Всего новостей: 4292293, выбрано 28418 за 0.223 с.
Новости. Обзор СМИ Рубрикатор поиска + личные списки
Списков нет
Стратегическая стабильность в эпоху глобализации
© "Россия в глобальной политике". № 4, Октябрь - Декабрь 2003
Ю.Н. Балуевский – первый заместитель начальника Генерального штаба ВС РФ, генерал-полковник.
Резюме Международная стабильность времен холодной войны, в основе которой лежал принцип гарантированного взаимного уничтожения СССР и США в случае ядерного конфликта, ушла в прошлое. Как теперь обеспечить стратегическую стабильность? И насколько вообще устойчиво мироустройство, в котором больше нет соперничества двух сверхдержав?
Каким будет мир в XXI веке? Как в условиях глобализации обеспечить безопасность и стратегическую стабильность? Эти вопросы, давно превратившиеся из теоретических рассуждений в проблемы самого что ни на есть практического свойства, с предельной остротой встают сегодня перед мировым сообществом.
Сегодня мир сталкивается со следующими глобальными вызовами безопасности:
• глобальные и региональные военные угрозы в зонах нестабильности, таких, как Ближний и Средний Восток, в первую очередь – в Ираке и Афганистане;
• международный терроризм, экстремизм;
• распространение оружия массового уничтожения (ОМУ) и ракетных технологий;
• неравномерность развития, бедность, отсталость.
В современном мире практически не осталось непреодолимых экономических, культурных и информационных границ, и решить каждую из этих проблем в отдельности невозможно. Да и не связанными друг с другом они могут показаться разве что на первый взгляд. Масштаб и характер современных военных угроз требуют поиска новых, зачастую нетрадиционных форм и способов защиты национальных интересов. Возрастает роль экономики, научного и культурного потенциала, информационных возможностей государств. Если страны действительно заинтересованы друг в друге, они найдут такие механизмы разрешения конфликтов и защиты национальных интересов, которые сначала отодвинут силовые методы на второй план, а затем сделают их и вовсе ненужными. Но одно условие является обязательным: прежде всего необходима работающая международная система безопасности, базирующаяся на добровольно принятых всеми правилах и механизмах.
Между тем в условиях роста взаимозависимости государств у наиболее сильных может появиться желание воздействовать на другие страны для обеспечения собственной безопасности и решения тех или иных вопросов межгосударственных отношений. При этом военные способы поддержания безопасности начинают приобретать все большее значение, в том числе и в свете борьбы с международным терроризмом.
СТАРАЯ И НОВАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ
Политические перемены последних двух десятилетий, стимулировавшие процесс глобализации, приводят к быстрым геополитическим изменениям. Новое наполнение получил и термин «стратегическая стабильность» – понятие, появившееся в эпоху холодной войны. Изначально оно затрагивало только отношения двух ядерных сверхдержав – Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. Стратегическая стабильность означала такое состояние советско-американских отношений, при котором обе стороны имели возможность в случае глобальной ядерной войны многократно уничтожить друг друга, а заодно и весь остальной мир. Итогом гонки ядерных вооружений стал паритет стратегических наступательных арсеналов СССР и США, иными словами – «ядерный пат». Стремясь превзойти оппонента в количестве и качестве ракетно-ядерного оружия, каждая сторона одновременно боялась неосторожными шагами спровоцировать противника на опережающие действия.
«Стабильность глобального страха» поддерживалась идеологическим противостоянием, глубоким взаимным недоверием, нежеланием военно-политического руководства обоих государств идти на какие-либо компромиссы, тем более на договоренности по снижению угрозы. Отвлечение огромных ресурсов на смертоносные вооружения, способные в один миг уничтожить планету, препятствовало решению жизненно важных проблем каждой из стран. Начавшееся в период разрядки движение навстречу друг другу имело целью снизить уровень противостояния, уменьшить затраты на ядерные вооружения, то есть добиться стратегической стабильности не прибегая к использованию силовых механизмов. Система двусторонних и многосторонних договоров определила параметры сначала ограничения стратегических вооружений, а затем и их постепенного сокращения. Критерий «достаточности для обороны» стал ключевым при определении требований к системам стратегических вооружений.
Сегодня мы являемся свидетелями и участниками перехода от старого типа стратегической стабильности времен холодной войны и двухполюсного мира к новому типу стабильности. На чем может быть основана стабильность в мире, который, по мнению многих, будет однополюсным? Реален ли вообще сегодня однополюсный мир? И устойчив ли он?
ЛИДЕРСТВО ЕДИНОЛИЧНОЕ И КОЛЛЕКТИВНОЕ
Прежние механизмы обеспечения международной безопасности, основанные на сложной системе договоров по ограничению и сокращению ядерных и обычных вооружений, фактически прекратили существование после выхода США из Договора по ПРО 1972 года и принятия ими концепции превентивных силовых действий. Вот что предлагается нам взамен:
• однополюсный мир;
• ничем не ограничиваемое наращивание военной мощи единственной сверхдержавы;
• «право силы, а не сила права»: односторонние превентивные силовые действия без оглядки на международные нормы;
• снижение роли международных институтов и договоренностей.
Стоит добавить, что в этой новой модели Россия все чаще сталкивается с политикой двойных стандартов (отношение к чеченскому терроризму, нежелание списывать советские долги, хотя ряду бывших социалистических стран, например, Польше, долги списывались и т. п.), заметна тенденция к ее изоляции. Особенно в этом усердствуют «молодые» члены НАТО.
Неудивительно, что модель, предлагаемую фактически одним, пусть даже самым мощным в политическом, экономическом и военном отношении государством, Россия оценивает как потенциально опасную, способную нести угрозу ее безопасности.
Между тем Россию и Америку связывает долгий путь взаимодействия, который пролегает от эпохи разрядки через разрушение Берлинской стены к построению новой системы коллективной безопасности, призванной уберечь человечество от угроз XXI века. Не случайно именно руководители России и США проявили политическую волю и возглавили борьбу с международным терроризмом.
Сама жизнь сняла вопрос о том, в каком мире нам предстоит жить – многополюсном или однополюсном? Мир может быть только многополюсным, иначе он неустойчив. С уверенностью могу утверждать, что Вашингтон как единственный полюс силы просуществовал всего полтора года – с 11 сентября 2001 года, когда произошли террористические акты в Нью-Йорке и Вашингтоне, до 20 марта 2003 года, начала войны в Ираке. Лишь в этот период США обладали не только самой большой военной мощью, но и легитимностью безусловного лидера, несомненным моральным правом возглавлять мировое сообщество в борьбе с международным терроризмом. Однако подчеркнутое стремление к игнорированию мнения других стран и откровенное нежелание хоть в чем-то поступиться собственными интересами не способствует укреплению морального авторитета. К тому же дальнейший ход событий показал, что в одиночку с ролью всемирного лидера не могут справиться даже США.
Россия, как и Соединенные Штаты, в силу своего военного, научно-технического, ресурсного и человеческого потенциала просто обречена на то, чтобы занимать лидирующие позиции в грядущем многополюсном мире. И вместе с США Россия может сыграть ключевую роль в решении многих глобальных проблем.
РОССИЯ ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА
Как отметил бывший глава Европейской Комиссии Жак Сантер, Россия слишком велика, чтобы стать полноправным членом Европейского союза. И если она велика даже для столь крупной организации, то едва ли «уместится» в рамках других. Так что, с одной стороны, России предначертано самостоятельное плавание по волнам истории, с другой – ей никуда не деться от участия в решении важнейших проблем современного мира. Это очевидный факт, с которым, нравиться это или нет, придется считаться всем.
Как государственное образование Россия существует более тысячи лет. Каков же ее вклад в решение проблем человечества за этот период?
История
Россия защитила европейскую цивилизацию от монголотатарского нашествия в XIII–XIV веках, тем самым фактически обеспечив возможность европейского Возрождения;
• освободила Европу от Наполеона;
• сыграла важнейшую роль в Первой мировой войне (многократно выручала союзников в безвыходных ситуациях);
• внесла решающий вклад в победу над фашизмом во Второй мировой войне;
• установила ядерный паритет с США, благодаря чему стратегическая стабильность была обеспечена на протяжении более полувека.
Современность
• инициировала разрядку и перестройку;
• способствовала разрушению Берлинской стены;
• проводит политику партнерства, равноправного сотрудничества и интеграции в европейские структуры;
• сохраняет твердый курс на ограничение и сокращение вооружений;
• стремится к сохранению правовых основ стратегической стабильности и международной безопасности.
Цели и задачи России в будущем
• стать своего рода мостом между Европой и Азией, а в каком-то смысле и между Старым и Новым светом (учитывая наметившиеся трения в трансатлантических отношениях);
• добиться полноправного членства в европейских и мировых структурах;
• явиться одним из полюсов будущего многополярного мира, который при этом не противостоит остальным полюсам, а взаимодействует с ними.
ОРУЖИЕ БЕДНЫХ
На России и США, какие бы трения и разногласия ни возникали между двумя государствами, лежит особая совместная ответственность за укрепление режима нераспространения ОМУ, предотвращение утечек «чувствительных технологий» в ядерной и ракетной области. Эволюция системы международных отношений в последнее десятилетие привела к заметному ослаблению режима нераспространения, стабильность которого обеспечивалась ранее двумя сверхдержавами. После разрушения биполярной системы во многих государствах появились или усилились стимулы к приобретению ОМУ, одновременно снизилась способность мирового сообщества этому противодействовать. Во времена холодной войны биполярная система обеспечивала странам Третьего мира определенные гарантии от нападения. Сверхдержавы ревниво следили за действиями друг друга, препятствуя применению силы против «нейтралов», которое могло привести к усилению противостоящего блока. Сегодня, когда роль международных организаций в вопросах контроля за применением силы резко снизилась, появляются объективные стимулы для создания или приобретения ОМУ государствами, не вошедшими в «зону американского влияния».
Ядерное оружие, возникшее в середине прошлого века, как оружие богатых государств, превращается в оружие бедных, которое обеспечивает им возможность парировать военные угрозы со стороны более развитых стран. Быстрая эволюция обычных вооружений, отрыв по качеству ведет к тому, что страны, опасающиеся силового вмешательства, ищут возможности приобретения ОМУ. Технический прогресс делает более доступными ядерные технологии, не говоря уже о химических и бактериологических. Новые угрозы и вызовы безопасности заставляют многие страны больше полагаться на ядерные арсеналы, что увеличивает вероятность ядерного распространения.
С этой точки зрения нас не может не беспокоить стремление США и Великобритании приписать ядерному оружию роль сдерживания других видов ОМУ, что противоречило бы принципу «негативных гарантий» для неядерных государств. В ряду таких же тревожных сигналов и намерение США создать в соответствии с их новой ядерной доктриной ядерные боезаряды малой и сверхмалой мощности для нанесения точечных, в том числе превентивных, ударов в борьбе с терроризмом.
Напомню, что согласно нашей Военной доктрине Россия рассматривает свое ядерное оружие как средство ответа на ядерную агрессию или агрессию с применением других видов ОМУ, а также на крупномасштабную агрессию в критических для ее национальной безопасности ситуациях. При этом Россия гарантирует неприменение ядерного оружия против государств – участников Договора о нераспространении ядерного оружия (это не касается случаев прямого нападения на нее).
Таким образом, нераспространение ядерного оружия и других видов ОМУ должно стать одним из приоритетных направлений политики национальной безопасности ядерных государств. При этом наше несогласие с тем или иным решением администрации США вовсе не означает, что мы отказываемся от стратегического партнерства или недооцениваем его важность.
НАШИ ПРИОРИТЕТЫ
Как писал еще в 20-х годах XX века выдающийся русский военный теоретик Александр Свечин, в военной сфере «стратегическая линия поведения должна являться проекцией на вооруженный фронт общей политической линии поведения». Долгосрочные политические и экономические приоритеты России определяют ее стратегические приоритеты в военной сфере.
Российская Федерация проводит твердый курс на интеграцию в мировое сообщество, на поиск взаимоприемлемых и взаимовыгодных форм сотрудничества со всеми, кто в нем заинтересован.
В прошлогоднем послании президента Российской Федерации Федеральному Собранию говорится: «Наши цели неизменны – демократическое развитие России, становление цивилизованного рынка и правового государства. И самое главное – повышение уровня жизни нашего народа. ... Мы должны сделать Россию процветающей и зажиточной страной. Чтобы жить в ней было комфортно и безопасно. Чтобы люди могли свободно трудиться, без ограничений и страха зарабатывать для себя и своих детей». В послании-2003 сказано еще более конкретно: «Все наши решения, все наши действия необходимо подчинить тому, чтобы уже в обозримом будущем Россия прочно заняла место среди действительно сильных, экономически передовых и влиятельных государств мира».
Главный национальный интерес России – это развитие экономически мощного, пользующегося уважением в мире государства, ориентированного на удовлетворение потребностей и чаяний всех социальных групп, всех народов и народностей Российской Федерации. Это невозможно без обеспечения оборонной мощи страны, поддержания ее военного потенциала на уровне, адекватном существующим и возможным угрозам.
В целом политическое и военное руководство страны исходит из того, что у России нет прямых врагов, но сохраняются потенциальные угрозы, которые должны учитываться во всех расчетах и планах развития государства и его армии.
К таким угрозам относятся, в частности:
• развертывание группировок сил и средств, имеющих целью военное нападение на Российскую Федерацию или ее союзников;
• территориальные претензии к России, угроза политического или силового отторжения от РФ отдельных территорий;
• осуществление государствами, организациями и движениями программ по созданию оружия массового уничтожения;
• наращивание группировок войск, ведущее к нарушению сложившегося баланса сил вблизи границ Российской Федерации или границ ее союзников и прилегающих к их территории морских водах;
• расширение военных блоков и союзов в ущерб военной безопасности Российской Федерации или ее союзников.
Недооценка военных угроз очень опасна, но не менее опасна и переоценка их. Она неизбежно приведет к ошибкам и во внешней, и в оборонной политике. В последней сфере это означает попытки создания таких Вооруженных сил, которые не могут быть обеспечены экономическими возможностями государства.
Национальные интересы Российской Федерации были обозначены в докладе министра обороны Сергея Иванова об актуальных задачах развития Вооруженных сил Российской Федерации, сделанном в октябре 2003 года, а также в документах, принятых на российско-американском саммите в Москве 24 мая 2002-го. Это «Совместная декларация Президента В.В. Путина и Президента Дж. Буша о новых стратегических отношениях между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки» и «Договор между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о сокращении стратегических наступательных потенциалов».
Признав, что нынешняя ситуация в области безопасности коренным образом отличается от эпохи холодной войны, Россия и США предпринимают шаги, чтобы отразить в военной области изменившийся характер стратегических отношений между ними, сформировать новую систему обеспечения стратегической стабильности и международной безопасности.
Данная система должна основываться на общепризнанных нормах международного права и использовать существующие международные институты, в первую очередь ООН. Вполне реально взаимодействие при ликвидации очагов нестабильности и проведении миротворческих операций, основанное на мандате Совета Безопасности ООН.
Ближайшие два года являются решающими на этом пути. Президенты России и США завершают первые сроки своего пребывания у власти и должны определить свои позиции на будущее. Вполне естественно, что каждый из них хочет победить на предстоящих выборах, чтобы продолжить начатые преобразования. Второй срок для президентов – это традиционно этап решительных действий, когда можно работать без оглядки на следующие выборы. Лидерам необходимо оставить достойный след в истории, обеспечить преемственность курса.
Стратегические национальные приоритеты России включают в себя следующее:
Внутри страны
• создание демократического правового общества, в котором будут обеспечены политические, экономические, социальные и гуманитарные потребности общества целом и каждого члена общества в отдельности;
• экономическое процветание и гражданское согласие всех слоев общества, всех движений, организаций и политических партий;
• обеспечение суверенитета и территориальной целостности, безопасности и обороноспособности Российской Федерации;
• продолжение военной реформы и переход преимущественно к профессиональной армии по контракту при сокращении службы по призыву.
На мировой арене
• обеспечение стратегической стабильности в мире, предотвращение кризисов и вооруженных конфликтов, сохранение позиций России как одного из самых надежных гарантов международной стабильности;
• расширение стратегического партнерства с США в политической, военно-политической и экономической сферах, продолжение сотрудничества по обеспечению стратегической стабильности и демонтажу наследия холодной войны;
• сугубо прагматичная внешняя политика, исходящая из наших возможностей и национальных интересов – военно-стратегических, экономических, политических. (Особо следует выделить развитие отношений со странами СНГ как главный внешнеполитический приоритет России, а также активную работу с Евросоюзом, направленную на формирование единого экономического пространства.);
• завоевание сильных позиций в условиях суровой мировой конкуренции – за рынки, за инвестиции, за политическое и экономическое влияние; ориентация на жесткие требования мирового рынка, на завоевание собственных новых ниш;
• поиск надежных союзников и укрепление репутации России как надежного союзника.
У Соединенных Штатов Америки, безусловно, свои приоритеты. Однако очевидно, что обеспечение безопасности в мире останется одним из важнейших приоритетов американского военно-политического руководства. Россия готова пройти свою часть пути, внести свой вклад в построение новой системы международной безопасности. Главное в такой работе, на наш взгляд, это наличие общего понимания проблемы и стремления разных стран к выработке единых подходов к парированию угроз и предотвращению конфликтов.
Не следует разрушать единство Европы от Атлантики до Урала, и вместо того, чтобы стараться исключить Россию из мирового сообщества, надо строить единую систему безопасности с участием всех стран. Тем более что основа для этого имеется. Она заложена год назад в Римской декларации.
Военный аспект такой работы должен обеспечить:
• укрепление взаимодействия между, прежде всего, постоянными членами Совета Безопасности ООН, на которых возложена особая ответственность за судьбу мира, странами – членами НАТО и Европейского союза, всеми другими государствами и международными организациями на основе принципов сотрудничества, взаимного учета позиций и взаимной выгоды, отказа от попыток получить односторонние преимущества;
• продолжение процесса радикальных, контролируемых, необратимых сокращений стратегических наступательных вооружений во взаимосвязи с ограничениями на стратегические оборонительные системы;
• укрепление режима нераспространения ОМУ;
• выработку и согласование мер, направленных на повышение предсказуемости и доверия в военно-стратегической деятельности, в том числе путем установления постоянного диалога в военной области.
Все это потребует серьезной работы и ответственного отношения со стороны каждого из государств мирового сообщества. Безопасность стоит недешево, однако обеспечивать ее необходимо. Эту задачу мы сможем решить тем успешнее, чем глубже будет наше взаимопонимание и теснее наше сотрудничество. Сложение научно-технических, финансовых и организационных возможностей России, США и всех других государств облегчит достижение поставленной цели.
Россия > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 ноября 2003 > № 2907521
Юрий Балуевский
Разговор о будущем
© "Россия в глобальной политике". № 2, Апрель - Июнь 2003
Материал подготовлен Л.М. Григорьевым и А.В. Чаплыгиной по итогам закрытой дискуссии, организованной журналом «Россия в глобальной политике». В ней принимали участие ведущие отечественные специалисты в энергетической области.
Резюме К началу XXI века Россия и Европа экономически больше привязаны друг к другу, чем когда-либо в истории. Энергетический экспорт впервые приобрел для континента столь серьезную роль, и в перспективе она будет возрастать. Россия при этом не меньше зависит от своего главного клиента, чем ЕС – от своего основного поставщика.
Рубеж тысячелетий ознаменовался ростом политических рисков в мировом энергоснабжении. Связаны они и с последствиями событий 11 сентября 2001 года, и с иракской кампанией. Эти факторы, наряду со структурными сдвигами в энергопотреблении (особенно от угля к газу), интеграционными процессами в Европе и на постсоветском пространстве, обусловили повышение интереса к России как крупнейшему в мире экспортеру углеводородов. Основные мировые потребители энергоресурсов (Европейский союз, США, Япония, Китай) потенциально могут даже оказаться конкурентами за право обеспечить будущие поставки газа и нефти из России, а также участвовать в развитии экспортной инфраструктуры страны.
Первым углубленный энергодиалог с Москвой начал Евросоюз. Диалог стартовал на фоне замедления экономического роста в развитых странах и обострения конкуренции на мировых рынках. Россия же после десятилетия упадка обрела к осени 2000-го политическую стабильность и продемонстрировала высокие темпы роста. Признание России страной с рыночной экономикой, хотя и затянувшееся до осени 2002 года, стало частью возврата нашей страны в мировое сообщество на новой пореформенной основе.
Конъюнктура на энергетическом рынке складывается в результате взаимодействия различных, часто противоречащих друг другу интересов стран, энергокомпаний и производителей энергоемкой продукции. Сложность ситуации требует от российских политиков поиска сбалансированного и ответственного решения в пользу долгосрочных национальных интересов. При этом в отношениях с ЕС Москва лишена возможности маневрировать между позициями различных стран: единственным партнером по переговорам выступает Еврокомиссия (исполнительный орган ЕС) выражающая консолидированную волю 15, а в скором будущем и 30 государств. Сама эта позиция – результат сложного согласования интересов правительств (бюджеты), различных директоратов Еврокомиссии (по энергетике и по конкуренции), потребителей, крупных компаний по торговле энергоносителями; и наконец, собственных производителей. Иллюзий быть не должно: партнер станет проявлять максимальное упорство и неуступчивость, отстаивая интересы европейцев в понимании Еврокомиссии. Вести успешный диалог с единой Европой Россия сможет только в том случае, если внутри страны, где тоже есть различные интересы (бюджет, экспортеры энергоносителей, экспортеры энергонасыщенных товаров, экономика в целом как область реинвестирования экспортных доходов), будет достигнут устойчивый консенсус относительно существа национальных интересов в области энергетики.
Европа и Россия – взаимозависимость
Диалог России и ЕС по энергетическим проблемам начался на саммите в Париже в октябре 2000-го, хотя сама идея интеграции нашей страны в европейское экономическое и социальное пространство была включена в Общую стратегию ЕС в отношении России от 4 июня 1999 года. Эти шаги последовали за Соглашением о партнерстве и сотрудничестве, которое вступило в силу в декабре 1997-го, однако не принесло значительных результатов. В мае 2001 и мае 2002 годов вице-премьером правительства России Виктором Христенко и главой генерального директората Еврокомиссии по энергетике и транспорту Франсуа Ламуре были подготовлены два «Обобщающих доклада». Основными целями ЕС в энергодиалоге являются устойчивость энергоснабжения в условиях жестких требований к экологии и повышение конкурентоспособности европейской промышленности.
В ближайшие годы в непосредственной близости от России образуется единый рынок, потенциально включающий в себя 30 стран. (Здесь и далее данные приведены в расчете на 30 стран будущего ЕС: нынешние 15 членов, 12 кандидатов от Центральной и Восточной Европы, Прибалтики и Средиземноморья, а также Турция, Норвегия, Швейцария, поскольку наша политика должна строиться с перспективой на поколения.) Этот массив с 450 миллионами жителей (около 8 % от мирового населения в 2001-м) и 22-процентной долей в мировом ВВП (по паритетам покупательной способности в 2001-м) ввозит преобладающую часть российского энергетического экспорта. Сложилась ситуация, когда столь важные поставки энергии идут из европейской страны, но не регулируются по европейским правилам. И если, например, нефть и газ из Африки, c Ближнего Востока Евросоюз может воспринимать как импорт из отдаленных источников, то близость России позволяет ЕС взглянуть на проблему под углом потенциальной интеграции.
В последние 12 лет реинтеграция России в глобальную экономику при распаде «социалистического лагеря» сопровождалась шоковой ликвидацией значительной части рынков для нашей обрабатывающей промышленности. На мировых рынках машиностроения страна сохранила конкурентные позиции лишь в сфере вооружений и в некоторых отдельных нишах.
Преодоление переходного кризиса, финансирование развития и достижение положительного торгового баланса обеспечиваются сегодня в России за счет небольшого набора энергоемких и энергетических товаров. Интеграция в Европейское экономическое пространство (ЕЭП) через энергетику важна для России как способ ускорения развития, модернизации и – в конечном итоге – относительного сокращения роли энергетического экспорта в национальной экономике.
В 1990-е годы сформировалась устойчивая модель торговых отношений России с Европой. В экспорте доминируют две группы товаров: энергоносители (преимущественно нефть и газ), а также такие энергоемкие товары, как металлы и химическая продукция.
Российский импорт из Европы включает товары потребления, машиностроительную продукцию, а также такую массовую и дорогостоящую услугу, как туризм. Миграция рабочей силы из России в Европу не столь существенна. Движение капиталов характеризуется вывозом его из России в различных формах и ввозом в форме кредитов и облигационных займов (частично собственно российских средств).
К началу XXI века Россия и Европа оказались более привязаны друг к другу экономически, чем когда-либо в истории. Энергетический экспорт впервые приобрел столь серьезную роль в экономике континента, и в перспективе она будет, скорее всего, возрастать. Одновременно ввиду чрезвычайно высокой доли энергоносителей в экспорте (65 %) возникает новый вид зависимости нашей страны. Посол ЕС в Москве Ричард Райт в целом прав, когда подчеркивает, что у России нет иного выбора, кроме постепенного сближения ее нормативной базы с ЕС. В то же время сближение с Европой не снимает вопроса о приспособлении российского бизнеса к реалиям рынков в Азии и других регионах мира, где роль экспорта продукции обрабатывающей промышленности России заметно выше, чем в Европе.
С российской стороны движение в сторону европейского законодательства во многом объективно задано как собственно рыночными реформами, так и ожидаемым вступлением во Всемирную торговую организацию. Правда, вряд ли стоит рассчитывать на возможность селективно брать от соседей те или иные положения вне системы. Но именно энергетические рынки в наименьшей степени подвержены регулированию в ВТО, что делает сферу энергодиалога более инновационной и двусторонней по своей природе. Ожидаемый рост спроса на энергоносители в Европе в последующие 20 лет предполагает капиталовложения со стороны компаний, которые (независимо от страны принадлежности) должны будут продавать энергоносители внутри ЕС, а добывать их вне его. Чем больше схожи условия инвестиционного климата, тем меньше издержки развития бизнеса, о чем заранее печется Еврокомиссия. Специфика многомиллиардных инвестиций в добычу и доставку больших масс энергоносителей на расстояния, исчисляемые в тысячах километров, требует учета политических факторов, коммерческих рисков, длительности строительства, конкуренции не только между компаниями, но и между странами, чье благосостояние зависит от экспорта энергоресурсов.
Существо диалога с Европой невозможно понять без учета объективных тенденций спроса на различные виды энергоносителей в «тридцатке» будущей большой Европы. Последние четверть века Европа быстро смещается от потребления традиционных видов топлива, прежде всего угля и нефти, к газу и отчасти атомной энергии. Если сравнить с 1973-м, последним годом дешевой нефти, то к 2000-му доля угля упала с 25 % до 14 %, нефти – с 60 % до 42 %, доля природного газа выросла с 10,5 % до 23 %; а атомной энергии – с полутора до 15 % с лишним. (Остальное приходится на гидроэлектроэнергию и прочее.) В 1990-х годах по экологическим причинам, а также в связи с требованиями эффективности резко усиливается тенденция к более интенсивному выводу угля и переходу на газ.
Внутри расширенной Европы только Великобритания, Голландия и Норвегия представляют собой величины сколько-нибудь значимые в энергетике. В Голландии пик добычи газа уже пройден. Великобритания, оставаясь экспортером нефти, станет к 2005 году или чуть позже нетто-потребителем газа. В Норвегии добыча нефти стабилизируется, хотя есть перспективы роста добычи газа.
Прогноз спроса на газ в Европе, млрд м3
| 2000 г. | 2010 г. | 2020 г. | |
| ЕС-15 | 400 | 470–550 | 540–660 |
| Новые страны-члены | 100 | 130–170 | 170–240 |
| ЕС-30 | 500 | 600–720 | 700–900 |
| Добыча в ЕС-30 | 310 | 300 | 250–310 |
| Импорт в ЕС-30 | 190 | 300–420 | 450–590 |
Экспертная оценка – международные источники дают разброс показателей в пределах 10–15 %. Под новыми странами-членами подразумеваются Болгария, Венгрия, Кипр, Латвия, Литва, Мальта, Норвегия, Польша, Румыния, Словакия, Словения, Турция, Чехия, Швейцария, Эстония.
Если в мире потребление газа за последнее десятилетие выросло на 20 %, то в Европе – почти на 40 %. Правда, европейские страны прилагают усилия по развитию собственных возобновляемых ресурсов (энергия ветра, биомасса, солнечная энергия). Однако в обозримой перспективе использование возобновляемых видов энергоносителей не решит энергетические проблемы. Появились теории роста при стабильных, не увеличивающихся объемах энергии. Франция и Германия добились в этом направлении успехов, но темпы их роста оставались низкими, к тому же одновременно приходилось увеличивать долю газа. Так что повышения спроса на российский газ можно ожидать и в условиях стабильного общего потребления энергии.
Решение основных проблем своего энергетического сектора – повышение конкурентоспособности продукции ЕС и минимизация негативного влияния на окружающую среду – Европа видит в увеличении доли газа в энергобалансе. Это подразумевает переход на импортный ресурс: к 2020 году от 60 % до 70 % газоснабжения Европы будет обеспечиваться за счет импорта. И один из его главных источников – импорт из России и СНГ.
Реформы энергетических рынков Eвропы
Европейские рынки электроэнергии и газа переживают реформы, которые сначала назывались дерегулированием, а теперь – либерализацией. До недавнего времени в таких странах, как Франция и Италия, доминировали национальные монополии, защищенные государством. В Германии, где действует строгое антимонопольное законодательство, ключевые позиции занимали несколько крупнейших компаний. Подобная структура газовой отрасли была связана с тем, что ее развитие на протяжении последних 30 лет (активное использование газа в Европе началось в 70-е) происходило при непосредственном участии государства. Газ поступал преимущественно из внешних источников на основании межправительственных соглашений. Мощная инфраструктура доставки и потребления газа создавалась с помощью всевозможных преференций, в результате в данной сфере действовали экономические механизмы, от которых давно отказались в других отраслях.
Дорогие энергоресурсы – один из серьезнейших минусов для конкурентоспособности Европы. Решение этой проблемы пытаются найти на путях сокращения доли посредников, либерализации рынка и пр. Успешная либерализация газового рынка была проведена в Великобритании, но там этот процесс облегчало наличие собственных месторождений и отсутствие столь сложной налоговой системы, как на континенте.
Другой пример – либерализация электроэнергетики ЕС. Ранее каждая страна полагалась на самодостаточность: для Германии основой ее был уголь, для Италии – мазут и так далее. Это противоречило основополагающим принципам Европейского союза (единство рынков, конкуренция в масштабах ЕС и т.п.), и реформы в электроэнергетике в последние годы развивались стремительно. Там, где физически возможны перетоки, страны с избыточным внутренним производством электроэнергии стали экспортировать ее за границу, что привело к падению цен до 50 %. Избыток мощностей электроэнергетики существует сейчас во всей Центральной и Северной Европе. Сложившиеся в результате этого низкие цены (например, в Германии – 2,5 цента за кВт) отражают, видимо, только переменную часть затрат и не способствуют окупаемости новых мощностей. По оценкам, потребность в новых инвестициях в электроэнергетику ЕС может появиться не ранее 2010 года, тогда и цены могут вырасти. Именно поэтому в Европе пока не наблюдается серьезной активности в связи с вопросом о выходе на единый рынок РАО «ЕЭС России». Этот пункт энергодиалога пока в тени, но интерес к нему может повыситься, когда при нынешнем низком уровне инвестиций возникнет угроза нехватки мощностей. Важно, что либерализация электроэнергетического рынка ЕС произошла в условиях избытка мощностей и на базе собственного производства внутри ЕС – в этом существенное отличие от ситуации с газом.
Директивы ЕС, направленные одновременно на либерализацию и создание единого общеевропейского рынка (1996 год – электроэнергетика, 1998-й – газ), запустили процессы, которые на десятилетия вперед будут влиять на условия поставок энергоносителей. В 2002 году было принято решение, что процесс либерализации завершится в 2005-м (а не в 2008-м, как планировалось изначально). За разделением счетов по видам деятельности следует организационное разделение компаний, являющихся одновременно крупными газотранспортными и газосбытовыми, на два самостоятельных типа компаний.
Решение ЕС носило политический характер и предусматривало запуск процесса либерализации, не слишком вдаваясь в такие вопросы, как налоги, поведение поставщиков и др. Логика процесса предусматривала право потребителя на доступ к транспортным мощностям, на заключение и перезаключение любых контрактов. Но, как оказалось, газовый рынок нелегко вписать в подобные схемы. Он никогда не базировался на биржевой торговле, его основу составляют устойчивые долгосрочные связи. Торговля газом (кроме сжиженного природного газа) невозможна без системы крайне дорогостоящих трубопроводов, требует долгосрочных вложений как в трубы, так и в добычу. Переходя от рынка поставщиков к созданию рынка покупателей, Еврокомиссия рассчитывает одновременно решить две проблемы: добиться надежности долгосрочных поставок (с вероятным значительным ростом объемов импорта) и снижения цен на газ для крупных потребителей (химия и энергетика) и населения.
Либерализация газового рынка идет не слишком быстро и с трудом. Если в электроэнергетике производителями являются местные и довольно мощные компании, обладающие реальной конкурентоспособностью на общеевропейском рынке, то в газовой отрасли местные компании не склонны разрушать сложившиеся связи, а поставщики представляют собой внешний по отношению к ЕС фактор. Крупные покупатели и транспортировщики газа поняли, что им больше не гарантирована комфортная ситуация в рамках национальных границ, и стараются закрепиться на новом рынке. Но даже крупнейшие из этих компаний, такие, как Ruhrgas, недостаточно велики, чтобы легко стать общеевропейским игроком. Идет крупная реструктуризация, происходит покупка компаний, имеют место попытки создания альянсов. Рынок реагирует на либерализацию не лобовой конкуренцией и снижением цен, как это бывает в других случаях, а реорганизацией и укрупнением компаний. Для нас важно, что речь идет о начальной стадии длительного динамического процесса, а не о сложившейся системе, к которой можно было бы приспосабливаться. Внешним поставщикам трудно рассчитать саму эффективность крупных долгосрочных вложений в добычу и транспортировку газа, поскольку условия на европейском рынке постоянно меняются.
Готовится вторая газовая директива ЕС. Первая директива была нелегким компромиссом между отдельными странами, что нашло отражение в положении о взаимности (синхронизация степени открытости энергетических рынков страны А и страны Б друг другу). Сейчас это положение является частью внутреннего регулирования ЕС, затем может стать элементом единого экономического пространства (например, для Норвегии), а впоследствии важным элементом энергодиалога между ЕС и Россией.
Примером изменений в позиции ЕС в процессе внутренней трансформации может служить история с Транзитным протоколом к Энергетической хартии, подписанной Россией в 1994 году, но еще не ратифицированной. Комплекс вопросов регулирования транзита сам по себе сложен: положения о наличных мощностях, о тарифах за транзит, о «праве первого отказа» в отношении сторон действующего транзита и т. д. По существу, обсуждалась прозрачность для российского поставщика процедур доставки газа в страны ЕС в рамках долгосрочных контрактов, то есть де-факто «дедушкина оговорка».
Совсем иная ситуация сложилась в отношении вопроса о применимости Транзитного протокола к странам – членам ЕС. Вопрос этот возник достаточно неожиданно осенью 2001-го, когда делегация Евросоюза предложила внести в текст этого протокола конкретное указание о применении его к ЕС как единому образованию. Согласно этой поправке о «региональных экономических объединениях», под определение понятия транзита подпадают только такие случаи перемещения энергоносителей, когда они пересекают территорию ЕС как целое. Тем самым ЕС снимает с себя связанные с транзитом обязательства в отношении внешних поставщиков, поскольку движение газа должно будет регулироваться внутренними законами ЕС, а не международным договором. Такое понимание транзита означает, что в отношении экспорта газа из России оно будет применяться в считанном числе случаев – например, транзит через страны ЕС в Швейцарию. С учетом расширения ЕС в 2004 году в данном случае для экспортируемых российских энергоносителей сфера применимости положений Транзитного протокола практически сводится к транзиту через Белоруссию, Молдавию и Украину, а эти вопросы могут решаться и на двусторонней основе. В то же время вопросы транзита энергоносителей через Россию из третьих стран стали бы покрываться этим протоколом в полной мере, что сделало бы его международным договором о транзите через территорию России.
Попытки поставщиков сохранить долгосрочные газовые контракты и ясность своих перспектив вполне сродни желаниям западных инвесторов найти в России устойчивый инвестиционный климат, получить «дедушкину оговорку» по крупным контрактам или заключить контракт на условиях раздела продукции. Трудные переговоры о содержании будущего режима торговли газом в ЕС шли несколько лет. За это время со скрипом, но все-таки во «Втором обобщающем докладе» Христенко и Ламуре была подтверждена важность долгосрочности контрактов: «Комиссия ясно понимает незаменимость долгосрочных контрактов на условии “бери или плати”». (Неясно, является ли это окончательной позицией Еврокомиссии, – антимонопольный директорат имеет особое мнение.)
Важное отличие газового рынка от нефтяного – это очень высокая доля транспортных издержек. Прежний баланс интересов между поставщиками и потребителями базировался на том, что производитель газа имел гарантированный многолетний сбыт и мог рассчитывать на окупаемость инвестиций. Ценовой риск у поставщика оставался, поскольку газовые цены привязаны к нефтяной корзине, что не позволяет давать четких прогнозов. Но зато поставщику не приходилось думать о розничном сбыте. Теперь газотранспортные компании ожидает трудный период адаптации, сократится число посредников.
В будущем российские поставщики смогут вести конкурентную борьбу за конечного потребителя, но риск увеличивается. Это потребует высокой эффективности управления и проработки нового подхода, доступа к местной инфраструктуре. В принципе поставщики могут и остаться в выигрыше, но твердо предсказать это невозможно. Уход от долгосрочных контрактов, переход на биржевую торговлю, на краткосрочные сделки являются одной из основных целей либерализации. И хотя политически существование долгосрочных контрактов пока подтверждено в ходе энергодиалога, в будущем определение цены на основе краткосрочных сделок – как спотовый рынок на нефтяном рынке – может переложить риски на производителя. В этом случае газотранспортная компания берет свой тариф, а разница между спотовой ценой и тарифом окажется выручкой производителя газа. Последняя может колебаться столь же заметно, как и цена нефти. Если это цель либерализации ЕС, то для обеспечения такого рынка желателен избыток газа на основных региональных рынках. Цена поставки газа в Германию (115 дол.) при высокой цене на нефть (23 дол. за баррель) гарантирует достаточно высокую прибыль. Но в случае 16 дол. за баррель нефти цена газа опускается до 80 дол., что за вычетом стоимости доставки дает 10—15 долларов. На месторождении многие новые проекты этой цены уже не выдержат. Высокие риски поставщиков с учетом коммерческого риска неизбежно отражаются на желании инвестировать.
В настоящий момент определяется будущее инвестиций в снабжение развитых или быстро развивающихся стран с большой потребностью не столько в нефти, сколько именно в природном газе. Европейское пространство – попытка объединения ради повышения конкурентоспособности континента в соперничестве с Юго-Восточной Азией (включая Китай) и НАФТА. Либеральный рынок, конкуренция среди его участников – это принятые в Европе принципы. Однако высокая цена газа для конечных потребителей в Европе – результат не столько дорогого импорта, сколько внутриевропейской системы перераспределения и высокого налогообложения.
Газ, поставляемый в центр Европы примерно по 100 дол. за тысячу кубометров, доходит по цепочке до конечного потребителя по цене 120–150 для крупных и 300–350 дол. для отдаленных и мелких потребителей. Разница между ценой поставки энергетического сырья и конечными ценами для потребителей обусловлена налоговой и социальной политикой. За счет налогов на энергоносители частично решаются социальные задачи или поддерживаются капиталовложения в энергетику следующего поколения, хотя несбалансированность налоговых систем разных стран ЕС является очевидным препятствием для торговли энергоресурсами. В каком-то смысле за счет полученных прибылей и налогов осуществляется модернизация Европы. Этому надо учиться, и это надо использовать в целях собственного развития, сделать предметом энергодиалога.
Защита экономических интересов Европы должна превратиться во взвешенную и надежную защиту интересов всех участников единого экономического пространства, если уж Россия решает к нему присоединиться. Скорость внутренних изменений в ЕС растет, и требуется все более глубокий анализ ожидаемых последствий этих изменений для России и ее компаний, чтобы четко представлять себе состояние нашего основного рынка сбыта на следующее поколение.
Российские интересы и перспективы
Формулирование целей российской энергетической политики в Европе, масштабы нашего участия в снабжении ЕС, ограничения и риски в этом процессе, использование доходов от экспорта для развития страны – на все эти принципиальные вопросы четкие ответы еще не получены. Вряд ли кто-то в России сомневается в том, что цель торговли энергоресурсами – не максимизация объема экспорта того или иного отдельного энергоносителя, а получение и реинвестирование стабильных доходов в долгосрочном плане (на 20–30 лет). Изначально позиция России была проста: как часть Европы, Российская Федерация несет определенную долю ответственности за энергетическую безопасность континента. Поэтому она вступила в энергодиалог с ЕС и готова рассматривать возможности увеличения поставок энергии при определенных условиях:
* дополнительные поставки электроэнергии сопровождаются инвестициями и передачей России технологий;
* особое внимание уделяется технологиям сбережения энергии, которое рассматривается как самостоятельный источник расширения поставок;
* свобода транзита всех наших энергоносителей в ЕС-15 через Восточную Европу (которая сейчас растворяется в ЕС);
* расширение поставок энергии охватывает не только первичные энергоносители, но и электроэнергию (в том числе с АЭС), ядерное топливо, энергоемкие товары (удобрения, металлы), нефтепродукты и так далее.
В области нефти и угля значительное число частных российских компаний конкурируют на европейском рынке, стремясь закрепиться в Восточной Европе перед ее вхождением в ЕС. Доля бывшего СССР в европейском импорте нефти составляет примерно 37 %. С учетом проектов по выходу российской нефти на рынки США и Китая эта доля будет расти, скорее всего, за счет экспорта казахстанского сырья. Российские компании, видимо, будут увеличивать поставки нефтепродуктов, хотя не обязательно с российских НПЗ. В этом смысле врастание российского бизнеса в ЕЭП идет полным ходом.
В области электроэнергии Россия заинтересована в создании мостов в Европу для повышения устойчивости систем энергоснабжения, возможности маневрировать ресурсами в течение дня, обеспечивать выход вероятного (вследствие реформы электроэнергетики) избытка мощностей на рынки Европы. Программа строительства АЭС в России может иметь и экспортную составляющую. Ситуация по ядерному топливу – отдельная проблема, потому что в данном случае все соответствующие закупки лицензируются и тем самым искусственно сдерживается доля российского экспорта, хотя это и нарушает статью 22-ю СПС. Рано или поздно российская сторона должна будет сформулировать свои приоритеты в отношении всех видов и форм поставок на экспорт.
Внутренние интересы России по тарифам на электроэнергию и газ состоят в том, чтобы избежать серьезного конфликта между экспортерами металлов и удобрений, с одной стороны, экспортерами чистой энергии – с другой, и бюджетом – с третьей. Современная система ценообразования в газовой отрасли построена на том, что вся наша газовая инфраструктура была создана в 1970–80-е годы за счет государства и в ущерб другим социальным факторам. Чтобы создать экспортную отрасль, деньги «изымались» из других отраслей и из сферы потребления населения. Советский Союз ежегодно вкладывал в газовую промышленность порядка 10–12 млрд дол. Кажущаяся дешевизна тарифов сегодня – это игнорирование стоимости строительства тогдашней инфраструктуры. Условно можно сказать, что дешевый газ внутри страны есть не только результат наших естественных преимуществ (богатые ресурсы), но и «подарок» от жителей СССР: все построено на их скрытые сбережения.
Недавно Еврокомиссия выдвинула определенные требования именно в этой области по переговорам о вступлении в ВТО. Позиция ЕС выражена комиссаром по торговле Паскалем Лами: «Ключевым вопросом для ЕС является вопрос двойного ценообразования на энергопродукты. Стоимость энергии в России искусственно занижена. Стоимость природного газа составляет лишь одну шестую мировой цены. В результате низкие цены приводят к ежегодному субсидированию российской промышленности в размере около $5 млрд. Производители могут экспортировать свои товары по неоправданно низким ценам. Этот вопрос слишком важен для ЕС, чтобы игнорировать его» (цитируется по газете «Коммерсант»).
В Евросоюзе, судя по всему, хотят, чтобы российские энергонасыщенные товары стоили дороже. В печать просачивались неофициальные сведения, что целью переговоров со стороны ЕС является цена 45–60 дол. за тысячу кубометров для российской промышленности. В результате наши энергетики получили бы больше доходов для вложения в экспортные проекты, а конкуренция для европейской металлургической и химической промышленности снизилась бы.
Резкое повышение тарифов на газ стало бы в России, во-первых, разовым ценовым шоком внутри экономики, для которой крайне важно в ближайшие годы сократить уровень инфляции. Во-вторых, здесь не учитывается эффект кросс-субсидирования промышленностью российского частного потребителя в условиях колоссального социального неравенства. Заметим, что различие между уровнем ВВП на душу населения в ЕС и России (21 тысяча дол. к 2,5 тысячи по текущим курсам) слишком велико, чтобы его можно было бы игнорировать в контексте европейского экономического пространства. Наконец, для России важны процессы либерализации внутреннего рынка газа и электроэнергии, которые приведут к естественному росту тарифов, возможно, до уровня в 40 дол. против сегодняшней цифры в 21 дол., названной в неопубликованном докладе Всемирного банка по этому вопросу (приводится по The Financial Times).
Российская позиция состоит в том, что низкие внутренние цены на энергию – естественное преимущество богатой ресурсами страны. Иными словами, население, которое десятилетиями инвестировало (через плановую систему) в развитие энергетики, имеет право на более низкие энергетические цены. Россия сегодня в основном добывает еще «старый советский» газ, но замещает его частично «новым российским». Растет потребность в ремонте трубопроводов, а с 2010 года нужно будет осуществлять масштабные проекты – освоение новых регионов и строительство транспортных систем. Повторить вложения в советских масштабах при нынешних ценах (не только низких внутренних, но и экспортных, скажем, 100 дол.) сложно, поскольку значительная часть новых ресурсов газа пойдет на замещения выбытия, а не на прирост объемов.
Для долгосрочного планирования нужны ответы на целый ряд политических вопросов. Важно знать: как будет работать консорциум на Украине и сможет ли он обновить трубы в разумные сроки? Тянуть ли балтийскую трубу в обход всех стран, что приведет к росту начальной стоимости проекта, но позволит сократить территориальные тарифы? Получат ли в процессе реформы газовой отрасли нефтяные и другие компании приемлемые финансовые условия для добычи газа внутри России? Опыт США, например, подсказывает, что для рационального долгосрочного использования энергоресурсов целесообразно осваивать малые и средние месторождения. Новый газ нефтяных компаний или небольших месторождений, разрабатываемых независимыми компаниями, в будущем мог бы помочь упорядочить газовый баланс страны и разгрузить экспортные направления. Этой же цели объективно служит и программа строительства АЭС, которая снижает будущий спрос на газ в европейской части России.
Отдельной проблемой является вопрос о том, какую долю внутреннего потребления газа ЕС готов допустить из одного источника. Официально ограничений нет, но на уровне рекомендаций говорится о 30 %, особенно в связи с большой зависимостью от российского газа будущих членов ЕС. В Большую Европу Россия поставляет сейчас 36 % газа (31 % приходится на Великобританию, 16 % на Норвегию, далее по убывающей идут Алжир, Нидерланды, Нигерия), причем внутренняя добыча ЕС, скорее всего, не превысит в обозримом будущем 300 млрд кубометров. В целях сохранения своей доли (порядка 30 %) на расширяющемся европейском рынке требуется увеличение поставок с 130 млрд куб. м до 200–210 в 2010 году. Это означает необходимость строительства примерно трех ниток трубопроводов (по 30 млрд куб. м в год каждая) и расширение добычи до уровня обеспечения таких поставок плюс учет постепенного оживления спроса в России и СНГ. В этом случае остается неясной возможность одновременного выхода на другие экспортные рынки.
Трудным вопросом остается и соотношение между поставками собственных энергоресурсов и транзитом «чужих» в Европу. Россия, конечно, будет обеспечивать пропуск энергоресурсов через свою территорию. С точки зрения обслуживания старого «советского» капитала, вложенного в трубопроводный транспорт, при различных моделях ценообразования тарифы должны бы включать стоимость его обновления.
Учитывая будущую ситуацию в ЕС-30, Еврокомиссия пытается создать в перспективе «рынок покупателя» (то есть избыток предложения) газа в ЕС путем вывода на рынок максимальных объемов сырья из отдаленных регионов: Ирана, Катара, Нигерии, Центральной Азии. При этом создать избыток могут только сами страны или компании-поставщики, если они пойдут на «опережающие» долгосрочные инвестиции в расчете на быстро растущий европейский рынок. Альтернативой для поставщиков является переход на производство сжиженного газа, что позволит экспортировать его на весь мировой рынок, как это сложилось постепенно в нефтяной промышленности. Правда, стоимость доставки пока высока, а первоначальные вложения в строительство заводов и причалов сравнимы по стоимости с новыми газопроводами. Поскольку речь идет об огромных затратах, цена ошибки в прогнозе для инвесторов здесь поистине колоссальна.
Российский энергетический экспорт в Европу пока не имеет альтернативы для обеих сторон. Необходимо определиться с экспортными приоритетами, маршрутами, стоимостью и источниками финансирования проектов. До сих пор публично не проводилось сколько-нибудь детальной проработки схем и источников крупных европейских инвестиций в экономику России. При этом нужно четко понимать, что ответственные решения по стратегии сотрудничества придется принимать, не дожидаясь, пока российская правовая среда «дорастет» до европейских стандартов. Либо поставщики, желающие расширять экспорт, инвестируют сами и несут все риски, выбирая, на какой рынок им ориентироваться. Либо европейцы инвестируют свои средства, получив гарантии того, что добываемое сырье будет поступать именно в ЕС. Чем выше неопределенность с будущими условиями продаж в Европе, тем сложнее мобилизовать для таких проектов финансовые ресурсы.
Обязанности, которые накладывает на Россию участие в общем экономическом пространстве, должны дополняться правами. Например, инфраструктурные гранты ЕС на развитие бедных районов могли бы быть частью совместного финансирования в развитие России там, где вложения в добычу энергоресурсов затрагивают экологию и условия жизни местного населения.
Мы исходим из того, что в ближайшее десятилетие ЕС и Россия будут двигаться к формированию общего экономического пространства, предусматривающего более глубокую интеграцию. Но они сохранят различия, взаимно дополняя друг друга именно на энергетическом рынке. Россия имеет полное моральное право больше знать о будущем газового рынка в Европе, поскольку всегда, даже в условиях тяжелого кризиса 1990-х годов, оставалась абсолютно надежным партнером по устойчивому снабжению континента энергией.
Решение вопроса об инвестициях в добычу и экспорт энергоресурсов возвращает нас к целям Энергетической стратегии России в целом. В большинстве стран при выработке долгосрочной стратегии необходимо учитывать меньшее количество факторов. Это одна, максимум две энергетические отрасли, обрабатывающая промышленность (цена на энергоносители), интересы населения (тарифы) и государства (налоги). В России же полноценных энергетических отраслей сразу четыре (электричество, нефть, газ, уголь), их интересы где-то совпадают, а где-то конфликтуют, причем формы собственности на компании разных секторов различны.
Речь идет о существенных для населения вопросах, поэтому России жизненно необходима долгосрочная энергетическая политика, стратегия собственного развития, увязанная с ее внешнеэкономическими аспектами, а значит, и с энергодиалогом Россия – ЕС. В конечном итоге государство, озабоченное модернизацией экономики России в целом, будет интересовать не физический объем экспорта и даже не его стоимостной объем, а реинвестируемые в развитие российской экономики доходы от экспорта.
Россия. Евросоюз > Нефть, газ, уголь. Электроэнергетика > globalaffairs.ru, 16 июня 2003 > № 2908009
Леонид Григорьев, Анна Чаплыгина
Согласно сообщению минтруда и соцвопросов ЧР в марте с.г. уровень безработицы в Чехии составил 10%, что меньше, чем в фев. – 10,2%. Наибольшее количество безработных отмечено в Устецком крае (17,4%) и Моравско-Силезском крае (16,4%), а наименьшее – в г. Праге и пригородах – 3,8%. На снижение уровня безработицы повлияло расширение спроса на сезонные работы. В конце т.г., однако, прогнозируется дальнейший рост безработицы.По информации чешского МИДа иностранные рабочие (в т.ч. из Украины) и в дальнейшем должны будут получать разрешение на работу в ЧР, хотя с момента присоединения Чехии к ЕС для граждан стран Евросоюза такое разрешение не понадобится. Чехия проводит переговоры с Польшей с целью снижения количества польских шахтеров, работающих по найму в Остравском крае.
По данным минтруда ЧР количество безработных на 1.04.2003г. составляло 538 тыс.чел., в то время как ЧСУ сообщило о 390 тыс.чел.
Чешский нацбанк изменил макроэкономический прогноз, объявленный в янв. с.г. Согласно последнему прогнозу рост ВВП ЧР в 2003г. составит 2,3-2,9% (ранее 2,2-3,5%), а в 2004г. – 1,7-3,3% (ранее 2,5-4,5%).ЧНБ ожидает, что к апр. 2004г. инфляция составит 2,9-4,3%, а к окт. 2004г. достигнет 3,9-5,3%. Прогноз по инфляции строится на предположении, что будет прекращено падение цен на продукцию сельского хозяйства, подорожает импортная продукция, а также произойдет повышение ставок акцизов и НДС на ряд товаров и услуг в связи со вступлением Чехии в Евросоюз.
По данным минфина Чехии рост экономики в 2003г. составит 2,3% (ранее 3,3%). ОЭСР и МВФ прогнозируют рост чешского ВВП в т.г. в 3% и 2,7%.
Чешский союз производителей пива и солода подтвердил предварительные данные об увеличении в 2002г. производства пива на 1,5% (18,178 млн. гектолитров) и солода на 4% (452 тыс.т.).Основной объем производства сосредоточен на заводах «Плзеньского Праздроя» – 5,2 млн.гл., «Радегаст» – 2,1 млн.гл., «Старопрамен» – 1,2 млн.гл., и «Будейовицкий Будвар» – 1,2 млн.гл. Доля этих же заводов в экспорте составляет 83%. Экспорт чешского пива в пред.г. составил 2 млн.гл., увеличившись на 6% за счет роста поставок в Германию, Великобританию и Словакию. Перспективными рынками сбыта считаются Россия и Польша. Количество действующих пивных заводов в ЧР за последний год снизилось с 56 до 49.
Рост производства солода связан с увеличением экспортных поставок крупнейшим в ЧР производителем – французской компанией Sladovny Soufflet, которая реализует продукцию на рынках Польши, России, Таиланда, Германии и Кубы.
В Венгрии насчитывается 1289 термальных источников, температура воды в которых превышает 30С°. Вода 270 источников поступает в плавательные бассейны. 139 минеральных источников имеют официально подтвержденные лечебные свойства, на их базе работает 39 водолечебниц. Среднегодовой коэффициент их загруженности составляет 41%.Среди традиционных курортно-бальнеологических центров страны выделяется Будапешт, на территории которого построено 50 купален, в т.ч. более 10 водолечебниц. Бальнеологический курорт Хевиз, находящийся в 160 км. к юго-западу от Будапешта, работает на базе крупнейшего термального озера Европы. В последние годы здесь были построены отели – водолечебницы, где лечатся главным образом больные с заболеваниями суставов и опорно-двигательного аппарата. Термальные источники курортного центра Хайдусобосло (180 км. от Будапешта) дают положительные результаты при лечении больных с заболеванием опорно-двигательного аппарата и нервной системы.
За последние два года государство выделило на развитие курортного туризма 29,3 млрд.фор. (120 млн. евро). На основании тендеров, объявленных на строительство термалышх водолечебниц и оздоровительных центров, субсидии получили 48 фирм, которые, прибавив к субсидиям свои собственные средства в количестве 39,7 млрд. фор., вложили 89 млрд.фор. в строительство 11 новых отелей и модернизацию 13 гостиниц.
С помощью государства расширяется водолечебный комплекс в г.Шарвар (160 км. к западу от Будапешта), где лечатся в основном гинекологические заболевания. Продолжается реконструкция бальнеологического центра в г.Бюккфюрде, специализирующегося на лечении остеопороза. Были выделены средства для реконструкции водолечебницы в г.Тапольце, специализирующейся на заболеваниях нервной системы и лечения переутомления. Продолжается модернизация водолечебницы г. Дюла, где лечат гинеколопгческие заболевания. Реконструируется бальнеологический центр Орошхаза-Дьопарош, специализирующийся на лечении суставов. Ведется работа по расширению и реконструкции и в целом ряде менее крупных водолечебниц.
Развитие уникальных запасов термальных вод Венгрии важно как для отечественного здравоохранения, так и для развития лечебного туризма, После вступления Венгрии в ЕС доходы от лечебного и оздоровительного туризма должны существенно возрасти. Авторы концепции считают, что венгерские бальнеологические центры могли бы принимать больше туристов из Австрии, Германии и Италии за счет сотрудничества с зарубежными страховыми компаниями.
Водолечебница в Хевизе уже заключила соглашение с немецкой фирмой соцстрахования. Потенциальными клиентами являются граждане Франции и Швейцарии, где оздоровительный туризм пользуется растущей популярностью. Авторы концепции указывают, что, благодаря активному строительству новых автомагистралей, в лечебный туризм могут включиться и восточные области страны. Наибольшую конкуренцию венгерским бальнеологическим курортам могут оказать Россия и Польша.
Согласно последней информации ЧСУ, экономический рост в ЧР по итогам 2002г. составил 2%, а не 3,1%, как сообщалось ранее. В III и IV кв. пред.г. рост ВВП составил 1,7% и 1,5% соответственно.Основными причинами снижения роста ВВП называются рецессия мировой экономики, высокие мировые цены нефти, отложенная реформа государственной финансовой системы и последствия наводнения в авг. 2002г. Также подчеркивается, что столь низкий уровень роста ВВП последний раз был отмечен в 1999г. В 2002г.Чехия по этому показателю обогнала только Польшу (1,3%), и оказалась позади Венгрии (3,3%) и Словакии (4,4%).
На 2003г. минфин Чехии прогнозирует рост ВВП в 3,3%, а прогноз ЧНБ еще более осторожен: от 2,2% до 3,5%. Ожидаемый экономический рост в ЧР в I кв. с.г. – 1,8%. ОЭСР предсказывает рост экономики ЧР в т.г. – 3,3%, а в следующем году – 3,5% (минфин ЧР – 3,4%).
Чешские производители свинины опасаются резкого роста импорта аналогичной продукции из Польши, где властями принято решение о предоставлении экспортных дотаций в 1,75 млрд. крон (в чешском эквиваленте) для вывоза 41 тыс.т. свинины. В Чехию уже начаты поставки польской свинины по цене 26,7 крон/кг., что дешевле чешской продукции на 20%.Чешские экспортеры свинины имеют дотацию от государства на 2003г. в 72 млн. крон. При этом, на внутреннем рынке отмечается переизбыток предложения из-за регулярного перепроизводства свинины, а низкий уровень закупочных цен не позволяет многим производителям достигнуть необходимой рентабельности.
Под давлением Союза производителей свинины и Аграрной палаты минсельхозом дано поручение ветеринарной службе усилить контроль качества импортируемой в ЧР свинины. Также рассматривается возможность выделения дополнительной финансовой поддержки экспортерам. Со ссылкой на источники в правительстве ЧР сообщается, что пошлина на импорт свинины из Польши будет повышена на 50% и составит 88,5%.
По информации Чешской обувной ассоциации производство обуви в ЧР в 2002г. снизилось на 12% и составило 11 млн. пар. Наибольшие убытки понесла обувная фирма Cebo Zlin, ориентированная на американский «фермерский рынок» (на 1 млн. пар меньше), а также фирма Novesta Zlin, экспорт которой упал на 1,5 млн. пар.Согласно таможенной статистики в 2002г. чешский экспорт обуви составил 10,5 млн. пар, а импорт – 46,1 млн. пар, в т.ч. из Китая – 29,4; Италии – 2,9; Вьетнама – 2,5; Польши – 2,2; Словакии – 2,1;Турции – 1,2 млн. пар. Средняя экспортная цена 1 пары китайской обуви составляет 93,3 кроны, турецкой обуви – 31 кроны, а итальянской – 441,4 кроны.
Монопольный производитель тракторов – завод «Зетор» г.Брно вновь оказался под угрозой банкротства, т.к. в Краевой Суд г.Брно 17.02.03г. был подан соответствующий иск, инициированный частью трудового коллектива из-за задержек зарплаты. Суд 24.02.03г. признал иск необоснованным.98% акций завода принадлежат словацкой фирме НТС Holding, выкупивший их за 310 млн. крон в пред.г. у Чешского консолидационного агентства. Новым владельцем была проведена реструктуризация и уволена почти половина рабочих (из 1278 осталось 720 чел.). В пред.г. увеличились объемы продаж с 3.500 до 4.229 тракторов, которые преимущественно поставлены Польше. План производства на текущий год увеличен до 5.300 тракторов.
Согласно данным ЧСУ рост промышленного производства в ЧР в 2002г. составил 4,8% (в 2001г. – 6,8%). Наибольший рост отмечен в производстве электроники, оптики и резино-технической продукции. Снижение производства отмечено в кожевенной и текстильной отраслях.Снижению темпов роста по сравнению с пред.г. способствовало усиление кроны, наводнение и спад в экономиках стран ЕС.
В 2002г. в промышленности Чехии продолжилось снижение уровня занятости на 2,9% или на 34,3 тыс.чел. Средняя зарплата в промышленности за год выросла на 6% и составила 15.401 крону в месяц (или 529 долл. по текущему обменному курсу). Производительность труда возросла на 6,4%.
Чешскими экспертами на 2003г. прогнозируется дальнейший рост промпроизводства в 5%. Для сравнения сообщается, что рост промпроизводства в соседних с ЧР странах в 2002г. составил: в Словакии – 6,6%, в Венгрии – 2,7%, в Польше – 1,5%.
Минфин Чехии также прогнозирует, что к концу 2003г. госдолг увеличится до 24,1% от ВВП, а уровень безработицы вырастет до 10,3%.Сравнительный анализ покупательной способности населения по отношению к ВВП, проведенный чешским минфином, свидетельствует о тенденции дальнейшего отставания Чехии от «беднейших» стран ЕС. В частности, этот показатель ниже, чем в Греции на 20%. В то же время, по сравнению с другими восточно-европейскими кандидатами в Евросоюз, этот же показатель для Чехии составляет 59% (ЕС-100%), что ниже, чем в Словении (73%), но выше, чем в остальных странах: Венгрия (55%), Словакия (51%), Польша (40%).
По данным Союза чешских производителей пива в 2002г. производство пива в ЧР увеличилось на 2,2% и составило 18,273 млн. гектолитров. Исходя из предварительных подсчетов, экспорт пива впервые в истории превысил 2 млн.гкл. Производство пива увеличилось после 4 летней стагнации.Официальная статистика, как ожидается, будет объявлена после 28.02.2003г., однако, крупнейшее в ЧР объединение «Плзеньский Праздрой», контролируемое южноафриканским концерном SAB Miller, уже информировало, что в 2002г. было реализовано свыше 9 млн.гкл. (рост на 13%), в т.ч. на внутреннем рынке рост продаж составил 6,4%, а на внешнем рынке – превысил 30% (1,26 млн.гкл., включая 500 тыс.гкл., произведенных по лицензии в Польше, России и Словакии).
Пивоваренное объединение «Будейовицкий Будвар», наоборот, объявило о снижении производства на 104 тыс.гкл. (произведено 1.213 тыс.гкл.), экспорт упал на 2,5%, составив 514 тыс.гкл.
По требованию чешского производителя нитрата аммония комбината Lovochemie-Lovosice правительством рассматривается вопрос о применении антидемпинговых пошлин против импорта в ЧР аналогичной продукции из России, Украины и Польши на срок 200 дней.Размер пошлины будет составлять 35% для экспортеров из России, 16% для Украины и 5% для Польши в случае, если цены на ввозимый нитрат аммония будут на уровне 4.200 крон/т.
За первые 9 мес. с.г. объем иноинвестиций в Словакии составил 2,9 млрд. долл., Польше – 2,6 млрд. долл., Венгрии – 0,948 млрд.долл. Объем прямых иноинвестиций в экономику ЧР в 2001г. составлял 4,9 млрд.долл. Согласно прогнозу чешских экспертов приток инвестиций в ЧР будет снижаться, и в последующие 2г. составит 5 и 4,5 млрд.долл. соответственно.
Согласно данным ЧСУ рост ВВП Чехии в III кв. 2002г. составил 1,5%, т.е. упал до самой низкой отметки за последние 3 года. В I и II кв. был отмечен рост ВВП 2,8% и 1,9%.Снижение темпов роста экономики Чехии объясняется экономической ситуацией крупнейшего чешского торгового партнера – Германии (уменьшение объемов чешского экспорта), усилением курса кроны (снижение прибыли экспортеров) и наводнением в авг. 2002г. (остановка производства на 20 и сокращение объемов производства еще на 25 крупных предприятиях).
По прогнозу ЧСУ рост ВВП Чехии в IV кв. 2002г. составит 2%. ЧНБ по-прежнему прогнозирует рост экономики за год на уровне 1,8-2,3%. Прогноз ОЭСР для Чехии на 2002г.– 2,5%.
Большинство работающих на чешском рынке банков, ОЭСР и британский институт EIU придерживаются общего мнения, что экономический рост Чехии в 2003г. достигнет 3% и более.
По данным ЧСУ в нояб. с.г. в ЧР рост потребительских цен составил 0,5% (в окт. – 0,6%; в сент. – 0,8%). С начала т.г. отмечено снижение цен на продукты питания, бытовую электротехнику, одежду и обувь, туристические услуги.Эксперты ЧНБ прогнозируют дальнейшее снижение уровня инфляции в Чехии в течение 2-3 мес., после чего последует ее рост, который может к окт. следующего года достичь 1,5-2,9%. Экспертами ОЭСР предсказывается инфляция в ЧР в 2003г. на уровне 2,5%. Уровень инфляции в странах ЕС в окт. с.г. в среднем составлял 2,1%.
XXI век: расходящиеся дороги развития
© "Россия в глобальной политике". № 1, Ноябрь - Декабрь 2002
Л.М. Григорьев — к.э.н., ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН, член Научно-консультативного совета журнала "Россия в глобальной политике".
Резюме Развивающийся мир, к которому сегодня относится и Россия, не догонит мир развитой. На рубеже тысячелетий темпы роста основных групп государств выровнялись. Это означает, что разрыв между ними не преодолевается, а консервируется, сближение уровней развития практически невозможно. Шанс совершить прорыв, направив на цели развития средства, освободившиеся после окончания холодной войны, был упущен.
Насколько устойчива экономическая ситуация в мире? Отвечая на этот вопрос в середине 1990-х годов, большинство политиков и аналитиков были настроены оптимистически: развитые и развивающиеся страны демонстрировали высокие темпы роста, к тому же большая группа государств перешла от планового хозяйства к рыночному. Сегодня процессы, происходящие в мировой экономике, дают серьезные основания для тревоги. На рубеже тысячелетий темпы роста основных групп стран (развитые, развивающиеся и переходные) сблизились и стабилизировались (см. график 1). Это означает, что разрыв между ними не преодолевается, а консервируется, сближение уровней развития практически невозможно. Напротив, эти группы будут следовать по расходящимся дорогам, постепенно отдаляясь друг от друга.
График 1. Динамика реального ВВП развитых, развивающихся и переходных стран за 1990–2003 гг. (в процентах)
Источник: МВФ (сентябрь 2002 г.), МБРР.
Развитые страны — нервный рост
Что происходит в развитом мире и есть ли основания для панических предсказаний, которыми обывателя исправно пугают газеты? В целом можно констатировать, что группа развитых стран находится в “хорошей форме”. К концу 2002-го стало ясно, что США преодолели прошлогоднюю рецессию. Американский подъем 1991–2000 годов был одним из самых мощных и самым продолжительным в истории — без обычного спада посредине десятилетия. В основе его лежали огромные капиталовложения и “дивиденд от мира” (результат окончания холодной войны), который наряду с другими факторами позволил в течение трех лет сводить бюджет с профицитом. Биржевой крах “проколол” спекулятивный “шарик”, но вложенные ресурсы никуда не исчезли и будут давать растущий эффект. Промышленное производство выросло в полтора раза. Несмотря на экономические проблемы 2001-го, США ощутимо увеличили военные расходы и расходы на безопасность. (Причем эти траты являются не столько финансовыми потерями бюджета, сколько стимулом роста спроса.) Теперь же, когда кризис в основном миновал, США получат новые материальные возможности для укрепления своей роли в мире.
В принципе, весь развитой мир начинает выходить из застоя прошедших двух лет (хронические проблемы испытывает только Япония). В 2002–2003 годах впереди, видимо, останутся США, зона евро будет двигаться медленнее. Согласно прогнозу МВФ на 2002–2003 годы, реальный ВВП в развитом мире вырастет на 2,7–2,8 %. Реальные цены на импортируемые развитыми странами первичные товары из развивающихся стран ниже уровня 1990-го. Бюджеты развитого мира сбалансированы лучше, чем когда-либо. Так что 29 стран, представляющих примерно 56 % мирового ВВП по оценкам МВФ [1], могут ожидать возврата к циклическому росту.
Конечно, темпы роста ниже, чем предполагалось, но какой-либо непосредственной угрозы развитию нет. Как и всегда на выходе из кризиса, нет полной ясности, какая отрасль возьмет на себя функцию очередного локомотива роста и что станет основой подъема. Важно, однако, что постиндустриальное общество уже не зависит от ограниченного набора отраслей.
При этом в развитом мире ощущается нервозность, которой не было в 1990-е годы. Обусловлена она главным образом внешними, а не внутренними факторами. В экономике это вопрос устойчивости поставок нефти, цены на нефть и газ, а также корпоративные скандалы и затянувшиеся биржевые потрясения, которые, как правило, предшествуют кризису, а не происходят на стадии перехода к росту. Инстинктивное желание инвесторов уйти в безопасные регионы, по сути дела домой, подкрепляется ощущением конфликтности в политической сфере (Ближний Восток, Ирак, Балканы, общая угроза терроризма). Дискомфорт создают также нерешенные глобальные проблемы: загрязнение окружающей среды, изменения климата, бедность, рост наркотрафика.
Среди внутренних проблем развитого мира отметим главную — ослабление позиций среднего класса. В Европе это подогрело правые, расистские и антииммигрантские настроения, особенно ярко проявившиеся во время недавних парламентских выборов во Франции и Нидерландах. Нервозность усугубляется сложными процессами интеграции, которые заставляют европейцев интенсивно искать способы адаптации к новым условиям существования. Совокупность всех этих факторов вынуждает ведущие державы в большей степени концентрироваться на собственных проблемах, тогда как их интерес к общемировому развитию снижается. Попытки совместить жесткую бюджетную дисциплину (особенно в ЕС) с социальной поддержкой собственных “бедных и обиженных”, растущая вовлеченность европейцев в операции США и НАТО по поддержанию стабильности (Балканы, Азия и пр.) также не стимулируют притока ресурсов в развивающийся мир. После 11 сентября 2001-го все отчетливее проявляется “синдром осторожности” в отношении других стран, особенно в том, что касается долгосрочных инвестиций в зоны военного риска. В нынешней ситуации Запад, похоже, больше озабочен защитой собственного образа жизни и развивается сам по себе, продолжая отдаляться от остального мира.
Нефть — дело деликатное
Особняком стоят страны-экспортеры нефти, особенно члены ОПЕК, сочетающие ряд признаков развитых и множество признаков развивающихся стран. Их отличают относительно высокий уровень дохода на душу населения (в арабском мире) и вообще наличие собственных стабильных источников дохода. В то же время для них характерны монокультура производства и экспорта, низкий уровень развития обрабатывающей промышленности и услуг, часто архаичные политические системы, большие госрасходы, экспорт (в ряде случаев бегство) капитала и ограниченные возможности развития. Колебания доходов настолько велики, что условия роста весьма своеобразны и отличаются как от развитых, так и развивающихся стран [2]. Эти страны, как правило, почти не заимствуют у международных финансовых организаций, но обременены частными долгами.
Развитым странам на фазе выхода из кризиса нужна стабильность нефтяных цен, при этом чем они ниже, тем лучше. В 1990-е годы доходы стран ОПЕК составляли примерно 120–160 млрд долларов в год. За падением до 104 млрд в 1998-м последовал взлет до 250 млрд в 2000 году с постепенным снижением до 175 млрд в 2002-м [3].
Колебания цен и доходов приводят к серьезной неравномерности в торговых и платежных балансах не только стран-экспортеров нефти в том числе например России, но и импортеров. Они затрагивают циклические процессы в развитых странах, но одновременно могут усугубить кризисы, например, в Аргентине и Бразилии, которые испытывают трудности с платежным балансом и выплатами по долгам. Каждый взлет нефтяных цен отражается и на беднейших странах. Это лишний раз указывает на недостатки спотового рынка нефти с точки зрения развития. Очевидно также, что внутренняя стабильность (через бюджеты и внешнеторговые балансы и т. п.) в ряде больших групп важнейших стран мира зиждется на хрупком равновесии между интересами экспортеров, основных импортеров (и их компаний), а также трейдеров. В процесс глобального роста как бы встроен сложный раскачивающий механизм со случайной функцией — ценой на нефть.
Периоды высоких цен на нефть непродолжительны, роль нефти как фактора развития (раньше эту функцию выполняли каучук, медь и т. п.) не вечна. В 1991–2000 годах, когда среднеарифметическая цена барреля нефти “Брент” составляла примерно 19 долларов, экономический рост в мире достигал порядка 3 % от реального объема ВВП. В этот же период рост потребления нефти увеличивался примерно на 1 % в год и составил в общей сложности 12 %. Прогнозируя будущее, следует исходить из того, что цены на нефть более 25 долларов за баррель будут стимулировать процессы энергосбережения. Уменьшения роста добычи и потребления нефти в мире можно ожидать как на основании естественных ценовых факторов, так и в силу специальных мероприятий в странах ОЭСР, цель которых — снизить зависимость от импорта нефти. Таким образом, прогноз роста на 1,5–2 % мирового спроса на нефть, скорее всего, чересчур оптимистичен [4]. Шанс стран-экспортеров на развитие и модернизацию будет упущен, если высокие доходы уйдут не на накопление, а на потребление, вывоз капитала и тому подобные цели.
Устойчивое развитие — ускользающая цель
За сорок лет, прошедших с момента массового обретения независимости бывшими колониями, эксперименты по развитию беднейших стран принесли весьма ограниченные результаты. Каждые десять лет мировое сообщество вынуждено списывать долги и изобретать новые формы помощи. В 90-е также не удалось достичь устойчивости развития бедных и беднейших стран [5].
В Декларации Тысячелетия 2000 года содержалось обещание к 2015-му снизить вдвое число абсолютно бедных, но не были указаны средства решения этой задачи. Усилия по восстановлению объема и уровня помощи, предпринятые со стороны ООН и развивающихся стран на конференциях 2002 года, привели к неоднозначным результатам. Международная конференция по финансированию развития, проходившая под эгидой ООН с 18 по 22 марта 2002-го в Монтеррее (Мексика), завершилась обещанием США и ЕС увеличить официальную помощь развивающимся странам в предстоящее десятилетие еще на 50 млрд долларов. Это важный результат, но тем самым фактическая помощь всего лишь восстанавливается до уровня предыдущих лет. Пока недостижимой целью ООН остается предоставление развитыми странами помощи в размере 0,7 % от их ВВП.
Саммит в Йоханнесбурге (ЮАР) в августе — сентябре 2002 года можно считать успешным, особенно в том, что касается ряда намерений, связанных с экологией. Но в организационном и финансовом отношении его результаты не меняют ситуацию в мире, новой модели развития пока не просматривается [6]. Декларация конференции в Йоханнесбурге констатировала: “Постоянно возрастающий разрыв между развитым и развивающимся миром представляет главную угрозу глобальному процветанию, безопасности и стабильности” [7].
В 1990-е была упущена уникальная возможность обратить средства, сэкономленные от противостояния двух идеологических лагерей, на цели развития. Эти деньги способствовали дальнейшему прогрессу развитых рыночных демократий, как таковых. Целый ряд стран (прежде всего Африки и Азии), которые переживали периоды роста, в минувшее десятилетие понесли огромные потери накопленного человеческого и управленческого капитала в локальных вооруженных конфликтах. Вопиющим примером того, как нация своими руками разрушает предпосылки собственного развития, стала политически мотивированная ликвидация белого фермерства в Зимбабве. “Черный передел”, затеянный Робертом Мугабе, отбросил на десятилетия назад не только страну, но и весь регион (Зимбабве была главным производителем продовольствия для всех соседей). К тому же и без того ограниченные ресурсы международного сообщества отвлекаются от целей развития на постконфликтное восстановление (Босния, Руанда).
Районы “бедствий” оказывают депрессивное воздействие на соседей: неурегулированность многих конфликтов препятствует долгосрочному деловому планированию. Крупные инфраструктурные проекты практически неосуществимы в условиях угрозы терроризма, наличия территориальных споров или неопределенности с правами собственности.
В 1990-е официальная помощь развитию (ОПР) со стороны развитых стран заметно сокращалась. Наблюдается “усталость” от предыдущих попыток содействовать развитию. Они не приводили к успеху в силу коррупции на местах и неспособности ряда стран должным образом использовать помощь (самый яркий пример — масштабные выплаты Палестине, которые попросту оказались пущены на ветер, поскольку там возобновился разрушительный конфликт). Если в 1990–1998 годах (за исключением 1996-го — см. график 2) официальная помощь развитию (практически это гранты) составляла 45–60 млрд долларов, то в 2000–2001 годах она упала ниже уровня 1985-го — порядка 35 млрд долларов. (В отношении к ВВП стран-доноров ОПР сократилась с 0,35 % до 0,22 %.)
Поиск моделей участия иностранной помощи и капитала в экономическом развитии стран с нарождающимися рынками продолжается. Упор делался на снижение долгов, развитие рыночной экономики, призывы увеличить помощь. Однако любая помощь окажется бессмысленной, если не будут отлажены эффективные механизмы ее использования.
График 2. Динамика официальной помощи развитию, прямых и портфельных инвестиций в развивающиеся страны, млрд долларов в ценах 2001 г. (млрд дол., 1985–2002 гг.).
Источник: Всемирный банк.
Частный капитал и рост в 90-х
В середине минувшего десятилетия на какой-то период создалось впечатление, что увеличившийся приток частного капитала из стран ОЭСР в развивающиеся страны поможет им совершить качественный скачок. По темпам роста в 1991–1997 годах развивающиеся страны заметно опережали развитые. На этих данных основывались оптимистические оценки положительного влияния глобализации, в частности либерализации финансовой деятельности, информационной революции и т. д., на динамику развития.
На самом деле общий экономический подъем опирался на быстрый рост ограниченного числа ведущих развивающихся стран, в которые шел основной поток прямых инвестиций и которые в период до 1997-го сумели использовать их для развития и ускорения. Это латиноамериканские (Аргентина, Бразилия, Мексика, Чили), центрально- и восточноевропейские (Польша, Венгрия, Чехия) и азиатские (Корея, Малайзия, Таиланд, Сингапур) страны, а также Китай и Гонконг [8].
Некоторые компоненты этих потоков отличались неустойчивостью. Например, частные займы колебались от 90 млрд долларов до –0,7 млрд в год (см. график 3). Общий валовой приток частных ресурсов увеличился с уровня 30–45 млрд долларов в год в конце 1980-х до почти 290 млрд в 1997–1998 годах. Правда рост частных вложений в 1990-х отражал три важных дополнительных фактора по сравнению с 1980-ми годами: резкий рост инвестиций в Китай, приватизацию в Бразилии и Аргентине, появление как объекта инвестирования большой группы государств с переходной экономикой Центральной и Восточной Европы и СНГ (27 стран).
График 3. Динамика притока валового и чистого (валовой минус проценты по кредитам и прибыль по иностранным инвестициям) частного капитала в развивающиеся страны (млрд. дол., 1985–2002 гг.).
Источник: Всемирный банк, 2002 г.
Графики 2 и 3 показывают, что приток чистых ресурсов в развивающиеся страны резко сократился одновременно с официальной помощью в разгар азиатского кризиса конца 1990-х [9]. В то же время наблюдается большой параллельный “увод” сбережений из развивающихся стран, причем не столько международными компаниями, сколько в большой степени местными политическими и деловыми элитами. Наиболее подвижный портфельный и банковский капитал на время создает возможность серьезного роста финансирования, но при оттоке может стать инструментом эскалации кризисов, что и наблюдалось в прошлое десятилетие. Всем стало ясно, насколько опасна опора на портфельные инвестиции, и прямые инвестиции превратились наконец в основной инструмент переноса развития в развивающиеся страны. Следует, однако, учитывать, что частный капитал крайне чувствителен к реальным или потенциальным рискам и не может компенсировать нехватку собственных усилий правительств и бизнеса развивающихся стран.
Исследования показывают, что укрепление прав собственности, ограничение черного рынка, расширение политических свобод и борьба с коррупцией способствуют экономическому развитию. Мир бедности по-прежнему характеризуется ограниченным притоком внешних ресурсов, не слишком эффективным использованием ресурсов собственных, а также непрекращающимися конфликтами, которые подрывают успехи, достигнутые в периоды стабильности. Согласно данным ЮНКТАД, обнародованным в конце октября 2002-го, объем прямых инвестиций в мире снизился в текущем году на 27 %. В частности, инвестиции в Африку снизились с 17 млрд долларов до 6 миллиардов.
Ведущие лидеры регионов — насколько они устойчивы?
Опыт последнего десятилетия показал, что мало добиться роста на какое-то время, гораздо важнее поддерживать его в длительной перспективе. Развитые страны тем и отличаются, что способны удерживать высокий уровень развития, несмотря на войны и кризисы. В этой связи необходимо проанализировать группу ведущих стран — развивающихся, переходных и даже развитых, лидирующих в своих регионах. Как локомотивы роста, они устанавливают де-факто стандарты стабильности, их банки выступают в роли надежного “ближнего зарубежья” для соседей и т. п. Если прогресс и рост тормозятся в странах-лидерах регионов, это ведет к общему замедлению, потере момента движения в направлении реформ и социально-политической устойчивости.
Например, экономический крах и трудноразрешимые политические проблемы в Индонезии серьезно повлияли на развитие Юго-Восточной Азии, кризис затронул “тигров”, рост которых был столь впечатляющим в прошлом: Таиланд, Малайзию, Южную Корею, Сингапур. Тяжелейшие кризисы поразили Аргентину, Бразилию и Турцию — государства-лидеры роста в 1990-х годах. Драма конца 1990-х заключается в том, что жертвами кризисов и конфликтов стали страны, обладавшие солидным потенциалом роста, включая накопленный управленческий и человеческий капитал (например, балканские государства).
Для этих среднеразвитых стран — соседей России по рейтингам — характерен размер ВВП на душу населения в пределах 4–12 тысяч долларов. Создается новая угроза мировому экономическому прогрессу — потеря надежды догнать первый эшелон. При анализе 15 государств, играющих важную роль в регионах (помимо Северной Америки, Западной Европы и Японии) становится очевидно, что если нет роста даже в таких странах, на которые приходится около 33 % мирового ВВП, то вряд ли стоит говорить об общем масштабном прогрессе в мире. Среднегодовые темпы прироста ВВП в этих странах сократились в 1998–2001 годах по сравнению с 1994–1997 годами с 6,3 до 4,6 %. Но отчасти речь идет о лукавстве статистики: за вычетом России, Индии и Китая в 12 оставшихся ведущих государствах разных континентов темпы прироста ВВП снизились гораздо резче — с 4,8 до 1,85 %. С 1998 по 2001 год лишь Россия ускорила свое развитие (даже включая год дефолта). В Китае и некоторых других странах наблюдается замедление роста. Индия и Египет сохранили темпы. Сочетая концентрацию ресурсов с постепенной либерализацией коммерческой деятельности, Китай, вес которого в экономике развивающегося мира огромен, укрепляет иллюзию общего значительного прогресса.
Многие ключевые страны, прежде всего Аргентина, Турция и, возможно, Бразилия, испытали или испытывают острейший кризис. В Израиле и Мексике наблюдается спад.
Именно у среднеразвитых стран имелась возможность масштабного внешнего заимствования, теперь же они испытывают все трудности долговых потрясений. Как недавно отметил нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц, “мы до сих пор не умеем управлять кризисами” [10]. От позитивной динамики этих стран зависят среди прочего также региональная торговля, миграция рабочей силы, уверенность инвесторов. Региональные и гражданские конфликты, перемежаемые экономическими потрясениями, создают пеструю картину, отчасти напоминающую ситуацию столетней давности.
Модернизация по жестким правилам
Постепенная стабилизация в странах с переходной экономикой (28 стран Европы и Азии без Китая и Вьетнама, по критериям МВФ), особенно четырехлетний подъем в России, отодвинула их проблемы на второй план. Анализ, специально проведенный Международным валютным фондом в 2000 году, показал, что в течение XX века не произошло радикального изменения в соотношении государств на международной арене [11]. В частности, социалистическая индустриализация в бывшем СССР не повлияла на положение России относительно большинства развитых стран мира в 2000-м по сравнению с 1900 годом. Правда, увеличилось отставание от ведущих стран по размерам реального ВВП на душу населения.
Страны Восточной и Центральной Европы реинтегрируются с Западом примерно с тех же относительных стартовых позиций (40–45 % ВВП на душу населения по сравнению с Западной Европой), которые они занимали в первой половине XX века [12]. По итогам прошлого столетия развитые страны росли в целом быстрее и все больше отрывались не только от беднейших стран, но и от “второго эшелона”. Чемпионами в классе перемещений вверх по относительной шкале оказались Китай и Тайвань, заметно продвинулись вверх Япония и Корея. Все эти государства отличались на этапе ускорения концентрацией ресурсов, высокой (30 % и более) нормой накопления в ВВП, экспортной ориентацией и “реформами сверху”.
В России вопросы модернизации стали обсуждаться все более активно по мере преодоления затяжного кризиса переходного периода и ликвидации прямых последствий финансового краха 1998 года. Пожалуй, впервые в истории страна и на востоке, и на западе граничит с государствами, которые демонстрируют ощутимо более высокие темпы роста и для которых характерны устойчивое управление и осознанные экономические стратегии (вроде интеграции в ЕС). Список негативных последствий краха 1998-го возглавляют огромный внешний долг, дефицит доверия населения и предприятий к финансовым институтам, низкая норма накопления (18 % при среднемировых 23 %), низкая капитализация даже ведущих российских компаний. А главное — низкий уровень формирования среднего класса, доступ к ресурсам и рентоориентированное поведение участников процесса накопления. В этом контексте возникли дискуссии вокруг проблем догоняющего развития, вреда или пользы промышленной политики и т. п.
1990-е годы определили характер экономических и политических систем, возникших в переходных странах. Переходные государства можно разделить на несколько групп, находящихся на разных стадиях развития. Европейскими лидерами по формированию рыночных институтов и темпам экономического роста являются Словения, Польша, Чехия и Венгрия, ближе к ним — страны Балтии. Но целая группа стран в результате внешних и гражданских конфликтов, неудачной экономической политики и т. п. оказывается во все более трудном положении. По одному из критериев ООН (ВВП меньше 800 долларов на душу населения и др.), многие постсоциалистические страны попали в группу наименее развитых: Албания, Босния, Молдавия, Азербайджан, Армения, Грузия, Таджикистан и Киргизия; к этой группе примыкает даже Украина.
Россия, Казахстан и некоторые другие страны выделяются тем, что, несмотря на наличие огромных проблем, неравномерность предшествующего развития и неадекватность институционального базиса, они все же перешли к росту. Теперь перед Россией и более продвинутой группой стран стоят сходные проблемы: рост наметился, рынок есть и признан ЕС, установилась социально-политическая стабильность — осталось обзавестись эффективным рыночным хозяйством и модернизировать экономику, приблизив ее к уровню стран Западной Европы (от 5–10 тыс. долларов ВВП на душу населения до 15–20 в обозримом будущем). Вступление центрально- и восточноевропейских стран в Европейский союз даст им пространство для сбыта, жесткие правила финансового поведения (по бюджетным дефицитам и т. п.) и гранты на региональное развитие.
Фактически помощь международных финансовых организаций (МФО) постепенно становится для России скорее страховкой, нежели опорой. Упор на роль частного капитала в программах МФО и (несколько запоздалое) институциональное развитие как раз показывают, что с точки зрения развитого мира переход к рынку на востоке Европы, в сущности, завершен. Это означает, что переходные страны будут все больше рассматриваться как обычные среднеразвитые (или развивающиеся). Обедневшие государства также постепенно растворяются в обычных международных категориях. Специальный “переходный” статус все более утрачивает общее для этих стран содержание. Что же касается конкуренции на товарных рынках, то новые переходные экономики и в 1990-х не имели особых поблажек в качестве “награды” за отказ от планового хозяйства.
Нет ничего предосудительного в “догоняющей” экономике или в использовании естественных или накопленных страной преимуществ в целях ускорения своего развития. К тому же страна сама определяет способ развития исходя из характера ресурсов, интересов держателей основных активов и политической и финансовой элиты. И если страна развивается в направлении интеграции на базе иностранного капитала (венгерский вариант), то это в конечном итоге тоже выбор. Если окажется, что в России победил вариант развития на базе интегрированных бизнес-групп, то это будет наш выбор. Правда, этот вариант также не гарантирует быстрой и масштабной модернизации, поскольку любые инвестиции в нем должны в первую очередь отвечать корпоративным интересам. Заметим, что роль новых международных требований по финансовой отчетности, правил ВТО по конкуренции, в частности возможное появление экологических и трудовых стандартов, могут вести к закреплению фактического разделения труда в мире. Ведь разрушение окружающей среды и сверхэксплуатация труда — это “марксистское” прошлое промышленно развитых стран, которого они не стесняются, но не рекомендуют другим, прежде всего по этическим соображениям. Но тем самым ужесточение правил конкуренции в мире ведет к новой ситуации, в которой экономический рост и развитие, в отличие от времен “дикого” капитализма, будут осуществляться в рамках сложной (и недешевой) системы правил. Понятно, насколько это ужесточит требования к ведению бизнеса по сравнению с нынешней ситуацией.
Модернизация по новым правилам для стран переходного периода возможна, но это — нелегкое дело. Рассчитывать на иностранную помощь или капиталовложения как на основной фактор роста не приходится. Модернизация всегда была результатом огромной внутренней активности, использования внутренних ресурсов и удачных внешних обстоятельств.
Экономическое развитие мира в начале XXI века осложняется в условиях общей политической нестабильности, локальных и гражданских конфликтов, разрушающих плоды предшествующего развития. Многие ключевые страны регионов охвачены кризисами, и соответственно осложнились процессы выравнивания. Способность стран к опережающему развитию, которую в недавнем прошлом демонстрировали, например, Тайвань и Южная Корея, сегодня значительно ограничены. Сложившаяся парадигма развития не решает важнейших проблем мирового развития, но пока у нее нет альтернативы. Перед различными по уровню и типу развития группами стран стоят свои проблемы, они решают их собственными методами, идут во многом своими дорогами. Конвергенция мира в процессах глобализации была, пожалуй, переоценена в период подъема 90-х годов и информационной революции. Гармоничное устойчивое развитие пока ускользает. Миру не грозит катастрофа, но нет твердой надежды на то, что серьезные проблемы удастся решить в короткие сроки. Решение этих проблем придет с осознанием глобальной взаимозависимости и ответственности. Общие правила игры в мире установлены на ближайший период, и возможность модернизации реализуется у той страны, которая найдет нетривиальные пути использования собственных национальных ресурсов.
1. См .: World Economic Outlook, IMF, April 2002, Washington.
2. Л.М. Григорьев, А.В. Чаплыгина. Саудовская Аравия — нефть и развитие // Международная энергетическая политика, 2002 (сент.). № 7.
3. См. расчеты: Global Oil Market Analysis, A.G. Edwards, August 19, 2002, p. 15.
4. См.: В. Алекперов. Нефтяной потенциал // Нефть России. 2002. № 9. С . 12.
5. William Easterly. The Elusive Quest for Growth: Economists’ Adventures and Misadventures in the Tropics. MIT Press, 2001.
6. Highlights of commitments and implementation initiatives. UN Johannesburg Summit, September 12, 2002.
7. The Johannesburg Declaration on Sustainable Development, September 4, 2002.
8. Л. М. Григорьев.Трансформация без иностранного капитала: десять лет спустя // Вопросы экономики. 2001. № 6.
9. Отток ресурсов рассчитан условно: прибыли и проценты могли быть реинвестированы.
10. Дж. Стиглиц. Преодоление нестабильности // Ведомости. 2002. 25 сент.
11. The World Economy in the Twentieth Century: Striking Developments and Policy Lessons. Сh. 5. In: World Economic Outlook, IMF, April 2000, Washington.
12. I. Berend. From Regime Change to Sustained Growth in Central and Eastern Europe // Economic Survey of Europe, 2000, № 2/3, p. 49.
Россия. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 16 ноября 2002 > № 2907537
Леонид Григорьев
Нашли ошибку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter