Всего новостей: 4269909, выбрано 37508 за 0.310 с.
Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
Списков нет
«Тени» появляются в любую погоду.
Компания Textron Systems получила контракт на сумму 116,5 млн долл США на поставку дополнительной партии тактических беспилотных систем RQ-7B V2 Shadow («Тень») армии США, сообщает «Военный Паритет» со ссылкой на asdnews.com (26 апреля).
Ожидается, что поставка 24 систем начнется с 2018 года. В распоряжении Пентагона насчитывается 117 аппаратов этого типа, которые используются армией, Корпусом морской пехоты и Командованием специальных операций.
«Текстрон» выступит в роли ведущего системного интегратора, производителя беспилотников и наземных станций управления.
«Шэдоу» является современной, полностью цифровой платформой разведки и наблюдения, связи и лазерной подсветки, оснащена шифрованным каналом передачи данных с высокой пропускной способностью, способна выдавать видео высокой четкости. Общий налет аппаратов достиг почти 1 млн часов. В настоящее время армия США ведет работу по совместному использованию беспилотников данного типа с боевыми вертолетами АН-64. Аппараты экспортировались в Австралию, Италию и Швецию.
Врио главы Чеченской республики Рамзан Кадыров и руководитель Федерального агентства по туризму Олег Сафонов открыли Вторую республиканскую туристическую выставку "Визит Чечня" в селении Беной Ножай-Юртовского района Чеченской Республики.
Чечня обладает богатым культурно-историческим наследием и уникальной природой и является одним из динамично развивающихся регионов России. Город Грозный, озеро Кезеной-Ам, средневековый некрополь Цой-Педе, Аргунское ущелье и альпийские луга – вот лишь часть достойных внимания достопримечательностей. Регион предлагает своим гостям интересные экскурсии и широкий спектр возможностей для отдыха.
В Чечне усиленно работают над реализацией туристического потенциала и созданием условий для комфортного, интересного и безопасного отдыха туристов. Свидетельством результативности этой работы является рост турпотока в Чечню: по данным республиканского правительства, в 2015 году регион посетили на 20% больше туристов, чем годом ранее. За первые три месяца 2016 года в республике отдохнули более 20 тыс. туристов, в основном - жители соседних регионов: Северо-Кавказского и Южного федеральных округов. В среднем, ежедневно в Чечню прибывает от 600 человек; сегодня здесь функционирует 16 туристических маршрутов. Наибольшим интересом пользуются Грозный, Веденский, Итум-Калинский районы и комплекс "Кезеной-Ам". Повысился интерес к отдыху в Чечне и со стороны иностранных туристов: в прошлом году республика принимала гостей из Австрии, Германии, США, Италии, Индии, Южной Кореи, Китая, Франции, Иордании, Турции, Бельгии, Японии, Египта, Греции, Грузии и Израиля.
"Развитие туризма в Чечне – одна из важнейших государственных задач. В регионе есть хорошая основа для формирования конкурентоспособного туристического продукта и организации различных видов отдыха. Также важно отметить, что в Чеченской Республике уделяется беспрецедентное внимание вопросам безопасности", – говорит глава Ростуризма Олег Сафонов.
"Республика обладает уникальными природно-климатическими условиями, богата культурным наследием и традициями, растет ее инвестиционная привлекательность. Мы взяли курс на развитие туризма. Для этого мы имеем широкие возможности. На стадии реализации уже находятся два многообещающих проекта – "Ведучи" и "Кезеной-Ам". Я уверен, что в скором времени Чеченская Республика станет туристическим центром России", – отмечает врио Главы Чеченской Республики Рамзан Кадыров.
Стратегическими задачами по реализации потенциала Чечни является дальнейшее развитие туристической и обеспечивающей инфраструктуры, диверсификация и продвижение региональных туристических продуктов на внутреннем и внешнем рынках.
В настоящее время Чеченская Республика активно участвует в реализации Федеральной целевой программы "Развитие внутреннего и въездного туризма в Российской Федерации на 2011−2018 годы". В ее рамках на условиях государственно-частного партнерства был построен туристический кластер "Кезеной Ам", который начал работу весной прошлого года. Руководитель Ростуризма Олег Сафонов оценивает участие Чечни в реализации ФЦП как одно из самых эффективных среди российских регионов.
На выставке "Визит Чечня" представлены стенды городов Грозного и Аргуна, муниципальных районов Чеченской Республики, музеев, гостиниц и предприятий сувенирной продукции, в рамках мероприятия проходят презентации турагентств и туроператоров, работающих на чеченском рынке. Всем гостям предлагают попробовать блюда национальной кухни и оценить творчество местных танцевальных коллективов.
Разрушительная болезнь домашнего скота продолжает распространяться по миру и в настоящее время присутствует в 76 странах.
Грузия недавно сообщила о своем первом в истории случае вирусного заболевания чумой мелких жвачных животных, которое способно серьезно повлиять на поголовье коз и овец, тогда как новая вспышка произошла на Мальдивах, показывая, что даже островные государства уязвимы к чуме.
Вспышка в Грузии, недалеко от границы с Арменией и Азербайджаном, ознаменовала появление новых очагов заболевания, которое являются особенно летальным при контакте с незащищенными животными.
Эксперты Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций (ФАО) и Всемирной организации по охране здоровья животных (ВОЗЖ) рекомендовали меры контроля, включая вакцинацию 800 тыс. голов овец и коз. Были созданы карантинные зоны, и в соседних регионах активизировалось наблюдение за животными.
Вспышки, произошедшие вскоре после этих случаев в Западной Турции и Китае, показывают, что риски, связанные с вирусом, могут погубить до 90 процентов животных в течение нескольких дней.
За последние два десятилетия чума быстро распространилась на страны Африки, Азии и Ближнего Востока, в которых находится около 80% от 2,1 млрд мелких жвачных животных в мире. Овцы и козы являются крайне важными активами для бедных сельских домохозяйств, обеспечивая их белком, молоком, удобрениями и шерстью, а также часто представляющие существенный социальный капитал и доступ к финансовым кредитам.
Заболевание ежегодно приводит к убыткам, равным более 2 млрд. долл. США. Помимо потерянной экономической выгоды, больные животные добавляют проблем к отсутствию продовольственной безопасности и полноценного питания, с которыми сталкиваются более 300 миллионов уязвимых семей, которые разводят овец и коз в пострадавших районах.
Год назад в Кот-д'Ивуаре правительства 15-ти стран одобрили стратегию глобального контроля и ликвидации заболевания в соответствии с принципами успешной кампании, которая привела к глобальной ликвидации чумы крупного рогатого скота, аналогичное заболевание, поражающее крупный рогатый скот, которое было искоренено в 2011 году.
Начало кампании
В соответствии с рекомендациями конференции в Абиджане ФАО и ВОЗЖ создали совместный секретариат, и в апреле 2016 года провели консультации по разработке Глобальной программы по контролю и ликвидации, основываясь на принятой стратегии.
Секретариат программы по искоренению чумы мелких жвачных животных возглавляет Буна Диопом и включает в себя координаторов из ФАО и ВОЗЖ Феликса Нжуми и Жан-Жака Сула.
Региональные дорожные карты для 15-летней кампании в настоящее время сформулированы, и главные ветеринарные эксперты, эпидемиологи и другие специалисты в пострадавших странах в настоящее время осведомлены о доступных инструментах для оказания помощи при разработке своих национальных кампаний.
Существуют высококачественные вакцины, которые являются эффективными и доступными, поэтому глобальное искоренение технически осуществимо. Тем не менее, должны быть разработаны схемы их доставки и обеспечен к ним доступ пасторальных общин.
Реализация программы искоренения также предоставляет идеальную возможность для построения диалога со скотоводческими общинами, особенно в Сахеле, что может способствовать укреплению устойчивости и ведет к улучшению контроля и стабильности.
Могут быть разработаны новые вакцины, возможно, в комбинации с вакцинами от других заболеваний или маркеры вакцины, позволяющие провести дифференциацию между инфицированными и вакцинированными животными, которые являются менее дорогостоящими и лучше подходят для достижения желаемой цели. Диагностический лабораторный потенциал и компетентность также должны быть улучшены.
Достижение прогресса от контроля до ликвидации болезни потребует упорной и скоординированной программы, начиная с оценки рисков и возможностей. Это также требует интенсивных программ целевой вакцинации, направленных на охват 80% всех животных с последующим этапом оценки после вакцинации в целях обеспечения соответствия международным стандартам, установленным Кодексом здоровья наземных животных ВОЗЖ для признания страны или региона, свободных от заболевания.
Врачей поставили к конвейеру
Автор: Алёна ЕРКИНА.
Столичные медики выступают против насаждаемой чиновниками департамента здравоохранения города Москвы так называемой программы повышения качества и эффективности работы лечебно-профилактических учреждений для оказания амбулаторной помощи «Московский стандарт поликлиники». Не так давно 18 сотрудников терапевтического отделения 4-го филиала 180-й московской поликлиники выступили с открытым обращением в адрес главного врача этого лечебного учреждения, утверждая, что внедрение данного стандарта у них привело к значительному ухудшению качества оказания медпомощи. Кстати сказать, часть выступивших с открытым обращением медиков принимала участие в прошлогодней «итальянской забастовке», охватившей несколько лечебных учреждений столицы.
В КОЛЛЕКТИВНОМ ОБРАЩЕНИИ медики потребовали, в частности, привести нормы приёма пациентов в соответствие с требованиями минздрава; восстановить совместный приём участкового врача-терапевта с участковой медсестрой; увеличить численность медицинского персонала в зависимости от количества участков и прикреплённых пациентов и в соответствии с действующими нормативными актами; обеспечить участковому врачу-терапевту отдельное время для ведения медицинской документации, а также для ежедневного посещения маломобильных пациентов (с февраля нынешнего года норма составляет 1 час в два дня).
«Московский стандарт поликлиники» начал действовать летом 2015 года, и, как отчитываются чиновники, за прошедшее с тех пор время в работе лечебных учреждений якобы произошли существенные изменения в лучшую сторону. Это, мол, и повышение доступности медицинской помощи, и сокращение очередей и сроков ожидания приёма у врача, и создание комфортных условий для пациентов. Однако так ли обстоят дела на самом деле? Медики 4-го филиала 180-й поликлиники считают, что положение вовсе не так радужно. О ситуации, сложившейся в филиале и в целом в здравоохранении, корреспонденту «Правды» рассказывает акушер-гинеколог, сопредседатель профсоюза медработников «Действие» Екатерина Чацкая.
— Качество обслуживания пациентов и условия труда в нашей поликлинике после введения данного стандарта, на наш взгляд, значительно ухудшились, — говорит Е. Чацкая. — Катастрофически не хватает специалистов. Только за 2015 год уволились 18 терапевтов и 5 медсестёр (в частности, из нашего 4-го филиала — 9 терапевтов). 22 участка обслуживают всего 14 врачей этой специальности. Учитывая, что к поликлинике прикреплены около 65 тысяч человек, одному врачу приходится обслуживать участок, насчитывающий примерно 3,5—5 тысяч человек. Это чрезмерно много! Ведь данная цифра должна быть на уровне 1700 человек. Однако вместо того, чтобы восстанавливать кадровый состав, руководство лишь увеличивает нагрузку на работающих. Например, время амбулаторного приёма, которое должно составлять 6,6 часа в день, порой доходит до 8—10 часов. Особенно остро это проявляется зимой, в период роста заболеваемости гриппом и ОРВИ, когда после 8-часового (а порой даже более длительного) приёма в поликлинике приходится идти на вызовы, потому что не хватает так называемых мобильных бригад, которые должны по новым правилам выезжать на дом к пациентам. В результате медики вынуждены работать в своё свободное время, в выходные, однако работодатель эти переработки никак не оплачивает.
Отдельная тема — с участковыми медсёстрами. Фактически на них просто перекладывают обязанности дежурного администратора, консультанта у терминала, медсестёр регистратуры. То есть они сейчас вынуждены заниматься работой, которая не требует специальных навыков, и это, естественно, не может не сказаться на их профессиональной квалификации. В то же время свои непосредственные трудовые обязанности, такие, как организация амбулаторного приёма участкового врача-терапевта, подготовка приборов, инструментов, помощь врачу в оформлении документации и в работе с пациентами (помочь раздеться/одеться, измерить давление), они не могут выполнять как положено, им просто-напросто не хватает на это времени. Очень важно, на наш взгляд, отметить, что помощь врачу во всех этих делах позволяет ему более качественно работать, всё внимание уделяя пациенту, и не отвлекаться на заполнение бумаг и т.д.
Есть и другие проблемы. В частности, в нашем филиале фактически ликвидирована регистратура, там располагается только картохранилище, а медсёстры теперь трудятся… в коридоре на так называемых сестринских постах, введение которых, мы считаем, ущемляет права как медиков, так и пациентов. Больного вынуждают рассказывать о своих болезнях в присутствии находящихся рядом посторонних людей, а это уже прямое нарушение врачебной тайны.
Причём ситуация, подобная той, что в нашем филиале, — это отнюдь не проблема отдельно взятого лечебного учреждения. Это системные пороки всего нашего здравоохранения. В поликлиниках, где трудятся мои коллеги из профсоюза «Действие», те же самые проблемы.
Кроме того, недовольны медики ликвидацией участкового принципа оказания медпомощи (когда врач закрепляется за определённым участком). Его отмена, отмечают авторы коллективного письма, в худшую сторону влияет на возможность эффективного лечения больных. Прибывающие на вызовы в составе мобильных бригад медики (каждый раз это совершенно разные люди) не способны правильно оценить динамику состояния пациента и эффективность лечения, так как они не наблюдают их постоянно, как ранее это делали участковые терапевты. Результат — многочисленные жалобы пациентов.
Тяжёлые, стрессовые условия труда в 4-м филиале 180-й поликлиники заставляют медработников искать себе применение за пределами данного лечебного учреждения. Низкая заработная плата, большой поток пациентов, невозможность уложиться в нормативы — всё это способствует оттоку специалистов из поликлиники. Из филиала увольняются не только терапевты, много лет здесь проработавшие и до предела измученные нагрузками, но и «новобранцы», некоторые из них не успели потрудиться и один-два месяца, а порой и недели. Поликлиника лишается опытных врачей, да и новые специалисты не задерживаются, столкнувшись с подобными нагрузками.
Как отмечают медицинские работники 4-го филиала, у них действует норматив времени приёма — 12 минут на одного пациента, что не дотягивает даже до федеральных отраслевых норм (15 минут), которые, впрочем, тоже носят рекомендательный характер, и поэтому их мало кто придерживается. Естественно, в таких напряжённых условиях участковый врач-терапевт просто-напросто не сможет уделить необходимое количество времени нуждающемуся в медпомощи человеку без того, чтобы не пострадало качество лечения. Медицинские услуги фактически ставятся на конвейер. Таким образом, сетуют медики, получается, что либо врачи работают по совести, но тогда перерабатывают, причём без доплаты, либо трудятся в ускоренном темпе, но тогда страдает качество.
Учитывая все проблемы в филиале поликлиники и отсутствие реакции главврача на коллективное обращение (точнее — реакция была, но весьма специфичная: фактически людям было предложено добровольно согласиться с кабальными условиями труда, подписав соответствующий договор), медработники приняли решение о подаче заявления в прокуратуру. И первые результаты прокурорской проверки уже есть. Так, сотрудникам за март была выплачена заработная плата в увеличенном размере.
— Если раньше нам платили, можно сказать, голый оклад и те надбавки, которые по закону никак нельзя снимать, то после проверки всем начислили стимулирующие, некоторые получили деньги за так называемую интенсивность работы, — продолжает Е. Чацкая. — Кстати, в соответствии с положением об оплате труда руководство обязано выдавать 100 процентов стимулирующих выплат, если к медработнику нет нареканий. Однако под разными предлогами администрация пыталась уйти от этого.
Конечно, факт передачи обращения в прокуратуру очень не понравился нашему руководству. На тех, кто его подписал, сразу же начали оказывать моральное и психологическое давление: их неоднократно вызывали на личные беседы, предлагали написать заявления на увольнение по собственному желанию, начали тщательно проверять медкарты, видимо, стараясь найти повод для взысканий, и т.п.
Однако люди доведены до такого состояния, что им уже ничего не страшно, лучше уволиться, чем терпеть подобные издевательства. Хотя некоторым всё же по разным причинам пришлось отозвать свои подписи. В то же время большинство понимают: профсоюз реально помогает отстоять свои права. Как известно, в прошлом году в ряде поликлиник Москвы медики — члены профсоюза «Действие» проводили «итальянскую забастовку» и добились существенных результатов. В частности, в нашей 180-й поликлинике установлен 6-часовой приём для медработников женской консультации (только в этом отделении на тот момент была организована ячейка профсоюза), в то время как работодатель настаивал на 7,5-часовом, а также отменена система эффективного контракта, который пытался внедрить работодатель (в критериях оценки работы по этому контракту должны были бы учитываться обязанности, не входящие в должностные инструкции, и за их выполнение начислялись бы стимулирующие выплаты, составляющие 50 процентов от зарплаты).
Следует отметить, что депутат-коммунист Госдумы РФ Валерий Рашкин направил запрос министру здравоохранения РФ Веронике Скворцовой с требованием разобраться в ситуации, сложившейся в 180-й поликлинике, и принять меры по защите прав работников этого учреждения. Он потребовал пояснить, каковы текущие результаты внедрения программы «Московский стандарт поликлиники» на территории города Москвы, насколько они соответствуют целям программы и произошло ли после её внедрения улучшение качества услуг здравоохранения на территории города Москвы.
Летние программы из Красноярска вновь теряют в объёме, но возвращают глубину продаж
Сдержанная линейка прямых летних туров из Красноярска предлагает туристам выбирать между Вьетнамом, Грецией, Кипром, Таиландом и Россией. В этом сезоне не заявлены прямые рейсы в Турцию, Египет, Испанию, Италию, Индию, Болгарию и Китай
Туроператоры вновь предпочли оптимизировать полётные программы. Кроме того, уже традиционно компании делят блоки мест на одних самолётах, что позволяет минимизировать риски и гарантирует их максимальное заполнение.
Выбор выездных программ мал, констатирует Наталья Ушакова, менеджер туристической компании «Лазурный берег»: «Мы пытаемся заменить Турцию Кипром, Грецией или Россией. Таиланд по-прежнему популярен вне сезона. По России возникают сложности в подборе: отельная база скромная, найти подходящий вариант бывает сложно». Несмотря на кризисные времена, туры в рассрочку у сибиряков не пользуются популярностью. Зато наметилась другая тенденция – красноярцы стали лояльнее относиться к стыковочным программам. Отсутствие Турции и Египта на чартерах, привело к тому, что туристы готовы лететь к морям через Москву даже с детьми. «В этом сезоне добавилось предложение от «Пегаса» на остров Джерба в Тунисе. Это как раз хорошая альтернатива Египту и Турции. Белоснежные пляжи, прекрасный климат, система «всё включено». Да, стыковка через Москву, но туристов это уже не пугает, - отметила в разговоре с STI Елена Люсова, директор туристической компании «ТамТам». - Многие выбирают морские направления через столичный хаб. Туристы с детьми бронируют даже Кубу и Доминикану. Это уже более дорогие направления. Бронирование идёт, могу сказать, что возвращается даже длительное планирование. У нас есть заявки на сентябрь и октябрь».
Красноярцы стали лояльнее относиться к стыковочным программам. Отсутствие Турции и Египта на чартерах, привело к тому, что туристы готовы лететь к морям через Москву даже с детьми.
Турагенты активно ищут варианты морского отдыха с удобными стыковками и признаются, что всё ещё предпочитают ориентировать туристов на зарубежные направления. «Мы их лучше знаем, что уж лукавить, - делится Светлана Неворская, онлайн-турагент. – Да и заработать на них проще. Есть прямой рейс из Красноярска в Пекин, у меня остались связи в Китае, я буду активно туристов туда ориентировать, а не в Геленджик. Да и потом прямые рейсы до черноморских курортов уже практически заполнены, приличные варианты размещения надо выискивать с лупой. А на Хайнане я всё знаю и могу гарантировать качество отдыха».
Чартерные программы по России: Анапу, Сочи или Крым - из Красноярска презентовали два федеральных туроператора – «Пегас Туристик» и «Библио Глобус». У «Пегаса» старт программы намечен на 1 мая, рейсы расписаны вплоть до 6 октября, всего планируется выполнить почти 140 рейсов на черноморское побережье. На сайте туроператора указано, что мест осталось немного, некоторые даты находятся в «стопе». Перевозка осуществляется дочерней авиакомпанией «Пегас Флай» на Boeing-737-800. В Анапу туристов повезёт авиакомпания «Норд Стар» на таком же типе воздушного судна. Блоки мест в Сочи и Анапу также взял «Библио Глобус», кроме того туроператор представляет собственные программы в Анапу и Сочи на рейсах авиакомпаний «Россия» (группа компаний «Аэрофлот»), «Ред Вингс» и «Норд Стар». Таким образом, в летнем сезоне прямыми рейсами из Красноярска в Симферополь могут улететь более 11,5 тысяч пассажиров, в Сочи – более 17 тысяч, а в Анапу – более 13 тысяч. В общей сложности воспользоваться услугами прямой перевозки смогут около 40 тысяч жителей края (это примерно 68% туристов, которые в прошлые годы предпочитали отдыхать в Турции).
По признанию турагентов, ценник на перелёт привлекательнее у «Библио Глобуса», и в целом российское направление разбирается «на ура!». «Глубина продаж хорошая, вплоть до сентября, - подтверждает Зульфия Рыжова, менеджер туристического агентства «Атлантис». - В Крыму отели уже практически полные стоят. Сочи хорошо спрашивают семейные, особенно те, у кого зарплата в рублях без привязки к росту курса валют. Цены адекватные, на май так вообще «горят». На неделю в мае выходит на одного от 17.000 рублей, и это с перелётом, трансфером, страховкой и проживанием. Экономить люди предпочитают на всём, особенно из-за дороговизны ресторанов в курортной зоне. Фишка этого сезона – апартаменты с кухней, туристы карты распечатывают с рынками поблизости и вперёд!».
Во Вьетнам, Таиланд, Грецию и на Кипр «Пегас Туристик», «Корал Тревел», «Санмар» и компания «Анекс Тур» летают дружным квартетом
На зарубежных направлениях федеральные операторы предпочитают делить блоки мест на самолётах, за счёт чего имеют возможность предлагать интересные ценовые решения. Во Вьетнам, Таиланд, Грецию и на Кипр «Пегас Туристик», «Корал Тревел», «Санмар» и компания «Анекс Тур» летают дружным квартетом. В Таиланд – на самолётах «Роял Флай» и «Норд Винд». В Бангкок «Роял Флай» с мая по сентябрь планирует доставить около девяти тысяч пассажиров, на Пхукет «Норд Винд» - более 7,5 тысяч. Всего в весенне-летний период в Таиланд заявлен 71 рейс.
На рейсах во Вьетнам, на Кипр и Крит «Пегас», «Корал», «Санмар» и «Анекс» распределили блоки мест на бортах дочерней компании «Пегаса». В Ираклион прямыми чартерными рейсами смогут вылететь 4,8 тысячи пассажиров, в Ларнаку – три тысячи, а в Нячанг - рекордные для этого сезона 15,8 тысяч туристов.
В прошлом году Красноярск переживал падение спроса на зарубежных направлениях. Тогда на заграничные курорты прямыми рейсами отправились порядка 80 тысяч человек, что казалось почти катастрофичным. Сегодня предварительные расчеты дают цифру в два раза меньше, но, учитывая затянувшийся кризис, это хороший показатель, полагают эксперты. Ситуация с вновь обозначившейся глубиной продаж показывает, что рынок готов принять и большее число предложений, однако операторы решили не рисковать, предпочитая шанс на 100%-ную загрузку программ журавлю изобилия в красноярском небе.
Специалисты ЦИАМ изучили новые методы моделирования обледенения на семинаре в Монреале.
Специалисты Центрального института авиационного моторостроения им. П.И. Баранова (ЦИАМ) приняли участие в обучающем семинаре «Методы моделирования, используемые для сертификации на обледенение самолетов, вертолетов и реактивных двигателей», прошедшем в апреле 2016 года в Монреале (Канада).
Современные методы расчетов на обледенение стали незаменимыми в ходе сертификации. Комплексный подход, включающий расчет аэродинамики и процесса обледенения, а также проведение испытаний в стендовых и естественных условиях обледенения, обеспечивает экономически эффективный процесс сертификации. Именно этой теме был посвящен курс из 21 лекции, который прослушали представители 27 компаний из России, США, Франции, Италии, Индии, Канады и других стран.
Обучающая программа охватила основные аспекты моделирования полетного обледенения и анализа противообледенительных систем, а также затронула актуальные вопросы сертификации на обледенение.
Резюмируя посещение семинара, начальник отдела отделения «Авиационные двигатели» ЦИАМ Алексей Владимирович Горячев отметил: «Чтобы получить сертификат для самолета, вертолета или реактивного двигателя, необходимо доказать, что он может выдержать безопасный полет в нормированных условиях обледенения. Современный процесс сертификации включает расчетные исследования, испытания на обледенение в аэродинамической трубе, а также проведение натуральных летных испытаний в естественных условиях».
Прослушанный курс лекций оказался одинаково интересен и полезен как специалистам в области аэродинамики и процессов обледенения, так и экспертам по экологии, разработчикам авиасимуляторов и представителям регулирующих органов. Участникам семинара были вручены сертификаты, подтверждающие успешное прохождение учебного курса.
Российские предприятия готовы полностью вытеснить турецкий текстиль.
Отечественная легкая промышленность переживает ренессанс, и ряд ключевых игроков рынка способен практически полностью заместить подорожавший импорт.
Задача импортозамещения – одна из приоритетных задач, которую сегодня решают Минпромторг и правительство. Благодаря этому постепенно снижается зависимость от импортных товаров и фиксируется рост промышленного производства, пишет «Российская газета».
Минпромторг уже сделал довольно много для стимулирования российских производителей. Разработаны механизмы выделения инвестиционных кредитов, субсидирования процентной ставки на закупку сырья и материалов. Недавно правительство утвердило программу поддержки легпрома. Кроме того, регулярно на площадке Минпромторга проводятся встречи с представителями сетей и брендов, которые изъявили желание локализовать свое производство в России.
Однако для создания нового производства без частного капитала не обойтись. В легпроме новых действующих проектов не так много.
Одним из ключевых и пока самым крупным реализованным проектом является создание производства высокотехнологичных тканей из синтетических волокон в городе Шахты Ростовской области, это производственная площадка группы компаний БТК.
В июне прошлого года министр промышленности и торговли РФ Денис Мантуров вместе с губернатором Ростовской области Василием Голубевым открыли производственную площадку «БТК текстиль». Это комплекс предприятий, где уже почти год выпускают высокотехнологичный текстиль и трикотаж из синтетических волокон и шьют спецодежду. Промышленный процесс «БТК текстиль» охватывает полный цикл производства текстиля, включая прядение, ткачество, отделку и пошив изделий.
Когда попадаешь в цех, складывается впечатление, что ты не в России, а где-то в Западной Европе. Как говорят иностранные специалисты, приглашенные компанией для отладки производства ткани, сегодня на фабрике самые современные способы обогащения ткани, такие как ламинация, крашение, печать, антимоскитная защита, водоотталкивающая пропитка, ветрозащита, быстрое высыхание, сжатие в малый объем, а также силиконизация, не имеющая аналогов не только в России, но и в большинстве стран мира.
Для выпуска текстиля применяется более 250 единиц современного оборудования из Италии, Дании, Германии, Швейцарии и Франции, часть машин была разработана специально для «БТК текстиль» и не имеет аналогов в мире. Ткани с такими свойствами широко используются при производстве рабочей и спецодежды, а также из них шьют спортивную одежду, горнолыжную экипировку. Налажено производство поливискозной ткани, которая широко применяется при производстве школьной формы и форменной одежды для госструктур и ведомств.
Особенно поразила лаборатория, где происходит магия создания ткани и расцветок. «Цветовая кухня», установленная рядом с производством, лаборанты в белых халатах – все очень напоминает медицинскую лабораторию. Руководитель лаборатории, индус по происхождению, очень трепетно относится к дисциплине и чистоте в зале. Все цеха фабрики выкрашены в нейтральные цвета, внедрены все современные технологии концепции бережливого производства. На полу указаны подробные маршруты от склада сырья к производству и складу готовой продукции. Даже язык не поворачивается называть рабочих в таком цеху ткачами и ткачихами.
Создание производства собственного текстиля – следующий этап для группы компаний БТК, основанной Таймуразом Боллоевым в 2005 году. Серьезные швейные мощности, появившиеся к 2013 году, трехлетний контракт и постоянный заказ от Минобороны позволили увеличить инвестиции в текстильное производство. Вертикальная интеграция в условиях российского рынка позволяет гарантировать ценообразование и качество по всей цепочке создания изделия, не зависеть от сторонних поставщиков.
Хотя справедливости ради стоит признать, что «БТК текстиль» закупает сырье – синтетические нити и волокна – за рубежом, преимущественно в Азии. Специалисты говорят, что пока в России не производят нити необходимого качества. Однако компания продолжает поиск поставщиков как в ближнем, так и в дальнем зарубежье. Кроме того, ведутся переговоры с российскими нефтехимическими компаниями по созданию производства синтетических гранул и волокон для текстильного производства.
Генеральный директор компании «БТК текстиль» Сергей Базоев рассказал РГ, что мощности предприятия, а это около 12 млн м ткани в год, позволяют покрывать до 40% внутренней потребности группы БТК и компания рассчитывает привлечь заказы коммерческого рынка B2B и B2C секторов. Он также поведал о грандиозных планах компании в отношении экспорта продукции в Европу и другие страны.
Помимо «БТК текстиль», в холдинг входит одно из старейших в России и единственное текстильное предприятие за Уралом – Барнаульский меланжевый комбинат, который производит текстиль из натурального хлопкового сырья с полным технологическим циклом. Комбинат выпускает хлопчатобумажные и смесовые ткани, рабочую одежду и домашний текстиль.
Неправы те, кто считает, что импортозамещение в легкой промышленности невозможно. Есть вдохновляющие примеры, способные потянуть за собой всю отрасль.
Российские писатели в Апулии
Закончилось путешествие группы российских писателей по Апулии, самой восточной области Италии, расположенной на побережье Адриатического и Ионического морей. Такие ежегодные поездки российских и итальянских писателей по Италии и России стали уже доброй традицией.
По инициативе и при поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям и Банка Интеза писатели ежегодно отправляются в «творческую командировку» в другую страну. С российской стороны поездки организует Институт перевода, с итальянской – Ассоциация «Познаем Евразию». В 2011 году группа итальянских писателей совершила путешествие по Транссибирской магистрали от Москвы до Улан-Удэ, в следующем году российские писатели побывали на Сицилии. В 2013 году итальянцы проехали по городам Центральной России, а в 2014 году российские писатели путешествовали по Северной Италии. В прошлом году молодые итальянские писатели совершили увлекательное странствие по литературным местам Центрального региона, дорогим каждому, кто любит русскую литературу. А в нынешнем году российские писатели отправились в Апулию, на «каблук» итальянского «сапога», омываемый водами сразу двух морей.
Апулия – далеко не самый известный туристический маршрут в Италии, хотя и здесь можно увидеть немало интересного, поражающего воображение. Главное же, что открылось российским писателям в их поездке, - повседневная жизнь южной Италии, открытые и доброжелательные люди, стремящиеся развивать бизнес с Россией, делиться дарами, на которые так щедра южная земля. В Ассоциации промышленников Бари писателям рассказали об отменном качестве местной продукции и подчеркнули заинтересованность в долгосрочных поставках в Россию. Здесь очень надеются на скорую отмену санкций. На официальной встрече с заместителем губернатора региона Лореданой Капоне речь сразу зашла о сотрудничестве с Россией, о стратегическом партнерстве, причем, не только в экономической, но и в политической, культурной и религиозной сферах. Бари, где с 1087 года хранятся мощи Святого Николая Чудотворца, является последовательным сторонником межконфессионального диалога и совместной религиозной деятельности. В этом писатели смогли убедиться лично, побывав на православной литургии в Базилике Святого Николая Чудотворца и посетив Патриаршее подворье Святителя Николая и Русскую церковь в Бари, переданные Московскому Патриархату после визита в Италию президента Путина в 2007 году.
Замечательный сюрприз ожидал писателей в лицее небольшого города Массафры, где учащиеся изучают русский язык. «Проект Россия» поддерживается Ассоциацией «Познаем Евразию», всего в рамках проекта в небольшом регионе русский язык изучают свыше шестисот учащихся. Дети исполнили Гимн России, показали сценки на русском языке, пообщались с писателями. Поразил даже не столько прекрасный уровень знания русского языка, сколько искренняя увлеченность учащихся своим предметом.
За неделю писателям удалось повидать многое. Не только Бари с Базиликой Николая Чудотворца и знаменитым Норманно-швабским замком, но и почти сказочный городок Альберобелло с загадочными конусообразными домиками трулли, Лечче с его уникальной барочной архитектурой, Таранто с богатейшим Археологическим музеем и почти аутентичным старым городом, к реставрации которого еще только приступают архитекторы, Трани с Кафедральным собором Санта-Мария-Ассунта и замком 13 века, построенным Фридрихом II, Конверсано с его уникальным романо-готическим собором. А еще был современный балет в театре Петруцелли и Маленькая торжественная месса Россини в Базилике Святого Николая Чудотворца, исполнявшаяся по случаю 800-летия Доминиканского ордена. Помимо культурно-ознакомительной части программы были и официальные встречи в мэриях, «круглые столы» и незапланированные встречи на улицах и набережных. Сегодня, когда рядовому жителю Италии так трудно бывает порой в искажающих зеркалах СМИ увидеть образ подлинной России, понять, чем живут ее граждане, какие проблемы их волнуют, о чем они мечтают, такие встречи особенно важны. И они продемонстрировали огромный интерес рядовых итальянцев к тому, что происходит сегодня в России. Посланцами доброй воли из России выступили писатели Алексей Варламов, Валерий Попов, Владимир Шаров, Дмитрий Данилов, которому как раз в дни поездки вручена была литературная премия «Читта ди Католико», Максим Амелин, Сергей Георгиев, Анна Матвеева, Игорь Вирабов и главный редактор отраслевого журнала «Книжная индустрия» Светлана Зорина. Визит российских писателей освещали местные СМИ, интервью с некоторыми из них показали местные телеканалы. А книгу Дмитрия Данилова на итальянском языке после вручения ему литературной премии заказали все крупные книжные магазины Апулии.
Теперь – по традиции – писателям предстоит поделиться богатством впечатлений в своих путевых заметках, эссе, рассказах, стихах, которые собраны будут в отдельной книге, выпускаемой на русском и итальянских языках.
Задело!
Владимир Бушин
5 апреля президент В.В. Путин направил в Думу законопроект о создании национальной гвардии.
Гвардия — отборные, привилегированные войска. Само слово guardia (охрана, защита) появилось в XII веке в Италии. Но ещё в рабовладельческом обществе создавалась гвардия в качестве телохранителей монархов и полководцев: в Древней Греции — под названием "священная дружина", в Древней Персии — "корпус бессмертных", в Македонии — "царские любимцы", в Древнем Риме — "преторианцы". В литературе чаще всего встречается "преторианская гвардия". В Италии первоначально так называли отборный отряд для защиты боевого знамени. Позже гвардия появилась и в других странах, особенно известна национальная, а потом императорская гвардия Наполеона. Именно там родился девиз "Гвардия умирает, но не сдаётся!". После свержения Наполеона гвардия была сильно сокращена и использовалась для охраны королевского дворца.
В России гвардию создал в 1690 году молодой царь Пётр из своих "потешных войск" в составе Преображенского и Семёновского полков. Но официально они получили звание гвардейских после боевого крещения в Северной войне 1700-1721 годов. Как сказал Пушкин, писавший о царе в грозный час Полтавской битвы:
Тогда-то, свыше вдохновленный,
Раздался звучный глас Петра:
"За дело! С Богом!" Из шатра
Выходит Пётр. Его глаза
Сияют, лик его ужасен,
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь как Божия гроза…
Так повелось и дальше: звание гвардейских давали за отличие в боях. Советская гвардия родилась летом 1941 года в боях за ликвидацию на Смоленщине ельнинского выступа. Операцией руководил генерал армии Г.К. Жуков. Тогда приказом №308 от 17 сентября наркома обороны И.В. Сталина звание гвардейских было присвоено четырём стрелковым дивизиям: 100-й (генерал-майор И.Н. Руссиянов), 127-й (полковник А.З. Акименко), 153-й (генерал-майор Н.А. Гаген) и 161-й (полковник П.Ф. Москвитин). К концу войны гвардейскими у нас были 11 общевойсковых, 6 танковых армий и других соединений и частей. Гвардейцы получали нагрудные значки с изображением красного знамени и пятиконечной звезды. На гвардейских знаменах было изображение В.И. Ленина. Кого изобразят сейчас? Судя по всему, Ельцина.
Путин производит в гвардейцы 400 тысяч военнослужащих. За что? За послушание? За почитание? За голосование? По меркам Великой Отечественной войны — это 7-8 общевойсковых армий. В конце войны в таком примерно составе воевал 4-й Украинский фронт.
В тексте законопроекта, как он представлен в интернете, многое вызывает недоумение, если выразиться с галантностью гвардейского офицера. Например: "Нац-гвардия может участвовать в ликвидации последствий природных и техногенных аварий". Может!.. Вот, мол, теперь закон разрешает. А кто может запретить и без закона помогать людям? Но, во-первых, прежде всего надо думать и заботиться не о последствиях, а о причинах аварий, о предотвращении их и о борьбе с ними. О том, что в таких случаях во всём мире привлекаются армия и разного рода военизированные организации, — это только для Дмитрия Медведева оказалось большой неожиданной новостью.
А это? "Представители нового органа могут проверять документы у подозрительных лиц". Во-первых, тот, кто "представителю" показался подозрительным, другому может показаться обожателем президента. Во-вторых, о каких документах речь? Ни в Конституции, ни в Уголовном кодексе, ни ещё где нет и не может быть требования, чтобы граждане России всегда имели при себе паспорт или другой аналогичный документ. И если на улице ко мне подходит неогвардеец и требует предъявить документ, а у меня его нет, что из этого следует — задержание? И это — демократия? Чтоб тебе, родимый, всю жизнь в такой демократии жить.
Читаем дальше: "Гвардейцы имеют право стрелять на поражение, если подверглись нападению с применением оружия, при побеге арестантов". Что за новость! Так было всегда. Формулировка "убит при попытке к бегству" известна с незапамятных времен. Что за нужда повторять это?
Но вот жутковатая новость: "В особых случаях служащим нацгвардии разрешат открывать огонь без предупреждения". Что за особые случаи? Кто определит их особость? Под неё можно подвести многое. Подвёл же царь Николай II 9 января 1905 года под такой случай многотысячную манифестацию обнищавших, голодных, измученных жителей Петербурга, шедших к нему, к батюшке, с его портретами и хоругвями за помощью и защитой от Дерипасок и Вексельбергов того времени. И генерал Толстой приказал: "Пли!". Кровавое воскресенье. На площади перед Зимним дворцом — больше тысячи убитых, в том числе старики и дети… А сколько подобных "особых случаев" находил Столыпин, которому поставили памятник? Кажется, больше семи тысяч. А Ленский расстрел? Там предупреждали рабочих? А разве забыть 4 октября 1993 года?.. Даже по признанию Ельцина — полторы тысячи убитых…
О Кровавом воскресенье как об "особом случае" невольно вспомнилось в связи с недавней выставкой Валентина Серова. Он, свидетель расстрела, написал тогда гневный цикл "1905 год", но на выставке не было его ни малейшего следа. Изъяли! Как можно-с! И вот, на выставке — портреты царей, роскошные дамы высшего света… А говорят, у нас цензуры нет. Для правды — ещё какая, включая классиков!
Дальше о законопроекте ещё страшней: "Гвардейцы могут привлекаться к выполнению задач с оружием в руках по прямому решению президента". По прямому — то есть безо всяких ордеров и прочих бумаг: на кого президент покажет пальцем, того надо и кокнуть? А как иначе это понимать? Между прочим, когда 4 октября 1993 года Ельцин приказал министру обороны Грачёву расстрелять Дом Советов, тому мало было указующего перста, он потребовал письменный приказ, и Ельцин дал приказ. Выходит, даже ельцинского уровня демократия — побоку…
И опять загадка: "В остальных случаях (кроме туманно-многозначных "особых" — В.Б.) гвардеец перед применением физической силы, спецсредств или оружия обязан сообщить, что он является военно-служащим нацгвардии". То есть обязан представиться: это, мол, я, царский любимец из корпуса бессмертных; если укокошу, не взыщите — служба такая.
А дальше пошёл черный юмор: "Национальной гвардии запрещается применять специальные средства в отношении женщин с видимыми признаками беременности". Во-первых, что такое "видимые признаки беременности"? А с невидимыми признаками, значит, не запрещается, можно палить. У некоторых женщин беременность незаметна до восьми месяцев. Тем паче, если дело происходит осенью или зимой, и женщина не в сарафане, а в пальто или в шубе. Во-вторых, беременная женщина может находиться в толпе, и "видимые признаки" для храброго гвардейца могут быть совершенно невидимы. Так не ввести ли для беременных женщин в обязательном порядке яркую форму одежды, допустим, оранжевую кофту, красные брюки и островерхий зеленый колпак с бубенцами? В-третьих, а в небеременных женщин можно стрелять? По тексту закона — безо всяких сомнений.
Юмор продолжается: "При пресечении массовых беспорядков нацгвардия имеет право применять боевую технику с последующим уведомлением прокурора". Дескать, уважаемый тов. Чайка, довожу до вашего сведения, что на прошлой неделе в результате применения пулемётов, вертолётов и танков при пресечении беспорядков мы ухлопали 257 человек, в том числе 165 небеременных женщин. Глава нацгвардии, генерал армии Виктор Золотов…"
Так вот, совершенно ясно, что законопроект написан в большой спешке и комически неграмотно. 7 апреля состоялась большая встреча президента с представителями прессы, во время которой он позволил себе шутить по поводу возможной в России четвёртой революции, не понимая, с чем шутит, — революция весьма неподходящий для этого предмет.
А ещё мы услышали, в частности, историю об оружейном плутонии, начавшуюся ещё в 2004 году. Путин говорил об этом довольно невнятно, но суть ясна: "Это материал, который используется для подготовки ядерного оружия". Понятно. Но — "он был наработан нашими предприятиями и американскими". Вместе, что ли, работали? "С обеих сторон — 34 тонны". Что значит "с обеих сторон"? Надо было ясно сказать, сколько у них и сколько у нас. Но главное вот что: "Подписали соглашение, договорились, что этот материал будет уничтожаться определённым способом, а именно промышленным. Для этого надо было построить специальные предприятия. Мы эти предприятия построили, мы свои обязательства выполнили, а наши партнёры — нет". А чтобы уж окончательно застыдить невоспитанных американцев, президент вспомнил американский лагерь Гуантанамо: "Ведь договорились же, что он закроется. Ну и что? Закрыли? Нет! До сих пор там люди в кандалах ходят. Можете себе представить, чтобы у нас такое было? Даже в голову не приходит!". Да нет, в некоторые памятливые головы кое-что из подобного рода фактов, хоть и без кандалов, приходит. Умер в тюрьме приговорённый пожизненно Юрий Шутов… Какой уже год томится за решёткой дважды оправданный судами полковник Владимир Квачков… А осуждённые на долгие сроки за простое хулиганство нацболы! Ещё?
В воскресных недельных обзорах телевидения на каналах и НТВ, и Россия, и Первый сюжету с плутонием было уделено большое внимание, но никто не задался вопросом: а что мешало нашей стороне вести себя так же, как американская? Что заставило наших деятелей трусить впереди паровоза? Да, Путин стыдил американцев и наглядно показал, какие они бяки. Но ведь, сударь, всем, с американцами давно всё ясно. А вы продолжаете стыдить "наших друзей"! Это всё тот же застарелый "синдром Бакатина", того самого забытого ныне, ещё горбачёвского, главы КГБ, который выдал американцам государственную тайну и ожидал, миляга, что они ответят тем же. Ну, тогда просто плакать хотелось при виде такого незамутнённого тупоумия…
Есть основания полагать, что законопроект о нацгвардии запущен ныне потому, что вдруг резко запахло жареным. Со всех концов страны, на самых разных "сходках", из уст совершенно непохожих лиц громом гремит: "Долой! К чёрту всю систему!". Это на днях Москва слышала и на митинге дальнобойщиков, и на международном Московском экономическом форуме из уст члена-корреспондента Руслана Гринберга; Ленинград слышал это же на митинге, устроенном обществом "Солидарность".
В заключение можно заметить, что прохождение законопроекта в Думе будет, надо полагать, непростым. Во всяком случае депутат Александр Кравец, коммунист, заявил: "Там, наверху, просчитывают всё и готовятся к серьёзной борьбе за сохранение своих рычагов власти. Вот и понадобилась им нацгвардия… Такой законопроект нельзя поддерживать ни в коем случае". Ему вторит депутат Юрий Синельников: "За произвол коммунисты голосовать не будут". То же и Вадим Соловьёв: "В пору кризиса, боясь массовых выступлений сограждан, власть формирует военизированную структуру по типу американской, которая будет разгонять протестное движение… Коммунисты не будут поддерживать такой законопроект". Вот так решительно.
"Дочка" "Газпрома" South Stream Transport B.V. и итальянская Saipem обменялись исками в суде.
Дочерняя компания "Газпрома" South Stream Transport B.V., являвшаяся оператором проекта газопровода "Южный поток", и итальянская Saipem обменялись исками в суде. Об этом сообщается в материалах "Газпрома".
В декабре 2015 года секретариат арбитражного суда Международной торговой палаты уведомил South Stream Transport B.V., что Saipem инициировала арбитражное разбирательство в отношении South Stream Transport B.V. в связи с односторонним расторжением контракта от 14 марта 2014 года на строительство газопровода "Южный поток".
В своем заявлении Saipem требует взыскать вознаграждение за выполненные по проекту работы, компенсацию понесенных расходов и компенсацию за расторжение контракта - всего около 760 млн евро плюс проценты.
South Stream Transport B.V. направила отзыв на заявление Saipem о проведении арбитража, в котором отвергла все предъявленные требования и заявила о своем намерении подать встречный иск.
В свою очередь Saipem в отзыве на встречный иск от 8 апреля 2016 года заявила об отсутствии оснований для предъявления к ней встречного иска.
В настоящее время арбитражный трибунал сформирован, стороны и трибунал согласовывают график арбитражного разбирательства.
Проект "Южный поток" стоимостью 15,5 млрд евро был рассчитан на поставку в Европу 67 млрд куб. м газа в год. Оператором проекта являлась дочерняя компания "Газпрома" South Stream Transport B.V.
Россия в декабре 2014 года отказалась от реализации проекта "Южного поток" и приступает к проекту "Турецкого потока". Глава "Газпрома" Алексей Миллер отмечал, что "Южный поток" больше не актуален.
Saipem входит в итальянский нефтегазовый концерн Eni - один из крупнейших в мире нефтегазовых подрядчиков.
South Stream Transport B.V. была создана для строительства морской части "Южного потока". Однако после решения о прекращении реализации проекта "Газпром" выкупил доли Eni, EdF и Wintershall в проекте. Предполагалось, что часть активов South Stream Transport может быть использована при строительстве "Турецкого потока", который впоследствии также был заморожен.
Рынок масличных Казахстана становится привлекательным для инвесторов
Вслед за китайскими инвесторами, которые планируют не только приобретать на казахском рынке масличные культуры и продукты их переработки, но и вкладывать средства в модернизацию и строительство сельскохозяйственных предприятий, инвестиционную привлекательность сельского хозяйства Казахстана увидели и итальянские инвесторы.
Итальянцы намерены «проверить на прочность» сегмент рынка по выращиванию рапса, а при условии получения удовлетворительных результатов планируют приступить и к производству рапсового масла. Инвестиционный проект реализуется в Кызылжарском районе Северо-Казахстанской области.
Планируется уже в текущем сезоне рапсом засеять около 5 тыс. га, а в перспективе расширить до 60 тыс. га. При этом инвесторы озвучивают довольно оптимистичный прогноз по увеличению урожайности рапса до 4,5 т/га, за счет использования новых технологий. Следует отметить, что средняя урожайность рапса в регионе составляет всего 1,5-2 т/га. Наивысший уровень урожайности – 2,5 т/га наблюдается лишь в некоторых хозяйствах области, которые используют интенсивные технологии выращивания.
Александр ЗАГРИБЕЛЬНЫЙ
Дон Кихот и чёрная дыра
+++ ——
Загрибельный Александр Павлович — журналист, переводчик, прозаик. Председатель общественного социально-экологического центра «Зеленое движение». Живет в г. Таразе (Казахстан). Публикации в «ДН»: «На Шелковом пути меж трех миров» (№ 4, 2010).
Уповай, Санчо, не на какую-то неведомую бабушку, а на Бога, и он наградит твою жену тем, что ей более всего подходит.
М.Сервантес. «Дон Кихот»
Незатухающий конфликт
Жена у меня просвещенный человек — художница, педагог, автор учебников для начальной школы. Книг прочла несметное количество. Стихи запоминает наизусть мгновенно. Говорю это не с целью похвастаться супругой, но дабы получить возможность, пропустив сквозь призму семейного бытия пучок жгучих вопросов, расщепить их неизбежный пафос на удобные для рассмотрения лучи спектра.
Еще моя жена несколько педантично считает, что, раз берешь книгу, читать ее надо от корки до корки. Она любит литературу. Но вот «Дон Кихота» Сервантеса не любит. Это не обвинение, это — констатация факта.
— Ну зачем мне читать эти длинные рифмованные посвящения, — негодует она, — а следом нелепые байки про то, как некий не в полном рассудке старый чудак упал со своей клячи, как его поколотили, как он вляпался в очередную глупую историю.
Впрочем, Рабле она тоже не жалует. Ей нравятся вещи более изящные, например, роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Еще она не переносит разговоры про космос, кварки, черные дыры, гравитацию… Но это отдельный и чрезвычайно важный луч в спектре предлагаемого околосемейного рассуждения на литературную тему.
Я часто советуюсь с женой, она умеет давать людям точные характеристики, искусно владеет воспитательными приемами, ловко разруливает бытовые коллизии, но с «Дон Кихотом» у нас порой доходит до нешуточных домашних сцен. Я неоднократно пытался объяснить его содержательные достоинства и доказать историческую значимость, но безуспешно. Потом, раздраженный, не находил себе места в квартире, соображая, как защитить рыцаря печального образа и его создателя и, наконец, просто понять, почему через четыреста лет после выхода в свет эта книга для меня — «живее всех живых».
И как свидетельствует авторитетная статистика, не только для меня. В 2002 году жюри Нобелевского комитета, в которое вошли сто известных писателей из пятидесяти четырех стран мира, определило лучшее произведение мировой литературы, назвав «Дон Кихота» — «Книгой всех времен и народов».
Если абстрагироваться от неторопливого и многословного, по современным меркам, стиля и оставить в стороне критику рыцарских романов, мне думается, главные действующие лица в «Дон Кихоте» — это крупные многозначные иероглифы и колоссальные обобщающие символы. У них есть удивительное свойство: в каждую эпоху они могут переосмысливаться по-новому. Такое свободное жизненное пространство художественного материала делает героев — архетипами, а саму книгу — книгой на все времена.
Эпоха Возрождения потешалась над стремлением героя искоренить кривду и защитить правду, эпоха Просвещения — относилась к рыцарю сурово, романтики его реабилитировали, и весь двадцатый век Дон Кихот с почетом шествовал по сценам и экранам. О романе написано столько, что одна библиография заняла бы десятки страниц. Наиболее радикально выразились испанские философы: Хосе Ортега-и-Гассет скептически назвал рассуждения европейских критиков Шеллинга, Гейне, Тургенева о Дон Кихте «мимолетными прозрениями — скупыми и неполноценными», а Мигель де Унамуно определил «кихотизм» как национальный вариант христианства.
Для меня это роман о теле и духе. Если Дон Кихот — это дух, высокий и неосуществимый в идеале, то Санчо Панса (что в переводе значит — пузо) — воплощение телесного начала. Один — длинный, тощий на коне, другой — упитанный, округлый на осле — едут они вместе бок о бок. Дух без тела — бесформен и неприкаян. А тело без духа бессмысленно и не знает своего предназначения.
Духу требуется самоутвердиться, воплотиться в физических границах тела. Дух заморачивается на теле, в частности, при помощи слов. Тогда, порой, говорят, что мысль вещественна, а слово материализуется, становясь во главу угла. А там оно уже может и убить, и спасти, и полки повести…
Сравнивая Дон Кихота и Гамлета, Тургенев говорит о двух концах одной оси человеческих характеров в их крайних проявлениях, которые он обозначил в таких категориях чистой физики, как центробежность и центростремительность, динамика и статика.
Однако ось Дон Кихот — Санчо Панса гораздо более базовая, более полярно разнесенная и художественно доказанная Сервантесом.
Но все-таки, что ж такого есть в романе, что трогает лично меня? Что задевает и заставляет выносить семейный сор из избы? Какие чувства и мысли генерирует во мне эта старая книга, соприкасаясь с современными реалиями? Почему никогда ни над каким другим текстом я не смеялся так весело и порой до слез, не удивлялся собственным заблуждениям, со смехом пытаясь от них освободиться?
Роман сложен, и с каждым прочтением убеждаешься, что этажи заложенных в нем смыслов не вполне были открыты даже самому автору, который, гениально следуя логике художественного развития героев, даровал им многомерную самостоятельную жизнь.
Это утверждение вполне согласуется с идеями М.Бахтина, который считал, что каждая культура, вовлеченная в «диалог» с последующими культурными эпохами, постепенно раскрывает заключенные в ней многообразные смыслы, часто рождающиеся помимо сознательной воли творцов культурных ценностей.
В одном из приближений для меня это роман о горестном несовпадении идеала, желания всеобщей справедливости и грубой материальности реальной жизни. Об иллюзиях и неосуществленных надеждах, которые многие из нас — хомо советикус — питали в юности, строя планы на прекрасное будущее под очарованием коммунистической пропаганды, почти религиозно вдалбливаемой в сознание посредством политических заклинаний и коллективных ритуалов:
— Будь готов! — Всегда готов!
Что поделаешь, но Павка Корчагин долго оставался для меня высоким ориентиром при определении такой идиомы, как смысл жизни.
Жена, хоть и была пионеркой и комсомолкой, но толпу ноябрьско-майских демонстраций не жаловала, социальных иллюзий не питала, мировой пролетарской революции, как утверждает, не ждала. Короче, была умной самостоятельно мыслящей девчонкой, вдобавок с развитыми художественными талантами.
Поэтому большинства заблуждений свойственных мне, мечтателю-рецидивисту, любящему после драки махать кулаками, у нее просто не было изначально, и «Дон Кихот» в таком преломлении для нее, действительно, является набором банальностей.
Однако могу предположить и другую причину неприятия, весьма деликатную — гендерную. Казалось бы, идея высокого служения даме сердца должна вызывать единодушное сочувствие у прекрасной половины человечества. Но на самом деле ее представительниц среди почитателей рыцаря Печального образа, по моим наблюдениям, неизмеримо меньше, чем насчитывает их другая половина.
Например, Гамлет как герой вполне может быть бесполым. Гамлет — это проблема личности: колебания, сомнения, «быть или не быть». Его с энтузиазмом неоднократно пытались сыграть женщины. Не будем говорить об успешности этих экспериментов. Но вот то, что ни одна актриса не пожелала сыграть Дон Кихота, настораживает. Этот герой безусловно мужчина — энергетический импульс действия в чистом своем проявлении. Но, высмеивая безумие рыцарства, Сервантес неизбежно ставит под удар воодушевление своего героя по отношению к идеалу Прекрасной дамы.
Того же эффекта он достигает, заставляя Дон Кихота, в силу слепоты помутившегося рассудка, обращаться высокопарным слогом к гулящим бабенкам на постоялых дворах, как к благородным девицам.
В ответ на требования рыцаря преклоняться перед Дульсинеей от его оппонентов слышатся едкие реплики: «пусть из ее глаз течет киноварь и сера»…
А когда Дон Кихот настоятельно рекомендует «освобожденной» им путнице: «Поезжайте в Тобосо к моей госпоже, скажите ей, что вы от меня, и поведайте ей все, что я совершил», — легко догадаться, что это не тот тип задания, который безоговорочно понравится каждой спешащей по своим делам особе женского пола.
В многочисленных двусмысленных ситуациях образ Прекрасной дамы постоянно снижается, словно писатель посмеивается над мужским заблуждением относительно рыцарского служения ей. Такое возвращение Мадонны с небес на землю чревато замаскированной профанацией культа святости непорочной девы Марии.
Но современная нам женщина зачастую и не желает выглядеть святой. Костер ей больше не грозит, и всякие колдовские чары ей очень даже по душе, и редкая (по чистосердечному признанию супруги) при случае отказалась бы натереться мазью Воланда и, как Маргарита, прогуляться на Лысую гору эдакой ведьмой. И уж, конечно, каждая желает чувствовать себя особенной, единственной и всеобще обожаемой, готовой стать центром мира. Что поделаешь, природа человека такова. Предъявлять претензии остается только мирозданию.
Как бы то ни было, подлинный духовный, выражаясь современным языком — «виртуальный», оруженосец Дон Кихота — это Дульсинея Тобосская. Но чем вдохновеннее Дон Кихот провозглашает канон ее красоты, тем пародийнее звучат поэтические штампы в общем комическом контексте:
«Ее волосы — золото, очи ее — два солнца, ланиты — розы, уста — кораллы, жемчуг — зубы ее, алебастр — ее шея, мрамор — перси, белизна ее кожи — снег…»
Вам это ничего не напоминает?
Мы не знаем, знаком ли был Сервантес с творчеством Шекспира, но достоверно известно, что роман «Дон Кихот» вышел в 1604 году и вскоре был переведен на другие языки, а в 1613 году в лондонском театре шла написанная Шекспиром и утерянная в дальнейшем пьеса «История Карденьо», главным героем которой был уже знаменитый в Европе персонаж — Дон Кихот.
Оба гения жили в одну эпоху и, как свидетельствует история, умерли в один день — 22 апреля 1616 года.
Полностью сонеты Шекспира были опубликованы в 1609 году. И хотя основная их часть была написана до выхода «Дон Кихота», но, как знать, не тянется ли из романа какая-нибудь ниточка к знаменитому 130-му сонету, где Шекспир, беспощадно круша окаменевшие поэтические лекала женской красоты, почти слово в слово проецирует инвертированное описание Дульсинеи на свой адресат, коим явилась смуглая леди. К ней мы вернемся позже, а пока…
Прекрасную Дульсинею Тобосскую Дон Кихот так и не находит. Глупость мужская посрамлена — единственная бедная служанка из сострадания ухаживает за своим разбитым, больным хозяином. Что и прекрасно само по себе.
Скорее всего, женщине, по ее природе, не свойственны заблуждения, подобные мужским. Уж она-то трезво оценивает других представительниц своего пола и предпочитает не впадать в дон кихотово безумство. Хотя нынче женщины занимаются штангой и боями без правил, странствующих рыцарей среди них не было и не предвидится.
Потому сделаю допущение, что, почувствовав пронизывающие роман иронические мотивы, женское начало моей благоверной стихийно протестует и читать отказывается.
Но все же причина отторжения может лежать еще глубже.
«…Вместо того, чтобы, как подобает христианину, в минуту опасности, поручить себя Богу, они поручают себя своим дамам, да еще с таким молитвенным жаром и благоговением, точно дамы эти их божества. Право, все это припахивает чем-то языческим», — комментирует встречный пастух повадки странствующих рыцарей.
При всей диалектике позиций автора, рассказчика и героя, отбор и концентрация событий все-таки принадлежит автору. Результирующий вектор романа привлекает трезвым, если не сказать резче, отношением к религиозным вопросам. Оно проявляется сразу, когда Дон Кихот произносит фразу: «история о маркизе Мантуанском… не более правдивая, чем россказни о чудесах Магомета». Монахов он величает не иначе как «черные страшилища» и «бесноватые чудища». А наибольшее количество успешных тумаков, которые успел раздать Дон Кихот, достались священникам. И вообще он не ручается, что от картезианских монахов есть какая-нибудь польза.
Вчитываясь в роман, вдруг начинаешь ощущать, что помешанность героя на книгах о странствующих рыцарях — это скрытая поначалу даже от самого автора и постепенно сквозь повествование начинающая просвечивать аналогия помешанности общества на чтении другой большой книги — Библии, с ее гораздо более пространными свидетельствами о чудесах. Иначе откуда этот сквозь века летящий, неутихающий с самой первой публикации смех. Рыцарские романы давно читают только филологи, а в образе Дон Кихота, поднятого на крыльях мельницы, словно распятого на кресте, не скрывается ли завуалированная аналогия с Христом, что бы ни говорили испанские мыслители?
Сервантес подвергает испытанию верность Дон Кихота христианским устоям, заставляя его размышлять над каверзными вопросами насмешника-пастуха — к кому обращать свой внутренний глас, когда тебе навстречу летит другой рыцарь с копьем наперевес: «Мог ли убитый рыцарь в пылу скоропалительной битвы найти время для того, чтобы помолиться Богу, — это остается неясным. Чем тратить слова на взывания к своей даме, лучше бы он потратил их на то, к чему обязывает и что нам велит долг христианина».
Дон Кихот смущен: в нем борются не только правоверный католик и рыцарская преданность прекрасной даме, но и остатки здравого смысла.
Так вот, думаю, что моя жена, как женщина проницательная, чувствует антирелигиозный подтекст книги, и он ей неприятен. Дело в том, что, как ни странно, самостоятельность и трезвость ума не уберегли ее от мистических соблазнов. Случилось так, что незадолго до пересечения наших жизненных путей она ужаснулась одинокой смерти своей престарелой незамужней учительницы, отправилась в православную церковь и окрестилась. После этого, как она объясняла, ее жизнь вошла в нужное русло — и замуж вышла, и ребенка родила.
Вероятно, женщины подвержены инфернальной инфекции гораздо больше, нежели мужская часть человечества. Они чаще любят гадать и активнее верят в приметы, сглаз, наговоры и прочее. Хотя, конечно, среди них гораздо меньше примеров проявления крайностей, и не случалось таких угрюмых фанатиков, как инквизитор Торквемада или блаженный монах Франциск Ассизский, который, как полагают, явился одним из прототипов Дон Кихота.
Ну окрестилась, и ладно. Дело глубоко личное. Однако этим все не окончилось. Ребенок наш поздний, долгожданный, безумно любимый. Ну и накрутилось в материнской голове бог весть что. Дескать, где и как они встретятся потом, после смерти, если не будут в одной вере. Поэтому вопрос о крещении сына возникал не раз.
Я не воинствующий атеист. Я говорил: «Пусть мальчик подрастет, что-то осознает и сам решит, нужно это ему или нет».
Но жена посчитала допустимым однажды, проводив меня в дальнюю дорогу, тайно повести в церковь и окрестить тогда еще несмышленого сына.
И вот наш юнец, гордый, все школьные годы проносил нательный крестик, как я когда-то пионерский галстук. Кстати сказать, любовь к чтению у него развилась рано, но «Дон Кихота» он тоже пока не жалует.
Зато налицо конфликт поколений вместе с незатухающим семейным конфликтом. И сейчас, когда пишу эти строки, я ощущаю себя эдаким Павликом Морозовым наизнанку, понимая, что апеллирую к аудитории, которая в основной массе сочувственно ко мне не отнесется, да и покоя от этого разговора в домашней ячейке общества не прибавится. Но раскол в нынешнем социуме давно идет по живому, и замалчивать его уже стыдно и никак нельзя.
Баптист — коммунист — журналист
У меня имелся свой религиозный опыт и начинался он с раннего детства. Родственники по отцу были православные. Прабабка из бедных крестьян — ровесница Ленину, отданная прислугой в поповскую семью, была сметливой, выучилась читать гораздо быстрее хозяйских детей, но также усвоила специфический стиль отношений и ритуалов.
Ее муж, мой прадед — ветеран Первой мировой, георгиевский кавалер, большой поклонник Дон Кихота, сидя на деревенском дворике и заплетая ивовые прутья в корзину, рассказывал, как некий иерей благословлял русский полк на передовой в 1916 году. Осеняя господ офицеров крестным знаменем, он изрек: «Вы, главное, себя берегите, а этого быдла в шинелях всегда хватит». Царские тогда еще солдаты, не сговариваясь, при первом удобном случае пригвоздили попа штыками. Как сказал бы Вольтер: «Раздавили эту гадину».
Моя родня по материнской линии была сплошь баптистами. Дед в годы Великой Отечественной войны за свои пацифистские убеждения и отказ идти на фронт оттрубил полный срок на каторге в Сибири и, вернувшись, занимал высокий пост в местной общине. Он часто произносил проповеди с кафедры собраний в молитвенном доме, запускал в зал широкий поднос для сбора пожертвований «на храм» и был непререкаемым авторитетом в кругу родственников.
Как-то мы приехали к нему в гости. Дед встречал, возвышаясь на крыльце.
— Поцелуй дедушке ручку, — с благоговением воскликнула прабабка, которой уже шел десятый десяток.
Я недоуменно поглядел на родителей.
— Ну что за глупости! — возмутились они, будучи уже коммунистами.
Позже, когда меня спрашивали о моем происхождении, я часто шутил: дед у меня баптист, отец — коммунист, а я — журналист. Фраза одинаково весело звучащая на всех языках.
Библия с детства была у меня на виду. Однажды взял почитать. Рассказы о том, как слово сотворило мир, о райском саде, змее искусителе пролистнулись сказкой, но вдруг я наткнулся на точно обозначенные в локтях размеры Ноева ковчега. Все мы в детстве выстругивали кораблики и пускали их, нагружая игрушками. А в школе как раз проходили закон Архимеда — о выталкивающей силе воды, вытесненной данным объемом тела. Задачка простая — перемножил размеры, прикинул количество пар существующих на земле животных (не забыв про динозавров) и то, сколько пищи было им необходимо на месяцы плавания. И понял — ковчег потонет!
Потрясенный открытием, я показал деду свои выкладки.
— Тогда люди были гораздо больше и руки у них были длиннее, — сурово поправил меня он.
Но я учел и этот фактор, дав целый метр на длину локтя великана. И все равно посудина получалась меньше, чем современный средний танкер. А уж как такой сделать из дерева, чтобы он не развалился и не пошел ко дну, не понятно.
— Его держал Дух Божий! — торжественно объявил дед.
Увы, меня — шестиклассника, слова, выстраданные сибирской каторгой, разочаровали. Я ожидал более убедительного ответа. Я поверил не деду, а Архимеду и своим экспериментам с корабликами в луже.
Дед забрал у меня Библию, в сердцах сказав, что я взял читать ее не для того, чтобы понимать, а для того, чтобы критиковать. Но это был неконструктивный разговор с любознательным внуком. Дед оказался беспомощным и стал смешон в моих глазах. Вдобавок отказ защищать родину от фашистов всегда вызывал у меня недоумение.
Советская школа давала добротное образование. Мы еще изучали астрономию, и я не раз заглядывал в планетарий. В выпускном классе участвовал во Всесоюзной физической олимпиаде в Новосибирске, где нам в Академгородке демонстрировали новейшие достижения науки. В Институте ядерной физики на меня особое впечатление произвели прогулка по кольцу строящегося большого ускорителя и компактная искровая камера, с треском треков регистрации беспрерывно сыплющихся из окружающего пространства протонов, электронов и прочего, как шутят физики, «зоопарка частиц», из которых мы, собственно, и состоим. В дальнейшем свои познания мне удалось расширить, общаясь с учеными университета Беркли, США, где структурный анализ промышленных образцов материалов на циклотроне — давно рутинная процедура, проводимая на коммерческой основе. Ну, конечно, читал разные интересные книжки по теории относительности и квантовой механике.
В курсе школьной истории я даже больше, чем фашистов, ненавидел инквизиторов — и очень переживал за Галилея и других преследуемых ученых, и написал стихотворение, в котором были такие строки:
…Ещё они сожгли Джордано Бруно,
Я это никогда им не прощу!
Имелись и другие уроки, которые преподали мне набожные сородичи.
Тетка Вера
Баптисты — дружные. Похоронить человека — для них праздник. Когда помер муж тети Веры, она, как истинно верующая, не плакала и не уставала повторять за остальными братьями и сестрами: «На все воля Божья!»
Низкие сумрачные комнатки в ее чахлом домишке свободным пространством имели только проход, чтобы протиснуться между кроватей и упасть на колени перед высоким древним комодом, на котором лежала в потертом кожаном переплете Библия.
Сыну своему— моему двоюродному брату — тетя Вера делала свадьбу сама. Точнее, объединили общиной две свадьбы — для экономии.
Принесли приглашение — голубок и голубица с витиеватым вензелем.
Второй жених пришел с невестой пешком и чинно сел под балдахином, закатывая глаза к небесам. А наш пошустрее — на мотоцикле в люльке невесту привез. За столом обе невесты сидели в платочках и с постными физиями.
Я пил из граненого стакана тепленький чай, закусывал печеньем, слушал бесконечное пение и вспоминал, как в шестидесятые годы гнобили брательника в школе за то, что ходил в молитвенный дом и отказался вступать в пионеры. По команде учительницы одноклассники его схватили и насильно повязали галстук, но он сорвал его с шеи, выскочил и убежал домой. По тем временам поступок для одиннадцатилетнего пацана исключительно дерзкий. Но мы с ним были сверстниками и часто общались. При полной противоположности наших убеждений мне чем-то импонировала его стойкость и готовность идти наперекор всеобщему мнению. Кремень! Ни разу не пожаловался, как нынешние истеричные девианты, на оскорбление религиозных чувств!
Я даже расслабился в благостном окружении псалмов, и вскоре мне показалось, что от мерного убаюкивающего покачивания и впрямь захмелел. И поплыли мы вместе с хором вокруг Галактики. Плывешь и не поймешь, то ли жив ты, то ли нет.
Девочка у них родилась, но вскоре заболела и померла.
— Не плачь, — утешала тетя Вера сноху, неистово молившуюся о выздоровлении ребенка, — не противься воле Божьей. Она преставилась безгрешной. Она уже в раю! Она ждет нас на небесах.
Как-то осенью поехали молодые на мотоцикле в горы за орехами. На переправе заглох движок, пришлось вытаскивать мотоцикл из ледяной реки. Брат простыл и слег.
Мать и жена опять отчаянно читали над ним молитвы.
Когда мы, родственники, настояли на вызове врача — было поздно. Умер от крупозного воспаления легких.
Материнский звериный инстинкт, как видно, сильнее любой догмы. После похорон тетя Вера стояла у ворот и, глядя на меня, плакала. Я искренне сочувствовал ей. Но она вдруг, смахнув слезу, бросила со злым укором:
— Он помер, а ты — такой — живешь!
Я прямо оцепенел. Это мне — родная тетка, насквозь изъеденная христианским смирением.
Прошло множество лет, ее самой уже давно нет на свете, а я все пытаюсь расшифровать, что она вкладывала в слово — «такой». Вероятно, своим умишком она вдруг ощутила когнитивный диссонанс: на какой-то момент ее здравый смысл матери взбунтовался против непостижимой, умопомрачительной «справедливости» существующего в ее голове Божьего промысла.
Впрочем, никакого просветления (как у Вольтера после Лиссабонского землетрясения) там не наступило. Наоборот — проявилась закономерная агрессивность религиозного человека. Подобную, уже пронизанную терроризмом, нетерпимость мы нынче чуть не ежедневно наблюдаем в сводках мировых новостей.
Перечитывая «Дон Кихота», я вспоминал об этом и с каждым разом все острее чувствовал внутреннюю, пронизанную едким смешком, дразнящую, жгучую изнутри антиклерикальную промазку повествования, то и дело возникающие у автора сомнения, которые он тут же спешил опасливо прикрыть оправдывающим ересь забралом безумия.
И вот, в канун своего шестнадцатилетия, мой сын, к тому времени увлекшийся химией и добившийся серьезных побед на международных олимпиадах, огорошил меня утверждением о необходимости Бога как некого идеала или маяка эволюции, в направлении которого развивается Вселенная и все живое на Земле и без которого оно, якобы, не знало бы — куда двигаться. При всей материалистичности науки-химии он никак не соглашался, что такой маяк не требуется, а развитие жизни на Земле есть результат мутаций и естественного отбора.
Однако что-то заставило меня крепко задуматься над его словами.
Что наша жизнь? — Фрактал!
При всех ухищрениях ученых от начала до конца вырастить человека в колбе не удается. Деление клеток вне материнской утробы становится хаотичным, и эмбрион гибнет. Он, безусловно, направляется в своем развитии организмом матери. Скорее всего, и мы все как энергетические сущности развиваемся в организме Вселенной, что не может не наводить на мысль о тотальной фрактальности нашего бытия.
Фрактал, как известно, это подобие общего и его части. Простейший пример — растение из семейства зонтичных — укроп. Его соцветие в виде большого зонтика состоит из более мелких, а те, в свою очередь, из еще более мелких зонтиков.
Еще примеры: вращающаяся вокруг центральной черной дыры галактика со звездами, солнечная планетарная система, вращение электронов вокруг ядра атома, которое так и названо — планетарным. Выражу вполне очевидное предположение, что Вселенная представляет собой огромный фрактал, где малое в своих формах и функциях на разных уровнях повторяет более крупные образования.
Через всемирное тяготение и другие физические силы мы всеми своими молекулами, атомами, кварками, бозонами, глюонами, струнами связаны друг с другом, с галактикой и со всей Вселенной. В результате естественного отбора из накопившихся мутаций органических молекул живая клетка, образовав в ходе эволюции ядро, оформила центр и устроилась фрактально по образу галактики, где в центре также есть ядро — черная дыра. Фрактальная заданность, реализуемая связью физических полей, вполне может ощущаться человеком как внешняя, программная и даже сверхъестественная интенция, божественное провидение или более модное нынче понятие — информационная матрица.
Для пояснения опять обращусь к помощи великого современника Сервантеса — Вильяма Шекспира, сонетов которого в разных переводах моя жена знает наизусть много. Я знаю гораздо меньше. Точнее — один. Но в оригинале.
130-й сонет о смуглой леди также не относится к числу ее излюбленных, что совсем не удивительно. Впрочем — это самый непереведенный сонет самого переводимого в мире автора.
Загадки начинаются сразу:
My mistress’ eyes are nothing like the sun...
Как только не интерпретировали эту первую строку. Существует около двадцати переводов сонета на русский:
Ее глаза на звезды не похожи… (С.Маршак)
Не солнце, нет, моей любимой взор… (В.Микушевич)
Звезд нет в зрачках у женщины моей… (Р.Винонен)
Дословно же — Глаза моей милой ничего общего не имеют с Солнцем.
А что же они тогда такое?
Выше уже фигурировал набор ветхих эпитетов, коими награждал Дон Кихот Дульсинею. Хотя общепринято, что в своем сонете Шекспир разрушал избитые поэтизмы стихоплетов-современников, однако, думается, это слишком простое для Шекспира решение. Есть ощущение, что он пытался установить некоторую новую художественную константу. В контексте отрицания сравнений частей тела с белизной снега и роз, наличия темных грудей и черной проволоки волос вполне логично допустить, что упомянутые глаза — это «Очи черные» (как тут не вспомнить самую известную в мире песню). Это не сияющее Солнце, не звезды, излучающие свет (активное энергетическое начало). Ее
глаза — это объекты, поглощающие свет и энергию. В ее глазах можно утонуть, потеряться, сгинуть, наконец. Это то, что Шекспир не мог назвать — в силу объема знаний своего времени такой объект еще не был известен, но наличие его он гениально ощущал. Это — черная дыра, которая находится в центре каждой галактики, в определенной степени обеспечивая ее структурную устойчивость, инерциальность и центростремительность.
А перевод первой строки сонета может прозвучать примерно так:
Темнее ночи милой моей очи…
Драма всех оттенков черного разворачивается в пространстве следующих сонетов, в полном согласии с предлагаемой здесь версией. Вот финал 132-го сонета:
Then will I swear beauty herself is black,
And all they foul that thy complexion lack.
Тут Маршак ничего не соврал:
Я думал бы, что красота сама
Черна, как ночь, и ярче света — тьма.
Интересно — кому придет в голову утверждать, что Бог сотворил черные дыры? Это уж, скорее, дьявол. Притягивающее, соблазняющее начало женщины с тайной, скрытой за горизонтом событий.
Женщина по определению должна быть притягивающе красива. Красота — это та «страшная сила», тот предел целесообразности, к которому стремится в своем оформлении вещество и поле под управлением сил природы (с поправкой на социальные нюансы). Красота — некая высшая правильность завершенной конфигурации, гармония и функциональность упаковки. Ее предел — шар. Округлость женских форм завораживает!
Фрактальность в оппозиции звезды и черные дыры — излучательно-накопительная система Вселенной. Животворящий круговорот материи в природе. Космические архетипы, венец ее полярности на Земле: мужчина и женщина. А взаимодействие этих двух начал есть маяк, и колея движения в развитии всей материи, и питающая почва всего логоса и мифологий мира.
И на вопрос своего ученого сына: «Откуда природа знает, куда ей развиваться?» — могу ответить, что сама структура организации Вселенной подсказывает субординацию более мелких частей материи на путях ее развития. Самоорганизация органики, рост ее сложности в координатах движения и инерции, а для живых организмов и в условиях конкуренции мутаций, закрепляется естественным отбором.
Такие условия делают закономерным возникновение и развитие жизни на Земле или другой подходящей по условиям планете. Потому что, уж конечно, мы все никакие не божьи твари, а произведение самой природы, которая создала нас «по образу и духу своему».
В этом космическом столько комического. Но самое главное, что в живом, саморазвивающемся организме Вселенной совершенно нет места Богу. Он тут ни при чем. Он попросту не нужен!
В условиях фрактальной оппозиции коренятся глубинные основы наших характеров и находят объяснение гендерные особенности поведения и мужчины и женщины. Женщина — ночное, ожидающее существо, инерционное и консервативное по природной необходимости. У нее психология яйцеклетки, лежащей и ждущей оплодотворения спешащих со всех сторон крохотных лучей-сперматозоидов. Она просто стоит и ничего не делает (цветет и пахнет), а все вокруг обращают на нее внимание.
Мужчина — горящая звезда, а женщина — черная дыра, мужчина — расточитель, сеятель, женщина — собирательница. Но вместе они — материя в ее неразделимом единстве. Разумеется, все это символы предельной абстракции (как инь и янь), но работающие в свете маяка фрактальности.
Любая гипотеза стоит мало, если не позволяет взглянуть по-новому на уже известные вещи. Например, знаменитая библейская фраза: «Есть время разбрасывать камни (большой взрыв и взрывы сверхновых), а есть время собирать их» (через образование и слияние черных дыр) — обретает вразумительную вселенскую интерпретацию.
Максиму Эммануила Канта: «Есть звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас» следует толковать без союза «и» — «Звездное небо над головой есть нравственный закон внутри нас». Это не вполне очевидно в повседневном быту на кухне, но по большому счету это так. И тот, кто вспомнит свое первое младенческое впечатление от звездного неба в месте, где он родился, тот согласится, что смотрится оно роднее и понятнее, чем в других местах, хотя и, казалось бы, является одним и тем же. Это то первичное чувство, с которого начинается Родина. Ностальгия по ней — это отпечатанная в детском сознании матрица места рождения. Связь с родной землей и координаты космоса слитые воедино.
Человеческое сознание невозможно понять вне рассмотрения его в полях земного и всемирного тяготения. Энцефалограммами, биотоками творческого феномена сознания не объяснить. Искусственный разум останется искусственным, пока его не «заквасят» на уровне бозонов Хигса или гипотетических гравитонов, пока он не начнет самостоятельно, как человек, чувствовать Вселенную.
Мне вдруг стала понятна страсть Клеопатры, позволявшей ублажать себя смертью однодневных (одноночных) любовников. Вспыхнув как лампочка на предельном перекале, мужчина был готов воистину в последний раз до конца отдаться любви с царицей. А она была гурманкой и понимала толк в таких вещах. Она не оставляла их в живых, как не оставляет следа поглотившая звезду черная дыра.
От женщины вообще очень многое зависит и, поскольку моя прекрасная половина оказалась в столь именитой компании — Дульсинеи, Смуглой леди и Клеопатры, я вынужден живописать некоторые ее качества.
Следуя русской традиции, мог бы вначале привести космические приметы, как-то: «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит…» Но скажу проще, все у нее в наличии: и глаза, и губы, две руки и две ноги, и самая тонкая талия в городе была когда-то. Она большая затейница по части художеств и кухонных наук, и киноварь у нее только на палитре. Брезглива, ужас! Свечку поставит, но чтоб икону или руку целовать — упаси господь! Хрупка, коня на скаку не остановит, но потребовать остановить машину посреди оживленной улицы может, а выходя из машины, часто забывает захлопнуть дверь. Постоянно путает право и лево. Зато при движении ночью по трансконтинентальной трассе непременно уверенно заявит, что мы потеряли дорогу. Дома систематически не выключает воду и газ, не тушит свет в ванной. Но это ее тревожит гораздо меньше, чем угасание Солнца через пару миллиардов лет. Она хочет, чтобы свет горел везде круглосуточно — наверное, это в ней сказывается работник просвещения.
Я ей говорю: «Закрой кран. В мире ощущается дефицит пресной воды. Ты экологически опасное существо». А она, смеясь, отвечает, словами Михаила Светлова: «Я могу жить без необходимого, но не могу без лишнего».
Споры о религии у нас в семье то и дело разгорались не на шутку. В самое удобное время, когда все вместе собирались за обедом. Иногда это даже усиливало аппетит.
— У верующих людей гораздо более развито воображение! — заявила жена, как бы в укор мне, не обладающему достаточной фантазией.
— Дорогая, я с этим абсолютно согласен.
В поступках земную женщину часто ведет не мысль, а инстинкт, наработанный миллиардами лет существования живой материи. А потому извечные пени мужчины на ее потребительство, капризы, жажду сюрпризов, подарков и поклонения — это бесперспективные жалобы на физические, химические и прочие свойства материи. К ним нужно относиться с пониманием и снисхождением, у мужчины ведь тоже есть врожденные квантово-механические свойства: разбрасывать носки, сеять «свои семечки» где ни попадя и устраивать хаос в виде творческого беспорядка.
Бытовой мистицизм, можно сказать, вторая натура женщины. Поплевать через левое плечо на молодой месяц, держа в руках купюру покрупнее (чтоб деньги прибавлялись), прицепить к подкладке булавку от сглаза, посмотреть в зеркало, если,что-то забыв, вернулся, короче, масса вариантов…
Женщина по природе своей, слабости, эмоциональности более расположена к поиску сверхъестественного утешения. Между вынашиванием ребенка, готовкой ужина, работой и домашними заботами в голове собираются и путаются разные нелепости: вот в Интернете прочитала, что летит комета и по календарю майя — конец света… Я понимаю ее беспокойство за сына и готовность любой ценой, хоть верой в макаронного монстра, обеспечить его безопасность, но не понимаю, как в этой голове христианские представления свободно совокупляются с календарем древних южноамериканских индейцев? Материнский инстинкт спокойно приходит в противоречие со здравым смыслом и допуская что угодно, наполняет жизнь всевозможными снимающими страх наркотическими предрассудками.
Человек слаб перед лицом смерти, краткости жизни и огромностью Вселенной. Перед угрозой утраты самого дорогого. Думается, что человеку не так уж важен Бог сам по себе, сколько надежда на высшую охрану и бессмертие. А Бог выступает как некоторый гарант сохранения души.При известном кодексе поведения, конечно. Сам феномен веры отвергает доводы разума, провоцируя потребность верить еще сильнее.
Когда жена порезала палец, я, оказав первую помощь, провел маленький ликбез, объяснив, что железо ножа, которым она поранилась, железо напугавшего ее Челябинского метеорита и железо в эритроцитах только что пролитой ею крови образовалось при взрыве, возможно, одной и той же сверхновой звезды эдак восемь-десять миллиардов лет назад. Но тут же наткнулся на поскучневшие глаза: «Не говори про это, мне страшно!»
Так и живем. Но если женщина просит... То пишутся красивые романы с полетами на метле и прочими праздниками…
Циолковский полагал, что человечество развивается в направлении жизни бестелесных, чисто энергетических разумных существ, которые, возможно, будут питаться непосредственно космическим излучением. Там не будет грязной посуды, стирки-глажки, мытья полов и выноса мусорного ведра. И вероятно, размножаться эти существа придумают каким-то более стерильным способом.
Но пока мы все-таки не духи, и роман вызывает, по крайней мере у меня, излагаемую здесь череду размышлений, уместно будет сказать, что «Дон Кихот» — это воистину антирелигиозное произведение. Заряд его атеизма настолько глубок и огромен, что до сих пор продолжает будоражить сознание и взрывать нелепости христианства. Именно это меня очень привлекает, вдохновляет и чрезвычайно радует! А жену мою, вероятно, отпугивает.
Конечно, в том, что рассказывают астрономы и физики мало утешительного, а больше непонятного и даже страшного. Сингулярность, Большой взрыв, грядущее столкновение галактик, ускоряющееся разбегание границ Вселенной под действием темной энергии… Откуда все взялось, куда летит? Вопросов больше, чем ответов. Но есть надежда, что ученые постепенно разберутся. Дьявол, может, и прячется где-то в темной материи-энергии, но очередные Эйнштейны и Планки его непременно оттуда выковыряют.
А тех журналюг, которые раздувают апокалипсические бредни, надо сечь розгами публично и показывать экзекуцию в YouTube.
Просвещенья дух и Дух Святой
Когда наш сын начал учиться на химфаке МГУ, куда как победитель международных олимпиад был принят без экзаменов, я наивно надеялся, что там ему быстро прочистят мозги и привьют естественно-научные взгляды. Однако даже на третьем курсе, проводя исследования в самых современных лабораториях, он продолжает в общежитии на Пасху красить яйца, чем вызывает восторг своей матери и студенток вокруг.
Слабый атеистический настрой уважаемого вуза и всего высшего образования меня крайне огорчает, как и тотальное наступление поповства на повседневную жизнь постсоветских граждан.
В российском царстве-государстве жизнь то и дело идет по заколдованному кругу с повторами, напоминающими фарс с известными граблями. Вот на «Первом канале» показывают сюжет, как в одной школе особо набожный директор привлек к школьной программе батюшку, и проходившие мимо дети должны были целовать ему руку. И так продолжалось долго, пока не возмутились узнавшие об этом родители.
В Республике Алтай больного ребенка неделю отмаливают в церкви, не допуская врачей, пока у того не поднялась температура до 40. Когда родители привезли его в больницу, медики поставили диагноз «клещевой вирусный энцефалит менингеальной формы». Малыша, к счастью, удалось спасти.
А вот история с прошлогодней сессии в Московском энергетическом институте (МЭИ). Друг детства моего сына сдавал физику очень строгому преподавателю. Мог бы назвать имена, но не буду. Взял первокурсник билет и понял, что не готов. Затрясло его от страха, и отвечал он что-то невразумительное.
Наставник решил пояснить ему закон и спросил, понимает ли он его действие. Тут студент вспомнил ходившие слухи о религиозности экзаменатора и в отчаянье выдал:
— На все воля Божья!
— Правильно! — воскликнул потрясенный глубиной его мысли кандидат физических наук и на глазах у шокированной аудитории поставил в зачетку пять баллов. В тот день такой высокой оценки не удостоился более никто.
Увы, это не анекдот, а убогая правда. Тенденции лучше всего видны в крайностях, и произошедшее весьма характеризует ситуацию, сложившуюся в стране, которая до сих пор продолжает жить по Салтыкову-Щедрину: «Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления».
Несмотря на коллективные письма профессоров и нобелевских лауреатов, Минобрнауки уже вменило академическому сообществу теологию как научную специальность. Теперь богословы смогут защищать ученые степени не только в духовных, но и в государственных научных и учебных заведениях. Ну что ж, оно может и к лучшему, и наши академики будут чаще общаться с иерархами и, вероятно, даже станут членами советов по защите диссертаций, скажем, на тему: «Сколько чертей может уместиться на острие космической ракеты?». Пока же в угоду церкви пересматривают школьную программу, запрещают постановку сказки Пушкина «О попе и работнике его Балде», оскорбленные защитники православия крушат выставку в Манеже, устраивают «страсти по Тангейзеру». Чувства новых верующих оскорбляет все подряд.
А меня оскорбляет профанация науки, я тоже чувствую себя оскорбленным за оскорбление здравого смысла и научного знания. Почему верующие не должны уважать мои чувства и убеждения?! Искусство (как и наука) вне морали и призвано «ласкать и карябать», оскорблять и будоражить чувства, иначе общество погрязнет в собственном болоте.
Ковчег религии по-прежнему поддерживают страх смерти, лень мысли, желание жизни вечной и жажда мессианства. Потому это дырявое корыто продолжает плыть по нашим просторам, по бездорожью, по неустроенности, безработице, безнадеге, по разливам алкоголя и невежества, находя себе пристанище в отчаянии людей и в строениях с крестами и полумесяцами на крышах, где всякие ловкие попы, ксендзы, имамы и прочие падре от имени Всевышнего норовят направить пассажиров на путь истинный, прибирая их кровные сбережения.
Подобные размышления навевал на меня роман «Дон Кихот» в процессе очередного прочтения. И потому с некоторым удовлетворением и даже злорадством вспомнил я эпизод, когда Дон Кихот, с нечастым для его миссии успехом, остановив ночной кортеж, поколотил очередного недовольного монаха, а Санчо, не теряя времени, проверил поклажу чернецов и прихватил увесистый мешок добротного провианта.
Хотя вполне допускаю, что на кого-то это событие столь благоприятное впечатление вовсе не произведет.
С чего начинается Родина?
Возможно, во мне играет имперская ностальгия, но, грешен, люблю я купольный перезвон и мощный удар тяжелого колокола. Особенно здесь, в Азии, как подтверждение славянского присутствия среди исламских просторов. Среди ревущих с минаретов по утрам и вечерам репродукторов «Аллах акбар!» золотой купол церкви Пресвятой Богородицы где-нибудь в Кызылорде — последний оплот всего, что осталось от миллионов уехавших соплеменников.
Мы, пережив иллюзии коммунизма, не пережили иллюзии христианства.
Дон Кихот — сумасшедший. Но что в сухом остатке? Какова иерархия его ценностей? О чем он думает, начиная приготовления к своему бессмертному вояжу за честь и справедливость?
Знаменитое восклицание Дон Кихота: «Я знаю, кто я такой!» — отсылает нас непосредственно к именам персонажей романа, которые можно интерпретировать, как Благородный набедренник на кляче из кляч с оруженосцем Санчо Брюхо.
Сначала имя собственное, т.е. он сам (начало европейского индивидуализма), но тут же Дон Кихот задается вопросом: откуда он? Он уверен, что прославит свою землю и объявляет себя Ламанчским. В современных категориях Дон Кихот — правый патриот. И во имя Родины будут совершены его подвиги.
Ну а девушки, как говорится, — потом.
Что может реально объединить разрозненных людей? Не только внешняя угроза. Но также не предрассудки и заблуждения предков. Россия донкихотствует на свой лад, провозглашая особый путь,третий Рим и православное мессианство. Где ты, наш Санчо, который убедит поберечь голову и не разбить ее о скалу!
Единственная надежная база для государственной идеи — это чувство Родины у сограждан, это гордость за страну, которая может не об пол поклоны бить, а открывать и созидать новое, и при таких гигантских природных ресурсах, заботясь о своих людях, стать, наконец, самостоятельной.
В русском народе сильна именно эта нетленная составляющая — ощущения близости своей земли и единение с ней. А силу объединяющего русского слова еще раз подтвердило недавнее всеобщее от края до края России чтение романа «Война и мир».
Но если ты любишь Родину, ты должен беречь ее и заботиться о ней. Ад и геенна огненная — детский лепет по сравнению с тем, что может устроить сам себе человек на своей планете. Ни одно существо еще не выживало в собственных отходах.
Здесь я позволю себе процитировать самого себя, использовав фрагмент из давно опубликованный повести о поездке на Глобальный экофорум-92 в Рио-де-Жанейро.
«…На центральной площади парка «Фламенко» висело панно величиной с экран широкоформатного кинотеатра. Оно изображало сюрреалистическую картину замещения живого земного покрова произведенным человеком мусором: вспоротыми консервными банками, пластиковыми бутылками, искореженным металлоломом, горящими стволами деревьев, разрушенными строениями…
В самом центре площади на помосте было установлено библейское «Древо жизни», трепетавшее золочеными листочками, а рядом на специальных щитах каждый желающий мог прикрепить свое послание человечеству. Сотни участников Форума, обступив щиты, писали, как обустроить и спасти нашу живую планету.
Еще издали я заметил приближающуюся странную фигуру человека, которому все уступали дорогу. Ему было около тридцати лет, он брел босиком в одних джинсовых шортах и с терновым венцом на кудрявой шевелюре, бутафорская кровь и настоящий пот, смешиваясь, струились по его щекам и мускулистому телу, капая на песочную дорожку. Не глядя ни на кого, согнувшись, он тащил на себе тяжеленный деревянный крест с нарисованными на нем океанами и континентами. В его облике вместе с некоторой комичностью было что-то очень серьезное, останавливавшее взгляд прохожих и заставлявшее задуматься. Вероятно, он символически изображал неравнодушную часть человечества, взвалившую на себя ответственность за судьбу Земли. Его одинокая фигура выражала как бы упрек и одновременно призыв — присоединиться и следовать за ним.
Ощущение экологического императива — сродни религиозному чувству, но гораздо более естественно и морально. Никто не может возложить на тебя эту ответственность, если ты сам ее не понимаешь.
Свою миссию я уже видел в том, чтобы донести это новое для меня чувство до своих будущих читателей».
Отче наш
Так о чем эта старая книга? О лабиринтах сознания, о заблуждениях и миражах человечества. «Слова, слова…» — они были, есть и будут, и это обеспечивает книге бессмертие. Она не дает рецептов избавления, она живописует саму природу болезней разума, весь спектр сотворения и протекания человеческих иллюзий, произрастающих на органике логоса. И самая масштабная из них — религия, в начале которой было слово. А сам Дон Кихот — метафорическое отождествление «мистического тела Христова» и «тела» странствующего рыцарства с идеей установления Царства небесного на Земле. Пусть Сервантес был искренним францисканцем, но он был и честным художником: он смотрел правде в глаза, какой бы страшной она ни казалась, изобразив грандиозную карикатуру на Спасителя, хотя вряд ли желал того.
После изгнания дьявола коммунизма накашпированное население бывшего большого Союза взяли тепленьким представители древнейшего и гораздо более профессионально в плане чудес подготовленного сословия — попов, и не только христианских.
Чему учит Дон Кихот? Мужскому делу — как бы ни было тяжко, поднимать копье, идти бороться за правду и искоренять кривду.
Пусть боги умерли, но человек всегда находится в поиске идеала, истины, справедливости, чего-то постоянного вечно сущего, на что можно было бы опереться в своих поступках, создать собственный этический кодекс, обрести смысл жизни.
Я не воинствующий атеист, с женой как-нибудь уладим наши разногласия: подарю ей крем для тела и новую метлу, а сыну я рекомендовал выучить наизусть «Отче наш», авось пригодится на защите курсовой по хроматографическому анализу высокомолекулярных соединений.
Но парень-то смышленый, я уверен, придет время, и он откроет для себя старую, но такую современную книгу о хитроумном идальго Дон Кихоте Ламанчском. И, как я, посмеется до слез.
Дружба Народов 2016, 4
Алексей ЛИСАЧЕНКО
Немного Кубы минувшей весной
Путевые заметки
+++ ——
Алексей Лисаченко родился в Томске в 1976 году, живет в Екатеринбурге, преподает гражданское право в Уральском государственном юридическом университете. Публиковался в журналах «Кукумбер», «Мурзилка», «Октябрь», «Химия и жизнь», «Russian Chicago» и др. Лауреат четвертого Международного конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы имени А.Н.Толстого (2012) в номинации «Короткое детское произведение» (сказка «Злка»). Лауреат конкурса «Рукопись года» издательства Астрель СПб 2014 года (сборник «Недетские сказки»). Финалист и призер конкурса «Новая детская книга», 2015 г. В 2015 г. в издательстве Clever вышли книги: «Алфавитные сказки» и «Женька из 3 "А" и новогодняя Злка». Очерк печатается в журнальном варианте.
Москва — Гавана
На стойке регистрации завис компьютер. Конечно, на мне.
— Извините, — сказала девушка за стойкой. — Придется подождать.
— Что вы, — улыбнулся я. — При чем тут вы? Это техника.
— Спасибо, — ответила она одним взглядом. — Обещаю: у вас будет лучшее место. Как только эта штуковина заработает.
А-330-200. Одиннадцатый ряд. При дальних перелетах — благословенный. Впереди нет кресел — только шторка бизнес-класса. Можно вытянуть ноги, и никто не откинется на тебя, чтобы поспать. До Гаваны — тринадцать часов.
В Гаване — плюс тридцать по Цельсию. Люди в салоне уже в шортах. Я — в куртке, словно бы не отсюда. Парень у иллюминатора — тоже не отсюда, хотя и в шортах: место у окна — мое. Универсальное «пардон» с демонстрацией посадочного талона. Попутчик ретируется в соседнее кресло.
Улыбка — белее рекламы зубной пасты. Телефон у уха. «Маньяна, маньяна» — планы на завтра. Желтые кроссовки, синие шорты, зеленая футболка. Кубинский паспорт в кармашке сумки. Пижонская шапочка волос на макушке и носки расцветки «весна в джунглях». Карие глаза, темная кожа. Черты лица скорее европейские, как у сильно загорелого португальца, хотя кто разберет. Карибская смесь. Итальянское имя.
— Джузеппе. Рад знакомству. — У Джузеппе хороший английский. — Первый раз на Кубу? Куба — гуд! Русия — гуд! В России девушки самые красивые. — Киваю. Еще бы! — На Кубе тоже красивые. Но задастые.
Руки разведены для наглядности, как у заправского рыболова. Ему виднее.
На экране телефона — смуглянка в кружевах, маленькая, очаровательная. Дочь. Папина гордость. Два месяца. Здесь, в Москве.
Жизнь на два мира. В сезон — Варадеро, отельная труппа, танцор. Денег хватает, чтобы семья в Москве не нуждалась. И еще — на билеты. В сентябре на Кубу прилетает жена. Не жалеет ли она, что когда-то, пять лет назад, взяла путевку на Варадеро? Думаю, нет.
— А в декабре мы летим в Москву и ходим по театрам.
Земля убегает вниз.
— Мой любимый момент! — Это Джузеппе, с телефоном — к иллюминатору. Снимать видео.
— Нельзя же.
— Всегда снимаю. Ни разу не упали.
Пробиваем облака, и в салон врывается солнце.
«Кубинцы подавлены тоталитарной системой. Каждый их день — повседневная борьба», — вещает путеводитель. Переводной, разумеется: наших в киоске не было. Подавленный борьбой кубинец сидит на полу, ноги задраны на кресло, и хохочет. На экранах — белый самолетик над голубой планетой. Жирная линия курса. Занятно: из Москвы на Кубу — через Север. То ли ветры здесь попутные, то ли шарик компактней. За бортом — минус 61. Пейзаж инопланетный. Где-то там эскимосы гоняют на снегоходах и медведи ловят тюленей. А я над их головами снимаю свитер — жарко — и меняю кроссовки на синие одноразовые аэрофлотовские тапочки.
Раздают декларации. Некоторые графы просты. Имя. Гражданство. По другим — всеобщий консилиум: что писать? Вроде все фразы понятны, но смысл ускользает. Сдавали ли вы несопровождаемый багаж? Везете ли обувь и фототехнику? Стюардессы расходятся в показаниях. Кроссовки вписывать? Решаем все отрицать. При любом сомнении — бить себя в грудь с криком: «Туристо!»
Миновали Нью-Йорк с Вашингтоном. Флориду не разглядеть: облака наползают, как оренбургская «паутинка». Гавана близко. С сожалением выползаю из тапочек. Стюардесса просит убрать ручную кладь: скоро посадка.
«Уважаемые пассажиры, напоминаем, что пледы и подушки являются собственностью авиакомпании». На трех языках. Плед исчезает у Джузеппе в сумке:
— Это для мамы. — За пледом — подушка. — Билеты такие дорогие! — Слепящая улыбка. Будь я авиакомпанией, простил бы все: и плед, и подушку.
— Тебя встретят в aeropuerto?
— Должны.
— Если что, у меня там друг. Зовут Андреас. Он поможет.
— Gracias!
Море. Одинокий сухогруз и белые «барашки». Похоже, ветер нешуточный. Плоский берег под шапкой облаков. Как читано когда-то в жюльверновских книжках: если над морем облако — значит, там остров. Наплывают пальмы и домики. По дороге катит одинокий синий «жигуленок». Куба.
Полузабытые, забитые «боингами», родные, любимые «илы» — на летном поле. В раскраске «Cubana». Тряска по полосе. Включаются телефоны.
— Mama, estoy en la Habana! — ясно без перевода.
Расслабься: это Куба!
Говорят, главное в путешествии — удобная обувь. Подходящие ботинки у меня есть. Настоящий гимн глобализации. Логотип американской фирмы. Пакистанская кожа. Сшито в Бангладеш. Куплено в голландском Маастрихте. Пробег по России — километров с тысячу. По Европе, Африке и Центральной Америке — хаживали. Куба на очереди.
— Что-что там главное? — смеются бывалые. — Обувь? Глупости! Только не на Кубе. На Кубе главное — спокойствие. Легкость бытия. Расслабься, не дергайся, а главное — не пытайся торопиться.
Я и не дергаюсь. Нет, дергаюсь: в самолете не дали иммиграционную карту. Меня ведь учили, как ее заполнять. Непременно в двух экземплярах. Первый — пограничникам. Второй — хранить до отъезда, иначе не выпустят. Выходя в зал прилета, нащупываю авторучку. Сейчас придется искать бланк. Заполню в очереди на паспортный контроль.
Бланков нет. Нет и очереди.
Человек на входе направляет потоки. Кубинец? Сюда. Русский? Сюда же, без виз. Румыны? Вон туда. Там — все-таки очередь. Мелочь, а приятно.
На паспортном контроле — сплошь молоденькие девушки. Оливковая форма, выразительные глаза, деловитые лица.
— В Африке недавно были?
— А? Нет. Не был.
Стерегутся Эболы.
Смешная камера, похожая на перископ — новая, технологичная. Красавица смотрит серьезно.
— Поглядите в объектив. Спасибо, проходите. — И никаких бланков.
Выдача багажа не сразу. Как и предупреждали. Ну и ладно. Не спешу. Получаю удовольствие. Вот и мой чемоданчик. Заметный, сиреневый. Взят взаймы у дочери. Обычно летаю без багажа: так проще. Но на Кубе, говорят, ничего нет. А иметь в ручной клади крем от солнца теперь не дозволено.
Выход в город. Таможня не обнаружена. Слушайте, кому тут отдать декларацию? Эй, возьмите кто-нибудь! А, расслабься… Останется на память.
— Тебя встретят, — это бывалые. — С табличкой. Там будет написано то-то. Или то-то. Или вообще что-то. Но ты догадаешься. — Я догадался. Хотя и не то-то. И не то-то. А просто фамилия. К счастью, моя.
Бабушка с табличкой, в желтой жилетке. На бейджике имя — Лурдес. Плюс логотип турфирмы, ко мне никакого отношения не имеющей.
— Ты не беспокойся. Мы тут помогаем друг другу. Я еще и туристов встречаю.
Старшее поколение учило русский в школе. Судя по Лурдес, неплохо. Вот и туристы. Шестеро, из Питера. Что-то сверяют в ваучерах. Сверяемое не сходится:
— Лурдес, тут другой отель!
— Ничего не знаю, вы им позвоните.
— Вам же проще!
— Вечер, много работы. Позвоните. Потом. Без меня.
Поругались. Устали. Пошли к выходу.
«Машин на Кубе мало. Преобладают старые автомобили американского и советского производства. Средний возраст кубинских машин — 30 лет». Это в путеводителе. У аэропорта — желтые такси. Машины китайские. Новые. Лурдес ловит микроавтобус — синий, корейский, чуть помятый. Как раз по нам — восемь мест.
— Далеко ехать?
— Минут сорок.
Заборы, домики, дорога. Промзона. «Газы», «зилы», «жигули», «уазики», иномарки. Ветер, пасмурно. Челябинск. Только с пальмами.
Сумерки, гостиница. Стеклянные двери. Два швейцара: распахнуть, улыбнуться.
— Почему «Капри»? — Это питерцы. — Где «Националь»?
«Националь» — шикарный, пятизвездочный — сияет огнями в конце улочки. Башни, флаги, сад с водопадом. Здесь жил Гагарин. И Черчилль. И американские гангстеры в 30-е. И Хемингуэй — куда без него. Отсюда под новый 1959 год бежали прямо с праздничного банкета приверженцы диктатора Батисты. «Вы платите за историю».
Наш «Капри» — бетонная шестнадцатиэтажка. Для Гаваны — небоскреб. Добротная, но серенькая. Могу понять питерцев. У меня, кстати, бронь тоже вовсе не в «Капри». Просто я не дергаюсь.
— У тебя все будет хорошо, — бросает мне Лурдес, как заправская прорицательница, прежде чем улизнуть. «Вы им позвоните», — доносится на прощание. Питерцы в остолбенении. Наверное, им просто забыли сказать: «Расслабьтесь! Это Куба!»
Пуфы, столики. Живая музыка. Коктейли у бара. Сок — из пакета, разбавленный, ломтик ананаса — вкусный, настоящий. У стен, на диванчиках, иностранцы с ноутбуками: Wi-Fi. Платный, медленный — зато есть. Толпа у стойки: заезд, выезд, бедлам, чемоданы. Дамы за стойкой — полные, обаятельные. «Гретель» — читаю на бейджике старшей.
Брони нет. Показываю бумаги: delegacion rusa! — Не волнуйтесь, устроим. Гретель куда-то звонит.
— Распишитесь здесь.
Карточка — ключ от номера.
Возвращаюсь — поменять деньги. Курс невыгодный: один к одному. Евро к песо. Специальному, туристическому. Cubapesosconvertibles. CUC — кук. Настоящих песо турист не увидит. Только для местных. Monedanacional. Надо будет достать — на сувениры.
Яркие пятерки. Десятки с надписью «Революционная энергетика». Мятые трояки. Здесь — батальная сцена. Горящий танк, опрокинутый бронепоезд. LA BATALLA DE SANTA CLARA.
Три кука — в корзиночку музыкантам: дети! Симпатичные… Инструментальный квартет. Неумело, старательно — весь вечер. Родня портье? Музыкальная школа? Трешка — радость: в корзинке все больше монетки.
Питерцы — в холле на чемоданах. Не селят. Звонки, нервы. Сбегали в «Националь». Бронь бронью, а мест нет. Завтра в Гаване — наш министр с официальным визитом. Delegacion rusa. Может, поэтому?
— Вас приютить?
— Нас шестеро.
— У меня две двуспалки в номере. Огромные. На восьмерых — если поперек. Надумаете — постучите в 1413-й.
— Ладно.
Где тут кормят? Ресторана не видно. Ага, в подвале! Вход с лестницы — неприметный, как в бойлерную: приличные люди едут на лифте. Шведский стол. Время позднее: кроме меня — никого из посетителей. Метрдотелей — тех сразу двое. Все мои.
— Первый раз ем на Кубе.
Улыбка. Пауза. Энтузиазм.
— Попробуйте это! И это. И мороженое!
Кролик. Соус великолепен: кисло-сладкий и пряный. Свинина. Фасоль. Рис.
«На Кубе можно попробовать прекрасные коктейли, но еда здесь посредственная. Найти в Гаване место, чтобы хорошо поесть, сложно», — вещает путеводитель. Мне повезло?
К мороженому выходит повар.
— Вкусно?
— Con gusto! — жест в сторону кролика. — Очень вкусно!
Восторг в глазах, улыбка — белее колпака. Чаевые — без жмотства.
Скоро полночь. Темно — здесь. Дома — третий час дня. Гулять? Конечно, гулять! В сотне метров — Малекон. Знаменитая гаванская набережная. Восемь километров ночной жизни. Чуточку боязно, но... это же Куба. Расслабься!
Освещение улицы — дальше, у «Националя». «Капри» не досталось. На черной-черной улице — черный-черный человек.
— Эй, друг! Откуда?
— Ruso!
— Травка, выпивка, девочки?
— No interesa.
Тень отстает. Не навязываемся.
Ближе к «Националю» — машины у обочин.
— Такси?
— No, gracias.
Не до Малекона же ехать. Вон он, за углом.
Такси очень разные. От 412-го «москвича», подвязанного проволочками, чтобы не рассыпался, до свежих Hyundai и KIA. Даже «додж» — совсем новый, вполне американский.
Малекон — передо мной. Только площадь перейти. Светло, как днем. Фонари. Белые — вдоль Малекона. У «Националя» — мягче, оранжевые. Стены, башни подсвечены. Не отель — маяк. Оазис в ночи.
За площадью — белоснежный памятник. Погибшим американским морякам с крейсера «Мэн». Того самого, что взорвался в испанской еще Гаване в 1898-м. Провокация? Не доказано. Зато какой повод! Обвинить испанцев и отнять Кубу. Для такого дела крейсера не жалко. Британская школа, американский масштаб.
Берег. Променад под белыми лампами. Каменный парапет — серый, ноздреватый — граница света. Берег выгнулся: слева, справа — огни Гаваны. Громада «Националя» за спиной. Кубинский флаг на ветру. Проносящиеся машины. Впереди, за парапетом — тьма: освещенная полоса как-то очень резко кончается.
Вся Гавана — здесь. Сидит, свесив ноги, — кто к океану, кто к городу, целуется, рыбачит, поет, пританцовывает, отбивает ритм. Взрослые, дети, молодые, старые, черные, белые, густо смешанные, туристы, местные, пары, семьи, компании, одиночки… Пара из России — под шестьдесят. Держатся за руки. Глаза сияют. В Гаване как дома — в восьмой раз.
Тележки, торговлишка: еда, напитки. Ром, газировка, кокосы со срезанной маковкой. Многие — со своим, как на пикник.
Спиртное — присутствует. Пьяных — нет. Баночка пива на двоих. Полбутылки рома на компанию. Мило, чинно, благопристойно. Много гитар. Поют, играют — заслушаться. Шесть парней, пять девушек, три гитары, звонкие барабанные палочки. Встали кружком: танцуют.
У воды — тени рыбаков. Оригинальные поплавки: два надутых презерватива. Большие, белые — в темноте видно. Идея хороша. Берем на вооружение.
Зевота. Усталость. Пора. Малекон — навсегда!
У отеля двое полицейских в форме уводят зазывалу. «Травка, девочки, выпивка». Допредлагался.
К дверным ручкам медленно тянутся вялые швейцары: ночь, третий час.
В холле питерцев нет. Одолели «Националь»? Не претендую. Мне бы выспаться. Без разницы где. Длинный, длинный, длинный день. От Урала до Гаваны. Тридцать три часа в сутках.
А вид отсюда хорош — четырнадцатый этаж. Окно нараспашку. Запах Гаваны — гудрон и выхлопные газы. Запах Атлантики. Огни. Маяк у гавани — проблесками. Негасимый факел нефтеперерабатывающего завода — вечным огнем.
В отельных коридорах — приятная кубинская музыка. Громко и круглосуточно. Праздник, который всегда с тобой, хочешь ты того или нет. Ура местным подушкам: нелепым, тонкой полосочкой, через всю кровать на двоих. Обмотал голову — и тишина. Смешные «уши» по сторонам. Слипаются веки.
До утра. С улыбкой. Расслабившись.
Это — Куба!
Agua blanka — Agua negra
За окном — рассвет. Шикарный. Багровый по-честному. Булгаковский.
По розовому небу, из глубины острова — белая черточка. Реактивный самолет. В Гавану. Местные линии, наверное. Видел их в аэропорту: страшноватого вида Ту, старше меня, как ретромобили на улицах, и ухоженные, как новенькие, Ил-96 — могучие, красивые. До чего же я любил ильюшинские лайнеры, пока не сгубили их поборники европейской экологии вкупе с отечественными любителями откатов и экономии на топливе. Может быть, теперь появится шанс? Обидно лететь из России в такую даль, глядя всю дорогу на эмблему «Rolls-Royce» на авиадвигателе. Годится на время, но вечно на чужих крыльях летать — честное слово, срамно!
Тьма, пришедшая со стороны Соединенных Штатов Америки, отползает от города. Половина неба — слева, над Атлантикой — сизая. Справа — лазурь. Небо над «Националем» перечеркнуто надвое, наискось. Гавана — силуэтами на светлом. Купол Капитолия в дымке лесов. Влажный воздух. Первые автобусы. Голоса птиц.
Скучают таксисты: «Националь» еще не проснулся. Трехколесные, в пластиковых желтых панцирях мотороллеры — «кокотакси» — стоят без водителей. Сверху и вправду — кокосы кокосами. Такси мне без надобности: идти метров триста.
У отелей бдят «прилипалы».
— Привет, ты откуда? Ruso? У меня в Москве брат… дядя… тетя… бывал дедушка… С тем же успехом дедушка бывал и в Оттаве. И в Мадриде. И в Париже — если turista француз.
— Куда пойдем? Университет? Хорошо! Я покажу!
Коричневая кожа, коричневая футболка. Гладко выбрит, ладно скроен. Глаза добрые. Профессиональный компаньон.
Скоро восемь утра. Метут улицы. Сидят на порогах с сигаретой. Спешат на работу. Вру, не спешат: просто идут.
Джинсы, футболки, майки-алкоголички. Девушки в форме: погоны, кители, мини-юбки. Судочки в пакетиках. Обед? Завтрак? Прически «шапочкой», как у Джузеппе, — видимо, мода. Самые колоритные — старики. Белая рубашка, лаковые штиблеты, брюки со стрелками. Стиль!
Район Ведадо — приличный.
— Vedado — значит «запретный»: здесь не строили. При испанцах. Потом стало можно.
Большие окна, высокие этажи; редко больше трех. Колонны, балюстрады. Конец XIX? Начало XX? Стены с росписью. Портрет Че — как икона. Облезлость. Потеки. Упавшая штукатурка. Окна без стекол: не выбиты — просто не нужны. Деревянные жалюзи. Зелень. Белье на веревках.
— Почему не строили?
— Для обороны. Вокруг крепости.
Тихие улочки — calle: номерные, буквенные. Calle N. Calle 21.
— Вот обком партии.
Маленький домик. Ухожен. В окне — свет. Работают.
— А это — центральное телевидение.
Цементный куб. Антенны на крыше.
Улочки сменяет проспект. Номерной. Avenida 23. «Гавана либре» — знаменитый отель, бывший «Хилтон». Двадцать пять бетонных этажей. Несутся машины: «жигули», «фиаты», «пежо», «ситроены», «корейцы», «китайцы» — в ассортименте. «Фольксваген-Жук» мексиканской сборки. Одинокая «десятка». «Дэу-Тико» — местный суперхит. Выбор среднего класса: живуче, добротно, с кондиционером. «Мерседесы», «БМВ», «тойоты» — штучно. Старые, пятидесятых годов американские «крокодилы»: черный, вонючий выхлоп. Внутри — туристы.
Перехожу без опаски. Нормальные переходы. Нормальные светофоры. Крупные табло: сколько времени осталось до переключения. Нормальные правила. Нормальные водители. Недалеко отсюда Коста-Рика. И страна хорошая, и люди славные, и живут небедно. А пешеходов не пропускают. Сто баллов в пользу Кубы.
Улица San-Lazaro. Самозваный провожатый сворачивает налево. Пусть идет. Мне-то направо. Моему поколению навигаторы еще не нужны. До высадки — добротная топографическая подготовка. Карта Гаваны — в голове. Город несложный: четкие кварталы, прямые улицы. Аккуратные каменные пирамидки на перекрестках: номера улиц на гранях. Реже — буквы. Еще
реже — названия.
Классический портик. Парадная лестница — шириной в улицу. Скульптура у входа. Universidad de la Habana. Меня ждут к восьми. Успеваю.
Чуден Гаванский университет при тихой погоде… Строгие корпуса с колоннами — на холме, акрополем. Два этажа — но каких! С пять обычных. Темно-бронзовая красавица в кресле, распахнувшая объятия перед входом. Подписано: ALMA MATER. Не верю! Слишком юная.
Две дамы в брючных костюмах с погонами. Кожа — цвета статуи. Охрана? Глядят на небо, гадают: будет дождь? Не будет дождя? Ноль внимания на проходящих.
Раскланиваясь со знакомцами, тянется профессура. Студентов мало — те, кто припозднился. Остальные — уже по местам.
Анфилады двориков. Портики, патио. Фонари, деревья, дорожки. Мемориальные доски. На лавочках — девушки с книжками. ЗиЛ-130 с веселыми парнями в кузове: везут материалы. Корпусов много, ремонт перманентный. Юрфак. Здесь учился Фидель. Штукатурят. Вход со двора уже красивый. Фасад — к городу — еще облезлый. Не по-нашему.
На клумбе, в тропических перистых лопухах — бронемашина. Ствол пушечки — в небо. «Этот броневичок, захваченный молодыми повстанцами в 1958, поставлен здесь в память о доблести и отваге нашего народа и армии». Как-то так. Немного читаю по-испански.
Лекции. Кафедра — на постаменте. Восходишь, как на амвон. Черное дерево. Массивные стулья — как мини-троны. Неожиданно: лектор работает сидя. У нас так не принято.
Двери, окна — до высокого потолка. Доски — как крепостные ворота: опускается одна — поднимается другая. Тоже — до потолка. Парт нет. В первых рядах — стулья с удобствами: расширены правые подлокотники. Галерка — конспект на коленках. Спины горбом. Пишут! Ручки, тетрадки. Без планшетов. Без ноутбуков.
Компьютеры есть. Интернета нет. Почти. Разве что в ректорате. Немножко.
За знаниями — в библиотеку! Вот она: живая, рабочая, людная. Столы. Шкафы. Картотеки. «Говорите тихо» — вечная табличка всех библиотек Земли. Девушки — с ноутбуком на троих.
— Алехандро! Селсо! Тут вот гость из России. Покажите ему все интересное.
Алехандро похож на Обаму. В юности. В испанском исполнении. Селсо — типаж Майка Тайсона. Круглая бритая голова. Передний зуб выбит.
— Не боксер?
— Нет. Историк. А вы?
— И я не боксер.
У ребят беглый английский. По-русски — ни слова.
— Это — факультет математики и компьютеров. Но интернета у них тоже нет. Вон в том корпусе изучают испанский, есть и русские — человек двадцать. В этом здании — биофак.
Внутренний дворик. Мраморный бюст с лицом Василия Ливанова, в холмсовском сюртуке и «бабочке». Felipe Poey y Aloy. 1799—1891. Первый профессор зоологии. У музея своего имени.
Истфак. Через улицу — музей Наполеона. С чего бы — на Кубе?
— Был тут один магнат… Хулио Лобо. Фанат императора.
Ботанический сад — одно название. В любом скверике — те же фикусы. Зато — бюсты. Мексиканского президента. Подарил что-то из саженцев? Александра Гумбольдта. На Кубе культ Гумбольдта. Улицы его имени. Национальный парк. Памятники. Как Чехову — в Томске. Был проездом.
— С этого балкона выступал Фидель.
Галопом по территории.
Физфак мудро построен в сторонке. Мало ли какой эксперимент учудят.
Университетская клиника. Серьезная. Свой герб. Станция скорой помощи. Машины, носилки. Хлопочут сестрички.
Стадион. Бюст у входа. Хуан Абрантес — боевой командир, герой революции. В местном пантеоне — покровитель спорта.
— А теперь посмотрим кампус.
Темп снижается. Мои сопровождающие-студенты, дом почуя, плетутся рысью как-нибудь.
Кампус — не кампус. Просто гаванский район. Небогатый, но и не трущобы. Мелкие магазинчики. Зеленые бананы связками. Над нарубленным мясом — липучки от мух. Церковь с колокольней. Провинциально уютно. Машины — изредка. Топать посреди улицы — норма. Если что, посторонимся.
— Вон там живем мы.
Три этажа, облезлая лепнина. Кованые решетки. Стираное белье на веревочках.
— А тут жил Фидель. Ходил в это кафе. Столики те же.
Склады, мастерские. Целая улица. Учебно-производственный комбинат.
— Практика обязательна. Бесплатно работаем, — морщится. — Здесь сигары делают, там — кофе. Биологам — на пользу.
Историкам, как видно, не очень.
Афроулочка. Фестиваль музыки. Тамтамные ритмы. Ансамбль одет не по-местному. (У меня такой балахон тоже есть! И шапочка! Куплено в Египте. Сделано, как обычно, в Бангладеш.) Туристы, кубинцы — не понять, кого больше. Обрывками — русская речь.
Сварные скульптуры из металлолома. Трон какого-то божества — из него же.
— Можно сесть на трон. Приносит удачу.
— Божество не обижу?
— Не, он не злой.
Под троном бегают куры.
Стены в росписи — до крыши и выше. Выше — баки для воды. В паре. Бело-черный и черно-белый. Шланги сходятся вместе. На баках надписи: «AGUA BLANKA»,«AGUA NEGRA» — «Вода белая», «Вода черная».
Провожатые серьезнеют:
— Это символ. На Кубе нет белых и черных. Есть кубинский народ. Для нас это важно.
«Туда не ходите! Это район для черных» — не для Кубы. Тут все вперемешку — полное собрание разнообразных ДНК. Видел рыжего негра. Пары: черный с блондинкой, белый с мулаткой. Нормально, органично, как должное. Не замечаешь. Кубинцы — единственный известный мне народ, который растворил в себе даже китайцев. Чайна-таун в Гаване — декоративный. Желтый бак, тоже в паре с белым — по соседству на той же крыше. Гены — в общей копилке.
Оседаем в баре. Бетонный пол, пластиковые столики.
— Здесь хороший «мохито»1 .
Угощаю. Хороший.
— Нравится на Кубе?
— Очень! Люди чудесные.
— Наши девушки — самые красивые. Только задастые.
Руки знакомо разведены в стороны. Еще один! У них что, комплекс?
— Сувениры уже присмотрели?
— Некогда было. Кофе хочу купить. Отовсюду привожу кофе жене.
Селсо срывается с места. Скоро возвращается, взмыленный.
— Вот. Подарок. — В белом мешочке — шесть упаковочек молотого кофе «Hola». — Народный. Попробуйте. Туристам такого не продают.
— Дорогой?
— По два песо. Moneda nacional. По студенческой карте — со скидкой.
Два песо — восемь центов. Четыре рубля пакетик. Полкука за все.
— Moneda nacional? Поменяете мне немного? На сувениры.
Алехандро лезет в карман. Пять песо. Зеленый листок с усатым красавцем. Протянутый кук не востребован: подарок. Отдариваюсь пятирублевкой.
— Пора. Сколько с меня? — бармену.
— Сорок.
Вынимаю бумажник.
— Луис, это наш гость. Profesor ruso.
— Я сказал «сорок»? Простите! Восемь за все.
— Спасибо, ребята. Пойду. Я вам должен за экскурсию. Возьмите денег!
Алехандро великодушен:
— Не надо. Вот приедем в Россию — вы нам тоже все покажете.
Селсо практичнее:
— Но жизнь, конечно, дорогая…
Выдаю по двадцатке.
— Такси!
— Селсо, я пешком! Тут рядом!
Поздно. Тормознули. Олень на капоте. Рельефные молнии по бортам. «Волга» ГАЗ-21.
— Сколько лет машине?
— Пятьдесят два.
Таксист — он же механик. Своя мастерская. Оттого и машина ухожена. Все, что можно, — оригинальное.
— Правда, что в России все машины новые?
— Враки. Есть такие же.
Доехали. Не наговорились.
— Меня зовут Лазаро. Вот мой номер. Нужно такси — позвони. Недорого.
Наши в городе
Хотите убедиться, что параллельные миры существуют? Просто зайдите в служебный лифт гостиницы «Капри». Я зашел: гостевые были заняты. Нажал «14». Лифт деловито отправился в подвал. Этаж под землей. Еще. И еще. Остановка. Стенка лифта за моей спиной разъехалась. За потайной дверцей — таинственный полутемный коридор. Человек в спецовке. Улыбаясь, вкатывает тележку с керамической плиткой. Hola! В ведерке плещется раствор. Поднимаемся. И снова — задняя дверь. Девушка из прачечной со стопкой белья, парень в костюме охранника. Hola! Поехали!
Уровень ресторана.
— Останови! Поздороваюсь с Пабло, — это девушка.
Плиточник жмет на кнопку. Охранник принимает белье. Задняя дверь — прямо на кухню, в пар и клекот кипящего масла. Выскочить, поцеловать парня — руки в перчатках, нарезает что-то зеленое — и назад, в лифт. Держу дверцу, чтобы не закрылась.
Катаемся долго. К концу поездки я — свой. Со всеми знаком — благо, на всех бейджики. Выхожу на четырнадцатом через «парадную» дверь под «Hola!» и «До свидания!».
Наблюдение — не за местными даже, за собой. На Кубе служащие отелей чем-то неуловимо отличаются от своих коллег в других странах. Нет в кубинцах, при всей вышколенности персонала хороших гостиниц, той грани, которая отделяет обычно «обслугу» от отдыхающих. Они — дома, а мы — гости. Нас ублажают и терпят. Любя, но не заискивая.
Мажусь кремом. Вчера немного сгорел, хоть и пасмурно.
«Непременно возьмите с собой солнцезащитный крем и туалетную бумагу. Туалетная бумага на Кубе — роскошь, а крем попросту негде достать». Посмотреть бы в глаза человеку, писавшему этот путеводитель. Кремы — везде: в аптеках, в магазинах, в холле отеля. Туалетная бумага в наличии. Мои два рулона по возвращении смогут хвастать: слетали на Кубу.
Встреча. Жду в холле. За окнами — дождь: короткий, обильный. Попрятались по машинам таксисты. На балкончике напротив блаженствует в креслах пожилая пара: он с газетой, она — с рукоделием.
Разъезжаются по экскурсиям туристы. Пустеют вокруг диванчики. Вот и тот, кого я ждал. С опозданием на час — по-кубински.
— Не тот отель! Искал тебя в «Мирамаре».
Его зовут Иван. Он наш, советский. Кубинец. «Анголец». Майор, ныне — запаса. Три года в СССР — учеба, спецподготовка. Русский — как у меня.Чуть старше, почти ровесник. «Ангольцы» — это как у нас «афганцы». Некоторые «афганцы», кстати, тоже «ангольцы». Из одной командировки — в другую. Помогать народу Анголы в борьбе с мировым империализмом. Вместе с кубинцами. «Кубинцы — вояки знатные. На них все держалось», — говорили наши, те, кто знает.
— Ангола? Ездили на «буханке», руки-ноги оторванные собирали после боя. Это было самое трудное, — говорит Иван. Просто, без пафоса. Ну, поехали в правильный отель. Вещи собраны?
«Ленд-ровер» 1991 года — по местным меркам, недурно. Наклейка: «RUS». Хотел «SU» — не нашел. Идеальное соответствие хозяину: крепкий, кряжистый…
Перекресток закрыт, полиция. Три синих «мерседеса» — Рауль. На встречу с Лавровым.
— Рауль молодец. Он военный. Фидель — идеалист. Рауль — прагматик. Разрешил малый бизнес. У меня сейчас строительная фирма. И будет бар. Русский бар. Для своих.
«Правильный» отель — у посольства. Когда-то советского. Район Мирамар — престижнее некуда. Виллы, отели, посольства. Наше — архитектурная доминанта. Здесь же — самое странное здание Гаваны. И самое высокое — а может, второе после «Гавана Либре», не поручусь. Не то бетонный шприц, не то умыкнутая из аэропорта диспетчерская башня. Официальная версия — меч, воткнутый в землю. Шутливое прозвище «Микро».
— Гидом больше не работаю. Нет работы для тех, кто с русскими. Не едут. Едут канадцы. Но если кому из русских помочь — мне звонят. Никогда не откажу. Ты тоже звони, если что.
— Мы вернемся, Иван! Дай срок — вернемся.
Сколько раз мы говорили это, уходя? Бросая полигоны, оставляя военные городки, дома с мебелью, кровати заправлены. Школы, больницы. Мосты, дороги, аэродромы. Говорили, не веря. С комом в горле. Зная, что уходим навсегда.
Кубинцы верят — больше, чем мы. Стоит нетронутой русская школа, лежат учебники: приходи, учись.
«Мирамар» — не чета простецкому «Капри». Рестораны, бассейны. Череда магазинчиков. Отделение банка. Обменный курс — правильный. Русских порядочно. В смеси с канадцами.
Старший портье — из «ангольцев». Высокий, седеющий. Военная выправка.
— Это — Лёша. Наш человек, — рекомендует Иван.
— Здравствуйте, тезка. — Жмем руки. — Очень приятно.
У тезки хороший русский:
— Комнату убирают. Погуляете полчасика?
— Погуляю до вечера. Мне еще в университет. Багаж пристроите?
— Без проблем!
— Поеду, — заторопился Иван.
— Тебе бензин компенсировать? — деликатное предложение чаевых.
— Да иди ты! — твердо и ласково.
— Привет Фиделю. Пускай живет долго.
Иван — друг его среднего сына. У привета есть шансы.
Выхожу. В первую очередь — навестить океан. Сто метров. Пустырь с видом на «Микро». Пирамиды отелей — в отдалении. Серое небо, каменный берег. Головастые ящерицы. Белые треугольнички яхт. Одинокий юноша с конспектом: зубрит.
Третья авеню — людная, шумная. Прибрежные отели. Вдалеке — дельфинарий. Супермаркет — заурядный, как дома. Цены, скорее всего, туристические. Путеводитель брутален: «Режим строго контролирует все аспекты повседневной жизни кубинцев: что говорить, что делать и что покупать. Доступ в магазины для туристов местным жителям закрыт». Паспорт — в нагрудном кармане. Никто, однако, не проверяет на входе: кубинец или турист. Кубинцы, кстати, преобладают.
Диски с местной музыкой на шатком раскладном столике. Полтора кука. Пригодится! Дайте два.
В супермаркете есть все. Один-два вида, но все. Кофе — не «Hola», экспортный, в огромных пакетах. 14 кук. По полкило — 4,75. Приемлемо. Мука, соки, йогурты, минералка. 1 — 2 кука. Памперсы, салфетки. Вездесущие кремы от солнца! Сосиски в жестяных банках. Томатной пасты — целый ряд. От баночки до бочки. Отдел с техникой: плиты, обогреватели, стиральные машины — точно не для туристов.
Для местных, конечно, дороговато: зарплата здесь, если считать в куках, — от двадцати до сотни. В месяц.
По Третьей ходят автобусы. Синяя табличка на остановке: четыре маршрута. Скептически заглядываю в путеводитель: «Кубинский общественный транспорт всегда переполнен и ходит нерегулярно. Каждый день жители города уныло дожидаются: придет ли автобус. Основу автобусного парка составляют старые американские школьные автобусы желтого цвета…»
Присаживаюсь передохнуть, поглазеть. Людей и вправду немало. Зубоскалят, общаются. Читают книги. Ловят попутки — тут это принято. Минут десять — и автобус. Не старый. Никаким местом не желтый. Незнакомая марка — кажется, китайский. Длинный, с «гармошкой». Забирает всех. Давки не наблюдается. Проезд — копейки. Социализм.
Для туристов — двухэтажные, красно-синие красавцы. Habana Bus Tour. Пять кук — и катайся. Остановки у всех достопримечательностей. Сходи, снова садись, смотри город — билет на весь день.
Я — пешком. Пешком лучше по Пятой. Пятая авеню — длинная. Престижная, как тезка в Нью-Йорке. Аналог московской Мосфильмовской — улица посольств. Пешеходный бульвар посередине. Символ Кубы — королевские пальмы. Акации с полуметровыми стручками. Скамейки. Зеленые изгороди. Мамы с детишками…
Убегает вдаль променад. Убегает турист с рюкзачком — с виду немец — такой же любитель пройтись, только шустрый. Цветут бугенвиллеи. Кусты — по линеечке. Садовник с мачете с кем-то беседует. Притомившись, расслабляется на лавочке бригада мусорщиков: наушники, плейеры — контейнер забыт на дорожке. Тянутся школьники — сами, без провожатых. У школьников — цветовая дифференциация штанов. Младшие — красные. Средние — желтые. Старшие — синие. К юбкам тоже относится. Нарядно. Единообразно. По всей стране.
Будки регулировщиков — у каждого перекрестка. Хотя везде светофоры.
Развалясь на травке, трое неспешно чинят косилку: один ковыряется, двое советуют.
Милый особнячок — ресторан. У входа меню. Дорого. Для посольских. Альтернатива на колесиках — овощной лоток. Мелкий бизнес. Три шатких яруса, крыша из клеенки. Жемчужный чеснок. Зеленые бананы. Красные помидоры. Инопланетные, фиолетовые конусы — неужто морковь?
Улыбаясь, отдает честь Уго Чавес. Здесь он жив. Плакат — в два этажа. Посольство Венесуэлы.
Топают на экскурсию пионеры. Не в форме, но в галстуках. Классная руководительница считает по головам.
Мне направо — от моря, в улочки, где мало туристов. Так короче.
Хочется пить.
Обманчивы местные ценники! Один значок — три валюты. 30 — что это? Точно не доллар, они здесь не ходят. Кук? Да, если ты turista. Песо? Конечно — если местный.Один к двадцати пяти.
Местная cafeteria. Самодельный плакат в витрине: «56 лет революции». Блин с фаршем — 20. Пятнадцать — гамбургер. Тридцать — пиво. Один песо — чашечка кофе.
Фотоаппарат убран. Знания испанского мобилизованы по полной. Сойду за кубинца? Кладу монетку.
— Agua, por favor.
— Grande?
— Pequeno!
О радость: сдача — местными! И бутылка воды. Как просил — маленькая.
Парк Джона Леннона. Бронзовые лавочки с гаванским гербом: три башни и ключ. Бронзовый Леннон на лавочке. Нога на ногу. Блестит колено — натерли. Рядом, в подвальчике — «Желтая подводная лодка». Не то бар, не то клуб. В Екатеринбурге — такой же.
Пункт коллективного доступа в Интернет — очередь, человек тридцать. Компьютеров за стеклянной витриной много. Мест двадцать. Посетителей внутри — мало, трое-четверо. Охранник у двери? Не пускает инакомыслящих в Сеть? Проще! Бабуля в очках за столиком у входа. Оформляет квитанции на оплату. На компьютере. Одним пальцем в клавиатуру: попала, попала — промазала. Где тут кнопка, чтобы стереть? У нас на почте— такая же бабушка. И тоже очередь.
Проспект Пасео — центральная улица. Первая наглядная агитация: цитата из Фиделя. Стильная черно-белая стела. Был уверен: Куба увешана лозунгами. Ничего подобного!
Институт онкологии и радиобиологии. Место грусти. Место надежды. Сюда — очередь. День посещений. Кубинская медицина — лучшая в Латинской Америке и не только.
Ave de los Presidentes. Гаишник тормозит нарушителя.Мотоцикл. Фиолетовая форма. Сапоги «бутылочками». Долго смотрит права. Идет к рации — уточнять.
Факультет социологии — на отшибе, отдельно от прочих. В полстены — роспись: человек, притянутый к земле лесками с острыми крючками. По телу — надписи: Apple, Walmart, McDonalds, BMW, Motorola, Gazprom… Наконец стадион — и тенистые, милые сердцу университетские дворики. Два часа десять минут — с заходом в супермаркет. Обратно вечером, на такси. Звонок Лазаро — и вот он, отель.
— Номер готов. Второй этаж. Ужин включен.
Из номера звоню Ивану.
— Сможешь приехать? Есть тебе подарок. Не скажу — сюрприз.
Спускаюсь в холл.
— Держи подарок.
— Полотенце? — разочарован.
— Разверни.
Лицо меняется.
На алом полотнище, крупно, в деталях — герб Союза Советских Социалистических Республик. Взял бережно, как святыню. Как боевое знамя погибшего полка. Вот-вот поцелует краешек.
— Закажу рамку. Повешу в баре.
Теперь у меня в Гаване есть друг на всю жизнь. Если кто и сдаст Кубу американцам — точно не он.
После ужина — музыка. Местные ритмы — барабан, гитара, маракасы. Мастер-класс по сальсе. Раскрутили на танцы даже канадских старушек. Во дворике у бассейна включили лампы. Девять вечера, но бассейн никто и не думает закрывать. Кто-то плавает наперегонки.
Строем, колонной по два, прошли китайцы. Восемь душ. Вдоль бассейна. В шортах и шлепанцах. Военные? Другие китайцы так не ходят. Вон они, на отдыхе: компания мальчиков-мажоров, пожилой бизнесмен с супругой, пара с детьми.
Ухожу в номер — и падает дождь. Свежо и пусто: города не стало.
Глазами туриста
Сегодня — день без забот. Ни дел, ни встреч. В холл спускаюсь не торопясь. На сколько, интересно, опоздает Иваном обещанный гид? Куба все-таки.
Стоп. Сюрприз! Двое китайцев в форме. Три звездочки в ряд — оба полковники. С одинаковыми кожаными портфелями. Сели в кресла. Ждут.
Ух ты, еще китайцы. Строем. Шестеро. В форме. Все полковники — кроме одного. Этот, постарше, в футболке. Штаны и ботинки — по уставу. Кителя нет, генеральские звездочки не засвечены. Хотя и так ясно. А форма-то — летная. Голубая, с «птичками». У пятерых. Остальные — в зеленой. Наводит на размышления.
Еще китайцы! Четверо. В штатском. Но строем! На своих глянули с любопытством: не вместе. Подтянулись. И — мимо, молча, в ногу. Крепкие, молодые. Пехота? Центр подготовки сухопутных войск на Кубе забит под завязку и расписан вперед года на два: китайцы, корейцы. Учат здесь хорошо. Наша школа.
— Вы Алексей?
Надо же: на пять минут раньше назначенного. Не узнаю Кубу! Вместо бравого отставника — симпатичная шатенка. Лет двадцать пять, острый носик, футболка турфирмы. Сносный русский: учила в университете.
— Меня зовут Белкис. Я ваш гид. Покажу вам Гавану.
«Гавана» у гаванцев — «Абана».
Машина — новехонькое желтое такси. Geely— китайское. За рулем — дядечка в возрасте.
— Наш водитель, Франсиско.
— Буэнас диас, дон Франсиско.
— Не дон! Товарищ. — Вот кто, оказывается, отставник.
Пункт первый, обязательный — площадь Революции. Огромная, пустая. С одного края — мемориал Хосе Марти. Монумент: рост — десять человеческих — крошка в тени гигантского обелиска, что позади. Выше «Микро». Выше бывшего «Хилтона». Выше всего в Гаване. Говорят, внутри — лифт.
У подножия — крохотные военные: белые кители, золотые аксельбанты, красные погоны. Карабины у ноги, штыки примкнуты. Сабля у командира. Венок на подставочке.
— Правда, что все это построено при Батисте?
Правда. При Батисте.
Бегу через площадь за выигрышными кадрами. Знаменитые здания с портретами снимать надо сверху, от монумента. МВД — с товарищем Че на фасаде. Минсвязи — с ликом Камило Сьенфуэгоса.
— А что там написано? Как переводится?
— «Хорошо идешь, Фидель». А у Че…
— Знаю: «До победы!» Hasta la victoria siempre.
— Что вам интересно увидеть на Кубе?
— Людей. Какие вы?
Растерялась. Какие-какие? Обычные. До чего же они все-таки похожи на нас. Тех нас — двадцать пять лет назад.
— А это что за штуковина?
Постройка прелюбопытная. Монументальная, этажей семь. «Patria o muerte» на заборе. Смотрит на американское представительство — пока не посольство.
— Мемориальная трибуна.
— Мемориальное что?
— Трибуна. Оттуда выступают.
Кубинцы — гении! Хочешь, чтобы янки тебя услышали? Построй трибуну у посольства. Повыше — чтобы за забором не спрятались. Потом залезай и говори все, что о них думаешь.
Неожиданно сообщает:
— Очень люблю ваши мультики. «Трое из Простоквашино», «Ну, погоди!», сказки всякие. У нас их часто показывают.
В гаванском Капитолии — ремонт. Здание в лесах. Сейчас там Академия наук. Закончат — будет красиво. Дома вокруг — показательно облезлые. У Музея Революции все приходит в нормальный вид. Приличные здания. Самоходка СУ-100 у входа. Землячка: Уралмашзавод. Вроде бы из нее лично Фидель стрелял по кораблям интервентов в Заливе Свиней и даже один потопил.
Яхта «Гранма» в прозрачном павильоне — с охраной в форме. Береты залихвастски заломлены. Последний раз плавала в середине шестидесятых на каком-то параде. Не маленькая, оказывается. Поместились же восемьдесят два человека.
— Что дальше?
— Фабрика сигар.
Ну да, началось. Что ни курорт — фабрика. Духов, шуб, ковров, муранского стекла, сиропа рожкового дерева, оливкового масла, алебастровых крокодилов. С непременным магазином в конце. Да я вообще не курю!
Что это я разбрюзжался? Это же Куба! Сигары — часть истории. Часть культуры.
— Едем!
Ликбез по сигарам — по дороге.
— «Коиба» — любимый сорт Фиделя. Это лучшая марка. «Монте-Кристо» курил Че Гевара. «Ромео и Джульетта» — Черчилль. Они некрепкие. Их женщины любят.
Вот так, походя, испортила сэру Уинстону всю репутацию.
На фабрике душно и запрещено снимать. Зданию лет сто, если не сто пятьдесят — типичная промышленная архитектура девятнадцатого века. Пять высоких этажей, галереи — как в американской тюрьме, одна над другой. Внутреннее пространство — колодец. Прозрачная крыша. Запах табака — не курева, именно табака — чуть сладковатый. Ждем местного гида. Рассматриваю коллекцию этикеток. Киваю на голову индейца, золотую на черном:
— Почему «Коиба»? Вождь индейцев?
Белкис взвивается:
— Нет! Не индейцев! Это неграмотно! Испанцы так говорили, потому что были невежественные. Не индейцы — аборигены.
Вот и гид: потертого вида мужчина лет пятидесяти. Зато в шляпе и с усами. Цвет лица не кубинский — совсем бледный. Чмокнулись в щечку с Белкис: давно знакомы.
— Это Августин. Он будет говорить по-испански, а я переводить.
По узким лесенкам — наверх. Смотреть фабрику.
Ряды столов. Триста человек. Торседор — профессия, крутильщик сигар. Пять дней в неделю, восемь часов — строго по трудовому законодательству. Каждый крутит свою марку: от первого листа до последнего. Не конвейер. Сто десять «Коиба» в день. Или сто тридцать пять «Монте-Кристо»: они поменьше.
Мужчины и женщины, юные и в возрасте — примерно поровну. Крутят, прессуют, укладывают в коробочки. Нормальная работа, несчастным никто не выглядит. На столах — хорошие мобильники. Где шумно — слушают что-то в наушниках. В цехах потише специальный человек читает вслух книгу. В микрофон. Возле новеньких — мастер: смотрит, показывает, учит. Снуют бабушки с рациями — служба безопасности?
— Год после сбора — сушка и ферментация. Потом купаж.
Сухие листья — внутри. Эластичный, недосушенный — оболочка. Обрезки — на сигареты.
— Рабочие могут курить по две сигары в день. Без выноса с фабрики.
Прибор с трубкой и лампочкой — проверка готовой продукции. Интересно, что меряет? Электропроводность? Номер рабочего на каждом изделии.
Отбор по цветам. Восемь оттенков. Масть к масти. Коробки из кедра. Дорого. Хранить до трех лет при пяти градусах.
— Белкис, вы сигары курите?
— В гостях. По праздникам. Так — нет: дорого.
Впечатлился. Пора на воздух. Что там дальше в наших планах?
— Гуантанамера, гуахира гуантанамера… — напевает Белкис на переднем сидении. Давным-давно знакомая песня, почти родная. На стихи Хосе Марти, между прочим. Выяснил только на Кубе. Здесь она сверхпопулярна. Поет хорошо. Иногда прерывается: прокомментировать очередную достопримечательность.
Символика памятников. Борцы с испанцами — в бронзе, на конях — на набережной. Антонио Масео — тот самый, с усами, с пятипесовой банкноты — лицом к городу. Генерал Массимо Гомес неподалеку — спиной.
— Лицом к городу — значит, погиб. Спиной — умер своей смертью.
Флаг Доминиканской республики поднят рядом с кубинским: Гомес — доминиканец. Помнят. Благодарны.
Тоннель под гаванью. Местная примета: проезжая по тоннелю, приложить ладони к потолку машины. К деньгам. Приложил. Жду денег.
Кастильо-дель-Морро — крепость у входа в гавань. Шестнадцатый век. Стены, пушки, бастионы. Ядра пирамидкой. От пиратов. От англичан в свое время не помогло.
Вид на город — изумительный. Ух ты, а кто там выходит из гавани? Серый, длинный, военный. Номер вместо названия. Антенны. Команда в оранжевых жилетах — глазеет на город. Флага не видно. Спорим, я и так знаю? Характерные башенки перед надстройкой — проект 864. Средний разведывательный. В кубинском флоте ничего подобного точно нет.
Панорама забыта. Объективы перенацелены. Туристы приникли к видоискателям. Впечатляйтесь, господа, впечатляйтесь!
Музей Карибского кризиса — неподалеку. Выставка смертоносного. Минометы, орудия. Узкокрылый МиГ-21. Зенитные ракеты — наши. Странный аппарат — пузатенький самолет без кабины — знакомый и незнакомый. Очертания — МиГовские. Табличка: ФКР-1. Крылатая ракета! Из первых: пятидесятые.
Домик товарища Че на заднем плане: белый, одноэтажный, с башенкой. Красные крыши — казармы через дорогу. Не музейные — армейская бригада. Ухожено. Зелено. Наглядная агитация на входе, почти как у нас: Hasta la victoria siempre!
Обратно в Гавану. Тоннель. Руки к крыше. Деньги-то обещанные — где?
Старая Гавана. Раскоп: камни за оградкой. Городские стены. Часть системы обороны Гаваны. От стен — только фундамент. Черта вдоль домов.
За чертой — рай для туристов. Неширокие пешеходные улицы — не с номерами, с названиями. Сувенирные лавочки. Зонтики кафе. Лотки с напитками. Лоток с фруктами, в ананасы воткнуты флажки. Два рядышком: один наш, другой звездно-полосатый. Можно с американцами ананасами мериться. Наш выше. Их толще.
Указатели. Нарядные керамические таблички: Plaza de la Catedral, Plaza dе Armas. Врыты в землю старинные пушки — стоймя, вместо разделительных столбиков. Дешево и колоритно.
Чисто, мило, стандартно. Никакой облезлости. Plaza de la Catedral — с кафедральным собором. Действующим: службы по воскресеньям. Имени Святого Христофора. Другой Христофор — Колумб — тут покоился. Временно. Лет сто. Проездом из Санто-Доминго в Севилью.
Площадь как площадь: типичная, испанская. Выделяются только торговки: корзины с цветами, сувенирные куклы, карибские наряды — цветастые, пестрые, «а ля мама Африка».
Бывшее здание университета. Тоже — гордость. Надстроено, облицовано зеркалами.Современность отражает историю. В прямом смысле.
— Уникальное архитектурное решение!
Увы — уже было. Видел. В Вене. Напротив собора Святого Стефана. Не скажу Белкис. Пусть гордится.
Plaza de Armas — Площадь оружия. Тут им бряцали: бывшее место парадов. В каком городе, основанном испанцами, нет Plaza de Armas?
Дворец капитан-генералов — местных губернаторов. Герб над входом. Колумб во дворике — мрачно щупает глобус. Вокруг скверика — книжный базар. Раскладные столики, картонные коробки, прилавки из досок. Книги все больше экспортные. Многие — на английском. С Фиделем. С Че. С иллюстрациями. «Кубинская революция в картинках». Землю — крестьянам. Фабрики — рабочим. Комиксы — туристам.
Местные идут мимо. На базарчик глядят снисходительно окна публичной библиотеки, большой и хорошей: книги, компьютеры, все условия.
— Посмотрите на мостовую. — Смотрю. Длинные кирпичики. Травинки в промежутках. — Она деревянная.
Точно. Из брусков. Сам не обратил бы внимания. Была, говорят, у одного из капитан-генералов жена: не то очень сварливая, не то сильно любимая. И мешал ей спать стук колес по булыжнику. Вот супруг и распорядился: камень с мостовой убрать, заменить деревом. Так и осталось.
Торговый центр — не торговый. Офисы в пять этажей. Представительства фирм. Генеральное консульство Монако. Тринидад и Тобаго — туда же. Посольство Японии: третий этаж. Эконом-вариант.
Во дворе как бы торгового центра — как бы слоны. Целое стадо: большие, поменьше, слонята. В натуральную величину. Не удержался, потрогал: металл. Здорово сделано!
Рядом — жилой комплекс. Элитный, с апартаментами для экспатов. Чистенький, нарядный — просто конфетка. У дороги, внезапным боровичком, пожарная колонка. Низ ржавый, верх — бронзовый. A.P. Smith Mfg. Co., East Orange, New Jersey. 1904. Почти античность.
В центре скверика, за круглой оградкой — белого мрамора памятник. Карлос Мануэль де Сеспедес. Глава восстания против испанского владычества. Первый президент Кубинской республики. Отец Отечества.
В старом городе все рядышком. Тут же, поблизости — место основания Гаваны. Никто не скажет, в каком, собственно, году. От 1514 до 1519-го. Город переносили четыре раза. Вот и путаница.Версия Белкис — 1516. Шестнадцатого февраля. Пусть так.
Площадь Святого Франциска. Фонтан. Старая церковь. Скульптуры, современные: талантливо! Оптические эффекты — удивительные. На грани фокуса. Памятник монаху. Отец Хуниперо Серра — креститель индейцев. Городская скульптура — кабальеро с бородкой, городской сумасшедший. Свихнулся на почве страсти. Бородка натерта до блеска — повезет в любви.
По соседству — бело-зеленый железнодорожный вагон. Некогда президентский. Вагон-музей.
— А что, железные дороги на Кубе — работают?
— Работают. Но не очень.
— Старые? Наши строили?
— Нет, раньше.
— Американцы?
— Раньше. Испанцы.
Девятнадцатый век. Поезд раз в день. Или в три — как повезет.
Музей рома. У входа поят коктейлями. Колотый лед, апельсиновый сок. Капелька рома. Сок тростника. Не пьянит — освежает.
В музее — на удивление интересно. Не только про ром. Ром и Куба. Как сигары — часть общего полотна. Парусники, рабство, плантации. Технологии, традиции, образ жизни. Реконструкция городка — целый зал: с домами, церковью и заводом. Огоньки, фигурки, игрушечная железная дорога. Бочки, бутылки, образцы готовой продукции. Американский огнетушитель на стене: серебристый, чеканный, 1939!
Улица встречает голым задом. Бронзовый Меркурий на бывшем здании биржи — лицом не ко мне. Раскоп: остатки старинного водовода — одиннадцать километров. Частично работает. В соседнем ресторане до сих пор капает. Поливает цветочки. Уважаю создателей.
Старая Площадь. Странные скульптуры. Гигантский цветок. Лысая женщина, голая и с вилкой. Верхом на петухе. Что означает — никто не в курсе. Включая, видимо, автора.
Едим вместе.
— А как вот это блюдо называется?
— Гарбанзо.
Тарелочка нута с томатами — вместо первого. Ресторан — изумительный. Изразцы, мозаика, витражи. А воды в кране — руки помыть — нет.
Второе — баранина с рисом.
Музыка. Дуэт: старый негр, пожилая мулатка. Гитара, маракасы, вокал. Страстно, самозабвенно. Есть слушатели, нет — похоже, без разницы.
Десерт. Кофе. Чаевые музыкантам — хорошие. Растрогали.
В отеле спокойно: так и тянет прилечь. В номере убрано. Покрывала — лебедями, полотенца — веерами. Записочка от горничной: спасибо и лучшие пожелания. На английском. Написал ответную по-испански — что мне приятно. Однокуковая бумажка — в комплекте.
Вечер над океаном. Берег — не парадный — за отелями. Грязновато. Невдалеке — две кубинки. Мать с дочкой, наверное. Вышли к прибою. Постояли. Женщина в возрасте начала петь. Слов не разобрать — только рефрен: Йеманжа! Молитва богине моря. От души, истово. Здесь, пожалуй, что-то в этом есть. И тут же — волна к моим ногам. В волне — блеснула монетка. Один сентаво. Patria y Libertad. Тысяча девятьсот восемьдесят первый. Отчеканено в Ленинграде. Спасибо, Йеманжа! До завтра! Утром уезжаю. Чемодан собран. Закрываю глаза — и снятся галеоны, выходящие из Гаваны на рассвете под красно-золотыми флагами.
Куба — рай. Но денег бы побольше
Пункт назначения — город Санта-Клара. Пора, полагаю, заглянуть в путеводитель: зря, что ли, за него деньги плачены. Месячная зарплата — по кубинским меркам.
Что там у нас? Основан в 1689 году. Больше 200 000 жителей. Мемориал Че Гевары. Место решающего сражения за победу революции. Все, собственно. В Санта-Кларе с 1689-го до Че ничего не происходило, по версии путеводителя. После Че — тоже. А я вот приеду — и сразу произойдет. Международная книжная ярмарка.
На вкладке — карта. Санта-Клара — почти в центре острова. Не иначе, от пиратов подальше. Год основания соответствует: самый разгул. Империя расшатана, испанцы сдают позиции. Англичане, французы наглеют. Старые города на побережье — зона риска. Защитить проблематично — проще переехать. Впрочем, я не историк. Могу и ошибаться.
Время появиться машине. Вон та — не моя? Действительно за мной. Знакомое лицо. Белкис! С точностью до минуты. Водитель другой, не Франсиско. Помоложе и почернее. Рукопожатие крепкое:
— Анибал.
Машина — тоже другая. Hyundai Accent третьего поколения. Без роскошества, но добротно. Номера государственные.
— Сколько на Кубе стоит машина?
— Такая — сорок тысяч кук. Старая — двадцать. Если без очереди.
— А по очереди?
— Не всем разрешают. И пять лет ждать. Но по шесть тысяч. Или если за границей поработать.
Один в один как было у нас. Высчитываю — сколько это в рублях, если без очереди. Очень дорого. Пожимает плечами:
— Блокада.
Привычно. Два поколения при ней выросли.
Дороги на Кубе неплохие. Нередко — вообще хорошие: это даже путеводитель признает. Летим ласточкой, под 130. Гавана почти кончилась — выезд на транскубинскую автостраду. По сторонам — что-то спортивное, потемневшее от океанского ветра.
— Стадион и бассейн для Панамериканских игр. 1991-й.
На мосту, крупно: VIA LA VIDA. Дорога — это жизнь.
Встречные уазики — гарнизонное дежавю. Рефлекторно всматриваешься: наши?
— Белкис, дачи на Кубе есть?
— Только у русских.
Горожане — в городе, крестьяне — в деревне. Каждому свое. «На картошку» не ездят.
— А как же сафра? Все — на уборку тростника?
— О, вы знаете сафру? — удивляется. — Это в декабре — феврале.
Конечно, знаем. В газетах писали, по телевизору показывали: вся Куба в едином порыве, поможем сельскому труженику, Фидель впереди — и все прочее.
В помощь крестьянам на сафру, рубить тростник горожане выходили лишь раз. В 1973-м. По призыву партии. Десять миллионов человек, во главе с Фиделем. Эффектно, но разово.
— До революции земля была частная. Семьдесят процентов — у богачей. Сейчас — кооперативы. И узуфрукт.
Морщит носик: как же перевести? Не надо переводить. Право пользования чужой вещью. Римское право, классика жанра. Земля — государственная. Пользуйся, расти урожай. Девяносто процентов — государству, десять — себе. Три — пять гектаров на человека.
— Рис и фасоль — это главное. Еще кукуруза и бананы. И тростник.
Мелькают деревья, небольшие поля, банановые посадки. Маленькие озерца — голубые-голубые. В цвет неба. Разделительная полоса — вся в цветах. Кусты, пальмочки — подстрижено, ухожено. Специальные бригады ездят по автостраде, заботятся.
Гаишники. Как везде. Мы им неинтересны: номера государственные, разрешенную сотню не превышаем, на передних сиденьях — пристегнуты. На задних не обязательно.
— Взятки берут?
Мнется. Решается.
— У моего папы один раз хотели. Но он не дал, он принципиальный.
Нарушителям — штрафные баллы. Тридцать шесть баллов — лишение прав. Двадцать кук, однако, могут в корне изменить ситуацию. Как повезет.
Верховые. Тележки с лошадками. Люди на велосипедах. Сельская местность.
Остановка: сидят, ждут автобуса. Песо за двести-триста — местными — можно проехать через всю Кубу. Один песо сорок сентаво — в локальном сообщении. В рублях — где-то два восемьдесят.
Специальный человек в желтой форме. Работа — останавливать машины на трассе, подсаживать попутчиков. Бесплатно. В городах — такие же люди, только форма синяя. Ввели, когда распался СССР. Совсем плохо было с транспортом.
Поля, невысокие оградки из камней. Плантация тыкв, с орошением. Дождевальные установки. Сахарный тростник по сторонам — стенами. Варапо — сок тростника. Вараперо — место, где его давят.
Водонапорные башни — странные, плоские, на четырех ножках. Тростниковые шалаши пастухов: козы, коровы. Горбатые, как зебу.
— Убить корову — тюрьма. Двадцать лет.
Берегут молочное стадо. Сыры тут, кстати, великолепные. Ломтик сыра, ломтик гуавы — бутербродом, хлеб — опционально: «тыба» — отличный десерт. Говядины в меню мало, в основном для туристов. Ропавьеха — деликатес: мясо с рисом в томате, с луком и чесноком.
Тормозим под указателем. Плайя-Хирон — 62. Вправо. На Плайя-Хирон хочется, интересно, но некогда. В другой раз.
— Белкис, а как у вас с выездом за границу? Свободно?
Свободно. С двадцати одного года, когда выдают загранпаспорт. Езжай, куда вздумаешь: были бы деньги.
— Многие уезжают работать. Еще гуманитарные миссии — в Африке, в Латинской Америке. Врачи. Учителя.
— Были где-нибудь?
— Пока нет. Но мечтаю. Сначала Россия. Потом Испания.
— Посмотреть — или насовсем?
— Я — кубинка! Куба — это рай. Тут хорошо. Только экономика слабая. Из-за блокады. Денег бы побольше.
Экономика, между тем, оживает. Туризм. Отели. Нефть. Реформы Рауля. Частная собственность. Китайские инвестиции. Самый трудный, самый страшный период — после распада СССР — пройден. Голод, нищета отступают. Вот слева — завод по производству соков. Вполне современный. Здешние соки — чудо: выжаты — и сразу в пакет. Справа — сахарный завод. Труба дымит — работа идет. И еще. И еще — они тут везде.
Нынче — другая опасность. Людям хочется достатка, сытой жизни, когда не надо постоянно выкручиваться. Денег здесь и сейчас. Особенно молодым. Вроде моих студентов. Боюсь, они потянутся к Штатам — за долларом. Сразу, как только выпустит вожжи старшее поколение. Если оно не успеет с реформами, с ориентацией на Китай.
Указатель: новая провинция. Четвертая на нашем пути из пятнадцати. Санта-Клара — здешняя столица. Уже скоро.
Плакат: Кастро и Чавес. Nuestro mejor amigo— «Наш лучший друг».
Всадник над головой, на мостике — пересекает шоссе. Чуточку сюр.
Хищные птицы в небе, много, как в Хакасии. Все меньше зелени: краснозем, редкие пальмы. Дальше от моря — хуже с водой.
Невысокие горы. Антенны — радиолокаторы дальнего обнаружения. Военная база.
Рощи папайи: подлесок выжжен. Вверху — желтые листья, внизу — черная земля. Из зеленого — только люди. Парни, девушки в солдатской форме, голосуют. В увольнительную. Служат два года. Женщины — по желанию. Желающих много, судя по голосующим.
Деревушки. Среди частных халуп — государственные домики. Славные, современные, на несколько семей. Жилье дают бесплатно, только очередь. Все, как было у нас. На всех не хватает. Семьи — по три поколения. В домах, где возможно, надстраивают этажи — не возбраняется.
Городская окраина: домики побольше. Вроде хрущевок, этажа три — четыре. Постарше, пооблезлее. Тоже государственные. Тут этаж не надстроишь: только мечтать об отдельной квартире.
Впереди — высокая статуя. Мемориал! Санта-Клара.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Есть у нас с кубинцами общее свойство. Умеем создавать себе святых — и истово им поклоняться. Покажите трехлетнему кубинскому малышу изображение человека в берете и с бородой. «Кто это?» — «Че!»
Безразмерная площадь. Развевается флаг, огромный, идеально фотогеничный на фоне неба. В небе кружат орлы. Людям — символ. Орлам — польза: восходящий воздушный поток от площади.
Слева — серые кубики мемориала. На самом высоком — команданте Че. В бронзе и в берете. Издали — маленький. Куда-то шагает. В руке — винтовка. «Гаранд М1» — сделано в США. Справа — знакомый плакат. Команданте Чавес — глаза в глаза с Че. Здесь Чавес оценен.
В Санта-Кларе жарко. Плюс 35. Для марта — рекорд. Очень солнечно. Достаю темные очки, впервые за поездку. Солнце тут же скрывается.
В мавзолей — очередь. Не как к Ленину, маленькая. Зато на жаре.
Охрана в будках — военные. Баллончики местной «черемухи» на поясах. Строгие тетеньки-служительницы у входа. С вещами — нельзя. Даже маленькую сумочку пришлось оставить в машине. Фотографировать — нельзя. В головных уборах — тоже нельзя.
Мавзолей — тихая комната. Просто и аскетично. Одна стена — в деревянных брусках, другая — в круглых барельефах. Портреты погибших. Че и его бойцы. Две женщины в отряде. Лампадки, живые гвоздики — у каждого.
Вот и все. Дальше — музей. Снимать — запрещено по-прежнему. Шляпы — уже можно.
Фотографии: детство. Эрнесто Гевара — с мамой, папой и в платьишке. Полное имя Эрнесто Рафаэль Гевара де ла Серна. Еще не Че. Че — прозвище. Слово-паразит, покойным употреблявшееся. Говорят, частое в Аргентине. Объяснить значение точно никто не берется. Словари определяют как междометие. Литературное «друг» — облагораживающая выдумка.
Зубоврачебные инструменты. Фотографии. Радио. Фотоаппарат: между прочим, «Зенит». Экспортный вариант — название латиницей. Куплен в Мексике. Оружие — в ассортименте. Еще фотографии: после победы. Че — кубинский представитель в ООН: между карьерными дипломатами в смокингах и военными при параде — веселый раздолбай в полевой форме, с зажженной сигарой. И фотокопия последнего письма. Из Боливии. Перед расстрелом. Того самого, из которого — «Patriа o muerte» — «Родина или смерть» и «Hasta la victoria siempre».
Родился и вырос — в Аргентине. Прославился — на Кубе. Погиб — в Боливии. Лежит — в месте своих побед. В Санта-Кларе.
В машину с кондиционером ныряем с наслаждением.
Пора обедать — и на книжную ярмарку.
Центр города. Парк «Леонсио Видаль». Я бы сказал: площадь со сквером. Растяжки, плакаты, палатки, брошюрки, толкучка — книжная ярмарка.
Хожу, смотрю. Избалованные мы все-таки. Хорошей полиграфией. Иллюстрациями. Книжными салонами. Здесь книги другие. Мягкие обложки. Плохая бумага. Черно-белые иллюстрации. За детскими — очередь на жаре. Натянутые веревочки между книгами и покупателями. Чтобы не напирали. Продавцы с лотками для денег на ремне через плечо. Отдельный ряд — книги б/у. Тоже ценность. Здесь книги вообще очень ценятся. Интернет еще не убил их. Четыре-пять кук — неподъемно дорого за час хиленького, почти модемного соединения. Четверть зарплаты.
Система — все в кучу. Хулио Кортасар. Приключения Тома Сойера. Книги о кофе. Много — про бейсбол. Много Че: «Кубинская революция». В разных изданиях. Биография Чавеса. Фидель Кастро Рус — скромно, единственный томик. Нестареющий Хосе Марти. Местная публицистика. Мировая история — от китайской древности до гражданской войны в Испании.
— Русские авторы есть?
— Разумеется!
Конечно же, на испанском. Алексеев В.Н. «Количественный анализ». Вузовский учебник по химии. Зоя Воскресенская «Сердце матери». О семье Ульяновых — одна из немногих книг, изданных прилично: твердый переплет, суперобложка.
Нарядные колониальные домики вокруг площади. Белое, с колоннами — кажется, мэрия. Teatro la Caridad — Театр «Милосердие». Национальное достояние. Здесь пел Карузо. Памятник: женщина в кресле. Благотворительница. Театр — на ее деньги.
Нравится мне их традиция. В каждом городе — что-то подобное. Еще и соревнование шло: у кого — самое-самое. В Матансасе хороший театр? В Сьенфуэгосе будет такой же! Но лучше. С фресками на фасаде. К вам приезжал петь Карузо? К нам тоже, и еще Сара Бернар. И еще — Анна Павлова, танцевать.
Солидное, академическое, в одном стиле с университетом, здание Instituta de Segundo ensenanza —«Институт второго образования». Год строительства тысяча девятьсот двадцать пятый.
Зеленая десятиэтажка гостиницы. Некогда «Хилтон». Теперь — «Санта-Клара Либре», как в Гаване. Следы пуль на фасаде — со времен революции.
Изящный особнячок — дом детского творчества. Выставка работ. Берег, море с волнами. Дорожка с пляжа — прямо в небо, за облака. Хороший рисунок, талантливый.
Расписание кружков. Студия оригами… Полное дежавю: мои дети ходят в такое же заведение, потолки только пониже.
— Ну, как вам ярмарка? — организаторы ждут одобрения.
Конечно, хорошая. Теперь вы к нам.
В Бристоль, друзья! То есть, конечно же, в Тринидад.
На стыке миров
Тринидад — исторический город. Наследие ЮНЕСКО. Город-музей. Гордость Кубы.
Едем по указателю. Снятым из окна видео можно мистифицировать друзей. Горки, поле, обгоняем «москвич». Обгоняем «жигуленок» на фоне пальмовой рощи. Пропускаем армейский «Урал». Внимание, вопрос: в каком районе Челябинской области снят ролик?
Вечереет. Смотреть Тринидад поздновато. Утром займемся. Так, а город-то где? В какие болота вы меня завезли, товарищи дорогие?
Сюрприз. Тринидад — торговый, купеческий — совсем не у моря. Говорят, одиннадцать километров. Дамбы, заливчики, мангровые болота.
— Мы вам сняли номер в отеле на побережье. Не пожалеете.
Карибское побережье. Можно хвастаться: пересек Кубу. Коса Анкон — шесть километров песчаного пляжа. Отели — к морю лицом. С тыла — болота. Зеленый ковер — мангровые деревья. Водные росчерки прогалин. Белые цапли, спокойные, вальяжные. Здесь их царство. Комаров тут, наверное…
Отель простенький — три звезды, кажется. На сваях. Первый этаж пустой, нежилой — пространство между опорами. Персонал по-английски — чуть-чуть. По-русски? Смеетесь!
Дали карточку, нацепили браслет. Как бы все включено. Поднимаюсь на лифте. Двери лифта выходят не в коридор — в маленькую будочку на конце открытой галереи. С видом на болота. Ветрище! В стене — двери номеров. Где тут мой шестьсот восемнадцатый?
Откровенно посредственно. Шаткие стулья. В середине окна — допотопный кондиционер с механическими ручками. Вроде советских «БК» — бакинского завода. Так «БК» ведь и есть! Застиранные шторки. Отдергиваю. Распахиваю. Замираю.
За окном… Словно выглянул на другую планету. Море, пляж, пальмы. Солнышко на волнах. Чудо! Все недостатки отеля искупаются этим пляжем. Лежаков и зонтиков — изобилие. Песочек — как шелк. Море — как бархат. Теплее воздуха. И плевать, что из душа в номере еле капает. Если рай есть, то он выглядит так.
Не верьте картам. Карибское море— совсем не Атлантика. Все другое. Вода — теплая. Волна — ласковая. Живность — крупная, наглая, кишащая.
Ночь. Проснулся от вспышек. Думал — гроза. Скорее к окну — чтобы закрыть. Грома нет. Тихо-тихо: лишь шелестят волны о пляж. Небо ясное, звездное. Где-то высоко-высоко беззвучно и оттого особенно завораживающе вспыхивают зарницы. Долго стоял у окна. Не мог оторваться. До чего же красиво!
— Как спалось? Бьен? Лос москитос не закусали?
Не закусали. Вообще ни одного не заметил.
— Это у моря. На болотах их сколько угодно. Но мы уже победили и малярию, и желтую лихорадку. — Не то успокоила, не то похвасталась Белкис. Молодцы, кстати. Желтая лихорадка, если я правильно помню, выкашивала здесь колонизаторов пачками.
Тринидад начинается с вывески. Юбилей: 500 лет. 1514 — 2014. Неутомимый мужик был Диего Веласкес — конкистадор, не путать с художником, куда в карту Кубы ни ткни — что-нибудь да основал. Умер, кстати, от лихорадки. Москит укусил.
Сказано в путеводителе: Тринидад — жемчужина колониальной архитектуры.
Небольшой подъем к главной площади: склон холма. Мостовые, мощенные камнем. Не ровным булыжником — мелкими, разной формы, беспорядочно расположенными кусками. Словно их просто высыпали и втоптали. Середина улицы чуть заглубляется и вечно мокрая: чистоплотные хозяйки непрерывно что-нибудь моют — за порогом, порог, ту же улицу. Результаты выплескивают. Не уверен, что тут есть современная канализация. Насчет водопровода — тоже сомнение.
Вон она, водовозка. Шланги — в дом, в бак на крыше. Сейчас будут качать. Все тот же неизменный трудяга ЗиЛ-130, только с цистерной. Чей-то любимец: щеголеват, свежевыкрашен, фигурка лебедя на капоте — крылышки сияют хромом.
Мастерская керамики — длинный, низкий, зеленый сарай. Белкис знакома с владельцами. Объект туристический. Экскурсантов подвозят автобусами. Напротив входа — гончарный круг. Электрический. Мастер в опрятной рубашке и выходных туфлях показушно выделывает простенькие горшочки. Цены ниже уличных. Дело семейное. Хозяин в белой шляпе. Хозяйка — за маленькой дверью, там кухня. Мебель, техника — по последнему слову. Пес — всеобщий любимец. Носит ключи за хозяином — связку на красном шнурке. Красавец, породистый. Хаски!
— Откуда — на Кубе?
— Из России.
— Ух ты!
Пса зовут Волк. Не Lobo — именно Volk.
Сзади, в подсобке — настоящее производство. Круги побольше и погрязнее. Мастера в непарадных футболках. От печи пышет жаром. В закутке — хозяйский «форд». Модель 1914 года. На ходу. Красно-белый, пижонский. Кожаный салон, заводная ручка. Самое свежее — номера. Кубинские, тридцатых годов.
Говорим с продавцом. Я по-русски, он по-испански.
— Нуэво эн Куба?
— Си, нуэво. Впервые.
— Мучачос?
— Двое.
— Семеро! — бьет себя в грудь.
Молодец. Нынче и трое в кубинской семье — это много. В среднем — по два ребенка.
Дверка — сбоку. Туристы сюда не выходят. Другой Тринидад. Домохозяйки с покупками. Уличные продавцы со связками лука. Облезлые домики. Лавочка мясника. Свинина — пятьдесят песо за фунт. Говядины нет — говорят, частный забой до сих пор запрещен. Магазинчик — по карточкам. Стенд при входе: «Уголок потребителя». Ящичек с прорезью вместо жалобной книги. Правила поведения при пожаре. «Ответственная за пожарную безопасность — товарищ Дельгадо».
Товарищ Дельгадо за стойкой. Черное платье, волосы забраны лентой. На стойке — весы. Синие, с гирьками — наши, родные, знак качества СССР. Сельпо как сельпо. Арка с занавесочкой — розовой, тюлевой, с оборочками — на склад. На складе — мешки. Верхний вскрыт, в сахар воткнут железный совок. Штабелем — яйца в картонных ячейках. «Hola!» — знакомые пачечки. Четыре песо. Десять песо — зубные щетки. Сахар-песок — считай, задарма. Фунт — десять сентаво. Двадцать копеек на наши деньги. Это коричневый. То, что он у нас в моде, — ловкий ход маркетологов. Так-то — полуфабрикат. Белый, очищенный, дороже: пятнадцать сентаво. Рис — двадцать пять. Рубль за кило. В шестнадцать раз дешевле рынка.
Чтобы все не скупили — по таким-то ценам — на стене доска с нормами выдачи. Сколько фунтов в месяц. Рис — то ли 5, то ли 6. Кофе — одна упаковка. Compota какая-то — по шесть банок. Масло растительное — сорок сентаво. Фасоль — подороже, песо двадцать. Рыба — два пятьдесят. По три килограмма — не фунта, плюс один — для dietas. Молоко — вроде, соевое — не силен в языке. Спички — песо за коробок.
Сигареты «Рopolar» — семь песо. Их нет на доске: в норму больше не входят. С курением — борются: бросил даже Фидель. На полке, однако, остались — берут.
Никакой очереди. Дедуля в бейсболке: ворох песо, в бумажку завернутых: «Милая, отбери нужное! Плохо вижу». Женщине с сумочкой вынесли что-то в красивой коробке. Кажется, тортик…
Карточки глянуть дадите? У нас тоже были. Книжечка с номером. «Контроль продаж продуктов питания» называется. Адрес, магазин — «пункт приписки», где попало не отоваришь. Отметки о выдаче.
Две минуты по улочке. За углом — вновь булыжник, туристы и свежая краска фасадов. Скучающий велотаксист умудрился прилечь, не слезая с рабочего места. Школьник на велосипеде. Дрынь-дрынь-дрынь-дрынь.
Обычные люди, выходит, здесь тоже живут — не только туристы. Кое-кто и неплохо. Подсмотрел: открывались ворота — заезжала машина. «Джип», дорогой — номера кубинские, частные. За драным забором — шикарнейший дворик. Как на вилле у «нового русского». Зелень, отделка, машины.
Частные ресторанчики — «паладарос». Сплошь «итальянские». Пицца, спагетти. С вкраплением гамбургеров. Итальянский бар «Свободная Куба» — как тут Гоголя не вспомнить: «иностранец Василий Федоров».
Дошли до музея. Желтый дом с башней и внутренним двориком. Заповедник колониального быта. Чистый грабеж: фотосъемка — пять кук. Месть за колониальное прошлое?
— Здесь жил врач.
Эка жили врачи! Потолки метров шесть. Окна, двери — до верха. Два фонтана во дворике, пальмы, колонны. Севрский фарфор из Европы.
— Был семейным врачом в очень знатном семействе. И когда второй раз овдовела их дочь, женился на ней.
Вот и разгадка, откуда у доктора этот дворец. Лестница — в башню. Деревянная, винтовая. Сверху — видно весь город. Подъемные краны. Туристы едут, деньги текут — наследие ЮНЕСКО бойко достраивается. Где этаж добавляют, где улицу — в классическом колониальном стиле, само собой.
Черепичные крыши, красивый игрушечный центр: церковь с колокольней, церковь без колокольни, ажурные решетки балкончиков. Центральные улочки сплошь заставлены — столики, прилавки, шляпы, куклы, посуда, рубашки, магнитики, маракасы… Взгляд в потаенные дворики: белье, уютные кресла-качалки, мангал из колесного диска и бегают куры.
Спускаемся. Надо зайти на центральную площадь. Отметиться — был. Известные статуи: пара собак. Терпсихора из мрамора. Муза танца — на Кубе, понятно, любимица. Массажный салон совмещен с галереей. Стены в картинах. Ценник в окне — на массаж. Правда массаж, с остальным крайне строго. В девяностые было, нынче — под корень.
Торговые улочки — все на продажу. Под прилавками — пустые коробки. Надпись: PRODUCT OF U.S.A. «Хранить замороженным». Окорочка? Блокада блокадой — а коробочки свеженькие.
На домах — разноцветные знаки. Синий — сдается туристам. Красный — кубинцам. В Тринидаде почти все домики в синих. От цвета значка зависит налог. Синий — платится в куках. Красный — в песо. С красным туристу комнату не сдадут. Побоятся.
Дом культуры — в изящном особняке с витражами. Двери открыты. В холле виден рояль. Расписание разных арт-студий. В пышной классической люстре — современные лампочки. На Кубе вообще ламп накаливания не увидел — кажется, запрещены. Только энергосберегающие.
Магазин «Минисупер» — забавное слово!
Престранная вывеска: ORDEN CABALLERO DE LA LUZ. Орден Рыцарей Света? Двери, жалюзи плотно закрыты — редкость для Тринидада, где все распахнуто на улицу. Масоны? Джедаи? Белкис не в курсе.
— Хотите коктейль? Местный фирменный. Раньше был напитком рабов. Мед, лимон, ром.
Не хочу. Зато вижу кофе в продаже. Новый вид. Пачку — в сумку.
Едим в ресторане на площади. Хорошие фрукты, заурядное мороженое. Мясо и юка — она же маниок, она же кассава.
Провожает Фидель на придорожном плакате. PATRIA O MUERTE. Грустен и не похож на себя.
Перед сном выхожу на болота: дойти до причала. Мангры по сторонам. Свежие полосы кабель-каналов на обочине: тянут линию связи.
В марине чудесно. Дождь разогнал всех туристов. Ветерок — комаров. Белые яхты на спокойной воде. Двое солдат — береговая охрана — точат лясы в беседке. Пост оставлен. Все равно никого. Носятся с мячиком дети смотрителя.
Расходится персонал из отелей — отработали смену. Ловят попутки. Седлают велосипеды.
Размашисто и привычно шагает с гитарой за плечами музыкант. На сегодня — работу окончил. Одиннадцать километров — до города.
Впереди Сьенфуэгос — туристический центр. Вдруг тормозим. Что такое?
Крабы! Идут размножаться. Рыжий поток, тысячи тысяч, перетекает дорогу. Из моря на сушу. Боком, клешни выставлены оборонительно. По асфальту, по траве, залезая на деревья. Задело машиной, оторвало клешню? Не беда. Качаясь, теряя равновесие — вперед, только вперед!
Переждать, пропустить невозможно. Да и не единственный этот поток: дальше — другие. Машины едут насквозь. Хруст под колесами. Вся дорога в раздавленных крабах. Слетаются падальщики — птицы с красными головами. На обочинах — сломанные машины: краб попал не туда. Защиту на картер не ставят — а зря.
Садки с креветками у берега — аквакультура. Лачужки. Плетни из кактусов. Здания поприличнее. В деревнях сразу и не понять — где жилой дом, где администрация, а где автобусная остановка — все крошечное. Только школы опознаваемы: по бюсту Хосе Марти перед каждой. Нет деревни без школы. Нет деревни без поликлиники. Указатель: «Театр». Тоже где-то неподалеку.
Предгорья — считается, холодно. Теплицы. Что тут в них можно растить? Говорят, овощи.
Жутко чадящий автомобиль впереди. Дороги не видно за дымом — обгоняем вслепую. Американский экзотический «крокодил».
Сьенфуэгос
Сьенфуэгос — Гавана в миниатюре. Гавань. Полно иностранцев. Атмосфера приятного развлечения. Вместе с тем — крупный порт. Когда-то стояла и наша эскадра. Нефтяной терминал. Танкеры из Венесуэлы приходят сюда. Брошенный нами недостроенный нефтеперерабатывающий завод достроили венесуэльцы. Лет десять ушло, но работает. АЭС — почти что готовая — тоже брошена незаконченной. Года-двух не хватило Союзу...
Мой отель. Точно мой? В таких раньше не жил. Настоящий старинный дворец. Даже с башенкой. Только маленький. Здесь останавливался Чавес!
Комнаты — не с номерами, а с именами. Моя — «azucena», лилия.
Полный контраст с предыдущей гостиницей. Все камерно, и с водой нет проблем. Не магнитная карточка — ключ с солидной кожаной биркой. Персонал незаметен, появляется лишь когда нужно.
Пол изразцовый, старинный, приятно прохладный. Потолок с лепными бордюрами — высота метра четыре. Окна — до потолка. Можно открыть по частям, чтобы проветривать. Двухметровые шпингалеты. Убрать датчик и кондиционер, вытащить телевизор — и все будет, как в музее колониального быта.
Персональная терраса с плетеными креслами. Сижу, как король, смотрю на бульвар — Paseo El Prado. Длинная-длинная улица — через центр и вдоль моря. Общегородской променад.
Выхожу на бульвар. Вправо город кончается — мы на косе. Значит, влево.
Люди гуляют: и туристы, и местные. Многие босиком. Бульвар чистый, асфальт теплый. Попадаются, впрочем, и наоборот, очень даже обутые: разодетые парни в резиновых сапогах, в кругу млеющих девушек. Это что, высший шик?
Корабли у причалов: местные лихтеры, два сухогруза. Японское судно — то ли научное, то ли шпион — оснащение позволяет. Все небольшие: супертанкеры — на горизонте, идут глубже в залив, в другой порт.
Умно построенные дома вдоль бульвара: с пешеходными галереями. В дождь укроет, в жару защитит.
Двадцать метров вбок — и сразу деревня деревней. Налеплено — кто что построил. Путаница проводов. Вот зараза: нет связи! Сотовый оператор на Кубе один, называется Cubacel. До сих пор безотказно ловился, даже в горах. В Сьенфуэгосе — нет. Что за диво? Так, уже разобрался. Тут нет GSM — только UMTS. Переключаю стандарт — все в порядке. Современное 3,5G.
Ближе к центру — дома посолиднее. Два этажа. Даже три. Фасады с лепниной. Арка — вход в кабаре. Памятник симпатичному дядьке с усами — «От благодарного Сьенфуэгоса». Год 1919. Памятник женщине в капоре — вероятно, актрисе: арфа на постаменте. Киоски с билетами. Город славится музыкой и театром.
Вот веселый мулат в шляпе, с тросточкой и при галстуке. Бронзовый. Без постамента — просто гуляет по улице. Трость натерта — ну ясно, снова поверье. Интересно, кто это? Бенни Море! Знаменитый кубинский певец, композитор, самоучка, талантище. У меня же есть его записи! Вот так встреча.
Пешеходная улица — влево. Старые рельсы проступают из-под асфальта. Здесь ездил трамвай. Больше не ездит — только старый вагончик, почему-то на крыше одноэтажного дома, там ресторан.
Город основан французами с разрешения испанской короны в 1819 году. Беженцами с Гаити — от восставших рабов. Триумфальная арка. «Единственная на Кубе». Французы, однако! 1902 — по случаю независимости. В честь создания Кубинской республики.
Странное здание на углу, слева от арки, с вычурной башенкой. Дворец сахарного магната. Сейчас — дом культуры.
Плакат — «Все на местные выборы». Скоро. Здесь депутаты — народные. Без отрыва от жизни. Проголосовал — и вернулся. За дни заседаний — зарплата по месту работы.
Солнце клонится к горизонту.
Все самое лучшее
Пасмурно и немного грустно: поездка кончается. Варадеро не в счет — одна ночь. Трансфер в аэропорт — и в Москву.
Напоследок прокатиться на катере, раз уж время осталось.
Удаляется берег. Уменьшаются яхты. Растут сухогрузы и танкеры — те, что идут в порт. Растет полушарие купола — недостроенная АЭС на другом берегу. Город атомщиков, несостоявшийся.
Город с моря: стадион, колокольни собора, отели. Трубы заводов. Нефтеперегонка идет полным ходом: гигантские баки, танкеры под разгрузкой. Факел чадит. Краны порта заняты судном под флагом Перу. Мыс с беседкой. «Мавританский дворец» с рестораном. Поворот — и обратно. Прогулка короткая. Gracias!
Перекусим — и едем. Анибал — у ворот.
Пока, Сьенфуэгос! Черный выхлоп машин — запах кубинского города. Мелькают сине-зеленые здания — филиал университета. Есть в каждой провинции.
Сахарные заводы видно по трубам. Водонапорные башни. Поля тростника. Нитка железной дороги, рельсы наезжены, ржавчины нет. Здание станции выглядит старым. Ветка разъезда заброшена, рельсы засыпаны мусором. Мало составов: разъезжаться тут не с кем, одной нитки хватает. Недостроенная эстакада из никуда в никуда.
Техника в поле — комбайны.
Голубые коробки — высокие здания, группой — средняя школа для окрестных селений. Начальная — в маленьких школах, рядышком с домом, а старшие ходят сюда. Днем учатся, вечером — на несложных работах. Сбор манго, когда поспевает. Сбор апельсинов. Труд — часть учебной программы, элемент воспитания. Идея не нова — Хосе Марти.
Остановки, заправки. Самодельный автобус на базе КамАЗа: удивительный кузов. Сварен из пары «Икарусов»? Редкие «Жигули». Зато — автопарки с грузовыми машинами, относительно свежими. Половина — КамАЗы всех возрастов, но есть и «Мерседесы».
Появляется зелень: скоро Атлантика. Машина со свиньями в кузове — едут на Варадеро. В отели.
Въезд на Варадеро. Кордоны, полиция, тетеньки в будочках. Анибал отмечает путевку. Полуостров: связь с миром — только по этой дороге, узкой ниточке. Впереди — заповедник. Комфортная резервация. Синтетический рай для туристов. Здесь из солнца и моря производятся деньги.
Показались отели. Вечереет, усталость: разместиться и спать. Завтра — трансфер в Гавану и рейс до Москвы.
Анибал достает из багажника мой чемодан. Будем прощаться. Спасибо, дружище. Белкис пока что со мной — помочь разместиться. Но после уедет. Ее дело сделано. Завтра — другие туристы.
На следующее утро сижу в холле отеля, жду трансфер. Страница переворачивается. Машина пришла: желтый микроавтобус. Всем пока. Едем. Зелено. Полигон: солдаты, по самой жаре — на занятиях. Встречные посигналили фарами, как у нас. Впереди полицейские. Водитель благодарит поднятием руки. Граница провинций, дальше — Гавана. Живописное место. Ажурный огромнейший мост, называется Bacunayaqua — высочайший на Кубе. Ресторан над обрывом. Mirador de Bacunayaqua — смотровая площадка. Вид на долину и море с другой стороны потрясающий.
До Гаваны осталось немного. Свежий асфальт — еще застывает. Закрыта одна полоса. Минаретами — трубы большого завода. У проходной толпится народ — туда или оттуда? Похоже, в две смены.
Нефтяные качалки вдоль берега и мобильная буровая — тут нефть! У моря — таблички: купаться нельзя, лов рыбы запрещен. Под табличкой — мужик в каске нефтяника. С удочкой, ловит рыбу. Наши люди! В других народах мы любим себя. «Смотрите, какие они пунктуальные» — уважение. «Глядите, они такие же раздолбаи!» — симпатия. Потому нам кубинцы и нравятся: очень похожи.
Радарная станция на холме: к обороне готовы! Вместо фортов.
Вот и аэропорт имени Хосе Марти. Терминал номер три, международный. Выгружаемся с чемоданами. Чаевые шоферу.
Прозрачная клетка — зал ожидания. Современный, хороший, удобный. В центре — кафе, по сторонам — самолеты.
Включаются лампы: солнце садится. Мой последний закат над Гаваной. Почти что багровый. Надо будет вернуться! Надо, чтобы мы сюда ехали. Туристами, преподавателями, студентами, строителями, инженерами, атомщиками, нефтяниками — да мало ли кем. Смотрите: со стены отвалились часы, которые раньше показывали московское время. Каракас и Лондон, Рим, Пекин и Мадрид — все на месте. Московского времени — нет. Очень скоро появится вашингтонское. Потом — по накатанной: посольство — некоммерческие организации — культурный обмен — искусство — наука — образование — массовая культура. Просто попробуйте — мы угощаем! И в момент, когда глядя в экран, где наперерез армии зомби выдвигаются американские танки, обычный кубинец подумает — «ура, наши!» — Куба кончится.
Обязательно надо вернуться!
Москва — Гавана — Санта-Клара — Тринидад — Сьенфуэгос — Гавана — Москва — Екатеринбург
2015
_________________
1 Мохито — кубинский коктейль на основе светлого рома и листьев мяты.
Дружба Народов 2016, 4
Минздрав: в России проводится только 30% от необходимого числа трансплантаций
В России проводится только 30% от необходимого числа операций по трансплантации органов. Об рассказал заместитель министра здравоохранения Дмитрий Костенников, информирует ТАСС.
При этом около половины проводимых в РФ трансплантаций проводятся от живых, родственных доноров, сообщила помощник министра здравоохранения РФ Ляля Габбасова. «Те случаи, которые можно расценивать как донорские, их не так много. Кроме того сейчас в РФ пока 50% - это прижизненное донорство, родственное. Когда близкий родственник отдает почку или часть печени своим ближайшим кровным родственникам», - сказала она.
По словам Габбасовой, в России проводится около 10 операций по трансплантации на один миллион населения, тогда как в Белоруссии и странах Балтии этот показатель приближается к 40 случаям на 1 млн населения. "Если мы рассматриваем эти показатели по Европе, то самые высокие - от 65 до 80 случаев на миллион населения. К таким странам относятся Испания, Франция, Норвегия, Италия и другие», - добавила она.
Европейскому газовому «полку прибыло»
Первым покупателем и получателем американского топлива стала португальская Galp Energia, а поставщиком - Cheniere Energy (энергетическая компания из Хьюстона (США)). Без сомнения, новый игрок на топливном рынке Европы несколько перераспределит газовые потки. Вопрос в другом – скажется ли этот процесс на «Газпроме»?. Сумеет ли он удержать свои позиции на европейском рынке?
Газ, добытый на северном побережье Мексиканского залива, хьюстонская компания Cheniere Energy планирует поставлять по долгосрочным контрактам таким европейским партнёрам, как Royal Dutch Shell и Spain’s Gas Natural, BG Group.
В настоящее время Европа в основном потребляет российский газ. Анализируя возможности и потенциал развития американских газовых корпораций, аналитики полагают, что в ближайшее время «Газпрому» не стоит бояться новых конкурентов. Объем поставок из Северной Америки, по сравнению с потребностями европейского топливного рынка, пока очень небольшой. На Европу СПГ отправляется из терминала Sabine. Его мощность составляет приблизительно 6,0 млрд. куб. При этом, часть газа из терминала направляется на азиатские и латиноамериканские рынки. В текущем году американцы планируют увеличить мощность Sabine более, чем в 4 раза и довести совокупную мощность всех очередей терминала до 24.5 млрд. куб.
Российский «Газпром» поставил в прошлом году на европейский рынок почти 160,0 млрд.куб. и имеет в настоящее время долю в совокупных поставках газа на Европу равную 31%. Этот показатель за последние десять лет беспрецедентен.
Главным потребителем российского «голубого топлива» является Германия. Она покупает у «Газпрома» 45.3 млрд. куб. м. газа. Следом идут Турция – 27,0 млрд. куб. м., Италия – 24,4 млрд. куб. м. и Великобритания – 11,1 млрд. куб. м.
Пока российские и американские объемы газа, поставляемого на европейский рынок, несоизмеримы. И причин для переживания по поводу снижения цен на топливо у российской монополии пока тоже нет.
Что будет дальше?
«Заокеанские» конкуренты «Газпрома» не собираются останавливаться на достигнутом. В течение 3-4 лет у них в планах ввод еще 4-х терминалов сжиженного природного газа. Это Freeport, Cameron, Corpus Cristi и Cove Point. Их общая производительность в этом случае составит уже 79,0 млрд. куб. м. По оценкам экспертов суммарный рынок СПГ к 2020 году увеличится в 1,8 раз. В абсолютном значении объем этого рынка через 5 лет достигнет 626,0 млрд. куб м., что накладывает определенные обязательства на страны ЕС в части развития соответствующей инфраструктуры, касающейся приема СПГ и его хранения.
Если все эти планы будут реализованы, то конкуренция по ценам на европейском топливном рынке будет очень жесткой и бескомпромиссной. Точной информацией по ценам «хьюстонского газа» эксперты не располагают. Они, исходя их косвенных данных, полагают, что стоимость американского СПГ в настоящее время находится в пределах $4,3 за 1,0 млн. БТЕ (британских тепловых единиц). Российский газ на границе с Германией сегодня составляет $4,09 за 1,0 млн. БТЕ. Но, по оценкам федеральной антимонопольной службы РФ стоимость топлива «Газпрома» на апрель находится на уровне $4,65 за 1,0 млн. БТЕ.
Стоимость сжиженного и трубопроводного газа продолжают снижаться. Цена на «голубое топливо» сегодня повторяет стоимостную траекторию нефти полугодичной давности. В долгосрочных соглашениях она уже колеблется в пределах $4,0 за 1,0 млн. БТЕ или $130,0-140,0 за 1,0 тыс. куб. м.
Российский газ традиционно поставляется на европейский рынок по долгосрочным контрактам. Его цена всегда была жестко привязана к стоимости нефтепродуктов. Но, с конца 2000-х годов спотовые котировки стали более выгодными, что спровоцировало массовое желание европейских потребителей пересмотреть долгосрочные газовые отношения в сторону снижения цены на топливо. Эксперты посчитали – за последние 6 лет «Газпром» 65 раз вносил соответствующие изменения в контракты с 30 европейскими компаниями. Правда, летом прошлого года спотовые цены и стоимость топлива в долгосрочных контрактах вышли практически на один уровень. Причиной этому стал снижение мировых цен на нефть.
Конкурентная борьба
Конкуренция со стороны североамериканских компаний будет усиливаться, но это не значит, что «Газпром» сразу же бросится снижать цены. Российская монополия традиционно делает это неохотно. Другое дело скидка на газ. Этот инструмент компания применяет с большим удовольствие. Но здесь есть проблема. Как только срок скидки заканчивается, то партнеры, как правило, инициируют судебные разбирательства. Тому есть масса примеров – например, Турция.
Европа хочет диверсифицировать поставки топлива и будет всячески этому способствовать, вкладывая немалые средства в развитие инфраструктуры. Кроме России газ в европейские страны поступает из Норвегии – 124,2 млрд. куб. м. в год, Великобритании – 44,0 млрд. куб. м. и Катара – 27,0 млрд. куб. м. В стадии разработки газовые проекты с Азербайджаном, Ираном и Туркменией. Нельзя забывать и о странах Северной Африки и Ближнего Востока, ну и, конечно, США. Конкуренция на европейском рынке возрастает и несмотря на оптимизм российской монополии и многих экспертов, предлагающих не паниковать по поводу газовой перспективы России в Европе, удержать цены и свои позиции «Газпрому» в дальнейшем будет все труднее.
Что касается СПГ, то Россия пока обладает одним реально действующим проектом в этой сфере – «Сахалин -2». В стадии разработки есть и другие, такие как «Ямал СПГ», «Арктик СПГ-2», «Балтийский СПГ», «Владивосток СПГ», «Дальневосточный СПГ» и «Печора СПГ», но все они в стадии разработки, а их ввод откладывается на годы вперед.
Автор: Кононов Игорь
Современные технологии, которые способны быстро обнаружить потерянные рыболовные снасти дают новый импульс усилиям по сокращению так называемого «улова фантомными снастями» и его опасного воздействия на рыбные запасы и исчезающие виды морских животных. Растущее беспокойство по поводу этой проблемы в сочетании с увеличением доступности таких технологий подтолкнули ФАО приступить к разработке международных руководящих принципов по нанесению маркировки на орудия лова, которая позволит снизить уровень загрязненности моря.
Выброшенные или потерянные снасти составляют значительную часть морского мусора, что представляет собой растущую проблему для морских экосистем.
Уровень загрязненности такими снастями вырос значительно за последние десятилетия в связи с увеличением масштабов промысловых операций и широким применением стойких синтетических материалов. В настоящее время такой мусор составляет около 10% от всего морского мусора, его объем доходит до сотен тысяч тонн в год.
Выброшенные орудия лова являются одним из наиболее проблемных видов морского мусора, поскольку они могут оставаться в океане в течение многих лет, часто продолжая затягивать в свои сети рыбу и других морских животных и убивать их - явление, известное как улов фантомными снастями.
«Эффективная маркировка орудий лова в оживленных морских районах является ключом к предотвращению их потери и защите морских экосистем, - сказал эксперт ФАО в области рыбной промышленности Петри Сууронен. - Рыболовы также могут извлечь пользу в результате использования новых технологий по маркировке, которые позволят им минимизировать потерю потенциального улова и дорогостоящего оборудования, а также сэкономить время, потраченное на поиски потерянных рыболовных снастей».
Выброшенное и потерянное оборудование представляет собой также опасность для судоходства, поскольку оно может забиться в его судовые двигательные установки и винты, а маркировка может помочь предотвратить несчастные случаи и смертельные исходы.
Маркировка также может служить инструментом в борьбе против незаконного, несообщаемого и нерегулируемого (ННН) промысла, позволяя контролирующим органам отслеживать, как используются рыболовные снасти в их водах, и кто их использует.
Новые технологии для отслеживания потерянного оборудования
Сегодня технологические достижения в области маркировки предлагают новые возможности для эффективного отслеживания и нахождения потерянных снастей и в корне меняют способ решения этой проблемы.
Например, встроенные в сети кодированные метки проходят сейчас испытания в качестве потенциального инструмента для предотвращения запутывания в них морских млекопитающих, черепах и других крупных морских животных. Лазерные микро-метки встраиваются в рыболовные снасти, не оказывая влияние на эффективность рыбной ловли, и их легко можно обнаружить при помощи специальных датчиков.
Спутниковые буи, работающие на солнечной энергии, в настоящее время широко используются в промышленном рыболовстве, обеспечивая неограниченный диапазон и продолжительное время работы. Другие датчики, такие как GPS-приемники, могут быть присоединены к радиобую и использоваться для передачи данных.
Акустическая технология, которая использует свойства передачи звука в морской среде, также находит применение в поиске потерянного оборудования. Активные пингеры издают звуки на определенных частотах, как только их опускают в воду, тогда как пассивные звуковые рефлекторы отражают звуковую энергию обратно к его источнику.
Свет уже давно является неотъемлемой частью маркировки рыболовных снастей в ночное время суток, и на сегодняшний день энергосберегающие светодиоды могут быть оборудованы солнечными батареями, повышая их эффективность.
Руководства на стадии разработки
Предыдущие усилия по выработке международных руководящих принципов были достаточно фрагментированными. Существует несколько систематических требований правительств в отношении маркировки принадлежности оборудования, однако пока отсутствуют какие-либо международные правила, руководства или общая практика для морских зон за пределами действия национальных юрисдикций. Однако ситуация начинает меняться в связи с растущей необходимостью обеспечения безопасности судоходства и минимизации потерь морской флоры и фауны.
Чтобы решить эту проблему, ФАО инициировала консультативный процесс, направленный на разработку Международных технических руководящих принципов по маркировке рыболовных снастей. Первоначальный проект руководств обсуждался в ходе совещания экспертов, прошедшего в штаб-квартире ФАО в Риме в начале апреля. Результаты этих обсуждений будут направлены на рассмотрение и определение дальнейших шагов в Комитет по рыбному хозяйству ФАО в июле 2016 года.
«Нам нужна простая и доступная система, которая позволит легко определять принадлежность снастей и их местонахождение в воде, - сказал Сууронен. - Развитие международных стандартов по маркировке всех рыболовных снастей поможет нам лучше понять причины их потери и принять соответствующие превентивные меры».
Общий объем производства продуктов питания в Северной Корее, в том числе зерновых, сои и картофеля в зерновом эквиваленте, по оценкам, снизился в 2015 году, что стало первым падением с 2010 года и может привести к ухудшению продовольственной безопасности в стране, говорится в сводке, публикованной сегодня ФАО.
В прошлом году общий объем производства продуктов питания в Северной Корее (официальное название - Корейская Народно-Демократическая Республика), по оценкам, составил около 5,4 млн. тонн, тогда как в 2014 году аналогичный показатель составлял 5,9 млн. тонн, снизившись за год на 9%, говорится в сообщении ФАО.
В частности, производство риса-сырца, основного продукта питания в стране, упало на 26% до 1,9 млн тонн, главным образом, в результате дефицита осадков и низкой доступности воды для орошения.
Оценка ФАО потребностей в импорте зерновых в стране на 2015-2016 гг. маркетинговый год (ноябрь-октябрь) составляет 694 тыс. тонн. Триста тысяч тонн, как ожидается, будут обеспечены за счет государственного импорта, непокрытый дефицит в 394 тыс. тонн является наиболее высоким начиная с 2011-2012 гг., говорится в докладе.
Оценки основаны на официальных данных и анализа Глобальной системы информации и раннего предупреждения ФАО (GIEWS), управляемой в сотрудничестве с Объединенным исследовательским центром Европейской комиссии.
Продовольственная безопасность будет ухудшаться
Учитывая сложности с обеспечением продовольствия в 2015-2016 гг., ситуация с продовольственной безопасностью в стране, как ожидается, ухудшится по сравнению с предыдущим годом, когда обеспечение большинства семей продовольствием уже находилось под угрозой.
Прогноз на урожай
Несмотря на сильное воздействие на урожай риса, засушливые условия во время основного посевного сезона 2015 года в сочетании с низкой доступностью оросительной воды в результате периодических засух с июля 2014 года также негативно сказались на производстве кукурузы, второй по важности зерновой культуры страны. Несмотря на расширение посевных площадей, производство кукурузы, согласно оценкам, снизилось на 3% до 2,29 млн. тонн в 2015 году.
В докладе отмечается, что производство более засухоустойчивых соевых бобов - самый важный источник белка в Северной Корее -увеличилось на 37% до 220 тыс. тонн в 2015 году.
Аналогичным образом, объем производства других зерновых (сорго, проса, гречихи) составил 156 тыс. тонн, что почти в три раза выше уровня 2014 года.
Урожай картофеля, пшеницы и ячменя, который планируют собрать в июне 2016 года, прогнозируется на уровне 363 тыс. тонн, что на 21% выше по сравнению с резко упавшим уровнем 2015 года.
Недостаток топлива и удобрений
В сегодняшнем сообщении отмечается, что сокращение поставок удобрений и топлива в 2015 году также привело к снижению производства сельскохозяйственных культур в 2015 году.
Усилия ФАО
ФАО оказывает поддержку осуществлению мер по снижению риска бедствий в рамках своих усилий, направленных на повышение устойчивости источников средств к существованию к потрясениям. Это делается путем предоставления наиболее пострадавшим кооперативным фермам необходимых ресурсов, оборудования и обучения с целью смягчения последствий засухи для урожая риса, кукурузы, сои и картофеля в провинциях Северной и Южной Хванхэ.
Кроме того, ФАО оказывает содействие в пилотном масштабе устойчивым методам ведения сельского хозяйства, включая управление водными ресурсами на фермах за счет улучшенной планировки земли, водосберегающих технологий, а также более эффективного управления водными ресурсами, в частности за счет планирования орошения сельскохозяйственных культур.
Система SWIFT может стать оружием в гибридной войне
Валентин КАТАСОНОВ
Аббревиатура SWIFT (Society for Worldwide Interbank Financial Telecommunications, или Общество всемирных межбанковских финансовых телекоммуникаций) снова замелькала в заголовках ведущих мировых СМИ. SWIFT – это Общество всемирных межбанковских финансовых телекоммуникаций (Общество). Специалисты обычно определяют SWIFT как международную межбанковскую систему передачи информации, обеспечивающую совершение платежей.
Глобализация была бы невозможна без SWIFT
Общество было основано 1973 году. К этому времени послевоенная валютно-финансовая система, созданная в 1944 году в Бреттон-Вудсе, уже практически развалилась. Доллар и другие валюты были отвязаны от золота, на полную мощность заработали печатные станки ФРС США и других западных центробанков. Резко возросли обороты международных платежей. Традиционные системы информационного обеспечения платежных операций (телетайпы, телеграфы и телефоны) не справлялись с возросшими оборотами.
Возникла необходимость централизации разрозненных каналов передачи информации на новейшей технической базе. Соучредителями Общества, взявшегося решить такую задачу, выступили 239 банков из 15 стран. SWIFT - кооперативное общество, созданное по европейскому законодательству. Главный офис расположен в Брюсселе. В настоящий момент членами SWIFT являются почти 11 тысяч организаций из более чем 200 стран, в том числе 9600 банков. Ежегодно через SWIFT проходит 2,5 млрд. платежных поручений, ежедневные обороты исчисляются триллионами долларов.
Достоинствами SWIFT являются скорость, низкие затраты, надежная защита информации. Это привело к тому, что львиная доля всех международных расчетов и платежей в мире стала обслуживаться системой SWIFT. Кроме того, через эту систему проходили и проходят платежи, в которых все участники принадлежат одной и той же юрисдикции. Это касается платежей в долларах и евро, которые обязательно проходят через банковские системы США и Европейского союза. Система SWIFT в XXI веке стала своеобразной кровеносной системой, обеспечивающей циркуляцию крови (денег) во всей мировой экономике. Оглядываясь на истекшие десятилетия, понимаешь: экономическая и финансовая глобализация, протекавшая в мире с 70-х гг. ХХ века, была бы невозможна без системы SWIFT.
Скандал с операцией против Центробанка Бангладеш
Система SWIFT не раз подвергалась атакам хакеров, пытавшихся взломать базы данных и похитить деньги со счетов банков-членов Общества. Только за последние дни было зафиксировано несколько попыток взлома.
Еще в начале марта Центробанк Бангладеш заявил о пропаже 81 млн. долл. из его международных валютных резервов. Было начато расследование, в ходе которого выяснилось, что хакеры планировали вывести из резервов Центробанка Бангладеш в общей сложности 951 млн. долл. Выведение должно было происходить равными порциями по 81 млн. долл. Похитили бы всё, но хакеры в фальшивой заявке на снятие денег сделали орфографическую ошибку. На это обратили внимание сотрудники Центробанка, работавшие с платежными документами. Удивительно, что IT-службы SWIFT и Центробанка ничего не заметили.
Расследование показало, что техническое и программное обеспечение платежных операций Центробанка оставляло желать много лучшего. Выяснилось также, что злоумышленники имели хорошую техническую подготовку. В частности, алгоритмы, разработанные хакерами, предусматривали не только кражу денег, но и заметание следов. Они рассчитывали, что факты кражи не будут вскрыты немедленно и у них будет время увести украденное в безопасные зоны или отмыть похищенные деньги. В частности, украденные в Бангладеш 81 млн. долл. удалось вывести на счета игорных заведений на Филиппинах, после чего следы этих денег потерялись.
«Разбор полетов», проведенный специалистами, показал, что операция против Центробанка Бангладеш была спланирована вполне грамотно и базировалась на хорошем знании внутренней кухни центрального банка. Вообще, успехи внешних хакеров напрямую зависят от наводчиков внутри атакуемых организаций. В связи с этим возникает вопрос: а нет ли таких наводчиков в штаб-квартире SWIFT в Брюсселе?
SWIFT: громкие скандалы прошлых лет
Здесь можно вспомнить о прошлых скандалах, связанных с Обществом. После событий 11 сентября 2001 года ЦРУ и финансовая разведка Министерства финансов получили доступ к информации сети SWIFT. При этом о таком сотрудничестве Общества со спецслужбами руководство SWIFT своих членов в известность не поставило. Вероятно, об американской программе «отслеживания террористов» знали лишь избранные: центробанки Великобритании, Франции, Германии, Италии, Бельгии, Нидерландов, Швеции, Швейцарии и Японии. Утечка информации произошла только в 2006 году. Хотя Общество и ЦРУ обещали свернуть сотрудничество, мы понимаем, какова цена этих обещаний.
Еще одна громкая история, связанная со SWIFT, произошла в 2012 году. Тогда Вашингтон оказал сильнейшее давление на Общество с тем, чтобы отключить от сети SWIFT иранские банки. Конечно, такая мера не могла понравиться Обществу, которое постоянно заявляет, что оно «вне политики». Отключение хотя бы одного банка уже вызывает недоверие к системе, понижает рейтинг Общества, толкает других участников SWIFT к попыткам создания «запасных аэродромов». Однако победа тогда досталась Вашингтону, который дожал Общество, от SWIFT были отлучены 14 иранских банков.
Однако нет худа без добра. Иран научился обходиться без SWIFT, наработав ценный опыт использования альтернативных схем международных платежей и расчетов. Вашингтон в настоящее время милостиво отменил некоторые санкции против Ирана, в том числе разрешил Ирану вновь пользоваться системой SWIFT. Тем не менее Тегеран не спешит принять приглашение. Во-первых, политика Вашингтона в отношении Ирана крайне противоречива и непоследовательна. Во-вторых, в свете последнего скандала у Ирана, как и у других стран, выросло недоверие к SWIFT. Скорее всего, Тегеран не будет складывать все яйца в одну корзину. Он даст отмашку на подключение лишь нескольких иранских банков, а большую часть платежных операций будет по-прежнему проводить по альтернативным каналам.
России необходима альтернатива SWIFT
На сегодняшний день в РФ около 800 банков, из них около 600 подключены к системе SWIFT. По количеству участников SWIFT Россия находится на втором месте после США, хотя по объемам операций не входит даже в первую десятку стран (в прошлом году - 15-е место). Вся российская экономика завязана на эту систему. По крайней мере, 90% внешних платежей уже в начале 2000-х годов проходили через SWIFT. Плюс к этому системой обеспечивались и многие внутренние операции. Деньги по России стали перемещаться так, как путешествовали в старину некоторые русские помещики: из Москвы в Рязань через… Париж.
Когда в 2014 году Запад начал вводить экономические санкции против России, премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон потребовал отключения России от системы SWIFT. Угроза до сих пор не приведена в исполнение лишь потому, что Запад боится эффекта бумеранга. Ведь отключение от SWIFT России не идет ни в какое сравнение с отключением Ирана: у последнего было отключено лишь 14 банков, в РФ придется отключать 600.
Однако если гибридная война против России примет полномасштабный характер, Запад уже не будет думать ни об эффекте бумеранга, ни о международном праве. Исключать вариант полного блокирования операций российских банков через SWIFT нельзя. К этой войне надо готовиться заранее, и кое-что уже сделано. В частности, к концу 2014 года платежи и расчеты между российскими компаниями и организациями стали осуществляться без посредничества SWIFT. Был создан, так сказать, национальный дубликат SWIFT для проведения внутренних платежей между российскими банками.
Сложнее с международными платежами. Ещё в 2014 году началось обсуждение проекта создания системы прямых платежей (вместе с информационно-коммуникационным их обеспечением) между Китаем и Российской Федерацией. Система должна была стать полностью автономной от платежных систем, контролируемых Соединёнными Штатами и Европейским союзом (в частности, от общеевропейской системы TARGET). А такая автономность возможна лишь при переходе на национальные валюты, что и предусматривалось с самого начала.
В июле 2014 года на саммите БРИКС в Бразилии было подписано соглашение о создании Банка развития стран БРИКС, а также соглашение, которое предполагает взаимное открытие кредитных линий в национальных валютах центральными банками стран БРИКС друг другу. Вероятно, именно тогда идея создания двухсторонней платежной системы РФ – Китай трансформировалась в идею многосторонней платежной системы стран БРИКС. Естественно, это также предполагает операции в национальных валютах пяти стран.
Наибольшую заинтересованность в такой платежной системе БРИКС проявляет Россия. Другие страны-члены группы БРИКС под санкциями не находятся, против идеи не возражают, но и с её воплощением в жизнь не спешат. Пекин в октябре прошлого года сообщил, что в эксплуатацию запускается система международных расчетов в юанях, которую он назвал китайской альтернативой SWIFT. Масштабы операций в рамках китайской системы пока очень скромные, но нельзя исключить, что она станет тем семенем, из которого со временем вырастет дерево системы, альтернативной SWIFT.
В участии в проекте альтернативной системы многосторонних платежей проявляют заинтересованность и некоторые страны, не входящие в БРИКС, например Иран, Казахстан. Последняя скандальная история со SWIFT (похищение денег из Центробанка Бангладеш) – это ещё один аргумент в пользу того, чтобы Россия и ее международные партнёры ускорили реализацию проекта альтернативной международной платежной системы.
«Уралмашзавод» запустил в опытную эксплуатацию новый термический цех
В рамках программы импортозамещения на «заводе заводов» в Екатеринбурге усовершенствовали термотехнологию при производства прокатных валков, востребованных в металлургической промышленности, и в несколько раз увеличили производство отечественных шагающих экскаваторов для нужд предприятий угольной отрасли и иных горнодобывающих производств.
Новые технологии термического передела и запуск новых термических печей даст возможность «Уралмашзаводу» изготавливать износостойкие валки для сортовых и толстолистовых станов горячей прокатки, что в свою очередь позволит сделать российскую сталь конкурентоспособной на мировом рынке по цене и качеству. На первом этапе в цехе обновили оборудование для термического передела и запустили новые термические печи, на втором, в третьей декаде апреля, вводят в эксплуатацию новую установку для закалки бочек валков токами промышленной частоты, что позволит изготавливать надежные рабочие и опорные валки для листовых станов. Инвестиции в проект составили 900 млн руб.
В 2016 г. «Уралмашзавод» планирует увеличить объем реализации прокатных валков на 50%, при этом довести ежегодный объем их производства до 14 000 тонн, что позволит удовлетворить потребности российских металлургических предприятий.
На сегодня прокатные валки завод поставляет более, чем в 14 стран, среди которых Франция, США, Италия, Индия, Казахстан, Беларусь, Турция, Чехия. Хотя первоочередная цель модернизации валкового производства - удовлетворение потребности в качественном оборудовании именно отечественных предприятий.
Напомним, что осенью 2015 г. из акционеров машиностроительного гиганта окончательно вышли представители холдинга «ОМЗ» («Объединенные машиностроительные заводы»), которые, по словам председателя профсоюзного комитета завода Юрия Кочеткова, «чуть не угробили» завод. Сегодня практически 100% акций завода принадлежит основному акционеру, которым стал «Газпромбанк».
«Уралмашзавод», первый российский гигант тяжелого машиностроения, по-прежнему продолжает выпускать свой якорный продукт – карьерный экскаватор с восемнадцатикубовым ковшом – и планирует в течение 2016 года выпустить восемь машин (за текущий год в полтора раза больше, чем за последние пять лет).
«При производстве экскаваторов мы замахиваемся на конкуренцию и с американскими машинами. Принимаем вызов и вступаем в проект по производству гидравлических экскаваторов с шестнадцатикубовым ковшом», - говорит новый генеральный директор «Уралмашзавода» Андрей Кузнецов, отдавший предприятию уже более тридцати лет. - Продвигаем контракты с угольной компанией СУЭК, нашим надежным партнером Уральской горно-металлургической компанией, договариваемся с индийской угольной компанией, контрактация с которой на 2016 год составляет 9 млрд рублей. Хотим обратиться к Президенту РФ Владимиру Путину, чтобы он дал добро на изготовление более широкого спектра оборудования для горнодобывающей отрасли, например, конусных дробилок, которые сегодня бизнес-сообщество, владельцы разных горно-обогатительных комбинатов заказывают на Украине, вкладывая в контракты более 6 млрд рублей».
«Тяжелое машиностроение – основа основ, и если сегодня его не восстановить, то завтра в любой момент могут попасть в зависимость от неблагоприятной внешнеполитической ситуации такие важные для благополучия России отрасли, как металлургическая и горнодобывающая. Так быть не должно. Будем обращаться к руководству страны, чтобы решать вопросы развития российской промышленности за счет наших предприятий, а не за счет импорта», - поддерживает руководство машиностроительного гиганта и Яков Спектор, председатель общественной палаты Екатеринбурга.
Дубай, ОАЭ. Национальное агентство Казахстана по экспорту и инвестициям KAZNEX INVEST откроет в ОАЭ фронт-офис, который будет работать с инвесторами по принципу «одного окна», сообщил вице-министр по инвестициям и развитию РК Альберт Рау.
«Это делается для того, чтобы велась целенаправленная, точечная работа с инвесторами», - пояснил Альберт Рау в ходе IV международного инвестиционного форума «Karaganda Invest 2016». По его словам, на сегодняшний день в Казахстан привлечено 29 транснациональных компаний (General Electric, Toyota Motor, Chevron, Total, Airbus Group, BASF и другие). Помимо Арабских Эмиратов, офисы также будут открыты в США, Германии, Турции и КНР.
«В 2016 году планируется реализация семи проектов с участием «якорных» инвесторов и транснациональных компаний на общую сумму порядка 78 млрд тенге в таких отраслях, как фармацевтическая промышленность, агропромышленный комплекс, горно-металлургический комплекс, химическая промышленность, производство строительных материалов», - отметил Рау. В проработке находятся 65 проектов с участием транснациональных компаний из США, Франции, Италии, Великобритании, Японии, ОАЭ, Германии, Турции и др.
Казахстан в 2010 году создал национальное агентство по экспорту и инвестициям Kaznex Invest, которое является национальным оператором системы развития и продвижения несырьевого экспорта и специализированной государственной компанией по привлечению и работе с иностранными инвесторами.
Россия нацелена на уничтожение химического оружия в кратчайшие сроки.
27 апреля заместитель министра промышленности и торговли Российской Федерации Георгий Каламанов провел встречу с членами делегации исполнительного совета Организации по запрещению химического оружия. Возглавлял делегацию председатель исполнительного совета, постоянный представитель Италии при ОЗХО Франческо Аззарелло. В состав делегации входили директор отдела проверки Технического секретариата ОЗХО Филипп Денье, представляющий Францию, послы в Королевстве Нидерланды от Южной Кореи, Саудовской Аравии, Российской Федерации, Коста-Рики и Ливии, заместители послов от США, Китая и ФРГ, а также представители Канады, Японии, Норвегии, Бразилии и Республики Беларусь.
Во встрече с делегацией исполсовета ОЗХО также приняли участие директор департамента реализации конвенционных обязательств Минпромторга России Виктор Холстов, начальник Федерального управления по безопасному хранению и уничтожению химического оружия при Минпромторге России Валерий Капашин и представитель МИД России Игорь Вишневецкий. На сегодняшний день Конвенция о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении, у истоков разработки которой стояла Россия, рассматривается как один из наиболее успешных многосторонних механизмов в разоруженческой и нераспространенческой сферах.
Национальная программа по уничтожению химического оружия имеет в нашей стране статус президентской, что свидетельствует о пристальном внимании, которое уделяется президентом Российской Федерации Владимиром Путиным и правительством Российской Федерации этой проблеме.
«Главным событием 2015 года стало завершение уничтожения химического оружия на четырех объектах: в поселках Леонидовка Пензенской области, Мирный Кировской области, городах Щучье Курганской области и Почеп Брянской области. Из семи объектов, предназначенных для решения задачи уничтожения имевшихся у России запасов химического оружия, шесть, включая объекты в поселке Горный Саратовской области и городе Камбарке Удмуртской Республики, уже эту задачу успешно выполнили. Таким образом, с 2016 года в России функционирует только один объект – в поселке Кизнер Удмуртской Республики», – подчеркнул Георгий Каламанов.
«Все эти факты являются подтверждением стремления России завершить уничтожение химического оружия в кратчайший срок и, безусловно, знаменуют вклад России в дело химического разоружения в мире», – добавил замглавы Минпромторга.
Со своей стороны Министерство промышленности и торговли Российской Федерации тесно взаимодействует с организацией и другими государствами-участниками конвенции и добросовестно выполняет все взятые обязательства.
В исполнительный совет и Технический секретариат ОЗХО на регулярной основе предоставляются информация о хранении и уничтожении химоружия, ежегодные объявления по химпромышленности, доклады о прогрессе, достигнутом в направлении полного уничтожения запасов химоружия.
Как подчеркнул Георгий Каламанов, прилагается максимум усилий, чтобы завершить уничтожение химического оружия в сроки, установленные президентом Российской Федерации, – не позднее 31 декабря 2020 года.
Корабль «Fior di Levante» компании Levante Ferries был признан самым красивым паромом в мире в 2015 году. Греческий паром был удостоен престижной премии Shippax Award в рамках Ferry Shipping Conference, проходившей в апреле в Стокгольме.
Корабль сконструирован таким образом, чтобы обеспечить максимально высокий уровень сервиса и комфорта пассажиров.
Fior di Levante, названный в честь острова Закинтос (в переводе с итальянского означает «Цветок Востока»), совершил свой первый рейс в декабре 2014 года, привнеся новый уровень роскоши и комфорта в водах Ионического моря.
Награду принял руководитель Levante Ferries Йоргос Теодосис.
Как пишет издание Financial Times, в 2016 г. британцы склонны выбирать Португалию и Испанию вместо Турции и Египта для своих туристических поездок.
Так, в поисках моря и солнца на летние каникулы британцы покупают туры в Португалию и Испанию. Продажи туров в эти страны выросли на 25% в этом году. Бронирования на лето в Египет упали на 60%, в Турцию – на 35%.
Издание отмечает, что больше 40% всех купленных в этом году на лето туров приходится на Испанию, на втором месте Португалия, на третьем – Кипр, далее следуют страны Карибского бассейна и Италия.
Что касается популярных ранее Турции и Египта, то за год количество бронирований этих стран у британцев снизилось примерно на 200 и 100 тысяч человек соответственно. Падение также продемонстрировал и Тунис. Издание отмечает, что такое падение туристического интереса связано, прежде всего, с вопросами безопасности.
Financial Times, 12.04.2016 г.
Симон Кордонский: «Банки — это не бизнес, а финансовый промысел»
Симон Кордонский, действительный государственный советник первого ранга, профессор ВШЭ
Беседовал: Антон Арнаутов, главный редактор ИА «Банкир.Ру»
О сложившейся промысловой структуре общества, гражданском обществе служивых людей и изменениях в российском социуме, связанных с кризисом мы поговорили с Симоном Кордонским, действительным государственным советником первого ранга, профессором ВШЭ. Рекомендуем к прочтению также предыдущую беседу с Симоном Гдальевичем.
— Как меняется поведение людей в связи с кризисом?
— Во-первых, потребление уходит из супермаркетов обратно на рынки. Рынки повсеместно оживают.
— Но многие рынки же успели позакрывать…
— Открываются уличные рынки. Торгуют на тротуарах. Далее, очень сильно пошла в рост интернет-торговля, а также торговля по заказам, когда товары привозят на дом. Причем выбор там приличный. Это если говорить о потреблении.
По производству все обстоит плохо, свертывается отходничество, из-за того что не строят.
— Отходничество — это когда люди уезжают на стройки в большие города, так?
— Не только на стройки. Это и охрана, и обслуживание. Много всего было в отходничестве, а сейчас это все свертывается. Эти люди сейчас сидят дома. Уфимцы, например, говорят, что существенная часть тех, кто уезжал на работать на стройки, сидят по домам. В поисках заработка эти люди занялись разными промыслами, кто чем может, и ищут другие источники доходов.
Пока я не представляю себе картинку того, что происходит в целом. Происходит, с одной стороны, падение спроса. С другой — появление новых промыслов и услуг. Пока не понятно, как это друг друга компенсирует. Понятно, что народ голодным не останется. Но какие это примет организационные формы, пока не ясно.
— Что происходит на местах с бизнесом?
— За год, что мы с тобой не виделись, мы существенно продвинулись в понимании того, что в нашей стране бизнеса нет и никогда не было. В 1965 году Хрущев покончил с промкооперацией, и тогда, собственно, и начались все дефициты. С закона «О кооперации» 1988 года вновь появляются промыслы, которые у нас, в силу стремления «быть как в Европе», стали называться бизнесами.
— В чем отличие промысла от бизнеса?
— Промысел работает не на деньгах, а на авторитете, репутации — «хороший врач», «хороший столяр» и так далее. Деньги являются производным от статуса, от авторитета. Промысел нельзя продать. Его могут либо отнять, либо закрыть. В промысле нет бухгалтерии, есть учет и контроль, а бухгалтерии как института нет вообще. Мы еще не дошли до стадии рынка, у нас существует совокупность промыслов. Так, есть, например, финансовые промыслы — это наши банки. Это же не бизнес!
— С банками происходит что-то странное. Сейчас, когда начинают проверять тот или иной банк, каждый раз оказывается, что внутри «ужас-ужас». Здесь либо с банками что-то не так, либо с требованиями к ним…
— С критериями все не так. Банки — это не бизнес, а финансовый промысел. Люди нашли источник финансовых ресурсов, консолидировали их и вкладывают ресурс куда-то, получая взамен авторитет, репутацию. Авторитет привлекает дополнительные финансовые ресурсы. И внутри этих банков, естественно, нет бухгалтерии, а есть контроль и учет ресурсов…
— Много говорят о том, что в банках «рисованные» балансы…
— Каждый знает свою последовательность действий, но в целом бухгалтерия с ее процедурами, проверками, планами счетов и прочего — всего этого просто нет и не может быть.
— Если пытаться и дальше повысить прозрачность банков, что может с ними произойти?
— Они просто перетекут в другую форму. Станут совсем «черными». Ведь внизу все равно будут требовать денег. Эти деньги должны где-то консолидироваться. Если они не смогут консолидироваться в легальном банке, то уйдут в нелегальный.
— Насколько «внизу» сейчас чувствуется закредитованность? Как народ относится к кредитованию?
— Народ воспринимает кредиты не как товар, не как деньги, а как финансовый ресурс. Если ты получил кредит, то его надо освоить и не отдать. Освоенный ресурс же списывается.
— Когда вы проводите исследования «на земле», что люди говорят о финансовых организациях?
— Сейчас мои знакомые, Сергей Селеев и Александр Павлов, по гранту фонда «Хамовники» провели исследование и написали книгу о гаражной экономике в центральной России. В частности, исследование показало, что люди не имеют представления о своих доходах и расходах. Деньги откуда-то приходят и куда-то уходят. И получить у них информацию очень сложно. И не потому, что они скрывают. Они просто не знают.
— Для них значимо другое?
— Конечно. Статус и авторитет.
— Как поживают сейчас «распределенные мануфактуры», о которых мы уже говорили ранее?
— У них ничего не изменилось. Спрос на лес, на рыбу и так далее не уменьшился. Наоборот, они еще больше стали развиваться. Так, в одном подмосковном городке была известная обувная фабрика, которая обанкротилась. На самом деле, оборудование просто раздали работникам по домам, кожу завозят, работники работают, продукция выпускается, владельцы вывозят ее в Москву и продают как итальянскую обувь. Это распределенная мануфактура. То же самое с ткацким производством: станки раздали по домам и производят какие-то специальные ткани. Таких мануфактур очень много. Куда ни ткнешься, везде мануфактура.
— Но ведь существует и официальная экономика. Работают какие-то заводы, фабрики.
— Оборонка работает. Жива. Только там есть проблема с кадрами, с рабочими. И с импортными комплектующими — специально уполномоченные государственные люди уже сбилась с ног, добывая комплектующие.
— Что еще изменилось в связи с кризисом?
— Изменился ассортимент потребления. Уменьшился выбор товаров. С другой стороны, появилось много новых российских производителей.
— Так это ж прекрасно, что много новых российских производителей. Разве нет?
— В принципе, да. Но тут как-то Роспотребнадзор проводил проверку производителей сметаны, так в 20 случаях из 50 не обнаружили никаких следов физического существования производителя. Производителя физически нет, есть только надпись на банке. Промыслы рулят!
Но дефицитов пока нигде никаких нет.
— Народ ужимается, сокращает потребление…
— Изменяет структуру потребления, про сокращение я не знаю. Я не вижу, чтобы кто-то сокращал потребление.
— Наверное, еще меньше ездить стали, путешествовать.
— Да, аэропорты стоят полупустые… В Ульяновске вышла одна смешная история. На материале статистики, которую предоставила область, получалось, что три района области прямо-таки бедствуют. А по исследованиям социологов получилось, что именно эти районы являются самыми процветающими, там самый высокий уровень потребления, обеспеченности машинами и прочим. А все дело в том, что по территории этих районов проходит нефтепровод. Научные институты у нас еще работают, «левое» оборудование для перегонки нефти сделать в состоянии. Вот народ и врезается в нефтепроводы, перегоняет нефть в нормальный бензин и продает его вдоль трассы канистрами. А на Кавказе, например, там, где проходит газопровод, обычны врезки в них и развитые кирпичные промыслы, как известно весьма энергоемкие. И народ процветает.
— Как себя ведут власти на низовом уровне?
— Каждый обустраивается, как может. Налаживает связи с местными промысловиками. Промыслы ведь не могут существовать без отношений с властью. Перед вышестоящими органами местные власти, как всегда, прибедняются. Тем более что сажать начали. И сажать именно за промысловую активность. Муниципальных чиновников начали сажать за взятки. А это не взятки, а нормальная форма ренты, которую каждая артель платит.
— Наверное, это сверху подается как борьба с коррупцией. Страну пытаются привести к некоему европейскому виду.
— Власть не хочет признавать существующую реальность, а хочет, чтобы все выглядело, как на Западе. Именно выглядело. И еще власти нужно наполнить бюджет. Сейчас все ищут дополнительные источники наполнения бюджета. Такое ощущение, что власти долго раздавали деньги и, в общем, научились их раздавать, а про то, как собрать, как-то не думали. И сейчас они в панике ищут способы сбора денег, понимая деньги как деньги, а не как финансовый ресурс. А деньги-то уже освоены и списаны. Как их вернешь?!
— Банки привлекают у населения деньги во вклады. Также банки стараются убедить население положить свои деньги на счет и платить в безналичной форме. Во что люди на самом деле вкладывают свои накопления?
— В драгоценности. С другой стороны, в прошлом году продали из личных накоплений 34 тонны золота. То ли просто стало не хватать денег, то ли валюту стали покупать. Народ, например, юани активно покупает.
— Что еще интересного происходит в сфере денежно-кредитных отношений?
— Везде есть «заборные книги» как форма товарного кредита. Когда денег нет, а надо похмелиться или купить продуктов, то народ идет к продавщице, а она записывает долг в книгу. Даже на окраине Москвы такое есть. В трудовых коллективах опять появились кассы взаимопомощи. С каждой получки люди сдают какую-то часть своей зарплаты в общую кассу. И либо по очереди, либо в случае чрезвычайной ситуации члену коллектива выплачивается некая сумма.
В межсоседских отношениях процветает институт займа, особенно натурального займа. Светлана Барсукова провела исследования обменов между домохозяйствами в поселениях. И выяснилось, что существует огромный товарооборот таких материальных займов в натуральной форме. Для маленького поселения он может составлять десятки тонн. Этот оборот нигде не находит отражения.
— А недвижимость?
— Недвижимость не продается. Возрождается советский институт обмена недвижимости, в том числе обмена с доплатой.
— Как меняется сословная структура общества?
— Сословная структура конституируется. Например, приняли норму об обеспечении депутатов бесплатными лекарствами. Появилось много других льгот. Служивым сословиям повысили зарплату на фоне общего снижения. Социальные гарантии для них повышаются. Сословная структура выстраивается, сама себя не осознавая, каждым актом себя поддерживая и выстраивая.
Некоторые изменения в ней происходят. Бюджетников переводят на контракты — в сословие работающих по найму. Это происходит в здравоохранении и образовании. Они оказываются в сословии работающих по найму, которое не имеет льгот. Именно это, кстати, и вызывает протест врачей и учителей.
— Сословие работающих по найму, наверное, самое нестабильное
— Оно еще и самое неучтенное. По статистике, в нем от 20 до 30 миллионов человек. Росстат не ведет их учет, по крайней мере он путается в этом.
— В чем разница между бюджетниками и работающими по найму?
— Бюджетники работают в штате, они имеют гарантии, есть почетные звания и прочее. А работающие по найму ничего этого не имеют. В целом происходит сокращение емкости государственного сектора. У нас в ВШЭ, например, сократили охрану, уборщиц, секретарей кафедр. Но надо понимать, что у нас — двойной-тройной учет того, где человек работает. Например, человек может держать где-то свою трудовую книжку и при этом быть отходником. Любая домохозяйка может положить свою трудовую книжку в контору мужа и получать там минимальную зарплату.
— Влияние церкви на местах как-то ощущается?
— Наряду с институтами гражданского общества, такими как ресторан и баня, появился еще и приход. И батюшка стал значимым членом гражданского общества — гражданского общества служивых людей, где решаются проблемы. И, конечно же, нельзя не сказать о монастырской экономике, которая нигде не учитывается, но при этом это огромная экономика по своему размеру.
— При этом у банков, которые работают с православной церковью, в последнее время появилось много проблем. Отозвали лицензию банка «Софрино», Эрго-банка…
— Там же очень много нала. Наверняка внутри есть структуры, которые работают с налом. Не сдают же они свою выручку в инкассацию.
Есть еще экономика ГУИНа, которая никак не учитывается. И эта часть экономики стала больше. Наверное, вы заметили, что прекратились жалобы, что в лагерях плохо кормят. Вокруг любых зон сейчас очень большой бизнес.
— Что происходит с управлением в целом?
— Государственная машина работает, производит бумаги. Но они потеряли будущее. Раньше аппарат занимал определенную позицию — либо с прогрессистами, с западниками, либо с фундаменталистами, национал-патриотами. А сейчас они со всеми поработали, рассорились и остались одни. Аппаратчики живут одним днем. Департамент стратегического планирования Минэкономики ликвидировали. Планирование от трехлетнего стало трехмесячным и, возможно, станет недельным. Им не понятно, на что работать, что делать. Невозможно составить никакого прогноза.
— Что думает население? Верит телевизору?
— К телевизору люди стали относится гораздо критичнее, чем раньше. Картинка, которую показывает телевизор, уже мало кого устраивает. Происходит фрагментация общества. Люди думают о детях. Семья, дети…
— А государственное образование разваливается…
— Официальное государственное образование разваливается. Но образование перемещается в интернет и в форму домашнего образования.
Есть нормально работающая система сословного образования — Министерства обороны, ФСБ, таможни и других служб и министерств со «звездочкой». У всех этих сословий есть свои учебные заведения, про которые мало кто слышал. Там нет проблем ни с набором, ни с трудоустройством.
В целом, общество живет настоящим.
— Вы же говорите, что люди думают о детях?
— Они думают о детях в рамках своей промысловой траектории, а не в рамках государства. Никто даже в рамках своего поселения не думает.
— Преступность выросла?
— Уличная преступность немного выросла. Воров в законе посадили, они перестали контролировать ситуацию, и уличная преступность выросла.
А в целом у нас преступность формируется следующим образом. В промысловом обществе, где понятийная система, где все живут по понятиям, человека, который повел себя не по понятиям, отправляют через гражданское общество служивых людей в прокуратуру, которая его сажает. Законность — это только приложение к понятиям, оформление понятийного решения.
— В регионах опасности, связанные с криминалом, выросли?
— В последнее время не было такого, чтобы нас предупреждали, что по улицам опасно ходить. Раньше бывало. Промысловая структура общества сложилась, пусть она и не осознается. Люди связаны друг с другом, и конфликты решаются по-другому. Все живут по понятиям. Но не везде эти понятия воровские, хотя и много где.
— Почему именно воровские понятия у нас так популярны? Они более удобны?
— Других нет. А как иначе жить? Не по законам же жить, которые противоречат друг другу, и не понятно, как и почему меняются.
Возможность "закрытия" итало-австрийской границы на КПП "Бреннер" "наглым образом" противоречит европейским правилам, а также истории и логике, считает премьер-министр Италии Маттео Ренци.
"Соображения о закрытии Бреннеро (итальянское название КПП Бреннер — ред.) наглым образом идут вразрез с европейскими правилами, а также против истории, логики и против будущего", — написал итальянский премьер в своем очередном сообщении для членов возглавляемой им правящей Демократической партии, которое было опубликовано в среду на его официальной странице в социальной сети Facebook.
Соответствующее заявление Ренци сделал на фоне появившейся в СМИ информации о том, что Австрия планирует возвести на границе с Италией 370-метровый забор и установить дополнительные пункты проверки.
По данным австрийского агентства APA, проволочный забор с четырьмя КПП появится в коммуне Штайнах-на-Бреннере в Тироле. Там же на железнодорожной станции будет проводиться досмотр поездов. На КПП будут подвергать визуальному осмотру автотранспорт, показавшийся подозрительным, в поездах проверки коснутся пассажиров. Точная дата введения таких мер пока не сообщается.
Итальянские СМИ в свою очередь сообщают, что Вена планирует направить на австрийско-итальянскую границу 250 полицейских и не исключает, что в случае необходимости на КПП будут привлечены военные.
Ранее официальный Рим уже неоднократно подвергал критике решение австрийских властей усилить контроль в КПП "Бреннер". В частности, глава МИД Италии Паоло Джентилони заявлял, что Италия не может принять "логику односторонних решений", которой руководствуются власти Австрии по данному вопросу.
По данным агентства по контролю за внешними границами ЕС Frontex, за 2015 год в Евросоюз прибыли 1,8 миллиона мигрантов. Еврокомиссия заявила, что нынешний миграционный кризис в мире — крупнейший со времен Второй мировой войны.
Наталия Шмакова.
Россия – цэ не Коломыя
Макаров Анатолий
Не могу понять польскую элиту. Ну известно много заносчивых людей, спесивых, но ведь полно и здравомыслящих, ироничных, практичных. Об артистизме и рыцарском духе даже не говорю. Тогда зачем с таким страстным мазохизмом расчёсывать старые (иногда столетние) раны, с такой мстительностью переживать давние, хоть не всегда напрасные обиды?
Да, немало поводов для той или иной обиды на соседа, но ведь цивилизованность, политкорректность (без всякой иронии!) тем и хороши, что способствуют компромиссу, проявлению незлопамятности, чтобы перевести былую неприязнь в сферу анекдотов, подначек, беззлобного острословия. Конечно, речь не о случаях, когда надо на фактах отстаивать историческую правду, которую кто-то пытается исказить, оболгать. Тут компромиссы невозможны.
Узнавая о всё новых эксцессах польского духовного возрождения, наблюдая за тем, как теряют во время телевизионных дискуссий самообладание и знаменитую «гжечность» шановные польские коллеги, я радуюсь тому, что российское общество, большинство отечественных политиков не опускаются до мелкой ответной мстительности. Не призывают бить стёкла в костёлах, не предают анафеме польские имена в российской истории и тому подобное.
Почему так, спросил бы я польского коллегу, который, выступая в российских ток-шоу, содрогается от неизъяснимой ненависти к России, почему я не заражаюсь ответной ненавистью, не ищу поводов в минувшем и не отказываюсь от своих житейских пропольских симпатий? Спросил бы и сам себе ответил: а в том дело, что я принадлежу к великой стране, не лелеющей обид, не копящей унижений и злопамятства. Короче, не подверженной комплексу неполноценности. И это касается не только поляков. Думаю, каждый, увы, довольно легко продолжит сей ряд.
Потому так странно и неприятно бывает видеть, как некоторые наши публичные политики и ораторы свои личные комплексы, приватную ущемлённость и, простите, неполноценность пытаются навязать великой стране. Свою обидчивость приписывают великому народу. Теряют лицо, унизительно кипятятся, срываются на заполошный крик, прибегают к мелким недостойным аргументам. И не замечают, как в запале разобиженности предают анафеме настоящие ценности нашего собственного духовного и материального бытия.
Например, Европу, которая так дорога была и Пушкину, и Гоголю, и Достоевскому, и Герцену, и Булгакову, и Маяковскому, и миллионам просвещённых русских людей самых разных взглядов и идейных предпочтений.
Да, информационная война, да, обострение геополитических противоречий, но вспомним войну холодную. В виде каких угодно животных принято было изображать западных лидеров, но простой английский, французский, итальянский, да и американский народ в таком виде никогда не фигурировал. И деятелей культуры почитали у нас за талант, одарённость, не скрывали от себя. Или давайте вспомним войну «горячую» и знаменитую фразу: «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся».
Дерзаю продолжить мысль о том, что и «сумрачный германский гений», во многом оплодотворивший русскую науку, и «острый галльский смысл», пробудивший гениальных русских творцов, и эстетическое чувство изысканных сынов Тосканы, подарившее нам Кремль и в немалой степени Петербург, – всё это с нами и никуда не денется. Как остаётся христианская мораль, несмотря на все ереси и скабрёзное богоборчество, понятная русским сердцам.
Сводить плодотворную сложность отношений с Европой к одним лишь войнам (будто бы европейские страны между собой столетиями не воевали) – значит перечёркивать нечто важное и заветное в русском сознании, в русской душе, в самом существовании Русского мира.
Отделяться по невежеству ли, по не слишком ли разумной обиде, под влиянием ли преходящих обстоятельств от исторической европейской судьбы – это всё равно что признать необычайно идейно мудрым и справедливым лозунг «Коломыя – цэ Европа». В некоем чисто формальном смысле – да. Но Россия ни в каком смысле не Коломыя.
Запад без души
Шульгин Владимир
У России невиданная энергия духа, считает Леонид Ивашов
Видимо, неслучайно президент и вице-президент Академии геополитических проблем Леонид Ивашов и Игорь Кефели выбрали наш город, чтобы рассказать, в каком внешнеполитическом контексте развивается Россия. Ведь Калининград – земля, отделённая от родного «материка» чужими границами. Многое здесь воспринимается более обострённо.
Уавторитетных экспертов и аналитиков прошли встречи в Культурном центре посёлка Борисово. Ивашов выступил также в эфире радиостанции «Русский край», а телекомпания «Янтарь» провела передачу о Льве Гумилёве с участием Кефели.
Общаясь с калининградцами, Ивашов отмечал, что Россия, как главная духовная и политическая сила Евразии, неслучайно была названа английским геополитиком Х. Маккиндером «сердцевиной Земли» (Heartland). Если для России определяющими с давних времён являлись святость, совесть, справедливость, то для западных народов основным фактором существования в итоге стала выгода, а преимущественными средствами её получения – экспансия, насилие. Если русская цивилизация всегда стремилась к гармонии между народами, исповедуя имперский стиль Третьего Рима и помогая страждущим племенам, то Запад своим неоязыческим подходом оставлял побеждённым, по образному выражению одного из исследователей, только глаза, чтобы они плакали даром.
Фундаментальная категория геополитики – пространство, его природные богатства, ресурсы. Но важно отстаивать и рубежи духовно-культурного пространства, которое ныне стало новым театром военных действий. Ивашов обратил внимание на вещи, всем привычные, но имеющие символический смысл. Например, храм Христа Спасителя окружён торговыми и банковскими учреждениями с иноязычной рекламой. И нечто подобное у нас во многом. По мнению Ивашова, события 1991–1993 годов показали, что страна развалилась из-за утраты изначального духа и великой идеи. Хрущёв, а затем Горбачёв взяли безоглядный курс на Запад вместо опоры на собственные начала, как бы соглашаясь с правотой западной бездуховной «религии» потребительства. Конечно, условия жизни людей, её комфорт надо улучшать, но не ценой сдачи духовных ценностей.
Ивашов полагает, что Русь – это пространство великой сверхидеи, и сейчас страна движется к возвращению высшей доминанты бытия. Но этому усиленно сопротивляются западники, которые строят картину мира на основе космополитичеких идеологем XVIII века. Тогда Вольтер, Кант, другие либеральные теоретики считали человеческую цивилизацию единой, но с «ушедшими вперёд» англосаксами. По этой схеме отстающие «варвары», в том числе русские, должны «догонять передовиков», вводя единые для всех «демократические» механизмы, отбрасывая в сторону христианскую государственность. Такая схема развития – путь быть фатальными неудачниками. Запад исповедует цивилизационный монизм, но это, как показывает опыт развития человечества (в том числе нынешний, связанный с конфликтами на Ближнем Востоке, проблемами миграции), ведёт к вражде и трагедиям.
В геополитике, по мнению Ивашова, действует «закон фундаментального дуализма» с извечным противостоянием «моря» и «суши» – англосаксонского мира и русского, если не брать во внимание южные территории планеты. Немецкий мир колеблется между двумя геополитическими полюсами. Даже выходя из подчинения, как при Гитлере, он потом вновь оказывается в рамках англосаксонского влияния. Так и сегодня, о чём я не раз писал на страницах «ЛГ». При этом немецкий мир активен. Например, у нас в крае его немецкие кураторы стремятся через «агентов влияния» внушить молодёжи, что Калининград – не Россия, навязывая особую «политическую идентичность». Недавнее заявление бывшего американского посла в Москве о праве Германии на «возвращение Кёнигсберга» неслучайно. Помимо деклараций есть и действия. Они особо ощутимы в сфере культуры и образовании. Глубоко тревожит, что усилиями Минобразования урезаются уроки русского языка и литературы.
Россия, конечно, должна учитывать все законы геополитики – например, о контроле пространства и цивилизационной предрасположенности. Но всегда быть собой. Кстати, даже авторитетные западные мыслители ясно видели ценностную разницу между Россией и Западом. Историк А. Тойнби говорил, что агрессия является формой общения Запада с внешним миром. На Западе это высказывание не любят вспоминать. Мыслитель В. Шубарт отмечал, что Россия подарила миру Храм Божий, а Запад лишился души, дав миру технику, казарму…
Ивашов, опираясь на мысли Н. Данилевского, подчёркивал, что России всегда удавалось отвечать на «вызовы времени», побеждая Орду, Тевтонский орден, других завоевателей. У России невиданная энергия духа, устремлённая ввысь. Даже ошибаясь, как это бывало не раз, Россия никогда не забывала своего вселенского масштаба. Она призвана идти своим путём, не пристёгиваясь ни к Западу, ни к Востоку.
От редакции. Между тем на минувшей неделе в Калининграде и области нашёл большую поддержку флешмоб в знак благодарности властям и жителям польского города Жешува (а там проживают 170 тысяч человек), где отказались снести памятник воинам-освободителям Красной Армии.
26 апреля 2016 года в 0:02 мск из Гвианского космического центра (ГКЦ, Французская Гвиана) совместные расчеты российских и европейских специалистов успешно осуществили запуск российской ракеты-носителя «Союз-СТ-А» с разгонным блоком «Фрегат-М», европейским космическим аппаратом (КА) Sentinel-1B («Сентинел-1Б») и спутниками попутной нагрузки Microscope («Микроскоп») и FYS («FLY your satellite»).
Почти через 9 минут после старта головной блок отделился от третьей ступени ракеты-носителя. После первого включения двигательной установки разгонного блока «Фрегат-М» в 0:25 мск планируется отделение КА Sentinel-1B на целевой орбите. Второе, третье и четвертое включение двигателей разгонного блока сформируют необходимые орбиты для вывода попутной нагрузки. Отделение МКА FYS запланировано в 2:50 мск, а КА Microscope – в 4:03 мск.
Sentinel-1B - космический аппарат, предназначенный для круглосуточного и всепогодного наблюдения за сушей и океанами в радиодиапазоне. КА входит в состав создаваемого космического сегмента европейской системы «Коперник» для глобального мониторинга окружающей среды и безопасности. Производитель КА - компания Thales Alenia Space («Талес Аления Спейс»).
Microscope – космический научный аппарат Французского космического агентства (CNES) для изучения проблем гравитации. Производитель КА - компания Thales Alenia Space («Талес Аления Спейс»).
FYS (FLY your satellite) – это целых три малых космических аппарата, созданные при содействии Европейского космического агентства студентами университетов в Ольборге (Дания), Турине (Италия) и Льеже (Бельгия). Спутники предназначены для отработки новых космических технологий.
Разгонный блок «Фрегат-М» (изготовитель НПО им.С.А.Лавочкина) штатно завершил вывод европейских космических аппаратов (КА) на расчетные орбиты. В 0:25 мск прошло отделение КА Sentinel-1B («Сентинел-1Б»), три малых КА FYS (Fly you satellite) выведены на орбиту в 2:50 мск, последним на целевую орбиту был выведен КА Microscope («Микроскоп»), его отделение прошло в 4:03 мск.
Sentinel-1B - космический аппарат, предназначенный для круглосуточного и всепогодного наблюдения за сушей и океанами в радиодиапазоне. КА входит в состав создаваемого космического сегмента европейской системы «Коперник» для глобального мониторинга окружающей среды и безопасности. Производитель КА - компания Thales Alenia Space («Талес Аления Спейс»).
Microscope – космический научный аппарат Французского космического агентства (CNES) для изучения проблем гравитации. Производитель КА - компания Thales Alenia Space («Талес Аления Спейс»).
FYS (FLY your satellite) – это целых три малых космических аппарата, созданные при содействии Европейского космического агентства студентами университетов в Ольборге (Дания), Турине (Италия) и Льеже (Бельгия). Спутники предназначены для отработки новых космических технологий.
Приватизация и санкции: кто кого?
Объявленная правительством России программа приватизации российских активов оказалась для западных инвесторов крайне интересной. Они очень надеются, что санкционный режим в отношении России летом будет отменен частично, а концу года полностью.
Изначально, казалось, что иностранцев не пустят на приватизационные торги, но в дальнейшем стало очевидно, что без больших западных денег государство не сможет выручить за свои активы соответствующую компенсацию. Интересы западных инвесторов и интересы российских властей в данном случае совпадают. То, что иностранцев допустят до приватизации, говорит тот факт, что данная тема начала активно обсуждаться.
Недавно произошла встреча, в форме делового обеда, между немецкими и российскими бизнесменами. Она была организована Российским фондом прямых инвестиций (РФПИ). Основная тема этого мероприятия – сотрудничество деловой элиты России и Германии в сложившихся условиях. На этом форуме присутствовали представители бизнеса таких отраслей, как авиастроительная, автомобильная, медицинская и другие. Немцы готовы вкладывать в российские предприятия деньги, причем очень большие. Основное препятствие к этому - взаимные санкции. Зарубежные инвесторы полагают, что в настоящее время инвестиции нужны обеим сторонам и рассчитывают на политическое разрешение проблем между Россией и Западом. На той встрече были обсуждены совместные проекты РФПИ с итальянскими, французскими и немецкими партнерами.
На распутье
Западным инвесторам не нравится, что «лакомые» куски российского рынка безраздельно принадлежат азиатским компаниям, их непосредственным конкурентам.
Все помнят, что на встрече с правительством Президент России Владимир Путин, формулируя основные условия проведения предстоящей приватизации на территории Российской Федерации, кроме прозрачности этой процедуры, наличия финансовых возможностей у потенциальных инвесторов и соответствующих планов развития, назвал также такой принцип, как невозможность попадания приватизируемой собственности во владение иностранных компаний. Эксперты полагают, что для России в этом вопросе со стороны частных иностранных инвесторов нет никакой угрозы. Если они приобретут меньше 25% акций приватизируемого предприятия, то согласно уставу, их права в части продажи и передачи собственность в другие руки ограничены. Государство, в этом случае, может заблокировать подобные решения. А приватизацию иностранцами стратегических объектов государство может легко закрыть законодательно.
Активный интерес к российской приватизации обусловлен, прежде всего, дешевыми акциями предприятий и соответствующим курсом рубля. Купив сейчас российские активы «задешево», инвесторы могут серьёзно заработать в дальнейшем, когда они будут увеличиваться в цене. А это, в случае отмены санкций, без сомнения произойдет. Дело за малым – необходимо, чтобы Запад и Россия разрешили свои противоречия и отменили по отношению друг к другу взаимные санкции.
С другой стороны, как отмечают многие аналитики, Россия пока еще сама не решила, будет ли она проводить эту приватизацию. Однозначности в этом вопросе пока нет. Российские власти понимают, что стоимость активов, намеченных для приватизации, сегодня не так высока. С другой стороны, инвестиции нужны сейчас, а надеяться на своих не особенно получается.
Автор: Шепелев Антон
Редеют ряды миллиардеров
Автор: Елена МОРОЗОВА.
ЧИСЛО миллиардеров на планете за прошедший год сократилось — впервые за последние шесть лет. Эту скорбную весть сообщил американский журнал «Форбс», ещё более опечалив своих читателей новостью о том, что снизилось и общее совокупное состояние толстосумов. Самым богатым человеком на планете, согласно традиционно публикуемому изданием списку, по-прежнему остаётся Билл Гейтс.
В перечень-2016 входят 1810 миллиардеров — аж на 16 меньше, чем годом ранее. Их общие активы «похудели» на 570 млрд. долларов и теперь составляют 6480 млрд. Журнал объясняет снижение доходов богатейших людей мира нестабильностью рынков, падением цен на нефть и усилением доллара. Лишь двое из первой двадцатки сохранили прежние места в рейтинге.
Один из основателей компании «Майкрософт» Билл Гейтс третий год подряд и в семнадцатый раз за 22 года возглавил реестр «Форбс». Его состояние составило 75 млрд. долларов, уменьшившись по сравнению с прошлым периодом на 4,2 млрд. Вторым идёт испанец Амансио Ортега, основатель сети магазинов «Зара», чьё богатство возросло с 64,5 млрд. долларов до 67 млрд. Американский инвестор Уоррен Баффет, обладатель 60,8 млрд. долларов, сохранил третье место, обеднев за год на 11,9 млрд.
Самым неудачливым в списке «денежных мешков» признан мексиканский телемагнат Карлос Слим, утративший за отчётный период треть своего состояния (27,1 млрд. долларов) и опустившийся со второй позиции на четвёртую. А вот для основателя «Фейсбука» Марка Цукерберга прошлый год, напротив, оказался на редкость прибыльным: его богатство, увеличившись на 11,2 млрд. долларов, достигло суммы 44,6 млрд. долларов. В результате 31-летний американский программист и предприниматель в области интернет-технологий взлетел с шестнадцатой на шестую строчку. Повезло и ещё одному уроженцу США — основателю главного мирового онлайн-магазина «Амазон. ком» Джеффу Безосу, сумевшему подняться с пятнадцатого на пятое место рейтинга, «подорожав» за год на 10,4 млрд. долларов до 45,2 млрд.
Кстати, кандидат в президенты США от Республиканской партии скандальный магнат Дональд Трамп находится лишь на 324-й позиции с состоянием всего каких-то 4,5 млрд. долларов.
По статистике, главной кузницей миллиардеров являются США (540 толстосумов). Далее следуют Китай (251), ФРГ (120) и Индия (84). Первую пятёрку замыкает РФ, в которой насчитывается 77 супербогатеев. Правда, их число по сравнению с прошлым годом уменьшилось на 11 человек. Лидером российской части рейтинга впервые в истории стал совладелец «Новатэка» и «Сибура» Леонид Михельсон.
Чуть поменьше миллиардеров обнаружилось в Гонконге (69), Великобритании (50), Италии (43), Франции (39), Канаде (33), Швейцарии (32) и Бразилии (23).
В перечне-2016 появилось 198 новичков, а 221 человек выбыл из списка. Больше всего свежеиспечённых нуворишей оказалось в Китае (70), США (33), Германии (28) и Индии (8). В общей сложности в последнем реестре «Форбс» представлены 67 государств и территорий, на три меньше, чем в 2015 году.
Кыргызстан с Италией, возможно, будет совместно производить товары для дальнейшего их экспорта в Россию, страны Центральной Азии и Китай, пишет The Times of Central Asia.
Согласно информации, министерство экономического развития Италии продвигает новую инициативу - проект «Сделано в Кыргызстане совместно с Италией».
Сообщается, что проект недавно был представлен министерству экономики Кыргызстана и Торговой палате, а также бизнес-ассоциациям, Бишкекскому бизнес-клубу и Ассоциации молодых предпринимателей.
Ожидается, что в рамках предприятия в республике будут оснащены современным производственным оборудованием и технологиями. Издание напоминает, что появление новой модели экспортного сотрудничества связано с тем, что европейские и турецкие производители ищут пути для того, чтобы остаться на российском рынке после ответных санкций.
Рассчитанный на долгосрочную перспективу проект при эффективной реализации будет способствовать появлению и развитию новых производственных отраслей в Кыргызстане и принесет выгоду для всех участвующих в нем сторон. Предложенная схема привлечь в Кыргызстан новые технологии и ноу-хау, новые дизайнерские решения и известные бренды, квалифицированный менеджмент, а также деловые связи, наработанные итальянскими компаниями за долгие годы их сотрудничества с российскими партнерами.
Исследование выявило производственные сектора, в которых Кыргызстан способен стать партнером, используя свой потенциал трудовых ресурсов и производственного сырья. Это, прежде всего, легкая промышленность и производство одежды, переработка сельхозпродукции, производство мебели и строительных материалов. Переработка сельхозпродукции, конечно, является главной сферой сотрудничества, учитывая, что Кыргызстан производит большое количество высококачественного мяса, молока, птицы, овощей и фруктов - товаров, пользующихся большим спросом на российском рынке.
Сообщается, что новая схема производства совместно с итальянскими партнерами товаров на экспорт создаст совершенно новую модель экономического сотрудничества между странами. Новый подход, безусловно, принесет выгоду Кыргызстану как стране-производителю и значительно сократит процесс его индустриализации, создавая новые рабочие места и помогая повысить качество производимых продукции за счет применения новейших итальянских технологий.
ГПКС связалось с "Небом"
Елизавета Титаренко
В проекте ФГУП "Космическая связь" (ГПКС) по созданию системы из четырех спутников для высокоэллиптической орбиты (ВЭО), для оказания в том числе услуг подвижной спутниковой связи, появился новый участник - ООО "Небо Глобал Коммуникейшнс" ("Небо-ГК"). Эта компания разрабатывает систему спутниковой связи (ССС) "Росинфоком", которая базируется на использовании орбитальной группировки спутников "Экспресс-РВ", планируемой к созданию по заказу ГПКС. Роль "Небо-ГК" в проекте - формирование требований к коммерческой компоненте ССС "Росинфоком", к космическому и наземному сегментам системы.
Как рассказал корреспонденту ComNews председатель совета директоров "Небо-ГК" Вячеслав Камнев, проект по созданию ССС на ВЭО стартовал еще несколько лет назад. В январе 2015 г. Вячеслав Камнев создал инвестиционную структуру "Небо-ГК", которая необходима для привлечения инвестиций в проект "Росинфоком".
"Небо-ГК" не планирует заниматься созданием спутников - компания формирует требования к коммерческой компоненте системы "Росинфоком", к космическому и наземному сегментам системы. По словам исполнительного директора "Небо-ГК" Инессы Глазковой, ССС "Росинфоком" базируется на использовании орбитальной группировки спутников "Экспресс-РВ", которая планируется к созданию по заказу ГПКС. "Мы работаем в сотрудничестве и партнерстве с ГПКС по реализации этого проекта. "Небо-ГК" разрабатывает облик коммерческой компоненты системы "Росинфоком" и формирует предложения по реализации проекта в кооперации с ГПКС, - говорит Инесса Глазкова. - При этом продажей конечных коммерческих услуг для потребителей тоже будет заниматься компания "Небо-ГК".
Вячеслав Камнев пояснил, что проектированием и производством спутников будут заниматься известные в отрасли компании - производители спутников. Они будут выбраны на тендерной основе. "Небо ГК" общается со многими предприятиями, которые специализируются на создании спутников, в частности с АО "Информационные спутниковые системы им. акад. М.Ф.Решетнева" (ИСС). Каждое из них "Небо-ГК" рассматривает как потенциального партнера. Кто именно в итоге займется созданием спутников - определит тендер, который пока не объявлен.
Одно из крупных российских предприятий по созданию космических аппаратов связи, ИСС, пока не сотрудничает с "Небо-ГК" и не знает подробности сотрудничества этой компании с ГПКС, как отметил в беседе с корреспондентом ComNews генеральный директор ИСС Николай Тестоедов, выразив надежду, что взаимодействие ГПКС и "Небо-ГК" будет положительным. Он также отметил опыт ИСС по созданию различных спутников связи. Когда будет объявлен тендер на строительство спутников для ССС "Росинфоком", предприятие будет в нем участвовать.
Как пояснил Николай Тестоедов, "Небо-ГК" разрабатывает философию проекта: то, какие услуги, какой диапазон, какие технические средства понадобятся для работы системы. "Это правильный подход. Их работа завершится формированием технического задания для спутникостроителей", - уточнил он. Глава ИСС добавил, что пока предприятие не взаимодействует с "Небо-ГК", однако готово предоставить им всю необходимую информацию по теме создания спутников для ВЭО.
Как уточнил Вячеслав Камнев, создание космической системы "Росинфоком" планируется завершить до 2021 г. По его словам, стоимость создания ССС "Росинфоком" составит около 80 млрд руб. Для финансирования проекта компания "Небо-ГК" планирует привлечь зарубежных и российских инвесторов, а также банки и частные инвестиционные фонды.
Сейчас "Небо-ГК" находится в стадии формирования договорных отношений с компаниями, которые будут участвовать в осуществлении проекта "Росинфоком". В частности, "Небо-ГК" достигло принципиальной договоренности с "Космической связью" об управлении группировкой космических аппаратов для ВЭО. "Небо-ГК" и ГПКС также согласовывают облик космических аппаратов.
Как сообщил корреспонденту ComNews представитель пресс-службы ГПКС, специалисты компании "Небо-ГК" взаимодействуют с ГПКС уже несколько лет по проработке системных вопросов создания и коммерческого использования космических аппаратов "Экспресс-РВ". "Уже проработаны основные технические характеристики этих спутников и виды предоставляемых услуг. В настоящее время проводится оценка экономической состоятельности проекта с учетом необходимости решения государственных и коммерческих задач", - уточнил он. По словам сотрудника ГПКС, "Небо-ГК" формирует предложения по реализации массовых коммерческих сервисов, в первую очередь по мультимедийному вещанию на подвижные объекты. Роль ГПКС в проекте - инфраструктурная: создание орбитальной группировки, управление спутниками и их мониторинг.
По мнению специалистов ГПКС, создание и запуск спутников "Экспресс-РВ" возможны только при существенной государственной финансовой поддержке этого проекта. Как добавил собеседник ComNews, обоснование объемов необходимых затрат и механизмов господдержки находится в стадии проработки. Сроки запусков спутников и кооперация исполнителей работ по их созданию тоже будут уточняться - во время согласования и рассмотрения проекта Концепции ФЦП по развитию государственной орбитальной группировки спутников вязи и вещания гражданского назначения на период 2017-2025 гг. ГПКС планирует завершить эти работы в 2016 г.
Напомним, как следует из проекта Концепции ФЦП, на создание семи спутников для геостационарной орбиты (ГСО) и четырех спутников для ВЭО понадобится привлечь, по предварительным оценкам, около 276 млрд руб., включая 97 млрд руб. из средств госбюджета (35%) и 178 млрд руб. из внебюджетных источников (65%; см. новость ComNews от 7 октября 2015 г.).
Спутники, на которых будет базироваться ССС "Росинфоком", расположатся на высокоэллиптической орбите. У нее есть ряд преимуществ перед геостационарной. Спутники на ВЭО могут обслуживать всю территорию России, доставка сигнала со спутника возможна в высокие широты (включая Арктическую зону), где прием сигнала со спутника на ГСО затруднен. В пользу спутников для ВЭО нередко приводится аргумент более высокого угла места в высоких широтах. Кроме того, есть возможность доставки сигнала в один скачок в крайние регионы зоны покрытия спутника.
Система связи "Росинфоком" способна обеспечить покрытие всей территории РФ, включая Арктическую зону, а также восточные части Норвегии, Белоруссии и Украины, территорию всех среднеазиатских республик, северную часть Индии, центральную и восточную части Китая, республики Северная и Южная Корея (с углами места - не менее 45°). Кроме того, ССС сможет обеспечить покрытие центральной и восточной части Европы, до Италии включительно, основных государств арабского мира, всей территории Индии и Китая, а также Арктическую зону Канады (с углами места - не менее 30°).
Планируется, что система "Росинфоком" будет предоставлять пользователям такие услуги, как высокоскоростной доступ в Интернет, а также спутниковое телерадиовещание на подвижных и стационарных объектах, в том числе и в Арктической зоне РФ. Например, "Росинфоком" способна обеспечить связью самолеты при кросс-полярных перелетах. "Росинфоком" будет оказывать услуги спутникового мониторинга различных объектов и процессов (охранная сигнализация и передача координат контролируемых объектов), а также предоставлять мультимедийные услуги для пользователей на подвижных и стационарных объектах.
Как уточнила Инесса Глазкова, проект "Росинфоком" обеспечит массовый доступ к услугам системы спутниковой связи за счет использования доступных по цене и удобных в эксплуатации абонентских земных станций. Их можно будет установить на стационарных и подвижных объектах с полностью автоматическим наведением на спутники. "Небо-ГК" провело анализ потребительского рынка и полевые исследования, которые показали, что создаваемая система спутниковой связи будет востребована на автомобильном, железнодорожном транспорте и самолетах.
По данным Единого государственного реестра юридических лиц, ООО "Небо-ГК" создано 12 января 2015 г. в Москве. Уставный капитал компании - 10 тыс. руб. Генеральным директором компании является Михаил Иордани, он же генеральный директор ООО "Глобальные системы связи". Единственным учредителем "Небо-ГК" выступает Наталия Мельникова. Она ранее владела ООО "ТПО Ред Медиа", пока его не продали компании "НТВ-Плюс" ("дочка" "Газпром-Медиа"). Председатель совета директоров компании - Вячеслав Камнев, сын известного космического инженера Евгения Камнева. До "Небо-ГК" Вячеслав Камнев работал заместителем гендиректора "Газпром-Медиа". Исполнительный директор "Небо-ГК" Инесса Глазкова ранее занимала пост заместителя генерального директора по информационным системам ФГУП "ГКНПЦ им. М.В.Хруничева".
Расширенная коллегия Министерства экономического развития.
Об итогах работы министерства за 2015 год и задачах на предстоящий период.
Стенограмма:
Д.Медведев: Добрый день, уважаемые коллеги, Алексей Валентинович, другие товарищи по работе!
Сегодня мы подводим итоги работы Министерства экономического развития за прошлый год. Обсудим также планы на будущее, на ближайшую перспективу.
Обычно в это время пора подведения итогов. Многое о том, что было сделано, мною было сказано в отчёте Правительства, который неделю назад я представил в Государственной Думе. Тогда же были названы несколько основных направлений, которые принципиально важны для развития нашей страны и на которые Правительству нужно обращать постоянное внимание, концентрировать основные усилия. Это, конечно, поддержка импортозамещения и несырьевого экспорта, улучшение качества деловой среды, нашего инвестиционного климата (о котором мы постоянно говорим и предпринимаем усилия для того, чтобы он был более современным), оптимизация бюджетной политики, повышение качества государственного управления (или, как принято сейчас говорить коротко, качества государства), конечно, развитие социальной сферы даже в нынешних непростых условиях. И ваше министерство работает по всем этим направлениям, а по большинству из названных направлений играет ключевую роль.
Каким бы сложным ни был прошедший год, нам удалось в целом стабилизировать ситуацию в экономике, поддерживать социальную сферу, поддерживать ситуацию на рынке труда, не допустить обострения кризисных явлений, смягчить последствия внешних шоков для реального сектора и для банковской системы. Самое главное, мы с вами принимали решения, которые смогли сдвинуть ситуацию в положительную сторону. Внешнеэкономические условия, как вы отлично помните, менялись регулярно, даже, можно сказать, постоянно. Так же быстро на них нужно было реагировать. В частности, нам пришлось несколько раз оптимизировать бюджетные расходы. Этот процесс затронул и Минэкономразвития, ведь значительная часть этих расходов проходит по государственным программам. Пришлось принимать решения и в поддержку проблемных компаний – не так много, наверное, как в 2008–2009 году, тем не менее пришлось, – и по поддержке банков. Тем не менее со всеми этими весьма непростыми задачами, можно считать, мы справились. Это результат и вашей работы. Министерство экономического развития было основным разработчиком, а впоследствии координатором «антикризисного плана» прошлого года. Хочу вас за всё это поблагодарить.
На этом, наверное, можно было бы и завершить, по-хорошему, но я ещё несколько слов скажу всё-таки. Вы все, кто в этом зале присутствует, действительно профессионально занимаетесь российской экономикой, именно управляете экономическими процессами и понимаете, насколько непростой является нынешняя ситуация. Мы все так или иначе смотрим на цифры, и хотя у нас есть неплохие результаты по отдельным отраслям, в целом по экономике темпы роста остаются, к сожалению, отрицательными. За первые три месяца, по предварительной оценке Минэкономразвития, валовой внутренний продукт сократился на 1,4%, это не очень здо?рово, скажем прямо. Но заметны и некоторые положительные тенденции, их я тоже хочу отметить.
В первую очередь я имею в виду невысокий уровень инфляции, её снижение год к году и месяц к месяцу. С показателями безработицы у нас в стране ситуация в целом достаточно спокойная. Изменения в структуре доходов бюджета, увеличение доли несырьевых товаров в экспорте – всё это скорее позитивные вещи. Но нам нужно сделать ещё очень многое, чтобы закрепить эти положительные сдвиги, запустить механизмы долгосрочного экономического развития, вывести экономику, как любят говорить в вашем министерстве – вот министр так любит говорить, – из состояния stand-by и переходить в режим уверенного роста. Это действительно сложная, весьма масштабная задача. Мы с вами вместе реализуем план действий Правительства на текущий год.
Есть несколько моментов, на которые я хотел бы специально обратить внимание. Учитывая особую роль Минэкономразвития в системе исполнительной власти, я буду говорить об общих задачах, которые стоят перед всем финансово-экономическим блоком Правительства и, скажем прямо, перед Правительством в целом.
Первое – структурные реформы. Они требуют и времени, и ресурсов. Их трудно проводить без качественной прогнозной работы, без профессионального стратегического и территориального планирования, без долгосрочных планов инновационного развития. А это сфера вашей компетенции – именно вы участвуете в формировании, в анализе, в прогнозах макроэкономических пропорций, которые определяют, какой будет наша экономика через пять, десять и более лет.
Мы возвращаемся к трёхлетнему бюджетному планированию. В таком же трёхлетнем порядке, формате разрабатываются и прогнозные документы. Совсем недавно сценарные условия мы обсуждали на заседании Правительства. Я считаю, что в нынешней ситуации надо просчитывать все варианты и, конечно, иметь несколько вариантов в постоянном использовании, что называется, смотреть за развитием ситуации, оперативно откликаться на то, что происходит, определять, какими реальными ресурсами мы можем располагать при том или ином развитии событий.
Когда ваше министерство, например, критикуют за то, что прогнозы часто меняются, что я могу сказать? В этой ситуации пусть тот, кто умеет, сделает более точный прогноз. Совершенно очевидно, что в нынешней ситуации прогнозирование, подготовка сценарных условий – дело крайне неблагодарное. Тем не менее нам всё равно нужно этим заниматься. Какой из этих сценариев, которые мы с вами регулярно обсуждаем, окажется самым реалистичным, в конечном счёте сработает, – зависит и от нашей с вами совместной деятельности.
Второе. Одно из основных ограничений для роста – это низкая инвестиционная активность. Только за счёт государственных средств современная экономика эффективно развиваться не может. На прошлой коллегии, которая была также в апреле 2015 года, мы говорили о том, как стимулировать приход в реальный сектор частных инвестиций.
Что удалось сделать в этом направлении за истекший год?
Во-первых (и это важно на самом деле, имея в виду, что путь был неблизкий), сформировано законодательство о государственно-частном партнёрстве, причём это законодательство уже применяется.
Во-вторых, реализуется программа проектного финансирования.
В-третьих, для привлечения частных инвестиций в наиболее важные отрасли и регионы сформированы льготные налоговые и льготные таможенные режимы. Речь идёт о таких новых для нас формах, как территории опережающего развития, свободные порты и особые экономические зоны.
Разворачивается работа и по моногородам. Вы знаете, насколько тяжёлой является ситуация с занятостью в некоторых из них, причём это хроническая ситуация, она лишь обостряется в период кризиса, но и в обычный, спокойный период там очень нелегко. Поэтому в дополнение к прямой государственной поддержке мы устанавливаем для моногородов специальные экономические условия. Бóльшая часть всей этой нормативной базы уже создана.
Ещё один льготный механизм для инвесторов – это особые экономические зоны. Федеральный закон был принят 10 лет назад – в 2005 году. В целом по стране резиденты особых экономических зон, а это почти 450 компаний из 30 стран, вложили порядка 180 млрд рублей в инфраструктуру, в высокотехнологичные проекты, в импортозамещение.
Есть постоянные обращения от регионов о создании новых особых экономических зон, о расширении границ действующих зон. Они пишут мне, обращаются ко мне, обращаются в министерство. Но это процесс сложный, требующий анализа.
К работе особых экономических зон возникают и вопросы. Очевидно, должны быть подготовлены предложения по корректировке законодательства, чтобы всё-таки эти зоны работали эффективно.
И в целом хочу сказать, что деятельность институтов развития нуждается в серьёзном обновлении. Нужно предметно посмотреть, кто чем занимался эти годы, каковы результаты, какие механизмы работают, а какие нет и почему не работают, чётко разграничить полномочия, ответственность, чтобы сделать систему институтов развития более компактной и более эффективной. Я думаю, что это можно сделать и это действительно было бы полезно.
Третье, о чём хотел бы сказать: государственную поддержку, в том числе по линии наших институтов развития, после того как они будут приведены в более современный вид, нам нужно продолжить, но не менее важно помогать бизнесу и по другим направлениям. Я имею в виду сокращение процедур, всякого рода административных требований, ограничение квазифискальных платежей и различных сборов. Дело это тоже нелёгкое, потому что мы мастера изобретать всякого рода новые сборы, которые всегда объясняются благими целями. Наверное, так оно и есть: эти цели благие. Но в конечном счёте появление всякого рода квазифискальных платежей реально бьёт по деловому климату в нашей стране, по интересам предпринимателей. Всё это остаётся среди важнейших задач министерства, которые нужно будет решать и в этом году.
У нас есть национальная предпринимательская инициатива, её «дорожные карты». В прошлом году мы прошли своего рода промежуточный финиш – завершили работу по четырём картам, что само по себе очень важно. Не должно быть бесконечных продлений, не должно быть карт, которые не имеют границ. Иначе это будет абсолютно не продуктивно. Завершена работа – карта закрыта.
О результатах я много говорить не буду. Ваше министерство координирует эти процессы, и всей информацией вы владеете. Но по большому счёту предпринимателей не очень волнует, сколько документов выпущено, им важно, как на деле меняется ситуация. Это совокупный результат нормативных решений и деятельности конкретных должностных лиц. Поэтому по наиболее значимым решениям вместе с деловым сообществом будет проводиться целевой мониторинг правоприменительной практики.
Ваше министерство в целом плотно работает с деловым сообществом. Для ведомства, которое занимается экономическим развитием, это абсолютно необходимо. Но важно, чтобы министерство не просто слышало бизнес, но и отвечало на запросы бизнеса, в том числе через оценку регулирующего воздействия, которое проводят специалисты министерства. Этот институт, кстати, получился, он хороший, но в последнее время, скажем прямо, он немножко подсдулся, о чём нам говорят и коллеги, представляющие бизнес. Нам нужно вдохнуть в него новую жизнь, тем более что основная задача – ещё на стадии подготовки нормативных документов выявлять избыточные и неэффективные нормы. С этого года оценка распространена и на сферу корпоративного управления, а также на закупки, которые проводятся в соответствии с 223-м Федеральным законом. Ещё раз подчёркиваю: нужно вернуться к более внимательному отношению к оценке регулирующего воздействия. Благотворное влияние этого института отмечали все, кто столкнулся с ним на практике, и, самое главное, представители делового мира.
Ещё одно направление деятельности Минэкономразвития – это обеспечение эффективной работы многофункциональных центров. Сейчас их почти 2700, 95% наших граждан могут быстро, комфортно получить здесь федеральные, региональные и муниципальные услуги. Человек в силу своей природы быстро привыкает к хорошим изменениям. Достаточно вспомнить, как выглядели эти услуги и места, где они оказывались, до появления МФЦ. Конечно, разница колоссальная. Поэтому нам нужно этот сервис расширять, с тем чтобы он был доступным и в отдалённых, и даже в малонаселённых пунктах. В ближайшее время планируется расширить перечень социально значимых и сопутствующих услуг. План развития многофункциональных центров на ближайшие три года я подписал несколько дней назад.
Четвёртое, о чём хотел бы сказать. Мы должны сформировать стабильный и платёжеспособный спрос на продукцию российских компаний как на внутреннем, так и на внешнем рынках.
Наши предприятия уже начали выпускать аналоги иностранных товаров, которые до этого не производились в нашей стране или производились в незначительных объёмах. Сейчас такая необходимость производить эти товары есть, есть и поддержка со стороны государства. По отдельным видам товаров и услуг для российских поставщиков создан преференциальный режим. И вчера мы как раз на нашем совещании по импортозамещению, которое в Челябинске проходило, рассматривали вопросы импортозамещения по одному из важных направлений – по топливно-энергетическому комплексу. Там большое количество денег циркулирует, и даже относительно небольшое изменение в сторону покупки собственной продукции существенно влияет на рынок, на доходы, на рабочие места.
На это всё должна быть направлена работа и самого аппарата министерства, и подведомственных структур министерства, прежде всего Росаккредитации и Роспатента. Часто наши предприятия, которые готовы выпускать вполне конкурентоспособную продукцию, не могут полноценно работать на внешних рынках не только из-за кредитных проблем, но и из-за проблем с авторскими правами или отсутствия сертификатов, которые признаются за рубежом. Нужно оказывать им в этом всемерную поддержку.
Очевидно, что всё, о чём я сейчас говорю, нам нужно делать сегодня не самостоятельно, в одиночестве гордом, скажем так, а с партнёрами по Евразийскому экономическому союзу. Мы недавно с коллегами – руководителями правительств стран Евразийского союза обсуждали эту тему в Москве. Конечно, рынок со 180 млн потребителей интереснее и для бизнеса, и для развития этого рынка, больше можно сделать, но важно, чтобы он был действительно единым, по крайней мере по ключевым секторам наших национальных экономик. Для этого нужно более активно устранять изъятия из существующих, установленных сегодня четырёх свобод. Конечно, нам нужно развивать национальную инфраструктуру поддержки промышленного экспорта. Минэкономразвития этим занимается активно, мы выстроили систему одного окна, когда в одном месте экспортёр может получить весь набор услуг по кредитованию, по страхованию, гарантии, консультации, юридическое сопровождение. Всё это нужно обязательно продолжать.
И пятое, о чём хотел бы сказать. Такую же систему одного окна мы начали создавать для малого и среднего бизнеса, чтобы, во-первых, координировать многочисленные федеральные и региональные программы поддержки небольших предприятий, смотреть те возможности, которые есть, использовать те льготы, которые установлены, а во-вторых, сделать эту поддержку более понятной, более доступной для тех, собственно, кому она и предназначена, и в этом важнейшая задача корпорации по развитию малого и среднего предпринимательства.
Я отметил лишь некоторые направления деятельности министерства, подведомственных министерству агентств. Конечно, есть и другие, кстати, не менее важные, – это и стимулирование инновационной активности, и эффективное управление государственным имуществом, и развитие государственной контрактной системы, и совершенствование деятельности государственных компаний, компаний с государственным участием. По всем этим позициям нам предстоит большая работа. И самое главное, нужны весомые, конкретные результаты. Об этом сейчас расскажет министр.
А я ещё раз хочу вас сердечно поблагодарить за ту работу, которая велась министерством в прошлом году, пожелать вам столь же энергичной работы в этом году. И конечно, всех с наступающими майскими праздниками, которые в нашей стране, как обычно, очень длинные. Это не должно сказаться на работе министерства. Спасибо.
А.Улюкаев: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые коллеги!Период прошлого, позапрошлого годов экономисты называли периодом идеального шторма, когда сошлось большое количество рисков – рисков глобальных, внешнеэкономических, политических, структурных и так далее.
Несмотря на такую концентрацию рисков, я считаю, в целом экономика России прошлого года доказала свою высокую адаптивность и устойчивость, и тот спад, который был (мы признаём, что он существенный – 3,7% ВВП), всё-таки оказался существенно меньше, чем предвидели, чем ожидали крупнейшие аналитики – и отечественные, и мировые, такие как рейтинговое агентство Moody’s, которое предполагало падение 5,5%, да и наши: близкий моему сердцу институт Гайдара ожидал 6,5%, а специалисты Высшей школы экономики – 6,8%. Кстати говоря, эти коллеги и в этом году продолжают упорствовать в своём заблуждении и рисуют цифры спада в этом году 1,5–2%. Я хочу им сказать: не дождётесь!
Тем не менее ситуация остаётся непростой. Глобальные рынки ищут новое равновесие. Это касается сырьевых рынков, рынков капитала. Существенно снижаются обороты мировой торговли, обостряются глобальные вызовы, в том числе вызовы безопасности. И здесь очень важно эту адаптивность российской экономики, которая себя показала в ситуации острых нефтяных шоков, этот запас прочности, который есть у самой экономики, плюс фактор экономической политики Правительства, которая реализуется через план социально-экономической стабилизации, – адекватной антикризисной политики максимально полно использовать.
Действительно, и в прошлом году – и в части поддержки финансовых рынков, докапитализации российских банков, и в части поддержки реального сектора экономики, основных наших индустрий мы смогли отработать неплохо, и в этом году мы надеемся также создать условия для минимизации рисков и начала активного развития. Важно определиться с направлениями, с идеологией развития. Здесь не может быть простых решений, простых решений как с одним знаком, так и с другим знаком, простых решений в виде высокой эмиссии, раздачи денег, простых решений в виде введения таких цифровых фетишей: будет 4% инфляции – и жизнь начнётся хорошая, будет не выше 3% дефицит бюджета – и всё будет хорошо. Боюсь, что это не совсем так. Соблазн простых решений непростых проблем... Я в своё время, 25 с лишним лет назад, опубликовал статью с названием «О простых решениях непростых проблем» – к сожалению, она актуальна, боюсь, и сейчас. А нам нужны не простые решения, нам нужна сложная и умная экономическая политика.
Что же нам мешает? Вот Дмитрий Анатольевич меня немного подковырнул моим словечком stand-by. Я ещё одно словечко, Дмитрий Анатольевич, использую: «сюрпляс» – и английское, и французское. Они говорят об одном и том же, что ресурс-то есть. Почему не используем ресурс? Прибыль компаний в прошлом году выросла на 53%, выросли депозиты в банках. Вроде бы, казалось, создана ситуация для начала экономического роста. Его нет. И поэтому мы считаем, что новая модель развития должна опираться на активную инвестиционную политику. Активная инвестиционная политика в нашем представлении зиждется на четырёх китах.
Первое – это создание инвестиционного ресурса. Эта ситуация получения высокой прибыли во многом была связана с независящими от нашей воли факторами глобального спроса и изменения курсовых соотношений валюты. Нужно её поддержать в будущем – прежде всего активной политикой по снижению издержек компаний, прежде всего в частном бизнесе.
Во-вторых, коль скоро создаётся инвестиционный ресурс, должны быть созданы условия для его трансформации в реальные инвестиции. Норма сбережения у нас исторически всегда бывает неплохой, а норма накопления сильно отстаёт.
Этот механизм трансформации ресурса в инвестиции, увеличение склонности к инвестированию опирается на набор макроэкономических регуляторных мер, которые обеспечивают высокий уровень доверия в бизнесе, между бизнесом и государственными органами, улучшение в целом бизнес-среды.
Третье – это стимулирование инвестиционной активности через набор специальных инструментов государственной поддержки инвестиций.
И четвёртое – это расшивка спросовых ограничений, потому что ни один инвестиционный проект не будет реализовываться, если непонятна его финансовая отдача, непонятен денежный поток, который он будет продуцировать. Это спросовые ограничения внутреннего рынка, которые должны расшиваться прежде всего через эффективное использование политики импортозамещения, и агрессивная политика на внешних рынках –выходы на новые для нас рынки и закрепление на тех рынках, на которых российский экспорт уже присутствует.
Несколько слов по каждому из этих направлений.
Первое. Создание инвестиционного ресурса. Понятно, что это прежде всего условия для самофинансирования компаний. Самофинансирование компаний – это разница между доходом и издержками, поэтому работа с издержками остаётся одним из наших важных приоритетов. И важно, что мы эти приоритеты максимально полно стараемся вместе с деловым сообществом реализовывать. Это прежде всего ограничение тарифов наших инфраструктурных монополий по принципу «целевая инфляция минус», стимулирование этих компаний к снижению издержек. Мы на прошлом заседании коллеги, как вы помните, в феврале этого года, обсудили эти проекты. Я подписал приказ о 19 приоритетных проектах, которые будут реализовываться, с понятными KPI и с понятными результатами и ответственностью за их реализацию. Один из них – это формирование долгосрочных тарифов на 2017–2020 годы на этом уровне инфляции минус с сохранением уровня надёжности инфраструктуры и сокращением издержек компаний – естественных монополий. Эта работа будет опираться на технологический ценовой аудит, независимую экспертизу, которая будет оценивать состоятельность предлагаемых технологических, инвестиционных и организационных решений. Мы подготовили соответствующий законопроект об организации этой работы. Он внесён в Правительство. Уже работа практически реализуется.
Я рад сказать, что мы с сентября прошлого года очень активно с компанией «Российские железные дороги» работаем над проектом комплексного аудита издержек. Привлечены квалифицированные аудиторы для этой работы. Уже первый этап закончился. Олег Валентинович Белозёров здесь присутствует, он расскажет, наверное, более подробно об этом. Но я хочу сказать, что уже десятки миллиардов рублей – это только результат первого этапа, тех очевидных излишних издержек и в опексах, и в капексах, которые положены будут в основу более аккуратной политики издержек без ущерба для инвестиционной программы компании. Мы затем будем распространять дальше, сейчас такие директивы для компаний с госучастием подготовлены и будут реализовываться. На очереди у нас ещё две наши крупные компании в области электроэнергетики – «РусГидро» и «Российские сети». Мы уже тоже начинаем приступать практически к имплементации здесь этой работы.
Конечно же, издержки компаний – это и правильный баланс между динамикой номинальных заработных плат и ростом производительности труда. Здесь мы совместно с Минтрудом готовы дать предложения по корректировке трудового законодательства, направленные на повышение гибкости рынка труда. Я напомню, что совсем недавно наши казахские друзья и коллеги реализовали довольно радикальную реформу трудовых отношений. Надо, конечно, посмотреть, какой это даст экономический результат, тем не менее это интересный вызов, и мы должны ему соответствовать.
Третий фактор – это снижение уровня административных издержек для бизнеса через сокращение объёма отчётности, уменьшение количества проверок, упорядочение и снижение неналоговых платежей и сборов. Это также, по нашим расчётам, несколько сотен миллиардов рублей в год, которые могут быть сэкономлены для бизнеса. Поэтому у нас есть также приоритетный проект – формирование нового облика системы государственного контроля и надзора. Количество проверок уже снижается в рамках этой работы – за последние два года снизилось больше чем на 20%: у нас было 2,6 млн, снизилось до 2,075 млн. В этом году предполагается также снижение на 20% плановых проверок, это 165 тыс. примерно проверок в год. Вводится запрет на истребование документов и сведений, которые могут быть получены в рамках межведомственного информационного взаимодействия, это 153 вида документов. Заложена законодательная основа системы управления рисками. Риск-ориентированный контроль и надзор даёт, по экспертным оценкам, от 30% снижения издержек и выше. На первом этапе работа по управлению рисками в надзоре будет вестись в трёх видах: пожарный, санитарно-эпидемиологический и надзор в области связи. Затем будем его распространять и на иные виды.
Подготовлены меры против необоснованных проверок. В Правительство мы внесли законопроект, предусматривающий обязательную идентификацию при подаче электронных жалоб, а также предварительную проверку жалоб, что должно исключить проверки по анонимным и ложным сигналам, на что справедливо обращают внимание представители бизнеса.
Мы подготовили предложения по установлению на ближайшие три года пороговых цифр по количеству проверок, которые директивно снизят их число в самых массовых видах. Соответствующий проект указа Президента разработан, обсуждён с надзорными органами и в ближайшие дни будет внесён в Правительство.
Правительство Российской Федерации утвердило «дорожную карту» совершенствования контрольно-надзорной деятельности, и в соответствии с ней риск-ориентированные подходы будут внедряться и будет обеспечена концентрация внимания органов контроля и надзора на опасных и недобросовестных предприятиях.
Председатель Правительства уже упомянул такой важный институт по оптимизации административных издержек бизнеса, как оценка регулирующего воздействия. Действительно, необходимо вдохнуть новую жизнь в эту систему, и мы сейчас будем стараться делать это через внедрение процедур оценки фактического воздействия по тем нормативно-правовым актам, которые были внедрены и которые обещали серьёзную экономическую отдачу – а так ли это на самом деле? Соотношение фактических результатов регулирования и заявленных целей регулирования является предметом фактической оценки регулирующего воздействия. Сейчас уже утверждён порядок и методология проведения этой оценки, и в этом году будет проведена фактическая оценка по наиболее значимым для бизнеса нормативным актам.
Будет продолжаться работа рабочей группы, которая по Вашему, Дмитрий Анатольевич, поручению была создана, по отмене или по крайней мере снижению избыточных неналоговых платежей.
Второе важнейшее направление для инновационной активной политики – это создание условий для трансформации сбережений в инвестиции, с тем чтобы они не материализовались в виде оттока капитала или в виде вхождения в краткосрочные высоколиквидные активы, а материализовались в реальных долгосрочных инвестициях, в реальном секторе экономики.
Здесь, конечно же, важны все меры, связанные с обеспечением макроэкономической стабильности, предсказуемости макроэкономической среды, которая позволит снизить процентные ставки и тем обеспечить через кредитную систему локализацию ресурса на наиболее эффективных участках, современных участках экономики.
Но, конечно же, важна и работа по радикальному повышению качества государственного регулирования, улучшению регуляторной среды, той среды, в которой живёт и качественно или некачественно развивается бизнес.
Здесь у нас два ключевых приоритетных проекта – проект по улучшению в целом делового климата и проект по развитию малого бизнеса.
Новое качество предпринимательской среды мы стремимся сформировать, конечно же, через обновление «дорожных карт» национальной предпринимательской инициативы. Да, некоторые из них уже завершены, и можно сказать, что завершены с существенным успехом. Но новые направления «дорожных карт» будут развиваться сейчас. Это «дорожные карты» по оптимизации подключения к газоснабжению, по оптимизации процедур в строительстве, по технологическому присоединению к теплоснабжению, водоснабжению, водоотведению, по экспортным, импортным процедурам, снижению логистических издержек, совершенствованию корпоративного управления.
Принципиально важным для нас является проект по развитию малого и среднего предпринимательства, который также сфокусирован и на снижении административных барьеров, и на формировании по-настоящему эффективных механизмов государственной поддержки малого и среднего бизнеса. Уже введён мораторий на проведение плановых проверок надзорными органами малых предприятий – добросовестных предприятий, которые не имели принципиальных столкновений с надзорными органами в течение последних трёх лет до момента введения моратория. Будет обеспечено сокращение внеплановых проверок. Подготовлены законопроекты о применении предупреждения в качестве исключительной санкции за правонарушение, совершённое впервые, предложения по либерализации уголовного законодательства. Увеличивается порог для применения упрощённой системы налогообложения – вдвое увеличивается. Продляется действие единого налога на вменённый доход. Вводятся дополнительные налоговые вычеты для тех, кто переходит к применению кассовой техники нового образца.
Очень многие наши ожидания связаны с работой Федеральной корпорации по развитию малого и среднего предпринимательства, мы очень тесно работаем. У нас завтра будет заседание совета директоров корпорации, на котором мы будем и подводить некоторые итоги (они уже есть), и намечать планы на будущее. К итогам я бы отнёс то, что существенно выросла гарантийная поддержка кредитования малых и средних предприятий с начала года. Это больше 4 тыс. гарантий на сумму более 24 млрд рублей. Выдача кредитов с помощью этого объёма гарантий превысила 50 млрд рублей. Это существенный вклад в экономику малого и среднего бизнеса. Причём это на комфортных условиях: малый бизнес получает под 10% годовых, средняя компания – под 11% годовых. Притом что рыночная ставка для МСП сейчас, конечно же, в полтора-два раза выше. К августу будет запущен бизнес-навигатор. Это современная информационная система, которая направлена на ориентирование начинающих предпринимателей из массового сектора по существующим рыночным нишам, которые обеспечат эффективность занятия этим бизнесом. При этом услуги предпринимателям будут оказываться через настройку на это многофункциональных центров для бизнеса.
С августа заработает единый реестр субъектов малого и среднего предпринимательства и станет инструментом увязки спроса и предложения на рынке закупок товаров, работ и услуг крупнейшими госкомпаниями. Уже сейчас планы закупок согласованы с 35 компаниями, на кону порядка 150 млрд рублей заказа на товары и услуги для малого бизнеса этими компаниями. Мы будем работать на расширение и числа компаний, и на увеличение самой квоты, которая будет установлена для малого и среднего предпринимательства.
Третья составляющая этой инвестиционной модели – это стимулирование инвестиционной активности через механизмы государственной поддержки. Дмитрий Анатольевич говорил уже о мощном институте государственного и частного партнёрства. И мы также нацеливаем один из наших проектов на обеспечение доступа частного капитала, модернизацию управления коммунальной инфраструктурой субъектов Российской Федерации, в том числе в малых городах. Для этого необходимо расширить возможности и формы участия частных операторов управления инфраструктурой. Необходимо продолжить процесс выхода неэффективных государственных и муниципальных предприятий из управления коммунальной инфраструктурой, разработать целевую модель функционирования коммунальной инфраструктуры, в том числе для малых городов – мы предлагаем отработать это на пилотном проекте в одном из российских регионов, для того чтобы сформировать оптимальную схему достижения целевой модели, в том числе и её правовую основу. Конечно же, проектное финансирование, о котором также Председатель Правительства упоминал, – хороший задел был создан в прошлом году: 42 проекта, примерно 350 млрд рублей инвестиций в долгосрочные проекты. К сожалению, в этом году мы пока только продолжаем реализацию уже принятых проектов. Для того чтобы принимать новые, нам необходимо не только использование бюджетных гарантий (они предусмотрены в законе о бюджете), но и решение вопроса с лимитом рефинансирования Банка России для этих целей.
Конечно же, важна и четвёртая составляющая новой инвестиционной модели – это формирование спроса, снятие ограничений для российских компаний в доступе на внешние рынки и повышение конкурентоспособности на рынке внутреннем. Здесь принципиально важна поддержка несырьевого экспорта. Он довольно неплохо рос в прошлом году, в целом экспорт вырос на 6,1% в реальном выражении. Согласно нашей «дорожной карте», шестипроцентная планка должна поддерживаться и в 2016 году, и в последующие годы. При этом важно задействовать инструменты интеграционные, инструменты повестки торговых переговоров, такие как наша работа по проекту таможенного кодекса Евразийского экономического союза. Союз развивается. Он увеличивается и количественно (два новых члена в прошлом году вступило), он развивается и качественно – с точки зрения создания рынка не только товаров, но и услуг, и капитала, и рабочей силы. И здесь, конечно, внедрение таможенного кодекса даст необходимые эффекты.
Востребованным является формат соглашения о зонах свободной торговли с нашими важными партнёрами. Такой формат уже имплементирован в отношениях с Вьетнамом, ведём работу с Израилем, Египтом, Сингапуром, Индией. Кроме этих преференциальных соглашений начинается работа по непреференциальным соглашениям, в частности, по соглашению с Китайской Народной Республикой. Очень важна работа по созданию стратегического торгово-экономического партнёрства в отношениях со странами ШОС. Недавно мы встречались с моими коллегами – министрами экономики этих стран, подготовили соответствующее предложение, которое, надеемся, будет поддержано и политическим руководством наших стран. Речь идёт о формировании в долгосрочной перспективе континентальной зоны свободной торговли с участием как действующих, так и потенциальных членов организации.
Конечно же, работу вовне нужно дополнить форматом системы поддержки экспорта внутри страны. Та работа одного окна, которая уже началась, Российский экспортный центр, с ним в увязке Росэксимбанк и ЭКСАР, – это большая практическая работа. Объём проектов, которые сейчас находятся в работе этих организаций, – это порядка 200 млрд рублей, это поддержка и нашего автопрома, и транспортного машиностроения, и энергетического машиностроения, и многих других отраслей, и эта работа будет, безусловно, продолжаться. Мы замыкаем работу Российского экспортного центра на систему торговых представительств, создавая соответствующие торговые дома. В этом году будет создано 10 первых образцов в таких странах, как Вьетнам, Китай, Иран, Таджикистан, Австрия, Индия, Казахстан, Франция, Южно-Африканская Республика. Важно, чтобы механизм одного окна работал вместе с субъектами Федерации, поэтому заключаются соглашения между Министерством экономического развития, Российским экспортным центром и администрациями субъектов, которые позволяли бы бизнесу получать ту поддержку, которая позволит ему выходить на внешние рынки. Для дальнейшей стандартизации, повышения эффективности этой работы мы предлагаем также меры по объединению усилий названных организаций и Внешэкономбанка. Мы подготовили проект закона о поддержке экспорта в Российской Федерации, который также позволит на законодательном уровне закрепить взаимосвязь между инструментами поддержки экспорта и механизмами их реализации.
Ещё очень важный проект наш – это обеспечение опережающего роста отечественных частных высокотехнологических экспортно ориентированных компаний и формирование на их базе транснациональных компаний российского базирования. В современной России существуют у нас десятки высокотехнологических компаний, однако их оборот, как правило, не превышает 10–20 млрд рублей, в то же время экспансия таких компаний на внешние рынки, несмотря на то что каждая из них позиционируется на достаточно узкой локальной нише, может дать очень серьёзную прибавку и к нашему экспорту, и к нашему ВВП. И здесь мы будем оказывать организационное содействие в получении доступа к существующим механизмам господдержки и инициируем изменение в нормативном регулировании, которое направлено на снижение административных барьеров и актуализацию набора инструментов поддержки инновационной деятельности для этих компаний.
Ещё один проект, который также касается инноваций, – это инновационные кластеры, которые у нас работают в 26 точках. Это и крупнейшие городские агломерации, это наукограды, это ЗАТО, это технико-внедренческие зоны. Уже довольно серьёзный рост производительности труда, выработки на одного работника достигается. Объём выпускаемой продукции в кластерах превышает 2 трлн рублей. Создаётся большое количество современных высокотехнологичных рабочих мест. Сейчас очень важно обеспечить правильную, эффективную локацию ресурсов, стимулировать отбор наилучших кластеров и там концентрировать те возможности, которые в силу известных бюджетных ограничений у нас пока небезграничные.
Я за неимением времени не буду останавливаться на всех наших проектах. Мы своевременно будем докладывать и Правительству, и общественности об их реализации, но важно, что они, хотя и сориентированы на среднесрочную перспективу, должны начать давать отдачу уже в этом году. Мы рассчитываем (и докладывали Правительству об этом) к 2017 году выйти на траекторию инвестиционного роста, для этого задействовать все те механизмы, о которых я говорил.
Вся эта, работа, конечно же, должна опираться на повышение качества государственного управления. Мы связываем большие ожидания с тем решением по переформатированию этой работы, которое Председатель Правительства и Президент вынесли. Мы хотим максимально эффективно здесь давать свои предложения и стремиться к их реализации, тем более что это связано напрямую с выстраиванием системы стратегического планирования. Напомню, что в этом году мы должны уже дать её результаты – это долгосрочная стратегия социально-экономического развития и долгосрочный прогноз, которые должны быть приняты уже к концу этого года. Это серьёзный вызов, серьёзная амбиция, которую мы должны реализовывать.
Не буду касаться большого количества других вопросов. Конечно же, это и вопросы контрактной системы, государственных закупок. Это и земельно-имущественные отношения, повышение эффективности управления государственным имуществом и реализация новой и довольно амбициозной программы приватизации государственных активов. Это региональное развитие, инновационная политика, управление интеллектуальной собственностью, дальнейшее развитие системы многофункциональных центров, повышение качества предоставляемых государственных услуг. Это многообразие деятельности, которое всё-таки должно в конечном счёте быть закреплено на едином стержне повышения уровня инвестиционной активности, улучшения деловой среды, мобилизации ресурсов для развития, что позволит нам преодолеть это противоречие между базовым и целевым прогнозом и выйти на те темпы экономического роста, которые, безусловно, заслуживает современная Россия и которые серьёзно будут способствовать улучшению условий жизни и труда.
Хочу поблагодарить всех моих коллег, сотрудников министерства, а также наших коллег, которые работают в других ведомствах, в аппарате Правительства и в государственных институтах развития. Мне кажется, мы демонстрируем образцы такой командной работы, довольно неплохой в этой ситуации, и хочу, как полагается, Дмитрий Анатольевич, заверить Вас, что на нас можно положиться. Спасибо.
С.Жвачкин: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемый Алексей Валентинович! Уважаемые коллеги! Как известно, сегодня средства выделяются у нас отдельно по государственным программам. Здесь и результаты, и показатели, они – ведомственные, отраслевые и абсолютно не учитывают те большие программы, которые есть по каждому региону и в России в целом.
Практически ни в одной территории России нет проекта, который бы касался одной какой-то отрасли, они сегодня действительно межведомственные. И в этом решении проблем теряется смысл большого проекта. Мы все помним хорошую миниатюру Аркадия Райкина, когда один пуговицу пришивал, другой – гульфик. А кто за костюм отвечает, у нас сегодня так и не определено.
Сегодня в Правительстве абсолютно правильно обсуждается переход на проектный метод работы. Я хочу сказать о нашем томском методе. Мы занимаемся уже два года им совместно с Минэкономразвития. Мы реализуем уникальный для страны проект комплексного регионального развития «ИНО Томск». Его утвердили, Дмитрий Анатольевич, Вы в январе прошлого года. Спасибо Вам огромное. Федеральную рабочую группу с участием 12 министерств возглавляет Аркадий Дворкович.
Каких результатов мы достигли за год? Сразу хочу сказать, что, если бы этого проекта не было, федерального, его надо было бы придумать, потому что результаты хорошие. Сегодня, понятно, в центре внимания этой федеральной рабочей группы как раз актуализация межведомственных проблем, которые стоят на пути реализации, и группа эта координирует госпрограммы. Могу сказать, что за год было 91 поручение Правительства 21 министерству и ведомствам. То есть даже если 10%, как у нас порой в России бывает, исполнится, то это огромное достижение.
Я приведу примеры. У нас достаточно хорошо идёт много кластеров – по IT-технологиям, фармакологии, но особенно хорошо – по возобновляемым ресурсам и лесопромышленному комплексу. У нас есть такой проект – Асиновский лесопромышленный комплекс. Это единственный объект, куда вкладывается частный китайский капитал – частный, подчёркиваю. Они вложили уже больше 20 млрд. Весь этот проект стоит 100 млрд. В проекте участвуют около шести министерств: Минэк, Минтранс, Минпромторг, Минстрой и другие. И вот смотрите: проект стоит 100 млрд, китайцы вложили 20, мы первый из 10 заводов ввели, но там всё упирается в дорогу Камаевка – Асино, она стоит всего 3 млрд. Для Минтранса это не такой большой, не интересный объект, это региональный объект, говорят: стройте сами. И благодаря именно «ИНО Томску» поступили предложения (могу вам сказать, что неделю назад уже 500 млн было), мы построим эту дорогу, которая открывает путь огромным, миллиардным инвестициям. Вот что такое проектное управление регионами.
Ещё один пример. У нас, вы знаете, город институтов, и сегодня у нас идёт очень интересный проект: мы создаём федеральный центр здоровья человека. Объединяем шесть институтов Академии наук, Федерального агентства научных организаций, участвует шесть министерств, в том числе Минобр, Минздрав. И если бы не эта программа «ИНО Томск», в которой прямые указания были, как объединить отдельные госпрограммы в одно целое, для того чтобы это было выгодно и Федерации, и регионам, я просто не представляю, как бы мы это всё сделали. Вообще в проекте «ИНО Томск» применяется на сегодняшний день уже 50 инструментов федеральной экономической, промышленной, инновационной политики. Все те механизмы развития, о которых Вы говорили, задействованы. И безусловно, без этой программы мы бы ничего не сделали.
Действительно, уважаемые коллеги, сегодня, на мой взгляд, нужна как раз работа не по поручениям, а по проектам, и в центре каждого – межведомственная задача, для решения которой координация нужна и диалог между министерствами.
Мы заинтересованы в усилении Минэкономразвития как координатора и площадки системной межведомственной работы на проектной основе. Без этого просто дальше двигаться нельзя. И я уверен, что моё предложение, конечно, поддержат и другие субъекты Федерации.
Поэтому сегодня, пока ключевые элементы одного проекта разбиты по госпрограммам: дорога в одном, здания в другом, кластеры в третьем, наука в четвёртом, – мы результат никогда не получим. И, конечно, деньги выделять надо не только по государственным программам, но и по целевому эффекту.
Сегодня Правительство определяет подходы к реализации проектного управления в госсекторе и созданию проектного офиса. Я предлагаю использовать опыт в том числе реализации комплексного проекта «ИНО Томск». Он доказал свою работоспособность, вы знаете, что по нашему пути пошла Казань. Сегодня такой же проект – «Иннокам» утверждён. Потому что это действительно действующий и рабочий проект. Но самое главное – он доказал способность Минэкономразвития быть эффективным связующим звеном между ведомствами. Поэтому я уверен, что Минэкономразвития будет играть ту роль, которую оно должно играть, играть не только ради регионов, но и для выполнения федеральных программ, и в том числе, конечно, на территории Томской области. Спасибо вам за работу.
О.Белозёров: Уважаемые участники заседания! В 2015 году «Российские железные дороги» выполнили поставленные задачи по перевозке грузов и пассажиров. И окончание предыдущего года было крайне активным в части работы с расходами, по повышению эффективности. Эта работа велась совместно с Министерством экономического развития, и мы вышли в положительный результат. При этом мы сократили расходы почти на 40 млрд, удержали рост себестоимости перевозок на семь с небольшим процентов.
Один из ключевых показателей, о котором хотел сказать, – это повышение производительности труда. В 2015 году рост этого показателя составил 4,8%.
В целом деятельность компании нацелена не только на внутренний поиск резервов, но и на стимулирование развития производственных отраслей экономики. Мы понимаем, что, если будет груз, у нас будет заработок, и, соответственно, мы должны создать такие условия в экономике, которые дали бы возможность активнее работать.
По итогам I квартала у нас картина неплохая. Мы полностью удовлетворили спрос на грузовые перевозки и обеспечили рост погрузки на 0,7%. У нас вырос и грузооборот на 0,4%.
При этом улучшили все наши показатели. Это и средняя скорость доставки гружёных отправок до 400 км в сутки. И выросла надёжность.
Но основной индикатор нашей работы по поддержке промышленности – это, конечно же, тарифные условия для грузовладельцев. Как на заседании Правительства было предписано, максимальная ставка на 2016 год нам установлена по тарифу 9%. Эффективную ставку нам сказали – не превышать 7,5%. Мы пошли, совместно пообсуждали, сделали ещё лучше – у нас в I квартале рост составил всего 3%. Мы считаем, что это даст экономике в целом снижение уровня тарифной нагрузки на грузоотправителей на 45,5 млрд рублей.
Несколько слов хотел бы сказать о том, что для себя сейчас считаем важным.
Финансовая сбалансированность. Абсолютно справедливо уже было сказано, что в нынешней ситуации прогнозировать очень сложно, и спасибо большое Минэкономразвития, что точки реперные нам даются, поскольку наша экономика, наш бюджет напрямую завязан на эти показатели. Буквально за небольшой промежуток времени, правда, эти прогнозы несколько раз изменились. Хочу напомнить, что 1% инфляции, вообще 1% для нас – это более 10 млрд рублей, поэтому колебания очень серьёзно отражаются на нашем бюджете. И мы сейчас работаем совместно с Минэкономразвития над тем, как улучшить механизм принятия решений в такой динамичной ситуации, поскольку мы определяем объём заказа в нашей программе не только для себя, но и для широкого круга предприятий промышленности, для потребителей.
Второй вопрос, по которому мы сейчас очень интенсивно работаем, – это вопрос реализации инвестиционной программы. Мы считаем, что 2016 год должен стать ключевым с точки зрения построения, исполнения инвестиционной программы через призму целевого проектного подхода. Здесь возможности и знания Минэкономразвития для нас важны.
Мы уже осуществили несколько шагов, мы получили дополнительную оценку по результатам проведения технологического и ценового аудита. Считаем, что основной эффект получим в этом и в следующем году.
Ключевой вопрос – тарифное регулирование. Совместно с заинтересованными органами исполнительной власти компания участвует в разработке концепции нового прейскуранта на грузовые перевозки. Мы сейчас руководствуемся документом, которому 13 лет, и мы пришли к выводу, что надо его усовершенствовать. Одна из ключевых задач в рамках прейскуранта – это исключение перекрёстного субсидирования перевозок одних грузов за счёт других внутри «Российских железных дорог». При этом мы понимаем, что важно, чтобы прейскурант гарантировал возмещение затрат как минимум на уровне себестоимости. Понимаем, что такой подход, возможно, приведёт к корректировке уровня действующих железнодорожных тарифов и, возможно, изменению системы поддержки различных отраслей экономики. Но прейскурант создавался с активным участием экономического блока несколько десятилетий назад, и эта система перекрёстного субсидирования была туда зашита. Нам предстоит очень серьёзный труд, чтобы сейчас эту модель создать заново.
В текущих экономических условиях мы активно реализуем гибкую тарифную политику. Но здесь тоже просили бы нас поддержать. Обычно говорят исключительно о «Российских железных дорогах», но я неоднократно уже докладывал на совещаниях о том, что товаропроводящая цепочка шире – есть и стивидоры, есть и иные перевозчики. Соответственно, на эту структуру комплексно нам необходимо вместе посмотреть.
Модель рынка грузовых перевозок. Мы считаем, что в течение последних лет сложившаяся модель рынка грузовых перевозок всё-таки имеет очень серьёзные риски устойчивости. На рынке оперирования грузовыми вагонами сейчас очень низкие суточные ставки за вагон, у нас присутствует избыточный вагонный парк, что порождает и тянет за собой ряд проблем, в том числе с лизинговыми компаниями, с банковским сектором. Мы считаем, что эту несбалансированность нужно в течение какого-то времени привести в порядок. И считаем, что этого можно было бы добиться с использованием конкурентных механизмов на публичных площадках. Неким образом выставить условия – может быть, на бирже вагонной, может быть, на какой-то иной площадке. Соответственно, над этой проблемой мы сейчас очень активно совместно работаем.
И ещё один значимый вопрос – это необходимость, целесообразность разделения инфраструктурной и перевозочной деятельности. Вопрос стоит, мы открыты для обсуждения этой проблемы, но считаем (и здесь спасибо большое Министерству экономического развития в поддержке позиции), что мы не должны нарушить основной принцип работы железнодорожного транспорта: обеспечение стабильности, надёжности и безопасности железнодорожных услуг. Буквально в течение нескольких месяцев мы должны совместно подготовить такую модель, и мы её представим в том числе и в Правительство.
В заключение хотел бы поблагодарить экономический блок Правительства Российской Федерации, руководство и коллектив Министерства экономического развития за внимание к железнодорожной отрасли и поддержку. Спасибо вам большое!
К.Дмитриев (генеральный директор Российского фонда прямых инвестиций): Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые коллеги! Что лежит в основе нашего института – это правильная модель. Это модель, которая говорит: мы можем инвестировать только при наличии соинвесторов. И сразу получается, что на каждый рубль мы получаем хороший мультипликатор от других инвесторов, мы вкладываем деньги эффективно с прибылью и позволяем многим компаниям развиваться, строим стратегические отношения с ведущими институтами мира. Неслучайно по модели РФПИ подобные фонды создали Италия, Франция (создаёт), Индия, Монголия и Турция. За прошлый год мы одобрили сделок на 540 млрд рублей, это в три раза больше, чем за три предыдущих года, то есть на каждый вложенный рубль мы привлекли более десяти от наших партнёров. В основном это иностранные компании, также там есть и российские соинвесторы, российские банки. И наши партнёры – это ведущие суверенные фонды мира. Мы заранее скажем, что на питерском форуме у нас будет больше всего наших партнёров, чем когда бы то ни было. Капитал под их управлением составляет более 8 трлн долларов, и там будут такие, например, фонды, как фонд Саудовской Аравии, который, как вчера было объявлено, увеличат до 2 трлн долларов.
Мы благодарны за возможность выделить РФПИ в отдельный институт – закон об этом принят в первом чтении, и мы надеемся к питерскому форуму все процедуры завершить. Мы активно инвестируем в инфраструктуру, здесь и партнёрство с Dubai Ports, который будет с нами активно вкладывать в порты России, инвестиции в логистические центры. Мы подали заявки на участие в ЦКАД, в третьем и четвёртом участке. И мы демонстрируем позитивную доходность. Мы вышли пока из трёх компаний. Из первой доходность составила 23%, из другой – 33% годовых, из третьей – 37% годовых. И мы инвестируем не только с ближневосточными инвесторами, но также с европейскими инвесторами. Мы на питерском форуме планируем объявить о нашей первой российско-французской сделке. И мы видим, что многие европейские партнёры выступают за снятие санкций. Наша первая сделка с французскими партнёрами, нам кажется, будет важной в этом ключе.
В завершение хотел бы поблагодарить всех сотрудников министерства, которые очень активно нам помогают в развитии и в работе. Мы активно работаем и с «РЖД» и видим повышение эффективности, которое «РЖД» показывает. И мы видим, что экономика Российской Федерации активно восстанавливается. Фондовые рынки выросли почти на 50% с начала года. И конечно, интерес к инвестициям от многих инвесторов сейчас значительный. Мы уверены, что вместе с Министерством экономического развития продолжим созидательную работу по дальнейшим инвестициям в российскую экономику, которая будет продолжать выходить на темпы роста. Спасибо большое!
А.Улюкаев: Из-за сложного графика Председателя Правительства у нас остаётся совсем мало времени. Мы послушали, мне кажется, очень интересные выступления, которые касаются работы по снижению издержек для российского бизнеса и того, как это происходит на уровне субъекта Федерации – там, где есть настоящая жизнь. Если вы не против, может быть, мы на этом могли бы дискуссию приостановить. Мы будем её продолжать на других площадках. А сейчас я хотел бы ещё раз предоставить слово Председателю Правительства. Дмитрий Анатольевич, пожалуйста.
Д.Медведев: Это не слово уже, а так, завершение. Коллеги здесь выступали, на самом деле довольно важные вещи говорили. Надеюсь, что они будут услышаны и в министерстве. Некоторые замечания для меня даже были неожиданными. По поводу 3%, о которых руководитель «РЖД» сказал, – это хорошая информация. В следующем году, видимо, так и поступим – 3% вам обозначим, и ни в чём себе не отказывайте. Вот видите, ещё говорят, проблемы какие-то сохраняются.
По РФПИ. Я помню, как создавался этот продукт, как было сказано, сколько было разговоров о том, что он не нужен, о том, что никто денег не принесёт, о том, что деньги зря отвлекаем. Давайте признаемся по-честному: это сейчас единственный реально работающий инструмент в этой сфере. У нас, конечно, не 2 трлн, как наши партнёры говорят… Но у них, правда, тоже таких денег нет, пусть не рассказывают, это они хотят собрать по всему миру, ещё неизвестно, дадут им или нет. Но в целом получилось, работаем с разными партнёрами. Надеюсь, что эта деятельность будет продолжена.
Ну и всегда, когда сидишь, смотришь в зал, поневоле сравниваешь. Я недавно был на коллегии Минфина – залы сравниваю, – там зал такой исторический, с колоннами, для танцев пригодный, такой консервативный дизайн. Наверное, это и правильно, Министерство финансов и должно быть консервативным. В противном случае без денег останемся совсем. А здесь, в Минэкономразвития, наоборот: дизайн современный, в общем, такой кинозал, но советский. Здесь 3D не посмотришь ещё, очевидно абсолютно. Поэтому нам нужно меняться. Обращаюсь по этому поводу к сотрудникам министерства – все мы должны соответствовать велениям современного периода, велениям времени.
Спасибо вам ещё раз за работу и успехов!
А.Улюкаев: Уважаемые коллеги! На этом заканчиваем работу коллегии. Спасибо.
Россия > Госбюджет, налоги, цены > premier.gov.ru, 26 апреля 2016 > № 1734263
Алексей Улюкаев
Греция при обсуждении в Европейском союзе в июне выступит против продления европейских санкций против России, сообщил РИА Новости первый заместитель министра иностранных дел Греции Никос Ксидакис.
В июне ЕС будет обсуждать ситуацию с санкциями против России. Премьер-министр Италии Маттео Ренци заявлял, что автоматического продления санкций не будет - вопрос будет вынесен на обсуждение глав государств и правительств.
"Позиция Греции состоит в том, что взаимные санкции травмируют европейско-российские отношения и никому не идут на пользу. Просто сохраняется атмосфера напряженности. Наша точка зрения - санкции должны быть отменены. Это наша старая позиция", - сказал Ксидакис.
По его словам, Афины обсуждают с партнерами отмену санкций.
"Мы обсуждаем с Европейски союзом, со странами, что мы хотим идти к отмене санкций. Наша позиция - они не идут на пользу ни Европе, ни европейским странам, ни европейской экономике, ни России, ни торговому обороту, ни поездкам граждан между странами. Они вредят всем, всем отраслям экономики, и создается напряженность в отношениях стран", - сказал первый замглавы греческого МИДа.
По словам Ксидакиса, в этом направлении Греция и продолжит двигаться, и похоже, что меняется отношение и других стран ЕС. "Мы были среди первых, кто высказался против санкций и сказали, что это дело должно закончиться. И кажется, что в Европе создается климат, что пришло время покончить с этим", - заявил Ксидакис.
На вопрос, применит ли Греция право вето в случае, если Евросоюз решит продлить санкции, дипломат ответил: "Сейчас очень рано говорить о таких действиях, потому что, как вы видите, и по заявлениям итальянцев, и других стран, созревает (ситуация), что обойдется без вето".
"Будет давление со стороны многих стран, экономическим интересам которых нанесен удар, которые желают иметь очень хорошие дипломатические отношения с Россией и движутся в этом направлении", - сказал первый замглавы МИД.
На замечание, что есть группа стран, выступающая за продление санкций, Ксидакис ответил, что атмосфера меняется. "Меняется атмосфера. Сейчас одно говорят Греция, Испания, Италия, другое говорит лишь Эстония", - сказал Ксидакис.
Он считает возможной отмену санкций. "Да, то что я вижу - это более вероятный путь ", - сказал первый замглавы МИД Греции.
Новый консервный завод начнет работу в Ставропольском крае в следующем году
ООО «Первый Георгиевский консервный завод» В Ставропольском крае должен выйти на полную мощность в 2017 году. На конец марта текущего года в рамках реализации данного проекта инвесторами вложено 171,8 млн. рублей.
Уже закуплено основное оборудование, приобретена современная линия переработки плодоовощного сырья и новые паровые котлы итальянского производства. Идет актуализация исходно-разрешительной документации производственного объекта и подготовка необходимых бумаг для заключения сделки по поставке фасовочного и упаковочного оборудования на сумму порядка 180 млн. рублей.
Совещание по вопросу реализации инвестиционного проекта ООО «Первый Георгиевский консервный завод» прошло под руководством Министра сельского хозяйства Ставропольского края Владимира Ситников. В мероприятии приняли участие руководитель регионального комитета по пищевой и перерабатывающей промышленности, торговле и лицензированию Галина Миронычева, а также представители завода.
«Инвестиционные проекты на территории Ставропольского края должны претворяться в жизнь строго в соответствии с планом-графиком, заявленном в бизнес-плане, - отметил Владимир Ситников в ходе совещания. – Со своей стороны мы в любой момент готовы оперативно оказать помощь в рамках компетенции министерства и создать все возможные условия для успешной реализации проекта. Ждем от руководства завода выхода на заявленную полную мощность в 2017 году».
Япония планирует заместить стареющих фермеров роботами
В Японии стартует программа по постепенной замене выходящих на пенсию фермеров на роботов и беспилотную сельскохозяйственную технику.
С таким предложением выступил министр сельского хозяйства Японии Хироши Дайдо на встрече со своими коллегами по G7. На ней обсуждалась проблема увеличения спроса на продовольствие. Идея о постепенной замене фермеров на роботов была предложена в связи с тем, что средний возраст японских фермеров составляет 67 лет. И многие из них, по словам министра, не оставляют преемников, выходя на пенсию.
Япония планирует потратить 4 млрд иен ($ 37 млн) за год, чтобы внедрить роботов на фермы и помочь в разработке 20 различных типов роботов, в том числе таких, которые отделяли бы перезрелые персики от свежих при уборке урожая.
«Если фермы хотят повысить производительность труда, когда фермеры уходят на пенсию, им необходимо полагаться на технологии, разработанные компаниями. И правительство должно помочь им принять технологии», — сказал старший аналитик компании Mizuho Securities Co. Макико Тсугато.
По словам министра, количество необрабатываемых сельхозугодий в стране составляет 420 тыс. га При этом возраст 65% производителей составляет 65 лет и старше. Нехватка молодых людей, которые желали бы заниматься сельским хозяйством, увеличивает опасения властей страны, что зависимость Японии от импорта будет только расти.
Крупнейший в Японии производитель сельскохозяйственной техники Kubota Corp. уже разработал свой первый прототип автономного трактора, который можно использовать на рисовых полях.
Леонид Фишман
Рентное общество и последний «дух капитализма»
Леонид Гершевич Фишман – ведущий научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения РАН.
Лишние люди
Проблема капитализма, вступившего в эпоху очередного кризиса, заключается в появлении множества лишних людей, о чем писали еще антиглобалисты, иронически замечая, что «излишки этих людей должны быть каким-то образом устранены»[1]. Безработица среди молодежи (и не только) в Европе достигла гигантских масштабов[2], равно как и в странах, не представляющих интереса для эксплуатации. Надвигается очередное технологическое замещение, которое будет более радикальным, чем все предыдущие, из-за массированной роботизации и компьютеризации. Постиндустриализм в наиболее развитых странах действительно может стать вполне самодостаточным и «настоящим». Кроме того, автоматизация технологических процессов, трехмерная печать и подобные им подвижки могут привести к радикальному удешевлению производства, опять же при исключении из него людей. В развитых странах, да и не только, большинство трудоспособного населения уже занято в сфере услуг. Но и тут занятость находится под угрозой ввиду того же технологического замещения. Все менее востребованной становится и большая часть коренного населения в странах, живущих за счет экспорта сырья, вроде ОАЭ[3] или России.
Вытекающий отсюда процесс роста прекариата[4] предсказывался теоретиками постиндустриализма. В свое время Владислав Иноземцев писал:
«В новых условиях оказывается, что классу технократов противостоят подавленный класс исполнителей и особо отчужденный класс, к которому относятся представители устаревающих профессий; сам же переход к новому социальному порядку становится переходом от общества эксплуатации к обществу отчуждения»[5].
Однако вместо постиндустриализма нас, вероятно, ожидает какое-то иное общество. Его преддверием стала ситуация, в которой, по словам Гейдара Джемаля, все делаются «люмпенами, но не в лохмотьях, как говорит первоначальное значение этого слова, а люмпенами, возможно, вполне неплохо живущими»[6]. Характер этого общества пока сложно определить и описать с точностью; оно вызывает ассоциации со средневековым обществом, но в то же время будет представлять собой «что-то невиданное в истории, причем для анализа его нужен классовый подход, хотя оно развивается сейчас по логике разложения классового социума»[7].
Базовый основной доход и «страх Спинхэмленда»
Исходя из всего вышесказанного весьма вероятным представляется переход к условно говоря «рентному обществу»[8], в котором требования «лишних людей» до известной степени будут удовлетворены. Механизм перехода к рентному обществу сейчас осмысляется сквозь призму идейной борьбы за или против введения базового основного дохода (БОД). Аргументы в пользу такого шага в основном сводятся к тому, что БОД освободит человека от «первичной работы» для «развития и реализации своей личности»[9]. Социолог Гай Стэндинг, как и большинство других сторонников БОД, считает, что, если человек не будет бояться отсутствия денег, это позволит ему стать более креативным и «заняться осуществлением собственной мечты о счастье»[10]. При этом сторонники БОД полагают, что опасения насчет того, что получатели базового основного дохода станут бездельниками и тунеядцами, беспочвенны. Подавляющее большинство из них, напротив, займется действительно общественно полезной деятельностью, ибо, как выразился один из энтузиастов этой идеи, «работы хватит на всех».
Аргументы против, помимо неудобных вопросов о финансировании этой инициативы, по большей части сводятся к опасениям вроде тех, что «низкооплачиваемые работы, к примеру уборщиков и кассиров, обесценятся», а «бедные люди, утратив мотивацию к поискам работы, будут тратить полученные деньги на алкоголь и наркотики»[11]. Не трудно заметить, что подобные возражения обусловлены, образно выражаясь, «страхом Спинхэмленда». Введенная в Англии в 1795 году и отмененная в 1834-м система[12] обеспечивала малоимущим слоям населения доплату к их доходам в размере, который позволял свести концы с концами. Вводившие эту систему руководствовались гуманными соображениями «права на жизнь». На деле же она привела к падению стоимости рабочей силы, пауперизации и моральному разложению значительной части бедняков, а также к разорению многих фермеров, отягощенных «налогом в пользу бедных». В итоге положение стало настолько невыносимым, что новшество упразднили. Нынешняя же критика БОД во многом повторяет критику Спинхэмленда, предрекая, что реализация нынешней идеи приведет к тем же последствиям.
«Страх Спинхэмленда» вытекает из отождествления ситуаций XVIII–XIX веков и сегодняшнего дня. Но это – принципиально разные ситуации. Система Спинхэмленда возникла тогда, когда требовалась поддержка определенной социальной группы в критический, но не угрожающей ей полным исчезновением период. А идея БОД актуализировалась в то время, когда обширная социальная группа наемных работников действительно находится под угрозой исчезновения и единственным способом задержать или остановить его является предоставление ей ренты. Иными словами, сходство между ситуацией Спинхэмленда и современным положением вещей лишь внешнее. Ситуация, в которой появилась система Спинхэмленда, не была ситуацией борьбы за ренту.
Временно и окончательно «лишние» социальные группы
С точки зрения ресурсной парадигмы большинство процессов, касающихся современной социальной стратификации, могут быть описаны как борьба за распределение ренты[13]. Рента обусловлена обладанием некоторым дефицитным ресурсом. Если социальная группа теряет этот ресурс, то она логичным образом будет стремиться компенсировать утрату приобретением другого ресурса, то есть другой ренты. Если же первоначальный ресурс по-прежнему остается в ее распоряжении, то о борьбе за новую ренту нет и речи.
При этом надо учитывать, что социальная группа в период радикальных трансформаций может оказаться только «временно лишней», поскольку развитие науки, техники, промышленности даст ей в недалеком будущем рабочие места. В подобном случае ее поддержка посредством чего-то, похожего на ренту, – временное явление. Показательно, что в Англии времен системы Спинхэмленда нарождающийся класс пролетариата не боролся за ренту. У него были другие пожелания; он хотел достойной платы за труд, приличных условий труда и так далее. Пролетариат не был такой социальной группой, для которой не находилось места в ближайшем будущем. Он был группой, терпящей временные трудности, но обладающей при этом востребованным ресурсом: рабочей силой. Поэтому даже сокращение спроса на труд взрослых рабочих, вытесняемый трудом детей и женщин, было временным явлением, поскольку затем усложнение техники исключило участие детей в производстве. Исследователь английской промышленной революции Поль Жозеф Манту отмечал в свое время:
«Эту опасность, вызванную успехами машинного производства, и устранило потом то же машинное производство: по мере того, как механическое оборудование развивалось, обращение с ним становилось более трудным. Вскоре пришлось отказаться от наполнения мастерских учениками»[14].
Система Спинхэмленда была введена как временная мера в период перехода, когда «на деньги для бедняков, вымогаемые наполовину у общества, наполовину у самих же бедняков, вырастали большие состояния промышленного капитализма»[15].
Система Спинхэмленда способствовала личной и культурной деградации трудящихся[16]. Ее внедрение исходило только из «права на жизнь», но не из соображений сохранения личного достоинства – и уж точно, не из резонов самореализации. Иначе говоря, в этом смысле она была противоположностью ренты, которая призвана поддержать привычный образ жизни группы наряду с сохранением личного достоинства ее членов.
«Временно лишними» периодически выступали и группы буржуазии, которые начинали жить на ренту, бросая занятия предпринимательством. Николай Бухарин, вслед за Вернером Зомбартом, описывает такие группы, как «деградировавшую», обленившуюся, выпавшую из производственного процесса буржуазию, паразитический класс. В «Политической экономии рантье» он утверждает:
«Общественный класс, о котором идет речь, является продуктом деградации буржуазии, деградации, стоящей в связи с утратой ею социально-полезных функций. Это своеобразное положение класса “в производственном процессе”, когда он стоит вне производственного процесса, влечет за собой создание особого социального типа, который характеризуется своей, так сказать, асоциальностью»[17].
Но это обстоятельство не свидетельствовало о том, что весь класс буржуазии сходит с исторической сцены.
Однако наряду с «временно лишними» социальными группами могут существовать и группы, «окончательно лишние». Таковы, к примеру, римские пролетарии, русские помещики после отмены крепостного права (да и любые аристократы, не вписавшиеся в капитализм) и, по всей вероятности, современный прекариат. Сходящий со сцены и отчасти трансформирующийся в буржуазию господствующий класс в лице русских помещиков, как известно, сгладил свое угасание путем сохранения за собой на некоторое время феодальной ренты:
«Выкупная операция давала возможность помещику сохранить в полном размере тот доход, который он получал до реформы. Именно вследствие этого перевод крестьян на выкуп соответствовал интересам основной массы помещиков, особенно той ее части, которая стремилась перейти к капиталистическим методам своего хозяйства»[18].
Римские пролетарии, лишившись своей земли, скапливались в городах, где для них не находилось практически никакой работы. Добавим к этому, что ремесленнический труд в Риме, как и в греческих городах, чуть ли не изначально считался уделом париев, заниматься им было унизительно для свободного человека. Исключением являлся труд на собственной земле. Показательна характеристика Цицерона:
«Ремесленники все занимаются грязным делом: в мастерской не может быть ничего от свободнорожденного. […] Но те ремесла, которые требуют значительного ума или приносят серьезную пользу, как медицина, архитектура, преподавание почтенных наук, считаются почтенными – для тех, конечно, кому они подходят по их социальному положению. Что касается торговли, то мелкую надо считать презренной; но если она крупная и богатая, когда привозится отовсюду много товаров и они продаются оптом многим без надувательства, то такую торговлю не следует порицать. […] Но из всех способов добывания благ нет ничего лучше, прибыльнее, достойнее свободного человека, чем земледелие»[19].
Но не таково ли и отношение представителей современного прекариата к некоторым видам занятости? Они бы и хотели трудиться, но прежняя стабильная занятость, а также предсказуемость жизненного пути, карьеры и идентичности исчезают. В итоге, став лишними, как римские крестьяне и отчасти русские помещики, они тоже требуют ренты. И, как в Риме, государство имеет возможность эту ренту им предоставить. Рим давал ренту пролетариям за счет имперской гегемонии, а современный Запад ее может дать в силу доминирования в капиталистической миросистеме.
В ситуации, когда социальная группа становится «окончательно лишней», рента выступает единственным или главным источником ее существования. Поэтому все остающиеся у нее возможности (а они в странах либеральной демократии преимущественно политические) она вынуждена употребить на борьбу за ренту. Следует заметить, что здесь имеет место борьба за разновидность так называемой «политической ренты». Она обычно понимается как доходы, которые увеличивают конкурентный уровень и извлекаются из политической деятельности; ее принято сводить к доходам от логроллинга[20] или победе в борьбе за административный ресурс. Чаще всего проблематика политической ренты поднимается в связи с процессами, касающимися социальных «верхов». Но сегодня она становится актуальной и для «низов».
Нынешняя борьба за ренту является и попыткой поддержать свой личностный статус, самоуважение, модус существования привычного типа личности. Однако такая цель никогда не достигается в полной мере. Живущая на ренту социальная группа никогда уже не вернется к прежнему состоянию, несмотря на все возможные усилия по восстановлению своего положения (по крайней мере так было с римским пролетариатом и русскими помещиками). Проблема, встающая в связи с переходом социальной группы к положению рантье, связана с сопутствующей трансформацией привычного типа личности. В нашем случае это наемный работник эпохи капитализма, личность которого мы далее называем «капиталистической».
«Капиталистическая личность» и власть над своей судьбой
Вопрос заключается в следующем: насколько возможно восстановление модуса существования привычного типа личности (габитуса) путем обретения ренты? Речь идет о «капиталистической личности», то есть о таком ее типе, который релевантен капитализму и способен воспринять его «дух». Но что такое капиталистическая личность по своей сути? Она, устами Гегеля, осмысливает себя как своего рода идеологический «синтез» господина и раба, а позже буржуа и рабочего, который в Новое время реализует себя через власть и труд. Творчество также осмысливается как разновидность труда. В гегелевских категориях буржуазия, понимаемая в широком смысле, как «третье сословие», первоначально выступала перед лицом аристократии-«господина» в качестве «раба». В ходе же революции раб добился от господина признания, основанного на равенстве: они стали «свободными и разумными равноправными сторонами»[21]. Это взаимное признание, основанное на формальном равенстве, и стало основой «буржуазной идеологии» как составной части «духа капитализма», несмотря на то, что реально к отношениям между буржуа и пролетариатом можно было с таким же успехом применить гегелевскую (а затем преобразованную Марксом) диалектику господина и раба[22].
«Буржуазная идеология» была ориентирована на то, чтобы подчеркивать для реципиентов из всех классов свой «господский» характер, упирая на ту часть «личностной основы», которая восходит к «господину». Однако «господская» составляющая идеологии была тесно связана с «трудовой». Их синтез предполагал, что через труд человек может стать господином природы и, что еще важней, собственной судьбы. Показательна поэтому связь личности, карьеры и господства, характерная для предыдущего и отчасти нынешнего этапа развития капитализма. Личность осмысливается в категориях рациональной организации усилий, направленных на достижение господства. И это касается всякой личности, без разделения на буржуазную, менеджерскую или рабочую, поскольку и тем и другим для искренней вовлеченности в процессы капиталистического производства нужна не только сугубо материальная мотивация. Но что есть эта тяга к господству на личном уровне? В самом общем смысле – это стремление к власти над собственной судьбой, которое проявляется как в сугубо бытовом и карьерном плане, так и в конечном счете в плане политическом, представляя собой то, что обычно подразумевается под демократией.
С развитием капитализма меняется его «дух»[23], его культурная надстройка, предназначение которой, по словам Люка Болтански и Эв Кьяпелло, таково:
«[Она нужна, чтобы] капитализм выглядел привлекательным, для того, чтобы не было никакого сомнения, что он стóит того, чтобы отдать ему себя, необходимо представить его в таких видах деятельности, которые в сравнении с альтернативными занятиями могут показаться “притягательными”, многообещающими, то есть в самом общем плане – хотя и с отличиями, характерными для каждой исторической эпохи, – заключающими в себе возможности самореализации и свободы действия»[24].
Тем не менее общим для всех типов духа капитализма является установка, согласно которой личность достигает господства над своею судьбой через труд (творчество). Каждый из духов капитализма по-своему мотивирует эту личность участвовать в капиталистических отношениях или терпеть их. Смена типов этого духа означает смену мотивации и оправдание участия.
Главной идеологической целью во всех трех типах капитализма, таким образом, выступает убеждение человека в том, что, участвуя в капиталистических отношениях, он становится личностью, развивается как личность. Капитализм предоставляет поле для самореализации, даже и в том случае, если он ограничен извне, как «второй дух» капитализма эпохи расцвета государства всеобщего благосостояния.
Однако в современной версии капитализма основные пути самореализации и овладения собственной судьбой через труд и власть для большинства постепенно закрываются. Само по себе отсутствие возможности приобрести постоянную работу нарушает баланс между нередко отчуждающим трудом и гарантированно свободным от него временем досуга и самореализации. Несмотря на это, неолиберальные правительства пытаются эксплуатировать прежнюю идею «капиталистической личности», которую побуждают заниматься «самопредпринимательством». Андре Горц писал по этому поводу:
«Тотальная мобилизация личности как “человека-работника” поощряется, таким образом, и на государственном уровне. Однако успехи этой политики в борьбе с безработицей, ненадежностью существования и прерывностью трудовой занятости остаются весьма скромными. И это неудивительно: ведь главная ее цель – усилить господство капитала над трудящимся населением и внушить людям, что они сами виноваты в том, что остались без работы, более того, что рабочее место нужно им самим для самоуважения, однако они просто не умеют его заслужить»[25].
Иными словами, политика неолиберальных правительств сводится к тому, чтобы культивировать односторонние установки «человека-работника», который уже не имеет власти над собственной судьбой. Поскольку результаты такой политики скромны, капитализм начинает ощущать объективную потребность в восстановлении связи между личностью, властью и трудом, в формировании нового типа подобной связи, нового духа капитализма. Не исключено, что и этот новый дух капитализма станет порождением ответа на критику извне – например, на исходящие от прекариата требования базового дохода ради саморазвития, последовательной демократизации, а также участия в деятельности, призванной вытеснить обязательный труд по экономическому и внеэкономическому принуждению.
Пока выработка капитализмом очередного «нового духа» продолжается, для его жертв та же потребность заключается просто в отстаивании своего личного достоинства, в обретении нового самоуважения и восстановлении ощущения власти над собственной судьбой. В нынешнем случае борьба за возвращение этой власти будет поневоле происходить в искаженном с точки зрения «чистого» капитализма виде – по крайней мере до тех пор, пока не выработается новая формула связи личного начала с капитализмом или пока капитализм не погибнет. Капиталистическая личность реализуется через власть и труд, посредством которых она осуществляет контроль над своей судьбой. Поскольку возможность отчужденного, но гарантирующего сравнительно неотчужденный досуг труда исчезает, не остается иного пути отстаивания своего личного достоинства, кроме как через акцентирование властной компоненты теперь уже «урезанной» личности, лишенной возможностей самореализации в труде и творчестве. Политическая, властная грань личности выступает вперед, становясь для капитализма проблематичной в той мере, в которой она мешает апеллировать исключительно к «человеку-работнику».
Возвращаясь еще раз к системе Спинхэмленда, призрак которой пугает критиков БОД, отметим, что она вводилась в стране, где подавляющее большинство населения не имело политических прав. Поэтому люди терпели патернализм государства довольно безропотно. Их можно было распределить по фермерам и заставить работать за еду. Но БОД будет вводиться в странах, в которых политические права есть практически у всех. И тут скорее напрашивается аналогия с римским пролетариатом, который тоже получал что-то вроде базового дохода, но при этом пользовался политическими правами. Общим у прекариата с римскими пролетариями будет то, что свой БОД он будет считать чем-то принадлежащим ему по праву, а не милостью, оказанной со стороны, как это было в системе Спинхэмленда. Римский пролетариат далеко не всегда вел себя пассивно, ожидая новых подачек. Он с энтузиазмом прислушивался к речам Гракхов, активно участвовал в обычных и гражданских войнах за обещания полководцев дать ему землю и военную добычу. Так же, не исключено, будет и в современной Европе. Иными словами, критики БОД боятся не того, чего следовало бы. Они ожидают второго Спинхэмленда, а будет скорее второй кризис Римской республики.
Что это означает? Проблема «лишних людей» и умирающих классов решается с течением времени по мере сокращения тех ресурсов, которыми они еще обладают и которыми могут воспользоваться, чтобы продлить свое существование за счет получения ренты. Если речь идет о старом господствующем классе вроде феодальной аристократии, то капиталистический рынок рано или поздно вымывает из-под нее экономическую основу в виде собственности на землю. Если это трудящийся класс вроде бывших римских крестьян, то их пролетарские потомки постепенно теряют политическое значение по мере того, как политический режим Римской республики становится все более олигархическим. Применительно к сегодняшним реалиям мы тоже можем констатировать постепенное снижение политической значимости трудящихся классов. О кризисе западных демократий говорят давно, их эволюция уже пересекла черту, за которой они фактически превратились в олигархии. За этой чертой желания народов, даже если они выражены в однозначной и ультимативной форме (как это было в ходе недавнего референдума в Греции), не влияют на принятие решений, напрямую этих народов касающихся. Если вслед за Меллером Ван дер Бруком рассматривать демократию как «власть народа над своей судьбой», то на греческом примере утрата такой власти становится очевидной. В то же время последние десятилетия были отмечены ростом всевозможных второстепенных и третьестепенных «прав» и «свобод», борьба за которые ведется в парадигме феминизма, мультикультурализма, защиты разнообразных меньшинств. Сходный процесс наблюдался и в имперском Риме, когда недовольство перебоями раздач хлеба компенсировалось аналогичным образом: «римский гражданин освобождался от обязанности вступать в брак; человек, имеющий “латинское право”, получал римское гражданство; женщины – “право четырех детей”, то есть освобождение от всякой опеки»[26].
Вытесняющая дискурс демократического участия риторика второстепенных прав и свобод сулит, как и в Древнем Риме, всякого рода «освобождение». Этот дискурс уже во многом задает идеологические рамки борьбы за БОД. Она осмысливается как борьба за расширение или восстановление демократии, понимаемой и как власть народа над собственной судьбой, и как «освобождение», которое выступает условием полноценного политического участия.
«Государство, отдающее предпочтение либеральной демократии, должно обеспечить всех безусловным основным доходом. Функция либерально-демократического государства заключается в обеспечении гражданских, политических свобод и основных социально-экономических условий, культурных и материальных инфраструктурных предпосылок свободы деятельности (дискуссии) для всех»[27].
Такая трактовка либеральной демократии неустранима с тех пор, как разного рода конституционные политические режимы переросли рамки откровенных парламентских олигархий. То, что называется либеральной демократией, после Второй мировой войны было построено на социальных гарантиях для широких групп населения, которые, собственно, и создавали «предпосылки свободы деятельности (дискуссии) для всех». Теперь, по мере их свертывания, у «всех» все еще остается политический и идеологический ресурс, совершенно необходимый для легитимации современных либеральных демократий. Этим ресурсом «лишние люди» попытаются воспользоваться, чтобы как минимум остановить свертывание социального государства и демократии или как максимум построить новую версию либеральной демократии на более прочном и эгалитарном основании БОД.
Итак, в странах центра капиталистической миросистемы, который задает образцы решения проблем для всего мира, есть возможность решения проблемы «лишних людей» за счет построения рентного общества. «Лишним людям» в таком случае будет предоставлена доля технологической и научной ренты, а в целом – ренты с политического и экономического доминирования центра капиталистической миросистемы над периферией. Можно предположить, что поворот к рентному обществу будет сопровождаться доминированием в идеологической сфере какой-то версии коммунитаризма[28], окрашенного в правые или левые тона, но в равной степени нацеленного на то, чтобы занять «лишних людей» «общественными делами» и привить им представление о самоценности «общества» как такового. Средним членом общества станет рантье, участвующий в «общественно полезной работе». Поэтому нас ожидает появление многочисленных идеологических стратегий, призванных обосновать ренту или, что еще вероятней, обновление старых идеологий, которые теперь будут осмысливаться в ключе рентной проблематики. Рантье, полностью отказавшийся от преобразующей мир деятельности (а таких, вероятно, будет немало), подобно гегелевскому господину, обладает ущербным самосознанием. Но гегелевский господин знал, почему он господин: он преодолел в борьбе страх смерти и победил того, кто стал рабом. У него имелось оправдание своей ограниченности и ущербности, своей «неполноты» и отчужденности. Господин-рантье изначально отчужден, и такого оправдания у него нет. Его отчужденность не уравновешивается отчужденностью раба. Поэтому одним из вариантов поддержания своего габитуса для рантье станет поиск обоснования своей новой отчужденности – придумывание для себя «раба». Что и проявится на идеологическом уровне, приведя к рецидивам «варварства», предсказанного еще Розой Люксембург. Подобные рецидивы будут объективно обусловлены тем, что переход к рентному обществу, как и к мифическому «постиндустриальному», невозможен без эксплуатации «третьих» стран, подобно тому, как в свое время был бы невозможен переход к индустриальному обществу в колониальных странах без поддержки со стороны колоний, находящихся на аграрной стадии развития. Рентные общества, как и сегодняшние «постиндустриальные», останутся вершиной экономической пирамиды. Поэтому появятся и идеологические обоснования сохранения положения, при котором одни страны финансируют рентное общество в других, равно как и социалистическая, и разного рода популистская реакция на такие обоснования. Национализм и социализм в очередной раз сойдутся в борьбе за понимание характера желаемой «общности», и исход этой борьбы определит то, что возникнет уже после рентного общества.
[1] См., например: Джордж С. Доклад Лугано. Екатеринбург: Ультра.Культура, 2005. С. 272.
[2] «По данным статистического ведомства Евростат, каждый четвертый житель Европы в возрасте до 25 лет – безработный. Если в Германии показатель самый низкий, то настоящий кризис трудоустройства отмечается в Греции и Испании, где уровень молодежной безработицы достигает 56%» (http://indeutschland.ru/nachrichten/2013/11/16/do-2015-goda-es-napravit-...).
[3] В ОАЭ «рынок труда по-прежнему в значительной мере полагается на иностранную рабочую силу, как квалифицированную, так и неквалифицированную. Мигранты составляют около 80% населения страны. Доля трудящихся, прибывших из-за рубежа, в частном секторе, включая домашний персонал, достигает 90%» (http://hr-portal.ru/article/upravlenie-personalom-v-oae).
[4] Термин «прекариат» (от лат. precarium – опасный, рискованный, ненадежный) используется для обозначения тех групп наемных работников, которые не имеют социальных, политических, экономических гарантий занятости. – Примеч. ред.
[5] Иноземцев В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. М.: Логос, 2000 (http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000946/st052.shtml).
[6] См.: Судьба левой идеи в постиндустриальном мире. Восьмое заседание интеллектуального клуба «Свободная мысль» (http://svom.info/entry/547-perspektivy-levoj-idei-v-postindustrialnom-mi...).
[7] Там же.
[8] Подробнее об этом см.: Давыдов Д.А., Фишман Л.Г. От капитализма к рентному обществу? // Полития. 2015. № 1. С. 39–54.
[9] Дрешер Й. Размышления по поводу основного дохода // Идея освобождающего безусловного основного дохода. [Б. м.]: BGE-Buch, 2007. C. 23. (Этот сборник статей, целиком посвященный проблематике БОД, существует только в электронном виде: http://docplayer.ru/91435-Ideya-osvobozhdayushchego-bezuslovnogo-osnovnogo-dohoda.html. – Примеч. ред.)
[10] Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс. М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. С. 306.
[11] Панфилов К. Что произойдет, если никому не нужно будет работать ради денег (http://siliconrus.com/2015/06/base-salary/).
[12] Спинхэмленд – местечко в английском графстве Беркшир, где в 1795 году на собрании мировых судей впервые было принято решение о доплатах тем местным жителям, чьи доходы оказывались ниже установленного минимума. – Примеч. ред.
[13] «Экономика (понимаемая в широком смысле слова как процесс общественного производства и воспроизводства) задает некую сетку социальных позиций. […] Затем эти позиции заполняются в зависимости от реального наличия в обществе соответствующих требованиям этих позиций людей, причем при нехватке людей с характеристиками, соответствующими требованиям определенных позиций, обладатели последних получают также “ренту за дефицитность” данного ресурса. Преодоление дефицитности и, соответственно, исчезновение этой ренты обуславливают динамику изменения положения отдельных социальных групп и позволяют прогнозировать развитие социальной структуры общества в целом в среднесрочной перспективе так же, как и появление новых рент за счет развития экономики и задаваемой ею системы позиций» (Тихонова Н.Е. Социальная структура России: теории и реальность. М.: Новый хронограф; Институт социологии РАН, 2014. С. 271–272).
[14] Манту П. Промышленная революция XVIII столетия в Англии. М.: Соцэкгиз, 1937. С. 368.
[15] Там же. С. 381.
[16] См.: Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: Алетейя, 2002.
[17] Цит. по: www.esperanto.mv.ru/Marksismo/Bukharin/bukh-00.html.
[18] Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. М.: Просвещение, 1968. С. 141.
[19] Цит. по: Ранович А.Б. Первоисточники по истории раннего христианства (http://jhistory.nfurman.com/lessons10/ranovich02_10.htm).
[20] В англосаксонских странах так называют практику взаимной поддержки депутатов законодательных органов, реализуемую посредством «торговли голосами». – Примеч. ред.
[21] Скирбекк Г., Гилье Н. История философии. М.: Владос, 2003 (www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Skirb/99.php).
[22] «Однако общая для двух типов личности основа имеет различные, даже противоположные, формы проявления объективного содержания и субъективного его осознания. Для рабочего – это деятельность, посредством которой он производит отчуждение, завершая его самоотчуждением. Для буржуа – это состояние отчуждения, при котором капиталист не страждущая, а удовлетворенная сторона». См.: Гавриленко И.Н. Отчуждение личности при капитализме средствами образования и воспитания. Одесса: Вища школа, 1986 (www.psyoffice.ru/9/gavri01/txt02.html).
[23] Подробнее о трех «духах капитализма» см.: Болтански Л., Кьяпелло Э. Новый дух капитализма. М: Новое литературное обозрение, 2011. С. 56–61.
[24] Там же. С. 55.
[25] Горц А. Нематериальное. Знание, стоимость и капитал. М.: ВШЭ, 2010. С. 37–38.
[26] Сергеенко М.Е. Жизнь Древнего Рима. Очерки быта. М.; Л.: Наука, 1964 (www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Serg/03.php).
[27] Блашке Р. Свобода – либеральная демократия – безусловный основной доход // Идея освобождающего безусловного основного дохода. С. 49–50.
[28] См.: Фишман Л.Г. Либеральный консенсус: дрейф от неолиберализма к коммунитаризму // Полис. 2014. № 4. С. 152–165.
Неприкосновенный запас 2016, 2(106)
Гордон Уэйтт
Городские фестивали
География шумихи, беспомощности и надежды
Гордон Уэйтт – профессор Университета Уоллонгона (Новый Южный Уэльс, Австралия), соавтор книги «Гомотуризм. Культура и контекст. Начала географии человека» (2006).
[1]
Введение
Начиная с 1990-х годов исследователи уделяют все большее внимание городским фестивалям, будь то «традиционные» праздничные события или тщательно организованные широкомасштабные мероприятия. Дэвид Пикар и Майк Робинсон[2] показали, сколь важна роль городских фестивалей в гуманитарной сфере. Поразительный рост их количества можно отчасти приписать тому, что фестивали – современное средство городской регенерации, которым пользуются неолиберальные власти, сочетая бизнес, игру и фантазию. Впрочем, данная затея социальной элиты – устройство городских фестивалей – не нова. Эдвард Мюир[3] писал о важной роли публичных фестивалей в консолидации гражданских идентичностей в Европе XII–XVIII веков, особенно в независимых городах-государствах, таких, как Венеция. Говоря о Европе XIX и начала XX века, Боб Джарвис[4]показал, что демонстрация богатства, националистических, военных и монархических настроений была неотъемлемой частью пышных политических торжеств эпохи «национальных возрождений», а также публичных празднеств во вновь установленной Французской республике и в революционной России. Кейт Бассетт[5] исследовал тот же период, показав, как европейская социальная элита устраивала городские фестивали искусств с целью проведения жестких социальных границ, настаивая на ценности «высоких» жанров искусства, примерами чему служат Байрейтский фестиваль 1876 года и Зальцбургский фестиваль 1920-го. В основе исследований Дэвида Лея и Криса Олдса[6], посвященных Всемирным выставкам, проходившим в Северной Америке и Европе в XIX и XX веках, лежит вопрос о фестивале как механизме социального контроля. Тем самым изучение городских фестивалей – важнейшая международная и междисциплинарная тема, имеющая исторические, культурные, экономические и политические измерения. В этой связи географы многое почерпнули из исследований фестивальной темы, проведенных философами[7], антропологами[8], экономистами[9], социологами[10], историками[11], аналитиками туризма[12], политологами[13] и градостроителями[14]. Некоторые географы смотрят на положение дел с пессимизмом; в их интерпретации спектакль современных городских фестивальных пространств – непрестанные попытки со стороны той или иной элитарной социальной группы осуществлять «социальный контроль»[15]. Следуя формуле «хлеба и зрелищ», люди, охваченные эйфорией фестивальных развлечений, словно забывают о социальной несправедливости и неравенстве. Другие ученые относятся к городским фестивальным пространствам более оптимистично[16]. Если концептуализировать социальное пространство способами, более динамическими, разнообразными, сложными, интерактивными, отработанными, при этом сочетая их, то всегда найдутся возможности для создания альтернативных реальностей, противостоящих интересам элиты.
Ниже я предлагаю краткий обзор, в котором речь пойдет о роли современных городских фестивалей в поддержании статуса того или иного места через укрепление социальной сплоченности, стимулирование местной экономики и раскрутку самой локации. Я попытаюсь поставить проблему географии городских фестивалей, сосредоточившись на трех темах, которые касаются соответственно географии шумихи, беспомощности и надежды. Я надеюсь продемонстрировать, что именно географы способны критически анализировать городские фестивали как пространственные явления; это позволяет им переходить границы, отделяющие «социальное», «политическое», «экономическое» и «культурное». Конечно, ограничиваясь этими тремя темами, я не затрагиваю многих работ, где на аналитические карты нанесены меняющиеся пространственные схемы городских фестивалей, а также выстроены модели «влияния» городских фестивалей на экономику, общество или окружающую среду (обзор таких работ см. у Дональда Гетца[17]). Не входят в настоящий обзор и такие темы: фестивали как отклик на культурные сдвиги, вызванные растущим числом диаспор; возрождение так называемых «фольклорных фестивалей» и фестивали «новой» волны, часто проводимые в негородской среде, что является реакцией на быстро происходящие социальные изменения, в том числе мероприятия, связанные с изменением климата, экономической глобализацией и правами ЛГБТ-сообществ.
Городские фестивали, территориальный маркетинг и география шумихи
Городские фестивали – явление не новое, они издавна устраиваются для продвижения идеологии элитарных социальных групп. Неотъемлемой частью этого исторического наследия является «ускоренное ведение» строительства с целью преобразовать урбанистическую среду, в чем в свою очередь передаются, отражаются и определенные факторы модерности. Франсеск Муньос[18] считает Всемирные выставки и урбанизм олимпиад очевидными примерами, показывающими, как архитектура и градостроительство применяются для передачи особого урбанистического имиджа. Всемирные ярмарки – выставки с политическим подтекстом – обсуждались уже в работах Бартона Бенедикта[19]; Морис Рош[20] вводит данный тезис применительно к олимпиадам. Есть исторические предтечи и у городских фестивалей, получивших особое одобрение властей в качестве средств территориального маркетинга, позволяющих рекламировать имидж города. Так, в послевоенном контексте Рут Макманус[21], Керсти Джеймисон[22], Тим Коулс[23] и Бернадетт Куинн[24] исследуют взаимосвязи между политикой муниципальных властей, фестивалями и международным позиционированием городов на примерах соответственно Дублина, Эдинбурга, Лейпцига и Уэксфорда. Однако, как видно из последних обзоров, городские фестивали занимают все более важное место в городской жизни[25]. Рост числа городских фестивалей не ограничивается Европой и Северной Америкой, но распространяется также на Африку, Азию, Австралию и Новую Зеландию. И все же данные перемены носят не только количественный характер. Как утверждают Тим Холл и Фил Хаббард[26], новым тут является урбанистическая политика неолиберализма, развивающаяся в контексте экономической и культурной глобализации. Современный рост городских фестивалей происходит в соответствии с изменениями в логике капитализма.
Большинство современных городских фестивалей, устраиваемых муниципальными властями, характеризуются собственной идеологией, организацией и финансовой базой. В 1980-е годы приоритеты урбанистической политики изменились: на смену «управленческому» курсу на всеобщее благосостояние (жилье, образование, соцобеспечение), описанному у Джона Мейнарда Кейнса, пришли неолиберальная экономика и то, что Дэвид Харви[27] называет «урбанистической теорией предпринимательства». Холл и Хаббард[28] объясняют эти идеологические перемены тем, что муниципальным властям потребовались меры, способные преобразовать городские пространства, ставшие «ненужными» с экономической точки зрения. Крайние формы подобных мер оправдывали предсказаниями о том, что прекращение или урезание промышленной деятельности и «бегство» людей с высоким заработком в пригороды приведут к смерти городских центров. В то же время это перераспределение началось, когда муниципальные власти вынуждены были пересмотреть виды своей регуляционной деятельности в виду сокращающихся финансовых средств, поступающих из «традиционных» местных или общенациональных налоговых источников[29]. Говоря вкратце, неолиберальная экономика подразумевает, что управление городами можно улучшить, если минимизировать государственное вмешательство и больше внимания уделять государственно-частным партнерствам, частному предпринимательству и действию рыночных сил. Эта так называемая «новая урбанистическая политика» была сосредоточена на возрождении конкурентоспособности городов путем «освобождения» частного предпринимательства с помощью мер по дерегулированию, рискованных предприятий, основанных на государственно-частных партнерствах, и финансовых мер, призванных улучшить экономические условия, включая укрепление имиджа города.
В то же время будущее городов было неразрывно связано с так называемыми «культурными индустриями». В рамках логики капитализма городские фестивали как места зрелища[30] сами превратились в рыночный экономический ресурс, позволяющий генерировать «культурный капитал», пользуясь термином Шэрон Зукин[31]. Под культурным капиталом Зукин понимает различные виды капитала, инвестируемые в «символические» практики потребления, включая рекламу, оформление и маркетинг. Впоследствии городские фестивали наряду с «фестивальными рыночными площадями», «культурными индустриями», «креативными кварталами», «креативными группами» и «креативным классом» успели войти в расхожий лексикон отчетов о градостроительстве и местной стратегии. Взятые вместе, эти стратегии стали использовать зрелище, карнавал, искусства и творческое начало, поставив те или иные специфические свойства городов в один ряд с ландшафтами потребления, а не производства.
Неолиберальный урбанизм и градоуправление, в котором основную роль играет предпринимательство, преобразовали порядок организации и финансирования городских фестивалей. Стало возможным законным образом выделять крупные государственные средства на совместное с частными партнерами спонсирование городских фестивалей, руководствуясь тем, что для обеспечения будущей надежной базы для экономики города следует полагаться на сочетание зрелищ, развлечений, творческого начала и демонстративного потребления. Как отмечает Джордж Хьюз[32], переход от менеджеристского подхода к предпринимательскому обусловил качественную перемену, при которой «праздники» и удовольствия могут входить в цели политики госсектора. Тем не менее растущая конкуренция по привлечению крупномасштабных городских фестивалей, которые обеспечивают городу-устроителю наиболее широкое освещение в СМИ (например, Олимпийских игр), зачастую означает, что ответственность за гигантские маркетинговые бюджеты переходит к заинтересованным представителям бизнеса.
Марк Гудвин[33], Фил Хаббард[34] и Джон Маккарти[35] показывают, что внутри неолиберальной шумихи вокруг урбанистических теорий предпринимательства устройство фестивалей дает городам, конкурирующим в борьбе за ограниченные и склонные к смене «места жительства» международные финансы и гипотетические рыночные преимущества. Они подразделяются как минимум на три категории: 1) символическое репозиционирование городов в мировой экономике, 2) обеспечение все более мобильного капитала для финансирования государственно-частных партнерств и 3) ограничение времени и пространства, выделяемых на игровые практики. Многие муниципальные власти оказались подчинены логике городских фестивалей как стратегии, способной создать новый образ города в «географическом воображении» жителей, граждан и иностранцев. По мере того, как города соревнуются за место, новое или утерянное, в мировой экономике, крупные городские фестивали, такие, как Кубок мира или Олимпиада, приобретают особую важность в преобразовании «символических» или «воображаемых городских ландшафтов».
Итак, столкнувшись с деиндустриализацией, города, для которых крайне важно «быть нанесенными на карту мира» с ее туристическими и инвестиционными потоками, позиционируют себя как «ворота в» или даже «сердце», «столица» или «центр» чего-либо. Чтобы успешно конкурировать со множеством разнообразных международных соперников и развлекательных объектов, требуется отчетливо выраженный местный характер. Таким образом, территориальный имидж, территориальные темы и территориальный маркетинг стали не только важны, но и обязательны для того, чтобы сделать приоритетными элементы, имеющие рыночную ценность, и скрыть противоречия. Как отмечает Крис Олдс[36], городские фестивали стали особенно важны для того, чтобы создавать имидж и переделывать идентичность крупных городов, претендующих на мировое значение, таких, как Йоханнесбург, Манчестер, Сидней и Атланта. В символическом смысле стало возможно использовать проведение Олимпиады или Всемирной выставки в качестве маркетингового инструмента, связывающего город с мировой экономикой. Следовательно, как подчеркивают Джон Бейл и Джо Сэнг[37], поясняя, почему в последнее время ведется столь упорная борьба за проведение международных спортивных фестивалей, «победа» в спорте – всегда заявка на превосходство города, нации или отдельного человека. Похожую ситуацию обсуждает Бернадетт Куинн[38], говоря о том, что назначение того или иного города Культурной столицей Европы (традиция, учрежденная в 1985 году), поначалу призванное способствовать культурному самовыражению и воспевать культурное разнообразие, теперь считается у муниципальных властей возможностью «по-быстрому» разрешить проблемы, связанные с городским имиджем.
По логике активной пропаганды городов, фестивали как «способы создания имиджа» помогают городам – независимо от их величины – обеспечить надежную финансовую базу, предоставляя администрации более широкие возможности по привлечению не только туристов и частных инвесторов, но и так называемого «обслуживающего», или «креативного», класса, в том числе работников сфер искусства, веб-дизайна, информационных технологий и медиа. Городские фестивали как механизм территориального брендинга отчасти обусловливают желание креативного класса жить или бывать в местах, которые считаются «разрекламированными», «модными», «идущими в гору», «динамичными», «живыми», «захватывающими». В число факторов «качества жизни» теперь входит и элемент карнавала. Дэвид Лей[39] назвал это стратегией «круассанов и оперы». Согласно новой урбанистической политике, в регенерации города важнейшую роль играет четко выраженная рекламная линия в территориальном маркетинге, а также сочетание объектов и фестивалей, позволяющих создать пространства потребления для состоятельных туристов и жителей.
Еще одна теоретическая выгода, проистекающая из неолиберальной политики зрелища, состоит в привлечении инвестиций государственно-частных партнерств для строительства или перестройки городских районов. Чтобы избавиться от загрязненных зон и/или приспособить вышедшую из употребления инфраструктуру, появившуюся в результате индустриализации XIX века, к нуждам «креативной экономики», нередко требуются огромные средства. Основанное на предпринимательских идеях градоуправления, преобразование загрязненных зон в образцово-показательные «зеленые» пространства зачастую требует от муниципальных властей заключения государственно-частных партнерств и создания специальных невыборных органов для координации их деятельности. Например, превращение Хоумбуша из токсичной свалки в мировую арену, где проходили состязания сиднейской Олимпиады-2000, стало воплощением неподотчетного местным жителям предпринимательского администрирования посредством создания Сиднейского управления по координации Олимпиады[40].
Наконец, помимо теоретических преимуществ – рекламы и способности привлекать глобальное воображаемое, территориальный маркетинг, связанный с городскими фестивалями, является частью попыток поддерживать чувство уникальной «местной» городской идентичности, необходимой в контексте «глобализации». Неолиберальная политика зрелища ставит во главу угла понятие о том, что городские фестивали предоставляют место и время для воспевания и утверждения коллективной идентичности. Джордж Хьюз[41] высказывает предположение, что рост числа фестивалей, устраиваемых муниципальными властями, связан с их использованием в качестве социальной стратегии, призванной бороться с чувствами «неуверенности», «бессмысленности» и «отсутствия принадлежности к месту», нередко возникающими в общественном пространстве. В эпоху быстрой экономической глобализации Энтони Гидденс[42] определяет причины растущей социальной тревожности угрозами безработицы и полного уничтожения «трущоб»; эти факторы, по его мнению, подорвали такие социально-символические системы, как родство, место, социальные группы, религия и история. Обратившись к идеологии маркетинга городов, муниципальные власти не только обеспечили платформу, позволяющую жителям заново утверждать свою идентичность, но и сумели усилить местные патриотические настроения.
Городские фестивали и география беспомощности
Географы-урбанисты, исповедующие марксистские взгляды, критиковали и продолжают критиковать ученых, которые превозносят фестивали как часть «экономики развлечений» и акцентируют потенциальную способность городских праздников обеспечивать непрерывные внутренние инвестиции. В противовес этому они указывают на противоречивые свойства фестивалей, ставших частью капиталистического рынка[43]. Результаты зачастую менее предсказуемы, чем риторика политики зрелища. Неопределенность лишь усиливается, если учесть, что сегодня эта политика является практически повсеместной стратегией городской регенерации. В Северной Америке, Европе, Австралии и Новой Зеландии, независимо от положения города в общей иерархии, нынешние муниципальные власти проводят фестивали искусств, хореографии, садоводства, кино, еды, джаза, музыки, спорта и вина.
Парадокс традиции территориальной рекламы – один из источников неопределенности. В то время, как городские фестивали опираются на идею особости места, территориальный маркетинг, как это ни забавно, предлагает на удивление схожие впечатления. По мнению некоторых ученых, сама содержательная повестка, шумиха, блеск, брендинг и массовая реклама, связанные с фестивалями, демонстрируют лишь то, что они обеспечивают стандартные и однородные впечатления[44]. Тяготеющий к эссенциализму язык территориального маркетинга устраняет различия, связанные с местом, поскольку слова «самый гостеприимный», «крупнейший» и «безопаснейший» становятся частью борьбы каждого места за инвестиции, туристов и «креативный класс». Ирония состоит в том, что городские фестивали, будучи одной из глобализированных форм культурного производства и потребления, скорее ограничивают, чем укрепляют, творческое начало. Марк Оже назвал продукт этой тенденции к утрате местного колорита словом «non-lieux» (не-место)[45].
Фестивали как пиар-кампании, переключающие внимание с насущных социальных вопросов, – тема, явно прослеживающаяся в работах многих исследователей[46]. В идеализированных образах города, предназначенных для экономики впечатлений, нет места плохо работающим транспортным системам, пробкам на дорогах и бездомным. Джон Госс считает, что фестивальный рынок – «фантасмагория капиталистического производства, свойственная переходу в воображаемый мир утопических образов и мечтаний мифического природного урбанизма»[47].
Городские фестивали, рассматриваемые как экономический инструмент городской элиты, концептуализируются как механизмы, позволяющие исключать определенных людей из «общественных» пространств или включать их туда. В пространства, порожденные планами городской регенерации, составленными в предпринимательском ключе – в них входят и городские фестивали, – широко распахнуты двери тем, кто соответствует общественным идеалам ХХI века: потребителям или производителям – новому обслуживающему, или креативному, классу. Люди, исключенные из фестивальных пространств, – те, кому нет места в общественном пространстве, формат которого определен неолиберальной этикой: бедняки, бездомные, уличные работники секс-индустрии, хулиганы и политические активисты. Если городские фестивали порой способствуют оживлению центральных городских районов, превращению их в тематические места досуга экономики впечатлений, то принадлежность к этим якобы «публичным» городским пространствам определяется прежде всего покупательной способностью[48].
Гламур, имидж и эстетика городов не оправдывают отсутствия демократического публичного пространства и помогают скрывать неравенство, обусловленное законами и городским планированием, через расширение контроля со стороны частного сектора как раз над этими пространствами. Как подчеркивают Кевин Данн и Полин Макгирк[49], устройство масштабных городских фестивалей не только приносит крупные суммы денег и большое количество туристов, но и устанавливает крайне сжатые сроки, позволяющие игнорировать нормальные процессы планирования, а также отмахиваться от социальной критики как противоречащей местным и национальным интересам. Во время подачи заявок на проведение Олимпиады-2000 любые случаи общественной критики и политического активизма либо подавлялись, либо оставались без внимания, чему способствовал предпринимательский процесс планирования и связанное с ним уменьшение ответственности, открытости и общественного участия. Союз местных СМИ с Сиднейским комитетом по олимпийским заявкам, а позже, когда решение было принято, Сиднейским олимпийским оргкомитетом, говорит о том, что освещение любых неоднозначных аспектов Олимпиады, возможно, стало жертвой компромиссов. Самый важный момент, вероятно, состоит в том, что в 1992 году механизм планирования, делавший необходимым общественное участие, устранили, сделав исключение из этого обязательного правила для всех «специальных» или «особо важных» олимпийских объектов. Ясно, что законные общественные интересы были определены как интересы одних лишь организаторов Олимпиады. Таким образом, фестивальные пространства, предпосылкой создания которых является местный патриотизм, демонстрируют, что подобный патриотизм предназначен лишь для избранного меньшинства, обладающего средствами, а «низшие классы» при этом остаются брошенными на произвол судьбы.
Особое внимание в литературе уделяется роли фестивалей в регенерации Глазго, в ходе которой город из пришедшего в упадок центра судостроения превратился в Культурную столицу Европы 1990 года. На фоне быстрой деградации промышленной базы Глазго город переделали посредством мероприятий, включавших в себя Фестиваль садоводства (1988) и фестиваль «Макинтош» (2006). Медийные комментаторы[50] и местные турагентства[51] превозносят этот новый имидж. На вебсайте туристического совета Глазго и долины Клайда говорится о том, что город «богат на события и впечатления», и далее дается объяснение:
«Для каждого посетителя Глазго и долины Клайда, будь то любитель дискотек, концертов, оперы, театра или хореографии, город окажется богат на события и впечатления. Когда бы вы ни приехали сюда, вас круглый год ждут представления, фестивали и развлечения»[52].
Язык туристического совета явно указывает на то, что фестивальные пространства используются в духе той самой стратегии «круассанов и оперы». Официозному образу «нового Глазго», созданному советом, противоречит работа Майкла Бойла и Джорджа Хьюза[53], где критикуется процесс городской перестройки, завязанный на специальные мероприятия, при котором остаются забытыми застарелые социальные проблемы. Ронан Пэддисон[54] ставит под сомнение вопрос уверенности в том, что культурное преображение Глазго имеет какое-либо отношение к социально неблагополучным и географически маргинализированным группам населения. Похожая критика в связи с получением Глазго статуса Культурной столицы Европы (1990) предлагается у Беатрис Гарсии[55] и Джона Маклэя[56]. Кроме того, Гордон Маклауд[57] обнажает географическую картину, связанную с выселением бездомных из центра города, установкой камер видеонаблюдения, надзором за уличными работниками секс-индустрии и арестами «агрессивных нищих».
Городские фестивали и география надежды
Может показаться, что современные пространства городских фестивалей усиливают, а не подрывают нормы гегемонии. В пространствах, санкционированных политической властью, чувства принадлежности, свободы и эйфории, ассоциируемые с мероприятием, казалось бы, идут вразрез с идеей фестиваля как места нарушения правил. И все-таки нельзя сказать, что трансгрессивные качества городских фестивалей утеряны окончательно. Городские фестивали по-прежнему преображают пространства городов. Там на время приостанавливается повседневная жизнь, размываются границы между частным и общественным, зрителем и участником, внутренним и внешним, и при этом создается пространство, которое Виктор Тёрнер[58] назвал лиминальным. Как следствие этого некоторые географы начали переосмысливать фестивали как потенциальные места волнений. С этих позиций городские фестивали можно концептуализировать как места борьбы, преодоления и надежды. Крайне важное предположение состоит в том, что городские фестивали предлагают творческие возможности, временно «подвешивая» социальные отношения и поддерживая игровую практику, способную поставить под сомнение устоявшуюся географию.
Географы-феминисты говорили о том, что принципы идентичности не могут действовать вне контекста места[59]. Класс, гендер, возраст, этническая принадлежность и сексуальная ориентация крепко связаны с определенными местами, в которых живут люди. Следовательно, имеется множество соревнующихся друг с другом представлений о мире и противоречивых требований городской жизни. Реакция на фестивали включает в себя крайне сложные вопросы, учитывая плюрализм городской социальной жизни, порожденный пересечением места с такими признаками идентичности, как класс, гендер, возраст, этническая принадлежность и сексуальная ориентация. Иными словами, фестивальную площадку можно оспоривать и разрушать с помощью различных видов индивидуального восприятия и понимания места. Однако именно это разнообразие само по себе записывается в перечень причин, в силу которых общественное противостояние проведению городских фестивалей зачастую остается неуслышанным. Голоса оппозиции многообразны, поэтому им еще требуется объединиться, чтобы произвести реальные социальные перемены. Если современные городские фестивали связаны меняющимися экономическими отношениями, то в круге многообразных национальных, гендерных, этнических и классовых идентичностей, согласуемых внутри и отражаемых посредством фестивального времени-пространства, у фестивалей по-прежнему имеются возможности для того, чтобы инициировать социальные перемены и одновременно реинтерпретировать привычную социальную географию.
Например, Крис Гибсон и Дебора Дэвидсон[60] демонстрируют противоречие между пониманием местными жителями Тэмуортского фестиваля музыки кантри[61] и представлениями о фестивалях как о силе, угнетающей наименее обеспеченных. Этот фестиваль является образцом мероприятия, сосредоточенного на туризме, где превалируют деловые интересы. Тем не менее многие местные жители положительно реагируют на то, что этот районный центр называют австралийской «столицей кантри». Гибсон и Дэвидсон показывают, что наименее обеспеченные местные жители при этом не страдают – напротив, именно те, кто не принадлежит к «белым воротничкам», с готовностью принимают новую идентичность «столицы кантри». Так корпоративные спонсоры фестиваля черпают идеи в понятии «кантри», определяемом белой, гетеронормативной маскулинностью, главенствующей в австралийском национализме. При этом именно наименее обеспеченные жители проявили наименьшее сопротивление новым маркетинговым образам города, несмотря на негативные коннотации с «деревенщиной», «неотесанностью» и простонародным местным выговором. Горсовет Тэмуорта, напротив, менее уверенно реагировал на то, что фестиваль превратил город в «столицу кантри». В 2001 году местный совет по туризму приглашал посетителей окунуться в «космополитический кантри», подразумевая под этим нечто более утонченное.
Есть обнадеживающие примеры того, какой потенциал заложен в городских фестивалях – площадках, откуда можно вести радикальную критику неравенства в городах юго-восточной Азии[62]. Городские фестивали были и остаются неотъемлемой частью того, что называют «урбанистическим моделированием»[63]. По мере того, как муниципальные власти переопределяют города в рамках своих официальных представлений, обусловленных идеями креативной экономики, идет весьма избирательный процесс припоминания и забывания. И все-таки эти дискурсы могут стать объектами непредсказуемой интерпретации, пародии или сопротивления. Стоит упомянуть тактику оппозиции в Сингапуре, Куала-Лумпуре и Джакарте: в каждом случае по-разному проявляющееся сопротивление направлено на планы муниципальных властей переделать город по образцу «международного города культуры». Так, в Сингапуре местные драматурги придумали новый термин – «международный город заимствованных искусств» – в противовес планам сингапурской администрации представить Сингапур как «международный город искусств».
Похожие сюжеты связаны с южно-корейским городом Кванджу[64]. Пускай те, кто занимается маркетингом города, используют господствующие сценарии с целью породить коллективный отклик – их решения не окончательны: союзы, заключенные между представляющими широкую общественность местными художниками, сумели противостоять попытке муниципальных властей забыть о восстании 18 мая 1980 года, жестоко подавленном правительством Чон Ду Хвана (1980–1987). В 1995 году, проводя в жизнь политику зрелища, власти Кванджу объявили о проведении арт-биеннале, желая превратить «город сопротивления» в «город искусств». Тогда же местные художники в противовес организовали фестиваль искусств, желая подвергнуть критике отрицание официальными властями событий, которые остаются важнейшими для самоидентификации многих жителей Кванджу. В произведениях искусства, представленных на альтернативном фестивале, авторы не замалчивали жестоких примеров прошлого, но пытались побудить людей задуматься о восстании. Успех этого фестиваля преобразовал и организацию основного мероприятия. С 1997 года биеннале стало механизмом, позволяющим рекламировать Кванджу как «город искусств», и одновременно механизмом надежды для его жителей, пытающихся переоценить его неспокойную историю или примириться с ней.
Надежда также является центральной темой праздников, организуемых маргинализированными социальными группами. Они возникают, когда публичные пространства открывают для радикальных переделок. Например, фестивали, посвященные негетеронормативным сексуальным ориентациям, поначалу перекликаются с признанием и надеждой. Так, «разрешенная нагота», «лесбиянки на велосипедах», «марш мальчиков», демонстрации привязанности и любви в гомосексуальной среде на сиднейском гей-параде Марди Гра по-прежнему дают возможность нарушать официальные правила, социальные и моральные кодексы. В самом деле, «развлечения», ассоциируемые с возможностями отклониться от негетеронормативных сексуальных ориентаций, стали неотъемлемой частью некоторых кампаний по развитию туризма в городах, нацеленных как на гетеросексуальных, так и на прочих туристов (потребителей). В фестивальных нарушениях «разрешено» участвовать всем.
Однако существует и ряд исследований, подчеркивающих последствия, возникающие, когда фестивали, посвященные негетеронормативной сексуальной ориентации, вводятся муниципальными властями в неолиберальные экономические стратегии, направленные на то, чтобы представить города в новом свете – как «места сексуально привлекательные». Например, организация «Маркетинг Манчестер» превратила мероприятия в так называемой «гомосексуальной деревне» – включая ежегодный парад Марди Гра – в неотъемлемую часть пространственной реорганизации Манчестера, призванную превратить его из руины английской индустрии в «модный», динамичный, космополитичный европейский центр[65]. В Чикаго маркетинг одного из районов, известного под названием «город мальчиков», строится вокруг создаваемого образа «гомосексуальной деревни»[66].
Гомосексуально ориентированная реклама, производимая муниципальными властями и охватывающая пространства ЛГБТ-фестивалей, как правило, изображает негетеросексуальное желание в искаженном виде. Она демонстрируют, как исключение негетеросексуальных идентичностей осуществляется в наши дни посредством механизмов неолиберального управления и капитализма. Приятно видеть, что в мейнстримовой рекламе фигурируют негетеросексуальные пары и мероприятия, однако те, кого изображают желанными гостями на празднике, обычно являются группой избранных – гомонормативной группой. Это состоятельные потребители, в большинстве своем белые, следящие за собой и обычно не особенно молодые мужчины-гомосексуалы. Но каким бы «прогрессивным» ни был негетеросексуальный капитал, он не вносит большого вклада в дело подрыва других структур угнетения, включая патриархию[67]. Следовательно, гомосексуально ориентированный маркетинг фестивалей, посвященных негетеронормативной ориентации, плохо приспособлен для интерпретации мейнстримовых, господствующих конструкций негетеросексуальных идентичностей. Действительно, гомосексуально ориентированный маркетинг – пример инструмента, с помощью которого негетеронормативную сексуальность силком вгоняют в «приемлемые» типы поведения внутри гомосексуальной нации. Лучший пример нормализации гомосексуального образа жизни неолиберальным государством – гомосексуально ориентированный маркетинг, с помощью которого муниципальные власти апроприируют гей-фестивали. Репрезентации, распространяемые в текстах, написанных специалистами по гомосексуально ориентированному маркетингу и получивших государственное одобрение, не предлагают почти никаких шагов в сторону диверсификации и демократизации городских пространств в неолиберальном городе. Они обращают наше внимание на гендерные и классовые свойства географии надежды, возникающие, когда муниципальные власти устраивают фестивали негетеросексуальных идентичностей.
Заключение
«Давайте устроим фестиваль!» – таков призывный лозунг многих муниципальных властей, ухватившихся за предпринимательские стратегии градоуправления и идеи «креативной экономики» в качестве инструментов, позволяющих работать и с социальным отчуждением, и с экономическим упадком центров городов. Выше я попытался проследить траекторию в разновидности географического мышления, которое складывается на фоне этой новой формы градоуправления. Многие исследователи провели значительную работу, в ходе которой проанализировали «экономический эффект» фестивалей и способы «управления мероприятиями»; однако не менее важно понимать неолиберальные идеологии, из которых эта работа нередко произрастает. Подходы, нацеленные на образ будущего, заложенный в неолиберальные экономические идеологии, включая «фестивальные места» и «креативные города», не отличаются глубоким пониманием того, что именно происходит во время фестивалей.
Особое критическое внимание было обращено на конкретные последствия для социальных и гражданских идентичностей, вызванные материальными и репрезентационными измерениями городских фестивальных пространств. Городской фестиваль, нацеленный на регулирование социального воспроизводства, становится механизмом, с помощью которого государство может встраивать в городские пространства определенный «моральный порядок», укореняя в них нормативные правила социальной привлекательности, непривлекательности и гражданства в переделанном «фестивальном городе».
Важнейшие результаты, внесшие вклад в переосмысление социального влияния городских фестивалей, были получены социальными географами-постструктуралистами, феминистами и представителями других школ, которые целиком исходят из того, что субъективность человека – включая его этническое происхождение, сексуальную ориентацию, возраст, класс и гендер – не может существовать вне пространства: она всегда привязана к месту. Если переосмысливать фестивали как пространства текучести и движения, то различия в местных особенностях занятости и этническом происхождении населения крайне важны для понимания социального влияния фестивалей – понимания того, как пересматривается, формируется и переформировывается чувство принадлежности или его отсутствия. Городские фестивали могут лишить место его специфики, превратив его в туристическую достопримечательность, но одновременно они концептуализируются как явления, дающие возможность для рефлексивного действия и радикальной критики маргинализации, отчуждения и социального игнорирования.
Сокращенный перевод с английского Анны Асланян
[1] © Waitt G. Urban Festivals: Geographies of Hype, Helplessness and Hope // Geography Compass. 2008. Vol. 2. № 2. P. 513–537. © 2008 Blackwell Publishing Ltd.
[2] Picard D., Robinson M. Remaking Worlds: Festivals, Tourism and Change // Idem (Eds.). Festivals, Tourism and Change: Remaking Worlds. Clevedon, UK: Channel View Publications, 2006. P. 1–31.
[3] Muir E. Ritual in Early Modern Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 1997.
[4] Jarvis B. Transitory Topographies: Places, Events, Promotions and Propaganda // Gold J.R., Ward S.V. (Eds.). Place Promotion, the Use of Publicity and Marketing to Sell Towns and Regions. Chichester, UK: John Wiley & Sons, 1994. P. 161–194.
[5] Bassett K. Urban Cultural Strategies and Urban Regeneration: A Case Study and Critique // Environment and Planning A. 1993. Vol. 25. № 12. P. 1773–1788.
[6] Ley D., Olds K. World’s Fairs and the Culture of Consumption in the Contemporary City // Anderson K., Gale F. (Eds.). Inventing Places. Melbourne: Longman Cheshire, 1992. P. 178–193.
[7] Bakhtin M. Rabelais and His World. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1984.
[8] Handleman D. Models and Mirrors: Towards an Anthropology of Public Events. New York: Cambridge University Press, 1990; Rutheiser C. Imagineering Atlanta. New York: Verso, 1996; Turner V. (Ed.). Celebration: Studies in Festivity and Ritual. Washington, DC: Smithsonian Press, 1982; Idem. The Anthropology of Performance. New York: PAJ Publications, 1988.
[9] Kolb B. Tourism Marketing for Cities and Towns: Using Branding and Events to Attract Tourists. Amsterdam: Elsevier, 2006; Poon A. Tourism, Technology and Competitive Strategies. Wallingford, UK: C.A.B International, 1993.
[10] Auguet R. Festivals and Celebrations. London: Collins, 1975; Debord G. The Society of the Spectacle. New York: Nicholson-Smith Zone Books, 1994; Gotham K.F. Theorizing Urban Spectacle: Festivals, Tourism and the Transformation of Urban Space // City. 2005. Vol. 9. № 2. P. 225–242; Gottdiener M. The Theming of America: Dreams, Visions and Commercial Spaces. Boulder, CO: Westview Press, 1997; Hillier H. Mega-Events, Urban Boosterism and Growth Strategies: An Analysis of the Objectives and Legitimations of the Cape Town 2004 Olympic Bid // International Journal of Urban and Regional Research. 2000. Vol. 24. № 2. P. 439–458; Lenskyj H. Best Olympics Ever? Social Impacts of Sydney 2000. New York: SUNY, 2002; Silk M. «Bangsa Malaysia»: Global Sport, the City and the Mediated Refurbishments of Local Identities // Media, Culture and Society. 2002. Vol. 24. № 6. P. 775–794.
[11] Humphreys C. The Politics of Carnival: Festive Misrule in Medieval England. Manchester, UK: Manchester University Press, 2001.
[12] Bramwell B. Strategic Planning before and after a Mega-Event // Tourism Management. 1997. Vol. 18. № 3. P. 167–176; Getz D. Festivals, Special Events and Tourism. New York: Van Nostrand Reinhold, 1991; Idem. Event Management and Event Tourism. Elmsford, NY: Cognizant Communications, 1997; Hall C.M. Hallmark Tourist Events: Impacts, Management and Planning. London: Belhaven Press, 1992; Idem. Mega-Events and Their Legacies // Murphy P. (Ed.). Quality Management in Urban Tourism. Chichester, UK: Wiley, 1997. P. 75–87; Prentice R., Andersen V. Festival as Creative Destination // Annals of Tourism Research. 2003. Vol. 30. № 1. P. 7–30; Stevenson D. Olympic Arts: Sydney 2000 and the Cultural Olympiad // International Review for the Sociology of Sport. 1997. Vol. 32. № 3. P. 277–238.
[13] Andranovitch G., Burbank M.J., Heying C.H. Olympic Cities: Lesions from Mega-Events Politics // Journal of Urban Affairs. 2001. Vol. 23. № 2. P. 113–131; Paul D.E. The Local Politics of «Going Global»: Making and Unmaking Minneapolis as a World City // Urban Studies. 2005. Vol. 42. № 12. P. 2103–2122.
[14] Dovey K., Sandercock L. Hype and Hope: Imagining Melbourne’s Docklands // City. 2002. Vol. 6. № 1. P. 83–101; Sandercock L. Towards Cosmopolis. Chichester, UK: John Wiley & Sons, 1998.
[15] Harvey D. The Conditions of Postmodernity. New York: Free Press, 1989; Idem. From Managerialism to Entrepreneurialism: The Transformation in Urban Governance in Late Capitalism // Geografiska Annaler Series B: Human Geography. 1989. Vol. 71. № 1. P. 3–17; Huxley M., Kerkin K. What Price the Bicentennial? A Political Economy of Darling Harbour // Transition. 1988. Spring. P. 57–64.
[16] Boyle M. Civic Boosterism in the Politics of Local Economic Development – «Institutional Positions» and «Strategic Orientations» in the Consumption of Hallmark Events // Environment and Planning A. 1997. Vol. 29. № 11. P. 1975–1997; Warren S. Popular Cultural Practices in the «Postmodern City» // Urban Geography. 1996. Vol. 17. № 6. P. 545–567.
[17] Getz D. Geographic Perspectives on Event Tourism // Lew A.A., Hall C.M., Williams A.M. (Eds.). A Companion to Tourism. Oxford, UK: Blackwell Publishing, 2004. P. 410–422.
[18] Muñoz F. Olympic Urbanism and Olympic Villages: Planning Strategies in Olympic Host Cities, London 1908 to London 2012 // Sociological Review. 2006. Vol. 54. Issue Supplement s2. P. 175–187.
[19] Benedict B. The Anthropology of World Fairs: San Francisco’s Panama Pacific International Exposition of 1915. London: Scholar Press, 1983.
[20] Roche M. Mega-Events: Olympics and Expos in the Growth of Global Culture. London: Routledge, 2000.
[21] McManus R. Dublin’s Changing Tourism Geography // Irish Geography. 2001. Vol. 34. № 2. P. 103–123.
[22] Jamieson K. Edinburgh: The Festival Gaze and Its Boundaries // Space and Culture. 2004. Vol. 7. № 1. P. 64–75 (см. перевод данной статьи в этом номере «НЗ». – Примеч. ред.).
[23] Coles T. Urban Tourism, Place Promotion and Economic Restructuring: The Case of Post-Socialist Leipzig // Tourism Geographies. 2003. Vol. 5. № 2. P. 190–210.
[24] Quinn B. Symbols, Practices and Mythmaking: Cultural Perspectives on the Wexford Festival Opera // Tourism Geographies. 2003. Vol. 5. № 3. P. 329–349.
[25] Horne J., Manzenreiter W. An Introduction to the Sociology of Sports Mega-Events // Sociological Review. 2006. Vol. 54. Issue Supplement s2. P. 1–24; Quinn B. Arts Festivals and the City // Urban Studies. 2005. Vol. 41. № 5/6. P. 927–942.
[26] Hall T., Hubbard P. The Entrepreneurial City: New Urban Politics, New Urban Geographies // Progress in Human Geography. 1996. Vol. 20. № 2. P. 153–174.
[27] Harvey D. From Managerialism to Entrepreneurialism... P. 3–17.
[28] Hall T., Hubbard P. Op. cit.
[29] Harvey D. The Conditions of Postmodernity.
[30] Мы переводим термин Ги Дебора «spectacle» как «зрелище», а не «спектакль». – Примеч. перев.
[31] Zukin S. Socio-Spatial Prototypes of a New Organization of Consumption: The Role of Real Cultural Capital // Sociology. 1990. Vol. 24. № 1. P. 38.
[32] Hughes G. Urban Revitalisation: The Use of Festive Time Strategies // Leisure Studies. 1999. Vol. 18. № 2. P. 119–135.
[33] Goodwin M. The City as Commodity: The Contested Spaces of Urban Development // Kearns G., Philo C. (Eds.). Selling Places: The City as Cultural Capital, Past and Present. Oxford, UK: Pergamon Press, 1993. P. 145–162.
[34] Hubbard P. Urban Design and City Regeneration: Social Representations of Entrepreneurial Landscapes // Urban Studies. 1996. Vol. 33. № 8. P. 1441–1461.
[35] McCarthy J. Entertainment-Led Regeneration: The Case of Detroit // Cities. 2002. Vol. 19. № 2. P. 105–111.
[36] Olds K. Globalisation and the Production of New Urban Spaces: Pacific Rim Mega-Projects in the Late Twentieth Century // Environment and Planning A. 1995. Vol. 27. № 11. P. 1713–1743.
[37] Bale J., Sang J. Kenyan Running: Movement, Culture, Geography and Global Change. London: Frank Cass, 1996.
[38] Quinn B. Arts Festivals... P. 927–942.
[39] Ley D. The New Middle Class and the Remaking of the Central City. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1996, P. 9.
[40] Chalkley B., Essex S. Sydney 2000: The «Green Games»? // Geography. 1999. Vol. 84. № 4. P. 299–307; Waitt G. The «Green» Games Sydney 2000 Played // Nauright J., Schimmel K.S. (Eds.). The Political Economy of Sport. Basingstoke, UK: Palgrave Macmillan, 2005. P. 183–207.
[41] Hughes G. Urban Revitalisation... P. 119–135.
[42] Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, UK: Polity Press, 1990.
[43] Cochrane A., Peck J., Tickell A. Manchester Plays Games: Exploring the Local Politics of Globalisation // Urban Studies. 1996. Vol. 33. № 8. P. 1319–1336.
[44] Britton S. Tourism, Capital, and Place: Towards a Critical Geography of Tourism // Environment and Planning D: Society and Space. 1991. Vol. 9. № 4. P. 451–478; Fainstein S., Judd D.R. (Eds.). The Tourist City. New Haven; London: Yale University Press, 1999; Gottdiener M. (Ed.). New Forms of Consumption: Consumers, Culture, and Commodification. Lanham, MA: Rowman and Littlefield, 2000; Urry J. Consumption Places. London: Routledge, 1995.
[45] Auge M. Non-lieux: Introduction à une anthropologie de la surmodernité. Paris: Seuil, 1995.
[46] Kearns G., Philo C. (Eds.). Op. cit.; Goss J. Disquiet on the Waterfront: Reflections on Nostalgia and Utopia in the Urban Archetypes of Festival Market Places // Urban Geography. 1996. Vol. 17. № 3. P. 221–247; Dunn K.M., McGuirk P.M. Hallmark events // Cashman R., Hughes A. (Eds.). Staging the Olympics: The Event and its Impact. Randwick: University of New South Wales Press, 1999. P. 18–34; Waitt G. Playing Games with Sydney: Marketing Sydney for the 2000 Olympics // Urban Studies. Vol. 36. № 7. P. 1055–1077; Evans G. Hard-Branding the Cultural City – from Pardo to Prada // International Journal of Urban and Regional Research. 2003. Vol. 27. № 2. P. 417–440.
[47] Goss J. Op. cit. P. 240.
[48] Harvey D. Spaces of Hope. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2000; Katz C. Hiding the Target: Social Reproduction in the Privatised Urban Environment // Minca C. (Ed.). Postmodern Geography: Theory and Praxis. Oxford, UK: Blackwell, 2001. P. 92–110; Mitchell D. The End of Public Space? People’s Park, Definitions of the Public, and Democracy // Annals of the Association of American Geographers. 1995. Vol. 85. № 1. P. 108–133; Smith N. Giuliani Time: The Revanchist 1990s // Social Text. 1998. Vol. 57. № 1. P. 1–20.
[49] Dunn K.M., McGuirk P.M. Op. cit.
[50] Ryan M. Boosts Continue from Culture Win // BBC. 2002. October 30 (http://news.bbc.co.uk/2/hi/uk_news/2375339.stm).
[51] Greater Glasgow and Clyde Valley Tourist Board, Facts and Figures (www.seeglasgow.com).
[52] Ibid.
[53] Boyle M., Hughes G. The Politics of the Representation of «the Real»: Discourses from the Left on Glasgow’s Role as European City of Culture // Area. 1990. Vol. 23. № 3. P. 217–228.
[54] Paddison R. City Marketing: Image Reconstruction and Urban Regeneration // Urban Studies. 1993. Vol. 30. № 2. P. 339–350.
[55] García B. Urban Regeneration, Arts Programming and Major Events: Glasgow 1990, Sydney 2000, Barcelona 2004 // International Journal of Cultural Policy. 2004. Vol. 10. № 1. P. 103–118.
[56] McLay J.F. The Reckoning: Public Loss, Private Gain (Beyond the Cultural City Rip off). Glasgow: Clydeside Press, 1990.
[57] MacLeod G. From Urban Entrepreneurialism to a «Revanchist City»? On the Spatial Injustices of Glasgow’s Renaissance // Antipode. 2002. Vol. 34. № 3. P. 602–624.
[58] Turner V. The Anthropology of Performance. New York: PAJ Publications, 1988.
[59] Rose G. Performing Space // Massey D., Allen J., Sarre P. (Eds.). Human Geography Today. Cambridge, UK: Polity Press, 1999. P. 247–259.
[60] Gibson C., Davidson D. Tamworth, Australia’s «Country Music Capital»: Place Marketing, Rurality, and Resident Reactions // Journal of Rural Studies. 2004. Vol. 20. № 4. P. 387–404.
[61] Тэмуорт – город в Австралии, который называют «столицей австралийской кантри-музыки». – Примеч. перев.
[62] Kong L., Yeoh B.S.A. The Politics of Landscape in Singapore: Constructions of «Nation». Syracuse, NY: Syracuse University Press, 2003; Lee Y.S., Yeoh B.S.A. Introduction: Globalization and the Politics of Forgetting // Urban Studies. 2004. Vol. 41. № 12. P. 2295–2301; Yeoh B.S.A. The Global Cultural City? Spatial Imagineering and Politics in the (Multi)cultural Marketplaces of South-East Asia // Urban Studies. 2005. Vol. 42. № 5/6. P. 943–958.
[63] Yeoh B.S.A. Op. cit. P. 955.
[64] Shin H.R. Cultural Festivals and Regional Identities in South Korea // Environment and Planning D: Society and Space. 2004. Vol. 22. № 4. P. 619–632.
[65] Binnie J. Quartering Sexualities: Gay Villages and Sexual Citizenship // Bell D., Jaynes M. (Eds.). City of Quarters: Urban Villages in the Contemporary City. Aldershot, UK: Ashgate, 2004. P. 163–172.
[66] Reed C. We’re from Oz: Marking Ethnic and Sexual Identity in Chicago // Environment and Planning D: Society and Space. 2003. Vol. 21. № 4. P. 425–440.
[67] Knopp L. Sexuality and Urban Space: A Framework for Analysis // Bell D., Valentine G. (Eds.). Mapping Desire: Geographies of Sexualities. London: Routledge, 1995. P. 149–164.
Неприкосновенный запас 2016, 2(106)
Игорь Кобылин
Из Нижнего в Горький и обратно: старая фотография, кино и историческое воображение
Игорь Игоревич Кобылин (р. 1973) – философ, культуролог, доцент кафедры социально-гуманитарных наук Нижегородской государственной медицинской академии, соорганизатор междисциплинарного семинара «Теория и практики гуманитарных исследований».
22 октября 1990 года указом Президиума Верховного Совета РСФСР Горький вновь превратился в Нижний Новгород. Это «контрреволюционное» переименование было, безусловно, самым значительным, но далеко не единственным – через год, вскоре после провалившегося августовского путча, город буквально захлестнула волна топонимической реставрации. Улицы Свердлова, Воробьева, Дзержинского, Урицкого, Фигнер, Краснофлотская стали снова называться Большая Покровская, Малая Покровская, Алексеевская, Сергиевская, Варварская, Ильинская[1]. Дореволюционный купеческий Нижний все явственнее проступал на карте советского промышленного миллионника.
Если же взять более широкий контекст – и географический, и тематический, – то станет очевидно, что революционные преобразования 1980–1990-х годов не столько открывали постсоветское будущее, сколько переоткрывали досоветское прошлое[2]. Вернее, последнее в значительной части становилось горизонтом первого. Конечно, всякая революция, являясь новым началом, содержит тем не менее мощный реверсивный заряд – даже этимология этого слова указывает на круговое движение. Но череда событий, приведших к исчезновению СССР и рождению новой страны, вообще не несла в себе «никакого творческого или утопического проекта»[3]. Доминирующей стратегией была стратегия «возвращения». Революция 1990-х боролась с самой идеей революции, выступая против режима, построенного на мифологии революционного основания[4]. Сам же мятежный антикоммунистический эксцесс понимался лишь как исчезающий посредник перехода к некоей глобальной «норме», истоки которой можно было найти в добольшевистской России. Если объектом негативного общественного консенсуса была позднесоветская система, то горизонтом позитивного стало имперское прошлое, «Россия 1913 года». Практически все политико-идеологические движения и группы были солидарны не только в своей ненависти к КПСС[5], но и в симпатиях к империи рубежа веков, хотя, конечно же, по совершено различным причинам. Каждый находил там свое: православные верующие – уничтоженную в советский период религиозную культуру; светские либералы – начало русского парламентаризма и партию кадетов; потенциальные капиталисты – частную собственность и кипучую деловую активность русских купцов и предпринимателей; националисты – черту оседлости, Пуришкевича и «Союз русского народа»; космополиты – относительно свободные выезд и въезд[6]; интеллектуалы и художники – утонченную культуру Серебряного века и раннего авангарда. Даже поп-музыка российского Ancien Régime оказалась неожиданно востребованной в молодежной рок-среде[7].
Все это разнообразие политически противоположных, но одинаково положительных оценок рождало странное ощущение. Преображенная работой коллективного желания, Россия представала как пространство сновидческого «совпадения противоположностей», «невозможной гармонии». Здесь мирно уживались жесткий промышленный капитализм и уютная патриархальность, мощь колониальной экспансии и духовная аскеза, аристократическое благородство и купеческая деловая хватка. Это был мир абсолютной полноты и избытка, увиденный из мира тотального дефицита. Такое представление можно в некотором смысле сравнить с фотографическим снимком. Фотография в XIX веке (наряду с деньгами) была тем «великим уравнителем», который разрушал привычные оппозиции, конституировавшие «домодерный» мир. В качестве специфической визуальной машины фотография «не устанавливает никакой иерархии: ни между регистрируемыми предметами, ни между передаваемыми деталями, ни между краями и центром изображения»[8]. Но и фантазматический конструкт «России, которую мы потеряли», позволял на равных правах умиляться любому фрагменту дореволюционной жизни, как будто сама «дореволюционность» служила гарантией ее неидеологической подлинности в каждой отдельно взятой точке. Здесь неустойчивый баланс конфликтующих исторических сил превращался в символ потерянного рая.
Похожую роль в этих историко-политических фантазиях играл и Запад. Внутренняя гетерогенность, присущая рождающемуся русскому модерну, как бы перекликалась с постмодернистским потребительским многообразием, включающим не только безграничный ассортимент конкретных товаров, но постоянную пролиферацию субкультур и стилей жизни. И если провести линию, напрямую соединяющую два этих воображаемых «избытка», то мы получим вектор «нормальной» истории, насильственно прерванной в 1917 году. Постсоветская ностальгия по «старому порядку» отнюдь не была ностальгией по прекрасной, но исторически обреченной эпохе: напротив, эта эпоха понималась скорее как неисполненное обещание, нереализованная возможность, полное надежд начало так и не состоявшегося «русского века» – начало, к которому необходимо вернуться.
Важно, что сама эта неслучившаяся история понималась совершенно не исторически. Ключевым словом ее фантазматического описания было слово «естественность», отсылающее к сфере нейтрально-природного. История как социально-политическая борьба, как столкновение конфликтующих сторон, как драматическая, или даже трагическая, сцена массово ассоциировалась исключительно с марксистским дискурсом и его предполагаемой перформативной мощью. Марксизм не только злоупотреблял «антагонистическим» языком, занимаясь историческим анализом, но и вызвал к жизни общество, параноидально зацикленное на борьбе – с собственным прошлым, внутренними и внешними врагами, природными законами и, наконец, с человеческой натурой как таковой[9]. Противоестественным революционным рывкам и напряжениям следует противопоставить плавный эволюционный рост. Разрыв с «советским» – последний разрыв – должен был покончить с самой идеей разрыва. И здесь природа становилась значимым легитимирующим ресурсом. Если советская идеология в целом относилась к природе с подозрением, видя в ней слепой хаос, требующий рационально-научной реорганизации и контроля, то западная либеральная биополитика открывала ее благую регулирующую силу в стихии рынка. Возвращение к «нормальному» – это смирение перед неизбежным: историческое творчество должно было уступить место миметическому воспроизводству западных образцов, следующих в свою очередь глубинному природно-рыночному дао.
Но на этот универсальный «путь» еще только предстояло встать. В темпоральном аспекте грядущий маршрут выглядел довольно причудливо: из устаревшего, на глазах распадающегося социалистического будущего мы должны были вернуться в дореволюционное прошлое, чтобы оказаться в западной капиталистической современности – в этом новом завтрашнем дне для новой/старой России. Вперед в прошлое – назад в будущее: одно движение, но парадоксальным образом сразу в двух направлениях. И в грезе об этом странном движении, смыкающем времена, особое место занимала старая фотография.
Вообще уже сама специфика медиума соответствовала здесь двусмысленности нового исторического воображения. С одной стороны, фотография – это именно прошлое, «забальзамированное» (Анри Картье-Брессон) в настоящем. Ее ноэма – как учит нас, наверное, самая меланхолическая книга о фотографическом образе – заключается в неустранимом «это там было»[10]. Правда Барт изолирует это «было» от памяти. Для него несводимое удостоверение реальности прошлого, даруемое фотографией, противостоит мемуарным и ностальгическим грезам. Шок презентации блокирует становление истории мифом, где воспоминание незаметно переходит в вымысел. Однако Андре Руйе в своей критике бартовской позиции убедительно показал, что акт восприятия фотообраза неотделим от «виртуального прошлого памяти». Отталкиваясь от Бергсона и Делёза, Руйе демонстрирует, что просмотр фотографий – это всегда актуализация «электрической цепи» мнезических кругов, связанных не только с личной историей наблюдателя, но с тем «прошлым вообще», которое является одновременно и индивидуальным, и фамильным, и историческим[11]. Это особенно важно в случае со старинными снимками: отсылая к давно минувшему, к тому, что уже не может быть присвоено индивидуально в качестве «своего», они заставляют работать именно коллективные фантазии о запечатленном на фото историческом времени. И эти сообща разделяемые фантазии – основа аффективных сообществ зрителей, ностальгирующих о непережитом[12].
С другой стороны, фотография, являясь запечатленным мгновением, вырванным из временного потока, перестает принадлежать хронологии вообще, перемещаясь в зону виртуального как места «встречи» не только прошлого и настоящего, но присоединившегося к ним будущего[13]. Речь идет о том нереализованном будущем, которое некоторым образом присутствует в каждом снимке. Вальтер Беньямин так пишет о нем в «Краткой истории фотографии»:
«Вопреки всякому искусству фотографа и послушности его модели зритель ощущает неудержимое влечение […] найти то неприметное место, в котором, в так-бытии той давно прошедшей минуты, будущее продолжает таиться и сейчас, и при том так красноречиво, что мы, оглядываясь назад, можем его обнаружить»[14].
Дореволюционная русская фотография, несшая свой собственный образ будущего, делала видимой ту виртуальную, неосуществившуюся историю, о которой так тосковали советские люди.
Если вновь обратиться к локальному – горьковско-нижегородскому – контексту, то мы увидим, что параллельно топонимическому возвращению «старого Нижнего», состоялось и публичное возвращение его фотографического образа. Имена и названия обрели как бы воскресшую, «световую» плоть. И решающую роль в этом «воскрешении» сыграло наследие двух выдающихся нижегородских фотографов – Андрея Осиповича Карелина (1837–1906) и Максима Петровича Дмитриева (1858–1948). Нельзя сказать, что их имена были совсем забыты советской культурой: еще в 1960 году вышла небольшая книга о Дмитриеве, написанная искусствоведом Сергеем Морозовым[15], а в Горьком в 1980-е проходили скромные выставки то в областной библиотеке (1983 год, фотоработы Дмитриева), то в Государственном музее А.М. Горького (1987 год, фотографии и живопись Карелина). Но полномасштабное открытие старой фотографии для широкой публики состоялось именно в разгар перестройки. В 1989 году, когда по всему миру отмечалось 150-летие фотографии, фотосекция областной организации Союза журналистов СССР и Государственный архив Горьковской области подготовили выставку «Глазами прадедов». Она проходила в Государственном выставочном комплексе, в центре города, и имела колоссальный успех. Позже были выпущены большие альбомы и Карелина, и Дмитриева, создана общественная организация «Нижегородский фотографический фонд “Дмитриев и Карелин”», а в 1992 году начал работу Русский музей фотографии, где до сих пор снимки дореволюционных мастеров занимают большую часть постоянной экспозиции[16].
Довольно быстро этот корпус фотографий оброс значительным количеством разнообразных текстов – искусствоведческих, научно-краеведческих, журналистских. Доминирующими в них становятся те способы описания, которые условно можно назвать «ностальгическими». Но еще более интересным для реконструкции особенностей поздне- и постсоветского исторического сознания является случай кинематографической презентации фотоизображений. Во-первых, ностальгическая драма разыгрывается здесь не только на уровне содержания, но и на уровне технических средств, медиально. Во-вторых, возможности, предоставляемые кинематографом – монтаж, звуковое оформление, авторский комментарий и другие, – позволяют представить фотографическое обретение «потерянной России» куда более суггестивно, чем книга, альбом или выставка. Дискурсивное здесь накладывается на аудиовизуальное, превращая неопределенное меланхолическое томление в историческую программу. Соответственно, далее речь пойдет о нескольких документальных фильмах, так или иначе использующих дореволюционную – нижегородскую и не только – фотографию и задающих нечто вроде композиционного каркаса ностальгическому кино-фото «тексту». «Зеркало времени» (1988) Юрия Беспалова и Татьяны Булатовой[17] – это своего рода завязка; «Россия, которую мы потеряли» (1992) Станислава Говорухина – кульминация; а «Оптическая ось» Марины Разбежкиной и «Цвет нации» Леонида Парфенова (оба 2013) – эпилог.
Интересно, что, выбирая из двух культовых нижегородских фотографов, ревизионистская документалистика предпочла Дмитриева, а не Карелина. Это кажется странным, поскольку именно последний – в прошлом художник и один из родоначальников русской художественной фотографии – показал наиболее эстетизированный и романтичный образ «милой старины». Но, по всей видимости, эта бросающаяся в глаза эстетизация, сознательная установка на живописную традицию (прежде всего голландскую), заметные композиционные ухищрения и стали помехой в том, чтобы перехватить и присвоить карелинского «оптику».
В работе «Искусство описания» Светлана Алперс противопоставила два пути развития европейского постсредневекового искусства. Первый берет начало в ренессансной Италии. Здесь перспективное изображение – это сценическое пространство разыгрываемой истории, основанной на авторитетной поэтической традиции. Второй путь – живопись Севера, предпочитавшая скрупулезное визуальное «описание» видимого мира без каких-либо литературных референций. Стремясь фиксировать природу «точно и неизбирательно», северное искусство использовало в своей практике камеру-обскуру, с рассказа о которой начинается любая уважающая себя история фотографии[18]. Чтобы производить правдивые образы, художнику необходим точный оптический инструмент, выполнявший прото-фотографическую функцию. В случае с Карелиным происходит своего рода инверсия: фотография, ориентируясь на «описательную» живопись голландцев, начинает выглядеть крайне искусственно. И, хотя Карелин имитировал в основном именно северную манеру, его «светопись» воспринималась советским и постсоветским взглядом скорее как «итальянская» – то есть как требующая знания «словаря значений» и нуждающаяся в соответствующей дешифровке.
«В снимках Карелина каждая фигура и деталь имеют аллегорический смысл и олицетворяют какое-нибудь понятие или образ. […] Сложное метафорическое содержание кадра, ориентированное на эрудированного человека XIX столетия, к сожалению, не всегда может восприниматься нами во всей полноте»[19].
Эта перенасыщенность знаками искусства и уже плохо читаемой символикой, бросающаяся в глаза постановочность, театральность «фотокартин» Карелина предъявляла ностальгическому взгляду неприятную истину: кажущиеся гармония и прелесть прошлого – результат видимых усилий фотографа. Реальность – как сегодня, так и до 1917 года – пронизана нехваткой и требует режиссуры и ретуширования. Карелин как бы показывает не «само прошлое», а его очевидную репрезентацию, нарочито подыгрывающую нашему желанию умиляться. К тому же инсценированная на снимке авторская фантазия не дает развернуться фантазии наблюдателя: интенциональность художника почти не оставляет места случайному и непреднамеренному. Другое дело Дмитриев: реализм и репортажность здесь не столько разрушают грезу, сколько придают ей необходимый минимум жизненности и устойчивости. К тому же некоторые композиционные особенности его фотографий работают на мифологию дореволюционных «полноты» и «избытка», и это хорошо заметно на примере первого фильма.
«Зеркало времени» – это пока еще довольно традиционное для позднего СССР документально-биографическое кино, сторонящееся авторитетного идеологического языка, но использующее те клише, которые отличают «высокий стиль» советского жанра «ЖЗЛ». Так, юный Дмитриев, работая в переплетной мастерской, «терпел тычки и побои», приехав в Нижний Новгород «попал в среду искренних любителей искусства, горячо и молодо спорящих о нем», а героями его «фотокартин» были (среди прочих) «странники, нищие, убогие – вечная боль Руси». Да и в целом этот байопик далек от радикальной переоценки исторического наследия: друг Горького и Короленко, автор альбома «Неурожайный год», фотограф, пославший на Парижскую выставку снимок арестантов на строительных работах и вызвавший тем самым негодование графа Григория Ностица, Дмитриев предстает в фильме в качестве демократа и художника-реалиста, запечатлевшего противоречия и внутренние конфликты эпохи. Фигуры вполне привычной и абсолютно легитимной для советского дискурса. Однако расставленные Беспаловым и Булатовой акценты позволяют увидеть в «Зеркале времени» первые симптомы исторического ревизионизма.
Во-первых, это очевидный контраст между досоветским и советским периодами в жизни Дмитриева. Если Морозов в своей монографии пишет о «трудовом подъеме», охватившем Максима Петровича в годы первой пятилетки[20], то авторы фильма рассказывают, в общем, трагическую историю: отобранное в 1929-м ателье (даже заступничество Горького не помогло) и чуть позже изъятый архив в семь тысяч негативов, который погибнет из-за несоблюдения правил хранения. Вывод напрямую не проговаривается, но это и не нужно – он напрашивается сам собой: в царской России талантливый человек, начинавший «мальчиком» из посудной лавки, смог стать всемирно признанной величиной в фотографии, в России советской его ждало разорение и забвение.
Во-вторых, империя реабилитируется не только через почти невольное сравнение с СССР, мотивированное случайностью биографии, но и непосредственно: «смотришь на снимки – а ведь, пожалуй, наше расхожее нынешнее представление о старой российской провинции не совсем точно». «Расхожее», видимо, означает здесь крайне критическое («дремотное бытие», «беспросветное мещанство», «звериная глушь»), растиражированное в советских фильмах, спектаклях, учебниках, предисловиях и послесловиях к литературной классике и частично у этой последней заимствованное. Однако сама закадровая фраза, которая выдает себя за констатирующую, является все-таки скорее побуждающей. Увидеть на фотографиях Дмитриева можно при желании все что угодно. Вопрос в самом этом желании и той символической рамке, которая определяет взгляд. За квазиобъективностью уже извлеченного из старых фотографий знания – «смотришь и понимаешь, что прежние представления не точны», – скрывается своего рода новая этика и политика зрения, открытый (хотя еще довольно робкий) призыв к «пересмотру»: смотреть надо так, чтобы увидеть нечто отличающееся от «расхожего».
Безусловно, сам по себе такой призыв к новому видению, субверсивному по отношению к застывшим советским клише, обладал важным критическим потенциалом. Но сознательная эмансипация мышления от дискурса, не скрывавшего своей идеологичности, сопровождалась почти незаметным процессом замаскированной реидеологизации. Действительно, марксистское разоблачение идеологии как ложного сознания само превратилось в окаменевшую «научную идеологию» как логически замкнутый набор отсылающих друг к другу шаблонов. И язвительная деконструкция этой последней парадоксальным образом возвращала первую – как будто историческое отступление марксизма провоцировало очередной наплыв мистифицирующих натурализаций. Конечно, все эти «антагонистические классовые противоречия», «реакционная политика торгово-промышленной буржуазии» и «нещадная эксплуатация народа» не вызывали уже ничего, кроме глумливой иронии. Но противополагался им en masse не другой аналитический язык, а представление – на самом деле не менее идеологическое – о неисчерпаемом ресурсе «просто жизни». Эта неопосредованная, мудрая в своей безыскусственности «жизнь» не терпит никакого идейного/политического насилия над собой, упрямо возвращаясь к «нормальному» и «естественному» течению.
«Зеркало времени» делает только первый, почти невольный шаг в этом направлении. С одной стороны, закадровый голос (принадлежащий режиссеру Беспалову) напоминает нам о «противоречивом многообразии» предреволюционной России и о «противоречивых» людях, ее населявших. И талант Дмитриева состоял в том, что ему удавалось схватить все эти противоречия, иногда буквально в одном снимке, сгущая явления «подчас почти до символа». Так авторы подробно останавливаются на очень известной фотографии, изображающей угол улиц Большой Покровской и Осыпной, совсем рядом с тем местом, где располагалось ателье самого мастера.
Вообще у Дмитриева много работ, где он вполне сознательно обыгрывает многослойность городской жизни, иронически сталкивая в кадре железную дорогу и подводы («Вокзальная площадь, железнодорожные пути и Гордеевка»), торжественное богослужение и въезжающий на передний план кадра трамвай с рекламой пива («Благовещенская площадь. День “Белой ромашки”») или жительницу Крайнего Севера, «самоедку», и современное искусство (фото с XVI Всероссийской торгово-промышленной и художественной выставки «Отдел Крайнего Севера. Внутренний вид»[21]).
В отличие от этих фотографий, снимок, разбираемый Беспаловым и Булатовой, фиксирует разнообразие не столь нарочито, а потому еще более убедительно. Здесь слева «глазеют на фотографа мальчишки, идущие из реального училища», справа – «дети нижегородского ремесленного люда»; дворник в белом фартуке и однофамилец Максима Петровича, «физико-механик» Константин Дмитриев, стоящий в дверном проеме собственного магазина с оптическими инструментами, наблюдают за процессом съемки; наконец, не обращая внимания на «чудной аппарат», с мешком за плечами странник «приближается к толпе зевак». Очевидно, что в бэкграунде этого изображения – сложные экономические, политические и культурные реалии, определяющие социальные различия представленных на фото людей. Эти реалии, пресловутые «противоречия», не могут быть фотографически запечатлены, они остаются незримыми и выражаются исключительно дискурсивно – в словесном комментарии, все время проигрывающем детализованной картинке. Сгущенные «символы» довольно легко распадаются на потребляемые образы уютной повседневности, берущей реванш у идеологической подозрительности. «Деликатная эмпирия» фотоизображения не столько становится здесь новой теорией, как в случае с проанализированными Беньямином снимками Августа Зандера, сколько просто разъедает любые дискурсивные подпорки, кроме тех, что ориентируют взгляд в сторону чистой недискурсивной «жизни». Гетерогенность, даже в откровенно иронической форме визуального столкновения паровоза и крестьянской лошадки, перестает «иллюстрировать» нечто скрытое, не присутствующее в кадре. Она приобретает самодовлеющее значение, становясь непосредственным выражением «цветущей сложности» органического дореволюционного мира, уже недоступного, но мучительно притягательного.
Но свой подлинный триумф «жизнь» – теперь уже скорее в биополитическом смысле – празднует в историческом киноизыскании Станислава Говорухина «Россия, которую мы потеряли». (В закадровом тексте Говорухин обозначает «неблагодарный» жанр своей работы в судебно-юридических терминах как «Дело об убийстве России».) Вышедшее на экраны в 1992 году, оно является своего рода приквелом предыдущего документального проекта режиссера – фильма «Так жить нельзя» (1990), где исследовался феномен низовой советской преступности.
Логика этого исследования примерно следующая: бессмысленное бытовое насилие, алкоголизм и общее «нравственное растление» являются следствиями того глобального преступления, каким была октябрьская революция. Причем следствиями, в том числе и в строго биологическом смысле: физическое уничтожение «лучших людей» превратило большевиков – «преступников у власти» – в агентов национального вырождения и деградации. Нынешняя криминализированная повседневность – это результат извращенной коммунистической селекции, сделавшей ставку на худших. Необходим радикальный разворот в прошлое: мы должны вернуться в мир генетической полноценности, благородных лиц и естественных иерархий. Но поскольку история этого мира писалась его убийцами, то на «лакейскую» советскую историографию невозможно опираться: ее повествования о дореволюционном прошлом Отечества – это злобная карикатура на истерзанную и убитую жертву. Именно поэтому Россия до 1917 года – «загадочная, незнакомая страна», своего рода затонувшая, потерянная Атлантида, изучить которую можно, лишь начав все сначала, используя надежные свидетельства.
Собственно, старые фотографии – а Говорухин использует в фильме, кроме работ Дмитриева, снимки петербуржского фотографа Карла Буллы и других авторов – как раз и играют роль историко-визуальных свидетельств, призванных удостоверить реальность прекрасного прошлого. Но эти свидетельства являются одновременно актуальными образцами для будущего: новая Россия должна возродиться в формах прежней – утраченной, но вновь обретаемой в акте коллективного анамнезиса.
Субъект этого «припоминания» – советский человек – описывается Говорухиным в терминах тотальной депривации: «без роду, без племени, без корней и без родителей, без истории и исторического опыта». По сути здесь дается схематическое определение модерного субъекта в его предельном выражении. Действительно именно modernity рождает представление о том, что прошлое качественно отлично от настоящего и потому должно быть изолировано от него и заперто в своей уже нерелевантной специфичности. А следовательно, и опыт предшествующих поколений вряд ли способен доказать свою ценность для бегущей вперед современности. Как лаконично сформулировал Эрик Сантнер, «с приходом исторического просвещения последние рудименты той точки зрения, согласно которой знать означало наследовать знание, были уничтожены»[22]. То же самое можно сказать и о «роде, племени, корнях и родителях»: занимая универсалистскую субъектную позицию, модерный индивид оказывается способен дистанцироваться от любой партикулярной локальности, от любой конкретной культурной традиции. Таким образом, изображая советского Ивана, не помнящего родства, Говорухин изображает сошедший с ума модерн, загнавший «клячу истории» и реализовавшийся в революционном коммунистическом проекте с пугающей полнотой.
Шаг назад означает в этом контексте отказ от универсализма, возвращение локальной идентичности, воскрешение культурной плоти, принесенной в жертву призрачным абстракциям. В пример ставится современный Запад, но не в привычном качестве воплощения универсальности на уровне содержания, а как универсально распространенная тяга к уникальному «своему»: «Любовь к родине, к родному городу в крови у каждого француза, англичанина, американца, у всех – кроме нас». Даже разрушение мировой колониальной системы трактуется Говорухиным как добровольное сосредоточение империалистических европейских держав на себе – ведь «содержание колоний, трата на них духовных и материальных сил нации истощает саму нацию».
Консервативный дискурс «возрождения» и «возвращения» предполагает здесь и специфическое понимание истории. Это не открытый будущему, потенциально конфликтный (и, безусловно, опасный) процесс изменений и преобразований, ведущий к появлению новых субъектов и действующих сил лишь отчасти прогнозируемого развития. Это органический рост, имеющий телеологический характер[23], который тем не менее может быть замедлен и даже прерван навсегда «тяжелым недугом». Языком описания здесь является язык, осциллирующий между медико-биологическим и криминалистическим словарями. Говорухин детализирует биополитическую версию истории, заявленную в предыдущем фильме. «Взбесившиеся» революционеры – это агенты распада, внутренняя инфекция, с которой своими военно-полевыми судами почти покончил Петр Столыпин. Режиссер сочувственно цитирует его слова о том, что «Россия сумеет отличить руки палача от рук добросовестного хирурга». Однако убийство Столыпина не позволило стране «выздороветь» окончательно, раз и навсегда. Первая мировая война ускорила наступление «рецидива» – февральская революция и последовавший затем октябрьский переворот стали началом «эры вырождения», антропологической деградации и криминализации народа, длящейся по сегодняшнюю пору. В конце фильма, сразу после фрагмента, посвященного русским эмигрантам, похороненным на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, Говорухин произносит следующий текст:
«Ленину удалось надолго очистить Россию от умных, образованных, мыслящих людей. Он совершил не только государственный переворот, он произвел целый переворот в душе народа. В России был заложен новый антропологический тип, новое выражение лиц появилось у советских людей».
Тем самым можно уточнить и назначение в фильме фотографий, большинство из которых, кажется, именно портреты. Дореволюционные снимки не просто неотменяемые свидетельства прошлого, призванные самим фактом своей явленности развеять морок дискурсивной советской лжи. Свидетельствуя об утраченной антропологической норме, они являются ключевыми элементами выстраиваемой Говорухиным историко-кинематографической биополитики. Так сделанный Дмитриевым снимок, изображающий работников Сормовского завода на фоне выпущенного ими паровоза, призван не только доказать индустриальную мощь «нищей и лапотной России», и даже не только противостоять измышлениям Горького об «угрюмых людях», выбегавших по гудку, «точно испуганные тараканы»[24]. Он должен служить антропологической «иконой», напоминая люмпенизированному населению о достоинстве и благородстве. Сормовские фотографии Дмитриева Говорухин монтирует с современными кадрами, на которых сначала пьяный, опустившийся мужчина падает прямо посреди улицы, а затем уставшие женщины бегут с заводской смены на остановку общественного транспорта. Вырождение нации проявилось и в распределении гендерных ролей.
Понятно, что Говорухин предельно избирателен в показе фотографий. В фильме нет ни умирающих от голода и тифа крестьян из «Неурожайного года» Дмитриева, ни его же арестантов или босяков из ночлежных домов. Но запущенная режиссером машина видения и дискурсивного описания стала работать самостоятельно, справляясь с любыми ограничениями. Вот почти наугад выбранная цитата из довольно большого архива подобных высказываний:
«Россия, которую мы потеряли… Истребление генофонда… Вглядываясь в фотографии, сделанные Дмитриевым, начинаешь понимать, что же произошло с Россией после 1917-го и после 1941–1945-го. Погибли лучшие… На его портретах, на групповых снимках каждое лицо можно рассматривать бесконечно долго. И неважно, кто перед нами – священники, градоначальники, группа инженеров, циркачи-атлеты, семья предпринимателей, странники, босяки, обитатели бугровской ночлежки… Дело не в социальном происхождении дмитриевских персонажей, а в какой-то особенной благости лиц, в их “самости”. Достоинство – вот, пожалуй, черта, которую потом так трудно будет найти в человеческих судьбах, и в фотографиях…»[25]
«Особенная благость», «самость» и «достоинство» – вот алиби, которое позволяет беспрепятственно наслаждаться прошлым даже в его самые трагические моменты.
Фильм Говорухина является одним из наиболее показательных образчиков того исторического воображения, которое заставляло непережитое имперское прошлое служить утопической альтернативой переживаемому советскому настоящему. Сегодня само это историческое воображение постепенно становится историей. Официозный мейнстрим кажется настолько поглощенным идеей державной преемственности, что ни о каких «альтернативах» речь уже не идет: нейтрализованное, лишенное всякой специфики «советское» сливается с «царским» в общем ресурсе «культурно-исторического наследия»[26]. Но и авторы, далекие от официоза, работают с дореволюционным прошлым иначе, чем их коллеги в эпоху поздней перестройки и «ранней демократии». В этой связи чрезвычайно показательны два недавних документальных фильма, также посвященные старой фотографии, но выстраивающие критическую дистанцию по отношению к ностальгической кинооптике конца 1980-х – начала 1990-х годов.
Первая работа – это «Оптическая ось» Марины Разбежкиной, сделанная как своеобразное «подведение итогов» к столетнему юбилею 1913 года. Фильм состоит из семи историй, и каждая из них выстраивается по «оптической оси», связывающей времена. На том конце оси, что отсылает в прошлое, – фотопортрет одной из социальных групп, снятый Максимом Дмитриевым (босяки, рабочие, врачи, предприниматели, шансонетки), на противоположном – представители примерно той же группы, живущие в сегодняшней России.
Здесь нет авторитетного голоса закадрового комментария, как в фильмах Беспалова/Булатовой и Говорухина, и это отсутствие выраженной авторской позиции резонирует с неуверенностью современных героев, обсуждающих изображения своих «коллег» вековой давности. Прошлое в этих высказываниях – это, конечно, не «мрачное наследие», от которого, как учит любой (включая советский) прогрессистский дискурс, следует если не избавиться окончательно, то во всяком случае посильнее оттолкнуться. Но оно уже и не утраченный «золотой век», чья мифологическая полнота провоцирует соблазн реставрации. Прошлое стало зоной политической и аксиологической неопределенности. Более того, сам рубеж, разделяющий и связывающий «периоды», тот темпоральный фронтир между еще-настоящим и уже-прошлым, позволяющий артикулировать социокультурную действительность в качестве исторической, оказывается для большинства участвующих в фильме нерелевантным. О прошлом, чья «друговость», казалось бы, надежно гарантирована столетней дистанцией, даже нельзя сказать с абсолютной твердостью, что оно прошлое. История тонет в аисторическом неразличении. Так, например, нынешние обитатели ночлежного дома, стоя перед огромным постером фотографии «Ночлежный дома Бугрова», вступают в характерный диалог: «А чем мы сейчас от них отличаемся? Посовременнее одеты только. – Вот только, и все». Можно было бы возразить, что жизнь людей, по разным причинам не имеющих собственной «доли» в общественном целом, действительно мало меняется: выключаясь из «большого общества», человек выключается и из его социоисторической динамики. Но приблизительно в том же ключе, что и «босяки», высказываются все остальные, вполне социализированные, герои фильма – рабочие, врачи и медперсонал, предприниматели. Фиксируемые изменения – костюмы, прически, макияж – почти не препятствуют «вживанию» (пусть временами ироническому) в изображение. Вряд ли стоит искать единственный смысл этого анахронического узнавания себя в образах прошлого, но интерес актуального кино именно к этому узнаванию диагностически значим.
Второй фильм – «Цвет нации» Леонида Парфенова – тоже юбилейный, и юбилей тут двойной: 100-летие 1913 года и 150-летие фотографа Прокудина-Горского. Хотя эта работа напрямую не связана с интересующим нас нижегородским локусом, она важна в качестве полемического отклика на реставрационные фантазии предшественников. Поначалу кажется, что Парфенов движется в том же русле, и его фильм – меланхолический каталог потерь: уничтоженные или «обезглавленные» храмы, руины исторической городской застройки, развалины исчезнувшей цивилизации. Повторяя маршруты фотографических экспедиций Прокудина-Горского и снимая примерно с тех же точек, Парфенов делает видимыми утраты, «дыры в пейзаже», где как бы в насмешку над перестроечной тягой к «естественности» природа окончательно побеждает культуру[27]. Но финальный месседж «Цвета нации» предельно далек от идеи «возвращения»: дореволюционное прошлое, наконец, признается невосстановимым. Прогуливаясь по кладбищу Сен-Женевьев-де-Буа, где похоронен Прокудин-Горский и где Говорухин за двадцать лет до этого проводил историко-литературный ликбез для одичавшего советского зрителя, Парфенов запирает империю в невозвратном прошлом:
«Здесь ходишь, читаешь – как письмена ацтеков и майя. […] Ну, вот были древние греки, а нынешние не от них произошли. И древние египтяне – нынешние не от них. И вот мы – нынешние русские, а мы не от этих. Сто лет – не велик вроде срок, а случился разрыв цивилизаций, и они для нас – древняя Россия. Мы не от нее, а от советской».
Потерянный объект потерян навсегда, меланхолическое отождествление с утраченным должно уступить место «работе траура», а фетишистские грезы о «древнем» – кропотливой работе с генеалогически близким.
В любом случае «Россия рубежа веков» перестает сегодня служить ориентиром для будущего: она либо теряет свое качественное отличие, растворяясь в «историческом наследии» от Рюрика до Путина, либо, напротив, изолируется в собственной «другости» и неповторимой экзотичности. Но парадоксальным образом, отворачиваясь от прошлого, будущее лишается и своего последнего публично значимого образа. Ни прогрессистские, ни ретроутопические модели грядущего больше ничего не говорят подавляющему большинству современных людей. Более того, растет ощущение, что сама эта временная модальность – принадлежность каких-то ушедших эпох, лишь временами вспыхивающая для нас на старых фотографиях. Но тот факт, что эти вспышки все еще видимы нами, дает будущему шанс на возвращение.
[1] Решение о возвращении исторических названий этим улицам вышло 24 декабря 1991 года – буквально накануне отставки Горбачева и спуска государственного флага СССР с флагштока Кремля. Подробнее о переименованиях в городе см.: Смирнов С. Топонимика Нижнего: вчера и сегодня (www.pravda-nn.ru/blogs/smirnov/note:691/).
[2] О разрушении советской системы в 1980–1990-е годы как о событии революции (включая ее реставрационный аспект) см.: Магун А. Отрицательная революция: к деконструкции политического субъекта. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2008. Более того, Магун полагает, что демонтаж советского «социализма» принадлежал «к единому и единичному, но открытому и незавершенному событию: к европейской революции, которая уже Прудоном и Марксом была обозначена как перманентная» (Там же. С. 17).
[3] Там же. С. 62.
[4] Ситуация, когда революция направлена против революции, порождает многочисленные парадоксы. Так риторика ранней перестройки была чрезвычайно «революционной», но именно в силу этого прочитывалась как сущностно реформистская: в обществе, возводящем себя к октябрю 1917 года, возврат к «делу Ленина», борьба с «застоем» и призывы к «ускорению» и «обновлению» вписывались в идеологический мейнстрим. Знаком подлинно революционных преобразований стала открытая критика самой идеологемы «революции».
[5] См.: Жижек С. Накануне Господина: сотрясая рамки. М.: Европа, 2014. С. 241.
[6] См.: Байбурин А. К предыстории советского паспорта (1917–1932) // Неприкосновенный запас. 2009. № 2(64) (magazines.russ.ru/nz/2009/2/ba8.html#_ftnref9).
[7] В качестве примера можно назвать альбом Бориса Гребенщикова «Песни Александра Вертинского». Хотя сам альбом был выпущен в 1994 году, на концертных выступлениях Гребенщиков исполнял Вертинского уже в конце 1980-х.
[8] Руйе А. Фотография. Между документом и современным искусством. СПб.: Клаудберри, 2014. С. 97. О деньгах и фотографии как «одинаково тотализирующих» системах «привязки и унификации всех субъектов внутри единой глобальной сети оценки и желания» см.: Крэри Дж. Техники наблюдателя. Видение и современность в XIX веке. М.: V-A-C press, 2014. С. 27–28.
[9] Интересно, что усталость от «борьбы» демонстрирует общество, где «борьба» носила уже в основном риторический характер. Борис Гройс справедливо описывает брежневскую «эпоху застоя» как своего рода биополитическое замирание между террористическим «эксцессивным производством» (сталинский СССР) и постсоветским «эксцессивным потреблением». «Целью этого режима является бюрократическая централизованная организация физического благополучия граждан – организация здравоохранения, спорта, обучения детей, жилищного обеспечения т.д.» (Гройс Б. Искусство утопии. М.: Художественный журнал, 2003. С. 14).
[10] См.: Барт Р. Camera lucida. М.: Ad Marginem, 1997.
[11] Руйе А. Указ. соч. С. 259–275. Критика Руйе применима и к концепции Зигфрида Кракауэра, также жестко противопоставившего память и фотообраз. См.: Кракауэр З. Фотография // Он же. Орнамент массы. М.: Ад Маргинем Пресс, 2014.
[12] Об аффективных общностях в связи с фотографией см.: Петровская Е. Теория образа. М.: РГГУ, 2010. С. 11–40.
[13] См. Ямпольский М. Фотография как образ будущего // Он же. Из хаоса (Драгомощенко: поэзия, фотография, философия). СПб.: Сеанс, 2015. С. 238–240.
[14] Беньямин В. Краткая история фотографии // Он же. Учение о подобии. М.: РГГУ, 2012. С. 113.
[15] См.: Морозов С. Фотограф-художник Дмитриев. 1858–1948. М.: Искусство, 1960.
[16] Автор выражает благодарность директору музея Вере Михайловне Тарасовой за помощь в подготовке статьи.
[17] В написании сценария к фильму принимал участие Александр Сокуров.
[18] Alpers S. The Art of Describing: Dutch Art in the Seventeenth Century. Chicago: University of Chicago Press, 1983. P. 78. Алперс напрямую связывает голландскую живопись и фотографический образ: появление фотографии было заложено именно в «альтернативном методе севера» (Ibid. P. 244).
[19] Филиппов В.А. Нижегородский светописец // Андрей Осипович Карелин. Творческое наследие. Нижний Новгород: Волго-Вятское книжное издательство, 1990. С. 14. Искусственная театральность карелинских фотографий несколько смутила и Олега Чухонцева, написавшего короткое вступительное слово к альбому: «Сила Карелина и своеобразие в том, что он как бы вышел из кадра или шагнул за кадр, пытаясь пересоздать действительность, а не только ее правдиво запечатлеть, […] и не его вина, что его открытия, его многообразные жанровые и психологические сценки, его домашний театр, световые и цветовые композиции остались в его времени, как открытия немого кино не перешагнули в звуковое» (Чухонцев О. «Какие прекрасные лица…» // Андрей Осипович Карелин. Творческое наследие. С. 7).
[20] Морозов С. Указ. соч. С. 44.
[21] О колониальном аспекте дмитриевских фото см.: Савицкий Е. Колониальный Нижний Новгород в фотографиях М.П. Дмитриева (http://syg.ma/@panddr/kolonialnyi-nizhnii-novghorod-v-fotoghrafiiakh-m-p...). Автор благодарен Евгению Савицкому за сделанное в личной переписке наблюдение о рассогласованности планов у Дмитриева.
[22] Santner E.L. Miracles Happen: Benjamin, Rosenzweig, Freud, and the Matter of the Neighbor // Santner E.L., Zizek S., Reinhard K. The Neighbor: Three Inquiries in Political Theology. Chicago; London, 2005. P. 79.
[23] Целью «роста» является непременное «господство». Говорухин сочувственно цитирует французский экономический обзор состояния России на 1914 год: «К середине текущего столетия Россия будет господствовать над Европой как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношениях».
[24] Говорухин здесь впрямую противопоставляет Горького и Дмитриева – вернее, дискурсивную неправду первого и якобы прозрачную для взгляда истину второго. Обычно снимки Дмитриева интерпретировались чуть ли не как иллюстрации горьковских произведений.
[25] Шагиева Г. «…В настоящем свете» // Биржа плюс свой дом. 2002. № 42. 4 ноября (www.birzhaplus.ru/a/view.php?ids=1506&id=295&izdanie=dom_2002&gazeta=dom...). Все многоточия принадлежат автору статьи.
[26] См.: Калинин И. Ностальгическая модернизация: советское прошлое как исторический горизонт // Неприкосновенный запас. 2010. № 6(74). С. 6–16.
[27] В фильме показано, как старые провинциальные городки сегодня буквально зарастают неухоженной зеленью.
Неприкосновенный запас 2016, 2(106)
Александр Кустарев
Что мешает демонтажу России?
Слухи о предстоящем распаде России распространяются давно и сильно фольклоризированы. В застольных разговорах и в СМИ предстоящий распад России всегда был популярным сюжетом. Академия (как российская, так и западная) в разработке этой темы недалеко ушла от фольклора.
Конечно, конфигурация и морфоструктура российского пространства сами по себе всегда возбуждали резонные сомнения в том, что целостность российского пространства гарантирована навсегда. Но предсказывать его будущее, и тем более оценивать разные его варианты как «желательные» или «нежелательные» с точки зрения интересов культурно-исторического российства, или, если угодно, «российской нации», надо с очень большой осторожностью. На мой взгляд, агентура этого фольклора допускает целый ряд некорректностей в оценке будущего России. Она либо чрезмерно приближает наступление некоторых вполне вероятных перемен в состоянии России как геополитического субъекта, отчего они выглядят гораздо более «страшными», чем они есть на самом деле. Либо сильно преувеличивает потенциал центробежных сил. Либо, не задумываясь оценивает центробежные тенденции и их результаты как безусловно негативные. Либо все вместе. Короче: этот фольклор апокалиптичен – по меньшей мере на уровне риторики.
Пессимизм предсказателей имеют психологические и методологические корни. Чисто психологически пророчества о распаде России – это продукт меланхолии и ресентимента социальных слоев, считающих себя (отчасти самодеятельно, а отчасти с подсказки популярного в этих кругах Вильфредо Парето) «контрэлитой», незаконно и насильно устраненной от руководства страной. Они хотят сказать, что самозванные и самоуправные верхи российского общества ведут Россию к историческому концу. При этом их представление о «гибели России» полностью совпадает с представлением действующей власти и выглядит именно и прежде всего как демонтаж единого российского пространства.
Эта «апокалиптика» имеет две версии. Агентура одной из них, позиционируя себя как патриотическая (националистическая), что называется, «бьет тревогу» и требует этому помешать. Агентура другой версии – русофобы, по большей части сами русские, но иногда и «националы» из бывших союзных республик[1]. Эта агентура настроена фаталистически. Она согласна с «патриотами», что Россия при смерти, но считает, что сделать уже ничего нельзя и что Россия свою участь вполне заслужила.
Методологические некорректности предсказаний скорой ликвидации России отчасти объясняются их психологическими корнями. Возбужденная и по всем признакам бессильная «контрэлита» хочет, чтобы ее пророчества выглядели очень страшными, и просто не знает, как добиться этого эффекта, если не предвещать близость распада, легкомысленно забывая, что обсуждает процессы, имеющие (даже если они неотвратимы) «естественную» длительность, которая по меньшей мере на порядок дольше, чем стандартные избирательные циклы, и определенно дольше двух–трех поколений.
Но не только в этом дело. Сознание всех социальных слоев российского общества, за исключением либертариански настроенной богемы (и то лишь в одном определенном аспекте[2]), архаично и провинциально. Похоже на то, что возросшее знакомство русских с типичными сегодня для «Запада» умонастроениями привело к еще большей архаизации российского сознания.
То же самое можно сказать и о провинциальности русской общественной мысли. Русская мысль интерпретирует российское общество так, как будто оно живет и меняется вне глобального контекста, чаще всего не замечая ни действительных сходств, ни действительных различий между «российством» и «западом» как постоянным горизонтом для самооценок.
Имея все это в виду, займемся теперь самими предсказаниями о распаде России. Разложим этот фольклор на несколько тем, которые в актуальном фольклоре на самом деле по-разному – и некорректно – перепутаны.
Начнем с угрозы, что Россия теряет территорию. Речь идет, конечно, прежде всего об удаленных областях Сибири и Дальнего Востока, находящихся под сильным демографическим давлением Китая. Хотя в роли «захватчиков» фигурируют также США, Турция, Япония, Корея, Польша, Казахстан, Румыния и даже Украина – чей распад кажется на самом деле гораздо более реальным, чем распад России.
Слов нет, Петербургу/Москве всегда было трудно сохранить в своем составе заволжскую (зауральскую) часть своего номинального домена. У метрополии в свое время хватило ума продать Аляску. Это было сделано определенно из опасений, что Канада и США все равно присвоят себе эту землю явочным порядком. С Сибирью и Дальним Востоком такая операция была немыслима даже тогда, тем более теперь[3]. Но их и незачем продавать – никто их у России не отнимет.
Территория, или, иначе говоря, земля, – ресурс, фактор производства, им можно манипулировать, получая при этом или земельную ренту, или доход от инвестиций. А если ее не удается эффективно заселить, то выгоду можно получать, привлекая трудовые ресурсы из других стран с полным или редуцированным гражданством или даже совсем без граждантва (по срочным контрактам). Кроме того, можно привлекать для их освоения транснациональные корпорации. Для этого «землевладельцу» только нужно избавиться от иррационального страха, что инвесторы, арендаторы и поселенцы впоследствии непременно откажутся платить ренту и захотят войти в состав государств, из которых они происходят.
Чтобы такое отторжение территории случилось, должна радикально изменниться вся практика международных отношений – более того, вся практика отношений собственности. Дело в том, что территория Швамбрании, помимо того, что это «мать-земля», «святыня», «почва и кровь» и прочая «нарративная» абракадабра, есть «частная собственность» нации, коль скоро государство в пространстве мирового порядка выступает как частно-правовой субъект. Владение территорией и есть, собственно, то, что мы называем «суверенитет». И государство остается суверенным, пока имеет на свою территорию право собственности, кто бы эту территорию ни населял и кому бы ни принадлежали все находящиеся на ней движимые и недвижимые фонды. Не похоже, что в мире дело идет к отмене права на владение частной собственностью. По некоторым признакам именно этот институт сейчас самый устойчивый и надежный в быстро меняющемся мире. Таким образом, утрата слабо интегрированных территорий не грозит теперь никому. А если все-таки до этого дойдет, то это будет означать, что мировой порядок разрушен и мы вернулись к домодерному геополитическому беспорядку со всем адекватным ему этическим и правовым дискурсом, где все решается силой и только силой. Но, пока этого не произошло, право России на сохранение своих границ незыблемо.
Что мешает это осознать? Прежде всего подозрения, что зловещие внешние силы хотят Россию ослабить. В комбинации с представлениями о территории как непременном признаке геополитической полноценности нации выступает и архаический культ земли, характерный для национального самосознания. Из-за этого культа нация («нарратив-нация») может вообразить утрату геополитического статуса только как утрату территории и не может себе представить сохранение своего статуса при сокращении территории или, наоборот, утрату статуса без утраты территории.
Страх потерять территорию также отчасти сохраняется под впечатлением от распада СССР. В представлении стандартного россиянина большие куски территории в границах бывших республик должны были бы оставаться в России. Думать так есть основания – тогда действительно оказывается, что Россия уже начала терять «свою» территорию и это будет продолжаться. Это будет казаться тем более вероятным, что само русское сознание склонно считать естественным желание вернуть себе «утраченное» (Крым, Новороссия). Логика тут проста: если мы сами хотим захватить территорию, то ведь и другие не лучше нас и, конечно, должны хотеть того же самого. Не совсем, кстати, абсурдное предположение.
Другой популярный сценарий «гибели» России – ее демонтаж в результате сепаратистских движений. Этот страх еще более усиливается опасениями, что выходящие из состава России новые геополитии будут тут же пристраиваться под другие «геополитические крыши», что в глазах русских мало отличается от аннексии.
Если какие-то «швамбрании» действительно от России отделятся, то последнее опасение вполне оправдано. Недавний опыт показал, что страны Восточной Европы, вернувшие себе реальный суверенитет, поспешили спрятаться от геополитической ответственности под «крышу» другого «гегемона». Построссийские «швамбрании», конечно, тоже будут иметь к этому склонность. Но тут возьмет свое география. Некоторым покажется более удобным оставаться в орбите Москвы (без всякого принуждения). Других никто не захочет крышевать. Третьих, даже после демонтажа, Москва сама захочет силой удержать под своей крышей, если сочтет это особенно для себя необходимым.
Но, чтобы эта ситуация возникла, все-таки прежде должны материализоваться сами сецессии. Кто же именно и как сумеет отделиться от России? Когда-нибудь в принципе, или, скажем, в течение нескольких десятилетий? Есть ли вообще в пределах России центробежные тенденции? Пророки распада обычно без колебаний уверяют, что есть. Я в этом очень сильно сомневаюсь. Пока в России не видно ни сильных агентур сепаратизма, ни сильных сепаратистских нарративов (ни пассеистских, ни футуристических), способных стимулировать соответствующие коллективные действия. Они могут появиться и, возможно, уже появляются в городах с некоторыми «столичными» претензиями, но им еще долго предстоит вызревать до оперативной полноценности. К тому же сейчас совершенно невозможно сказать, с какими именно территориями эти нарративы будут отождествляться. Есть несколько вариантов будущей геополитической конфигурации российского пространства, и какой из них возобладает, сказать невозможно.
Прогнозы этого рода вдохновляются теорией (точнее, эмпирическим обобщением), согласно которой выделиться из существующих государств хотят прежде всего компактные этносы, считающие себя неравноправными по отношению к титульной нации, и периферийные территории, считающие, что гегемон государственности их эксплуатирует. Эти представления в принципе устарели, потому что нынешние сепаратизмы не реже, если не чаще, мотивированы, наоборот, желанием более богатых и политически зрелых территорий избавиться от «сырой» и отсталой периферии. Между прочим, демонтаж СССР можно считать результатом русского сепаратизма не меньше, если не больше, чем какого-либо другого[4]. Но полагаться на эту теорию сепаратизма для прогнозирования будущего российского политического пространства – значит лениво игнорировать географическую и культурную реальность мультиэтнического исторического российства.
Два номинально нерусских и даже неславянских этноса, которые выглядят достаточно массивно в качестве популяций, могли бы как будто проявить сепаратистскую инициативу. Это татары и чеченцы – второй и третий по численности «народы» в составе России. Хотя у тех и у других, конечно, есть националистический нарратив, а некоторые чеченские кланы даже пытались создать под своим контролем независимую Ичкерию, и те и другие – вместе со своими мощными диаспорами – сейчас как будто бы больше заинтересованы наращивать свое (уже значительное) лобби в Москве, чем отделяться от России, что они на практике и демонстрируют. Остальные титульные народы разных автономий, существующие в границах, предписанных им еще советскими размежеваниями, до сих пор никаких сепаратистских поползновений не обнаруживали и вряд ли обнаружат, как бы это ни объяснялось[5].
Регионально-русские сепаратизмы, вопреки привычному представлению о том, что сепаратизм должен обязательно быть «национально-освободительным», имеют в силу некоторых географических особенностей России больше шансов, чем этнические. Но они как будто бы пока совсем не зафиксированы ни в политической практике, ни в общественной полемике. Более того, политическая агентура «квазиимперской» установки на «единую и неделимую» сейчас комплектуется, кажется, скорее выходцами из российских провинций, что заставляет вспомнить установку алжирских французов в 1940–1950-е годы.
Но каким бы ни оказалось наполнение будущего российскго пространства, выделившимся из России новым государствам еще придется думать о границах друг с другом. Если эта перспектива будет осознана, она может отпугнуть от сепаратизма любую агентуру, даже самую радикальную. Если она не осознана, то это приведет ко множеству территориальных конфликтов и затем к обратной центробежной тенденции, по классической схеме Гоббса.
Помимо всего этого, всякий субъект, объявивший себя независимым от Москвы, не имеет шансов на международное признание. Попытка сецессии вопреки воле Москвы до сих пор была только одна – Чечня. Никто ее не признал. Делать обобщения на основании одного случая, конечно, некорректно. Но есть более убедительные спекулятивные соображения, позволяющие предположить, что так будет и впредь.
Итак, если России не угрожает потеря территории в пользу других государств и если на ее территории не просматриваются никакие убедительные сецессионистские инициативы, то остается еще один вариант ее распада. Традиционный центр ослабевает и теряет контроль над периферией.
Этот вариант распада – повторяющееся событие в потоке истории и, стало быть, устойчивое свойство этого потока. Любой порядок вырождается и рано или поздно переживает кризис существования. В ходе этих кризисов выродившийся порядок может восстановиться в неизменном виде, или уступить место другому, или прекратиться навсегда. Тогда подконтрольная ему территория становится периферией другого порядка, либо на место рухнувшего порядка приходят несколько других.
В подобных случаях на местах зарождаются новые очаги господства. Как правило, это вооруженные клики и харизматические военные лидеры – «полководцы», «военкомы», war lords (рискну предложить неологизм «военлорды») со своими дружинами – в сущности банды рэкетиров. Таковы были будущие феодальные «князья» послеримской Европы. Классический недавний пример – Китай в первой половине ХХ века. Термин war lord как раз тогда стал особенно популярным в прессе и в политической науке. То же самое было в России после 1917 года. У нас на глазах это происходит в Сомали, Ливии и Сирии. Какова же вероятность такого сценария в России?
Перед рассуждениями на этот счет скажем кое-что о русской политической традиции вообще.
Общий кризис порядка как традиции в России – важнейшая характеристика самой этой традиции. В течение всей Новой истории. Российская власть эти кризисы сама провоцировала реформами (а не задержками реформ, как это кажется на первый взгляд) и сама же потом их ликвидировала. При этом в сущности российская власть в течение двух столетий оформилась как система управления такими циклами или «управлением кризисов» (crisis management), как это называется в теории и практике управления. В результате кризисы долго оставались сильно редуцированы (иногда даже мало заметны), то есть не сопровождались полной сменой господствующего слоя и центробежной тенденцией.
Но кризис 1905–1922 годов вышел из-под контроля власти; он был глубоким и острым, сопровождался сменой господствующего слоя и его ресурсной базы. Помимо этого, очень сильной была тенденция к демонтажу того, что тогда называлось «империей», и многим тогда казалось, что Россия навсегда впадает в хаос (смотри, например, беллетристику генерала Краснова).
Большевикам пришлось потратить немало усилий, чтобы ликвидировать возникшие в ходе гражданской войны очаги чисто силового самоуправления. В конце концов, они преуспели не только в границах собственно России, но и на ее имперской периферии (кроме Балтии и Польши).
Длительность и глубину кризиса, начавшегося в конце 1980-х годов, пока определить трудно. Кризис то ли был «моментальным», то ли не кончился до сих пор. Сменился ли господствующий слой при этом, до конца пока не очень ясно[6]. Но центробежная тенденция в результате некоторой «токсической» комбинации событий усилилась и оказалась необратимой. СССР был демонтирован. К счастью, формально федеративное устройство СССР позволило провести эту операцию легко и безболезненно. Не было необходимости в «военкомствах», поскольку республики располагали по меньшей мере декоративными структурами власти. Да и границы между новыми государствами были предопределены, хотя и нуждались, очевидно, в коррективах, чем Кремль легкомысленно пренебрег, за что расплачивается и еще будет расплачиваться.
Представление о российской власти как об аппарате управления кризисами, предполагает не просто неизбежность кризиса, но его необходимость. Кремль, сам никакой теорией не руководствуясь, но в силу инстинкта, имманентного 200-летнему опыту, может выжидать, когда начнется кризис и даже спровоцировать его, чтобы снова показать свою незаменимость как единственной агентуры, способной решать проблемы национального существования и тем самым оживить свою легитимность.
Но, как показал опыт последних двух кризисов, этот «трюк» может выйти из-под контроля. И вот тогда, поскольку никаких традиций политической жизни на местах в России нет, власть на местах никому не достанется автоматически и станет добычей военизированныек харизматических клик. Выглядеть они будут не так, как во времена гражданской войны, то есть не как полевые армии[7], а скорее как городские бандитски-бюрократические клики. Они и возникали, между прочим, в начале перестройки, но в тот раз их удалось (если удалось) подавить.
На этот раз, если Кремль окажется слабее, чем он сам думает, то вероятность такого сценария весьма велика. В отсутствие запасной элиты и легитимных правоприемников страна действительно может оказаться в состоянии, в каком Европа находилась после падения Рима, Китай в первой половине XX века и Ближний Восток находится теперь, то есть в состоянии глубокой геополитической реконструкции при решающем участии возникающих спонтанно центров силы. Исход такого кризиса заранее не известен. Чисто умозрительно единство может восстановиться, если появится харизматическая сила в самом центре – того же рода, что и на местах, только более сильная. В этом «шторме» может даже родиться так долго ускользавшая от России демократия. Если же этого не случится, то может начаться процесс формирования новых государств на месте России, как это было в Европе в эпоху раннего модерна, а потом после наполеоновских войн в XIX веке. Его драматургию и длительность предвидеть невозможно.
Эту перспективу фольклор видит и рисует ее в самых черных красках. Спрашивается, почему эта перспектива кажется российскому общественному сознанию такой катастрофической?
Прежде всего российское сознание не может привыкнуть к превращению России из сверхдержавы в регионального геополитического гегемона, к тому же до сих пор не очень эффективного и уверенного в себе. Большинству россиян кажется, что такое происходит только с Россией, и у них возникает очередной комплекс неполноценности. В этом российское самосознание не отличается от других великодержавных самосознаний. «Великая Британия или никакая», «Великая Франция или никакая» – так говорили премьер-министр Вильсон и президент де Голль, когда эти державы теряли свой имперский статус. Утрата великодержавного положения тяжело переживалась в Германии и Японии. США тоже мало готовы к этому. Все старые великие державы (как их элита, так и контрэлита, а также возбужденная часть плебса[8]) больше всего боятся, что на их место придут новые – и прежде всего Китай.
Но под этим еще вполне рациональным (ложным или нет, неважно) опасением обнаруживается другой, еще более сильный и, пожалуй, атавистический – универсальный и иррациональный – страх. Публика боится, что постепенно ликвидируется сама геополитическая роль (статус) «великой державы». Народы (вместе со своими элитами и контрэлитами) привыкли жить в мире, где порядок наводят «великаны» – сговором или войной – и просто не могут себе представить, как порядок будет наводиться в мире карликов. В эстетике масс «хорошее» (оно же «красивое») – это «большое»[9]. Самое страшное в этом для народного сознания, как всегда, – неизвестность. Этот страх удерживает глобальный политический истеблишмент от либерализации международного права и побуждает упорно цепляться за все, что поддерживает status quo, то есть доктрину государственного суверенитета со всеми его нормативными коннотатами.
Между тем, демонтаж геополитических великанов – это, может быть, проявление эволюционного успеха[10] малоформатного государства как вида и, стало быть, необратимый (на этом витке) тренд эволюции антропосферы. Пока этот тренд сильно тормозится. Но, как нередко бывает в подобных случаях, он может в какой-то момент резко ускориться. И тогда в более выгодном положении окажутся те крупноформатные геополитически образования, которым будет легче демонтироваться. Потому что они будут иметь гораздо больше шансов быть разобраны легко и – прежде всего – мирно, без долговременного пребывания в состоянии разборки (в обоих смыслах этого слова в нынешнем русском языке).
Есть основания подозревать, что Россия как раз не окажется в их числе. Из-за отсутствия более или менее демаркированных реальных (а не номинальных – по этническому титулу) геополитических пространств в ее нынешних границах и, что еще важнее, из-за отсутствия более или менее зрелых агентур сепаратизма.
Ей, таким образом, грозит не столько демонтаж, сколько его задержка. Реальная опасность для исторического российства – не его геополитический демонтаж, а то, что ему придется для демонтажа сначала пройти через состояние хаоса. Это может продолжаться долго. Вот чего следует сильно бояться[11], а не потери территорий.
[1] После получения независимости им стало удобнее, наоборот, подчеркивать неодолимость экспансии Москвы, мечтающей о восстановлении «советского пространства».
[2] Я имею в виду либертарианство как стиль жизни.
[3] Один из многих псевдополитических эксцентриков рубежа веков Герман Стерлигов предлагал это сделать – то ли всерьез, то ли ради провокации.
[4] Этот зигзаг в процессе демонтажа СССР вдохновляет у особо патологических патриотов подозрения, что Москва и сейчас тайком от народа хочет избавиться от своих периферий.
[5] У мелких этнократий для этого просто недостаточная масса, а все этнократии вообще надежно соединяет с Москвой взаимная коррупция. Почему-то считается, что коррумпированные этнократии больше хотят независимости. Скорее дело обстоит прямо наоборот. На этом поле есть где разгуляться любознательному исследователю.
[6] В химической формуле российской агентуры господства соединяются бюрократия, жандармерия (на базе бывшего КГБ как сословия), партократия и плутократия, но, как они соотносятся количественно, в какой мере перекрывают друг друга и как взаимодействуют, до сих пор толком не выяснялось. А если в Академии об этом знают лучше, то до публики это знание, конечно, не дошло.
[7] Чеченский эпизод в 1990-е годы был в русле этого сценария и во многих отношениях похож на эпизоды, характерные для гражданской войны, хотя и оркестровался как национально-освободительная борьба. Конечно, это военкомство было этнически окрашено, но это была его попутная характеристика.
[8] Контрэлита, возможно, и есть возбужденная часть плебса, чем в большой мере и объясняется ее неспособность артикулировать какие бы то ни было эффективные темы политической борьбы и погруженность в мифологию и морализаторство.
[9] «Я планов наших люблю громадье» (Маяковский). Мудрый Фриц Шумахер понимал, что пропаганда малых форм должна апеллировать к эстетическому чувству, и вдвинул лозунг «Small is beautiful». Переворота не получилось, но его кампания на рубеже 1960–1970-х годов не осталась бесследной.
[10] Я знаю, что магистральная социология относится с большим недоверием к интерпретации социогенеза в терминах теории эволюции, но ее авторитетные сторонники – Фридрих фон Хайек и Уолтер Гаррисон Рансиман. А вот интересное наблюдение: «Размер (площадь) государств до конца XIX века возрастал, а потом уменьшается – это факт, хотя и до сих пор плохо осознанный (Lake D.A., O’Mahony A. Territory and War: Size andPatterns of Interstate Conflict // Kahler M., Walter B. (Eds.). Territoriality and Conflict in an Era of Globalization. San Diego: University of California Press, 2006. P. 134. – Курсив мой). Кстати, биологи уверяют, что крупные животные виды обречены – мыши вытесняют слонов.
[11] Трудно сказать, насколько массы и их элиты боятся того, чего на самом деле следует бояться, а именно самого беспорядка и сопутствующих ему эксцессов насилия.
Неприкосновенный запас 2016, 2(106)
Елена Трубина
Праздники в Нижнем Новгороде: развлекая людей в распродаваемом городе
Елена Германовна Трубина – социальный антрополог, профессор кафедры социальной философии Уральского федерального университета.
Введение
Этот обзор написан по итогам «интеллектуальной резиденции» в Нижнем Новгороде в июле 2015 года, организованной по приглашению Государственного центра современного искусства «Арсенал» и фонда «Pro Helvetia». Проект, над которым я сейчас работаю, называется «Событийный капитализм»; моей задачей в Нижнем Новгороде было проведение экспертных, глубинных, уличных и прочих интервью (число опрошенных – 20, возраст – 18–65 лет, 15 мужчин и 5 женщин). Результаты опросов, а также материалы «включенного наблюдения» в связи с проводимыми в городе праздниками дополнились соорганизацией городской дискуссии по исключительно актуальной для Нижнего Новгорода теме. В качестве итога резиденции состоялось мое выступление в «Арсенале».
Проводимые в Нижнем праздники отличаются по своему масштабу. Здесь устраивают крупные события: в июле 2015 года второй раз прошел фестиваль электронной музыки «Alpha Future People», впереди – гораздо более крупный международный праздник: Нижний Новгород станет одним из одиннадцати городов России, хозяев Чемпионата мира по футболу в 2018 году. В городе организуются и собственные фестивали, отражающие как местную историю, так и экономические возможности местных бизнесменов и властей: от фестиваля уличного искусства «Новый Город: Древний» до фестиваля новых городских пространств «Звездинка Fest», от ночного международного фестиваля современной академической музыки «Опус 52» до литературного фестиваля «Читай Горький». Лето 2015-го застало городское фестивальное движение в особый момент. В эти месяцы в стране все сильнее стали чувствоваться экономические и социокультурные последствия санкций, продолжались политические баталии на тему «нашего» и «не нашего» Крыма, а власти российских городов почти повсеместно сталкивались с последствиями усиления полномочий губернаторов[1]. В Нижнем последнее обстоятельство привело к отставке главы городской администрации Олега Кондрашова[2]. В проведении своего «блиц-полевого исследования» (термин Ильи Утехина) я исходила из предположения, что кризис российской экономики и политики пролил новый свет и на схемы распределения денег, и на представления о политических технологиях (одной из которых праздники также являются) – и в целом на связь между экономикой и культурой. В своем анализе я использовала подход, называемый «культурной политической экономией», который, признавая нарастающую экономическую ценность городской культуры, делает акцент на «материальности общественных отношений и ограничений, действующих “за спиной” рассматриваемых агентов»[3]. Хотя надежды на культурную, символическую и цифровую экономику городов повсеместны, никто, по-моему, не знает, где именно пролегает грань между «просто экономикой» и «экономикой культурной». Не случайно наиболее значительные фигуры этнографических исследований постсоциализма настаивают, что один из центральных уроков, извлеченных ими из исследований постсоветских трудовых и иных отношений, заключается в том, что «нет чистой экономики, а лишь политическая и культурная»[4]. Я, однако, допускаю, что фестивальное движение, помимо экономического измерения (о чем мои информанты говорили с большим энтузиазмом), свидетельствует об интересе к широкому спектру ценностей и в ряде ситуаций оно может привести к событиям, представляющим собой гуманистическую и гуманитарную оппозицию капиталистическому накоплению. В названии статьи я использовала конструкцию «распродаваемый город». Она взята из интервью: на разные лады и приводя разные аргументы, люди сетовали на то, что город, и в особенности его центр, трансформируется в угоду интересам небольшой группы лиц.
От Вудстока до «Alpha Future People»: Нижний Новгород и глобальное фестивальное движение
«Кошмар в Кэтскиллс» – так называлась одна из редакторских колонок в «New York Times» 1969 года. В ней шла речь о музыкальном фестивале в Вудстоке:
«Мечты о марихуане и рок-музыке, что привлекли 300 тысяч фанатов и хиппи, не более разумны, чем импульсы, побуждающие леммингов бросаться в море. Мечты закончились кошмаром застоявшейся грязи, парализовавшим округ Салливэн на целые выходные. Что это за культура, которая может создать столь колоссальный беспорядок? [...] Пробки на двадцать миль вокруг блокировали не только очумевшую молодежь, но и туристов, и местных. Родители, учителя и все взрослые, создавшие общество, против которого эти молодые люди столь лихорадочно восстают, должны ли они взять на себя ответственность за такое безобразие? На самом деле отвечать следует спонсорам этого события, которым, по-видимому, нет ни малейшего дела до созданной ими суматохи. Собрать несколько сот тысяч людей на ферме в 600 акров лишь с несколькими исправными туалетами – вот что такое демонстрация полной безответственности»[5].
Фестиваль в Вудстоке состоялся только раз, хотя позднее предпринимались попытки его возродить и в Штатах, и в других странах. Ферма, на которой он прошел, в дальнейшем стала местом паломничества.
Дистанция между благонамеренным скепсисом в отношении события, ставшего позже легендой, до нынешнего почти повсеместного одобрения различных фестивалей очевидна. В июле 2015 года в окрестностях деревни Большое Козино, под Нижним Новгородом, «Альфа-банк» проводил фестиваль электронной музыки «Alpha Future People». На него съехались, по разным оценкам, от пятнадцати до пятидесяти тысяч зрителей. Разговоры во время и после события, освещение фестиваля в прессе свидетельствуют о том, что смысл мероприятия (и его польза) очевидны почти для всех. Отчего именно это событие столь хорошо, опрошенные формулировали с трудом, зато звучали слова и фразы вроде: «Такое нельзя пропустить», «Круто!», «Мы полгода деньги копили, и вот мы здесь!». Жители деревни подготовились к празднику, они сдавали гостям жилье и продавали еду. Фестиваль длился трое суток. Участвовало немало приезжих диджеев, в частности, дуэт «Underworld», музыкальные продюсеры церемонии открытия Олимпиады в Лондоне. Кстати, именно их музыку я слышала звучащей из машин на улицах Нижнего после фестиваля. Если вспомнить о причинах недовольства Вудстоком в 1969-м, то на «Alpha Future People» все было то же самое: наркотики, толпы, автомобильные пробки. Тем не менее от фестиваля все были в восторге. Прессу восхищал прежде всего масштаб: десятки тысяч зрителей, 50 гектаров площади, гонорары диджеев и так далее «Им деньги некуда девать, вот и резвятся!» – сказал об «Альфа-банке» один нижегородец. «Все восторгаются “Alpha Future People”, но там федеральный масштаб, там другие деньги, понятно, откуда они взялись», – подчеркнул свою осведомленность другой. В разговорах большое место занимала экономика фестиваля: сколько вложено, оправдает ли расходы, принесет ли прибыль. Готовность, с какой мои собеседники (от организаторов до приезжих фанатов) рассуждали о деньгах в связи с фестивалем, кажется мне симптомом того, что тенденция постепенной «экономизации» культуры, толчок которой дали 1970-е годы[6], теперь распространилась на весь мир – и воспринимается как само собой разумеющаяся.
От слогана «I love New York», изобретенного в ответ на банкротство Нью-Йорка в 1970-е, до недавних еще повсеместных российских надежд, что даже самый заштатный райцентр – при условии правильного брендинга – можно вывести к процветанию, прошли сорок лет. В течение этого времени в мире научились изобретательно извлекать прибыль из символов и каналов коммуникации, знания и амбиций, внимания и эмоций. В 1970-е годы, когда формировалась идеология неолиберализма, рок-музыка стала большим бизнесом: сложился пантеон звезд, тиражи дисков исчислялись миллионами, а музыкальные фестивали становились все более массовыми. Если во второй половине 1970-х симбиоз между рок-музыкой и звукозаписывающей индустрией, равно как и поглощение контркультуры культурой массовой, успешно высмеивались панк-группами, то сегодня пародий меньше, а фестивали все больше.
Фестивали стали банальностью, в том числе и те, что устраивают на свежем воздухе летом. Они проходят в парках и даже на картофельных полях, как «Нашествие», о чем посетители «Alpha Future People» вспоминали c чувством превосходства – ведь их фестиваль расположился на огромной поляне бывшего летного поля. Фестивали, как сегодня знают все, символизируют присвоение контркультурного бунта поп-культурой, поглощение нонконформизма коммерцией. Организаторы и публика в одних случаях совместно создают долгоиграющий миф (как это случилось с Вудстоком), в других, более многочисленных, используют друг друга некоторое время, после чего их союз быстро и незаметно распадается. Коммерция и политика, мифология и ностальгия, временное и вечное, Бахтин и Фрейд – фестивали объединяют многое. Они же составляют самую, возможно, приятную сторону капиталистической культурной экономики. Описывая, как «мягко» работает сегодня капитализм, политический философ Уэнди Браун упоминает летние фестивали в числе других впечатляющих проявлений капиталистической гуманности:
«Он [капитализм] воздерживается от тестирования на животных и создает не причиняющие вреда дельфинам сети для ловли тунца, жертвует крохи от своих прибылей на исследования рака и восстановление лесов, спонсирует Параолимпийские игры, гей-прайды, летние фестивали Баха и учебные пособия для бедных. Он в основном утратил свою ужасную репутацию безжалостного эксплуататора и загрязнителя окружающей среды, за исключением случающихся время от времени разоблачений ужасных практик организации потогонного полулегального производства или полного уничтожения пространств дикой природы»[7].
«Красота» и «забота об удобстве» становятся не только камуфляжем интересов городских «машин роста», но специфическими чертами преобразованных публичных пространств и спроектированных звездами-архитекторами зданий. Логика символической дифференциации, которой отдают дань почти все города (вспомним легендарный российский Мышкин) предполагает продажу городом либо городским местом самих себя как качественных, волнующих, источающих аромат новизны, предлагающих все новые переживания и все новые зрелища. Они сами, места и города, в случае наличия у себя достаточно длинной истории, пытаются стать зрелищем. Увеличение культурной ценности и приумножение экономических активов нераздельны.
Сдвиг центра городской жизни от производства к потреблению воплощается в распространении мягких форм поощрения безобидных, вписанных в социальный порядок и неопасных для status quo форм поведения людей, в появлении особых сетей контроля, поддерживающих социальную стабильность. Если в 1970-е панки и иные контркультурные движения издевательски критиковали нарастающий эскапизм и конформизм, то сегодня и жажда праздника, и привкус трансгрессии, который иногда он имеет, и сильные чувства, и любопытство публики включены в специфические производительные цепочки, в рамках которых ценностью становятся привлеченное внимание, количество посещений и новизна события. По словам Феликса Гваттари, капитализм работает с ценностями так, что становится «интегралом» размытых «ценностных вселенных», «пересекая, рассеивая, уменьшая и кооптируя все виды человеческой деятельности»[8]. В силу этого социальное измерение фестивалей, которое – теоретически – могло бы по-прежнему состоять в сплачивании сообществ, исчезает. Интересно, что в проведенных мною интервью почти не звучало слово «сообщество»: задачи проведения фестивалей информанты называли разные («обратить внимание людей», «удивить», «противостоять распаду», «привлечь людей»), но «люди» в этих высказываниях фигурировали либо «свои» (те, кто любит современную поэзию, классическую музыку, науку и так далее), либо «любые», лишь бы они пришли на организуемый фестиваль.
Особенности национальных фестивалей (на примере Нижнего Новгорода)
Я исхожу из того, что в организации фестивалей «на Западе» и в России – немало общих черт, но, разумеется, учитываю и специфику российского капитализма[9]. В Нижнем, знаменитом своими деревянными кварталами, победа капитализма проявляется в том, что эти кварталы безжалостно разрушают ради строительства нового жилья в интересах чиновников и девелоперов. Дорогая земля городского центра распределяется между «машинами роста», нацеленными на скорейшее извлечение прибыли. Застройка становится все плотнее. Пробки повсеместны. Впрочем, владельцы дорогой недвижимости обитают за городом. Культурная жизнь города-миллионника и области встроена в непростые отношения между процветающими (благодаря связям с нефтегазовой промышленностью и государством) корпорациями и маргиналами-гуманитариями, отсеченными от источников благополучия. Вот характерный рассказ нижегородского журналиста и «ивентера» в райцентре Выкса:
«Выксунский металлургический завод организует в городе праздник на все выходные, который включает и стрит-арт, и концерты, и реновацию местного музея. Приезжие приглашенные художники и музыканты обеспечивают местным культурный отдых. Делаются и социальные проекты вроде обустраивания дворов и работы с местными школами и детсадами. Делают также мастер-классы, но в них все это спрессовано и концентрировано в течение трех дней. Деньги на это выделяются сумасшедшие, поэтому туда приезжают художники из Латинской Америки, Европы и Азии. Завод обслуживает “трубу”, и за счет этого Выкса по сравнению со всеми другими районными центрами процветает, это просто город европейского уровня: там и пятизвездочный отель, и велодорожки, и прокат велосипедов».
В этом рассказе интересна прямая связь между богатой околонефтяной компанией и культурным уровнем города, который опосредован тем, что именно на нем остановили свое внимание филантропы. Фестивали – вещь затратная, деньги на них нужно найти, и главными источниками финансирования являются прежде всего федеральная и местная власть (отсюда десятки ежегодных фестивалей, к организации которых причастно Министерство культуры Нижегородской области), а также предприятия нефтегазовой (и связанной с ней) промышленности. Организаторам нужно обосновать необходимость проведения фестивалей – для привлечения внимания государства сегодня надо напирать на «народные традиции» и «традиционные ценности»; но вот праздник, который оплачивает процветающий завод или компания, – здесь нужны другие проверенные рецепты. Под девизом «привлечения молодых и креативных людей, развития их личности» и «формирования в городе неповторимого, уникального, положительного микроклимата, в котором люди хотели бы жить и работать»[10], проводятся мероприятия в Перми и Екатеринбурге, Красноярске и Владивостоке. Задачи предотвращения отъезда молодежи из городов и привлечения «креативного класса» еще несколько лет назад были популярны у многих городских администраций. Хозяин выксинского фестиваля «Арт-Овраг» не город, а благотворительный фонд «ОМК-Участие», созданный в 2008 году «на личные средства акционеров и сотрудников “ОМК”». Председатель его попечительского совета, супруга председателя правления «Объединенной металлургической компании» и президента фонда Анатолия Седых – Ирина Седых, инициатор проведения фестиваля, определяет цели своей деятельности так:
«Мы также поняли, что в Выксе жизненно необходимо помогать молодежи направлять свою энергию в нужное русло. В городе есть музыкальная и художественная школы, отлично развит спорт, действуют различные секции. Тем не менее, как в любом городе, где растут доходы жителей, появилась угроза наркомании. Соответственно, мы стали думать, чем мы можем увлечь и занять подростков. Так родилась идея фестиваля современного искусства “Арт-Овраг”. Проект возник в нашем фонде, реализуем мы его совместно с компанией. Впервые фестиваль прошел в 2011 году, а в 2014-м мы провели его уже в четвертый раз. В ОМК он получил статус корпоративного благотворительного проекта».
Фестиваль, который предлагает жителям мастер-классы по брейк-дансу и приготовлению необычных блюд, выступления «Young Adults», «Esthetix», «Artemiev» и других музыкальных коллективов – часть масштабной программы «активной социальной политики и благотворительности» корпорации, в которую входит Выксунский металлургический завод. Изучение веб-сайта фестиваля дает возможность проследить идеологическую корректировку его программы по мере насаждения идеологии националистического консерватизма и традиционализма. Если в 2014-м организаторы могли себе (во всех смыслах) позволить приглашение в качестве ведущих – шоуменов телеканала «Дождь» и организовать выступление «Театр.doc», то в 2015-м – безопасный кукольный детский театр с недетским названием «Трикстер», шоумены приехали другие, а завершился фестиваль флэшмобом «Вальс на память» в честь павших в Великой Отечественной войне.
Зачем выксунскому заводу фестиваль? Отличаются ли его резоны от мотивов швейцарской страховой компании, которая возводит в Куала-Лумпуре арт-объект с лозунгом «Мы заботимся о вас!»? Зачем, если взять другой российский пример, «Газпрому» поддерживать ежегодный фестиваль уличного искусства и граффити «Стенограффия», снаряжая вертолеты за Полярный круг? Чтобы «художники принесли праздник людям», если использовать популярное у менеджеров выражение? «Капиталистическая гуманность» все ширится – и под вывеской «социальной ответственности бизнеса» крупные компании могут себе позволить оплату и организацию впечатляющих событий. Справедливо ли будет свести «Арт-Овраг» лишь к широкому популистскому жесту? Вероятно, нет. Он в городе популярен, люди им дорожат и ждут следующего. Вокруг фестиваля сложилась группа энтузиастов и профессионалов, которые, впрочем, обижены на организаторов фестиваля. Местные активисты рассказывают:
«Организаторы не всегда поступают красиво: они хотели сменить куратора, обратились одновременно к нескольким организациям с предложением сотрудничества, те им все придумали, а организаторы, похоже, просто хотели собрать идеи и их реализовать. А у нас сообщество не такое большое, об этом люди друг от друга узнали и просто фестиваль бойкотировали».
То есть организаторы, как следует из реплики моего информанта, коллег «кинули», следуя сложившейся в креативных (да и не только) индустриях привычке эксплуатировать профессионализм, энтузиазм и интерес коллег, не торопясь за него заплатить.
«В пятый раз небольшой город Выкса в Нижегородской области показывает всей остальной России пример», – пишет Интернет-издание Pravda.ru[11]. С журналистом солидарны многие люди, с которыми я говорила. Примерами, по мнению многих, кроме «Арт-Оврага», могут быть и нижегородский День города (о нем ниже), и «Читай Горький», и другие события. Главное то, что праздников должно быть больше, а те, кто их уже проводит, – большие молодцы. Таково всеобщее мнение.
Выкса как пример для всей России? Советское пустозвонство и лицемерие, которым пронизан этот призыв, очевидны: с таким же успехом московскую Высшую школу экономики можно ставить в пример Нижнетагильскому пединституту, а Нижневартовск – Ижевску. «Всей остальной России», особенно городам размера Выксы (меньше сотни тысяч жителей), не сравняться с этим везучим флагманом фестивального движения. Более того, денег никогда не хватает на облагораживание всего города, вот почему один из принципов работы капитализма – организация выставок, праздников и иных зрелищ, прячущих от критического взора последствия острой неравномерности развития. Выкса не Москва, но, проведя в ней праздник, ты получишь и повод для информационной кампании в масс-медиа, и культурную легитимность, и, что немаловажно, благодарность местных жителей.
«Креативность» и праздники
«Фестиваль» можно определить как особое и планируемое событие, посвященное какой-то теме и призванное побудить индивида отпраздновать его совместно с другими представителями его сообщества. Можно вспомнить богатую историю европейских фестивалей, как важны они были для сплочения горожан Венеции, для демонстрации богатства и военной мощи, утверждения возвышенных культурных вкусов элиты (скажем, Байрейтский, Зальцбургский и Глайндборнский оперные фестивали). С нижегородскими праздниками, впрочем, лучше сопоставлять те, что организуются, как правило, городскими элитами в последние десятилетия, когда муниципалитеты стали все более следовать предпринимательской логике. Отказ от кейнсианской политики на Западе совершился на рубеже 1970–1980-х годов[12]. Задачи обеспечения социального воспроизводства и проведения реальной социальной политики (массовое образование, жилье, медицинское обслуживание) городским и региональным администрациям оказались уже не под силу – ведь им пришлось иметь дело с последствиями деиндустриализации, массовым отъездом среднего класса в пригороды, сокращением налоговой базы. В поисках средств для развития города включились в гонку механизмы саморекламы. Для этого мобилизовали и «культуру», что, в частности, привело к использованию своего рода «кричалок» – громких названий, таких, как «культурный капитал», «культурные индустрии», «экономика знаний», «креативные кластеры». В этот волнующий набор включены были и фестивали, понимаемые как средства маркетинга городов и как способ поправить городскую экономику.
«Креативный» контекст осмысления праздников и связанных с ними способов развития городов выражается и в том, как пиарщики первых лиц города и области конструируют их имидж. Так, в блоге бывшего главы администрации Нижнего Новгорода посты, сгруппированные под тэгом «Нижний Новгород», завершаются текстом от 8 июля 2014 года, который начинается следующим образом:
«Практически месяц прошел с очередной даты празднования Дня города. Тогда у нас состоялась целая череда интересных событий. В их числе было и открытие в нашем городе первого веломаршрута и пока единственной станции велопроката на стадионе “Динамо”. Мы не забываем о своих начинаниях. И спустя месяц, я решил поинтересоваться, как идет работа станции велопроката, а заодно узнать: насколько востребованной оказалась эта услуга у горожан и гостей нашего города»[13].
И то, что точкой отсчета в деятельности главы администрации остается День города месяц спустя после проведения, и то, что празднование Дня города включало открытие веломаршрута, и то, что глава администрации лично (как явствует из текста) проверял «востребованность услуги», – все это кажется мне важным свидетельством того, что в отсутствие осмысленной городской политики инициативы, как-то связанные с городским развитием, представляют собой просто способ обозначать, имитировать деятельность. Из универсального набора «модных» инициатив советчики выбирают шаги, как им кажется, помогающие наращивать популярность первого лица города. В городе между тем началась подготовка к проведению ЧМ-2018 по футболу, но, поскольку хозяином чемпионата является не «город», а «субъект федерации», Кондрашову оставалось «проявлять себя» лишь в связи с Днем города.
Жизнь в сверхцентрализованной стране ставит нелегкие задачи и перед «креативщиками». Как, например, объяснить, что день рождения крупного российского города нужно непременно отмечать в тот же день, что и День России? В блоге Кондрашова читаем:
«В этом году мы отмечаем День города вместе с Днем России, поэтому мы стираем границы между понятием малой и большой Родины, объединяем праздник всей страны с праздником нашего любимого города, с особым колоритом нижегородской земли. Плакаты и растяжки, флаги и баннеры расцвечены яркими красками лета, и я уверен, подарят множество позитивных эмоций и праздничное настроение для всех горожан и гостей нашего города».
Тенденция слияния праздников, а точнее, поглощения малых большими, может быть прослежена и в иных случаях. Вот один из примеров. Среди многочисленных «фестивалей капусты», что проводятся в России, есть и тот, что организуется в Козловском районе Чувашии. Там этот фестиваль существует с 2007 года; стоило ему стать «районным брендом», как праздник в 2014-м «перевезли» в Чебоксары и сделали республиканским «Фестивалем капусты». Теперь уже не в Козловском районе, а в Чебоксарах жителей «ожидают различные конкурсы по шинковке капусты, на лучший рецепт блюда из капусты, на лучший образ “Барыня Капуста”, на самое точное определение веса капусты, на самую тяжелую капусту, на самую умелую очистку и затаривание капусты в сетки, на лучшего исполнителя частушек о капусте». По Минсельхозу Чувашии выпущен Приказ от 28 октября 2014 года № 125 «О рабочей группе по подготовке и проведению республиканского Фестиваля капусты – 2014». Очевидцам особенно запомнился атласный карнавальный «костюм капусты», который целых три часа монтировали на одной из участниц[14]. Получается, что если в Выксе «креативщики», нанятые устроителями «Арт-Оврага», отстраняют от участия местных коллег, то в Чувашии фестиваль просто отняли у района и административно «повысили» до республиканского уровня.
В Нижегородской области фестиваль капусты тоже проходит, как и другие праздники, связанные с так называемыми «национальными традициями». В одном из интервью в рамках моего проекта министр культуры Нижегородской области Сергей Горин рассказывает (14 мая 2015 года):
«В этой деревне – фестиваль печки. В другой – фестиваль капусты, а еще фестиваль молока. Фестиваль валенка! Вы представляете, что это? Печка это же для русского человека – все, это кормилица, источник жизни и тепла. Фестиваль картошки! Фестиваль капусты! Готовят в разных видах. А самое главное, что люди в подготовке и проведении праздника находят удовольствие. Они готовятся и ждут гостей. Они вспоминают рецепты всех бабушек. Такая, извините, “колбасня”, тусня идет, вот они рады друг другу, поют чуваш на чувашском, мордва на мордовском, русский на русском, все друг друга понимают, а как аплодируют! А что происходит? Происходит спасение от всей этой шелухи – вот роль фестиваля! Людям нравится показывать друг другу, что они умеют. В больших городах, где люди более пресыщены проведением различных праздников, они тоже хотят разных “фишек”. Ну, например, 2012 год, день города, я работал директором городского департамента, ну чем удивить людей? Поставили двадцать пианино, пианино эти раскрасили (они были списаны), их можно выставить на улицу, не жалко, их все равно потом демонтировать и выбрасывать. Ну где еще это проходит? Любой проходящий человек может сесть и поиграть! Это же прикольно! 2013 год. Чем удивить? Ведь каждый год надо чем-то удивлять людей! Причем так, чтобы у них была возможность участвовать, чтобы они сами это делали, сами чувствовали. Закупаем четыреста комплектов шахматных досок, ставим четыреста столов, восемьсот человек сажаем играть. Для затравки (все-таки люди смущаются) приглашаем детей из спортивных школ шахматных! Они пришли, пришли их знакомые, друзья и родители, потом эти постепенно уходят, приходят другие. Задача фестиваля – не давать зрелище, а дать возможность людям участвовать».
Упомянутая министром «шелуха» – это современное искусство, ассоциируемое с активизмом, забвением корней и прочими неприятными для нынешней российской власти вещами. Капуста и картошка всегда под рукой, и «обыгранные» с помощью ассоциаций с традиционным, русским, исконным, они и вправду могут по-новому «заиграть» в незатейливых блюдах. Обратим внимание на то, что чиновник больше всего хочет «удивлять людей». Важен, конечно, и масштаб: двадцать пианино и четыреста шахматных досок на город с населением более миллиона человек. Впрочем, опрошенным мною горожанам двадцати списанных пианино и четырехсот шахматных досок для настоящего праздника не хватает. Его «нудная заорганизованность» (выражение одного из интервьюируемых) и банальность многим претит. День города рождает у активных участников нижегородской культурной жизни противоречивые чувства. Один из опрошенных, имеющих отношение и ко Дню города, и к «Alpha Future People», гордится своим участием в подготовке городского праздника. А видный бизнесмен, напротив, заявил, что День города служит «обыдлячиванию» людей, и перечислил остальные элементы этого процесса: сериалы, «не требующие включения мозга», «дешевое пиво в бутылках по два литра», «весь шансон», «Михайлов, и Лепс, и другая попса».
Реклама города с помощью фестивалей по душе чиновникам и бизнесменам, но многие нижегородцы не разделяют их коммерческого оптимизма. Идя субботним июльским утром по нарядной Большой Покровской, центральной пешеходной улице Нижнего Новгорода, я поравнялась с парочкой, обсуждавшей организацию фестиваля, часть которого планировалось провести в здании филармонии (не знаю, о Нижнем ли они вели речь). «Ты же даже в ноль не выйдешь, если арендуешь помещение на таких условиях!» – упрекнул спутницу молодой человек. Расспросить их подробнее, извинившись, конечно, что вмешиваюсь, я не успевала, так как спешила на утреннее интервью. Но уже через десять минут от своего интервьюируемого я услышала: «Возможности событийного туризма мы здесь точно недооцениваем, а они огромны!». Таким возгласом он отреагировал на мои слова о размахе и количестве фестивалей в Ханты-Мансийском округе (я цитировала рекламный буклет авиакомпании «Utair»): «Что ж, у них-то денег много!».
Разговоры в Нижнем о праздниках показали, что надежды на культуру, в том числе фестивальную, возлагают многие. Необходимость развития города посредством «культуры» вообще и фестивального движения в частности, использование их для того, чтобы «поднять статус города в мире», «привлечь внутренние инвестиции», «создать рабочие места» и «дать возможность людям чем-то гордиться» (цитаты из интервью) признавалась всеми, с кем мне довелось поговорить. Впрочем, был в этих разговорах особый провинциальный подтекст. Одни мои собеседники упоминали близость Москвы с ее «пикником “Афиши”» и другими знаменитыми фестивалями («Я уж лучше туда поеду, чем буду нашу грусть слушать»), другие говорили снисходительно: «Ну хоть что-то все-таки здесь происходит», третьи открыто заявляли: «Соревнование с Москвой у нас ведь постоянное». Близость могущественного центра, сравниться с которым никогда не удавалось, имеет и другую сторону – в Нижний охотно едут как поп-исполнители, так и интеллектуалы.
В то время, как фестивали вызывают неоднозначную реакцию в мире – а некоторые и вовсе исчезают, – многие разговоры в Нижнем поразили меня уверенностью, что «все идет хорошо, а будет еще лучше». Но были и другие беседы с людьми, вовлеченными в организацию фестивалей. По долгу службы эти респонденты обязаны излучать уверенность, однако демонстрировали они скорее обратное. Тем не менее все они говорили, что – несмотря на скудную, по их мнению, оплату – лучше работать там, где «движуха». Это, кстати, типично для механизма капиталистической культурной экономики: сначала тысячи людей очарованы возможностями, которые она предоставляет (быть в центре внимания, делать что-то необычное, избрать «прогрессивную» специальность – дизайн, «управление событиями» и так далее), однако затем они сталкиваться с трудностями, но не уходят, так как «здесь интереснее». Деньги делаются из интереса людей к чему-то, что «нельзя пропустить». Два информанта, обсуждая со мной привлекательность фестивалей как способа делать деньги, вспомнили фразу из фильма Андрона Кончаловского «Глянец»: «Умные люди глянец не читают, они его делают». От тех же, кому нечего предложить на рынке организаторов фестивалей, кто недостаточно квалифицирован для того, чтобы «делать» события, ожидается, что они придут и поучаствуют, что-то купят и что-то съедят, а главное – их посчитают, они превратятся в цифры, которые конвертируются в прибыль и новые фестивальные проекты. Информанты качество посещенных ими фестивалей также оценивают в терминах массовости: «Мы были на “Seasons” на площадке “Меги”, хорошие были группы, отличный был звук и организация хорошая, но мне не понравилось, что было мало людей».
ЧМ-2018: «Потому что – развитие!»
«Забота о фестивалях, когда людям нужен хлеб, – сомнительное использование общественных ресурсов»[15]. Обслуживание с помощью мегасобытий интересов глобального капитала и национальных элит обсуждается давно: создаваемые рабочие места – лишь временные, проблемы с жильем усугубятся еще на стадии подготовки, бездомных будет больше, а бедные районы станут еще беднее, – так одна из исследовательниц подытоживает социальную цену Олимпиады в Сиднее[16]. То, что Нижний Новгород будет одним из одиннадцати городов-хозяев ЧМ-2018, вызывает разную реакцию:
«Это круто! Те, кто там живет поблизости, разбогатеют! Район станет элитным, потому что построят мост, и, может, дороги пошире сделают, и будет поменьше пробочек, и проведут метро!»
«Я буду рад за свой город, потому что – развитие. Мост строят, стадион строят, приедут туристы, посмотрят на другие города, кроме Москвы и Санкт-Петербурга, и будут иметь представление о России. Все может измениться очень быстро в лучшую сторону».
«Чемпионат уже создает рабочие места и еще больше создаст! Люди, которые живут вокруг стадиона, обогатятся: их квартиры будут стоить очень дорого!»
Наряду с юношеским оптимизмом в этих репликах сквозит уверенность: кто-то на праздниках заработает, и перспективы чьего-то обогащения включаются моими информантами – молодыми людьми – в общее радужное представление о том, что в будущем все будет только лучше.
Заработать на Чемпионате обычным образом, то есть использовать его как предлог для реализации масштабного проекта, возведения жилого района на окраине Нижнего, планировали и энтузиасты строительства стадиона «на выселках», в районе Ольгино. Появление стадиона на окраине нужно было объяснить людям, и в Сети до сих пор можно найти такую ремарку губернатора:
«Новая арена без преувеличения станет еще одним центром города, знаковым объектом, который определит развитие окружающей территории на многие годы вперед. Если хотите – магнитом, который “притянет” к себе десятки других инфраструктурных объектов. Поэтому, принимая решение, мы постарались учесть все нюансы, малейшие детали»[17].
А глава города Олег Сорокин исходит уже из соображений общественной безопасности: загородный стадион поможет успокоить агрессивных фанатов, так как они смогут гулять по лесным окрестностям[18]. Наконец, заместитель губернатора Нижегородской области Дмитрий Сватковский заверил: «Ольгино ближе всего подходит к требованиям ФИФА»[19].
Требования ФИФА, между тем, известны специалистам. Один из них, доцент Нижегородского государственного архитектурно-строительного университета Александр Иванов, написал экспертам ФИФА подробное письмо, в котором обосновал ошибочность этого решения областных властей, ссылаясь на программу охраны окружающей среды той же самой Международной ассоциации футбола. Раньше эта программа называлась «Зеленые цели ФИФА», а в 2015-м ее переименовали в «Футбол для планеты». Письмо возымело эффект: после того, как во время поездки по волжским городам тогдашний генеральный секретарь ФИФА Жером Вальке подчеркнул важность соблюдения «зеленых нормативов», «эти ребята поняли, что речь идет о них, и быстро стали искать другое место». То, что стадион строится сегодня в центре, на Стрелке, где оказалось достаточно вакантной земли – заслуга Александра Иванова.
«В математике условия задачи предопределяют результат. Меня как эколога интересуют ситуации, где все, как в математике: заданы условия – будут последствия. Но на другом конце спектра есть чудо: чтобы оно произошло, должно совпасть невероятное количество обстоятельств»[20].
В июле 2015 года в Нижнем Новгороде был проведен общественный «круглый стол» о ЧМ-2018 – критических мнений на нем высказано очень много[21]. Оптимизм демонстрировали прежде всего представители власти. Главный архитектор Нижегородской области Сергей Попов высказал уверенность в том, что новому футбольному стадиону после чемпионата суждена долгая, насыщенная жизнь. Его темпераментно оспорил представитель общественности: «Я плачу налоги, плачу их немало, вы не могли бы объяснить, почему они тратятся на такие сомнительные вещи, как этот чемпионат?». Патриотизм одного из отвечающих за строительство объекта («Мы всему миру зато покажем возможности нашего импортозамещения!») выглядел довольно жалко: в России ни плазменные телевизионные панели, ни звуковое оборудование для стадиона (как и множество других вещей) не производятся.
Вообще же такие события, как мировые первенства, всегда вызывают смешанную реакцию в местах их проведения. В случае с ЧМ-1018 все еще непонятнее – согласно опросу ВЦИОМ (20–21 июня 2015 года), футбольными болельщиками со стажем считают себя лишь 8% опрошенных россиян. Если интерес к футболу в стране довольно низкий, в чем тогда смысл проведения чемпионата? Главный аргумент сторонников ЧМ-2018 мы уже приводили – и он весьма универсален: подобные события становятся импульсом для роста городов. Чемпионат повысит известность города, что увеличит шансы на привлечение внешних инвестиций. Противники ЧМ-2018 справедливо указывают на логическую непоследовательность своих оппонентов: в условиях экономического кризиса ресурсов не хватает на насущные вещи, зачем же их тратить на заведомо второстепенное для жизни города событие? О том, насколько сложно городу соответствовать высоким стандартам (особенно в условиях нехватки ресурсов), свидетельствуют истории подготовки саммитов БРИК и ШОС, соответственно в Екатеринбурге (2009) и Уфе (2015)[22], а также неудачная попытка Екатеринбурга выиграть право проведения «Экспо-2010». Необходимость экстренного улучшения городской инфраструктуры накладывает на экономику города тяжелое бремя.
Праздники и общественные пространства: деревянные дома и Чкаловская лестница
В завершение моего короткого отчета перейдем от грядущего спортивного мегасобытия к небольшому фестивалю уличного искусства, прошедшему в 2015 году в Нижнем Новгороде во второй раз. Стены семи старых домов были расписаны местными и приезжими художниками. Один из них, Андрей Оленев, решил сохранить на доме 4 по Славянской улице образец «народного творчества» – это иронично-сердитая фраза жильцов, недовольных бывшим мэром Вадимом Булавиновым: «Булавинов, у нас – лучше! Нет крыши и потолка! Махнемся “коттеджами”!!!» Оленев окружил надпись фреской, где исхудавший крестьянин волочит груду деревянных обломков, в которой виднеется похожее на яйцо жилище. Стая птиц устремилась от этой подводы в противоположную сторону.
Фестиваль «Новый Город: Древний» был проведен при участии фонда «FUTURO», который учрежден владельцем сети «Еда и культура»[23]. «Новый Город: Древний» сделан с пониманием того, что культурная экономика включает архитектуру и дизайн, для совершенствования – либо сохранения – которых привлекаются местные сообщества. Местным жителям участники фестиваля предлагают полюбоваться старыми и новыми (сделанными в рамках фестиваля) работами, оспорить сомнительные инициативы властей, вместе с выселенными жильцами деревянных домов предаться ностальгии по былой тихой жизни в центре, осмотреть еще одни свежие руины, вспомнить дома и их украшения, которые теперь остались лишь на фотографиях. Экономический и социальный контекст фестиваля таков: в 2014 году администрация Нижнего Новгорода объявила о продаже на аукционах 150 земельных участков в исторической части Нижнего, а в 2015-м запланировала продать еще десятки участков. Впрочем, вмешательство областной власти остановило процесс, и прошли лишь семь аукционов. В городе говорят, что тогдашний глава Нижнего Новгорода Олег Сорокин был столь энергичным сторонником расчистки ветхого жилья и новой застройки центра из-за того, что его супруга «контролирует крупнейшую в регионе строительную группу компаний “Столица Нижний”»[24]. Конфликт по поводу того, кто будет распоряжаться столь ценным активом, как земля нижегородского центра, исключительно драматичен, ибо в него вовлечены судьбы бывших жильцов расселенных деревянных домов. До сих пор в старой части центра Нижнего Новгорода можно увидеть людей, которые роются в стопках выброшенных книг, бродят по коридорам недоразрушенных жилищ, где их семьи жили десятилетиями.
Художники Тимофей Радя и Стас Добрый создали свое произведение на стене первого деревянного кооператива на улице Нестерова, 35. Построенный в годы НЭПа, сегодня этот дом окружен высотками. На участок уже не раз покушались девелоперы, однако пока жильцы отстояли его. Они борются за дом – и, что логично, переживают за судьбу города. Вряд ли подобного можно ожидать от жильца стоящей поблизости новенькой шестнадцатиэтажки «эконом-класса». Память и чувство принадлежности («Мы здесь давно, тут еще наши прадеды жили») движет ответственным поведением: жильцы и книгу сделали об истории дома, и предложили название работе художников – «Кружева памяти».
Еще одно место городской памяти – Чкаловская лестница, ведущая от Кремля вниз к Нижневолжской набережной. В приемной директора проекта «Рождественская сторона»[25] Александра Серикова висит большая фотография Чкаловской лестницы, где некогда устраивались городские торжества, переведенные затем на площадь наверху, у Кремля. «На площади скучно, видишь только соседей, она плоская, на ней тесно!» – сказал один горожанин, сетуя на то, что больших пространств для массовых сборищ в городе маловато. Здесь отмечена действительно важная проблема, может быть, самая важная. Городские власти должны считаться с гражданским контролем не только при строительстве административных, торговых сооружений и жилых массивов, но и при обустройстве общественных пространств. Разработанные в конце XX века способы «городского возрождения» предусматривают, помимо фестивалей, материальную трансформацию городской среды. У современной трансформации города должны быть и материальная, и визуальная, и праздничная компоненты, демонстрирующие, что стиль жизни здесь привлекателен и для профессионалов, и для менеджеров, и для квалифицированных работников, и для других групп населения с меньшими доходами и иными культурными предпочтениями. Флагманские архитектурные проекты, такие, как набережные Балтимора и Сингапура, действительно становятся материальными доказательствами городского возрождения: городской центр «перекодируется» за счет маркетинговых возможностей архитектуры и городского стиля жизни и отдыха. В этом смысле фестивалей, праздников как средств привлечения туристов и наращивания известности города недостаточно. Нижнему повезло, потому что просторных мест в нем хватает. Нижнему не повезло, потому что местные власти слишком заняты борьбой за свободные земельные участки и поспешным возведением на них бетонных башен. Увы, им не до впечатляющих просторов, открывающихся взгляду с Чкаловской лестницы.
Заключение
В своем фрагментарном обзоре разнообразных по масштабу и содержанию нижегородских праздников я попыталась набросать основные темы для серьезной дискуссии о том, что такое городские праздники в эпоху кризиса. Действительно, что это? Способ сплотить людей перед лицом трудностей? Способ отвлечь жителей от неприятностей? Власти уже давно знают, что праздники хорошо устраивать в кризисное время. Но в каждую эпоху и в каждом месте есть свои отличия. Мое самое сильное впечатление от разговоров в Нижнем – готовность совсем разных людей праздновать по предложенным правилам. Житель поселка Красный Куб рассказал о своих соседях, которые взяли большой кредит, «отдавать который будут больше года», чтобы поехать в Сочи и «увидеть это все», потому что «уж очень хочется чем-то гордиться… ну, сегодня…». Можно сколько угодно поражаться нерациональности такого решения, но чем кредит, взятый «на Сочи», хуже кредитов, взятых на автомашины и шубы, плазменные телевизоры и поездки в Египет (теперь в Крым)? И вот это желание «гордиться» – как быть с ним? Может быть, причина в том, что жизнь в Красном Кубе – и даже в расположенном недалеко от поселка Нижнем Новгороде – сопоставимых с «Сочи» праздников людям не предложила? Может быть, этим людям просто надоела бесконечная эксплуатация неисчерпаемого, кажется, единственного в России предмета национальной гордости – победы в Великой Отечественной войне?
Второй пример – брезгливость на лице благополучного человека, когда заходит речь о Дне города, и его твердое заявление: «Я туда давно не хожу: там противно и небезопасно». Получается, что в поиске ценностей и символов, которые современные праздники вроде бы должны воплощать, организаторы праздников все время натыкаются на социальные границы между теми, кто праздники «делает», и теми, кого на них «заманивают», между теми, кто считает посещение массовых праздников ниже своего достоинства, и теми, кто рад почти всему фестивальному, что делается в городе? В стране десятками проходят семинары специалистов event-индустрии, кокетливо называющих себя «ивентерами». Они соревнуются, слушают приезжих гуру, которые настаивают на том, что надо обязательно вовлекать в празднования лидеров местных сообществ. Хочется надеяться, что у тех, кто составляет гордость нижегородского фестивального движения, хватило везения и чуткости избежать участи техничных манипуляторов массами.
[1] Гельман В.Я. Модернизация, институты и «порочный круг» постсоветского неопатримониализма. Препринт М-41/15. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2015.
[2] Ужова А. Главу администрации Нижнего Новгорода Олега Кондрашова досрочно сняли с должности // NN.ru. 2015. 22 июля.
[3] Jessop B., Sum N.L. Pre-disciplinary and Post-disciplinary Perspectives // New Political Economy. 2001. Vol. 6. № 1. P. 89–101.
[4] Burawoy M., Verdery K. Introduction // Idem. (Eds.). Uncertain Transition: Ethnographies of Change in the Postsocialist World. Lanham, MD: Rowman, Rowman & Littlefield, 1999.
[5] Цит. по: Evans M., Kingsbury P. Woodstock: Three Days That Rocked the World. New York: Sterling Publishing, 2009. P. 240.
[6] Robertson R. The Economization of Religion? Reflections on the Promise and Limitations of the Economic Approach // Social Compass. 1992. Vol. 39. № 1. P. 147–57; Peck J. Recreative City: Amsterdam, Vehicular Ideas and the Adaptive Spaces of Creativity Policy // International Journal of Urban and Regional Research. 2012. Vol. 36. № 3. P. 462–485.
[7] Brown W. At the Edge // Political Theory. 2002. Vol. 30. № 4. P. 556–576.
[8] Guattari F. Soft Subversions. New York: Semiotext(e), 1996. P. 207.
[9] Васильева А. Правила игры в российском капитализме: механизмы государственного доминирования и ответные стратегии бизнеса // Неприкосновенный запас. 2015. № 5(103) (www.nlobooks.ru/node/6656).
[10] Анатолий и Ирина Седых рассказали о благотворительной деятельности // Выкса.РФ. 2014. 12 ноября (http://vykza.ru/7558-sedyh.html).
[11] www.pravda.ru/video/news/17056.html.
[12] В России, где никакого кейнсианства никогда и не было, переход политического и социального мышления и практик на неолиберальные рельсы произошел уже в 1990-е, после краха коммунизма и распада СССР.
[13] http://oleg-kondrashov.livejournal.com/54347.html.
[14] Яковлева К., Ульянов И. В Чебоксарах прошел фестиваль капусты // ГТРК «Чувашия». 2014. 1 декабря (www.chgtrk.ru/rnews.html?id=92815&date=01-12-2014).
[15] Andranovich G., Burbank M.J., Heying C.H. Olympic Cities: Lessons Learned from Mega-Event Politics // Journal of Urban Affairs. 2001. Vol. 23. № 2. P. 113–131.
[16] Lenskyj H. The Best Olympics Ever? Social Impacts of Sydney. Sydney: SUNY, 2002.
[17] Чемпионат мира по футболу 2018 пройдет и в Богородском районе (http://bgforum.ru/news/60884/).
[18] Там же.
[19] Там же.
[20] Интервью с Александром Ивановым, 16 июля 2015 года.
[21] Мамаева О. Нижний Новгород после чемпионата мира по футболу: надежды // Colta.ru. 2015. 23 июля (www.colta.ru/articles/swiss_made/8031).
[22] БРИК – группа из четырех стран: Бразилия, Россия, Индия, Китай. ШОС – Шанхайская организация сотрудничества. – Примеч. ред.
[23] Организатор фестиваля, стрит-художник и городской активист Артем Филатов, участвует и в художественных выставках. Для нижегородского Центра современного искусства «Арсенал» он вместе с Владимиром Чернышевым сделал инсталляцию «Колокол» – семь арок, собранных из полусгнивших деревянных досок, найденных в заброшенных деревнях Нижегородской области.
[24] Нижний Новгород выясняет земельные отношения с областью // Fedpress.ru. 2016. 29 января (http://fedpress.ru/news/bild/reviews/1455038387-nizhnii-novgorod-vyyasny...).
[25] См.: www.rstorona.ru.
Неприкосновенный запас 2016, 2(106)
Страновая конференция соотечественников в Чехии
25 апреля в Российском центре науки и культуры в Праге прошла страновая конференция соотечественников, проживающих в Чешской республике. Мероприятие организовано Координационным советом российских соотечественников при поддержке Посольства и представительства Россотрудничества в Чехии.
Соотечественников приветствовал Чрезвычайный и Полномочный посол Российской Федерации в Чешской Республике Александр Змеевский. Он подчеркнул важность и значимость работы общественных организаций российских соотечественников в Чехии. Указал, что поддержка и взаимодействие с ними являются одной из важнейших задач органов государственной власти Российской Федерации. Призвал соотечественников к единству и консолидации. В заключение вручил диплом Посольства Российской Федерации общественной организации «Русское культурно-просветительное общество в Моравии» за активную работу и в связи с 10-летием.
Руководитель представительства Россотрудничества в Чешской республике Леонид Гамза, напомнил о праздновании 70-летия Победы в Великой Отечественной войне и Освобождения Чехословакии от фашизма, которое, благодаря активным усилиям соотечественников, превратилось в подлинно всенародное торжество. Призвал достойно и на том же уровне отметить 71-ю годовщину Победы. Рассказал о большой совместной работе, которую проводят организации соотечественников и Российский центр науки и культуры в Праге. Призвал соотечественников к консолидации и пожелал, чтобы «Русский мир» был прежде всего и всегда мирным.
С призывом к единению в работе организаций соотечественников обратился настоятель Подворья Русской Православной Церкви в Карловых Варах, представитель Русской Православной Церкви при Православной церкви в Чешских землях и Словакии протоиерей Николай Лишенюк. Подчеркнул, что священники православной церкви должны и будут поддерживать конструктивные начинания соотечественников. Призвал строить эту работу на традиционных духовных началах.
С подробным рассказом о работе Фонда поддержки и защиты прав соотечественников, проживающих за рубежом выступил его старший советник Сергей Прохоров. Подчеркнул успешность ряда проектов фонда, реализуемых в Чехии.
С привествием также выступил заместитель директора «Московского дома соотечественников» Игорь Чихринов.
Председатель Координационного Совета российских соотечественников Любовь Вондроушкова подвела итоги работы КСРС за год и рассказала о работе региональной европейской конференции соотечественников в Риме 21-22 апреля 2016 года.
Затем выступили представители общественных организаций соотечественников из разных городов Чешской Республики: Тамара Галынина («Остравский русский дом», г. Острава), Ольга Плхова («Русское культурно-просветительное общество в Моравии», г. Брно), Анна Евсина («Международный культурный институт «Ключ», г. Градец Кралове), Анатолий Орлов («Ассоциация «Ковчег-Арха», г. Теплице), Сергей Комков («Русский дом», г. Марианске Лазне), Ирина Васильева (клуб «Русский дом», г. Пардубице), Ирина Селецкая ( председатель «Европейского конгресса литераторов», г. Прага), Олег Махнёв (журнал «Свет Православия», г. Пльзень), Радмила Земанова-Копецка (руководитель «Института славянских стратегических исследований», г. Прага), Елена Сорокина (журнал «Источник», г. Марианские Лазни). Они рассказали о своей работе по сохранению и поддержке в среде соотечественников русского языка, истории, культурных и духовных традиций.
Со словами благодарности за помощь и поддержку от имени проживающих в Чехии блокадников Ленинграда выступила руководитель общества Людмила Седлакова.
Представитель русскоязычного меньшинства в Правительственной комиссии по делам национальных меньшинств Алексей Келин и представитель Интеграционного центра иностранцев в г. Градец Краловы Наталья Доценко рассказали о взаимодействии с чешскими органами власти и о поддержке, которую могут наши соотечественники получить в Чехии.
На конференции все желающие были приглашены принять участие в акции «Бессмертный полк». Её организаторами являются общественная организация соотечественников «За европейское мультикультурное общество» и чешские НПО — «Чешский союз борцов за свободу», «Общество Людвика Свободы», «Союз военных ветеранов Чехии», «Объединение волынских чехов». Акция впервые пройдёт в Праге 8 мая 2016. Она начнётся в 13 часов на Лоретанской площади и завершится большим праздничным концертом российского и чешского детских хоров на центральной Градчанской площади.
По итогам работы участники конференции приняли резолюцию. Она подчёркивает неполитический характер деятельности организаций российских соотечественников в Чешской Республике, нацеливает всех российских соотечественников на активизацию работы по сохранению и поддержке русского языка, российских культурных и духовных ценностей, направленной на укрепление взаимопонимания и дружбы между народами России и Чехии.
В страновой конференции российских соотечественников приняли участие около 70 человек из разных краёв и городов Чехии.
Россия заняла десятое место в рейтинге самых посещаемых стран мира в 2015 году по версии Всемирной туристской организации (ЮНВТО).
По данным организации, число туристов, побывавших в России в прошлом году, составило 31,6 млн человек, что на 6,2% больше, чем в 2014. Первое место, по подсчетам ЮНВТО, занимает Франция (86,3 млн), следом идут США (77,9 млн), Испания (68,1 млн), Китай (56,9 млн) и Италия (50,8 млн).
В последние два года в туристической отрасли России наметился перелом в пользу внутреннего и въездного туризма. Страна стала более привлекательной для иностранных туристов благодаря современной инфраструктуре, которая создается в рамках реализации в регионах Федеральной целевой программы по развитию внутреннего и въездного туризма, повышению качества сервиса, активному продвижению на зарубежных рынках. Кроме того, низкий курс рубля сделал путешествия по России более доступными иностранным гражданам и позволил удовлетворить отложенный спрос.
"Мы видим постоянно растущий интерес к нашей стране со стороны иностранных туристов. Ростуризм работает над тем, чтобы путешествия по России были комфортными, доступными и безопасными. Развитие въездного туризма - одна из приоритетных задач. Это несырьевой экспорт услуг, что очень важно в нынешней экономической ситуации. Туризм связан с 53 отраслями народного хозяйства и напрямую влияет на их развитие. Сектор служит локомотивом экономики, создает новые рабочие места, способствует самозанятости населения и повышению социально-экономической стабильности. Убежден, что у России есть все шансы укрепить свои позиции в рейтинге самых популярных туристических направлений" - пояснил руководитель Ростуризма Олег Сафонов.
Ключевыми рынками для наращивания числа иностранных гостей являются Юго-Восточная Азия, Китай и регион Ближнего Востока. Количество туристов из Китая, посетивших Россию, в прошлом году превысило 1 млн человек. Вдвое по сравнению с прошлым годом вырос турпоток из Ирана. Значительный рост на фоне отмены виз для организованных туристов демонстрирует Южная Корея. Благодаря проведению перекрестных годов туризма Россия-Франция, Россия-Испания, ожидается увеличение турпотока из этих стран, где уже в прошлом году число запросов на российские туристические визы увеличилось на 30% по сравнению с 2014.
Привлечению туристов в Россию способствует развитие межрегиональных маршрутов, которые разрабатываются Ростуризмом совместно с туроператорами. Речь идет об объединившем все регионы северо-запада "Серебряном ожерелье России", "Восточном кольце", "Русских усадьбах", "Чайном пути". Повышенным спросом у китайских туристов пользуется "Красный маршрут", посвященный жизни Владимира Ленина, и включающий посещение Москвы, Санкт-Петербурга, Казани и Ульяновска.
Продвижение российского турпродукта за рубежом осуществляют национальные офисы VisitRussia, которые работают в восьми городах мира. В этом году планируется дальнейшие расширение сети туристических представительств России.
Россияне готовы потратить на летний отдых до 80 тысяч рублей
За отдых двух человек
Ассоциация Туроператоров России (АТОР) подсчитала, сколько денег готовы потратить российские туристы в этом году на летний отдых. Почти половина туристов, обращающихся в агентства, просят найти для них варианты зарубежных туров по цене ниже 80 тыс. рублей на двоих. Еще 30% опрошенных отмечают, что туристы соглашаются увеличить бюджет до 100 тыс. рублей, отмечают в АТОР.
«Условия туров – пакет на двоих не дороже 80 тыс. рублей, в стоимость включены проживание в отеле (с разными типами питания), авиаперелет, трансфер до места отдыха и обратно в аэропорт по завершении отпуска. Даты вылета – начало высокого сезона (с конца июня по середину июля)», - говорится в сообщении АТОР.
Самыми популярными европейскими направлениями на предстоящий летний сезон, по данным туроператора BSI Group стали Италия, Греция, Венгрия, Испания, Хорватия, Черногория и Франция, самым доступным из которых стала Греция. Цена за тур с перелетом по данному направлению начинается от 27 тыс. рублей.
«Средний чек на туры в Европу на лето 2016 снизился по сравнению с аналогичным периодом прошлого года на 12% и составил 65 800 рублей», - рассказали «Туринфо» в BSI Group.
Денис Мантуров принял участие в заседании правительственной комиссии по импортозамещению в Челябинске.
Сегодня, 25 апреля 2016 года, в рамках рабочей поездки председателя правительства РФ Дмитрия Медведева в Челябинск министр промышленности и торговли РФ Денис Мантуров представил меры по реализации отраслевых планов импортозамещения в 2016 году на заседании правительственной комиссии по импортозамещению.
Глава Минпромторга принял участие в торжественном открытии завода по производству насосных агрегатов для транспортировки нефти «Транснефть Нефтяные насосы». Впервые в России в рамках импортозамещения на одной локации будут производить все составляющие насосных агрегатов: от корпусов до электродвигателей. Это совместное предприятие ОАО «АК «Транснефть», итальянской компании Termomeccanica S.p.A. и АО «КОНАР». Производство организовано на территории индустриального парка «Станкомаш», где в этот же день глава Минпромторга присутствовал на церемонии закладки Дмитрием Медведевым первого камня на строительстве завода «Русские электрические двигатели».
На той же промышленной площадке под председательством премьер-министра прошло заседание правительственной комиссии по импортозамещению, где Денис Мантуров представил доклад «О мерах по реализации отраслевых планов импортозамещения в 2016 году».
«При активном участии бизнеса реализуются отраслевые планы импортозамещения, которые включают 1730 проектов. На этот год запланирована реализация 423 с общим объемом инвестиций около 300 млрд рублей. С начала года уже начато 97 проектов. На текущий год планируется выделить 73 млрд рублей, они распределятся по основным, приоритетным отраслям промышленности, включая средства из Фонда развития промышленности – 20 млрд рублей. В настоящий момент фонд совместно с Центробанком приступил к реализации новой программы поддержки лизинга промышленного оборудования. Это важно для повышения технологического уровня предприятий, которые будут выпускать новую продукцию», – сказал Денис Мантуров.
По его словам, пул участвующих банков и лизинговых компаний полностью сформирован, первые заявки уже поступают на рассмотрение наблюдательного совета фонда. Эта программа обеспечит дополнительный спрос на продукцию станкостроения в районе 15 млрд рублей. 2 млрд предполагается выделить из фонда, и 10 млрд Центральный банк обеспечит из предоставленных займов.
Импортозамещению будет также способствовать локализация. В рамках принятого в прошлом году 719-го постановления правительства уже осуществлены соответствующие требования об увеличении объемов производственных операций, выполняемых в России, что позволяет стимулировать иностранные компании обеспечивать трансфер технологий в нашу страну.
Повысить спрос на замещающую продукцию призваны регуляторные механизмы. Дальнейшее развитие регуляторного направления будет осуществляться в рамках применения положений принятого в прошлом году закона «О стандартизации» и, самое главное, закона-спутника, который был подписан президентом уже в начале этого месяца.
«В прошлом году утверждено более 2 тыс. стандартов, разработанных совместно с бизнес-сообществом, план на этот год – 2,5 тыс. по всем отраслям. Применение нацстандартов позитивно скажется на процессах импортозамещения и будет содействовать повышению качества отечественной продукции. Это необходимо и для наращивания своей доли на внутреннем рынке, и, самое главное, для развития экспорта новой продукции, которую мы создаем в рамках планов импортозамещения», – подчеркнул министр.
Импортозамещение в интересах топливно-энергетического комплекса осуществляется в трех связанных отраслях: нефтегазовом, тяжелом и энергетическом машиностроении.
«В прошлом году совокупно по этим секторам через различные инструменты поддержки мы довели до предприятий более 5 млрд рублей. С использованием этих средств реализовывается свыше 60 проектов, включенных в соответствующие отраслевые планы импортозамещения», – отметил Денис Мантуров.
В тяжелом машиностроении с господдержкой реализовывается семь проектов импортозамещения.
По энергетическому машиностроению на 28 уже реализуемых проектов выделено 2,3 млрд рублей бюджетных средств.
МИД РФ выступил против проведения увеселительного мероприятия в мемориальном месте
В сентябре в берлинском Трептов-парке должен пройти рок-фестиваль, который, как планируется, посетит около 50 тыс. человек. Российский МИД выразил обеспокоенность в связи с намерением берлинского официоза выдать разрешение на проведение увеселительного мероприятия в мемориальном месте.
«Я не хочу думать, что в современной Германии теперь не отдают дань памяти нашим солдатам, я не хочу, чтобы так думали остальные, что забыта благодарность освободителям. До этого момента у нас не было повода усомниться в официальной позиции Германии по этому вопросу. В то же время мы должны привлечь внимание к этой теме. Посольство России в Берлине инициировало коллективное письмо от послов Азербайджана, Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана, подписавшись также под этим письмом, в адрес мэра района Трептов-Кёпеник и правящему бургомистру Берлина с требованием перенести мероприятие из Трептов-парка в другое место. Но, судя по первичной реакции чиновников, а также исходя из того, что подготовка фестиваля находится в продвинутой стадии, можно сделать вывод о том, что положительное решение об организации концерта именно в этом месте практически принято», - заявила официальный представитель Министерства иностранных дел России Мария Захарова.
Она напомнила, что недавно власти итальянского города Монте-Кассино организовали рождественский рынок в непосредственной близости от польского военного кладбища, но по требованию посольства Польши рынок был демонтирован. «Заметьте, речь шла о мероприятии, которое проводилось не на территории мемориального объекта, а в непосредственной близости – это разные вещи. Надеемся, что все люди взрослые и также понимают разницу между рождественской ярмаркой и рок-концертом. Мы очень просим и призываем берлинские власти пересмотреть свое решение. Этот шаг абсолютно неприемлем для нас. Мы просим посмотреть на опыт европейских коллег, который, мне кажется, является успешным примером компромисса. Полагаем, что проведение таких мероприятий в мемориальных местах является неприемлемым и по большому счету превратится в прямом смысле слова в «пляски на костях». А ведь это один из самых символичных мемориалов памяти погибших советских солдат», - заявила Захарова.
Дмитрий Медведев посетил АО «Транснефть Нефтяные Насосы» в Челябинске и принял участие в церемонии запуска первого серийного насосного агрегата.
АО «Транснефть Нефтяные Насосы» – высокотехнологичное предприятие с полным циклом производства насосного оборудования от разработки конструкторской документации до полномасштабных испытаний насосов.
До 2015 года в Российской Федерации отсутствовали предприятия, имеющие мощности по проведению полного цикла производства данной продукции в соответствии с техническими требованиями ОАО «АК "Транснефть"». Необходимость реализации долгосрочной программы развития ОАО «АК "Транснефть"» на период до 2020 года, требующей 730 насосов, послужили основанием для поиска отечественного производителя магистральных насосов. В связи с этим в декабре 2014 года для производства насосного оборудования с широким спектром характеристик для различных отраслей деятельности, включая нефтегазовую промышленность, на базе производственных мощностей АО «КОНАР» было создано предприятие АО «Транснефть Нефтяные Насосы» (ОАО «АК "Транснефть"» – 51%, АО «КОНАР» – 24% и Termomeccanica Pompe (Италия) – 25%).
Завод позволит обеспечить производство высокоэффективных магистральных, подпорных насосов и насосных агрегатов на территории России для нужд ОАО «АК "Транснефть"» и обеспечит технологическую безопасность магистральных трубопроводов. Также предусмотрена возможность расширения мощностей производства насосного оборудования для других отраслей промышленности. Общая численность работников – более 400 человек. Планируемый годовой оборот – более 10 млрд рублей.
Выступление Дмитрия Медведева на церемонии:
Дорогие друзья! Уважаемые ветераны!
У нас сегодня очень хорошее событие – открытие нового производства, причём производства с использованием самых современных высоких технологий. И в то же время это производство, которое было создано «Транснефтью» вместе с партнёрами для целей импортозамещения, а именно это является сегодня магистральным направлением развития нашей промышленности.
По вполне понятным причинам очень здо?рово, что теперь всё, что мы покупали за границей – будь то ближнее зарубежье или дальнее зарубежье, – для нефтяных насосов, будет производиться в нашей стране. Это и дополнительные рабочие места – все, кто здесь присутствует, будут трудиться здесь, надеюсь, получать хорошую зарплату, хорошие социальные условия будут созданы. А с другой стороны, вся страна и «Транснефть» как наша крупнейшая транспортная компания в области перекачки нефти получат продукты, которые сделаны уже в нашей стране. Это позволит и деньги сэкономить, и, конечно, сохранить компетенции, а по целому ряду направлений получить компетенции, которых мы в настоящий момент не имеем в нашей стране и по которым ещё не получили результата.
Я хотел бы поблагодарить всех, кто принимал участие в создании этого уникального производства (мне сказали, что оно было создано в очень короткие сроки), поблагодарить наших российских партнёров, наших итальянских партнёров за всё, что было сделано. И конечно, пожелать новому производству добрых успехов, а всем, кто здесь трудится, – удачи, здоровья и всего самого благополучного. Сердечно поздравляю вас с началом новой страницы в истории производства!
Дмитрий Медведев принял участие в церемонии закладки первого камня в основание завода по производству высоковольтных электродвигателей АО «Русские электрические двигатели».
Завод «Русские электрические двигатели» является резидентом индустриального парка «Станкомаш» в Челябинске.
Предприятие создано 8 октября 2015 года для организации производства высоковольтных электродвигателей с использованием лучших мировых достижений. 19 февраля 2015 года с компанией Nidec ASI (Италия) заключено Соглашение о сотрудничестве в рамках создания совместного предприятия по производству электродвигателей на территории Российской Федерации.
В 2016–2017 годах планируется осуществить строительство завода по производству электродвигателей из деталей и узлов, произведенных на территории Российской Федерации. Мощность завода составит до 300 единиц электродвигателей в год. Общая численность работников – более 400 человек. Планируемый годовой оборот – более 10 млрд рублей.
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter