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег уже был завоеван. Я все еще находился в России».

Русский путешественник по Средней Азии Евгений Марков описал замечательную сцену, как русские крестьяне-переселенцы едут в только-только занятый нашими войсками Мерв: «Смелые русаки без раздумья и ничтоже сумняшись валили из своей Калуги в Мерву, как они называли Мервь, движимые темными слухами, что вызывают сюда в “забранный край” народушко российский на какие-то царские работы»9. Надеются крестьяне, что будут возмещены им потраченные на дорогу деньги и даны особые государственные льготы. А льгот никаких и в помине нет, и никто в новом «забранном» крае переселенцев не ждет, тем более не зовет...

Эта сцена очень типична. По мере продвижения русских войск в юго-восточном направлении занятые земли очень быстро заселялись русскими крестьянами. Напор колонизационного движения кажется поистине удивительным. Первые крестьянские просьбы о переселении в Сыр-Дарьинскую область относятся еще к 1868 году — году завоевания. В том же 1868 году, непосредственно после завоевания, первые русские колонисты переселились в Семипалатинскую область: 242 семьи из Воронежской губернии прибыли в Верный. Что же касается других регионов Средней Азии, то к 1914 году 40 процентов населения Киргизской степи и 6 процентов населения Туркестана, очень густо заселенного, составляли русские, в большинстве своем земледельцы. «Скорость, с которой русские крестьяне и другие колонисты заселяли районы, присоединенные с помощью силы, заставляла стираться грань, отделявшую колонии от метрополии»10 .

Как указывал А.Кауфман в упомянутом уже исследовании русской крестьянской колонизации, массовые переселенческие движения России, в отличие от Западной Европы, «были издревле и остаются до сих пор явлениями внутреннего быта».

Однако это «явление внутреннего быта» имело очень своеобразный характер, а именно — в каких бы формах оно ни выражалось, оно имело характер бегства от государства (вызванного в конечном счете постоянным конфликтом между крестьянским миром и государственными структурами). По точному замечанию историка Л.Сокольского, бегство народа от государственной власти составляло все содержание народной истории России. Вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь заселенные области и обращая беглых вновь в свое владычество. Начиная с первого правительственного указа озапрещении переселений и утверждении застав (1683 год), первыми его нарушителями «были царские же воеводы, о чем хорошо знало и центральное правительство. Воеводы вместо того, чтобы разорять самовольные поселения… накладывали на них государственные подати и оставляли их покойно обрабатывать землю».

Это естественно, поскольку «нигде русское движение не было исключительно военным, но всегда вместе с тем и земледельческим»11 . Но при всей важности для государства народной колонизации, без которой казенная колонизация не имела бы поддержки, государство словно бы ведет с переселенцами игру в «кошки-мышки». Как рассказывает П.Хворостинский в книге «Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи», вплоть до XX века «переселенец тайком бежал с родины, тайком пробирался в Сибирь по неудобным путям сообщения». До конца 80-х годов XIX века «ходоки и организаторы мелких переселенческих партий приравнивались к политическим агитаторам и выдворялись на родину по этапу».

Когда же государство, наконец, разрешает переселение официально, оно все-таки не управляет процессом. Исследователь переселений начала XX века Д.Драницын продолжает говорить о «вольной колонизации»: «От тундры до пустыни идет вольная русская колонизация; я говорю "вольная", так как дело Переселенческого Управления сводится к неполному удовлетворению спроса».

Поскольку колонизация зачастую оставалась «вольной», то переселенцы в новых «забранных» краях были в большинстве случаев предоставлены сами себе и успех предприятия зависел, в частности, от «их умения и средств входить в сделки с аборигенами». В литературе описывается, в качестве типичной, следующая модель образования русских поселений: «Влиятельный киргиз привлекает или из жалости принимает два-три двора, входит во вкус получения дохода за усадьбу, покос или пашню деньгами или испольной работой, расширяет дело все более и более, пока заимка не превращается в поселок из 20-30 и более дворов»12 . С другой стороны, описывая историю русских поселений, автор начала XX века отмечает поразительное упорство, с которым крестьяне отстаивали свое право жить на понравившейся им земле: «Первые годы, незнакомые с условиями жизни, переселенцы [в Муганскую степь, Закавказье] страшно бедствовали, болели лихорадкой и страдали от преследований туземцев, но с течением времени они понемногу окрепли и в настоящее время Петропавловское является зажиточным селением».

Русские крестьяне неуютно чувствовали себя только там, где сталкивались с туземными народами, обладающими собственной развитой культурой и национальным чувством, как это было в Закавказье или, например, в Приамурье, где китайцы жили абсолютно изолированно от русских (в отличие от корейцев, легко поддававшихся ассимиляции), и отношения между двумя этническими общинами были напряжены до крайности. Русский человек не чувствует себя господином над аборигенами, в каких-то ситуациях он может без всякого душевного надлома пойти в услужение к богатому туземцу. Но всякое проявление национальной обособленности, национального чувства для него дискомфортно, как нарушение общегосударственной однородности. По мере возможности он стремится нейтрализовать его.

Бегство от государства

Что же толкало русских крестьян оставлять насиженные места и отправляться на Кавказ, в Закаспийскую область, Туркестан, Сибирь, Дальний Восток?

С точки зрения мотивации переселения можно выделить четыре основных потока. Во-первых, казачья колонизация, механизм которой мы рассматривать не будем: психология казачьей колонизации является отдельной темой. Другое дело, что вслед за казачьей военной колонизацией тянулись толпы крестьян великороссов и малороссов, которые заселяли казачий тыл.

Второй поток — насильственная колонизация. Это ссыльные, в частности, крестьяне-сектанты, которые выдворялись из центральных губерний России.

Третий поток колонизации можно назвать «бегством». На протяжении всей русской истории потоки людей выселялись на пустующие земли. Люди уходили от государства. Напор народной волны был столь велик, что даже с помощью крепостного права и других многочисленных мер сдержать его было нереально.

И, наконец, четвертый поток это полуорганизованное крестьянское переселение конца XIX — начала XX века, направленное и в Сибирь, и во вновь занятые области.

Традиционно, в качестве главной причины крестьянских переселений называется безземелье, но исследователи переселенческого движения отмечали, что среди переселенцев очень сильно преобладали сравнительно хорошо обеспеченные землей государственные крестьяне. Кроме того, безземелье — это причина постоянно действующая, переселения же носили «эпидемический характер», когда, как пишет А.Кауфман, «“вслед за людьми” с места снимались сотни и тысячи семей, для которых переселение не было вызвано никакой разумной необходимостью, никаким сознательным расчетом». Этот тип переселения также чрезвычайно походил на бегство, тем более, что крестьяне очень плохо представляли себе те места, в которые ехали, довольствуясь легендами о них. И даже когда правительство пыталось заставить крестьян засылать на места будущего водворения ходоков, которые могли бы оценить место и выбрать удобный участок, массы крестьян зачастую срывались целыми семьями, а иногда и деревнями, и ехали в места им неизвестные.

Но если учесть почти нелегальный характер русской колонизации, отсутствие реальной заботы о переселенцах, парадоксальными представляются народные толки и слухи, сопутствующие массовым переселениям конца XIX — начала XX века, которые очень походили на бегство и сплошь и рядом были несанкционированными. В них очень отчетливо присутствовал мотив государственных льгот для переселенцев. Эти толки показывали, что крестьяне в каком-то смысле понимали, что служат государству, от которого бегут... Так, Кауфман рассказывает, что «среди сибирских переселенцев многие ссылались на выставленную в волостном управлении бумагу, какой-то “царский указ”, приглашавший якобы переселяться; эта бумага оказалась циркуляром… имевшим целью удержать крестьян от необходимости переселения… В Могилевской губернии в 1884 году на рост числа переселений сильно повлияло опубликование правил переселения, весьма стеснительных. Действие этой ограничительной по цели публикации было весьма неожиданным: со всех концов губернии в Могилев потянулись люди, чтобы получить разрешение на переселение. Одно слово, исходившее от властей, вызвало пожар. Пошли обычные фантастические толки, что государыня купила себе в Сибири большое имение и вызывает теперь крестьян». Любая официальная бумага, в которой упоминалось слово «переселение», истолковывалась как клич царя, обращенный к православному народу: переселяйтесь.

Итак, модель русской колонизации может быть представлена следующим образом. Русские, присоединяя к своей империи очередной участок территории, словно бы разыгрывали на нем мистерию: бегство народа от государства — возвращение беглых вновь под государственную юрисдикцию — государственная колонизация новоприобретенных земель. Так было в XVII веке, так оставалось и в начале XX: «Крестьяне шли за Урал, не спрашивая, дозволено ли им это, и селились там, где им это нравилось. Жизнь заставляла правительство не только примириться с фактом, но и вмешиваться в дело в целях урегулирования водворения переселенцев на новых землях»13 .

Для русских, вне зависимости от того, какие цели ими движут и каковы их ценностные доминанты, арена действия — это «дикое поле», пространство, не ограниченное ни внешними, ни внутренними преградами. Освоение территории происходит посредством выбрасывания в «дикое поле» определенного излишка населения. Этот излишек на любом новом месте организуется в самодостаточный и автономный «мир». «Мир» и является субъектом действия, в частности — субъектом, осваивающим территорию, привычным «мы». На более высоком уровне это «мы» переносится на весь народ, но только таким образом, что сам народ начинает восприниматься как большой «мир».

В своей первоначальной форме русская колонизация представляла собой как бы наслоение «чешуек», участков территории, находившихся в юрисдикции отдельных «миров». Видимо, эта «чешуйчатая» структура пространства и характерна для русского восприятия. Так, большие «чешуйки» наращиваемой посредством военной силы территории в идеале должны были тут же покрываться мелкими «чешуйками» территорий отдельных русских «миров» — «дикое поле» осваивается, интериоризируется путем того, что приобретает «чешуйчатую» «мирскую» структуру. Этим объясняется и напор крестьянской колонизации даже в тех краях, которые по своим природным условиям, казалось бы, были не пригодны для оседлости русского населения. Уточним также, что в качестве «дикого поля» воспринималась народом любая территория, которая могла рассматриваться как потенциально своя: ее прежняя структурированность игнорировалась — будь это племенное деление территории или границы древних государственных образований. Признавались в какой-то степени лишь права туземной общины (если таковая имелась) — то есть та структурированность территории, которая приближалась к «мирской» — и ничто больше.

«Свое» население и проблемы ассимиляции

Государственная политика в вопросе колонизации в целом перекликалась с народным сознанием. Она определялась потребностью в заселении окраин как способе упрочнения на них русского господства. «Правительство заботилось о создании на окраинных землях земледельческого населения, пользуясь для этой цели и ссылкой, и “накликом свободных хлебопашцев”, которым предоставлялись различные льготы и пособия и давались в пользование земли… Попутно с этой правительственной колонизацией шла "вольная колонизация"… Истинная основа жизни должна была лечь, когда в землю завоеванных стран упало первое зерно завоевателя», — пишет А. Кауфман в «Переселении и колонизации».

Обычно правительство не прибегало к дискриминации инородцев, которые были для него «своими» гражданами империи, вплоть до того, что иногда местная администрация, пекущаяся прежде всего о «вверенном ей населении», сама «являлась одним из существеннейших тормозов, задерживающих переселение (русских) в ту или другую окраину»14 . Однако администрацию менее всего интересовали этнографические особенности этого «вверенного ей населения». Туземцы просто делятся на «мирных», не противящихся русской власти, выучивающих русский язык и отдающих детей в русские школы, и «буйных», оказывающих сопротивление. Так, во времена Кавказской войны все племена Кавказа «назывались одним именем — черкесов и кратко характеризовались даже в официальных бумагах как мошенники и разбойники»15 . Это отсутствие любопытства психологически объяснялось тем, что финал все равно был предрешен: каждый народ должен был рано или поздно слиться с русским или уйти с дороги, а потому исходная точка интересовала только специалистов.

Все «свое» население перестраивалось по единому образцу. Бывшие административные единицы уничтожались и на их месте создавались новые, «часто с совершенно искусственными границами и всегда, где это было возможно, с пестрым этнографическим составом населения». Расформировывалось местное самоуправление всех видов, система судопроизводства реформировалась по общероссийскому образцу, туземная общественная иерархия приводилась в соответствие с русской. Дворянство всех христианских народов приравнивалось в правах к русскому дворянству. Туземцы активно участвовали в местной администрации, порой обладая в ней очень значительным влиянием, становясь высшими государственными чиновниками и занимая высшие командные посты в армии; они вписывались в единую государственную иерархию и сами являлись «русской властью». «Лорис Медиков не армянский генерал,— восклицал публицист,— а русский генерал из армян»16. Создавалось единое административное пространство на всей территории империи.

Как это ни кажется удивительным, никакой идеологической программы колонизации, сопоставимой, скажем, с английской, где упор делался на то, что англичане несли покоренным народам просвещение и цивилизацию, в России не существовало. В специальных изданиях, посвященных теоретическим аспектам колонизации, рассматривались самые разные проблемы, но только не ее идеологическое обоснование. Видимо, в том не было нужды, оно подразумевалось само собой и основывалось на народной идеологии. Изредка повторялись трафаретные фразы о том, что Россия должна нести инородцам культуру, но обычно либо в весьма прозаическом контексте, где под культурой имелись в виду современные способы ведения хозяйства, либо в качестве упрека местной администрации — должна, но не несет: «За пятьдесят лет нашего владычества на Кавказе и за Кавказом, что мы, т. е. народ, сделали особенно полезного для себя и туземцев?»

Не было и разработанной методики колонизации. Если же колонизационные теории и появлялись, то они были удивительно неуклюжи и абсолютно неприемлемы на практике. Как отмечает публицист А.Липранди,«вся кавказская колонизационная политика являлась донельзя пестрой… Вероятно, не найдется во всемирной истории колонизации ни одного примера системы его, который не нашел бы себе подражания на Кавказе». Однако применение всех этих систем было кратковременным и мало влияло на общий уклад кавказской жизни. На Кавказе, так же как и везде в империи, колонизационная политика проводилась без всякой теоретической базы, на основании одной лишь интуиции; в основе ее лежала русская психология колонизации, о которой мы говорили выше, причем основные ее парадигмы проводились в жизнь чаще всего абсолютно бессознательно. Эти интуитивные методы могли быть самыми разнообразными. Гомогенность территории империи достигалась тысячью разных способов. И в каждом случае это было не правило, а исключение. «Имперская политика в национальном вопросе так же пестра и разнообразна в своих проявлениях, как пестро и разнообразно население империи. Те или иные имперские национальные мероприятия зависели от той или иной политической конъюнктуры, от того или иного соотношения сил, от тех или иных личных пристрастий и антипатий. Но цель всегда ясна: исключение политического сепаратизма и установление государственного единства на всем пространстве империи»17 .

Природная способность русских к ассимиляции обычно преувеличивалась и ими самими, и внешними наблюдателями. Причина этой ошибки состоит в том, что на многих территориях империи ассимиляция происходила быстро и почти безболезненно. Но так было не везде и не всегда. С психологической точки зрения, русские колонисты были чрезвычайно интровертны, замкнуты в себе и вообще не склонны обращать особое внимание на инородческое население. Исследователей поражала порой традиционная нечувствительность русских к национальным проблемам и их вполне искреннее неумение «воспринять национальное неудовольствие всерьез».

Когда же русские не наталкивались на обостренное национальное чувство, то вполне могла складываться картина, подобная той, которую описал английский путешественник Д.М.Уэллс: «В восточных и северо-восточных областях европейской России множество сел населены наполовину русскими, а наполовину татарами, но слияние двух национальностей не происходит… Между двумя расами существуют прекрасные взаимоотношения, деревенским старостой бывает то русский, то татарин». Более того, порой русские крестьяне начинали придерживаться того мнения, что «сколь абсурдно заставлять татар поменять цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставлять их поменять свою религию».

Итак, ассимиляцию нельзя считать элементом модели народной колонизации, но она была составной частью русского имперского комплекса, основанного на взаимодействии религиозной и государственной составляющих. Ассимиляция происходила на волне религиозного подъема, когда, по выражению автора «Кавказских очерков» В.П.Погожева, «связь русских пришельцев с инородцами-аборигенами прочно цементировалась восьмиконечным крестом». Слишком утрированно, но по существу верно, писал историк А.А.Царевский: «Мордва, татары, чуваши, черемисы и т.п. инородцы, даже евреи, с принятием православия на наших, можно сказать, глазах так естественно и быстро преображаются и приобщаются русской народности, что через два-три поколения трудно бывает и усмотреть в них какие-нибудь племенные черты их инородческого происхождения».

Но когда в том или ином регионе русский имперский комплекс испытывал дисбаланс, например, в результате преобладания этатистской составляющей над религиозной, ассимиляция не происходила, вопреки всем стараниям властей.

Именно это и случилось в Туркестане. В силу геостратегических и этнополитических особенностей региона религиозная составляющая русского имперского комплекса была отставлена на задний план. Как пишет русский путешественник в начале XX века, «особенно странно, что в этих новых “забранных местах” нет русского монаха, русского священника».

При такой установке, несмотря на множество мер (относящихся главным образом к сфере образования, в частности, к созданию русско-туземных школ), несмотря на массовость русской колонизации, ассимиляции не происходило, более того — в Туркестане были зафиксированы случаи, когда «некоторые коренные русские люди принимали ислам». В свете этого, довольно наивными представляются утверждения публицистов-русификаторов, что достаточно заселить тот или иной край русскими, и те автоматически будут влиять «обрусительным образом на окрестное население, установив с ним близкие отношения». На рубеже веков, когда этатистская составляющая имперского комплекса подавляла религиозную, когда посредством секулярного этатизма на русскую почву проникала националистическая идеология (которая, в противоположность имперской, исключает культурную экспансию), никакая массовая колонизация не могла интегрировать население страны.

Вместе с тем, интенсификация центрального принципа империи сама порой служила серьезным препятствием народной колонизации. Посмотрим, на примере Закавказья, какое влияние его реализация оказывала на русскую колонизацию.

Закавказье и Восточный вопрос

Исследователи указывали на удивительную способность русских «общаться с варварами, понимать и быть ими понятыми, ассимилировать их с такой легкостью, которая не встречается в колониях других народов». При этом русским оказывалось достаточно «тонким слоем разлиться по великому материку, чтобы утвердить в нем свое господство».

В случае прямого сопротивления, нежелания покориться русской власти русские тоже не испытывали никаких психологических сложностей: в дело вступали армия или казачество, следовали карательные экспедиции. Непокоренных выдворяли с обжитых территорий и селили на новые, где они, оторванные от родной почвы, постепенно ассимилировались. Препятствием для русской колонизации всякий раз становились культурные народы, народы, обладающие собственной государственностью и воспринимающие приход русских как зло, как, например, китайцы в Приамурье или государственные образования в Туркестане. Но и там был возможен либо подкуп верхушечных слоев общества, либо опять-таки карательные мероприятия.

Наиболее бессильными русские чувствовали себя в местностях, населенных культурными народами, где их власть была встречена с удовлетворением (как в Финляндии) или даже с радостью (как в Закавказье). Ассимиляционные процессы там не продвигались ни на шаг, а карать и наказывать туземцев было решительно не за что. Местные жители полагали, что делают все от них зависящее, чтобы власти были ими довольны, и русские, если рассматривали дело спокойно, были вынуждены признать, что это действительно так. Однако применение общей туземной политики давало обратный результат. Отказ от протекторатного правления «де-юре» привел к нему же «де-факто», но только в формах, менее удобных для колонизаторов, чем если бы они установили это правление сами и контролировали его. На практике получилась какая-то уродливая форма протектората, уродливая именно своей неустойчивостью и неопределенностью, которая вынуждала обе стороны постоянно «тянуть одеяло на себя», приводила к срывам типа голицынского правления и кавказской смуты, после чего установилось новое «перемирие», столь же неустойчивое.

Русские крестьяне-колонизаторы, демонстрировавшие свою выносливость и приспосабливающиеся к климату самых разных частей империи, не могли свыкнуться с климатом Закавказья и осесть здесь. Возможно, они инстинктивно ощущали двусмысленность и неопределенность государственной политики в Закавказье, не чувствовали за собой сильную руку русской власти, не могли сознавать себя исполнителями царской государственной воли, будто бы водворение их здесь было всего лишь чьей-то прихотью. Край был вроде бы завоеван, а Россией не становился. Ощущение не-России заставляло их покидать край. Переселенцы не столько не получали действительной помощи себе, сколько чувствовали моральный дискомфорт из-за «нерусскости» власти, из-за нарушения колонизаторских стереотипов, из-за того, что рушилась нормативная для них картина мира: то, что по всем признакам должно быть Россией, таковой не являлось. Но эта не-Россия была невраждебной, она не вписывалась в образ врага русских, против которого могла быть применена сила.

Однако и государство находилось здесь в своего рода замешательстве. Проблема Закавказья напрямую упиралась в Восточный вопрос, который имел для России центральное значение. Не только в геополитическом, но и в идеальном плане — и в этом отношении его основной смысл состоял в борьбе за Константинополь. С точки зрения центральной мифологемы Российской империи, завоевание Константинополя должно было стать кульминационным пунктом создания новой Византии. А два из трех основных закавказских народов имели права на византийское наследство. Прежде всего это касалось грузин, сохранивших чистоту православия в самых тяжелых условиях и в некоторые моменты истории оказывавшихся чуть ли не единственными хранителями эзотерической православной традиции.

В русском имперском сознании столкнулись две установки: с одной стороны, эти народы должны были иметь в империи статус, равный статусу русских (этого требовали религиозные составляющие имперского комплекса). С другой — они должны были быть включены в гомогенное пространство империи (как того требовали государственные составляющие этого комплекса), что было невыполнимо без систематического насилия над такими древними своеобычными народами, как грузины и армяне. Если насилие по отношению к мусульманам в рамках русского имперского комплекса еще могло найти внутреннее оправдание, то насилие над христианскими народами просто разрушало всю идеальную структуру империи как Великого христианского царства и превращало ее в голый этатизм, без иного внутреннего содержания, кроме прагматического. Лишенная сакральной санкции империя должна была моментально рассыпаться. С прагматической точки зрения она мало интересовала таких прирожденных идеалистов, какими всегда были русские. Когда же русские пытались последовательно воплощать идеальное начало своей империи, то не справлялись с управлением государством и приходили к психологическому срыву.

Конфликтогенный «знак равенства»

Нельзя сказать, что государственным образованиям Закавказья было отказано в праве на существование без всякого колебания. Однако в конечном счете победил унитарный взгляд, и Закавказье было разбито на ряд губерний по общероссийскому образцу; социальная структура закавказского общества была также переформирована на манер существовавшей в России; была упразднена автокефалия грузинской церкви. Таким образом, в социальном и административном плане однородность Закавказского края со всей прочей российской территорией была достигнута рядом реформ, правда, растянутых на несколько десятилетий.

Что же касается правовой и гражданской гомогенности населения Закавказья в Российской империи, то здесь сложилась крайне любопытная ситуация.

Включение в российский государственный механизм мусульманского населения края было для русских властей делом относительно нетрудным. Это были не первые и не последние мусульмане, которые в результате расширения границ империи оказались на ее территории, и принципы управления мусульманским населением были уже отработаны.

Иначе обстояло дело с грузинами и армянами. Во-первых, они были христиане, что уже само по себе ставило их на одну доску с русскими; во-вторых, они не были завоеваны, а вошли в состав Российской империи добровольно — и все правители Кавказа, вплоть до времен князя Голицына, «держались того принципа, что туземцы, в особенности христианского вероисповедания, те, которые добровольно предались скипетру России, должны пользоваться полным равноправием»18 . Более того, они сами могли считаться завоевателями, так как принимали активное участие в покорении Закавказья русской армией, потом в замирении Кавказа, а затем в русско-турецкой войне, когда значительная часть командных постов в кавказской армии была занята армянами. А это уже давало не просто равноправие с русскими, а статус русского. «Армянин, пробивший себе дорогу и стяжавший себе имя в кавказской армии, сделался русским, пока приобрел в рядах такой высоко- и художественно-доблестной армии, как кавказская, честное имя и славу храброго и способного генерала», — отмечает гр. Витте и именно на этом основании утверждает, что мы «прочно спаяли этот край с Россией».

Таким образом, кажется, что единство Закавказья с Россией достигнуто, и проблем не остается. Размышление об этом приводит русского публициста в экстаз: «Возьмите любую русскую окраину: Польшу, Финляндию, Остзейский край, и вы не найдете во взаимных их отношениях с Россией и русскими того драгоценного (пусть простят мне математическую терминологию) “знака равенства”, который… дает право говорить, что край этот завоеван более духом, чем мечом… Где корень этого беспримерного знака равенства? Лежит ли он в добродушной, справедливой и откровенной природе русского человека, нашедшего созвучие в природе кавказца? Или, наоборот, его нужно искать в духовном богатстве древней восточной культуры Кавказа?»19

Однако практическое следствие этого «знака равенства» вызвало шок, не скажу у русского общества в целом (оно было мало информировано о закавказской жизни), но почти у каждого русского, которого по тем или иным причинам судьба заносила в Закавказье. Практически все отрасли промышленности и хозяйства, вся экономика и торговля края, почти все командные должности (и гражданские, и военные), юриспруденция, образование, печать — были в руках у инородцев. Власть, очевидно, уходила из рук, и заезжий публицист предлагает разобраться, что же русская власть в конце концов собирается создать на Кавказе — Россию или Армению, и с ужасом восклицает: «Состав кавказской администрации и чиновничества по сравнению со всей Россией совершенно исключительный: ни по одному ведомству здесь нет, не говорю уже русской, но хотя бы полурусской власти»20 . И эта власть казалась уже не просто нерусской, а антирусской. В таких случаях особенно возмущало противодействие кавказской администрации русскому переселению. «Лозунгом было избрано категорическое заявление: “На Кавказе свободных мест для поселения русских нет”. Оно распространилось и в административной сфере, и в прессе, постепенно укоренилось в общественном мнении»21 .

Таким образом, мы можем заключить: несмотря на то, что в Закавказье были уничтожены все прежде существовавшие государственные формирования и все системы местной власти, в крае де-факто складывалось самоуправление, причем почти неподконтрольное для русских, власть наместника становится почти номинальной. Мы говорим здесь только о внутренних делах края, поскольку в целом его зависимость от России полностью сохранялась, так же как и стратегические выгоды России от владения краем.

Однако сложившееся положение вещей все более и более раздражало русских. Та форма правления, которая утвердилась в Закавказье, не могла быть названа даже протекторатной, так как протекторат предполагает значительно больший (хотя и замаскированный) контроль над местным самоуправлением (по крайней мере, упорядоченность этого контроля, поскольку в закавказском случае часто заранее нельзя было сказать, что поддавалось контролированию, а что нет) и отрицает «знак равенства». Между тем именно «знак равенства» и создал неподконтрольность местного управления. Любой русский генерал имел равно те же права, что и генерал грузинского или армянского происхождения, а Лорис-Меликов, занимая пост министра внутренних дел Российской империи, мог ответить отказом наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу на его предложение о заселении Карсской области русскими крестьянами. Область была в значительной степени колонизирована армянами, т. е. последние взяли на себя и колонизаторские функции, которые русские совершенно не собирались выпускать из своих рук.

Для русских как для колонизаторов складывалась замкнутая ситуация: соблюдение в крае общих принципов русской туземной и колонизационной политики давало результат, обратный ожидаемому. При наличии всех внешних признаков гомогенности населения края населению метрополии (христианское вероисповедание, хорошее владение русским языком, охотное участие в государственных делах и военных операциях на благо России) реально оказывалось, что дистанция не уменьшалась. Русским оставалось либо закрыть на это глаза (коль скоро стратегические выгоды сохранялись), либо стараться сломать сложившуюся систему. Последнее и попытался осуществить князь Голицын.

При Голицыне начинается спешная колонизация и русификация края. Однако ожидаемого положительного результата не получается. Русские колонисты с завидным упорством завозятся в Закавказье, где, не привыкшие к местному климату и не встречая серьезную заботу о себе со стороны местных властей, десятками заболевают малярией и гибнут, а сотнями и тысячами уезжают из Закавказского края искать лучших земель. На их место пытаются завезти новых. Попытка же форсированной русификации края приводит к страшной кавказской смуте, «сопровождавшейся действительно сказочными ужасами, во всех трех проявлениях этой смуты: армянские волнения, армяно-татарские распри и так называемая “грузинская революция”», — сообщает В.Погожев в «Кавказских очерках».

Русская администрация оказывается вынужденной отступиться и взглянуть на вещи спокойнее. Новый наместник Кавказа гр. Воронцов-Дашков закрывает на несколько лет Закавказье для русской колонизации, признав, что опыты «водворения русских переселенцев давали лишь печальные результаты, и население сел, образованных ранее, почти повсюду изменилось». Отменив же меры по насильственной русификации края, новый наместник с удовлетворением обнаруживает, что в Закавказье «нет сепаратизма отдельных национальностей и нет сепаратизма общекавказского… Нельзя указать случаев противодействия пре­подаванию русского языка».

Таким образом, все возвращается на круги своя. Население Кавказа снова превращается в лояльных граждан империи, но все ключевые позиции в крае, особенно в экономической, торговой и образовательной сферах, остаются полностью в их руках, водворения русских крестьян-колонистов не происходит, и власть в крае, по существу, продолжает оставаться нерусской, точнее, номинально русской.

Вероятнее всего, мир был бы временным, и вслед за некоторым периодом успокоения неминуемо бы последовала новая вспышка насильственной русификации, а вслед за ней новая смута. Грозила эпоха постоянных неурядиц, в результате которой и жизнь местного населения, и жизнь русских в Закавказье могла бы превратиться в сплошной кошмар.

Однако ситуация была еще сложнее. После окончания Первой мировой войны по плану раздела Османской империи между державами Согласия по так называемому плану Сайкс-Пико к Российской империи должны были отойти восточные вилайеты со значительным армянским населением. Насколько русские способны были переварить подобное приобретение? На повестку дня вновь вставал вопрос об армянской автономии (в пределах этих вилайетов). Во всяком случае армянам, сражавшимся на кавказском фронте, как и армянам в Турции, отказывающимся сражаться против русских войск, позволялось надеяться именно на такой исход своей судьбы.

Памятуя об идеальном образе Российской империи, Евг. Трубецкой писал: «Как в 1877 году на нашем пути к Константинополю лежала Болгария, так же точно нам на этом пути не миновать Армению, которая так же не может быть оставлена под турецким владычеством: ибо для армян это владычество означает периодически повторяющуюся резню… Только в качестве всеобщей освободительницы малых народов и заступницы за них Россия может завладеть Константинополем и проливами». А между тем русский генералитет и наместник Кавказа великий князь Николай Николаевич настаивали на включении армянских вилайетов в единое государственное пространство России с универсальной для всех областей системой управления. Коса нашла на камень.

Но несмотря на дискомфорт, вызванный неуспехом колонизации и русификации края, реальные имперские установки в отношении Закавказья были очень сдержанными: стремились выжать из геополитического положения края все возможные выгоды (чему фактическая автономия края препятствием ни в коей мере не была), а в остальном предоставить событиям течь своим чередом и подавлять в себе приступы раздражительности и обиды, раз в целом закавказская политика соответствовала идеальному смыслу Восточного вопроса и тем по большому счету была оправдана, хотя требовала таких моральных жертв, как признание, что русские не в состоянии колонизировать территорию, политически находящуюся от них в безраздельной зависимости. Как писал английский политик и путешественник Вайгхем, «совершенно невозможно поверить, что значительная часть [переселенческого] потока, направлявшегося в Сибирь, не могла быть повернута в Закавказье, если бы правительство этого хотело всерьез. На население Закавказья не оказывали давления, подобного тому, как это было в других частях империи, и русские не приходили в сколько-нибудь значимом количестве на прекрасные холмы Грузии и нагорья Армении».

Создание «второй Англии»

Процесс британского имперского строительства во многом отличен от российского. Русская колонизация ведет к расширению российской государственной территории: русская колония, образуясь вне пределов российской территории, стимулировала подвижки границы. У англичан колония, изначально находясь под британской юрисдикцией, стремится выйти из нее. Но этот путь вел к созданию своеобразной «метаимперии», объединенной не столько юридически, сколько посредством языкового и ценностного единства.

«Для чего создавалась и сохранялась Британская империя?.. С самых первых времен английской колонизации и до наших дней этот вопрос занимал умы британских мыслителей и политиков», — писал один из английских историков, К. Норр. Чтобы дать ответ на этот вопрос, начнем с того, как воспринимает английский народ ту территорию, которую собирается осваивать. И кстати заметим, что для русских изучение Британской империи имеет особую ценность, ведь свою историю можно полностью понять только сравнивая с чужими историями.

В чем особенности Британской империи?

Во-первых, до последней трети XVIII века она была в основ­ном мирной. Англичане занимали такие части света, которые «по своей малозаселенности давали полный простор для всякого, кто желал там поселиться»22 . Во-вторых, связи англичан с местным населением их ко­лоний были минимальны. Как отмечает Леруа-Болье,«отличительной чертой английских колоний являлось совпадение густоты населения с почти исключительно европейским его происхождением». Смешанные браки были исключитель­ным явлением, дух миссионерства вплоть до XIX века вовсе не был при­сущ англичанам: они как бы игнорировали туземцев. В-третьих, вплоть до XIX века «английское правительство, в противоположность испанскому и португальскому, на деле не принимало никакого участия в основании колоний; вмешательство метрополии в их внутреннюю организацию по праву всегда было ограничено, а на деле равнялось нулю»23 . Английский историк Е. Баркер писал: «Когда мы начали колонизацию, мы уже име­ли идею — социально-политическую идею, — что, помимо английского государства, имеется также английское общество, а точнее — английские добровольные общества (и в форме религиозных конгрегаций, и в форме торговых компаний), которые были готовы и способны действо­вать независимо от государства и на свои собственные средства... Именно английские добровольные общества, а не государство, учреждали поселения в наших ранних колониях и таким образом начали создавать то, что сегодня мы называем империей».

Более того, английские переселенцы, по точному выражению А.Т.Мэхэна, словно бы желали «не пере­носить с собой Англию, а создать нечто новое, что не должно было сделаться второй Англией». Все их интересы были связаны с новой родиной, они трудились на ее благо, а потому английские колонии оказались ус­тойчивее, прочнее, многолюднее колоний всех других европейских народов. «Английская нация с основания своих первых поселений в Америке обнаружила признаки специальных способностей к колони­зации», — отмечает тот же А.Т.Мэхэн. Однако английские колонии вплоть до последней трети XIX века не воспринимались англичанами как особо значимая ценность — и это еще одна отличительная черта английской колонизации. В этом смысле весьма примечательно замечание, которое делает в своей книге «Расширение Англии» Дж.Сили: «Есть нечто крайне характерное в том индифферентизме, с которым англичане от­носятся к могучему явлению развития их расы и расширения их госу­дарства. Они покорили и заселили полсвета, как бы сами не отдавая себе в том отчета».

Это до какой-то степени можно объяснить спецификой английских колоний. Английская эмиграция первоначально имела религиозные причины, англичане-колонисты рвали все связи со Старым Светом, и разрыв этот оставлял в их душах глубочайший след. «Пуританин и колонист... остается прежде всего эмигрантом, который воспринимает человека и обще­ство, исходя из разрыва, подобного не пропасти между двумя участками твердой земли, землей, которую он оставил, и землей, которая его приняла, — но подобного зиянию между двумя пустотами: пустотой отверг­нутой и пустотой надежды»24 .

Параллельно возникали и торговые фактории. Как сообщает Хоррабин в «Очерке историко-экономической географии мира», Англия «учредила торговые станции во всех уголках земного шара... Но воспринимались ли они вполне как колонии? С точки зрения торговых интересов увеличение территории было для Англии не только не необходимо, но даже нежелательно. Ей нужно было только держать в своих руках пункты, господствующие над главными путями. В XVIII в. английские торговцы больше дорожили двумя вест-индскими ост­ровками, чем всей Канадой. Во времена парусных судов эти остров­ки господствовали над морскими путями, соединявшими Европу со всеми американскими портами. Там же, где Англия приобрела дей­ствительно крупные владения, т.е. в Индии и Канаде, это было сде­лано главным образом потому, что здесь приходилось бороться за каждый опорный пункт с постоянной соперницей — Францией, так что для укрепления позиций был необходим обширный тыл... На протяже­нии XIX в. из этих торговых станций и портов выросла Британская им­перия. Между 1800 и 1850 гг. площадь империи утроилась. К 1919 г. она утроилась еще раз». Однако эти новые территории уже не представляли интереса для британских переселенцев.

Основным субъектом действия в английской модели колонизации является некое «общество», «сообщество» (все равно, религиозное или торговое). Каждое из них так или иначе воспринимало религиозно-ценностные основания Британской империи (и к торговым сообществам, как мы видели, это относится в полной мере). Но поскольку в британской идеологеме империи понятия «сообщество» и «империя» синонимичны, то — в данном контексте — сами эти сообщества превращались в мини-империи. Не случайно Ост-Индскую компанию называли «государством в государстве», не случайно лорд Дж. Керзон называл Индию империей в империи. Каждое «сообщество», которое, в конеч­ном счете, исторически складывалось не в силу каких-либо историчес­ких причин, а потому, что такой способ действия для англичан наиболее комфортен (таков «образ коллектива» в картине мира англичан), и каж­дое из них все более замыкалось в себе, абстрагируясь как от туземного населения, так и от метрополии. И каждое из них тем или иным образом проигрывало внутри себя альтернативу «сообщество — империя». Оно отталкивалось от идеологемы «сообщество», «привилегированное (арис­тократическое) сообщество», «сообщество белых людей» и переходило к понятию «империя аристократов».

Создавалась структура взаимосвязанных мини-империй. Единство этой структуры вплоть до конца XIX века практически выпадало из сознания англичан, оно не было принципиально важным. Субъектом действия были «мини-империи» (будь то сельскохозяйственные поселения, торговые фактории или, позднее, миссионерские центры), и их подспудное идеологическое обоснование обеспечивало их мобильность, а, следовательно, силу английской экспансии.

Между этими «мини-империями» и «центром», именовавшим себя Британской империей, существовало постоянное непреодолимое противоречие: «центр» стремился привести свои колонии («мини-империи») к «единому знаменателю», а колонии, самодостаточные по своему внутреннему ощущению, противились унификации, восставали против центра, отделялись от метрополии юридически. Впрочем, хотя отделение Соединенных Штатов вызвало в Британии значительный шок и появление антиимперский идеологии «малой Англии», но это ни на миг не снизило темпов реального имперского строительства, в результате чего сложилась так называемая «вторая империя».

Сама по себе колониальная система, структура «мини-империй» имела, по существу, только пропагандистское значение. В известном смысле прав русский геополитик И. Вернадский, который писал о Британской империи, что «по своему внут­реннему устройству и по характеру своего народа эта страна может лег­ко обойтись без той или другой колонии, из которых ни одна не сплочена с нею в одно целое и каждая живет своей особенной жизнью. Состав британских владений есть скорее агрегат многих политических тел, не­жели одна неразрывная целостность. Оторвите каждое из них, и метро­полия будет существовать едва ли не с прежней силой. С течением вре­мени она даже приобретет новые владения и старая потеря почти не будет для нее заметна. Так, у некоторых животных вы можете отнять часть тела, и оно будет жить по-прежнему и вскоре получит, взамен ос­тавшейся под вашим ножом, другую часть».

За невидимым барьером

Сколь прочны и многолюдны были британские колонии, основанные когда-то на слабозаселенных землях, столь же труден был для англичан процесс интериоризации земель, имеющих сколько-нибудь значитель­ную плотность туземного населения. Так, английское население в Индии, не состоящее ни на военной, ни на государственной службе, к концу XIX века составляло, по одним данным, 50 тысяч человек, по другим — приближалось к 100 тысячам. И это при том, что начиная с 1859 года, после подавления мятежа, британское правительство проводило поли­тику, направленную на привлечение британцев в Индию, а на индийском субконтиненте имелись нагорья, по климату, растительности и относи­тельной редкости местного населения вполне пригодные для колониза­ции, во всяком случае, в большей степени подходящие для земледельческой колонизации, чем «хлопковые земли» Средней Азии, активно заселявшиеся русскими крестьянами. Английский чиновник Б.Ходгсон, прослуживший в Индии тридцать лет своей жизни, писал, что индийские Гималаи могут стать «великолепной находкой для голодающих крестьян Ирландии и горных местностей Шотландии». Еще более остро стоял вопрос о британской колонизации горных районов, Гималаев, в том числе в связи с возможной угрозой Индии со стороны России. «Колонизация горных районов Индии, — писал Х. Кларк, — дает нам преимущество, которое никогда не будет нами потеряно. Колонизация дает нам возможность создать милицию, которая будут поддерживать европейский контроль над Индией и защищать ее границы на севере и северо-востоке. Английское население в миллион человек сделает бунт или революцию в Индии невозможной и обезопасит мирное население, сделает наше господство незыблемым и положит конец всем планам России».

Одним из таких районов был Уттаракханд, включающий в себя провинции Гарваль, Кюмаон (близкую по этническому составу населения) и небольшое протекторатное княжество Тери-Гарваль. Все эти земли попали под британское владычество в результате Непальской войны в 1815 году. Местность эта, расположенная на склонах Гималаев, представлялась британским путешественникам райским уголком, напоминающим «роскошный сад, где все, что произвела земля Европы и Азии — или даже всего мира — было собрано вместе. Яблони, груши, гранаты, фиговые и шелковичные деревья росли в огромных количествах и в самых великолепных своих формах. Ежевика и малина соблазнительно свешивались с уступов обрывистых скал, а наша тропа была усыпана ягодами земляники. И в какую сторону ни посмотри — цветущий вереск, фиалки, жасмин, бесчисленные розовые кусты в полном цвету», — восторгается Т.Скиннер в «Экскурсиях по Индии», вышедших в свет в 1832 году.

Однако поведение британцев-колонистов в Гималаях выглядит не вполне логичным с прагматической точки зрения и объяснимым только если рассматривать его в свете британской модели колонизации. Британцы избегали колонизировать территории со сколько-нибудь значительным местным населением, а если и прибегали к этому, то создавали целую громоздкую систему, препятствующую их непосредственным контактам с местным населением. Так, англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев.

Но вопрос остался на бумаге. Для того, чтобы жить в Гималаях, требовалось вступить в прочные отношения с местным населением. Последнее по своему характеру британцам было даже симпатично. Англичане давали самые идиллические характеристики жителям Гималаев. Монахи и аскеты, нашедшие себе убежища в снежной суровости высоких гор, стали основными персонажами европейских описаний Гималаев. В отличие от обычной индийской чувственности, путешественники находили здесь величайшее самообуздание, столь импонировавшее викторианцам. Гималаи в представлениях англичан были местом преимущественно романтическим. Жизнь крестьян описывалась так же преимущественно в идиллических тонах. Обращалось внимание на их необыкновенно чистые и прекрасно возделанные угодья.

Однако британское население, состоявшее главным образом из чиновников лесного ведомства, жило в поселках, приближаться к которым местным жителям было строжайше запрещено, словно поставлен был невидимый барьер. И когда в Гарвале — одной из местностей Гималаев — действительно возникают европейские поселения, британцы поступают с этими романтическими горами точно так же, как в это же время с романтическими горами своей родины — горами Шотландии: стремятся вырубить естественные лесные массивы и засадить горные склоны корабельными соснами. Действия британцев могли бы казаться чисто прагматическими, если не учитывать, что тем самым они лишили себя одного из немногочисленных плацдармов для британской колонизации Индии, вступив в затяжной конфликт с местным населением. В результате британские поселения Гарваля так никогда и не превысили общую численность в тысячу человек.

Англичане и абстрагировались от местного населения, и создавали для себя миф о загадочных жителях Гималаев, и воспевали чудесную природу края, и признавали практически только хозяйственное ее использование. Их восприятие как бы раздваивалось. В результате, осознавая и возможность, и желательность крестьянской колонизации района Гарваля, британцы не решались к ней приступить.

Между британцами и местным населением словно бы всегда стоял невидимый барьер, преодолеть который они не могли. Так, еще во времена колонизации Америки «угроза, исходящая от индейца, приняла для пуританина природно-тотальный характер и в образе врага слитыми воедино оказались индеец-дикарь и породившая его дикая стихия природы... Пуританский образ индейца-врага наложил свой отпечаток на восприятие переселенцами пространства: оно для них активно, это пространство-“западня”, полное подвижных и неожиданных препятствий»25 .

Британцы создавали себе в своих владениях узкий мирок, в который не допускались никакие туземцы и который должен был бы воспроизводить английское общество в миниатюре. Однако психологическую неадекватность этого ощущения обнаруживает тот факт, что, прожив несколько лет в таких колониях, англичане, от колониальных чиновников до последних бродяг, чувствовали, попадая назад в Англию, еще больший дискомфорт. Те, кто волей судьбы оказывался перед необходимостью более или менее близко соприкасаться с не-европейцами (чего англичане избегали), приобретали себе комплекс «аристократов» и тем по существу обращались в маргиналов в английском обществе. Ничего подобного не знает история никакого другого европейского народа.

Любая новая территория, где селится англичанин, в его восприятии — «чистая доска», на которой он творит свой собственный мир по своему вкусу. Это в равной степени относится и к колонизации Америки, и к созданию Индо-Британской империи. Так, «пуритане, несмотря на свои миссионерские претензии, рассматривали Америку как свою собственную страну, а ее коренных жителей, как препятствие на пути своего предопределения как американцев. Будучи пионерами, осваивавшими богатую неразвитую страну, первые американцы верили в свою способность построить общество, отвечающее их желаниям». Аналогичным образом и «индийская “tabula rasa” представлялась во всех отношениях в высшей степени подходящей, чтобы устроить там общество на свой собственный манер»26 .

Внешне это восприятие может напоминать «дикое поле» русских, но имеется одно очень существенное различие. Русские осваивают «дикое поле», вбирают его в себя, не стремясь ни ограничить его, ни устранить встречающиеся на нем препятствия. Русские как бы игнорируют конфликтогенные факторы, связанные с новой территорией, и не прилагают никаких усилий, чтобы устранить их возможное деструктивное действие. Эти конфликтогенные факторы изначально рассматриваются не как внешние трудности, а как внутренние, от которых не уйдешь, но которые не подлежат планомерному устранению, а могут быть сняты только в более широком контексте деятельности народа. Англичане же, если они не могли избежать самого столкновения с тем, что порождает конфликтность — а сам факт существования туземного населения уже является для англичан конфликтогенным, ведь туземное население так или иначе препятствует реализации собственно английских представлений, — то они стремились поставить между собой и местным населением барьер.

К чему приводило наличие психологического барьера между англичанами и коренным населением колоний? Эдвард Спайсер в книге «Циклы завоевания» описывает как из «политики изоляции» постепенно развивалась концепция резерваций, воплотившаяся в отношениях с индейцами Северной Америки. Изначально эта концепция выразилась в том, что с рядом индейских племен были подписаны договоры как бы о территориальном разграничении. Но существенным в этих договорах для англичан было не определение территориальных границ (напротив, они изначально игнорировали эти границы), а то, что в результате самого акта подписания договора индейское племя превращалось для англичан в некоего юридического субъекта, через что отношения с ним вводились в строго определенные и ограниченные рамки. Очевидная бессмысленность наделения индейцев статусом юридического лица, при том, что никакие права де-факто за ними не признавались, параллельно навязчивым желанием англо-американцев придерживаться даже в случаях откровенного насилия определенных ритуалов, свойственных международным отношениям, указывает на то, что внешний статус индейцев имел в глазах колонистов самостоятельную ценность. Он давал возможность экстериоризировать туземный фактор, отделить его от себя и тем самым получить возможность абстрагироваться от него.

Такие сложные психологические комплексы, казалось бы, должны были остановить колонизацию. А между тем англичане создали империю значительно более прочную, чем, например, испанцы, хотя последние прикладывали к созданию империи больше сознательных усилий. Значит ли это, что разгадка — в коммерческих способностях англичан?

«Империя — это торговля», — говорил Дж. Чемберлен. И действи­тельно, значительная доля справедливости есть в той точке зрения, что Британская империя является «коммерческой комбинацией, деловым синдикатом»27. Но этого объяснения недостаточно, ибо как психологически могли сочетаться эта гипертрофированная самозамкнутость англичан и гигантский размах их торговых операций, заставлявший проникать их в самые удаленные части земли и чувствовать там себя полными хозяевами?

Т. Маколи сетовал на то, что англичане вовсе не интересуются Ин­дией и «предмет этот для большинства читателей кажется не только скуч­ным, но и положительно неприятным». Пик английской завоевательной политики на Востоке по времени (первая половина XIX века) совпал с пи­ком антиимперских настроений в Англии, так что кажется, словно жизнь на Британских островах текла сама по себе, а на Востоке, где основным принципом британской политики уже стала «оборона Индии» — сама по себе. Англичане уже словно бы свыклись с мыслью о неизбежности потери колоний и даже желательности их отпадения, как то проповедовали экономисты Манчестерской школы. Узнав о коварстве и жестокостях пол­ководца У. Хастингса, английское общественное мнение поначалу воз­мутилось, однако гнев прошел быстро, и У. Хастингс был оправдан пар­ламентским судом, ибо осуждение его по справедливости требовало и отказа «от преимуществ, добытых столь сомнительным путем. Но на это не решился бы ни один англичанин».

Между тем Дж. Гобсон, обвиняя английских империалистов во всех смертных грехах, оправдывает их в одном: «Психические переживания, которые бросают нас на защиту миссии империализма, конечно, не ли­цемерны, конечно, не лживы и не симулированы. Отчасти здесь самооб­ман — результат не продуманных до конца идей, отчасти явление психической аберрации... Это свойство примирить в душе непримири­мое, одновременно хранить в уме как за непроницаемой переборкой ан­тагонистические явления и чувства, быть может, явление исключительно английское. Я повторяю, это не лицемерие; если бы противоположность идей чувствам осознавалась бы — игра была бы проиграна; залог ус­пеха — бессознательность».

По сути, то, о чем говорит Гобсон — это типичная структура функционального внутрикультурного конфликта, когда различные группы внутри этноса ведут себя прямо противоположным образом, и левая рука, кажется, не знает, что делает правая, но результат оказывается комфортным для этноса в целом. В этом смысле показательно высказывание Дж. Фраунда о том, что Британская империя будет существовать даже несмотря на «глупость ее правителей и безразличие ее детей». Здесь мы имеем дело с выражением противоречивости внутренних установок англичан. Англичане осваивали весь земной шар, но при этом стремились абстрагироваться от всего, что в нем было неанглийского. Поскольку такой образ действия практически невыполним, колонизация волей-неволей связана с установлением определенных отношений и связей с внешним неанглийским миром, то выход состоял в том, чтобы не замечать само наличие этих связей. Для англичан Британских островов это означало не замечать наличие собственной империи. Действовать в ней, жить в ней, но не видеть ее. Так продолжалось до середины XIX века, когда не видеть империю далее было уже невозможно.

Альянс между религией и торговлей

Тем не менее, была, очевидно, некая мощная сила, которая толкала англичан к созданию и сохранению империи. При наличии всех психологических трудностей, которые несла с собой британская колонизация, абсолютно невозможно представить себе, чтобы она имела лишь утилитарные основания.

А если так, то мнение о внерелигиозном характере Британской империи ошибочно и вызвано тем, что до XIX века миссионерское движение не было значимым фактором британской имперской экспансии.

Приходится только удивляться тому, что все исследователи, за очень редким исключением, отказывали Британской империи в каком-либо идеологическом основании. «Мысль о всеобщей христианской империи никогда не пускала корней на британских островах», как об этом писал один из наиболее известных германских геополитиков Э.Обст. Но так ли это? Если миссия была неимоверно затруднена психологически, то это не значит, что ее не хотели. Не мочь — не означает не хотеть. И если стимулом к созданию империи было мощное религиозное основание, то ни из чего не следует, что внешне это будет проявляться таким уж прямолинейным образом. Имперские доминанты получали в сознании англичан достаточно причудливое выражение. Следует ожидать, что и их религиозные основания имеют сложную форму.

Справедливы слова английского историка Л. Райта, что «если мы будем объяснять, что такое Ост-Индская компания в поняти­ях наших дней, т.е. как корпорацию жадных империалистов, использую­щих религию как средство эксплуатации и своих собственных рабочих, и других народов, мы проявим абсолютное непонимание того периода». Очень многие смотрели на Британскую империю как на «торговый синдикат», но в ее истории не было ни одного периода, по отношению к которому это определение было бы справедливо. Можно лишь сказать, что Британская империя, кроме всего прочего была и «торговым синдикатом». Другой историк, А.Портер, выразился еще более категорично: «Прирожден­ный альянс между религией и торговлей в конце

XVI — начале XVII века оказал глубокое влияние на то, что в один прекрасный день было назва­но Британской империей».

Л.Райт в книге «Религия и империя» подробно разбирает эту проблему. Он отмечает, что хотя, «в отличие от испанских и португаль­ских католических проповедников, новые протестантские миссионеры были убеждены, что они не нуждаются в государстве и его помощи», однако «влияние духовенства и его проповеди было могущественным фактором в создании общественного настроя в отношении к морской экспансии». «Сплошь и рядом духовенство яковитской Англии было настроено в духе меркантилизма. Духовенство выступало за ту же политику, что и люди коммерции». В свою очередь, торговцы и моряки верили, что они явля­ются орудием Провидения. «Искренняя вера в Божественное предопре­деление не может быть поставлена под сомнение никем из тех, кто изу­чал религиозные основания елизаветинской Англии. Из этого не следу­ет, что все судовладельцы и капитаны сами по себе были благочестивы­ми людьми, которые регулярно молились и пели псалмы; но мало кто, даже из наиболее нечестивых среди них, решился бы выражать сомне­ние в Божественном вмешательстве, большинство имело положитель­ную веру в то, что Бог все видит своим всевидящим оком... Благочести­вые замечания, встречающиеся в вахтенных журналах, удивляют совре­менного читателя как нечто, совершенно не относящееся к делу... Но в начале XVII века эти комментарии были выражением настроения эпохи».

Так, например, при основании в 1600 году Ост-Индской компании отбором капелланов для нее занимался сам ее глава Т. Смит, известный как человек примерного благочестия. Он «обращался в Оксфорд и Кемб­ридж для того, чтобы получить рекомендации... Кандидаты должны были прочитать испытательную проповедь на заданные слова из Евангелия служащим компании. Эти деловые люди были знатоками проповедей, они обсуждали их со знанием дела не хуже, чем профессиональные док­тора богословия». При отборе капелланов имелась в виду и цель мис­сии. «Необходимость обращения язычников в протестантизм была по­стоянной темой английских дискуссий о колонизации»28 .

Однако, несмотря на значительный интерес общества к вопросам проповеди, в реальности английская миссия была крайне слабой. Попытаемся понять причину этого, обратившись к истории формирования концепции Британской империи.

Прежде всего нас ждут неожиданности в том, что касается английского понимания слова «империя», как оно сложилось в начале XVI века. В период между 1500-м и 1650-м годами некоторые принципиально важные концепции изменили свой смысл и вошли в общественное употребле­ние. Это концепции «страны» (country), «сообщества» (commonwealth), «империи» и «нации». Изменение значений слов происходило главным образом в XVI веке. Эти четыре слова стали пониматься как синонимы, при­обретя смысл, который, с небольшими изменениями, они сохранили и впоследствии и который совершенно отличался от принятого в предше­ствующую пору. Они стали означать «суверенный народ Англии». Соот­ветственно изменилось и значение слова «народ».

Слово «country», первоначальным значением которого было «coun­ty» — административная единица, стало синонимом слова «nation» и уже в первой трети XVI века приобрело связь с понятием «patrie». В словаре Т. Элиота (1538 год) слово «patrie» было переведено как «a country». Слово «commonwealth» в значении «сообщество» стало использоваться в каче­стве взаимозаменяемого с терминами «country» и «nation».

С понятием «нация» начинает тесно связываться и понятие «импе­рия». «В средневековой политической мысли «империя» (imperium) была тесно связана с королевским достоинством. Понятие «империя» лежало в основе понятия «император». Император обладал суверенной властью внутри его королевства во всех светских делах... Это значение было ра­дикальным образом изменено в Акте 1533 года, в котором понятие «импе­рия» было распространено и на духовные вопросы и использовано в зна­чении «политическое единство», «самоуправляющееся государство, сво­бодное от каких бы то ни было чужеземных властителей», «суверенное национальное государство».

Следует отметить, что бытие Англии в качестве «нации» было непо­средственным образом связано с понятием «представительское управ­ление». Представительство английского народа, являющегося «нацией», символическим образом возвышало его положение в качестве элиты, которая имела право и была призвана стать новой аристократией. «Та­ким образом, национальность делала каждого англичанина дворяни­ном, и голубая кровь не была больше связана с достижением высокого статуса в обществе», — отмечает Л.Гринфилд в книге «Национализм: пять дорог к Современности».

Здесь для нас чрезвычайно важно сделать следующие замечания. «Представительское управление» при его определенной интерпретации можно рассматривать как «способ действия», атрибут, присущий полноценному человеческому сообществу, а не как политическую цель. При этом, поскольку понятия «нация», «сообщество», «империя» являются в этот период фактически синонимичными, «представительское управление» как «способ действия» следует рассматривать как присущий им всем. В этот же ряд понятий следует ввести и «англиканскую церковь». Ей так же присущ атрибут «представительское управление» — что выразилось в специфике миссионерской практики англичан. Причем данный способ действия в сознании англичан приводит к возвышению над всем окружающим миром и логически перерастает в атрибут «образа мы». На раннем этапе он трактовался как религиозное превосходство, затем как одновременно превосходство имперское («лучшая в мире система управления народами») и национальное. Затем он стал пониматься как превосходство социальное. Но каждый из этих случаев более сложен, чем это кажется на первый взгляд. Так и знаменитый британский национализм, поражавший всю Европу, в действительности далеко отстоял от того, что обычно понимают под этим понятием.

Все более глубокие корни пускает мысль о богоизбранности англий­ского народа. В 1559 году будущий епископ Лондонский Дж. Эйомер про­возгласил, что Бог — англичанин, и призвал своих соотечественников семь раз в день благодарить Его, что они родились англичанами, а не итальянцами, французами или немцами. Дж. Фоке писал в «Книге муче­ников», что быть англичанином означает быть истинным христианином: «английский народ избранный, выделенный среди других народов, пред­почитаемый Богом. Сила и слава Англии необходима для Царствия Божия». Триумф протестантизма был национальным триумфом. Идентификация Реформации с «английскостью» вела к провозглашению Рима национальным врагом и исключением католиков из английской нации. Епископ X. Латимер первым заговорил о «Боге Англии», а архие­пископ Краимер связал вопросы вероучения с проблемой национальной независимости Англии и ее национальных интересов.

Итак, национализм того времени определялся не в этнических категориях. Он определялся в терминах религиозно-политических. Он был связан с идеями самоуправления и протестантизма (англиканства). Эти два последних понятия также были непосредственным образом связаны с понятием «империя», то есть самоуправления в религиозных вопросах. Сошлюсь еще раз на Л.Гринфилда: «Протестантизм был возможен в Англии, только если она была им­перией. А она была империей, только если она была нацией… Когда английское духовенство думало о Новом Свете, оно мечтало об обшир­ной Протестантской империи». Таким образом, мы видим, что британская империя имела религиозную подоплеку, столь же интенсивную, какая была у Российской империи.

Культ империи

В чем же состояла суть английской религиозной миссии?

Легко понять, почему проповедь протестантизма в его английском варианте была затруднена. Ведь английский протестантизм был тесно переплетен с понятием «нация», «национальная церковь». Британская империя несла с собой идею самоуправляющейся нации. Именно поэтому, очевидно, английские купцы, националисты и меркантилисты проявляли значительную осведомленность в вопросах теологии. Однако только в XIX веке по­явились идеи, позволяющие распространять понятие национальной цер­кви на другие народы. Был провозглашен отказ от «эклесиоцентризма», т.е. «от установления по всему миру институциональных церквей запад­ного типа». Г. Венн и Р. Андерсон разработали концепцию самоуправ­ляющейся церкви. Идея состояла в необходимости отдельной автоном­ной структуры для каждой туземной церковной организации. «Одна из основных целей миссионерской активности должна быть определена в терминах “взращиваемой церкви”»29. Однако эта стратегия подразумева­ла по сути «выращивание» скорее нации, чем церкви, что создавало, в свою очередь, новые проблемы.

Последнее обстоятельство должно было вызвать определенный перенос понятий и акцентов. Действительно, именно в это время в сознании англичан все более отчетливо проявляется представление, что они всюду несут с собой идею свободного управления и представительских органов, что в целом коррелировало с концепцией самоуправляющейся церкви. Однако в это время наблюдается рост расистских установок, чего почти не было раньше. Так, слово «ниггер» стало употребляться в отношении ин­дийцев только с 40-х годов XIX века. Английский историк, Е.Баркер, утверждая, что англичане в Индии не «индизировались», уточняет, «в отличие от первых завоевателей». Для завоевателей же (Клайва и других) индийцы были недругами, но отнюдь не презренной расой. В записках и мемуарах английских офицеров, служащих на вечно неспокойной северо-западной границе, тоже выражается отношение к индийцам более нормально. (Да и трудно иначе, если служишь долгие годы бок о бок.) Фельдмаршал Робертс вспоминает о случаях, когда английские офицеры, абсолютно верившие своим подчиненным, узнав об их предательстве (мятеж 1857—1858 годов), пускали себе пулю в лоб, или о старом полковнике, клявшемся жизнью в преданности своих солдат и рыдавшем, видя как их разоружают, т.е. оказывают недоверие и тем самым оскорбляют.

Среди многих викторианцев возникало ощущение, что «вестернизация — это опасное занятие. Возможно, не-европейцы вовсе не были потенци­альными английскими джентльменами, которые лишь подзадержались в своем развитии, а расой, чуждой по самому своему существу»30 .

«Представительское самоуправление» было осознано как цель имперского действия... Целью действия (ценностной доминантой) было провозглашено то, что до сих пор было условием действия, атрибутом человека, без чего человек просто не был полноценным человеком. Перенесение данной парадигмы в разряд целей вело к ее размыванию и угрожало самой парадигме империи в сознании англичан. Признание новых целей не могло произойти безболезненно, оно требовало изменения «образа мы». Поэтому данная цель одновременно и декларировалась, и отвергалась в качестве цели практической. Дж. Морли, статс-секретарь по делам Индии, заявил в 1908 году: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь долго­го своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система Индии совсем не та цель, которую я имею в виду».

Выходом из психологического тупика оказывается формирование идеологии Нового империализма, основанием которой стала идея нации. В ней атрибут «представительского самоуправления» относится только к англичанам, которые и признавались людьми по преимуществу. До сих пор такой прямолинейности не было. Британский национализм в качестве идеологии развился как реакция на извечные психологические комплексы англичан в качестве колонизаторов.

Создание великой Британской империи в Азии стало восприниматься как романтический подвиг мужества, а не как деловое предприятие. В своем выступлении в Кристальном дворце 24 июня 1872 года Бенджамин Дизраэли сказал: «Англичане гордятся своей огромной страной и же­лают достигнуть еще большего ее увеличения; англичане принадлежат к имперской стране и желают, если только это возможно, создать импе­рию». Он не произнес ничего нового, а просто констатировал факт. С середины XIX века империя была осознана как целостность и данность. «Из конца в конец Англии во всех слоях английского общества почти поголовно увлечение политической теорией-мечтой об Англии, разросшейся на полмира, охватывающей весь британский мир в одно крепкое неразрыв­ное целое, в огромную мощную, первую в мире империю», — пишет В.Устинов в книге «Об английском империализме».

Именно в это время на Британских островах империализм стано­вится окончательно философией истории и для кого-то превращается в настоящий культ, так что «гордому англичанину... в словах “имперское верховенство Британской империи” слышится нечто призывное к его сердцу, ласкающее его слух»31 .

«Бремя белого человека»

Параллельно с развитием культа империализма шел другой процесс, который начался не на Британских островах, а с Британской Индии. Там возникла идеология «бремени белого человека», сыгравшая важнейшую роль в модификации английской этнической картины мира.

Британцы в Индии — это особая порода людей — викторианцы. Типичный представитель эпохи царствования королевы Виктории — это самоуверенный подтянутый человек, не знающий ни в чем слабинки, крайне дисциплинированный, с гипертрофированным чувством долга, прекрасно воспитанный джентльмен, придерживающийся в своей жизни самых строгих правил и семейных традиций, религия которого сводится к нескольким исключительно нравственного характера заповедям. «Викторианский период, который обычно ассоциируется с подъемом в обществе христианских ценностей, в действительности не был эпохой веры. Может быть, правильнее было описать его как эпоху отсутствия веры... период, ознаменованный стремлением к разрушению веры. Викторианская эпоха, не будучи эпохой веры, была тем не менее эпохой большой нравственной серьезности, культа хорошего поведения. Это была как бы секулярная религия»32.

Британскую Индийскую империю создавали люди именно такого типа и помимо прочего «империя была для них средством нравственного самовоспитания». Этот тип человека воспевался и романтизировался в имперской литературе. Возникал своего рода культ «воинственной энергии, суровой и по отношению к себе, и по отношению к другим, ищущий красоту в храбрости и справедливость лишь в силе»33 .

Этот дух героического империализма и зарождался в Британской Индии тогда, когда в Англии наблюдалось отсутствие веры в империю и отсутствие интереса к ее дальнейшей судьбе, и уже потом, в последней трети XIX века «драма нового империализма была разыграна в тропических лесах, на берегах величественных рек, среди песчаных пустынь и на ужасных горных перевалах Африки. Это был его [нового империализма] триумф и его героическая трагедия»34. Индия же виделась «раем для мужественных людей», стоически переносивших все трудности и опасности. Здесь и складывалась та идеология, которую Киплинг выразил в своем знаменитом «Бремени белого человека».

И эти гордые англичане как будто на самом деле ощущали себя слугами покоренных народов. По существу, они творили в Индии «свой» мир. Среди них были такие люди, как Томас Маколи и С.Травелайен, стремившиеся «полностью переустроить индийскую жизнь на английский манер. Их энтузиазм был в буквальном смысле безграничен; они надеялись, что уже в пределах одного поколения высшие классы Индии примут христианство, будут говорить по-английски, освободятся от идолопоклонства и активно вольются в управление страной»35 . Конечно, разным англичанам этот «свой» мир представлялся по-разному.

С идеологией «бремени белого человека» была связана, с одной стороны, доктрина о цивилизаторской миссии англичан, их призвании насаждать по всему миру искусство свободного управления (и в этом своем срезе данная идеология приближается к имперской цели-ценности), а с другой — верой в генетическое превосходство британской расы, что вело к примитивному национализму. Причем эти две составляющие были порой так тесно переплетены, что между ними не было как бы никакой грани, они плавно переливались одна в другую. Их противоположность скорее была понятна в теории, чем видна на практике.

Воплощением слитых воедино противоречий явилась фигура Сесиля Родса, деятеля уже Африканской империи и друга Р. Киплинга. Для него смысл Британской империи состоял в том благодеянии, которое она оказывает человечеству, обращая народы к цивилизации, однако непоколебимо было и его убеждение, что англичане должны извлечь из этого обстоятельства всю возможную пользу для себя. Родсу принадлежит знаменитая фраза: «Чистая филантропия — очень хороша, но филантропия плюс пять процентов годовых еще лучше». Философские взгляды С. Родса так описываются в одной из его биографий: если существует Бог, то в истории должны быть Божественные цели. Ими является, вероятнее всего, эволюция человека в сторону создания более совершенного типа людей. Поскольку Родс считал, что порода людей, имеющая наилучшие шансы в эволюции, — это англо-саксонская раса, то делал заключение, что для служения Божественной цели следует стремиться к утверждению господства англо-саксонской расы. Если так мог всерьез считать Родс, то и слова лорда Розбери о том, что Британская империя является «величайшим мировым агентством добра, которое когда-либо видел свет», не следует считать обычным лицемерием.

Идеология «бремени белого человека» фактически примеряла различные составляющие английского имперского комплекса: национальное превосходство, самоотверженное служение религиозной идее, насаждение по всему миру искусства свободного самоуправления и романтика покорения мира. Это новая интерпретация имперской идеологии, где вновь религиозная, национальная, имперская и социальная составляющая выступают в единстве. Парадигма же «представительского самоуправления» вновь занимает место не ценности — «цели действия» (целью действия теперь является втягивание мира в англий-скую орбиту), а «способом действия», а именно, способом покорения мира. Эта идеологема находит свое выражение в мандатной системе, примененной на практике после Первой мировой войны. Ко второй половине XIX века в Британской империи наблюдался переход от непрямого, сохраняющего значительные элементы автономии управления колониями, к прямому централизованному управлению. Но уже к началу XX века доминирующим принципом британской имперской практики становится протекторатное правление. Это было серьезной модификацией английской картины мира.

Формы имперского управления

Попробуем сравнить между собой практику двух империй. Мы привыкли считать, что для Российской характерно прямое управление, а для Британской — протекторат. На практике все было сложнее (или, если хотите, проще).

В Британской Индии наблюдалась очевидная тенденция к прямому и унитарному управлению. Еще в начале XIX века исследователь Британской империи шведский генерал-майор граф Биорнштейн писал, что вероятнее всего «субсидиальные [протекторатные] государства будут включены в состав владений [Ост-Индской] компании по мере того, как царствующие ныне государи перестанут жить». И действительно, к семидесятым голам XIX века из 75883 кв. миль, образующих англо-азиатский мир, 30391 кв. миля находилась под прямым управлением. И с течением времени «тенденция сводилась к более решительному и энергичному контролю метрополии над аннексированными территориями; протектораты, совместные управления и сферы влияния превращались в типичные британские владения на манер коронных колоний»36 .

На протяжении всего XIX века наблюдалась явная тенденция к авторитаризму. Так, Джон Марли, статс-секретарь по делам Индии, в речи, произнесенной в 1908 году в Палате лордов, заявил: «Если бы мое существование в качестве официального лица и даже телесно было продолжено судьбою в двадцать раз более того, что в действительности возможно, то и в конце столь длинного своего поприща я стал бы утверждать, что парламентская система для Индии совсем не та цель, которую я имею в виду». Р. Киплинг был безусловным сторонником жесткого авторитарного управления Индией, которое он сравнивал с локомотивом, несущимся полным ходом: никакая демократия при этом невозможна.

В то время именно данные идеи в значительной мере определяли политику англичан в Индии, хотя наряду с ними существовали и цивилизаторско-демократические идеи, которые с начала ХХ века стали проявляться все более отчетливо, а после Первой мировой войны превратились в доминирующие. Но, конечно, понадобилось широкое антиколониальное и антибританское движение, чтобы Индия добилась независимости.

Британская Индия представляла собой почти особое государство, где большинство дел не только внутренней, но и внешней политики находилось в ведении генерал-губернатора Индии. Ост-Индская компания была чем-то вроде государства в государстве, обладала правом объявлять войны и заключать мир. Но и после упразднения компании в 1858 году, в компетенцию индийского правительства, как перечисляет И.И.Филиппов в книге «Государственное устройство Индии», входило «поддержание мира и безопасности в морях, омывающих индийские берега, наблюдение за движением морской торговли и тарифами своих соседей, течением событий на границах Афганистана, Сиама, Тонкина, Китая, России и Персии, защита владетелей островов и приморских областей в Персидском заливе и на Аравийском полуострове и содержание укрепленных постов в Адене».

Со своей стороны, Туркестан представлял собой тоже достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением туркестанского генерал-губернатора, которого «Государь Император почел за благо снабдить политическими полномочиями на ведение переговоров и заключение трактатов со всеми ханами и независимыми владетелями Средней Азии»37 . Так же, как и англичане, русские в Средней Азии «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления и жизни по шариату», при том, что на других окраинах империи система местного самоуправления и социальная структура унифицировались по общероссийскому образцу. И если еще при организации Киргизской степи «родовое деление киргиз уничтожалось» (в скобках заметим, что киргизами в литературе того времени именовались просто тюрки-кочевники), точнее, игнорировалось при образовании уездов и аулов, то уже в Туркестанском крае — «крупные родовые подразделения совпадали с подразделениями на волости, — родовые правители были выбраны в волостное управление и недовольных не оказалось»38 .

Россия в Средней Азии попробовала и протекторатную форму правления (в вассальной зависимости от нее в различное время находились разные азиатские ханства, российским протекторатом была Бухара). Более того, русские усвоили себе и чисто английские способы действия в зонах влияния, в частности, «“аксиому”: нация, занимающая у нас деньги — нация побежденная», и добились экономического преобладания в Персии путем разумной тарифной (я имею в виду мероприятия гр. Витте) и транспортной политики, и даже завязали экономическую борьбу с Англией в Персидском заливе. Все это происходило, конечно, под аккомпанемент жалоб на свою полную неспособность к торговле: «Бухара, Хива, Коканд больше ввозят в Россию, нежели получают из нее, выручая разницу наличным золотом... Торговля с Персией тоже заключается большей частью в пользу иранцев… Какая уж тут борьба с Англией, когда мы с киргизами и бухарцами справиться не можем». Все эти стенания приводятся в книге С. Южакова «Англо-русская распря».

Однако в русской печати появлялись и совершенно новые, металлические нотки. Так, Р.Фадеевв «Письмах с Кавказа к редактору Московских ведомостей» пишет: «Ни одно европейское государство, имеющее владения на Востоке, не относится нигде к азиатским подданным, как к собственным гражданам. Иначе быть не может. Европейские подданные составляют самую суть государства, азиатские же — политическое средство для достижения цели». Короче, одни мы такие глупые, что прежде всего любым туземцам на любой окраине даем права нашего гражданства, после чего уже не можем драть с них три шкуры.

К счастью, эти сентенции, совершенно убийственные для русской имперской психологии, особого резонанса не получают. Что же касается экономической стороны колонизации, то аргументы и англичан, и русских схожи, а высказывание Дж. Сили на этот счет просто великолепно: «Индия не является для Англии доходной статьей, и англичанам было бы стыдно, если бы, управляя ею, они каким-либо образом жертвовали ее интересами в пользу своих собственных». В России не прекращаются сетования по поводу того, что все окраины, а особенно Средняя Азия, находятся на дотации. Правда, однако, то, что Россия в XIX веке делала в Средней Азии большие капиталовложения, не дававшие непосредственной отдачи, но обещавшие солидные выгоды в будущем; в целом, кажется, экономическую политику России в Средней Азии следует признать разумной. Но вернемся к нашему сравнению.

Русские совершенно сознательно ставили своей задачей ассимиляцию окраин: «Русское правительство должно всегда стремиться к ассимилированию туземного населения к русской народности», т.е. к тому, чтобы «образовать и развивать [мусульман] в видах правительства, для них чужого, с которым они неизбежно, силой исторических обстоятельств, должны примириться и сжиться на всегда». Дело доходило до того, что мусульманам платили деньги, чтобы они отдавали детей в русские школы. На совместное обучение русских и инородцев, т.е. на создание русско-туземных школ, при первом генерал-губернаторе Туркестана К.П. фон Кауфмане делался особый упор, причем имелось в виду и соответствующее воспитание русских: «туземцы скорее сближаются через это с русскими своими товарищами и осваиваются с разговорным русским языком; русские ученики школы также сближаются с туземцами и привыкают смотреть на них без предрассудков; те и другие забывают племенную рознь и перестают не доверять друг другу... Узкий, исключительно племенной горизонт тех и других расширяется», — такую предполагаемую идиллию описывает И.К.Остроумов в книге «К истории народного образования в Туркестанском крае». Туземные ученики, особенно если они действительно оказывались умницами, вызывали искреннее умиление. Тем более «в высшей степени странно, но вместе с тем утешительно видеть сарта [таджика], едущего на дрожках, либо в коляске, посещающего наши балы и собрания, пьющего в русской компании вино. Все это утешительно в том отношении, что за материальной стороной следует и интеллектуальная»39 . Не утешительным было только то, что туземных учеников в русско-туземных школах считали единицами, ассимиляция почти не происходила, русские и туземцы общались между собой почти только лишь по казенной надобности, а, как отмечается в «Сборнике документов и статей по вопросу образования инородцев», выпущенном в 1869 году, «в местах, где живут вместе русские и татары, все русские говорят по-татарски и весьма немногие татары говорят по-русски».

При этом русские живут на новозавоеванных территориях под мощной защитой правительства. Е.Марков в книге «Россия в Средней Азии» приводит записи рассказов переселенцев: «Нас ни сарты, ни киргизы не обижают, ни Боже мой! Боятся русских!.. Мы с мужем три года в Мурза-Рабате на станции жили совсем одни, уж на что кажется степь глухая... А никогда ничего такого не было, грех сказать. Потому что строгость от начальства. А если бы не строго, и жить было бы нельзя!.. Промеж собой у них за всякую малость драка». То же рассказывают мужики, волей судьбы оказавшиеся близ Ашхабада: «Здесь на это строго. Чуть что, сейчас весь аул в ответе. Переймут у них воду дня на три, на четыре, — хоть переколейте все, — ну и выдадут виновного. А с ним расправа коротка... Дюже боятся наших». Так что русские, по существу, оказывались, хотели они того или нет, привилегированным классом, к которому относились с опаской и контактов с которым избегали.

Точно так же и «англичане в Индии, высокого ли, низкого происхождения, были высшим классом». Стиралась даже разница между чиновниками и нечиновниками, минимизировались сословные различия — все англичане в Индии чувствовали себя аристократами, «сахибами». Стремясь как можно более приблизить свою жизнь в Индии к жизни в Англии, они как бы абстрагировались от туземного общества. Общение с туземцами даже по долгу службы и даже для тех, кто прекрасно владел местными языками, было обременительной обязанностью. Литература пестрит примерами не просто пренебрежительного, а прямо вызывающе хамского отношения англичан к индийцам, полного игнорирования их чувств. Причем, как отмечает в работе «Иллюзия постоянства. Британский империализм в Индии» Ф.Хатчинс, «это чувство превосходства базировалось не на религии, не на интеллектуальном превосходстве, не на образованности, не на классовом факторе... а исключительно на принадлежности к национальной группе» и «на вере в святость Соединенного Королевства». Английский чиновник, будь он даже образцом честности (коррупция в Британской Индии вообще была невелика), был абсолютно непреклонен, если дело касалось требования какого-либо социального равенства между англичанами и туземцами. У англичан было четкое сознание, что управление — их призвание и без них в Индии воцарится хаос, не было «и тени сомнения относительно высшей компетентности англичан во всех вопросах управления, совершенно независимо от климатиче-ских, расовых и других условий40.

Эта вера в свое превосходство была столь поразительной, что генерал Снесарев писал: «Они, мне кажется, просто лицемерят... Они не могут усомниться в даровании народа, который создал санскрит, наметил основы грамматики языка, дал миру цифру и музыкальную гамму».

Результаты вопреки намерениям

Из всего уже сказанного напрашивается вывод: мы хотели ассимилировать жителей Средней Азии, однако удалось это слабо, англичане не хотели ассимилировать индийцев, но это до какой-то степени происходило само собой. Итоговый результат оказывался примерно одинаковым.

Вообще парадокс этих двух частей двух империй (Средней Азии и Индии) состоял в том, что в них на удивление не удавалось именно то, к чему более всего стремились и, напротив, как-то само собой получалось то, к чему особого интереса не проявляли. Мы уже говорили, что англичане считали себя наделенными особым талантом управления. Однако их неудачи в Индии часто объясняли именно негодной организацией управления, которое туземным населением переносилось с трудом. Де Лакост заявляет: «Туземцы англичан не любят. Причина заключается в английском способе управления страной». Русские привычно жаловались на «наше неумение управлять инородцами», однако, по мнению того же де Лакоста, «среднеазиатские народности легко переносят русское владычество».

Англичане сплошь и рядом говорили о своей цивилизаторской миссии. В России, конечно, никаких подобных мыслей возникать не могло. Однако, что касается Англии, то «положение, будто незыблемое правило нашего правления всегда заключается в воспитании наших владений в духе и принципах этой теории [представительного самоуправления], есть величайшее искажение фактов нашими колониальными и имперскими политиками, которое только можно придумать», — заявляет Джон Гобсон. Индийские мусульмане с большим удивлением узнают, что мусульмане в России имеют своих представителей в Государственной Думе — «на другой же день в газете "Пайса-Ахбар" была помещена заметка о нашей Думе и о присутствии в ней представителей-мусульман»41 . Более того, случалось так, что благодаря юридическому и фактическому равноправию на некоторых инородческих окраинах Российской империи складывалось фактическое самоуправление, а Великое княжество Финляндское имело самоуправление легально.

О техническом развитии регионов империи англичане говорили очень много. Техницизм был стержнем политической мысли Киплинга. Для русских эта тема второстепенна, однако успехи в данной области у русских и англичан примерно одинаковы. С удивительной скоростью Россия строит железные дороги к своим южным рубежам. Англичанин Вигхейм посвящает целую главу описанию того, что Россия сделала для развития Закавказья: «Только сравните Ереван с Табризом или Эрзрумом и разница будет сразу же очевидна». Т.Мун, исследователь из Колумбийского университета, в книге «Империализм и мировая политика» между прочим пишет: «Под русским владычеством туркмены перестали заниматься разбоем и кражей рабов и в большей или меньшей степени перешли к оседлому быту, занявшись земледелием и хлопководством. Другие расы прогрессировали еще больше. Русские железные дороги дали возможность сбывать скот, молочные продукты и миллионы каракулевых барашков из Бухары. Но самым важным нововведением было, конечно, развитие хлопководства».

С другой стороны, для России существенно было то, что она, мыслившая себя преемницей Византии, должна была стать великим Православным царством. Однако она практически совсем отказывается от проповеди. «У русских миссионеров нет; они к этому приему не прибегают. Они хотят приобрести доверие покоренных народов, не противоречить им ни в их верованиях, ни в их обычаях», — пишет все тот же де Лакост.

В книге «Россия и Англия в Средней Азии» М.Терентьев с гордостью рассказывает о том, что некий афганец, близко знакомый и с англичанами, и с русскими, говорил: «Каждое воскресенье англичане выходят на базар доказывать, что их Хазрети-Исса (Христос) больше нашего Пейгамбера (пророка) и что их вера настоящая, а наша ничего не стоит... Пейгамбера всячески поносят, кормят его грязью... Вы, русские, этого не делаете, слух об этом дошел и до Индии — все вас за это хвалят». То же и в своих собственных владениях: «честный мусульманин, не переступающий ни одной йоты наших гражданских законов, на наш взгляд, лучше плута христианина, хотя бы тот и соблюдал все точки и запятые религиозных установлений». Более того, «до сих пор мы не только не допускали проповеди Слова мусульманам, но даже отвергали все просьбы туземцев, которые хлопотали о принятии их в Православие. Благовидным предлогом отказа служило незнание просителями русского языка, а следовательно, и невозможность огласить неофита Словом Истины».

Чем объяснить подобную политику? Приводилось несколько причин: во-первых, проповедь вызывает враждебность мусульманского населения, во-вторых, раз туземцы не знают русского языка, христианские истины не могут быть переданы им адекватно и мы будем только плодить ересь. Во всем мире миссионеры изучали туземные языки и никому не приходило в голову, что это туземцы должны учить родной язык проповедника; сами русские, приняв православие от греков, в подавляющем большинстве своем греческого языка не знали, Евангелие было переведено для них на славянский и здесь как-то обошлось без ересей! Короче, пусть мусульмане поживут в России лет сто, пообвыкнутся, а там уж видно будет. Татары жили в России сотни лет, обвыклись, но в XIX веке по отношению к ним сложилось убеждение, что «сколь абсурдно пытаться заставить татар изменить цвет глаз, столь же абсурдно пытаться заставить их поменять свою религию». Более того — среди народов, которые были мусульманами больше по названию и которых не интересовала религия, российская администрация сама укореняла ислам. Это уже явно выходило за границы простой веротерпимости и смахивало на какое-то помрачение. Вот и великое Православное царство!

У англичан было наоборот. Как писал известный немецкий геополитик Эрих Обст, «идеей крестовых походов, которая имела такое большое значение на континенте, Англия почти совершенно не была затронута. Мысль о всеобъемлющей христианской империи никогда не пускала корни на Британских островах». В Индии «первой реакцией имперских деятелей была оппозиция активности христианских миссионеров... Ост-Индская компания, англо-индийские чиновники, британские министры в большинстве своем противодействовали проповеди христианских миссионеров»42 . Так, в 1793 году «миссионер Вильям Керей и его спутники были высланы из Индии... Миссионерская работа была объектом нервозного внимания со стороны Калькуттского правительства и миссионеры без лицензии от директоров [совета директоров Ост-Индской компании] депортировались из Индии»43 . Только начиная с 1813 года миссионерам было разрешено свободно проповедовать в Индии. Таким образом, миссионерское движение формировалось вне рамок имперского комплекса. Не только имперская администрация стала в оппозиции к миссионерам, но и эти последние не очень благоволили к порядкам, установленным империей и, в конечном счете, долгое время, как пишет И.Гобсон, «британских миссионеров вовсе не обуревало желание вмешиваться в политические и коммерческие вопросы... Они стремились спасти души язычников и нисколько не стремились продвинуть британ-скую торговлю вперед или освятить дух империализма».

Итак, первоначально миссионерство не было связано с имперской программой. Это естественно, если учесть, что устроителям Британской Индии — викторианцам, согласно мнению Ф.Хатчинса, «трудно было принять евангельское убеждение, что христианство предполагает связи, которые могут объединить все человечество. Викторианцы либо потеряли свою собственную веру в христианство, либо обратили христианство в запутанный код поведения, который, конечно, не был приемлем для всего человечества». Тем не менее, определенные успехи христианских миссионеров были налицо. В 1816 году в Калькутте появилась первая школа, открытая миссионерами. С годами таких школ становилось все больше. И хотя миссионерская деятельность оставалась слабо связанной с правительством (что не мешало где-то с середины века активно использовать миссионеров в качестве английских политических агентов), в конце столетия королева Виктория произносит красивую фразу, что «империя без религии — дом, построенный на песке». Тем самым христианство становится как бы официальной религией Pax Britanica.

В конце концов в начале XX века в Индии насчитывалось более 300 тысяч индийцев-христиан. Это число, конечно, не велико, но в сравнении с тем, что среди российских среднеазиатских подданных христианами становились единицы, и оно представляется значительным. Причем, напомним, что англичане действовали в этом случае вопреки собственным принципам туземной политики, коль скоро прочность их власти во многом зиждилась на религиозной вражде между мусульманами и индусами.

«Нас гонит какой-то рок…»

Итак, империя делала вовсе не то, что намеревалась. По меткому замечанию Джона Сили, «в Индии имелось в виду одно, а совершалось совершенно другое». Не случайно в конце XIX века одни англичане превратили империализм «в настоящий культ», а другие задавались вопросом, который Сили в книге «Расширение Англии» проговаривает вслух: «О чем хлопочут англичане в Индии, зачем берут на себя заботы и ответственность, сопряженные с управлением двумястами миллионами населения Азии?», и не находя на него ответа, продолжает: «Невольно напрашивается мнение, что тот день, когда смелый гений Клайва сделал из торговой компании политическую силу и положил начало столетию беспрестанных завоеваний, был злосчастным для Англии днем».

Действительно, с середины XVIII века Англия ведет почти непрестанные войны на Востоке. Англия находится в почти постоянном страхе перед «русской угрозой» и фактически провоцирует нарастание этой угрозы. Англичане, стремясь преградить России путь в Индию, оккупируют Кветту, в ответ на что Россия занимает Мерв и оказывается вблизи Герата. Закручивается порочная цепочка событий. Вся английская политика на Востоке зацикливается на обороне Индии. «Не было ни одного события на Среднем и Ближнем Востоке, в котором заботливость Англии за свою колонию не проявилась бы в том или ином виде, чаще в дурном и отвратительном», — пишет генерал Снесарев, имея, в частности, в виду английскую поддержку турецкого деспотизма над христианскими народами, оправдание и подстрекательство турецких зверств ради поддержания неделимости Турции как буфера на пути в Индию, что в самой Англии вызывало негативную реакцию общественного мнения. Англия, по сути, делала то, что делать не хотела, и начинала ощущать, что ее ведет какой-то рок.

Тема рока доминирует и в русской литературе о завоевании Средней Азии. Евгений Марков в книге «Россия в Средней Азии» пишет: «Вместе с умиротворением Каспия началось роковым образом безостановочное движение русских внутрь Туркестана, вверх по реке Сыру, а потом и Аму-Дарье, началась эпоха завоеваний в Центральной Азии, — остановившихся пока на Мерве, Серахсе и Пяндже и переваливших уже на Памир — эту “крышу мира”... Нас гонит все какой-то рок, мы самой природой вынуждены захватывать все дальше и дальше, чего даже и не думали никогда захватывать». Указывая на стихийность российского продвижения в Азию, генерал Снесарев утверждает, что хотя оно и имело более организованный характер и закреплялось регулярной военной силой, «по существу оно оставалось прежним, и разницы между Ермаком и Черняевым нет никакой». «Инициатива дела, понимание обстановки и подготовка средств, словом все, что порождало какой-либо военный план и приводило его в жизнь, — все это находилось в руках среднеазиатских атаманов, какими были Колпаковские, Черняевы, Крыжановские, Романовские, Абрамовы, Скобелевы, Ионовы и многие другие. Петербург всегда расписывался задним числом, смотрел глазами и слушал ушами тех же среднеазиатских атаманов».

Это продвижение вообще не было направлено на какую-то определенную цель, а шло по пути наименьшего сопротивления. «Преграды на северо-западе и юге заставили народную энергию искать другого исхода и других путей; русскому народу оставалась Азия, и он рванул в нее по всем возможным направлениям... Это движение не направлялось на какой-либо фонарь, вроде Индии или Китая, а просто туда, где прежде всего было легче пройти», — свидетельствует Е.Марков. При этом в русском обществе интерес к Средней Азии отсутствовал точно так же, как в Англии интерес к Индии. Как отмечает А.Е.Снесарев, «Мы, русские, в сто раз лучше и основательнее знаем каждое маленькое местечко Италии, Швейцарии, Германии или Франции, ничем не касающееся наших государственных и народных интересов, чем свое собственное многоценное и крайне любопытное приобретение в Средней Азии, к тому же в смысле новизны, оригинальности и выразительности культуры несравненно более привлекательное».

Тому року, который гнал в дебри Азии и русских, и англичан, генерал Снесарев дает одно и то же название — «стремление к власти». В чем-то генерал, по-видимому, прав. Но это не может объяснить всего размаха событий. Не снимает вопроса: зачем? Для англичан вопрос этот оставался мучительной проблемой на долгие времена. Разные авторы разных веков давали на него разные ответы. Многообразие точек зрения характерно и для XX века. Ч.Лукас в качестве причин создания Британской империи называл высокие моральные ценности, филантропию, а также соображения национальной безопасности. Т.Смит видел основную причину расширения пределов империи в политических расчетах, амбициях государственных деятелей и в давлении внешних обстоятельств. Р.Хаэм объяснял экспансию переизбытком у англичан энергии, при том, что сознательно они никакой империи не желали, Г.Вильсон — постоянной необходимостью обороны, а Д.Юзуаг подчеркивал главенствующее значение экономических факторов. Но концы с концами не сходились. Количество работ, доказывающих, что Британская империя была выгодна лишь финансовой олигархии, и работ, столь же убедительно доказывающих, что она была выгодна английскому народу, в целом, примерно одинаково. «Политические противоречия в прошлом иногда создают впечатление, что империя была делом лишь части народа, а не народа как целого... Сейчас этот взгляд представляется устаревшим»44 . Однако из всего этого вовсе не следует ответ на вопрос: чем была для англичан империя?

Англичане, не находя удовлетворительного ответа на вопрос о смысле своей деятельности в Индии, спрашивая русских, зачем делают это они, — слышали в ответ лишь сентенцию в том роде, что со стороны англичан было бы умнее об этом не спрашивать. Но это была лишь отговорка. Все яснее наступало сознание того, что «для народа, одаренного практическим смыслом и предприимчивостью, в этом до сих пор продолжающемся блуждании (в данном случае речь шла о Дальнем Востоке, но, по существу, это то же самое) есть что-то ненормальное. Ясно, что где-то и когда-то мы сбились с пути, отошли от него далеко в сторону и потеряли даже направление, по которому должны были следовать к указанной нам Провидением цели», — признает Дж.Уильямсон в книге «Стадии имперской истории».

В России — та же неясность в отношении имперских целей. Такой авторитетный эксперт, как А.Вандам, в книге «Наше положение» пишет: «По единогласному отзыву всех русских ученых и публицистов, посвящавших свои знания и силы разработке международной жизни России, Восточный вопрос всегда занимал и занимает теперь едва ли не первое место в ряду других вопросов внешней политики русского народа. Но при таком серьезном значении Восточного вопроса... было бы весьма естественным ожидать, что у нас установилось относительно этого вопроса достаточно определенное и ясное представление. Что, собственно, должно пониматься под так называемым Восточным вопросом, в чем заключается для России его смысл и историческое содержание, — точных указаний на это, а тем более ясных и определенных ответов не находится у большинства наших писателей». И это при том, что, по оценке исследователя этой проблемы С.Жигарева, Восточный вопрос был «центром, вокруг которого группируются крупнейшие факты русской истории, главным рычагом и стимулом нашего общественного развития», «вместе с Восточным вопросом изучается история развития русского национального самосознания». Становясь же перед проблемой, чем был для России Восточный вопрос, мы, по существу, ставим вопрос о том, чем была или чем мыслила себя Российская империя. В конце XIX века почти не находилось авторов, которые могли бы дать вразумительный ответ.

Обе империи, одна — в Средней Азии, другая — в Британской Индии, оказывались до странного похожи друг на друга. Результат действий русских и англичан оказывается каким-то усредненным. Это не имперский народ создавал «свой» мир, который представлялся ему «должным», не он реализовывал себя в мире, а обстоятельства подчиняли его себе. Отсюда проистекали общие трудности и общие проблемы.

Две империи: соперничество и взаимовлияние

Ту форму соперничества, что на протяжении второй половины XIX века наблюдалась между Россией и Англией, можно назвать фронтальной. По существу, складывались две огромные фронтовые линии, которые как волны накатывались друг навстречу другу и постепенно захлестывали полосу, которая все еще разделяла их. Под напором этих встречных волн вся промежуточная полоса начинает казаться некой равномерной «сплошной» средой: естественные преграды на ней на удивление игнорируются, наступление русских войск идет прямо по «крыше мира» — высоким горам Памира.

Однако в процессе конфронтации эта как бы сплошная среда получает свою организацию: игнорируются ее естественная структурность, но создается искусственная. Она заполняется специфическими буферными образованиями. При всем разнообразии последних, их функциональное значение в любом случае связано со снижением скорости распространения влияния соперничающих сил в «сплошной» среде. Таким образом, при фронтальном типе соперничества буфер имеет функции «волнореза» для одной, а иногда и для обеих сторон (пример последнего — Тибетское государство). Буферы-«волнорезы» располагались вдоль тех линий соперничества, которые сложились в ходе русско-английского противостояния.

Логика соперничества приводит и к изменению структуры внутриимперского пространства. Организация пространства Ближнего и Среднего Востока в качестве арены соперничества между Россией и Англией вела к тому, что территории, уже вошедшие в состав одной или другой империи, как бы превращались в приграничную «крепость». Несмотря на то, что для Российской империи в целом было характерно прямое управление «забранной» территорией и ее гомогенизация по отношению к прочей территории, а для Британии — протекторатная форма правления и децентрализация, тем не менее русским в Средней Азии и англичанам в Индии не удавалось реализовывать типичные для них модели. В характере управления русским Туркестаном и британской Индией имелось множество сходных черт, которые были следствием объективных закономерностей организации геополитического пространства и не имели отношения к индивидуальным этнокультурным особенностям ни русских, ни англичан.

Так, вопреки обычной российской практике «устанавливать, насколько это было возможно, одинаковый строй жизни для всех подданных царя»45 , в Туркестане, по словам Л.Костенко, автора книги «Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности», русские «оставляли своим завоеванным народам многие существенные формы управления по шариату». Более того, генерал-губернатор фон Кауфман принял себе за правило «выдержанное, последовательное игнорирование ислама» — только бы не дать местному населению повода к волнениям. Туркестан представлял собой достаточно автономное образование, находясь под почти неограниченным управлением генерал-губернатора. Местное население в свое время величало Кауфмана «ярым-падша» — полуцарь.

Очевидно, что почти непосредственная близость Британской империи влияла на русскую туземную политику. Две империи самым пристальным образом наблюдали за действиями друг друга, анализируя самым дотошным образом каждое нововведение в политике соседей, и все, что казалось разумным, перенималось, иногда даже бессознательно. Так, в Туркестанскую администрацию проникла идея подчеркнутого уважения чужих национальных и религиозных проявлений, понятая как залог стабильности империи, идея того, что русское присутствие в регионе не должно понапрасну мозолить глаза местному населению, но в случае недоразумений позволительно принимать любые самые крутые карательные меры (аналог политики канонерок) — то есть несмотря на привычные декларации, формальные права гражданства, население новоприобретенных мест не рассматривалось как вполне «свое», а постепенно приближалось по своему статусу к населению колоний. С жителями Средней Азии не мог уже возникнуть сложный, по сути своей внутренний конфликт, как, например, конфликт русских с армянами в Закавказье — отношения с местным населением упрощались и становились более одномерными.

Сюда же относится и идея жесткого государственного покровительства русским, поселившимся в новозавоеванном крае. (Эту же идею пытался осуществить кн. Голицын в Закавказье, но без успеха.) До этого русским по существу предоставлялось самим справляться со своими проблемами. Они справлялись ценой больших трудностей и потерь, но зато вступая в прямой непосредственный контакт с местным населением, самостоятельно учась находить с ним общий язык (что и было самым ценным), в результате постепенно ассимилируя его, обучая своей вере и исподволь навязывая «центральный» принцип Российской империи. При этом, практически беззащитные, русские не имели никакой возможности ощутить себя высшей расой, проявлять какой-нибудь расизм. Рассчитывая почти только на себя, они были вынуждены смиряться, уживаться с туземцами мирно, как с равными себе. И этот порой мучительный процесс освоения русскими колонистами новых территорий был с точки зрения внутренней стабильности Российской империи значительно более эффективен, сколько бы ни требовал терпения и самоограничения в своих импульсивных проявлениях. Мощная государственная защита, действительно, казалась мерой разумной, но она значительно снижала глубину интеграции и интериоризации нового «забранного» края.

В свою очередь, влияние Российской империи на Британскую (на ее индийскую часть) выражалось в том, что англичане улавливали и непроизвольно заимствовали взгляд на свои владения (на Британскую Индию; к Африканским колониям это не относится), как на единую страну, причем страну континентальную — внутренне связанную и целостную. Происходила, с одной стороны, все большая централизация Индии, а с другой ее самоизоляция (более всего психологическая) от прочих частей Британской империи. Она превращалась в государство в государстве, построенное по своим собственным принципам. «Под влиянием благоприятно сложившихся обстоятельств первая зародившаяся колония Англии в Индии постепенно расширялась и образовывала могущественное государство, которое, как отдельная империя, является присоединенной к английскому королевству, но колония эта все-таки остается для своей метрополии посторонним телом»46. Интересно также, что, по утверждению лорда Керзона, «в строгом смысле слова, Индия — единственная часть английского государства, носящая название империи».

Этот процесс представляется нам в значительной мере следствием русского влияния, постепенного психологического вовлечения двух империй в жизнь друг друга, взаимодействия имперских доминант (тем более, что русские имперские доминанты в Средней Азии тем легче могли быть усвоены англичанами, чем меньше в них оставалось собственно русской характерности, чем более испарялась религиозная составляющая русского имперского комплекса).

Однако в чем взаимовлияния не происходило, в чем каждая из империй сохраняла свою особую специфику — так это в динамике народной колонизации. На нее почти не повлияли ни особые формы управления территориями, ни геостратегические нужды.

Особенности народной колонизации

Народная колонизация Средней Азии шла своим чередом, по обычному для русских алгоритму. В своем отчете об управлении Туркестанским краем его первый генерал-губернатор К.П. фон Кауфман писал: «С занятием в первые годы лучших из местностей, назначенных для заселения, колонизационное движение в край русских переселенцев не только не уменьшилось в последние годы, но, напротив, даже возросло в своей силе, особенно в 1878 и 1879 годах». В последующие годы, когда Семиречье временно входило в состав Степного генерал-губернаторства, переселение в регион было ограничено, а с 1892 по 1899 год запрещено. «Число селений за это время почти не увеличилось (в 1899 году их считалось 30), но значительно увеличилось число душ». Если в 1882 году их было около 15 тысяч, то в 1899 году около 38 тысяч. «Значительное число самовольных переселенцев (1700 семей) пришлось на 1892 год. С 1899 года Семиречье снова было подчинено генерал-губернатору Туркестана... К 1911 году было уже 123 русских поселения»47. С 1896 по 1916 годы в районе Акмолинска и Семипалатинска поселились более миллиона крестьян-переселенцев из России.

Однако, несмотря на столь явные успехи колонизации, между русскими переселенцами и туземным населением вставал невидимый барьер; провозглашавшиеся принципы ассимиляции оставались пустым звуком. Вернее, произошла подмена принципа: место Православия занял гуманитаризм — учение, на основании которого строился национализм европейских народов. На его же основе медленно и постепенно зарождался и русский национализм, который выражался еще не прямо, не через сознание своего превосходства, а встраивался в рамки исконно русского этатизма, который, таким образом, лишался своего религиозного содержания. Собственно, русские уже и не доносили до покоренных народов того принципа, который те должны были по идее (идее империи) принять. Его уже почти забыли и сами русские государственные деятели. Система образования по Ильминскому, широко практиковавшаяся в разных уголках империи, яркий тому пример. Показательно в этой системе образования и то, что она предполагала, как бы мы теперь назвали, «интернациональное воспитание» русских. Государство перестало полагаться на колонизаторский инстинкт русских, а считало нужным их чему-то специально учить. Это, в свою очередь, означало изменение обычной туземной практики, смену экспансионистских парадигм.

Народные массы переставали быть носителями имперской идеи. Активная колонизация Средней Азии в конце XIX — начале ХХ веков не вела к ее интеграции в общеимперское здание. Имперское строительство не могло быть лишь политическим процессом, а должно было стать элементом народной жизни. Для последнего же необходимо было, чтобы комфортная для русского народа модель колонизации получила еще и актуальное идеологическое обоснование, чтобы народ сам был активным проводником основополагающих религиозных ценностей империи.

Интенсивность и прочность народной колонизации зависела не от внешних трудностей и даже не от степени напряженности отношений с местным населением края, не от экстраординарности характера управления краем, а исключительно от внутренней комфортности способа освоения той или иной территории, возможности реализовывать присущие народу алгоритмы интериоризации территории. Облегчение внешних условий переселения в «забранные» края даже снижало его прочность: колонизация «на штыках», под государственным контролем и покровительством была, конечно, безопаснее и легче, но менее прочной, чем тогда, когда русским приходилось самостоятельно заселять новые территории и самим не только адаптироваться к природным условиям, но и приноравливаться к местному населению, как бы «интериоризировать» его в качестве элемента новой территории.

Искажение или ослабление центрального принципа империи не влияло на интенсивность переселенческого потока, но делало колонизацию менее прочной, поскольку не способствовало включению местного населения в общегосударственную целостность, оставляло его как бы внешним для империи элементом. Но в свою очередь колонизация была затруднена и в регионах, представлявших особую значимость с точки зрения центрального принципа империи — это были как бы особые территории, живущие внешне по обычным, но по существу по иным законам, чем другие окраины империи.

Таким образом, народная колонизация могла способствовать процессу интеграции имперской целостности, а могла быть ему безразлична. В свою очередь эта интеграция в некоторых случаях достигалась и без сколько-нибудь значительной колонизации. Каждый из этих случаев должно изучать особо — не может быть выводов, относящихся к русской колонизации вообще. Но нет, как нам представляется, и необходимости изучать все многообразие местных особенностей каждой области. Внешние обстоятельства колонизации были относительно малозначимым фактором. Вопрос в том, чтобы понять, что колонизация является сложным процессом, имеющим свои закономерности и испытывающим сбои под влиянием определенных факторов, которые могут быть выделены и описаны.

История народной колонизации, написанная с этой аналитической точки зрения, больше даст для понимания современности, чем описание межэтниче-ских конфликтов столетней давности. Во всяком случае, именно аналитическая история народной колонизации может дать нам возможность понять, в какой мере и как именно эти конфликты были в свое время внутренне преодолены, а насколько только внешне затушены.

____________________

1 См.: Долинский В. Об отношении России к Среднеазиатским владениям и об устройстве киргизской степи. СПб., 1865.

2 Moon P.T. Imperialism and World Politics. N.Y., 1927. P. 278.

3 Paul Veyne. L’Empire romain. In: Maurice Duverger (ed.) La Concept d’Empire. Paris: Presses Univ. des France, 1980. PP. 122.

4 Там же.

5 История дипломатии. Т. I. Москва: ОГИЗ, 1941. С. 98.

6 Dimitri Obolensky. Tradition et innovation dans les institutions et programmes politiques de l’Empire Byzantin. In: Dimitri Obolensky. The Byzantine Inheritance of Eastern Europe. L., Variorum Reprints, 1982. P. XVI, 3.

7 Медведев И.П. Почему константинопольский патриарх Филофей Коккин считал русских «святым народом». // Славяне и их соседи. М.: Издание Института славяноведения и балканистики АН СССР, 1990. С. 52.

8 Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 225.

9 Марков Е. Россия в Средней Азии. СПб., 1891. С. 254.

10 Encausse H.C. Organizing and Colonizing the Conquested Territories // Allworth Ed. (ed.). Central Asia. A Century of Russian Rule. N.Y., L., 1967. P. 160.

11 Южаков С.Ю. Англо-русская распря. СПб., 1867. С. 57.

12 Хворостинский П. Киргизский вопрос в связи с колонизацией степи // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 1. С. 91.

13 Шкапский О. На рубеже переселенческого дела // Вопросы колонизации. СПб., 1907, т. 7. С. 112.

14 Худадов В.Н. Закавказье. М.—Л. 1926. С. 2.

15 М.М. Грузино-армянские претензии и Закавказская революция. Киев, 1906. С. 27.

16 Кн. Мещерский. Кавказский путевой дневник. СПб., 1876. С. 227.

17 Липранди А. Кавказ и Россия. С. 287.

18 Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960, т. 2. С. 263.

19 Погожев В.П. Кавказские очерки. СПб., 1910. С. 128-129.

20 Шавров Н. Русская колонизация на Кавказе. «Вопросы колонизации», СПб., 1911, т. 8. С.65.

21 Там же. С. 141.

22 Сили Дж. Расширение Англии. СПб., 1903. С. 38.

23 Мэхэн A.T. Влияние морской силы на историю. СПб., 1895. С. 65.

24 Morot-Sir E. L’Amerique et Ie Besom Philosophique//Revue International de Philosophic Americaine. 1972. P. 5.

25 Петровская Е.В. Образ индейца-врага в истории американской культуры// Политиче-ская мысль и политическое действие. М., 1978. С. 77.

26 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. — Princeton; New Jersey, 1967. P. 144.

27 Устинов В. Об английском империализме. Харьков, 1901. С. 16.

28 Wright L.B. Religion and Empire: The Alliance between Piety and Commerce in English Expansion. 1558-1925. New York, 1968.

29 WilliansС.Р. The Ideal of Self-Governing Church: A Study in Victorian Missionary Strategy. Leaden etc., 1990. P. 92-95.

30 Hutchins F. The Illusion of Permanency British Imperialism in India. Princeton; New Jersey, 1967. P. 109.

31 Раппопорт С. И. Народ-богатырь: Очерки общественной и политической жизни Англии. СПб., 1900. С. 40-41.

32 Boel J. Christian Mission in India. P. 137.

33 Robinson R., GallagherJ. Africa and Victorians: Imperialism and World Politics. New York, 1961. P. 10.

34 Frounde J. Oceany or England and her Colonies.London, 1886.

35 Rerard Q. L’Angleterre et l’imperialisme. Paris, 1900. P. 67.

36 Гобсон И. Империализм. Л., 1927. С. 350.

37 Терентьев А.М. Россия и Англия в Средней Азии. СПб., 1875. С. 19.

38 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 32, 34, 87.

39 Костенко Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. СПб., 1870. С. 333.

40 Гобсон И. Империализм. С. 135.

41 Отчет о поездке в Индию Первой Туркестанской армии артиллерийского бригадного поручика Лосева. // Добавления к сборнику материалов по Азии. СПб., 1905. С. 50.

42 Bearce G.D. British Attitudes towards India.P. 69

43 Dodwell H. (еd.) The Cambridge History ofIndia. Vol. VI. The Indian Empire. Cambridge, 1932. P. 122-123

44 Usoigue G. Britain and the Conquest of Africa.Michigan, 1974. P. 635.

45 Suny R.F. Revange of the Past. Nationalism, Revolution, and the Collaps of Soviet Union. Stanford, Calif., 1993. P. 25.

46 Керзон. Положение, занимаемое Индией в Британской империи. Ташкент, 1911. С. 2.

47 Логанов Г. Россия в Средней Азии. // Вопросы колонизации. СПб., 1908, т. 4. С. 148-149.

Опубликовано в журнале:

«Дружба Народов» 2014, №8

Рыбное ведомство работает над организацией промысла в 2015 году

Росрыболовство ждет заключение комиссии государственной экологической экспертизы материалов, обосновывающих общий допустимый улов рыбы дальневосточных морей на 2015 г.

На оперативном совещании, которое провел 9 сентября заместитель министра сельского хозяйства – руководитель Федерального агентства по рыболовству Илья Шестаков, обсуждались организация промысла водных биоресурсов, вопросы в сфере рыбохозяйственной науки и образования.

Заместитель начальника управления организации рыболовства Росрыболовства Игорь Карпман доложил о вылове водных биоресурсов российскими пользователями. На отчетную дату добыто 2 млн. 962,9 тыс. тонн, что на 107,3 тыс. тонн, или на 3,5% ниже уровня прошлого года.

По словам Игоря Карпмана, сокращение связано в первую очередь с низким освоением ресурсов тихоокеанских лососей. Еще одна причина – снижение по сравнению с прошлым годом более общего допустимого улова основного объекта промысла – минтая. Для того чтобы сократить отставание, управление приняло ряд мер.

«Материалы по корректировке ОДУ на 2014 год в Восточно-Сахалинской подзоне в сторону увеличения на 50 тыс. тонн проходят процедуру государственной экологической экспертизы, – проинформировал Игорь Карпман. – Ожидается, что благодаря этому отставание по минтаю по итогам года будет преодолено».

Как сообщили Fishnews в центре общественных связей Росрыболовства, неплохие перспективы у российских рыбаков по освоению в этом году сельди: из 411 тыс. тонн добыто 161 тыс. тонн. Остаток квоты атлантической сельди в размере свыше 50 тыс. тонн и тихоокеанской сельди (общий объем около 200 тыс. тонн) предстоит освоить до конца текущего года. С 15 октября в соответствии с правилами рыболовства начнется траловый промысел олюторской сельди (к вылову предложено свыше 75 тыс. тонн).

Кроме того, управление провело работу по распределению части неиспользуемых научных квот, квот для иностранных государств и дополнительных объемов ОДУ для российских пользователей водных биоресурсов. Так, свыше 5 тыс. тонн минтая распределены для прибрежного и промышленного рыболовства в Северо-Курильской зоне. Плюс к этому – квоты трески, дальневосточных камбал, морских окуней, терпугов и макрурусов (суммарно около 1,6 тыс. тонн).

В ближайшее время ожидается выход приказов по увеличению добычи креветки на 1,6 тыс. тонн и трески на 1,1 тыс. тонн в подзоне Приморье. В Северном бассейне за счет переданных научных квот будут увеличены объемы для прибрежного рыболовства – трески на 6,1 тыс. тонн и пикши на 3,5 тыс. тонн.

Кроме того, началась подготовка приказов Росрыболовства по распределению водных биоресурсов на 2015 г. В связи с этим территориальным управлениям Росрыболовства поставлена задача совместно с органами власти регионов до 10 октября представить предложения по объемам водных биоресурсов для традиционного и спортивно-любительского рыболовства.

Заместитель начальника управления науки и образования Алексей Баранов отметил, что в настоящее время основная деятельность структуры связана с взаимодействием с Росприроднадзором по проведению государственной экологической экспертизы материалов, обосновывающих ОДУ водных биоресурсов на 2015 г.

К настоящему времени получены положительные заключения комиссии ГЭЭ по рыбам европейских морей, ожидается заключение по озеру Байкал с бассейнами впадающих в него рек, по рыбам дальневосточных морей, а также по беспозвоночным и водорослям. Кроме того, в Росрыболовство поступили положительные заключения на материалы, обосновывающие ОДУ на 2015 г. во внутренних пресноводных объектах по 21 субъекту РФ, материалы направлены в Минсельхоз. Также на рассмотрение в Росприроднадзор представлены корректировки общего допустимого улова на 2014 г. по минтаю, камчатскому крабу и трубачу.

В настоящее время заканчивается утверждение программ институтов по проведению ресурсных исследований в пресноводных водоемах, формируется План ресурсных исследований в пресноводных водоемах на 2015 г. Утверждены программы научно-исследовательских организаций по проведению морских ресурсных исследований в 2015 г. Соответствующий план направлен на согласование в федеральные органы исполнительной власти.

Алексей Баранов также доложил о первых результатах приемной кампании в подведомственных ФАР образовательных учреждениях. На обучение уже принято 10877 человек, из них за счет средств федерального бюджета будет получать образование 6243 человека.

По поручению руководителя Росрыболовства скорректирован график плаваний учебных парусных судов - количество заходов в иностранные порты сокращено, большую часть плавательной практики планируется проводить в открытых морских акваториях.

В глобальной экологической акции по уборке природных территорий «Сделаем!» примут участие 12 белорусских городов, включая Минск, Гомель, Гродно, Брест.

Как сообщает пресс-служба Центра экологических решений, уборки в рамках акции будут проходить каждые выходные с 13 сентября по 12 октября. Первая уборка пройдет 14 сентября на Заславском водохранилище (Минском море).

Как полагают в ЦЭР, участие Беларуси в международной акции поможет навести порядок в городах и сельской местности, местах отдыха, ликвидировать несанкционированные свалки в лесах и на прибрежных территориях.

Присоединиться к акции в своем регионе могут все желающие. Информацию о запланированных точках уборки на весь период акции можно узнать на сайтеgreenmap.by, где в режиме реального времени указываются места, на которых запланирована или проводится уборка, а также будут отмечены уже убранные территории.

У акции нет единого координатора, и любой желающий может организовать собственную уборку. Подробнее об этом можно узнать на сайте ЦЭР.

Акция «Сделаем!» впервые прошла в 2008 году в Эстонии и получила поддержку среди населения. За один день 50 тысяч добровольцев собрали 10 тысяч тонн мусора по всей стране. В 2012 году акция была преобразована во «всемирную уборку», к которой подключились более 80 стран, в том числе Беларусь.

Китайская компания Huawei открыла две профессиональные лаборатории учебного центра "Хуавэй Технолоджиз" в столице Белоруссии – городе Минск. В корпорации, специализирующейся на телекоммуникациях, считают перспективным обучение белорусских специалистов, которые смогут потом работать в местных подразделениях Huawei.

Лаборатории созданы на базе Высшего государственного колледжа связи. Они оснащены новейшим оборудованием. Здесь будут проходить подготовку не только студенты, но и работники профильных учреждений. Таким образом китайская корпорация реализует в Белоруссии проект полного технологического цикла: подготовку кадров, проектирование, производство и тестирование техники.

По оценкам правительства республики, емкость внутреннего телекоммуникационного рынка Белоруссии составляет сейчас примерно $500 млн. Поэтому белорусские власти заинтересованы в том, чтобы совместно с Huawei до 1 января 2017 г. локализовать в республике не менее 37% производственных мощностей в этой сфере.

Напомним, что Huawei реализует проект "Безопасный город" в столице Белоруссии. Он подразумевает применение на улицах мегаполиса видеоаналитических решений, с помощью которых можно определить и оперативно отреагировать на нештатные ситуации.

Huawei основана в 1987 г. и специализируется на производстве оборудования беспроводных сетей, оптических устройств, маршрутизаторов, приложений и аппаратного обеспечения.

Прекращение Польшей реверсных поставок газа на Украину в среду дало повод Киеву обвинить Россию в давлении на европейских партнеров и намерении в преддверии холодов лишить страну единственных поставок газа. Газпром опроверг обвинения, заявив, что не сокращал поставки газа Польше, а эксперты пояснили РИА Новости, что российский холдинг не обязан удовлетворять заявки покупателей в части сверх контрактных объемов.

Подобная интерпретация событий со стороны Украины происходит не впервые. Так, в июле Венгрия, из которой Украина также получает газ по реверсу, сократила объем поставок в страну. Киев тогда связал это с действиями Газпрома. Однако позже глава "Нафтогаза Украины" Андрей Коболев и пресс-секретарь Еврокомиссии Сабине Бергер пояснили, что снижение поставок связано с решением властей Венгрии увеличить запасы газа в ПХГ страны.

Упреки и опровержения

О прекращении реверсных поставок из Польши на Украину заявил в среду глава оператора украинской газотранспортной системы компании "Укртрансгаз" Игорь Прокопив.

"Не все идет так просто. Сегодня Россия начала ограничивать снабжение газа на Польскую республику, чтобы сорвать реверс с Польши, который мы получаем. В два часа Польша прекратила реверс на Украину в пределах 4 миллионов кубометров", — сказал Прокопив.

Довольно жесткая формулировка об "ограничении поставок газа" взбудоражила мировые СМИ. Масла в огонь подлило заявление пресс-секретаря польской нефтегазовой компании PGNiG Дороты Гаевски. "Отмечено сокращение поставок газа в пунктах Дроздовичи (Украина), Кондратки (Белоруссия) и Высокое (Белоруссия)", — заявила Гаевска. По ее словам, в понедельник объемы поставок газа в Польшу с восточного направления сократились на 20%, во вторник зафиксировано снижение поставок на 24% по сравнению с запланированными объемами.

Пока "Газпром" молчал, ситуация выглядела именно как злые происки российского холдинга. Однако все оказалось прозаичнее — в преддверии холодов и отсутствия поставок газа из России Украина вновь попыталась выдать желаемое за действительное.

Позже представитель "Газпрома" заявил, что компания не сокращала поставки газа Польше. "Сообщения информационных агентств о снижении объема поставок газа "Газпромом" в адрес польской компании PGNiG некорректны. В настоящее время в Польшу поставляется точно такой же объем газа, как и в предыдущие дни — 23 миллиона кубометров в сутки", — сказал представитель "Газпрома".

Отвечая на вопрос о причинах отклонения объемов фактических поставок от заявок польской стороны, он сказал: "Поставки газа по всем направлениям осуществляются исходя из имеющихся в настоящий момент ресурсов для экспорта и продолжающейся закачки в ПХГ на территории Российской Федерации".

Дьявол кроется в деталях

После заявлений "Газпрома" на сайте PGNiG появилось заявление с более аккуратной, но в то же время существенной формулировкой о том, что речь идет о запрашиваемых объемах газа. Эти объемы могут превышать контрактные и "Газпром" не обязан их удовлетворять. Позже в среду это признал "Нафтогаз Украины", заявив, что "Газпром" не удовлетворил именно заявку от PGNiG.

"Поставки (газа из РФ в Польшу — ред.) идут в прежнем режиме. Просто они (поляки — ред.) просят больше в связи с похолоданием. Заявка увеличилась в связи с похолоданием и, соответственно, ростом спроса, но "Газпром" продолжает поставлять газ в прежних объемах", — пояснил РИА Новости замгендиректора по газовым проектам Фонда национальной энергетической безопасности Алексей Гривач.

Словацкий получатель и дистрибьютор российского газа, компания Slovensky plynarensky priemysel (SPP), в среду получила на 10% меньше российского газа через территорию Украины, сообщил РИА Новости официальный представитель компании Петер Беднар.

"Компания SPP зафиксировала в среду, 10 сентября, падение поставок газа на уровне около 10%, — сказал Беднар. — Несмотря на это, поставки для всех заказчиков компании будут выполнены в полной мере. Компания SPP располагает достаточными запасами газа в подземных хранилищах и готова и далее гарантировать выполнение всех своих обязательств".

При этом в компании не уточнили, о каких объемах идет речь — запрашиваемых или законтрактованных. Ранее в среду польская PGNiG сообщила о снижении поставок российского газа как через Украину, так и через Белоруссию примерно на 20%. Однако затем выяснилось, что речь шла о снижении по сравнению с запрошенными объемами. Такие заявки могут превышать контрактные объемы, и "Газпром" не обязан удовлетворять их в полном объеме (сверх контракта).

Компания Slovensky plynarensky priemysel является получателем и дистрибьютором российского газа в Словакии. Фирма находится в стопроцентной собственности министерства промышленности республики. Ранее представитель SPP Петер Беднар заявлял РИА Новости, что компания не намерена заниматься реверсными поставками газа на Украину. Александр Куранов.

Украинская государственная компания "Нафтогаз", получив уведомление от оператора польской газотранспортной системы Gaz-System SA о прекращении реверсных поставок на два дня — до утра 12 сентября, пытается прояснить характер проблемы, говорится в сообщении Нафтогаза.

Ранее в среду польская PGNiG сообщила о снижении поставок российского газа как через Украину, так и через Белоруссию примерно на 20%. Позднее выяснилось, что речь шла о снижении по сравнению с запрошенными объемами. Однако к тому моменту глава Укртрансгаза, оператора украинской газотранспортной системы, Игорь Прокопив успел обвинить Россию в давлении на европейских партнеров с целью прекратить реверс газа на Украину.

Газпром опроверг обвинения, заявив, что не сокращал поставки газа Польше, а эксперты пояснили РИА Новости, что российский холдинг не обязан удовлетворять заявки покупателей в части сверхконтрактных объемов. Сам Нафтогаз в своем пресс-релизе также отмечает, что речь идет о неудовлетворении заявок польской PGNiG в полном объеме.

Нафтогаз обсуждает сложившуюся ситуацию с польским оператором и компаниями-поставщиками газа, чтобы прояснить характер проблемы. Компании проводят консультации о графике восстановления поставок и порядке оперативного реагирования на подобные риски в будущем", — сообщил Нафтогаз.

Пресс-секретарь Gaz-System Малгожата Польковска ранее заявила РИА Новости, что реверсные поставки на Украину прекращены "по техническим причинам", воздержавшись от дальнейших разъяснений.

Глава фракции "левых" в бундестаге Грегор Гизи считает необходимым проведение на Украине региональных выборов.

"Существует соглашение о прекращении огня, для меня это прорыв. Донбасс, разумеется, остается в составе Украины. Речь идет о широких правах автономии. Сейчас нам нужен "план Маршалла" для восточной Украины. Нам нужны региональные выборы", — сказал Гизи, выступая в среду на заседании бундестага.

В рамках заседания трехсторонней контактной группы (Россия — Украина — ОБСЕ) по урегулированию украинского кризиса 5 сентября в Минске киевские власти и самопровозглашенные Донецкая и Луганская народные республики достигли ряда договоренностей, в том числе о перемирии и об особом статусе самопровозглашенных республик. Ополченцы заявили, что им неинтересен статус в составе Украины и нужна независимость.

Что касается звучащих в СМИ сообщений об экстремистах в составе противоборствующих групп, то, заявил Гизи, "экстремисты есть с обеих сторон". "Так называемые добровольческие формирования украинской армии, которые имеют фашистскую структуру. Но и у сепаратистов есть экстремистские силы, которые требуют присоединения Донбасса к России и мечтают о Российской империи", — сказал немецкий политик. "Все вопросы должны решаться за столом переговоров", — заключил он.

Нынешний саммит Шанхайской организации сотрудничества, открывающийся в Душанбе 11 сентября, − своеобразный юбилей для президента Хасана Роухани. Год назад на саммите этой организации в Бишкеке состоялся его первый выход в «большой политический свет» в качестве избранного главы Исламской республики. Изменилось ли что-нибудь и в самой ШОС, и в отношениях с ней Ирана, а главное – каковы перспективы сотрудничества Тегерана с этой организацией? Вопрос далеко не праздный, поскольку положительный ответ на него многое может изменить в международных и региональных политических «раскладах».

Успехом Ирана на прошлогоднем саммите безусловно можно было считать принятую итоговую декларацию, в которой «ядерное досье» Тегерана упоминалось отдельно: «Государства-члены выражают озабоченность ситуацией вокруг Ирана и его ядерной программы. Они считают угрозы применения военной силы и односторонние санкционные меры отдельных государств против этой страны неприемлемыми. Снятие всех имеющихся озабоченностей возможно исключительно мирными средствами на основе принципов поэтапности и взаимности».

В переводе с языка официальных документов на нормальный человеческий язык это означало, что страны-участницы ШОС не считают себя обязанными поддерживать односторонние санкции в отношении Ирана, принятые США и их союзниками. Более того, ключевые участники Организации − Россия и Китай – заявили о том, что готовы видеть Иран активным участником совместных экономических проектов. Но принципиальный вопрос – о полноправном членстве Тегерана в ШОС, тогда не был решен, поскольку преодолеть пункт о том, что страна, находящаяся под международными санкциями, членом Организации быть не может, так и не удалось.

За прошедший год многое изменилось и в самом Иране, и вокруг Исламской республики, да и в мире в целом. Проблемы безопасности в регионе Ближнего и Среднего Востока стали еще острее. Россия сама оказалась под действием западных санкций. Экономическое противостояние Китая с США и его союзниками в Юго-Восточной Азии продолжает нарастать. А кроме того, появились два новых серьезных фактора, серьезно влияющих на региональные «расклады» и ту геополитическую игру, которая ведется вокруг сохранения западного контроля над регионом: во-первых, обрел вполне реальные очертаний Евразийский Экономический Союз. Во-вторых, новое поколение китайских руководителей во главе с Председателем КНР Си Цзиньпином не только выдвинули, но и приступили к реализации концепции «экономического пространства Великого Шелкового пути», в которой Ирану отводится одна из ключевых ролей.

Вывод, казалось бы, однозначен – участие Ирана в ШОС является теперь уже не просто инициативой Тегерана, но и настоятельной потребностью дальнейшего развития самой Шанхайской организации сотрудничества. Один из учредителей Организации – Россия – сама оказалась объектом санкционной агрессии. Казалось бы, все препятствия для участия Ирана сняты, но так именно что лишь кажется.

Астана и Москва никак не могут отказаться от навязанного Западом видения Ирана не как партнера, а как, ни много, ни мало, стратегического конкурента. Именно из-за этого при формировании повестки предстоящего саммита заявка Ирана вновь была отклонена. Причем, с потрясающей формулировкой – в связи с тем, что «Иран находится под санкциями»! Как будто Россия не находится под санкциями! Эти опасения еще и подпитываются регулярными информационными вбросами, которые «пятая колонна» делает через свои СМИ, через прикормленных, но полностью невежественных политиков и журналистов.

Кое-что об американской заинтересованности в делах ШОС

Проблема полноправного членства Ирана в ШОС, как выясняется, стала предметом самого пристального влияния американской дипломатии. Хорошо информированные источники сообщают, что еще месяц назад высокопоставленные дипломаты США проводили зондажные беседы со своими китайскими и российскими коллегами, пытаясь выяснить, не обернется ли саммит Душанбе неприятным сюрпризом для «иранского направления» внешней политики администрации Барака Обамы. В частности, российской стороне намекалось, что дескать, мы, США, не стали форсировать вопрос о предоставлении членства в НАТО Украине и Грузии, соответственно, ждем аналогичных «шагов доброй воли» в отношении вопроса с членством Ирана.

Китайским коллегам давалось понять, что шаги по углублению сотрудничества Ирана с Шанхайской организацией могут серьезно повлиять на ведущиеся переговоры по «ядерному досье», которые, утверждали американские дипломаты, вот-вот закончатся положительным результатом. Дескать, мы, США, вовсе даже и не против прирастания ШОС Тегераном, вот только чуть позже, потом, как-нибудь в другой раз.

Старая традиция американской дипломатии – лгать и запутывать, использовать двойные стандарты и переворачивать реальное положение дел «с ног на голову» − в период президентства Барака Обамы достигла невиданных ранее высот, не зря же главного дипломата США Джона Керри за глаза иначе как «Лгунишка Керри» не называют. Так и в этих зондажных беседах американские дипломаты, следуя составленным в Госдепартаменте США инструкциям, откровенно лукавили. Членство Украины и Грузии в НАТО на прошедшем в начале месяца саммите Североатлантического альянса в Уэльсе не состоялось по причинам, совершенно далеким от «доброй воли» США, и, если здесь кого-то и можно благодарить, то только здравомыслящих европейцев. Что же касается «влияния на переговоры по ядерной программе», то вина за их затягивание, а, следовательно, и за сохранение санкционного режима в отношении Тегерана, полностью лежит на США и их подельниках по переговорному процессу – Великобритании и Франции. Более того, развязанная Западом «санкционная война» против России окончательно показала всему миру, что санкции Запада никакого отношения к «борьбе за мир во всем мире не имеют», а являются оружием против неугодных режимов, осмеливающихся идти против воли Вашингтона и Брюсселя.

Поэтому истинная причина американского противодействия «прирастанию ШОС Ираном» кроется отнюдь не в мифической заботе США о ходе переговоров по ядерному досье. И уж тем более не в каких-то «шагах доброй воли». Стратегическая ось Москва-Тегеран-Пекин является настоящим кошмаром для американской дипломатии, означает крах надежд на установление тотального контроля над Средним Востоком и, соответственно, над путями транспортировки ресурсов. Потому Вашингтон использует любую малейшую лазейку для создания препятствий возникновению этой оси. И интриги вокруг ШОС – такое же поле битвы против союза наших стран, как и остальные вопросы – от ситуации в Сирии и Ираке до экономических контрактов.

Итоги года Хасана Роухани и «турецкий фактор»

После создания Евразийского экономического союза и начала реализации китайским руководством концепции «экономического пространства Великого Шелкового пути» поле для антииранских маневров Запада на Среднем Востоке и в Центральной Азии существенно сократилось. Грамотные и осмысленные военно-политические шаги Москвы по «привязыванию к себе» национальных оборонительных структур стран Центральной Азии, помноженные на усилия Пекина по экономическому развитию региона, пусть пока и несколько односторонние, создают предпосылки для серьезного сокращения западного влияния. Но эти благоприятные для Тегерана факторы весь год, прошедший с Бишкекского саммита ШОС, использовались администрацией Роухани явно не в полном объеме.

Понятно, что нельзя одновременно быть сильным на всех направлениях, как понятно и то, что основной, да, пожалуй, и единственной программной установкой, с которой Хасан Роухани и его команда шли на выборы, являлось снятие западных санкций либо существенное их ослабление. Второй по значимости внешнеполитической задачей команда нынешнего иранского президента считала снижение «градуса напряженности» в отношениях с Саудовской Аравией, развернувшей под лозунгом борьбы с шиитской экспансией в регионе полномасштабную «холодную войну», которая, по сути, давно уже перешла в войну «горячую».

Преследуя две эти, как тогда виделось в Тегеране, главные цели, администрация Роухани не только вела себя на других «внешнеполитических направлениях» достаточно сдержанно, но и откровенно меньше стала уделять внимание своему присутствию в Центральной Азии. Как следствие, не только серьезно сократились объемы товарооборота с этими странами, но и снизилась активность иранской дипломатии в отношении развития партнерства с ШОС. И сегодня, и год, и два назад было и остается наивным ожидать, что ШОС будет проводить какой-то особый «антизападный курс», который автоматически обеспечит Ирану постоянное членство в организации хотя бы по принципиальным антиамериканским соображениям. Но предприимчивость, участие в региональных проектах и тонкая дипломатическая игра, всегда бывшая сильной стороной Тегерана, вполне могли бы сформировать особый статус Ирана в ШОС. Не случилось. Администрация Роухани, с одной стороны, явно переоценила стремление Запада к диалогу с Тегераном (или, если уж называть вещи своими именами, откровенно «подкупилась» на показное дружелюбие Вашингтона, бывшее не более чем политической игрой). С другой – сократила свои усилия в таких внешнеполитических проектах, как, например, ШОС, которые отчего-то казались новому иранскому руководству не особо перспективными.

К сожалению, всего этого не произошло, и теперь на статус «особого партнера» как с ШОС, так и с Евразийским экономическим союзом претендует Анкара, которая действует в этом направлении достаточно настойчиво и грамотно. И в ходе своей избирательной кампании на президентских выборах, и уже после нее Реджеп Эрдоган достаточно откровенно заявлял, что политические цели Анкары на Среднем Востоке и в Центральной Азии, в отношениях с ШОС и ЕвразЭС заключаются в расширении влияния Турции в «тюркском мире», который является неотъемлемой и значительной частью региона.

Но обсуждая инициативы Турции в отношении расширения участия Анкары в ЕвразЭС и ШОС, следует учитывать, что выгоды от этого «расширенного участия» получит по абсолютному большинству позиций именно Анкара. Основное предложение Турции, то самое «тесное сотрудничество», заключается только в создании зоны свободной торговли, под которую турки готовы даже перейти на национальные валюты во взаимных расчетах. Отмена таможенных барьеров будет означать увеличение турецкого экспорта и позволит Анкаре ставить вопрос о снижении для себя цен на российские нефть и газ. Тем не менее, «особое партнерство» Турции носит достаточно ограниченный характер, и, конечно же, для ЕвразЭС и ШОС, исходя из задач этих интеграционных объединений, дает меньше, чем могло дать бы сотрудничество с Ираном. Очевидно, что ни один из серьезный экономических проектов ШОС, ни один из вызовов безопасности его участников не может быть решен достаточно эффективно без кооперации с Тегераном.

Афганистан не стал безопаснее, и Китай, Индия, участники ШОС могут обеспечить полноценную защиту своих инвестиций в эту страну только в сотрудничестве с Ираном. Как в сотрудничестве с ним Россия может наконец-то приступить к эффективному противостоянию продолжающейся афганской «наркоэкспансии». Поддержка Ираном идеи Банка развития ШОС и участие Тегерана в Межбанковском объединении Шанхайской организации вполне может стать началом работы Исламской республики в конкретных региональных экономических проектах, от планов строительства трансрегиональной транспортной инфраструктуры до участия в российско-китайском проекте создания системы персональной подвижной спутниковой связи, тем более что в этой высокотехнологичной отрасли Ирану есть что предложить. Вышеперечисленное и многое другое для кооперации с ШОС Иран мог бы предложит даже и в формате «особого партнерства».

*******

Двери в ШОС для Ирана остаются открытыми, а политические препятствия становятся не такими уж непреодолимыми, как казалось еще год назад. Остается только надеяться, что адекватно оценив обстановку на других направлениях, нынешняя президентская администрация Хасана Роухани сделает верный вывод о необходимости и неизбежности для Тегерана расширения своего участия в ШОС. В конце концов даже формулирование «особого статуса» страны-участницы требует дипломатической инициативы и тщательной проработки. Почему бы Ирану не начать эту работу с остальными странами-участницами прямо сейчас, на полях саммита Шанхайской организации в Душанбе?

Редакционная статья Iran.ru

Власти самопровозглашенной Луганской народной республики отменили запрет на выезд военнообязанных мужчин, сообщил РИА Новости представитель руководства ЛНР.

Ранее власти республики запретили выезд с территории ЛНР военнообязанных мужчин ввозрасте от 18 до 50 лет.

"Соответствующее распоряжение было дано главой Луганской народной республики Игорем Плотницким", — сообщил собеседник агентства, уточнив, что запрет отменен с 10 сентября. "Нашу республику есть кому защищать. В отличие от армии Украины мы не призываем насильно", — сказал он.

Ранее представитель СНБО Украины Андрей Лысенко заявил, что третья волна мобилизации в украинскую армию в связи с конфликтом на востоке Украины завершена. В соответствии с решением Верховной рады, третий за год этап мобилизации в армию был объявлен 22 июля — для подкрепления сил, задействованных в спецоперации. В мае этого года власти ЛНР заявляли, что мобилизация в ряды ополчения ведется на добровольной основе.

В рамках встречи контактной группы по урегулированию кризиса на Украине, которая прошла в Минске 5 сентября, киевские власти и ополченцы Донбасса договорились о прекращении огня, которое вступило в силу с 19.00 мск того же дня. В последующие дни обе стороны заявляли о нарушениях режима прекращения огня.

Эмбарго на импорт: перспективы и последствия

Ограничения на импорт продуктов питания нарушает продуктовый баланс РФ. Данные исследований компании «Технологии Роста».

Тамара В. Решетникова, Генеральный директор исследовательской компании «Технологии Роста».

Эмбарго на импорт из стран ЕС, Норвегии, Канады, США, Австралии и Украины, принятое Правительством РФ с 07 августа, затронули большой перечень продуктов питания и сельхозпродукции, в том числе, во fresh-сегменте.

Согласно заявлениям чиновников, перед российскими производителями открыты самые широкие возможности по наращиванию объемов производства в условиях отсутствия конкуренции со стороны импорта. Одновременно к росту поставок продуктов питания в Россию активно готовятся Турция, Китай, Белоруссия, Казахстан, Аргентина, Чили.

По мнению «Технологии Роста», в сложившейся ситуации с эмбарго имеют высокую вероятность реализации несколько тенденций в ближайшее время:

• Отечественные производители в ближайшей перспективе будут наращивать не столько объемы, сколько отпускные цены,

• Рост цен на значительную часть продуктов питания неизбежен. Увеличение цен в течение конца 2014 – начала 2015 гг. составит от 5% до 20% в зависимости от сегментов,

• Увеличение поставок fresh-продуктов из Турции и Китая ведет за собой рост доли низкокачественного импорта с нарушением фито-санитарных норм на российских прилавках,

• Дефицит продуктов питания будет ощущаться, прежде всего, в премиальных сегментах оригинальных продуктов,

• Для обеспечения продуктовой безопасности РФ требуется 3 условия: огромный объем частных инвестиций, «длинные дешевые» деньги из банков и мощная целевая поддержка сельхозпроизводителей со стороны государства. Пока у нас нет ни одного из этих условий.

Если говорить о потенциале роста внутреннего производства и полном импортозамещении, то, как показывает жизнь, опираться следует на реальные производственные возможности. По крайней мере, цикл производства не может быть сокращен или ускорен по желанию чиновников. Чтобы собрать яблоки, нужно высадить сад, чтобы получить сметану, требуется вырастить корову.

Отечественные производители смогут увеличить объемы производства овощей не ранее конца лета – начала осени 2015 года. Объемы производства косточковых фруктов смогут быть увеличены не ранее 2018 – 2020 гг., яблок и груш – не ранее 2020 – 2023 гг. При этом самым острым остается вопрос огромного дефицита современных овоще- и фруктохранилищ, и внедрения соответствующих технологий, позволяющих сохранять урожай до следующего года.

Круглогодичное производство свежих томатов, огурцов, баклажанов, перца и зелени в защищенном грунте для полного удовлетворения внутреннего спроса может быть налажено не ранее 2025-2030 гг., для чего необходимы значительные инвестиции со стороны частного бизнеса и работающие целевые программы поддержки со стороны государства.

В любом случае, введение годового эмбарго на несколько миллионов тонн продуктов питания, традиционно поступающих в Россию, серьезно нарушает сложившийся продуктовый баланс. Более того, изменения и ограничения коснутся не только конечных продуктов питания и пищевых производств, но и самих отечественных производителей. Так, современные технологии выращивания овощей и зелени в защищенном грунте предполагают использование специального оборудования и конструкций, а также минеральных удобрений, ядохимикатов, заменителей грунтов, а главное, - семян томатов, огурцов, баклажанов и пр. голландской, французской или немецкой селекции. Без всех этих составляющих развитие тепличного овощеводства в РФ на текущей стадии просто невозможно.

В конце лета-осенью влияние эмбарго на российские прилавки минимально, поэтому, с политической точки зрения, время для введения эмбарго выбрано совершенно верно. Отечественные потребители ощутят явный дефицит части продуктов питания и связанный с этим существенный рост цен, начиная с конца ноября – начала декабря. «Пик» проблем, связанных с эмбарго, придется на февраль – май.

Анализируя сложившиеся рыночные тенденции, компания «Технологии Роста» считает, что вероятность отмены запрета на импорт продуктов уже в январе-феврале 2015 г., является весьма высокой.

Самопровозглашенная Донецкая народная республика претендует на всю территорию Донецкой области и не согласится на "особый статус" для ее трети, которую она контролирует, заявил во вторник РИА Новости премьер-министр ДНР Александр Захарченко.

Накануне советник президента Украины Юрий Луценко заявил, что минский протокол не предусматривает особого статуса для Донецкой и Луганской областей в целом, и его получит лишь треть территории Донбасса, контролируемая ополченцами.

"Большое спасибо господину Луценко за столь щедрое предложение, но мы со своей землей как-нибудь сами разберемся", — заявил Захарченко. "ДНР — это вся Донецкая область, а ЛНР — вся Луганская область", — добавил он.

Протокол по итогам встречи трехсторонней контактной группы (Россия — Украина — ОБСЕ) по урегулированию украинского кризиса предполагает, среди прочего, перемирие и принятие на Украине закона об особом статусе Донецкой и Луганской областей и проведение досрочных выборов. Глава самопровозглашенной Луганской республики уточнял, что согласие ЛНР и Донецкой республики с принятием этого закона не означает их отказа от независимости.

Заключенное в Минске перемирие Захарченко назвал "возможностью без крови освободить незаконно занятую территорию". "Провокации и стрельба со стороны силовиков продолжаются", — также отметил он.

Некоторые французские производители экспортируют свои товары в Россию через Марокко, где на овощи и фрукты приклеивают этикетки, информирующие российского потребителя, что местом происхождения товаров выступает эта страна.

Другим способом экспорта французской сельскохозяйственной продукции являются поставки в Беларусь и Казахстан, которые вместе с Россией входят в Таможенный Союз.

В августе в интернет-магазине приложений AppStore появился новый сервис для часто летающих пассажиров и любителей путешествий - мобильное приложение CORNER для бронирования и покупки авиабилетов, созданное в партнерстве с Amadeus, ведущим международным поставщиком информационных технологий для индустрии туризма и авиаперевозок.

Артём Коновалов, генеральный директор Corner, отметил: "CORNER - удобное и простое приложение, созданное для тех, кто часто путешествует. С одной стороны - это сервис, который всегда под рукой, он позволяет выбрать и купить авиабилет с помощью мобильного телефона. С другой - это универсальный эксперт в области путешествий, он подскажет пользователю наиболее выгодный вариант перелета, посоветует куда дешевле или проще улететь в выбранные даты, предложит идеи для предстоящих поездок. Мы разрабатывали продукт только для мобильного телефона, нам было важно сделать его максимально комфортным в использовании. В итоге с помощью инновационных технологий Amadeus нам удалось создать самое быстрое приложение, которое подбирает оптимальные варианты перелета и позволяет купить билеты в рамках единого интерфейса".

CORNER вдохновляет пользователей на путешествия. Это удобный инструмент, который позволяет спланировать поездку буквально за считанные минуты. Однако высочайшая скорость поиска - далеко не единственное достоинство CORNER. Командой разработчиков был создан уникальный алгоритм поиска и отбора наиболее приемлемых вариантов перелета. Он устроен таким образом, что пользователям не придется просматривать тысячи ненужных результатов, для того, чтобы купить билеты. CORNER сразу демонстрирует только значимые и наиболее подходящие варианты перелета. Также, если пользователь еще окончательно не решил, куда именно хотел бы поехать - приложение сможет легко подобрать альтернативные города для поездки по цене, алфавиту, погоде или времени в пути.

CORNER - первый в мире сервис по покупке авиабилетов, реализовавший схему работы с партнерами по концепции meta booking, что позволяет приобретать билеты любого продавца в едином интерфейсе. Пользователь не переходит на другие сайты даже когда дело доходит до этапа оплаты и оформления билета. Это ноу-хау сервиса существенно упрощает процесс покупки билета, и, по мнению разработчиков, поможет ему завоевать популярность уже с первых загрузок. Ручной ввод данных сокращен до минимума. Данные для оплаты, например, вводятся автоматически, путем сканирования кредитной карты. Для выписки авиабилетов на первом этапе к проекту подключены онлайн-агентства, в перспективе планируется привлечь авиакомпании.

Грач Мурадян, руководитель группы IT-проектов, ООО "Амадеус-информационные технологии", сказал: "В компании Amadeus есть все необходимые технологии и большое желание воплощать в жизнь новые идеи. Интересная задумка разработчиков группы CORNER вдохновила нас на участие в проекте. Оригинальный интерфейс обеспечивает легкость покупки. Единый интерфейс используется как для поиска, так и для последующей работы с провайдером в момент покупки, что позволяет избегать потерь в уровне конверсии. Использование решения Amadeus Extreme Search обеспечивает получение точной информации о низких тарифах на большие глубины продаж за минимальное время, что является новым словом в мире систем метапоиска. В сервисе CORNER, на мой взгляд, удачно реализована комбинация оригинального интерфейса и сочетание поисковых решений Amadeus. Наши последние разработки в области веб-поиска, расчета тарифов и бронирования способны обрабатывать огромные массивы данных и практически мгновенно выдавать результаты, независимо от того, работает ли платформа в онлайне или в офисе агентства".

Себастьян Эгедиус, глава подразделения по развитию бизнеса туристических онлайн-агентств Центральной, Восточной и Южной Европы, Amadeus IT Group, прокомментировал: "Amadeus очень заинтересован и всячески поддерживает инновационные проекты в туризме, как на глобальном, так и на локальном уровне. Для нас, технологические стартапы, подобные CORNER, имеют особое значение, помогая нам вместе с нашими клиентами формировать будущий облик индустрии. Мы рады предложить свою поддержку и выступить IT-партнером российского проекта CORNER, с которым нас объединяют общие цели - сделать путешествия более доступными и привлекательными для самостоятельных клиентов. На примере CORNER мы смогли показать, как с помощью новейших онлайн-разработок и продуманной стратегии в мобильном интернете можно превратить этап подготовки в начало вдохновляющего путешествия".

Приложение CORNER предлагается пользователям бесплатно по ссылке https://itunes.apple.com/ru/app/corner/id899109587?ls=1&mt=8

Информация о компании представлена на сайте www.cornerapp.com

Amadeus - ведущий поставщик передовых технологических решений для мировой индустрии туризма и перевозок. Среди клиентов компании - поставщики услуг в сфере туризма и перевозок (авиакомпании, гостиницы, железнодорожные компании, паромные компании и др.), продавцы туристических услуг (туристические агентства и веб-сайты) и покупатели туристических услуг (корпорации и компании по организации поездок).

В компании работают около 10 000 человек по всему миру - в центральных подразделениях Amadeus в Мадриде (головной офис), Ницце (центр разработок) и Эрдинге (центр обработки данных), а также в 71 региональной коммерческой организации.

Бизнес-модель компании основана на обработке информационных транзакций для туристической отрасли.

Компания Amadeus зарегистрирована на испанской фондовой бирже; ее символ -"AMS.MC". Компания входит в инвестиционный рейтинг IBEX 35.

ООО "Амадеус - информационные технологии" является дочерней компанией Amadeus IT Group и отвечает за дистрибуцию продуктов и услуг Amadeus для агентств в России, Армении и Белоруссии.

Компания Stadler начала транспортировку двухэтажного подвижного состава для столичного "Аэроэкспресса". 6 сентября в порту города Базель была осуществлена погрузка на контейнеровоз всех шести вагонов первого поезда, которые были произведены на швейцарском заводе компании Stadler в городе Альтенрейн.

Вагоны первого состава были доставлены с завода специальными автовозами в порт Базеля, погружены на контейнеровоз и отправлены по Рейну в порт Амстердама, затем другим кораблем в порт Засница, где вагоны будут сцеплены в поезд и отправлены на пароме в Клайпеду. Там поезд сможет встать на российскую железнодорожную колею 1520 мм, которая отличается от европейской (1435 мм). Пусконаладка новых поездов будет осуществлена на заводе Stadler в Беларуси, после чего они будут отправлены в Россию.

В Швейцарии будут собраны первые четыре поезда, а остальная партия - 21 поезд - будет произведена уже в белорусском Фаниполе, где на данный момент уже завершена сварка четырех вагонов, и специалисты приступили к покраске и финальной сборке первого двухуровневого поезда, произведенного на территории Беларуси. На предприятии Stadler Minsk ("Штадлер Минск") будет сосредоточено не только производство, но и все пусконаладочные работы по новому подвижному составу.

После прохождения процедур заводской приемки поезда прибудут на экспериментальное кольцо в подмосковной Щербинке, где пройдут их комплексные испытания и будет проведена процедура сертификации. Начало коммерческой эксплуатации первого поезда назначено на июнь 2015 года, а последний из партии, двадцать пятый поезд, как ожидается, начнет перевозить пассажиров в июне 2016 года.

Компания Stadler Rail Group стала стратегическим партнером "Аэроэкспресс" после участия и победы в международном тендере, объявленном в Москве в 2013 году. В мае прошлого года стороны подписали контракт на поставку 25 двухэтажных поездов, 16 из которых будут в четырехвагонной составности и 9 - в шестивагонной, в общей сложности - 118 вагонов. Благодаря вводу в эксплуатацию нового двухуровневого подвижного состава провозная способность аэроэкспрессов возрастет на 30-40%.

Справка о компании "Аэроэкспресс"

"Аэроэкспресс" (www.aeroexpress.ru) - динамично развивающаяся компания-оператор, осуществляющая интермодальные и пригородные пассажирские перевозки в соответствии с лицензией Министерства транспорта Российской Федерации. ООО "Аэроэкспресс" обеспечивает железнодорожное сообщение между столицей и аэропортами Московского авиационного узла (Внуково, Домодедово и Шереметьево), а также городом Лобня. 20 июля 2012 г. состоялся запуск аэроэкспрессов во Владивостоке между центральным железнодорожным вокзалом и новым аэропортом Кневичи. С 22 мая 2013 года аэроэкспрессы начали курсировать в столице XXVII Всемирной летней Универсиады 2013 года - г. Казани.

В 2013 году услугами ООО "Аэроэкспресс" воспользовалось рекордное за историю компании количество пассажиров - 20,1 млн. человек. Из них, 16,8 млн. пассажиров было перевезено в аэропорты Москвы, что на 13,2% превышает аналогичный показатель за 2012 год. Доля компании на рынке интермодальных перевозок по итогам 2013 года составила 23,83%.

Справка о компании Stadler

Компания Stadler Rail Group - системный поставщик в области индивидуальных решений для производства железнодорожного транспорта. Заводы компании расположены на территории Швейцарии (Альтенрейн, Буснанг, Винтертур, Биль), Германии (Берлин-Панков, Берлин-Хоэншёнхаузен, Берлин-Райникердорф, Фельтен), а также в Польше, Венгрии, Чехии, Италии, Австрии, Беларуси, Алжире и США. Штат компании насчитывает около 6 000 человек, 3 000 из которых работают в Швейцарии. Наиболее известные модели в линейке Stadler Rail Group в железнодорожном сегменте - сочлененные электропоезда GTW (571 единица продана), рельсовые автобусы Regio-Shuttle RS1 (497 единиц продано), поезда FLIRT (968 единиц продано) и двухэтажные электропоезда KISS (190 единиц продано), а в трамвайном сегменте - низкопольные трамваи Variobahn (353 единиц продано) и Tango (147 единиц продано). Еще одним пополнением на рынке пригородного железнодорожного сообщения стала модель Metro (2 + 34 проданные единицы). Кроме того, Stadler Rail Group производит поезда метровой колеи, пассажирские вагоны и локомотивы, а также является ведущим в мире производителем подвижного состава для зубчатой железной дороги.

Экс-премьер Украины, лидер партии "Батькивщина" Юлия Тимошенко считает, что Киев, подписав в Минске протокол о прекращении огня на востоке Украины, де-факто признал самопровозглашенные Донецкую и Луганскую народные республики.

В рамках встречи контактной группы по урегулированию кризиса на Украине, которая прошла в Минске 5 сентября, киевские власти и ополченцы Донбасса договорились о прекращении огня, которое вступило в силу с 19.00 мск того же дня. В последующие дни обе стороны заявляли о нарушениях режима прекращения огня. Председатель постоянного совета ОБСЕ Томас Гремингер заявил в понедельник, что режим прекращения огня на востоке Украины "в целом" соблюдается.

"В Минске были подписаны протоколы о временном прекращении огня на востоке Украины. Я хочу сказать, что эти подписанные протоколы являются крайне опасными для целостности территорий Украины и для нашего суверенитета", — заявила Тимошенко журналистам в понедельник.

"Я считаю, что эти протоколы являются угрожающими для Украины, потому что в этих протоколах признаны неизвестные формирования ЛНР и ДНР как официальная страна, которая их подписала", — добавила экс-премьер. По ее мнению, это может дать основания полагать, что Украина признала факт ведения гражданской войны.

Тимошенко считает, что президент Украины Петр Порошенко должен созвать внеочередное заседание Верховной рады и четко и публично объяснить стране условия подписанных договоренностей в Минске, что за ними стоит и какие дальнейшие шаги будут предприниматься. "Все сегодня в нашей стране хотят убедиться, что за этим протоколом не стоит превращение части Украины в Приднестровье, что за этими протоколами не стоит сдача территории Донбасса", — добавила Тимошенко.

Страны Евросоюза однозначно дали понять, что решение о новых санкциях в отношении РФ они увязывают с перемирием на востоке Украины; в этой ситуации Япония не будет забегать вперед своих западных партнеров и не станет принимать новых санкций против Москвы, — заявил в понедельник РИА Новости политолог, один из наиболее авторитетных экспертов по вопросам российско-японских отношений, занимавший высокие посты в МИД Японии, директор НИИ мировых проблем при Институте промышленности в Киото Кадзухико Того.

"Я очень надеюсь на то, что перемирие перерастет в мир и на Украине ситуация успокоится. Но сейчас, наверное, никто не может дать определенного ответа на вопрос, будет ли это перемирие по-настоящему длительным. Судя по всему, от этого зависит сейчас решение европейских стран и США по поводу новых санкций против России. Все зависит от перемирия. Если уж западные страны стали склоняться к такой позиции, то Япония тем более не станет принимать новых санкций против России", — сказал эксперт.

Он отметил также, что развитие отношений Японии и России в ближайшей перспективе тоже в какой-то степени зависят от этого.

"Сейчас очень деликатный период. Важно, чтобы перемирие не было нарушено, и тогда против России не будет принято новых санкций. Затем очень важно, какое послание повезет в Москву бывший премьер-министр Японии Есихиро Мори, насколько оно будет позитивным", — отметил Того.

Ранее официальный представитель ЕК Пия Аренкильде Хансен заявила, что выполнение соглашения о прекращении огня на Украине будет решающим фактором для применения пакета санкций ЕС против РФ. По ее словам, ЕС учитывает все элементы, в том числе развитие ситуации на Украине и применение соглашения о прекращении огня. Она отметила, что пакет новых санкций основывался на пакете, который приняли в июле, "пошаговый и обратимый, то есть его можно расширять или остановить (его действие) в связи с развитием ситуации на месте".

Киевские власти в апреле начали на востоке Украины силовую операцию против недовольных февральским госпереворотом жителей региона. По последним данным ООН, жертвами конфликта стали уже более 2,7 тысячи мирных жителей. В Москве спецоперацию назвали карательной и неоднократно призывали мировое сообщество принять все возможные меры для прекращения огня. В рамках встречи контактной группы по урегулированию кризиса на Украине, которая прошла в Минске 5 сентября, киевские власти и ополченцы Донбасса договорились о прекращении огня, которое вступило в силу с 19.00 мск того же дня. В последующие дни обе стороны заявляли о нарушениях режима прекращения огня. Ксения Нака.

Самопровозглашенная Донецкая народная республика останется независимым государством, ни о каком "особом статусе" речи идти не может, заявил вице-премьер ДНР по социальным вопросам Александр Караман.

Опубликованный ОБСЕ протокол по итогам встречи в Минске 5 сентября предполагает принятие Украиной закона об особом статусе Донецкой и Луганской областей и проведение досрочных выборов. Премьер ДНР Александр Захарченко ранее уже заявил, что представители самопровозглашенных республик будут добиваться независимости. Он подчеркнул, что пункт об особом статусе в Минском протоколе не окончательный.

"ДНР — это независимое суверенное государство. Если его статус согласовывается с кем-то со стороны, в частности с Киевом, то так со стороны кто-то и будет определять политику", — заявил РИА Новости Караман.

В рамках заседания трехсторонней контактной группы (Россия — Украина — ОБСЕ) по урегулированию украинского кризиса 5 сентября в Минске киевские власти и самопровозглашенные Донецкая и Луганская народные республики достигли ряда договоренностей, прежде всего о прекращении огня на востоке Украины. Основные положения перемирия устанавливают прекращение боевых действий и обмен пленными.

С 1 октября 2014 года в соответствии с Решением Коллегии Евразийской экономической комиссии № 196 предварительное информирование о товарах, ввозимых на единую таможенную территорию Таможенного союза железнодорожным транспортом, станет обязательным.

Нововведение позволит повысить оперативность принятия решений должностными лицами таможенных органов посредством предварительного определения товаров и транспортных средств, подлежащих таможенному контролю, и существенно сократить сроки совершения таможенных операций.

Перевозчик, осуществляющий ввоз товаров железнодорожным транспортом на территорию Таможенного союза, будет обязан представить предварительную информацию не менее чем за два часа до их перемещения через таможенную границу Таможенного союза.

Уполномоченные экономические операторы, таможенные представители, экспедиторы, лица, имеющие право владения, пользования и распоряжения товарами, или иные заинтересованные лица должны представлять сведения о товарах, необходимые для осуществления предварительного информирования, перевозчику государства-члена Таможенного союза, на территории которого расположено место перемещения товаров через таможенную границу Таможенного союза, не менее чем за четыре часа до прибытия товаров.

Перевозчик осуществляет прием указанных сведений от данных лиц и их консолидацию.

Партия товара, в отношении которой предварительная информация не представлена в установленном объеме и в установленные сроки, будет относиться к области риска.

Хочется отметить, что за прошедшие годы хорошие результаты показало внедрение технологии предварительного информирования на таможенном посту ЖДПП Забайкальск, который находится в регионе деятельности Читинской таможни.

На таможенном посту ЖДПП Забайкальск эксперименты по внедрению предварительного информирования начали проходить с 2012 г. С каждым годом возрастало количество сообщений о перемещаемых вагонах и контейнерах из КНР.

За прошедший период 2014 года на таможенный пост ЖДПП Забайкальск поступило по прибытию поездов 17706 предварительных сообщений на 24516 вагонов и 17367 контейнеров. До прибытия поездов на Таможенную территорию таможенного союза от Харбинской железной дороги (КНР) поступило 73 предварительных сообщения на 74 вагона и 19 контейнеров. От ООО "Группа Компаний ЗТЛ" (Россия) поступило 2 предварительных сообщения на 1 вагон и 2 контейнера.

Неоднократно Читинской таможней организовывались рабочие встречи, Консультативные советы с участниками внешнеэкономической деятельности по теме предварительного информирования о товарах, ввозимых на территорию Таможенного союза железнодорожным транспортом. Проводились встречи и с представителями китайской железной дороги.

Так в августе этого года было проведено две рабочие встречи с представителями железных дорог РФ и КНР, участниками внешнеэкономической деятельности по вопросам введения с 1 октября 2014 года обязательного предварительного информирования в отношении ввозимых железнодорожным транспортом товаров.

Следует отметить, что все подготовительные работы по вопросам предварительного информирования о товарах, ввозимых на территорию Таможенного союза железнодорожным транспортом, велись совместно с представителями Читинского регионального отдела ООО "ТБЦ" ОАО "РЖД".

Введение обязательного предварительного информирования о товарах, ввозимых на таможенную территорию Таможенного союза железнодорожным видом транспорта, позволит обеспечить соблюдение рамочных стандартов безопасности международной торговли и повысить пропускную способность российских пунктов пропуска на внешней границе Таможенного союза.

Кроме того, применение предварительного информирования позволяет прогнозировать загрузку технических средств таможенного контроля и загрузку пункта пропуска в целом.

Президент Швейцарии Дидье Буркхальтер заявил, что прекращения огня на Украине недостаточно, обе стороны должны прийти к политическому решению, сообщает в понедельник агентство Рейтер.

"Я совсем не испытываю оптимизма. И с самого начала я не испытывал оптимизма", — сказал Буркхальтер на пресс-конференции в Женеве. По его мнению, прекращение огня может сработать, если захотеть". "Оба участника должны приложить огромные усилия, чтобы достичь прорыва", — подчеркнул он.

Президент Швейцарии отметил, что "одного прекращения огня недостаточно, однако это шанс, и стороны должны использовать его".

Киевские власти в апреле начали на востоке Украины силовую операцию против недовольных февральским госпереворотом жителей региона. По последним данным ООН, жертвами конфликта стали уже более 2,7 тысячи мирных жителей. В Москве спецоперацию назвали карательной и неоднократно призывали мировое сообщество принять все возможные меры для прекращения огня. В рамках встречи контактной группы по урегулированию кризиса на Украине, которая прошла в Минске 5 сентября, киевские власти и ополченцы Донбасса договорились о прекращении огня, которое вступило в силу с 19.00 мск того же дня. В последующие дни обе стороны заявляли о нарушениях режима прекращения огня.

Что может стимулировать переработку рыбы?

Александр ЕФРЕМОВ, Генеральный директор компании «Южморрыбфлот»

Развитие отечественной рыбопереработки является одним из важнейших элементов в обеспечении продовольственной безопасности страны и подъеме рыбного хозяйства. О том, какие факторы могут способствовать росту рыбопереработки и какие препятствуют этому, рассказал генеральный директор компании «Южморрыбфлот» Александр Ефремов.

– Сейчас представители власти, сельского хозяйства и рыбаки заговорили о том, что страна сама в состоянии обеспечить себя своим продовольствием и ничем не рискует, отказавшись от импортных продовольственных товаров. На Ваш взгляд, это реально, хотя бы в нашем секторе рыбопереработки?

– Безусловно, Россия способна обеспечить себя качественной рыбопродукцией собственного производства. Для этого есть главное – достаточная ресурсная база экологически чистой рыбы. Есть опыт и традиции производства рыбопродукции, еще сохранились определенные производственные мощности для ее переработки. Однако в целом отечественную рыбную отрасль нельзя назвать развитой – мы много лет экспортируем одну и ту же продукцию с минимальной степенью обработки, практически не расширяя ее ассортимент и не углубляя степень переработки. Удивительная ситуация – при уникальной ресурсной базе у российских предприятий нет ни одного собственного мирового бренда на международном рынке рыбопродукции! И эту ситуацию нельзя изменить только с помощью запретов, которые якобы должны снизить присутствие на российском рынке иностранной рыбопродукции. Недавно введенные санкции на импорт продовольствия из ЕС, США, Норвегии и Австралии могут оказаться бесполезными в плане стимулирования развития производства именно готовой для потребления продукции с высокой добавочной стоимостью. Во-первых, под запрет попало иностранное сырье, на котором работали российские производители готовой к употреблению рыбопродукции. Значительная часть розничной кулинарии, широкого ассортимента и видов упаковки производились именно из импортного сырья. И отсутствие конкуренции на рынке предложения рыбопродукции как сырья для глубокой переработки приведет к сокращению ассортимента выпускаемой готовой продукции для реализации конечному потребителю. Во-вторых, как ни странно, именно товары из рыбы с глубокой степенью переработки не вошли в список запрещенной к импорту продукции. То есть копченая семга из Норвегии, пресервы, филе, рыбная нарезка из Белоруссии, украинские и балтийские консервы по-прежнему будут присутствовать на нашем рынке. Такие санкции прямо стимулируют участников рынка удовлетворять внутренний российский спрос на эти виды рыбопродукции за счет продукции иностранного производства и ограничивают российских производителей в предложении рыбного сырья для глубокой переработки.

На мой взгляд, поддерживать отечественного производителя нужно не только такими запретами, необходимо давать ему и реальные экономические стимулы и гарантии для развития. В том числе такие, как снижение арендной ставки на землю, льготное налогообложение в режиме Единого сельскохозяйственного налога (ЕСХН) для всех рыбоперерабатывающих предприятий, субсидирование строительства инфраструктуры, холодильных площадей в непосредственной близости от успешно работающих рыбоперерабатывающих предприятий. Эффективным инструментом будет и субсидирование затрат на единицу произведенной продукции, а не просто выделение денег на проект на бумаге. И, конечно, самое важное – это снижение административных барьеров, которые являются основной причиной отказа рыбопромышленных предприятий от инвестирования в рыбопереработку. Намного проще и спокойнее осуществлять производственную деятельность далеко в море, подальше от контрольно-надзорных органов, чем ежедневно подвергаться воздействию государственного контроля. Столь мощная и разнообразная контрольно-надзорная деятельность, которая сложилась сейчас в России, не позволит развивать глубокую рыбопереработку в ближайшее время.

– О борьбе с административными барьерами говорится на всех уровнях непрерывно, но реально доходит ли дело до отмены или пересмотра каких-либо нормативов, препятствующих развитию рыбопереработки?

– Наш опыт работы в этом направлении говорит о том, что без персональной ответственности конкретных чиновников за решение определенного вопроса либо без коллективного лоббистского давления со стороны крупных рыбодобывающих структур, заинтересованных в сохранении сложившейся ситуации с распределением биоресурсов в отрасли, даже очевидные вопросы не решаются уже много лет. Формировать подобное коллективное лоббирование со стороны переработчиков рыбопродукции не получается из-за того, что эта часть отрасли малоразвита, а та их часть, которая присутствует на рынке, была создана и поддерживается иностранными производителями рыбного сырья, чьи интересы чаще всего не совпадают с интересами российских переработчиков рыбы.

Можно перечислить целый ряд проблем береговой переработки, которые в надлежащем порядке были доведены до ответственных ведомств: регулярными письмами, статьями, обращениями общественных организаций в различные инстанции, вплоть до Администрации Президента, судебными разбирательствами – но все без исключения вопросы по-прежнему не решены, а большая их часть просто забыта. Вот только некоторые из тех проблем, которые действительно не позволяют развиваться приоритетным для рыбной отрасли направлениям:

Непродуманные действующие требования предельно допустимых концентраций вредных веществ (ПДК), на основе которых разрабатываются нормативы допустимых сбросов для береговых рыбопререрабатывающих предприятий, не соответствуют ни мировому опыту в этой области, ни реальному экологическому состоянию морских акваторий в районах береговой рыбопереработки, ни здравому смыслу.

Сегодня предельно допустимые концентрации веществ для водоемов рыбохозяйственного назначения (для рыбы) более жесткие, чем санитарно-гигиенические (для человека)! По действующим нормативам у нас сточные воды после рыбообработки должны быть чище, чем вода для хозяйственно-питьевого и культурно-бытового водопользования. И это притом, что мы возвращаем в море то, что из него было изъято в виде биоресурсов, которые мы перерабатываем, и никаких химикатов для обработки рыбы не применяем. Обратившись к изучению опыта развитых стран, специализирующихся на переработке рыбопродукции в Азии (Япония, Южная Корея), мы не обнаружили подобных ограничений для сбросов отходов береговой обработки рыбы. Также мы не увидели никаких ограничений в Китае, где предприятия перерабатывают до 80% дальневосточных биоресурсов. Убежден, что именно отсутствием подобных, до конца не изученных экологических ограничений не в последнюю очередь обусловлено огромное отставание России в области глубокой переработки рыбы, а особенно это важно для Приморья как региона, географически ориентированного на развитие круглогодичного рыбного производства.

В отличие от большинства сезонных предприятий, которые работают 2-3 месяца в году «вахтовым» способом и находятся на удалении от контрольно-надзорных органов, мы, работая круглогодично, не можем игнорировать регулярные административные предписания и штрафы контролирующих органов, так как действующие нормы ПДК фактически запрещают сброс воды, используемой для переработки рыбы, в море. Поэтому много лет предприятие ищет выход из этой ситуации. Так, была запущена система резервуаров-жироуловителей для переработки отходов в рыбомучном производстве, дважды в разных специализированных организациях разрабатывались проекты сооружений для очистки сточных вод, велась работа с производителями сепарационного оборудования. Но те показатели очистки, которые были обозначены в спецификации на оборудование, в восемь раз превышали действующие требования ПДК.

Вопрос очень острый, уже были прецеденты, когда нормативы ПДК привели к закрытию предприятий береговой переработки в Приморье. Это случилось с компанией «НИВА-К» (торговая марка «Деликон»). Иностранные инвесторы, анализируя такие требования к сбросам отходов, попросту отказываются от инвестиций в береговую рыбопереработку. О каком развитии рыбопереработки стоит говорить? Необходимо как можно скорее пересматривать эти нормативы ПДК, причем на основе полноценных научных исследований. Мы поднимаем этот вопрос уже несколько лет, но необоснованные запретительные нормы продолжают действовать, ограничивая развитие важного направления рыбохозяйственной отрасли.

Не менее остро стоят вопросы многократного пересечения государственной границы. Каждый факт пересечения границы транспортным или перерабатывающим судном, не оформленным в пограничном отношении, квалифицируется пограничными органами как нарушение, а соблюсти требования законодательства судовладельцу, получив разрешение на пересечение границы, не представляется возможным, поскольку данное разрешение может быть выдано только при наличии на судне разрешения на добычу водных биоресурсов, которого на транспортном или перерабатывающем судне быть не может.

Несовершенство целого ряда административных регламентов и процедур приводит к огромным убыткам для рыбаков. Об этом говорят явные ограничения оперативной хозяйственной деятельности предприятий, а также обременение оборота скоропортящейся рыбопродукции, манипулирование ОАО «РЖД» условиями перевозки изотермическим подвижным составом, коллизия между Федеральным законом «О транспортной безопасности» и Водным кодексом в части ограничения доступа к водным объектам «граждан» (в терминах Водного кодекса) и «посторонних лиц» (в терминах Федерального закона «О транспортной безопасности») через территорию рыбоперерабатывающих предприятий, прилегающих к морю, многочисленные и зачастую устаревшие ограничения по линии промышленной безопасности и новые, не соответствующие организационным возможностям предприятий требования безопасности мореплавания в рамках международных конвенций и соглашений.

Безусловно, и вопрос о принципах распределения ВБР в рыбной отрасли так же важен, как вопрос о земле во время Великой Октябрьской революции, но он не позволяет решить на всех уровнях государственной власти такие проблемы развития рыбной отрасли, как продовольственная безопасность, насыщение внутреннего рынка рыбопродукцией российского производства; формирование условий для глубокой переработки – увеличение прибавочного продукта без увеличения нагрузки на ВБР, создание рабочих мест в прибрежных регионах, обновление производственных активов.

– Вы упоминали про субсидирование затрат на единицу произведенной продукции, что имеется в виду?

– На мой взгляд, поддержка рыбоперерабатывающих предприятий должна зависеть от реальных объемов производства. К примеру, сейчас в программах развития рыбного хозяйства большинства регионов предполагается значительная компенсация в виде прироста выпуска продукции либо процентов от стоимости затрат на постройку технологических линий, объектов инфраструктуры, производственных помещений, закупки оборудования. Все это относительные и плановые показатели. Само по себе строительство перерабатывающего завода или покупка сложного и дорого оборудования не гарантирует достижения целей общества по насыщению рынка продукцией – это промежуточный результат, который не всегда может привести к заявленным целям субсидирования. Не секрет, что приобрести оборудование можно по завышенной цене, получить от государства деньги и закончить на этом все развитие и модернизацию. Таких примеров достаточно. Кроме того, даже ответственный бизнесмен понимает, что реализация такого проекта, будь то рыбоперерабатывающий завод или аквакультурное хозяйство, связана с рыночным риском. Есть риск того, что проект станет убыточным и от него придется отказаться, бизнесмен потеряет деньги, но и государство их просто потратит впустую.

Поэтому я считаю, что инструменты субсидирования должны быть направлены непосредственно на необходимый для общества результат – субсидирование на единицу выпущенной продукции из ассортимента, который принято считать глубоко переработанным, т.е. готовым к употреблению потребителем. Платить за конечный, фактически подтвержденный результат, за уже произведенную продукцию было бы намного рациональнее для достижения обозначенных целей. Целесообразно больше поддерживать те предприятия, которые демонстрируют реальный, статистически подтвержденный, практический результат в необходимом обществу направлении, а не проектные изыскания, бизнес-планирование и технико-экономические обоснования, которые зачастую крайне далеки от реального производства в российской действительности.

– Тем не менее «Южморрыбфлот» продолжает вкладываться в различные проекты по производству продукции, пример – покупка и модернизация «Всеволода Сибирцева»?

– Приобретение «Всеволода Сибирцева» для нас не просто инвестиция, это часть долгосрочного планирования деятельности компании, направленной на увеличение прибавочного продукта за счет производства, а не эксплуатации «природной ренты» в виде ВБР, на углубление и расширение переработки сырья на берегу и в море. У «Южморрыбфлота» несколько лет работают в море две плавбазы – «Капитан Ефремов» и «Залив Восток», поэтому возвращение «Всеволода Сибирцева» – это осмысленный шаг по развитию производственных активов предприятия.

Сейчас на судне создана технологическая линия, позволяющая полностью перерабатывать любое рыбное сырье в безотходном режиме, в том числе и субпродукты: печень, молоки и другие отходы рыбного производства. Здесь можно выпускать три вида продукции: мороженую, консервированную и кормовую. Общий объем суточной переработки сырца может достигать 650 тонн. Мы рассчитываем, что объем производства нашей компанией готовой рыбопродукции увеличится до 100-110 тыс. тонн в год. С сырьем проблем возникнуть не должно, поскольку упор в производстве мы делаем на массовые в объемах промысла виды – лосось, сайру, сельдь. Рассчитываем на возобновление промысла сельди-иваси, запасы которой уже несколько лет подтверждаются наукой. Конечно, в производстве будут использоваться и другие объекты, как уже говорилось, мощности у судна большие и довольно разнообразные.

Это самое производительное рыбоперерабатывающее судно на Дальнем Востоке. Причем важно, что объемы выпускаемой продукции абсолютно не идут в ущерб ее качеству. Произведенные в море консервы ценятся намного выше сделанных на берегу, это справедливо и для других видов рыбопродукции. Очень скоро начнется сайровая путина, где традиционно производство консервов – важная часть промысла. Чтобы выделить рыбные консервы высокого качества из свежего (парного) сырья, изготовленные на КРКПБ «Всеволод Сибирцев», было решено выпускать их под новой торговой маркой – «Доброфлот». На рынок мы рассчитываем вывести товары под этим брендом уже этой осенью.

Поэтому мы нисколько не преувеличиваем, когда говорим о том, что «Южморрыбфлот» продолжает наращивать рыбопереработку, несмотря на множество нерешенных вопросов в этом секторе рыбной отрасли. Мы пошли на то, чтобы заплатить огромные суммы пошлин и налогов, сопутствующих возвращению в российскую юрисдикцию столь дорогостоящих производственных активов. Оставаться в статусе «незаходного» для судна, осуществляющего выпуск и обработку столь разнообразного ассортимента рыбопродукции, мы посчитали неприемлемым, несмотря на то, что вот уже несколько лет идет обсуждение возможности освобождения «незаходных» судов от платежей при заведении под российскую юрисдикцию.

Понимая из собственного опыта, как долго и сложно решаются менее сложные и не менее очевидные вопросы, обозначенные выше и не связанные с наполнением государственного бюджета, мы решили не ждать и заплатили все необходимые платежи. Компания никогда не руководствовалась сезонной прибылью. Развитие береговой переработки, которая является нашим основным видом деятельности, требует готовности в какой-то период работать в минус ради сохранения производственного потенциала, что включает производственные мощности, организационную структуру и обученный, опытный трудовой коллектив. А если посмотреть на понятие «производственный потенциал», то это прежде всего возможность реализовать и колоссальный объем рыбной переработки, и выпуск нового ассортимента рыбной продукции, и воспитание и обучение квалифицированных опытных кадров, и перспектива создания новых рабочих мест. Численность экипажей на наших судах состовляет около 1285 человек, у одного только «Всеволода Сибирцева» штатная численность 520 человек и может быть расширена до 600. На береговом рыбоперерабатывающем предприятии, фабрике по производству жестяной банки, судоремонтном заводе, а также в целом по компании еще работает не менее 1500 человек, что составляет общую численность круглогодично занятых в процессах, связанных с глубокой переработкой рыбы, до 2850 человек, и именно этот огромный трудовой коллектив и обеспечивает наш производственный потенциал.

– Тогда не получится ли, что главной проблемой в развитии рыбопереработки станет кадровый вопрос? Ведь о дефиците кадров для рыбной промышленности, в том числе и на Дальнем Востоке, в последнее время только ленивый не говорил…

– Мы уже давно принимаем активное участие в обсуждении и решении кадрового вопроса для рыбного хозяйства. Приходится сталкиваться с тем, что часто проблемы рыбного хозяйства пытаются решить одним махом, противопоставляя одни задачи другим. Как пример, для расширения производства и реализации конкурентоспособной российской рыбо- и морепродукции с высокой степенью переработки предлагается сделать упор на машинную модернизацию производства. Для этого в различные программы субсидирования вводят оценочные показатели так называемых «высокопроизводительных рабочих мест». Для обработки рыбы в море, я с этим частично согласен, это оправдано, но и даже в этом случае мы теряем сырье – большее его количество при машинной разделке уходит в отходы, а также теряем качество – нет еще таких машин, которые в рыбообработке могут сравниться в качестве выпускаемой продукции и заменить квалифицированного рыбообработчика. Для берегового производства в условиях неограниченности пространства производственных помещений, достаточно дешевой электроэнергии модернизация не столь экономически очевидна, т.к. ведет к сокращению рабочих мест, которые можно универсально использовать на других видах обработки, а также, как уже было сказано выше, к большой потере рыбного сырья за счет более высокого процента отходов, что неприемлемо для берегового производства, для которого рыбное сырье – это товар, купленный за деньги, а не вопрос расходования (списания) самого ценного для выпуска рыбопродукции в море – квот. Конечно, нельзя игнорировать технические достижения, но и концентрировать на модернизации столь огромные финансовые ресурсы также зачастую не оправдано. Для примера, стоимость одного нового крупнотоннажного, построенного по современному проекту рыбодобывающего судна сопоставима со стоимостью активов всех береговых перерабатывающих предприятий Дальнего Востока. Как это соотносится с целями государства, которое вкладывает огромные средства, чтобы удержать людей в дальневосточном регионе? Этот выбор должен делать предприниматель на свой страх и риск, а поддержка должна быть направлена прямо на то, что необходимо обществу и государству – готовую к употреблению рыбопродукцию.

Однако кадровые вопросы все же решаемы. Стимулировать создание рабочих мест вполне возможно, если использовать в качестве показателя для субсидирования по программам развития рыбного хозяйства среднесписочную численность сотрудников рыбохозяйственных предприятий.

В нашей компании был успешно реализован целый ряд проектов по привлечению иностранной рабочей силы. У нас работают северокорейские и индонезийские рыбообработчики. В свете последних событий на Украине и в Крыму у рыбной отрасли Дальнего Востока появилась еще одна возможность привлечения квалифицированных кадров с Украины, и мы не остались в стороне. Понимая историческую для России значимость присоединения Республики Крым, наше предприятие уже более трех месяцев помогает населению Крыма найти работу и адаптироваться в Приморье. Для этого мы незамедлительно после получения информации из СМИ о присоединении Крыма к России открыли в Севастополе филиал службы кадров ЗАО «Южморрыбфлот», благодаря чему на сегодняшний день нам удалось своими силами привлечь, оплатить проезд, проживание, питание, а также оказать организационную поддержку более 50 жителям Республики Крым, которые уже сейчас работают на судах нашей компании.

При этом хотелось бы отметить конструктивную позицию практически всех вовлеченных в переоформление украинских документов федеральных органов государственной власти, но прежде всего администрацию морских портов Приморского края, УФМС по Приморскому краю и Пограничного управления ФСБ России по Приморскому краю. Подобная оперативность и нацеленность на результат лишний раз подтверждает тот факт, что государственные органы власти могут быть крайне эффективны в вопросах, где обозначена четко и ясно государственная политика. В рыбной отрасли, к сожалению, подобной четко сформулированной политики до сих пор не сформулировано. Во всяком случае цели этой политики пока не отражены в регламентирующих действия чиновников документах, которые закрепляют должностную ответственность за достижения объективных количественных показателей развития отрасли в обозначенных государством направлениях развития рыбного хозяйства.

– Но чтобы решать проблемы в комплексе, потребуются довольно серьезные усилия и со стороны бизнеса, и, конечно, власти. Как Вы оцениваете сейчас способность чиновников сконцентрироваться на таком комплексном подходе к основным вопросам в отрасли?

– По проблемам отрасли нам удалось поднять два вопроса на апрельском совещании с полпредом Юрием Трутневым. Мы обозначили конкретные, зачастую достаточно простые, но крайне важные для рыбной промышленности проблемы, которые не решались в течение длительного времени. Помимо уже упомянутых необоснованно завышенных требований к составу сточных вод для береговой рыбопереработки и правовое регулирование при пересечение рыбопромысловыми судами госграницы.

Надо сказать, что тогда был озвучен новый и крайне важный для представителей контролирующих и проверяющих органов тезис: если в отрасли отсутствуют видимые, подтвержденные количественно значимые результаты – это, прежде всего, ответственность чиновников, которые не смогли создать благоприятную среду для развития рыбного хозяйства в необходимом обществу направлении. Сегодня руководители нашего предприятия до 30% времени затрачивают на взаимодействие с более чем 60 контролирующими, надзорными и регулирующим органами власти, которые занимаются проверками, надзором, мониторингом нашей деятельности и каждый раз находят поводы, чтобы выявить нарушения и вынести административное взыскание или штраф, некоторые из этих административных воздействий ставят предприятие на грань существования либо закрытия. Для того чтобы не быть голословным, мы свели в единую таблицу перечень всех контрольно-надзорных органов власти, которые непосредственно воздействуют на наше предприятие, осуществляющее приоритетный для развития рыбного хозяйства вид деятельности - береговую глубокую переработку рыбы. Уверяю вас, эта таблица впечатляет и скоро вы ее увидите.

Убежден, что отрасль должна быть избавлена от предвзятого либо просто халатного отношения чиновников, рыбное хозяйство должно развиваться в условиях удобной, понятной, предсказуемой и свободной предпринимательской среды, где присутствует честная и здоровая конкуренция.

Но это не значит, что и сами рыбаки должны уходить от ответственности за будущее отрасли. Все важные, значительные проблемы рыбацкое сообщество уже давно пытается решать сообща, в диалоге. Не последнюю роль в этом играют и будут играть отраслевые объединения. «Южморрыбфлот» много лет является членом Ассоциации рыбохозяйственных предприятий Приморья, и мы уверены, что решать такие глобальные задачи, как, например, продвижение российской рыбы на отечественном рынке, проще совместными усилиями, чем в одиночку. С помощью отраслевых ассоциаций можно объединять усилия по информированию потребителя о преимуществах отечественной рыбопродукции, о ее высоком качестве и экологической безопасности. Информированность потребителя – один из принципов цивилизованного рынка, этим нельзя пренебрегать ни государству, ни рыбакам. А это значит, что у всех рыбодобывающих предприятий есть общая цель – убедить покупателя в полезности нашей российской рыбы и качестве рыбопродукции.

Константин ОСИПОВ, журнал «Fishnews – Новости рыболовства»

Россия. ДФО > Рыба > fishnews.ru, 8 сентября 2014 > № 1168379 Александр Ефремов

Специалисты Госакваспаса МЧС России по Калининградской области завершили обследование в Балтийском море затонувшей во время Великой Отечественной войны немецкой баржи, на борту которой находится около шести тысяч взрывоопасных предметов, сообщил в субботу РИА Новости руководитель пресс-службы МЧС по Калининградской области Алексей Баранов.

"Впервые за несколько лет погодные условия позволили специалистам провести подробную фото- и видеосъемку баржи, взять пробы грунта и воды на наличие тяжелых металлов. По итогам обследования будет принято решение о дальнейших действиях и способах по обезвреживанию этого подводного объекта", — сказал Баранов.

В ходе проведения специальных работ специалисты зафиксировали изменения расположения баржи на грунте. Кроме того, что судно сместилось ближе к береговой черте, оно еще и разломилось на две части, что создает опасность выброса боеприпасов.

Сейчас баржа лежит на глубине 12-13 метров. Впервые за время обследования водолазам удалось попасть в трюмы судна, где, как выяснилось, также находятся боеприпасы. Пробы воды и грунта будут отправлены в московский институт "Геохим" РАН, где их исследуют на наличие опасных тяжелых металлов. За время этих работ водолазы подняли на поверхность около 200 боеприпасов.

Немецкая баржа затонула, предположительно, весной 1945 года, длина судна около 70 метров, ширина — 8 метров, водоизмещение около 2 тысяч тонн, на ее борту, по оценкам специалистов Госакваспаса, находится около 6 тысяч взрывоопасных предметов времен Великой Отечественной войны.

Впервые баржу, находящуюся всего в полутора километрах от береговой черты города Балтийска Калининградской области, специалисты обследовали в 2010 году. Тогда удалось поднять 530 боеприпасов, еще более 700 снарядов извлекли с морского дна в 2012 году, а в 2013 году подняли на поверхность и утилизировали свыше 800 боеприпасов времен Великой Отечественной войны.

Создание зоны свободной торговли между государствами Таможенного союза и Вьетнамом идет по графику, соответствующий договор будет готов к началу 2015 года, сообщил журналистам в ходе заседания российско-вьетнамской межправительственной комиссии первый вице-премьер РФ Игорь Шувалов.

"Мы обсудили создание зоны свободной торговли между государствами Таможенного союза и Вьетнама, и признали, что идем в соответствии с графиком. С первого января 2015 года должен реально заработать Евразийский экономический союз, и от имени Союза будет подписано соответствующее соглашение", — сказал Шувалов.

По его словам, осталось решить некоторые вопросы, которыми будет заниматься Минэкономразвития.

В конце августа глава Минэкономразвития РФ Алексей Улюкаев сообщил, что Россия планирует к 2015 году подписать соглашение о создании зоны свободной торговли с Вьетнамом. Тогда министр заявил, что у обеих стран есть общая цель — наращивание объемов торговли к 2015 году до 7 миллиардов долларов.

Проведение в Минске переговоров контактной группы по Украине на условиях равноправия говорит о легитимизации самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик, считает премьер-министр самопровозглашенной Донецкой народной республики Александр Захарченко.

"Вчерашние переговоры прошли на условиях равноправия… Это факт легитимизации нас", — сказал он журналистам в субботу в Москве.

По словам Захарченко, ДНР хотела бы получить скорейшее признание, в том числе в ОБСЕ.

Комментируя заявление президента Украины Петра Порошенко о намерении сохранить территориальную целостность страны, Захарченко сказал: "Нельзя сохранить независимость и территориальную целостность без решения народа".

В пятницу в Минске состоялась вторая встреча контактной группы по урегулированию ситуации на востоке Украины. Киевские власти и самопровозглашенные республики договорились о перемирии, а также о международном мониторинге за его соблюдением, об обмене пленными и об открытии гуманитарных коридоров. Перемирие вступило в действие в 19.00 мск пятницы.

Киевские власти с апреля проводят на востоке Украины силовую операцию, направленную против недовольных февральским госпереворотом жителей региона. По информации ООН, с середины апреля по 27 августа на Украине убиты более 2,5 тысячи мирных жителей, около 6 тысяч ранены. В Москве спецоперацию назвали карательной и призывают мировое сообщество принять все возможные меры для прекращения огня.

В августе норвежский экспорт морепродуктов в Россию упал в стоимостном выражении на 444 миллиона норвежских крон (54,7 млн. евро) – на 82% – в сравнении с августом прошлого года.

Тем не менее общая стоимость норвежского экспорта морепродуктов составила 4,8 млрд. крон, что на 157 млн. крон (3%) больше, чем в августе прошлого года.

«Последствия запрета на импорт пищевых продуктов из Норвегии, введённого в России, нашем крупнейшем рынке морепродуктов, по состоянию на 7 августа особенно проявились в экспорте форели и сельди», – говорит в пресс-релизе управляющий по связям норвежского Совета по морепродуктам Кристиан Крамер.

В августе 2014 года по сравнению с августом 2013-го импорт сёмги из Норвегии в Россию упал в стоимостном выражении на 82%, форели – на 84%, сельди – на 77%.

Общий экспорт сельди из Норвегии упал в августе на 5 млн. крон (3%) до 147 млн. крон.

Норвежской фьордовой форели в августе экспортировали на 150 млн. крон, что на 60 млн. (28%) меньше, чем в августе прошлого года. Крупнейшими рынками сбыта норвежской форели в августе были Белоруссия и Польша.

Российский запрет на импорт не имел подобного влияния на экспорт сёмги, пользующейся спросом во всём мире. В августе экспорт норвежской сёмги вырос на 11%, стоимостное выражение составило 3,3 млрд. крон, прирост 101 млн. (3%) относительно августа прошлого года. Крупнейшими рынками сбыта норвежской сёмги были Польша и Франция.

В Сочи проходит XII международный банковский форум «Банки России – XXI век»

В форуме принимает участие более 550 человек. Традиционно на сессиях и круглых столах выступят руководители Банка России, министерств и ведомств, представители кредитных организаций и ведущие эксперты финансового рынка. Трансляция пленарных заседаний форума ведется на портале Bankir.Ru.

XII международный банковский форум "Банки России - XXI век" проходит при поддержке ведущих мировых финансовых институтов - Всемирного Банка, Международного Валютного фонда и Европейского банка реконструкции и развития.

Как отмечается в приветственном письме Всемирного банка, «на протяжении многих лет Ассоциация региональных банков России активно способствовала устойчивому развитию отечественного банковского сектора. В перспективе её роль станет ещё более значимой, так как банки обращаются за руководством и содействием. В этом году работа Форума будет сосредоточена на рассмотрении вопросов надзора и регулирования в контексте глобализации, а также на стратегиях развития банковского сектора. Эти темы чрезвычайно важны, и я уверен, что в рамках данного мероприятия пройдут плодотворные дискуссии и обмен мнениями, полезные для всего финансового сообщества».

В письме ЕБРР говорится о том, что "форум стал важным ежегодным событием в финансовой и деловой жизни Российской Федерации. Тематика форума и конференций, которые проводятся в его рамках, всегда актуальна и представляет интерес не только для российских участников финансового рынка, но и для международных финансовых институтов".

Анатолий Аксаков: «Необходимо поддержать кредитную активность банков в приоритетных отраслях промышленности»

Президент Ассоциации «Россия», заместитель председателя Комитета Госдумы по финансовым рынкам Анатолий Аксаков в своем выступлении на Международном банковском форуме в Сочи рассказал о текущей ситуации в финансовом секторе России и перспективах его развития.

Он отметил, что в прошлом году много говорили о торможении экономического роста, прогнозы были неутешительными. В первую половину текущего года наметился положительный тренд в экономике России. «Надеемся, что ВВП рост будет около 2% это связано с тем, что промышленность показывает хороший рост, косвенный признак положительной тенденции – увеличение грузооборота в 1,5 раза по сравнению с прошлым годом. Сельское хозяйство даст хороший результат, что повлияет на рост общих показателей» - сказал Аксаков.

Для оптимизма есть основания, считает он: «мы рассчитываем на запуск инвестиционных проектов, в которые будет вкладываться государство. Есть частные проекты, они требуют финансирования. Для этого нам нужна адекватная банковская система».

Показатели банковской системы России в первые семь месяцев текущего года начинают демонстрировать позитивную динамку, рост активов сопоставим с прошлым годом, ожидается, что в этом году он будет даже более высоким. Совокупный кредитный портфель по итогам этого года превысит показатели прошлого периода. Рост кредитования нефинансовых организаций в 1,5 раза связан с импортозамещением. Крупный бизнес, который утратил доступ к внешним займам, обратился к российским крупным кредитным организациям, рассказал Анатолий Аксаков.

При этом он отметил рост просроченных кредитов в нефинансовом секторе. Доля просроченных кредитов увеличилась с 4,2 до 4,5 процентов. Темпы кредитования МСП сокращаются. Если раньше демонстрировали устойчивый рост, в этом году темпы затухают. Темпы роста кредитования физлиц уменьшилось почти в 2 раза. Считаю, это положительной динамикой, так как просрочка в сегменте необеспеченного кредитования растет быстрыми темпами, подчеркнул Анатолий Аксаков. В то же время, доля просрочки по таким кредитам выросла с 4,4% до 5,4%.

Проведенный Ассоциацией «Россия» опрос показал, что наибольшую обеспокоенность вызывает рост просроченных кредитов, на втором месте - ситуация с ликвидностью, на третьем – капитализация.

Объективных причин для девальвации рубля нет, на него влияют геополитические факторы. Думаю, ситуация будет более стабильной и волатильность уменьшится, отметил Анатолий Аксаков.

Он сообщил также, что темпы роста капитализации банковской системы резко снизились, составив лишь 4,3% за 7 месяцев этого года. Рентабельность упала, необходимы шаги властей, чтобы простимулировать рост капитала и это делается. Причина сложной ситуации с ликвидностью – это кризис доверия, вызванный активным отзывом лицензий банков, рост просрочки, отток капитала и волатильность на валютном рынке в первой половине текущего года, подчеркнул Анатолий Аксаков.

Только в летние месяцы ситуация начала меняется, объем вкладов превысил 17 трлн. рублей. Источники ликвидности известны - доля ЦБ РФ в привлеченных банками ресурсах постоянно растет. Потенциал рефинансирования кредитных организаций составляет 1-1,5 трлн. рублей. Стоит вопрос о расширении этих инструментов и новых вариантов предоставления этой ликвидности на рынок, сообщил он.

Президент Ассоциации «Россия» озвучил предложения по развитию банковской системы. Прежде всего, по его мнению, необходимо поддержать кредитную активность банков в приоритетных отраслях промышленности через долгосрочное рефинансирование, включая залог инвестиционных кредитов. Также нужно как можно быстрее запустить долгосрочное рефинансирование инвестиционных кредитов. ЦБ подготовил предложения до 3 лет, этого мало, надо до 5-10 лет, считает Анатолий Аксаков.

Создано агентство кредитных гарантий, потенциал гарантий 700 млрд. рублей. Кроме того, по мнению спикера, необходимо более существенно капитализировать МСП Банк, который должен сильнее влиять на процессы развития рынка МСП.

«Надеемся, что осенью будет предложен законопроект по сберегательным сертификатам, который предусматривает действие системы страхования. В результате мы получим инструмент безотзывных вкладов, что позволит укрепить ресурсную базу банкам. Надеемся, что ЦБ РФ будет более лояльно определять требования к резервам по таким сертификатам», заявил Анатолий Аксаков.

Александр Мурычев: «Нужно предложить промышленности инвестиционную льготу и снизить стоимость инвестиционного кредита»

Исполнительный вице-президент РСПП, председатель совета ассоциации «Россия» Александр Мурычев в своем выступлении на банковском форуме в Сочи отметил, что Россия, очевидно, находится на грани рецессии, так как за 7 месяцев 2014 года экономика страны выросла всего на 0,7%.

В то же время настроение компаний и банков в целом позитивное, согласно ежемесячному замеру РСПП индекса деловой активности, хотя есть и некоторый пессимизм, который касается, в первую очередь, доступности банковских кредитов.

Александр Мурычев остановился на рисках, существующих в бизнесе сегодня. По его словам, это риски потери конкурентоспособности по ряду секторов экономики, риски инфляции в связи с ограничением импорта продукции из-за рубежа, остро вопрос стоимости ресурсов, стоимость ресурсов растет, и банки очень хорошо это на себе чувствуют. Также увеличивается фискальная нагрузка на бизнес, и РСПП выступает активно против любых попыток изменить нагрузку на бизнес в сложившейся ситуации. В том числе РСПП выступает резко против введения налога с продаж. Это приведет к падению спроса на внутреннем рынке, резко вырастут цены, отметил он.

Коснулся Мурычев и вопроса переоценки изношенных основных фондов в промышленности. Есть инициатива правительства по принуждению промышленности к модернизации, но механизм по принуждению, по мнению РСПП, неверен, проще и точнее предложить промышленности инвестиционную льготу и снизить стоимость инвестиционного кредита. Спикер отметил и вопрос о деофшоризации – с марта 2014 года РСПП активно обсуждает этот законопроект об этом с Минфином. РСПП руководствуется тем принципом, что документ должен предусмотреть простой и понятный порядок администрирования, в нем должно быть мотивирован порядок возврат средств в экономику России, отметил Александр Мурычев. Надо не дать бизнесу уйти в тень или уйти в иные, нероссийские юрисдикции. Коснулся он и проблемы работы иностранных компаний на территории России. «Мы предлагаем предприятия, чья доля на 50% плюс 1% акция принадлежит резидентам нашей страны, считать российскими», - заявил Александр Мурычев.

По вопросу пенсионной реформы и ее накопительной части исполнительный вице-президент РСПП заметил, что и на 2015 год накопительная компонента пенсии работающих граждан будет заморожена, но в программу вовлечены миллионы людей, и им хотелось бы и далее формировать свои пенсии на основании накопительного элемента. Динамика вкладов в банках не имеет тенденции к увеличению, констатировал Мурычев. Есть вектор снижения накоплений граждан в банках, огромные объемы финансирования предоставляет банкам со стороны ЦБ РФ, и проблема залогов нарастает в экономике в катастрофических пропорциях. Корпоративный долг российских компаний на $200 млрд. выше объема золотовалютных резервов – ЗВР, общий объем долга наших компаний составляет порядка $700 млрд. «И в ситуации, когда мы не понимаем, какие санкции последуют, этот риск потенциально очень опасен, в ЗВР до 90% объема - это доллары и евро. Очевидно, что необходимо увеличивать объем золота в ЗВР», - считает Мурычев.

Он отметил также, что существует угроза блокировки расчетов наших банков по системе международных расчетов SWIFT. «Мы подготовили предложения в области строительства своей системы расчетов и отправили их в ЦБ. Мы должны организовать самостоятельную инфраструктуру расчетов, на отечественном рынке есть свои расчетные системы, которые работают даже более широким спектром операций, чем SWIFT, и мы должны зациклить свои операции по крайней мере внутри страны, на тот случай, если ситуация на международной арене будет ухудшаться, то к этому ухудшению надо быть готовым», - считает Александр Мурычев.

Юрий Чиханчин: «Нужно ускорить принятие решений по деофшоризации экономики»

Директор Росфинмониторинга Юрий Чиханчин в своем выступлении на банковском форуме в Сочи отметил, что финансовая система - это основа экономического развития государства. Стандарты FATCA определяют два фактора – прозрачность финансовых институтов и прозрачность реальной экономики. Прозрачность – это не просто исполнение закона, а создание законодательных механизмов для решения поставленных задач, подчеркнул он.

Глава Росфинмониторинга обратил внимание на внешние угрозы для финансового сектора. Санкционный механизм FATCA предусматривает, что резидент обязан информировать американскую налоговую службу. По сути, наши налоговые агенты становятся налоговыми информаторами американской стороны. Кроме того, на деятельности финансовых организаций скажутся озвученные санкционные списки. Банки должны через систему внутреннего контроля работать рационально с клиентами, взаимодействие должно строиться на новом уровне.

Чиханчин остановился также на внутренних угрозах. К сожалению, теневой сектор - явление международное, антиотмывочная система не всегда достигает ожидаемых результатов, и на теневой сектор приходится до 40% денежной массы, отметил он.

«Мы должны включить механизм более раннего предупреждения, не давая попасть кредитным организациям в проблемные ситуации. Нам удалось закрыть основные теневые площадки, но появилось много мелких региональных площадок. Мы с ЦБ выстраиваем системы дистанционного контроля, которые позволят увидеть теневые схемы, загрязненность фирмами-однодневками. Тем не менее, существует ряд проблем, которые нужно решать вместе с банковским сообществом», сказал он.

По словам Юрия Чиханчина, «мы не всегда знаем, куда уходит сомнительная клиентура банка и менеджмент, если они переходят в другие финансовые структуры. Надо подумать – создавать списки или выйти на другое решение, которое позволило бы защитить государство и банки от людей, запускающих подобные схемы».

Еще одна проблема связана с перечнем террористов, который обновляется еженедельно. Требования к работе с этим перечнем должны возрасти, считает он.

Кроме того, лишь треть кредитных организаций предоставляют сведения о прекращении обслуживания клиентов, сообщил Чиханчин. При этом, по его оценке, добровольное выталкивание клиента – это не решение проблемы, и еще хуже, когда клиент уходит в слаборегулируемый сектор.

Нужно ускорить принятие решений по деофширизации экономики, заявил в завершение Юрий Чиханчин.

Тимур Сулейменов: «Необходимо гармонизировать налоговое законодательство стран ЕЭС»

Министр по экономике и финансовой политике Евразийского экономического союза Тимур Сулейменов в своем выступлении на банковском форуме в Сочи остановился на вопросах, связанных с реализацией договора о создании ЕЭС, который был подписан 29 мая 2014 года и вступит в силу с 1 января 2015 года.

По словам Тимура Сулейменова, одно из главных направлений работы – построение единого финансового рынка. Странам ЕЭС надо гармонизировать требования и признать взаимно лицензии друг друга.

В рамках договора стороны приняли обязательство по сокращению взаимных изъятий и ограничений. Для этого поставлен срок – до 2025 года должны быть сформированы унифицированные требования ко всем участникам финансового рынка всех стран союза. А потом на базе этого регулирования будет создан наднациональный регулятор союза, который при этом не отменяет собой регулирование участников финансового рынка нацбанками своих стран. Также было подписано соглашение об обмене информацией в рамках ЕЭС, поскольку без информации невозможно будет построить общее финансовое пространство, сообщил Тимур Сулейменов.

Он отметил, что необходимо также гармонизировать и налоговое законодательство стран ЕЭС. Предложено ввести институт предварительного налогового резидентства для физических лиц. Это можно будет сделать уже с первого дня работы человека в другой стране в рамках Союза, то есть с первого дня работы он будет платить налог на доходы физического лица как резидент этой страны. Сейчас к гражданину другой страны применяется ставка НДФЛ как к нерезиденту, и человек вправе претендовать на возмещение избыточного налога лишь по истечении 180 дней работы в другой стране.

Были учтены вопросы гармонизации валютного контроля на территории стран ЭЕС. Бывали случаи, и не единичные, когда средства выводились из России с помощью фирм-однодневок на территории сопредельных государств Союза, поскольку особого валютного контроля между Россией, Белоруссией и Казахстаном нет, сообщил Тимур Сулейменов.

Сергей Барсуков: «Необходимо решить вопрос о вхождении именных сберегательных сертификатов в систему страхования вкладов»

Директор департамента Минфина Сергей Барсуков отметил в своем выступлении на банковском форуме в Сочи, что площадка ассоциации «Россия» позволяет достаточно активно транслировать в Госдуму инициативы банковского сообщества.

Говоря о ситуации на рынке, он уточнил, что спрос на кредиты для МСП сейчас не очень хороший, и государство этим озабочено. Недавно создано Агентство кредитных гарантий в форме небанковской кредитной организации, его работа должна внести вклад в расширение программы по финансированию малого и среднего бизнеса.

Усиление работы агентства – это предоставление повышенных гарантий в форме согарантирования программ между государством и бизнесом, а также усиление помощи, оказываемой Агентством кредитных гарантий банкам, введение стандартной процедуры по секьюритизации пулов кредитов, выдаваемых компаниям сектора МСБ.

«Расширение базы для рефинансирования – это тот вклад, который агентство должно внести в работу по расширению системы рефинансирования в общегосударственном плане», - считает Сергей Барсуков.

До конца 2014 года Госдумой должен быть принят закон, который переведет механизм санации банков под эгидой Агентства по страхованию вкладов (АСВ) на постоянную основу. Кроме того, «закон о банкротстве кредитных организаций будет погружен в целом в общий закон об банкротстве юридических лиц», сообщил Сергей Барсуков.

По его словам, необходимо решить вопрос о вхождении именных сберегательных сертификатов в систему страхования вкладов. До конца 2014 года этот вопрос планируется решить, и это будет вклад госорганов и законодателей в работу по поддержке банковской системы, сказал в завершение Сергей Барсуков.

Александр Генцис: «Небанки активно теснят банки с рынка финансовых услуг»

Член совета директоров компании «Диасофт» Александр Генцис заявил, выступая на форуме «Банки России-XXI век» в Сочи, что в России все будет хорошо, так как ЦБ уже построил такую систему расчетов, что внутри страны платежи между банками и предприятиями ходить будут, даже если стране отключат расчеты по международной системе SWIFT.

Компания «Диасофт» занимается каждодневной поддержкой банковского сектора, поэтому Генцис напомнил, что он неоднократно с трибуны сочинского форума говорил о том, что вот-вот на рынке появится поколение Y, которое сметет существующую реальность и предъявит новые требования к мобильному банкингу. «Эта реальность уже наступила - небанки уже находятся на рынке и оказывают людям финансовые услуги», - заявил Генцис. Он отметил, что все мы, и банки, и небанки, и конечные потребители финансовых услуг, находимся на рынке и должны встраиваться в изменяющуюся систему регулирования. По результатам проведенного компанией на сочинском форуме опроса выявлено три проблемы, которые считают для себя приоритетными банки – это снижение качества кредитных портфелей, давление на капитал и изменение регулирования. На этом фоне «Диасофт» обращает внимание на то, что банки и разработчики программного обеспечения все больше денег тратят на то, чтобы поддерживать статус-кво, то есть соответствовать нормам регулятора, даже не тратя денег на дальнейшее развитие.

Объемы рынка ИТ снижаются, значит, и количество денег в этой отрасли снижается, добавил Александр Генцис. Значит, встает вопрос приоритета – куда же эти деньги девать? Вывод - компании, в том числе и банки, сокращают и оптимизируют расходы, не начинают новые проекты и сокращают персонал. В то же время, небанки, не имея обременения в области регулирования со стороны требований Центробанка, растут. Так, объем новые открываемых кошельков ведущих российских мобильных операторов этой отрасли вырос на 18% за 2013 год, и дошло уже до того, что компания Деньги. Мейл.Ру объявили о создании собственной платежной карты, напомнил Генцис.

«Для каждого из присутствующих на форуме банков целесообразно построить систему, которая унифицирует бизнес в отделениях, разделит принятие решений на разных этапах работы отделения», - отметил Генцис. Он считает, что банки должны максимально структурировать и унифицировать все свои бизнес-процессы.

Генцис напомнил, что недавно ЦБ опубликовал рекомендации к тому, как банкам надо подходить к безопасности информационных систем, и они вступили в силу с 1 сентября 2014 года. Это еще один фактор, неожиданно ворвавшийся в жизнь банковского сообщества. Поэтому «Диасофт» предлагает банкам свою систему Flextera, которая позволяет не зависеть от поставки зарубежного программного обеспечения. «Так получилось, что мы заранее сделали ставку на независимые от производителя ИТ-платформы – и не прогадали», - отметил Александр Генцис.

Михаил Сухов: «ЦБ РФ поддержит доверие к банковскому сектору России путем введения требования Базеля III»

Заместитель председателя Банка России Михаил Сухов в своем выступлении на банковском форуме в Сочи отметил, что в последние полгода среда, в которой работают банки, очень сильно изменилась, при этом сегодня на операции кредитных организаций в большей степени влияют не внешние факторы, а изменения в российской экономике.

По словам Михаила Сухова, Банк России оптимистичен и пока не меняет прогнозы роста банковского сектора по итогам года – это предполагает, в частности, рост портфеля банковских кредитов на 15-17% и увеличение спроса клиентов на банковские продукты не менее чем на 1 трлн. рублей.

Ипотечное кредитование развивается темпами в 33% за год, что в 2 раза превышает прогноз Центробанка, подчеркнул Михаил Сухов.

Основным источником капитализации банковского сектора и в этом, и в будущем году останется банковская прибыль, отметил он.

По словам Михаила Сухова, ЦБ РФ обязан обеспечить условия стабильности банковского кредитования. С 1 января 2015 года вступает в силу обязанность банков передавать информативную часть кредитов в бюро кредитных историй. В результате будет обеспечена большая публичность информации о состоянии заемщиков, что позволит расширить доступ к кредитам, в том числе для граждан, которые сегодня жалуются на недостаточную доступность банковских услуг.

«ЦБ РФ поддержит доверие к банковскому сектору России путем введения требования Базеля III, и в этом вопросе какое-то прерывание в ходе введения этих требований или перенос сроков их внедрения недопустимы», - заявил Михаил Сухов.

Из 19 крупнейших банков, деятельность которых мониторит департамент ЦБ РФ по надзору за крупнейшими кредитными организациями, показатели ликвидности приведены в соответствие новым требованиям Базеля уже у восьми банков, причем без каких-то дополнительных усилий со стороны ЦБ РФ.

У Банка России нет никаких данных о том, что сберегательная активность населения снижается, заявил Михаил Сухов. Был локальный провал, начиная с апреля 2014 года, вызванный не внешними факторами, а снижением роста реальных доходов населения. Поэтому весенний эффект остановки роста вкладов был локальным, и вполне преодолим, считает он.

При этом, подчеркнул зампред ЦБ РФ, средства населения должны попадать в финансово устойчивые банки. По его словам, достаточно широкий круг банков привлекает средства населения под относительно высокие проценты. По итогам июля 2014 года, по данным ЦБ РФ, 297 банков привлекают вклады по ставкам, которые на 100 и более базисных пунктов превышают среднюю ставку, рассчитанную по 10 крупнейшим кредитным организациям. В том числе у 147 банков ставки по вкладам выше на 200 базисных пунктов.

ЦБ РФ считает, что уже осенью 2014 года необходимо применять решения, которые будут стимулировать банки предлагать разумные процентные ставки населению по вкладам. «Мы поддерживаем предложения Минфина по формированию дифференцированной шкалы отчислений банков в систему страхования вкладов, в зависимости от ставки, предлагаемой по вкладам», - заявил Михаил Сухов.

«Может быть введено и решение не страховать проценты по вкладам в банках, привлекающих вклады по высоким ставкам, или вообще не страховать вклады, привлекаемые под высокие проценты, здесь решения могут быть разными», - сообщил зампред ЦБ РФ. Он отметил, что система медицинского страхования не подразумевает выплаты по обращению граждан за медицинскими услугами к знахарям и целителям. И подобную практику можно применить и к финансовым шарлатанам. Михаил Сухов привел пример, когда ЦБ РФ отзывал лицензии у банков, привлекавших вклады под 16% годовых.

По состоянию на 1 января 2014 года 70 банков работало под запретом Банка России на привлечение вкладов населения. У 23 банков были отозваны лицензии, и 3 банка санировано, но 27 банков из этого списка решили свои проблемы самостоятельно, усилиями менеджеров и акционеров, сообщил Михаил Сухов. «Мы занимаемся не массовым отзывом банковских лицензий, мы занимаемся контролем банковской системы», - заключил он.

Владимир Чистюхин: «Банковское сообщество отстает в плане внедрения саморегулирования»

Заместитель председателя Банка России Владимир Чистюхин в своем выступлении на банковском форуме в Сочи напомнил, что 1 сентября исполнился год с момента получения Банком России статуса и полномочий мегарегулятора финансового рынка, и заявил, что стратегия на ближайшие 3 года должна отразить основные вопросы обеспечения стабильности и развития финансовой системы.

Он отметил важность повышения доступности финансовых услуг и подчеркнул, что в рамках закона о потребительском кредите действуют теперь микрофинансовые организации, ломбарды и кредитные кооперативы. «Очевидно, что мы не можем обойтись без этих институтов, так как они выполняют две важные функции – более широко оказывают услуги в регионах, где кредитным организациям работать не выгодно, и благодаря высокому аппетиту к риску могут активно финансировать стартапы», сказал Владимир Чистюхин.

Он также отметил, что в настоящее время ЦБ РФ рассматривает проект по развитию финансовой грамотности. Банк России считает, что создание одного окна для жалоб потребителей помогло бы комплексно рассматривать обращения граждан. Перспективным может быть проект рассмотрения жалоб потребителей с использованием электронного формата. ЦБ РФ рассматривает также вопрос создания колл-центров для рассмотрения жалоб потребителей, и сейчас изучает международный опыт в этой области. Реализация программы развития финансовой грамотности - это вопрос не одного года, отметил Владимир Чистюхин.

Важным аспектом выживаемости банковского бизнеса зампред ЦБ РФ назвал стандартизацию финансовых инструментов и создание конгломератов, которые должны представлять услуги по всему спектру финансового рынка. Владимир Чистюхин также заявил, что банки должны сосредоточиться на среднесрочном и краткосрочном кредитовании, а вопрос приобретения акций на длительное время – это вопрос работы других институтов финансового рынка, считает он.

Предполагая развивать консолидированный надзор, мы учитываем такую структуру финансового рынка как саморегулирование, сказал Владимир Чистюхин. По его оценке, банковское сообщество отстает в плане внедрения саморегулирования. Зампред ЦБ РФ выразил надежду на то, что закон об СРО будет принят Госдумой в осеннюю сессию работы парламента. Наличие этого закона позволит создать правильный баланс между регулированием ЦБ РФ и саморегулируемой деятельностью.

Он сообщил также, что ЦБ РФ выработал 233 ключевых показателя эффективности для участников финансового рынка, из них 164 обязательны для исполнения.

Дмитрий Гришанков: «В стране есть деньги, но они куда-то деваются»

Президент международной группы РАЭКС Дмитрий Гришанков отметил, что в России сохраняется колоссальный разрыв между накоплениями и сбережениями. В стране есть деньги, но они куда-то деваются и не попадают в финансовую систему.

Поэтому в долгосрочной стратегии развития, разработанной Ассоциацией и рейтинговым агентством «Эксперт», указано, что положение банковской системы в России нужно, как минимум, хотя бы не ухудшить.

Он напомнил, что многие программы, уже развернутые в России, позволяют бизнесу выйти из тени, и привел пример лизинга – развитие программ получения техники в лизинг как раз и позволило выйти на классический путь развития многим транспортным предприятиям.

Говоря о небанковских сегментах финансового рынка, он отметил, что в вопросе страхования перед Россией стоит проблема создания глобальных институтов перестрахования, а над отраслью коллективных инвестиций дамокловым мечом висит проблема будущего накопительной части работающих граждан.

вгений Данкевич: «Право банка на выбор более качественного заемщика»

Председатель правления банка «Открытие» Евгений Данкевич заявил, что регулирование рынка меняется с течением времени, но не все эти изменения замечают. По его словам, сейчас уже мало кто помнит, что опиум когда-то продавался как хорошее средство от бессонницы.

Граждане не должны рассматривать депозиты как рискованный инструмент с гарантией: «пойду положу под 16% годовых, все равно АСВ все выплатит». Защита заемщиков также должна быть не защитой от банка, а воспитанием его ответственности за действия, которые он совершает.

Один из способов снижения ставки по кредитам – это право банка на выбор более качественного заемщика. На взгляд Евгения Данкевича, было бы целесообразно законодательно открыть банкам доступ к информации о гражданах, накопленной в госорганах – в налоговых инспекциях и в Пенсионном фонде. Это поможет банкам понимать, насколько человек вообще аккуратен в проведении своих платежей, и это поможет банкам устанавливать хорошим клиентам индивидуальные ставки.

Елена Гостева, Елена Попова, Геннадий Порсков

Почему китайцы такие...

Елена Кузьмина

Уровень интереса русских к Китаю и китайцам — величина непостоянная. В конце 2000-х годов, незадолго до пекинской Олимпиады, когда Китай стал предметом особого внимания во всем мире, несколько российских центров изучения общественного мнения провели исследования, которые должны были показать, как велика осведомленность наших соотечественников о Китае и насколько мы благорасположены к ее жителям. Оказалось, что относимся к китайцам мы в целом положительно[1], из примечательных национальных черт выделяем трудолюбие, работоспособность, ум и энергию. Не обошлось, правда, и без упоминаний негативных качеств: хитрости, наглости[2], пронырливости и лицемерия[3]. Осведомленность оказалась умеренной: респонденты назвали лишь троих выдающихся представителей Китая — Мао, Конфуция и Дэн Сяопина. С Китаем у нас ассоциируются: производство одежды, огромная численность населения, рис, Китайская стена, узкие глаза, коммунизм и палочки для еды[4]. Еще один, не столь научно выверенный, но эффективный инструмент исследования, «Гугл», дает показательную перспективу. Набирая в поисковой строке «почему китайцы такие…», мы получаем варианты продолжения: «тупые/жестокие/умные/худые». Если же спросить нас — китаистов, некитаистов, тех, кто имел или не имел опыта общения с китайцами, — скорее всего, наши ответы на вопрос о том, что это за люди, будут укладываться в рамки, заданные социологическими опросами, а то и подсказками «Гугла». Почему так происходит? Может быть, все подобные исследования лишь отражают известные стереотипы? Или у наших суждений есть реальные основания?

В этом отношении интересно сравнить наши впечатления с первым в отечественной традиции описанием китайцев, сделанным, наверное, самым эксцентричным и непосредственным «наблюдателем» в истории российской китаистики — Иваном Орловым (1765—1840). Его сочинение тем более ценно, что создано на рубеже XVIII и XIX веков, в «достереотипную эпоху», когда общественного мнения о китайцах попросту не существовало. С момента публикации в 1820 году оно не переиздавалось и, к сожалению, выпало из научного оборота, хотя представляет несомненный интерес не только для специалистов, но и для широкого круга читателей. Это не просто уникальный источник с точки зрения истории науки, истории русского языка и культуры, но, что еще важнее, — единственное в своем роде свидетельство очевидца, жившего в Китайской империи в период последнего расцвета традиционного Китая. Удивительным образом оно предвосхищает, а в какой-то мере и обосновывает современные представления о национальном характере и привычках китайцев.

Русская духовная миссия: первый взгляд на Китайскую империю

Первые контакты русских и китайцев относятся к XVII веку — периоду активного освоения Россией Восточной Сибири. Тогда взаимодействие между русскими и китайцами ограничивалось эпизодическими столкновениями с войсками маньчжурской династии Цин, правившей в Китае между 1644 и 1911 годами. О продолжительном мирном сосуществовании двух наций, уже на китайской земле, стало возможным говорить не ранее XVIII века, когда в Пекин прибыла первая русская духовная миссия. Идея направить в Китай такую миссию возникла почти случайно, когда в Петербург пришло известие о деятельности первого православного священника в Китае Максима Леонтьева. Отец Максим совершал богослужения единственно ради сохранения православной веры в небольшой русской общине в Пекине, состоявшей из пленных албазинцев и их семей[5]. После его смерти в 1712 году просьбы албазинцев прислать нового священника способствовали тому, что уже в 1716 году первая духовная миссия во главе с митрополитом Илларионом прибыла в Пекин.

С прибытием второй миссии в 1729 году в распоряжении русских оказались уже два подворья — Северное, где находилась Никольская церковь и жили албазинцы, и Южное, в почетном месте в центре Пекина, на посольском дворе. Русские миссионеры состояли на службе одновременно у России, подчиняясь церковной юрисдикции сибирских митрополитов, и у Цинской империи, так как обслуживали русскую гвардейскую роту цинских войск. Задачи перед миссией стояли самые широкие: от дипломатического представительства Российской империи в Китае до изучения культуры, традиций и языка Цинской империи. Позже, в XIX веке, среди участников русской духовной миссии были такие выдающиеся синологи, как И. Я. Бичурин, П. И. Кафаров и другие, и она не случайно считается колыбелью российской синологии.

К моменту прибытия в Пекин Ивана Орлова российская духовная миссия, существовавшая уже более полувека, накопила множество различных документов, в том числе о Китае. Но первая серьезная, или по крайней мере по-настоящему амбициозная, адресованная широкой публике попытка дать исчерпывающее описание Китайской империи была сделана Иваном Орловым.

Иван Орлов и его роль в русской миссии

Иван Орлов прибыл в Пекин 2 ноября 1781 года в составе седьмой миссии, возглавляемой архимандритом Иоакимом Шишковским. Кандидатура начальника миссии утверждалась долго. Первый кандидат — иеромонах Амфилохий из Саввино-Сторожевского монастыря — скончался вскоре после выдвижения его на этот пост. Еще три кандидата сразу отказались, четвертого же — игумена Ювеналия из Кизического монастыря — отсоветовал брать Вениамин, митрополит Казанский, указав на то, что Ювеналий «при всей своей честности, исправности и своем усердии — человек слабого здоровья, и в излишества ему входить не можно»[6].

Очевидно, что к участию в духовной миссии в Пекине не стремились и воспринимали его как повинность. Об «излишествах» же, упоминаемых в письме митрополита Вениамина, можно судить по описанию седьмой миссии в «Исторической записке архимандрита Софрония Грибовского»:

«С архимандритом Иоакимом Шишковским:

Иеромонах Антоний, который, живучи при Успенской церкви, в пьянстве обжог себя, лежа на горячем кану[7], от чего в недолгом времени скончался.

Иеромонах Алексей, бывший коварным и злобным врагом своему архимандриту, который на его, иеромонаха, со слезами предо мною жаловался, что он против его, архимандрита, церковников и учеников сильно возмущал.

Иеродьякон Израиль. Кроме неумеренного пьянства, оказывал великие развраты и соблазны, впал от пьянства в болезнь и по приезде моем в Пекин 1794 года февраля 6 умер.

Церковники:

1-й Иван Орлов, который за непочитание своего начальника и ослушание в Россию выслан, где к великому удивлению, не токмо яко противник власти ничем не наказан, но напротив чином и жалованьем был награжден.

2-й Семен Соколовский, сей церковник развратной жизнью не токмо всех от самого начала прежде его бывших в Пекине церковников и учеников, да и всех кого б из русских ни взять, много превзошел; но и самых распутнейших неверных китайцев, будучи христианской веры исповедатель, а притом и церковник, своими непотребными и крайне соблазнительными качествами, как все знающие его, Соколовского, мне говорили, превысил» [8].

Интересно, что из всех участников седьмой миссии за непристойное поведение осуждают именно Ивана Орлова. «За исключением некоторых аномалий, вызванных выходками церковника Орлова, седьмая миссия жила спокойно», — замечает миссионер и историограф Пекинской духовной миссии Николай Адоратский[9].

Имя Ивана Орлова было хорошо известно, его историю рассказывали в назидание потомкам. Так, почти сто лет спустя после снаряжения седьмой миссии, в 1876 году, «Иркутские епархиальные ведомости» опубликовали «Очерк давнего быта Пекинской духовной миссии», в котором подробно описываются «злодеяния» Орлова[10]. «Прошлое 18-е столетие памятно неоднократным снаряжением духовных миссий в Камчатку и в Китай. Но нельзя забыть и того, как мало обращалось внимания на нравственные качества начальников миссии… О простых же церковниках и думать было нечего, как о прислуге при миссии, гласа неимущей. Но как много мог вредить делу посольства и чести отечества какой-нибудь дьячок, это увидим из следующей повести»[11]… — пишет в предисловии к очерку протоиерей Прокопий Громов, под «каким-нибудь дьячком» подразумевая, конечно, Ивана Орлова.

Чем же Иван Орлов настроил всех против себя?[12]

Все источники указывают на его необычайную физическую силу, склонность к рукоприкладству, своевольное поведение и длительную историю вражды с начальником миссии архимандритом Иоакимом Шишковским.

«Тут же в Москве начал Орлов свои злостные проделки. Получив от архимандрита 25 рублей на покупки в дорогу, он деньги употребил в свою пользу, оклеветав пред полицией извозчика, будто бы похитившего их…»[13]. Судя по описанию Прокопия Громова, вражда между Орловым и Иоакимом Шишковским завязалась, что называется, на бытовой почве: «В дальнейшем путеследовании, на Гобийской степи, был такой случай. Архимандрит приказал своему слуге вскипятить воды для чая. Подошел Орлов и спросил: чей это чайник? — Отца архимандрита, — отвечал слуга. Архимандрит едет в повозке, сказал Орлов, а я верхом и устал, и при этих словах сбросил чайник и на месте его поставил свой. Когда же архимандрит заметил Орлову эту дерзость, то он наговорил начальнику столько дерзостей, что сей последний как малоросс горячего нрава вынудился наказать его плетью. А это наказание до того озлобило Орлова, что он поклялся быть вечным врагом архимандриту»[14]. Очерк изобилует описаниями бесчинств, творимых Иваном Орловым: «В один воскресный день самовольно ушел в китайский город на комедию, где, напившись пьян, бросал ионками (посудой из глины и олова, в которой подносят вино и прочие напитки), чем напугал китайцев до того, что они ушли из комедии. Вечером Орлов вернулся на Посольский двор в бесчувственно пьяном положении…»[15].

В 1783 году Иван Орлов был определен на старое подворье, к Никольской церкви. В обязанность ему вменялось приходить за просфорами и вином в посольский двор, однако он не захотел подчиниться распоряжению начальника миссии, и служба в Никольской церкви прекратилась на несколько месяцев. Архимандрит Иоаким Шишковский отказался выплачивать Орлову жалованье. Когда архимандрит приехал в Никольскую церковь с очередным увещеванием, Орлова он не застал, но обнаружил, что «передний и задний дворы, переходы у церкви, перила и окна перегажены нечистотами от множества напложенных у Орлова кур и других птиц. Но его Орлова келья снаружи и внутри отделана была с комфортом, на что употреблено им без всякого разрешения от начальника миссии 25 тысяч чохов — 50 рублей. Сверх того колокольня была завалена кирпичом. На вопрос архимандрита: для чего этот кирпич? Слуги отвечали, что церковник Орлов хочет несколько казенной земли стеною обнести, да китайский офицер ему не дозволяет…»[16]. На увещевания архимандрита Иван отвечал грубостями и побоями, за что и сам подвергался побоям и аресту. Дважды Орлов обращался в Пекинский трибунал[17] с рапортом.

Первый рапорт, в котором Иван Орлов жаловался на то, что «не находя по себе никаких винностей и пороков, с самого же помянутого приезда нашего в Пекин, не только происходящие от помянутого старшего Иоакима мне страшные, бесчеловечные худые поступки, обиды, утеснения и смертебиения… претерпевал… но наконец уже и жалованье, определенное мне за мою должность от Святейшего Синода, он же священник Иоаким отнял у меня вовсе»[18] и утверждал, что знает «за ним помянутым священником Иоакимом важные, касающиеся Ее Императорского величества всемилостивейшая нашей Государыни дела», за которые «у нас в России… архиереев и губернаторов на куски режут, и в огне жгут»[19], не повлиял на судьбу Ивана Орлова. Хотя остальные участники миссии уклонялись от свидетельств в пользу одной или другой стороны, в споре с архимандритом Орлову удалось склонить трибунал на свою сторону.

Второй рапорт, примерно того же содержания, послужил основанием для высылки Ивана Орлова из Китая обратно в Москву. На этот раз архимандрит Иоаким Шишковский направил в Пекинский трибунал бумагу, в которой сетовал на то, что Орлов «звания своего как должно не исправляет, мне не повинуется, приказаний моих не слушает, и, презрев указы своих правительств, вошел в здешний трибунал с ложными на меня какими-то делами… того ради дьячка Ивана Орлова за его таковые бессовестные поступки благоволено бы было выслать в Россию»[20].

В ноябре 1787 года Иван Орлов был выслан из Китая в Иркутск. Его пребывание в Пекине продлилось шесть лет.

Описание Китайской империи

Хотя наши источники свидетельствуют о том, что Иван Орлов вел в Пекине довольно веселую и разгульную жизнь, сам он утверждает иное: «во время пребывания моего в Пекине первым предметом было мое упражнение заниматься сочинением сего моего о Китайской империи описания»... «всячески старался еще в Пекине будучи привести сие мое о Китайской империи описание в окончание, но по некоторым обстоятельствам не могши там сего исполнить, с божьей помощью кончил уже оное по возвращении моем оттуда в Россию»[21]. (Кстати, Иван Орлов прибыл в Пекин шестнадцатилетним юнцом, так что основную часть своего описания он создавал в совсем молодом возрасте).

В предисловии к своему труду[22] Иван Орлов сетует на то, что современные ему зарубежные сочинения о Китайской империи устарели и написаны в основном со слов третьих лиц, а потому недостоверны: «Есть разные с описаний о сем государстве на нашем российском языке переводы, но поелику те описания, с коих у нас переводы имеются, писаны и сочиняемы были, во-первых, в давних временах, во-вторых, не самими лично бывшими и жившими в Китае людьми; а по заочности находившимися в своих отечествах, как то: во Франции, Германии, и в других местах, единственно по одним только случайно доходившим до них о том в разные времена слухам, пересказаниям, или другим каким-либо известиям, то и не могут оные во всех частях содержания своего быть достаточны и имоверны»[23].

Между тем самому Ивану Орлову посчастливилось увидеть жизнь империи Цин своими глазами. «Во-первых сей случай бытия моего в Китае, и самоличного приобретения о нем познания и понятия; во-вторых, еще и то, что ни с самого начала заведения между Россией и Китаем коммерции, ниже с того времени, как в столичном оного городе Пекине, посылаемые туда попеременно духовные свиты со студентами стали жить, поныне ни от кого из числа бывших и живших там при оных свитах соотечественников и предместников моих, оному государству никакого описания еще не сделано»[24] — все это подвигло Орлова к созданию подробного описания монархии, «которая как по древности своей, так и по существующим в ней премудрым ее законам и правлению, а также и по природному всего в ней изобилию и богатству, из весьма давних времен обращает на себя любопытное и завистное всей Европы внимание»[25].

Сочинение Ивана Орлова состоит из семи глав, «в которых описываются: 1) изъяснение о Китае и его названиях, пределы и величина государства; воды, омывающие берега и напояющие внутренность оного, климат, качество земли и произведение оной. 2) число жителей, род и происхождение оных, с показанием древности существования Китайской империи и приобщением к тому хронологического расписания всем бывшим с начала основания оной Империи, поныне царствовавшим ханам и императорам, с кратким притом о достойных из них примечания и важных в царствование их происшествиях описанием; также вид или черты лица тех жителей, их языки, вероисповедание, храмы и жертвоприношения. 3) качества, нравы и обычаи, домоправление и образ жизни китайцев; обряды, состоящие в отправлении торжественных их праздников, пиршеств, бракосочетаний и печальных церемоний, то есть похорон; съезды ко двору и поклонения Государю, учтивства для знатных принцев царской крови, пышность оных и прочих знатных вельмож в езде, взаимное их между собою и вообще всего народа обхождение; пища и одежда. 4) классы жителей, дворянство, простой народ, то есть крестьяне или земледельцы, хлебопашество, купцы, их торговля, художники и ремесленники. 5) науки, художества, фабрики и заводы. 6) государственный герб, образ правления, величество китайского императора, его власть и воздаваемая ему честь; государственные доходы, военная сила, чины, гражданское правительство, судебные места, судии, судопроизводство и наказания» и, наконец, 7) «разделение государства на области, название, местоположение и пространство оных областей с их провинциями и уездами, равно чем каждая из них изобилует и что из которой выходит, а также столичные тех областей, губернские, провинциальные и все уездные города с достойными и любопытства заслуживающими в них зданиями или другими какими замечаниями»[26].

В качестве источников Орлов указывает как свой личный опыт, так и разного рода справочную литературу: «…писал я оное не с доходивших до меня о изъясненных в нем материях каких-либо слухов или баснословных пересказаний, но с того единственно, что примечания и любопытства достойным живши там на самом деле видеть, и по обхождению с тамошним народом из качеств и действий оного лично заметить мне случилось; а где в каких местах Китая ни случилось мне быть, и лично чего видеть или заметить самому, о том дополнял я из государственной их географии и прочих по приличию материй книг, по своим местам во свидетельство приводимых, при всем том просто, без всякой прикрасы и красноречия»[27].

Фрагменты «Описания…», созданные на основании «государственной их географии и прочих по приличию материй книг», представляют интерес скорее для истории науки. Для нас интересны непосредственные впечатления Ивана Орлова, его личный опыт общения с китайцами. Тем более что опыт этот, по свидетельству Прокопия Громова, был обширен и разнообразен, от бытовых конфликтов до взаимовыгодной кооперации: «А какие отношения церковника Орлова были к туземцам? К женскому полу — такие, что с самого прибытия в Пекин заразился он болезнью. А с мужчинами разделывался нижеследующим образом. Один китаец, слуга офицерский, нечаянно зашиб принадлежавшего Орлову утенка. Орлов, схватив китайца за ворот, бил кулаками немилосердно, и, не удовольствовавшись тем, побежал в свою келью, и, схватив железную цепь, того же китайца начал бить ею бесчеловечно до тех пор, пока не отняли бедняка прибежавшие на позор сей два русские крещеные Иван Иофа и Семен Ли»[28]… «Китайцы, зная Орлова за человека, одаренного физическою силою и за безнаказанного, стали обращаться к нему как к посреднику в спорных между собою делах, рассчитывая, что суд его короток, и не ошибались. Так, дворнику Посольского двора один китаец был должен, и долга, по многим требованиям, не платил. Дворник призвал на помощь Орлова; а он, не думавши долго, пришел к художнику — и не застав его дома, разломал ворота, выбил окошки, и такою разбойническою выходкой приведши в ужас домашних, сказал им: если не заплатите дворнику долг, то и все стены ваши разрою»[29].

Мы выбрали для публикации наиболее «импрессионистические» фрагменты «Описания…», основанные на непосредственном опыте и наблюдениях Ивана Орлова. В текст внесены некоторые модернизирующие орфографические и пунктуационные изменения, облегчающие чтение; с этой же целью в некоторых местах внесено дополнительное разбиение на абзацы.

***

О виде или чертах лиц жителей[30]

Китайцы роста среднего, телом здоровы и толсты, лицо имеют полное и круглое, или лучше сказать широколицы; глаза малые продолговатые, черные навыкате, нос короткий и плоский, бороду долгую, но редкую, волосы черные и жесткие, в рассуждении же цвета между собой различны, ибо те, которые живут в северных провинциях, белы, как европейцы, а которые в южных, смуглы и черны. Впрочем, черты лиц их не противны.

Женщины китайки все вообще статны, во всем сложении тела порядочны и гораздо лучше мужчин, лица их приятны: некоторая белизна в чистом, нежном и полном лице, смешавшись с природным румянцем и умеренной смуглостью, придает им красоту. По справедливости можно сказать, что совершенными бы их красавицами можно было почесть, если бы ноги у них не были малы, которые они у младенцев женского только пола от самого рождения нарочно в кожи зашивают, чтоб более не могли расти, и до тех лет, пока могут оные расти, перевязывая и пеленая стараются как возможно сделать их менее, отчего пальцы меньшие на ногах, будучи стеснены, подогнувшись вниз к большому пальцу и как бы срастясь с оным, показывают вид ступни остроконечной, будто об одном пальце, и вся ступня с пятой не более составляют длины, как вершка два, чрез что не только тем они ноги свои обезображивают, но и ходить иначе не могут и по ровному месту, как с великою трудностью на одних пятах, качаясь со стороны на сторону, а с горы и на гору не могут ходить, как разве ухватясь за что-нибудь; но у них напротив совершенная красота состоит в сих маленьких и безобразных ножках[31].

О качествах, нравах и обычаях, домоправлении и образе жизни китайцев. О качествах вообще[32]

Китайцы вообще все от природы бодры, остроумны и весьма прилежат к наукам, художествам и рукоделиям. Но при всем том горды, вспыльчивы, хитры, лукавы, корыстолюбивы, обманщики и великие к женам ревнивцы. Однако ж они в бодрости, или лучше сказать в храбрости и телесных силах с нашими русскими равняться не могут. Что же касается до остроты их разума, хитрости и прочих способностей, то в оных должно отдать им справедливость.

О нравах и обычаях[33]

Китайцы между собою весьма обходительны, они вообще имеют тихий, сговорчивый и человеколюбивый нрав; в поступках и в житье их много находится приятного, а только к иностранцам, хотя наружно и кажутся они чрезвычайно также ласковы и вежливо с ними обходятся, но внутренне к ним недоверчивы и завистливы, а в торговле против их хитры, лукавы и необычайно обманчивы. К корысти же столько жадны, что приобретение оной предпочитают чести. Ибо употребленный ими на то какой-либо хитролукавый вымысл или подлог они за стыд и грех себе не почитают, а еще за особое в том искусство и остроту разума своего признают, и тем еще хвалятся и в похвалу себе приписывают, что они в таковом действии хитростью и разумом своим превосходят иностранцев.

О корыстолюбии и обманах[34]

Корыстолюбие заставляет их представлять всякие лица, и иногда совсем не корыстолюбивых людей и готовых к оказанию услуг, чтобы тем приобрести себе доверие и, воспользуясь оным, удобнее было употребить его в свою пользу. Ибо когда они от чего барыш иметь чают, то к получению оного всевозможное употребляют лукавство. Корысть яко предмет всех дел содержит их в беспрестанном движении. В самых малейших известиях находят они стези к достижению до своих намерений. — Для них нет ничего тяжелого, они пускаются в опаснейшие путешествия, когда только какую пользу получить могут. Улицы и реки у них наполнены всегда отъезжими и приезжими людьми, ищущими неусыпно себе какого-нибудь барыша. Они весьма искусно умеют подольститься к тем людям, в которых имеют какую-нибудь нужду или которые в состоянии пособить им в достижении какого-либо предмета. Китаец готов ждать целый год того случая, который должен совершить его намерение.

Искренность не есть главною их добродетелью, а особливо когда имеют они дело с иностранными. Они, а особливо коммерческого звания люди, против их не только в товарах, но и в съестных припасах делают великие обманы, как то: вместо целых кусков каких-либо шелковых материй отпускают подобно тем кускам сделанные пустые свертки бумаги. Что бывало и с нашими купцами в Кяхте; а в съестных припасах, которые продаются на вес, для тяжести у сушеной и соленой рыбы головы набивают крупным песком, иные битую живность, разумея гусей, кур, уток и прочих употребляемых в пищу птиц, разрезывая вынимают из них все мясо, пустоту же оных чем-нибудь наполняют и отверстие так хорошо заделывают, что обман их не прежде познать можно, как когда таковую штуку должно в кушанье готовить. Другие умеют делать ветчину, наполняя кусок дерева некоторою землею и обтягивая оный весьма искусно свиною кожею, которой обман можно открыть только тем, когда ножом порежешь.

А в Куан-Дуне, то есть по-европейски называемом Кантоне, сказывают, сверх сего делают они еще и то, что при продаже иностранцам на корабли живьем скота, свиней, баранов и телят за час до продажи кормят их соленым кормом и поят через меру водою, во-первых, для того, чтобы раздулись и больше сытыми казались, нежели каковы в самом деле есть; а во-вторых, зная, что оные по покупке скоро, ежели не все, то по крайней мере сколько-нибудь из них помрут, и что покупщики, между которыми бывают и европейцы, падали не едят, а кидают оную в море, то продавцы после продажи нарочно разъезжают около тех кораблей на лодках и выкидываемую мертвую скотину паки к себе даром уже на лодки собирают, и освежая мясо оной вторично в продажу и в пищу себе употребляют.

Впрочем, хотя китайцы и другим подобным сему великому множеству плутней научены, однако же мошенники их не производят никаких насильствий, но добычу получают единственно своею хитростью и проворством. Иные ездят за кораблями, и, врываясь между теми, кои стоят в пристани, и где ежедневно торг производится, ночью входят на оные и уносят, что им попадается. Другие ездят за купцами дни по три и по четыре, до тех пор, пока найдут удобный случай произвести в действие воровское свое намерение. А если кто из них в каком обмане или воровстве пойман и приличен бывает, то извиняется в том своим неискусством и оплошностью, говоря: что он на тот раз был хуже скота, который в таком случае гораздо бывает проворнее его и что он в другой раз таков плох не будет, а постарается впредь быть в том поискуснее и не допустить до себя того, чтоб иностранец в чем-либо мог провести его.

О гордости китайцев и тщетных их о себе воображениях[35]

Что касается до гордости их, то доказывается оная тем, что они выше, разумнее и просвещеннее себя никакой народ не признают, потому: как они сами из своего государства никуда ни за чем не ездят, а видят приезжающих к ним только из других государств людей, то из того и заключают, что государство их есть первейшее и богатейшее на свете; а они просвещеннейшие и разумнейшие из всех прочих народов, и думают, что к ним из других государств приезжают люди ни для чего иного, как для набогащения и занятия от них политики, просвещения и прочих их обычаев; а потому вообще ко всем иностранным народам, которых они почитают против себя невеждами, имеют великое презрение, и говорят о себе, что они только одни имеют по два глаза, а соседи их совсем слепы. Одни европейцы только искусством своим заслужили у них себе похвалу, что они им против себя по одному только глазу приписывают.

Ни один народ не имеет столь высокого воображения о своем величестве и преимуществах, кои иной пред другими народами иметь думает, как китайцы. Сия природная их гордость производит даже и в подлом народе презрение ко всем прочим нациям. Они в доброту своей земли, своих нравов, обыкновений и правил так влюблены, что не могут себе представить, чтобы вне Китая могло быть что хорошее и истинное, чего бы ученые их не знали. Обычаи их столько им кажутся совершенными, и столько почитают их, что нет ничего невозможнее как уговорить их переменить что-нибудь или что-нибудь ввести в обычай европейское.

О гневе и вспыльчивости[36]

Относительно же гнева и вспыльчивости китайцев, то хотя они, подражая нравственности, и почитают оные возможным пороком, а потому и стараются преодолевать себя в том, однако по свойству климата их земли, имея от природы горячий нрав, при малейших оскорблениях или неудовольствиях не имеют твердости духа великодушно сносить оные, почему, следуя только по наружности правилам нравоучения, хотя они при досадах или обидах и показываются, будто без всякой чувствительности их сносят, но втуне того не оставляют, а при случае весьма искусно чувствительнейшим образом отмщевают.

Они неудовольствие свое скрывают, а если, имея оное на знатных особ, не в силах изъявить им оного, то в рассуждении своих неприятелей наблюдают в наружных поступках великую осторожность, так что никак подумать не можно, чтобы они раздражены были; когда же находят случай причинить неприятелю своему чувствительную или смертную досаду, то пользуются оным с жадностью. Терпеливость, которую они сперва оказывали, клонилась только к тому, чтобы лучше изыскивать способного времени к произведению надежнейшим образом умышляемого удара; словом, они против неприятелей своих даже и самую смертельную ненависть до тех пор скрывают, пока не могут сделать им наичувствительнейшего отмщения.

О любострастии и ревности[37]

Китайцы по свойству климата их земли от природы весьма к женскому полу любострастны, и по тому любострастию своему, кроме настоящей одной законной жены, имеют они не только по нескольку наложниц, но сверх того еще и содомское сообщение с младыми и благолепными юношами; а при всем том и чрезвычайно ревнивы, ибо они из-за всего того вольного страстей своих удовольствия жен своих держат в домах, подобно как взаперти, не позволяя им со двора сходить и ездить, а буде по необходимости какой хотя и случилось бы им куда ехать со двора, что однако ж бывает в год не более двух или трех раз, да и то по их обыкновению или для свидания в постановленное на то время с родителями или какого-либо поклонения, то знатные отпускают их в нарочно сделанных для того наподобие маленькой одноместной карете, с маленькими по бокам для света, да и то за флером стеклышками носилках, или лучше сказать портшезах; а прочие в подобных тому тележках, так чтобы они никого и их никто не видал.

Почему весь вообще женский пол их, выключая низкого звания и деревенских жителей, да и то разве по какой-либо крайности для снискания себе пропитания, не только в публику, никогда никуда и ни в какие собрания не являются; но и в домах видеть жен и дочерей их не можно; ибо они у них находятся в отдаленных внутренних комнатах и, занимаясь в домах между собою своими увеселениями, живут как невольницы, и вход к женатым людям не только посторонним, но и родным живущим в одном с ними доме мужчинам запрещается. Почему даже отец к женатым сыновьям и большие братья к меньшим входить права не имеют; а одним только детям к отцу, или по неимению оного, меньшим братьям к старшему, которого должны почитать за отца, самим собою, или по призыву вход не возбраняется.

И для того посторонние люди друг к другу в домы в гости не ходят, и потому ни по какому приятельству и дружеству в домах своих гостеприимства и угощения не делают, а по надобностям своим, если кто с кем нужду имеет накоротке видеться, то свидание имеют у ворот дома, буде же обстоятельства свидания требуют употребления на то немалого времени, то все свои нужды, комиссии, партикулярные дела и угощения между собою отправляют в трактирах.

О поведении женского пола[38]

И таким образом судя об уединенной жизни их женского пола, кажется, жизнь оного есть самая скучная и невольническая. Однако как женщины их китайки от природы весьма так же хитры и лукавы, как и мужчины, то хотя и принимают на себя пред мужьями своими снаружи добрый вид, и кажутся им, что будто они таковую от них в свободе себе вольности ограниченность, а чрез то и причиненную им удалением их от общества скуку по привычке без всякого неудовольствия сносят и рады все то терпеть, только чтоб угодить им и тем уверить их, что они живут целомудренно; но напротив того из-за всей таковой строгой жизни находят средства в свободное время удовлетворять свои желания, так же как и мужья их с другими.

В Китае много есть слепых мужчин, от природы или по случаю какому таковыми сделавшихся, которые все вообще великие искусники играть на бандуре и прочих музыкальных инструментах, петь песни и сказывать сказки; они сим искусством ходя по улицам снискивают себе пропитание и от того имеют состояние. Китайки, услыша таковых слепцов по музыке, ходящих по улицам, призывают их для забавы к себе в комнаты (что им, в рассуждении одних только слепцов, яко они ничего не видят, делать не запрещается) и, занимаясь слушанием их музыки, песен и басен, вместе с тем обращаются к непозволенным удовольствиям и платят им за то щедро. В противном же случае если не так, а иногда и для осторожности прибегают к другим средствам.

О домоправлении и образе жизни[39]

Китайцы в домоправлении и в образе жизни умерены и бережливы, но ничего напротив не щадят для пышных торжествований, праздников, для рождения и других великолепных обрядов, как то при свадьбах, похоронах, и прочих тому подобных пиршествах. Они любят музыку и всякого рода представления. Для чего у них есть множество театров, в коих представляют героические, трагические, комические и драматические оперы, из коих по склонности их нации к любовным делам более любят представления любовные.

Впрочем, хотя они по свойству нравов своих и порочны, однако любят также и добродетель и тех людей, которые ей следуют. Почему сохраняя память добродетельных мужей и оказавших важные услуги отечеству, делают в честь им торжественные врата и другие разные монументы с похвальными подписями.

Целомудрию, которого они сами не творят, дивятся тем более, когда видят оное в других, а особливо во вдовицах, ежели между сими находятся такие, кои поступают строго по правилам целомудрия и воздержания, то также в честь и им созидают великолепные столпы с прославляемыми надписями. У них редко случается, чтобы вдова выходила за другого замуж, ибо по их обыкновению таковая женщина поступит против благопристойности, когда по смерти своего мужа к другому браку приступит.

О пище, питии, одежде и уборах китайцев[40]

Хотя Китай всем тем, что нужно человеку иметь на свете к удовольствию и роскошной жизни, как то богатством, пищею, питием, одеждою и прочим изобилует паче других стран, однако китайцы как в пище и питии, так и в одежде весьма умерены.

О пище и питии

Пища у китайцев состоит из разных яств. Они одного хлеба только не едят, поелику оной по свойству тамошнего климата употреблением в пищу натуре их отяготителен, и потому оного там нет; а прочее все, что в их земле из плодов земных родится, и из домашнего скота, диких зверей и птиц водится, едят без всякого различия и разбору.

Обыкновенная их вообще всех частных людей и простого народа пища состоит в простой из сарачинского пшена[41], вареной в пустой воде, без соли и масла каши (которая служит им употреблением со всяким другим кушаньем и вместо хлеба), разных плодах, кореньях и огородной зелени; у прочих же знатных людей, и в трактирах, кушанья состоят из разных мяс, как то свинины, баранины, говядины, кур, гусей, уток и маленьких с начинкой тоже разных мяс пирожков, сделанных из чистой крупитчатой муки и обваренных в кипятке, по-ихнему называемых пяньши; впрочем, хотя все те мясные их кушанья готовят хорошо, но только не по-нашему; ибо таких жидких кушаньев, как у нас щей, супов и похлебок у них нет и не делают, а всякое их кушанье делается с разными приправами наподобие наших соусов густое, притом же неприятным кажется еще и то, что китайцы, кроме употребляемого ими в пищу всякого домашнего скота и птиц, как то свиней, баранов, быков, кур, гусей, уток и всякой рыбы, без исключения употребляют также в оную и прочих всех чистых и нечистых животных, как то лошадей, верблюдов, лошаков, собак, кошек, крыс, лягушек, ужей и прочих тому подобных животных, из коих последних, то есть ужей, в некоторых провинциях нарочно водят в домах для употребления в пищу; а из первых животных, то есть лошадиное, верблюжье и лошачье мяса, большею частью бывают околелых от старости или болезни; ибо там здоровых оных нарочно для пищи убивать заказано.

Однако ж за всем тем лучшим из всех тех животных почитают и больше есть любят свиное мясо. Почему оное всегда при угощении в столах составляет самое лучшее кушанье; а за ним хорошим также кушаньем почитают мяса лошачье и собачье, которые, предпочитая другим, даже и при водке на закуску употребляют; а иные якобы для лакомства делают еще и то, что целую свиную тушу распластав в летнее время, кладут на солнце, чтобы зародились в жиру ее черви, и когда оные величиной будут по вершку, а толщиной в палец, тогда, сбирая их, жарят в масле и делают из них приятное для себя кушанье.

Всякое их кушанье на столе у них ставится не целыми частями или штуками, а изрезанным в мелкие куски так, как в рот можно положить, и подается, смотря по сорту оного, в небольших фарфоровых чашках или на тарелках, каждому особо; едят оное без хлеба, ибо там его нет, а вместо оного, как выше о том сказано, со всяким кушаньем вприкуску употребляют вареную в простой воде без соли и масла из сарачинского пшена кашу, такую как у нас делают на кутью.

При чем ложек, ножей и вилок не употребляют, а вместо оных едят двумя маленькими, в четверть, или вершков в пять длины, толщиною в гусиное перо деревянными из черного дерева или из слоновой кости сделанными палочками, которыми, держа их в правой руке между большим и двумя следующими пальцами, и поднеся левою рукою ко рту, в чашке вышеупомянутую кашу или другое какое кушанье препровождают в оный, и так проворно и ловко ими действуют, что не только маленький кусочек чего-либо, но даже самую мелкую крупинку или булавку ими поднимают.

Когда у кого обедают гости, то бывают при том великие обряды, всякому гостю накрывается особливый стол, уставленный множеством с разным кушаньем блюд, тарелок или чашек, — во время стола представляется какая-нибудь комедия.

Что же касается до пития, как там квасу, кислых щей, полпива и вареного меду нет и не делают, то лучшее и обыкновенное питие их есть чай, который всегда пьют горячий и без сахара. Они пьют также разных сортов и названий вина и водки, делаемые из сарачинского пшена, пшеницы, разных прос и горохов, и другие напитки, производимые из разных трав и фруктов<…>.

Китайцы все вообще пьют оные вина подогревши теплые и притом весьма умеренно. Чашки или чарки для сего употребляют маленькие фарфоровые, не более как в полвершка ширины и глубины (ибо там хрустальной посуды нет и не в употреблении), но и те не вдруг выпивают, а только прихлебывают помаленьку, принимаясь несколько раз за одну чарку, и продолжают оную пить с четверть часа, дабы продолжить тем удовольствие; от чего один кураж только получают, а пьяны не бывают, каковых даже из простого народа нигде ни в какое время не увидишь.

[1] Согласно данным ФОМ 2007 года половина опрошенных относилась к китайцам положительно, 23 % — отрицательно, 27 % — затруднились ответить. Важно отметить, что из тех, кто лично имел опыт общения с китайцами (26 %), положительный отзыв дали 60 %.

[2] При ответе на вопрос: «По Вашему мнению, чем кроме внешности китайцы отличаются от россиян, жителей России?» четверть россиян выделяют трудолюбие китайцев, их работоспособность, 5 % считают, что они умнее, 4 % — энергичнее; 11 % сказали, что у китайцев в принципе другой менталитет, характер; 8 % называли отрицательные качества китайцев (хитрые, наглые, злые и др.).

[3] Исследование Андрея Ларина (Ларин А. Г. Китайские мигранты в России. История и современность. М., 2009) показывает, что представление о китайском характере

в России в целом позитивно: в то время как 13 % респондентов критикуют китайцев за «пронырливость» и 13 % — за лицемерие («китайцы внешне доброжелательны, но за их доброжелательностью скрываются расчет, хитрость»), 26 % респондентов отмечают трудолюбие китайцев, 11 % восхищаются их взаимопомощью и 9 % — предприимчивостью.

[4] Результаты опроса исследовательского холдинга РОМИР в 2004—2005 гг. «Россия

и Китай в изменяющемся мире» (2004; все федеральные округа; 1500 респондентов в России и 3860 респондентов в Китае).

[5] Крепость Албазин на реке Амур пала под натиском цинской армии в 1685 году, 45 пленных казаков были переселены в Пекин, причислены к почетному военному сословию и наряду с другими военными в империи Цин получили казенные квартиры и жалованье. Это и были первые русские, обосновавшиеся в Пекине.

[6] Иером. Николай (Адоратский). Православная миссия в Китае за 200 лет ее существования: история Пекинской духовной миссии во второй период ее деятельности. Казань, 1887. С. 79.

[7] Кан — система отопления в китайском доме; здесь — печная лежанка.

[8] Материалы русской духовной миссии в Пекине под ред. Н. И. Веселовского. Выпуск 1.

С.-Петербург, 1905. С. 35—36.

[9] Иером. Николай (Адоратский). Православная миссия в Китае за 200 лет ее существования: история Пекинской духовной миссии во второй период ее деятельности. Казань, 1887. С. 95.

[10] Прот. Прокопий Громов. Очерк давнего быта Пекинской духовной миссии. Иркутские епархиальные ведомости. 1876 г. № 13—15, 17—20, 24—25. (Далее — Ирк. епарх. ведомости.)

[11] Ирк. епарх. ведомости. № 13. С. 176.

[12] Стоит отметить, что к созданию всех доступных нам источников, повествующих о жизни Ивана Орлова, причастно российское духовенство. Возможно, это одна из причин, по которым Орлов в них неизменно осуждается. К сожалению, им нечего противопоставить, разве только написанные самим Орловым рапорты в китайский трибунал и главное его сочинение — «Описание…».

[13] Ирк. епарх. ведомости. № 13. С. 176—177.

[14] Tам же.

[15] Там же.

[16] Ирк. епарх. ведомости. № 17. С. 221.

[17] Трибунал внешних сношений, или Лифанюань, — служба, ведавшая в империи Цин зависимыми монгольскими территориями и отношениями с Россией.

[18] Ирк. епарх. ведомости. № 15. С. 201—202.

[19] Там же.

[20] Ирк. епарх. ведомости. № 25. С. 341—342.

[21] Новейшее и подробнейшее историко-географическое описание Китайской империи, сочиненное коллежским советником и кавалером Иваном Орловым. Москва, 1820. С. 5—6. (Далее при ссылках — Орлов, с указанием номера страницы.)

[22] Это не единственное сочинение Ивана Орлова. Известно о существовании еще двух. Первое, неопубликованное: «Описание по тракту, лежащему от китайского столичного города Пекина по почтовой дороге, станков с расположением мест как в китайских землях, так и в мунгальских до самой границы Кяхты, бывшаго в Китайском столичном городе Пекине при духовной там находящейся российской свите церковника Ивана Орлова 1787 года декабря 12 дня». Второе, не имеющее отношения к участию Орлова в духовной миссии: «Краткая выписка из законов по уголовной части, служащая для руководства всякому делопроизводителю, к удобнейшему и скорейшему приисканию относящихся по приличию до нижеследующих расположенных по азбучному порядку материй, с кратким изложением из них указам содержания, и показанием в каких книгах как оные указы, так и прочие узаконения находятся, составленная коллежским советником и кавалером Иваном Орловым». Москва, 1826.

[23] Орлов. С. 3—4.

[24] Орлов. С. 4—5.

[25] Там же. С. 5.

[26] Там же. С. 7.

[27] Там же. С. 6.

[28] Ирк. епарх. ведомости. № 14. С. 187.

[29] Ирк. епарх. ведомости. № 17. С. 221—222.

[30] Орлов. С. 161—164. Фрагмент главы II. В населении Цинской империи, какой застал

ее Иван Орлов, выделялись четыре этнические группы: маньчжуры (правящая династия и наиболее привилегированные слои общества), китайцы, монголы и татары. Мы приводим описание китайской части населения.

[31] Знаменитый обычай бинтования ног поражал не только русских, но и первых западных миссионеров.

[32] Орлов. С. 184. Здесь и далее до конца цитируются фрагменты главы III.

[33] Там же. С. 185.

[34] Там же.

[35] Орлов. С. 188.

[36] Там же. С. 190.

[37] Там же. С. 191.

[38] Орлов. С. 193.

[39] Орлов. С. 194.

[40] Там же. С. 292.

[41] Иначе «сарацинское зерно», «сарацинская пшеница» — название, под которым

в России XIX века был известен рис.

Опубликовано в журнале:

«Отечественные записки» 2014, №4(61)

Первый замглавы международного комитета Госдумы Леонид Калашников считает, что Киев вынужденно пошел на прекращение огня с самопровозглашенными Донецкой и Луганской республиками, но может использовать это перемирие для перегруппировки и накапливания сил.

В пятницу киевские власти и восточноукраинские ополченцы подписали в Минске протокол о прекращении огня.

Причины и выгоды

"Киев пошел на это вынужденно, потому что все увещевания сделать это сразу после инаугурации ни к чему не привели и была надежда (президента Украины) на поддержку Запада и все решить силовым способом. После того как это все не удалось, и ополченцы начали активно теснить регулярные войска, пришлось садиться договариваться", — сказал депутат РИА Новости.

По его словам, Порошенко понимает, что нет никаких надежд на изменение сил в конфликте, тем более что ситуация осложняется экономическими проблемами страны, "которые способны захлестнуть все, что сейчас на Украине хоть как-то стабилизировано, я имею в виду население, ЖКХ, энергетику".

Кроме того, он подчеркнул, что иностранным руководителям администрации и правительства Украины мир в этой стране невыгоден. "Они должны показать звериное лицо России, там должна быть эскалация конфликта, новые жертвы. Уже созданы новые мобильные силы, запланировано размещение новых баз в постсоветских прибалтийских республиках, Польше и Чехии", — отметил Клинцевич.

Вместе с тем, по мнению депутата, мир на Украине сегодня очень нужен президенту Петру Порошенко. "Но как он освободиться от этого влияния из вне, как выкрутится, я не знаю", — добавил зампред комитета ГД по обороне.

Клинцевич полагает, что "иностранным руководителям" правительства Украины мир в этой стране невыгоден. "Они должны показать звериное лицо России, там должна быть эскалация конфликта, новые жертвы. Уже созданы новые мобильные силы, запланировано размещение новых баз в постсоветских прибалтийских республиках, Польше и Чехии", — считает парламентарий.

Вместе с тем, полагает депутат, мир на Украине сегодня очень нужен Порошенко. "Но как он освободится от этого влияния извне, как выкрутится — я не знаю", — добавил Клинцевич.

Устойчивость перемирия

Калашников сказал, что есть вопросы о том, не будет ли перемирие сорвано. Если ополченцы достаточно консолидированы и не имеют внутренних конфликтов, то во властной киевской элите есть много фигур и движений, мало подчиняющихся Порошенко, среди них "губернаторы-олигархи", такие как Игорь Коломойский и Сергей Тарута, а также профашистские националистические движения.

Еще одной проблемой депутат назвал одновременное влияние на Порошенко как Европы, так и США. И если европейские страны достаточно склонны к тому, чтобы договариваться и могут подталкивать Порошенко к договоренностям, то США это безразлично и они могут развязать агрессию, считает российский парламентарий.

"С точки зрения ополчения, им нет смысла прерывать это перемирие, то как юридически будут оформлены республики — это уже дело времени и переговоров", — сказал Калашников.

По его словам, перемирие может быть использовано для перегруппировки и накапливания сил и от этого никто не застрахован, "они могут выжидать момент, вооружаться, мобилизироваться и будут ждать удобного момента", сказал Калашников. Он добавил, что также останутся вопросы с Мариуполем, который окружен ополченцами, но не взят. По словам парламентария, сложно предсказать дальнейшее развитие событий вокруг этого города.

Клинцевич также заявил, что перемирие может быть сорвано неподконтрольными Киеву вооруженными формированиями, воюющими против ополченцев.

"Конечно, все надеются, что все-таки наступит мир, прекратиться огонь. С точки зрения того, что вооруженные силы ополчения и Новороссии это сделают, у меня, по большому счету, сомнений нет. А вот по украинской стороне — у меня есть сомнения. Но если по вооруженным силам команда пройдет, там, конечно, остановят огонь", — сказал он РИА Новости.

При этом Клинцевич сказал, что могут быть провокации со стороны "самостийных, бесконтрольных, неизвестно кем финансируемых вооруженных подразделений". "Два-три выстрела — и пошла "ответка", и все, что до этого было, станет абсолютно пустым местом", — сказал парламентарий.

Режим прекращения огня на востоке Украине, договоренность о котором достигнута на переговорах контактной группы в Минске, вступил в силу в пятницу. Основные положения перемирия зафиксированы в протоколе из 12 (по версии ополчения — 14) пунктов, которые регулируют, в том числе, обмен пленными. При этом противоборствующие стороны, в соответствии с подписанным протоколом, остаются на позициях, которые занимали на момент объявления о прекращении огня. Эксперты называют минское соглашение знаковым, однако сомневаются, что основная договоренность — о прекращении огня — продержится больше недели.

Временная передышка

Эксперт Ассоциации военных политологов Александр Перенджиев считает, что режим прекращения огня не продлится и неделю и противоборствующие стороны используют его для решения тактических задач.

"Это все-таки для того, чтобы обе стороны могли решить какие-то свои проблемы. Им надо отоспаться. Обе стороны враждующие нуждаются в полноценном отдыхе. Скорее всего, какое-то определенное время достигнутая договоренность будет исполняться, может быть, с отдельными мелкими нарушениями. Но думаю, что режим прекращения огня долго не продлится, боевые действия возобновятся вновь. Я даю не более 5 суток", — сказал Перенджиев в комментарии РИА Новости.

Он пояснил, что "есть высокие договоренности, а есть реальные люди, которые противостоят друг другу".

"Существуют добровольческие батальоны, которые никому не подчиняются. И естественно, они могут не выполнять договор о перемирии и продолжать боевые действия. И ополченцы будут вынуждены отвечать. (К тому же) Донецкая народная республика еще не решила всех вопросов с очищением севера области от украинских войск", — отмечает эксперт.

Перемирие без урегулирования

Именно так оценивает ситуацию глава Киевского центра политических исследований и конфликтологии Михаил Погребинский. По его словам, в соглашении много пунктов и их все нужно проанализировать, "чтобы судить о его жизнеспособности". Тем не менее "лед тронулся, процесс перемирия запущен".

"Я верю, что, несмотря на возможные эксцессы, это перемирие будет более-менее устойчивым. Но я не очень уверен в том, что за ним последуют продуктивные, содержательные переговоры, которые закончатся референдумом. А они должны были бы закончиться референдумом о государственном устройстве, обязательном для всех сторон конфликта", — считает Погребинский.

Иностранцы совершили на территории России около 24,5 тысячи преступлений за первую половину 2014 года, сообщил глава МВД РФ Владимир Колокольцев на заседании Совета министров внутренних дел стран-участниц СНГ в пятницу.

"Для МВД России одной из наиболее важных задач остается противодействие транснациональной преступности. Так, в первом полугодии этого года иностранными гражданами на территории нашей страны совершено около 24,5 тысячи преступлений, 86% из которых — гражданами государств-участников СНГ", — сказал Колокольцев.

Колокольцев отметил высокие показатели, достигнутые в ходе первого этапа совместной оперативно-профилактической операции "Розыск". По его словам, на территории России было задержано более 4,5 тысячи человек, скрывавшихся от органов дознания, следствия и суда.

"Установлены места нахождения свыше 2200 человек, пропавших без вести. Результаты операции подтверждают ее эффективность и необходимость проведения на регулярной основе", — заявил министр.

Колокольцев также призвал коллег активизировать сотрудничество в вопросе приграничного сотрудничества.

"Полагаю, что необходимо развивать более тесное взаимодействие и в формате приграничного сотрудничества наших ведомств, уровень которого в последнее время несколько снизился. В качестве положительного примера можно привести совместную деятельность МВД России и Азербайджанской Республики", — заявил глава МВД РФ.

Заседание Совета министров внутренних дел государств-участников СНГ проходит с 4 по 6 сентября в киргизском городе Чолпон-Ата, в нем принимают участие делегации МВД Азербайджана, Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Молдавии, России, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана. При этом на заседание Совета не прибыла делегация с Украины.