Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Иран запретил экспорт яиц для сдерживания роста цен на внутреннем рынке

Министерство промышленности, горнодобывающей промышленности и торговли Ирана запретило экспорт яиц для сдерживания роста цен на внутреннем рынке.

Штаб-квартира по регулированию рынка, связанная с Министерством промышленности, сообщила о новом положении в директиве соответствующим ассоциациям, отметив, что все предыдущие разрешения на экспорт яиц с 4 июля были аннулированы, сообщает Financial Tribune.

После вспышки нового коронавируса потребление яиц и птицы в Иране увеличилось, а потребление красного мяса сократилось, что привело к дефициту и повышению цен.

Иран производит 90 000 тонн яиц в месяц. Нормальное потребление яиц на душу населения в стране до появления коронавируса составляло 12 килограммов в год.

По словам Резы Торкашванда, главы Союза производителей яиц и несушек, Иран произвел 1,1 миллиона тонн яиц за прошлый 1398 финансовый год (закончившийся 19 марта 2020 года), из которых 41 000 тонн было экспортировано.

Последние данные показывают, что Иран экспортировал 6500 тонн яиц в течение двух месяцев, закончившихся 20 мая.

Производство шин в Иране выросло на 24 процента в течение первого квартала

Производство шин в Иране выросло на 24 процента в течение первого квартала текущего 1399 иранского календарного года (с 20 марта по 20 июня) по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, сообщает IRNA.

Как сообщалось, в первом квартале в стране было произведено 67 734 тонны шин. Из упомянутой цифры, 36 512 тонн составили шины для легковых автомобилей, что на 30% больше по сравнению с первым кварталом прошлого года.

Производство шин для сельскохозяйственной техники выросло на 49 процентов и составило 5 754 тонн.

Между тем, было произведено 1513 тонн шин для дорожно-строительной техники, что на 21 процент больше, чем в первом квартале прошлого года.

Что касается количества, то в первом квартале этого года также наблюдался 27-процентный рост производства шин, поскольку за трехмесячный период было произведено 10,525 млн. шин различных типов.

По словам заместителя директора управления нерудной промышленности Министерства промышленности, горнодобывающей промышленности и торговли Ирана, имея годовой объем производства шин в 426 000 тонн, на Иран приходится 41 процент выпуска шин в западноазиатском регионе.

Мохсен Сафдари рассказал, что в стране действуют 11 шинных производств, которые создают рабочие места для 14 500 человек.

По его словам, номинальная мощность составляет 426 000 тонн, в то время как реальная производительность меньше этой цифры, поскольку некоторые агрегаты работают с 60-70 процентами своей мощности.

«Иранская шинная промышленность на 40 процентов зависит от иностранного сырья, поэтому мы на 60 процентов зависимы в этой области», - заявил чиновник.

В попытке аннулировать санкции США, Иран полон решимости усилить свое внутреннее производство для достижения самообеспеченности.

Иран ответит в случае акта пиратства против своих танкеров, направляющихся в Венесуэлу

Иранские законодатели изучают план ответных действий США по захвату и конфискации иранских танкеров с топливом для Венесуэлы после того, как американский судья выдал ордер на арест более 1 миллиона баррелей бензина, поставляемого Тегераном в Венесуэлу, рассказал высокопоставленный депутат парламента.

"Правительство США начало играть в азартные игры с помощью кукольного шоу федерального судьи США, который приказал захватить иранские танкеры, что является пиратством и противоречит международным законам", - заявил во вторник высокопоставленный член Комиссии по национальной безопасности и внешней политике иранского парламента Эбрахим Резаи, сообщает Fars News.

Он сказал, что одним из решений иранских проблем является взаимность, как это было показано в случае британского захвата иранского танкера Grace-1, когда Иран также захватил британский нефтяной танкер Stena Impero 19 июля 2019 года за многочисленные нарушения международных морских правил, когда он проходил через Ормузский пролив.

Судно было конфисковано через несколько недель после того, как британские военно-морские силы незаконно захватили принадлежащий Ирану супертанкер Grace-1 и его груз в размере 2,1 миллиона баррелей нефти в Гибралтарском проливе. Позже оба корабля были освобождены.

"Исходя из этого плана, любая мера США против иранских танкеров или кораблей в любой части мира столкнется с быстрым и адекватным ответом Исламской Республики", - подчеркнул Резаи.

Его комментарии появились после того, как окружной судья США Джеймс Э. Боасберг в четверг подписал ордер после того, как американские власти подали жалобу накануне вечером в округе Колумбия, предписывающий, что почти 1,2 миллиона баррелей иранского бензина на танкерах "Белла", "Беринг", "Панди" и "Луна" подлежат конфискации, поскольку продажа их груза предназначена в пользу санкционированных иранских компаний.

В прошлом месяце пять иранских нефтяных танкеров с миллионами баррелей бензина и комплектующих вошли в порты нуждающейся Венесуэлы и сейчас находятся на пути обратно в Иран.

Министерство энергетики Ирана открыло 43 энергетических проекта в трех провинциях

Министерство энергетики Ирана открыло 43 энергетических проекта в трех провинциях во вторник, в течение 10-й недели работы схемы Министерства АБ-Иран, в соответствии с которой каждую неделю крупные энергетические проекты будут открываться в различных провинциях по всей стране, сообщает IRIB.

Упомянутые проекты включают в себя 40 проектов электроснабжения в юго-западной провинции Хузестан, замену 4700 километров линий электропередачи низкого напряжения кабелями в провинции Северный Хорасан на северо-востоке страны и модернизацию электростанции в северной провинции Мазандаран.

Как сообщалось, в упомянутые проекты было инвестировано около 4,64 трлн. риалов (почти 110,5 млн. долларов).

На церемонии открытия присутствовал Мохаммад-Хасан Мотевализаде, глава Иранской компании по управлению производством, передачей и распределением электроэнергии, известной как "Таванир".

Схема AB-Iran [аббревиатуры A и B означают воду, электричество на персидском языке] была начата в предыдущем иранском календарном году (закончившемся 19 марта), в течение которого министр совершил 31 поездку в различные провинции для открытия более 220 крупных проектов с общим объемом инвестиций в размере 335,6 триллиона риалов (около 7,99 миллиарда долларов).

Ранее в этом году, министр энергетики Ирана Реза Ардаканян заявил, что на втором этапе программы, министерство собирается открыть 250 крупных энергетических проектов стоимостью 500 трлн. риалов (около $11,9 млрд.) в течение текущего 1399 иранского календарного года (заканчивается 20 марта 2021 года).

По словам Ардаканяна, в водном секторе, упомянутые проекты включают девять крупных плотин, внедрение современных ирригационных систем на 54 000 гектарах земли, 20 станций водоснабжения и очистки сточных вод, а также подачу питьевой воды по трубопроводу в более чем 1400 сельских районов по всей стране.

С начала второй фазы этой схемы, в текущем иранском календарном году каждую неделю по всей стране осуществлялось несколько энергетических проектов.

Производство стальных слитков в Иране увеличилось на 8% за квартал

Производство стальных слитков в Иране увеличилось на восемь процентов в течение первого квартала текущего 1399 иранского календарного года (с 20 марта по 20 июня) по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, сообщает IRNA.

Как сообщается, за первый квартал текущего года было произведено более 5,702 миллиона тонн стальных слитков.

Ожидается, что производство стальных слитков в Иране превысит 30 миллионов тонн в текущем 1399 иранском календарном году (заканчивается 20 марта 2021 года), заявил заместитель министра промышленности, горнодобывающей промышленности и торговли Дариуш Эсмаили.

Сказав, что Иран в настоящее время является 10-м крупнейшим производителем стали в мире, чиновник подчеркнул, что страна планирует подняться на 8-е место к 1404 календарному году (начнется в марте 2025 года).

По его словам, министерство промышленности поставило задачу увеличить производство стальных слитков в стране до 55 миллионов тонн к 2025 году, для чего ежегодно требуется 160 миллионов тонн железной руды.

«Принимая во внимание запасы железной руды в стране, составляющие 2,8 миллиарда тонн, нам нужны новые разработки в этой области, потому что, когда годовая мощность производства стальных слитков достигнет 55 миллионов тонн, нынешние уровни добычи железной руды могут обеспечить промышленность только на 12–13 лет», - заявил чиновник.

Он также отметил, что в течение предыдущего иранского календарного года (закончившегося 19 марта) в стране было произведено более 90 миллионов тонн железной руды, из которых только семь процентов было экспортировано.

Сокращение экспорта железной руды происходит в связи с тем, что лидер Исламской революции аятолла Сейед Али Хаменеи призвал правительство не допустить экспорта сырьевых полезных ископаемых для их переработки в стране для производства продуктов с большей добавленной стоимостью.

После замечаний лидера правительство наложило 25-процентную пошлину на экспорт минерального сырья (особенно железной руды) с 23 сентября 2019 года.

Министерство считает, что пошлина будет стимулировать производство большего количества переработанных минералов, таких как паллеты и концентрат, вместо продажи сырых минералов.

Министерство промышленности, горнодобывающей промышленности и торговли объявило, что производство железорудного концентрата в Иране достигло 47,306 млн. тонн в предыдущем иранском календарном году, увеличившись на четыре процента по сравнению с предыдущим годом.

Экспорт стали из Ирана в прошлом иранском календарном году вырос на 27 процентов по сравнению с предыдущим годом.

Как сообщалось, основным производителям стали страны в прошлом году удалось экспортировать около 7,33 млн. тонн продукции.

По словам Эсмаили, 10 лет назад Иран экспортировал более 20 миллионов тонн необработанной железной руды, и в прошлом году этот показатель упал до шести миллионов тонн.

Министр разведки Ирана принял участие в заседании о причинах инцидента в Натанзе

Министр разведки Ирана Махмуд Алави и военные командиры подразделений противовоздушной обороны армии присутствовали на заседании парламентского комитета по национальной безопасности и внешней политике во вторник во второй половине дня по поводу инцидента на ядерном объекте в Натанзе.

«В продолжение заседания по расследованию инцидента в Натанзе во второй половине дня состоялось заседание с участием ходжат-оль-еслама Сейеда Махмуда Алави и его заместителей, старших командиров подразделений ПВО армии и старших должностных лиц правоохранительных органов», - рассказал пресс-секретарь комитета Абольфазл Амуи, сообщает Tehran Times.

Он сказал, что до сих пор сделаны значительные выводы о взрыве в Натанзе, но дальнейшие расследования все еще продолжаются.

Депутат сказал, что общественность будет уведомлена об инциденте, когда расследование будет завершено.

Объем внешней торговли Ирана с ЕАЭС достиг более 2 млрд. 417 млн. долларов

Посол Ирана в Москве заявил, что «с 2019 года, после реализации торгового соглашения Ирана и ЕАЭС, объем внешней торговли Ирана с ЕАЭС достиг более двух миллиардов 417 млн. долларов».

По имеющимся данным, заседание первой совместной торговой рабочей группы Ирана и Евразийского экономического союза состоялось во вторник путем видеоконференции, сообщает Mehr News.

Эта встреча состоялась в присутствии Казема Джалали, посла Исламской Республики Иран в Российской Федерации, министра, возглавляющего Экономический союз Евразии Андрея Слепнева, и некоторых иранских и российских чиновников торговых и таможенных организаций.

В начале встречи посол Ирана подчеркнул роль региональных коалиций и расширение экономических связей с соседними странами, как одного из принципов Исламской Республики Иран, заявив, что «мы уверены, что подписание торгового соглашения между Ираном и Евразийским экономическим союзом принесет больше мира в регионе, улучшив отношения Ирана с соседними странами».

Исходя из этого, он сослался на предыдущие встречи, проведенные между Ираном и Россией, заявив, что «с ноября 2019 года, в течение семи месяцев после реализации соглашения, объем внешней торговли Ирана с ЕАЭС достиг более двух миллиардов 417 млн. долларов».

По словам Джалали, из вышеупомянутой суммы на долю Ирана приходится 72% импорта из стран-членов ЕАЭС и 28% экспорта в такие страны.

Стоит отметить, что в состав Экономического союза Евразии, созданного в 2015 году, входят Россия, Казахстан, Кыргызстан и Беларусь.

Ничто не может остановить ядерную программу Ирана

Официальный представитель правительства Али Рабии отреагировал на недавний инцидент на ядерном объекте в Натанзе, подчеркнув, что ничто не может остановить ядерную программу Ирана.

«Этот инцидент не оказал никакого влияния на процесс обогащения урана, и объекты в Натанзе работают по-прежнему. Ядерная деятельность Ирана носит мирный характер, и, несмотря на военные действия врагов, ее нельзя остановить», - заявил Рабии во вторник, сообщает Mehr News.

В четверг, Иран заявил, что инцидент затронул строящийся навес в комплексе Натанз, но он не вызвал жертв и не смог остановить работы по обогащению на объекте. Высший совет национальной безопасности (ВСНБ) заявил, что основная причина была определена и будет объявлена в соответствующее время.

Между тем, некоторые западные СМИ утверждают, что за инцидентом стоит израильский режим. Ссылаясь на некоего «офицера разведки Ближнего Востока», «Нью-Йорк Таймс» утверждала, что израильский режим заложил мощную бомбу в комплексе Натанз в центральном Иране на прошлой неделе.

«В начале после инцидента, некоторые СМИ пытались создать мощный имидж для израильского режима и приписывали ему инцидент, в то время как чиновники узурпирующего режима отказались принять на себя ответственность», - добавил представитель правительства. Он описал такую пропаганду как «психологическую войну».

«Израильский режим должен осознавать, что создание нормального повествования о любом нападении на наши ядерные объекты, даже если это только пропаганда, рассматривается как шаг на пути нарушения границ глобального мира и безопасности», - добавил он, призвав международное сообщество выступить против режима в Тель-Авиве.

Представитель также сказал, что причина инцидента будет объявлена Высшим советом национальной безопасности после того, как будет принято окончательное решение.

Организация по атомной энергии Ирана объявила, что на ядерном объекте в Натанзе будет построен новый, более совершенный ангар, чтобы заменить поврежденный в результате инцидента.

ДВОЙНАЯ ЛОВУШКА ФУКИДИДА

ДМИТРИЙ ЕФРЕМЕНКО

Доктор политических наук, заместитель директора Института научной информации по общественным наукам РАН.

В период президентства Дональда Трампа отношения между США и Китаем перешли в стадию открытого соперничества за глобальное доминирование. Америке не удалось избежать опасности развязывания конфронтации с Китаем, о которой предупреждал американский политолог Грэм Эллисон, говоря о «ловушке Фукидида».

Сильнейшая торгово-экономическая взаимозависимость двух держав не стала препятствием для перехода к противостоянию. Конкуренция Пекина и Вашингтона в сфере технологий может привести к формированию двух различных техноэкономических платформ, между которыми предстоит делать выбор другим государствам. Вместе с тем новая американо-китайская биполярность отличается от американо-советской большей комплексностью и внутренней противоречивостью, позволяющими говорить о «двойной ловушке Фукидида». При этом важнейшее влияние на динамику международных процессов продолжает оказывать взаимодействие в треугольнике «США – Китай – Россия».

Бурное – если не сказать сумбурное – президентство Дональда Трампа приближается к неизбежной развилке, где ему предстоит оборваться либо пойти на второй заход. В начале 2020 г. многим казалось, что к ноябрьским выборам эта американская администрация всё-таки сумеет выйти с большим плюсом, подтверждениями чему станут стремящаяся к новым высотам кривая индекса Доу – Джонса и глубокий ступор её основных политических оппонентов. Пандемия нового коронавируса и вызванный ею глубочайший экономический кризис привели к нивелированию большинства реальных и пропагандистских достижений Трампа. Последовавшие вслед за этим волнения на почве межрасовой напряжённости глубоко потрясли американского колосса. Однако во внешней политике США коронакризис пока не привёл к радикальным изменениям. Напротив, Вашингтон максимально использует ситуацию для усиления давления на своего основного геополитического соперника.

Внешнеполитическая философия Трампа основывалась на достаточно реалистичной оценке долгосрочных угроз американскому доминированию. Согласно ей, Китай, а отнюдь не Россия станет наиболее опасным конкурентом Соединённых Штатов в XXI веке. Соответственно, администрации Трампа следовало сосредоточиться на комплексном противодействии дальнейшему подъёму Китая и постараться стабилизировать отношения с Россией.

В преддверии президентских выборов 2020 г. можно констатировать, что администрация Трампа добилась относительного прогресса лишь в решении первой задачи.

Следует ли из этого, что именно при Трампе Америка угодила в ту самую «ловушку Фукидида», об опасности которой предупреждал Грэм Эллисон[1], анализируя опыт Пелопонесской войны, начало которой в значительной мере было обусловлено опасениями доминирующей державы (Спарты) в связи с ростом могущества основного конкурента (Афин)? Как представляется, глобальная геополитическая конкуренция в самом деле завела ведущих мировых игроков в западню, конструкция которой, однако, оказывается более сложной, чем писал Эллисон. Во-первых, у страха страны-гегемона перед быстро усиливающимся претендентом на гегемонию есть оборотная сторона. А именно – то, что претендент с определённого момента приходит к убеждению, что гегемон уже угодил в «ловушку Фукидида» и дальше будет действовать так, чтобы любой приемлемой для него ценой остановить усиление претендента. Во-вторых, не стоит забывать о России как наследнице бывшего главного геополитического и идеологического оппонента Соединённых Штатов. После десятилетнего периода упадка она сумела отчасти восстановить прежнюю мощь, сохраняя ту же степень стратегической автономии, что Китай и США. В-третьих, есть группа стран, не обладающих полноценной стратегической автономией и являющихся союзниками нынешнего гегемона со времён его противостояния Советскому Союзу, но испытывающих дискомфорт, когда им предлагают ту же роль в ситуации американо-китайского противостояния.

 Трамп и Китай

 Действия Дональда Трампа означали приведение политики США в отношении Китая в соответствие с уже сформировавшимися установками американской политической элиты, которая ментально оказалась в «ловушке Фукидида» ещё до начала избирательной кампании Трампа. Си Цзиньпин намекнул на это обстоятельство осенью 2015 г., заявив, что никакой «ловушки Фукидида» не существует, но «когда большие государства снова и снова допускают стратегические просчёты, они могут создавать такие ловушки для себя сами»[2]. 

Впрочем, к середине второго десятилетия XXI века США и Китай уже немало лет находились в состоянии устойчивой и парадоксальной взаимозависимости. С лёгкой руки Нила Фергюсона эта взаимозависимость, доходящая до стадии симбиоза, получила ироничное название «Кимерика»[3]. Американо-китайский торгово-экономический симбиоз основывался на сверхпотреблении в США и экспортной экспансии Китая, причём доходы от последней благодаря массированной скупке Пекином американских долговых обязательств стимулировали дальнейший рост потребительских аппетитов в Соединённых Штатах. Эффект «Кимерики» был поистине глобальным: повсеместно увеличивалась доходность капитала, снижались процентные ставки и затраты на рабочую силу[4]. В самой Америке, однако, многие отрасли становились неконкурентоспособными, а Китай, превратившись во «всемирную фабрику», инвестировал средства не только в американский долг, но, прежде всего, в новейшие технологии, инфраструктуру и человеческий капитал. Кризис 2008 г., значимый вклад в который внесла и «Кимерика», не привёл к разрушению взаимозависимости Вашингтона и Пекина, но сформировал существенно иной баланс политико-экономических прибылей и убытков, на сей раз с очевидным перевесом в пользу Китая.

То обстоятельство, что «Кимерика» усиливает в первую очередь Китай, в Америке истолковывалось по-разному. С одной стороны, всё сильнее звучали голоса алармистов, вроде Питера Наварро (Трамп впоследствии назначит его директором Национального совета по торговле и промышленной политике). В публикациях Наварро представлен полный набор антикитайских аргументов, позднее использованных Трампом в предвыборной кампании[5]. В их числе – манипуляции курсом юаня, экспортные субсидии, сводящие на нет саму возможность конкуренции американских компаний с китайскими, беспрецедентное по масштабам нарушение прав интеллектуальной собственности, принуждение американских инвесторов к трансферу чувствительных технологий и прямой технологический шпионаж, экспорт в США некачественных и опасных для здоровья товаров, ограничение свободы доступа в киберпростанство, нарушения прав человека вообще и этнических меньшинств в частности, экспоненциальный рост военных расходов, давление на Тайвань, угрожающее соседям укрепление позиций Пекина в Южно-Китайском море и так далее. Основной вывод: необходимо остановить «красного дракона», пока не поздно.

С другой стороны, сторонники мягкого подхода выдвигали аргумент из разряда too big to fail: «Кимерика» настолько огромна, что цена «развода» окажется непомерной для обеих сторон. Поэтому им придётся выработать устойчивый modus vivendi и в сфере политических взаимоотношений. Администрация Барака Обамы, прислушиваясь к предостережениям алармистов, оставалась ближе к сторонникам «приручения дракона». Доктрина «поворота к Азии» (Pivot to Asia), ставшая реакцией администрации 44-го президента США на быстрый рост экономической и военно-политической мощи КНР, предполагала сочетание сдерживания с превращением Пекина в стратегического партнёра, не угрожающего американским структурам региональной безопасности[6]. Решающий же перевес в пользу США должны были обеспечить два американоцентричных торгово-экономических суперблока – Транстихоокеанское партнёрство и Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнёрство.

Следуя своим предвыборным обещаниям, Трамп решительно порвал с внешнеполитическим наследием Обамы на китайском направлении. На доктринальном уровне администрация Трампа смотрела вполне гоббсиански на международный порядок – как на поле открытого соперничества государств за влияние: «Это соперничество требует переосмысления Соединёнными Штатами политики последних двух десятилетий – политики, основанной на предположении, что взаимодействие с соперниками и их включение в международные институты и мировую торговлю превратит их в благожелательных акторов и надёжных партнёров. По большей части это предположение оказалось ложным»[7]. В Стратегии национальной безопасности США, одобренной в 2017 г., и Китай, и Россия характеризуются как «ревизионистские державы», ориентированные на пересмотр международного порядка во главе с Соединёнными Штатами.

В первый день после инаугурации Трамп объявил о выходе из соглашения о Транстихоокеанском партнёрстве – как из «плохой сделки», наносящей ущерб американской экономике, ведущей к потере миллионов рабочих мест и ограничивающей национальный суверенитет. В соответствии с лозунгом America First Трамп начал демонтаж всей прежней архитектуры многосторонних торговых соглашений, созданных несколькими предыдущими администрациями. Фактически Трамп пошёл на отказ от преимуществ доминирования в масштабе многосторонних систем межгосударственного взаимодействия. Вместо их использования для ограничения экономического и политического могущества Китая, Трамп предпочёл противостояние один на один с привлечением значительно более широкого спектра аргументов давления. Делая ставку на двусторонние соглашения, администрация Трампа предполагала, что в такой конфигурации США сумеют упрочить свои преимущества, но упустила из виду, что именно многосторонние экономические соглашения позволяют обеспечить наибольший контроль над транснациональными цепочками добавленной стоимости. В этом плане Вашингтон, безусловно, открыл существенно больший простор для продвижения таких многосторонних инициатив с решающим участием Китая, как Всестороннее региональное экономическое партнёрство и в особенности – «Пояс и путь». Впечатление о смене лидерства ещё более усилилось после Давосского форума 2017 г., на котором – в отсутствие представителей ещё не сформированной администрации Трампа – генеральный секретарь ЦК КПК и председатель КНР Си Цзиньпин неожиданно предстал в роли апологета и едва ли не основного защитника либеральной глобализации.

После занявшей почти год подготовки администрация Трампа начала торговую войну с Китаем. Она стартовала в январе 2018 г. с довольно ограниченных тарифных мер, но уже в сентябре 2018 г. достигла эпических масштабов, распространившись на китайские товары и услуги общей стоимостью 250 млрд долларов. Переговорные позиции участников конфликта были жёсткими, но американская сторона постоянно наращивала давление, играя на повышение и на разных направлениях. Противостояние не ограничивалось эскалацией тарифных ограничений; американская сторона применяла комбинированную тактику, используя и методы политического прессинга, и информационное воздействие, и даже механизмы правосудия. Знаковым событием 2018 г. стал арест в Канаде по запросу американских властей финансового директора корпорации Huawei Мэн Ваньчжоу. По всей видимости, решимость Вашингтона отказать в неприкосновенности представителям экономической элиты КНР означала, что «точка возврата» в противостоянии пройдена. Последующее наращивание санкционного давления на Huawei, ZTE и другие китайские технологические компании под предлогом поставок ими Ирану оборудования, содержащего произведённые в Соединённых Штатах компоненты, показало, что главной ставкой является не сокращение дефицита США в торговле с Китаем и блокировка манипуляций курсом юаня, а недопущение технологического превосходства КНР в глобальном масштабе.

Динамика торговых переговоров между США и КНР была неровной. Однако к концу 2019 г. в диалоге произошло заметное продвижение. Демонстрация серьёзного успеха в переговорах с Китаем была чрезвычайно важна для команды Трампа на фоне процедуры импичмента и набирающей обороты президентской кампании. Для китайского руководства, столкнувшегося с достаточно серьёзными политическими и экономическими проблемами, большое значение имела временная передышка, которая позволила бы не только дождаться итогов президентских выборов в США, но и провести перегруппировку сил в ожидании нового раунда глобального соперничества.

15 января 2020 г. Трамп и вице-премьер Госсовета КНР Лю Хэ подписали в Вашингтоне документы о первой фазе торговой сделки. Это соглашение не ведёт к демонтажу модели «Кимерика», но устраняет наиболее сильные её перекосы, служившие интересам Китая. Пекин, в частности, принял на себя обязательство воздерживаться от девальвации юаня в целях достижения торговых преимуществ; в ответ Минфин США исключил КНР из перечня торговых манипуляторов. Обещанные Пекином дополнительные закупки американских товаров на 200 млрд долларов станут следствием не экономически обоснованного выбора китайских компаний, а прямых указаний политического руководства страны. Это отчасти выправит торговый дисбаланс, но не приведёт к изменению всей структуры торговых отношений. Очевидно, на китайском рынке будут потеснены в первую очередь европейские производители. Тот факт, что соглашение весьма далеко отстоит от либеральных принципов и правил ВТО, никакого дискомфорта у администрации Трампа не вызвал.

Соединённые Штаты при Трампе значительно усилили давление на Китай и по наиболее болезненным для него политическим и гуманитарным вопросам. В частности, принятый Конгрессом США в 2019 г. Акт о правах уйгуров создаёт политико-юридические основания для американского вмешательства в ситуацию в Синьцзяне и предоставляет возможность по образцу Акта Магницкого ввести санкции против китайских официальных лиц и компаний, причастных к нарушению прав уйгуров. Принятый незадолго до этого Акт о правах человека и демократии в Гонконге не только создаёт ещё один набор санкционных рычагов, но и позволяет вносить изменения в специальный торговый режим между Соединёнными Штатами и Гонконгом. Моральная и информационная поддержка, оказанная участникам протестов в Гонконге в 2019 г., имела не менее значимые политические последствия. Возможно, своими действиями Вашингтон лишь планировал смягчить позицию Китая по условиям торговой сделки. Однако Пекину столь активный розыгрыш уйгурской и гонконгской карт (при сохранении в резерве также и тибетской карты) дал основания для весьма тревожных выводов. Руководству Китая пришлось пойти на разработку Закона о национальной безопасности, значительно усиливающего контроль со стороны Пекина и означающего ограниченную ревизию модели автономии Гонконга. Этот вынужденный шаг был использован Трампом для объявления о предстоящем пересмотре льготного торгового режима с Гонконгом, а также об отмене ряда других соглашений об экономическом, технологическом и гуманитарном сотрудничестве с бывшей британской колонией.

Используя Гонконг и Синьцзян в качестве политических аргументов, Вашингтон пересёк в отношениях с Поднебесной ещё одну «красную линию». Именно в Синьцзяне находится наиболее серьёзная внутренняя угроза безопасности КНР. Но если уйгурская проблема относится к числу давних и постоянно пребывает в поле зрения китайского руководства, то события в Гонконге ведут к стремительному превращению Специального административного района Сянган из витрины исторического успеха модели «одна страна – две системы» в ахиллесову пяту властей в Пекине. Достижение приемлемого для всех и устойчивого политического решения в Гонконге маловероятно, но ещё менее вероятны радикальные действия, качественно меняющие политическую ситуацию в этом «глобальном городе». Таким образом, создаются условия для того, чтобы Гонконг на долгое время превратился в источник политической турбулентности, которую может использовать в своих целях Вашингтон. Более того, аналитики КПК, помня об историческом опыте краха КПСС и распада Советского Союза, отдают себе отчёт в том, что синхронизация мощного давления извне, возможного социально-экономического кризиса внутри страны, чрезвычайных ситуаций, всплеска сепаратизма на периферии и политических протестов в центре может привести к катастрофическому сценарию. Китай, в сущности, уже был на пороге подобного кризиса во время студенческих демонстраций на площади Тяньаньмэнь весной 1989 года. По оценке автора, власти в Пекине осознают, что в подобной, пусть даже весьма гипотетической ситуации, любая американская администрация постарается использовать все возможности, чтобы нанести невоенными средствами сокрушительное поражение основному геополитическому противнику. Почти то же самое относится и к России.

Стратагема reverse Nixon, или – в несколько вольном русском переводе – «Никсон наизнанку», стала чем-то вроде навязчивого кошмара для когорты американских экспертов и обозревателей, анализирующих комплексные взаимодействия ведущих игроков современной системы международных отношений[8]. На протяжении последних двадцати лет о возможности направить против Америки знаменитый дипломатический манёвр, предпринятый в начале 1970-х гг. Ричардом Никсоном и Генри Киссинджером, начинают рассуждать всякий раз, когда Россия и Китай делают значимые шаги навстречу друг другу. Сама же традиция рассмотрения меняющегося глобального баланса сил через призму трёхсторонних отношений Вашингтона, Москвы и Пекина восходит ещё ко временам существования Советского Союза[9].

В настоящее время именно эти три державы лидируют по всем или по части таких показателей, как военная мощь, экономический, научно-технический, а также ресурсный потенциал. Две из них претендуют на лидирующие позиции в рамках ныне существующего или будущего мирового политико-экономического порядка; третья, не выдвигая таких претензий, обладает относительно высокой свободой политического манёвра и реальными возможностями оказать на трансформацию мирового порядка критическое воздействие. Даже при отсутствии формализованного трёхстороннего взаимодействия между вершинами треугольника возникает своеобразное силовое поле, оказывающее мощное влияние на мировой порядок в целом. Одна сторона треугольника, предпринимая действия, влияющие на стратегическое поведение другой стороны, как правило, учитывает и возможную реакцию третьей стороны[10]. Конфигурация треугольника весьма устойчива, но внутри него происходят постоянные изменения баланса сил, причём каждая из сторон в достаточной степени автономна в своих действиях (в отличие от таких крупных держав, как Великобритания, Франция, Германия и Япония, связанных жёсткими союзническими обязательствами с США), чтобы создавать для других ситуацию стратегической неопределённости. Киссинджер, определяя благоприятное для Америки соотношение сил внутри треугольника с участием Москвы и Пекина, предлагал следующую формулу: «Наши отношения с возможными оппонентами должны быть такими, чтобы наши возможности в отношениях с ними были более значительными, чем их возможности в отношениях между собой»[11].

Американским администрациям от Ричарда Никсона до Барака Обамы в целом удавалось поддерживать благоприятную для Вашингтона расстановку сил внутри стратегического треугольника, избегая институционализации трёхстороннего взаимодействия. Перед приходом в Белый дом команды Дональда Трампа в американском экспертном сообществе не было единства мнений в отношении перспектив трёхстороннего взаимодействия. Умеренно оптимистичную оценку возможностей сотрудничества трёх держав незадолго до смерти давал советник по нацбезопасности президента США Джимми Картера Збигнев Бжезинский[12]. По его мнению, оно необходимо для предотвращения глобального столкновения и урегулирования тех региональных конфликтов, на которые все три державы могут оказывать влияние. Лишь походя упоминая об основном резоне, который должен побуждать Америку стремиться к трёхстороннему сотрудничеству, а именно об опасности создания альянса между Россией и Китаем, Бжезинский настойчиво акцентировал преимущества трёхстороннего формата для России, поскольку на уровне двустороннего взаимодействия Москва в конце концов столкнётся со стремлением Пекина ослабить её позиции на постсоветском пространстве и даже с территориальными претензиями, которые, возможно, ей будут предъявлены несмотря на урегулирование пограничных проблем в Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве 2001 года.

Существенно иной подход к взаимодействию с основными соперниками Америки сформулирован в преддверии президентства Трампа представителями современного политического реализма Джоном Миршаймером и Стивеном Уолтом[13]. Развивая концепцию офшорного балансирования, они наметили альтернативу курсу на сохранение любой ценой тотального доминирования Америки. Вместо этих чрезмерных усилий, которые с высокой степенью вероятности окажутся тщетными, Миршаймер и Уолт предлагали сосредоточить внимание на трёх ключевых регионах, где США действительно имеют жизненно важные интересы, – Европе, Северо-Восточной Азии и Персидском заливе. В военно-стратегическом аспекте оффшорное балансирование ориентировано на то, чтобы нивелировать преимущество противника в ключевом регионе (например, Китая в районе Тайваньского пролива или России на постсоветском пространстве) созданием угроз в другом важном для него регионе, где он столь явным преимуществом не обладает, а также максимально повысить для него цену издержек силовых действий. Стоит заметить, однако, что противодействие Китаю по схеме оффшорного балансирования в Восточной Азии и одновременное сдерживание России на постсоветском пространстве в конце концов приведёт к тому, что у обеих стран появятся новые стимулы для сближения и противостояния силе, которая блокирует усиление их позиций в ключевых для них регионах.

Другая часть американского экспертного сообщества настаивала, что в случаях взаимодействия с Пекином и Москвой Вашингтон должен придерживаться противоположных подходов. Так, эксперты RAND Corporation утверждали, что Китай и Россию нельзя объединять в одну группу «ревизионистских держав», как это сделано в Стратегии национальной безопасности администрации Трампа. По их убеждению, КНР демонстрирует более приемлемый и ответственный тип поведения на международной арене, добивается, прежде всего, геоэкономических преимуществ, постепенно смещая глобальный баланс сил в свою пользу. Соответственно, в долгосрочном плане именно Китай представляет для Америки наиболее серьёзный вызов. Россия, напротив, не имеет шансов на доминирование при любой из возможных трансформаций международного порядка, но в краткосрочном плане её поведение создаёт наиболее опасные вызовы: она «нападала на соседние государства», «аннексировала завоеванные территории», поддерживала «повстанческие силы» и «сепаратизм»; Россия «убивает своих оппонентов у себя дома и за границей», «вмешивается в чужие выборы», «ниспровергает зарубежные демократии», а также работает над «подрывом европейских и атлантических институтов»[14]. В силу этого лишь Китай заслуживает статуса полноценного соперника Соединённых Штатов, к России же следует относиться как к стране-изгою, для изменения поведения которой приемлемы дестабилизирующие действия. Проведение Вашингтоном двух разных политик в отношении Пекина и Москвы призвано создать иллюзию, что для США существуют только двусторонние форматы взаимодействия с основными геополитическими оппонентами, а динамика баланса сил внутри стратегического треугольника вовсе не принимается в расчёт.

Фактическую политику США при Трампе в рамках стратегического треугольника скорее можно оценить как эклектичную, комбинирующую элементы каждого из охарактеризованных выше подходов, но не укладывающуюся ни в одну из этих стратегий. Нет сомнений, что давление Вашингтона на Москву и Пекин стало мощнейшим фактором укрепления российско-китайского стратегического партнёрства. Можно говорить не только о впечатляющем росте показателей объёма сотрудничества, но и о качественно ином уровне взаимного доверия. Так, только на протяжении 2017–2018 гг. доля юаня в структуре российских золотовалютных резервов возросла в 150 раз. Ещё более красноречивое свидетельство доверительности отношений Москвы и Пекина – заявление президента Владимира Путина о том, что Россия оказывает Китаю серьёзную помощь в создании собственной системы предупреждения о ракетном нападении[15]. Это было указанием на то, что военно-техническое сотрудничество двух стран всё в большей степени детерминируется противостоянием с США. Углублению сотрудничества в сфере обороны и технологий двойного назначения благоприятствует географическое расположение двух стран, позволяющее им содействовать друг другу в усилении сил и средств, необходимых для сдерживания Соединённых Штатов. В то же время в случае гипотетического ухудшения двусторонних отношений каждой из сторон потребуется другой набор сил и средств военного назначения[16]. Россия создаёт для Китая гигантскую стратегическую глубину и – вместе со странами Центральной Азии – огромную брешь в цепочке соседних с Китаем стран, которые в большей или меньшей степени ориентированы на военно-политическое партнёрство с Вашингтоном. Китай выполняет аналогичную роль для России, по крайней мере, до тех пор, пока главным источником военно-политических угроз в Москве видят США и коллективный Запад.

Геополитическое размежевание по техноэкономическим платформам

Принципиальным результатом китайской политики Дональда Трампа стал качественный переход к долгосрочному противостоянию Вашингтона и Пекина, ставкой в котором является глобальное лидерство. Компромиссные решения по вопросам торговли, которых удалось достичь в 2020 г., не должны никого убаюкивать. Тем более что начавшаяся сразу после этого мировая пандемия взвинтила накал американо-китайской полемики до небывалого уровня. Китайский ответ на брошенный Трампом вызов станет системным и фундаментальным. Он будет иметь политико-дипломатическое, информационное, военное и финансово-экономическое измерения. Но его ключевой элемент – решение Пекина создавать свою собственную, независимую от Запада в плане стандартов, инфраструктурного обеспечения и цепочек поставщиков техноэкономическую платформу.

Принятый ещё в 2015 г. десятилетний план «Сделано в Китае – 2025» и стратегия «Интернет плюс» ориентированы на комплексное обновление технологической основы китайской экономики и выход на передовые позиции в ключевых областях науки и техники. Будучи рыночно ориентированными, эти программы одновременно предполагают массированное участие китайского государства в выращивании национальных технологических чемпионов. Вклад государства в импортозамещение и общий технологический прорыв должен обеспечиваться использованием различных инструментов – от прямого субсидирования и создания преференциальных режимов до фактического принуждения зарубежных компаний, желающих вести бизнес в Китае, к передаче технологий.

План «Сделано в Китае – 2025» сфокусирован в первую очередь на задачах ликвидации отставания – увеличении доли китайских производителей на внутреннем рынке до 70% к 2025 г., снижении вдвое эксплуатационных затрат, длительности производственных циклов и объёма некачественной продукции. Однако ключевые фигуры администрации Трампа транслируют гораздо более алармистские оценки. Так, например, генеральный прокурор США Уильям Барр заявил в начале 2020 г., что КПК «мобилизовала все элементы китайского общества – всё правительство, все корпорации, все научные круги и всех своих трудолюбивых людей – для беспрепятственного выполнения амбициозного плана по доминированию над основными технологиями будущего»[17].

По оценке американского политолога Иена Бреммера, в совокупности план «Сделано в Китае – 2025» и стратегия «Интернет плюс» – «самое судьбоносное геополитическое решение, принятое за последние три десятилетия. Это также мощнейшая угроза глобализации в том виде, в каком мы привыкли её видеть с конца Второй мировой войны». Создание независимой китайской техноэкономической платформы приведёт к фундаментальному расколу, который фактически уже начался в информационно-коммуникационной сфере.

Китай и США создадут две конкурирующие и всё менее совместимые глобальные экосистемы развития интернета вещей, технологий обработки больших данных, мобильной связи 5G, аддитивных технологий, робототехники и так далее. В то же время будет усиливаться и дивергенция регуляторных режимов. Выбор техноэкономической платформы станет одновременно и геополитическим выбором, который, очевидно, на протяжении 2020-х гг. придётся сделать всем государственным акторам системы международных отношений. Причем геополитика, а также внутриполитические резоны будут во многих случаях перевешивать соображения экономической и технологической целесообразности.

Вероятно, в случае России это будет именно так. Россия, в отличие от СССР, имеет значительно меньше возможностей для формирования собственной техноэкономической платформы. Там, где шансы на достижения Россией технологической самостоятельности наиболее ограничены, переход на китайскую технологическую платформу окажется безальтернативным. Вслед за Москвой аналогичный переход осуществят и другие страны ЕАЭС. Практически не имеют выбора Иран, Пакистан, Северная Корея, ряд стран арабского Востока и Африки к югу от Сахары, в Латинской Америке – Куба, Венесуэла и Никарагуа при условии длительного сохранения у власти правящих там режимов. Ещё немалое число стран окажутся объектами конкуренции между США и Китаем, причём уже сегодня значительная часть этих стран являются активными участниками инициативы «Пояс и путь».

Испытание коронакризисом

«Идеальный шторм» 2020 г. (пандемия коронавируса COVID-19, глобальный локдаун и вызванный ими острейший экономический кризис) стал для государств мира проверкой на силу и уязвимость. Китай, приняв на себя первый удар эпидемии и допустив на самой ранней стадии распространения нового вируса ряд серьёзных просчётов, ввёл затем беспрецедентные по жёсткости меры карантинной изоляции или ограничения свободы передвижения для более чем 700 млн человек. В результате уже в марте 2020 г. правительство КНР взяло эпидемическую ситуацию под контроль и даже начало оказывать помощь медицинским оборудованием и персоналом ряду других стран. Понеся серьёзный экономический ущерб, Китай первым из крупных государств добился перелома в борьбе с коронавирусом, что означало и глобальную демонстрацию мобилизационных возможностей, мощи и эффективности социально-политической системы.

На этом фоне действия Трампа и его администрации выглядели сначала как стремление приуменьшить эпидемическую угрозу, а затем как серия импульсивных мер в попытке наверстать упущенное в борьбе с распространением коронавируса на территории США. По мере усугубления эпидемической обстановки и роста связанных с ней экономических потерь, американская сторона всё настойчивее акцентировала происхождение нового вируса, используя для его обозначения такие термины, как «уханьский» или «китайский». Нарратив китайской ответственности за пандемию и экономический кризис стал важной составляющей предвыборной риторики Трампа.

В начале мая 2020 г. госсекретарь США Майк Помпео уже с полной уверенностью заявлял, что источником распространения коронавируса был Институт вирусологии в Ухане. Администрации Трампа, очевидно, удалось убедить значительную часть американских избирателей, что ответственность за пандемию и экономический кризис несёт Китай. Происходит негативный сдвиг в отношении к КНРи в ключевых странах ЕС, Великобритании и Австралии. Дальнейшее развитие антикитайской кампании, в особенности – объявление санкций за сокрытие информации и предъявление Китаю судебных исков о возмещении ущерба от пандемии, могут нанести двусторонним отношениям катастрофический ущерб.

Нет сомнений, что спровоцированный пандемией кризис резко ускорит перестройку мирового политико-экономического порядка. Но уже сейчас масштаб кризиса требует коллективных решений и действий, в деле определения и последовательности которых Китай пока находится в более благоприятной позиции, чем США.

Международное сообщество быстро скатывается в колею новой конфронтационной биполярности. Преградой для этого не стали ни общая для всего человечества угроза, ни пока ещё сохраняющийся торгово-экономический симбиоз непримиримых соперников. Но «ловушка Фукидида» расставлена не только для США и Китая. Конструкция ловушки – более сложная, и Россия, к сожалению, не находится от неё в стороне.

Трамп, Си и Путин в «двойной ловушке Фукидида»

Баланс взаимодействия трёх ключевых держав современного мира представляет собой динамическое соотношение факторов силы и уязвимости каждой из них. Из этого баланса, очевидно, нельзя исключить ни объективные показатели состояния экономики или вооружённых сил, ни совокупность объективных и субъективных факторов, характеризующих, например, степень консолидированности политической системы, ни медийный образ государственного лидера, оказывающий воздействие на восприятие его шагов на международной арене и внутри страны. В этом смысле символическое значение фигуры Трампа, его манера поведения в отношении союзников и соперников оказываются не менее значимыми, чем совокупность конкретных решений, принятых во время его президентства по отношению к Китаю и России.

Дональд Трамп не был причиной глубокого раскола американских элит и – пусть в меньшей степени – американского общества. Но он стал символом этого раскола, а во многих отношениях – также и силой, способствующей его углублению. Острое внутриполитическое противостояние продемонстрировало как сильные, так и слабые стороны американской демократии, обнажило некоторые примечательные механизмы функционирования «глубинного государства» (deep state), непримиримым противником которого пытается представить себя Трамп в своих речах и твитах. То обстоятельство, что, бросая вызов традиционному истеблишменту, Трамп апеллировал к идеям, принципам и ценностям, которые неожиданным образом сближали его с основными контрагентами на международной арене, с Си Цзиньпином и в особенности – с Владимиром Путиным, не стоит преувеличивать. Важно, однако, что в ходе этого противостояния была утрачена презумпция ценностного и морального превосходства американской социально-политической модели над всеми остальными.

К тому же, если вновь вернуться к повествованию Фукидида о судьбоносном для античной Греции внутреннем конфликте, стоит вспомнить, что Пелопонесскую войну инициировала опасающаяся упадка демократия против восходящей олигархии. В «Истории» Фукидида не придавалось большого значения различию в политическом строе двух основных антагонистов Пелопонесской войны, но во многих современных проекциях классического конфликта восходящей и нисходящей державы на отношения Китая и Америки немало внимания уделяется контроверзе «диктатура/демократия». Выходит, что в начале XXI века стремящаяся сохранить своё глобальное доминирование демократия пытается воспрепятствовать подъёму держав, которых рассматривает в качестве олигархий или диктатур. Психологически современной Америке крайне некомфортно отождествлять себя не с прогрессивными Афинами, а с консервативной Спартой.

Есть прямая поведенческая аналогия между США и Афинами периода Пелопонесской войны. Речь идёт о мощной экспансии Афин практически во всём средиземноморском регионе, злоупотреблении торговым эмбарго (наиболее яркий пример – так называемая Мегарская псефизма 432 г. до н.э.), фактической экспроприации Афинами общей казны Делосского союза (454 г. до. н.э.) и о поборах с союзников (почти двукратное увеличение обязательного взноса – фороса – в 427 г. до н.э. и последующие меры в ходе войны, направленные на максимальную мобилизацию ресурсов). При этом Афины демонстрировали высокомерное пренебрежение недовольством тех, кто рассчитывал на их покровительство. Сравнивая действия Афин во времена Перикла и Клеона и США в эпоху Трампа, американские аналитики Генри Фаррелл и Абрахам Ньюман дают неутешительный прогноз: «Значительная часть экономического и политического влияния Соединённых Штатов зависит от доверия иностранных государств и компаний к мировой финансовой структуре, над которой доминирует Америка. Если страна явно не управляет этой системой в интересах всех государств, а вместо этого использует её в качестве простого инструмента принуждения, то её влияние исчезнет»[18]. 

Своеобразие современной ситуации состоит в том, что США при Трампе, объективно находясь в положении теряющей преимущества своего доминирования Спарты, демонстрируют тип поведения, который привёл восходящую державу – Афины – к военной и геополитической катастрофе. В этом контексте можно говорить о двойной ловушке Фукидида, в которую рискуют угодить не только Соединённые Штаты и Китай, но и всё мировое сообщество. Происходит качественное изменение восприятия глобального порядка, стержнем которого является американское доминирование. Дональд Трамп внёс незаурядный вклад в подрыв легитимности этого порядка, в ослабление его моральной и идеологической санкции.

Вместе с мандатом американского президента Трамп получил в своё распоряжение и весь доступный инструментарий глобальной гегемонии. Он предпочёл использовать его для решения внутренних проблем США, что, строго говоря, соответствует тем обещаниям, с которыми он шёл на выборы 2016 года. В результате «благожелательный гегемон» предстал в образе великой державы, стремящейся «монетизировать» все преимущества своего доминирования. При этом Трамп не только демонстрировал отношение к союзникам как к вассалам и пренебрежение к международным институтам, но и – вполне последовательно – сохранял глубокий скепсис в отношении принципов и целей либерального мирового порядка.

Хотя американская система союзов как будто бы выдержала этот стресс, внутреннее единство коллективного Запада подорвано. Неологизм «беззападность» (westlessness), поставленный в заголовок основного доклада Мюнхенской конференции по безопасности 2020 г., отразил признание утраты единства Запада «как относительно сплочённой геополитической конфигурации»[19]. Однако авторы едва ли могли представить, насколько ускорятся рассмотренные ими тенденции буквально в считаные недели после опубликования доклада.

Китай, как уже было отмечено, попадает в «ловушку Фукидида» благодаря осознанию того, что Америка из страха или неуверенности в будущем твёрдо решила воспрепятствовать его подъёму. При этом США добиваются тактического преимущества, поскольку навязывают конфронтацию в тот момент, когда КНР всё ещё не считает себя достаточно сильной для открытого противоборства. На фоне обостряющейся конфронтации с Вашингтоном диапазон действий китайского руководства начинает сужаться. В условиях, когда общество испытывает негодование в связи с нарастающей антикитайской риторикой и синофобией Запада, меняется и устоявшийся баланс мнений. Значительно усиливается жёсткая линия, рупором которой выступает газета «Хуаньцю Шибао» (Global Times).

Есть основания говорить о том, что дальнейшая динамика международных отношений будет характеризоваться биполярностью. Но американо-китайскую биполярность можно называть «новой» не только потому, что она пришла на смену канувшей в Лету американо-советской версии. Налицо как явные элементы сходства с противостоянием СССР и США, так и принципиальные отличия. Прежде всего, нынешняя биполярность возникла не в результате раздела сфер влияния между победителями в мировой войне и у неё нет фундамента, подобного ялтинско-потсдамской системе. Напротив, её возникновению способствовал «момент американской однополярности» и длительный период симбиотических отношений между экономиками США и Китая в условиях глобализации конца XX – начала XXI веков. Поэтому появление «китайского полюса», скорее, можно уподобить рождению Афины из головы Зевса. Далее, в отличие от американо-советского противоборства, нынешняя биполярность мало идеологизирована. Сейчас использовать идеологическую компоненту пытается именно американская сторона, тогда как КНР вполне успешно от этого уходит. Вместе с тем, как и во времена холодной войны, новая биполярность будет главным структурирующим фактором международных взаимодействий. Однако – наряду с соперничеством Соединённых Штатов и Китая за глобальное доминирование – сохранится и, возможно, даже усилится влияние других центров силы, так что для более ёмкого описания трансформации мирового порядка уместно использовать формулу «биполярность, отягощённая многополярностью».

В заключение несколько слов о положении России, которое в условиях новой американо-китайской биполярности оказывается парадоксальным. Переходя из первого во второй разряд противников Америки, Россия одной ногой всё равно остаётся в «фукидидовой ловушке». В перспективе перегруппировка внутри глобального стратегического треугольника может несколько расширить для Москвы свободу манёвра, но пока все фундаментальные условия и факторы российско-американской конфронтации на месте. Соответственно, сохраняются основания для солидарности с Пекином в рамках стратегического партнёрства. Поспешные попытки риторического дистанцирования от обоих полюсов не изменят к лучшему динамику отношений с США, но точно не пойдут на пользу на китайском направлении.

Озабоченность вызывает не столько возможность возникновения новых международно-правовых обязательств, сколько влияние экономических и технологических факторов.

К тому же есть ещё две очень важных переменных. Одна из них – перспектива транзита власти. С транзитом связаны серьёзные системные риски, побудившие в начале 2020 г. создать конституционные основания для его более чем десятилетней отсрочки. Однако отсрочка ещё более усиливает многие риски, особенно если это время не будет использовано для модернизации системы политического и социального управления. Вторая переменная – неочевидность целеполагания в отношении будущего постсоветсткого пространства, прежде всего, перспектив дальнейшего (со)существования России, Белоруссии и Украины. Как и в 2014 г., любые крупные подвижки на этом треке могут существенно изменить положение России в глобальном стратегическом треугольнике. В известном смысле это одна из ловушек, сопрягающаяся с той «ловушкой Фукидида», в которой сегодня оказались США и Китай.

Часть разделов настоящей статьи представляют собой сжатое изложение материалов, подготовленных автором для коллективной монографии «Феномен Трампа» (М.: Институт научной информации по общественным наукам РАН), публикация которой намечена на сентябрь 2020 года.

--

США. Китай. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 8 июля 2020 > № 3453212 Дмитрий Ефременко

ВОЗВРАЩЕНИЕ СИСТЕМНОЙ ПОЛИЦЕНТРИЧНОСТИ

АЛЕКСЕЙ КУПРИЯНОВ

Кандидат исторических наук, старший научный сотрудник сектора международных организаций и глобального политического регулирования отдела международно-политических проблем ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН

ВЕЧНАЯ КЛАССИКА В НОВЫХ МИРОВЫХ УСЛОВИЯХ

В 1943 г., когда Вторая мировая была в самом разгаре, в Советском Союзе создали несколько комиссий. Им поручили подготовить предложения по отдельным вопросам международных отношений, которые неминуемо возникнут после победы.

У каждой комиссии была своя специализация: комиссия Климента Ворошилова занималась разработкой условий мирного договора с Германией, комиссия Ивана Майского – в основном вопросами репараций, комиссия Максима Литвинова – возможными контурами послевоенного мироустройства.

Сейчас предложения, выдвигавшиеся тогда советскими дипломатами, могут показаться удивительными. Так, Литвинов и его подчинённые предлагали поделить Европу на английскую и советскую сферы влияния и в принципе исходили из того, что в послевоенном мире с большой вероятностью начнётся борьба двух претендентов на гегемонию – Великобритании и США, и СССР выгоднее будет оставаться над схваткой, поддерживая в целом Британию как менее амбициозного и опасного игрока.

Мы знаем, что эти планы не сбылись: события пошли по другому пути, альянс западных держав не распался, Советский Союз оказался втянут в долгую холодную войну и в итоге её проиграл. Но сталинские дипломаты основывали прогнозы на анализе определённых трендов, и, сложись ситуация иначе, «литвиновский мир» вполне мог стать реальностью. Тем более что даже в годы последовавшей холодной войны одновременно с блоковым противостоянием внутри условного Запада шла напряжённая борьба за сферы влияния, и бывали моменты, когда СССР и Соединённые Штаты неожиданно оказывались на одной стороне, а союзники Вашингтона по НАТО – на другой, как во время Суэцкого кризиса 1956 года.

Нам, родившимся в годы холодной войны в одном из воюющих государств, это может показаться странным и непривычным. Наше представление о второй половине XX века сформировалось под влиянием нарративов военного времени, в рамках которых главным стержнем исторического процесса было советско-американское противостояние. Теперь и российские, и американские политологи везде пытаются нащупать привычную конструкцию, неуверенно чувствуя себя в водах анархии и воспринимая наметившееся противостояние США и КНР как понятный сценарий, на котором можно строить прогнозы на будущее.

 «Долгое Средневековье» Евразии

Чтобы понять эти процессы, необходимо рассмотреть развитие системы международных отношений в динамике. И первое, с чем мы столкнёмся, заглянув в историю: вплоть до «долгого XIX века» системы, охватывающей весь мир, в привычном нам смысле не было, а та, что существовала на её месте, обладала принципиально иными свойствами. О системе международных отношений применительно к этому периоду можно говорить только как о совокупности связанных друг с другом подсистем – экономических, культурных, политических. В экономической сфере связи были выражены сильнее всего, в политической – слабее. Исключением являлась американская подсистема, не связанная с другими, которая была уничтожена европейцами в XVI веке.

До XIX века ни одна из подсистем на пространстве Евразии не имела решающего технологического, политического и экономического превосходства над другими. В Европе скорость технологического развития постепенно нарастала, но отставание Востока не было критическим: отсутствие паровых машин, которые бы позволили идти против ветра, медикаментов, которые снизили бы смертность в пути, и в целом налаженного снабжения из метрополии не позволяли европейским странам реализовать своё превосходство в военном деле и организации. Европейские корабли, бороздившие моря с азиатскими, американскими и африканскими товарами на борту, увеличивали связность мира, но не гарантировали господство над ним.

Помимо этого, сама европейская подсистема того времени была далека от привычной нам картины. Мало кто из правителей воспринимал государственные интересы в отрыве от собственной персоны. Внутриевропейская политика являлась по сути государственно-династической: со сменой династии кардинально менялась внешняя политика страны, а интересы династии порой ставились выше интересов государства. Примером может служить Война за испанское наследство (1701–1714 гг.), когда после многолетней борьбы Людовик XIV завоевал для Бурбонов испанскую корону, истощив ресурсы Франции, которая не получила от войны ничего. Сама европейская система того времени была иерархической: существовала в целом общепризнанная лестница старшинства, в соответствии с положением на которой послам как представителям монархов оказывались полагающиеся почести, и демонстративное нарушение этих правил вполне могло привести к войне. Остальные подсистемы – мусульманская, восточноазиатская, находившаяся в упадке индуистская – также жили по своим собственным законам и правилам.

Эта слабая политическая связность подсистем не означала, что страны с одной подсистемой не могли сотрудничать со странами другой: османы заключали союзы с Валуа и Бурбонами, Габсбурги пытались вступить в альянс с Сефевидами, династия Мин поддерживала контакты с правителями Бенгалии. Но в этом разорванном мире претензии на универсалистский статус на словах необходимо было соотносить с реальным положением дел, и особенно заметно это было, когда дело доходило до взаимоотношений стран, входящих в разные подсистемы: они выстраивались на основе взаимного признания фактического суверенитета. Не случайно именно в тот период была популярна доктрина «права народов», которая подразумевала, что каждый народ априори живёт по собственным законам и обычаям, и такая ситуация нормальна.

Наконец, практически до XIX века представления о географии оставались расплывчатыми. Мореплаватели открывали земли, но не были точно уверены, где именно они находились, а карты содержали множество белых пятен, не закрашенными оставались гигантские регионы – центр Евразии, почти вся Африка, кроме прибрежных районов, просторы Тихого океана, таинственный Южный материк.

Эту систему американский политолог Хендрик Спруйт назвал в своё время «открытой». В любой подсистеме мог возникнуть внешний актор из другой подсистемы, способный коренным образом изменить правила игры – будь то монголы, крестоносцы или португальские мореплаватели. В целом тот период на пространстве Евразии правомерно назвать «долгим Средневековьем», так как основные его принципы не менялись как минимум с VI века:

• Наличие ярко выраженных и относительно слабо связанных между собой подсистем международных отношений (европейской, китайской, исламской, угасающей индийской).
• Торговая архаическая глобализация и протоглобализация на всём пространстве Евразии и севера Африки.
• Государственно-династический характер международной политики, в разной степени выраженный в различных подсистемах.
• Отсутствие явного технологического разрыва между подсистемами и, как следствие, гегемонии одной из них.
• Наличие иерархически-гетерогенной системы международных отношений в Европе и исламском мире и иерархической в Китае; выстраивание международных отношений с государствами в других подсистемах на базе фактического суверенитета.

Эта ситуация начала меняться в XVIII веке. Но история не любит скачков, так что процесс изменений шёл постепенно. Менялись взгляды учёных и философов, их представления о мире и мировом порядке; совершенствовались технологии, открывались новые горизонты в науке. Это проявлялось и в эволюции норм и принципов международных отношений: уже в Утрехтском мире 1713 г. появился принцип баланса сил и идея о том, что король может и не олицетворять страну. Через несколько десятилетий швейцарский юрист Эмер де Ваттель разработал концепцию внешнего суверенитета, а в 1775 г. восстали американские колонисты, провозгласившие республику и обосновавшие её создание ссылкой на де Ваттеля. Начавшиеся вскоре революционные, а затем Наполеоновские войны стали кардинальной встряской для всего существовавшего порядка «старого режима», символически подведя под ним черту уничтожением Священной Римской империи. По итогам Венского конгресса 1815 г. канула в прошлое иерархическая лестница европейских государств: на смену ей пришёл «клуб великих держав», который в той или иной форме существует до сих пор.

Время перемен

Произошедшие в XIX веке изменения были настолько кардинальны, что позволили Барри Бузану, Джорджу Лоусону[1] и Ричарду Литтлу[2] обозначить этот период в качестве переломного момента в истории международных отношений. В это время была создана мировая система, основными чертами которой стали транспортная (при помощи пароходов, не зависящих от муссонов Индийского океана и пассатов Атлантики), информационная (благодаря использованию телеграфа), экономическая (из-за перехода на новый этап глобализации) связность.

Однако главной в контексте анализа эволюции систем стала связность политическая. Европейские страны, сумев наконец реализовать своё техническое превосходство, распространили господствующую в их подсистеме модель на весь мир, столкнувшись, правда, с проблемой интеграции в неё старых азиатских государств. Если проблема интеграции индейских обществ была решена ещё в XVI веке, то азиатские страны, давно существующие и известные европейцам, зачастую куда более бюрократизированные и богатые, требовали принципиально иного подхода. Выход нашли в основанной на позитивной теории права концепции сообщества цивилизованных наций: в него могла войти лишь страна, признанная таковой другими цивилизованными странами. Старым азиатским монархиям пришлось доказывать своё право на суверенитет перед лицом превосходящих их мощью европейских держав.

К концу XIX века мировая система превратилась из открытой, по определению Бузана, Лоусона, Литтла и Спруйта[3], в закрытую: в связанном воедино мире исчез фактор неопределённости, белые пятна были стёрты с карты. «Характерной чертой рассматриваемого периода является окончательный раздел земли, окончательный не в том смысле, чтобы невозможен был передел, – напротив, переделы возможны и неизбежны, – а в том смысле, что колониальная политика капиталистических стран закончила захват незанятых земель на нашей планете, – писал об этом времени Ленин в 1916 году. – Мир впервые оказался уже поделённым, так что далее предстоят лишь переделы, то есть переход от одного владельца к другому, а не от бесхозяйности к хозяину»[4].

В результате передела к рубежу веков сложилась единая мировая система с несколькими центрами силы, лежавшими преимущественно в Европе. Единственный крупный азиатский игрок, Япония, вынужден был подчёркнуто соблюдать установленные правила игры. Этот период неизбежно окажется в центре внимания любого, кто попытается проанализировать эволюцию мировой системы, поскольку до настоящего времени он остаётся единственным, когда в уже глобализированном мире одновременно существовали несколько центров силы.

Одной из наиболее любопытных попыток такого анализа остаётся работа Гёделе Кеерсмакера, в которой автор, пытаясь рассуждать в категориях одно-, би- и многополярности, предлагает теорию «кластерной многополярности»: в соответствии с ней Британия была мировым, но не европейским гегемоном[5]. Россия, кстати, являлась в это время одним из мировых игроков и представляла серьёзную угрозу именно для колониальных владений Британии, ставя по сомнение её статус гегемона. Довольно показательно, что в самой Британской империи термин «гегемония» считался нежелательным и употреблялся в основном в негативном смысле, когда речь шла о Германии. Альтернативный взгляд отстаивает группа европейских и американских учёных (Пол Престон, Роберт Бойс, Энтони Эдамвайт, Джон Робертс), рассматривающих Европу как единый полюс, а мировые войны – как своего рода гражданский конфликт внутри этого полюса. Такой взгляд, в частности, получил широкое распространение в стенах Лондонской школы экономики и политических наук; любопытно, что первым эту концепцию ещё в 1955 г. предложил индийский учёный Кавалам Мадхава Паниккар.

Сторонники обоих подходов, однако, вряд ли будут возражать против утверждения, что к концу XIX века мировая система обладала следующими свойствами:

• Она была единой и выстроенной по западным правилам.
• Изменился характер глобализации, произошёл переход от торговой экспансии к капиталистической эксплуатации.
• Из международной политики почти исчез династический фактор, центральным фактором стал государственный интерес.
• Было достигнуто безусловное доминирование Запада в военном и технологическом плане.
• В качестве единственной была принята западная модель суверенитета, в которой суверенными считались страны, принадлежащие к «цивилизованному миру».

Эта система, основанная на множественных центрах силы, отличалась отсутствием достаточно мощных сдерживающих механизмов, которые бы не позволяли этим центрам вступить в противоборство друг с другом. «Долгий XIX век» был веком малых и средних войн в Европе и в мире: бельгийско-нидерландская, две датско-прусские, войны за объединение Италии, Крымская, австро-прусская, франко-прусская, многочисленные войны на Балканах, бесконечные колониальные кампании. Все эти войны, однако, были достаточно локальными и не перерастали в мировые до того момента, когда передел мира был закончен и сформировались устойчивые альянсы. Отчасти роль сдерживающего механизма выполняли мирные конгрессы и конференции, которые позволяли великим державам вести диалог и давали возможность координировать политику по острым международным вопросам. Но этого оказалось недостаточно. Военные же инструменты сдерживания попросту отсутствовали: армады броненосцев, дивизии и армии являлись инструментом реализации внешней политики, а не инструментом сдерживания. В условиях начавшейся Второй промышленной революции, которая позволила странам, не имеющим колоний, претендовать на изменение расклада сил исключительно за счёт ускоренного промышленного развития, концентрации капитала и наличия технологических мощностей, отсутствие инструментов сдерживания сыграло роковую роль.

Разразившаяся Первая мировая война ознаменовала собой кризис империалистической полицентрической модели, зримо продемонстрировав её хрупкость. Она велась за передел ресурсов, рынков и колоний, стала воплощением коллапса системы, по итогам чего была перечерчена карта мира. В рамках системной теории все последующие события можно описать как попытку системы найти ответ на разразившийся кризис – через идеологизацию всех сфер жизни и формирование тоталитарных идеологий, которые в случае победы означали бы переустройство системы на новых началах, и через формирование механизмов сдерживания (к ним, например, относятся доктрина стратегических бомбардировок и Лига наций в качестве площадки для урегулирования споров). Первая попытка оказалась неудачной: мир вступил в новую стадию кризиса, которой стала Вторая мировая война.

Третья стадия теоретически должна была привести к Третьей мировой, ещё более кровавой; но появившийся наконец инструмент сдерживания в виде ядерного оружия и механизм урегулирования конфликтов в виде ООН и его Совета Безопасности с правом вето превратил эту войну в холодную. Великие державы не могли больше конфликтовать напрямую: этот конфликт неминуемо приводил к тому, что они были бы отброшены в развитии из-за необычайно возросшей цены тотальной войны, так что полем битвы стали опосредованные и торговые войны. В глобальной войне нового типа, которая велась как на экономическом фронте, так и на отдельных театрах военных действий, было задействовано всё население, труд инженеров и рабочих, пытавшихся обеспечить превосходство над противником, был не менее важен, чем труд солдата, исполнявшего воинский долг во Вьетнаме или Афганистане. Именно затяжной и глобальный характер этой войны породил иллюзию нового типа международных отношений, и он же привёл к тому, что воюющие стороны вынуждены были заключать тактические союзы с нейтральными державами, которые таким образом наращивали мощь и укрепляли статус. Сопутствующим элементом, сделавшим невозможным заключение мира на взаимоприемлемых условиях, стала идеологизация противостояния.

Поражение СССР и его союзников в той войне предопределили недолгий период торжества Соединённых Штатов, который сменился нынешними опасениями о переходе мира к биполярности и многополярности. Однако насколько вообще эти категории применимы для анализа происходящих в современном мире процессов?

 Иллюзии холодной войны

 Мы привыкли говорить о мире холодной войны как о биполярном, противопоставляя его недолгому периоду однополярности и грядущей многополярности, и с этих позиций рассматривать прошлое и прогнозировать будущее. В заявлениях отечественного МИДа слова «многополярный» и «полицентричный» используются как синонимы – но насколько это верно?

Полярность как категория предполагает неизбежный конфликт. «Как два различных полюса, во всём враждебны мы», – написал когда-то Василий Лебедев-Кумач. Полюса всегда противоположны; как следствие, биполярный мир – это мир конфликта между двумя державами, трёхполярный – между тремя, мультиполярный – между неопределённым множеством держав. Не случайно сама категория «полярности» применительно к международным отношениям появилась в 1944 г. в работе американского политолога Уильяма Фокса «Сверхдержавы». Он жил в эпоху войн и мыслил в соответствующих категориях. Мы легко восприняли идею полярности и сверхдержавости потому, что сами жили в сверхдержаве, которая являлась одним из полюсов конфликта. Но Россия перестала быть сверхдержавой и не намерена больше вступать в экзистенциальный конфликт. Прежде чем она вновь станет сверхдержавой, если это вообще произойдёт, необходимо научиться жить в другой системе координат – в той же, в которой жила большая часть мирового сообщества всё это время.

Полицентричность подразумевает наличие нескольких самостоятельных центров принятия решений, мультиполярность – вражду между этими центрами. С самого своего начала, ещё до того, как вообще стало возможно говорить о каких-то полюсах, мировая система была полицентричной. В эпоху открытого мира полицентричность была естественной, так как ни одна из великих держав не могла из-за дальних расстояний и неразвитости технологий обеспечить устойчивое доминирование над другими. В мире закрытом эта полицентричность продолжает существовать, хотя применительно к годам холодной войны она менее очевидна.

Пока две коалиции – восточная во главе СССР и западная во главе с США – сражались друг с другом на фронтах прокси-войн, другие центры силы наращивали мощь. Китай, лидеры Движения неприсоединения – Индия и Югославия, Иран, Египет – удачно маневрировали в биполярном мире, получая помощь то от одного, то от другого враждующего блока. Более того – входящие в состав западной коалиции центры силы, к примеру, Великобритания и Франция (главным образом после 1958 г.), тоже зачастую проводили политику, противоречащую интересам гегемона. Мир времён холодной войны был не более биполярен, чем Европа в эпоху наполеоновских войн. Разница в том, что в новых условиях невозможно было прямое военное столкновение по образцу двух предыдущих мировых войн, а потому война затянулась более чем на полстолетия, стала привычным явлением для нескольких поколений и начала восприниматься как естественное состояние вещей.

То, что мы привыкли называть биполярным миром, не являлось миром в полном смысле этого слова: это была затяжная коалиционная война между победителями в предыдущей тотальной войне, которая велась с помощью новых средств в условиях, когда использование традиционных средств оказывалось губительным. Когда же она наконец закончилась, для нас поражение в ней обернулось геополитической катастрофой, для большинства других центров силы это было прекращение войны, в которой они не участвовали и благодаря которой наращивали благосостояние, политическую и военную мощь. Соединённые Штаты, опьянённые победой и решившие установить выгодный для себя однополярный мировой порядок, где бы они минимизировали обязательства, но имели бы все преимущества полюса, неожиданно столкнулись с этой полицентричностью и реальной невозможностью контролировать столь большую и сложную мировую систему.

Основными чертами этой системы (по сравнению с предыдущими) стали:

1) Отсутствие доминирующей подсистемы в рамках единой системы.

2) Всеобъемлющая промышленная, финансовая, культурная глобализация.

3) Сохранение государственных интересов в качестве главного движителя международной политики.

4) Отсутствие явного технологического лидера.

5) Признание формального суверенитета всех государств при фактическом различении «постколониального» и «викторианского» суверенитета.

Теперь мы можем дать ответ и на вопрос о том, каким же был мир «долгого XIX века». Вплоть до последней четверти века он оставался полицентричным, но однополярным, при этом в качестве второго полюса выступало варварство, фронтир, дикие земли, которые надлежало покорить во благо цивилизации. Европа и Америка как светочи этой цивилизации должны были нести бремя белых, посылая лучших сынов на службу диким сынам земли. Своеобразным рубежом, отчеркнувшим эту однополярность от бесполярного предвоенного периода, стало вступление Британии в 1902 г. в союз с Японией – первый в новейшей истории союз западной и незападной великих держав. В Европе и Америке союз с «желтолицыми чертями» был воспринят крайне неоднозначно.

Таким образом, можем сделать несколько важных выводов. Первый и главный: и подсистемы, и мировая система не остаются неизменными, они эволюционируют, теряя одни свойства и обретая другие, как потеряла свойство династийности европейская подсистема, ставшая главенствующей. Мы не можем проводить прямые параллели между нынешней мировой системой и локальными системами древнего мира, так как некоторые из их свойств кардинально изменились.

Эволюция систем происходит, прежде всего, благодаря эволюции акторов: нынешние европейские государства кардинально отличаются и от греческих полисов, и от племенных королевств Раннего Средневековья, и от династических империй. Акторов системы можно обозначить общим понятием «полития», заимствованным из социологии; они эволюционируют в жёсткой конкурентной борьбе, принимая формы и обретая свойства, которые обеспечивают лучший результат в конкретной географической и исторической обстановке.

Этот подход, впервые предложенный в 1990-е гг. Хендриком Спруйтом, отличается и от неореалистского, и от мир-системного. От первого тем, что предполагает динамику систем и их эволюцию в зависимости от внутренней эволюции акторов, от второго – тем, что делает основной акцент на взаимодействии акторов системы под влиянием внешних факторов, среди которых экономика играет важную, но не основополагающую роль. В рамках подхода нынешняя система государств рассматривается как результат эволюции, которая будет продолжаться и рано или поздно с вероятностью приведёт к трансформации системы. Схожего взгляда среди отечественных политологов придерживался Марк Хрусталёв.

Такой подход можно назвать системно-эволюционным, так как акцент делается на эволюцию систем. Он конструктивистский в том смысле, что заимствует принцип «анархия – это то, что из неё делают государства» у политолога Александра Вендта; марксистский – в том, что обращает основное внимание на материальные факторы, которые и определяют эволюцию акторов; реалистский – поскольку признает неизменную природу человека, вынуждающую людей соперничать и воевать, либеральный – что позволяет смирить эту природу при помощи социальной эволюции и создания единых институтов. Этот межпарадигмальный подход наследует отечественной школе анализа международных отношений в том, что анализирует происходящее на строгой исторической основе с привлечением социологических и антропологических методов, а при этом ставит в центр внимания эволюцию акторов систем и самих систем под влиянием эволюции акторов.

Применение такого подхода позволяет выделить устойчивые качества любой подсистемы и системы международных отношений: полицентричность, состояние взаимозависимости и конкуренции между центрами силы, историко-социологическую обусловленность процесса развития и временный характер любой системы в принципе.

 Четыре варианта будущего

 Всё это ставит вопрос о том, как будет развиваться мировая система дальше. Привычный нарратив гласит, что мы живём в эпоху упадка «вестфальского суверенитета»: он постоянно размывается, и на смену ему идёт что-то иное, чему пока нет названия, но что можно определить как «Поствестфаль». По мнению ряда исследователей, это будет либо принципиально новый конструкт, либо возвращение к довестфальским практикам – то есть приход Нового Средневековья, скорое наступление которого ещё с 1970-х гг. предсказывали многие европейские интеллектуалы и которое как альтернативу существующему мировому порядку всерьёз рассматривал когда-то основоположник «английской школы» Хедли Булл. Это ожидание Нового Средневековья отдаёт мистицизмом; любые изменения – подлинные или мнимые – в характере отношений между государствами охотно трактуются как знамения его прихода.

В рамках существующего нарратива теории международных отношений ожидания вполне понятны: если в 1648 г. с подписанием Вестфальского мира произошёл Великий Разлом и иерархический мир европейского средневековья был заменён на анархическое сообщество суверенных национальных государств, саморегулирующееся при помощи постоянного восстановления баланса сил, разумно предположить, что конец этого сообщества приведёт к реставрации в той или иной форме старого порядка вещей. Эта концепция удобна тем, что позволяет искать следы Нового Средневековья в любом изменении. Однако никаких следов средневековых практик мы пока так и не увидели – ни великих переселений народов, ни возрождения феодализма, ни возвращения династической политики. Это неудивительно, учитывая заведомо искусственный характер «вестфальского мифа»: так как на Вестфальском конгрессе не было создано современное государство, некуда и возвращаться.

Вместо Нового Средневековья мир вступил в эпоху неоимпериализма, в которой приставка «нео» символизирует изменения, произошедшие с мировой системой более чем за столетие и придавшие ей дополнительную устойчивость. Это улучшенная версия закрытой полицентричной системы, в которой мир поделён на сферы влияния между великими державами, борющимися за контроль над рынками сбыта и источниками ресурсов; идеологическое противостояние между ними сводится к спорам о том, кто чаще нарушает чужие границы и где больше линчуют негров. На смену борьбе за колонии пришла борьба за рынки и ресурсы бывших колоний; нынешняя система допускает непрямое экономическое соперничество без перехода к кардинальному военному переделу мира, а идея о «порядке, основанном на правилах», недалеко ушла от викторианских представлений о суверенитете как о свойстве цивилизованных наций, которые должны следовать определённым правилам. Это позволяет предположить, что «порядок, основанный на правилах», – рабочий инструмент в формирующемся балансе сил, правила в котором устанавливают поставщики безопасности в меру своих сил и понимания.

Всё вышесказанное, разумеется, не означает, что улучшенная многополярная система, в которой великие державы борются за влияние, ресурсы и рынки, одновременно сотрудничая, не столкнётся с новым кризисом. Более того, кризис представляется неизбежным, если система не изменит своих свойств. Сейчас у системы есть четыре пути:

1) Она останется закрытой, и тогда в процессе новой промышленной революции будет нарастать давление, которое в итоге вполне может сорвать крышку котла и заставить акторов использовать инструменты сдерживания как инструменты войны.

2) Она вновь станет открытой, начав освоение нового фронтира, и акторы будут приобретать и терять преимущество в процессе этого освоения.

3) Она перейдёт в режим постоянной стагнации, так как акторы не смогут или не решатся использовать оружие сдерживания, и войны так и останутся холодными.

4) Будет достигнут качественный прорыв в развитии средств производства и наступит общество всеобщего благоденствия.

Скорее всего, мы увидим промежуточный вариант: умеренное освоение фронтира – пока не тронутых в полной мере рынков и ресурсов Африки, добычу арктических ресурсов, цифровизацию, перераспределение рынков в рамках новой промышленной революции.

Неизбежны прокси-войны и экономические войны – как обычные, так и коалиционные. Россия, будучи одной из великих держав и в то же время уступая своим соперникам почти по всем параметрам, кроме уровня военной силы и технического развития, должна будет искать альтернативные пути для достижения победы в этой империалистической гонке, активнее применяя «жёсткую силу» и предлагая альтернативу неоколониализму западных держав. Кроме того, стоит ждать возникновения феномена «новых лидеров», когда размер стран в мировой экономике перестанет отвечать их скромному внешнему самопозиционированию и подтолкнёт к более активным формам внешнего самовыражения.

Но стоит иметь в виду, что акторы упорно ищут возможные способы обойти механизмы сдерживания, и в дальней перспективе, скорее всего, будет реализован либо первый, либо второй сценарий. То есть нас жде?т или новая мировая война, на сей раз «горячая», или человечество найде?т следующий фронтир для освоения.

--

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 8 июля 2020 > № 3453210 Алексей Куприянов

КОНЕЦ БОЛЬШОЙ СТРАТЕГИИ

ДАНИЕЛ ДРЕЗНЕР, Профессор международной политики Школы права и дипломатии имени Флетчера.

РОНАЛЬД КРЕБС, Профессор политологии в Университете Миннесоты.

РЭНДАЛЛ ШВЕЛЛЕР, Профессор политологии и директор программы исследования реализма во внешней политике в университете штата Огайо.

АМЕРИКА ДОЛЖНА ДУМАТЬ О МАЛОМ

Что бы ни сделал президент США Дональд Трамп в области международных отношений в дальнейшем, на одно достижение он может смело претендовать: дискуссия о большой стратегии снова стала вызывать интерес.

На протяжении десятилетий американская внешнеполитическая элита в обеих партиях разделяла идею либерального интернационализма: Вашингтон должен поддерживать и распространять глобальный порядок, поощряющий свободные рынки, открытую политику и многосторонние институты. Но Трамп неоднократно предпринимал шаги, подрывавшие основы либерального интернационализма, – от сомнений в ценности НАТО до оскорбления союзников и отказа от торговых соглашений. Когда в июле 2017 г. его команда по национальной безопасности встретилась с президентом в конференц-зале Пентагона (из-за отсутствия окон его окрестили «танком»), чтобы просветить Трампа о достоинствах либерального международного порядка, тот обозвал их «кучкой придурков и детей», если верить The Washington Post.

Серьёзные отклонения от курса, спровоцированные Трампом, заставили внешнеполитических аналитиков впервые за последние десятилетия поставить под сомнение основополагающие принципы их главной стратегии. Теперь, когда фундаментальные положения либерального интернационализма отброшены, дебаты о большой стратегии США переживают возрождение. В борьбу вступили новые силы – от крайне левых прогрессистов до национал-популистов правого толка. Сторонники сокращения расходов и сдержанности сумели более доходчиво изложить свои взгляды, одновременно сформировались нестандартные союзы по интересам.

Но, увы, когда эти дебаты снова начались, сама концепция большой стратегии уже превратилась в химеру. Большая стратегия – это своеобразная дорожная карта, объясняющая, как соотнести средства и цели. Лучше всего она работает на предсказуемой местности – в мире, где политики имеют чёткое представление о распределении власти, надёжный внутренний консенсус в отношении национальных целей и идентичности, а также стабильные политические институты и институты национальной безопасности. К 2020 г. ничего из этого уже не существовало.

Меняющийся характер силы, а также её размывание в международной системе значительно затруднили Соединённым Штатам определение своей судьбы. Подъём мультикультурализма и реакция популистов на это явление подорвали общие нарративы и идентичность. Политическая поляризация выхолостила институты внутри страны, а это означает, что каждая новая администрация вступает в права, стремясь обратить вспять всё, что делалось предшествующей. Лихорадка отрицания истеблишмента обесценила всю дискуссию о политике и ослабила контроль за исполнительной властью, и этот феномен становится самовоспроизводящимся.

Авторы этой статьи далеко не всегда сходятся во мнениях, когда дело касается большой политики, политических стратегий или идеологии. Однако мы едины в том, что новые факторы сделали любые усилия по разработке или осуществлению большой стратегии дорогостоящими и потенциально непродуктивными. Ни одна стратегия не будет эффективной и ни одна – длительной. Вместо того, чтобы ссориться из-за того, чья стратегическая доктрина победит, учёным, экспертам, аналитикам и политикам следует сосредоточиться на более прагматичных формах решения проблемы. От военной интервенции до иностранной помощи – политика, адаптированная к каждому конкретному случаю, будет по меньшей мере столь же хороша, а возможно, и лучше, чем та, что вытекает из больших стратегических обязательств.

Обсуждать большую стратегию – значит, предаваться самокопанию, пока мир вокруг горит. Так что пора действовать, даже в отсутствие большой стратегии.

Проблемы власти

Успешная большая стратегия должна основываться на очень точном понимании картины глобального распределения силы. Тот, кто преувеличивает мощь врага или, наоборот, недооценивает угрозу, не преуспеет, потому что неминуемо спровоцирует политические решения, имеющие обратный эффект. Фактически одна из причин, по которой на стратегию либерального интернационализма Соединённых Штатов обрушилось за последнее десятилетие так много критики, заключается в том, что она не смогла предсказать и оценить подъём Китая. Сила в мировой политике уже не такая, как прежде. Способность государств применять силу, то, каким образом они это делают, какие цели преследуют и кто этой силой обладает – всё изменилось коренным образом. В результате зародился мир бесполярности и беспорядка. И это не тот мир, где хорошо работает большая стратегия.

Конечно, многое неизменно. Люди по-прежнему определяют свою идентичность главным образом через национальность. Страны, как и раньше, стремятся получить контроль над важнейшими ресурсами и доступом к жизненно важным морским путям, а также борются за территорию и региональное влияние. Они всё ещё хотят увеличить своё богатство, влияние, безопасность, престиж и автономию. Но приращение территорий уже не является для государств той наградой, которой было раньше. Современные великие державы, кажется, более всего стремятся к двум вещам: обогатиться и избежать катастрофического военного соперничества. Они понимают, что государства поднимаются вверх по лестнице международного могущества и престижа, создавая экономику, основанную на знаниях, и содействуя технологическим инновациям и связям в глобальных сетях.

В то же время сила в большей степени связана с умением выводить из строя, блокировать, отключать, не допускать и разрушать, чем со способностью создавать, разрешать, восстанавливать и строить. Рассмотрим возможности концепции «ограничения и воспрещения доступа и манёвра» (A2/AD), которая используется Китаем (главным образом, методы кибервойны и противоспутниковое оружие) с целью повысить риски для американских сил в западной части Тихого океана. Предполагается, что Иран делает то же самое в Персидском заливе, применяя подводные лодки, противокорабельные ракеты и сложные мины, чтобы сделать этот район запретной зоной для ВМС США.

Когда сила используется в конструктивных целях, она становится более узконаправленной и результат её применения не так легко перенести в другую сферу.

Военная сила теперь редко способствует достижению национальных целей или решению проблем; интервенции обычно только усугубляют и без того сложные ситуации.

Достаточно взглянуть на различие результатов Первой и Второй войны в Персидском заливе. Сила теперь не насколько универсальна, как раньше. Неудивительно, например, что усилия администрации Трампа по налаживанию сотрудничества в области безопасности и разведки не увенчались успехом на фоне его подхода к пересмотру торговых сделок.

Наконец, размывание власти по всей международной системе ведёт к созданию бесполярного мира. Сегодня многие говорят о росте Китая и других конкурентов, указывая на то, что мир возвращается к многополярности (или к биполярности в менее жёстких условиях, тяготеющих к многополярной системе). Но эта точка зрения преуменьшает тектонический сдвиг, происходящий в настоящее время. В международных отношениях больше не будет доминировать одна, две или даже несколько великих держав. Экономическая и военная мощь не дадут впредь такого надёжного влияния, как раньше, – вожаки утратили хватку. И слабые, и сильные страдают от одного и того же паралича и обладают одной и той же свободой действий. Более того, новые акторы – от местных ополченцев до неправительственных организаций и крупных корпораций, – каждый из которых полагается на разные виды силы, всё больше конкурируют с государствами. Относительно немногие страны, представленные в ООН, могут претендовать на реальную монополию на применение силы в пределах своих территориальных границ. Негосударственные субъекты, способные использовать насилие, отныне не являются второстепенными игроками. Этнические группы, полевые командиры, молодёжные банды, террористы, ополченцы, повстанцы и транснациональные преступные организации – все они стимулируют глобальное переосмысление понятия силы.

Эти изменения категории силы порождают мир, главной характеристикой которого является энтропия. Мир, в котором сосуществуют десятки центров силы, не приспособлен для контроля и управления. В условиях нового глобального беспорядка даже страны с мощной экономикой и вооружёнными силами окажутся не в состоянии заставить других делать то, чего они хотят. Современные государства, независимо от их мощи в военном и политическом отношении, практически не обладают возможностью влиять на экстремистские группы, процветающие в интернете или других пространствах, где нет никаких структур управления. Такие акторы не только не предлагают чёткой цели для угрозы или уничтожения, но многие из них мотивированы неразрешимыми проблемами, такими как создание халифата или собственного государства. И что ещё хуже, насилие для многих является источником социальной сплочённости.

Поскольку традиционная сила не имеет прежнего влияния, глобальный порядок и сотрудничество окажутся в дефиците. Международные отношения сведутся к беспорядочным ситуативным договорённостям. Опасность представляют не горячие войны между великими державами или ожесточённые столкновения по поводу прав человека, интеллектуальной собственности либо валютных манипуляций. Угроза исходит от замороженных конфликтов по геополитическим, валютным, торговым или экологическим вопросам. Учитывая огромные издержки войны, великие державы, которые неспособны урегулировать споры за столом переговоров, не имеют возможности – по крайней мере, если они действуют рационально – разрешить их на поле боя. Достигнутые политические договорённости будут недолговечны. Подобно стае птиц или рыб, они теряют форму, чтобы обрести новую через некоторое время.

Большая стратегия непригодна для мира энтропии. Великое стратегическое мышление линейно. Современный мир – это мир взаимодействия и сложности, где кратчайший путь между двумя точками – не прямая линия.

Беспорядочное и изменчивое пространство не признаёт того, что предполагается как преимущество большой стратегии: практичный, прочный и последовательный план на долгосрочную перспективу. Чтобы быть успешным в таких условиях, стратегии нужно постоянно менять.

Разделённая нация

Жизнеспособная большая стратегия должна опираться на общее мировоззрение ключевых политических субъектов. Если каждое новое правительство приходит к власти с радикально иным пониманием глобальных вызовов и возможностей, никакая стратегия долго не продержится. Всякое следующее правительство станет разрушать политику предшественников, уничтожая саму идею большой стратегии. Сдерживание было долговременным, потому что каждый президент США – от Гарри Трумэна до Рональда Рейгана – в значительной степени придерживался основополагающего видения глобальных проблем. Билл Клинтон, Джордж Буш-младший и Барак Обама – все они разделяли разные варианты либерального интернационализма.

Такого консенсуса больше не существует. За последние полвека на Западе усугубился скептицизм в отношении достоинств и даже самой реальности наций – «воображаемых сообществ», по словам политолога Бенедикта Андерсона, каждое из которых объединено общим нарративом. Сомнения возникли из добрых побуждений: росло осознание того, что доминирующие нарративы могут быть репрессивными, отражать интересы и опыт сильных мира сего и заставлять молчать менее влиятельные социальные группы. С ранних 1970-х гг., периода излёта вьетнамской войны, началась эпоха господствующего мультикультурализма, по крайней мере, в Соединённых Штатах. Мультикультурализм был не просто стратегией управления многообразием на справедливой и инклюзивной основе, – эта концепция исходила из растущего сомнения в том, что обществу вообще необходима какая-то общая идентичность.

Некоторые последствия такой культурной революции, например, спешное добавление в календарь недель и месяцев, отведённых для празднования конкретных этнических и расовых традиций, казались большинству американцев безобидными и даже позитивными. Но одно следствие этого явления проблематично: американцам не хватает общего национального нарратива. По вполне понятным причинам мало кто сегодня продолжает говорить об ассимилятивном «плавильном котле». Американский историк Джилл Лепор сетовала в журнале Foreign Affairs в 2019 г.: учёные перестали писать о нации ещё десятилетия назад. Послушайте любые демократические дебаты в текущей президентской кампании, и вы поймёте, как некомфортно чувствуют себя американские политики из либеральных левых, когда дело касается риторики американского национализма.

Однако национализм оказался непреходящей силой, как и стремление людей к общему объединяющему нарративу, способному придать смысл созданному ими миру. Культурные консерваторы в США уже давно разрабатывали эту жилу. (Их попытки определить культурное ядро нации нашли отражение в таких книгах, как «Словарь культурной грамотности», где Эрик Дональд Хёрш-младший взялся перечислить личности, события и работы, которые «должен знать каждый американец».) Они боролись против двуязычного образования и на протяжении десятилетий вели кампанию по признанию английского в качестве официального языка, успешную до сих пор в более чем половине американских штатов. Новых иммигрантов, отказывающихся подстраивать свою жизнь под принципы американского кредо, они обвиняют в том, что Соединённые Штаты буквально расходятся по швам. Либералы поступились идеей американской исключительности, когда в 2009 г. Обама заявил: «Я верю в американскую исключительность так же, как, я подозреваю, британцы верят в британскую исключительность, а греки – в греческую». Консерваторы же сделали на неё упор. В отличие от демократов Трамп чувствует себя очень комфортно в националистической риторике, хотя он практикует её в манере, исключающей половину населения страны.

Жертвой такого раздробленного национального дискурса стала и большая стратегия. Она опирается на нарратив безопасности, в рамках которого определяются главные действующие лица мировой политики, говорится о том, что эти субъекты делали и должны делать, а также изображается глобальный фон, на котором события будут происходить. Дискуссии вокруг противоборствующих больших стратегий – как правило, дискуссии по одному или нескольким элементам дискурса безопасности.

Ратующие за глубокую вовлечённость США, например, считают, что американская и международная безопасность неразделимы, тогда как те, кто призывает к ограниченной вовлечённости, верят в обратное. В отсутствие риторических конструкций, которые обычно и создают общий национальный нарратив, разработка большой стратегии, созвучной реальным запросам разных групп избирателей, невозможна. Осуществлять ту или иную стратегию в различных областях политики и поддерживать её на протяжении долгого времени всё труднее.

Одним из проявлений нарративного раскола в Соединённых Штатах является резкая поляризация, определяющая американскую политику, причём не только по злободневным внутренним проблемам. Партийные линии разделили американцев по широкому кругу внешнеполитических вопросов – изменение климата, борьба с терроризмом, иммиграция, Ближний Восток, применение силы. Это не та ситуация, которая благоприятствует продуктивным дискуссиям о большой стратегии. В таких обстоятельствах нивелируется ценность экспертной оценки. Политологи пришли к выводу, что экспертный консенсус может изменить общественное отношение только по тем сюжетам, по которым общественность ещё не поляризована: например, как реагировать на валютные манипуляции Китая. Но когда общество уже расколото по партийным линиям, как это происходит с проблемой изменения климата, поляризация делает консенсус элиты более чем бесполезным. Экспертные заключения из внепартийных источников просто заставляют партийцев удвоить силу своих аргументов.

Политическая поляризация также затрудняет важнейший процесс – усвоения опыта и обучения. Чтобы усовершенствовать большую стратегию, необходимо прийти к согласию относительно того, что именно пошло не так и почему. В поляризованной политической среде сторона, которая боится быть привлечённой к ответственности, не согласится даже с предположением, что её политика провалилась, – причём ещё долгое время после этого провала. Республиканцы, например, настаивали на том, что иракская война была триумфом, в течение многих лет после того, как стало очевидно, что Соединённые Штаты потеряли шанс на достижение мира. Чтобы поддержать своего лидера, члены партийной команды постоянно искажают реальность в пользу собственных политических аргументов. В результате обсуждение внешнеполитической стратегии утрачивает единообразное понимание фактов, на основе которого обычно и ведётся здоровая дискуссия.

И самое главное – поляризация означает, что большая стратегия любой партии будет существовать ровно до тех пор, пока эта партия контролирует исполнительную власть. Поскольку Конгресс и суды, по сути, предоставили президенту монополию на формулирование концепции национальной безопасности, он один может радикально изменить общую стратегию страны. И то же самое может сделать следующий президент от другой партии.

Народ против экспертов

Большая стратегия предполагает наличие мощного рынка идей, подкреплённого прочными институтами, способными помочь политикам со временем скорректировать курс. Даже устойчивая большая стратегия должна справляться с изменениями в стратегическом окружении, и даже хорошо продуманные стратегии неизбежно ведут к политическим просчётам, которые придётся исправлять. Соединённые Штаты не избежали внешнеполитических ошибок во время холодной войны, но взаимодействие между истеблишментом и его критиками, а также между исполнительной властью и Конгрессом в итоге обуздало худшие крайности американского активизма и предотвратило чрезмерную сдержанность.

За последние полвека некогда стабильные структуры власти разрушились, и американская общественность стала всё более скептически относиться к федеральному правительству, прессе и другим крупным общественным институтам. Недоверие американцев распространяется и на внешнеполитический истеблишмент, и в этом их трудно винить. Внешнеполитические элиты США в основном поддержали применение силы в Афганистане, Ираке и Ливии, и ни одно из этих вмешательств нельзя назвать успешным. Как свидетельствует «Афганское досье», сборник конфиденциальных интервью с фигурами, ключевыми для операции Вашингтона в этой стране, которые опубликованы газетой The Washington Post в конце прошлого года, уже более десяти лет гражданские и военные лидеры страны откровенно лгут общественности о том, как велась война в Афганистане. Финансовый кризис 2008 г., а также «арабская весна» застали внешнеполитические элиты врасплох. Очевидно, что некоторый здоровый скептицизм экспертов вполне оправдан.

А вот слишком большой скептицизм может быть разрушительным. Ставя под сомнение ценность внешнеполитической экспертизы, мы подрываем здоровый рынок идей, которые могли бы лечь в основу большой стратегии. Как предупреждал журналист Крис Хейс в книге «Сумерки элит», «если экспертное мнение в целом будет дискредитировано, мы столкнёмся с неиссякаемым источником шарлатанства». Кроме того, новые участники продвигают свои аргументы, частично разрушая ранее существовавший консенсус по поводу большой стратегии. Они эксплуатируют один и тот же сюжет о провалившемся внешнеполитическом курсе прошлого, чтобы следом заявить, что хуже того, что было, просто некуда. Как сказал Трамп на предвыборном митинге в 2016 г.: «Эксперты ужасны. Они говорят: “Дональду Трампу нужен советник по внешней политике”… Но можно ли делать что-то хуже, чем то, что мы делаем сейчас?».

Потеря уважения к экспертному знанию – лишь один из элементов самого значительного сюжета политической истории XXI века: распространения правого популистского национализма как части большой политики на Западе. Мы не можем рассматривать это явление как «осечку», потому что его подъём частично коренится в экономической нестабильности, но в равной степени, если не в большей, в политике культурного реагирования. А популизм ставит великую стратегию под вопрос.

В основе любой формы популизма лежит простой образ политики. Популистский лидер говорит о существовании нравственно чистого народа, противопоставляя его коррумпированным элитам, и утверждает, что ему одному известно, в чём состоит истинная воля народа. Поэтому популистская политика склоняет к авторитарности.

Сметая якобы коррумпированные элиты и институты, популистский лидер подрывает всё, что стоит на его пути. Настаивая на своей непосредственной связи с народом, популистский лидер утверждает, что именно он является представителем людей, и никакой политический процесс не способен столь же эффективно репрезентировать их интересы. Критика становится врагом, конституционные ограничения – препятствием для демократии, а тирания большинства объявляется добродетелью, а не пороком.

Популизм не приемлет большой стратегии. Во-первых, он обостряет внутренние разногласия. Поляризующий по своему замыслу, он так сужает понятие якобы подлинного народа, что делает невозможным единство внутри нации как территориального и юридического субъекта. Во-вторых, популистские политики регулярно мобилизуют народ, направляя его праведный гнев против врагов. Когда в воздухе уже витает «горячая» риторика, эмоциональная реакция на кризис грозит взять верх над рациональной стратегией. Стратегия становится менее гибкой, поскольку лидерам трудно проводить примирительную тактику в атмосфере публичных оскорблений и желания мести. Наконец, популизм предполагает концентрацию власти в некоем харизматичном лидере. Он лишает власти бюрократов и различные институты, которые могут сдерживать ненадёжных правителей и блокировать слишком радикальные решения. Политика популистского режима, таким образом, – слепок самого лидера, его идеологической приверженности или его капризов. Если популистский политик действительно начнёт проводить что-то вроде большой стратегии, она не переживёт его правления.

Время похоронить большую стратегию

Большая стратегия мертва. Принципиальная неопределённость бесполярной глобальной политики делает большую стратегию менее полезной и даже опасной. Даже если бы она могла помочь Соединённым Штатам определиться с ответом на стоящие перед ними глобальные вызовы, всё более расколотая внутренняя политика затрудняет осуществление слаженной и последовательной большой стратегии. Общественное недоверие к экспертному знанию размыло перспективу здоровой дискуссии об исторических уроках и потенциальных стратегиях для страны. Популизм выхолостил систему институциональных сдержек и противовесов, которая удерживает большую стратегию от резкого раскачивания. Однако главные национальные стратеги всё ещё не пришли к осознанному пониманию утраты большой стратегии. Бурные дебаты вокруг конкурирующих стратегических вариантов свидетельствуют о том, что многие из этих стратегов всё ещё находятся в состоянии отрицания. Гнев, направленный на администрацию Трампа за отсутствие стратегического мышления, подразумевает пребывание в этой эмоциональной матрице ярости. Мы сами расходимся во мнениях относительно того, оплакивать или праздновать кончину великой стратегии, но согласны с тем, что пришло время перейти к заключительной стадии процесса скорби – принятию. Движение вперёд без большой стратегии предполагает два принципа: децентрализация и инкрементализм (текущая корректировка линии поведения в зависимости от ситуации – прим. ред.). Высокая степень неопределённости требует децентрализованных, но взаимно скоординированных центров принятия решений. Корпоративный сектор осознал, что менеджерам необходимо избегать соблазна контролировать каждое решение и вместо этого научиться управлять инновациями, формируя среду, в которой есть возможность выбора. Умные корпорации децентрализуют управление и ответственность, поощряют сотрудников к решению проблем посредством совместной работы и используют неформальный подход к распределению задач и обязанностей. Правительства должны организовать свой внешнеполитический аппарат точно так же. Высоко ценить знания на местах и доверять экспертной оценке – лучший способ справиться со слабыми местами и возникающими проблемами и разрядить кризисы до того, как они дадут метастазы.

Организационная трансформация должна идти рука об руку с культурной: к признанию достоинств экспериментов снизу доверху. Большая стратегия делает ставку на то, что тщательное планирование в центре даёт наилучшие результаты. Она предполагает, что издержки чрезмерной гибкости превышают издержки чрезмерной жёсткости. Но это теряет смысл, когда изменения происходят быстро и непредсказуемо. Инкрементализм в такой ситуации – выбор более безопасный. Для этого не нужно класть все яйца в одну корзину. Нельзя одержать победу одним махом, но можно избежать катастрофических потерь. Такой метод позволяет быстро адаптироваться к меняющимся обстоятельствам. На практике это означало бы передачу ответственности от Вашингтона военным руководителям, специальным представителям и экспертам по конкретным вопросам. Другими словами, это означает подход прямо противоположный подходам многих прошлых администраций, когда процесс принятия решений концентрировался в Белом доме.

Начинающим советникам по национальной безопасности не стоит бороться за звание следующего Джорджа Кеннана. Создание долговременного варианта новой политики сдерживания не является ни важным, ни возможным в ближайшем будущем.

Повышение эффективности внешней политики США – вот что действительно важно и возможно. Учитывая недавний послужной список американской внешней политики, эта цель не кажется такой уж плохой.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs № 3 за 2020 год. © Council on foreign relations, Inc.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 8 июля 2020 > № 3453209 Даниел Дрезнер, Рональд Кребс, Рэндалл Швеллер

ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ О ГРЯДУЩЕМ МИРЕ

ДМИТРИЙ ЕВСТАФЬЕВ

Кандидат политических наук, профессор департамента интегрированных коммуникаций факультета коммуникаций, медиа и дизайна Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

АНДРЕЙ ИЛЬНИЦКИЙ

Кандидат технических наук, член Совета по внешней и оборонной политике, действительный государственный советник 3-го класса.

ОТКУДА И КУДА МЫ ИДЁМ?

В ?прогнозах о будущей системе международных отношений и мировой экономики недостатка нет. Большинство специалистов признаёт, что полный возврат к «миру по состоянию на 1 января 2020 г.» невозможен по объективным причинам. Да, отдельные системообразующие элементы глобального мира, вероятно, сохранятся, но консервация всей системы и тем более её развитие в прежнем режиме исключены.

Крупнейшие участники глобальной экономики и – в меньшей степени – политики пытаются замедлить темп происходящего. Ни США, ни страны Евросоюза, ни Россия, ни Китай не были готовы к столь быстрому распаду системы глобальной политики и экономики, хотя КНР несколько лучше справляется с вызовами, связанными с экономическим торможением.

Мы переживаем неизбежный период сползания к хаосу. Но внутри этого процесса начинает проявляться некая логика, определяющаяся не столько желаниями и планами игроков, сколько их стартовыми позициями и контекстом, в котором им предстоит действовать.

Откуда мы идём

Нынешний кризис не возник из «ниоткуда»: он стал неожиданной квинтэссенцией процессов, назревавших задолго до того, как появился странный вирус. Эти процессы остаются частью глобального контекста, формируемого пандемией и в особенности политической и экономической истерией вокруг неё. Но главное – события конца 2010-х гг. будут определять характер развития и после того, как об окончании пандемии заявят официально. Перечислим несколько исходных обстоятельств, характеризующих мир, из которого мы не так давно вышли.

Предкризисное состояние мировой экономики, невозможность поддержания системы финансового посткапитализма в прежних условиях без коррекции механизма и пропорций изъятия инвестиционных ресурсов. Это означает, что экономический кризис был неизбежен, а пандемия стала эффективным инструментом переформатирования мировой экономики и изменения состава не только геоэкономической полупериферии, но и «метрополии», «первого мира». Процесс разрушения системы полупериферии, скорее всего, и будет сердцевиной не только нынешних процессов, но и строительства нового мира.

Кризис альянсов в наиболее отчётливой форме проявлялся в упадке НАТО. Но подобные же тенденции наблюдались и в Европейском союзе, Лиге арабских государств, АСЕАН, да и ЕАЭС находился в состоянии стагнации. Существующие в настоящее время объединения не могут быть средством преобразования глобального пространства. Напротив, возникновение новых или глубокая трансформация прежних блоков будет свидетельствовать о том, что система глобальной политики и экономики входит в стадию консолидации и институционального оформления.

Кризис социальной модели. Модель стратегической опоры на так называемый «кредитный средний класс» перестала работать в качестве универсального драйвера экономического развития до появления коронавируса, и крайне маловероятно, что её удастся оживить после окончания наиболее напряжённого этапа пандемии. Рискнём предположить, что конкуренция на уровне моделей социального развития может оказаться одной из наиболее значимых для поиска места под солнцем для крупных государств.

Разрастание очагов локальных военных конфликтов. Во время пандемии ни один из начавшихся в 2010-е гг. годы вооружённых конфликтов не был прекращён, напротив – некоторые из них получили новый и опасный импульс к развитию.

Итак, постглобальному миру досталось более чем сложное наследство, которое в принципе нельзя «перезагрузить». Скорее оно может дезавуировать все идеи о переустройстве системы мировой политики в более справедливом и сбалансированном ключе.

В каких условиях мы идём

Есть, однако, ряд относительно новых принципиальных обстоятельств. Пока они в полной мере не осмыслены ни на экспертном уровне, ни на уровне государств, а отработаны в «реактивном» режиме текущих политических решений. Но отсутствие долгосрочной рефлексии может сыграть с политическими элитами злую шутку, когда эти обстоятельства заявят о себе. Перечислим.

Запрос на новый уровень безопасности, который, начавшись с требования новых мер санитарной безопасности, расширился до безопасности в широком смысле. Сытые общества, долго существовавшие в относительном комфорте, ощутили себя незащищёнными, и, хотя эта незащищённость начала давать о себе знать несколько ранее (отправной точкой следует считать первый миграционный кризис 2015–2016 гг.), в полной мере она проявилась только теперь.

Кризис формальной, «витринной» демократии, ярко показавший себя в ходе нынешнего выборного цикла в США, затрагивает многие страны, не исключая Россию. В ходе пандемии коронавируса стал явным – во многих случаях с трагическими последствиями – разрыв системы обратной связи между обществом и политикой, формирование малопроницаемой структуры наследственной аристократии, для приличия называемой меритократией, окончательное расхождение интересов элиты и запросов сбалансированного общественного развития. Элиты в период пандемии в основном спасали себя, отбрасывая интересы общества. Риск возникновения мира социальной сегрегации – обстоятельство, наиболее опасное для дальнейшего гармоничного существования стран даже с развитыми демократическими системами.

Запрос на новый уровень качества государственного управления. Этот аспект является во многом реакцией на противоречивые и неэффективные действия властей в ходе пандемии, но он явно носит долгосрочный характер и будет одной из психологических основ снижения уровня доверия к власти в принципе. Именно тотальное недоверие, в особенности недоверие между обществом и властью, станет одной из наиболее ярких характеристик постглобального мира. И рецептов, как с ним справиться, нет пока ни у кого.

Обострение конкуренции. Конечно, в чистом виде «свободных» пространств для развития глобального финансового посткапитализма, как, например, это было при переходе на империалистическую стадию в конце XIX века, нет. Но есть несколько пространств, перспективных с точки зрения передела влияния. И это не Луна, шумиха вокруг освоения которой может носить отвлекающий характер. Это, в первую очередь, Арктика. Борьба за влияние здесь может уже в ближайшее время стать одним из важнейших элементов трансформации постглобального мира. Это Африка, которая остаётся важнейшим ресурсным резервуаром для окончательного закрепления глобальной архитектуры, своего рода «полигоном постнеоколониализма» и разменной монетой в геополитической торговле США, Китая и стран ЕС. Это Антарктида, пересмотр юридического статуса которой (для возвращения к вопросу о разработке ресурсной базы «белого континента»), вполне возможно, вскоре начнётся. И значение изменений на этом далёком от России юге нельзя недооценивать. Равно как и перспективу превращения отдельных регионов Евразии в «пространство передела», за счёт которого крупнейшие державы мира будут разрешать свои противоречия.

Запрос на лидерство. Развитые государства, формировавшие свои политические элиты по принципу «слабый и ещё слабее», оказались не готовы к действиям в условиях кризиса. Это породило забавные феномены, такие, как «гонка пенсионеров в США» или «пятый срок Ангелы Меркель». Сильнее никого нет не только в нынешнем, но и в следующем политическом поколении. Решительные и авторитетные лидеры миру глобализации были не нужны. Но они, очевидно, будут востребованы миром постглобализации.

Запрос на консолидирующую общество идеологию в противовес концепции «постидеологичности». За ней стояла концепция либеральной сверхтолерантности, превращавшаяся на деле в практику максимального разобщения общества. То, что в основе новой идеологии будет требование некой «справедливости», понимаемой на индивидуальном и групповом уровне, бесспорно. Но какие формы эта борьба за справедливость может обрести, – остаётся только гадать.

Новые факторы имеют более значительный и долгосрочный социальный и политический эффект, чем кажется сейчас. Хотя бы потому, что в своей основе «запросы» отрицают всё то, что происходило в системе глобальной политики и государственного строительства за последние двадцать лет.

А главное – новые элементы политической и экономической ситуации являются фактором постоянного, каждодневного давления на политические элиты крупных стран. И будут подталкивать их не только к изменениям вокруг себя, но и себя самих. Ибо отказ от изменений будет равносилен самоубийству.

Куда мы можем прийти

Прогнозов относительно структуры будущего мира хоть отбавляй. Одна крайность – экзотические сценарии, в основе которых концепция тотальной сетевизации мира и распада государств, возвращение к классике глобализма 2000-х годов. На противоположном фланге – консервативные по сути идеи о том, что принципиальных изменений не произойдёт, поскольку система глобальной взаимозависимости оставляет очень мало пространства для геополитического манёвра без крупных экономических и – как следствие – политических издержек. В каждом из подобных прогнозов есть, безусловно, элементы (на уровне аналитических выводов или же просто догадок) будущего мира, но целостной картины нет ни у кого. Поэтому, не претендуя на законченность и последовательность, попытаемся сформулировать рамки, в которых этот мир будет развиваться.

Продолжится борьба за глобализацию, ибо даже её торможение создавало огромные риски для значительной части элит, особенно связанных с финансовым посткапитализмом. Переформатирование глобализации в регионализацию означает если не их гибель, то переход от однозначного доминирования в глобальной экономике и политике к конкуренции с другими силами, представляющими принципиально разные модели развития. И эта глобальная финансовая элита, прекрасно понимая, что речь идёт о её стратегическом будущем, сделает всё, чтобы удержать имеющиеся сущностные элементы глобализации, возможно, пожертвовав некими внешними атрибутами.

Мир вряд ли будет локализован только в пространстве конкуренции США и Китая. Эта конкуренция стала важнейшим элементом эпохи глобализации, её основой. Потенциал соперничества был ограничен колоссальной экономической взаимозависимостью, конечно, более значимой для Китая, но также сковывавшей и потенциал США. Сложилась комфортная система отношений, где торговля между Пекином и Вашингтоном (а это была торговля, ничто иное) могла вестись до бесконечности и, как правило, за счёт третьих стран. Но уже даже на этапе поздней глобализации, когда стало понятно, что речь идёт о выживании системы в принципе, взаимоотношения перестали быть лишь торговлей. В постглобальном мире сложно представить, чтобы потенциальные претенденты на роль центров консолидации макрорегионов, такие, как Индия, Иран, Индонезия, Россия, возможно, Египет и Бразилия, если у последней хватит сил вырваться из зависимости от американских ТНК, будут просто выбирать себе «метрополию», «сюзерена». Они скорее нацелены на то, чтобы, пользуясь противоборством двух геоэкономических гигантов поставить под контроль максимально возможный объём геоэкономически и ресурсно ценных пространств. И этот процесс может на определённом этапе стать куда более значимым, чем бесконечные попытки Пекина и Вашингтона нащупать точку равновесия для возвращения к новому изданию проекта «Кимерика», геоэкономического симбиоза США и Китая. Для России важно понимать, какой из центров силы «второго ряда» может стать её ситуативным, а, возможно, и долговременным союзником.

Устойчивой многополярности не наступит. Скорее, мы вступаем в мир шаткой полицентричности, где потенциалом полноценного глобального влияния и проецирования силы будут обладать только Соединённые Штаты, но и они начнут его постепенно утрачивать. Неотъемлемым элементом системы окажется нивелирование большинства рамок, ограничивавших свободу рук ключевых государств. И уж точно отказ от большинства «условностей» и неформальных договорённостей, которыми так богата эпоха поздней глобализации. Достаточно посмотреть на то, как партнёры Китая на Западе (и США, и страны ЕС) легко отказываются от всех ранее взятых на себя обязательств о партнёрстве и взаимозависимости, грозя Пекину триллионными счетами за пандемию. Россия должна быть готова к тому, что ей придётся действовать, исходя из предположения, что любой партнёр может внезапно отказаться от прежних обязательств.

Наступает время инвестиций в будущее, в котором важны не столько сегодняшние индикаторы развития экономики (экономический рост, инфляция и прочая), а то, насколько удалось обеспечить устойчивость экономических и социальных систем общества и государства на «завтра» и «послезавтра». Придётся много тратить, не всегда рассчитывая на немедленную отдачу. В мире инвестиций в будущее вряд ли сохранятся классические подходы, основанные на оценке «коммерческой отдачи инвестиций». Вопрос в том, чтобы понимать, на что и зачем тратить. Хотя приоритеты вполне прозрачны: безопасность в максимально широком понимании, создание условий для поступательного спокойного социального развития. Но инерция попыток реализовать постчеловеческую модель финансового капитализма может оказаться сильнее.

Потенциал внешнего влияния будет намного больше, чем раньше, зависеть от состояния дел внутри стран. Способность государства формулировать привлекательную модель развития, в первую очередь социального, обеспечивать высокий уровень экономической и технологической самодостаточности, социальной устойчивости, – всё это становится важнейшими элементами глобальной конкуренции.

Очень многое (возможно, слишком многое) будет зависеть от политических лидеров. Отсутствие стратегического видения, понимания сути мировых процессов, наконец личная трусоватость и коррумпированность руководителей может отбросить страны и даже целые регионы назад, пагубно сказаться на перспективах в борьбе за влияние в мире. Системы и институты – как национальные, так и глобальные, например, институт международного права – перестали компенсировать «эксцессы исполнителей».

О движении России к постглобальному миру

Россия подошла к началу пандемического кризиса в статусе претендента второго ряда на роль центра постглобального макрорегиона: соперничать на равных с ведущими державами мира (Китаем и США) она могла только в военно-политической сфере. В экономике потенциал России базировался на контроле важных в геоэкономическом смысле пространств, в частности критических, для реализации обоих проектов трансконтинентальных коридоров («Великий шёлковый путь» и «Север – Юг»), а также ресурсном потенциале. Значительная часть экономического влияния, имевшегося у России в эпоху поздней глобализации, может быть серьёзно девальвирована при формировании новой системы международных отношений. Перед Россией встаёт задача более глубокого, чем у многих других стран, переформатирования национальной экономики, да и в целом государственности, отражающей ныне многие негативные стереотипы 1990-х и начала 2000-х годов.

Изменение направления развития, которое будет свойственно для постглобального мира, объективное повышение значимости неэкономических факторов национального влияния и мощи создаёт для России окно возможностей. Оно даёт перспективу выхода за сравнительно узкие рамки, уготованные нашей стране системой биполярной глобализации. Но и механизм встраивания в процессы глобальных трансформаций существенно усложняется. Ситуация такова, что невозможно думать только о конечной цели движения. Характер достижений, положительных сдвигов в процессе этого движения становится очень важным.

Для России принципиально, в каком состоянии она подойдёт к новой системе глобальной политики и экономики, потому что ей не гарантировано место в числе «великих держав», способных сыграть ведущую роль в следующем раунде глобальных трансформаций: от хаотичной полицентричности к упорядоченной многополярности.

Участие в этом раунде преобразований, а не в нынешних геоэкономических манёврах, имеющих небольшое отношение к стратегическому результату, для России жизненно важно. Ради стратегической выгоды можно пренебречь тактическими утратами. С этой точки зрения на нынешнем этапе решающими являются следующие моменты.

Повышение эффективности ядерного сдерживания, восстановление его политической значимости. Это сложно, но достижимо, особенно на фоне нового роста важности ядерного оружия, прежде всего, стратегического ядерного оружия в Китае. Последнее даст возможность России снять с себя часть ограничений в данной сфере. Главное не упустить время, втянувшись в дискуссии с «партнёрами».

Формирование относительно автаркичной, полностью защищённой финансовой системы, не позволяющей на нынешнем этапе трансформаций выкачать из российской экономики необходимые ей инвестиционные ресурсы. Защиту от глобальной турбулентности и манипуляций на мировых финансовых рынках следует считать главным краткосрочным приоритетом развития страны. Россия должна восстановить контроль над собственными инвестиционными ресурсами. Без этого инициирование нового инвестиционного цикла в экономике, о чём говорил президент России в Послании Федеральному собранию 15 января 2020 г., останется лишь фигурой речи и пропагандистским заявлением.

Ускорение национализации элит, дополненное интенсивными процессами перевода важнейших элементов технологической и ресурсной базы экономики в национальную юрисдикцию. Это позволит менее болезненно осуществить обновление политического класса в России, не показавшего высокой эффективности в период борьбы с коронавирусом и вряд ли способного обеспечить стране достойное место в постпандемическом мире.

Нужны системные действия по восстановлению доверия между государством и обществом, которое подорвано ещё до начала пандемии, но теперь эта проблема усугубилась. Восстановление доверия надо искать не в развитии институтов формальной, во многом «фасадной», демократии – это лишь даст внешним силам дополнительные возможности для манипуляций. Необходимо стимулировать такие формы местного самоуправления, которые в наибольшей степени соответствуют традициям. Эти базовые формы социальной и социально-экономической самоорганизации должны быть ориентированы на создание нового уровня ответственности в обществе и на противодействие используемой противниками российской государственности извне и изнутри технологии «политического деклассирования» (в просторечии – «майдан»). Но это подразумевает необходимость снабдить самоуправление понятными для общества элементами стратегического целеполагания.

Оптимизация отношений с партнёрами по Евразии, формулирование «предложения» о развитии интеграции в новых условиях с чёткой демонстрацией невозможности экономической интеграции без политической. Элиты стран Евразии должны осознавать все риски прежней «многовекторности». Но в то же время они должны понять, что Россия при всех издержках является для стран Евразии самым надёжным партнёром.

Повышение уровня не только инфраструктурной, но и социальной связности экономического пространства России. Существующие программы пространственного развития страны устарели, носят лоббистско-бюрократический характер, не соответствуют масштабам стоящих перед страной задач. Россия оказалась перед жёсткой необходимостью изменения политики урбанизма, смещения акцентов с модели «фестивального города» на концепт социально безопасного города. Аналогично этому концепция пространственного развития должна быть быстро переосмыслена с точки зрения необходимости формирования внутри России системы «пространств безопасности», неуязвимых при большинстве даже критических внешних и внутренних сценариев. Имеет смысл вернуться к советскому опыту многократного резервирования систем безопасности для государства и общества.

Выход на новый уровень защищённости информационного пространства России, формирование системы защиты не только от киберугроз, значение которых будет только расти, но и от информационно-политических манипуляций. Подобные манипуляции могут носить и региональный, и даже субглобальный характер, а главное – они нацелены на дестабилизацию крупных социальных и социально-экономических систем.

Это лишь малая часть шагов, обеспечивающих плавность и осмысленность движения России в сторону нового мира, понятность целей и задач государства для общества, вовлечение его широких слоёв в процессы строительства новой российской государственности.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 8 июля 2020 > № 3453207 Дмитрий Евстафьев, Андрей Ильинский

ЭПОХА ВОЛШЕБНЫХ ДЕНЕГ

СЕБАСТЬЯН МАЛЛАБИ

Ведущий научный сотрудник по международной экономике Совета по международным отношениям.

МОГУТ ЛИ БЕСКОНЕЧНЫЕ РАСХОДЫ ПРЕДОТВРАТИТЬ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ БЕДСТВИЕ?

Кризис может привести к переменам, но иногда требуется два кризиса, чтобы закрепить трансформацию. Великая депрессия открыла Новый курс, примерно в три раза увеличив федеральные расходы США на производство. Но потребовалась Вторая мировая война, чтобы поднять их ещё больше и укрепить роль государства в экономике. Если к середине 1950-х гг. федеральные вмешательства, такие как создание системы внутригосударственных автомагистралей, уже казались естественными, то это было результатом двух тяжёлых потрясений, а не одного.

В американской истории множество подобных примеров. Война во Вьетнаме спровоцировала снижение доверия к правительству. Но чтобы сделать этот спад стремительным, понадобился сильнейший шок Уотергейта. Распад Советского Союза усилил мощь США. Но именно высокие показатели американской экономики в 1990-е гг. вызвали разговоры об «однополярном моменте». А в первом десятилетии уже этого столетия технический прогресс способствовал усугублению неравенства. Глобализация же углубила этот разрыв.

Сегодня Соединённые Штаты и другие развитые страны переживают вторую волну сильнейшего двойного шока. Хотя было бы достаточно либо мирового финансового кризиса 2008 г., либо глобальной пандемии 2020 г., чтобы изменить государственные финансы, побудив правительства свободно создавать и занимать деньги. В совокупности они призваны трансформировать покупательную способность государства. Новая эра напористого и экспансивного правительства манит к себе. Назовём это эпохой волшебных денег.

Двойной шок изменит баланс сил в мире, поскольку его последствия будут отличаться в разных странах в зависимости от надёжности и сплочённости экономических институтов каждого государства. Япония с долгой историей низкой инфляции и компетентным национальным центробанком уже показала, что может занимать и тратить гораздо больше, чем резонно предположить, учитывая и без того высокий уровень госдолга. Соединённое Королевство, имеющее серьёзный торговый дефицит, но прочные традиции государственных финансов, должно справиться с ростом госрасходов без негативных последствий. Еврозона – неуклюжий синтез экономической федерации и собрания препирающихся гордых национальных государств – будет медленнее использовать новые возможности. Тем временем развивающиеся экономики, пережившие кризис 2008 г., вступят в сложный этап. А более слабые государства не устоят перед долговыми кризисами.

Новая эра принесёт Соединённым Штатам самые большие потенциальные выгоды, но и огромные риски.

Как эмитент наиболее надёжных финансовых активов в мире, США получат шанс использовать новые финансовые полномочия наиболее амбициозно, а, возможно, и злоупотреблять ими.

Отчасти благодаря прочному положению доллара в качестве мировой резервной валюты Соединённые Штаты смогут поддерживать рост госрасходов на такие разнообразные приоритеты, как научные исследования, образование и национальная безопасность. В то же время госдолг будет расти, а управление им в решающей степени зависит от доверия к Федеральной резервной системе. В периоды высокого государственного долга президенты США со времён Гарри Трумэна пытались подчинить себе Центробанк. Если ФРС потеряет независимость, эпоха волшебных денег может закончиться катастрофой.

«Чего бы это ни стоило»

Финансовый кризис 2008 г. оставил след в мире, увеличив мощь центробанков в развитых экономиках. В течение нескольких дней после того, как Lehman Brothers в сентябре объявил о банкротстве, Бен Бернанке (председатель Федеральной резервной системы США с 2006 по 2014 гг.) представил новые правила экономики, вложив 85 млрд долларов госсредств в страховую корпорацию American International Group (AIG). Когда демократа и представителя штата Массачусетс Барни Фрэнка проинформировали об этом плане, он скептически поинтересовался, есть ли у ФРС на руках целых 85 млрд долларов. «У нас есть 800 млрд долларов», – ответил Бернанке. Вооружившись национальным печатным станком, ФРС может наколдовать столько долларов, сколько захочет, говорил он. Ведь железный закон дефицита не должен применяться к центральным банкам.

Спасение за госсчёт AIG было только началом. ФРС вычеркнула токсичные активы из балансов длинного списка обанкротившихся кредиторов, чтобы стабилизировать их. Она приняла новый инструмент «количественного смягчения», который включает в себя создание денег для покупки долгосрочных облигаций, таким образом подавляя долгосрочные процентные ставки и стимулируя экономику. К концу 2008 г. ФРС вложила в экономику 1,3 трлн долларов – сумму, эквивалентную трети годового федерального бюджета. Традиционный инструментарий Центробанка, включающий манипулирование краткосрочными процентными ставками, был значительно расширен.

Эти амбициозные шаги повторили и другие страны с развитой экономикой. Банк Англии также принял меры количественного смягчения, покупая облигации в том же масштабе, что и ФРС (с учётом размера британской экономики). Банк Японии экспериментировал с количественным смягчением с 2001 г., но после финансового кризиса удвоил усилия; с 2013 г. он генерировал больше денег по отношению к ВВП, чем любая другая зрелая экономика. Ответных мер Европейского центрального банка не было годами из-за сопротивления Германии и других северных государств-членов, но в 2015 г. он всё же присоединился к этой вечеринке. Центральные банки «большой четвёрки» вместе вложили около 13 трлн долларов в свои экономики в течение десяти лет после финансового кризиса.

Кризис, вызванный коронавирусом, ещё больше воодушевил центробанки. До пандемии экономисты беспокоились, что количественное смягчение вскоре перестанет быть эффективным или политически приемлемым.

Были и опасения, что законодательство после 2008 г. ограничило полномочия ФРС по проведению спасательных операций. «У правительства ещё меньше чрезвычайных полномочий, чем до кризиса», – написал в 2017 г. бывший министр финансов США Тимоти Гайтнер. Но как только началась пандемия, опасения развеялись. Уважаемый инвестор Говард Маркс недавно признался: «Я был среди многих, кто месяц назад волновался по поводу ограниченности арсенала ФРС. Теперь мы видим огромные возможности его потенциального инструментария».

Федеральный резерв вступил в бой в марте, пообещав, что диапазон его действий будет фактически безграничным. «Когда дело дойдёт до кредитования, нас не остановит нехватка боеприпасов», – заявил председатель ФРС Джером Пауэлл. В то время как первые два раунда количественного смягчения ФРС, начатые в 2008 г. и 2010 г., включали заранее объявленное количество покупок, позиция Пауэлла была подчёркнуто открытой для изменений. В этом он следовал прецеденту, созданному в 2012 г. Марио Драги, тогдашним председателем Европейского центрального банка, который пообещал сдержать долговой кризис в Европе, «чего бы это ни стоило». Но обещание Драги было вдохновенным блефом, так как желание североевропейских государств поддерживать неограниченное вмешательство было нетвёрдым. Напротив, сегодня никто не сомневается в том, что ФРС пользуется поддержкой президента США и Конгресса для реализации своей максималистской риторики. «Чего бы это ни стоило», сказанное ФРС, прозвучало стократ громче.

Решительные обещания ФРС совпали с немедленными действиями. В марте и первой половине апреля она вложила в экономику более 2 трлн долларов, что было почти вдвое более мощно, чем за все шесть недель после падения Lehman Brothers. При этом экономисты свободного рынка прогнозируют, что Центробанк купит более 5 трлн долларов дополнительного долга к концу 2021 г., превысив свои совокупные закупки с 2008 г. по 2015 год. Другие центробанки идут по тому же пути, хотя и не в таком масштабе. По состоянию на конец апреля Европейский центральный банк рассчитывал на смягчение в 3,4 трлн долларов, а Япония и Великобритания обещали в общей сложности 1,5 трлн долларов.

Разработка программ Федерального резерва выводит на новую территорию. После провала Lehman Brothers ФРС опасалась помогать нефинансовым компаниям, чья стабильность была слишком неустойчива для функционирования финансовой системы. Сегодня ФРС покупает корпоративные облигации (в том числе рискованные «мусорные»), чтобы гарантировать компаниям возможность брать кредиты. Она также работает с Министерством финансов и Конгрессом, чтобы получить кредиты для малого и среднего бизнеса. ФРС стала кредитором последней инстанции не только для Уолл-стрит, но и для Мейн-стрит (главная торговая улица города, метафорически – сектор малого и среднего бизнеса в противопоставление Уолл-стрит как символу крупного капитала – прим. ред.).

По мере того, как ФРС расширяет охват, она ставит под угрозу свои традиционные притязания на роль сугубо технократического агентства, стоящего вне политики. В прошлом ФРС держалась подальше от кредитования на Мейн-стрит именно потому, что не хотела решать, какие компании заслуживают финансовой помощи, а какие упрутся в стену. Такой оскорбительный выбор лучше оставить демократически избранным политикам, имеющим мандат на установление социальных приоритетов. Но старое разграничение между монетарными техниками и бюджетной политикой размылось. ФРС стала крупнейшим агентом большого правительства, своего рода «суперминистерством» экономики.

Деньги ни на что

Это приводит ко второму расширению финансовых возможностей правительств в результате кризиса COVID-19. Пандемия показала, что центральные банки – не единственные, кто может наколдовать деньги из воздуха; министерства финансов также в силах применить магию. Национальные казначейства (если они санкционированы законодателями и поддерживаются центробанками) имеют право брать ссуды и тратить практически без ограничений, глумясь над привычными законами экономики.

Ключом к новой силе стало непостижимое исчезновении инфляции. После кризиса 2008 г. цены в странах с развитой экономикой выросли менее чем на 2% в год. В результате один из главных рисков дефицита бюджета исчез, по крайней мере, на данный момент. В мире до 2008 г. правительства, которые тратили больше, чем собирали в виде налогов, создавали риск инфляции, что часто заставляло центробанки повышать процентные ставки: дефицит бюджета в качестве формы стимулирования считался саморазрушительным. Но в мире после 2008 г., когда инфляция успокоилась, бюджетные органы могут полагаться на стимулирующие дефициты, не опасаясь, что центробанки станут им противодействовать. Возросшее неравенство передало богатство в руки граждан, которые скорее сберегут деньги, чем потратят. Снижение конкуренции позволило компаниям, обладающим рыночной властью, тратить меньше средств на инвестиции и заработную плату. Облачные вычисления и цифровые рынки позволили сократить расходы на оборудование и наём персонала при запуске компаний. Благодаря этим и, возможно, другим факторам спрос не превысил предложение, поэтому инфляция была минимальной.

Какими бы ни были причины, исчезновение инфляции позволило центробанкам не только терпеть бюджетные дефициты, но и облегчать их. Правительства сокращают налоги и увеличивают расходы, финансируя возникающий дефицит путём выпуска облигаций. Затем центробанки покупают их у инвесторов на рынке в рамках количественного смягчения. Из-за таких покупок снижается процентная ставка, которую правительства должны платить за кредит. Более того, поскольку центральные банки обычно переводят свою прибыль обратно в госказначейства, процентные платежи ещё ниже, чем кажутся, поскольку будут частично компенсированы. Министерство финансов, которое продаёт долг своему национальному центробанку, грубо говоря, заимствует у себя. Как центральные банки стирают грань между монетарной и бюджетной политикой, так и бюджетные власти приобретают некоторую алхимическую силу центробанков.

Если низкая инфляция и количественное смягчение сделали бюджетные дефициты дешёвыми, наследие 2008 г. сделало их более желательными. Количественное смягчение помогло экономике восстановиться после финансового кризиса, но у него были и недостатки. Удержание долгосрочных процентных ставок приводит к росту цен на акции и облигации, что позволяет компаниям за меньшую цену привлекать капитал для инвестиций. Это, однако, также является подачкой держателям финансовых активов – едва ли самым достойным получателям государственной помощи. Поэтому было бы лучше пробудить экономику более низкими налогами и дополнительными бюджетными расходами, поскольку они могут быть направлены на граждан, нуждающихся в помощи. Рост популизма с 2008 г. подчёркивает необходимость использования инструментов стимулирования, чувствительных к неравенству.

Поскольку бюджетные дефициты кажутся менее дорогостоящими и более желательными, чем раньше, правительства развитых стран с удовольствием их принимают. И опять же Соединённые Штаты проложили этот путь. На волне финансового кризиса в 2009 г. в стране наблюдался дефицит федерального бюджета в размере 9,8% ВВП. Сегодня этот показатель почти удвоился. Другие страны также следовали американской политике – «не облагайте налогом, а просто тратьте», но менее агрессивно. По оценкам Morgan Stanley, в конце апреля этого года в Японии ожидается дефицит в размере 8,5% ВВП, что составляет менее половины американского показателя. Еврозона будет на уровне 9,5%, а Великобритания – 11,5%. Правительство Китая, которое после 2008 г. лидировало в мире по размерам стимулов, на этот раз не сможет соперничать с Соединёнными Штатами. По оценкам Morgan Stanley, в 2020 г. его дефицит может составить 12,3%.

В то время как сильные экономики мира активно заимствуют средства для борьбы с COVID-19, слабые страны обнаруживают, что этот вариант им недоступен. Далёкие от увеличения своих займов, они испытывают трудности в поддержании существующего уровня долга, потому что кредиторы отказываются пролонгировать их займы при первом намёке на кризис. По данным МВФ, в течение первых двух месяцев пандемии инвестиционный капитал в 100 млрд долларов покинул развивающиеся страны, и более 90 государств обратились к МВФ за помощью. В большинстве развивающихся стран нет никакой магии, только экономия.

Преимущество Америки

С начала пандемии Соединённые Штаты реализовали самые значительные в мире меры денежного и бюджетного стимулирования. Каким-то чудом им удалось сделать это практически бесплатно. Пандемия спровоцировала бегство в относительную безопасность американских активов, и покупки ФРС привели к повышению цены казначейских облигаций США. По мере роста цен на казначейские облигации их процентная доходность снижается – за первые четыре месяца этого года доходность десятилетних облигаций упала более чем на целый процентный пункт, впервые опустившись ниже одного процента. Следовательно, даже несмотря на то, что стимулирующие меры вызвали рост госдолга США, стоимость обслуживания этого долга осталась стабильной.

Судя по прогнозам, выплаты по федеральному долгу в виде доли от ВВП будут такими же, как и без кризиса. Это что-то близкое к «бесплатному обеду» в экономике.

Все ведущие мировые экономики в той или иной степени пользовались этой неожиданной удачей, но опыт США уникален. Номинальные десятилетние государственные процентные ставки в Канаде, Франции, Германии, Японии и Великобритании ниже, чем в Соединённых Штатах, но только в Германии они ниже с учётом инфляции. Более того, показатель в США скорректировался наиболее сильно с начала пандемии. Чтобы привести контрастный пример, десятилетняя ставка немецкого правительства является отрицательной, но с начала февраля снизилась лишь незначительно и фактически выросла с сентября прошлого года. Аналогичным образом, ставка десятилетних облигаций Китая снизилась с начала этого года, но в два раза меньше американской. Тем временем в некоторых странах с формирующейся рыночной экономикой стоимость заимствований движется в противоположном направлении. С середины февраля до конца апреля показатель в Индонезии вырос с примерно 6,5% до почти 8%, а в Южной Африке – с 9% до более 12%, хотя с тех пор этот рост уменьшился.

Способность Соединённых Штатов безопасно и дёшево занимать средства у глобальных вкладчиков отражает статус доллара как мировой резервной валюты. После кризиса 2008 г., когда неудачи финансового регулирования и монетарной политики дестабилизировали мир, было много разговоров о том, что господство доллара может закончиться, и Китай предпринял согласованные усилия по распространению использования юаня за пределами своих границ. Примерно десять лет спустя Китай создал свой рынок гособлигаций, сделав его вторым в мире. Но иностранцы всё ещё должны бороться с китайским контролем над капиталом, и офшорный рынок облигаций, деноминированных в юанях, который Пекин продвигал с большой шумихой десять лет назад, не смог получить поддержку. Как результат – доля юаня в валютных резервах, накопленных центральными банками мира, составляет всего 2%. Частные вкладчики начинают приобретать китайские облигации, но они по-прежнему составляют крошечную часть их портфелей.

Пока Китай борется за интернационализацию юаня, доллар остаётся той валютой, которую так жаждут вкладчики. Несмотря на финансовый кризис и широко распространённое мнение о том, что влияние США в мире снизилось, почти 2/3 валютных резервов центральных банков мира по-прежнему состоят из долларов. Не изменило картину и частое обращение Вашингтона к финансовым санкциям, хотя они подталкивают такие страны, как Иран, искать способы обхода долларовой финансовой системы. Выпуск глобальной резервной валюты оказывается весьма устойчивым источником власти. Доллар продолжает расти во времена неопределённости, даже когда непоследовательная политика США усугубляет эту неопределённость – отсюда и повышение курса доллара с начала пандемии.

Превосходство доллара сохраняется благодаря мощным сетевым эффектам. Вкладчики во всём мире хотят доллары по той же причине, по которой школьники по всему миру изучают английский язык: валюта или язык полезны в той мере, в какой их используют другие. Чуть менее половины всех международных долговых ценных бумаг номинированы в долларах, поэтому вкладчики нуждаются в долларах для покупки этих финансовых инструментов. Верно и обратное: поскольку вкладчики привыкли совершать сделки в долларах, эмитенты ценных бумаг предпочитают продавать акции или облигации на долларовом рынке. До тех пор, пока мировые рынки капитала работают в основном с долларом, он останется в центре финансовых кризисов: обанкротившиеся банки и предприятия должны будут спасаться долларами, поскольку именно в этой валюте они будут одалживаться снова. В результате расчётливые центробанки будут держать большие долларовые резервы. Эти сетевые эффекты, вероятно, защитят статус доллара в обозримом будущем.

Наша валюта, ваша проблема

В эпоху волшебных денег это преимущество окажется весьма действенным. В моменты стресса Соединённые Штаты будут испытывать приток капитала, даже когда ФРС станет снижать процентные ставки в долларах, делая капитал обильным и недорогим. В то же время рынки облигаций начнут относиться к другим странам менее щедро, а некоторые из них даже пострадают из-за роста стоимости займов в самый неподходящий момент.

Сильная финансовая система всегда давала великим державам преимущество: чуть более двух веков назад превосходство Соединённого Королевства в доступе к кредитам помогло ему победить Наполеона. Сегодня финансы имеют бóльшую власть над странами и людьми, чем когда-либо. Но даже укрепляя мощь США, финансы становятся всё более рискованными. Риск растущего бремени федерального долга очевиден. Совсем недавно, в 2001 г., американский госдолг составлял всего 31% ВВП. После финансового кризиса это соотношение более чем удвоилось. Теперь благодаря второму из двух шоков госдолг скоро достигнет рекорда в 106%, установленного в конце Второй мировой войны.

Вызовет ли этот долг кризис, будет зависеть от процентных ставок. До начала пандемии Бюджетное управление Конгресса США ожидало, что средняя процентная ставка будет колебаться в пределах 2,5%. Агрессивная покупка облигаций ФРС привела к снижению ставок – отсюда и тот самый «бесплатный обед». Но даже если процентные ставки станут прежними, долг всё равно устойчив: выше среднего уровня в 1,5% ВВП, как за последние два десятилетия, но всё же ниже пика в 3,2% ВВП, которого достигли в начале 1990-х годов.

Ещё один способ оценки – сравнение долговых выплат с перспективой роста. Если номинальный рост (реальный рост плюс инфляция) опережает выплаты по долгам, то обычно страна может решить свои проблемы. В Соединённых Штатах оценки реального устойчивого роста колеблются от 1,7% до 2,0%; оценки будущей инфляции варьируются от ожидаемых рынками 1,5% до официальной цели ФРС в 2,0%. Если сложить всё это вместе, то номинальный рост США, вероятно, составит в среднем около 3,6%. Если платежи по обслуживанию долга составят 2,5% ВВП, и правительство выполнит свои обязательства, заимствуя и увеличивая таким образом объём долга, номинальный рост в 3,6% будет означать, что федеральное правительство может иметь скромный дефицит в остальной части бюджета и при этом сокращать соотношение долга к ВВП.

Опыт Японии подтверждает, что высокий уровень задолженности может быть на удивление прочным. Госдолг страны в 2000 г. превысил 100% ВВП, а с тех пор этот показатель удвоился, достигнув почти 200%. Но Япония не рухнула в долговой кризис. Вместо этого процентные ставки снизились, сохранив стоимость обслуживания долга на приемлемом уровне. Послужной список Японии также опровергает представление о том, что высокий уровень долга препятствует активным чрезвычайным расходам. Пандемический стимул там велик, особенно по сравнению с масштабом её проблем в области здравоохранения.

Иначе говоря, недавнее преобладание низких процентных ставок в богатом мире поддерживает мнение о том, что уровень долга США будет управляемым, даже если продолжит расти. Чем дольше центральные банки сохранят курс на количественное смягчение, тем вероятнее удержание более низких процентных ставок: крайне низкие доходы по японскому госдолгу отражают тот факт, что Банк Японии поглотил более трети этого объёма. В ситуации стабильно низких процентных ставок правительства оказываются в зазеркалье: взяв больше долгов, они могут уменьшить бремя задолженности, поскольку их инвестиции, финансируемые за счёт долга, компенсируют долг посредством роста ВВП. Исходя из этой логики, эпоха волшебных денег может привести к расширению федеральных инвестиций в целый ряд секторов. Если инвесторы во всём мире обращаются к правительственным облигациям Соединённых Штатов, почему бы не воспользоваться этой возможностью?

Вопрос в том, предвосхищает ли опыт Токио – растущий долг компенсируется снижением процентных ставок – будущее Вашингтона? На данный момент у двух стран есть ключевая общая особенность: центральный банк, охочий до количественного смягчения. Но это возможно благодаря спокойному уровню инфляции. Из-за устойчивой традиции экономии и сбережений Япония переживала прямую дефляцию 13 из последних 25 лет, в то время как в Соединённых Штатах дефляция была за тот же период всего лишь один год. Опасность заключается в том, что в будущем США столкнутся с неожиданным ростом цен, который, в свою очередь, приведёт скорее к повышению процентных ставок, чем к росту номинального ВВП, что сделает их долг неприемлемым.

Чтобы понять, как это может сработать, вспомните 1990 год. Тогда любимый показатель инфляции ФРС – индекс потребительских цен – вырос до 5,2% после падения к уровню 1,6% четырьмя годами ранее, а это доказывает, что инфляционные изменения действительно происходят. По мере роста инфляции ФРС увеличивала стоимость займов; ставки по десятилетним казначейским облигациям выросли примерно с 7% в конце 1986 г. до более чем 9% в 1988 г., а в 1990 г. они колебались выше 8%. Если нечто подобное произойдёт сегодня – это может обернуться катастрофой. Если долгосрочные процентные ставки вырастут на 2 пункта, США столкнутся с долговыми выплатами в 4,5% ВВП вместо 2,5%. Бремя госдолга станет рекордным.

Это будет иметь серьёзные политические последствия. В 1990 г. неустойчивая долговая траектория вынудила принять болезненный пакет мер по сокращению дефицита, в результате чего президент США Джордж Буш – старший отказался от предвыборного обещания «новых налогов не будет», что, возможно, стоило ему выборов 1992 года. Учитывая сегодняшний политический цинизм, рассчитывать на повторение подобного самопожертвования неразумно. Поэтому стоит напомнить о другой тактике управления долгом, предпринятой администрацией Буша. Атакуя председателя ФРС Алана Гринспена закулисными инсинуациями и открытыми нападками, советники Буша-старшего пытались заставить Центробанк снизить процентные ставки. По их мнению, более низкие ставки, быстрый рост и высокая инфляция в совокупности решат долговую проблему.

Алан Гринспен стоял на своём, а Буш не был настолько безрассудным, чтобы избавиться от него. Но если бы будущий президент оказался более рисковым, ФРС назначили бы лидера, ставящего стабильность госдолга выше стабильности цен. Учитывая недавние меры ФРС по спасению бизнеса, неуместно утверждать, что Центробанк также обязан защищать граждан от бюджетного аскетизма. Учитывая занижение им целевого уровня инфляции за последние несколько лет, можно предположить, что небольшое превышение было бы безвредным. К сожалению, если это не проверить достаточно быстро, то такая притягательная логика может открыть путь к повторению 1970-х гг., когда неэффективное управление финансами позволило инфляции в США достичь двузначных цифр, а доллар приблизился (как никогда в послевоенный период) к утрате своего привилегированного статуса.

Эпоха волшебных денег чревата как новыми возможностями, так и рисками. Двойной шок 2008 г. и 2020 г. расширил расходные полномочия правительств богатых стран мира (особенно Соединённых Штатов). Они вообразили, что госинвестиции способны ускорить рост, смягчить неравенство и решить экологические проблемы. Но хорошего понемногу, поскольку это может спровоцировать кризис доллара, который распространится по всему миру. Как сказал министр финансов США Джон Коннелли своим европейским коллегам в 1971 г.: «Доллар – наша валюта, но ваша проблема».

Дилемма ФРС

Никто не знает, почему инфляция исчезла и когда она вернётся. Перебои в поставках, вызванные постпандемической деглобализацией, могут вызвать проблемы и резкий скачок цен; другой вероятный триггер – восстановление стоимости энергии, достигшей недавно абсурдных минимумов.

Честные эксперты признаются, что имеется слишком много неизвестных, чтобы сделать прогноз надёжным. Но именно потому, что будущее неопределённо и всякое может случиться, предсказания другого рода кажутся безопасными. Если инфляция всё-таки вспыхнет, то выбор горстки людей будет определять, падут ли финансы в пропасть.

США пережили аналогичный момент в 1950 году. Тогда Китай послал 300 тыс. пехотинцев через замерзшую реку Ялу на границе с Кореей; они окружили американских солдат, спящих на холодной земле в спальных мешках, и забили их до смерти. В следующем месяце, когда судьба холодной войны стала неопределённой как никогда прежде, президент США Гарри Трумэн позвонил домой председателю ФРС Томасу Маккейбу и стал настаивать, чтобы процентная ставка по десятилетним облигациям оставалась на уровне 2,5%. А если ФРС не сможет купить достаточно облигаций, чтобы удержать этот уровень, то это будет «именно то, чего хочет господин Сталин» – отчитал его президент. Во время эскалации войны необходимо было сохранить способность правительства к займам.

Это поставило ФРС перед дилеммой, с которой она может снова столкнуться. С одной стороны, нация была в опасности. С другой – инфляция возрастала. ФРС пришлось выбирать между решением проблемы атакующего президента и стабилизацией цен. Трумэн был в ярости: Маккейб решил поставить борьбу с инфляцией на первое место.

Президент заменил его Уильямом Макчесни Мартином (чиновником Казначейства), который, как ожидал Трумэн, будет лояльным, и был потрясён, обнаружив, что его собственный человек ему не подчинился. В своём первом выступлении в качестве главы ФРС Мартин заявил, что инфляция – «ещё более серьёзная угроза жизнеспособности страны, чем агрессия врагов за пределами её границ». Ценовой стабильностью жертвовать нельзя, даже если у президента другие приоритеты.

Много лет спустя Трумэн встретил Мартина на одной из улиц Нью-Йорка. Бросил ему: «Предатель», – и удалился. И до окончания эпохи волшебных денег Соединённым Штатам могут вновь понадобиться «предатели».

Опубликовано в журнале Foreign Affairs № 4 за 2020 год. © Council on foreign relations, Inc.

США. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 8 июля 2020 > № 3453205 Себастьян Маллаби

Ни рыба, ни мясо. Глава Пентагона показал, что он за птица

Михаил Шейнкман

обозреватель радио Sputnik

Мы гоняем их корабли по Черному морю, отгоняем их самолеты от наших границ, нагоняем на них страху везде, где встречаемся, но на курок же не нажимаем. Значит, прав глава Пентагона, сдерживаемся.

За остальных не скажем. Пусть сами поднимают "сдерживающее начало" Эспера на смех. Иран, например, вспомнит, как впервые после Перл-Харбора разворотил в хлам американскую военную базу. КНДР расскажет, как имела в виду все попытки США возобновить переговоры и как даже не подумала свернуть свою денуклеаризацию. КНР уже и говорить ничего не надо. Поднебесная как раз в эти минуты в Южно-Китайском море нацелила свои ракеты-убийцы авианосцев на "Рональда Рейгана" и "Нимица". Однако на счет нас он же прав. Ни разу ведь на американцев не напали.

Гоняем их корабли по Черному морю, отгоняем их самолеты от наших границ, нагоняем на них страху везде, где встречаемся, но на курок же не нажимаем. Значит, не врет Эспер, сдерживаемся. Правда, сам глава Пентагона мог бы занести себе это в актив лишь в двух случаях. Либо, если он вместе с Владимиром Путиным писал обновленные "Основы государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания". Оборонительные по своей сути, они допускают крайние меры, а иначе у нас с США не получится, исключительно в ответ на угрозу самому нашему существованию.

Либо, если он на своем посту делает все, чтобы не вызывать наш огонь на себя. То есть, не угрожает России настолько. Но и в том, и в другом случае возникает один и тот же вопрос: а на хлеб он точно лишь в своем бюджете зарабатывает. За год службы Эспер так и не дал понять, что он за птица. Видно, что ни рыба, ни мясо. Так еще и ни голубь, ни ястреб. А вот теперь показал, что есть в нем что-то от павлина. Вон как хвост распушил.

Хотя вряд ли это ему поможет. Следующий годовой отчет, скорее всего, уже будет не его. Даже если переизберется Дональд Трамп, он не оставит военным министром того, кто пентагонит и на него тоже. Потому что Россию сдерживать много ума не надо. Ты попробуй сдержать самого себя с таким вот президентом США. У Марка Эспера это явно не получилось.

В США призвали Россию и Китай не блокировать оружейное эмбарго по Ирану

Белый дом надеется, что РФ и КНР не заблокируют в Совете Безопасности ООН продление оружейного эмбарго по Ирану, заявил советник президента США по национальной безопасности Роберт О'Брайен.

Журналисты президентского пула спросили О'Брайена, что будет делать администрация в том случае, если Россия или Китай заблокируют продление эмбарго в СБ ООН.

"Я надеюсь, что они не будут этого делать. Я не думаю, что есть много стран в мире, которые хотели бы, чтобы Иран начал импортировать баллистические ракеты среднего радиуса действия, основные боевые танки, боевые самолеты четвертого и пятого поколений. Я не думаю, что это пойдет на пользу кому бы то ни было в регионе. Это никому в мире не идет на пользу, и русские и китайцы это знают", - сказал О'Брайен.

"Мы надеемся, что они либо воздержатся, либо проголосуют за резолюцию, которая запретит отправку подобных высокотехнологичных вооружений в Иран. Если этого не произойдет, у нас есть другие инструменты в запасе", - добавил он.

Иран и "шестерка" международных переговорщиков в июле 2015 года достигли соглашения об урегулировании многолетней проблемы иранского атома. Многомесячные переговоры завершились принятием совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), выполнение которого полностью снимет с Ирана введенные ранее экономические и финансовые санкции со стороны СБ ООН, США и Евросоюза. Договоренность в том числе предусматривала, что оружейное эмбарго будет снято с Ирана в течение 5 лет, поставки вооружений возможны и раньше, но только с разрешения СБ ООН. Сделка в первоначальном виде не прожила и трех лет: в мае 2018 года США объявили об одностороннем выходе из нее и восстановлении жестких санкций против Тегерана. Тем не менее, поскольку формально из сделки вышли лишь США, остальные ее участники должны соблюдать условие об отмене оружейного эмбарго.

Amazon выплатит штраф за поставки товаров жителям Крыма, Ирана и Сирии

Компания Amazon согласилась заплатить 134,5 тысяч долларов штрафа за продажу товаров жителям Сирии, Ирана и Крыма, сообщило министерство финансов США в среду.

Как сообщило министерство финансов, компания "согласилась выплатить 134,523 тысяч долларов с тем, чтобы компенсировать свою возможную гражданскую ответственность за нарушение многочисленных санкций".

Ведомство пишет, что в результате недостатков в сфере контроля за соблюдением санкций, Amazon предоставлял товары и услуги людям, находящимися под санкциями, в попавших под санкции регионах или странах, таких как Крым, Иран и Сирия. Также, по данным ведомства, Amazon предоставлял услуги для частных лиц, находящихся или работающих в зарубежных представительствах попавших под санкции стран.

По данным минфина, хотя компания не смогла своевременно оповестить власти о "нескольких сотнях" подобных транзакций, чем нарушила свои обязательства, это не носило преднамеренный характер.

Пропущенные буквы

Ещё недавно умение писать было базой всякого образования

Татьяна Воеводина

Дочка-студентка, уезжая на неделю, попросила позаниматься английским с её учеником: она, как многие, подрабатывает репетиторством.

Пришёл мальчонка девяти лет, вежливый, из хорошей семьи. Через пять минут выяснилось, что он… не умеет писать. Нет, не по-английски, а в принципе не умеет - нет навыка письма. Ручку держит криво, буквы наползают друг на друга, пишет каждую, словно впервые. А ведь отучился два года в приличной московской школе. Загадка! Отгадка проста: сегодня дети почти не пишут. Раньше как было? Перепишите текст, вставьте пропущенные буквы, подчеркните окончания (или ещё что-то). Теперь есть такой дар прогресса, как «рабочая тетрадь»: там всё напечатано, дело ученика – вставить буквы. Или соединить что-нибудь стрелочками. Так и по русскому, и по английскому. Работа идёт быстрее, а толку - чуть.

Про чистописание – и речи нет. Это по-своему логично: раз писать не важно, то писать красиво – неважно вдвойне. По-английски их вообще учат писать … печатными буквами. Как дикарей, которым барские причуды ни к чему. Фамилию напишет – и ладно. Как и положено малограмотному – печатными буквами.

Не знаю, надо ли признавать графологию наукой, но мой преподаватель криминалистики говорил, что писание отдельными буквами – это показатель малой связности мышления. Не отсюда ли клиповость мышления и фрагментарность сознания многих молодых людей? Не зря, думаю, американские специалисты утверждают, что телезритель ныне не может отслеживать развёртывание какой-то мысли дольше трёх минут.

Ещё недавно умение писать было базой всякого образования. Учить писать - умели. Моя бабушка-учительница получала класс из сорока гавриков, не знающих букв, а вскоре они читали и писали. Сегодня вокруг образования гигантская возня: курсы подготовки к школе, репетиторы – и нуль результата. Исчез культурный навык – письмо. Каллиграфия. И практика обучения пропала.

А вот народы с иной письменностью культивируют каллиграфию. Как-то была в посольстве Ирана на мероприятии, посвящённом … каллиграфии. Была выставка дивных картин, составленных из букв, вручались грамоты русским студентам, посещавшим кружок каллиграфии при посольстве. Китайцы тоже постоянно проводят конкурсы каллиграфии. Уважение к каллиграфии – уважение к своей культуре.

Красивое письмо разрабатывает мелкую моторику, тренирует руку, а через неё – мышление. Не упражняется рука – хуже развивается мозг.

Сейчас появилась новая болезнь цивилизации – дисграфия. Ею болен один мальчик, каждый год приезжающий в наш посёлок на дачу. Он патологически не может писать, от чего его лечат – естественно, за деньги. А он всё не пишет и не пишет, а родители платят и платят. При этом он милый, смышлёный парнишка. Есть у меня сильное подозрение, что его просто не научили писать.

Мне попался старинный учебник английского, конца 40-х годов. Первый урок посвящён началу учебного года. Приличного размера текст. Задание: перепишите, заменяя слова «ученики» на «Петя». «Какая бессмысленная трата времени!» - воскликнет современный прогрессист. А вот и нет! Переписывая, ученик постепенно, на подсознательном уровне, внедряет в сознание, как должен выглядеть текст. То есть некое осмысленное речевое произведение, развивающее определённую тему. В современных учебниках иностранного языка текст практически отсутствует. Есть какие-то диалоги, а текста как законченного произведения – нет.

Не здесь ли берут начало те гигантские трудности, которые вызывают у современного школьника сочинения? Средний школьник не умеет ничего осмысленно изложить, потому что в его сознании нет образца, как это должно выглядеть. Вырастает такой школяр – и вынужден покупать курсовые и дипломные работы. Не только потому, что оболтус и лентяй – просто ему это неодолимо трудно: он не умеет того, что в поколении отцов и дедов было базовым навыком культурного человека.

А насчёт «траты времени» хочется спросить: а на что они будут тратить сэкономленное время - чтобы «тупить в телефон», как выражается молодёжь?

Мне кажется, пора переиздать советские учебники иностранных языков. Те самые, где излагалась грамматика, где ясно был обозначен требуемый запас слов. Ах, сейчас всё новое и методика нынче коммуникативная, а тогда не учили говорить? Товарищи родители, вас беспардонно морочат этим, как выражаются жулики, коммуникативным методом. Человек, знающий грамматику и имеющий запас слов тысячи полторы, способный читать тексты средней сложности – бегло заговорит через две недели, если попадёт в языковую среду. А не попадёт – и печалиться не о чем. А тот, кто учился «коммуникативно», обычно кроме заученных фраз ничего не знает. Да, эти заученные фразы производят впечатление на неподготовленного наблюдателя, но никакого развития тут не предусмотрено, и всё остаётся на уровне: How are you? – Fine.

В советских учебниках был текст, а это имело значение не только для иностранного языка, но и для общей культуры мысли и речи. На любом языке.

Вот на такие соображения навёл меня симпатичный востроглазый парнишка по имени Егор.

Россия. ЦФО > Образование, наука > zavtra.ru, 7 июля 2020 > № 3537974 Татьяна Воеводина

Саудовская Аравия хочет вытеснить своих врагов из Афганистана

Автор: Игорь Субботин

Саудовская Аравия увеличивает своё дипломатическое присутствие в Афганистане, заявили порталу «Афганистан.Ру» дипломатические источники, комментируя встречу посла королевства Джассима аль-Халиди с председателем верхней палаты афганского парламента Фазелем Хади Муслимьяром. В экспертной среде полагают, что инвестиции в проекты на территории Исламской Республики необходимы Эр-Рияду для того, чтобы противостоять геополитическим соперникам – Катару, Ирану и Турции. Однако вряд ли стоит ожидать, что Саудовская Аравия станет по-настоящему влиятельным игроком в Афганистане.

Пробуждение саудовской дипломатии

Долгое время посольство Саудовской Аравии в Кабуле находилось в тени: центр дипломатической активности с началом прямых переговоров между американцами и «Талибаном» (запрещен в РФ) был фактически перенесен в Катар – к геополитическому противнику королевства. Однако многое изменила недавняя встреча посла Саудовской Аравии Джассима аль-Халиди со спикером верхней палаты афганского парламента Фазелем Хади Муслимьяром, которая дала понять, что Эр-Рияд рассчитывает на укрепление своих позиций на афганском направлении. Дипломатические источники «Афганистан.Ру» заявили, что саудовское руководство приняло решение расширить дипломатический штат в Афганистане и, возможно, распространить деятельность своей миссии за пределы афганской столицы.

Сама встреча аль-Халиди с афганским парламентарием касалась инвестиций. Глава саудовской дипмиссии во время переговоров заявил о намерении своей страны профинансировать создание в Афганистане десятков исламских медресе, увеличить темпы строительных работ Международного исламского университета в провинции Нангархар и построить в Кабуле госпиталь. Всего Эр-Рияд готов профинансировать 35 проектов в Афганистане. На фоне сообщений о желании внешних доноров сократить финансовую помощь Исламской Республике заявление саудовских властей выглядит сенсационными. Как сообщили позже в окружении господина Муслимьяра, саудовское руководство также выразило готовность оказать Кабулу финансовую помощь в борьбе с последствиями распространения коронавируса нового типа.

Строительство университета в Нангархаре может иметь региональное значение, подтвердили «Афганистан.Ру» источники, близкие к проекту.

Саудовская Аравия считалась важным внешним игроком в Афганистане со времен ввода советских войск. Королевство сыграло активную роль в формировании и укреплении радикальных вооружённых движений. После прихода к власти талибов в 1996 году Саудовская Аравия стала третьей после Пакистана и Объединённых Арабских Эмиратов (ОАЭ) страной, которая официально установила дипломатические отношения с режимом талибов.

Арена ближневосточной борьбы

Ситуация с коронакризисом и нефтяная война сильно пошатнули в этом году положение Саудовской Аравии, которой пришлось поспешно урезать свои бюджетные расходы. В разговоре с «Афганистан.Ру» докторант Оксфордского университета Самуэль Рамани заявил, что Эр-Рияд заинтересован в инвестициях в развитие Афганистана, однако он вряд ли сможет стать весомой заинтересованной стороной на этом поле из-за последствий пандемии и низких цен на нефть. «Он хочет сохранить точку опоры в Афганистане, чтобы противостоять влиянию Катара, который помог заключить мирные соглашения, Ирана, который поддерживает позиции на местах в военном отношении благодаря своему балансу между Гани и талибами, и Турции, которая в перспективе заинтересована в установлении более глубокой роли в Афганистане», – пояснил эксперт.

«Саудовская Аравия не хочет уходить из Афганистана в то время, когда её геополитические соперники укрепляют свои позиции, – обратил внимание Рамани. – Кроме того, Саудовская Аравия рассчитывает состыковаться с амбициями ОАЭ в том, что касается проекции власти в Центральной Азии, и рассматривает Афганистан как способ укрепить своё влияние в этом регионе, особенно в Таджикистане, который периодически обхаживал Эр-Рияд для того, чтобы третировать Иран. Кроме того, Саудовская Аравия хочет сыграть конструктивную роль в Афганистане, чтобы улучшить свой имидж в США, который сильно пострадал из-за дела Хашогги, Йемена и её растущего партнерства с Китаем. Поэтому я думаю, что присутствие Саудовской Аравии в Афганистане в большей степени обусловлено боязнью отчуждения и проецированием статуса. Оно не приведёт к тому, что Эр-Рияд станет крупным влиятельным лицом в постконфликтном будущем Афганистана».

Вашингтон сыплет сигналы для переговоров

По словам вице-президента Ирана Эсхага Джахангири, американцы, не сумев свергнуть Исламскую Республику или привести к коллапсу иранскую экономику, теперь пытаются вести переговоры с Ираном.

В своем выступлении в воскресенье Джахангири сказал, что односторонние санкции США были введены для того, чтобы свергнуть Исламскую Республику, но они не смогли достичь своей цели, сообщает Tehran Times.

«Когда они потеряли надежду достичь своей цели, они стали стремиться вызвать экономический крах», - сказал он. «Конечно, наша экономика пострадала от санкций, но теперь, когда они потеряли надежду достичь обеих целей, они просят Иран сесть за стол переговоров и дают «зеленый свет» для этого»- отметил Джахангири.

Напряженность между Ираном и США остается высокой с тех пор, как президент США Дональд Трамп вышел из ядерной сделки в мае 2018 года и вновь ввел санкции в отношении всех основных отраслей в Иране, включая экспорт нефти и нефтепродуктов.

Санкции администрации Трампа были введены под знаменем политики «максимального давления» против Ирана.

Тегеран говорит, что «максимальное давление» США создало «максимальное сопротивление» со стороны Ирана.

Правительство США также запустило призывы к переговорам, но Иран дал понять, что переговоры всегда возможны в рамках существующих рамок ядерной сделки и только в том случае, если США вернутся к соглашению и выполнят свои обязательства. Тегеран решительно отверг любые перспективы двусторонних переговоров с США.

Лидер Исламской революции аятолла Али Хаменеи исключил идею о том, что «решение проблем Ирана зависит от сближения с США».

Кроме того, новый парламент в Иране занял более жесткую позицию против переговоров с США по сравнению с предыдущим.

Спикер парламента Мухаммед Багер Калибаф сказал в своем первом обращении к парламенту, что переговоры и компромисс с США вредны для страны.

«Одиннадцатый меджлис рассматривает противоборство высокомерию, как идеологическую доктрину и как стратегический интерес. Переговоры и компромисс с США, как осью глобального высокомерия, считаются бесплодными и вредными», - сказал он в мае.

21 июня Калибаф заявил, что Иран никогда не был против переговоров с другими странами, однако «мы считаем, что переговоры с США ядовиты и вредны».

Спикер парламента также упрекнул европейские страны, которые спонсировали антииранскую резолюцию в совете директоров МАГАТЭ, заявив, что любые будущие переговоры с европейцами также будут проводиться с «максимальным недоверием».

ВВС Ирана запустили в эксплуатацию иранскую тренажерную систему самолета Ил-76

ВВС Ирана в понедельник запустили в эксплуатацию иранскую тренажерную систему российского стратегического самолета Ил-76.

На церемонии, состоявшейся в Тегеране, командующий ВВС бригадный генерал Азиз Насирзаде обнародовал систему иранских тренажеров для Ил-76, сообщает Tasnim News.

По словам главного командующего, специалисты ВВС достигли таких успехов в технологии тренажеров, что могут разрабатывать тренажеры как для военных, так и для гражданских самолетов.

Он также обнародовал планы по выпуску отечественной системы симуляторов для самолетов P3F.

Иранские военные техники в последние годы добились больших успехов в производстве широкого спектра отечественной техники, что делает их Вооруженные силы самодостаточными в сфере вооружений.

Тегеран всегда уверял другие страны в том, что его военная мощь не представляет угрозы для стран региона, заявляя, что оборонная доктрина Исламской Республики полностью основана на сдерживании.

Количество погрузочно-разгрузочных работ в портах Ирана снизилось на 27,86 %

В течение первых трех месяцев текущего 1399 иранского года (с 20 марта по 20 июня), 21 крупный торговый порт Ирана погрузил и разгрузил в общей сложности 28,65 млн. тонн товаров, что меньше на 27,86% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.

Снижение происходит на фоне жестких экономических санкций, введенных в отношении Исламской Республики Соединенными Штатами Америки, последствия которых еще более усугубляются всемирной вспышкой нового коронавируса и последующим снижением мировой торговли, отмечает Financial Tribune.

Согласно данным, опубликованным на веб-сайте Иранской организации портов и морского судоходства, на долю не нефтяных товаров пришлось 18,99 млн. тонн от общего объема (66%), что на 33,72% меньше, чем в предыдущем году.

Оставшиеся 9,66 млн. тонн пришлось на нефтепродукты, что указывает на снижение на 12,71% в годовом исчислении.

Погрузка и разгрузка контейнеров снизилась на 30% и составила более 342 915 TEU.

Китай готов сотрудничать с Ираном, чтобы добиться постоянного практического прогресса

Официальный представитель МИД КНР Чжао Лицзянь высказался по поводу 25-летнего всеобъемлющего плана сотрудничества между Китаем и Ираном, что Пекин готов сотрудничать с Ираном, чтобы добиться постоянного прогресса в двустороннем практическом сотрудничестве.

«Китай и Иран, как традиционные друзья, развивают двусторонние отношения», - сказал он.

Официальный представитель МИД Китая также отреагировал на письмо министра иностранных дел Ирана Мохаммада Джавада Зарифа главе внешнеполитического ведомства ЕС Джозефу Борреллу и координатору МАГАТЭ о несоблюдении европейскими странами обязательств по СВПД. «Ядерная сделка Ирана является важным результатом многосторонней дипломатии, которая была одобрена Советом Безопасности ООН», - отметил он, сообщает IRNA.

«Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД) является важной опорой запрета режима на разработку ядерного оружия и фактором мира и стабильности на Ближнем Востоке, а также важной частью международного порядка в соответствии с международным правом», - добавил он.

Из Ирана было экспортировано 120 000 тонн различных видов изюма за год

Всего за прошлый 1398 иранский финансовый год (март 2019- март 2020), из Ирана было экспортировано 120 000 тонн различных видов изюма на сумму 164 млн. долларов США, что на 6% больше, чем годом ранее.

По словам сотрудника Министерства сельского хозяйства Дараба Хассани, в Иране около 308 000 гектаров виноградников (из которых 289 000 гектаров являются продуктивными) с годовым объемом производства 3 млн. тонн винограда, из которых производится около 200 000 тонн изюма, сообщает ILNA.

Чиновник ожидает, что экспорт изюма увеличится до 150 000 тонн в этом году.

Основными производящими виноград в Иране провинциями являются Фарс, Казвин, Хамадан, Хорасан Резави, Восточный Азербайджан, Западный Азербайджан, Зенджан и Маркази в порядке убывания.

Внутреннее потребление изюма составляет 40 000 тонн в год.

Цель США и Израиля – показать Иран опасным для инвестиций

«Цель действий США и Израиля – показать Иран опасным для инвестиций», - заявил заместитель министра иностранных дел Исламской Республики по правовым и международным делам Мохсен Бахарванд.

«В последние годы Иран добился успеха в каждой международно-правовой проблеме, особенно когда МИД управлял ситуацией», - сказал он, сообщает IRNA.

«Многие пытаются заменить дипломатию не дипломатией. У дипломатии нет альтернативы. Дипломатия определена. Никто не может заменить дипломатию. Если какой-нибудь орган в стране вносит свой вклад во внешнюю политику, это не значит, что они станут дипломатами», - добавил он.

Мощности Ирана в области производства возобновляемой энергии достигли 825 мегаватт

Согласно данным, опубликованным Организацией по возобновляемой энергии и энергоэффективности, мощности Ирана в области производства возобновляемой энергии достигли 825 мегаватт.

Данные также показали, что эта цифра, как ожидается, почти удвоится, так как другие проекты находятся в стадии строительства общей мощностью 821 МВт, сообщает агентство Fars News.

Последние данные Министерства энергетики показывают, что Иран произвел более 4,88 миллиарда киловатт-часов электроэнергии из возобновляемых источников с тех пор, как в середине 2009 года акцент был перенесен с ископаемого топлива на зеленую энергию.

Это количество чистой энергии, произведенной в период с июля 2009 года по начало июля 2020 года, сократило потребление на 1,386 миллиарда кубометров ископаемого топлива.

Это также сэкономило 1,08 миллиарда литров воды и предотвратило потерю 455 миллионов киловатт-часов электроэнергии в национальной сети.

Кроме того, использование чистой энергии за последние 10 лет помогло стране сократить выбросы почти 3,32 млн. тонн парниковых газов.

Министерство добавило, что по состоянию на июль 2019 года, в Иране работало 115 электростанций на возобновляемых источниках энергии, добавив, что продолжается строительство еще 32 электростанций для подачи дополнительных 380 мегаватт от возобновляемых источников энергии в национальную электрическую сеть.

Ежедневные газоперерабатывающие мощности Ирана достигли более 1 млрд. кубометров

Ежедневные газоперерабатывающие мощности Ирана достигли более одного миллиарда кубических метров, рассказал сотрудник Национальной газовой компании Ирана (NIGC), сообщает Shana.

Директор NIGC по координации и надзору за производством Масуд Зардавян, также объявил о готовности газоперерабатывающих заводов страны своевременно и адекватно производить достаточное количество природного газа и сказал: «В стране всегда существует баланс между добычей и потреблением газа, потому что развитие сети газоснабжения невозможно без увеличения мощностей по добыче природного газа».

Ранее в прошлом месяце представитель NIGC заявил, что ежедневная добыча природного газа в стране увеличилась на 24 млн. кубометров и составила 674 млн. кубометров.

«Среднесуточная добыча газа в стране в прошлом месяце составила 650 млн. кубометров», - сказал Мохаммад Аскари.

По словам чиновника, среднесуточное потребление газа в стране в настоящее время составляет 540 млн. куб.м.

США должны возместить убытки Ирану за введение санкций

Министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф заявил, что независимо от того, кто победит на президентских выборах 2020 года в США, следующая американская администрация должна возместить Исламской Республике убытки, которые ее предшественник причинил иранскому народу.

Зариф выступил с речью в онлайн-обращении к ежегодной конференции «Средиземноморские диалоги 2020», которая была организована Италией в понедельник, сообщает Tasnim News.

Главный дипломат Ирана подчеркнул, что для Ирана, не имеет никакого значения, кто станет следующим президентом США, потому что новое правительство должно предпринять шаги для компенсации потерь, понесенных Ираном в результате односторонних мер, принятых администрацией США.

«Для нас не важно, кто победит на предстоящих выборах в США, но для нас важно, чтобы Вашингтон исправил свой подход к Тегерану», - сказал он.

Указывая на экономический терроризм США против иранской нации, Зариф сказал, что те, кто утверждает, что они не ввели какие-либо медицинские санкции против Исламской Республики, должны знать, что для Тегерана не было возможности получить лекарства из-за банковских ограничений, введенных в отношении страны.

Зариф также сказал, что массовая продажа американского оружия и военной техники в разные страны была одним из факторов усиления нестабильности в мире, сообщает Press TV.

Министр иностранных дел Ирана заявил, что оружие, которое Соединенные Штаты продают только Саудовской Аравии каждый год, в три раза превышает общий иранский военный и оборонный бюджет.

Он также подчеркнул важность дипломатии, как наиболее эффективного средства решения всех международных проблем, отметив, что знаковое соглашение о ядерной деятельности, официально известное как Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), подписанное между Ираном и крупнейшими мировыми державами в 2015 году, было большое дипломатическое достижение, которое было достигнуто после серьезных и долгосрочных переговоров и тяжелой работы.

Зариф подтвердил, что Исламская Республика полностью выполнила свои обязательства по СВПД, заявив, что Тегеран подписал СВПД с открытыми глазами и, следовательно, запустил механизм урегулирования споров (DRM) в нужный момент.

Министр иностранных дел Ирана отметил, что через пять лет после заключения СВПД, Иран еще не получил экономических выгод от сделки из-за актов саботажа со стороны определенных сторон и отсутствия приверженности европейцев своим обязательствам.

Зариф подчеркнул, что Иран готов возобновить все свои обязательства по СВПД, если европейские партнеры выполнят свои обязательства.

Объем торговли между Ираном и США упал на 51 процент

Объем торговли между Ираном и США упал на 51 процент за первые пять месяцев 2020 года по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, сообщил новостной сайт Eghtesad Online.

Как сообщается, товарооборот между Ираном и США за пятимесячный период этого года составил 20 миллионов долларов. Импорт Ирана из США за тот же период составил 17,1 млн. долларов.

Товарооборот между Ираном и США в 2019 году составил 74,5 млн. долларов США, и по сравнению с предыдущим годом его объем снизился на 84,97 процента, сообщает Tehran Times.

В 2018 году товарооборот между двумя странами увеличился на 155 процентов по сравнению с 2017 годом. Однако после возобновления экономических и энергетических санкций США в отношении Ирана в конце 2018 года объем двусторонней торговли резко сократился.

В то время как США вновь ввели санкции в отношении иранской экономики, Исламская Республика принимает ряд стратегий для отмены санкций, в том числе укрепление внутреннего производства для достижения все большей самообеспеченности и стимулирование экспорта, не связанного с нефтью, особенно в соседние страны.

Между тем, страна поставила вопрос удвоения не сырьевого экспорта своим соседям.

Москва призывает воздерживаться от поспешных выводов из инцидента на иранском ядерном объекте

Москва призывает воздерживаться от поспешных выводов из недавнего инцидента на иранском ядерном объекте в Натанзе, заявил заместитель министра иностранных дел России Сергей Вершинин.

«Подобные инциденты требуют серьезного рассмотрения. Я думаю, что последнее, что нужно сделать, - это спекулировать. Проблема очень серьезная», - отметил он в понедельник, сообщает Mehr News.

«Это очень серьезные вещи, в том числе те, которые касаются Ирана», - добавил высокопоставленный российский дипломат.

Официальный представитель Иранской организации по атомной энергии Бехруз Камальванди заявил в четверг, что в результате инцидента было повреждено строящееся здание на ядерном объекте в Натанзе, о жертвах не сообщалось. В воскресенье Камальванди заявил, что поврежденное здание является мастерской по сборке центрифуг.

Дорогая Urals: выгода для бюджета и проблема для нефтепереработки

Дисбаланс премий на европейском рынке сохранится, пока действуют максимальные ограничения на добычу , но рост затрат на сырье для российских НПЗ ухудшает маржу переработки

В конце июня премия Urals к Brent достигла рекордных значений за всю историю наблюдений. Нужно сказать, что случаи, когда Urals торговалась выше Brent, возникали и раньше, но в гораздо меньших масштабах и на довольно короткий период. Текущая ситуация уникальна как по размеру премии, так и по продолжительности. Основной причиной ее стала сделка ОПЕК+, в результате которой добыча нефти и газового конденсата в России уже в мае снизилась на 17% по сравнению с апрелем. При этом объемы экспорта нефти в восточном направлении сохранились: здесь сыграли на руку более высокие темпы восстановления спроса на азиатском рынке и премиальность марки ESPO (ВСТО), поставляемой по трубопроводу из России в Азию. Внутренняя переработка в мае снизилась всего на 4%.

В результате именно на поставки Urals в Европу пришлось основное сокращение по обязательствам России в рамках сделки ОПЕК+.

Технологические процессы европейских НПЗ настроены по большей части на среднюю по плотности нефть. Основные производители сортов-аналогов (Иран, Венесуэла) сегодня находятся под санкциями, прочие производители также сокращают объемы добычи в рамках сделки ОПЕК+. Другим вариантом может стать замена близкой по качеству к Urals нефтью с норвежского месторождения Johan Sverdrup, запущенного в 2019 г. и не попадающего в периметр сделки. Но его объемы добычи пока невелики. В условиях дефицита поставок Urals также может быть замещена смесью легких и тяжелых сортов нефти, но и эти объемы сегодня тоже сильно ограничены.

Поэтому дисбаланс на европейском рынке сохранится, пока действуют договоренности по максимальному сокращению добычи.

Причем не факт, что даже в случае увеличения предложения со стороны России на 500 тыс. б/с в августе (действующие договоренности) удастся сократить дифференциал на фоне традиционно высокого сезона спроса.

Рост премий будет способствовать увеличению доходов бюджета, формируемых исходя из цены Urals, а не Brent. Однако у этой медали есть оборотная сторона. От цены Urals зависит стоимость сырья для российских НПЗ, которая складывается по нетбэку из Европы. Но стоимость нефтепродуктов на экспортных рынках в сравнении с Urals с конца апреля росла меньшими темпами. Это означает, что рост затрат на сырье для российских НПЗ не покрывается увеличением цен на нефтепродукты, что ухудшает маржу переработки. Ситуация усугубляется общим снижением субсидирования переработки почти на 60% из-за обвального падения нефтяных котировок во 2 квартале 2020 г.

Сохранение неблагоприятных экономических условий может подтолкнуть НПЗ к оптимизации производства, что в перспективе может привести к дисбалансу на внутреннем рынке, где спрос также активно восстанавливается.

Обеспечение внутреннего рынка топливом — один из ключевых приоритетов государственной энергетической политики, поэтому необходимо оценивать все варианты развития ситуации. Например, вероятен сценарий резкого торможения восстанавливающегося спроса из-за второй волны COVID-19. В случае ужесточения ограничительных мер европейские НПЗ могут снова снизить производство, что приведет к снижению потребления Urals и соответствующему падению дифференциалов Urals к Brent до привычных значений. Поэтому первоначальной задачей является формирование поля сценариев развития рынка. На базе разработанных сценариев уже могут быть определены механизмы регулирования отрасли.

На еще недавно проблемном внутреннем рынке моторных топлив сегодня благодаря демпферу удается поддерживать относительную стабильность цен. Тяжелее ситуация в нефтеперерабатывающей отрасли, которая сильно пострадала из-за падения нефтяных котировок за счет снижения субсидии на практически до нуля в апреле–мае (0,7 тыс. руб./т) в отличии от европейских НПЗ.

В сложившейся ситуации важно сохранение планов по модернизации. Напомним, что реализация проектов строительства новых установок для некоторых НПЗ является необходимым условием получения отрицательного акциза. Но в текущих условиях падения цен на нефть, снижения субсидий и медленного восстановления спроса часть проектов, вероятно, будет заморожена. Поэтому уже в ближайшее время нужен либо пересмотр соглашений, либо увеличение субсидий, например, в виде дополнительной инвестиционной надбавки. Более того, вопрос поддержки модернизации НПЗ включен в план восстановления экономики, подготовленный Правительством РФ. Благодаря этому нефтепереработчики смогут сохранить все заявленные планы по инвестициям. Другим направлением должна стать поддержка удаленных заводов, которые оказываются в наиболее сложном положении при снижении цен на нефть.

Действующих дополнительных коэффициентов к отрицательному акцизу недостаточно для компенсации логистического отставания НПЗ.

Что касается более долгосрочных вопросов, то нефтеперерабатывающей отрасли необходима полноценная стратегия, в которой будут четко определены целевые показатели развития с учетом недавно принятых мер государственной поддержки газомоторного топлива, основных трендов развития электромобилей и прочих факторов. Разработка такой стратегии сегодня в интересах не только отрасли, но и государства для недопущения потерь бюджета из-за чрезмерного субсидирования переработки.

Евгений Тыртов, консультант VYGON Consulting

Впервые за 40 лет. Снижение добычи нефти в Иране побило рекорды

Добыча нефти в Иране снизилась до минимума впервые за 40 лет из-за падения экспорта и последствий пандемии коронавируса, сообщает агентство Reuters.

"Иран снизил добычу нефти до самого низкого уровня за последние четыре десятилетия, поскольку резервуары для хранения и судна-хранилища почти полностью заполнены из-за падения экспорта и снижения объемов нефтепереработки, что было вызвано пандемией коронавируса", – пишет агентство.

По расчетам Reuters, в июне добыча нефти в Иране составила всего 1,9 миллиона баррелей в день, что составляет примерно половину от уровня добычи в 2018 году и является самым низким уровнем с 1981 года.

Кроме того, в стране снизилась и переработка нефти. В мае она сократилась до 1,4 миллиона баррелей в день, при этом в апреле и феврале данный показатель составлял 1,5 и 1,8 миллиона баррелей в день соответственно, пишет агентство со ссылкой на FGE Energy.

Что касается экспорта, то он сократился по сравнению с апрелем 2018 года более чем в 2,5 миллиона баррелей в день. В мае показатель составлял 100 тысяч баррелей в день, в июне – 237 тысяч.

Это привело к тому, что хранилища Ирана оказались практически полностью заполненными. За апрель запасы нефти республики на суше поднялись до 54 миллионов баррелей с 15 миллионов в январе. В июне-месяце, по данным FGE, они достигли 63 миллионов баррелей, а согласно данным Kpler, достигли примерно 66 миллионов. Как пишет Reuters, это составляет почти 85% от доступных хранилищ на суше. При этом, по данным Refinitiv, по состоянию на 3 июля на танкерах хранится еще до 56,4 миллиона баррелей.

США в 2018 году в одностороннем порядке вышли из соглашения с Ираном о ядерной программе и вновь ввели санкции против Тегерана, в том числе вторичные – в отношении других стран, ведущих бизнес с Ираном. Вашингтон заявил о цели довести экспорт иранской нефти до нуля и призвал ее покупателей отказаться от таких закупок.

Как «Искандер» подружился с «Цирконом»

13 ракетных бригад могут получить в свой состав по дополнительному дивизиону, вооружённому сухопутным вариантом «Циркона»

Константин Душенов

Куда полетят русские ракеты средней дальности нового поколения? Когда и где они будут размещены? Сколько их будет и каковы их боевые возможности? В нынешней обостряющейся международной обстановке это, согласитесь, вопросы первостепенной важности. Европа вновь стремительно превращается в потенциальное поле битвы между ядерными державами с использованием ими всех своих смертоносных арсеналов. Виноваты в этом США. Но назначить крайней хотят Россию.

В 2016 году в рамках т.н. «третьего позиционного района» в Европе, в Румынии была размещена первая американская база наземной противоракетной обороны. Ее предназначением является перехват баллистических ракет средней дальности. В Пентагоне не раз заявляли, что направлена эта система ПРО исключительно против Ирана, но никак не против России.

Нюанс, однако, заключался в том, что из пусковых установок МК-41 комплекса Иджис, размещённого в румынском местечке Девеселу к западу от Бухареста, могут запускаться не только ракеты-перехватчики SM-3, но и крылатые ракеты «Томагавк» в ударном варианте, потенциально способные нести ядерный заряд на 2,5 тысячи километров. Аналогичная военная база строится неподалеку от наших границ в Польше, в городке Редзиково. И хотя там строительство отстаёт от графика уже на 4 года, нет сомнений в том, что рано или поздно американцы и эту базу достроят.

В совокупности с прошлогодним выходом Вашингтона из договора по запрещению наземных ракет средней дальности, всё это создало возле наших границ нарастающую военную угрозу, игнорировать которую было бы просто преступно. Россия была вынуждена искать ответ. И он нашёлся. 2 февраля 2019 г. на встрече с министром обороны Сергеем Шойгу президент Путин сказал: «Согласен с предложениями Министерства обороны о начале работ по «приземлению» морских «Калибров» и открытию нового направления – создания гиперзвуковой ракеты наземного базирования средней дальности».

В рамках этой новой стратегии первой обращает на себя внимание новая крылатая ракета оперативно-тактического комплекса «Искандер», получившая индекс 9М729. Именно её эксперты НАТО считают сухопутным вариантом морской ракеты 3М14 комплекса «Калибр». По словам американского адмирала Джеймса Фогго, командующего военно-морскими силами США в Европе, «такая ракета способна из любой точки прилегающих к Европе морей поразить любую европейскую столицу».

Понятно, что в сухопутном варианте она становится ещё опаснее. Тем более, что ракету эту, несмотря на её дозвуковую скорость, перехватить очень трудно. Вместе с внушительной боеголовкой, весом около полутонны, она несёт бортовой комплекс радиоэлектронной борьбы, подавляющий и ослепляющий вражескую электронику. А в случае необходимости, ракета может оснащаться и термоядерным боевым блоком.

В новом, модернизированном под ракету 9М729 варианте «Искандера», на одной мобильной пусковой установке размещается уже не две, а целых четыре таких ракеты. Недавно в открытой печати появились данные о том, что в ближайшее время все 13 российских ракетных бригад, имеющихся в наших Вооружённых силах, могут получить в свой состав по дополнительному дивизиону, вооружённому именно такими установками.

В этом случае «Искандеры», входящие в состав, скажем, 152-й ракетной бригады 11 армейского корпуса в Калининградской области, легко смогут дотянуться до любой цели не только в Берлине и Варшаве, но и в Лондоне, Париже, Мадриде, Риме или Стамбуле. А пусковые установки 1-й или 12-й ракетных бригад, дислоцированных на Кубани и на Кавказе, в нашем Южном военном округе, возьмут под прицел гигантские пространства от Каира, Тель-Авива и Багдада до Кабула и Исламабада.

И это ещё без учёта того, что новая гиперзвуковая ракета 3М22 «Циркон», которую все почему-то называют «морской», уже вполне себе успешно прошла испытания с наземных стендов. Она, как и крылатый «Калибр», на море стартует из пусковых установок универсального корабельного стрельбового комплекса УКСК 3С-14. А значит, на суше может быть интегрирована в новые модернизированные «Искандеры», четырёхракетные пусковые установки которых, похоже, изначально унифицированы с этим морским стрельбовым комплексом. Нетрудно понять, какие перспективы открывает для нас такая ракетная унификация.

Мы русские, с нами Бог. Господи, благослови!

Горячие темы холодной войны

Правда ли, что высокопоставленные российские лица встречались с Риядом Хиджабом?

Рами Аль-Шаер

Создается такое впечатление, что одновременно с вступлением в силу так называемого «Закона Цезаря» развернута информационная кампания, цель которой – помешать усилиям России и «астанинской группы» по урегулированию сирийского кризиса.

В последнее время в ряде СМИ, на сайтах, в программах различных спутниковых телеканалов появились сообщения о том, что «Франция и Россия обсуждают проблему Идлиба, игнорируя Турцию». В этих сообщениях также делается попытка объяснить цель контактов «российских дипломатов» с сирийскими политическими деятелями в Дохе и Женеве.

В этой связи хотелось бы отметить, что в соответствии с традициями российской дипломатии, как правило, публикуются официальные сообщения о встречах между российскими дипломатами и представителями сирийской оппозиции, особенно если речь идёт о встречах на высоком уровне. Однако в настоящее время бросается в глаза та огромная разница, которая существует между фейковыми сообщениями и реальными шагами по урегулированию сирийского конфликта, облегчению страданий сирийского народа, попытками убедить сирийскую сторону в необходимости активизации межсирийского диалога, работы конституционной комиссии, запуска мирного политического процесса на основе решений, принятых на Конгрессе сирийского национального диалога в Сочи и резолюции № 2254 Совета Безопасности ООН. К числу таких реальных шагов относятся и встречи российских дипломатов с представителями оппозиции и правящего режима в Дамаске. На этих встречах речь идёт о межсирийском диалоге, о сирийской инициативе, касающейся шагов по скорейшему достижению соглашения между представителями всех политических сил о конституционных поправках, запуске процесса политического транзита власти в соответствии с волей сирийского народа, подготовке к парламентским и президентским выборам при активном участии ООН в наблюдении за выборами. Именно в этом суть российской позиции по отношению к сирийской проблеме, участия России в разработке дорожной карты урегулирования конфликта в Сирии.

В резолюции № 2254 Совета Безопасности ООН подтверждена необходимость диалога между двумя сторонами – правящим режимом и оппозицией. В этом документе речь идёт не о свержении режима, а о механизме диалога и переговоров как единственном пути для достижения сирийцами соглашения о решении всех стоящих перед страной проблем, и в том числе, проведения парламентских и президентских выборов как естественного и законного права граждан Сирии выбирать руководство страны.

Поэтому всё, что говорится в последние дни об «обсуждении» проблем, о «контактах» с новыми фигурами сирийской оппозиции, о неких «обходных путях», ложно приписываемых российской дипломатии, о не соответствующих истине «заявлениях» для прессы, не имеет ничего общего с теми встречами и другими шагами, которые, насколько мне известно, предпринимают российские дипломаты на различных уровнях. Единственным заслуживающим доверия источником информации здесь является официальный сайт Министерства иностранных дел России.

Тенденциозная информационная кампания, развернутая одновременно с вступлением в силу так называемого «Закона Цезаря», предусматривающего введение более жестких санкций в отношении Сирии, направлена на то, чтобы помешать предпринимаемым Россией совместно с партнерами по «астанинской группе» усилиям и шагам, которые привели к соглашениям о создании зон деэскалации на всей территории Сирии, к проведению Конгресса сирийского национального диалога в Сочи, и что самое важное – к ликвидации международных террористических организаций, действовавших в Сирии.

Эта информационная кампания направлена также на то, чтобы вбить клин в отношения между Россией, Турцией и Ираном, помешать координации усилий между этими странами, расколоть «астанинскую группу». В этой связи достаточно привести в качестве примера сообщение о том, что «Франция и Россия обсуждают проблему Идлиба, игнорируя Турцию». Эту новость буквально подхватили многие СМИ и информационные сайты, не удосужившись обратить внимание на то, что её содержание противоречит логике и здравому смыслу. Такое впечатление, что все СМИ, получив указания «сверху», из «единого оперативного штаба», немедленно приступили к выполнению возложенной на них задачи – искажению сути российской внешней политики, предпринимаемых Россией усилий по решению других международных и региональных проблем, таких, как ливийский конфликт. Всё это совпало во времени с очередным обострением отношений между Египтом и Эфиопией, действиями Турции на севере африканского континента и влиянием этих событий на позицию ближневосточных стран, и в частности, государств Персидского Залива. На основании вышесказанного можно сделать вывод о том, что мы имеем дело с целенаправленной информационной кампанией, в которой участвуют различные СМИ, получающие указания из единого центра, обслуживающего интерес определённых международных и региональных сил. Цель этой кампании – помешать усилиям и шагам ООН по урегулированию сложных международных проблем на основе соблюдения международного права, уважения государственного суверенитета и признания права народов на самоопределение. Именно такой является российская внешняя политика, основанная на выполнении резолюций Совета Безопасности ООН, касающихся урегулирования упомянутых проблем.

На мой взгляд, арабские страны должны присоединиться к усилиям, прилагаемым «астанинской группой» для того, чтобы положить конец страданиям сирийского народа. Лига арабских государств также должна поддержать все шаги и инициативы, направленные на прекращение страданий народов региона.

Сегодня информация становится главным и эффективным оружием. Однако в ход часто идут нечистоплотные методы, во многих случаях средствам массовой информации не хватает объективности в освещении той или иной проблемы. Этим пользуются некоторые международные силы, преследующие свои собственные интересы. В ряде случаев не соблюдаются те принципы, к которым мы все привыкли в прошлом. Речь идёт об объективности, непредвзятости, нейтральности, соблюдении профессиональной этики. Зачастую жертвами информационных атак становятся целые народы – жертвы смут, заговоров, межконфессиональных и межрасовых конфликтов, угроз и разногласий, которые перерастают в локальные и региональные конфликты. Последние, в конце концов, приводят к войнам, жертвами которых становятся десятки и даже сотни тысяч невинных людей.

Среди сфабрикованных недавно новостей обращают на себя внимание широко освещаемые в СМИ сообщения о встрече российских представителей с бывшим премьер-министром Сирии Риядом Хиджабом в Турции. Известно, что несколько лет тому назад Рияд Хиджаб перешел на сторону оппозиции и бежал в Иорданию. Тогда же появились сообщения о том, что в его распоряжении находится «обширное досье» о «преступлениях сирийского режима» против Сирии и сирийского народа.

Давайте порассуждаем логично и зададимся рядом вопросов:

Во-первых, мыслимо ли представить, что человек, который стал премьер-министром после ряда повышений по службе в государственном аппарате, а затем перешёл на сторону оппозиции, пополнив ряды так называемых «диссидентов», не участвовал сам, занимая высокие государственные должности, во всех «преступлениях», о которых он говорит?

Во-вторых, мыслимо ли представить, что такое мощное огромное государство, как Россия, которую связывают с Сирией прочные отношения сотрудничества, и которое прилагает максимум усилий совместно с партнёрами по астанинской группе, защищая Сирию и её интересы, будет участвовать в «реабилитации» такой, сыгравшей неблаговидную роль в прошлом, фигуры, как Рияд Хиджаб, коему якобы предстоит сыграть некую «роль» в будущей Сирии?

В-третьих, удивителен и наводит на определённые размышления факт снятия с Рияда Хиджаба американских и европейских санкций. Интересно, какими же критериями руководствуются те государства, которые вводят санкции в отношении миллионов граждан Сирии, моря голодом и пытаясь поставить на колени сирийский народ, оказать на него давление, и в то же время снимают эти санкции с тех, кто «присягает на верность» Западу?

Среди фейковых новостей обращает на себя внимание сообщение о встрече российской делегации с «алавитскими деятелями» в Женеве. Если же речь идёт о Ливии, появляются сообщения о «российской помощи» Халифе Хафтару, об «антитурецком взаимодействии» Москвы и Каира, с одной стороны, и об их «антиэфиопских мерах» по проблеме водных ресурсов, с другой.

Речь идёт об использовании информационного оружия для разрушения системы международных отношений, маргинализации роли ООН в урегулировании международных и региональных кризисов путём диалога и дипломатических действий, о попытках исказить роль российской дипломатии на международных форумах, позицию России, выступающей за укрепление мира и международной безопасности, за уважение государственного суверенитета и политической воли стран, за невмешательство во внутренние дела государств путем подготовки переворотов, цветных революций и разжигания гражданских войн.

Россия никогда не скрывала своё постоянное взаимодействие с представителями сирийской оппозиции, свои консультации с оппозиционерами, предложения которых передаются сирийскому руководству в Дамаске. Всё это делается с целью сближения различных точек зрения, содействия запуску процесса политического транзита и активизации межсирийского диалога. Россия делает всё это открыто. Ей нет необходимости скрывать свои действия, использовать те или иные политические и информационные каналы для вбрасывания «пробных шаров», как это делают некоторые другие страны. Россия считает диалог, дипломатические шаги и выполнение резолюций Совета Безопасности ООН основными принципами своей внешней политики, направленными на урегулирование разногласий между государствами, на решение международных конфликтов.

Каждый вечер, возвращаясь к домой, 9 миллионов сирийцев видят своих голодающих детей. Каждый второй сириец не знает, сможет ли он найти сегодня кусок хлеба. В этих условиях живут не только сирийцы, но и йеменцы и ливийцы. Очень скоро с такими же проблемами могут столкнуться ливанцы и палестинцы.

Именно об этом, на мой взгляд, должны рассказывать сегодня СМИ.

Сирия. Россия. Ближний Восток > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > zavtra.ru, 6 июля 2020 > № 3536690 Рами Аль-Шаер

Стратегические планы России

социально-экономическое развитие, научно-техническое, пространственное развитие без энергетической отрасли немыслимо

Борис Марцинкевич

10 июня 2020 года постановлением правительства России утверждена Энергетическая стратегия РФ на период до 2035, и уже через четыре дня состоялось утверждение ведомственной программы. Впереди у министерства энергетики – окончание разработки еще трех ведомственных программ развития, хоть они и называются иначе: генеральные схемы развития нефтяной отрасли, газовой отрасли и размещения объектов электрогенерации. Что все эти стратегии, программы и генеральные схемы из себя представляют, с какой целью разрабатываются, обсуждаются в разных кабинетах и принимаются?

«Архитектура» стратегических планов развития России

Для начала, как говорил первопоследний президент СССР, «по процедуре». Если смотреть не на тот текст, который опубликован на сайте правительства по случаю принятия постановления по Энергетической стратегии, а в первоисточник, то есть саму Энергетическую стратегию, то становится очевидно – она разработана не «сама по себе», а является частью куда как более масштабной «архитектуры» стратегических планов. Вот цитата:

«ЭС-2035 разработана в соответствии федерального закона 172-ФЗ «О стратегическом планировании» от 28 июня 2014 года и Правилами разработки отраслевых документов стратегического планирования, утвержденных постановлением правительства № 1162 от 29 октября 2015 года.

ЭС-2035 обеспечивает реализацию в сфере энергетики положений:

- Стратегии социально-экономического развития России;

- указа президента № 204 от 7 мая 2018 года «О национальных целях и задачах на период 2024 года»;

- Стратегии национальной безопасности России;

- Стратегии научно-технического развития России;

- Доктрины энергетической безопасности России;

- Стратегии пространственного развития России на период до 2025 года».

Мне кажется, что тем, кто постарше, вот такой набор документов должен вызвать смутные воспоминания на тему «Где-то когда-то я что-то похожее видел…» Вот и у меня такое же дежавю – похоже, что мы видим перед собой изрядно изменившийся план пятилетки, или, если уж точнее, «пятилетние планы развития народного хозяйства», поскольку именно так именовались пятилетние планы, разрабатываемые Госпланом и после утверждения советом министров и Верховным Советом становившиеся законом. Начиная с момента принятия закона «О стратегическом планировании» в 2014 году в России стали появляться «стратегии» - слова «план» наши руководители по-прежнему боятся, как черт ладана. Правительство Гайдара в 1991 году, расформировав Госплан, заявило, что его функции передаются министерству экономики, из которого позже было вычленено министерство экономического развития и торговли. Я понятия не имею, что такое фрейдизм, но в этом названии настолько явно видна идеология либерализма, что поневоле в памяти всплывает портрет Зигмунда. «Экономическое развитие и торговля» под контролем одного ведомства могли объединить только те, для кого слова «развитие» и «торговля» - тождества, синонимы. Они ведь другого пути развития, кроме как торговли, просто вообразить не были способны. Уже при Путине министерство осталось без торговли – оно у нас теперь только за экономическое развитие отвечает, при этом не имея прямого отношения ни к промышленности, ни к агропромышленному сектору, ни к ВПК с наукой, ни к энергетике. Что оно вообще делает, за что отвечает? За разработку стратегических прогнозов – эдакая коллективная бабушка Ванга в одном флаконе с Нострадамусом, но на твёрдом окладе. Настрочили прогноз на пару сотен страниц, а уж сбудется он или нет – как знать. Сбудется – похвалят сами себя, не сбудется – расскажут, что волатильность привела к отрицательному росту, ничего не поделаешь.

Закон о стратегическом планировании – предпосылки и утверждение парламентом

Так откуда вдруг в 2014 году появился закон о стратегическом планировании? Как наши господа либералы допустили, чтобы он и Думой, и Совфедом был принят, причем принят быстро и без пламенных дискуссий? Неужели у нас на глазах идёт тихая «ползучая антилиберальная революция»? Как ни удивительно, но впервые о необходимости совершенствования системы стратегического планирования в 2009 году заговорил Медведев Дмитрий Анатольевич, на тот момент, напомню – президент России. И не просто сказал во время какого-нибудь выступления – эти слова вбиты в Стратегию национальной безопасности России на период до 2020 года, которая была принята именно в 2009 году. Вот только от слова до дела – дистанция огромного размера, не пошло ничего и никуда дальше слов. А вот в 2014-м году ситуация изменилась, причем рывком. Дело не в совершенно законном, юридически безукоризненном возвращении Крыма в родную гавань – а в том, как реагировал на это коллективный Запад.

Запад – это такое место на планете, из откуда десятки лет раздавались поучения о необходимости утверждения всех положений либеральной экономической теории, после чего немедленно наступает рай на земле. Ну, вот это вот всё: «Не человек ради государства, а государство ради человека», сага о частном собственнике, который в сто или пятьсот раз эффективнее неповоротливого и косного государства, «государство не должно быть участником экономической деятельности, рынок должен быть свободным» и так далее. Давайте на живом примере, чтобы было понятнее, по каким причинам лето 2014 стало периодом жёсткого похмелья для всех наших доморощенных либералов.

Американские санкции против России: «Бей своих, чтоб чужие боялись»

В 2011 году Роснефть подписала соглашение о стратегическом альянсе с американской транснациональной компанией ExxonMobil по работе на российском шельфе, черноморском и арктическом. Американцам в СП достались 33,33% акций, при этом взяла на себя обязательства по полному финансированию предстоявших геолого-разведывательных работ. Сумма – 3,2 млрд долларов, все по взрослому, а еще, кроме денег, американцы брали на себя все вопросы с необходимым оборудованием и технологиями. Американцы, как и люди любой другой национальности – разные, Роснефти в тот раз попались вполне приличные. Выцепив где-то в Мексиканском заливе полупогружную буровую установку West Alpha, ExxonMobil за свой счет перетащила ее через полпланеты в Карское море, где у Роснефти имелись три лицензионных участка – Восточно-Приновоземельские с номера 1,2 и 3. Бурить решили по порядку – так появилась самая северная в мире скважина «Университетская-1», начало строительства которой пришлось на начало лета 2014 года. Вот тут-то Штаты и ввели антироссийские санкции, в том числе персонально против Игоря Сечина и многих интересов нашего ТЭКа. Но ExxonMobil, во главе которой на тот момент стоял кавалер ордена Дружбы Рекс Тиллерсон поначалу даже не волновался по этому поводу: «Мы – ExxonMobil, а не шантрапа дворовая, мы с нашим правительством не такие проблемы решали!» Последовало письмо Тиллерсона в адрес Госдепа: «Джентльмены, мы уже вложили в проект прорву денег, скважина уже бурится и строится, впишите там в ваши санкции исключение для Exxon-a нашего Mobil-a по быстрому!» Те и вписали – на три месяца. То есть вот все эти рассказы про невмешательство государства в экономические интересы частных компаний, про свободный рынок оказались паровозным свистом – чихать хотел государство американское на все песни своих штатных пропагандистов. Плевать государство США хотело на интересы частных компаний, вне зависимости от их веса и авторитета, на их связи и влияние. Чтобы закончить на эту тему, в двух словах. Тиллерсон, поняв, что ему предстоит за 1 сезон завершить скважину, пригнал на WestAlpha американских буровиков, которые без всяких-яких работали в три смены, чтобы вписаться в сроки. Глубина моря в районе бурения – 81 метр, глубина скважины – 2,1 км, северная широта – даже норвежцам не снилась. И первая же скважина дала не только нефть, но и газ – в декабре 2014 года Госкомиссия по запасам поставила на учет в госреестре 130 млн тонн нефти и 500 млрд кубометров газа, причем нефть по качеству не уступает премиальной Siberian Light. Тиллерсон был уверен, что уж после такого открытия Обама нагнется в правильную позу, а нагнули – Тиллерсона. Да, ExxonMobil официально заявила, что её убытки – 200 млн долларов, и были даже люди, которые в это поверили. Вот только судебный иск компании против родного государства – на 2 миллиарда, и вот это куда как ближе к истине. А участков в Карском море у Роснефти, напомню – три.

Наши либералы воочию увидели, что все сказки про либеральную экономику написаны для скорбных разумом, серьёзные государственные мужи на эти акустические колебания и оптические иллюзии внимания вообще не обращают: есть интересы государства, а все прочее – прах.

И закон о стратегическом планировании проскользнул мимо всех препон, в лексикон государства российского вернулось слово «план», и никто от ужаса до сих пор не умер. Этот закон предусматривает определенную иерархию документов стратегического планирования – к директивным методам, к провозглашению плана пятилетки законом, за нарушение которого предусмотрены меры уголовного кодекса вернуться не получается, в одну реку не войти дважды. Впрочем, поскольку я не специалист по изречениям великих мужей – могу и ошибаться. Те документы, что перечислены во второй статье только что принятой Энергетической стратегии – это и есть высший уровень иерархии, или, как это сформулировано на бюрократическом новоязе, «стратегические документы целеполагания федерального уровня», все остальные – ступенями ниже. Правда, где-то сбоку прилеплены вот те самые стратегические прогнозы министерства экономического развития с намёком на то, что при разработке отраслевых и территориальных стратегий эксперты всенепременно будут сверяться с ценными мыслями МЭРа. На всякий случай перечислю имена руководителей этого замечательного ведомства: Гайдар, Ясин, Шохин, Уринсон, Греф, Набиуллина, Улюкаев, Орешкин, теперь вот Решетников. Впрочем, Максим Решетников еще никак себя не проявил, а что из себя представляют все его предшественники, даже говорить не хочется – исключительного достоинства государственные мужи.

Энергетика России – самой северной страны планеты

Энергетическая стратегия, таким образом – не вещь в себе, она часть общей системы стратегического планирования, но часть очень своеобразная. Ни социально-экономическое развитие, ни научно-техническое, ни пространственное развитие в России без энергетической отрасли просто немыслимо. Не обеспечить нам продовольственную, военную, информационную безопасность без необходимого вклада со стороны энергетики.

В наше время военная безопасность и ядерные силы сдерживания вообще близнецы-братья, склады с продовольствием и серверы с большими базами данных без 220 вольт не работают, военная техника без продуктов нефтепереработки в баках не движется. Больше того. Как бы ни выглядела наша социально-экономическая система – феодализм, капитализм, социализм, географии и климату плевать на эти изыски: Россия была, есть и будет самой северной страной мира.

Сейчас обсуждают изменения в конституции, к чему я, не являясь, к сожалению, гражданином России, присоединиться не могу, но как наблюдатель со стороны, я точно могу сказать, чего в ней не хватает: права каждого гражданина России на киловатт*часы энергии. Если в наших жилищах темно и холодно – не будет реализована никакая стратегия, не будут выполнены никакие международные договоры, да вообще ничего выполнено не будет.

История развития человеческой цивилизации – это история развития энергетики, освоения и развития все новых технологий использования все новых энергетических ресурсов. Отсутствие киловатт*часов в розетках и в батареях отопления равносильно откату на предыдущую цивилизационную ступень развития, для России это аксиома.

Вот только и обратное верно – мы не будем развивать энергетику ради нее самой, не будем строить нефтепровод к вулканам Камчатки и строить АЭС на острове Большевик. Энергетика – базис для всей остальной экономики, а фундамент в Диком поле строить не принято. Поэтому сначала – стратегические планы высшего уровня иерархии, и только потом – отраслевые и территориальные. Надеюсь, что в 2020-м году, в год столетия со дня вступления в силу плана ГОЭЛРО никому ничего напоминать не нужно – все всё и так помнят. Но, на всякий случай, напомню: из общего объема финансирования ГОЭЛРО на сами электростанции и электросети ушло 8%, все остальные деньги – это новые заводы, фабрики, электрификация сельского хозяйства, новые поселки и города. ГОЭЛРО не просто первый в нашей истории государственный план, он – первый комплексный план. Да, было другое время, план ГОЭЛРО был направлен «вовнутрь», он касался только и исключительно нашей страны, сейчас такое повторит невозможно – без масштабного экспорта развивать экономику и саму Россию невозможно. Но ведь и план ГОЭЛРО не был самоизоляционистским – страна Советов охотно брала чужие технологии для решения самых острых проблем, у нас на ДнепроГЭСе вон американцы работали. Вот только брали мы чужие технологии и ещё с одной целью – чтобы они через несколько лет стали нашими, чтобы на их основе получить собственные инженерные и конструкторские школы. Про права интеллектуальной собственности тогда говорили куда как меньше, да и толку-то говорить про них не было тогда, когда был риск получить ответ Иосифа Виссарионовича Сталина.

Пятилетние планы развития – «инструмент» прагматиков

Конструкция стратегических планов выглядит так, что появляется подозрение – а не видим ли мы ту самую попытку вернуться в воды той же реки? Это наши либералы шарахаются от пятилеток, в реальном мире отношение к такому методу развития куда как более спокойное и прагматичное. И речь не только о Китае – в Исламской Республике Иран сейчас идет VII пятилетка. В Иране, где государственная собственность в экономике едва превышает 50% - одна пятилетка за другой. Были в свое время собственные пятилетки в Японии, Турции, Аргентине. Когда их использовали? Да когда речь шла о необходимости быстрого восстановления после кризисов и войн или, как в случае с Ираном – из-за дискриминационных мер со стороны все того же коллективного Запада. Я ничего не упустил?

Это в России сейчас одновременно – кризис из-за пандемии, необходимость восстановления после многих лет либерального погрома в экономике, это против России сейчас западные санкции. И это в России с момента принятия Энергетической стратегии начинается переход от стратегий целеполагания к конкретным отраслевым и территориальным стратегиям развития. Со скрипом, со стоном, с сопротивлением тех же бывших глав министерства экономического развития, которые все так же обитают на верхних этажах системы власти – ну, кроме одного, который сейчас нары полирует. И возникает совершенно закономерный вопрос – а кто архитектор вот этой конструкции стратегических планов развития? Неужто эти документы разрабатываются и проталкиваются через правительство и парламент экспертами правительства?

Письмо двух ректоров и «Стратегия-2020»

Я ничего не понимаю в конспирологии, да и не люблю я эти теории, мне факты больше нравятся. А они – есть, они отнюдь не секретны, их всегда можно найти на официальных сайтах правительства, президента и других органов власти. Вот я и стал их искать – вдруг найдутся. И первый же документ из списка, содержащегося в Энергетической стратегии, заставил основательно задуматься: в России просто не было и нет никакой стратегии социально-экономического развития. Номер 1 в списке – отсутствует напрочь. В 2009 году в ведомстве все того же МЭРа, которым на тот момент руководила мадам Набиуллина, была рождена и утверждена правительством Концепция социально-экономического развития. Утверждена только ради того, чтобы ее тут же выбросили в мусор – в это время в мире случился всеобщий экономический кризис, и все теоретизирование ведомства Набиулиной яйца выеденного не стоила. А в декабре все того же 2009 года ректоры Высшей Школы Экономики (ВШЭ) Ярослав Кузьминов и Российской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХГС) Владимир Мау направили в адрес премьер-министра Путина письмо, в котором предложили совершенно новый подход к организации экспертной работы для подготовки к новому этапу социально-экономического развития России до 2020 года, к разработке стратегии на этот период. Предлагалось привлекать к работе экспертов, представлявших различные позиции, руководителей субъектов РФ, представителей ведущих бизнес-структур, руководителей СМИ и лидеров профессиональных сообществ. Предлагалось строить программу не по отраслевым, а по взаимосвязанным проблемным блокам, каждый из которых будет представлять собой проект достижения определенной цели, подготовку «дорожной карты», скоординированной с «дорожными картами» других блоков по содержанию, ресурсам и срокам. Не видите ничего знакомого в последнем предложении? Тогда посмотрите хотя бы наискосок на текст майского 2018 года указа президента России о национальных целях и проектах. Господа Мау и Кузьминов в 2009 году предложили не самую плохую методологию, причин отказываться от нее никаких нет.

Вот только после того, как Владимир Путин ответил согласием на письмо двух ректоров, началось нечто, что мы, не страдая политкорректностью, предлагаем называть «организационной вакханалией». Для большей открытости был создан сайт 2020strategy.ru, на котором публиковались промежуточные итоги работы рабочих групп, которых было создано 21 штука. Тем, кому эта ушедшая в прошлое история кажется интересной, подсказываем – сайт по-прежнему в рабочем состоянии, на нем можно найти любые подробности. Несколько сотен заседаний, обсуждений и дискуссий, широкое освещение в СМИ, участие более сотни зарубежных экспертов, в числе которых были бывший вице-президент МВФ, профессора университета Беркли и Graduate Institute Женевы, проводились социальные опросы. Промежуточный доклад объемом около 600 страниц был передан в правительство, министерства и ведомства его доработали, и в декабре 2011 года эта творческая деятельность была успешно завершена.

Стратегия-2020 была опубликована в марте 2012 года под названием «Итоговый доклад о результатах экспертной работы по актуальным проблемам социально-экономической стратегии России Стратегия-2020: Новая модель роста – новая социальная политика».

Да, название занимает две строчки – так ведь и объём доклада составляет 864 страницы! Реакция премьер-министра Владимира Путина, который в марте 2012 принял решение о своем участии в предстоявших президентских выборах, была, как мне кажется, совершенно естественной: этот «талмуд» никогда не был утвержден ни правительством, ни президентом. 864 страницы могут быть наполнены самыми замечательными идеями, но всерьез представить, что этот двух-трёхтомный труд можно использовать в качестве документа стратегического планирования, могут люди только с очень нетривиальным мышлением. Это, конечно, мое частное мнение, но если на качественное изучение стратегии развития на 8-летний период нужно потратить 2-3 года, то такая стратегия является мертворожденной изначально.

Совет Безопасности России и его научный совет

Итого: стратегия социально-экономического развития должна быть, но её нет. Но труд ректоров никуда не исчез, он просто был переработан Советом Безопасности и превратился в тот самый майский 2018 года указ о национальных проектах и стратегических целях. Убедиться в этом несложно, достаточно сравнить названия глав результатов труда коллектива под руководством Мау и Кузьминова и текст указа. Но при этом текст указа занимает 18 страниц, мы его можем не только прочитать, но и понять за каких-нибудь полчаса. Эксперты научного совета при Совете Безопасности уменьшили объём социально-экономической стратегии в 42 раза. Как им это удается? У нас ведь век открытой информации, секретов не так много, соответствующий список экспертов находится на сайте Совета Безопасности. Напомню, что состав Совета Безопасности не избирается, а назначается единолично президентом России. Просматривая список, стоит помнить этот простой факт.

Этих людей тоже никто не назначает, их приглашают в качестве экспертов для проработки той или иной программы, плана, стратегии. На экране есть ссылка на сайт Совета Безопасности, предлагаю и вам, уважаемые зрители, поискать в этом списке тех, кого можно назвать либералами – мои поиски результатов не дали. Так или иначе, один факт мы уже установили: в списке документов, на которые ссылается министерство энергетики как разработчик Энергетической стратегии документа № 1, стратегии социально-экономического развития нет, его в настоящее время заменяет майский 2018 года указ президента о национальных проектах и стратегических целях. Указ, разработанный Советом Безопасности по поручению президента и им же, президентом, утвержденный.

Хронология утверждения документов стратегического планирования имеет значение

Следовательно, пункт 2 Энергетической стратегии реально должен выглядеть следующим образом:

«ЭС-2035 обеспечивает реализацию в сфере энергетики положений:

- указа президента № 204 от 7 мая 2018 года «О национальных целях и задачах на период 2024 года»;

- Стратегии национальной безопасности России;

- Стратегии научно-технического развития России;

- Доктрины энергетической безопасности России;

- Стратегии пространственного развития России на период до 2025 года».

Ничего странного не замечаете? Три документа – без указания времени их действия, четыре документа – без дат их утверждения и без указания того, кто именно их утверждал – президент или правительство. А это важный момент – подпись президента означает, что документ подготовлен Советом Безопасности, подпись премьер-министра, которым у нас до зим 2020 года был господин Медведев – свидетельство того, что над документом трудились министерства, их департаменты, их эксперты. Хронология появления стратегических документов уровня целеполагания – это рассказ о борьбе государственников с либералами в руководстве России.

Стратегия национальной безопасности России

Стратегия национальной безопасности стала первым документом, принятым на основе закона о стратегическом планировании – она была утверждена в последний день 2015 года указом президента № 683. То, что этот документ разработан именно Советом Безопасности, никаких сомнений не вызывает, для этого достаточно просто пролистать его текст до пункта 109-111 (кстати, я искренне удивлен, что их до сих пор никто толком не комментировал, хотя они того явно стоит). Цитирую, пропуская всевозможные бюрокртаизмы: «Положения настоящей Стратегии обязательны для выполнения всеми органами государственной власти и органами местного самоуправления и являются основой для разработки и корректировки документов стратегического планирования и программ в области обеспечения национальной безопасности и социально-экономического развития Российской Федерации, а также документов, касающихся деятельности органов государственной власти и органов местного самоуправления. Деятельность Центрального банка Российской Федерации как участника стратегического планирования осуществляется в целях обеспечения национальных интересов и реализации стратегических национальных приоритетов. 110. Контроль за ходом реализации настоящей Стратегии осуществляется в рамках государственного мониторинга состояния национальной безопасности; его результаты отражаются в ежегодном докладе Секретаря Совета Безопасности Российской Федерации Президенту Российской Федерации. 111. В целях реализации настоящей Стратегии осуществляется под руководством Президента Российской Федерации совершенствование системы государственного управления, стратегического планирования в области обеспечения национальной безопасности и социально-экономического развития Российской Федерации, разрабатываются и реализуются документы стратегического планирования, а также принимаются меры по подготовке квалифицированных специалистов в области обеспечения национальной безопасности и стратегического планирования.»

Давайте вместе переведём эти статьи на нормальный язык. СНБ – документ, который никто в органах власти обсуждать не будет, положения СНБ нужно просто выполнять, за этим выполнением присмотрит Совет Безопасности и о результатах мониторинга перед президентом и отчитается. При этом президент России берёт на себя личную ответственность за выполнение СНБ, за разработку стратегии развития России не только в области безопасности, но и социально-экономического развития России. Слово «правительство» в этих трех пунктах просто отсутствует – тем экспертам Совета Безопасности, которые разрабатывали СНБ, было не до жестов вежливости по отношению к команде управленцев Дмитрия Медведева. Ещё одна отличительная особенность СНБ – то, что у неё нет срока окончания действия, она принята раз и навсегда, но раз в шесть лет подлежит корректировке, чтобы привести ее в соответствие с меняющимися обстоятельствами.

Я не буду пытаться анализировать СНБ полностью – в этом документе 46 страниц, найти её текст в недрах интернета сложности не представляет, отмечу только самые заметные особенности. В СНБ имеется глава IV – «Обеспечение национальной безопасности». На интуиции есть уверенность, что речь в ней должна идти о сугубо военных, оборонительных мероприятиях, но СНБ куда как шире этого. Вот подразделы этой главы: оборона страны, государственная и общественная безопасность, повышение качества жизни российских граждан, экономический рост, наука, технологии и образование, здравоохранение, культура, экология живых систем и рациональное природопользование, стратегическая стабильность и равноправное стратегическое партнерство. Безопасность России в этой стратегии – это не только оборона, но и нормальное развитие всех остальных отраслей экономики, технологий, образования, медицины. И это вполне логично – если не удастся добиться развития страны, никакие усилия министерства обороны и спецслужб не смогут предотвратить, искоренить риск сползания России в ситуацию, подобную той, что имеется на Украине или в каких-нибудь там США. Хронология появления этой стратегии подсказывает, что именно она лежит в основе всех прочих документов с названиями «стратегия», «доктрина» и прочие «концепции» - следующие стратегические планы развивают идеологию, заложенную в СНБ. Нет, слова «идеология» в тексте СНБ нет – у нас, как известно, с 1993 года на него наложено табу, но оно совершенно явно читается между строк.

Комплексные планы развития – высший уровень управления страной

Если Россия как государство, как страна, действительно хочет сохранить свою национальную безопасность, то развитие должно идти комплексно, нельзя делать упор исключительно на каком-то одном направлении.

Примеров отсутствия навыков комплексного планирования за последние годы – пруд пруди. В 2012 году была проложена АЯМ, Амуро-Якутская магистраль – проект, который не потянул даже Советский Союз: 1200 км, из которых около 900 км проложены в условиях вечной мерзлоты. Прошло 8 лет, и вот только теперь правительство начинает размышлять о том, как же эту магистраль использовать. При этом данные геологии, полученные еще в советское время, совершенно невероятны – вдоль трассы этой магистрали на расстояниях в пределах 150-200 км расположено более 300 крупных месторождений минеральных, твердых месторождений. И – что? Шахты, разрезы, карьеры, обогатительные комбинаты, новые поселки, новые электростанции? Да ничего подобного – ждём инвесторов. Инвестировать серьезнейшие суммы, вытянуть фантастический по сложности проект – и после этого сидеть в кресле ровно и ждать волшебника в голубом вертолете, то есть эффективного частного собственника, который придет и все сделает. Это похоже на действительно государственный подход к развитию России? Сакраментальный вопрос, ответ очевиден. В 2009 году синхронно стартовали два совершенно новых масштабных проекта: консорциум компаний во главе с НОВАТЭК начал освоение Южно-Тамбейского газоконденстаного месторождения и строительство самого северного в мире СПГ-завода, а городе Большой Камень началось создание судостроительного комплекса «Звезда». «Звезда» - это тоже «фантастика, сынок», поскольку ни в России, ни в СССР никогда не строили танкеры для нефти и СПГ арктических ледовых классов. В 2018-м «Ямал-СПГ» построен, эксплуатационные скважины на месторождении пробурены, станции комплексной подготовки газа созданы, трубопроводы проложены, правительство с размаху приняло изменения в закон о плавании в Северном Ледовитом океане – энергетические ресурсы можно транспортировать только на судах, построенных в России. А «Звезда» - не готова. И правительство тут же делает исключения в совершенно свежем законе – «Ямалу-СПГ» разрешили строить танкеры-газовозы за рубежом. В Большом Камне идет строительство второй очереди «Звезды», а за строительство жилья для специалистов со всем необходимым (школы-садики-больницы) началось только в 2017-м году. И только в 2018-м окончательно поняли, что специалистов для «Звезды» на Дальнем Востоке не хватит – такелажников, сварщиков, фрезеровщиков, токарей - то есть тех, кто умеет работать руками с металлом. Оказывается, министерство образования про этот проект думать не думало, министерство строительство слыхом не слыхивало, а строительством сопутствующих заводов занимается не министерство промышленности и даже не министерство развития ДВ и Арктики, а глава Роснефти, которой поставлена задача курировать проект «Звезды». Нефтяники и «Газпромбанк» строят судостроительный завод, правительство наблюдало за этим строительством через телевизор, и эта ситуация стала меняться только с появлением в правительстве Юрия Борисова. Прилетел – ногами дороги проверил, на условия жилья строителей и персонала «Звезды», со всей России собранного, вживую посмотрел, и только после этого появился проект нового жилого квартала, началось строительство жилья.

Извините, отвлёкся. Предлагаю просто зафиксировать факты, которые секретными никогда не являлись. С 31 декабря 2016 года основополагающей стратегией развития России является СНБ, разработанная экспертами Совета Безопасности, персональную ответственность за реализацию которой президент России взял лично на себя. Все остальные документы стратегического планирования, принятые позже – документы, развивающие идеологию, вложенную в СНБ. После того, как были разработаны и приняты указ о национальных проектах и стратегических целях, стратегии информационной и продовольственной безопасности, НТР, доктрина энергетической безопасности, стратегия пространственного развития – настал черед Энергетической стратегии. Энергетики получили список задач и теперь готовятся их выполнить – логика соблюдена, ждем отраслевых стратегий развития угольной, газовой, нефтяной, электроэнергетической отраслей.

Меры ответственности

Но на этом и хватит о хорошем. Теоретически все хорошо, логически все взаимоувязано, вот только удастся ли реализовать все эти стратегические планы, не будем ли мы наблюдать за очередным актом бесконечно пьесы под названием «Гора родила мышь»? Я не просто так вспоминал пятилетние планы развития народного хозяйства времен СССР. У этих планов было одно важное дополнение – их принимали как закон. И за нарушения планов пятилеток наказывали не по неким политическим соображениям, а на основании родного до боли уголовного кодекса: нарушил закон – бери лобзик, иди просеку под БАМ пилить. Я не о том, что планы пятилеток были безукоризненны и выполнялись на 100% - глупостей и разгильдяйства у нас даже при Сталине хватало. Я о том, что система наказания – была, причем не на уровне теории, а аккуратно расписанная по статьям УК. А во всех стратегических документах современной России, включая СНБ, системы ответственности просто нет. «Ответственность за исполнение несет» звучит благостно, но в чём ответственность заключается, кто, что и куда понесет тот, кто своим действием или бездействием сорвет государственный стратегический план? Заступ на плече к проходной треста шахтостроения? Ноутбук подмышкой по пути в соседний кабинет, как некто Дмитрий Анатольевич, внезапно ставший заместителем секретаря Совбеза, хотя такой должности в штате Совбеза и в помине не было? Я бы очень хотел ошибиться, но при отсутствии ответственности за порученное дело не будет и самого дела. Но это – только мои личные сомнения, не более того. И они, конечно, не помешают внимательно присмотреться к содержанию Энергетической стратегии и к тем ведомственным программам развития, которые министерство энергетики обещает передать на рассмотрение в правительство до конца этого года.

Россия. США > Электроэнергетика. Нефть, газ, уголь > zavtra.ru, 6 июля 2020 > № 3536679 Борис Марцинкевич

Приоритет – установление прочного мира в Сирии

Главы государств – гарантов Астанинского процесса обсудили вопросы взаимодействия в целях окончательной ликвидации террористических группировок.

Президент России Владимир Путин, Президент Ирана Хасан Рухани и Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган 1 июля в режиме видеоконференции приняли участие в трёхсторонней встрече глав государств – гарантов Астанинского процесса содействия сирийскому урегулированию. По итогам встречи главы трёх государств приняли совместное заявление.

Российский лидер, обращаясь к своим коллегам, отметил, что есть возможность переговорить по одному из очень болезненных вопросов сегодняшней международной повестки дня. «В предыдущий раз мы как главы государств – гарантов Астанинского процесса в содействии сирийскому урегулированию собирались в сентябре 2019 года в Анкаре, – сказал он.

– Планировали встретиться в Тегеране в марте текущего года, но по понятным причинам нам это сделать не удалось. Я признателен иранским коллегам за инициативу организовать наш саммит в формате видеоконференции».

По словам Владимира Путина, сообща многое удалось сделать. В Сирии заметно снижен уровень насилия, постепенно восстанавливается мирная жизнь, а главное – созданы предпосылки для устойчивого политико-дипломатического урегулирования на базе резолюции 2254 Совета Безопасности ООН. В этом документе заложен фундаментальный принцип: приверженность суверенитету, независимости, единству и территориальной целостности Сирии.

«Одна из главных целей сегодняшней видеоконференции – вместе проанализировать текущее положение дел в этой стране. Условиться о том, что можно было бы дополнительно сделать для обеспечения долгосрочной нормализации в Сирийской Арабской Республике. Речь в первую очередь о продолжении борьбы с международным терроризмом», – указал Президент РФ.

«Надо подумать, какие ещё меры необходимы для нейтрализации ещё действующих террористических группировок, – продолжил он. – Наиболее напряжённая обстановка сохраняется на неподконтрольных правительству Сирии территориях: в Идлибской зоне деэскалации и на северо-востоке страны, в Заевфратье, где значительно активизировалась деятельность боевиков ИГИЛ».

По Идлибу, как отметил глава государства, Россия продолжает плотную работу с турецкой стороной в целях реализации достигнутых договорённостей Сочинского меморандума от 17 сентября 2018 года и дополнительного протокола к нему от 5 марта текущего года. «Конечно, не все ещё задачи решены, не всё сделано, но предпринимаемые усилия приносят всё-таки результат. Например, с введением режима прекращения огня обстановка в зоне деэскалации существенно стабилизировалась», – констатировал Владимир Путин.

Что касается перспектив политического процесса, то Президент РФ указал на необходимость активно продвигать инклюзивный межсирийский диалог в рамках конституционного комитета в Женеве. Предложено поддержать этот процесс, помочь участникам встретиться и начать прямой диалог, приступить к разработке параметров будущего государственного устройства Сирии. Об этом было условлено на конгрессе сирийского национального диалога в Сочи в январе 2018 года, который состоялся благодаря слаженным усилиям стран – гарантов Астанинского процесса.

По мнению Владимира Путина, «тройка» (Россия, Иран, Турция. – Ред.) могла бы многое сделать в целях постконфликтного обустройства Сирии, восстановления экономики и социальной сферы, возвращения беженцев и внутренне перемещённых лиц. В условиях распространения коронавирусной инфекции координация её усилий на гуманитарном треке урегулирования приобретает ещё большую актуальность.

Конфликт в Сирии, противостояние с террористами продолжается уже много лет и, естественно, сказывается на экономическом положении страны. Российский лидер обратил внимание участников встречи на негативное влияние, которое оказывают санкции, введённые в отношении Сирии в обход Совета Безопасности ООН. По данным Всемирной продовольственной программы, свыше 9 млн сирийцев, т.е. половина населения, нуждаются в продовольственной помощи. Несмотря на это и на призыв генерального секретаря ООН к смягчению санкционного режима в условиях пандемии, и в Вашингтоне, и в Брюсселе принято решение продлить рестрикции против Дамаска. Кроме того, ещё введены новые санкции, целью которых, безусловно, является стремление к экономическому удушению САР.

К встрече трёх лидеров был подготовлен проект совместного заявления, который отражает согласованные подходы трёх стран в отношении дальнейших шагов на сирийском направлении. В частности, ставится задача по взаимодействию в целях окончательной ликвидации террористических группировок, продвижения политического процесса, ведомого самими сирийцами при координирующей роли ООН. Документ демонстрирует решимость России, Ирана и Турции как гарантов Астанинского процесса вести последовательную совместную работу ради установления по-настоящему прочного мира и стабильности в Сирии.

Наша справка. Первый саммит президентов России, Турции и Ирана по Сирии состоялся в ноябре 2017 года в Сочи. Затем переговоры по сирийскому урегулированию с участием лидеров этих стран прошли в Анкаре (апрель 2018 года), Тегеране (сентябрь 2018 года), Сочи (февраль 2019 года) и Анкаре (сентябрь 2019 года).

Президент Ирана Хасан Рухани в своём выступлении отметил, что Астанинский процесс является на настоящий момент единственным успешным форматом по урегулированию сирийского кризиса. Он подчеркнул неизменные принципы Ирана по вопросу Сирии: сохранение её единства и территориальной целостности, уважение национального суверенитета, независимости и определение судьбы страны самим народом путём диалога без вмешательства извне.

Хасан Рухани указал, что Иран выступает против незаконного присутствия иностранных вооружённых сил на территории САР. «Незаконное присутствие оккупационных сил Америки в Сирии является дестабилизирующим фактором для Сирии, а также для всего региона, – считает он. – Помимо этого, незаконные действия американцев в нефтедобывающих районах Сирии фактически являются разграблением богатств сирийского народа. Мы подчёркиваем, что американцы должны вывести свои оккупационные террористические войска из Сирии и всего региона».

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган в свою очередь сказал, что с самого начала конфликта его страна «была рядом со своими сирийскими братьями». «Неважно, к какой религии они принадлежат, какова их национальная принадлежность, мы для всех открыли свои распростёртые объятия, мы приняли беженцев из Сирии, и мы проявили максимальную чувствительность в вопросе сохранения этой страны, недопущения её распада. Мы боремся с сепаратистскими силами в Сирии и надеемся, что наш сосед, как можно скорее, обретёт стабильность, как можно скорее, обретёт мир», – заявил он.

* * *

В Сирийской Арабской Респуб­лике в соответствии с договорённостями между президентами Российской Федерации и Турецкой Республики, достигнутыми 5 марта 2020 года в Москве, 1 июля 2020 года состоялось очередное, восемнадцатое по счёту, совместное российско-турецкое патрулирование участка трассы М4 в зоне деэскалации Идлиб, связывающей города Алеппо и Латакию.

Впервые совместный российско-турецкий патруль, двигаясь по шоссе с востока на запад, прошёл до населённого пункта Инкзик (провинция Идлиб). Протяжённость маршрута составила 60 километров.

К совместному патрулированию от российской стороны привлекались два БТР-82А и бронеавтомобиль «Тигр». Движение совместной российско-турецкой колонны с воздуха контролировалось беспилотными летательными аппаратами ВКС России. Организация взаимодействия между сторонами осуществлялась через совместный координационный центр.

Николай Пальчиков, «Красная звезда»

К концу года Иран будет почти самообеспечен в производстве красного мяса

По прогнозам заместителя министра сельского хозяйства Ирана по животноводству, к концу текущего 1399 иранского финансового года (март 2021 года) производство красного мяса в провинциях вырастет на 2-3%, что приблизит страну к самообеспечению.

«Производство красного мяса в Иране составило 859 000 тонн в прошлом [финансовом] году [закончившемся 19 марта 2020 года]. Ожидается, что к концу года объем производства достигнет 880 000 тонн», - отметил Мортеза Резаи, сообщает Financial Tribune.

Иран планирует экспортировать не нефтяные товары на сумму 41 млрд. долларов к концу года

Исполняющий обязанности министра промышленности, шахт и торговли Хоссейн Модарес Хиабани заявил, что Иран планирует экспортировать не нефтяные товары на сумму 41 млрд. долларов к концу 1399 иранского года (20 марта 2021 года).

Несмотря на незаконные санкции и эпидемию коронавируса, экспорт не нефтяных ресурсов Ирана будет расти, заявил Хиабани, сообщает Fars News.

Он добавил, что 60% этих не нефтяных продуктов экспортируется в 15 соседних государств. Хиабани коснулся ситуации с границами после вспышки вируса и подчеркнул, что 80% пунктов пересечения границы открыты и товарооборот в настоящее время нормальный.

Он подчеркнул, что политика зависимости от экспорта, не связанного с нефтью, соответствует приказу верховного лидера Исламской революции аятоллы Сейеда Али Хаменеи о важности укрепления торговли с Китаем и Индией.

Говоря об ограничениях, введенных для Ирана после вспышки коронавируса в стране в конце февраля, чиновник сказал, что Иран был импортером оборудования, необходимого для борьбы с вирусом в первые дни, но теперь страна является экспортером такого оборудования.

Валовой внутренний продукт Ирана вырос на 1,55 процента

Согласно данным Статистического центра Ирана (SCI) от 5 июля, Валовой внутренний продукт Ирана (ВВП) вырос на 1,55 процента по сравнению с базовым 2011-2012 годом.

Публикуя свои экономические данные за 1398 финансовый год (заканчившийся 19 марта 2020 года), SCI сообщил, что общий ВВП страны за прошедший календарный год достиг 7 037 972 триллионов риалов, или более 372 миллиардов долларов США по базовому обменному курсу 18 900 риалов за доллар США, сообщает Press TV.

Иран сообщил о ВВП в размере 6 929 905 триллионов риалов (более 366 миллиардов долларов) за 1390 год (конец марта 2012 года). Номинальный ВВП за год, заканчивающийся в марте 2020 года, снизился на семь процентов по сравнению с предыдущим годом, показали данные SCI.

Тем не менее, собственный анализ Press TV неофициальных графиков SCI, связанных с расчетами ВВП с 2011 по 2020 год, показал, что в течение рассматриваемого периода в Иране наблюдалось снижение объема производства почти на 40 процентов.

Цифры показали, что общий объем ВВП за год, закончившийся в марте 2020 года, достиг 34 160 313 триллионов риалов, что составляет 221 млрд. долларов США после расчета на основе среднегодового обменного курса 154 343 иранских риалов по отношению к доллару США.

Значение номинального ВВП Ирана может снизиться, хотя и более низкими темпами, в конце текущего финансового года, поскольку риал в настоящее время торгуется на рекордно низком уровне 218 500 против доллара США.

Графики SCI показали, что, по его оценкам, ВВП за год, заканчивающийся в марте 2021 года, составит 36 551 535 триллионов риалов (более 167 миллиардов долларов США по текущему обменному курсу), сократившись более чем на 24 процента в годовом исчислении.

Наихудший сценарий, основанный на данных SCI, показал, что риал может упасть до 437 251 по отношению к доллару, а это означает, что ВВП в 43 725 200 триллионов риалов за текущий финансовый год будет равен 100 миллиардам долларов.

Глава МИД Ирана: США изолированы в антииранском движении

Министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф подчеркнул, что Соединенные Штаты оказались в стороне от международного сообщества, так как большинство стран считают, что дипломатия Вашингтона в отношении Исламской Республики "абсолютно неправильна".

«США пытались достичь консенсуса против Ирана, но им это не удалось», - заявил Зариф, выступая на открытом заседании парламента Ирана, сообщает Fars News.

«Исламская республика - растущая держава, и это привело США к полномасштабной войне против Ирана», - добавил он.

Министр иностранных дел Ирана отметил, что США стремятся представить Иран как «угрозу безопасности», а затем использовать свою силу в таких органах, как Совет Безопасности ООН, чтобы усилить международное давление на страну, и сказал: «Администрация Трампа протолкнула четыре заседания Совета Безопасности ООН по Ирану за последние три года, причем последнее состоялось на прошлой неделе, но она была изолированной на всех заседаниях».

Зариф повторил, что провал США объясняется тем, что государства-члены СБ ООН подчеркнули необходимость сохранения СВПД, подчеркнув, что США придерживаются неправильного подхода.

В соответствующих выступлениях в пятницу председатель Стратегического совета по международным отношениям Ирана Камаль Харрази раскритиковал Вашингтон за его продолжающиеся военные действия против Ирана и заявил, что иранцы показали за последние 40 лет, что они никогда не поддадутся запугиванию США.

По всему Ирану работают 72 250 промышленных и горнодобывающих предприятий

Последние данные, опубликованные Министерством промышленности, горнодобывающей промышленности и торговли Ирана, показывают, что по всей стране работают 72 250 промышленных и горнодобывающих предприятий, в которых работают почти 2,43 млн. человек, сообщает ISNA.

Согласно данным, с 15 822 активными единицами, на долю неметаллических минералов приходится наибольшая доля упомянутых предприятий, в то время как продукты питания и напитки, а также резиновые и пластмассовые изделия с 8 682 и 7524 единицами находятся на втором и третьем местах.

Что касается создания рабочих мест, в группе нерудных полезных ископаемых также самый высокий уровень занятости: 382 837 человек работают в этом секторе. Группа продуктов питания и напитков и группа производителей химической продукции также находятся на втором и третьем месте с занятостью 362 223 и 200 358 человек.

В провинциях Тегеран, Исфахан и Хорасан-Разави к концу прошлого 1398 иранского календарного года (19 марта) насчитывалось 9785, 8585, 5294 активных единиц соответственно, что составляет наибольшее количество единиц среди иранских провинций.

Занятость в указанных провинциях, в промышленных и минеральных подразделениях, составила 402 915, 262 498 и 193 290 человек, соответственно.

В последние несколько лет многие из производственных подразделений по всему Ирану боролись с финансовыми проблемами, а также с проблемой поставки своего сырья, поэтому многие были вынуждены закрыть или уменьшить свои активы.

Министерство промышленности, горнодобывающей промышленности и торговли Ирана планирует вернуть к концу текущего 1399 иранского календарного года (март 2021 г.) 1500 нефункционирующих единиц, в основном малых и средних предприятий (МСП).

Основываясь на планах министерства на текущий год, восстановление 1020 непроизводительных шахт также стоит на повестке дня министерства.

Спикер иранского парламента призвал сократить обязательства в рамках СВПД

Спикер иранского парламента призвал сократить обязательства в рамках Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), поскольку другие стороны, участвующие в ядерных переговорах, не выполнили свои обязательства.

Иранский парламент не позволит Международному агентству по атомной энергии (МАГАТЭ) делать что-либо без ограничений, сказал он, сообщает Mehr News

Выступая на воскресном открытом заседании парламента, после выступления министра иностранных дел Ирана Мохаммада Джавада Зарифа, он сказал: «Мы просим противостоять чрезмерным требованиям других сторон, участвующих в ядерной сделке, так, чтобы была реализована политика, принятая для сокращения обязательств СВПД».

Он указал на роль Министерства иностранных дел в этой области и добавил: «Министерство иностранных дел Ирана может играть ведущую и важную роль в сфере экономической мощи. С этой целью в министерстве был создан пост заместителя министра экономики, который будет заниматься этим делом».

Он призвал заместителя министра экономики Министерства иностранных дел предпринять более практические шаги в этом направлении.

Он повторил: «Если мы не сможем привлечь иностранных инвесторов в страну через СВПД, необходимо предпринять эффективные шаги для перевода денег и валюты людей, оставшихся в некоторых других странах».

Калибаф также указал на распространение COVID-19, вызвавшего много проблем на границах страны, и добавил: «Министерство иностранных дел должно быть более активным в торговых обменах и сделках».

Калибаф подчеркнул: «Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) и Совет управляющих должны знать, что Исламская Республика Иран и законодатели в парламенте никогда не позволят им делать все, что они хотят, без каких-либо ограничений».

Обращаясь к чрезмерным требованиям МАГАТЭ в этой области, председатель парламента Ирана Калибаф повторил: «Мы ожидаем, что политика, проводимая в области сокращения обязательств в рамках Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), должна быть реализована».

По всему Ирану будет создано восемь новых Зон свободной торговли

Секретарь Высшего совета по свободным зонам Ирана Мортеза Банк заявил, что по всей стране будет создано восемь новых Зон свободной торговли (ЗСТ), сообщает ILNA.

«В настоящее время, помимо нынешних восьми свободных зон, на повестке дня - создание восьми новых зон, и мы, безусловно, можем воспользоваться возможностями Исследовательского центра [Министерства транспорта] в этом отношении», - заявил он.

Банк выступил на встрече глав ЗСТ страны с экспертами из Исследовательского центра Министерства транспорта и городского развития в Тегеране.

Выступая на встрече, чиновник подчеркнул важную роль, которую Исследовательский центр Министерства транспорта может сыграть в развитии свободных и специальных зон страны, и отметил, что исследования, проведенные центром, создают основу для будущего сотрудничества.

«Мы можем плодотворно сотрудничать в разработке стандартов и нормативных актов, а также в выдаче технических сертификатов», - сказал он.

Банк упомянул энергетические меры и меры безопасности от стихийных бедствий, таких как пожар и землетрясение, как другие области сотрудничества с исследовательским центром, и сказал: «Мы сталкиваемся с недостатками в области строительства, энергетики и борьбы со стихийными бедствиями, и мы надеемся, что результаты Исследовательского центра помогут нам в этих областях».

Создание зон свободной торговли в Иране восходит к 1368 иранскому календарному году (март 1989 года - март 1990 года) после падения доходов страны от нефти в предыдущем году, что побудило правительство содействовать экспорту, не связанному с нефтью.

Первые две Зоны свободной торговли Ирана были созданы на юге страны. Первой была Зона свободной торговли Киш, созданная в 1368 году на острове Киш в Персидском заливе, а второй - Зона свободной торговли Кешм, созданная год спустя на острове Кешм в Ормузском проливе.

В последние годы, учитывая важную роль, которую свободные и специальные зоны играют в продвижении экспорта и занятости населения страны, Иран серьезно занимается развитием существующих ЗСТ и созданием новых зон.

После повторного введения США санкций в отношении иранской экономики в ноябре 2018 года, предпринимаются дополнительные меры в этой области, поскольку Иран сокращает свою зависимость от нефтяных доходов, одновременно увеличивая внутреннее производство и не нефтяной экспорт.

БУДУЩЕЕ ЕВРАЗИИ: КОНТИНЕНТ МИРА ИЛИ НОВОЙ БИПОЛЯРНОСТИ?

ДМИТРИЙ РАЗУМОВСКИЙ

Директор Института Латинской Америки Российской академии наук.

ПРОЕКТ «БОЛЬШАЯ ЕВРАЗИЯ В ВОСПРИЯТИИ НОВОГО ПОКОЛЕНИЯ РОССИЙСКИХ И ЗАРУБЕЖНЫХ ЛИДЕРОВ»

Новая биполярность будет развиваться в условиях гораздо более сложной многоуровневой системы новых и старых центров по сравнению с тем, что было в XX веке. Ключевой вопрос и вызов для России – сможем ли мы оставаться в стороне в этом конфликте, получая выгоды от игры на противоречиях, или нам должно занять какую-либо из сторон?

Данная статья подготовлена в рамках проекта «Большая Евразия в восприятии нового поколения российских и зарубежных лидеров», осуществлённого с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов. В нём приняли участие молодые представители политического и административного истеблишмента, СМИ, экспертного сообщества России и стран Евразии.

Будущее евразийского континента, весьма вероятно, состоит в том, чтобы стать ареной нового противостояния двух сформировавшихся полюсов нового мирового порядка – Китая и США. Стремление свести любой сверхсложный процесс к некой дихотомии, бинарной конструкции, видимо, заложено в человеческую природу, даже несмотря на упорное сопротивление подобному очевидному упрощению. Мечты об истинной многополярности или полицентричности всё больше уступают место рассуждениям о новой биполярности.

Очевидно, что сам характер новой борьбы полюсов будет мало похож на то, что мы видели во времена холодной войны. Если СССР и США вели себя как классические конкурирующие империи с чёткими географически очерченными зонами интересов и экспансионистскими стремлениями, то китайцы сознательно избегают таких ассоциаций, подчёркивая своё миролюбие, нежелание играть против кого-то. Восприятие Китаем окружающей действительности, где он является единственным центром, продвигающим идеи «единой судьбы», с биполярностью плохо сочетается, но это не означает, что он не окажется втянут в эту логику. Американская администрация же, напротив, демонстрирует чудеса пассионарности и готовность агрессивно играть на обострение.

Новая биполярность будет развиваться в условиях гораздо более сложной многоуровневой системы новых и старых центров по сравнению с тем, что было в XX веке. Значительно усилившие свой вес развивающиеся державы (Индия, Турция, Иран, Бразилия и другие) будут стремиться не «разбиваться по лагерям», а гибко маневрировать для достижения своих целей, создавая различные конфигурации временных или относительно постоянных альянсов.

Формам нового соперничества предстоит множиться, не ограничиваясь лишь экономикой и торговлей.

Уже сегодня мы видим, что отказ США от соглашений по контролю над вооружениями с Россией мотивируется в том числе растущим ядерным потенциалом Китая, не подпадающим под современные ограничения. А глобальный кризис, вызванный пандемией COVID-19, обнажил то глубинное раздражение, вызываемое восточным гигантом, которое присутствует в умах элит не только США и их ключевых союзников, но и ряда развивающихся стран, например Бразилии. Поэтому недавнее майское совместное заявление пяти разведок ведущих англосаксонских стран (США, Великобритании, Австралии, Новой Зеландии и Канады) о вине Китая в распространении коронавируса может служить свидетельством того, что пятёрка консолидируется как ядро нового противостояния с Поднебесной. Тот факт, что в Китае прогнозируется (по оценкам на конец апреля) слабый, но всё же положительный экономический рост при рекордном обвале большинства развитых и развивающихся экономик, может стать триггером для новых волн торговых войн и требований экономических уступок. Косвенно это уже подтвердил Дональд Трамп, обвинивший Пекин в невыполнении условий торговой сделки и пообещавший за это пакет санкций.

Сейчас сложно представить точную конфигурацию лагерей союзников каждого из этих двух полюсов. Далеко не очевидно, что все европейские страны в полном составе солидарно займут проамериканскую позицию в будущем противостоянии, как это было во времена первой биполярности. ЕС, теперь без Британии, уже неоднократно высказывал недовольство действиями Соединённых Штатов, и в целом не имеет ресурсов, да и энергии, чтобы ввязываться в «холодную войну 2.0».

Ареной новой битвы станет не только АТР, но и, без преувеличения, весь мир.

США стремятся вытеснить Китай из Латинской Америки, крайне нервно реагируют на его укоренение в Африке. Стоит вспомнить, как болезненно воспринимали американские политические круги объявленную Пекином инициативу «Пояс и путь», которая подрывала американские планы создания подконтрольного им транспортного транзитного коридора «Афганистан – Пакистан».

Ключевой вопрос и вызов для России – сможем ли мы оставаться в стороне в этом конфликте, получая выгоды от игры на противоречиях, или нам должно занять какую-либо из сторон? На наш взгляд, Москве стоит выбрать первый путь, хотя многое будет зависеть от характера и форм противостояния. Фактор российской военной мощи не будет столь существенным при выборе варианта поведения, так как основным полем боя (по крайней мере, вначале) станет экономика и торговля. Несмотря на официальные внешнеполитические приоритеты нашей страны, многовекторность политики и стратегический характер отношений с великим соседом, не стоит воспринимать это как свидетельство автоматического «равнения на Пекин». В недавней истории отношений была масса свидетельств того, что нашей стране отводится роль «младшего брата» . Торг по цене на газ, сложности в переговорах по сопряжению ЕАЭС и Шёлкового пути, нежелание идти навстречу в вопросе сопротивления санкционному давлению (китайские компании первыми выходят из сделок под предлогом рисков вторичных санкций) – всё это говорит против стратегического альянса с Китаем в случае обострения противостояния. Да и нельзя не признаться, что «ментальные страхи» русских о китайской угрозе получили в последние годы новую подпитку. В то же время стать полноценным противовесом, фактором сдерживания Поднебесной Россия не сможет, поэтому попытка разыграть эту карту при возможном торге с Западом в обмен на своё возвращение в качестве его полноправного члена имеет мало шансов на успех.

Китай, несмотря на его мощнейшую гравитационную силу, не обладает поясом союзников (за исключением лишь Северной Кореи) и вряд ли сможет сформировать его в ближайшие десятилетия. Покупка элит в Центральной Азии не означает их автоматического прокитайского позиционирования в случае противостояния. Необходимо вспомнить и о факторе Индии, которая будет балансировать между желанием сохранить нейтралитет и сильными антикитайскими настроениями в обществе и элитах. Формирование подобного «пояса неопределившихся» даёт России шансы нащупать возможности выгодного маневрирования в сложившейся ситуации, заключая гибкие тактические альянсы.

Сама Россия, давно чувствуя, что остаётся в стороне от новой назревающей оси конфликта, пытается «терминологически» осмыслить себя, примеряя в разное время то концепт «энергетической сверхдержавы», то «суверенной демократии» (последнее явно уровнем пониже). Касательно первого наши мечты были жёстко пресечены сланцевой революцией, а потом и упомянутой газовой сделкой с Китаем. Концепция «суверенной демократии» от изначального замысла Владислава Суркова мигрировала, скорее, в сторону отстаивания субъектности, способности действовать независимо. Недаром в российском государственном медиапространстве способность иностранных лидеров действовать вопреки указам США стала преподноситься чуть ли не как главная добродетель. Это уже ближе к понятию центра, но не полюса. Подобная динамика внутрироссийского дискурса может свидетельствовать о разочаровании в надежде стать полноценным полюсом мировой политики, способным решать глобальные стратегические вопросы. Ужимание оценки собственной роли и значимости привело к тому, что тактика стала преобладать над стратегией. Способность постулировать стратегические цели опирается на наличие ресурсов и, главное, некоего послания всему миру: так действует Китай, языком инициатив часто разговаривает Вашингтон.

Россия сегодня, так и не сформулировав свою внутреннюю национальную идею, не способна предложить её и миру, по крайней мере, в той универсальной форме, чтобы она была понятой другим странам.

Отсутствие чётких стратегических месседжей не является чем-то страшным, Россия уже переживала периоды сосредоточения и сокращения амбиций, что помогало аккумулировать силы и лучше осознать свои интересы. Нам не стоит спешить с отнесением себя к тому или иному полюсу новой конфронтации. Показательно, что во внутрироссийских дискуссиях о возможном противостоянии Китая и США нет преобладающей позиции, кто нам ближе и стоит ли с кем-то ассоциироваться. Российское руководство, на наш взгляд, демонстрирует, что способно гораздо лучше действовать тактически, чем стратегически, а для первого сейчас наступает самое подходящее время. И есть успешные примеры таких ситуационных альянсов. Например, союзы с Ираном по Сирии, с Саудовской Аравией по нефтяной сделке 2016 г. – это примеры выгодных, эффективных тактических союзов, не претендующих на перерастание в стратегические.

Участвуя в новых тактических союзах с «неприсоединившимися» державами, а также играя на противоречиях Вашингтона и Пекина, Россия даст себе больше возможностей решить важнейшие для неё задачи: укрепить контроль над постсоветским пространством, возобновить полноправное участие в глобальных производственных и технологических цепочках, вернуться на глобальные рынки и перезапустить экономический рост, сохранить статус важного мирового игрока, пусть и с меньшими, чем ранее, амбициями.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 6 июля 2020 > № 3434145 Дмитрий Разумовский

Мир после СНВ

В ядерном мире наступает новая эпоха. Этот мир становится более сложным, менее предсказуемым

Текст: Игорь Иванов (президент Российского совета по международным делам (РСМД), министр иностранных дел России (1998-2004 гг.))

Возобновление российско-американских консультаций по контролю над вооружениями и стратегической стабильности, начавшихся в конце июня в Вене, - новость, безусловно, хорошая. Если консультации пойдут плодотворно, то появится надежда, что Договор между Россией и США о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-III) будет на какое-то время продлен. Если же договориться не удастся - а такая вероятность, к сожалению, высока, - то в феврале 2021 года Договор уйдет в историю, как уже ушли в прошлое советско-американские договоренности по ракетам средней и меньшей дальности (ДРСМД) и об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) и многосторонний Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ).

Хорошо помню, какая интенсивная борьба развернулась на рубеже XX и XXI веков за сохранения Договора ПРО. Российская сторона была готова пойти на серьезные компромиссы, чтобы убедить Вашингтон сохранить Договор. В пользу сохранения и соблюдения Договора по ПРО выступило подавляющее большинство государств мира. В защиту Договора принималась соответствующая резолюция Генеральной Ассамблеи ООН, против которой проголосовало всего четыре государства. И тем не менее договор спасти не удалось: летом 2002 г. Соединенные Штаты в одностороннем порядке вышли из него. Несколько позже такая же участь постигла ДОВСЕ и ДРСМД. Надо признать, что борьба за их сохранение была уже не столь интенсивной, как в случае с Договором по ПРО. Да, Россия на самом высоком политическом уровне выступала за их сохранение, но дальше этой принципиальной позиции дело не пошло. Европейские государства, интересы безопасности которых были напрямую связаны с этими договорами и которые в свое время с энтузиазмом их поддерживали, фактически солидаризировались с позицией Вашингтона и вяло взирали на их ликвидацию.

Уготовлена ли Договору СНВ-III та же судьба? Сейчас, наверное, было бы преждевременно предсказывать его судьбу. Вместе с тем, уже сегодня совершенно очевидно, что даже в случае продления срока действия этого договора, восстановить ту разветвленную и многоуровневую договорно-правовую основу контроля над вооружениями, которая создавалась на протяжении десятилетий во второй половине прошлого века и служила интересам стратегической стабильности в мире, будет практически невозможно. Если согласиться с такой картиной нынешней реальности, то напрашиваются два практических вопроса. Во-первых, следует ли признать, что традиционный контроль над ядерными и обычными вооружениями к началу третьего десятилетия XXI века не подлежит восстановлению? Во-вторых, какие механизмы контроля над вооружениями вообще возможны в новых складывающихся международных условиях?

Очевидно, что значительную долю ответственности за развал международной системы контроля над вооружениями несут Соединенные Штаты. После окончания "холодной войны" Вашингтон, возомнив себя победителем, открыто взял курс на отказ от тех международных механизмов, которые, по мнению нескольких американских администраций, могли как-то ограничить их свободу рук на международной арене, а по сути - помешать американскому доминированию в мире.

США в одностороннем порядке вышли из Договора по ПРО и ДРСМД, всячески препятствовали ратификации государствами - членами НАТО адаптированного ДОВСЕ, уклонялись от конструктивного диалога по другим направлениям контроля над вооружениями. В этом смысле подписание Договора СВН-III в 2010 г. явилось скорее исключением из этой общей тенденции.

Вместе с тем было бы опасным упрощением всю вину за нынешнее положение дел в области контроля над вооружениями возлагать исключительно на США. Нельзя не учитывать того обстоятельства, что после окончания "холодной" войны мир перестал быть биполярным в том числе и в отношении глобальной ядерной угрозы. Акцент в области обеспечения безопасности стал все больше перемещаться с глобального уровня на уровень регионов и отдельных стран. Одновременно стала меняться и шкала приоритетов в отношении угроз безопасности, среди которых основное внимание перекинулось на борьбу с терроризмом, различными формами экстремизма, наркоторговлей, незаконной миграцией и т.д.

В этих условиях реакция международного сообщества на появление ядерного оружия у Индии и Пакистана хотя и была осуждающей, но не настолько, чтобы помешать этому. Объяснить это можно лишь тем, что появление в арсенале этих стран ракетно-ядерного оружия, хотя и стало прямым нарушением режима нераспространения, было воспринято в мире не как прямая угроза глобальной безопасности, а скорее как региональная проблема. Наверное, следует признать, что вину за такое положение дел несут в той или иной мере все члены "ядерной пятерки", одновременно являющиеся и постоянными членами Совета Безопасности ООН.

Полувековая история контроля над ядерными вооружениями выглядит в наши дни все более неутешительно. В том виде, в котором мы знали его со времен первых соглашений, подписанных полвека назад Леонидом Брежневым и Ричардом Никсоном, этот контроль подходит к своему закономерному концу. Последние разрушительные шаги администрации Трампа, вероятно, ускорили печальную развязку и придали ей дополнительный драматизм, но эта развязка так или иначе была неизбежной. Вернуться в 70-е годы прошлого века или даже в 2010 год, когда Дмитрий Медведев и Барак Обама подписали ДСНВ-3, в любом случае не получится.

С другой стороны, трудно себе представить, что в мире существуют государства, заинтересованные в ничем и никем не ограниченной гонке ядерных вооружений. "Игра без правил" в этой сфере слишком рискованна, а с каждым новым десятилетием XXI века, если не с каждым проходящим годом, риски будут только возрастать. Следовательно, какие-то новые механизмы контроля над стратегическими вооружениями так или иначе должны прорастать сквозь нагромождение обломков старой двусторонней советско-американской системы.

Сегодня, наверное, никто не может предсказать, какими конкретно будут эти новые механизмы. Более понятно, какими они наверняка не будут.

В прошлом останется двусторонний формат контроля над стратегическими вооружениями. Соединенные Штаты выражают все больше озабоченности развитием ядерного арсенала Китая, баллистического потенциала Ирана и т. д. России также так или иначе придется принимать во внимание растущие возможности официальных и неофициальных членов "ядерного клуба", помимо США. Соответственно, двусторонний российско-американский формат должен быть тем или иным образом преобразован в формат многосторонний. Задача не из тривиальных, но так или иначе заняться ее решением придется.

Будущие соглашения едва ли станут оформляться в виде традиционных, юридически обязывающих и подлежащих ратификации договоров. Ратифицировать какие бы то ни было международные договоренности сегодня оказывается делом крайне сложным, а во многих случаях - попросту невозможным. Особенно если исходить из того, что нам еще предстоит пройти через исторически длительный период острой конфронтации между ведущими мировыми игроками. Какие в этих условиях могут быть даны гарантии выполнения сторонами достигнутых договоренностей? Как показывает опыт того же ДРСМД, равно как и Договора по ПРО, даже юридически обязывающие соглашения не дают таких гарантий: из любого такого соглашения можно оперативно выйти, выполнив несложные формальные процедуры.

Можно также предположить, что в центре будущих переговоров по контролю над стратегическими вооружениями вряд ли будут находиться количественные параметры ядерных арсеналов договаривающихся сторон. Количественная гонка вооружений - по типу той, которая велась Советским Союзом и Соединенными Штатами во второй половине прошлого века, - вряд ли повторится в нынешнем столетии. Главной головной болью переговорщиков будут не количественные, а качественные характеристики стратегических арсеналов - таких, как, например, растущее использование в этой области элементов искусственного интеллекта.

Что касается форматов переговоров и возможных договоренностей, то в будущем более востребованными окажутся не традиционные двусторонние модели, а более гибкие многосторонние форматы типа Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД ) - соглашения по иранскому ядерному досье 2015 года. Разумеется, даже такой формат, как можно было убедиться, не дает полной гарантии выполнения договоренностей, и тем не менее он позволяет вырабатывать решения, вокруг которых можно объединить широкий круг государств и таким образом понизить уровень напряженности.

Возможно, в дальнейшем сам термин "контроль над вооружениями" потребует пересмотра. На место юридически обязывающего, преимущественно количественного "контроля над вооружениями" может прийти многостороннее, неформализованное, преимущественно качественное "управление стратегическими вооружениями". В этой новой системе координат очень большую роль будут играть наличие многочисленных линий коммуникаций не только на высшем, но и на других уровнях, оперативный обмен военной информацией, сравнение военных доктрин.

В ядерном мире наступает новая эпоха. Этот мир становится более сложным, менее предсказуемым и потенциально более опасным, чем уходящий в прошлое мир XX века. Хотелось бы надеяться, что Россия, США, другие ведущие мировые игроки смогут возвыситься над взаимными подозрениями и упреками, осознать уровень нарастающих рисков и направят свои усилия на поиск новых моделей и новых алгоритмов снижения ядерных рисков и укрепления стратегической стабильности на глобальном и региональном уровнях. России под силу стать одним из лидеров этого исторического процесса. Наша страна располагает уникальным опытом в разработке и использовании самых различных механизмов контроля над вооружениями, богатыми традициями советской и российской школы международников-переговорщиков, сохранившемся сообществом высокопрофессиональных экспертов по стратегическим вооружениям.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > rg.ru, 6 июля 2020 > № 3433119 Игорь Иванов

Операция PEPSI

Ведущие банки Евросоюза создадут собственную европейскую платежную систему

Текст: Екатерина Забродина

Крупшейшие банки из пяти стран Евросоюза - Германии, Франции, Нидерландов, Бельгии и Испании - договорились о создании собственной платежной системы, которая может стать альтернативной американским монополистам. Это решение, которое, как признают в Брюсселе, имеет не только финансовые, но и политические предпосылки, поддержала Еврокомиссия.

К проекту уже присоединились 16 финансовых институтов, среди них - Deutsche Bank, Societe Generale и UniCredit, при этом он открыт и для других банков. Ожидается, что новая система мгновенного перевода платежей заработает уже в 2022 году. "До сих пор европейцам не удавалось разработать конкурентоспособную альтернативу крупным поставщикам кредитных карт из США - Visa и MasterCard, - отмечает немецкое издание WirtschaftsWoche. - Так называемая "Европейская платежная инициатива" призвана в конечном итоге охватить всю еврозону и весь Европейский союз и сломить превосходство американских корпораций".

Эксперты признают, что именно пандемия коронавируса, которая принесла неопределенность и новые риски на мировую финансовую сцену, послужила импульсом для кооперации европейских банкиров. Однако сама идея родилась задолго до "короны". И дело не только в стремлении избавиться от невыгодных комиссий, которые взимают банки-эмитенты международных платежных систем. Как пишет The Brussels Times, еще в 2017 году два десятка банков начали негласно работать над внедрением "Инициативы Паневропейской платежной системы" (Pan-European Payment System Initiative, или PEPSI) для управления всеми формами безналичных расчетов. "PEPSI задумывалась не как техническая, но как политическая иницитива", - объяснил источник газеты, указывая на доминирование Visa и MasterСard в Европе, а также на растущее влияние китайских платежных сетей.

Напомним, что в этом году Евросоюз впервые провел сделку с Ираном через механизм транзакций INSTEХ, позволивший обойти американские санкции.

А как в России?

В России конкурент Visa и MasterCard - платежная система "Мир" - был запущен в рекордные сроки после введения антироссийских санкций. К 2020 году банки эмитировали 73 млн карт "Мир" за счет обязательного перевода выплат зарплат и пенсий на национальные карты, а НСПК (оператор ПС "Мир") обеспечила прием этих карт в странах Евразийского экономического союза и Турции. Следующим шагом, еще более ослабившим монополию международных платежных систем, стал запуск Банком России в 2019 году Системы быстрых платежей. Такие же системы есть и в некоторых европейских странах, а также в США, Японии, Бразилии и ряде других стран. В отличие от карточных платежей операции в СБП производятся со счета на счет (карта не обязательна), почти мгновенно даже в выходные ночью, и для них достаточно указать номер телефона получателя, если делается перевод физлицу, или сканировать QR-код при расчете за товары и услуги. Глава Банка России Эльвира Набиуллина заявляла об интересе к российской СБП со стороны стран Евразийского экономического союза, но о подключениях иностранных банков не сообщалось.

Подготовил Игорь Зубков

США не удалось остановить экспорт иранской нефти, заявили в Тегеране

Вашингтону не удалось остановить экспорт иранской нефти, несмотря на стремление довести его до нуля, заявил в воскресенье первый вице-президент Ирана Эсхак Джахангири.

"Нефть, являясь основным источником дохода Ирана, оказалась под жесточайшими санкциями. При прежних санкциях потолок сбыта для Ирана был определен в один миллион баррелей нефти, тогда мы продавали до 900 тысяч баррелей нефти. Сейчас же они (американцы – ред.) заявили, что продажи Ираном нефти должны быть нулевыми, что, к счастью, им не удалось сделать", - заявил Джахангири, чьи слова приводятся в релизе на его сайте.

Его слова прозвучали на фоне разработанных властями Ирана мер, направленных на отход от нефти как основного источника доходов страны. Президент Ирана Хасан Роухани подчеркивал, что санкции США имели бы меньшей эффект при меньшей зависимости Тегерана от этого источника, а в середине февраля Роухани заявил, что Тегеран впервые в своей истории перестал ориентироваться на нефть.

Помимо этого, Тегераном предпринимаются попытки пробить себе новые пути для экспорта нефти, прежде всего в обход ключевого энергомаршрута - Ормузского пролива, нестабильность в котором может сказаться и на стабильности поставок нефти из региона в целом.

Еще в Тегеране в 2018 году не исключали, что Иран закроет пролив для других стран в том случае, если исламская республика не сможет экспортировать нефть из-за санкций США. Позже иранские военные заявили об отсутствии подобных планов.

В данный же момент Иран ведет строительство нефтепровода из нефтяного терминала Гуре в порт Джаск, что позволит Ирану транспортировать до 1 миллиона баррелей нефти в сутки с территории у восточной части Персидского залива прямиком в порт в Оманском заливе, минуя Ормузский пролив. Проект планируется завершить в первой четверти 2021 года.

Немного о рабстве

о правильной и неправильной работорговле

Александр Крымцев

Сегодня лишь неуравновешенные белые американцы или европейцы почему-то считают себя — похоже, исключительно по расовому признаку — ответственными за поведение каких-то людей, живших за 200-300 лет до нас.

Практически невозможно себе представить, например, чтобы сегодняшние арабы — где-нибудь в странах Залива — встали бы на колени перед белыми или чёрными резидентами своих стран, прося прощения у них за века арабской работорговли — длившейся в той же Африке в разы дольше!

Потому что западный (=левый и прогрессистский) Агитпроп и современная западная (=левая и прогрессистская) образовательная система убедили — безо всяких на то исторических оснований — уже несколько поколений людей Запада в том, что преступным, с сегодняшней точки зрения, занятием, работорговлей запятнали себя в прошлом только белые европейцы и американцы.

Между тем, т.н. трансатлантическая работорговля, осуществлявшаяся в XVII-XVIII вв. европейскими подданными, вовсе не была чем-то исключительным по своей аморальности и преступности — даже если иметь в виду лишь историю Нового времени, и не лезть в дебри Античности и Средневековья. Она была лишь эпизодом — хотя и важным эпизодом — в весьма долгой истории этого бесчеловечного (и общечеловеческого) промысла.

Гораздо старше и разветвлённее была т.н. арабская работорговля; этот давно устоявшийся научный термин означает длившуюся много веков добычу рабов в Западной Азии, Северной и Юго-Восточной Африке, а также на Пиренейском полуострове и на острове Сицилии (когда эти части европейской территории были захвачены арабами), с последующей продажей их на невольничьих рынках Ближнего Востока и Северной Африки.

В связи с тем, что нормы шариата разрешали мусульманам обращение в рабство лишь захваченных в плен врагов, но никак не свободных единоверцев, главным поставщиком живого товара на рынки исламского мира с самого начала стали пограничные с ним территории: первоначально это были Средняя Азия, Кавказ и Европа, а в Новое время — преимущественно Африка.

Европейцы, например, лицом к лицу столкнулись с арабо-мусульманской работорговлей уже в VIII-IX вв., в период экспансии Фатимидского халифата в Европу. Но особенно масштабной эта торговля стала — в первую очередь, в Средиземноморье — с начала XVI в., т.е. сразу после завершения Испанией Реконкисты и открытия Америки. Причём в этой работорговле европейцы — вплоть до начала XIX в. — участвовали преимущественно в качестве рабов, а не работорговцев.

Известно также, что в арабской работорговле количество сделок с «женским товаром» было гораздо большим, нежели в трансатлантической, американской: там рабыни составляли лишь от четверти до трети общего объёма продаж. А на восточном рынке рабыни ценились много больше рабов, нежели на западном, поскольку использовались не только в качестве служанок, но и для сексуальных и «репродуктивных» услуг своим владельцам.

По идее, современные американские и европейские феминистки левого толка должны были бы особенно возмущаться именно этой сексуальной эксплуатацией, носившей в арабо-мусульманском мире, в отличие от американского Юга, системный характер. Однако этого пока не происходит: в сердцах нынешних американских мятежников клокочет ненависть лишь по отношению к двум столетиям трансатлантической работорговли, о которых им рассказывали школа и Голливуд. А вот про 1 200 лет арабо-мусульманской работорговли этим безграмотным мятежникам ни школа, ни Голливуд ничего не рассказывали.

Поэтому они просто не ведают о том, что в период VII-XX вв. из Европы, Азии и Африки арабскими работорговцами было вывезено, через Сахару, Средиземное и Красное моря и Индийский океан, по разным оценкам, от 14 до 15 млн. чел. Это — больше, чем 11 млн. чел., вывезенных европейцами через Атлантику в Северную и Южную Америку.

Не ведают эти мятежники и о том, что именно страны арабского Востока вплоть до середины ХХ века всеми силами противились шедшим — в течение всего XIX века — именно из Европы требованиям прекратить рабовладение и работорговлю!

Не догадываются они также о том, что власти ряда африканских государств и племенные вожди на протяжении столетий были бенефициарами работорговли, активно поставляя живой товар как для европейских, так и для арабских работорговцев.

К 1830-м гг., после окончательного решения вопроса о средиземноморском пиратстве, европейские страны начали повсеместно запрещать и африканскую работорговлю, приравняв её к морскому разбою. В частности, Россия сделала это в 1845 г., а Франция — в 1848 г.

Но в середине XIX в. реальный запрет на работорговлю осуществлялся только в Западной Африке, в то время как на востоке Чёрного континента деятельность арабских работорговцев продолжалась: они, как и их упомянутые выше поставщики, живого товара, считали рабовладение совершенно естественным институтом. В 1873 г. работорговля была запрещена на Занзибаре, а в конце XIX в. британские власти запретили её в перешедшем под их контроль Египте. Но на малодоступных для европейских сил обширных внутренних территориях континента в рабство ежегодно уводили примерно по миллиону человек.

Европейская колонизация Тропической Африки и особенно меры, предпринятые в принадлежавшей королю Бельгии Леопольду II колонии Конго, резко сократили объёмы арабской работорговли. И на Брюссельской конференции 1890 года европейские державы (плюс присоединившиеся к ним Персия и Занзибар) выработали систему международных мер, направленных на искоренение рабовладения и работорговли в Африке. Таких, например, как устройство укреплённых пунктов, прокладку дорог и телеграфных линий; охрану караванных коммуникаций и побережья, использование подвижных «летучих» отрядов для защиты туземцев.

Следует иметь в виду, что рудименты работорговли в этой части света оказались весьма живучими и существовали вплоть до ХХ в. Например, в преимущественно христианской, ориентировавшейся на Европу, Абиссинии попытки запретить рабство начались лишь в 1920-х гг. А в Саудовской Аравии (между прочим, бывшей одним из первых членов ООН и основателем Лиги арабских стран), запретили рабство только в 1962 г., тогда же его запретили в Йемене. При этом даже в 1983-2005 гг, во время Второй гражданской войны в Судане, нелегальное рабство там было распространено очень широко. Хотя еще в конце XIX в., с учреждением Англо-Египетского Судана, британцы пытались покончить с этой архаичной практикой.

Надо сказать, что в 2010 г., незадолго до своей трагической гибели, лидер Ливийской Джамахирии Муаммар Каддафи на II Афро-Арабской встрече в верхах нашёл в себе силы весьма достойным образом извиниться — от имени всех арабов — за века их работорговли в Африке. В то время, если кто забыл, Ливия была одной из самых развитых стран Африканского континента и важнейшим спонсором Африканского Союза. Поэтому на всех присутствовавших произвело большое впечатление то, каким образом её глава — прямо и без обиняков — выразил своё глубокое сожаление относительно морально неприемлемого, с современной точки зрения, поведения своих соплеменников, «особенно богатых арабов, смотревших на африканских братьев как на низших существ, рабов», резко осудив подобные взгляды и соответствующую практику.

И выбранный Муамаром Каддафи способ расставания с неприглядными страницами прошлого выглядит гораздо более серьёзно и значительно, нежели нынешние отвратительные сцены коллективных коленопреклонений (не перед Божественным величием, а перед грешными людьми) и коллективной же чистки чужой обуви!

Очевидно при этом, что для Каддафи не было разницы в поведении арабских и западных работорговцев прошлого, одинаково бесчеловечно относившихся к африканцам: он осуждал их в равной степени. Но никто из арабских лидеров Каддафи не поддержал.

А для лево-либеральных и просто левых масс-медиа такая разница, очевидно, существует: по крайней мере, об арабо-мусульманской работорговле они сегодня ничего и никому не рассказывают, предпочитая критиковать исключительно трансатлантическую работорговлю.

Да и это они делают весьма односторонне, рассказывая свою, идеологически выдержанную версию событий, густо замешанную на анти-белом расизме. Очевидно, будучи уверенными в том, что никто никогда не опровергнет эту версию, не объяснит несчастным жертвам школы и масс-медиа того, что историческая реальность была — совсем иной, не такой, какой её сегодня рисуют!

Казахстан может стать приоритетом Ирана для вне территориального выращивания сельхозпродукции

Посол Ирана в Казахстане Маджид Самедзаде Сабер описал Казахстан в качестве приоритета Ирана для вне территориального культивирования.

В дополнение к наличию обширных и подходящих земель для сельского хозяйства, Казахстан имеет хорошую транзитную ситуацию, и доставка товаров в эту страну осуществляется легко, добавил он, сообщает Mehr News.

С этой целью на встрече на уровне экспертов в присутствии активистов в этой области обсуждались стратегии развития вне территориального культивирования в Казахстане, а также устранение существующих барьеров.

Это совещание на уровне экспертов было проведено по инициативе Иранской палаты торговли, промышленности, шахт и сельского хозяйства (ICCIMA) в Казахстане в среду посредством видеоконференции.

На этой встрече Самедзаде Сабер указал на возможности Казахстана в области сельского хозяйства, животноводства и рыболовства и назвал Казахстан одним из приоритетов Ирана в выращивании сельхозпродукции.

Россия не видит причин продлевать эмбарго на поставки оружия в Иран

Россия считает необоснованным предложение США поставить в СБ ООН вопрос о продлении оружейного эмбарго в отношении Ирана. Об этом как передает ТАСС заявила в четверг на брифинге официальный представитель МИД РФ Мария Захарова.

"Объективные причины для постановки данного вопроса в Совете Безопасности ООН отсутствуют, - сказала она. - У США нет ни правовых, ни каких-либо иных оснований для использования полномочий Совбеза в своих узко конъюнктурных целях".

"Мы считаем постановку вопроса о введении каких-либо дополнительных рестрикций в отношении Ирана не только не оправданной, но и контрпродуктивной с точки зрения перспектив сохранения Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) по урегулированию вокруг иранской ядерной программы", - добавила дипломат.

Как отметила Захарова, для выхода из сложившейся непростой ситуации необходима консолидация, как участников ядерной сделки, так и всего мирового сообщества в целях сохранения СВПД.

Президент Ирана подчеркнул прогресс своей страны в области электричества и водных сооружений

Президент Ирана Хасан Рухани подчеркнул прогресс своей страны в области электричества и водных сооружений, несмотря на санкции и давление со стороны США.

Выступая в четверг с помощью видеоконференции на открытии 10 инфраструктурных и девелоперских проектов в области водоснабжения и электроснабжения в провинциях Фарс и Керманшах, президент Рухани подчеркнул основные достижения Ирана в области обработки воды и электроэнергии, сообщает Fars News.

Он заявил, что администрация гордится тем, что запускает новые проекты под давлением санкций США и пандемии коронавируса.

Президент Ирана сказал, что за последние семь лет его администрация ввела в эксплуатацию 37 водоочистных сооружений.

Он сказал, что Исламская Республика гордится тем, что делает успехи в энергетической отрасли, пока она находится под давлением санкций, борется с пандемией коронавируса и сталкивается с ситуацией, когда «тиран и сверхдержава, такая как США, усиливает давление, угрозы и санкции» постоянно.

Президент Ирана подчеркнул, что народ Ирана может быть уверен, что администрация полностью готова служить нации и уменьшить проблемы, несмотря на давление и санкции.

В апреле Иран обнародовал планы строительства своей крупнейшей гидроэлектростанции в центральной провинции Йезд с иностранными инвестициями.

С ценой в 300 миллионов евро электростанция сможет производить 300 мегаватт электроэнергии, а у инвестора есть необходимые разрешения для прямого экспорта этой электроэнергии в соседние с Ираном страны.