Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
Председатель Ассоциации экспортеров мебели Ахмадиян на церемонии открытия 20-ой выставки домашней мебели в Тегеране заявил, что в прошлом году объем иранского экспорта мебели вырос до 25 млн. долларов и определены 10 стран в качестве новых рынков для экспорта иранской мебели, сообщает агентство «Мехр».
По словам Ахмадияна, в позапрошлом году Иран экспортировал свою мебель на общую сумму в 12 млн. долларов.
Ахмадиян сообщил, что около 80% компаний, участвующих в названной выставке, занимаются производством мебели и остальные 20% – продажей и импортом названной продукции. Представленная на выставке иранская мебель произведена в соответствии со стандартами качества и может успешно конкурировать с зарубежными аналогами по качеству и конечной стоимости.
Ахмадиян отметил, что главной проблемой в деле снижения производственных расходов является высокая стоимость импортируемых сырьевых материалов. В этой связи на совместном совещании представителей министерства торговли, министерства промышленности и рудников и таможенной администрации принято решение о снижении импортных тарифов на сырье для мебельной промышленности.
Затронув вопрос о конкуренции между мебелью отечественного производства и импортируемой мебелью, Ахмадиян сказал, что качество – это не единственный фактор, определяющий успех в этой конкурентной борьбе. При производстве мебели принципиальное значение имеет также ее проектирование.
Ахмадиян сообщил, что за последние три года производителями мебели с целью повышения конкурентоспособности отечественного мебельного производства закуплено современное оборудование и станки. Кроме того, для мебельщиков проведены специальные занятия для обучения их проектированию мебели. На данный момент определены 10 стран в качестве новых рынков для экспорта иранской мебели, и в самое ближайшее время будут предприняты практические шаги с целью расширения такого экспорта.
Заместитель генерального директора Региональной электроэнергетической компании «Бахтар» Насер Фарджи заявил, что в Иране впервые реализован проект по повторному использованию сточных вод для обеспечения необходимой водой электростанции «Шахид Мефтах» в провинции Хамадан, сообщает агентство «ИРИБ ньюз».
По словам Насера Фарджи, использование на башнях охлаждения системы очистки воды методом обратного осмоса представляет собой один из крупнейших проектов, впервые реализованных на практике компанией «Бахтар». Цель этого проекта состоит в пересмотре норм потребления воды.
Насер Фарджи отметил, что тепловая электростанция «Шахид Мефтах» обеспечивается водой из подземных источников в районе станции, однако из-за отсутствия в достаточном количестве осадков уровень подземных вод снизился и соответственно сократился объем потребляемой воды. В этой связи компания «Бахтар» занялась реализацией названного проекта с целью максимального использования имеющихся генерирующих мощностей.
Насер Фарджи сообщил, что расходы на реализацию проекта составили около 20 млрд. риалов (примерно 2 млн. долларов) и повторное использование сточных вод позволяет экономить до 250 тыс. литров воды в сутки.
Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики по текущей ситуации в мире и основным международным вопросам
Российская Федерация и Китайская Народная Республика (далее именуемые сторонами), исходя из общности позиций по основным международным вопросам, отмечая важность формирования позитивной, объединительной повестки дня в международных отношениях, поиска солидарных ответов на современные вызовы в целях обеспечения устойчивого социально-экономического развития, а также растущую взаимозависимость государств и необходимость упрочения многосторонних правовых начал в мировой политике, заявляют о нижеследующем:
1. Стороны отмечают, что сегодня, в условиях стремительных процессов глобализации, усиливающейся взаимозависимости государств, взаимопроникновения экономик и культур, вся система международных отношений находится на переломном этапе, переживает перемены. Мировой финансовый кризис продемонстрировал неэффективность существующей системы глобального управления, не отражающей реалии современной политики, экономики и финансов. Активно идет процесс ее трансформации на полицентричной основе. На первый план в международных отношениях выходит общая для всех стран задача реформирования финансовой архитектуры таким образом, чтобы не допустить повторения масштабных кризисных явлений в будущем. Наряду с этим сохраняются такие угрозы, как региональные и локальные конфликты, стихийные бедствия и техногенные катастрофы, распространение оружия массового уничтожения, терроризм, трансграничная преступность, дефицит продовольствия, изменение климата. Эффективно противодействовать подобным вызовам и угрозам, имеющим глобальный характер, можно только солидарными усилиями всех государств.
2. Стороны поддерживают центральную координирующую роль ООН в международных делах, обеспечении мира, содействии развитию и многостороннему сотрудничеству. Они намерены развивать взаимодействие по вопросу реформирования Совета Безопасности ООН при общем понимании необходимости повышения представительности Совета и поддержания его эффективности. Стороны выразили поддержку действующему формату межправительственных переговоров, в ходе которых открытая и равноправная дискуссия по реформе Совета Безопасности ООН была бы ориентирована на достижение «пакетного» решения, пользующегося максимально широким согласием государств – членов ООН, не ограничивалась бы искусственными временными рамками и включала бы все предлагаемые модели реформирования. Стороны считают, что принятие модели, предусматривающей поэтапное решение этого вопроса, и поспешное продвижение предложений по реформе Совета Безопасности ООН не способствуют достижению согласия.
3. Стороны поддерживают усилия «Группы двадцати» в сфере совершенствования управления глобальной экономикой и финансами, рассматривают ее в качестве главного форума международного экономического сотрудничества. Они выступают за наращивание темпов работы «Группы двадцати» в целях стабилизации международных финансовых рынков, достижения уверенного, устойчивого и сбалансированного роста, реформирования мировой валютно-финансовой системы, противодействия торговому протекционизму, а также повышения внимания к проблематике развития. Китайская сторона приветствует инициативу российской стороны принять саммит «Группы двадцати» в 2013 году.
Китайская сторона выступает за присоединение Российской Федерации к Всемирной торговой организации до конца 2011 года.
4. Стороны подчеркивают важное значение, которое они придают сотрудничеству в рамках БРИКС. Они приветствуют итоги Третьей встречи глав государств и правительств БРИКС, прошедшей 14 апреля 2011 года в г.Санья (о. Хайнань, КНР) и продемонстрировавшей рост международного авторитета данного объединения. Присоединение к нему ЮАР имеет важное значение для содействия сотрудничеству в рамках БРИКС. Стороны будут и далее усиливать координацию и наращивать сотрудничество в рамках БРИКС и совместно с остальными участниками объединения реализовывать Саньяскую декларацию и План действий, принятые на Третьей встрече глав государств и правительств БРИКС.
5. Стороны приветствуют итоги состоявшегося в г.Астане 15 июня 2011 года юбилейного заседания Совета глав государств – членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и с удовлетворением отмечают важную роль, которую ШОС играет в поддержании региональной безопасности, углублении взаимного доверия и добрососедства, развитии практического сотрудничества между государствами – членами.
Стороны намерены наращивать взаимодействие в интересах поддержания мира и стабильности в регионе ШОС. Стороны придают большое значение дальнейшему совершенствованию договорно-правовой базы ШОС в области противодействия новым угрозам и вызовам, а также наращиванию практических шагов по борьбе с терроризмом, незаконным оборотом наркотиков и оргпреступностью. Стороны подтверждают намерение развивать сотрудничество в соответствии с вступившим в силу Соглашением между правительствами государств – членов ШОС о сотрудничестве в области обеспечения международной информационной безопасности от 16 июня 2009 года.
Стороны считают необходимым укреплять экономическое и гуманитарное сотрудничество в рамках ШОС, концентрируя усилия на реализации конкретных проектов. Стороны продолжат тесное взаимодействие по всем вопросам повестки дня ШОС в период председательства в ней Китайской Народной Республики (2011–2012 годы).
Стороны привержены основополагающему принципу открытости ШОС, зафиксированному в ее Хартии, и считают, что утверждение типового Меморандума об обязательствах государства – заявителя в целях получения статуса государства – члена ШОС стало новым шагом на пути формирования правовой базы расширения ШОС.
6. Стороны настроены на дальнейшую активизацию сотрудничества в формате Россия – Индия – Китай, подтверждают готовность углублять трехстороннее взаимодействие по глобальным и региональным проблемам, в том числе координацию усилий трех стран в рамках ООН и многосторонних объединений в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР).
7. Стороны поддерживают дальнейшее укрепление сотрудничества в борьбе с терроризмом на основе международных антитеррористических конвенций, Глобальной контртеррористической стратегии ООН и резолюций Совета Безопасности ООН по борьбе с терроризмом. Стороны договорились совместными усилиями развивать взаимодействие в сфере борьбы с новыми вызовами и угрозами между секретариатами ШОС и АСЕАН, подчеркивают значимость работы Специальной группы АТЭС по борьбе с терроризмом.
8. Стороны подтверждают свою поддержку высокой цели построения безъядерного мира и намерение двигаться к ее достижению на основе принципов поддержания стратегической стабильности и отсутствия ущерба для безопасности государств.
Стороны считают, что проблемы распространения оружия массового уничтожения и средств его доставки должны решаться прежде всего политическими и дипломатическими методами в рамках норм международного права и в интересах укрепления международной безопасности. Они выступают за развитие сотрудничества в области мирного атома при условии выполнения международных обязательств о нераспространении ядерного оружия, а также за содействие универсализации Соглашения с МАГАТЭ о гарантиях и Дополнительного протокола к нему.
Стороны подчеркивают важное значение Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) и намерены всемерно содействовать реализации Плана действий, принятого в мае 2010 года на Конференции по рассмотрению действия Договора.
9. Стороны придают большое значение углублению взаимопонимания по проблемам противоракетной обороны, подчеркивают приоритетность политико-дипломатических методов противодействия вызовам и угрозам в ракетной области, необходимость сохранения глобального стратегического баланса и стабильности, учета интересов всех государств в вопросах безопасности.
Стороны обращают внимание на необходимость обеспечения безопасности космического пространства, предотвращения возникновения конфликтных ситуаций любого рода и гарантирования свободы доступа в космос. Они выступают за консолидацию усилий международного сообщества по обеспечению безопасности в космосе, содействию его мирному использованию, выработке в рамках Конференции по разоружению в Женеве юридически обязывающего Договора о предотвращении размещения оружия в космическом пространстве, применения силы или угрозы силой в отношении космических объектов.
10. Стороны намерены укреплять сотрудничество в целях продвижения международного сообщества к принятию в рамках ООН правил поведения в области обеспечения международной информационной безопасности.
11. Стороны осознают, что проблема климатических изменений является серьезным вызовом, стоящим перед всем человечеством. Международное сообщество должно усилить сотрудничество на основе Рамочной конвенции ООН по изменению климата и ее Киотского протокола, совместно противостоять климатическим изменениям. Стороны согласились развернуть сотрудничество с тем, чтобы добиваться на Дурбанской конференции в соответствии с мандатом Балийской дорожной карты, на основе принципа «общей, но дифференцированной ответственности» позитивных результатов в деле всесторонней, эффективной и устойчивой реализации Конвенции и ее протокола.
12. Стороны намерены активно укреплять доверие и сотрудничество, содействовать формированию общего и неделимого пространства безопасности и стабильности в Евро-Атлантическом и Евразийском регионах без разделительных линий, конфликтов, сфер влияния и зон с разным уровнем безопасности.
Стороны отмечают, что российская инициатива Договора о европейской безопасности придала импульс развитию конструктивной дискуссии о путях построения системы общерегиональной коллективной безопасности и сотрудничества по самому широкому спектру вопросов.
13. Стороны считают, что сотрудничество в АТР должно строиться на открытости, инклюзивности, поиске точек соприкосновения, взаимопонимания и компромиссов, общих интересах. Стороны подтверждают намерение предпринимать скоординированные усилия, способствующие созданию в регионе открытой, транспарентной и равноправной архитектуры безопасности и сотрудничества, основанной на нормах и принципах международного права, признании неделимости безопасности и учете взаимных интересов всех государств. Стороны будут активно взаимодействовать друг с другом и государствами АТР в деле продвижения принципов совместной российско-китайской инициативы по сотрудничеству в АТР, содержащейся в Совместном заявлении о всестороннем углублении российско-китайских отношений партнерства и стратегического взаимодействия от 27 сентября 2010 года.
Стороны исходят из того, что стратегическое партнерство и сотрудничество между ними являются весомым фактором поддержания мира, стабильности и процветания в АТР. Стороны накопили богатый опыт двустороннего сотрудничества в вопросах безопасности и готовы делиться им с другими государствами региона.
14. Стороны выступают за укрепление роли различных многосторонних объединений в АТР и их взаимодополняемость в целях создания благоприятных условий для мира, стабильности и процветания в регионе.
Стороны придают особое значение механизму Восточноазиатских саммитов как важному форуму, объединяющему государства АТР. Стороны продолжат укреплять роль Восточноазиатских саммитов как основной площадки стратегического диалога с участием лидеров государств АТР в интересах развития региона и поддержания в нем безопасности.
Стороны также высоко оценивают вклад в укрепление безопасности и сотрудничества в АТР таких региональных объединений, как ШОС, Региональный форум АСЕАН по безопасности, механизм Совещания министров обороны государств – членов АСЕАН с партнерами по диалогу, форум «Азия – Европа», Ассоциация регионального сотрудничества государств Южной Азии, Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии, Диалог по сотрудничеству в Азии, Балийский демократический форум.
Стороны подтверждают готовность к тесному двустороннему взаимодействию по вопросам повестки дня многосторонних региональных форумов, участниками которых они являются.
15. Стороны поддерживают важную роль форума «Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество» в углублении торгово-экономического сотрудничества в АТР, выступают за дальнейшее развитие региональной экономической интеграции на открытой, всеобщей, взаимовыгодной и недискриминационной основе. Они намерены расширять взаимодействие в рамках АТЭС, особенно в контексте предстоящего в 2012 году председательства Российской Федерации в этом форуме, в том числе по таким направлениям, как либерализация и облегчение условий торговли и инвестиций, технико-экономическое сотрудничество, региональная экономическая интеграция, продовольственная безопасность, совершенствование транспортно-логистических систем, активное изучение возможностей сотрудничества в целях модернизации.
16. Китайская сторона подтверждает поддержку усилий Российской Федерации по защите своих коренных интересов и содействию региональному миру и стабильности в Закавказье и в Содружестве Независимых Государств, развитию сотрудничества и интеграции на пространстве Содружества Независимых Государств.
Поддержание мира и стабильности в Центральной Азии, стимулирование экономического развития и процветания являются приоритетными задачами всех дружественных народов, проживающих в регионе. Стороны продолжат на двусторонней основе и в рамках ШОС укреплять взаимодействие с государствами региона в сферах политики, безопасности, торговли и экономики.
Стороны отмечают важность усилий руководства Киргизской Республики, направленных на преодоление существующих в стране трудностей, обеспечение ее продвижения по пути демократии, межнационального согласия и экономического развития, готовы и в дальнейшем оказывать необходимую помощь и поддержку народу Киргизии.
17. Стороны согласны в том, что ядерная проблема Корейского полуострова может быть решена только политико-дипломатическими методами в рамках шестисторонних переговоров, подтверждают готовность продолжать тесное взаимодействие друг с другом и остальными участниками переговоров в целях скорейшего восстановления шестистороннего процесса на основе неукоснительного выполнения Совместного заявления КНР, КНДР, России, РК, США и Японии от 19 сентября 2005 года.
Стороны убеждены, что формированию условий для возобновления переговоров способствовало бы снижение уровня военной активности в регионе. Они также выражают намерение продолжать прилагать усилия в целях создания в Северо-Восточной Азии многостороннего механизма обеспечения мира и безопасности.
18. Стороны будут неукоснительно придерживаться курса на скорейшее урегулирование ситуации вокруг иранской ядерной программы политико-дипломатическими средствами, обеспечение права Ирана на мирное использование атомной энергии в качестве государства – члена ДНЯО и одновременное восстановление уверенности международного сообщества в исключительно мирном характере иранской ядерной программы. Решение этого вопроса будет способствовать развитию полномасштабного сотрудничества Ирана и международного сообщества в различных сферах и укрепит режим нераспространения и международную безопасность. Стороны считают, что диалог и переговоры, развернутые на основе последовательности, равноправия и взаимной выгоды, являются единственно верным путем для всестороннего, долговременного и должного решения данной проблемы.
19. Стороны считают, что поиск разрешения ситуации в странах Ближнего Востока и Северной Африки должен происходить в правовом поле и политическим путем, через развертывание широкого национального диалога о восстановлении стабильности и общественного порядка, продвижение демократических и экономических реформ. Стороны призывают разрешать споры мирными средствами. Международное сообщество может предоставить конструктивную помощь в целях скорейшей стабилизации обстановки в регионе и в соответствующих странах в целях недопущения осложнения ситуации, однако внешние силы не должны вмешиваться во внутренние процессы в странах региона.
20. Стороны выражают озабоченность кризисной ситуацией в Ливии. Во избежание дальнейшей эскалации насилия необходимо обеспечить неукоснительное соблюдение всеми вовлеченными сторонами резолюций Совета Безопасности ООН 1970 и 1973, не допускать их произвольного толкования и расширительного применения. Важным является скорейшее прекращение огня, решение ливийской проблемы политико-дипломатическими методами. Стороны намерены и далее всемерно содействовать реализации этих целей через совместные усилия в Совете Безопасности ООН и поддержку инициатив Африканского союза по внутриливийскому конфликту.
21. Стороны поддерживают становление Афганистана в качестве мирного, независимого, нейтрального государства с устойчивой экономикой. Они подчеркивают необходимость скоординированной борьбы мирового сообщества с угрожающим международному миру и стабильности незаконным оборотом афганских наркотиков. Стороны поддерживают процесс национального примирения и восстановления Афганистана, а также передачу властям Афганистана полномочий по управлению своей страной. Стороны рассматривают ШОС как важную площадку для регионального сотрудничества в целях стабилизации и восстановления Афганистана, борьбы с терроризмом, незаконным оборотом наркотиков и организованной преступностью.
22. Стороны выражают искренние соболезнования в связи с трагическими последствиями землетрясения и цунами в Японии 11 марта 2011 г., подтверждают поддержку усилий правительства и народа Японии по восстановлению после катастрофы и оживлению экономики страны, продолжат оказывать Японии необходимое содействие.
Стороны придают важное значение вопросам безопасности объектов атомной энергетики и разделяют общее мнение о том, что авария на АЭС в Японии превратила обеспечение ядерной безопасности в актуальную международную проблему. Стороны выступают за ведущую роль МАГАТЭ в этом вопросе, поддерживают проведение международным сообществом его широкого всестороннего обсуждения.
Шанхайская организация стала по-настоящему китайской
Экспансия Пекина в Центральную Азию беспокоит других участников ШОС
Саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), завершившийся вчера в Астане, показал, что нарастающая экспансия Китая в Центрально-Азиатском регионе, вызывает заметную обеспокоенность других участников союза. Однако противостоять этой тенденции другие члены ШОС пока не в состоянии.
«Саммит прошел успешно», — дежурная фраза об итогах саммита точно описывает итоги встречи глав государств ШОС. Иначе и быть не может на мероприятиях, успех которых определяется количеством принятых в его рамках документов. С этим в казахстанской столице все было в порядке — десятилетие своего создания организация «отпраздновала» принятием Астанинской декларации, Антинаркотической концепции, Меморандума об обязательствах стран — кандидатов на вступление в ШОС.
Еще больше было громких инициатив. Хозяин саммита президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, передавая председательство в организации на следующий год Китаю и его председателю Ху Цзиньтао, сформулировал «пять добрых дел ШОС». Тут и обеспечение кибербезопасности путем создания электронных границ, другими словами, ограничение Интернета (в кулуарах саммита обратили внимание, что эта идея прозвучала спустя неделю после того, как ООН объявила право доступа к Интернету одним из основных прав человека).
Кроме того, предложено создать водно-продовольственный комитет для решения проблем, которые раздирают между собой страны Центральной Азии и единый Центр прогностики ШОС. Не забыл казахстанский президент и про свою любимую тему — создание единой валюты, привязанной к золоту и отвязанной от доллара. Все эти «добрые дела», по мнению Назарбаева, должны обеспечить «реальную альтернативу глобальной нестабильности».
Выступление китайского председателя Ху было не столь ярким, как у его казахстанского коллеги». Ху Цзиньтао просто перечислил, что реально уже сделал Пекин на пространстве ШОС за последние годы. И здесь весьма убедительно прозвучала цифра в $12 млрд, которые Китай за последние годы выделил центральноазиатским странам — участникам ШОС в виде льготных кредитов.
Собственно, это и было главным итогом деятельности Шанхайской организации. Встреча в Астане показала масштаб широкомасштабной экономической экспансии Китая на пространства Центральной Азии. Как сообщил «МН» один из представителей нефтегазового сектора Казахстана, китайский капитал сегодня контролирует уже больше четверти активов главной отрасли экономики страны.
Очевидным свидетельством обеспокоенности стран региона китайским наступлением выглядела попытка провести в Астане встречу лидеров «некитайской» части стран — членов ШОС. По сведениям «МН», полученным из дипломатических источников, по инициативе Назарбаева после окончания официальной программы саммита предполагалось провести закрытое совещание президентов пяти стран ШОС в формате «Центральная Азия — Россия». Однако встреча не состоялась. Как стало известно «МН», президент Узбекистана Ислам Каримов заметил, что ее проведение кажется нелогичным в условиях отсутствия еще одной центральноазиатской страны — Туркмении. Это возражение Ташкента позволило снять очевидное раздражение китайской стороны, которая настоятельно возражала против подобного мероприятия.
Однако эти восточные интриги так и остались внутренним делом руководителей ШОС. Формально же главными темами саммита стали вопросы о том, предоставят или нет Афганистану статус наблюдателя в ШОС, переведут ли из наблюдателей в действительные члены организации Иран, Индию и Пакистан. Ничего этого не случилось. Кабул не получил желаемого статуса из-за позиции Ташкента, где сочли, что заявка Афганистана не соответствовала требуемой в ШОС процедуре. Президент Афганистана Хамид Карзай, бывший гостем саммита, ничем не выдал своего разочарования случившимся.
Что касается еще одного традиционного участника саммитов ШОС, президента Ирана Махмуда Ахмадинежада, то его шансы стать полноправным участником «шанхайского» клуба были изначально равны нулю. Согласно положению о приеме членов в ШОС ее двери закрыты для страны, находящейся под санкциями ООН. Видимо, в утешение с Ахмадинежадом после окончания саммита встретились Медведев и Назарбаев. Приему же Индии также традиционно препятствует Китай, который опасается усиления традиционного соперника патронируемого Пекином Пакистана. Аркадий Дубнов
Десять лет спустя
Китайский лидер передаст дружбу с Россией преемнику
Китайский лидер Ху Цзиньтао приехал вчера в Москву с пятым и последним официальным визитом: десятилетний срок его пребывания на посту председателя КНР и руководителя правящей Компартии завершается в следующем году. За эти 10 лет красивые слова о стратегическом партнерстве между странами наполнились реальным содержанием как в экономике, так и в политике. Будущему китайскому лидеру Си Цзиньпину предстоит развивать достигнутый предшественником успех.
Сегодня в российской столице гость встречается с Дмитрием Медведевым и Владимиром Путиным. Главы государств обсудят ситуацию на Ближнем Востоке и в Северной Африке, проблемы Корейского полуострова и Ирана, будет обнародовано совместное заявление по важным международным вопросам. Будет и заявление в честь десятилетия российско-китайского Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. Завтра китайский лидер выступит с речью на Петербургском экономическом форуме, там же состоится подписание документов о сотрудничестве между российскими и китайскими компаниями. Кульминацией программы визита Ху Цзиньтао в Россию могло бы стать подписание рассчитанного на 30 лет контракта на поставку российского газа в Китай. Общие договоренности были достигнуты в 2009 году, однако объемы поставок и цена на газ не согласованы до сих пор — Китайская нефтегазовая компания считает предложение «Газпрома» слишком дорогим. Ожидается, что о судьбе газового соглашения в Санкт-Петербурге расскажут Дмитрий Медведев и Ху Цзиньтао.
Визит Ху Цзиньтао в Россию — повод для подведения итогов и составления планов сотрудничества на будущее. За десятилетие объемы торговли выросли в десять раз, в нынешнем году объем торговли может составить $70 млрд. Китай стал крупнейшим внешнеторговым партнером России. В течение ближайших трех-пяти лет две страны намерены вывести товарооборот на символический рубеж $100 млрд.
Пекин призывает Москву расширять масштабы взаимных инвестиций и увеличивать число совместных проектов. Китаевед профессор Юрий Галенович сказал «МН», что принятая лидерами двух стран в 2009 году и рассчитанная на десятилетие программа сотрудничества между китайским Северо-Востоком и российскими регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири требует доработки с целью детализации проектов и обеспечения российских интересов. Он отметил, что еще в конце в 2000-х годов стало ясно, как непросто будет налаживать отношения в энергетической сфере, в которой «материальные интересы двух наций начинают играть существенную роль». В ближайшие десять лет руководителям обеих стран предстоит убедить своих граждан в том, что энергетические договоренности защищают эти интересы.
При Ху Цзиньтао в 2004 году Москва и Пекин поровну поделили территорию расположенных близ Хабаровска островов Тарабаров и Большой Уссурийский. Теперь на российско-китайской границе протяженностью 4,3 тыс. км не осталось спорных участков. Но Юрий Галенович заметил в беседе с «МН», что «говорить о полном решении пограничных вопросов так и не приходится». Дело в том, что нынешняя граница основана на договорах между царской Россией и Китайской империей, а их в Китае называют «неравноправными». По мнению эксперта, вопрос о заключении нового общего договора о границе — это задача следующего десятилетия, которую необходимо решить с тем, чтобы «вопрос о неравноправных договорах ушел из межгосударственных отношений».
Десять лет назад в 2001 году в Москве тогдашний руководитель Китая Цзян Цзэминь и президент России Владимир Путин подписали стратегический договор о дружбе, рассчитанный на 20 лет. Цзян прекрасно знал, что в 2002-м ему предстоит уйти на пенсию. И он приложил все усилия, чтобы создать для взаимодействия с Москвой правовую основу, на которую смог бы опереться преемник Ху Цзиньтао. На основе лозунга «дружить из поколения в поколение, никогда не быть врагами» был подготовлен договор, нацеленный на укрепление доверия и развитие сотрудничества. Теперь Ху предстоит передать дела своему преемнику Си Цзиньпину, который придет к власти в 2012 году, а в 2021 году будет решать, что делать с российско-китайским договором — продлевать или готовить новый документ. Александр Ломанов
Вчера, 14 июня, Иран впервые экспортировал в соседние страны более 1 тыс. МВт электроэнергии, сообщает агентство «ИРИБ ньюз» со ссылкой на пресс-службу министерства энергетики.
Общий обмен электроэнергией Ирана с соседними странами составил вчера 1 тыс. 614 МВт.
Наибольшее количество энергии было импортировано Ираном из Армении (около 300 МВт) и экспортировано в Ирак (817 МВт).
В общей сложности Иран экспортировал в Афганистан, Ирак, Азербайджан, Пакистан и Турцию 1 тыс. 18 МВт электроэнергии и импортировал из Армении и Туркменистана 596 МВт.
Заместитель председателя совета директоров Ассоциации экспортеров инженерно-технических услуг Фарамарз Мофтаххар в интервью агентству ИРНА заявил, что иранские компании, занимающиеся предоставлением инженерно-технических услуг, готовы реализовать несколько крупных проектов в Ираке.
По словам Ф.Мофтаххара, Ирак, поддерживающий добрососедские отношения с Ираном, представляется весьма перспективным рынком для экспорта инженерно-технических услуг.
Ассоциация экспортеров инженерно-технических услуг Ирана имеет 15-летний опыт работы и готова доказать свое умение правильно выбирать проекты и распределять обязанности между компаниями, способными реализовать эти проекты.
Ф.Мофтаххари сообщил о предложении предоставить Ираку кредит в размере 1 млрд. долларов в виде реализации в этой стране проектов по благоустройству иранскими инженерно-техническими компаниями.
Согласно официальным данным, объем иранского экспорта инженерно-технических услуг в прошлом году превысил 3 млрд. долларов, и ожидается, что в текущем году будет установлен новый рекорд в данной области.
Заместитель министра сельскохозяйственного джихада Маджид Халили Хошнуд в интервью агентству ИРНА во время пребывания в Гярмсаре (провинция Семнан) заявил, что в текущем году на механизацию сельского хозяйства страны будет израсходовано 15 трлн. риалов (примерно 1,5 млрд. долларов).
По словам М.Х.Хошнуда, развитие механизации сельского хозяйства в год экономического джихада является одной из важнейших задач министерства сельскохозяйственного джихада. Механизация позволит снизить конечную стоимость продукции и облегчить труд в сельском хозяйстве.
Развитие механизации сельского хозяйства будет обеспечиваться с помощью компаний, предоставляющих соответствующие услуги. Как отметил М.Х.Хошнуд, крестьянин, который владеет небольшим земельным участком, не имеет возможности механизировать свой труд. Планируется, что развитием механизации будут заниматься инженерно-технические компании и кооперативы. В настоящее время таких компаний в Иране насчитывается более 2,2 тыс.
Генеральный директор компании «Вагон Парс» Хосейн Ашури заявил, что компанией впервые спроектированы и построены двухосные железнодорожные платформы, предназначенные для перевозки контейнеров, сообщает агентство ИСНА.
Хосейн Ашури отметил, что с компанией «Саманд рейл» подписан контракт на производство и поставку 50 двухосных железнодорожных платформ. На сегодня заказчику уже передано 30 названных вагонов. Оставшиеся 20 платформ будут переданы в течение ближайшего месяца.
Хосейн Ашури сообщил, что стоимость названного контракта составляет около 2,2 млрд. долларов и именно столько валютных средств будет сэкономлено в результате выполнения контракта.
Железнодорожные платформы компании «Вагон Парс» отличаются тем, что осевая нагрузка у них составляют 22,5 т и они способны перевозить один 40-футовый контейнер или два 20-футовых контейнера. Зарубежные аналоги имеют осевую нагрузку не более 17,5 т.
Завершилась экспертиза образцов огурцов, отобранных на рынках города Баку.
Как сообщил АПА руководитель Республиканской контрольной токсикологической лаборатории Государственной службы фитосанитарного надзора при Министерстве сельского хозяйства Ягуб Ибрагимов, в лаборатории изучено остаточное количество нитрата, тяжелых металлов, примененных ядовитых химических веществ в составе овощей: «В ходе проверок негативных результатов не выявлено. Хочу отметить, что сельскохозяйственные продукты, производимые в Азербайджане, полезнее для здоровья человека, чем привозимые из-за рубежа. Потому что количество ядовитых химических веществ, используемое при выращивании урожая у нас, гораздо меньше их количества, применяемого за рубежом. И оно не вредно для организма. Эти вещества не дают возможности распространению вирусов, напротив, будут уничтожать их».
По словам Я.Ибрагимова, в настоящее время на рынках продаются местные огурцы и импортируемые из Ирана, Турции: «В некоторых случаях в составе этих продуктов бывает значительное количество нитратов, но в таких случаях мы принимаем меры».
Отметим, что расширение ареала кишечной инфекции, распространенной в Европе, уже до соседней Грузии, требует перехода к усиленному режиму в связи с санитарно-эпидемиологической обстановкой и в Азербайджане. Из-за подозрений на огурцы, в рамках принимаемых мер на рынках были отобраны именно их образцы.
Помощь со стороны Шанхайской организации сотрудничества помогла предотвратить гуманитарную катастрофу в Киргизстане, сказала в среду президент Киргизии Роза Отунбаева.
Седьмого апреля 2010 года оппозиция штурмом взяла здание правительства Киргизии. В результате госпереворота власть перешла в руки временного коалиционного правительства состоящего из лидеров оппозиционных партий. Бывший президент Курманбек Бакиев покинул страну и нашел убежище в Белоруссии. Декретом временного правительства он был обвинен в попытке узурпации власти и других тяжких преступлениях. Во время апрельских событий в Бишкеке около 90 человек погибли, свыше 1,5 тысячи получили ранения. В июне того же года в южных регионах республики произошли столкновения между киргизами и исторически проживающими здесь узбеками, приведшие к многочисленным жертвам и разрушениям.
"В 10-летней истории ШОС, пожалуй, это был один из серьезных кризисов, уроки которого поучительны на будущее. Члены-государства ШОС, которых объединяет взаимодоверие, солидарность, сотрудничество, сразу откликнулись на нашу беду. Во время апрельских событий 2010 года, июньских на юге страны, мы почувствовали поддержку и опору со стороны государств-членов ШОС. Совместными усилиями всех друзей и союзников удалось предотвратить гуманитарную катастрофу в зоне бедствия нам была оказана ощутимая помощь в восстановлении жилья, налаживании жизни страны", - сказала Отунбаева в ходе саммита ШОС, который проходит в Астане.
Юбилейный саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) , на котором главы государств-членов подводят итоги деятельности организации за десять лет ее существования, проходит в Астане. Шанхайская организация сотрудничества - субрегиональная международная организация, в которую входят шесть государств - Казахстан, Китай, Кыргызстан, Россия, Таджикистан и Узбекистан. Иран, Индия, Монголия и Пакистан имеют в организации статус наблюдателей. В качестве гостей казахстанского председательства в Астану также приглашены президенты Афганистана и Туркменистана, высокопоставленные представители международных организаций, в том числе ООН, СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ и АСЕАН.
Президент Афганистана Хамид Карзай пригласил страны-члены Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) инвестировать средства в экономику его страны.
"Афганистан обладает значительными минеральными богатствами, использование их поможет нам стать важным экономическим центром в мире. Мы ценим китайские инвестиции в наши медные разработки, мы приглашаем всех наших друзей и партнеров последовать примеру Китая и инвестировать в нашу экономику", - сказал Карзай, выступая на саммите ШОС в Астане.
"В области торговли, энергетики, коммуникаций и средств для развития региональной интеграции - Афганистан готов участвовать во всех этих областях", - сказал он.
Юбилейный саммит ШОС, на котором главы государств-членов подводят итоги деятельности организации за десять лет ее существования, проходит в Астане.
ШОС - субрегиональная международная организация, в которую входят шесть государств - Казахстан, Китай, Кыргызстан, Россия, Таджикистан и Узбекистан. Иран, Индия, Монголия и Пакистан имеют в организации статус наблюдателей. В качестве гостей казахстанского председательства в Астану приглашены президенты Афганистана и Туркменистана, высокопоставленные представители международных организаций, в том числе ООН, СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ и АСЕАН.
Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад заверил, что Тегеран не планирует создавать ядерное оружие, сообщил журналистам глава МИД России Сергей Лавров по итогам переговоров Ахмадинежада с президентом РФ Дмитрием Медведевым.
"Президент Ирана недвусмысленно заявил об отсутствии у его страны намерения обладать ядерным оружием", - сказал Лавров.
"Также мы услышали от президента Ирана, что будут предприняты дополнительные шаги в том, что касается обеспечения большей транспарентности иранской ядерной программы в рамках контактов МАГАТЭ", - сказал глава российского внешнеполитического ведомства.
Встреча Медведева и Ахмадинежада состоялась на полях саммита ШОС в казахстанской столице - Астане. Сначала она проходила в трехстороннем формате с участием президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, потом состоялся раунд двусторонних переговоров.
США и ряд других стран Запада обвиняют Иран в разработке ядерного оружия под прикрытием программы мирного атома. Тегеран все обвинения отвергает, заявляя, что его ядерная программа направлена исключительно на удовлетворение потребностей страны в электроэнергии.
Совбез ООН в июне 2010 года принял очередную резолюцию, которая предусматривает ужесточение санкций в отношении Ирана. Это четвертая резолюция, принятая Совбезом из-за нежелания Тегерана выполнять международные требования и прояснить ряд вопросов по иранской ядерной программе, в том числе по ее предполагаемой военной составляющей.
В ноябре 2009 года Иран заявлял, что собирается построить десять заводов по обогащению урана на своей территории. А 13 июня этого года стало известно, что Тегеран произвел свыше 50 килограммов обогащенного урана 20-процентной концентрации. Как тогда заявил представитель Ирана при МАГАТЭ Али-Асгар Солтания, стране Ирану нужно ускорить производство обогащенного урана до 120 килограммов, необходимых для "реакторов исследовательского назначения в Тегеране, чтобы произвести необходимые в медицине радиоактивные изотопы".
Иран успешно вывел на орбиту при помощи ракеты-носителя спутниковый аппарат "Рассад-1" ("Наблюдение"), сообщает в среду агентство Рейтер со ссылкой на иранский арабоязычный телеканал "Аль-Алам".
"Иран запустил созданную внутри страны ракету, которая вывела на орбиту "Рассад-1", - передает телеканал.
Тип ракеты не уточняется. По данным телеканала, высота орбиты спутника составляет 260 километров.
О планах запуска нового искусственного спутника земли "Рассад-1" министр телекоммуникаций Ирана Реза Тагипур заявлял еще в июле 2010 года.
Космическая программа Ирана стартовала в феврале 2008 года, когда состоялся испытательный пуск ракеты "Кавошгар-1", предназначенной для сбора исследовательских данных и вывода на орбиту первого национального искусственного спутника Земли. В ноябре того же года Тегеран запустил вторую ракету - "Кавошгар-2" с блоком научной аппаратуры. Через 40 минут после запуска спускаемый аппарат вернулся на Землю. Как сообщали иранские СМИ, с помощью аппарата удалось измерить атмосферное давление и скорость ветра на различных высотах.
В начале февраля 2010 года иранские СМИ передали, что Тегеран на ракете-носителе собственного производства "Кавошгар-3" отправил в космос капсулу с живыми организмами, которые будут использованы для научных исследований. В свою очередь, западные СМИ сообщали, что иранские ученые отправили в космос мышей, черепах и червей. На церемонии запуска присутствовал президент Ирана Махмуд Ахмадинежад и военное руководство страны. Этот проект Тегеран готовил более двух лет.
Проведение Ираном космических запусков и испытания элементов ракет и спутникового оборудования традиционно вызывают беспокойство на Западе, так как, по мнению экспертов, это означает, что Тегеран близок к созданию баллистических ракет большой дальности. Международное сообщество опасается, что под прикрытием реализации национальных атомной и ракетной программ Тегеран стремится к созданию ядерного боезаряда и средств его доставки.
Тегеран не планирует создавать ядерное оружие, сообщил журналистам глава МИД России Сергей Лавров по итогам переговоров Махмуда Ахмадинежада с президентом РФ Дмитрием Медведевым в рамках саммита ШОС в казахстанской столице Астане.
"Президент Ирана недвусмысленно заявил об отсутствии у его страны намерения обладать ядерным оружием", - сказал Лавров.
По его словам, на встрече Ахмадинежад пообещал, что Иран примет меры для повышения прозрачности своей ядерной программы.
"Также мы услышали от президента Ирана, что будут предприняты дополнительные шаги в том, что касается обеспечения большей транспарентности иранской ядерной программы в рамках контактов МАГАТЭ", - заявил глава российского внешнеполитического ведомства.
Лавров также отметил, что на встрече с Ахмадинежадом был поставлен вопрос о необходимости "более конструктивного взаимодействия" с "шестеркой" международных посредников.
"Реакция президента Ирана была, я бы сказал, позитивной", - подчеркнул министр. Ахмадинежад, по его словам, признал, что "шестерка" является важным механизмом, с которым Иран готов сотрудничать, в том числе по ядерной проблематике.
Между тем глава МИД РФ сообщил, что Ахмадинежад обозначил интерес к обсуждению "шестеркой" не только атомного досье, но и иных вопросов, включая ослабление санкционного режима и региональных процессов, в которых власти Ирана хотели бы участвовать. Россия с этим согласилась.
"Мы подчеркнули, что такой подход, а именно сочетание тематики ядерной программы и региональной экономической проблематики в полной мере отражает ту позицию, которую продвигает "шестерка", и выразили надежду, что теперь не будет каких-либо препятствий для того, чтобы диалог с "шестеркой" возобновился", - сказал Лавров.
Между тем иранский лидер, выступая на саммите ШОС, призвал Россию и Китай объединить силы в борьбе с западными государствами, передает AFP. "Я верю, что вместе мы сможем изменить тот порядок вещей, который уже существует в мире. Мы можем восстановить мир и согласие", - подчеркнул Ахмадинежад.
При этом иранский президент вспомнил события 11 сентября 2001 года. "Неужели кто-то из наших стран участвовали в создании теракта 11 сентября, из-за которого были введены войска в Афганистан и Ирак, а более одного миллиона человек были убиты и ранены", - заявил он.
США и ряд других стран Запада обвиняют Иран в разработке ядерного оружия под прикрытием программы мирного атома. Тегеран все обвинения отвергает, заявляя, что его ядерная программа направлена исключительно на удовлетворение потребностей страны в электроэнергии.
В июне 2010 года Совбез ООН принял очередную резолюцию, которая предусматривает ужесточение санкций в отношении Ирана. Это четвертая резолюция, принятая Совбезом из-за нежелания Тегерана выполнять международные требования и прояснить ряд вопросов по иранской ядерной программе, в том числе по ее предполагаемой военной составляющей.
В ноябре 2009 года Иран заявлял, что собирается построить десять заводов по обогащению урана на своей территории. А 13 июня этого года стало известно, что Тегеран произвел свыше 50 килограммов обогащенного урана 20-процентной концентрации. Как тогда заявил представитель Ирана при МАГАТЭ Али-Асгар Солтани, Ирану нужно ускорить производство обогащенного урана до 120 килограммов, необходимых для "реакторов исследовательского назначения в Тегеране, чтобы произвести необходимые в медицине радиоактивные изотопы".
Сегодня во время саммита ШОС участники организации поддержали Россию по вопросу об усилении противоракетной обороны (ПРО) Соединенными Штатами Америки и заявили, что развитие системы ПРО угрожает мировой безопасности.
В 2010 году производство сельхозпродукции в РФ упало на 11,9%. Министр Елена Скрынник докладывает о первых признаках восстановления отрасли
Рост производства продукции сельского хозяйства в России в 2011 году составит 10%, в том числе в сфере растениеводства показатель повысится на 19,8%, животноводства - на 2,8%, сообщила министр сельского хозяйства Елена Скрынник на заседании Госдумы с отчетом о господдержке агропромышленного комплекса.
"Первые признаки восстановления отрасли уже есть", - отметила министр. Скрынник напомнила, что объем производства продукции сельского хозяйства в январе-апреле увеличился на 0,6% по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года и составил 513,7 млрд рублей, передает РИА "Новости".
В 2010 году, по данным Минсельхоза, производство сельхозпродукции в сопоставимых ценах упало на 11,9% к уровню предыдущего года до 2,4 трлн рублей. В том числе объем производства в сфере растениеводства упал на 25,4%, в сфере животноводства - вырос на 2,6%. Минсельхоз прогнозировал, что по итогам 2010 года объемы производства сократятся на 9-10%.
По данным Росстата, за первые четыре месяца 2011 года хозяйства всех категорий произвели 3,1 млн тонн скота и птицы на убой (в живом весе), что превысило показатель за аналогичный период 2010 года на 2,8%. В то же время производство молока сократилось на 2,5% до 8,8 млн тонн.
Скрынник отметила, что в целом в отрасли сохранен "достаточный инвестиционный ресурс" для восстановления производственного потенциала и выхода на позитивную динамику развития в 2011 году и последующие годы.
Россия 30 мая запретила ввоз свежих овощей из Германии и Испании. Через сутки эмбарго распространилось на весь Евросоюз. Это решение вызвано тем, что ситуация с опасной кишечной инфекцией в ЕС не взята под контроль, объясняют в Роспотребнадзоре. Министр Скрынник уверяет, что дефицита овощей в России и роста цен на них не будет. Между тем с сегодняшнего дня из-за все той же кишечной палочки прекращен импорт в Россию продукции животного происхождения из 14 стран мира, в том числе пяти стран ЕС.
Выступая перед депутатами, министр в очередной раз заверила, что запрет импорта в РФ овощей из Евросоюза не повлиял негативно на ситуацию на внутрироссийском рынке. "Несмотря на закрытие экспорта овощей из Европейского союза, ситуация на рынке овощей остается стабильной, уровень самообеспечения в этом году прогнозируется на уровне 87%", - сказала Скрынник. В прошлом году этот показатель составил около 82% (произведено 12,1 млн тонн овощей, импорт составил 2,6 млн тонн).
Согласно доктрине продовольственной безопасности, Россия должна обеспечивать производство овощной продукции на уровне не менее 80% от потребностей. К 2020 году производство овощной продукции в России, по прогнозу Скрынник, достигнет 17 млн тонн.
В условиях прекращения импорта овощей из Евросоюза "спрос будет обеспечен за счет поступлений отечественной овощной продукции, а также за счет поставок из Узбекистана, Украины, Азербайджана, Таджикистана, Казахстана и стран дальнего зарубежья - Турции, Китая и Ирана", сообщила глава Минсельхоза.
10-й саммит Шанхайской организации сотрудничества
В повестке дня саммита – вопросы обеспечения региональной безопасности, противодействия распространению наркотиков, ситуация в Афганистане, а также экономическое и гуманитарное сотрудничество стран ШОС.
Помимо президентов России, Китая, Казахстана, Киргизии, Таджикистана и Узбекистана в работе саммита приняли участие руководители делегаций Индии, Ирана, Монголии и Пакистана, имеющих статус наблюдателей.
В качестве гостей ШОС в Астану прибыли президенты Афганистана и Туркмении, представители международных организаций, в том числе ООН, СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ и АСЕАН.
По итогам заседания главы государств ШОС приняли Астанинскую декларацию, ставшую главным итоговым документом саммита. В принятом Информационном сообщении обобщены сведения о работе Организации в период казахстанского председательства в 2010–2011 годах, зафиксированы приоритетные задачи и векторы сотрудничества в рамках ШОС на ближайшую перспективу.
Главы государств также утвердили Антинаркотическую стратегию государств – членов ШОС на 2011–2016 годы и Программу действий по её выполнению. Эти документы призваны способствовать повышению эффективности совместных усилий по борьбе с наркотической угрозой на пространстве ШОС.
Кроме того, участниками саммита утверждены Меморандум о взаимопонимании между Секретариатом ШОС и Управлением ООН по наркотикам и преступности, а также Меморандум об обязательствах государства-заявителя в целях получения статуса государства – члена ШОС.
Главы государств обсудили ситуацию вокруг иранской ядерной программы, вопросы поддержки режима нераспространения ядерного оружия. Речь шла о взаимодействии Ирана с «шестёркой» международных посредников и повышении транспарентности в контактах Тегерана с МАГАТЭ.
Как сообщил по итогам встречи Министр иностранных дел России Сергей Лавров, иранская сторона признаёт, что «шестёрка» является важной площадкой и готова с ней сотрудничать, в том числе по ядерной проблематике. Вместе с тем в ходе переговоров Ираном был обозначен интерес к обсуждению «шестёркой» и других вопросов, включая ослабление санкционного режима и участие Тегерана в региональных процессах.
«Такой подход – сочетание тематики иранской ядерной программы с региональной и экономической проблематикой – в полной мере отражает позицию, которую продвигает "шестёрка"», – указал С.Лавров. Россия выразила надежду, что теперь не будет каких-либо препятствий для возобновления диалога с «шестёркой» международных посредников.
По словам Министра, на переговорах Президент Ирана заверил, что будут предприняты дополнительные шаги в обеспечении большей транспарентности контактов между Тегераном и МАГАТЭ. « Махмуд Ахмадинежад недвусмысленно заявил в очередной раз об отсутствии у Ирана намерения обладать ядерным оружием, подчеркнув, что это будет официальной, неуклонной, неизменной позицией Ирана во всех практических делах», – добавил Сергей Лавров.
В Тегеране началось первое рабочее совещание железнодорожных ведомств Ирана и Афганистана, сообщает агентство ИРНА.
На открытии совещания, которое состоялось в центральном здании компании Иранские железные дороги (ИЖД), глава иранской делегации директор организационного департамента ИЖД Мортаза Али Ахмади заявил о готовности ИЖД к расширению сотрудничества между Ираном и Афганистаном в области железнодорожного транспорта.
Глава афганской делегации директор департамента планирования министерства общественных работ Афганистана Мохаммад Салим Бидиа выразил удовлетворение по поводу расширения связей между железными дорогами двух стран и высказался за необходимость широкого использования технического опыта специалистов ИЖД в области эксплуатации железных дорог и проведения обучения специалистов афганских железных дорог с целью повышения их профессионального уровня.
Мохаммад Салим Бидиа обратился к ИЖД с просьбой о содействии в деле вступления Афганистана в региональное подразделение Международного союза железных дорог (UIC).
Участники трехдневного совещания железнодорожных ведомств Ирана и Афганистана посетят центральный диспетчерский пункт и различные подразделения главного железнодорожного управления Тегерана, а также ознакомятся с работой железнодорожной компании «Реджа».
Заместитель директора Центра свободных и особых экономических зон Ирана по вопросам планирования и координации Махмуд Реза Хосейни в интервью агентству ИСНА выразил надежду на то, что в течение первого полугодия в меджлисе будет принят законопроект о создании свободной экономической зоны (СЭЗ) «Халидже Фарс» («Персидский залив»).
По словам М.Р.Хосейни, для принятия подобных законопроектов требуется соблюдение особой законодательной процедуры, и поэтому точно сказать, когда законопроект будет передан на рассмотрение в меджлис, не представляется возможным. Можно лишь предположить, что он будет принят в течение полугодия.
М.Р.Хосейни сообщил, что СЭЗ «Халидже Фарс», создание которой стоит на повестке дня, объединит в себе три особые экономические зоны (ОЭЗ): судостроительную ОЭЗ «Халидже Фарс», портовую ОЭЗ «Шахид Реджаи» и горнодобывающую и металлургическую ОЭЗ «Бендер-Аббас».
М.Р.Хосейни отметил, что в настоящее время изучается вопрос о производственном потенциале СЭЗ «Халидже Фарс» и принимаются меры для избрания путем проведения тендера консалтинговой фирмы, которая займется разработкой комплексного проекта.
Как отметил М.Р.Хосейни, для того, чтобы ускорить процесс, для создания новой СЭЗ была выбрана территория уже существующих ОЭЗ. Подготовленный текст законопроекта будет передан на рассмотрение в правительство, а уже затем в меджлис.
Коснувшись особенной проекта по созданию СЭЗ «Халидже Фарс», М.Р.Хосейни сказал, что поскольку названная СЭЗ объединит три ОЭЗ, необходимая инфраструктура уже практически создана. Так, судостроительная ОЭЗ «Халидже Фарс» существует на протяжении 30-ти лет, и в нее инвестированы миллиарды туманов. В трех ОЭЗ проделана большая работа, однако с их объединением в СЭЗ они получат большие преимущества законодательного характера.
Министр сельскохозяйственного джихада Ирана заявил о необходимости создания Сельскохозяйственной палаты
Министр сельскохозяйственного джихада Садек Халилиян на совещании сельскохозяйственных кооперативов и хозяйств заявил о необходимости создания Сельскохозяйственной платы, сообщает агентство ИСНА.
По словам министра, предприниматели создают палаты для того, чтобы осуществлять коммерческую деятельность и защищать свои права, а в сельском хозяйстве такого органа до сих пор нет.
Садек Халилиян подчеркнул, что нельзя решить проблемы сельского хозяйства, если просто сидеть и ждать принятия того или иного закона или выделения банковских льготных кредитов. Производителям самим необходимо выступать с требованиями о создании сельскохозяйственных организаций и объединений, которые будут решать их проблемы.
Садек Халилиян отметил, что важная часть задач, поставленных перед страной в год экономического джихада, имеет непосредственное отношение к сельскому хозяйству. В прошлом году в Иране было произведено более 107 млн. т сельскохозяйственной продукции. Этого оказалось достаточно как для удовлетворения потребностей 75-миллионного населения страны, так и для увеличения экспорта сельскохозяйственной продукции на 33%.
Садек Халилиян сообщил, что объем импорта сельскохозяйственной продукции в весовом выражении сократился в прошлом году на 30% и, как показывают оценки, уровень экономического роста в области сельского хозяйства составит в ближайшие два года от 7 до 8%.
В настоящее время площадь сельскохозяйственных угодий, оборудованных системами принудительного полива, приблизилась к 1 млн. га, и на текущий год запланировано преодолеть эту отметку.
Министр сельскохозяйственного джихада подчеркнул, что важную роль в деле выполнения поставленных перед сельским хозяйством задач играет Организация сельских кооперативов и активизация деятельности сельскохозяйственных организаций и объединений позволит решить многие проблемы отрасли.
Генеральный директор Иранской национальной нефтяной компании (ИННК) Ахмед Калебани, присутствовавший на бирже во время продажи партии топочного мазута, сообщил журналистам, что продажа на бирже бензина и топочного мазута позволяет надеяться на торговлю в дальнейшем всеми нефтепродуктами, в том числе и сырой нефтью, сообщает агентство ИРНА.
По словам Ахмеда Калебани, при содействии со стороны Организации бирж и ценных бумаг сделка на поставку топочного мазута была успешно заключена на товарной бирже. ИННК предпринимает шаги с целью выхода на биржу со всеми нефтепродуктами и, наконец, с сырой нефтью начиная с февраля этого года. В начале были проданы первые партии бензина и дизельного топлива, и теперь заключена первая сделка по топочному мазуту.
Ахмед Калебани выразил надежду на продолжение начатого процесса и на то, что при содействии со стороны Организации бирж и ценных бумаг проблемы с торговлей сырой нефтью будут решены и эта продукция также появится на бирже.
Ахмед Калебани подчеркнул, что согласно принятому решению, на биржевые торги должны выставляться все нефтепродукты, которые продаются в зарубежные страны, и будут приложены все силы для того, чтобы сырая нефть продавалась на бирже максимум через месяц.
Заместитель министра сельскохозяйственного джихада Маджид Халили Хошнуд во время встречи с журналистами в ходе поездки в провинцию Семнан заявил, что на данный момент с начала сбора урожая у крестьян закуплено более 2 млн. т пшеницы, сообщает агентство ИСНА.
Как отметил М.Х.Хошнуд, в текущем сельскохозяйственном году в Иране планируется произвести в общей сложности более 13,5 млн. т пшеницы.
Далее М.Х.Хошнуд сообщил, что помимо государственных кредитов около 13 трлн. риалов (примерно 1,3 млрд. долларов) планируется выделить на развитие систем орошения за счет средств Высшего совета водного хозяйства. К числу важнейших программ на текущий год относится рекультивация земель, развитие новых систем орошения, механизация сельскохозяйственного производства, в том числе путем создания компаний по оказанию услуг.
По словам М.Х.Хошнуда, около 2,6 млн. га занимают сады. Объем производства садоводческой продукции составляет 16 млн. т, и на текущий 1390 год (21.03.11-20.03.12) запланировано увеличить этот показатель еще на 1,5 млн. т продукции.
Пакистан надеется на поддержку стран-членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) при вступлении в организацию, сообщила во вторник пресс-служба главы Казахстана по итогам встречи президента республики Нурсултана Назарбаева с президентом Пакистана Асифом Али Зардари.
Во вторник глава Пакистана прибыл в Астану для участия в юбилейном саммите ШОС, который состоится в среду, 15 июня.
"Пакистан хочет вступить в ряды ШОС и надеется на поддержку всех членов организации. Я убежден, что у ШОС большие перспективы", - приводит пресс-служба слова президента Пакистана.
В ходе встречи глав двух государств были обсуждены различные аспекты региональной безопасности, дальнейшего развития двусторонних отношений, а также актуальные вопросы международной повестки дня.
Пакистан имеет статус наблюдателя в ШОС. Членами ШОС являются Казахстан, КНР, Киргизия, Россия, Таджикистан, Узбекистан. Иран, Индия, Монголия также как и Пакистан имеют статус наблюдателей. В настоящее время заявки о вступлении в организацию подали Индия, Пакистан и Иран. Афганистан обратился в ШОС с просьбой предоставить статус наблюдателя.
На предстоящем саммите Казахстан передаст председательство в организации Китаю.
Международный валютный фонд отмечает успехи правительства Ирана сразу в нескольких областях экономики, сообщает пресс-служба фонда.
"Монетарная политика правительства привела к сокращению инфляции с 25,4% в 2008-2009 годах до 12,4% в 2010-2011 годах. Значительные внутренние резервы вполне соответствуют перспективам развития внешних экономических связей на фоне более высоких, чем ранее, цен на нефть", - отмечают специалисты МВФ.
Представители международной финансовой организации признали успехи правительства Ирана в борьбе с чрезмерным субсидированием отдельных отраслей экономики. "Рост цен на энергоносители, общественный транспорт, пшеницу и хлеб позволит сэкономи 60 млрд долларов на субсидиях... Перераспределение среди домохозяйств доходов, полученных от роста цен, позволило снизить неравенство, улучшить уровень жизни и поддержать внутренний спрос", - говорится в сообщении МВФ.
Программа перераспределения субсидий проводится в Иране с января 2010 года. Она подразумевает отказ государства от субсидирования цен на энергоносители и хлеб и доведение их до среднего уровня по региону. Полученные средства иранское государство вкладывает в развитие инфраструктуры, общественного транспорта, а также в адресную помощь отдельным, наиболее бедным домохозяйствам.
Эксперты МВФ также с одобрением отнеслись к пятилетней программе развития банковского сектора, которую разработало правительство Ирана.
США начинают новую фазу сотрудничества с Азербайджаном в области безопасности для того, чтобы помочь лучше защитить энергетическую структуру страны на Каспии, сказал в субботу журналистам посол США в Азербайджане Мэтью Брайза.
"Азербайджан уже знает, как защитить свои национальные ресурсы, однако в любой момент могут произойти события, которые могут создать непредвиденные риски, и это, в свою очередь, создает проблему. У США в этой области есть опыт, и мы хотим поделиться этим опытом", - сказал посол.
Комментируя вопрос, как США могут содействовать Азербайджану в обеспечении безопасности Транскаспийского трубопровода, учитывая, что Иран и Россия не поддерживают этот проект, Брайза заявил, что это гипотетический вопрос. По его словам, спецпредставитель США по вопросам энергетики в Евразии Ричард Морнингстар во время своего визита в Баку на этой неделе сказал, что Азербайджан и Туркменистан - независимые и суверенные государства, и они знают, как защитить и транспортировать свои энергетические ресурсы.
"Мы с глубоким уважением относимся к независимости этих стран и также с уважением относимся к их решениям", - сказал посол. Он отметил, что Азербайджан и Туркменистан проводят оценку воздействия трубопровода на окружающую среду, что будет учитываться во время прокладки газопровода.
По словам Брайзы, если трубопровод, проходящий по дну одного моря, не предоставляет опасности для окружающей среды, нелогично говорить, что трубопровод, проходящий через Каспийское море, будет опасен для окружающей среды, - передает "Тренд".
Отказ от повышения квот на добычу 12 стран ОПЕК усилил позиции Ирана против Саудовской Аравии - неофициального лидера организации. Это затрагивает интересы США - союзника Саудовской Аравии и давнего противника Ирана
"Худшее заседание в истории ОПЕК" поставило под угрозу авторитет организации стран-экспортеров нефти и добавило неопределенности на сырьевом рынке. Отказ от повышения квот на добычу 12 стран-экспортеров усилил позиции Ирана против традиционного "тяжеловеса" ОПЕК, Саудовской Аравии. Некоторые эксперты даже усмотрели в этом косвенную атаку на США, союзника Саудовской Аравии и давнего противника Ирана, передает AP.
ОПЕК, поставляющая почти 40% нефти в мире, как правило, выполняла функции ценового регулятора, наращивая или сокращая поставки сырья. Но теперь рыночные реалии говорят о другом: сейчас ОПЕК гораздо меньше влияет на США и других потребителей, чем в предыдущие десятилетия. Еще до провального заседания в Вене в минувшую среду члены ОПЕК нарушали установленные квоты, например, добавляя до 1,5 млн баррелей в день. Это должно было снизить цены, однако вместо этого котировки нефти продолжали колебаться около 100 долларов за баррель, а новости о разногласиях в ОПЕК вызвали лишь небольшой отскок вверх на 1-2 доллара.
"Раньше слухи о распаде ОПЕК вызвали бы взлет цен на нефть. Но реалии глобального спроса и предложения таковы, ... что ОПЕК потеряла контроль над рынком нефти", - говорится в обзоре компании Monument Securities. Несогласие с ростом добычи нефти в ОПЕК со стороны оппозиции во главе с Ираном было подобным "тычку в сторону Саудовской Аравии и психологическим ударом по США", считают в Cameron Hanover.
Иранский министр нефти и действующий президент ОПЕК Мохаммад Алиабади после "худшей встречи за всю историю" организации заявил, что "ОПЕК продолжит функционировать как раньше". "То, что случилось [провал переговоров о росте квот], будет решено", - пообещал он, передает Reuters.
Суннитский блок ОПЕК во главе с Саудовской Аравией давно спорил с шиитской группой экспортеров нефти во главе с Ираном из-за ценовой политики на нефть. Как правило, организация экспортеров соглашалась с Саудовской Аравией, добывающей львиную долю нефти в ОПЕК.
"Холодная война между Саудовской Аравией и Ираном более чем когда либо является предметом для глобальных опасений, учитывая усиление последнего в ОПЕК, - заявил телеканалу "Аль-Арабия" Джеймс Дорси, главный аналитик Института Ближнего Востока госуниверситета Сингапура. - Граница была пересечена, когда Иран вынес спор с королевством на публику. ОПЕК, если она выживает в борьбе двух титанов, скорее всего, никогда не станет прежней. Также маловероятно, что шесть месяцев народных бунтов в арабских странах останутся без последствий для этого региона".
Некоторые лидеры нефтяных стран опасаются, что гражданские протесты в Ливии и Йемене перекинутся на их страны. Котировки нефти выше 100 долларов за баррель в такой ситуации могут быть для них способом наращивать соцрасходы и снижать недовольство населения, полагает AP. В частности, Иран, Венесуэла, Алжир и Ангола субсидируют цены на продукты питания в своих странах, используя нефтяную выручку. Именно эти страны (а также Эквадор) выступили против инициативы Саудовской Аравии нарастить поставки нефти.
Сейчас страны ОПЕК превышают установленные квоты примерно на 25 млн баррелей в день. Помимо Саудовской Аравии и трех ее сторонников из Персидского залива, основная часть членов организации экспортеров нефти просто не может нарастить поставки до 30 млн баррелей в день, как того желали в Эр-Рияде. "Неспособность договориться высветила ограниченные резервные мощности среди многих членов [ОПЕК]", - считают аналитики JP Morgan Chase.
Беспрецедентное противостояние между Саудовской Аравией и иранским блоком может привести к тому, что Тегеран, второй по величине поставщик нефти в ОПЕК, может бросить вызов неофициальному лидерству Аравии в этой организации. "У Саудовской Аравии сейчас нет выбора, кроме как придерживаться своей программы наращивания добычи. Если этого не произойдет, то это будет означать, что новая главная сила в ОПЕК - Иран", - рассуждает Оливье Джейкоб из независимой исследовательской компании Petromatrix.
Аналитик Citi Эдвард Морс, в свою очередь, считает, что Саудовская Аравия останется основным поставщиком нефти в ОПЕК с наибольшими резервами. "Дополнительный 1 млн баррелей в день от Саудовской Аравии выведет общие поставки ОПЕК примерно на 30,1 млн баррелей в день. Эти мощности облегчат мировой спрос на этот год", - полагает эксперт
Глава КНР Ху Цзиньтао прибыл с официальным визитом в Казахстан, в ходе которого обсудит перспективы китайско-казахстанского сотрудничества в сфере экономики и безопасности, а также примет участие в юбилейном саммите ШОС.
"В аэропорту Астаны главу КНР встречал президент Казахстана Нурсултан Назарбаев", - сообщил РИА Новости пресс-секретарь казахстанского МИД Ильяс Омаров.
Глава КНР пробудет в Казахстане с 12 по 15 июня. Китайский лидер проведет встречи с президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым и премьером Каримом Масимовым, в ходе которых обсудит перспективы китайско-казахстанского сотрудничества в сфере экономики и безопасности. Ожидается, что в ходе визита, будет подписан ряд двусторонних документов.
Пятнадцатого июня Ху Цзиньтао примет участие в юбилейном саммите ШОС, который пройдет в Астане.
На повестке саммита в Астане стоят вопросы: продовольственной безопасности, ситуация в Африке, также будет обсуждаться просьба Афганистана о предоставлении ему статуса наблюдателя в организации.
По итогам саммита планируется подписание ряда документов, в том числе, Антитеррористической стратегии, меморандума о принципах расширения организации, и итогового документа - Астанинской декларации, определяющей политические принципы развития ШОС.
В ШОС входят: Казахстан, Китай, Россия, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан. Статус наблюдателей имеют: Иран, Индия, Монголия, Пакистан. Партнеры по диалогу: Белоруссия и Шри-Ланка

Время для рефлексии
Резюме: К середине года пыль от революций и переворотов в Северной Африке начала оседать. Во всяком случае, стало понятно, что зона региональной турбулентности, вероятно, ограничится странами, которые уже охвачены потрясениями.
К середине года пыль от революций и переворотов в Северной Африке начала оседать. Во всяком случае, стало понятно, что зона региональной турбулентности, вероятно, ограничится странами, которые уже охвачены потрясениями. Остальные пока устояли. И хотя дальнейший ход событий в Ливии, Йемене, Египте неясен, ведущие мировые игроки уже могут подводить для себя предварительные итоги. Все они переживают период смятения, а многие (США, Россия, Китай, Франция) к тому же готовятся к смене власти, что всегда сопровождается повышенной нервозностью.
Дмитрий Ефременко задается вопросом, как может выглядеть внешняя политика России после завершения времени правления тандема. По мнению автора, фамилия будущего президента не так уж важна, поскольку коридор возможностей для любого лидера весьма узок, а бушующая вокруг нестабильность заставит проявлять максимальную осторожность и избегать бесповоротных решений. Николай Спасский размышляет, реально ли возрождение России в качестве сверхдержавы, а главное – нужно ли ей это в XXI веке. Ответ на оба вопроса, с его точки зрения, отрицательный, что не означает изоляции или отказа от амбиций. Алексей Левинсон подходит к той же теме с позиций социологии – насколько современные россияне ощущают свою страну империей и стремятся ли они к ее восстановлению. А Алексей Миллер предполагает, что вновь вспыхнувшие споры об истории – предвестие формирования в России новой политической и идеологической атмосферы.
Не менее оживленные дискуссии идут и в Соединенных Штатах. Уолтер Рассел Мид рассматривает феномен «движения чаепития» с точки зрения внешней политики. Исследователь полагает, что американскому истеблишменту впредь будет намного сложнее убеждать сограждан в необходимости активного вовлечения в мировые дела. Два офицера Вооруженных сил США, выбравшие себе псевдоним «Мистер Y» (отсылка к «Мистеру Х», за которым скрывался знаменитый Джордж Кеннан), предлагают новый «стратегический нарратив», призванный примирить идею самоограничения с сохранением мирового лидерства. Тимофей Бордачёв и автор этих строк рассуждают, почему эта попытка, скорее всего, не удастся.
Чарльз Глейзер затрагивает одну из самых насущных тем сегодняшней внешнеполитической полемики в США – приведет ли рост Китая к неизбежной конфронтации Вашингтона и Пекина. Он считает, что этого можно избежать, однако Америке придется скорректировать некоторые стратегические приоритеты, например, отказавшись от поддержки Тайваня. Джордж Фридман предлагает еще более радикальный пересмотр привычных подходов – прекратить давление на Пакистан, напротив, сделав все для укрепления этой страны, а также помириться с Ираном, положив конец трем десятилетиям жесткой конфронтации.
Александр Лукоянов уверен, что это вполне реалистичная задача: Тегеран сам ищет способы, как выйти из затянувшегося тупика и восстановить отношения с Соединенными Штатами. Агрессивная риторика иранского режима – подготовка более выгодных условий для торга, утверждает автор. Анатоль Ливен пытается понять сущность государства в Пакистане, о котором вновь заговорили в связи с ликвидацией там Усамы бен Ладена. Ученый приходит к выводу, что на Исламабад действительно бесполезно давить – страну легче разрушить на радость исламистам, чем трансформировать.
Александр Лукин приурочил свою статью к десятилетию ШОС. Наступило время для расширения организации, полагает он, принятие Индии и Пакистана преумножит ее возможности и превратит в наиболее влиятельную структуру Азии. Георгий Толорая посвящает свой материал ситуации на Корейском полуострове. Нажим на Пхеньян также не имеет смысла, не сомневается автор, но кропотливая работа может принести плоды и сделать КНДР партнером, способным договариваться.
Сергей Маркедонов подводит промежуточные итоги армяно-турецкого примирения, ход которого привлекал всеобщее внимание в 2009–2010 годах. На сегодняшний день процесс заморожен, однако не прекращен навсегда, поскольку меняющаяся внешняя среда толкает к поиску решения острых проблем. Расим Мусабеков напоминает, что никакое сближение Анкары и Еревана невозможно без учета интересов Баку. При этом он признает, что ключевыми игроками в регионе остаются Россия и Турция, и от того, как они выстроят взаимодействие, зависит будущее Южного Кавказа.
В следующем номере мы продолжим кавказскую тему и рассмотрим состояние международных организаций. Впрочем, никто не застрахован от очередных сенсационных поворотов, которые вновь изменят наши планы.
Ф.А. Лукьянов - главный редактор журнала «Россия в глобальной политике». Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник, работал на Международном московском радио, в газетах "Сегодня", "Время МН", "Время новостей". Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России.
Шиизм и великодержавность
Баланс двух культурных традиций определит будущее Ирана
Резюме: За обострением противостояния между Али Хаменеи и Махмудом Ахмадинежадом скрываются разные взгляды на будущее. Речь идет о споре между двумя культурными традициями. От того, какая из них возьмет верх сейчас, зависит, сохранится ли нынешняя религиозная форма правления в неизменном виде, либо Иран будет трансформироваться в светское государство националистической направленности.
События в арабском мире зимой и весной 2011 г. заставили вновь обратить внимание на происходящее в Исламской Республике Иран (ИРИ). Западные комментаторы не скрывают надежды на то, что ближневосточные перемены распространятся и на ИРИ, а смена там политического режима наконец-то позволит США и их союзникам на приемлемых для них условиях урегулировать многолетний кризис в отношениях с одной из наиболее влиятельных и важных стран региона. Беспорядки, которые произошли в ряде иранских городов на волне энтузиазма по поводу «арабской весны», а также серия скандалов, связанных с острой борьбой внутри иранской элиты, создают впечатление, что страна действительно стоит на пороге неожиданных изменений. Это правда и неправда одновременно.
Президент vs «рахбар»
Иранская политическая элита всегда придерживалась принципов организации общества и государства, позволяющих высказывать взгляды, отличные от позиции властей, в том числе те, что диаметрально противоположны официальной линии. Данная традиция не прерывалась никогда: ни при монархии, ни после установления в стране исламского республиканского строя. Этому благоприятствуют как региональная и национальная специфика страны, так и нынешняя религиозно-политическая структура общества, предполагающая право религиозных авторитетов на самостоятельное мнение по абсолютно любым вопросам и право народа выбирать духовного лидера, исходя из собственных интересов и своих нравственных ориентиров.
Сегодня источником конфликтности во внутренней и внешней политике Ирана является президент Махмуд Ахмадинежад, фигура яркая и крайне противоречивая. Политическая борьба в Иране, никогда по-настоящему не прекращавшаяся (ИРИ – отнюдь не диктаторский режим, который всегда отличался от большинства арабских стран многообразием политико-экономических интересов и способов их выражения), вспыхнула с новой силой после президентских выборов 2009 года. Победа Ахмадинежада, в честности которой многие усомнились, спровоцировала массовые акции протеста. После этого даже иранский духовный руководитель («рахбар») Али Хаменеи, ранее твердо поддерживавший президента, демонстративно дистанцировался от него на инаугурации, позволив прикоснуться только к своему плечу вместо традиционного допуска к руке.
Еще в 2005 г., когда Ахмадинежад в первый раз выиграл президентские выборы (кстати, те результаты никто не подвергал сомнению), многие исследователи говорили об усилении в иранском обществе роли и влияния Корпуса стражей исламской революции (КСИР). КСИР рассматривался ими как самостоятельная структура, претендующая на власть и угрожающая тем самым авторитету и самой политической власти духовного сословия из окружения аятоллы Али Хаменеи.
Спустя шесть лет конфронтация только усугубилась. В мае 2011 г. в западных СМИ со ссылкой на разведывательные источники появились публикации о том, что офицеры КСИР якобы готовили государственный переворот с целью свержения аятоллы Хаменеи и восстановления светского режима. Поступала информация об аресте 37 командиров КСИР. Правда, другие источники утверждают, что переворот готовили офицеры, недовольные «режиссированными» выборами 2009 г. и жестоким подавлением выступлений «зеленой оппозиции». По сведению того же источника, «70% офицеров КСИР не одобрили подавления выступлений оппозиции летом 2009 года».
Сообщалось также о подготовке ответных действий со стороны аятоллы Али Хаменеи, который как будто давно готовился к конфликту со сторонниками президента из КСИР. Если верить этой версии, по его указанию Совет национальной безопасности ИРИ разработал «оперативный план 55», в соответствии с которым под непосредственный контроль рахбара переведено народное ополчение «Басидж» – военно-идеологическая организация, формально находящаяся в подчинении КСИР и ответственная за обеспечение безопасности режима внутри страны. По значению в Иране «Басидж» обычно помещают на третье место после армии и КСИР.
Подобные слухи ходят давно. О ее достоверности судить трудно, поскольку, во-первых, Иран не полностью открытое государство, во-вторых, в западных СМИ зачастую публикуются предвзятые или политически мотивированные сведения. Тем не менее, даже если отдельные детали неверны, вполне очевидно, что в стране идет бурный политический процесс.
Нынешний виток конфликтов связан с обострением противостояния между Хаменеи и Ахмадинежадом, за которым скрывается не столько личностное неприятие, сколько принципиально разные взгляды двух лидеров и стоящих за ними групп на будущее самой иранской государственности. Фактически речь идет о споре между двумя мощными культурными традициями, которые сформировали национальное сознание иранцев: доисламская история персидской империи и шиизм. От того, какая из них возьмет верх, зависит, сохранится ли нынешняя религиозная форма правления в неизменном виде, либо Иран будет трансформироваться в светское государство националистической направленности.
Имам Хомейни и становление исламского государства
Внутриполитическая борьба в исламском Иране не прекращалась с момента падения шахского режима. Напомним давно забытый факт, который важен для анализа ситуации: первым президентом только что созданной исламской республики стал светский человек по имени Абольхасан Банисадр. Он участвовал в антишахских выступлениях в Иране в 1963 г., затем эмигрировал во Францию, учился в Сорбонне, защитил докторскую диссертацию по экономике и занимался преподавательской деятельностью. Позднее Банисадр присоединился к оппозиции в изгнании во главе с аятоллой Рухоллой Хомейни и 1 февраля 1979 г. вернулся в Иран вместе с имамом в качестве его единомышленника и советника. В новом государстве этот человек занимал посты заместителя министра экономики и финансов, министра иностранных дел, министра экономики.
Банисадр пользовался поддержкой аятоллы Хомейни и был известен широким массам как истинный приверженец исламского режима. 25 января 1980 г. его избрали президентом Исламской Республики Иран на четырехлетний срок. Когда началась война с Ираком, Банисадр был наделен полномочиями верховного главнокомандующего. Однако по мере реализации планов имама Хомейни, которые предусматривали превращение страны в исламское государство под властью клерикалов, положение Банисадра в структуре власти стало меняться. Возрастало значение религиозно-политической группировки влиятельного аятоллы Мохаммада Хосейни Бехешти (лидер Партии исламской республики – ПИР), которая стремилась поставить у власти своих людей. Банисадр начал утрачивать поддержку со стороны вождя, лояльность которому не уставал демонстрировать.
Несмотря на стремительный взлет, судьба Банисадра была изначально предрешена, поскольку его карьера являлась элементом схемы, которую разработали Хомейни и его окружение. В соответствии с логикой вождя, первоначально у власти требовалось поставить именно светских людей, получивших к тому же западное образование, чтобы затем «продемонстрировать» их неспособность к службе на благо ислама в хомейнистской интерпретации. Действительно, несмотря на близость к Хомейни (президент называл себя «духовным сыном имама»), Банисадр склонялся к необходимости либерализации и считался выразителем интересов прозападных интеллектуалов. И когда президент сыграл отведенную ему роль, он, согласно замыслу, должен был уйти с политической арены, а может быть, и из жизни (как это произошло с другими политиками). Судя по дальнейшим действиям его противников, такой вариант не был исключен.
Духовный вождь сначала обвинил президента в неспособности руководить войсками и лишил его полномочий верховного главнокомандующего. 21 июня 1981 г. меджлис вынес Банисадру вотум недоверия с формулировкой «за деятельность, направленную против исламского духовенства», а уже днем позже имам уволил своего соратника. Первый президент ИРИ скрывался и только в конце июля сумел бежать из страны на самолете ВВС вместе с Мохсеном Раджави, лидером Организации моджахедов народа Ирана (ОМНИ). Он вернулся во Францию, туда, где начал скоротечную, как оказалось, карьеру исламского революционера и политика нового режима.
Политические альянсы в ИРИ с самого начала были весьма разношерстными. Например, тактический союз Абольхасана Банисадра, духовенства и ОМНИ, которая принимала самое активное участие в антимонархическом движении и рассчитывала занять подобающее место в новой политической элите, а соответственно – и в государственной структуре. Однако ОМНИ оказалась отвергнутой большинством из хомейнистского окружения и подверглась преследованиям с последующим уничтожением как идейно-политический конкурент, поскольку моджахеды исповедовали взгляды левого толка. К тому же они отвергали саму идею установления в стране власти мулл, которую рассматривали как диктаторскую. Банисадр пытался опираться на вооруженные отряды ОМНИ, поскольку понимал, что без их поддержки клерикалы его уничтожат, что и произошло.
После отстранения Банисадра к власти пришел религиозно-светский триумвират, состоявший из двух мулл – Бехешти и Али Акбара Хашеми Рафсанджани, а также светского политика Мохаммада Али Раджаи. Но и он скоро распался.
Одним из поворотных моментов в современной истории Ирана стал взрыв штаб-квартиры Партии исламской республики 28 июня 1981 г., в результате которого погибла большая группа политиков, собравшихся на внеочередную конференцию. Среди жертв был сам Бехешти, а также сын аятоллы Монтазери, будущего преемника имама, четыре министра, шесть заместителей министров, 20 депутатов меджлиса и другие видные деятели ПИР. Официально было объявлено о 72 погибших, что символически соответствовало числу «мучеников», погибших в 681 г. при Кербеле вместе с имамом Хусейном, глубоко почитаемым мусульманами-шиитами.
Целью организаторов теракта, скорее всего, являлся аятолла Бехешти, личность очень сильная, способная составить конкуренцию самому имаму Хомейни. Он был хорошо образован, обаятелен, умел великолепно использовать религию в политике, семь лет провел в Германии в качестве имама мечети в Гамбурге. Конференция ПИР должна была выбрать кандидатов в президенты и определить отношение к ОМНИ. У аятоллы Бехешти было особое отношение и к будущим участникам президентских выборов 24 июля 1981 г., и к этой наиболее сильной оппозиционной группировке, которой приписывалось успешное владение методами террористической борьбы. Бехешти сам готов был стать президентом и заявил, что если его назовут кандидатом, он готов служить ИРИ. Обнародовать свое мнение в полном объеме аятолла Бехешти не успел. Забегая вперед, стоит сказать, что через несколько лет, в июне 1987 г., была распущена и его ПИР. Хомейни изначально выступал против любых партий, утверждая, что сама мусульманская община («умма») представляет единую «Партию аллаха», которая угодна исламу.
Вину за теракт власти возложили на ОМНИ. Хотя, по другой версии, взрыв был результатом борьбы между политическими группировками новой правящей элиты, а в его организации подозревали председателя меджлиса ходжат-оль-эслама Хашеми Рафсанджани – соратника имама Хомейни и основного противника и конкурента аятоллы Бехешти. «Ровно за пять минут до взрыва, – писал генерал Леонид Шебаршин, возглавлявший резидентуру КГБ в Иране, – помещение покинули председатель исламского меджлиса Рафсанджани и два его ближайших сподвижника – Раджаи и Бахонар. Версия о Божьем промысле не вызывала бы особых сомнений (все в воле Аллаха!), не будь Рафсанджани основным соперником Бехешти». Отметим, что в самом Иране никогда не строили иллюзий в отношении моральных принципов революционных мулл, и предположения об их причастности к устранению конкурентов имели широкое хождение среди критически мыслящих слоев населения.
Следующим президентом стал также светский политик Мохаммад Али Раджаи, физически устраненный через две недели после инаугурации (30 августа 1981 г.) в результате взрыва в канцелярии премьер-министра. Вместе с ним погиб и премьер Мохаммад Бахонар. Ответственность также возложили на членов ОМНИ. Репрессии против этой организации были ужесточены, и в 1982 г. она перебазировалась во Францию. Потери ОМНИ в результате преследований с лета 1981 г. по лето 1984 г. составили более 20 тысяч человек.
На досрочных выборах в октябре 1981 г. президентом стал уже представитель шиитского духовенства азербайджанец по национальности ходжат-оль-эслам Али Хосейни Хаменеи. Эти выборы в основном завершили реализацию идеи аятоллы Хомейни об установлении в Иране теократического режима, где ведущую политическую роль играют исключительно приверженцы религиозного института мулл. Хаменеи на этом посту последовательно сменяли муллы Рафсанджани и Мохаммад Хатами, управлявшие страной до 2005 года. Сам Али Хаменеи вскоре после смерти Хомейни в 1989 г. был удостоен звания «аятоллы» и избран преемником имама – новым «рахбаром» с практически неограниченными полномочиями.
Таким образом, в 1981 г., после крайне бурного и кровавого периода борьбы за власть, оформилась та модель теократического государства, которая функционирует до сих пор. С учетом обстоятельств внутри Ирана и в мире в политику могут вноситься коррективы, но рамки остаются незыблемыми. Как бы то ни было, Махмуд Ахмадинежад стал первым за почти четверть века светским главой исполнительной власти.
Лавирование исламского государства
Цель функционирования иранской политической системы неизменна – любыми средствами обеспечить собственную безопасность на максимально продолжительный срок. Сама система не вполне однородна, поскольку она возникла в результате сочетания революционного подъема широких народных масс и деятельности очень разных политических сил. В основополагающие документы ИРИ были включены положения, отражающие различные интересы и программные лозунги периода антимонархической борьбы. В том числе были зафиксированы и такие принципы, как защита прав народа и «обездоленных» всего мира, что создает правовую основу для экспансионистской внешней политики.
Конечно, основой всей модели является принцип «велайат-е факих» («правление правоведа», то есть высшего исламского авторитета), который изначально не получил всеобщей поддержки. Светская интеллигенция видела в нем оправдание для установления новой диктатуры. А многие влиятельные религиозные деятели, критикующие практическое воплощение этого принципа, апеллируют к шиитской традиции, которая не признает концентрации религиозной власти в руках одного человека (по аналогии с иерархией в католической церкви, чего пытался добиться Хомейни). Но, как ни покажется парадоксальным, именно «велайат-е факих», краеугольный камень исламского режима, может быть использован как инструмент его трансформации. Это случится, если на месте факиха (правоведа) окажется человек с реформаторскими устремлениями.
Большинство исламских политиков в чалмах – не религиозные фанатики, а люди рационально мыслящие. Об этом свидетельствует политическая практика единомышленников аятоллы Хомейни на высших постах государства после смерти основателя ИРИ: они не раз предпринимали шаги, несовместимые с линией имама. Например, сближение с заклятым недругом – Саудовской Аравией. Впрочем, и сам Хомейни допускал отступления от своего жесткого курса. Так, он фактически закрыл глаза на сотрудничество с Израилем во время войны с Ираком и согласился, вопреки своим убеждениям, прекратить боевые действия против Саддама Хусейна.
Главными врагами мулл всегда являлись воинствующий атеизм и носители идеологий левого толка («коммунисты»), смущающие своими взглядами верующих мусульман и посягающие на право собственности, которое признается религиозно освященным. Исламские революционеры успешно справились с задачей уничтожения этих основных оппонентов, добившись того, что не получилось у иранской монархии. С ликвидацией левого движения задача номер один исламской революции была выполнена.
Что касается антизападной риторики, главной мишенью которой были США, а также перманентных антиизраильских деклараций, то изначально они были связаны с необходимостью следовать курсу, провозглашенному революцией. Он по определению должен был быть противоположным монархическому и отвергать сотрудничество с самыми верными союзниками шаха Мохаммада Резы Пехлеви, в качестве которых выступали именно Соединенные Штаты и Израиль. Новый режим не мог открыто поддерживать с ними прямых контактов без того, чтобы не лишиться внутренней поддержки со стороны религиозных масс, благодаря которой клерикалы пришли к власти и во многом эту власть сохраняют.
Таким образом, послереволюционные приоритеты предполагали ориентацию на страны и регионы мусульманского Востока, особенно нефтедобывающие государства, среди которых режим ИРИ предполагал играть роль лидера. Как и советские коммунисты, иранские клерикалы пытались (и до сих пор пытаются) распространять свое влияние в мире за счет ухудшения благосостояния собственного народа, расходуя огромные средства на поддержку разного рода исламистских движений, не приносящих реальной выгоды иранцам. Такая политика вызывает естественное недовольство в стране. Большинство иранцев давно уже интересуют собственные проблемы, а не судьба мусульманских братьев из соседних и дальних стран, и тем более – арабов, с которыми у персов традиционно отсутствует взаимная симпатия.
В какой-то степени иранский режим оказался заложником хомейнистской идеологии, отход от которой практически допускается, но может быть в любой момент использован для дискредитации политических деятелей из числа оппонентов власти. Руководство ИРИ прекрасно понимает сложность ситуации и давно пытается выйти из этого лабиринта. Сменявшие друг друга президенты демонстрировали своей политикой либерализации готовность к возобновлению отношений с мировой супердержавой, но их действия не находили отклика со стороны США, полагающихся прежде всего на силу при решении глобальных проблем.
Появление на политической арене Махмуда Ахмадинежада должно было снова продемонстрировать миру, а точнее Соединенным Штатам, готовность режима отстаивать свои интересы самым решительным образом. Конечно, ему невыгодно вступать в военные конфликты, а в особенности вести полномасштабные боевые действия с какой-либо страной, а тем более с Израилем и США. И потому все прогнозы о неизбежной войне Ирана с этими государствами – либо сознательные спекуляции, либо непонимание сущности иранского режима. Последнее опасно, поскольку способно при определенных обстоятельствах спровоцировать Израиль или Америку на превентивные боевые действия, что ввергнет регион и мир в череду новых катаклизмов.
Иранцы всегда адекватно оценивали реальную расстановку сил в мире. Непосредственное отношение это, кстати, имеет и к восприятию России как страны, утратившей былую мощь и самостоятельность при решении мировых проблем. ИРИ исходит именно из такого второстепенного положения России, полагая, что в перспективе основными игроками на мировой арене будут Соединенные Штаты и Китай. Как только иранскому руководству удастся договориться с США и Израилем о взаимовыгодном ведении дел и разделе сфер влияния в регионе и в мире (Тегеран претендует и на это), и необходимость в «злом полицейском» отпадет, президента заменят одним движением руки рахбара. Конечно, при соответствующем общественном и политическом оформлении данного решения.
Иран стремится продолжать курс, который был взят еще шахом, – на превращение страны в великую державу. Обе традиции, под влиянием которых формировалось национальное сознание иранцев – доисламская история великой персидской империи и шиизм, – всегда подпитывали друг друга и в то же время противостояли одна другой. Они продолжают существовать, все попытки Хомейни и его радикального религиозного окружения уничтожить первую традицию потерпели полный крах.
Шах сыграл важную роль в развитии иранского национального самосознания. С одной стороны, это обернулось против него самого, а с другой – иранский национализм в сочетании с шиитским чувством исключительности является силой, которая движет Иран к цели создания мощного современного государства. Правда, религиозная система, все еще оставаясь в плену догматических взглядов своих основателей, давно вызывает недовольство различных слоев населения и растущее недоверие к самому духовному лидеру Али Хаменеи.
Дыхание арабской весны
Сложившаяся в Иране политическая система показывает способность видоизменяться, реагируя на внешние вызовы. В то же время догматизм, унаследованный от раннего революционного периода, сужает поле для маневра, сковывает политическую инициативу и тормозит экономическое развитие. На ближайшую перспективу будущее страны будет связано с шиитским исламом, однако молодое поколение подвергает его новому критическому осмыслению. Это оказывает воздействие на традиционное религиозное сознание иранцев и при определенных обстоятельствах может вызвать кризис доверия к самому религиозному институту среди образованной части населения.
Однако при любом развитии событий религиозные лидеры Ирана останутся особой группой, которая объединена сословными интересами и правилами, не позволяющими переходить к открытому внутреннему конфликту, а тем более к пролитию крови членов сословия. Даже в том случае, если рахбар когда-либо будет признан оппозицией диктатором, повинным в убийствах подданных, он будет огражден от сурового наказания, поскольку иначе может начаться процесс разрушения религиозно-политической системы с самыми негативными последствиями для иранских мулл в целом. Оптимальным может стать вариант смены вождя с ограничением его полномочий. Стратегический курс развития страны при этом останется неизменным.
Как видно из вышеизложенного, происходящее в Иране не связано напрямую с «арабским пробуждением» и имеет свою логику, однако события в исламской республике интересным образом вписываются в общую тенденцию, которую знаменуют потрясения в Северной Африке и на Ближнем Востоке. На начальном этапе «революций» многие опасались стремительной исламизации протестов, того, что народное недовольство возглавят радикальные исламские группы, которые постараются реализовать в арабских странах нечто подобное иранской модели эпохи Хомейни. Однако довольно быстро выяснилось, что протесты направлены на другое – доминирует скорее националистическая повестка, требования обновления национальных государств, преодоления авторитарной стагнации и придания динамики развитию. И хотя в результате этих событий можно ожидать более самоуверенную и независимую политику ведущих арабских государств, она не примет агрессивно антиамериканскую и антиизраильскую форму. То есть речь пойдет о переформатировании партнерства с США, а не об отказе от него. Более того, новый политический дух в ряде арабских государств способен нейтрализовать привлекательность радикальных идей иранской исламской революции, призывающих к установлению социальной справедливости и отношений равноправия между всеми странами.
Все это может оказать влияние и на Иран, стимулировав процесс переосмысления исламской государственности и переноса акцента с религиозного на националистический компонент.
А.К. Лукоянов – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН.

«Движение чаепития» и американская внешняя политика
Что популизм означает для глобализма
Резюме: Новая эра в американской политике ознаменуется отчаянными попытками внешнеполитических деятелей убедить скептически настроенную общественность в правоте своих идей. Америка может вернуться в эпоху, когда видные фигуры считали полезным избегать явной связи с интернационалистскими идеями, далекими от интересов и ценностей джексонианства.
Статья опубликована в журнале Foreign Affairs, № 2 за 2011 год. © Council on Foreign Relations, Inc.
Ночью 16 декабря 1773 г. от 30 до 130 человек, некоторые из которых были переодеты индейцами племени могавков, проникли на торговые суда в бостонской гавани. В знак протеста против пошлин, введенных британским парламентом, они выбросили в море 342 ящика с чаем. По общему мнению, предводителем этой акции был Сэмюэл Адамс. Но исторические сведения довольно противоречивы: Адамс снял с себя ответственность, хотя сделал все возможное, чтобы разрекламировать это событие. На следующий год состоялась более чинная чайная церемония в Эдентоне, штат Северная Каролина, где госпожа Пенелопа Баркер собрала 51 активистку, чтобы поддержать сопротивление британской политике налогообложения. К чаю никто так и не притронулся, не говоря уже о том, чтобы его уничтожать, но в тот день произошло нечто более важное: встреча, организованная Баркер, считается первым женским политическим собранием в британской Северной Америке.
Оба чаепития взволновали британское общественное мнение. Хотя видные виги, такие как Джон Уилкес и Эдмунд Бёрк, поддержали американцев в их сопротивлении королю Георгу III и его карманному правительству, беззаконие в Бостоне и неслыханная политическая активность женщин в Эдентоне многим в Британии казались доказательством неотесанности колонистов. Идея женского политического собрания вызвала шок и, конечно, была подхвачена лондонской прессой, предоставившей подробный отчет о решениях, принятых эдентонскими активистками. Английский писатель Сэмюэл Джонсон издал памфлет, обличающий чайные собрания колонистов и их антиправительственную аргументацию. Он, в частности, писал: «Эти антипатриотические предрассудки есть не что иное, как мертворожденный плод безрассудства, оплодотворенного духом бунтарства и фракционности».
Сегодня «движение чаепития» возвращается в политику, и возражения Джонсона все еще сохраняют свою актуальность. Отсчет его существования в современном виде можно вести с февраля 2009 г., когда в прямом репортаже телеканала CNBC из здания Чикагской товарной биржи прозвучали громкие слова. Комментатор призвал к «чикагскому чаепитию» в знак протеста против того, что финансовая помощь лицам, не способным выплачивать ипотечные кредиты, оказывалась за счет налогоплательщиков. Возражая против непомерного роста госрасходов и государственных полномочий при президенте Бараке Обаме, республиканцы и разделяющие их точку зрения активисты без определенной партийной принадлежности (поддерживаемые симпатизирующими им богатыми людьми) вскоре создали сеть организаций во всех штатах Америки. Воодушевленные благожелательным освещением их деятельности на канале Fox News (и, возможно, критическими репортажами на каналах, которые героиня движения Сара Пэйлин назвала «мейнстримом хромых уток»), активисты «чайного движения» встряхнули политическую жизнь в Америке. Вызванная ими волна антиправительственных выступлений привела к чувствительному поражению демократов на выборах 2010 года.
Возникновение «движения чаепития» явилось самым неоднозначным и драматическим событием в американской политической жизни за многие годы. Сторонники встретили его с ликованием как возврат к основополагающим ценностям, противники заклеймили как расистский, реакционный и в конечном итоге бесполезный протест против формирующейся реальности многонациональных, мультикультурных Соединенных Штатов и новой эры государственного регулирования экономики.
В известной мере это противоречие неразрешимо. Движение представляет собой аморфную группу лиц неопределенной политической ориентации – от правоцентристских группировок до маргинальных представителей политического спектра. В этом движении нет единого центра, способного осуществлять руководство или хотя бы определять принадлежность к своим и чужим. По мере роста популярности движения к восходящей звезде захотели примазаться самые разные субъекты – от состоятельных либертарианцев из пригородов, сельских фундаменталистов и честолюбивых политических обозревателей до откровенных расистов и консервативно настроенных домохозяек.
Ведущий телеканала Fox News Гленн Бек – возможно, самый заметный представитель «движения чаепития». Однако его религиозные взгляды (он убежденный мормон) едва ли типичны для движения, в котором либертарианцы подчас более активны, чем социальные консерваторы, а Айн Рэнд (американская писательница, выступала за неограниченный капитализм. – Ред.) – более влиятельный оракул, чем Бригам Янг (лидер церкви мормонов в XIX веке. – Ред.). Вряд ли можно убедительно доказать, что списки литературы и уроки истории, рекомендуемые Беком в его вечернем эфире, нравятся сколько-нибудь серьезному числу сторонников движения (в ходе зондирования общественного мнения в марте 2010 г. 37% опрошенных выразили поддержку «чаепитиям»; это означает, что около 115 миллионов американцев по крайней мере отчасти симпатизируют движению, тогда как аудитория Бека на Fox в среднем составляет 2,6 миллиона телезрителей).
Другие видные политические деятели, связанные с «движением чаепития», также посылают общественности противоречивые сигналы. Техасский конгрессмен Рон Пол и его (менее догматичный) сын Рэнд Пол, недавно избранный сенатором от штата Кентукки, близко подошли к возрождению идей изоляционизма. Консервативный обозреватель Пэт Бьюкэнан поддерживает критику союза между США и Израилем, с которой выступал ряд известных ученых, например, Джон Миршеймер. В то же время Пэйлин является бескомпромиссным сторонником «войны с террором», в бытность губернатором Аляски она повесила флаг Израиля в своем кабинете.
Если «движение чаепития» не поддается четкой идентификации, то еще труднее определить, в какой мере оно повлияло на итоги промежуточных выборов 2010 года. С одной стороны, ажиотаж, внесенный в кампанию республиканцев такими деятелями, как Пэйлин, помог привлечь кандидатов, собрать средства и привести максимальное число своих сторонников к избирательным урнам на выборах в конце прошлого года. Победа республиканцев в Палате представителей – крупнейшее достижение основных американских партий, считая с 1938 г., – скорее всего, не была бы столь убедительной без той энергетики, которую вдохнуло «движение чаепития». С другой стороны, недоверие широкой общественности к некоторым кандидатам, таким как Кристина О’Доннелл из штата Делавэр (она сочла необходимым купить рекламное время, чтобы во всеуслышание заявить избирателям: я не ведьма), возможно, стоило республиканцам от двух до четырех мест в Сенате. Это не позволило им добиться доминирования в верхней палате.
В штате Аляска Пэйлин и лидеры «движения чаепития» поддержали на выборах в Сенат Джо Миллера, который победил на внутрипартийных праймериз нынешнего республиканского сенатора Лайзу Меркауски. Однако Миллер проиграл на общих выборах поскольку Меркауски воспользовалась опытом Строма Тёрмонда, который в 1954 г. стал сентарорм от Южной Каролины, предложив своим сторонникам вписывать его имя в бюллетени. Эта стратегия принесла победу и Меркауски. Если либертарианская Аляска отвергает кандидата от «движения чаепития», поддержанного Сарой Пэйлин, это серьезный повод усомниться в способности движения длительное время доминировать в политической жизни.
Однако имея столь неоднозначный политический послужной список, «любители чая», очевидно, задели американцев за живое, и исследователям американской внешней политики нужно подумать о последствиях, к которым может привести такой политический мятеж, сопровождаемый популистскими и националистическими лозунгами. Это особенно важно в силу того, что конституционный строй Соединенных Штатов позволяет меньшинствам препятствовать назначениям и важным законодательным инициативам, прибегая к обструкционизму, а также блокировать ратификацию договоров одной третью голосов Сената. Для такого негативистского движения, как «чайная партия», это мощные законодательные инструменты. Как часто бывает в США, чтобы понять настоящее и будущее американской политики, необходимо заглянуть в анналы политической истории. «Движение чаепития» уходит в нее корнями, и вспышки популистских протестов в прошлом помогут осмыслить современную траекторию и будущее этого движения.
Новый век Джексона?
В книге историка Джил Лепор «Белки их глаз» отмечается тот факт, что многие активисты «движения чаепития» примитивно истолковывают политическое значение американской революции. Но, несмотря на всю их прямолинейность в оценке прошлого, обращение к колониальному периоду не лишено смысла. Со времени первых поселений чувство неприязни к воспитанным людям с хорошей зарплатой и связями сливалось с подозрениями по поводу истинных мотивов и методов государственных чиновников и порождало волны народного недовольства политической системой. Подобная разновидность популизма часто называется «джексонианством» в память об Эндрю Джексоне – президенте, который мастерски использовал энергию народных масс в 30-е гг. XIX века, чтобы переделать партийную систему в Соединенных Штатах и ввести наиболее широкое избирательное право во благо страны.
Самые светлые и самые мрачные эпизоды в американской истории – во многом плод популизма, направленного против официального истеблишмента. Популисты, сплотившиеся вокруг Джексона, установили всеобщее избирательное право для белых мужчин и на 80 лет навязали стране очень уязвимую финансовую систему, уничтожив Второй банк США. Последующие поколения популистов занимались обузданием монополистических корпораций и вводили законодательную защиту для рабочих, а в то же время не поддерживали правительственные меры, направленные на защиту меньшинств, которым грозило линчевание. Требование дешевой, а лучше бесплатной земли в джексонианской Америке XIX века привело к принятию Гомстед-акта, позволившего миллионам иммигрантов и городских рабочих держать семейные участки. Этот закон также повлек за собой систематическое изгнание коренных жителей из их исконных охотничьих угодий, которое иногда сопровождалось геноцидом, а также массовое субсидирование «фермерского пузыря» – одного из факторов, вызвавших Великую депрессию. Популистская жажда земельных наделов в XX веке проложила путь к началу эпохи жилищных ипотечных кредитов, субсидируемых государством. Недавно мы стали свидетелями того, как этот пузырь лопнул с оглушительным треском.
Программа джексонианского популизма не отличается последовательностью. В XIX веке неприязнь к государственным займам сочеталась у джексонианцев с требованием безвозмездной передачи фермерским хозяйствам самых ценных государственных активов (право собственности на огромные государственные латифундии на западе страны). Джексонианцы сегодня хотят видеть сбалансированный государственный бюджет. Но они возражают против сокращения расходов на такие программы защиты среднего класса, как социальное обеспечение и бесплатная медицинская помощь престарелым.
В интеллектуальном плане джексонианские идеи уходят корнями в традиции здравого смысла, как его понимало шотландское движение Просвещения. Эта философия, согласно которой нравственные, научные, политические и религиозные постулаты могут определяться и формулироваться среднестатистическим человеком, – больше чем внутреннее убеждение в Соединенных Штатах; это культурная доминанта. Джексонианцы смотрят на так называемых экспертов с подозрением, полагая, что люди с университетскими дипломами и связями отстаивают интересы своего класса. Истеблишмент в политике, экономике, науке и культуре часто проповедует истины, противоречащие здравому смыслу и логике джексонианской Америки. Например, что дефицит федерального бюджета способствует экономическому росту, а свободная торговля с бедными странами повышает уровень жизни в Америке. В не столь отдаленном прошлом утверждение о том, что представители разных рас должны быть равны перед законом, также не совпадало с их представлением о здравом смысле.
Правота американского истеблишмента часто неоспорима, хотя нередко он заблуждается, а его способность добиваться поддержки курса, идущего вразрез с интуицией американского обывателя, является важным фактором политической системы. Сегодня, когда всплеск популистской энергии совпадает с утратой массами доверия к истеблишменту – от медийного мейнстрима, дипломатов и интеллектуалов до финансистов, корпоративных лидеров и самого правительства – джексонианство отказывает ему в способности формировать национальную повестку дня и политику. Неприятие научного консенсуса по поводу изменения климата – один из многих примеров популистского бунта против мнения, которое в экспертном сообществе Америки является общепринятым.
Лучше всего современное «движение чаепития» может быть понято как бунт джексонианского здравого смысла против будто бы коррумпированных и плохо ориентирующихся в современных реалиях элит. И даже если само это движение расколется и сойдет с политической сцены, вдохновляющая его популистская энергия быстро не исчезнет. Джексонианство всегда являлось важным фактором американской политической жизни, а в эпоху социально-экономических потрясений его значение только растет. Маловероятно, что новое джексонианство (в ближайшее время, да и вообще когда-либо) полностью подчинит себе правительство, но влияние популистского «мятежа» настолько усилилось, что исследователям американской внешней политики просто необходимо быть в курсе его последствий.
Популистская холодная война
Во внешней политике джексонианцы – сторонники ярко выраженного национализма. Твердая вера в американскую исключительность и всемирную миссию Америки сочетается у них с крайним неверием в то, что Соединенные Штаты способны создать либеральный мировой порядок. Они решительно противопоставляют локковское внутриполитическое устройство гоббсовой системе международных отношений. В конкурентном мире каждое суверенное государство должно ставить на первое место собственные интересы.
Джексонианцы интуитивно принимают вестфальские взгляды на международные отношения: то, что разные страны творят на собственном «дворе», может вызывать всеобщее порицание, но реагировать нужно лишь в тех случаях, когда государства откровенно нарушают свои международные обязательства или нападают на твою страну. Агрессия против Соединенных Штатов означала бы для джексонианцев тотальную войну до полной и окончательной капитуляции противника. Они настаивают на жестоком отношении к гражданскому населению вражеской страны в интересах победы; их не устраивают маломасштабные войны ради достижения ограниченных целей. Признавая значение союзников, не отрицая необходимость соблюдения международных обязательств, они не приемлют те международные обязательства, которые ограничивают право США на оборонительные действия в одностороннем порядке. На протяжении всего своего существования джексонианцы никогда не приветствовали международные экономические соглашения или системы, сковывающие действия американского правительства по проведению мягкой кредитной политики в собственной стране.
Популизм всегда был главным вызовом для американских политиков со времен президента Франклина Рузвельта, который внутри страны стремился заручиться поддержкой все более ярко выраженной интервенционистской политики по отношению к странам нацистского блока. Японцы решили проблему Рузвельта, напав на Пёрл-Харбор, однако президент прислушивался к джексонианскому мнению и после вступления во Вторую мировую войну. От стремления к безусловной капитуляции врага как главной цели в войне до интернирования американских японцев Рузвельт всегда внимательно следил за настроениями этой части электората. Если бы он был уверен, что джексонианская Америка согласится с размещением сотен тысяч американских военных за рубежом на неопределенное время, его диалог с Советским Союзом по поводу будущего Восточной Европы был бы более жестким.
Необходимость добиваться поддержки популистов оказывала влияние и на внешнюю политику Гарри Трумэна. Речь идет, в частности, о его отношении к советскому экспансионизму и вопросам мирового порядка. Такие центральные фигуры в администрации Трумэна, как государственный секретарь Дин Ачесон, верили, что после того, как Великобритания перестала быть мировой державой, образовался вакуум, и у Соединенных Штатов нет другого выбора, как только заполнить его. Исторически Великобритания служила гирокомпасом мирового порядка, сосредоточив в своих руках управление международной экономической системой, защиту открытых морских путей и поддержание баланса геополитических сил. Официальные лица в администрации Трумэна были согласны с тем, что вина за Великую депрессию и Вторую мировую войну отчасти лежит на США, которые не пожелали взять на себя бремя мирового лидерства после отказа от этой роли Великобритании. Они считали, что послевоенное нарушение Советским Союзом баланса сил в Европе и на Ближнем Востоке явилось тем вызовом мировому порядку, на который Америка обязана ответить.
С точки зрения творцов американской политики, проблема заключалась в том, что джексонианское общественное мнение не было заинтересовано в том, чтобы Соединенные Штаты приняли от Великобритании эстафету мирового лидерства. Джексонианцы поддерживали решительные операции против конкретных военных угроз, а в 1940-е гг., после двух мировых войн, и более активную в сравнении с эпохой 1920-х гг. внешнюю политику в сфере безопасности. Но Трумэн и Ачесон прекрасно понимали: чтобы джексонианцы одобрили проведение далеко идущей внешней политики, она должна основываться на противостоянии Советскому Союзу и его коммунистической идеологии, а не на идее построения либерального мирового порядка. Решение Ачесона быть «яснее истины» при обсуждении угрозы коммунизма и готовность Трумэна воспользоваться советом сенатора Артура Ванденберга «до смерти напугать коммунистическую заразу и изгнать ее из страны» породили популистские опасения в отношении Советского Союза, которые помогли администрации провести через Конгресс программу помощи Греции и Турции, а также план Маршалла. Политические лидеры того времени пришли к выводу, что без таких призывов Конгресс не поддержал бы выделение запрашиваемой финансовой помощи, и историки в целом с этим согласны.
Но, разбудив «спящих псов» антикоммунизма, администрация Трумэна потратила оставшееся время у кормила власти на попытки (порой безуспешные) справиться с джинном, выпущенным из бутылки. Уверившись в том, что коммунизм представляет прямую угрозу национальной безопасности, джексонианцы потребовали проводить более агрессивную политику в отношении коммунистических режимов, чем та, которая казалась разумной Ачесону и его главному помощнику и идеологу Джорджу Кеннану. Успех революции Мао Цзэдуна в Китае и кажущееся безразличие администрации Трумэна к судьбе страны с самым многочисленным населением в мире, а также находящихся там христианских миссий всколыхнули джексонианское общественное мнение, создав предпосылки для политической паранойи пятидесятых, ответственным за которую считается сенатор Джозеф Маккарти.
Коммунизм во многих отношениях представлял собой идеальный образ врага для джексонианской Америки, и в течение следующих 40 лет общественное мнение поддерживало большие расходы на оборону и зарубежные военные обязательства. Приоритеты холодной войны, с джексонианской точки зрения, заключались прежде всего в военном сдерживании коммунистов или националистов левого толка, вступавших с ними в альянс. Правда, эти приоритеты далеко не всегда совпадали с заветами Гамильтона (торговля и реализм превыше всего) и Вильсона (идеализм и многополярный мир), которыми руководствовались многие ведущие американские политики. Но в целом рецепт политического коктейля, требуемого для утверждения либерального мирового порядка, во многом совпадал с тем, что был необходим для борьбы с Советами. Вот почему строители либерального мирового порядка смогли заручиться достаточной поддержкой со стороны джексонианцев. Необходимость соперничества с Советами служила обоснованием целого ряда американских инициатив. Здесь и расширение либеральной торговой системы в соответствии с Генеральным соглашением по тарифам и торговле (ГАТТ), принятие плана Маршалла, согласно которому финансовая помощь увязывалась с экономической интеграцией Европы, помощь в развитии Африки, Азии и Латинской Америки, которая способствовала созданию новой системы международных отношений в некоммунистическом мире.
Этот подход позволил победить в холодной войне и создать гибкую, динамичную и вполне стабильную систему международных отношений, которая после 1989 г. постепенно и в основном мирно вобрала в себя большинство бывших коммунистических стран. В то же время США стали более уязвимы с точки зрения внутренних дебатов о внешнеполитическом курсе, и эта уязвимость в будущем только усугубится. Сегодняшние джексонианцы готовы сделать все необходимое для защиты интересов Соединенных Штатов, но они не верят в то, что создание либерального мирового порядка наилучшим образом отвечает этим интересам.
После конца истории
После развала Советского Союза в 1991 г. США стали прикладывать еще больше усилий, дабы создать либеральный мировой порядок. С одной стороны, с мировой арены исчез решительно настроенный противник этих проектов. Но с другой, американским лидерам необходимо было добиться от электората, над которым уже не нависала советская угроза, поддержки сложных, рискованных и дорогостоящих внешнеполитических инициатив.
Поначалу задача не казалась трудной. После головокружительных революций 1989 г. в Восточной Европе многие верили, будто поставленная цель осуществима настолько легко и дешево, что американским политикам есть резон сократить военный бюджет и расходы на внешнюю помощь, ведь либеральный мировой порядок создастся сам собой. Ни одно могущественное государство и ни одна идеология не противостояли его принципам. Считалось, что экономический план либерализации торговли и вильсонианская программа распространения демократии достаточно популярны как внутри Соединенных Штатов, так и за рубежом.
Явные внутриполитические препятствия внешнеполитическому курсу стали ощутимы в 1990-е годы. Администрация Клинтона прилагала серьезные усилия к тому, чтобы обихаживать законодателей-обструкционистов, таких как сенатор Джесс Хелмс из Северной Каролины, но добывать средства на осуществление важных внешнеполитических инициатив было все труднее. Конгресс всячески препятствовал своевременной уплате взносов в ООН, а после того, как в 1994 г. республиканцы взяли под контроль Палату представителей, пытался саботировать предлагаемые и фактические военные интервенции. Сенат отказался ратифицировать такие международные инициативы, как Киотский протокол и Международный уголовный суд (МУС). Неуклонное сокращение поддержки принципа свободной торговли после ожесточенных дебатов вокруг ратификации Северо-Американского соглашения о свободной торговле (НАФТА) и вступления США во вновь созданную Всемирную торговую организацию крайне сузило свободу маневра американских дипломатов на переговорах. Вскоре это привело к устойчивому замедлению темпов создания режима свободной торговли в мире.
Ситуация резко изменилась после 11 сентября 2001 года. Высокий уровень осознания угрозы после разрушительных терактов вернул внешнюю политику к тем рубежам, на которых она находилась в 1947–1948 годах. Уверившись в существовании реальной внешней опасности, общественность выразила готовность поддержать огромные расходы казначейства и смирилась с неизбежной гибелью американских военных. Джексонианцы стали снова интересоваться внешней политикой, и у администрации Джорджа Буша-младшего появился шанс повторить достижения администрации Гарри Трумэна. В частности, на волне озабоченности в связи с угрозой безопасности мобилизовать общественную поддержку далеко идущей программы построения либерального мирового порядка.
Историки еще долго будут обсуждать, почему администрация Буша упустила эту редкую возможность. Наверно, после ужасающих терактов она до такой степени жаждала соответствовать джексонианскому общественному мнению, что неадекватно отреагировала на террористическую угрозу. Беспощадная война до победного конца, объявленная террору, соответствовала представлениям джексонианцев. Но тем самым Белый дом неизбежно снизил способность взаимодействовать с ключевыми партнерами в стране и за рубежом. Так или иначе, к январю 2009 г. Соединенные Штаты вели две войны и осуществляли контртеррористические операции по всему миру, но так и не добились внутриполитического согласия даже в отношении общего внешнеполитического курса.
Идя к власти, администрация Обамы полагала, что Буш был слишком привержен джексонианству и в результате избирал несистемный и непоследовательный внешнеполитический курс, обрекавший его на поражение. Однополярный мир, некритичная поддержка любых действий Израиля, безразличие к международному праву, готовность без разбора применять военную силу, пренебрежительное отношение к интернациональным институтам и нормам, игнорирование угроз, не связанных с терроризмом (как изменение климата, например), воинственная риторика «кто не с нами, тот против нас»…
По мнению демократов, все эти черты администрации Буша служили наглядной иллюстрацией того, что бывает, если дать волю джексонианцам. Признавая стойкое влияние джексонианцев на американскую политику, но понимая, что их идеи безнадежно устарели и ведут страну в неверном направлении, Белый дом решил пойти на минимально необходимые уступки, но при этом ставил перед собой цель создания преимущественно вильсонианского мирового порядка. Команда Обамы не желала следовать стратагеме «мировой войны с террором», в рамки которой укладываются различные инициативы вплоть до оказания помощи, развития торговли и создания организаций. Администрация объявила угрозу терроризма одной из рядовых угроз, с которыми сталкиваются США, и отделила усилия, направленные на построение нового мирового порядка, от борьбы с терроризмом.
Еще рано делать прогнозы, но уже понятно, что с учетом крайне поляризованного и в известной мере травмированного общественного мнения администрация Обамы столкнется с серьезными трудностями, прежде чем сможет заручиться поддержкой своего курса. Обама пытается вывести внешнюю политику из-под влияния джексонианцев как раз в тот момент, когда синергия внешних и внутренних событий придает джексонианскому движению новый импульс. Соединенным Штатам постоянно угрожает внешний и внутренний терроризм, усиливающийся Китай, с которым связаны вызовы международной безопасности в Азии, а также экономическое соперничество. Как считают джексонианцы, именно последнее является причиной бедствий американского среднего класса, с ним связан и растущий дефицит федерального бюджета. И то и другое угрожает безопасности и процветанию страны. Сочетание этих угроз с социокультурным конфликтом (в восприятии американского обывателя) между «высокомерным» истеблишментом с его идеями, противоречащими интуиции, и «среднестатистическими» американцами, руководствующимися здравым смыслом, создает идеальные предпосылки для джексонианского шторма в политике США. Значение такого бунта выходит за рамки политических проблем администрации Барака Обамы. Разработка внешнеполитических стратегий, которые могли бы удовлетворить джексонианских обывателей внутри страны и быть достаточно действенными на международной арене, скорее всего, будет главным вызовом, на который еще какое-то время придется отвечать руководителям государства.
Вызов, брошенный Америке «движением чаепития»
Трудно сказать, как данный вид популизма, получивший новый импульс, повлияет на внешнюю политику Америки. Общественное мнение реагирует на конкретные события; террористическая угроза на территории США или кризис в Восточной Азии или на Ближнем Востоке могли бы в одночасье преобразить внешнюю политику. Дальнейшее ухудшение мировой экономической конъюнктуры способно еще больше развести полюсы внутренней и внешней политики Соединенных Штатов.
Вместе с тем, некоторые тенденции представляются очевидными. Прежде всего, соперничество сторонников Сары Пэйлин и Рона Пола внутри «движения чаепития», скорее всего, закончится победой пэйлинитов. Пол подходит к вопросам внешней политики с неоизоляционистских позиций, принимая в расчет исключительно внутренние интересы США. Подобные взгляды скорее сродни идеям Джефферсона, нежели напористому национализму Джексона. Оба крыла питают глубокую враждебность к любому подобию «мирового правительства». Но Пол и его последователи ищут способы избежать контактов с внешним миром, тогда как Сара Пэйлин и ведущий Fox News Билл О’Рейли больше склонны к «завоеванию» мира, нежели к изоляции от него. «Нам не нужно брать на себя роль мирового жандарма», – заявляет Пол. Пэйлин может сказать нечто подобное, но сразу добавляет: «Мы не хотим давать плохим парням свободу для маневра».
Крыло пэйлинитов стремится к энергичному и показательно активному решению проблемы терроризма на Ближнем Востоке на основе тесного союза c Израилем. Крыло Пола выступает за то, чтобы Соединенные Штаты дистанцировались от Израиля, из-за которого Вашингтон утрачивает авторитет как раз в той части мира, откуда исходит угроза. Сторонники Пола, скорее всего, проиграют. Логика и здравый смысл подталкивают американцев к тому, чтобы принять в качестве аксиомы тезис, казавшийся спорным в далекие 1930-е гг.: невозможно гарантировать внутреннюю безопасность, не погрузившись основательно в международные дела. Это ощущение еще больше углубляется ввиду беспрецедентного усиления Китая и угрозы терроризма. Чем опаснее мир, тем яснее понимание джексонианской Америки: нужно быть начеку, искать надежных союзников и действовать. Вряд ли в ближайшее время снова наступит период, подобный тому, что имел место с 1989 по 2001 гг., когда джексонианская Америка не видела серьезных угроз из-за рубежа, и основная масса американцев, примкнувших к «движению чаепития», вряд ли выберет новую форму изоляционизма.
Джексонианская поддержка Израиля – еще один важный фактор. Сочувствующие Израилю и озабоченные проблемами энергетической безопасности и терроризма джексонианцы, скорее всего, примут и даже потребуют продолжения дипломатической, политической и военной активности США на Ближнем Востоке. Не все американцы-джексонианцы поддерживают Израиль, но в целом растущее политическое влияние джексонианцев приведет к тому, что Вашингтон будет решительнее защищать еврейское государство. Это не только следствие влияния евангелического христианства. Многие джексонианцы не особенно религиозны, а многие из «рейгановских демократов», поддерживающих джексонианскую точку зрения, – католики, а не протестанты по вероисповеданию. Просто джексонианцы восхищаются мужеством и самостоятельностью Израиля и не считают арабские правительства надежными союзниками, на которых можно положиться. В целом их не беспокоит реакция Израиля на теракты, которую многие обозреватели считают «непропорциональной». Здравый смысл джексонианцев не воспринимает понятия «непропорциональное применение силы», поскольку они считают, что если враг на тебя нападает, ты имеешь полное право подавить его превосходящей мощью и принудить к капитуляции; более того, это твой прямой долг.
Можно спорить о том, насколько подобная стратегия жизнеспособна на современном Ближнем Востоке, но в целом джексонианцы признают за Израилем право защищать себя любыми доступными способами. Они больше склонны критиковать его за недостаточную жесткость и твердость в Газе и южном Ливане, чем за чрезмерную реакцию на теракты. Джексонианцы по-прежнему считают, что применение ядерного оружия против Японии в 1945 г. было оправдано; военная сила для того и существует, чтобы ее применять.
Любое усиление политического влияния джексонианцев повышает вероятность военного ответа на иранскую ядерную программу. Хотя реакция на ядерные успехи Северной Кореи была сравнительно сдержанной, недавние опросы общественного мнения показывают, что до 64% американцев благожелательно относятся к силовому решению с целью положить конец иранской ядерной программе. Глубокая обеспокоенность общественности по поводу нефти и Израиля в сочетании с воспоминаниями старшего поколения об иранском кризисе с заложниками в 1979 г. вызывает у джексонианцев органическое неприятие ядерной программы. Опросы показывают, что более половины американских избирателей считают: Соединенные Штаты должны защищать Израиль от Ирана, даже если Израиль нанесет удар первым.
Многие американские президенты оказывались втянутыми в войну против своей воли под влиянием общественного мнения. Конгресс и американская общественность до такой степени захвачены джексонианскими идями, что президент, который не попытается силой остановить Иран на пути к ядерному оружию, будет иметь крупные неприятности. Вместе с тем, будущим американским президентам не следует идти на поводу у джексонианцев. Военные операции, в которых не ставится цель безусловной победы, чреваты катастрофическими последствиями. Линдон Джонсон решился начать войну в Юго-Восточной Азии, поскольку считал (наверно, не без оснований), что джексонианцы, взбешенные победой коммунистов во Вьетнаме, сорвут его внутриполитические планы. И это добром не кончилось.
В остальном сторонники Пола и Пэйлин единодушны в нелюбви к либеральному интернационализму, приверженцы которого строят международные отношения на основе многосторонних организаций и постоянно ужесточающегося контроля в виде международных законов и договоров. По всем вопросам – от изменения климата и участия в МУС до обращения с боевиками, плененными в ходе нетрадиционных боевых операций, – оба крыла «движения чаепития» отвергают подходы, присущие либеральному интернационализму, и впредь не собираются менять позиций. В Сенате США, куда каждый штат делегирует по два представителя вне зависимости от числа избирателей, явными фаворитами оказываются штаты с меньшей численностью населения, где джексонианские настроения подчас наиболее ярко выражены. В ближайшие годы Соединенные Штаты вряд ли ратифицируют новые договоры, составленные в духе либерального интернационализма.
Новая эра в американской политике, возможно, ознаменуется отчаянными попытками внешнеполитических деятелей убедить скептически настроенную общественность в правоте своих идей. «Совет по международным делам был прогрессивной идеей, – сказал политолог Ульрих Бек в январе 2010 года. – Давайте возьмем средства массовой информации и наших яйцеголовых и вникнем в суть проблемы и предлагаемого решения, затем объясним его СМИ, а они уже доведут до масс, что нужно делать». Активисты «движения чаепития» намерены бдительно следить за тем, чтобы элиты с их идеями «мирового правительства» (по выражению активистов) и бюрократическими программами, основанными на классовых привилегиях, не доминировали во внешнеполитических дебатах. Америка может вернуться в эпоху, когда видные политики считали полезным избегать слишком явной связи с организациями и идеями, далекими от интересов и ценностей джексонианства и даже враждебными им.
В американском общественном мнении последних лет нарастает обеспокоенность усилением Китая, и всплеск джексонианских настроений повышает степень вероятности того, что пока еще сдерживаемая ярость и негодование дойдут до точки кипения. Свободная торговля – это вопрос, который исторически разделял популистов в США (идея импонировала аграриям и отвергалась промышленными рабочими). Джексонианцам нравится покупать дешевые товары в «Уолмарте», но здравый смысл подсказывает им, что главная задача американских представителей, участвующих в переговорах по свободной торговле – сохранить рабочие места для американцев, а не соглашаться с визионерскими «беспроигрышными» схемами мировой торговли.
Перспективы популизма
В более широком смысле оба крыла «движения чаепития» попытаются возобновить дискуссию о том, должна ли внешняя политика придерживаться национализма или космополитизма. Сторонники Пола в идеале хотели бы положить конец любым формам участия Америки в построении либерального мирового порядка. Пэйлиниты тяготеют к более умеренной позиции, но хотят быть уверенными в том, что при построении мирового порядка Вашингтон прежде всего будет заботиться о своих специфических национальных интересах. Их не устраивает роль Америки как бескорыстного борца за всеобщее благо. Позиция последних понравилась бы Ачесону, который не приветствовал грандиозных международных соглашений. В любом случае, творцы внешнеполитического курса должны ценить возможность ведения серьезной дискуссии о связи специфических американских интересов с требованиями либерального мирового порядка.
«Движение чаепития» способно притормозить внешнеполитическую мысль Соединенных Штатов, но эффективная внешняя политика должна начинаться с реалистической оценки внутриполитических факторов. Джексонианство вряд ли исчезнет. Американцам нужно радоваться тому, что во многих отношениях любители чаепитий, несмотря на недостатки, являются куда более надежным и дееспособным партнером в построении мирового порядка, нежели изоляционисты шесть десятилетий тому назад. В сравнении с джексонианцами времен Трумэна у нынешних гораздо слабее выражены расистские, антифеминистские и гомофобные настроения. Они больше открыты другим культурам и мировоззрениям. Их исходная позиция, согласно которой национальная безопасность требует участия в международных делах, значительно более многообещающая, чем рефлекторный изоляционизм, с которым приходилось иметь дело Трумэну и Ачесону. Даже после событий 11 сентября общественное мнение не поддерживало меры, аналогичные интернированию американских японцев после Пёрл-Харбора, и мы не слышали ничего подобного антикоммунистической истерии эпохи Маккарти. Современные популисты республиканского Юга куда более благожелательно настроены по отношению к основополагающим идеям либерального капитализма, чем популистские сторонники Уильяма Дженнингса Брайана сто лет тому назад. Бобби Джиндал во всех отношениях лучше Хьюи Лонга на посту губернатора штата Луизиана, а сенатор Джим Деминт от Южной Каролины несравненно прогрессивнее, чем Бен «Вилы» Тилман (губернатор Южной Каролины в 1890–1894 гг., защитник фермерских интересов и ярый противник президента Гровера Кливленда, сторонника панамериканизма. – Ред.).
Творцы внешней политики США, стремящиеся к тому, чтобы их оставили в покое для более важных дел государственного строительства и управления, не смогут закоснеть в рутине. Даже если «движение чаепития» уйдет в тень, его заменят другие выразители популистского протеста. Американские политики и их зарубежные визави просто не смогут качественно выполнять свою работу без глубокого понимания того, что составляет одну из главных сил в американской политической жизни.
Уолтер Рассел Мид – профессор внешней политики и гуманитарных наук в колледже «Бард» имени Джеймса Кларка Чейса и обозреватель журнала The American Interest.

В ожидании мистера Z
Почему «новый стратегический нарратив» не содержит стратегии
Работа двух офицеров Корпуса морской пехоты США – капитана Уэйна Портера и полковника Марка Майклби, – напечатанная в этом номере нашего журнала, была торжественно презентована минувшей весной в Вашингтоне. Особую значимость мероприятию должно было придать присутствие американского военного номер один – адмирала Майкла Маллена, главы Объединенного комитета начальников штабов. В обсуждении участвовали знаковые представители разных идеологических течений. Да и жанр авторы заведомо определили таким образом, чтобы максимально выпукло обозначить свои претензии на весомый вклад в осмысление курса Соединенных Штатов. Документ делает заявку на создание нового «стратегического нарратива», то есть на изменение направления дискуссии о внешней политике США. А псевдоним авторов – «Мистер Y» – без ложной скромности отсылает к, вероятно, самой знаменитой аналитической записке прошлого века – «длинной телеграмме» временного поверенного в делах Соединенных Штатов в СССР Джорджа Кеннана. Она была направлена из Москвы в феврале 1946 г., а годом позже опубликована в виде статьи «Источники советского поведения» на страницах журнала Foreign Affairs за подписью «Мистер X». Эта публикация и изложенная в ней концепция стратегического сдерживания Советского Союза на поколения определила стиль мышления американского военно-политического руководства.
Встревоженные генералы
Ниже мы остановимся на том, почему, на наш взгляд, авторам в погонах не удалось подобраться к планке, заданной Кеннаном, одним из самых блестящих американских дипломатов и внешнеполитических мыслителей ХХ столетия. Однако стоит отметить, что само по себе появление этого материала и в особенности тот факт, что он вышел из недр Вооруженных сил США, весьма симптоматичны.
По объективным причинам военные глубже других понимают масштаб проблем, с которыми приходится сталкиваться Соединенным Штатам в начале второго десятилетия ХХI века. Что такое «имперское перенапряжение», о котором применительно к США заговорили в середине 2000-х гг., солдаты, офицеры и генералы знают на собственной шкуре. Если для дипломатов, стратегов в мировых столицах и политических аналитиков провал попытки установления «однополярного мира», в котором доминировала бы Америка, – это схема большей или меньшей степени умозрительности, то для военных она означает каждодневные потери и недостаток средств для выполнения все новых задач. Не случайно адмирал Маллен не устает повторять, что главной угрозой национальной безопасности Америки является не «Аль-Каида», Китай или Иран, а гигантский дефицит государственного бюджета. Министр обороны Роберт Гейтс до последнего сопротивлялся вступлению Соединенных Штатов в ливийскую войну, предложив отправить к психиатру того из его преемников, кто захочет еще раз послать американских солдат на Ближний Восток.
Практики в военной форме, которым по определению положено не теоретизировать, а выполнять приказы, остро ощущают концептуальную неразбериху, которая царит в головах их политических руководителей с подачи тех, кто призван обеспечивать гражданскую власть профессиональными оценками и стратегическими рекомендациями. Эпоха после холодной войны знаменовалась на мировой сцене калейдоскопической сменой декораций, которая (а не чьи-то заранее обозначенные намерения) в основном и определяла фабулу разыгрывавшегося действия. Скорость, с которой раскручивался маховик сюжета, застала врасплох всех тех, кто считал себя авторами пьесы, и довольно скоро им не осталось ничего иного, кроме как попытаться формулировать собственную линию поведения вдогонку поворотам интриги. Видимо, в силу общей растерянности и недостатка времени на размышления вместо стройной картины получилась рассыпчатая мозаика из произвольно подбираемых элементов различных стратегических подходов – от старых добрых концепций из классической теории международных отношений до новомодных фантазий околополитических беллетристов.
Вне зависимости от качества нарратива, то, что действующие военные предпринимают попытку предложить собственное осмысление политических проблем и способов их решения, – тревожный звонок для всех тех, кому это положено по должности. Им, по сути, дают понять, что они свою работу не выполняют, создавая тем самым растущие проблемы для тех, кто обязан нести на себе тяготы и лишения, связанные с проведением американской национальной стратегии в жизнь. И политической элите Соединенных Штатов стоит обратить внимание на этот сигнал, который, если он не будет услышан, может в перспективе превратиться в основание для более серьезного и системного недовольства, которое «служивые люди» станут испытывать в отношении своих политических представителей.
Бессистемная взаимозависимость
Вызов, с которым сталкивается в наши дни вся мировая академическая и политическая элита, заключается в полном отсутствии ясности относительно того, что действительно важно, а что не очень. В чем разница между повествованием Мистера Y и очерком Мистера X помимо различий в литературном стиле, который у последнего отмечен непревзойденным изяществом? В том, что Кеннан всегда четко знал, о чем и для чего пишет. Он анализировал конкретный субъект действия – Россию/СССР, что позволяло делать недвусмысленные предсказания и давать ясные рекомендации, благодаря такому же концептуально безупречному исследованию истории и структуры изучаемого вопроса. Именно поэтому анализ Мистера X так хорошо служил интересам американской внешней политики в течение десятилетий. Кроме того, его умозаключения вносили существенный вклад в обеспечение структурной стабильности мира, поскольку именно на них основывалась стратегия США, крайне важного участника международной политики.
Изобретатели нарратива, напротив, не стремятся идентифицировать главное явление или событие, заслуживающего приложения интеллектуальных способностей с опорой на определенную методологию. Вообще, создается впечатление, что авторы избегают того, чтобы прямо и четко сформулировать свою мысль, пряча ее за бесконечным повторением идеологических клише. Это свойственно многим американским документам, в которых суть надо искать под толстым слоем обязательной риторики. Но здесь офицеры как будто бы опасаются, что их обвинят в отходе от незыблемых догматов представления Соединенных Штатов о себе, а в то же время и сами боятся в них усомниться, поэтому текст местами напоминает самовнушение. Констатация, которая подспудно угадывается за рассуждениями авторов, заключается в признании, что США должны ограничить свои устремления и не в состоянии играть роль безоговорочного мирового лидера. Однако артикулировать это невозможно, ибо на презумпции глобального лидерства строится все здание американской внешней политики, особенно после исчезновения СССР. Поэтому, давая понять, что Вашингтону нужно быть более сдержанным и повернуться к собственным внутренним проблемам, авторы в то же время горячо доказывают: именно это и есть путь к лидерству на международной арене.
Между тем, «динамичная и взаимосвязанная мировая система», несколько раз упоминаемая в нарративе, не представляется академически продуманным и серьезным понятием, на которое можно было бы ссылаться при дальнейших теоретических исследованиях. Скорее это констатация некоего важного эмпирического факта, которая, тем не менее, не дает нового инструмента анализа и не делает мировую политику яснее ни с точки зрения действующих лиц, ни с точки зрения структуры.
Очевидно, что система международных отношений меняется. Мировая политика, какой мы видим ее сегодня, – это продукт фундаментальных перемен, происходящих как на структурном уровне, так и на уровне действующих лиц. Вопрос в том, какие структурные перемены следует считать наиболее важными и какой из акторов вносит наиболее заметный вклад в стабилизацию или дестабилизацию ситуации?
Десять лет назад в стержень международных отношений попытались было превратить терроризм, олицетворяемый Усамой бен Ладеном. Результат говорит сам за себя – за истекшее время международная ситуация стала еще менее объяснимой и предсказуемой. А теперь не стало и самого бен Ладена. Его устранение было довольно смелым и решительным шагом. Ведь он хотя бы имитировал «системного оппонента», для противостояния которому могли сплотиться «ответственные участники мировой политики». Теперь нет и этого. Ни одна другая личность и ни одно иное государство не готовы выступить в этой роли. И на первый план снова выходит вопрос о том, на какой платформе строить политический анализ и как проводить избранную линию.
Из наблюдений Мистера Y не вытекают выводы о конкретном действующем лице мировой политики, относительно которого Соединенным Штатам следует рассчитывать свою силу и возможности. Во второй половине прошлого века Джордж Кеннан и Америка сумели правильно определить врага, собственно, он был очевиден. В каком-то смысле им повезло в том, что по воле истории у них был один явный и хорошо известный противник – «соперник, а не партнер на политической арене».
Нарратив также не помогает лучше понять устройство международной системы, тем более что ни авторы, ни прочие эксперты в этой сфере не могут решить, какие из «мировых взаимосвязей» действительно важны и фундаментальны, а какие вторичны. Следовательно, данное определение не способствует лучшему пониманию того, развитию каких возможностей должно уделить первостепенное внимание современное государство, чтобы составить точный перечень задач во внутренней и внешней политике.
Можно ли обойтись без этого при проведении государственной политики? Едва ли. Что будет делать политический истеблишмент, если интеллектуалы не обеспечат его надлежащей методологией? Неизбежно скатится либо к импульсивному авантюризму в суждениях и действиях (сначала на не вполне понятных основаниях бомбят Муаммара Каддафи, виновного в гибели сотен человек, а затем безучастно наблюдают за тем, как стремительно растет число убитых в Сирии или Йемене), либо под видом нового курса продолжит проводить традиционную политику. Обычно она преследует цель превратить страну в «сильнейшего конкурента» на мировой арене, хотя при этом неустанно подчеркивается, что мы живем в мире, где не может быть победителей и проигравших. В общем, всегда опасно оставлять политиков без четкого руководства, и военные это инстинктивно понимают.
Более того, отсутствие методологии для адекватной оценки того, какие вопросы или страны заслуживают главного внимания, может очень скоро привести к широкому плюрализму в отношениях, иными словами – к бессистемным связям, в которых отсутствует иерархия партнеров. Концепция «взаимозависимости» как раз и подталкивает к такому положению. Само по себе это может стать мощным фактором, подрывающим возможности и влияние конкретного государства на международной арене.
Как справедливо заметил Морис Эш в 1951 г., сила и влияние – «субъективный фактор, который во многом зависит от отношений». (Иными словами, они проявляются только в процессе структурированного взаимодействия государств.) В этом их кардинальное отличие от фактора вооружений, которые считаются «объективным понятием». Однако поддержание слишком большого числа связей практически равноценно отсутствию отношений. Притворное чувство удовлетворенности от связей со многими партнерами в разных областях («относительная влиятельность») не способно заменить наличие четких и продуманных контактов хотя бы в одной сфере. Поэтому, например, Россия и США держатся за консервативный и, казалось бы, устаревший процесс сокращения ядерных вооружений – это эталон глубоких, выверенных и полностью просчитываемых отношений.
Вышеупомянутое отличие X и Y – понимание главного стержня анализа в одном случае и отсутствие такого понимания в другом – не вина энтузиастов и авторов нарратива. Это отражение того, насколько современный мир отличается от мира, в котором жил и творил Джордж Кеннан. На него требуется конкретный ответ, ведь безопасность и стабильность зависят от того, как страны понимают и истолковывают действия и реакции других. То есть, как они оценивают допустимые границы действий на внешнеполитической сцене, за которыми эти действия принимают угрожающий характер. И как страны принимают решения, с каким государством-партнером нужно срочно обсудить тот или иной вопрос, а на какие страны можно не обращать внимания, ничем не рискуя ни сегодня, ни в будущем.
Неадекватное понимание или восприятие нередко приводило к началу войны. Большинство войн, если не считать структурных причин, начинались из-за неверного представления о том, насколько важно для противника то или иное обстоятельство. Вот почему исследователь международных отношений никогда не может считать неверное понимание (истолкование) намерений второстепенным или легко преодолимым фактором. Однако ошибочное восприятие становится особенно опасным, когда страна переоценивает свои возможности или неправильно оценивает силу и потенциал противника. Вот почему так важно правильно рассчитать и понять, из чего конкретно вырастает политическая власть (влияние). Это принципиально при выборе друзей и построении правильных отношений с врагами в большой политике, особенно в эпоху так называемого взаимозависимого мира, что делает его еще более опасным и непредсказуемым.
Неуловимый баланс
Пятисотлетняя идея баланса сил, которую политики и аналитики как минимум трижды в течение прошлого века – в 1919, 1945 и 1991 гг. – хоронили в колумбарии интеллектуальной истории, похоже, возрождается из пепла. Этому способствует крах практически всех концепций 1990-х гг. и угасание «избалованных чад холодной войны» – международных организаций, какими мы их знаем. Возвращению идеи баланса сил предшествовали яркие дебаты о «смещении центра силы и влияния» и временами серьезные, а временами не очень попытки воссоздать подобие биполярной конструкции путем противопоставления «рыночной демократии» и «рыночной автократии». Сегодня идея баланса сил – это не просто следствие нового международного контекста. Факторы, составляющие этот контекст, оказывают качественное влияние на ее теоретические и практические аспекты.
К этим факторам следует, во-первых, отнести снижение роли военного превосходства как системообразующего элемента межгосударственных отношений в мировом и во многих случаях в региональном масштабе. Во-вторых, с некоторыми оговорками, наблюдается возникновение подлинно «мировой экономики» – некоей независимой реальности, доступной для теоретических изысканий. В-третьих, можно говорить о качественном повышении значимости (внешнего и внутреннего) восприятия совокупных возможностей государства в процессе поиска им своего места в системе международных отношений. И, в-четвертых, демократизация мировой политики и появление новых, быстро усиливающихся стран со своей уникальной культурой, непохожей на известные нам, и c собственным представлением о справедливости. Последний фактор ставит под сомнение традиционные инструменты, с помощью которых можно определить намерения государств на мировом и региональном уровне.
Первый из вышеупомянутых факторов означает постепенное, но неуклонное снижение действенности военной силы как главного регулирующего механизма в международных отношениях. Исторически структуру мировой системы предопределяла именно военная мощь государств. Раймон Арон полагал, что международные отношения «строятся в тени войны». В своем классическом труде Эдвард Карр нисколько не сомневается в том, что из всех факторов, определяющих положение стран на мировой арене, военная мощь является первичным и важнейшим. Главный вопрос даже не в наличии военной силы как таковой и не в высокой вероятности ее применения, а в ключевой роли военной силы как главного элемента, определяющего поведение стран и способность системы международных отношений независимо функционировать.
В наши дни мы видим, как значение этого фактора постепенно снижается. Роковой удар по системе международных отношений, основанных на военной силе, был нанесен в 1991 г., когда закончилась конфронтация между Советским Союзом и США. Чтобы понять, до какой степени снизилось значение военной силы, достаточно сопоставить военный потенциал Соединенных Штатов, который превосходит совокупную военную мощь всех остальных стран мира вместе взятых, с весьма ограниченной способностью Вашингтона добиваться целей на мировом или даже региональном уровне.
Ситуация становится еще драматичнее, если посмотреть на масштаб угроз и вызовов, которые исходят от сравнительно небольших и отнюдь не самых продвинутых стран, таких как Иран и Северная Корея. Их твердая, порой истеричная решимость использовать все возможности, в том числе и военные, чтобы сопротивляться диктату из-за рубежа, означает, что даже самая сильная страна или группа стран не может считаться всемогущим лидером. Оказывается, что сегодня и абсолютного военного превосходства недостаточно для того, чтобы привести в исполнение угрозы и примерно наказать непокорные режимы. Яркой иллюстрацией является противостояние США, самой мощной военной державы в мировой истории, с Афганистаном, наиболее отсталым государством планеты. Все больше признаков того, что это противостояние завершится в пользу последнего.
Наиболее важная особенность нового мира состоит в нерациональности выбора в пользу применения силы как средства достижения политических целей. Это происходит не потому, что под влиянием внутренних преобразований или растущей зависимости от окружающего мира государства стали менее агрессивными и хищническими по своей природе. И фактор военной силы все еще играет роль последнего и решительного аргумента в любом споре (см. Россия – Грузия, 2008 г.). Аналогичным образом изменение роли военной силы не означает торжества тех, кто несостоятелен в военно-стратегическом отношении. Страны и региональные группы, не имеющие реальной военной мощи, не считаются важными игроками. Китай это прекрасно понимает и поэтому наращивает оборонительные возможности, чтобы они соответствовали его экономическому потенциалу. С другой стороны, как видно на примере России, даже отсутствие экономической, политической и идеологической силы и привлекательности можно отчасти компенсировать военной мощью. В то же время отношения между государствами в сфере безопасности, основанные на военной угрозе, перестали быть главным стержнем мирового порядка.
Второй из вышеперечисленных факторов – рождение новой «мировой экономики» – создает принципиально иные рамочные условия, в которых страны используют свои экономические ресурсы, в том числе такие блага, как природные запасы энергоносителей. Экономика в ее глобальном измерении приобретает все более ярко выраженный внешний характер. Похоже, она даже начинает играть роль некой входящей независимой переменной, которая трансформирует старую систему международных отношений, опиравшуюся на баланс сил. Таким образом, необходимо серьезно размышлять над тем, какое влияние экономическая взаимозависимость оказывает на межгосударственные отношения, и каковы механизмы этого влияния.
Третий фактор – качественное повышение важности (внешнего и внутреннего) восприятия совокупных возможностей страны – открывает новую дискуссию о том, как связаны между собой материальная и социальная мощь государства. Как уже говорилось, сила в международных отношениях проявляется скорее как субъективный фактор социальной нормы, и самое важное здесь – фактическое признание или непризнание этой нормы большинством конкретного сообщества. Только ее признание другими дает силе, наряду с самим фактом отношений, право на существование.
В совокупности эти три фактора, формирующие контекст современных отношений, ставят исследователей и политиков перед серьезной дилеммой. Бесконечное умножение параметров силы, которые необходимо принимать во внимание, ограничивает возможности анализа. Но самая важная проблема сегодня заключается в том, какие отношения могут служить подходящим инструментом для тестирования правильности восприятия силы и представления об имеющемся балансе сил. Это особенно важно потому, что все три вышеупомянутых фактора серьезно ограничивают применимость самого традиционного метода проверки – конфликта как универсального способа ранжирования стран.
Во многих научных и политологических статьях сегодня можно найти признание того факта, что конфликт больше не должен и не может считаться наиболее адекватным инструментом урегулирования в международных отношениях. Оно также включено в работу Мистера Y в качестве главного американского внешнеполитического императива («от сдерживания к устойчивости»). Однако неохотное вычеркивание конфликта из списка первоочередных и наиболее рациональных внешнеполитических решений само по себе ничего не значит, а лишь подводит нас к самой трудной задаче, которую человечеству когда-либо приходилось решать на протяжении всей своей истории. Речь идет о беспрецедентной мирной трансформации системы международных отношений. Наш прямой долг – определить возможности и инструменты для ее осуществления, а также подумать о том, что могут предпринять государства, чтобы изобрести эти инструменты. Конечно, прежде всего им нужно признать необходимость подобной трансформации, которая подразумевает большие изменения как на уровне мира в целом, так и на уровне действующих лиц и, по всей видимости, исключает саму возможность того, что некоторые государства обречены на роль «самого сильного конкурента и самого влиятельного игрока».
Но похоже, что с этими проблемами придется разбираться уже Мистеру Z.
* * *
Если не углубляться в теоретические дебри и не придираться к глубине научных изысканий, которые по определению не должны относиться к числу добродетелей действующих офицеров Вооруженных сил, сама задача, стоявшая перед авторами нарратива, вполне понятна. Это попытка привлечь внимание к обеспокоенности военных неудовлетворительной ситуацией с осмыслением мировых процессов и перевести дискуссию на более прикладные рельсы (хотя сам текст, как мы убедились, мало что привносит в этом плане). Соединенные Штаты достигли предела своих возможностей и нуждаются в новом выстраивании приоритетов и обозначении стратегических целей. Авторы текста желают примирить две основные тенденции американской внешней политики – упор на национальные интересы и, соответственно, отказ от интервенционизма, если он не связан с их непосредственной защитой, и мессианское желание распространять по всему миру «правильную» политическую модель. Симпатии Мистера Y явно на стороне первого подхода, однако он понимает, во-первых, невозможность изоляционизма в современном мире, во-вторых, укорененность мессианства в политическом сознании соотечественников. Поэтому все силы авторов уходят на доказательство того, что необходимое самоограничение никоим образом не подорвет способность и желание Америки служить маяком свободы и демократии для остального мира, даже наоборот, укрепит ее.
Однако дискуссия, начатая нарративом, без сомнения, будет набирать обороты в нынешнем десятилетии, к концу которого всем ведущим мировым акторам, вероятно, придется принимать серьезные решения о собственном месте в мире будущего. И поскольку Соединенные Штаты останутся игроком, от поведения которого на международной сцене зависит больше, чем от кого бы то ни было, изыскания американских авторов достойны как минимум заинтересованного внимания.
Т.В. Бордачёв – кандидат политических наук, директор Центра комплексных международных и европейских исследований НИУ ВШЭ.
Ф.А. Лукьянов - главный редактор журнала «Россия в глобальной политике». Выпускник филологического факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник, работал на Международном московском радио, в газетах "Сегодня", "Время МН", "Время новостей". Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России.

Стратегический разворот на 180 градусов
Что делать Америке: помириться с Ираном и укрепить Пакистан
Резюме: Американо-иранское сближение вызовет величайшее потрясение в политике обеих сторон. Но если когда-либо существовала необходимость в достижении секретных договоренностей, то она, несомненно, актуальна сегодня. Америке нужно найти выход из тупика, в котором она оказалась, а Ирану важно избежать подлинной конфронтации с Соединенными Штатами.
Данная статья основана на главе из книги «Следующее десятилетие», она выходит по-русски в серии «Библиотека “КоммерсантЪ”» издательства «Эксмо», которое любезно предоставило нам этот материал. Публикуется в журнальной редакции.
Огромный регион, простирающийся от восточного побережья Средиземного моря до Гиндукуша (за исключением особой зоны, где господствует Израиль), по-прежнему создает колоссальные трудности для политики США. Здесь у американцев три основных интереса: поддержание регионального баланса сил, обеспечение бесперебойных поставок нефти и разгром исламистских групп, которые угрожают Америке. Всякий ход Соединенных Штатов, преследующий любую из указанных целей, должен предприниматься при учете двух других, что существенно усложняет достижение каждой из них.
Поддержание регионального расклада сил усугубляется тем, что в этом регионе существуют три противоборствующие пары: арабы и израильтяне, индийцы и пакистанцы, иракцы и иранцы. Силовое соотношение в этих парах соперников нарушено, а самый важный баланс – между иранцами и иракцами – совершенно уничтожен в результате развала иракского государства и иракской армии, ставшего следствием американского вторжения 2003 года. Также далек от совершенства «дуэт» Дели и Исламабада, поскольку война в Афганистане продолжает дестабилизировать Пакистан.
Баланс Индии и Пакистана
Афганистан – крайне сложная зона боевых действий, где американские войска преследуют две взаимоисключающие (по крайней мере, в том виде, в каком они официально заявлены) цели. Первая из них – предотвратить использование этой отсталой территории «Аль-Каидой» в качестве оперативной базы. Вторая – создать в Афганистане стабильное демократическое правительство. Но попытки лишить террористов в этой стране убежища ни к чему не привели, поскольку группировки, следующие принципам «Аль-Каиды» (собственно, в том виде, в каком она сложилась вокруг Усамы бен Ладена, ее более не существует), могут появиться где угодно, от Йемена до Кливленда. И это особенно важный фактор в условиях, когда попытки разгромить «Аль-Каиду» требуют дестабилизации страны, управления зарождающейся афганской армией и состоящей из афганцев полицией, а также постоянного вмешательства в местную политику. Если где-то приходится выполнять подобную силовую роль, успешная стабилизация ситуации там невозможна.
Распутывание клубка противоречий начинается с признания того факта, что США абсолютно все равно, какая форма правления возникнет в Афганистане, а также с констатации, что президент не допускает мысли о том, будто борьба с терроризмом станет главной силой в формировании национальной стратегии.
Установлению баланса сил в следующем десятилетии в еще большей степени поможет признание того, что Афганистан и Пакистан образуют в действительности одну сущность. В обеих странах проживают разнородные этнические группы и племена, а политическая межгосударственная граница играет самую незначительную роль. В совокупности население двух стран превышает 200 млн человек, и США, военный контингент которых в регионе составляет приблизительно стотысячную армию, никогда не смогут напрямую диктовать там свою волю и устанавливать свои порядки.
Более того, главной стратегической проблемой является на самом деле не Афганистан, а Пакистан, и подлинное влияние на расстановку сил оказывает степень противостояния Пакистана и Индии, ядерных держав, относящихся друг к другу с маниакальной подозрительностью. Индия сильнее, но рельеф местности облегчает Пакистану оборону, хотя его внутренние районы более уязвимы для вторжения. Тем не менее, обе страны находятся в состоянии статичного противостояния, а это вполне устраивает Соединенные Штаты.
Очевидно, в следующем десятилетии можно ожидать еще более крупных конфликтов как следствия необходимости поддерживать столь сложный баланс сил. Пакистан будет проигрывать в противостоянии Индии по мере того, как ему придется уступать давлению США, требующих от Исламабада помощи в борьбе с «Аль-Каидой» и сотрудничества с американскими войсками в Афганистане. В результате Индия превращается в единственную державу, господствующую в регионе. Афганская война неизбежно перекинется на Пакистан, вызвав в этой стране внутренние конфликты, способные ослабить исламабадское правительство. Не имея серьезных противников, кроме китайцев, изолированных по другую сторону Гималаев, Индия получит все возможности использовать свои ресурсы для установления господства над акваторией Индийского океана. Велика вероятность, что для достижения этой цели она использует свой военно-морской флот. Триумф Дели уничтожит баланс сил, столь необходимый Вашингтону. Поэтому важность проблемы Индии в действительности намного превосходит значение борьбы с терроризмом и государственного строительства в Афганистане.
Вот почему в ближайшее десятилетие американская стратегия в этом регионе должна быть нацелена прежде всего на создание сильного и жизнеспособного Пакистана. Самым важным шагом в этом направлении станет ослабление давления на Исламабад в результате прекращения войны в Афганистане.
Усиление Пакистана поможет не только восстановить баланс с Индией, но и возродит его как модель госструктуры для афганцев и их собственного государства. Обе эти мусульманские страны буквально нашпигованы разношерстными, нередко враждующими между собой группировками, которые зачастую преследуют противоречивые интересы. Соединенным Штатам подчас нелегко справиться с ними. Однако Вашингтон мог бы проводить ту же стратегию, которую он избрал после падения СССР. В какой-то мере возможно восстановление в Афганистане естественного баланса, который существовал там до американского вторжения. Известный объем ресурсов мог бы быть направлен на содействие созданию сильной пакистанской армии, которая и будет поддерживать восстановленный баланс внутренних сил.
Скорее всего, джихадистские группы в Пакистане и Афганистане по-прежнему будут возникать, но это в равной мере вероятно и при продолжении американского военного вмешательства, и при выводе оттуда американских войск. Война никак не влияет на эту динамику. Возможно, пакистанские военные, стимулируемые поддержкой Вашингтона, смогут несколько успешнее вести борьбу с террористами, но в конечном счете это невозможно просчитать. И снова повторюсь: главной целью является поддержание равновесия сил Индии и Пакистана.
Президент США не сможет открыто декларировать свою стратегию в отношении Афганистана, Пакистана и Индии. Разумеется, нет способа создать видимость триумфа Соединенных Штатов, и война в Афганистане закончится, в общем, так же, как закончилась война во Вьетнаме – переговорами, которые позволят повстанцам (в данном случае талибам) восстановить контроль над страной. У нарастившей мощь пакистанской армии не будет потребности в том, чтобы сокрушить «Талибан»; она довольствуется установлением контроля над ним. Пакистан сохранится как государство, уравновешивающее Индию. Это позволит Америке сосредоточиться на других балансах сил в регионе.
Сделка с Ираном
Между Тегераном и Багдадом существовало равновесие сил, нарушенное в 2003 г., когда в результате американского вторжения были уничтожены армия и правительство Ирака. С тех пор главной силой сдерживания Ирана остается Америка, заявившая, впрочем, что намеревается уйти из Ирака. Учитывая состояние иракского правительства и вооруженных сил, вывод американских войск сделает Иран державой, господствующей в районе Персидского залива. Под угрозой окажется стратегия США, да и весь крайне сложный регион. Рассмотрим союзы, которые могут сложиться после ухода из Ирака.
Население Ирака составляет примерно 30 млн человек, а всего Аравийского полуострова – порядка 70 миллионов. Население Саудовской Аравии – около 27 млн человек, а Йемена – около трети совокупной численности населения Аравийского полуострова, и Йемен удален от уязвимых аравийских нефтепромыслов. Напротив, в одном Иране проживает 65 миллионов. В Турции насчитывается около 70 млн человек. В самом широком смысле эти цифры и то, как население может объединяться в те или иные союзы, определит будущую геополитическую реальность в районе Персидского залива. Население и богатство Саудовской Аравии, объединенные с населением Ирака, способен стать противовесом либо Ирану, либо Турции, но не обеим этим странам одновременно. Во время ирано-иракской войны 1980-х гг. именно поддержка со стороны Саудовской Аравии позволила Ираку добиваться успехов.
Хотя Турция – многонаселенная и весьма динамичная держава, мощь ее все еще ограничена, страна лишена возможности проецировать свое влияние на отдаленный от нее район Персидского залива. Возможно давление на Ирак и Иран с севера, дабы отвлечь внимание этих стран от Персидского залива, но Анкара не в состоянии осуществить прямое вмешательство и защитить аравийские нефтепромыслы. Более того, стабильность Ирака в его нынешнем виде в значительной степени зависит от Ирана. Установление в Багдаде проиранского режима невозможно, однако Тегерану вполне по силам дестабилизировать любое багдадское правительство.
Поскольку Ирак нейтрализован и лежит в развалинах, а его 30-миллионное население ведет междоусобную войну, Иран впервые за многие века избавился от внешней угрозы со стороны соседей. Ирано-турецкая граница проходит в горах, что практически не позволяет вести наступательные действия. На севере Иран защищен от России буферной зоной, в которую на северо-западе входят Армения, Азербайджан и Грузия, а на северо-востоке – Туркменистан. К востоку от Ирана лежат Афганистан и Пакистан, охваченные хаосом. Уйдя из Ирака, Соединенные Штаты избавят Иран от опасений по поводу непосредственной угрозы со стороны их войск. Тегеран, по меньшей мере в настоящий момент, находится в исключительном положении: защищенный от сухопутных вторжений, он обладает абсолютной свободой действий на юго-западе.
В отсутствии США Иран является господствующей военной державой в районе Персидского залива. После развала Ирака страны Аравийского полуострова уже не способны сопротивляться Ирану, даже если будут действовать согласованно. Следует иметь в виду, что ядерное оружие к этой реальности отношения не имеет, Тегеран будет господствовать в Персидском заливе и без него. Удар, нанесенный исключительно по ядерным объектам Ирана, может привести к крайне нежелательным последствиям и заставить его прибегнуть к весьма неприятным для соседей и Америки ответным мерам. Будучи спровоцирован, Тегеран способен помешать установлению любого правительства в Багдаде, создать в Ираке хаос, даже если там будут находиться американские войска, которые попадут в ловушку нового витка внутренней войны, располагая меньшим числом военнослужащих, чем раньше.
Крайней формой ответа на удар по ядерным объектам Ирана станет попытка блокировать узкий Ормузский пролив, через который проходит около 45% мировых перевозок нефти морским путем. У Тегерана есть противокорабельные ракеты и, что еще важнее, мины. Если Иран минирует пролив, а Соединенные Штаты не смогут достаточно надежно разминировать этот морской узел, линия поставок окажется перекрытой, что вызовет резкое повышение цен на нефть и сорвет выздоровление мировой экономики.
Любой отдельный удар по ядерным объектам (а такой удар мог бы совершить собственными силами Израиль) обречен на неудачу и сделает Иран еще более опасным, чем когда-либо в прошлом. Поэтому необходимо нанесение одновременного удара по иранским ВМС и использование военной мощи для ослабления его обычного военного потенциала. Для осуществления подобной операции потребуется несколько месяцев (если под прицелом окажется иранская армия), а эффективность удара (как и любых боевых действий) все равно останется неопределенной.
Для достижения стратегических целей в этом регионе США должны найти способ уравновесить мощь Ирана и сделать это без дальнейшего развертывания вооруженных сил. Масштабное использование ВВС – нежелательная перспектива. Иран не допустит восстановления Ирака в качестве собственного противовеса. Соединенным Штатам остается только уйти из Ирака, чтобы заняться обеспечением своих интересов в других районах мира. Но при выводе войск придется провести радикальное переосмысление американской внешней политики.
Оптимальным в следующем десятилетии мог бы явиться шаг, представляющийся сегодня невероятным. Так в свое время поступили и Франклин Рузвельт, и Ричард Никсон. Пытаясь найти выход из немыслимых стратегических ситуаций, каждый из них сблизился с державой, к которой прежде относился как к источнику стратегических и моральных угроз. Рузвельт заключил союз со сталинской Россией, а Никсон – с маоистским Китаем. Каждая из этих держав блокировала третью, считавшуюся более опасной. В обоих случаях у США имелись острые идеологические разногласия с новыми союзниками, которых многие обвиняли в крайностях и предельной негибкости. Тем не менее, когда Соединенные Штаты сталкивались с неприемлемыми альтернативами, стратегические интересы брали верх над моралью. Для Рузвельта альтернативой была победа Германии во Второй мировой войне, для Никсона – использование Советским Союзом слабости Америки после войны во Вьетнаме для изменения мирового баланса сил.
Условия, сложившиеся в регионе сегодня, ставят США в аналогичную позицию по отношению к Ирану. Вашингтон и Тегеран презирают друг друга. Ни Америка, ни Иран не могут рассчитывать на легкую победу. Однако кое в чем их интересы совпадают. Проще говоря, ради достижения стратегических целей американскому президенту необходимо установить контакты с Ираном. И сделать это в момент, когда Соединенные Штаты должны сократить свое военное присутствие в районе Персидского залива.
Главная причина, по которой Тегеран будет готов пойти на примирение, состоит в том, что иранское руководство считает США опасной и непредсказуемой державой. Действительно, менее чем за десятилетие Иран оказался в тисках американских войск, окружавших его с востока и запада. Главным стратегическим интересом Тегерана является сохранение режима, а стало быть, уклонение от сокрушительного американского вмешательства и предоставление гарантий, что Ирак никогда вновь не станет угрозой. Тем временем шиитскому Ирану необходимо наращивать свой авторитет в исламском мире, где он соперничает с суннитами.
Пытаясь представить себе вероятность сближения Соединенных Штатов и Ирана, стоит обратить внимание на совпадение целей этих стран. США ведут войну лишь с определенной категорией суннитов, как раз той, которая также враждебна и шиитскому Ирану. Иран не хочет, чтобы на его восточных и западных границах находились американские войска (но ведь, в сущности, этого не хотят и в Вашингтоне). Точно так же, как Соединенные Штаты заинтересованы в беспрепятственных поставках нефти через Ормузский пролив, Ирану выгодно получать прибыль от этих поставок, а не прерывать их. Наконец, в Тегеране понимают, что только от Вашингтона исходит наибольшая опасность: надо лишь решить проблему Америки – и выживание иранского режима будет гарантировано. Соединенные Штаты осознают (или должны осознавать), что восстановление Ирака как противовеса Ирану, некогда считавшееся «Планом А», в краткосрочной перспективе невозможно. Если американцев не устраивает долгосрочное присутствие крупного воинского контингента в Ираке (а их оно явно не устраивает), очевидное решение американских проблем в регионе заключается в договоренности с Ираном.
Главной угрозой, которая может возникнуть в результате стратегии примирения с Тегераном, является возможность того, что он попытается оккупировать нефтедобывающие страны Персидского залива. Учитывая слабость системы снабжения иранской армии, можно сказать, что такая операция для нее не из легких. К тому же агрессия вызовет молниеносное вмешательство американцев, поэтому она бессмысленна и обречена на провал. США нет нужды блокировать косвенное влияние Тегерана на соседей, он и без того уже является господствующей в регионе державой. Статус Ирана многоаспектен: это и финансовое участие в региональных проектах, и способность воздействовать на квоты ОПЕК, и определенное проникновение во внутреннюю политику арабских стран. Проявляя лишь малую сдержанность, он способен приобрести безусловное господство и снова вывести свою нефть на рынок после длительного эмбарго. Иранцы еще смогут увидеть, как в их страну вернутся иностранные инвестиции.
Таким образом, даже если сближение с Ираном состоится, параметры его господства в регионе должны быть четко очерчены: сфера влияния Тегерана находится в зависимости от того, как будут складываться отношения с США при их сближении, что означает соблюдение ограничений, нарушение которых вызовет прямую оккупацию Америкой. Со временем рост мощи Ирана в рамках таких ясных договоренностей принесет выгоды и Вашингтону. Подобно соглашениям со Сталиным и Мао Цзэдуном, американо-иранский союз непригляден, но необходим, вдобавок он будет временным.
Больше всего от этого союза пострадают, конечно, сунниты Аравийского полуострова, в том числе и Саудовская династия. Без Ирака они не способны защитить себя, а поскольку ни одна держава не контролирует весь регион и его нефтепромыслы, у Соединенных Штатов нет долгосрочной заинтересованности в экономическом и политическом благополучии Саудовской Аравии. Таким образом, американо-иранское сближение приведет к переформатированию исторических отношений Вашингтона с Эр-Риядом и правящей там династией. Саудовской Аравии необходимо начать рассматривать Америку как гарантию своих интересов и добиться какого-то политического урегулирования с Ираном. Геополитическая динамика Персидского залива изменится для всех.
Угроза возникнет и для Израиля, хотя ее проявления не будут столь открытыми, как для Саудовской Аравии и других монархий Персидского залива. Со временем антиизраильские выступления иранского руководства приобрели предельно острые черты, что, однако, не выражается в открытых действиях. Иран ведет осторожную игру на выжидание, прикрывая свое бездействие риторикой. В конце концов, американское решение готовит для израильтян ловушку. Неядерные силы Израиля недостаточны для ведения обширной воздушной кампании, необходимой для уничтожения иранской ядерной программы. Разумеется, Тель-Авиву не хватает военной мощи, чтобы определять геополитические союзы в Персидском заливе. Более того, Иран, грезящий о господстве в регионе и безопасности своих западных границ, вполне может пойти на примирение. По сравнению с такими возможностями Израиль становится мелким, отдаленным вопросом символического порядка.
До сегодняшнего дня у израильтян все еще был выбор: они могли нанести удар по Ирану самостоятельно, в надежде, что это вызовет ответные действия Тегерана в Ормузском проливе. Такой сценарий предусматривал бы вовлечение в конфликт Америки. Но если США и Иран достигнут взаимопонимания, у Тель-Авива не будет прежнего влияния на американскую политику. Удар, нанесенный Израилем, может вызвать совершенно нежелательную реакцию Вашингтона, а не эффект домино, на который мог некогда рассчитывать Израиль.
Примирение с непримиримым
Американо-иранское сближение вызовет величайшее потрясение в политике обеих сторон. Во время Второй мировой войны советско-американское соглашение глубоко шокировало американцев. Сближение Никсона и Мао Цзэдуна, считавшееся в то время совершенно невероятным, потрясло всех, однако когда оно стало фактом, то начало казаться вполне рациональным, даже удобным.
Когда Рузвельт заключил союз со Сталиным, он подвергся резкой критике справа. Наиболее крайние представители правого крыла считали Рузвельта социалистом, благосклонно относящимся к СССР. Никсону, критиковавшему коммунизм справа, было легче. Президента Обаму ждет участь Рузвельта, но у него не будет никакого идеологического прикрытия и он не сможет сослаться на угрозу, которая могла бы идти в какое-либо сравнение с таким злом, какое представляла собой нацистская Германия.
Политическую позицию президента Обамы скорее усилил бы удар по иранским объектам с воздуха, нежели циничная сделка. Для президента Соединенных Штатов сближение с Ираном будет особенно трудным решением, поскольку в нем увидят слабость, а не хитроумие или непреклонность. Президенту Ирана Махмуду Ахмадинежаду будет легче примирить свой народ с таким поворотом событий. Но если предстоит выбор между ядерным Ираном, затяжной воздушной войной, долгосрочным и крайне нежелательным присутствием американских войск в Ираке, то такой «нечестивый» союз представляется вполне разумным.
Курс Никсона в отношении Китая показал, что серьезные внешнеполитические сдвиги могут происходить неожиданно. Нередко прорыву, вызванному изменившимися обстоятельствами или талантами переговорщиков, предшествуют долгие закулисные дебаты. Нынешнему президенту потребуется значительное политическое искусство, чтобы представить подобный альянс как необходимость в рамках войны с «Аль-Каидой». Для этого Обама должен продемонстрировать, что шиитский Иран враждебен не только американцам, но и суннитам. Президент столкнется с противодействием двух могущественных лобби – саудовского и израильского. Израиль будет раздражен, тогда как Саудовская Аравия окажется напуганной до смерти, что придаст еще большую цену самому маневру.
С недовольством Тель-Авива во многих отношениях легче справиться, хотя бы потому, что израильские военные и секретные службы издавна рассматривали иранцев как потенциальных союзников в борьбе с арабской угрозой, несмотря на поддержку Ираном «Хезболлы». Давление, которое Америка окажет на арабский мир, будет привлекательно для Израиля. И, напротив, еврейская община в Соединенных Штатах рассуждает не так изощренно и цинично, как в Израиле, и ее представители будут выступать с громкой критикой действий Вашингтона. Саудовская Аравия осудит США, еще большие трудности возникнут с саудовским лобби, которое пользуется поддержкой американских компаний, ведущих бизнес в королевстве.
Но в целом описанный выше поворот во внешней политике сулит много преимуществ. Во-первых, этот шаг, не создавая фундаментальных угроз интересам Израиля, продемонстрирует, что Израиль не контролирует Америку. Во-вторых, покажет непопулярной среди американского населения Саудовской Аравии (государства, привыкшего находить поддержку в Вашингтоне), что у Соединенных Штатов есть и другие варианты. При этом Эр-Рияду некуда обращаться, кроме как к США, и он будет цепляться за любые гарантии, которые ему предоставит Америка в связи с дрейфом к Ирану.
Памятуя о 30-летней вражде с Ираном, американская общественность будет возмущена. Президенту придется урезонивать американцев рассуждениями об общей сложности отношений между Израилем и Саудовской Аравией, а также о защите территории самих Соединенных Штатов от большей угрозы. Разумеется, президент будет использовать сближение США с Китаем в качестве примера успешного примирения с непримиримым.
В качестве прикрытия будет использована отчаянная, вынесенная на публику борьба иностранных лобби. Но, в конце концов, президент должен сохранить нравственные ориентиры, помня о том, что Иран не в большей степени друг Америки, чем в свое время Сталин или Мао Цзэдун.
Если когда-либо существовала необходимость в достижении секретных договоренностей, то она, несомненно, актуальна для нынешних американо-иранских отношений, причем большая их часть останется необнародованной. Ни иранское руководство, ни руководство Соединенных Штатов не захотят нести внутриполитические издержки, сопряженные со ставшими достоянием общественности встречами и рукопожатиями. Но в конечном итоге Америке необходимо найти выход из тупика, в котором они оказались, а Ирану — избежать подлинной конфронтации с США.
В сущности, Иран обороняется. Он недостаточно силен ни для того, чтобы стать опорой американской политики в регионе, ни для того, чтобы превратиться в долгосрочную проблему. Иранское население сосредоточено в горных районах, лежащих вдоль внешних границ, тогда как значительная часть центра населена минимально. При определенных условиях (например, таких, какие предоставляются в настоящий момент) Иран сможет проецировать свою мощь, но в долговременной перспективе либо окажется жертвой внешних сил, либо останется в изоляции.
Союз с Соединенными Штатами временно предоставит Ирану возможность взять верх в отношениях с арабами, но через несколько лет Вашингтону придется восстановить баланс сил на Ближнем и Среднем Востоке. Пакистан не может распространить свое влияние на запад. Израиль слишком мал и отдален, чтобы уравновесить Иран. Аравийский полуостров слишком раздроблен, а Вашингтон, поощряя наращивание военной мощи стран полуострова, проводит явно двуличную политику, так как эти государства никогда не смогут стать реальным противовесом Ирану. Более реалистичной альтернативой является поощрение России к усилению ее влияния на границах с Ираном. Такое развитие событий произойдет в любом случае, но это вызовет серьезные проблемы в других районах мира.
Турецкий противовес
Единственная страна, способная быть противовесом Ирану, – Турция, которая независимо от того, что будут предпринимать Соединенные Штаты, достигнет в течение 10 лет статуса региональной державы, а в долгосрочной перспективе, возможно, и господствующей в регионе. Экономика Турции – 17-я в мире и крупнейшая на Среднем Востоке. Турецкая армия – самая сильная в регионе и (если не считать России и, возможно, Великобритании) сильнейшая армия Европы. Как и большинство исламских стран, Турцию в настоящее время раздирает конфликт между сторонниками светского развития и исламистами. Но их борьба протекает в гораздо более сдержанных формах, чем у других.
Господство Ирана над Аравийским полуостровом не соответствует интересам Турции. Анкара нуждается в нефтяных богатствах региона, которые позволят ей снизить зависимость от поставок российской нефти. К тому же не в ее интересах, чтобы Иран стал могущественнее, чем она сама. В Турции, в отличие от Ирана, проживает множество курдов, которые считают юго-запад страны своей родиной. Тегеран может воспользоваться этим обстоятельством. Региональные и мировые державы находят в курдах опору для давления на Ирак, Турцию и Иран или для дестабилизации обстановки в этих странах. Курдскую карту разыгрывают давно, что представляет постоянную угрозу для указанных государств.
В следующем десятилетии Тегерану придется отвлекать значительные ресурсы на противодействие Турции. Тем временем арабский мир будет искать защитника от шиитского Ирана, и, несмотря на тяжелые воспоминания арабов о турецком иге в эпоху Османской империи, суннитская Турция – наилучший кандидат на эту роль.
США в течение следующего десятилетия должны гарантировать, что Анкара не будет враждебна американским интересам, и что Иран и Турция не вступят в союз с целью господства и раздела арабского мира. Ведь чем сильнее в обеих странах страх перед Америкой, тем выше вероятность того, что такой союз состоится. В краткосрочной перспективе иранцев успокоит сближение с Соединенными Штатами, но от них вряд ли укроется тот факт, что оно преследует цели удобства, а не долговременной дружбы. Турция же открыта для более продолжительных отношений с Вашингтоном, но может представлять ценность также в других районах, в особенности на Балканах и на Кавказе, где она блокирует поползновения России.
Тегеран будет угрозой для Анкары до тех пор, пока США продолжат соблюдать основные условия соглашения с Ираном. Каковы бы ни были планы турок, им придется защищать себя. Делая это, они непременно станут предпринимать действия, направленные на подрыв иранского господства над Аравийским полуостровом, а также в Ираке, Сирии и Ливане. Поступая так, турки не только будут сдерживать Иран, но и облегчат доступ к находящимся к югу от Турции источникам сырья, потому что нуждаются в нефти и захотят получать от нее прибыль.
В долгосрочной перспективе Ирану не по силам сдерживать Турцию. В экономическом плане это гораздо более динамичная страна, способная благодаря этому содержать более совершенные в техническом отношении вооруженные силы. Еще более важный момент: если возможности Ирана ограничивает сама география региона, Турция имеет выходы на Кавказ, Балканы, в Центральную Азию и, наконец, к Средиземному морю и Северной Африке, что обеспечивает ее дополнительными возможностями и союзниками, в которых отказано Тегерану. В наступающем десятилетии мы увидим начало восхождения Турции к региональному господству. Она не станет ввязываться в конфликты и продолжит проводить осторожную внешнюю политику, свойственную ей в последнее время. При этом влияние Анкары на регион не будет определяющим. США должны рассматривать Турцию в долгосрочной перспективе и избегать давления, которое могло бы подорвать ее развитие.
* * *
В качестве решения сложных проблем Ближнего и Среднего Востока американский президент должен пойти на временную договоренность с Ираном, которая даст последнему то, чего он хочет, а Америке – возможность вывести войска из региона. Такие договоренности легли бы в основу отношений, построенных на враждебности обеих стран по отношению к суннитским фундаменталистам. Другими словами, нужно оставить Аравийский полуостров в сфере иранского влияния, но ограничить его прямой контроль над полуостровом, что, несомненно, поставит Саудовскую Аравию, в числе прочих, в крайне невыгодное положение.
Такая стратегия означает признание реальности, а именно могущества Ирана, и одновременно попытку повлиять на эту реальность. Независимо от результата, более отдаленным решением проблемы равновесия сил в регионе станет возвышение Анкары. Мощная Турция будет противовесом и Ирану, и Израилю, что стабилизирует Аравийский полуостров. Со временем Турция начнет реагировать на иранское преобладание и бросать ему вызов. За этим последует восстановление равновесия и стабилизация положения, что, правда, уже не в этом десятилетии, создаст новый региональный баланс сил.
Джордж Фридман – основатель и руководитель аналитической группы Stratfor.
Нужно ли расширять ШОС?
Россия и стабильность в Центральной Азии
Резюме: До недавнего времени все государства ШОС и большинство экспертов придерживались мнения, что от количественного роста числа участников стоит воздерживаться. Но бурное развитие событий в «регионе ответственности» делает актуальным вопрос о расширении организации.
За 10 лет существования Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) превратилась в активную и уважаемую региональную структуру, интерес к которой проявляют многие государства. Заметные успехи достигнуты в координации усилий по обеспечению региональной безопасности. Осуществляется военное сотрудничество, проводятся многосторонние антитеррористические учения, спецслужбы обмениваются чувствительной информацией, согласовывают общий список террористических организаций, ведут совместную борьбу с наркоторговлей. 20 лет назад едва ли можно было представить такой уровень доверия и сотрудничества между, например, Москвой и Пекином. Определенные достижения, хотя и не столь впечатляющие, есть в сфере экономики, культуры и образования.
Однако время ставит перед организацией новые задачи. По сути, сегодня решается вопрос: будет ли ШОС развиваться как клуб государств, деятельность которого ограничивается в основном заседаниями и громкими заявлениями, или же превратится в серьезный международный механизм, сравнимый по влиянию с АСЕАН или АТЭС, а, возможно, и превосходящий их. С учетом трудно предсказуемой ситуации в Центральной Азии, где нельзя исключить события, аналогичные «арабскому пробуждению», ШОС как наиболее весомая региональная организация может скоро оказаться более чем востребованной.
Кого принимать?
До недавнего времени все государства ШОС и большинство экспертов придерживались мнения, что от количественного роста организации до поры до времени стоит воздерживаться, так как первоначально необходимо укрепить ее в существующем составе, наладить механизмы работы, набраться опыта. Именно поэтому в мае 2006 г. на заседании Совета министров иностранных дел (СМИД) ШОС была достигнута негласная договоренность о моратории на прием новых членов. Негласной она была потому, что, по сути, противоречила Хартии организации, провозглашавшей ее открытой. Этот мораторий подтверждался на заседаниях Совета глав государств ШОС (СГГ) в июне 2006 г. в Шанхае, в августе 2007 г. в Бишкеке и в июне 2010 г. в Ташкенте.
Между тем, интерес к ШОС в мире растет, прежде всего среди государств-наблюдателей. Еще в 2006 г. с просьбой о предоставлении статуса полноправного члена обратился Пакистан, в 2007 и 2008 гг. Иран, в 2010 г. Индия. Правда, вероятно, опасаясь отказа, что было бы для такой крупной страны сильнейшим ударом по самолюбию, Дели сделал это не в форме, зафиксированной в документах организации, а направив официальные письма министрам иностранных дел государств-членов. В 2009 г. на саммите в Екатеринбурге введен новый статус – «партнера по диалогу», его предоставили Шри-Ланке и Белоруссии. Интерес к установлению контактов проявляют Египет, Непал, Сербия, Катар, Азербайджан, Турция и другие страны.
Нежелание принимать новых членов объясняли техническими причинами: отсутствием механизма присоединения. Однако в июне 2010 г. на заседании СГГ в Ташкенте одобрено Положение о порядке приема новых членов. В документе четко сформулированы критерии, которым должен соответствовать претендент. Согласно Положению, государство, желающее стать полным членом ШОС, должно принадлежать к Евро-Азиатскому региону, иметь дипломатические отношения со всеми странами ШОС и поддерживать с ними активные торгово-экономические связи, обладать статусом наблюдателя или партнера по диалогу, не находиться под санкциями СБ ООН. Последний пункт на неопределенное время отсекает одного из активных заявителей – Иран. В сфере безопасности международные обязательства государства-претендента не должны противоречить международным договорам и иным документам, принятым ШОС. Кроме того, оно не должно находиться в состоянии вооруженного конфликта с другим государством или государствами.
После того как глава государства-кандидата направляет официальное обращение председателю Совета глав государств, СГГ по представлению СМИД принимает решение о начале процедуры приема. В «Меморандуме об обязательствах государства-заявителя в целях получения статуса члена» фиксируются обязательства по присоединению к международным договорам, действующим в рамках ШОС, а также организационно-финансовые условия членства. После выполнения содержащихся в Меморандуме обязательств СГГ принимает решение о предоставлении статуса государства-члена ШОС, а в случае их невыполнения может приостановить или прекратить процедуру приема. На саммите в Астане в июне 2011 г. предполагается принять типовой Меморандум, что станет последним шагом в создании формальной базы для приема новых членов.
В последнее время ряд государств изменил отношение к мораторию на прием новых членов. Так, Таджикистан по культурно-историческим причинам поддерживает заявку Ирана. Именно поэтому в Душанбе до последнего возражали против включения в Положение о порядке приема новых членов критерия об отсутствии санкций СБ ООН. Однако, в конце концов, Таджикистану пришлось уступить давлению остальных, опасавшихся, что принятие Тегерана поведет организацию к серьезной конфронтации с Западом.
После отсечения Ирана основным сторонником расширения стала выступать Россия. На саммите в Душанбе в 2008 г. она инициировала создание специальной группы экспертов, которая и подготовила проекты документов о вступлении. На саммите в Астане Россия, скорее всего, выступит за прекращение временного моратория на прием новых членов.
Российская позиция связана с активной поддержкой кандидатуры Индии, которая зафиксирована в тексте российско-индийской декларации об углублении стратегического партнерства, подписанной во время официального визита в Россию в декабре 2009 г. премьер-министра Республики Индия Маномохана Сингха. Присоединение такой крупной и в целом успешно развивающейся страны, как Индия превратило бы ШОС в самую большую международную структуру в мире после ООН по совокупному населению входящих в нее государств. Значительно увеличился бы политический вес организации, а также ее экономическая привлекательность для развивающихся стран.
Одна из основных задач ШОС – интенсификация сотрудничества в Центральной Азии (ЦА). Члены ШОС разделяют следующие общие цели: 1) поддержание политической стабильности в государствах региона; 2) сохранение у власти светских режимов как альтернативы радикальному исламизму, 3) ускоренное экономическое развитие государств ЦА как основы политической стабильности. Для достижения этих целей Россия активно сотрудничает в рамках ШОС с Китаем, причем Пекин признает традиционные российские интересы в регионе, а Москва приветствует стабилизирующее китайское экономическое присутствие. Тем не менее, некоторые в России опасаются слишком быстрого усиления экономической роли Китая в ЦА. Вступление Индии с этой точки зрения можно только приветствовать, так как она способна внести значительный вклад в развитие стран региона и способствовать диверсификации их внешнеэкономических связей.
Интересы Дели в ЦА полностью совпадают с интересами членов ШОС, а задачи развития самой Индии вполне отвечают задачам организации. Индия – светское государство, активно борющееся с этническим национализмом, сепаратизмом и религиозным экстремизмом. Она на своем опыте хорошо знает, что такое угроза терроризма. Последние десятилетия Индия успешно развивает экономику, причем ее уникальная, ориентированная на внутренний рынок экономическая модель, показавшая свои преимущества во время нынешнего мирового кризиса, дополняла бы другие варианты развития государств – членов ШОС. Для самого Дели отношения с Россией, Китаем и Центральной Азией всегда были приоритетными.
Прием Индии способствовал бы стабилизации положения и ускоренному экономическому развитию государств Центральной Азии. Страна имеет длительную историю взаимоотношений с этим регионом. Были времена, когда ЦА, Афганистан и северные области Индии входили в состав одного государства. Индия и сегодня активно развивает связи с Центральной Азией, осуществляет здесь серьезные инвестиции. Укрепление ее экономических позиций в ЦА не противоречило бы интересам других государств ШОС, но служило бы общей цели – экономическому развитию региона, одновременно уравновешивая растущее влияние Запада, в особенности Европейского союза. Не следует сбрасывать со счета и позитивное политическое влияние Дели, ведь Индия – крупнейшая в мире демократия, сумевшая сохранить собственные ценности и специфику.
Индия способна внести большой вклад и в деятельность ШОС по стабилизации положения в Афганистане. Дели уже вложил в проекты реконструкции Афганистана более миллиарда долларов и мог бы оказать значительную поддержку программам ШОС, направленным на развитие афганской экономики. В геополитическом плане важным результатом полноценного подключения Индии к деятельности ШОС стало бы смещение ее заинтересованности в партнерстве от Запада к России и государствам Азии.
Главным оппонентом идеи о приеме Индии в ШОС выступает Пекин. Первый из выдвигаемых им аргументов сводится к тому, что прием такой крупной страны изменит лицо сравнительно молодой организации и еще более затруднит и так непростой процесс принятия решений. С этим аргументом ранее соглашалась и Москва. Действительно, в ШОС придется вводить третий язык – английский, расширять состав Секретариата и Региональной антитеррористической структуры и т.п. Но учитывая в том числе и значительный финансовый потенциал Дели, проблемы можно решить. Вероятно, Индия будет обладать равной с российской и китайской квотой в постоянно действующих органах, но вносить и соответствующую долю в общий бюджет. В любом случае, перечисленные выше выгоды от присоединения значительно превышают организационные трудности.
Реальная причина сомнений Китая – сложные двусторонние отношения с Индией. Однако в последнее время на этом направлении наметилось улучшение. А работа этих двух великих азиатских держав в одной международной организации способствует интенсификации конструктивного диалога Пекина и Дели.
Конечно, России и Китаю, которые просто по своим масштабам считаются лидерами ШОС, придется потесниться. Но необходимо принять стратегическое решение. Что важнее: собственное влияние внутри ШОС или рост ее влияния в мире? Если для страны важнее исключительно собственное влияние, зачем вообще вступать в международные объединения? Между тем, влиятельность международной организации, в которой та или иная страна состоит, ведет и к росту международного престижа самого этого государства.
Именно так рассуждали в большинстве наиболее значимых международных структур, принимая решение о расширении: в НАТО, ЕС и АСЕАН. Расширение действительно принесло им некоторые проблемы: рост бюрократии, сложности в достижении консенсуса при принятии решений, снижение уровня управляемости и оперативности, изменение соотношения сил внутри организаций, часто не в пользу основателей. Тем не менее, во всех трех упомянутых объединениях решение о расширении было принято, так как позитивный эффект перекрывал негативный.
С той же точки зрения можно было бы приветствовать и вступление в ШОС Пакистана, подавшего официальную заявку раньше Индии. Конечно, экономическая роль Пакистана была бы не столь велика, однако Исламабад играет ключевую роль в афганском урегулировании и обладает значительным экономическим и политическим весом в регионе. Кроме того, присоединение Пакистана, поддерживающего тесные отношения с КНР, могло бы способствовать согласию Пекина на принятие Индии. Во время визита в Москву президента Пакистана Асифа Али Зардари в мае 2011 г. Дмитрий Медведев публично выскзался за прием Исламабада в ШОС.
Конечно, перенесение в ШОС индо-пакистанских разногласий несет вызов молодой организации. В то же время необходимо учитывать, что и Индия, и Пакистан состоят в Южно-Азиатской ассоциации регионального сотрудничества (СААРК), что не мешает ее работе. Как и в случае с Китаем, взаимодействие Индии и Пакистана в еще одной международной структуре должна способствовать налаживанию конструктивного диалога между Дели и Исламабадом.
Пекин также настроен на подключение к ШОС Монголии и Туркменистана. В принципе, против этого никто не возражает. Принятие Монголии, довольно активно сотрудничающей в качестве наблюдателя, закрыло бы единственную территориальную брешь в самом центре пространства ШОС. Туркменистан, обладающий, как и Монголия, значительными природными ресурсами, мог бы играть важную роль в энергетическом сотрудничестве. Кроме того, последнее время эта страна проявляет активность на афганском направлении, и недавно выступила с инициативой начать в Ашхабаде переговоры в рамках внутриафганского диалога, ссылаясь на опыт проведения переговоров по урегулированию в Таджикистане. Впрочем, ни Монголия, ни Туркменистан большого интереса к полноправному членству в ШОС не проявляют и официального обращения по этому поводу не направляли. Можно было бы только приветствовать усилия Пекина по стимулированию интереса Улан-Батора и Ашхабада к участию.
Последнее время ШОС активно подключается к решению проблем вокруг Афганистана. В связи с этим представляется, что существующий механизм контактной группы ШОС – Афганистан уже недостаточен, необходимо подумать о предоставлении Афганистану по крайней мере статуса наблюдателя.
Как работать?
Противники расширения ШОС говорят, что чем больше участников, тем сложнее управление организацией и менее эффективен ее аппарат. Однако это не всегда так. Аппарат изначально страдает недостаточной эффективностью, и расширение парадоксальным образом может дать толчок к его реформе. Принятие других стран уже будет означать серьезные изменения, к тому же новички посмотрят на устройство постоянных органов свежим взглядом.
В чем проблема постоянных органов, прежде всего Секретариата, расположенного в Пекине? Сегодня он, по сути, не является самостоятельным органом международной организации, проводящим собственный курс. Это конгломерат представителей государств-членов, МИДы которых могут в любое время направить туда на работу любого сотрудника или отозвать его. Естественно, такие сотрудники в реальности подчиняются в большей степени не генеральному секретарю, а национальным министерствам. Любой мельчайший вопрос, типа командировки на мероприятие в другой стране или выделения небольшой суммы из бюджета, должен согласовываться со СМИД. В этих условиях в Секретариате отсутствует корпоративная этика, у структуры нет собственного лица и корпоративных интересов. От такого органа вряд ли можно ожидать разработки стратегических планов и предложений, отличных от тех, что предлагает та или иная страна.
Между тем, опыт большинства эффективных международных организаций (ООН, ЕС, АСЕАН и др.) показывает, что сотрудники их постоянных органов должны быть международными чиновниками, то есть не зависеть от своих правительств. Для проведения линии государства, например, в ООН, существует национальный представитель. Сотрудник же ООН, будь он гражданином России, Франции, США или Камеруна, подчиняется руководителю в организации, а не посольству своей страны. Только в этих условиях он может думать об интересах организации в целом и активно продвигать их.
Для реформы Секретариата ШОС нужно, во-первых, предоставить этому органу право без оглядки на СМИД и МИДы стран-членов распоряжаться бюджетом ШОС, и, во-вторых, организовать прием на все должности по конкурсу и по контракту, действие которого раньше срока его истечения можно прекратить лишь по решению самого Секретариата. Нужно предусмотреть возможность обжалования трудовых конфликтов в суде государства пребывания Секретариата либо в специально созданном органе ШОС. При этом квоты на занятие должностей гражданами той или иной страны вполне могут быть сохранены.
Конечно, в этом случае правительства потеряют полный контроль над своими гражданами, работающими в Секретариате. Но это послужит оздоровлению организации. Ведь не секрет, что порой Секретариат рассматривается как место, куда можно направить не лучшего работника, а того, кто не слишком необходим МИДу (либо перед пенсией, либо в связи с его недостаточной активностью, либо по другим причинам).
Другой организационный вопрос – реформа консенсусного метода принятия решений. Уже сегодня формальное понимание консенсуса позволяет Узбекистану фактически блокировать сотрудничество в экономической и культурной сферах. Ташкент категорически отказывается участвовать в образовательных программах (в частности, в Университете ШОС), а также в Молодежном совете ШОС. Конечно, позицию всех членов ШОС необходимо уважать, вызвана ли она нежеланием чуждого влияния в молодежной среде или реальными опасениями относительно качества образования в других странах. Например, в Узбекистане нежелание идти на взаимное признание дипломов о высшем образовании объясняют тем, что в некоторых странах ШОС дипломы продаются в подземных переходах.
Но отсутствие интереса к совместным проектам со стороны одного члена не должно блокировать возможность сотрудничества между остальными. Здесь можно воспользоваться опытом других международных организаций. Например, в Уставе АСЕАН (ст. 20) имеется положение о том, что если не удается достичь консенсуса по какому-то вопросу, он может быть передан на рассмотрение саммита. На практике действует механизм, согласно которому государства, не заинтересованные в том или ином проекте, просто не участвуют в нем, не мешая при этом другим. Опыт же Евросоюза показывает, что расширение организации ведет к постепенному отходу от принципа консенсуса.
Экономика – наиболее слабое направление деятельности ШОС, многосторонние программы фактически отсутствуют. В отчетах обычно фигурируют цифры двустороннего сотрудничества, которое, в принципе, развивалось бы и без ШОС (хотя ее существование и оказывает стимулирующее воздействие). О необходимости интенсификации экономического взаимодействия президент Дмитрий Медведев говорил как на Екатеринбургском (2009), так и на Ташкентском (2010) саммитах организации.
Подключение таких крупных экономик, как индийская и пакистанская, к ШОС могли бы стимулировать экономическое сотрудничество, дать толчок к началу реализации многосторонних проектов. Обе эти страны обладают солидным потенциалом в экономической, научной и культурно-образовательной области.
Основная проблема экономического сотрудничества – отсутствие механизма финансирования многосторонних проектов. Бюджет ШОС слишком скромен, да и не предназначен для этих целей. Давно ведутся разговоры о Фонде или Банке развития ШОС, однако пока безрезультатно. Китай фактически настаивает на создании банка, в котором голоса распределялись бы в зависимости от размера взноса. Другие опасаются, что взнос Китая окажется наибольшим, и Пекин будет контролировать банк и использовать его средства в своих интересах.
Россия предлагает Фонд развития (специальный счет) как механизм финансирования предпроектных работ, прежде всего в таких областях, как энергетика, транспорт, высокие технологии. При этом предполагается, что реализация самих проектов будет фиксироваться Межбанковским объединением ШОС. Ряд российских министерств полагает, что в случае создания банка Китай, обладающий бЧльшими финансовыми возможностями, будет в нем доминировать, а российским интересам скорее отвечает активное использование созданного в рамках ЕврАзЭс Евразийского банка развития, в котором российская доля значительно превышает доли других участников.
Такая позиция представляется недальновидной. Банк ШОС с участием Китая обладал бы более значительными финансовыми возможностями, чем Евразийский банк развития (где активным участником кроме России является лишь Казахстан), причем часть средств можно было бы направлять и на проекты в России. Кроме того, Москва получила бы возможность влиять на китайское финансовое участие в проектах в рамках ШОС, тогда как сегодня Пекин и так уже в одностороннем порядке выделяет значительные средства на льготные кредиты среднеазиатским членам ШОС (на данный момент более 10 млрд долларов), но исключительно в собственных интересах, без какого-либо участия Москвы. Как раз сегодняшняя ситуация, а не создание банка, ведет к экономическому доминированию Китая в регионе. Что касается способности и желания финансировать крупные многосторонние проекты Межбанковским объединением ШОС, то оно представляется сомнительным. К тому же соотношение сил в нем не отличается от соотношения финансовых возможностей государств ШОС в целом.
В интересах России согласиться на создание банка развития ШОС, предусмотрев при этом, чтобы Китай и Россия вносили в его капитал равные доли (по образцу бюджета ШОС), и, соответственно, обладали равным числом голосов. Принятие Индии в ШОС с этой точки зрения было бы также крайне полезно, так как и она могла бы внести в банк долю, равную китайской и российской, и тем самым исключить возможность чьего-либо одностороннего доминирования.
А.В. Лукин – д. и. н., директор Центра исследований Восточной Азии и Шанхайской организации сотрудничества Института международных исследований МГИМО (У) МИД России.

Понять Пакистан
Почему простые рецепты там не работают
Резюме: Политическое устройство Пакистана зиждется на покровительстве и родственных связях, и коррупция неразрывно с ними связана, поэтому для победы над ней пакистанское общество должно быть выпотрошено, как рыба на кухне. Это именно то, что хотели бы сделать исламские революционеры.
Анатоль Ливен - автор книги «Пакистан. Трудная страна» (Pakistan. A Hard Country), вышедшей в 2011 г. в издательстве Public Affairs (Нью-Йорк). В основе данной статьи лежат выдержки из этой книги.
По своей значимости в глазах Запада, да и всего мира Пакистан как региональная держава намного превосходит Афганистан. Эта оценка базируется на трезвом расчете, а не на эмоциях. В Пакистане проживает 170 млн человек, то есть в шесть раз больше, чем в Афганистане или Ираке, в два раза больше, чем в Иране, его население составляет почти две трети населения всего арабского мира. В Великобритании (а значит, и в ЕС) присутствует большая пакистанская диаспора. Некоторые ее представители присоединились к мусульманским экстремистам и участвовали в терактах на британской территории.
Пакистанские разведывательные службы оказали неоценимую помощь в ходе выявления связей потенциальных террористов с группами на родине и предотвращения новых терактов в Великобритании и Европе. Таким образом, хотя Исламабад лишь частично присоединился к «войне с террором», он играет в ней важную и незаменимую роль союзника. Ибо нам нужно помнить, что в конечном итоге никому, кроме законных мусульманских правительств и служб безопасности, не под силу справиться с террористическими заговорами в собственных странах. Возможно, Западу не обойтись без того, чтобы оказывать определенное давление на эти режимы, подталкивая их в нужном направлении. Но важно не переусердствовать, поскольку, унизив союзнические правительства в глазах собственного народа, мы рискуем подорвать их легитимность или даже способствовать тому, что они будут низложены.
Наконец, Пакистан обладает ядерным оружием и одной из самых мощных армий в Азии. Стало быть, вариант ввода американских сухопутных войск с целью заставить пакистанцев оказывать давление на афганский «Талибан» был бы крайне опасен, и это давно осознали в Пентагоне и среди пакистанских военных. Как бы это ни раздражало Запад, экономические стимулы и угроза отказа в их предоставлении остаются единственным способом как-то влиять на Исламабад. Однако и такие санкции сомнительны, поскольку экономический крах Пакистана на руку «Талибану» и «Аль-Каиде».
Талибы местные и неместные
Отношения Пакистана с Индией, конечно, остаются главным фактором, определяющим поведение Исламабада на международной арене. Страх перед Индией служил одновременно и катализатором сотрудничества, на которое Пакистан пошел с США в Афганистане, и фактором, его сдерживающим. Эти опасения преувеличены, но не беспочвенны, как не беспочвенна и политика, проводимая под их влиянием.
С одной стороны, беспокойство по поводу возможности американо-индийского альянса против Пакистана заставило президента Первеза Мушаррафа принять решение о предоставлении помощи Соединенным Штатам после 11 сентября и убедить военных, а для начала широкие слои пакистанского населения, в том, что такое содействие необходимо оказать. С другой стороны, страх перед Дели был для Пакистана главной причиной и предлогом, чтобы не перебрасывать дополнительные войска с восточных границ (с Индией) на афганскую границу для участия в сражении с «Талибаном».
Наконец, пакистанский истеблишмент лелеял надежду на то, что участие в борьбе с талибами поможет убедить США надавить на Индию, чтобы заставить ее подписать соглашение относительно Кашмира. Отказ администраций Джорджа Буша и Барака Обамы выступить в подобном качестве (усугублявшийся нежеланием и неспособностью) развеял эту надежду. Вкупе с «американским креном в сторону Индии» он обострил у пакистанских властей ощущение предательства со стороны Вашингтона.
Однако помощь Пакистана Западу в борьбе против афганского «Талибана» в любом случае носила бы ограниченный характер, принимая во внимание стратегические расчеты и чувства широких масс. Подавляющее большинство пакистанцев, включая общины, обеспечивающие наибольшее количество новобранцев для пакистанской армии, считают, что афганский «Талибан» – законное движение сопротивления иностранной оккупации, аналогичное войне моджахедов против советской оккупации 1980-х годов.
В стратегическом отношении Афганистан вызывает у пакистанской элиты смешанные чувства – страх и амбиции. Наибольшие опасения связаны с тем, что к власти там могут прийти непуштунские племена, Афганистан станет сателлитом Индии, и Пакистан окажется в окружении дружественных Дели стран. Эти страхи подпитываются вполне обоснованными подозрениями, что Индия оказывает через Афганистан поддержку националистическим повстанцам из племени белуджи, а также совершенно параноидальной верой в то, что индийское правительство поддерживает пакистанский «Талибан».
Таким образом, большая часть пакистанского истеблишмента убеждена в необходимости тесных взаимоотношений с афганским «Талибаном», поскольку это единственный могущественный его союзник в Афганистане. В последние годы такое убеждение только усиливалось в связи с крепнущей уверенностью в том, что Запад потерпит крах в Афганистане и, в конечном итоге, выведет оттуда войска, которые оставят позади анархию, хаос и гражданскую войну – по аналогии с выводом советских войск после падения коммунистического режима в 1989–1992 годах. Предполагается, что гражданской войне каждая региональная держава примет одну из сторон, и Пакистан не должен быть исключением.
Кстати сказать, даже светские представители пакистанского истеблишмента не считают, что афганский «Талибан» нравственно ущербнее, чем его давние враги – лидеры Северного альянса, на поддержку которых Запад опирается с 2001 года. Их зверства и насилие в 1990-е гг. убедили пакистанских пуштунов в необходимости поддерживать «Талибан». Представители альянса безжалостно убивали взятых в плен сторонников талибов, расхищали помощь Запада после победы в 2001 г., а их роль в торговле героином уничтожила последнюю надежду на то, что после 11 сентября удастся обуздать наркотрафик.
Важно отметить, что в подавляющем большинстве случаев как среди элиты, так и в народных массах сочувствие афганскому «Талибану» или его поддержка вовсе не означает одобрения его идеологии или желания, чтобы Пакистан пережил революцию в талибском стиле. Отсюда большое различие, которое пакистанцы проводят между афганским и пакистанским «Талибаном». Ни власти, ни военные не давали пакистанскому «Талибану» ни малейшего шанса захватить власть в Пакистане. Армия долгое время не предпринимала решительных действий против местного «Талибана» потому, что в целом он не считался серьезной угрозой и воспринимался как местное пуштунское восстание, которое легко сдерживать с помощью переговоров и силы. Другая причина в том, что многие простые пакистанцы, включая солдат, считают сторонников «Талибана» введенными в заблуждение, но честными людьми, преданными идее праведного джихада в Афганистане. Кроме того, пакистанская общественность не хотела бы, чтобы государственный аппарат в интересах Америки втягивался в гражданскую войну на собственной территории. Особенно сильное неприятие подобная политика встретила бы со стороны пуштунского населения. Наконец, пакистанская армия и разведка спонсировали войну джихадистских группировок с Индией в Кашмире, поддерживающих, в свою очередь, интенсивные контакты с пакистанскими талибами.
Как только большая часть элиты полностью осознала, что пакистанский «Талибан» действительно представляет собой серьезную угрозу для централизованного государства, весной 2009 г. армия при поддержке правительства, сформированного Пакистанской народной партией, дала талибам решительный отпор. Победы над «Талибаном» в Свате и Южном Вазиристане дали ответ на вопрос о том, устоит ли Пакистан перед талибской атакой (и предотвратили удар американских военных по пакистанской территории). Вместе с тем, армия отнюдь не горит желанием воевать до победного конца с афганским «Талибаном» ради того, чтобы обеспечить победу Запада в этой стране.
Пакистанская межведомственная разведка и Кашмир
Вопросы религиозной ориентации и отношения к США неизбежно наводят на мысль о связях военных с мусульманским экстремизмом как внутри Пакистана, так и за его пределами. Наличие их очевидно, но происхождение иногда неправильно истолковывается. Изначально исламистам отводилась чисто инструментальная, а не союзническая роль, и цель заключалась не в исламской революции как таковой, а в продвижении государственных интересов Пакистана (как их понимают и определяют военные и службы безопасности) – и прежде всего в противодействии интересам Индии.
Пакистанская армия в каком-то отношении достойна восхищения, но ей изначально присущ один серьезный недостаток, полностью определявший ее характер и мировоззрение. Речь идет об одержимости Индией в целом и Кашмиром в частности. Это порок не только пакистанских военных. Как сказал однажды Зульфикар Али Бхутто, «Кашмир должен быть освобожден – иначе пропадает смысл существования Пакистана». Пакистанские политики повинны в том, что внушают рядовым гражданам, будто джихад в Кашмире – законный метод борьбы. Это наносило страшный урон стране, а при определенных обстоятельствах могло привести ее саму и ее вооруженные силы к гибели. Тем не менее, армия использует свой авторитет и личный опыт военачальников для того, чтобы уделять Кашмиру самое пристальное внимание.
Подавляющее большинство пакистанских солдат когда-то несли службу в Кашмире, и у многих эта служба сформировала личное мировоззрение. Кашмир играет для Пакистана роль неосвобожденной территории (irredenta). Так же как для Франции после 1871 г. Эльзас-Лотарингия, для Италии после 1866 г. Триест, а для Сербии после 1879 г. – Босния. В последнем случае сербская армия спонсировала террористов, которые, застрелив австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда, разожгли огонь Первой мировой войны.
Вот почему укрепляющийся с 2001 г. альянс Вашингтона с Индией и отказ Соединенных Штатов от прежней позиции, когда они настаивали на плебисците для определения дальнейшей судьбы Кашмира, вызывает негодование пакистанских военных. Фиксация на Индии и Кашмире не имеет исламистской подоплеки, но является по своей сути пакистано-мусульманским национализмом. За редким исключением это справедливо даже в отношении высших армейских чинов, которые оказывали непосредственную помощь мусульманским экстремистским группировкам, сражавшимся с Индией – таких как бывший шеф Пакистанской межведомственной разведки (ПМР), генерал-лейтенант Хамид Гуль.
Большинство этих высших офицеров использовали исламистов в борьбе против Индии, не разделяя их идеологии. Точно так же глубоко враждебное отношение к США таких людей, как Гуль или бывший начальник штаба генерал Аслам Бег, объясняется не мусульманским радикализмом, а негодованием по поводу доминирования Соединенных Штатов, которые, как им кажется, подчинили своему влиянию мусульманский мир. Эти чувства разделяют многие чисто светские и даже либеральные деятели.
Чтобы понять чувства сотрудников ПМР и, в частности, их стратегию в Кашмире, необходимо иметь в виду, что они считали победу над советской армией в Афганистане во многом своим личным достижением. Она стала их главным институциональным мифом. Учитывая колоссальные средства, выделявшиеся США и Саудовской Аравией на помощь моджахедам, которыми фактически распоряжалась ПМР, афганский джихад 1980-х гг. был также ключевым моментом, позволившим разведке получить независимую финансовую базу и усилить влияние в пакистанской армии и государстве в целом.
У ПМР появилась уверенность в том, что по отношению к Индии в Кашмире можно проводить ту же тактику, что и по отношению к Советскому Союзу в Афганистане, и с помощью тех же действующих лиц – мусульманских боевиков (вряд ли нужно повторять, что были совершены те же фундаментальные политические и геополитические ошибки). Массовые спонтанные восстания кашмирских мусульман против индийского правления, начиная с 1988 г. (все началось с протеста против подтасовки итогов выборов руководства штата, которые состоялись годом ранее), казалось, давали хороший шанс на успех. Однако в большей степени, чем в случае с Афганистаном, боевики должны были не только подготавливаться, но и вербоваться в Пакистане (и в меньшей степени в других странах мусульманского мира).
Стратегия ПМР соответствовала давнишней линии Пакистана, который добивается не столько независимости Кашмира, сколько присоединения этой провинции к своей территории. Вот почему пакистанская разведка использует пропакистанские исламистские группировки, чтобы ограничить возможности Фронта освобождения Джамму и Кашмира (ФОДК), который поначалу возглавил восстание в Кашмире. Эта стратегия включала и убийства исламистскими боевиками, получавшими поддержку от ПМР, немалого числа лидеров и активистов ФОДК, которых также выслеживают и ликвидируют силы безопасности Индии.
Однако, подобно тому как в Афганистане моджахеды, а затем и «Талибан» отказались играть по правилам, диктуемым Соединенными Штатами и Пакистаном, и стали совершенно неуправляемыми, боевики в Кашмире настроили против себя большинство коренных кашмирцев своей беспощадностью и идеологическим фанатизмом. Несмотря на усилия ПМР побудить их к сотрудничеству, они раскалываются на все более мелкие формирования, и, сражаясь друг с другом, терзают и угнетают местное гражданское население. Более жесткая дисциплина в исламистской «Лашкар-э-Тайба» (ЛэТ), как полагают, является одной из причин все большей благосклонности к этой организации со стороны ПМР.
Связь военных с джихадистами
Пакистанские военные твердо убеждены в том, что Индия никогда не согласится даже на минимально приемлемые для Исламабада условия, если над ней не будет висеть угроза партизанской войны и терактов. Между тем их непримиримо враждебное отношение к Индии объяснялось также агрессией против мусульман на территории этой страны, и особенно позорной бойней в Гуджарате 2002 г., устроенной партией Бхаратия Джаната, сформировавшей правительство штата. Следует отметить, что число жертв бойни как минимум на порядок превысило количество погибших при терактах в Мумбаи, хотя западные СМИ не уделили ей и десятой доли того внимания, которое было уделено мумбайской трагедии.
Военные не на шутку встревожены тем, что в случае крупномасштабной операции против «Лакшар-э-Тайба» они сделают большинство ее сторонников восприимчивыми к агитации «Джамаат-уд-Дава» (ДуД), вербующей боевиков для пакистанского «Талибана». (ЛэТ является боевым крылом благотворительной организации ДуД. – Ред.). Поскольку ЛэТ сосредоточила все внимание на Кашмире (а после 2006 г. – на Афганистане) и не осуществляла теракты на территории Пакистана, ПМР не предпринимала против нее никаких действий.
Пакистанские официальные лица делились с автором опасениями в связи с вероятностью массового восстания в Пенджабе, которое может вспыхнуть, если ЛэТ/ДуД ополчится против штата и использует свою широкую сеть для мобилизации населения и организации беспорядков. По их словам, это одна из главных причин (наряду с антииндийской повесткой, о которой никто не упоминает), почему они не принимают мер против организации, как того требует Вашингтон. Однако официальные лица забывают добавить, что один из способов умиротворения Лашкар-э-Тайба в Пакистане – позволить активистам этой организации присоединиться к афганскому «Талибану» (или даже подтолкнуть их к этому), чтобы сражаться против войск Западной коалиции по ту сторону «Линии Дюранда». Более того, давнишняя связь некоторых офицеров ПМР с боевиками – сначала в Афганистане, а затем в Кашмире – привела к тому, что они начали отождествлять себя с теми силами, которые, по идее, должны были сдерживать.
Что касается афганских талибов, то здесь военные и ПМР едины, и тому есть прямые доказательства: они по-прежнему дают талибам убежище (но не оказывают достаточной реальной помощи – иначе «Талибан» действовал бы куда успешнее). Пакистан решительно уклоняется от принятия серьезных действий против «Талибана» в угоду Америке. Он опасается спровоцировать пуштунский мятеж у себя в стране, а кроме того, считает талибов своим единственным активом в Афганистане.
Однако, что касается пакистанского «Талибана» и его союзников, межведомственная разведка сегодня твердо намерена с ними бороться. И все же в 2007–2008 гг. было много случаев вмешательства офицеров ПМР ради спасения отдельных талибских командиров от ареста полицией или армией – слишком много, чтобы это оказалось случайностью или домыслом. Поэтому совершенно очевидно, что либо отдельные офицеры ПМР лично симпатизировали этим людям, либо руководители разведки считали их потенциально полезными. Но своими действиями они бросали прямой вызов общему курсу пакистанской армии, не говоря уже о правительстве. Более того, некоторые из этих людей были, по крайней мере, косвенно связаны с «Аль-Каидой». Это не значит, что в ПМР знали, где прячется Усама бен Ладен, Айман аль-Завахири и другие лидеры «Аль-Каиды». Однако они могли бы сделать намного больше для того, чтобы получить эту информацию.
Что касается поддержки терроризма против Индии, очевидно, что не только ПМР, но и военные в целом твердо намерены сохранять «Лакшар-э-Тайба» (замаскированную под «Джамаат-ут-Дава») – по крайней мере, «про запас». Сознавая свою роль стратегического резерва, ЛэТ до 2010 г. выступала против боевых действий на территории самого Пакистана. Ее лидеры утверждали, что «борьба в Пакистане – это не борьба между исламом и неверием», что пакистанское государство не совершает таких зверств против своего народа, как Индия, и что истинный ислам должен распространяться в Пакистане посредством миссионерской и благотворительной деятельности (дава), а не джихада.
Пакистан на фоне Южной Азии
Вопреки убеждению Запада (во многом инстинктивному), Пакистан на протяжении жизни целого ряда поколений действует в соответствии со своими несовершенными, но функциональными принципами. В последние несколько лет плохую службу Западу в этом отношении сослужило ставшее популярным понятие «несостоятельное государство» (failed state). Было бы весьма полезно и поучительно сравнить Пакистан с другими странами Южной Азии, в которых на глазах последнего поколения вспыхивали мятежи, в двух случаях (Афганистан и Непал) фактически приведшие к низложению существующей государственной власти. Восстания в Шри-Ланке и Бирме длились дольше, разворачивались на относительно большей территории и приводили к относительно гораздо большему числу жертв, чем мятеж «Талибана» в Пакистане.
Индия – великая региональная держава и в отличие от своих соседей – стабильная демократия. Однако и в индийских штатах то и дело вспыхивают восстания, некоторые из которых не утихают на протяжении нескольких поколений. Один из мятежей наксалит-маоистских повстанцев охватил треть страны. Мятежники контролируют огромные пространства в индийской провинции – пропорционально намного большие, чем площади, находящиеся под контролем «Талибана» в Пакистане. Это не значит, что Индии угрожает опасность расчленения или развала. Просто следует помнить, что государства Южной Азии традиционно не осуществляют прямой контроль над значительной частью своей территории и вынуждены постоянно иметь дело с вооруженным сопротивлением в той или иной части своих стран.
В сравнении с Канадой или Францией Пакистан, несомненно, проигрывает. Но если сравнивать его с Индией, Бангладеш, Афганистаном, Непалом и Шри-Ланкой, все не так уж плохо. Многое из того, что характерно для Пакистана, свойственно всему субконтиненту в целом – от партий, руководимых наследственными династиями, свирепой жестокости полиции и продажности государственных чиновников до ежедневного насилия и анархии в провинции.
В действительности Пакистан гораздо больше напоминает Индию (или Индия Пакистан), чем обе страны готовы признать. Если бы Пакистан был штатом Индии, то с точки зрения развития, правопорядка и доходов на душу населения он находился бы где-то посередине – между развитым штатом Карнатака и отсталым Бихаром. Иными словами, если бы Индия состояла только из северных штатов, говорящих на хинди, она, наверное, не была бы демократией или быстрорастущей экономической державой, а некой разновидностью обнищавшей националистической диктатуры, раздираемой местными конфликтами.
Армия остается в Пакистане важнейшим институтом по той причине, что это единственная государственная структура, где реальное внутреннее содержание, поведение, правила и культура более или менее соответствуют официальной внешней форме. И это единственная пакистанская организация, действующая в соответствии со своим официальным предназначением. Но при этом она вынуждена постоянно заниматься тем, чего от нее не ожидают: узурпирует власть, отнимая ее у более слабых, запутавшихся и нефункциональных родственных учреждений.
Западные аналитики, как правило, поступают следующим образом: когда формы местной самоорганизации отличаются от западной «нормы», они не исследуются, а считаются временным отклонением, болезнями роста или опухолями на здоровом теле, которые нужно поскорее удалить. В действительности же эти «болезни» и есть сама система, и их можно «вылечить» только путем революционных изменений. Единственные силы в Пакистане, предлагающие подобные изменения, – это радикальные исламисты, но их рецепты лечения почти наверняка прикончат «больного».
Договорное государство
На протяжении 60-летней истории Пакистана предпринимались попытки радикально изменить страну усилиями трех военных и одного гражданского режима. Генералы Айюб Хан и Первез Мушарраф, военные правители в 1958–1969 и 1999–2008 гг., оба равнялись на Мустафу Кемаля Ататюрка – великого светского реформатора-националиста и основателя Турецкой Республики. Генерал Зия-уль-Хак (с 1977 по 1988 гг.), пришедший к власти путем военного переворота, пошел другим путем, попытавшись объединить и развивать страну, навязывая ей более строгую и пуританскую разновидность ислама, приправленного пакистанским национализмом. Со своей стороны, Зульфикар Али Бхутто, основатель Пакистанской народной партии и гражданский правитель в 1970-е гг., пытался сплотить вокруг себя народ при помощи программы антиэлитарного экономического популизма, также смешанного с пакистанским национализмом.
И все они потерпели неудачу. Режимы каждого из этих деятелей были «переварены» теми элитами, которые они надеялись сместить. В результате они сбились на ту же политику патронажа, как и свергнутые ими администрации. Никому не удалось создать новую массовую партию, укомплектованную профессиональными политиками и преданными идейными активистами, а не местными «феодалами» и городским начальством и их окружением. На самом деле, за исключением Бхутто, никто всерьез и не пытался это сделать. Однако и его Пакистанская народная партия вскоре перестала быть той радикальной организацией, какой была поначалу, попав в зависимость от тех же местных кланов и покровителей.
Военные правительства, приход к власти которых строился на обещаниях избавить страну от коррумпированных политических элит, вскоре сами начинали искать в них свою опору. Отчасти потому, что ни один военный режим не был достаточно сильным, чтобы долгое время править без парламента, а в парламент входили представители тех же старых политических элит. Такой парламент фактически консервирует общество, которое военные режимы в принципе желают изменить. Требуя от подобных режимов, чтобы они одновременно осуществили реформы и восстановили «демократию», Запад показывает абсолютное непонимание внутренней обстановки.
Чтобы переломить сложившуюся ситуацию и сформировать радикальное национальное движение за перемены наподобие того, что было создано Ататюрком, необходимо наличие двух условий. Прежде всего, это сильный пакистанский национализм, подобный современному турецкому национализму – а его нет и быть не может в этнически раздробленном Пакистане. И во-вторых, необходима жестокость, сопоставимая с той, которую проявил Ататюрк и его последователи, подавляя этническое, племенное и религиозное сопротивление. Рассказывая красивую историю о построении нынешней хрупкой демократии в современной Турции, западные аналитики ни словом не обмолвились о том, сколько времени на это ушло и какие жертвы потребовались, чтобы построить современное турецкое государство.
Если не считать ужасающих зверств 1971 г. в Восточной Бенгалии, совершенных против населения, которое пенджабские и пуштунские солдаты считали чужаками, людьми низшего сорта, попавшими под влияние индусов, – пакистанское государство было неспособно совершать массовые злодеяния против собственного народа. В Пенджабе и Северо-Западной пограничной провинции (СЗПП) солдаты не хотели убивать свой народ, а в провинциях Синд и даже Белуджистан правительство не желало проливать кровь, понимая, что рано или поздно придется искать компромисс с местными элитами.
Одна из самых поразительных особенностей военных диктатур Пакистана заключалась в том, что они проявляли значительную по историческим меркам мягкость в сравнении с аналогичными диктатурами, когда дело доходило до подавления диссидентов и критически настроенных представителей элиты. За всю историю в Пакистане были казнены только один премьер-министр (Зульфикар Али Бхутто) и несколько политиков – гораздо меньше, чем их погибло в столкновениях между собой. Очень мало известных политиков когда-либо подвергались пыткам.
В Индии, как и в Пакистане, государство не несет ответственности за большинство нарушений прав человека. Это нечто неподвластное пониманию правозащитных групп, поскольку они исходят из современного западного опыта, а на Западе источником притеснений всегда считалось слишком сильное государство. Однако в Пакистане, как и в Индии, подавляющее большинство нарушений прав человека – следствие не силы, а слабости государственной власти. Государство можно обвинить в том, что оно недостаточно делает для того, чтобы положить конец подобным злоупотреблениям, но его способность предпринимать решительные меры крайне ограничена. Таким образом, Пакистан – как и почти вся Южная Азия и большая часть Латинской Америки – часто демонстрирует нерелевантность демократии даже в той области, которую мы привыкли считать ключевым индикатором, а именно – в области прав человека. Подавляющее большинство подобных правонарушений в Пакистане связано со зверствами наемников или эксплуатацией со стороны полицейских, работающих либо на себя, либо на местные элиты; с действиями местных землевладельцев и начальства; с наказанием местными общинами за реальные или воображаемые нарушения их нравственного кодекса.
В соответствии со стандартными западными моделями и основанной на них Конституцией Пакистана, независимые избиратели осуществляют свое волеизъявление на выборах. Затем полномочия, делегированные правительству, распространяются через иерархические структуры. Они передают приказы высших должностных лиц низшим по званию чиновникам, основываясь на законах, принятых парламентом или хотя бы какой-то формальной властью.
В Пакистане только вооруженные силы действуют в соответствии с установленными правилами передачи полномочий. Что касается остальной части государственного аппарата, законодательной, судебной и исполнительной, а также полиции, то их полномочия определяются в ходе постоянных переговоров. Причем насилие или угроза его применения часто становятся картой, которую может разыграть любая из сторон. Договорной характер государственной власти находит отражение и в механизмах практического осуществления демократии, поскольку последняя дает возможность выражать интересы не только простых граждан, но и всех тех классов, групп и учреждений, через которые преломляется народное волеизъявление, пока оно не находит отражения в выборных институтах. Другими словами, демократия обычно отражает не столько волю «народа» или «избирателей», сколько расклад социально-экономических, культурных и политических сил и влияния внутри общества. Природа пакистанского общества и слабость реальной демократии проявляются, в числе прочего, в отсутствии дееспособных, современных и массовых политических партий с собственными кадрами партийных работников.
Модернизаторы и консервативная спячка
Западные аналитики не в состоянии понять сегодняшние пакистанские реалии, поскольку исходят из того, что учреждения, имеющие в своих названиях такие слова как «закон», «полиция», «право», должны действовать по установленным правилам, а не по понятиям местных элит. Точно так же распространенные на Западе представления о «коррупции» в Пакистане предполагают, что ее можно и должно устранить из жизни страны. Но коль скоро политическое устройство зиждется на покровительстве и родственных связях, и коррупция неразрывно с ними связана, для победы над ней пакистанское общество должно быть выпотрошено, как рыба на кухне.
Конечно, это именно то, что хотели бы сделать исламские революционеры. Современные исламистские политические группировки пытаются заменить кланово-патронажную систему управления «феодальных» землевладельцев и городского начальства своей версией современной массовой политики. Однако до сих пор им не удалось добиться сколько-нибудь значительных успехов. За исключением партии «Джамаат-и-ислами», исламистские политические партии сами поглощаются и «перевариваются» патронажной системой. Что касается пакистанского «Талибана» («Техрик-э-Талибан-Пакистан»), до сих пор он представлял собой примитивное объединение партизанских и террористических группировок. Они оказались бы в полной растерянности, если бы им пришлось взять на себя ответственность за решение проблем Пешавара, не говоря уже о Лахоре или Карачи.
Конечно, они в немалой степени опираются на поддержку местного населения, недовольного вопиющей несправедливостью и угнетением в стране и прежде всего неадекватной системой правосудия. Когда простые люди говорят о том, что уважают «Талибан» за введение шариата, это еще не значит, что они активно поддерживают его политическую программу. Скорее это почтительное отношение к шариату как части Слова Божия, продиктованного последнему Пророку, вкупе со смутным стремлением к более жесткому и быстрому правосудию, чем то, что предлагает им государство. Они хотят, чтобы это правосудие было нелицеприятным, не давало никакого предпочтения элите и осуществлялось на глазах у людей, на их родном языке.
Однако до недавнего времени исламистам не удавалось достичь больших успехов в том, что касается массовой поддержки со стороны простых пакистанцев. Одна из главных причин их неудач кроется в глубоко консервативном характере большей части пакистанского общества. Ибо, вопреки господствующей на Западе точке зрения, исламистам чаще удается мобилизовать население не в отсталых, а, скорее, в продвинутых частях страны.
По стандартной западной версии, согласно которой западные нормы – единственно возможный путь в современность, главная идейная борьба в Пакистане разворачивается между вестернизированными представлениями о современности (включая демократию, власть закона и т.д.) и исламским консерватизмом. Более точная оценка ситуации позволит понять, что в большинстве своем Пакистан – чрезвычайно консервативная, архаичная, иногда даже совершенно инертная и непробудившаяся масса разнородных общин, которую изо всех сил стараются расшевелить две группы модернизаторов.
На стороне западников престиж и успех западной модели в мире, а также наследие британского колониального правления, включая смутную веру в демократию. Однако им мешает консервативная природа общества и усиливающаяся ненависть к США и их западным союзникам.
Мусульманские модернизаторы ищут опору в гораздо более древней и глубоко укоренившейся традиции ислама. Однако и им мешает консервативная природа пакистанского общества, его крайняя раздробленность, неудачи революционеров в других мусульманских странах, а также тот факт, что подавляющее большинство пакистанских элит отвергает их модель по культурным и классовым соображениям. И вестернизаторы, и исламисты понимают, что между ними идет апокалиптическая битва, которая закончится торжеством добра или зла. Вместе с тем, высока вероятность того, что Пакистан избавится от влияния обеих групп, перевернется на другой бок и снова заснет.
Азартная игра с водой
И все же Пакистан не может себе этого позволить, потому что время явно не на его стороне. В долгосрочной перспективе главное для пакистанцев не в том, кто они и какую религию исповедуют. Кем бы они ни были, им становится все теснее в границах своей страны, поскольку численность населения все время растет. В 2010 г. в Пакистане проживало от 180 до 200 млн человек – иными словами, страна занимала шестое место в мире по численности населения. Динамика рождаемости просто ошеломляет, если учесть, что в 1998 г. число пакистанцев не превышало 132 миллиона. Согласно переписи 1951 г. (через четыре года после обретения независимости), в стране проживало всего 33 млн человек, а согласно данным британской переписи населения 1911 г. – 19 миллионов. Таким образом, за прошедшее столетие население Пакистана выросло на порядок.
Огромный процент молодежи означает, что рождаемость еще долгое время будет оставаться на высоком уровне, и прирост населения продолжится (в 2009 г. дети и подростки младше 14 лет составляли 36%). Если сохранятся нынешние тенденции, в середине XXI века в Пакистане будет жить минимум 250 млн человек.
Это слишком много для имеющихся в стране водных ресурсов – разве только радикально повысится эффективность водопользования. Если старую индийскую экономику нередко называли «азартной игрой с муссоном», то все пакистанское государство можно охарактеризовать как «азартную игру с рекой Инд». А изменение климата означает, что в течение следующего столетия шансы на выигрыш в ней будут все время снижаться. Многочисленные руины древних городов, начиная с развалин цивилизации IV тысячелетия до н.э. в долине реки Инд, служат наглядной иллюстрацией капризной силы воды. Эти города были либо оставлены их жителями, потому что реки меняли русло, либо смыты, как это произошло в 2010 г., когда сильнейшие наводнения уничтожили немало сел и городов.
При среднегодовом количестве осадков на уровне 240 мм Пакистан – одна из самых засушливых среди густонаселенных стран мира. Если бы не бассейн реки Инд с ее многочисленными каналами и ответвлениями, даже Пенджаб оставался бы полупустынной местностью с кустарниковым редколесьем (которое здесь называют «джунглями»), как это было до того, как британцы приступили к грандиозным ирригационным проектам.
Однако чрезмерное потребление воды означает, что многие природные источники высыхают, а горизонт грунтовых вод во многих областях снижается так быстро, что подземные колодцы также могут иссякнуть в ближайшем будущем. Единственным источником останется все та же река Инд. В пылу дискуссий по поводу возможного исчезновения к 2035 г. ледников, питающих Инд, все как-то упустили из виду, что эти ледники продолжают таять. И если даже они исчезнут на 100–200 лет позже, последствия для Пакистана будут не менее катастрофичными, если в оставшееся время в стране не будет принято серьезных мер для улучшения способов хранения воды и ее эффективного потребления.
Если наводнения 2010 г. являются предвестниками длительного периода муссонных дождей, это сулит Пакистану большую выгоду. Но выгоду только потенциальную, поскольку использование дождевой воды для нужд сельского хозяйства требует значительного улучшения инфраструктуры хранения и распределения воды, а также принятия радикальных мер для остановки обезлесения в горных районах и повторного насаждения растений на опустевших территориях. В противном случае обильные осадки чреваты новыми катастрофами. Правда, следует добавить, что большая часть существующей инфраструктуры сработала во время наводнений. В противном случае было бы затоплено несколько крупнейших городов, и жертв оказалось бы намного больше, чем 1900 человек (по официальным данным).
В течение следующего столетия возможное долгосрочное сочетание климатических изменений, острой нехватки воды, слабой водной инфраструктуры и резкого роста населения может привести к краху Пакистана как организованного общества и государства. Долгосрочные проекты международной помощи Пакистану должны быть прежде всего сосредоточены на снижении этой смертельной угрозы за счет насаждения лесов, ремонта систем орошения и, что еще важнее, повышения культуры водопользования. Люди могут столетиями жить без демократии, даже когда опасности окружают их со всех сторон. Но без воды они не проживут больше трех дней.
Согласно исследованию, проведенному в 2009 г. Центром Вудро Вильсона, рост населения в Пакистане приведет к тому, что к 2025 г. ежегодная потребность в воде вырастет до 338 млрд кубометров (мкм). И если не будут приняты радикальные меры, доступность воды останется на нынешнем уровне, то есть 236 мкм в год. Дефицит в 100 мкм сопоставим с двумя третями всей воды бассейна реки Инд.
Конфликт вокруг доступа к убывающим ресурсам реки Инд может привести к междоусобной войне между пакистанскими провинциями. А между тем и через сто лет Пакистан все еще будет обладать ядерным оружием и одной из крупнейших армий в мире. К тому времени в стране будет проживать несколько сот миллионов человек. Мусульманский радикализм, который существует уже сотни лет, тоже никуда не денется, хотя и может значительно ослабеть после вывода войск западной коалиции из Афганистана.
Все это будет означать, что из всех государств мира, которые могут пострадать от изменения климата, Пакистан является одной из важнейших. Более того, то, что случится с Пакистаном, будет также иметь большое значение для остальной Южной Азии, где проживает примерно пятая часть мирового населения.
Анатоль Ливен – профессор кафедры военной истории в Лондонском Королевском колледже и сотрудник Фонда «Новая Америка» в Вашингтоне.

На стыке полей притяжения
Азербайджан между Турцией и Россией
Резюме: Партнерство России и Турции не означает раздел между ними Южного Кавказа. В условиях глобализации такие планы, даже если они приходят кому-то в голову, обречены на провал. «Закрыть» регион от мира не в силах ни Россия, ни Турция и даже обе они вместе взятые. Но они вполне в состоянии предотвратить превращение Кавказа в ристалище геополитических игр.
На протяжении многих столетий геополитику Южного Кавказа определяло соперничество между Турцией, Ираном и Россией. В XIX–XX веках свое присутствие здесь обозначили и иные акторы. Сначала Великобритания, обладавшая в эпоху расцвета империи глобальным влиянием. А после распада Советского Союза – США и Европейский союз. Влияние Ирана, принимая во внимание его международную изоляцию и специфичность политико-идеологического режима, в настоящее время ослаблено. Поэтому при анализе региональных векторов стратегического притяжения и отталкивания на Южном Кавказе прежде всего следует рассматривать Турцию и Россию. По причинам национального, исторического, геополитического и культурного свойства наибольшее воздействие этих полей напряжения ощущает Азербайджан.
Становление Баку как партнера
Последние два столетия Азербайджан входил в состав Российской империи и Советского Союза, испытав их огромное культурное и цивилизационное влияние. И царская администрация, и советские чиновники всячески ограничивали контакты Азербайджана с близкородственной Турцией. Коренным образом ситуация изменилась после восстановления государственной независимости в начале 1990-x годов. Анкара первой из зарубежных стран объявила о признании этого акта, открыла дипломатическое представительство в Баку и начала активно развивать отношения с Азербайджаном по всем направлениям.
Процесс этот, начавшийся еще при первой постсоветской администрации президента Аяза Муталибова, приобрел всеобъемлющий характер в недолгий период правления Народного фронта Азербайджана (НФА) и президентства Абульфаза Эльчибея. В условиях провозглашенного курса на тюркизацию Азербайджана Турция была объявлена единственным союзником и эталонным образцом государственного строительства. Во всех учреждениях и структурах появились турецкие советники. Все связанное с бывшим СССР и Россией рассматривалось как наследие колониального прошлого, подлежавшее слому и устранению. Президент Эльчибей публично назвал себя «солдатом Ататюрка» и демонстративно дистанцировался от всего русского. Азербайджан первым из новых независимых государств добился вывода со своей территории частей бывшей советской, а ныне российской армии, авиации и флота. Торгово-экономические отношения резко пошли на спад. Баку не ратифицировал договор о Содружестве Независимых Государств и заморозил свое участие в нем. Непродолжительное правление Эльчибея и НФА на рубеже 1992–1993 гг. стало периодом безраздельного преобладания Анкары и стремительного ослабления влияния Москвы.
Запад в лице Соединенных Штатов и Евросоюза был тогда озабочен тем, чтобы без осложнений завершить вывод советских вооруженных сил из стран бывшего Варшавского договора, и не торопился вторгаться в сферу исключительного влияния России – постсоветское пространство, включавшее и Азербайджан. Что же касается Ирана, то правительство НФА и президент Эльчибей не скрывали негативного отношения к исламистскому режиму в Тегеране как угнетателю более чем 20 млн южных азербайджанцев.
В результате острого политического кризиса летом 1993 г. правительство НФА пало, Абульфаз Эльчибей покинул пост и к власти был призван многоопытный и авторитетный политик Гейдар Алиев. Он отказался от односторонней ориентации на Анкару и заложил основы современной многовекторной внешней политики Азербайджана. Страна вернулась в СНГ, и даже на время (до 1999 г.) стала членом созданной под эгидой Москвы Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Был подписан «Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной безопасности между Российской Федерацией и Азербайджанской Республикой». После длительных переговоров удалось урегулировать условия использования Москвой Габалинской РЛС, являющейся важным компонентом стратегической системы слежения и раннего оповещения.
Однако известная еще со времени работы в Политбюро ЦК КПСС неприязнь к Гейдару Алиеву президента России Бориса Ельцина препятствовала укреплению доверия между ними, а это отрицательно сказывалось и на российско-азербайджанских отношениях. Тем более что в армяно-азербайджанском конфликте вокруг Нагорного Карабаха Москва негласно взяла сторону Еревана, оказывая армянам экономическую и военную поддержку. В результате Азербайджан так и не вернулся в сферу влияния России, а стал шаг за шагом сближаться с Евросоюзом и США. Президенту Алиеву также удалось несколько оживить диалог с Ираном.
Доверительные и тесные личные контакты Гейдара Алиева с турецким коллегой Сулейманом Демирелем способствовали тому, что партнерство Баку с Анкарой сохранило приоритетный характер. Формула азербайджано-турецких отношений нашла свое выражение в высказывании президента Алиева: «Одна нация – два государства». При этом Баку настойчиво проводил линию на равноправие без деления на «старшего и младшего брата». От услуг турецких советников вскоре отказались, в том числе и в армии. В крупном консорциуме на Каспийском шельфе Азербайджана «Азери – Чираг – Гюнешли» (нефть) и «Шахдениз» (газ) Турция, как и Россия, получила скромную 10-процентную долю, а основным акционером и оператором проектов стала англо-американская ВР.
Завершение президентской каденции Сулеймана Демиреля и его преемника Ахмета Недждета Сезера, установление в Турции долговременного правления умеренных исламистов из Партии справедливости и развития (ПСР), возглавляемой президентом Абдуллой Гюлем и премьер-министром Реджепом Тайипом Эрдоганом, наложило отпечаток на турецко-азербайджанские отношения. На уровне первых руководителей в них стало меньше доверительности, личной теплоты и больше прагматизма. Турецкие государственники-националисты в высших эшелонах власти и в армии, безусловно, больше подходили в качестве партнеров для светски ориентированного азербайджанского руководства, чем пусть умеренные, но исламисты из ПСР.
Обратная эволюция произошла в отношениях с высшим руководством России. Бориса Ельцина сменил выходец из советских спецслужб Владимир Путин, не скрывавший пиетета к президенту Гейдару Алиеву, в прошлом генералу КГБ и члену Политбюро ЦК КПСС. Хорошие личные контакты установились впоследствии и между новыми президентами Азербайджана и России Ильхамом Алиевым и Дмитрием Медведевым. Оба примерно одного возраста, хорошо образованны, современны и нацелены на модернизацию своих стран с опорой на жесткую властную вертикаль.
Личностный фактор во взаимоотношениях Баку, Москвы и Анкары хотя и играл важную роль, но еще более значимым обстоятельством стало изменение положения самого Азербайджана. С начала 2000-х гг. страна стала получать большие нефтяные доходы, что позволило достичь фантастических темпов роста экономики, резкого повышения жизненного уровня населения. Азербайджан, нуждавшийся во внешней финансовой и технической помощи, в политической и дипломатической поддержке, в рекомендациях и советах, трансформировался в стабильное, уверенное в себе, быстроразвивающееся государство. Такое повышение экономического и геополитического веса отразилось на отношениях со всеми внешнеполитическими партнерами, включая Турцию и Россию.
Баку и Анкара: диалектика отношений
Стратегическое партнерство с Анкарой сохранилось. А после того, как в августе 2008 г. Турция дистанцировалась от грузино-российской войны, Баку даже посчитал, что негласных военно-политических гарантий Анкары недостаточно, и настоял в 2010 г. на заключении «Договора о стратегическом партнерстве и взаимопомощи между Азербайджаном и Турцией». Статья 2 документа гласит, что в случае вооруженной атаки или агрессии третьего государства или группы государств каждая из сторон окажет другой помощь с использованием всех возможностей. Статья 3 предусматривает тесное сотрудничество в оборонной и военно-технической политике. Также предусмотрены совместные действия по устранению угроз и вызовов национальной безопасности. В соответствии с совместным заявлением, принятым президентами и ратифицированным парламентами, создан Совет стратегического сотрудничества высокого уровня между Азербайджаном и Турцией.
Торгово-экономические, транспортно-коммуникационные отношения Баку и Анкары развиваются по восходящей линии. Вопреки скептическим прогнозам, успешно реализованы проекты стратегического нефтепровода Баку – Тбилиси – Джейхан (мощность 50 млн. тонн в год с перспективой расширения); газопровода Баку – Эрзерум. Идут работы по соединению железнодорожных путей посредством нового строительства, а также реконструкции линии Баку – Тбилиси – Карс. В стадии разработки проекты газопроводов ITGI (Interconnector Turkey – Greece – Italy), TAP (Трансадриатический газопровод) и Nabucco.
Турция делит первое-второе места с Россией в импорте Азербайджана, является первым зарубежным инвестором в ненефтяной сектор его экономики. Многие тысячи бизнесменов из Турции открыли здесь свои малые и средние предприятия. В свою очередь, Азербайджан, используя солидные финансовые ресурсы, все чаще выступает в качестве крупного инвестора на территории Турции посредством Государственной нефтяной кампании (SOCAR). Достаточно и частных азербайджанских инвестиций.
Единственный зарубежный телеканал, который транслируется в Азербайджане на национальном метровом диапазоне – это турецкий государственный ТРТ-1. По плотности сети и охвату обучающихся турецкие учебные заведения (вузы, лицеи, детские сады) занимают в Азербайджане второе место после аналогичных заведений с русским языком обучения, но в отличие от них демонстрируют устойчивую тенденцию к росту. Тысячи студентов поступают в университеты Турции – по правительственной программе и самостоятельно.
Азербайджан и Турция тесно взаимодействуют в политической и военной сферах. Анкара безоговорочно выступает на стороне Азербайджана в споре с Арменией по поводу Нагорного Карабаха, а Баку неизменно поддерживает Турцию в вопросе так называемого армянского геноцида. Стороны координируют усилия на уровне правительственных учреждений, общественных институтов, а также зарубежных диаспор. На регулярной основе встречаются главы государств, правительств, парламентов, министры и военные. Азербайджанские офицеры обучаются в турецких академиях. Налаживается тесная кооперация в производстве вооружений. Анкара и Баку – наиболее активные проводники политики сближения и интеграции тюркских государств и народов. Азербайджанский представитель долгое время возглавлял организацию культурного сотрудничества ТЮРКСОЙ. В Баку расположена резиденция Парламентской ассамблеи тюркских государств.
Однако тесное стратегическое партнерство Азербайджана и Турции не исключает и определенного расхождения интересов. Так, Баку вежливо, но решительно отклонил намерения Анкары стать эксклюзивным продавцом азербайджанского газа на рынках третьих стран. Упорный торг идет о цене поставляемого Турции газа (около 6 млрд. куб. м в рамках первой фазы проекта «Шахдениз» и столько же по второй фазе) и его транзит в третьи страны. Хотя после встречи министра энергетики и природных ресурсов Турции Танера Йылдыза с министром промышленности и энергетики Азербайджана Натиком Алиевым в конце апреля 2011 г. объявлено о достижении окончательной договоренности, подписание документов откладывается.
Турция (кстати, как и Иран) в одностороннем порядке отменила визовый режим для граждан Азербайджана. Однако Баку не спешит отвечать соседям взаимностью. Газеты Стамбула и Анкары утверждают, что именно в связи с разногласиями по этому вопросу, а также из-за того, что не до конца подготовлен текст соглашений по газу, откладывается очередной визит турецкого премьера Эрдогана в Баку.
Есть расхождения и по ряду международных вопросов. Так, Баку не признал независимость Косово и солидаризировался с Сербией, тогда как Анкара безоговорочно и одной из первых встала на сторону албанцев-косоваров. Баку поддержал Соединенные Штаты в Ираке, выделил небольшой военный контингент в состав коалиции, Турция же демонстративно отказала Вашингтону даже в пропуске войск через свою территорию.
Ввиду нерешенности проблемы Нагорного Карабаха Баку так и не пошел на признание Республики Северный Кипр. Обращает на себя внимание, как по мере ухудшения отношений Турции с Израилем, Азербайджан и Казахстан становятся привилегированными союзниками Тель-Авива среди мусульманских стран. Наконец, Азербайджан в отличие от той же Грузии не форсирует вопрос интеграции в НАТО, важным членом которой является Турция.
Настоящим испытанием на прочность азербайджано-турецкого партнерства стало подписание в 2010 г. Цюрихских протоколов, предполагающих нормализацию отношений Турции и Армении. США, выступившие в роли вдохновителя и спонсора этих документов, так и не убедили азербайджанское руководство, что процесс нормализации армяно-турецких отношений и карабахское урегулирование могут протекать раздельно. Баку настоял на своем. Анкара заявила, что границы с Арменией откроются лишь после того, как армянские силы приступят к освобождению оккупированных азербайджанских территорий.
Общественное мнение Турции также заняло сторону Азербайджана. Недавний опрос, проведенный турецким фондом экономических и социальных исследований (TESEV) в 81 регионе страны, показал, что и сегодня за открытие границы с Арменией 39%, а против – 44% респондентов. Как выяснилось, официальная Анкара располагает более скромными возможностями для воздействия на политические силы и общественное мнение в Азербайджане, чем Баку в Турции.
У правящей ПСР нет авторитетных партий-партнеров в Азербайджане. В целом все последние годы Турция осмотрительно дистанцировалась от внутриполитической жизни братской страны. Оценки официальных турецких наблюдателей на выборах в Азербайджане, как правило, ближе к лояльным для местных властей выводам представителей стран СНГ, чем к критической позиции наблюдателей из США и ЕС.
Приведенные выше расхождения интересов Турции и Азербайджана, некоторые трудности во взаимоотношениях руководителей не могут поколебать стратегическое партнерство этих государств, фундамент которого составляет этническая и религиозная близость, чувство единения, связывающее народы. По данным социологического опроса, проведенного в текущем году Фондом политических, экономических и социальных исследований (SETA), с явной симпатией жители Турции относятся не к союзникам по НАТО, а к азербайджанцам, которым доверяют 82% опрошенных. Аналогичное отношение наблюдается и в Азербайджане. Согласно данным мониторинга общественного мнения, который на протяжении многих лет регулярно проводился под руководством автора статьи социологической службой Puls-R, от 80 до 90% респондентов называют Турцию самой дружественной Азербайджану страной.
Баку и Москва: извилистое сближение
Согласно данным того же мониторинга, Россия постоянно занимает второе место в списке наиболее дружественных Азербайджану стран. Но показатели существенно скромней, чем у Турции, они колеблются по годам в интервале от 17 до 25%. Одновременно 10–15% респондентов числят Российскую Федерацию среди недружественных Азербайджану государств. Разброс симпатий и антипатий – продукт истории и отношений, сложившихся после восстановления независимости.
Нахождение на протяжении почти двух веков в составе единого государства связало Азербайджан с Россией тысячами уз. При распаде СССР многие из них разрушились, особенно в сфере промышленной кооперации, но и сегодня стороны являются друг для друга важными внешнеэкономическими партнерами. Двусторонний товарооборот составил в 2010 г. 1,8 млрд долларов (спад из-за кризиса по сравнению с рекордными 2,4 млрд долларов в 2009 г.). Импорт из России составил 1,56 млрд долларов (первое место среди внешнеторговых партнеров Азербайджана), а экспорт из Азербайджана в Россию – 385,6 млн (увеличение на 23,8%). Поставки газа из Азербайджана в Россию, которые в текущем году превысят 1 млрд куб. м, позволят несколько выровнять торговый дисбаланс. В 2011 г. объем товарооборота должен достигнуть 2,7 млрд долларов.
В Азербайджане остается самая крупная русская община на Южном Кавказе, которая насчитывает порядка 160–170 тысяч человек. В свою очередь, число азербайджанцев, проживающих в России на временной и постоянной основе, достигло одного миллиона, а по неофициальным оценкам – двух миллионов человек. Среди них есть крупные предприниматели, обладающие многомиллионным состоянием.
В Азербайджане сохранен самый крупный на Южном Кавказе ареал русского языка и культуры. Более 200 средних школ, большинство вузов имеют русские отделения или полностью ведут обучение на русском языке. В российских вузах обучается около 6 тысяч граждан Азербайджана, из которых 800–900 человек – по государственным программам, а остальные самостоятельно. В Азербайджане издаются десятки газет и журналов на русском языке, функционирует Русский драматический театр, Русский культурный центр и т.д.
В отличие от экономических и культурных связей, в политической и военной сферах между Баку и Москвой имеются проблемы и существенные расхождения интересов. Отчасти они были порождены тем, что в силу имперского и советского прошлого Россия относилась к суверенитету Азербайджана, как и других стран СНГ, как к чему-то неполноценному. Новые независимые государства, естественно, стремились развивать экономические и военно-политические отношения с мировыми и региональными державами, что воспринималось Москвой как проявление неблагодарности и нелояльности. В Баку и других столицах новых независимых государств такая реакция Москвы выглядела как проявление высокомерия, диктата и вызывала отторжение.
Дополнительным раздражителем явилось то обстоятельство, что в конфликте вокруг Нагорного Карабаха Москва поддержала Ереван, оказав ему не только политическую, экономическую, но и военную мощь. Впоследствии Россия несколько выправила дисбаланс, взяв на себя посредническую миссию по прекращению военных действий и мирному урегулированию конфликта. Однако союзнические отношения между Москвой и Ереваном, наличие российской военной базы на территории Армении продолжали вызывать подозрения в Азербайджане, недоверие по поводу истинных намерений Москвы и беспристрастности ее посредничества.
Первоначально между Азербайджаном и Россией имелись существенные расхождения относительно Каспия. Москва категорически возражала против намерения Баку приступить при содействии западных кампаний к разработке морских месторождений и прокладке трубопроводов, позволяющих транспортировать энергоресурсы, минуя ее территорию. Однако и в этом вопросе удалось найти компромиссы. Российскому концерну «ЛУКОЙЛ» была выделена 10-процентная доля в крупномасштабных проектах «Азери – Чираг – Гюнешли» и «Шахдениз». В настоящее время Россия, Казахстан и Азербайджан договорились о размежевании национальных секторов на основе так называемой модифицированной средней линии и заняли консолидированную позицию по вопросу статуса Каспия.
Позитивные перемены произошли и в процессе карабахского урегулирования. Из-за разрыва отношений между Грузией и Россией российская военная база в Гюмри оказалась отрезана от коммуникаций. Для сохранения позиций на Южном Кавказе и открытия коридора с Арменией Москве нужно сдвинуть процесс урегулирования с мертвой точки и тем самым укрепить свои геополитические позиции. После подписания Майендорфской декларации Россия взяла на себя функции главного модератора переговорного процесса с участием лидеров Армении и Азербайджана по карабахскому урегулированию. За последние три года при непосредственном участии Дмитрия Медведева состоялись восемь встреч в трехстороннем формате. Москва декларирует готовность предпринять решительные усилия с тем, чтобы добиться одобрения конфликтующими сторонами так называемых Мадридских принципов и принять решение о начале работы над рамочным мирным соглашением.
Однако главная задача, которую решают все державы – сопредседатели Минской группы ОБСЕ и в первую очередь российское руководство, заключается в предотвращении новой войны между Азербайджаном и Арменией. Ведь при нынешних уровнях вооружения сторон она не только может стать разрушительной и кровопролитной, но и грозит вылиться в широкомасштабный региональный конфликт с рисками вовлечь в противостояние Россию и Турцию, чего, как очевидно, совершенно не желают как в Анкаре, так и в Москве.
Москва и Анкара: многообещающие перспективы
Гигантские геополитические сдвиги, произошедшие в результате распада СССР и роспуска Варшавского пакта, существенно изменили атмосферу между Анкарой и Москвой, а также отношение обеих столиц к восстановившим государственную независимость республикам Южного Кавказа. Блокового противостояния, в котором Турции отводилась роль прифронтового государства, нет уже два десятилетия. Между высшим руководством обеих держав идет интенсивный доверительный диалог, стремительно растет объем торгово-экономических отношений, гуманитарных контактов.
Россия стала главным торговым партнером Турции, а Турция – пятым по значению торговым партнером России. Турция закупает в России до четверти всей потребляемой нефти и более половины природного газа. Растут взаимные инвестиции. Миллионы российских туристов ежегодно заполняют морские курорты Антальи, Бодрума. Все это дало основание Дмитрию Медведеву заявить, что «Россия и Турция – стратегические партнеры». В свою очередь, Реджеп Тайип Эрдоган наделил «российско-турецкий диалог способностью положительно отразиться на мире и безопасности в регионе».
Обе державы, оказавшиеся в некотором смысле на периферии постиндустриального развития, в равной мере ощущают эгоизм самодовольного Запада. Они сталкиваются со схожими во многом проблемами, которые связаны с догоняющим характером модернизации и развития экономики, двойственным евразийским положением, то есть одновременной принадлежностью к разным культурным и геополитическим матрицам. И перед Турцией, и перед Россией стоит задача укрепления демократических институтов и нейтрализации этнического сепаратизма.
Москва и Анкара недовольны тем, что Соединенные Штаты и ведущие западные страны рассматривают их в качестве инструмента своей глобальной политики и не очень склонны считаться с их национальными интересами и устремлениями. Восстановление Россией и Турцией своей былой роли в качестве великих государств не входит в планы либерального Запада. Кампания признания так называемого армянского геноцида, косвенная поддержка курдского сепаратизма и намеренное задерживание Турции у порога Евросоюза вполне укладываются в эту схему. Да и Россию в Брюсселе не особо жалуют.
Для полновесного стратегического партнерства России и Турции чрезвычайно важно найти развязку существующих региональных проблем, которые, если оставить их без внимания, могут обостриться и не только подвергнуть риску мир и безопасность в регионе, но и вовлечь Москву и Анкару в опасное противостояние. Это самый негодный сценарий развития российско-турецких отношений, так как в соперничестве, к которому Москву и Анкару подспудно подталкивают ЕС и США, их силы будут не умножаться, а подвергнутся эрозии.
В Турции есть понимание этого. Накануне запланированных на 12 июня 2011 г. парламентских выборов премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган, возглавляющий правящую Партию справедливости и развития, обнародовал предвыборную программу. Примечательно, что в ней есть раздел, озаглавленный «Турция – Россия и Кавказ», то есть Анкара рассматривает отношения со странами и народами Кавказа (как Северного, так и Южного) в увязке с Россией. Отмечается, что развитие турецко-российских отношений привело к формированию основы для нового сотрудничества на Кавказе, в Центральной Азии и других регионах.
За крепнущим российско-турецким стратегическим партнерством без особого энтузиазма наблюдают из Тбилиси и с нескрываемым беспокойством, даже неприязнью – из Еревана. Ведь вся внешняя, а отчасти и экономическая политика этих стран построена на использовании противоречий и соперничества Запада и России, Турции и России. Они научились ловко извлекать дивиденды. Как только противоречия ослабевают, снижается значение «форпостов» и «маяков демократии». Иное отношение к углубляющемуся турецко-российскому сотрудничеству у Баку. В отличие от соседей по Южному Кавказу Азербайджан ничего не выигрывал от российско-турецкого соперничества, а, напротив, терял. Являясь в силу этнического, исторического, культурного и религиозного факторов естественным союзником Анкары, Баку в этой связи сталкивался с подозрительным, а иногда и репрессивным отношением Москвы. Российско-турецкое потепление избавляет Баку от трудного выбора между двумя необходимыми партнерами, может создать условия для продвижения в урегулировании застарелых конфликтов, и в первую очередь карабахского.
Азербайджану в качестве страны, располагающей значительными природными и финансовыми ресурсами и имеющей выгодное географическое положение, есть что предложить Турции и России. Для реализации собственных масштабных проектов Баку нуждается в мире, сотрудничестве и нормальной конкуренции, основанной на диверсификации, экономической привлекательности и эффективности. Прокладка стратегических нефте- и газопроводов через Грузию и Турцию избавила Азербайджан от односторонней зависимости от России. Но теперь использование построенной еще в советское время трубопроводной системы, связывающей Азербайджан с Россией и Ираном, позволяет диверсифицировать направления поставок энергоносителей к взаимной выгоде всех сторон. Значительные финансовые ресурсы от экспорта, знание и умение ориентироваться на турецком и российском рынке дает азербайджанскому бизнесу большие преимущества при организации и реализации масштабных трехсторонних проектов в сфере транспортировки и переработки углеводородного сырья, нефтехимии, а также в туристическом бизнесе, в области транспорта и связи.
Партнерство России и Турции не означает раздела Южного Кавказа на сферы влияния. В условиях глобализации такие планы, даже если они приходят в чьи-то головы, обречены на провал. «Закрыть» регион от мира не в силах ни Россия, ни Турция. Но вместе они способны предотвратить превращение Южного Кавказа в геополитическое ристалище нерегиональных сил.
Расим Мусабеков – доктор философских наук, депутат парламента Азербайджанской Республики.

Нелинейное примирение
Армяно-турецкая нормализация в прошлом и будущем
Резюме: Кризис и спад армяно-турецкого процесса не привел к его политической смерти. Идеи нормализации и примирения с соседом стали частью внутреннего дискурса и в Армении, и в Турции. Сближение перешло в плоскость сложных согласований и торга как внутри самих «мирящихся» стран, так и между «большими державами», от которых зависит внешний контекст.
Геополитические перспективы Южного Кавказа (Закавказья) во многом зависят от динамики армяно-турецких отношений. После распада Советского Союза взаимные конфронтационные настроения, распространенные в двух этих государствах, существенно затрудняют превращение Кавказского региона (и без того начиненного неразрешенными этнополитическими конфликтами) в территорию мира и поступательного развития. Армяно-турецкая нормализация создала бы дополнительные предпосылки для урегулирования застарелого конфликта между Арменией и Азербайджаном (стратегическим союзником Турецкой Республики) из-за Нагорного Карабаха. Открытие армяно-турецкой границы позволит Армении вырваться из региональной изоляции (сегодня две из четырех межгосударственных границ страны закрыты), стать транзитным государством и получить выход в Европу.
Для Турции же налаживание связей с Арменией способствовало бы движению к трем стратегическим целям ее внешней политики: сближению с Европейским союзом, широкому проникновению на Кавказ (не ограничиваясь кооперацией с Азербайджаном) и превращению в самостоятельный (менее зависимый от США и НАТО) центр в Евразии. Однако за два десятилетия, прошедших после распада Советского Союза и появления на карте мира Республики Армения, продвинуться от конфронтации к добрососедству не удалось.
Армяно-турецкая нормализация востребована и из-за внешних обстоятельств. Революционные потрясения в странах Ближнего Востока чреваты непредсказуемыми сценариями (рост политического исламизма, более активное вовлечение Ирана в ближневосточную геополитику, эскалация напряженности между Тегераном и Вашингтоном, ухудшение ирано-израильских и турецко-израильских отношений). Все эти «фоновые» факторы могут коснуться и Южного Кавказа. Перед лицом возможных угроз урегулирование старых конфликтов (или как минимум серьезное продвижение в этом направлении) позволило бы и Анкаре, и Еревану сосредоточиться на разрешении и предотвращении новых рисков и кризисов.
1990-е годы: первые шаги навстречу друг другу
По справедливому замечанию турецкого исследователя Мустафы Айдына, «отношения с Арменией были для Турции особенно сложным вопросом из-за наследия взаимного недоверия между обеими странами и народами, а также исторического багажа, от которого они не сумели освободиться». Однако изначально и Анкара, и Ереван проявили интерес к политике добрососедства. Турецкая Республика признала независимость Армении уже 16 декабря 1991 г. (через восемь дней после подписания Беловежских соглашений и за пять дней до принятия Алма-Атинской декларации, зафиксировавшей основные принципы Содружества независимых государств). Схожим образом армянская элита пыталась начать политический диалог «с чистого листа».
Еще в конце 1989 г. будущий первый президент Армении Левон Тер-Петросян говорил о пантюркизме как «об окончательно перевернутой странице в истории Турции». Первое постсоветское правительство, состоявшее из представителей Армянского общенационального движения (АОД), начало проводить в жизнь курс на «историческое примирение» с соседом. В июне 1992 г. Тер-Петросян встретился с тогдашним турецким премьер-министром Сулейманом Демирелем. Это произошло в рамках Организации черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС), инициированного Анкарой проекта по экономической интеграции стран Кавказа и Черноморского бассейна. Затем лидеры провели двустороннюю встречу. В апреле 1992 г. Ереван посетил посол Турции в России Волкан Вурал, а в августе 1992 г. делегация турецкого МИДа. Именно через Турцию в Армению (уже блокированную со стороны Азербайджана) было поставлено 100 тысяч тонн пшеницы, оттуда начались поставки электроэнергии.
Однако практически сразу же после распада СССР в армяно-турецких отношениях остро встал вопрос о границах. Ереван всегда испытывал неоднозначные чувства по поводу границы, определенной мирным договором 1921 года. Депутаты национального парламента вновь независимой Армении заявили об отказе от признания границ, установленных не Ереваном, а Москвой. В итоге уже весной 1992 г. Анкара заявила, что будущие дипломатические отношения возможны только после снятия всех пограничных споров и формально-правового признания Ереваном границ, сложившихся на 1991 год.
Помимо проблемы разграничительных линий напряженность между двумя странами усиливалась вследствие разных трактовок событий 1915 г. в Османской империи. В пункте 11 Декларации о независимости Армении (принята 23 августа 1990 г.) целью провозглашалось «международное признание геноцида армян 1915 г. в Османской Турции и Западной Армении». Таким образом, помимо гуманитарного аспекта (необходимость признания понесенных армянским народом жертв) в документе содержалось определение части территории современной Турецкой Республики как «Западной Армении».
Жирный крест на первой попытке нормализации поставила эскалация конфликта между Арменией, де-факто государством Нагорно-Карабахской Республикой (провозглашена в сентябре 1991 г.), с одной стороны, и Азербайджаном, с другой. После того как в 1993 г. попытки Баку подавить армянское вооруженное сопротивление в Нагорном Карабахе закончились неудачей (пиком военных успехов азербайджанской армии стало лето 1992 г.), формирования НКР при поддержке регулярной армии Армении предприняли ряд эффективных военных операций. Армянские силы вышли за пределы территории бывшей НКАО (Нагорно-Карабахской Автономной области в составе Азербайджанской ССР), занимая поочередно Кельбаджарский (апрель 1993 г.), Физулинский и Джебраильский (август 1993 г.), Кубатлинский (август-сентябрь 1993 г.), Зангеланский (ноябрь 1993 г.) районы. Все эти операции сопровождались эксцессами и преследованиями этнических азербайджанцев.
Наращивание вооруженного противостояния спровоцировало открытое выступление Турции на стороне тюркоязычного Азербайджана, связи с которым в Анкаре рассматривались как приоритетные. В апреле 1993 г. Турция закрыла сухопутную границу с Арменией (чуть более 300 км). Но хотя общественное мнение Турции требовало применить к Армении более жесткие меры и активнее поддержать Азербайджан, официальная Анкара ушла от прямого вовлечения в военное противоборство. Турецкая дипломатия прибегла по большей части к «мягкой силе», стремясь мобилизовать международное общественное мнение против действий Еревана. Именно тогда в широкий оборот были запущены такие понятия, как «армянское вторжение», «армянская агрессия» или «оккупация». В Турции также велась информационная кампания по обличению Армении, якобы оказывающей помощь Рабочей партии Курдистана (организации, которую в Турции рассматривают как террористическую).
После того как 12 мая 1994 г. вошло в силу Соглашение о бессрочном прекращении огня в зоне нагорно-карабахского конфликта, Анкара выступила с инициативой разместить в регионе международные миротворческие силы. Идея до сих пор не реализована. Нагорный Карабах представляет собой уникальную «горячую точку» постсоветского пространства, где противников не разделяют миротворцы, а перемирие держится на одном юридически обязывающем документе (хотя периодически и нарушается мелкими стычками и перестрелками). В итоге, по справедливому замечанию ереванских политологов Александра Искандаряна и Сергея Минасяна, армяно-турецкие отношения перешли в фазу «статики».
15 лет «застоя»
В 1993–2008 гг. в процессе армяно-турецкой нормализации наступила продолжительная пауза. Армения осталась единственным государством Южного Кавказа, с которым у Турции не было дипломатических отношений. Закрытием сухопутной границы с Арменией Анкара пыталась усилить геополитическую изоляцию последней (к этому времени сухопутная граница с Азербайджаном была уже закрыта). Изоляция усугубилась после того, как с помощью нефтепровода Баку–Тбилиси–Джейхан (открыт 13 июля 2006 г., общая протяженность 1773 км) и газопровода Баку–Тбилиси–Эрзерум (открыт 25 марта 2007 г., общая протяженность 970 км) Турция укрепила коммуникационные связи с двумя другими кавказскими республиками – Грузией и Азербайджаном. Эту же линию по углублению региональной изоляции Армении должен был продолжить и железнодорожный проект Баку–Ахалкалаки–Тбилиси–Карс (его реализация началась в 2007 г. при решающей финансовой роли Турции). Еще в 1996 г. турецкий МИД заявил, что «до тех пор, пока Армения не предпримет шаги в направлении достижения соглашений с Азербайджаном, решение держать на замке границу останется в силе».
Практически в течение всех лет «застоя» этот подход в той или иной мере воспроизводился. Позиция же Армении значительно ужесточилась, когда президентское кресло занял Роберт Кочарян (1998–2008 гг.). Как утверждают ереванские политологи, именно тогда тема международного признания геноцида армян стала рассматриваться как «неконвенциональное оружие» против Турции. Выступая на 53-й сессии ООН, Кочарян попытался вернуть в сферу международной политики «армянский вопрос». Позиция второго президента Армении по всему комплексу армяно-турецких отношений была в целом гораздо более жесткой. На саммит ОЧЭС, прошедший в Стамбуле в июне 2007 г., Кочарян не поехал, мотивировав свой отказ отсутствием дипломатических отношений между странами.
Между тем, даже резкое ухудшение двустороннего армяно-турецкого диалога не привело к его полной и окончательной «заморозке». В Турции звучали мнения о том, что сухопутная блокада не достигает своей цели. Об этом, в частности, говорили представители администрации пограничных с Арменией регионов. Так, губернатор Карса заявлял в одном из своих выступлений: «Жизнь в нашей провинции умирает на глазах из-за того, что нет прямого выхода за рубеж». В 1996 г. открылось авиационное сообщение Ереван–Стамбул (позже к нему добавится рейс Ереван–Анталия). В 1995 г. Стамбул посетил спикер национального парламента Армении Бабкен Араркцян. Заметим, что этот визит состоялся в год, который не только Армения, но и армяне диаспоры отмечали как восьмидесятилетие геноцида армян в Османской империи.
Несмотря на закрытие сухопутной границы в течение всего «застойного периода», регулярно осуществлялся торговый оборот (как правило, через третьи страны). По словам сопредседателя Турецко-Армянского делового Совета Каана Сояка (апрель 2009 г.), товарооборот между Турцией и Арменией в нынешних условиях (отсутствие дипломатических отношений и закрытая сухопутная граница) составляет 150 млн долларов, а в случае открытия границы может вырасти до 300 миллионов. В 2001–2004 гг. функционировала Турецко-Армянская комиссия по примирению, в процессе работы которой на уровне экспертов высказывалась идея о желательности нормализации двусторонних отношений (а в перспективе и исторического примирения). Все эти факты сами по себе и вместе взятые создавали предпосылки для выхода из застоя и перехода к новой попытке преодоления конфронтационного сценария.
2008–2009 годы: ветер перемен
9 июля 2008 г. во влиятельном издании The Wall Street Journal Europe вышла статья третьего президента Армении Сержа Саргсяна под заголовком «Мы готовы разговаривать с Турцией». Армянский лидер справедливо констатировал, что и турки, и армяне пытаются разными способами преодолевать закрытую сухопутную границу: «Они получают выгоду от регулярных рейсов из Еревана в Стамбул и Анталию. Есть многочисленные автобусные маршруты и такси через Грузию, и даже грузовики предпринимают долгие объезды, таким способом помогая торговле между нашими странами».
Статья привлекала к себе интерес не только потому, что глава Республики Армения призывал соседнюю страну к пересмотру внешнеполитических приоритетов. Автор – человек, никогда не принадлежавший к «либеральному лагерю» внутри Армении и ранее не замеченный в стремлениях к улучшению двусторонних отношений с Турцией. Напомним, что Серж Саргсян до своего президентства занимал ключевые позиции в силовых структурах Армении (то есть по определению более консервативной части республиканского истеблишмента, привыкшего хотя бы в силу профессии с подозрением смотреть на соседнюю державу). Впрочем, экспромт 9 июля был хорошо подготовлен. Двумя неделями ранее Саргсян пригласил своего турецкого коллегу Абдуллу Гюля посетить футбольный матч между командами двух стран в рамках отборочного цикла чемпионата мира. А это приглашение стало, в свою очередь, результатом начавшегося непубличного переговорного процесса между Ереваном и Анкарой.
Что же заставило третьего президента Армении констатировать: «Не существует альтернативы установлению нормальных отношений между нашими двумя странами. Я надеюсь, что наши правительства смогут пройти через порог новой открытой двери»? Существовало несколько причин для такой «смены вех». Одним из главных последствий нагорно-карабахского конфликта стала экономическая и геополитическая изоляция Армении. Республика имеет только два окна в мир через Иран и Грузию. И оба ненадежны. Первое слишком зависит от глобальной политической ситуации, которая все менее предсказуема, политики Соединенных Штатов и других ведущих держав в отношении Тегерана. Второе делает Ереван заложником российско-грузинских отношений. «Пятидневная война» в Грузии в августе 2008 г. воочию продемонстрировала эту зависимость (а также уязвимость позиций Армении). В этом плане определенное потепление армяно-турецких отношений могло бы оторвать весь комплекс связей между Анкарой и Ереваном от разрешения нагорно-карабахского конфликта. И Вашингтон, и Москва обозначили свою заинтересованность в таком развитии событий в 2007–2008 годах.
Что касается Турции, то, во-первых, попытки нормализации контактов с Арменией стали важной частью кавказской стратегии Анкары. В отличие от США и Евросоюза, Турция не новичок в кавказской «большой игре». В XVI–XVIII веках исторический предшественник Турецкой Республики – Османская империя – вела борьбу за доминирование на Кавказе с Персией, а в XVIII – начале ХХ века – с Российской империей. Значительная часть территорий нынешних государств Южного Кавказа в различные периоды входили в состав Турции.
В начале 1920-х гг. основатели современной Турецкой Республики и лидеры Советской России договорились о статус-кво в регионе. Турецкая Республика фактически выступала в роли гаранта автономии Нахичевани в составе Азербайджана и Аджарской АССР в составе Грузии. Однако в годы холодной войны Турцию оттеснили от разрешения этнополитических проблем Кавказа. Она играла роль главного партнера США и натовского плацдарма на Юге. Между тем относительная пассивность Анкары определялась не только геополитическими соображениями. Создатели республиканского строя Турции – кемалисты – стремились оборвать все связи с наследием Османской империи (включая и исторический нарратив, и представления об «османском геополитическом пространстве», которое включало Балканы и Кавказ). Отсюда и акцент на «национальных» началах в противовес региональным (в которых, как считали отцы-основатели республики и хранители ее идеалов, рисковала раствориться турецкая национальная «самость»).
После распада СССР в 1991 г. Турция вернулась в кавказскую геополитику. Этому способствовало, во-первых, образование тюркоязычного независимого государства – Азербайджанской Республики (Турция признала его 9 декабря 1991 г.) и этнонациональное самоопределение тюркских народов Северного Кавказа, а во-вторых, наличие многочисленной «кавказской диаспоры» в самой Турции. По различным оценкам, на территории Турецкой республики проживает сегодня от 2,5 до 7 млн выходцев из Кавказского региона. Для установления точной цифры существуют объективные трудности. В XIX веке (период массового наплыва выходцев из Кавказа в Турцию) иммигрантов называли «черкесами», хотя помимо адыгов в Османскую империю переселялись и чеченцы, и представители дагестанских этнических групп, и осетины. В-третьих, с окончанием холодной войны и распадом биполярного мира Турция столкнулась с многочисленными новыми вызовами. Региональные конфликты в Нагорном Карабахе, Южной Осетии, Абхазии, Чечне происходили в непосредственной близости от ее государственных границ. В-четвертых, значительную роль в активизации турецкой внешней политики на кавказском направлении сыграло политико-философское осмысление места и роли Турции в глобальном мире.
По мнению историка и журналиста Игоря Торбакова, новое внешнеполитическое освоение Кавказа Анкарой базируется на идеологии «неоосманизма»: «Его истоки уходят в начало 1990-х гг. – эпоху президента Тургута Озала. Однако подлинный расцвет течения совпадает с приходом к власти в Турции умеренно-исламистской ПСР (Партии справедливости и развития. – Ред.). Одним из основных идеологов неоосманизма является главный внешнеполитический советник Гюля и Эрдогана профессор Ахмет Давутоглу… В отличие от кемалистов, неоосманисты с готовностью включают в турецкое наследие и османское прошлое, и османское геополитическое пространство… По мнению Давутоглу и его последователей, Турция отнюдь не находится на обочине НАТО, Европейского союза или Азии. Турция, утверждают неоосманисты, расположена в самом центре Евразии и непосредственно – исторически и географически – связана с такими стратегически важными регионами, как Балканы, Ближний Восток и Кавказ. Неудивительно поэтому, что неоосманисты являются сторонниками гораздо более активной внешней политики – особенно на территориях, относящихся к османскому геополитическому пространству».
Эта стратегия уже принесла свои плоды на ближневосточном направлении турецкой политики. «Турция заново открывает Ближний Восток». С помощью этой метафоры аналитик RAND Corporation Стив Ларраби пытается описать усилия, которые в последние годы предпринимает Анкара в этом крайне сложном для глобальной повестки дня регионе. В последние пять лет Турция сделала серьезнейший прорыв в развитии двусторонних отношений с Сирией, хотя еще в начале 2000-х гг. Анкару и Дамаск было трудно заподозрить во взаимных симпатиях, а эксперты даже предполагали возможность осуществления военных сценариев. В 2004 г. впервые в истории сирийский президент посетил Турцию. Сегодня же дипломаты двух стран в конструктивном ключе обсуждают такие вопросы, как разделение водных ресурсов Евфрата или противодействие курдскому движению. Это, среди прочего, сделало Дамаск намного более осторожным в подходах к признанию геноцида армян. И последнее соображение (по порядку, но не по важности) – интерес Турции к Европе, который посредством «обнуления отношений с соседом» только усиливается, пишет Ларраби. Анкара пыталась (правда, без особого успеха) участвовать в урегулировании острого внутреннего кризиса в Сирии весной 2011 года.
В 2008–2009 гг. Армения и Турция пытались стремительно наверстать упущенные за 15 лет возможности. 6 сентября 2008 г. президент Турции Абдулла Гюль впервые посетил Ереван (его визит назвали «футбольной дипломатией»), а 22 апреля 2009 г. при посредничестве швейцарских дипломатов Ереван и Анкара подписали «Дорожную карту» конкретных мероприятий по нормализации отношений. Однако наибольшего продвижения в процессе нормализации Армения и Турция достигли 10 октября 2009 г., подписав в Цюрихе «Протокол о развитии двусторонних отношений» и «Протокол об установлении дипломатических отношений».
Подписание этих документов – не просто значительный шаг вперед в процессе примирения Армении и Турции, хотя бы потому, что две страны взяли на себя и политические, и юридические обязательства. Названы конкретные сроки реализации объявленных инициатив. Так, в «Протоколе о развитии двусторонних отношений» Анкара и Ереван «договорились открыть общую границу в течение двух месяцев после вступления в силу данного Протокола». В «Протоколе об установлении дипломатических отношений» стороны «договорились установить дипломатические отношения со дня подписания данного Протокола в соответствии с Венской конвенцией о дипломатических отношениях от 1961 года, обменяться дипломатическими представительствами». Оба документа могли вступить в силу «в один и тот же день – в первый день месяца, следующего за обменом инструментами ратификации». Создание же рабочей группы под руководством двух министров иностранных дел с целью разработки механизмов функционирования межправительственной комиссии (и подкомиссий в ее составе) планировалось через два месяца после вступления в силу «Протокола о развитии двусторонних отношений между Республикой Армения и Турецкой Республикой». Таким образом, в разговоре Еревана и Анкары изменился не только тон, но само содержание, от слов перешли к делу. Оба протокола дали свою интерпретацию такого критически важного для двусторонних отношений сюжета, как геноцид армян в Османской империи. Это – «диалог в исторической плоскости между двумя народами, направленный на восстановление взаимного доверия, в том числе с помощью научного беспристрастного изучения исторических документов и архивов для уточнения имеющихся проблем и формулирования предложений». Диалог планировалось развивать в формате «подкомиссии, занимающейся исторической плоскостью» (она будет работать внутри армяно-турецкой межправительственной комиссии).
От прогресса к новому «застою»?
Однако эти два юридически обязывающих документа не прошли фазу ратификации в национальных парламентах Армении и Турции. Парламент Турецкой Республики начал рассмотрение обоих протоколов практически сразу после их подписания 21 октября 2009 года. Оппозиция в знак протеста покинула зал заседаний, а многие представители правящей Партии справедливости и развития вели себя весьма сдержанно. Создалось впечатление, что немедленная ратификация документов не входит в число их приоритетов.
Естественно, снова зазвучал «карабахский фактор». Тема, которая была проигнорирована Турцией во время подписания двух протоколов, получила второе рождение после цюрихской церемонии. О необходимости совместить два мирных процесса турецкий премьер Реджеп Тайип Эрдоган заявил в ходе своих встреч с американским президентом Бараком Обамой (7 декабря 2009 г.) и главой российского правительства Владимиром Путиным (13 января 2010 года). По справедливому замечанию турецкого эксперта Митата Челикпала, «Эрдоган слишком сильно связал себя с этой проблемой (нагорно-карабахской. – Ред.), и люди, принимающие решения в Анкаре, возлагают всю ответственность на армянскую сторону».
В Армении же вхождение в фазу «застоя» также сопровождалось жесткими спорами и массовыми проявлениями публичного недовольства. Как бы то ни было, 12 января 2010 г. Конституционный суд (высшая судебная инстанция Армении) признал: два армяно-турецких протокола соответствуют Основному закону страны. Казалось бы, вот он, долгожданный шаг к укоренению армяно-турецкого примирения в массовом сознании граждан Армении. И этот шаг приветствовал Госдепартамент США. Однако это решение вызвало жесткую реакцию Турции. Все дело в том, что Декларация о независимости Армении (считающаяся составной частью Основного закона страны) содержит пункты о необходимости международного признания геноцида армян и упоминание «Западной Армении». Таким образом, получалось, что подписанные Анкарой и Ереваном документы соответствуют требованиям не просто признания геноцида, но и определенного признания «Западной Армении», то есть территориальной проблемы.
В обеих странах далеко не все оказались готовы к быстрому пересмотру сложившихся мифов, стереотипов, подходов. И Анкара, и Ереван не смогли реализовать задачи, которые ставились ими при запуске процесса «перезагрузки». Наивно полагать, что армянские и турецкие дипломаты начали примирение ради абстракций. Каждая сторона преследовала вполне конкретные прагматические цели. Армения пыталась вбить клин между Баку и Анкарой. Турция надеялась на отдаление Еревана от армянской диаспоры, которую демонизируют и в Анкаре, и в Баку. Турецкие дипломаты также просчитались, надеясь на то, что изоляция их визави сделает собеседников сговорчивее. По мере отдаления от поставленных целей обе стороны теряли интерес к мирному процессу. Как результат, замедление темпов ратификации и многократное воспроизведение на новом витке старых претензий и упреков.
Однако армяно-турецкое примирение никогда не было исключительно внутриполитической проблемой двух соседних республик, его нельзя свести к формату взаимоотношений Еревана и Анкары. Это – часть большой кавказской игры, в которой у «больших игроков» есть собственные соображения. И в Соединенных Штатах, и в России существовали свои резоны для участия в армяно-турецкой перезагрузке. В отличие от грузинской темы здесь позиции Москвы и Вашингтона полярно не отличаются друг от друга, каждый по-своему заинтересован в сотрудничестве с Турцией. Если у США налажен высочайший уровень кооперации с Турцией в сфере безопасности (от него весьма сложно отказаться), то у России имеются серьезные интересы в развитии совместных энергетических проектов («Южный поток» – наглядный тому пример). При этом Армения – важный партнер и Вашингтона, и Москвы. И в первом, и во втором случае нельзя сбрасывать со счета позиции армянского лобби.
Что же получилось в «сухом остатке»? Активизация поисков возможных схем по разменам. Как следствие, чем больше американские и российские политики говорили о невозможности сочетать армяно-турецкое примирение и нагорно-карабахское урегулирование, тем сильнее эти два процесса сближались и влияли один на другой. Точнее сказать, они мультиплицировали сложности, которых и без того хватает в каждом из них.
В итоге 22 апреля 2010 г. в преддверии девяносто пятой годовщины геноцида армян в Османской империи президент Армении Серж Саргсян выступил с обращением к нации. В этом обращении он заявил о необходимости приостановки двух протоколов об установлении дипломатических отношений и развитии двусторонних связей, подписанных его страной и Турцией в октябре 2009 г. в Цюрихе. По мнению армянского тюрколога Рубена Мелконяна, президент Армении лишь формализовал фактический кризис процесса нормализации.
Однако, констатируя спад в сложной динамике армяно-турецкой нормализации, нельзя говорить о ее полной остановке. Армянский лидер приостановил ратификацию протоколов, но так и не вышел из мирного процесса окончательно. Два цюрихских документа не аннулированы, а глава Армении готов к продолжению диалога. В конце концов, мирные процессы никогда не развиваются линейно. Для того чтобы идеи добрососедства, высказанные еще харизматическим президентом Турции Тургутом Озалом, сработали (например, в отношениях с Сирией или в меньшем объеме с Ираном и Грецией), потребовался не один год. Что же касается кипрского конфликта, прорыва так и не произошло, несмотря на определенную позитивную динамику начала 2000-х годов. Прошлогодняя победа на президентских выборах в непризнанной Турецкой Республике Северного Кипра Дервиша Эроглу, последовательного противника объединения острова, – яркое тому доказательство.
С армяно-турецким процессом та же история. Кризис и спад не означают политическую смерть. Идеи нормализации и примирения с соседом стали частью внутреннего дискурса и в Армении, и в Турции. Сегодня уже не турки с армянами, а армяне между собой и турки между собой спорят о том, что надо сделать, чтобы помириться. С меньшими издержками и затратами для себя, конечно же. Но в любом случае взаимоотношения вышли на иной уровень. Процесс нормализации перешел в плоскость сложных согласований и торга как внутри самих «мирящихся» стран, так и за их пределами между «большими державами». Однако примирение двух исторических противников уже не раз случалось, Армения с Турцией не открывают здесь ничего принципиально нового. Существует опыт и греко-турецких отношений, и болгаро-турецких, и польско-украинских, и польско-литовских, и германо-российских, и венгерско-румынских, не говоря уже об израильско-германском примирении, и превращении в ближайших союзников таких исторических противников, как Германия и Франция. Естественно, историческое примирение должно прежде всего соответствовать национальным интересам примиряющихся сторон, а также быть политически рентабельным. В противном случае ожидать нового «ветра перемен» придется еще долго.
С.М. Маркедонов – приглашенный исследователь Центра стратегических и международных исследований (CSIS, г. Вашингтон).
Правительство Саудовской Аравии заявляет о готовности увеличить квоту на добычу нефти, несмотря на решение ОПЕК, сообщает Bloomberg со ссылкой на газету Al Hayat.
Высокопоставленный чиновник заявил изданию, что квота будет увеличена с 8,8 млн баррелей в сутки до 10 млн баррелей в сутки. Увеличение квоты произойдет в начале июля, отметил источник.
"Саудовская Аравия хочет, чтобы рынок поверил в серьезность ее намерений. Они подают сигнал о том, что могут вывести на рынок больше баррелей", - заявил аналитик компании Petromatrix Оливье Якоб.
На состоявшейся 8 июня встрече государств-членов ОПЕК в Вене
Саудовская Аравия выступала за увеличение квоты на добычу нефти. Против увеличения квот выступили Иран и Венесуэла, которые заявили, что увеличение квот приведет к дальнейшему падению цен. Многочасовые дебаты не привели к подписанию соглашения, и стороны договорились встретиться вновь через три месяца.
Последние статистические данные свидетельствуют о том, что за первые четыре месяца текущего года экспорт иранской нефти в Китай вырос на 32%, сообщает агентство ИРНА.
Согласно данным таможенной администрации Ирана, за указанный период Иран экспортировал в Китай 8,5 млн. т нефти.
К числу крупнейших поставщиков сырой нефти в Китай относятся Саудовская Аравия, Ангола и Иран. Саудовская Аравия экспортировала в КНР за четыре месяца текущего года 16,3 млн. т нефти и Ангола – 10,7 млн. т.
Рост экспорта иранской нефти в Китай, расширение торгово-экономического сотрудничества между двумя странами, а также заинтересованность китайской стороны в инвестировании иранский нефтяных и газовых проектов и в участии в этих проектах – все это свидетельствует о провале политики экономических санкций, проводимой Западом в отношении Ирана.
Китайские специалисты, которые выступают за расширение сотрудничества с Ираном, неоднократно заявляли о том, что китайские компании в своих отношениях с Ираном не собираются ставить под угрозу свои экономические интересы в угоду однобокой и неразумной политики США и Запада.
Заместитель директора Организации культурного наследия, народных промыслов и туризма по вопросам народных промыслов г-жа Тахмине Даниали заявила, что рабочая группа по экспорту определила долю изделий народных промыслов и ковров в общем объеме экспорта товаров и инженерно-технических услуг на текущий год в размере 1 млрд. долларов, сообщает агентство ИРНА.
По словам г-жи Т.Даниали, на заседании названной рабочий группы присутствовали министры торговли, экономики и финансов, иностранных дел, промышленности и рудников, дорог и транспорта, сельскохозяйственного джихада, кооперации, руководители Центрального банка.
Г-жа Т.Даниали отметила, что в текущем году иранский ненефтяной экспорт будет охватывать нефтехимическую продукцию, газовый конденсат, промышленную продукцию, полезные ископаемые, сельскохозяйственную продукцию, ковры и изделия народных промыслов и инженерно-технические услуги. Планируется, что общий объем экспорта перечисленной продукции составит к концу года 45 млрд. долларов.
Г-жа Т.Даниали сообщила, что в прошлом году валютные доходы от экспорта изделий народных промыслов составили более 300 млн. долларов, и отметила, что с учетом значительного роста экспорта названной продукции в последние годы поставленные на текущий год цели представляются вполне достижимыми.
Заместитель министра дорог и транспорта по строительству и эксплуатации автодорог Миршафи заявил, что в настоящее время ведется строительство сельских автодорог общей протяженностью 16 тыс. км, ведущих к населенных пунктам, в которых проживают 50 семей и более, сообщает агентство ИРНА.
По словам Миршафи, финансирование строительства названных автодорог осуществляется за счет провинциальных бюджетов. Кроме того, министерством дорог и транспорта на эти цели выделяются кредиты в размере 6,4 трлн. риалов (примерно 600 млн. долларов).
До конца текущего года завершится строительство сельских автодорог протяженностью 7,5 тыс. км, а к концу первого полугодия будущего года будут введены в эксплуатацию сельские автодороги протяженностью 14 тыс. км.
Миршафи сообщил, что в период выполнения 5-ой пятилетней программы развития страны (2011-2015 гг.) запланировано реконструировать и покрыть асфальтом сельские автодороги общей протяженностью 35 тыс. км.
В настоящее время асфальтовое покрытие имеют около 60% иранских сельских автодорог.
Многоженство, ограничение на свободное общение и передвижение, запрет на выбор одежды – все это привычные составляющие жизни иранок. Однако такое положение устраивает не всех. Поэтому руководство страны и ее духовные лидеры уделяют женскому вопросу все больше внимания.
Ничто так не поражает внимание впервые приехавших в Иран, как вид иранских женщин, одетых в хиджаб или укрытых с ног до головы черной чадрой, но чувствующих себя свободно и уверенно, деловито спешащих в офисы и университеты, выступающих на международных семинарах, сидящих за рулем такси, или веселых и шумных в выходные дни, одетых чуть более ярко, пользующихся макияжем, когда они прогуливаются по магазинам, отдыхают в парках, занимаются спортом и посещают кафе и рестораны.
Это не соответствует сложившемуся у большинства мнению о положении женщин в исламском государстве. Мы привыкли к тому, что западные, а порой и российские СМИ выступают против обязательного ношения мусульманской одежды (хиджаба) и только и говорят о дискриминации женщин в Иране, о варварской, средневековой системе наказания за несоблюдение моральных норм и об ограничениях прав женщин на учебу, работу, свободу передвижения, владение имуществом, о содержании женщин в тюрьмах и пр. Однако вопреки существующим убеждениям, что роль женщины в исламском обществе якобы ограничена рамками семьи, а сама она полностью подчинена мужчине, реалии ИРИ свидетельствуют, что исламский режим может обеспечить рост образовательного уровня женщин, стимулировать подъем их общественной активности, рост влияния во внутрисемейных отношениях, расширение участия в культурной, экономической и политической жизни.
В центре внимания
На протяжении трех десятилетий женский вопрос остается в зоне повышенного внимания иранского общества. Права женщин, их роль в жизни страны активно обсуждаются на страницах иранской прессы, на многочисленных женских конференциях, ставятся на повестку дня в высшем законодательном органе страны. Сегодня с полным правом можно утверждать, что глубокие социально-экономические и политические преобразования, произошедшие в Иране, привели к изменению социального статуса женщины, и этот процесс продолжает развиваться.
Иранки впервые заявили о себе как социальной силе в ходе исламской революции - они были одними из наиболее активных участников антишахских демонстраций и актов протеста. Женщины выступали против угнетения, неравенства, беззакония, царивших в обществе по отношению к женщинам. Выходя на улицы для участия в протестных акциях, женщины надевали хиджаб, который не столько демонстрировал их религиозность, сколько стал символом борьбы с шахской властью и засильем иностранной культуры и навязываемого западного образа жизни.
Активное участие женщин в событиях 1978-1979 гг. было высоко оценено религиозными деятелями. Иранки стали активными участницами референдума относительно будущего политического устройства страны и поддержали исламский строй. Естественно, что пришедшее к власти религиозное руководство не могло не учитывать интересы этой социальной группы.
На законных основаниях
Введенная в 1979 г. Конституция ИРИ провозгласила, что все граждане, независимо от пола, располагают гуманитарными, политическими, экономическими, социальными и культурными правами с учетом соблюдения исламских норм, а правительство обязано гарантировать соблюдение прав женщин во всех сферах, создавать благоприятные условия для развития личности женщин и возрождения ее материальных и духовных прав. Религиозные лидеры страны неоднократно отмечали, что «с точки зрения ислама, мужчины и женщины пользуются равными правами во всех делах человеческого общества. Если женщина обладает необходимыми физическими данными, желанием и временем, она может заниматься любыми общественными делами». Слова Хомейни о том, что «перестройка страны нуждается в правильном подходе к женщинам и их месту в обществе» стали директивой новому руководству и по сей день остаются основополагающим принципом, формирующим отношение властей к этой социальной группе, которая составляет половину населения страны.
Власти ИРИ осознают, что статус женщины и ее активное вовлечение в социально-экономическую жизнь – один из важнейших факторов устойчивого развития общества, и уделяют должное внимание решению женского вопроса. При президенте страны был введен специальный пост советника по женским вопросам. Аналогичные посты есть и при руководителях целого ряда министерств. В 1990 -е гг. было принято немало законов и правительственных решений, направленных на улучшение положения женщин, в защиту их гражданских и политических прав. Среди них можно отметить закон о социальном страховании, о создании центров для работающих женщин, о льготах для женщин-пенсионерок, о праве женщин на воспитание ребенка.
В 2005 г. Высший совет культурной революции принял документ «Хартия прав и обязанностей женщин в условиях исламского режима», основные положения которого вошли в Закон о правах и обязанностях женщин, одобренный парламентом страны в 2006 г. Эти документы детально регламентируют вопросы, связанные с правами женщин в семейной, социально-экономической и финансовой сферах. В перспективном плане развития ИРИ на 20 лет один из разделов посвящен укреплению роли женщин в социальной жизни и реализации их законных прав. В настоящее время на обсуждение в меджлис представлен проект Закона о семье.
Женское образование
Проведенная после революции 1979 г. исламизация системы образования открыла для девочек из традиционных семей более широкий доступ в школы и университеты. В результате за последние 30 лет уровень грамотности среди женского населения страны увеличился с 35,5 % до 80 %, а среди городских женщин этот показатель достиг 88 %. В настоящее время почти 100 % девочек посещает начальную школу, а число учащихся женщин в возрастной группе 15-24 года достигает 97 % . Девушки составляют более 60 % всех абитуриентов и почти 50 % студентов высших учебных заведений. В духовном центре Ирана Куме был специально создан женский религиозный университет Оз-Зохра, ректором которого стала женщина.
Женщины могут получать образование совместно с мужчинами и в других вузах. Если в первые годы после революции обучение по целому ряду специальностей для женщин было закрыто, то постановлением Высшего совета культурной революции от 1989 г. был снят целый ряд ограничений. Остаются закрытыми лишь те отрасли знания, которые связаны с ведением полевых исследований или работой в сложных условиях, например, судостроение, геология и некоторые другие. Был принят закон, разрешающий девушкам выезжать на учебу за рубеж. Однако поле для деятельности женщин постепенно расширяется.
Массовый прорыв иранок в систему высшего образования объясняется их стремлением выйти за рамки семьи, почувствовать себя более свободными и независимыми, следствием чего становится осознание своей социальной значимости и рост общественной и экономической активности.
Общественная активность
Рост культурно-образовательного потенциала иранок в последние десятилетия привел к росту их общественной активности. В стране зарегистрировано около тысячи неправительственных женских организаций, почти половина из них – социально-культурные и религиозные (созданные представителями религиозных меньшинств), около 200 - профессиональные, научные и спортивные организации, остальные – благотворительные.
С первых послереволюционных лет в стране активно действуют политические организации по защите прав женщин: Общество женщин исламской революции, общество «Зейнаб», Общество женщин-сторонников мусульманского обновления и др. Издается большое количество женских журналов и газет. В стране действует первое на Ближнем Востоке женское информационное агентство - IWNA. Женщинам обеспечены широкие возможности для занятий различными видами спорта. В 1997 г. в Тегеране прошли 2–е Олимпийские игры женщин – представительниц мусульманских стран. Впервые в мире летом 2005 г. команда в составе 14 женщин-иранок совершала восхождение на Эверест. Творчество женщин широко представлено в кино, изобразительном искусстве, литературе.
Государство прилагает усилия по совершенствованию системы обеспечения женщин медицинскими услугами, охране прав и здоровья женщин-матерей.
В ИРИ создано несколько научно-исследовательских центров, занимающихся анализом женского вопроса. На основе отчетов, предоставляемых центрами государственным органам, разрабатываются меры поддержки женщин, что помогает снимать наиболее острые вопросы, касающиеся положения женщин.
Право на труд
Согласно Конституции ИРИ, Гражданскому кодексу и Закону о труде женщины имеют равные с мужчинами права на выбор работы. Исключение составляют работы, связанные с тяжелым физическим трудом, наносящие вред женскому здоровью. Официально признано право женщин на отпуск по беременности и родам (90 дней), особые условия труда для кормящих матерей, более ранний по сравнению с мужчинами выход на пенсию.
За прошедшие три десятилетия значительно расширились возможности участия женщин в экономической сфере. Хотя, согласно статистическим данным, только 12,3 % женщин в возрасте старше 10 лет экономически активны, а количество имеющих постоянную работу составляет около 10 % всех занятых, доля трудящихся женщин постепенно увеличивается. Более 40 % работающих женщин сосредоточены в сфере услуг, 32 % - в промышленности и 26,5 % - в сельском хозяйстве. Женщины стали активно заниматься предпринимательством.
Традиционная особенность иранского общества – стремление женщин работать в государственном секторе экономики. Основная сфера женской занятости в госструктурах – Министерство образования, где женщины составляют 45 % всех занятых и Министерство здравоохранения и медицинского образования – 43 %. В последние годы возросло количество женщин, работающих в Министерстве культуры и исламской ориентации – 20 %.З ачительно увеличилось число женщин, занятых в научных исследованиях и высокотехнологичных производствах. Обращает на себя внимание тот факт, что среди работающих женщин почти 36 % имеют высшее образование.
Ограничения в выборе
Однако следует признать, что в выборе работы возможности женщин по сравнению с мужчинами значительно ограничены. Согласно исламским правовым нормам, зафиксированным в статье 1117 Гражданского кодекса, существуют определенные ограничения для женщин в выборе рода занятий. Право женщины на выбор работы может быть ограничено и со стороны ее мужа. Если, по его мнению, работа жены наносит ущерб репутации семьи или не соответствует семейным ценностям, то женщина должна отказаться от этой работы. Женщина имеет право оспорить решение мужа в суде.
Как поясняют исламские правоведы, такое положение не означает полного контроля над женщиной со стороны мужа, а лишь демонстрирует то значение, которое придается семейным ценностям в рамках исламской культуры. Однако здесь явно наблюдается неувязка со статьей 40 Конституции ИРИ, провозглашающей для всех граждан Ирана равное право на труд.
Существует дискриминация женщин в таких вопросах, как соблюдение условий труда, карьерный рост, уровень зарплаты. Об этом свидетельствует статистика. Согласно опубликованным в СМИ данным за 2001/2002 гг., в государственных структурах посты руководителей департаментов или отделов занимали 2550 мужчин и 63 женщины, а на уровне заместителей начальника работало 1496 мужчин и 315 женщин. В государственных структурах женщины занимают в основном низшие административные должности, лишь 1,5-2 % поднимаются на уровень топ-менеджмента. Женщины почти не представлены в руководстве компаний и предприятий.
Уровень безработицы среди женщин также значительно выше. Так в 2002 г. он достигал 20,4 % при среднем уровне по стране в 12,8 %, а в 2006/7 гг. достиг 23,4%.
На политической арене
Важным новым моментом в практике ИРИ в последние годы стало участие женщин в органах судебной власти и даже назначение женщин на судейские должности, что ранее абсолютно не допускалось религиозными правоведами как несоответствующее исламской традиции. В настоящее время более 460 женщин занимают различные должности в системе правосудия.
Женщины ИРИ стремятся активизировать свое присутствие и на политической арене. Исследования, проведенные иранскими аналитиками, показали, что женщины испытывают большую, нежели мужчины ответственность, участвуя в выборных кампаниях и общественных мероприятиях. Женщины более серьезно относятся к реализации своего права голоса. По данным Министерства внутренних дел страны, в голосовании на выборах принимает участие 65 % женщин и 62 % мужчин.
Избранные в первый парламент 4 женщины играли исключительно представительскую роль. Постепенно, однако, депутатки меджлиса стали активно защищать интересы женского электората. В настоящее время в меджлисе работают 8 женщин. В последних трех созывах (шестой-восьмой) депутатки формируют женскую фракцию, которая разрабатывает программу улучшения социального и материального положения женщин, инициируют законы, закрепляющие женские права. Только за последние два года в парламенте страны были утверждены законы о сокращении рабочего времени для женщин, имеющих детей, увеличении отпуска по родам и для кормления ребенка, о сокращении возраста для выхода на пенсию женщин-матерей. Недавно правительство увеличило страховые суммы, выплачиваемые неработающим женщинам, воспитывающим детей.
На пути к президентству
Выборные кампании последних лет показали рост политической активности женщин. В последнее десятилетие они все активнее выставляют свои кандидатуры на выборах в законодательный орган страны. Так, если число женщин, подававших документы в период регистрации кандидатов на выборы в меджлис второго или третьего созывов, не превышало соответственно 33 и 37 человек, то готовность участвовать в выборах в седьмой меджлис проявили уже 837 женщин и 585 – в восьмой.
В период подготовки парламентских выборов 2008 г. активисты женских движений основных политических фракций образовали коалиции и поставили на обсуждение вопрос о выделении 30 % депутатских мест кандидатам от женской половины общества. При Доме партий было создано женское бюро. Однако доля женщин, включенных в партийные списки на выборах, не превышала 5-6 %, и их фракция в восьмом меджлисе сократилась с 12 до 8 депутатов, что составляет лишь 4 % всех депутатов парламента страны. Обращает на себя внимание тот факт, что 6 из 8 депутаток были избраны в Тегеране, 1 – в Исфагане, 1 – в Мешхеде, т .е. в крупных городах страны. Это говорит о прямой связи между более высоким уровнем социально-экономического развития городского населения и психологической готовностью восприятия женщины как равноправного партнера в обществе. Женщины активно работают в местных исламских советах. В 2006 г. на выборах в советы третьего созыва было зарегистрировано более 7 тыс. кандидаток, из которых были избраны 1490 женщин, что составляет около 10% всех депутатов.
В последние годы женщины осознали необходимость более широкого участия во властных структурах и даже проявили готовность подняться на высший уровень управления. В период президента-реформатора М. Хатами впервые иранка – М. Эбтекар - была назначена на пост вице-президента и руководителя Организации по охране окружающей среды. Это был первый прорыв женщин в структуры власти.
В ходе подготовки последней президентской кампании женщины отстаивали свое право баллотироваться на пост президента. Они сумели вынести этот вопрос на общественное обсуждение и добились определенных успехов. И, хотя впервые в истории ИРИ секретарь Наблюдательного Совета (органа, который рассматривает соответствие кандидатов требованиям закона о выборах президента) заявил о том, что женщины-кандидаты могут принимать участие в выборах, женщина-кандидатка не получила одобрения вышеназванного органа. Активистки женских движений осознают, что общество еще не готово принять женщину в качестве руководителя одной из ветвей власти. Тем не менее, некоторые из них вступают в борьбу за расширение своих прав, полагая, что уже настал черед иранских женщин отрыто заявить о своем присутствии и на политической сцене. Необходимо признать, что сам факт постановки на обсуждение вопроса о возможном участии женщин во властных структурах на уровне принятия решений – яркое свидетельство изменения роли и места женщины в иранском обществе.
Двойственный подход
В настоящее время в стране, несмотря на значительное внимание, проявляемое к женщинам, и признание их заслуг в революционном движении и общественной жизни, к пониманию места женщины в обществе сохраняется двойственный подход. С одной стороны, укрепилось осознание того, что женщина обладает достаточными знаниями и практическим опытом, роль женщины в обеспечении доходов семьи постоянно возрастает, и она может и должна быть равноправным партнером мужчины во всех сферах деятельности. С другой стороны, продолжает господствовать точка зрения, признающая за женщинами право на участие лишь в семейных делах и в сфере воспитания детей, базирующаяся на сохраняющихся религиозных, исторических, культурных и политических традициях.
В ходе предвыборной президентской кампании 2009 г. очень остро встал вопрос и о необходимости включения женщин в состав правительства. Такие возможности активно обсуждались в СМИ, на предвыборных митингах и заседаниях партий и организаций. В этом большая заслуга активисток женских движений, которые образовали исламскую женскую коалицию, выступившую с обращением ко всем кандидатам по этому вопросу. Претенденты на президентское кресло заявляли о готовности поддержать требования женщин и тем самым подтвердили готовность общества принять такую роль женщин. Сами женщины активно работали в предвыборных штабах и принимали участие в агитационных мероприятиях.
Вновь избранный президент М. Ахмадинежад не мог проигнорировать необычайно возросшую активность женского электората и настойчивые заявления женщин о том, что иранки готовы перейти от этапа представительного присутствия в органах власти к этапу реального участия в работе властных структур, и проявил готовность включить трех женщин в состав кабинета. Такое решение президента было неоднозначно встречено как иранским обществом в целом, так и религиозными авторитетами.
В ответ на инициативу президента представители высшего духовенства выступили с обращениями, резко критикующими введение женщин в правительство, и заявили о том, что не признают новый состав кабинета законным. Сомнения относительно возможности включения женщин в правительство были высказаны также некоторыми депутатами меджлиса во время обсуждения предложенных кандидатур и представителями различных партий. Однако рекомендации религиозного лидера депутатам меджлиса одобрить внесенные президентом кандидатуры можно рассматривать как его косвенное одобрение этих инициатив президента.
Утверждение М. Вахид Дастджерди на пост министра здравоохранения страны – это результат многолетней борьбы иранских женщин за осуществление своих политических и гражданских прав. По словам руководителя женского общества «Зейнаб» и лидера женских групп консервативного фланга М. Бехрузи, вынесенный меджлисом вотум доверия женщине отражает изменения в самом иранском обществе. М. Ахмадинежад, предоставив женщине портфель министра и утвердив еще двух женщин на посты своих советников по правовым проблемам и вопросам образования, закрепил достижения женского движения.
Исламские традиции
В результате продвижения женщин в различных сферах в последние годы усилилось осознание того, что основным препятствием на пути дальнейшей реализации прав и свобод женщин, ликвидации любых форм ее дискриминации остаются нормы шариатского права и исторические традиции страны.
Согласно официальной шиитской доктрине, основное предназначение женщины – быть достойной женой и заботливой матерью. Женщина признается основным фактором сохранения семьи и воспитания будущих поколений. Нет сомнений в том, что это наивысшее предназначение женщины, и оно получает достойную оценку в иранском обществе. В ознаменование заслуг женщин в стране был учрежден День матери, который объявлен праздничным днем. В ИРИ значительно возросла роль женщин в семейной жизни, однако и дома женщина нередко сталкивается с насилием и дискриминацией.
Традиционный подход к роли женщины, базирующийся на нормах ислама, закреплен в Гражданском кодексе страны, что создает определенные препятствия на пути дальнейшей борьбы женщин за свои права. Нормы исламского права определяют руководящую роль мужчины в семье и закрепляют его материальную ответственность за жену и детей.
Согласно Гражданскому кодексу женщина, впервые выходящая замуж, не может это сделать без разрешения отца или деда. Мусульманка не может выйти замуж за немусульманина, хотя мужчина имеет право жениться на немусульманке. Женщина, выходящая замуж за иранца, обязана принять иранское гражданство. Гражданство родившихся в браке детей определяется по отцу. Нередко в Иране можно встретить женщину, не имеющую своего паспорта, так как она вписана в паспорт мужа. Все передвижения женщины, тем более выезды за рубеж должны происходить с разрешения мужа. Существуют и другие ограничения прав женщины в бытовой и семейной сферах.
Официально в Иране разрешено многоженство (мужчина может иметь одновременно четырех постоянных жен), однако эта традиция в стране не получила широкого распространения. По закону, принятому в 1980 г., согласно исламским традициям, для тех мужчин, которые пока не готовы обзавестись постоянной семьей, предоставляется возможность заключения временных браков.
В борьбе с гендерными стереотипами
В последние десятилетия в свете роста социально-политической и экономической значимости женщин все более заметным стало несоответствие законов, регулирующих семейную и социальную жизнь женщины, той роли, которую она реально играет в обществе. Этот факт признается не только передовыми слоями общества, правоведами, социологами, но и некоторыми представителями духовенства.
Потребности современной жизни и процессы модернизации общества диктуют необходимость нового толкования некоторых норм исламского права. Примеры тому уже есть. В седьмом меджлисе был поднят вопрос о пересмотре доли женщин при разделе наследства, восьмой меджлис утвердил закон, разрешающий женщинам наследовать землю, а Наблюдательный совет утвердил это решение, хотя это вызвало недовольство некоторых религиозных деятелей - традиционалистов. На обсуждение поставлено еще несколько важных с точки зрения прав женщин проблем: временный брак, наследственные права, возмещение компенсации в случае нанесения ущерба женщине и др.
Поднимая вопрос о правах женщин, необходимо учитывать исторические, культурные, религиозные традиции, менталитет общества и потребности самих иранок. В столице, крупных городах и сельских районах, в различных социальных группах населения можно столкнуться с абсолютно диаметрально противоположными точками зрения на эту проблему. С одной стороны, есть достаточно широкая прослойка прогрессивно настроенных женщин, которых угнетают существующие в стране запреты на выбор одежды, ограничение на свободное общение, передвижение, занятие некоторыми видами спорта. С другой стороны, множество женщин не испытывают никакого угнетения и, надевая хиджаб, чувствуют себя в безопасности, считают, что только такая одежда обеспечивает им уважение мужчин и всего общества. И то, что подчас кажется для европейцев варварским и абсолютно недопустимым (многоженство, временный брак, телесные наказания за измену мужу или внебрачные связи) может восприниматься женщинами как нечто само собой разумеющееся.
Правоведы, философы, активисты женских организаций ИРИ осознают, что в существующих в стране условиях их первостепенной задачей должно стать не столько стремление добиваться модернизации традиционных законов и норм, сколько постепенное изменение господствующих в стране взглядов, основанных на мужском шовинизме. Дальнейшее социально-экономическое развитие страны по пути модернизации, рост благосостояния, подъем образовательного уровня и культуры, развитие демократического процесса приведут к изменению и гендерных стереотипов в обществе, что откроет более широкие возможности для достижения подлинного равноправия женщин.
Елена Викторовна Дунаева - Старший научный сотрудник Института Востоковедения РАН. Автор работ по вопросам внутренней политики Ирана, курдской проблемы, статуса Каспийского моря и др.
В соавторстве с Л.М. Кулагиной написала книгу «Россия и Иран: история формирования границ», которая в 2009 г. в переводе на персидский язык была опубликована в Иране.
Под руководством Министра сельского хозяйства Елены Скрынник состоялось совещание «Об организации производства и импортозамещения овощной продукции в связи с запретом ее ввоза из ЕС»
В совещании приняли участие руководители профильных департаментов Министерства сельского хозяйства, органов управления АПК субъектов РФ, представители ряда стран СНГ и дальнего зарубежья (Египет, Иран, Пакистан), ассоциаций и союзов производителей овощной продукции и розничных сетей, сельскохозяйственной науки, сообщает пресс-служба Министерства.
Как отметила Министр сельского хозяйства Российской Федерации Елена Скрынник, введение временного запрета на поставки овощей из Евросоюза не окажет существенного влияния на ситуацию на российском рынке. Внутренний спрос будет обеспечен за счет поступления ранней отечественной овощной продукции, а также за счет поставок из стран СНГ (Узбекистан, Украина, Азербайджан, Таджикистан, Казахстан) и дальнего зарубежья (Турция, Китай, Иран, Пакистан).
По словам Министра, ценовая ситуация на рынке стабильная. Согласно данным Росстата, за последнюю неделю мая потребительские цены на картофель снизились на 0,9%, капусту – на 4,1%, лук репчатый – на 1,1%, морковь – на 0,5%.
«Такая тенденция сохранится в течение ближайших месяцев», - заявила Министр Елена Скрынник, добавив, что Министерство будет вести постоянный мониторинг цен и, в случае необходимости, привлекать Федеральную антимонопольную службу.
«Повышения цен не может быть, потому что есть достаточное предложение на внутреннем рынке качественной, безопасной овощной продукции», - отметила Е.Скрынник.
При этом Министр подчеркнула, что объемы импорта из ЕС «были не такие значительные, чтобы вызвать дефицит и рост цен». «Этого нет, это исключено», - резюмировала Е.Скрынник.
В 2010 году поставки овощей из стран ЕС составили 620 тыс. тонн (24% от импорта), в среднем ежегодный объем не превышает 15-20% от всего импорта.
Министр Е.Скрынник напомнила, что около 70% годового объема импорта овощей приходится на зимне-весенний период (январь-май). В июне начинается уборка собственного урожая.
Прогноз урожая в текущем году - 13 млн. тонн овощных и бахчевых культур (в закрытом и открытом грунте). В прошлом 2010 году, несмотря на засуху, было произведено 12 млн. 100 тыс. тонн овощей.
Согласно Доктрине продовольственной безопасности, Россия должна обеспечить производство овощной продукции на уровне не менее 80% от потребности. Сейчас этот показатель составляет 87%.
Министр подчеркнула, что запрет на экспорт из стран Евросоюза повысит спрос на овощную продукцию отечественного производства, что положительно отразится на деятельности крестьянско-фермерских хозяйств, так как основная доля производства овощей приходится на малые формы хозяйствования (около 80%).
Принимавшие участие в совещании представители розничной торговли подтвердили готовность реализовывать овощную продукцию российских производителей.
Говоря о стратегических мерах развития овощеводства, Министр сельского хозяйства РФ Елена Скрынник отметила, что в целях обеспечения равномерного производства овощей в течение года значительное внимание будет уделяться развитию тепличных хозяйств и мелиорации.
В рамках Госпрограммы предусмотрено предоставление субсидированных кредитов сроком до восьми лет на строительство, реконструкцию и модернизацию тепличных комплексов по производству плодоовощной продукции в закрытом грунте.
Для наращивания темпов развития тепличного подкомплекса Министерством сельского хозяйства РФ разрабатывается программа «Развитие овощеводства защищенного грунта Российской Федерации на 2012-2014 годы с продолжением мероприятий до 2020 года».
В результате ее реализации площадь зимних теплиц увеличится к 2014 году до 3 тыс. га, к 2020 году - до 4 тыс. 700 га. Валовой сбор в 2014 году составит 720 тыс. тонн. В настоящее время проект программы находится на согласовании.
Важнейшим условием для стабильного комплексного развития овощеводства открытого грунта является развитие мелиорации.
На сегодняшний день Министерством сельского хозяйства РФ разработана Концепция федеральной целевой программы «Развитие мелиорации до 2020 года». Ее реализация будет способствовать не только увеличению валового производства продукции, но и предотвратит возможность возникновения чрезвычайных ситуаций (засухи).
В Афганистан из Ирана будут поставлены 300 тысяч тонн нефтепродуктов, сообщил накануне афганский министр торговли и промышленности Анвар уль-Хак Ахади по итогам недавней поездки в ИРИ.
Ежегодно Афганистану требуется импорт примерно 3,1 миллионов тонн нефтепродуктов, но нередко в ходе их поставок из соседних стран возникают серьезные затруднения. В частности, на территории Пакистана, в особенности в районе границы, атаки на колонны автоцистерн производят силы вооруженной оппозиции. Перевозки из Ирана были заблокированы в течение нескольких месяцев, поскольку власти ИРИ подозревали, что нефтепродукты поставляются в распоряжение НАТО.
Существующая договоренность была достигнута по итогам переговоров Анвар уль-Хака Ахади со своим иранским коллегой Мохаммадом Али Катеби. Иранские власти пошли на соглашение при условии, что топливо будет предназначаться исключительно для внутригосударственных нужд и не будет направлено силам коалиции, передает «Голос России».
Официальное соглашение планируется подписать в течение ближайших нескольких дней, а еще 3 недели спустя начнутся поставки иранского топлива в Афганистан. Цены, по которым будут производиться закупки, выше среднерыночных, но в соответствии с условиями договоренности ИРА освобождаются от дополнительной оплаты, обусловленной изменением рыночной конъюнктуры.
Между тем Афганистан продолжает искать альтернативные способы поставок топлива для внутреннего пользования в страну. Как отметил Ахади, переговоры о поставках будут также проведены с Россией, Туркменистаном и Казахстаном.
По словам министра торговли и промышленности Афганистана, запланированные поставки из Ирана на 70% состоят из дизельного топлива, на 20% - из бензина и на 10% - из авиационного топлива, сообщает интернет-сайт «Farsi.Ru».
Официальные источники в министерстве торговли и промышленности сообщили о предпринимаемых усилиях по снижению и стабилизации цен на топливо, сообщает еженедельник «Мизан». Пресс-секретарь министерства Вахид Газихейль сообщил прессе, что нынешняя политика Афганистана – не производить топливо и закупать его у других стран – приводит к большим сложностям.
Газихейль отметил, что министерство торговли и промышленности уже попросило министерство финансов о снижении налога на импортируемое топливо. Также, помимо мер на государственном уровне, планируется обсудить скачок цен с бизнесменами этой области и найти устраивающий всех подход к стабилизации цен, добавил он.
Напомним, что накануне министерство торговли и промышленности сообщило о закупке в Иране 300 тысяч нефтепродуктов. Договоренность была достигнута по итогам визита Анвар уль-Хака Ахади в Тегеран, где он провел серию переговоров со своим иранским коллегой Мохаммадом Али Катеби. Иранские власти пошли на соглашение при условии, что топливо будет предназначаться исключительно для внутригосударственных нужд и не будет направлено силам коалиции.
Переговоры по строительству Транскаспийского газопровода, который, как предполагается, соединит туркменский и азербайджанский берега Каспия для экспорта добываемого в Туркмении газа через Азербайджан в европейские страны, не будут проводиться с участием России, сказал в четверг заместитель вице-президента ГНКАР Виталий Бейлярбеков, сообщает бакинский телеканал ANS.
"Россия не будет чинить препятствий этому проекту, я так думаю. Наряду с этим, с Россией не будут вестись переговоры, связанные с Транскаспийским газопроводом. Так как, это предполагает работы, консультации, осуществляемые частными компаниями", - сказал он.
Бейлярбеков отметил также, что "этот проект не станет причиной каких-либо конфронтаций".
"Кроме того, туркменские официальные лица в ноябре 2010 года в Баку заявили, что этот проект - двусторонний (азербайджано-туркменский), и, если два государства его исполнят, над этим стоит подумать", - добавил он.
Он сказал также, что правительства Азербайджана и Туркмении поддержали данный проект, и на данный момент идет процесс подготовки соответствующих правовых документов.
"Для реализации проекта должно быть исследовано его влияние на окружающую среду и подготовлено его технико-экономическое обоснование (ТЭО). ТЭО проекта планируется завершить в 2011 году. Решение о строительстве проекта может быть принято только после этого. В любом случае, подготовка документов займет самое меньшее шесть месяцев. А решение по реализации проекта должно быть принято в течении одного-трех ближайших лет. Иначе будет создана проблема, так как создаваемая в Азербайджане за этот срок инфраструктура будет учитывать только азербайджанский газ (только объемы азербайджанского газа для экспорта в Европу - ред.)", - сказал Бейлярбеков.
В свою очередь, эксперт по нефтегазовым вопросам Ильхам Шабан сказал, в частности, что "без решения статуса Каспия, проведение на Каспии трубопровода проблематично".
Напомнив о сказанных накануне словах посла России Владимира Дорохина о том, что российская сторона, вместе с Ираном, считает, что вопросы проведения трубопроводов по дну Каспийского моря, в частности, Транскаспийского газопровода, должны решаться при согласии всех прикаспийских стран и в соответствии с Конвенцией о правовом статусе Каспия, проект которой обсуждается Азербайджаном, Россией, Казахстаном, Ираном и Туркменией, эксперт отметил, что "это говорит о плохих отношениях" прибрежных стран в связи с этим вопросом.
Азербайджан, Казахстан и Туркмения исходят из того, что строительство трубопроводов на Каспии является вопросом, решаемым двумя договаривающимися сторонами, а не всеми пятью прибрежными государствами. Герай Дадашев
Министр сельскохозяйственного джихада Ирана Садек Халилиян обсудил в Минске со своим белорусским коллегой Семеном Шапиро пути расширения сотрудничества между двумя странами в области сельского хозяйства, сообщает агентство ИРНА.
В ходе своей встречи министры Ирана и Беларуси дали оценку двусторонним отношениям и подтвердили необходимость выполнения достигнутых ранее договоренностей.
Указав на добрые отношения между двумя странами, Садек Халилиян заявил, что для Ирана сотрудничество с Беларусью имеет стратегическое значение.
По словам иранского министра, Иран и Беларусь располагают достаточным потенциалом для сотрудничества в таких областях, как производство сельскохозяйственной продукции, развитие лесного хозяйства, обеспечение потребностей друг друга в необходимых товарах, обмен технической информацией, совместное инвестирование различных проектов.
Высказавшись за дальнейшее расширение сотрудничества между Ираном и Беларусью, Семен Шапиро подчеркнул, что помимо уже названных областей можно успешно сотрудничать и в таких сферах, как развитие био- и нанотехнологии, а также в области производства вакцин для домашних животных и птиц.
Отношения между Ираном и Беларусью успешно развиваются, и названные страны активно сотрудничают друг с другом в таких важных областях, как экономика, торговля, энергетика и промышленность.
Министр торговли Мехди Газанфари заявил, что в текущем году в Мешхеде, Тегеране, Куме, Урмие, Кередже, Сари, Йезде, Шехре-Корде, Керманшахе и Исфагане будут введены в эксплуатацию 12 хлебозаводов общей производительностью 720 т хлебобулочных изделий в сутки, сообщает агентство «ИРИБ ньюз».
Мехди Газанфари отметил, что к концу выполнения 5-ой пятилетней программы развития страны (2011-2015 гг.) ежесуточно на хлебозаводах будет выпекаться более 12 тыс. т хлеба. Всего к указанному сроку промышленным способом должно производиться до 40% выпекаемого в стране хлеба, и для этого необходимо построить 264 хлебозавода производственной мощностью около 50 т продукции в сутки каждый.
На сегодня введены в эксплуатацию 4 хлебозавода общей производительностью 160 т в сутки: в Кередже (50 т), Тебризе (30 т), Тегеране (50 т) и в провинции Мазендеран (30 т).
Заместитель министра торговли Хамид Алихани заявил, что провинция Хузестан, в которой у производителей закуплено 907 тыс. т пшеницы, вышла на первое место по поставкам названной продукции, сообщает агентство «ИРИБ ньюз».
По словам заместителя министра, второе и третье места по данному показателю занимают соответственно провинции Фарс (322 тыс. т) и Илам (108,7 тыс. т). Всего на данный момент закуплено более 1,8 млн. т пшеницы.
В настоящее время закупки пшеницы осуществляются в 16 иранских провинциях.
По оценкам министерства сельскохозяйственного джихада, в текущем году в Иране будет собрано около 13 млн. т пшеницы, и из этого количества министерство торговли должно закупить у производителей более 10 млн. т.
При этом в условиях исполнения Закона о предоставлении целевых субсидий экономия при потреблении пшеницы и пшеничной муки превышает 31%. Если такой показатель сохранится, на экспорт в текущем году будет поставлено около 4 млн. т пшеницы, и внутреннее потребление этой продукции в самом Иране не превысит 6 млн. т.
Заместитель генерального директора автопромышленной группы (АГ) «Иран ходроу» по вопросам качества и развития производства Мирджавад Солеймани заявил, что в АГ планируется начать производство трех новых моделей автомобиля «Тондар 90», в том числе пикапа «Тондар 90», сообщает агентство ИРНА.
По словам М.Солеймани, пикап «Тондар 90» поступит на рынок к концу текущего года (к весне 2012 года).
Пикап «Тондар 90» будет производиться на предприятиях компании «Иран ходроу», и в этой связи уже подписано соответствующее соглашение с компанией «Рено Парс».
М.Солеймани сообщил, что компания «Иран ходроу» с целью максимального удовлетворения запросов своих потребителей планирует произвести в текущем году около 45 тыс. автомобилей «Тондар 90», как двухтопливных, так и бензиновых.
На данный момент благодаря принятым мерам созданы благоприятные условия для производства автомобилей «Тондар 90» на предприятиях компании «Иран ходроу». Сегодня с конвейера ежесуточно сходят 90 таких автомобилей, и к концу года это количество возрастет.
М.Солеймани отметил, что в текущем году планируется экспортировать 6 тыс. автомобилей «Тондар 90» в Ирак, и есть возможность увеличить это количество до 10 тыс. автомобилей.
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter