Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Статья Временного поверенного в делах России на Украине А.П.Лукашика, опубликованная в украинском еженедельнике "2000" №35 (919), август 2019г.

О правде и вымыслах предвоенного периода истории

Несмотря на многочисленные публикации, наглядно и в деталях освещающие события накануне Второй мировой войны, которая стала возможной в результате преступной политики умиротворения агрессора и нежелания ряда ключевых игроков международных отношений создать эффективную систему коллективной безопасности, вновь и вновь приходится сталкиваться с различного рода фальсифицированными интерпретациями предвоенного периода.

Направлены они на создание ложного восприятия того, что на самом деле происходило в 30-х и начале 40-х гг. прошлого века и что было сделано или не сделано, чтобы предотвратить самую кровавую в истории человечества бойню.

Типичным не соответствующим действительности и намеренно продвигаемым недобросовестными историками для дискредитации внешней политики СССР в преддверии Второй мировой войны стал тезис о том, что Москва, подписав в 1939 г. с Германией договор о ненападении, будто бы заключила с Гитлером сделку и должна нести за это ответственность.

Такая трактовка явно не стыкуется с исторической фактологией и не отражает истинных намерений тогдашнего советского руководства, которое во главу угла ставило прежде всего предотвращение войны в условиях, когда т. н. западные демократии делали все возможное, чтобы направить агрессивные замыслы Гитлера в восточном от Германии направлении.

Нельзя не согласиться с мнением авторитетных и незаангажированных исследователей в том, что Вторая мировая война была логическим продолжением созданной по результатам Первой мировой войны Версальской системы. Последняя в своей основе была ущербной и несла в себе полный набор предпосылок для нового широкомасштабного конфликта. К тому же сконструировавшие ее победители не слишком пеклись о том, чтобы обеспечивать выполнение условий ими же навязанных мирных договоренностей.

Уже в октябре 1933 г. Германия вышла из Лиги наций и из Женевской конференции по разоружению и вслед за этим увеличила свои военные расходы на 90%. После серии подписанных в 1933—1934 гг. двусторонних документов с Великобританией, Францией, Италией и Польшей в 1935 г. Берлин на основе всеобщей воинской обязанности приступил к формированию без каких-либо ограничений сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил. Не встретив по сути никакого сопротивления со стороны Великобритании и Франции, Гитлер начал ремилитаризацию Рейнской области, чему западные страны также не противодействовали, хотя и имели вполне достаточный военный потенциал, чтобы не допустить эту идущую вразрез с положениями Версаля дерзкую акцию. Затем последовал аншлюс Австрии и «мюнхенский сговор» 1938 г., которые окончательно убедили Гитлера в безнаказанности. А далее — агрессия против Чехословакии. Это все были звенья одной цепи. Стало очевидным: западные государства твердо встали на путь «умиротворения агрессора».

В этих условиях СССР делал все возможное, чтобы воспрепятствовать экспансионистской политике германских фашистов. В частности, в целях оказания военной помощи Чехословакии к Варшаве был обращен призыв пропустить советские вооруженные формирования через территорию Польши. Однако польское руководство, вынашивающее тайные планы сговора с Берлином против Советского Союза и де-факто само вступившее на путь территориальных захватов, демонстративно ответило отказом.

В Союзе резко осудили и не признали захват Чехословакии и поставили во главу угла достижение договоренности с Лондоном и Парижем. При этом исходили из того, что она имела бы смысл только при условии подключения к ней Варшавы. Нельзя сказать, что в Польше не осознавали угрозу нападения Германии. Однако, несмотря на убедительные доводы СССР относительно участия Польши в обеспечении системы коллективных гарантий, там все же предпочли уклониться от предложений советской стороны, надеясь на поддержку Англии и Франции. Такая близорукая позиция польских руководителей стала одной из главных причин провала трехсторонних англо-французско-советских переговоров.

Впрочем, как показал ход дальнейших событий, Лондон и Париж и сами не горели желанием договариваться с СССР. Они то и дело искали всевозможные предлоги, чтобы уйти от каких-либо конкретных обязательств по отражению надвигавшейся гитлеровской агрессии, надеясь на то, что она их не коснется и им не придется вступать в лобовое столкновение с германской военной машиной.

Отсутствие необходимых полномочий у французских и британских представителей на переговорах, их бесконечные затяжки, дискуссии по второстепенным вопросам сделали бессмысленными дальнейшие контакты. Окончательным аккордом, который поставил крест на переговорном процессе, стали тайные англо-германские договоренности, на которых Гитлеру предлагалось соглашение за счет Польши (на 22—23 августа 1939 г. был намечен визит в Лондон Геринга).

Таким образом, к началу августа 1939 г. у советского руководства не оставалось иного выбора, кроме как пойти на переговоры с Германией. Разумеется, Гитлер преследовал свои интересы, пытаясь перестраховаться перед нападением на Польшу и избежать одновременного начала военных действий на двух фронтах. В то же время СССР, оказавшись в безвыходном положении и перед лицом реальной угрозы столкновения с Германией, пытавшейся обезопасить свои тылы путем договоренностей с Англией и Францией на антисоветской основе, был вынужден прибегнуть к сложному маневрированию. Не следует в этой связи забывать и о складывающейся на тот момент весьма острой ситуации на Дальнем Востоке, о продолжавшихся боях на Халхин-Голе и о напряженных отношениях с Токио.

Советское руководство прекрасно понимало, что Гитлер ведет дело к войне, и стремилось всеми силами оттянуть ее начало, с тем чтобы завершить модернизацию своего военного потенциала, оснастить армию новыми современными вооружениями. В конечном итоге дальнейшие события показали, что расчет оказался правильным. По крайней мере удалось выиграть несколько месяцев накануне великой катастрофы для подготовки к сопротивлению грозному врагу. Между тем на оснащение последнего была поставлена практически вся военная и гражданская промышленность оккупированных европейских стран, а большое число их граждан призваны в ряды вермахта. Кроме того, агрессия против СССР началась с ее более западных рубежей, и в результате ожесточенного отпора гитлеровским полчищам воинов Красной армии, проявляющих чудеса героизма, появились дополнительные возможности для эвакуации оборонных предприятий на восток, передислокации имеющихся резервов частей и соединений, организации защиты Москвы и Ленинграда.

Добавим к этому, что подписание договора с Германией оказало сдерживающее влияние на японских милитаристов, которые не решились на разворачивание военной кампании против СССР на Дальнем Востоке. 15 сентября 1939 г. Япония пошла на заключение перемирия с Россией, а в апреле 1941 г. был подписан советско-японский пакт о нейтралитете.

О дальновидности советского руководства говорит и тот факт, что после вторжения Германии в Польшу Великобритания и Франция бросили ее на произвол судьбы, сделав выбор в пользу т. н. странной войны, — в ожидании, что Германия обрушит всю свою военную мощь на Советский Союз.

Что касается часто воспроизводимых рядом исследователей упреков в адрес Москвы по части вхождения советских войск в Польшу 17 сентября 1939 г., то им следовало бы принять во внимание, что к тому времени польское руководство покинуло страну, а ее вооруженные силы прекратили свое существование. Ввиду этого обстоятельства остро встал вопрос о защите проживавших на востоке тогдашней Польши украинского, белорусского, русского и еврейского народов. При этом были заняты только области, оккупированные Польшей в 1920—1921 гг. Практически повсеместно советские войска вышли на «линию Керзона», которую в 1919-м Верховный совет Антанты предложил считать восточной границей Польши.

Вопреки распространяемым в настоящее время отдельными политиками и публицистами утверждениям, что якобы СССР совершил такую же агрессию против Польши, как и Германия, остается непреложным тот факт, что официальные Лондон и Париж никогда не ставили вопрос подобным образом. Более того, они не видели оснований для того, чтобы рассматривать включение территорий Польши, населенных непольскими этносами, в состав СССР как «казус белли». Другими словами, ими, как и пребывающим в эмиграции польским правительством, признавалось, что Советский Союз не находился с Польшей в состоянии войны.

Не менее сложным образом решались вопросы, связанные с геополитическим положением прибалтийских государств. Выйдя на новые стратегические рубежи в 1939 г., советское руководство утратило отделяющий СССР от Германии и в этом смысле имеющий важное для Союза значение «польский буфер». Однако его роль продолжали в известной степени играть страны Прибалтики. В принципиальном плане Советский Союз был жизненно заинтересован в сохранении независимости Латвии, Литвы и Эстонии. И с самого начала речь шла о заключении с ними пактов о взаимной помощи с вводом на их территорию советских подразделений для защиты государственных границ.

Однако ситуация коренным образом изменилась к лету 1940 г., когда после захвата гитлеровцами почти всей Западной Европы Прибалтика оказалась в ожидании такой же участи. Вопрос был поставлен ребром: либо прибалтийские государства присоединяются к СССР, либо будут оккупированы нацистской Германией.

Разумеется, можно оспаривать безупречность заключенного в 1939 г. российско-германского договора, особенно его секретного протокола «О разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе», согласно которому Советский Союз в случае войны получал свободу действий в Финляндии, Латвии, Эстонии, Восточной Польше (Западной Белоруссии и Украине) и Бессарабии.

Но в то же время было бы верхом несправедливости вырывать его из общего исторического контекста, использовать этот документ как пропагандистский жупел, усматривать в нем доказательство некоей равной ответственности СССР и фашистской Германии за развязывание Второй мировой войны. Такой подход не имеет ничего общего с беспристрастной оценкой исторических фактов и анализом умонастроений главных участников событий той поры.

Предвзятость и идеологическая заряженность не имеют ничего общего с научным методом объективного исследования исторических материалов и документов. В подобном подходе явно просматриваются политический заказ и стремление экстраполировать сфальсифицированную картину прошлого в современность — чтобы путем надуманных исторических параллелей обвинить Россию в неких тайных замыслах.

Также лишено всякого смысла ставить на одну доску сталинизм и гитлеризм с его человеконенавистнической идеологией, которая легла в основу германского государственного курса. Массовое уничтожение нацистами евреев, цыган, славян и всех «недочеловеков» стало величайшим преступлением в истории цивилизации, за которые главари Третьего рейха понесли заслуженное наказание. В заключение хотелось бы также рекомендовать тем, кто намеренно фальсифицирует историческую правду в угоду конъюнктурным целям, не забывать о той роли, которую сыграли народы СССР в разгроме гитлеровской Германии. Десятками миллионов человеческих жизней они заплатили за Великую Победу, за освобождение европейских государств от нацистской чумы.

Главный вывод, который следует сделать по итогам беспристрастного анализа событий предвоенного периода, заключается в необходимости создания равной и неделимой безопасности для всех без исключения государств, выстраивания эффективных механизмов предотвращения возникновения военных конфликтов и обеспечения твердых гарантий соблюдения принципов и норм международного права, выработки солидарных коллективных ответов на возникающие угрозы и вызовы.

Апология Евровидения-2019

Опыт статистического анализа голосования стран Европы

Л.М. Григорьев – ординарный профессор, заведующий кафедрой мировой экономики факультета мировой экономики и политики Высшей школы экономики; главный советник руководителя Аналитического центра при правительстве РФ.

Резюме Зрители не свободны от политики, но все же голосуют за песню, которая им нравится. «Коллективное жюри» живет в своем эстетическом мире и выглядит снобистски.

Итоги голосования по ведущим трем певцам-победителям Евровидения-2019 вызвали достаточно бурную реакцию СМИ. В комментариях к новостям по теме искали роль имиджа певцов, качества песен и возможные заговоры. Главная драма разворачивалась при объявлении результатов голосования. Организаторы (на наш взгляд, неудачно) растягивали интригу того, как голосовали жюри стран-участников, а не зрители шоу. Долго лидировали не те исполнители, которые в конечном итоге победили. Фокус организаторов на жюри стран-участниц не совсем понятен: когда эмоции зрителей были почти исчерпаны, к сумме баллов по голосованию жюри были добавлены баллы телезрителей, которые изменили всю картину. Российские комментарии – журналистов и не только – о политизации Евровидения как явления были, по всей видимости, во многом справедливы. Но нам хочется показать, что не слишком сложный социологический анализ выступает в защиту голосовавшего населения Европы и Австралии: люди, как оказалось, в основном ценят качество и стиль исполнения. Это заставляет нас применить простые методы статистического анализа, чтобы проверить, как же выглядит структура голосования на Евровидении. Мы проследили также структуру предпочтений при выборе песен по уровню развития и региональной принадлежности стран: жюри и зрителей отдельно. Заметим, что специфика года состояла в том, что не было бесспорного хита, песни были неплохие, но перепады качества песен и исполнения были не столь велики, что способствует корректности статистического анализа.

Можно сказать, что, по всей видимости, «народное голосование» за итальянского участника Алессандро Махмуда было наиболее беспристрастным, то есть в наименьшей степени привязано к Средиземноморскому региону (Югу). Голландский певец Дункан Лоуренс имел некоторую фору любимца Центра и Севера Европы, так что Гугл легко и правильно предсказал его победу[1]. Представителю России – Сергею Лазареву или любому другому можно и нужно хорошо петь и выигрывать симпатии зрителей сразу по двум параметрам: собственно пение и стойкость духа. Напомним также, что победителем по сумме зрительских симпатий оказалась группа Кейно из Норвегии. Мы сосредоточимся на конкуренции трех победителей и двух соперников из Швеции и Северной Македонии – Джона Ландвика и Тамары Тодевской.

Средний балл «коллективного жюри» (средняя баллов жюри всех стран) по итальянскому участнику составил 5,48. Слушатели оценили Махмуда, выигравшего в песенном конкурсе Сан-Ремо, победители которого обычно представляют Италию на Евровидении, на 6,33 – разрыв существенный (выше на 16%). У голландского участника средний балл всех жюри 5,93, а от зрителей – 6,53, что выше на 10 процентов. Но неравенство в оценивании особенно заметно по выступлению Сергея Лазарева: «коллективное жюри» дало в среднем 3,15, а зрители 6,1 балла из 12: разрыв почти вдвое. Уже этого достаточно, чтобы заметить: «коллективное жюри» вообще имеет иные вкусы по сравнению с телезрителями.

Государства, участвующие в Евровидении, мы распределили на три региона: Север (Скандинавия, Австралия, Великобритания, Германия и Бенилюкс); Юг (Средиземноморье с Турцией и Израилем); и Восток (бывшие соцстраны, Восточная Европа и постсоветское пространство без бывшей Югославии). Средний ВВП (ППС) на душу в Северном регионе – 51 тыс. долл., в Южном – 28,6 тыс. долл., а в Восточном – 21,75 тыс.

Теперь обратимся к корреляционному анализу. Нам интересно, связано ли голосование населения с некоторыми социально-экономическими факторами: ВВП (ППС) по странам на душу населения, индексом «счастья» (некий расчетный индекс, существенно коррелирует с ВВП – но все-таки интересно) и регионами стран Евровидения. ВВП на душу населения и индекс «счастья» коррелируют по нашему набору стран на 0,85, что вполне очевидно: индекс создан из 12 субиндексов («за все хорошее»), но вокруг ВВП на душу населения. Так что является не опросным индексом счастья, выраженного гражданами стран. Это скорее нормативное представление, от чего жители всех стран должны быть счастливы. Так что: выше ВВП – выше «счастье».

Итак, наша стартовая гипотеза проста: за Лоуренса должны голосовать чуть больше на Севере, более богатые и «счастливые» страны. У победителя из Голландии с композицией «Arcade» все корреляционные связи незначительные – вот он победил по широкой популярности – и корреляция (по странам) между голосами от телезрителей и жюри отрицательная, хотя за него действительно больше голосовали жюри из экономически благополучных и «счастливых» стран (график 1).

За сладкую итальянскую песню «Soldi» Махмуда, теоретически, должны были голосовать на Юге, где доход скромнее. Действительно, он получил больше голосов слушателей из южных стран, но немногим больше, чем на Севере (график 2). Кстати, только в его случае среди трех победителей существует положительная корреляция между голосами жюри и слушателей.

Для России гипотеза полностью оправдалась: за песню Лазарева «Scream» голосовали жюри менее богатых стран и с более низким уровнем «счастья», а по «географии» (график 3). Как мы и полагали - российского певца поддержали страны Восточной Европы и постсоветского пространства.

Любимцами «суммарного жюри» до конца конкурса оставались двое: Джон Ландвик из Швеции и Тамара Тодевска из Северной Македонии. Преимущества этих двух песен и исполнителей в глазах жюри – когнитивная проблема для музыкальных критиков. Здесь социология теряет свой голос в недоумении – социологическая наука пока «не в курсе дела». Но заметно сильное расхождение голосов жюри с подведомственным населением стран Европы – это когнитивный диссонанс.

С точки зрения технологии телевещания, не требует, наверное, обсуждения то обстоятельство, что не надо два часа с помпой объявлять результаты работы малых групп в жюри, а потом разом «мешком» вываливать голосование слушателей. Принимая во внимание, что координация работы страновых жюри практически невозможна, остается предположить, что в большинство жюри входили люди одного круга: консервативные и политически корректные. По части консервативности их выдает голосование за единственную исполнительницу не в сапогах из латекса, а по корректности – голосование за представителя национального меньшинства из Швеции.

Баллы жюри за выступления ведущих участников

Баллы телезрителей за выступления ведущих участников

Не преминем прокомментировать накоротке поведение жюри в региональной разбивке. Жюри южных стран выдвинули вперед итальянца – это очень естественно, но Лазареву дали на уровне шведа и македонской певицы и немного меньше победителя Лоуренса. Жюри стран Восточной Европы выровняли позиции Махмуда и Лазарева, хотя двое больше дали певице из Северной Македонии и шведу (то есть вместе с северными жюри, но в контрасте с собственным населением). Наиболее яркие контрасты – у северных жюри (бескровная «игра тронов»): они дали Лазареву в три-четыре раза меньше, чем целой группе «избранных». Из всех шести групп (жюри и населения) Сергей Лазарев все-таки одно выиграл – население Востока – причем с разгромным отрывом именно против любимцев «восточных жюри».

Заметим, что жители трех стран – победительниц вели себя взаимно довольно дружественно, особенно итальянцы, которые высокие баллы и Лазареву, и Лоуренсу, хотя характер соперничества был всем понятен. Россия немного присудила итальянцу, что можно списать на сюрприз его появления, а нам голландцы не дали ничего, но это дело художественного вкуса. В совокупности (голосование жюри и зрителей) Россия присудила итальянскому участнику 1 балл (0 – жюри, 1 – зрители), голландскому – 5 баллов (0 – жюри, 5 - зрители). Равно как и Италия дала 5 баллов голландскому (0 от жюри) и российскому 8 баллов (0 – жюри). Нидерланды подарили 0 баллов российскому исполнителю и 16 итальянскому (10 – зрители, 6 – жюри). Зрители были добрее всех жюри.

Наши выводы просты: зрители не свободны от политики, но все же голосуют за песню, которая им нравится. «Коллективное жюри» живет в своем эстетическом мире и выглядит снобистски. Оно не дало шансов не только Сергею Лазареву, но и норвежской группе Кейно. Особенно заметны пристрастия «северных» и «восточных» жюри, которые могли стать решающими для победы в конкурсе, если бы не население Юга и Востока. Российский певец, несмотря на все внешние (не песенные) факторы, может рассчитывать на справедливую оценку населения Европы и может выйти на высокое место. Простые телезрители все-таки обращают внимание на трек и его исполнение, хотя их несколько испортил «региональный вопрос».

[1] Google reveals Eurovision 2019 winner predictions – Malta, the Netherlands tipped to win // Independent. URL: https://www.independent.com.mt/articles/2019-05-17/local-news/Google-reveals-Eurovision-2019-winner-predictions-Malta-the-Netherlands-tipped-to-win-6736208258

График 1. ВВП(ППС) на душу и голосование жюри, Нидерланды

График 2. ВВП(ППС) на душу и голосование жюри, Италия

График 3. ВВП(ППС) на душу и голосование жюри, Россия

Евросоюз > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 30 августа 2019 > № 3138495 Леонид Григорьев, Любовь Поповец

Британские эксперты размышляют о будущем Гербового сбора

В последние несколько дней Гербовый сбор активно обсуждают в британских газетах, опасаясь того, что обязанность переложат с покупателей на продавцов. Но канцлер эти идеи опровергает.

В последнее время наблюдается рост порога освобождения от Гербового сбора. Особенно полезно это для тех, кто предлагает доступную по цене недвижимость, а также для первых покупателей жилья. Нулевая ставка применяется при сумме €138 080, 2% - до €276 150, 5% - до €1,02 млн, 10% - до €1,7 млн, 12% - более €1,7 млн, сообщает Property Forum.

Некоторые эксперты считают, что настало время увеличить порог нулевого Гербового сбора до €552 300. Если учесть, что в среднем недвижимость в Великобритании стоит около €251 850, а в Лондоне - €504 800, нетрудно предсказать положительное влияние на активность и ликвидность. Тем не менее, для правительства такой ход не очень выгоден, так как государственный доход от налога станет намного ниже.

Кстати, новый премьер-министр Великобритании готов менять рынок жилья. И прежде всего, обязуется пересмотреть ставки Гербового сбора.

Автор: Виктория Закирова

Беседка размером с район

Британские архитекторы разработали для Токио необычный проект городской застройки

В Токио началось строительство общественного центра одного из новых районов города — Торамон-Азабудай (Toramon-Azabudai). Здесь на участке площадью 8 гектаров будут построены три небоскреба, спроектированные американским бюро Pelli Clarke Pelli Architects. Высота одного из них составит 330 метров, это будет самое высокое здание в Японии. Ожидается, что центр станет точкой притяжения и достопримечательностью района, который ежегодно будет посещать около 30 млн человек.

Завершение проекта намечено на март 2023 года.

Общий проект застройки территории разработан британским архитектурным бюро Heatherwick Studio. Помимо уже упомянутых высоток, планируется построить еще несколько зданий, объединенных единым дизайн-кодом. Все постройки будут напоминать увитые зелеными растениями беседки или перголы. Единое фасадное решение позволит визуально объединить разноэтажные здания, которые будут соединены зелеными пространствами на поверхности и закрытым переходом длиной 700 метров под землей.

«Для того чтобы «помирить» город с природой, мы придумали идею садовой беседки, увеличенной до размеров целого района», — объясняет основатель Heatherwick Studio Томас Хезервик. Природа, по мысли архитекторов, должна играть здесь первостепенную роль, только главная зеленая площадь займет 6 тысяч квадратных метров. Зелень будет буквально везде: на земле будут высажены деревья, вьющиеся растения поднимутся по изогнутым фасадам и захватят кровли. Такой плавный переход будет выглядеть очень естественно, считают архитекторы.

Здания, которыми планируется застроить центр района, будут иметь разную высотность и разные функции. Рядом с самым высоким небоскребом запроектировано семиэтажное здание Британской школы в Токио, где будут обучаться 700 студентов. В небольших по высоте зданиях разместятся магазины, офисы, жилые помещения, музей и галерея, отели, спа-центры, храм и даже электростанция. Под землей расположится гастрономическое пространство. По мнению авторов проекта, множество небольших домов создает интригу, делает человека исследователем. Архитекторам же это дает возможность создавать разнообразные ландшафтные решения, включая «тайные сады» и «спрятанные» дворы.

«Работать над проектом было очень интересно, — признается Томас Хезервик. — Мы вышли за привычные рамки проектирования больших общественных пространств, которые во всем мире скучны и одинаковы, и постарались сделать пространство, более ориентированное на человека, озеленив его, добавив цветущих деревьев и других растений, что соответствует и месту — мы строим в долине и решили подчеркнуть это, сделав ее цветущей».

Справочно:

Архитектурное бюро Heatherwick Studio основано Томасом Хезервиком. Миссию студии он сформулировал так: «Мы хотим сделать физический мир вокруг нас лучше. Наша цель — проектировать душевные и интересные места — исходит из человеческого опыта, а не из какой-либо догмы дизайна».

№34 от 30.08.2019

Автор: Оксана САМБОРСКАЯ

Компания Haier открыла индустриальный парк в Набережных Челнах

28 августа состоялась церемония открытия индустриального парка компании Haier и его первого объекта — завода по производству стиральных машин. Открывая церемонию, полномочный представитель президента РФ в ПФО Игорь Комаров назвал событие «успешным примером российско-китайского сотрудничества».

Общая площадь индустриального парка Haier составляет 127,73 га. Территория поделена на четыре зоны: производственную, транспортно-логистическую, исследовательскую и вспомогательную, где будут сосредоточены банки, супермаркеты и другие объекты.

Первым объектом индустриального парка стал завод по производству стиральных машин Haier, который будет выпускать 500 тыс. машин 13 различных моделей в год. Это уникальные аппараты, оснащенные обеззараживающими устройствами УФ-обработки. После модернизации мощность завода вырастет до 1 млн машин в год.

Уже с сентября в парке Haier будет запущено производство телевизоров, а с января 2020 года — холодильников и морозильных камер.

В ближайшем будущем на территории парка также откроются «умный» завод, металлообрабатывающее производство, фабрика по созданию изделий из пенопласта, центр исследований, склады и т.п.

Инвестиции в парк составят более $ 50 млн. Здесь будут работать порядка 5 тыс. человек. Haier уже открыл учебный центр в Набережных Челнах. Также предусмотрены стажировки персонала в Китае. Средняя заработная плата на челнинских предприятиях Haier составит 42 тыс. рублей.

Haier еще три года назад открыла первый монобрендовый магазин в России. К 2020 году она планирует нарастить сеть российских магазинов Haier до 50.

Подчеркивая важность открытия индустриального парка Haier в Татарстане, Игорь Комаров отметил, что для республики экономическое и торговое сотрудничество с Китаем является важным приоритетом. Благодаря открытию парка в Татарстане будут производить бытовую электронику высочайших стандартов. Полпред также выразил надежду, что партнерство Татарстана с Китаем будет развиваться и углубляться. И индустриальный парк Haier в Челнах станет идеальной матрицей такого сотрудничества.

Компания Haier — один из крупнейших производителей бытовой техники в Китае и в мире. Ее зарубежные доходы составили в 2019 году $6,47 млрд, что на 23,6% больше, чем за аналогичный период 2018 года. Это связано с тем, что недавно Haier за $525 млн приобрела итальянский бренд бытовой техники Candy, увеличив свою долю на рынках Франции, Италии, Великобритании, Ирландии и Испании до 6,5% в первом полугодии 2019 года.

Почти в каждом регионе мира наблюдается резкий рост числа случаев инфицирования корью, подсчитали в ВОЗ. Более того, уже 4 европейские страны в 2018 году перестали считаться «свободными от кори», это Албания, Чехия, Греция и Великобритания, сообщает Reuters.

С января по июль этого года частота заражения корью выросла примерно в три раза по сравнению с аналогичным периодом 2018 года. В целом в этом году было подтверждено около 365 тыс. случаев заболевания, всего симптомы кори были выявлены у 6,7 млн человек. Самые крупные вспышки инфекционного заболевания регистрируются в Конго (более 155 тыс. случаев заражения), на Мадагаскаре (более 127 тыс.) и на Украине (более 54 тыс.).

Международные эксперты уверены, что всплеск заболеваемости связан со слабостью систем здравоохранения и распространением антипрививочных настроений — наиболее подвержены инфекции дети школьного возраста, чьи родители отказываются от вакцинации.

Александр Иванов: "Время не сеять, а пахать…"

глава издательства Ad Marginem о нигилизме, литературном процессе и способности жить "для трепета"

Владимир Винников Александр Иванов

"ЗАВТРА". Александр Терентьевич, вы больше четверти века занимаетесь изданием книг. И не просто книг как товара, хотя тоже достаточно успешно это делаете, а книг как факта культуры, культурных артефактов, если можно так выразиться. Даже ваше издательство называется Ad Marginem, латинским словосочетанием, которое в европейской и мировой культуре традиционно означает "заметки на полях", на полях или, если дословно, на краях книжной страницы, где текст граничит и соприкасается с бесконечностью, расширяет себя в неё и вбирает её в себя благодаря тем читателям, которые эту коммуникацию осуществляют. В более широком смысле — на полях культуры, хотя само слово "культура" означает, помимо прочего, "возделывание земли". Это своего рода символ прогресса всей человеческой цивилизации, того непрерывного "фронтира", который расширяет её в пространстве и времени. Нет ли у вас ощущения, что этот прогресс, этот "фронтир" за последние годы останавливается, разрывается, теряется из-за каких-то изменений внутри самого человечества или даже самого человека?

Александр ИВАНОВ. Знаете, последние десять лет я уже не издаю литературу, не участвую в литературном процессе как таковом, но, разумеется, продолжаю за ним наблюдать — он для меня небезразличен. Причём как отечественный, российский, так и международный.

"ЗАВТРА". Но ведь ваше издательство, насколько мне известно, продолжает работать, оно не закрылось?

Александр ИВАНОВ. Да, мы продолжаем работать, но это уже совсем другая история. Здесь огромную роль сыграл кризис 2008-2009 годов и ряд сопутствующих обстоятельств, из-за которых пришлось изменить весь наш, так сказать, функционал.

"ЗАВТРА". Если не секрет, чем эти изменения были вызваны и в чём они заключались? Как это видится вам, можно сказать, "от сохи" — только на культурной и книгоздательской ниве?

Александр ИВАНОВ. Кризис в 2008 году был для книгоиздателей очень тяжёлым, и его последствия в России длятся до сих пор. Общая цена книжного рынка, которая была до 2008 года, равнялась примерно 2 млрд. евро в год. Теперь она сократилась примерно в полтора раза. Для сравнения, немецкий рынок сегодня — это 8 млрд., американский — 20 млрд.

И я бы не сказал, что сегодня есть какие-то существенные различия между странами по этому параметру. По многим позициям цены сравнялись, а если они где-то и отличаются, то ненамного, от 10% до 15% максимум. Тиражи тоже сопоставимы. Я, конечно, не имею в виду рынок бестселлеров, который есть везде, и американский рынок — самый большой в мире, поэтому и бестселлеры там продаются миллионными тиражами.

"ЗАВТРА". Какие издания становятся сегодня бестселлерами?

Александр ИВАНОВ. В художественной литературе, всех жанров, бестселлерами сейчас становятся единицы, никаких закономерностей тут не просматривается, а исключения лишь подтверждают общее правило. А в non-fiction последние лет 15-20 бестселлерами чаще всего являются мемуары "звёзд": Мишель Обамы, например, или Илона Маска. За такие книги идёт издательская борьба, за них платятся многомиллионные авансы. Бестселлерами могут быть книги известного политика, бизнесмена, спортсмена, музыканта или модели, — в общем, "звезды". То есть мемуары сегодня — безусловные лидеры и фавориты рынка. Это даже не "success story", не "история успеха", рассказанная от первого лица, а "star story". "Звезда" — не просто человек, добившийся успеха и популярности, даже в мировом масштабе; сегодня это не просто знаменитость, а человек, участвующий в формировании актуальной, глобальной "повестки дня".

Например, в мире сегодня есть довольно много отличных виолончелистов, но лишь 5-10 из них являются "звёздами", у которых множество концертов на самых престижных площадках мира, с которыми подписываются самые дорогие контракты, мнение которых о музыке и информация о которых транслируется на весь мир в режиме "нон-стоп", — и так далее, и тому подобное: всё, что формирует востребованный и продаваемый медиа-образ "звезды". То же самое касается и литературы. Можно сказать, что сегодня в культур-индустрии есть "экономика звёзд" и вся остальная экономика. Есть, например, "звёздные" галереи типа галереи Gagosyan, галереи Barbara Gladstone или галереи Pace — у них обычно имеются филиалы в Лондоне, Нью-Йорке, Гонконге.

Вот эта "звёздная экономика" сегодня и доминирует, а те, кто сотрудничают со "звёздами", получают максимум, но это очень затратное сотрудничество, поскольку всю эту "звёздную систему" нужно кормить, содержать менеджеров и продюсеров. Эта система разрушает саму грибницу культуры, искусственно "провинциализируя" целые страны и жанры. В музыке это началось раньше всего, и о кризисе там заговорили ещё в начале 90-х годов прошлого века. Но в других сферах культуры идут те же процессы. Литературная сфера — не исключение.

"ЗАВТРА". И вы, так сказать, сменили позиционирование?

Александр ИВАНОВ. Если говорить в самых общих чертах, то издательство "Ad Marginem" специализируется сегодня на литературе non-fiction. Издательство, например, активно занимается со-изданиями. Мы в этом случае не покупаем права, а как бы оплачиваем тираж русского издания как составной части международного проекта, печатающегося, например, в Гонконге. Скажем, британское издательство Thames&Hudson (одно из самых престижных в мире в жанре иллюстрированных книг), с которым мы сотрудничаем, приглашает к со-изданию партнёров из разных стран. Если в книге много цветных иллюстраций, то со-издателям не нужно тратить огромные средства на оплату прав за воспроизводство изображений. Дизайн издания будет единым, и в вёрстку остаётся только "залить" переведенный текст. Такие со-издания даже печатаются в одной типографии, на одной и той же бумаге: идёт общая цветная печать, а чёрно-белая меняется в каждом из национальных тиражей. Себестоимость таких со-изданий примерно одинакова для всех участников проекта — и, соответственно, российская розничная цена на такие книги не сильно отличается от британской или немецкой.

"ЗАВТРА". Очень интересно. Но из ваших слов следует, что сегодня в индустрии книгоиздания налицо феномен, который экономисты называют "глокализмом": глобализмом, применённым к местным, локальным условиям, а политики — "имплементацией" международных соглашений? И не получается ли, что вы, Александр Терентьевич, объективно выступаете в качестве действующего агента этого глокализма в России? Не испытываете никакого внутреннего дискомфорта по этому поводу?

Александр ИВАНОВ. В любой ситуации можно быть чем-то или кем-то недовольным, в том числе — самим собой. Но нельзя не признать того факта, что современная российская культура в планетарном масштабе выглядит ещё меньшей величиной, чем современная российская экономика, которая, кажется, даёт в районе 2% мирового ВВП. И нам сначала нужно создать ту, условно говоря, пашню, в которую можно будет бросать нужные зёрна. Чем мы, собственно, и занимаемся. То есть это во многом культуртрегерская работа.

"ЗАВТРА". То есть вы сейчас — даже не сеятели "разумного, доброго, вечного", но пахари?

Александр ИВАНОВ. Скорее, агрономы, которые признали, что нынче — время не сеять, а пахать.

"ЗАВТРА". Хорошо. Что касается вашего примера из сферы экономики, то здесь, наверное, сначала надо определиться, что и как мы считаем. Например, по паритету покупательной способности доля российской экономики в мировой составит почти 3,5%, это пятое-шестое место в мире, на уровне Германии, но после Китая, США, Индии и Японии. Если же проводить исторические параллели и аналогии, то что-то новое и значимое в сфере отечественной культуры появилось у нас только лет через пятьдесят после того, как Пётр Великий "прорубил окно в Европу". С поправкой на разную скорость изменений: триста лет назад и сегодня, — первые "всходы озимых после холодной войны" уже вот-вот должны проклюнуться, а лет через двадцать, если мы с вами доживём, может состояться и явление "нового Пушкина".

Кстати, Александр Терентьевич, вообще-то, я и хотел начать эту нашу беседу с вопроса о литературе. В 1834 году, при живом Пушкине, В.Г.Белинский в самой первой своей статье заявил, что у нас, в России, "нет литературы". Писатели, мол, есть, а литературы — нет. Ещё нет. Минуло почти два века. Русская литература XIX-ХХ веков признана одним из величайших достояний мировой культуры. Но сегодня у нас, по-вашему, есть литература или её — уже нет?

Александр ИВАНОВ. Мне кажется, главная проблема здесь состоит в том, что всё понимание нашей литературы, — оно из Белинского и вышло. Поэтому "неистовый Виссарион" и сегодня актуален, и завтра будет актуален, и послезавтра тоже. Не знаю, хорошо это или плохо, но это так. Дело в том, что для Белинского литература являлась неким автономным видом деятельности, такой филогенетической линией, в которой один феномен был порождением предшествующих и сам, в свою очередь, порождал последующие. Как в Евангелии от Матфея: "Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова…" И в этом смысле для него существовала отдельная от всего остального культурного пространства история литературы, территория литературы, теория литературы. Это была яркая попытка институционализации литературы как отдельного вида культурной практики.

"ЗАВТРА". А разве это не так? Разве Пушкин — не наше всё? Разве все мы не вышли из гоголевской "Шинели"?

Александр ИВАНОВ. Пушкин окончательно стал общенациональным русским поэтом только в Советском Союзе после 1937 года, в результате мощного влияния системы государственного управления литпроцессом, государственного менеджмента культуры. Это привело к тому, что в нашем обществе не просто возникло, а глубоко укоренилось представление об автономии литературы. Есть академические исследовательские институты литературы, кафедры литературы в вузах, существует даже литературный институт — чисто советское изобретение, которое решились повторить, кажется, только во Вьетнаме… Так что многие элементы нынешнего российского литературного пространства зачастую являются производными от культурной политики советского периода.

"ЗАВТРА". Говорят, что мы вышли не из гоголевской, а из сталинской шинели, так что Иосиф Виссарионович является воплощённым призраком Акакия Акакиевича Башмачкина из гоголевской повести… Но с философской точки зрения, вы же — профессиональный философ, это, по-вашему, восходит к марксистской интерпретации гегельянства? Я понимаю, что Маркс — не марксист, а Гегель — не гегельянец, но всё-таки?

Александр ИВАНОВ. Нет, это не гегельянство. Это, скорее, логика радикальной автономизации, когда весь мир видится состоящим из разных монад: политической, экономической, финансовой, культурной, литературной в том числе… Это как если бы в вашей семье отдельно была ваша история, история вашей жены, история каждого ребёнка, история кошки или собаки, — и они никак не пересекались бы друг с другом. Или если бы вы в своей жизни имели отдельную историю своего чтения книг… Это довольно странная картина мира, согласитесь. Но именно она лежит в основе современной постсоветской культуры и образования…

"ЗАВТРА". А вам не кажется, что здесь очень многое зависит от фокусировки нашего восприятия? И если мы отменим, скажем, автономию литературы, литературного процесса, то просто окажемся внутри другой автономии, "в соседней камере"? И нам тогда придётся говорить уже не об автономии литературы, например, а об автономии книги или текста, как делают те же герменевтики?

Александр ИВАНОВ. Нет, речь здесь идёт об автономии как особом пространстве, в котором действуют свои собственные законы. Как писал Пушкин, нужно оценивать художника по законам, им самим над собой установленным. Это чистой воды манифестация автономии творчества.

"ЗАВТРА". Доведённая до предела и даже до явного абсурда в современном акционизме, например?

Александр ИВАНОВ. Пусть так. Но это очень сильная концепция, связанная с тезисом об изначальной свободе человеческой личности, о свободе человеческой воли. Я хотел бы подчеркнуть, что автономия строится на валоризации, то есть на придании максимальной ценности той субъективности, которая создаёт из себя и вокруг себя некое смысловое пространство.

"ЗАВТРА". То есть литература — это писатели, музыка — музыканты, и так далее?

Александр ИВАНОВ. Если включать в понятие "писатели" или "музыканты" объективированную ими в своих произведениях собственную субъективность, то — да, конечно. Автономия — это очень позитивная, в сущности, вещь. И Кант в своей третьей "Критике…" говорит, что значение гениальных творцов для человечества заключается, прежде всего, в том, что они дают остальным пример того, как следует быть самими собой, как творить по своим собственным законам. Этому, полагал Кант, нужно следовать, именно к этому нужно стремиться, а не к формальному подражанию их произведениям.

Матрица же автономии литературного процесса, искусственно удержанная здесь благодаря государственной идеологии и политике советского периода, конечно, делает современную Россию особенным местом на культурной карте мира. Потому что в институциональном смысле — пусть даже сегодня эти институции очень слабы, разрушены и едва дышат — мы всё равно остаёмся уникальной страной. Нигде в мире нет, например, "толстых журналов" или "союзов писателей" — в том виде, в каком они существуют у нас.

"ЗАВТРА". Причём если при Сталине "мастерам культуры" отводили роль "инженеров человеческих душ", то сейчас культуру считают, похоже, наоборот — таким заповедником или даже зоопарком свободы, где все нуждающиеся граждане могут, что называется, "отвести душу" и "выпустить пар". Правда, и здесь постепенно "наводят порядок".

Александр ИВАНОВ. "Инженерами человеческих душ", насколько я помню, Сталин вслед за Юрием Олешей называл не всех "мастеров культуры", а конкретно писателей. И здесь важна ключевая роль литературы. В анамнезе у нас остаётся память о центральной роли литературы. И, конечно, это резко контрастирует с тем, что происходит сейчас в среде отечественной молодёжи, у "миллениалов", для которых уже не то что литература, а любой текст, чтение как таковое — лишь один из видов коммуникативной практики, и далеко не самый важный.

"ЗАВТРА". То есть ведущим уровнем коммуникации становятся картинки и лайки-смайлики? Стимул-реакция, первая сигнальная система, по Павлову? Связано ли это со сменой физического носителя информации? Из глубины веков до нас дошло множество свидетельств о том, какую роль играла книга в жизни человеческих сообществ. Например, "книги суть реки, напояющие Вселенную" или "книги — зерцало мира" и так далее. Да что там далёкая древность? Совсем недавно, лет сорок назад, при нашей с вами жизни, книги были, если можно так выразиться, статусным активом, в советском обществе царил настоящий культ книги. Все эти собрания сочинений, букинистические отделы книжных магазинов, где "жучки" втридорога продавали "дефицит", отечественный и зарубежный, "самиздат" и "тамиздат", "а ты кафку читал?" и так далее… Это был целый мир, океан книг, в котором стотысячные тиражи были нормой. Мы были "самой читающей" страной мира. Не самой думающей, не самой работящей, но самой читающей. Потом рыночный бум 90-х, в котором детектив явно побеждал классику… Сейчас и те, и другие активно сдаются в макулатуру или лежат аккуратными пачками, перевязанными шпагатом, у мусорных баков, в лучшем случае — в гаражах и подвалах. Такое впечатление, что все библиотеки: и личные, и общественные, — заменил интернет, а наши дети книг вообще не читают, предпочитая "чатиться" в социальных сетях…

Александр ИВАНОВ. Опасения насчёт того, что интернет вытеснит традиционную книгу, были достаточно широко распространены и даже популярны лет 10-15 назад. Тогда ожидался мощный дрейф в сторону электронных и аудио-книг — и Америка была во главе этого процесса. Спрос на эти носители в те годы напоминал геометрическую прогрессию, а потом всё это не то, чтобы остановилось, но замедлилось. Вот прошло столько лет — и что? Даже в США рынок электронных "читалок", на любых носителях, составляет 15-20% общего объёма, а остальное — это по-прежнему, как там говорят, "physical books", то есть обыкновенные бумажные книги. В Европе тот же показатель составляет 5-7%, у нас — в лучшем случае 3-4%. И эти цифры держатся уже несколько лет, без явных признаков роста. Так что бумажные книги более-менее нормально себя чувствуют, и интерес к ним достаточно стабилен. Более того, есть растущие рынки книжной продукции: Китай, Индия, Юго-Восточная Азия, Латинская Америка…

Другой вопрос — что люди вообще стали читать меньше "длинных текстов". Интернет и визуализация — это особый мир, который создаёт совершенно новое пространство коммуникаций и способы извлечения смыслов. Это следствие того, что наша жизнь переполнена информацией, и мы оказываемся в том же положении, что лесковский Гуго Карлович Пекторалис с русскими блинами. Мы её "жустерим", не можем втиснуть в нашу систему координат, да, наверное, и не стоит этого делать, чтобы не отдать концы вследствие неудачной попытки "перевода". Чтение даже одного романа, не говоря уже о его написании, предполагает длительное "ничегонеделание", а для этого нужен определённый образ жизни, со своими скоростями и "замедлениями", которые сейчас редко кто практикует. Наше воображение задавлено потоком визуальных образов, которые удовлетворяют любое наше желание, даже ещё не возникшее. Это другой мир, он не хуже и не лучше — он просто другой…

"ЗАВТРА". Я даже начинаю подозревать, что на известный вопрос: "Почему человечество до сих пор не столкнулось с инопланетянами?" — помимо религиозного ответа, может существовать и другой, состоящий в том, что все цивилизации на определённой фазе развития просто уходят в свой "виртуал", и уже не возвращаются оттуда.

Александр ИВАНОВ. Возможно. Но для своего времени русская литература, особенно русский роман — в том виде, в котором он был изобретён в XIX веке, — был продуктом очень высоких гуманитарных технологий. Там в каком-то смысле произошло то, что, например, у немцев примерно тогда же произошло в философии, а у французов — в искусстве. Очень сложный комплекс приёмов, связанных с отношением между внутренним миром человека и различными феноменами мира внешнего. Любой из этих феноменов обязательно отыгрывается через внутреннее состояние героя, через его внутреннюю речь, как эта практика была позже названа в системе Станиславского. Классический пример — князь Андрей Болконский и старый дуб в "Войне и мире". Или когда у Достоевского в "Идиоте" князь Мышкин спрашивает у другого героя, в каком настроении застал тот Настасью Филипповну, то получает ответ: "В искательном". То есть она мыслями была не здесь, искала что-то иное, более важное для себя. В этом состоит великая загадка, даже тайна… Этого не было нигде в литературе того времени. Даже во Франции, где были такие литературные гиганты, как Бальзак и Стендаль… Хотя Лев Толстой — прямой ученик Стендаля. Но психологическая драма, которая была придумана и технически воплощена русскими писателями XIX века, носила прорывный, оригинальный, инновационный характер и, несомненно, стала важнейшим вкладом в мировую культуру. Потом это, с необходимыми ноу-хау, ушло в театр, в музыку, кинематограф и другие сферы искусства.

Что с этим делать сегодня, когда вся эта топология внутреннего и внешнего радикально изменилась? Вот название издательства Ad marginem — когда оно создавалось, было понятно, что есть центр и есть периферия, мы себя позиционировали как часть периферии и одновременно — "фронтира", о котором вы сказали. Но сейчас эта топология уже нерелевантна, она не работает. Нет ни центра, ни периферии. Культурное поле: хоть национальное, хоть мировое, — сегодня не организуется из какого-то единого центра.

Вся топология внутреннего переживания, внутренней речи вывернута вовне, и наоборот — внутри современного человека всё больше внешнего, границы стёрты… И можно сказать, что в каком-то смысле, а именно — в смысле технологии психологической драмы характеров — "русских романов" сегодня на русском языке почти никто не пишет, просто нет писателей, которые вообще могут выйти на этот уровень психологического письма.

"ЗАВТРА". Для технологий нужны соответствующие материалы. Как для огранки бриллиантов — алмазы…

Александр ИВАНОВ. Сейчас гораздо большее влияние, чем отечественная классика, на современную русскую прозу оказывает, скажем, англо-американский жанровый роман. В то же время технологии классического русского романа широко используются за рубежом, на других языках — по художественной технологии "русского романа" пишут свои книги турок Орхан Памук и американец Джонатан Франзен… Между современной нашей литературой и русской литературой XIX века — даже не пропасть, а целая Вселенная. Русские писатели сегодня — это по характеру своего творческого воображения, скорее, люди бизнеса, люди политики, люди идеологии в большей степени, чем люди слова. Но, как бы то ни было, я верю, что технологии русского романа XIX века и впредь будут актуализироваться — не обязательно на русском языке, но и на нём тоже…

"ЗАВТРА". Вот эти вопросы "критической массы" и стирания границ между "Я" и "не-Я" — они ведь как-то связаны с уже очевидным кризисом современной цивилизации, которая уже не на словах, а на деле столкнулась с "пределами роста"; с заявлениями Путина об исчерпании потенциала либеральной идеологии, которую его собеседники из Financial Times истолковали как "смерть либерализма"; с недавними высказываниями президента Франции Эммануэля Макрона о "смерти капитализма" или главы Банка Англии Марка Карни о "смерти доллара" в качестве глобальной валюты?

Александр ИВАНОВ. Понимаете, иногда по-настоящему наследовать традиции можно, только разрывая с ней, отвергая её. Истинный либерализм, как я его понимаю, исходящий из высшей ценности свободы для человека и человеческого общества, принципиально не отвергает свободы класть предел свободе, и так далее. Он в этом отношении достаточно рекурсивен. И полностью соответствует пониманию мира как процесса, действия, события, а не как ряда стабильных состояний и качеств. Литература, как и мир, — это глаголы и наречия, а не существительные и прилагательные. Любой герой важен нам не своими неизменными качествами, а тем, что с ним происходит, его действиями и состояниями, событиями его жизни.

Россия продуктивного либерализма, позитивного либерализма знала мало. Здесь он зачастую оборачивался нигилизмом…

"ЗАВТРА". Есть даже легенда про Отто фон Бисмарка и русское "ничего", якобы поразившее "железного канцлера" Второго рейха, с которым, на пике его успехов и славы, Лесков, кажется, ассоциировал упомянутого вами Гуго Пекторалиса из "Железной воли"…

Александр ИВАНОВ. Путинское высказывание об исчерпанности либеральной идеи, на мой взгляд, носит нигилистический характер. В этом отношении он — один из тех "русских мальчиков" Достоевского, которые нигилизм вроде бы преодолели, но на самом деле нет.

"ЗАВТРА". Получается, что Чубайс, который в своё время заявил, что Достоевский — конечно, гений, но лично ему хочется разорвать писателя на куски из-за представления о русских как избранном, святом народе и предложенного им "ложного выбора", — тоже из "русских мальчиков"-нигилистов?

Александр ИВАНОВ. Скорее всего, да. У каждого есть своё понимание какого-то идеального состояния мира, и часто оно дополняется отрицанием существующего мира как "испорченного", а эта установка не позволяет усмотреть позитивную, продуктивную сторону свободы действий. Вспомним, что у Ницше воля к могуществу — это высший позитив. Представьте себе, что желания возникают не от того, что у вас чего-то не хватает, а наоборот — потому, что у вас всё есть, вы абсолютно счастливы и именно поэтому желаете максимального расширения своего счастья, соединяете всё и вся собственной позитивной энергией, зовёте всех, весь мир присоединиться к вам, разделить с вами это чувство полноты и радости…

"ЗАВТРА". "Комплекс Бога": чего Ему не хватало, если Он мир сотворил?

Александр ИВАНОВ. Свобода: не от чего-то, а для чего-то, — несомненно, позитивная ценность. Кто хочет делать — находит возможности для этого. Но в России существует своя традиция понимания свободы, и об этом нельзя забывать. Она восходит к "Слову о Законе и Благодати", митрополита Илариона, одному из первых русских философских текстов, написанному почти тысячу лет назад. Это совершенно потрясающее произведение, в котором вроде бы повторяется идея апостольских посланий Павла о том, что Закон — это необходимость, и в этом своем модусе он — несвобода, а свобода — это Благодать, незаслуженная милость, дар Божий. Такая свобода не имеет ничего общего с политической или экономической свободой, это свобода внутреннего просветления, близкая к практике исихазма и к мистической традиции в целом.

"ЗАВТРА". Кстати, "Слово о Законе и Благодати" появилось практически в те же годы, когда князь Ярослав Владимирович Мудрый из рода Рюриковичей кодифицировал законодательство для подвластных ему земель в "Русской правде". Это был спор митрополита Илариона с государственной властью или попытка дополнить её, гармонизировать путём "симфонии"?

Александр ИВАНОВ. Почему "или"? Видимо, и то, и другое. Но если свобода — незаслуженная милость, то она может принадлежать кому угодно. Это — не твоё, это подарено тебе свыше. И как ты этот дар воспринял — так, исходя из этого дара, ты себя и ведёшь. То есть свобода — это мистическая, метафизическая сила…

"ЗАВТРА". Которую "Бог дал, Бог взял"?

Александр ИВАНОВ. Эту концепцию можно обсуждать дальше, но главное для меня заключается в том, что она принципиально отличается от концепции свободы, которую мы называем западной и которая присутствует, например, у Канта. Западный либерал — это Кант, который говорит, что если в обществе действуют хорошие законы, то в нём не может быть плохих людей. Зло в этом случае переносится из общественной, публичной территории на территорию частной жизни. Вот понятие либерализма, выраженное Кантом. Путин, мне кажется, не верит в "хорошие законы" и в их позитивную, жизнетворящую силу. По-видимому, закон для него — это форма чистой негативности, которая действует через применение силы или угрозу такого применения. А ведь закон может действовать и без этого — как то, что нас связывает и объединяет. Как в дантовском "Рае", где закон — это "любовь, что движет солнце и светила".

"ЗАВТРА". Есть рассказ о том, как китайские мудрецы отреагировали на сообщение европейцев о существовании законов природы: они якобы "нашли саму идею науки абсурдной, поскольку, хотя повелителю Поднебесной и дано устанавливать законы и требовать их исполнения под угрозой наказания, исполнять законы и подчиняться им дано лишь тем, кто способен эти законы понять, а дерево, вода и камни, очевидно, этим свойством "понятливости" не обладают: им нельзя предписывать законы и от них нельзя требовать их исполнения…"

Александр ИВАНОВ. Но, как бы то ни было, мы можем жить или поэтически (и политически, что близко друг к другу), или технически (и экономически). Исходя или из идеалов, стремясь к ним и в этом стремлении создавая нечто ранее небывалое, или из тяги к техническому совершенству, исполнительскому мастерству. Для многих сегодняшних людей бизнеса и политики главное — это "решать вопросы", добиваться результата, а не открывать новые горизонты возможностей, создавать новые смыслы. В этом отношении русский (по происхождению) нигилизм является духом времени, трендом. Поэтому возвращение в Россию политики вместо "искусства решать вопросы" будет означать и возвращение в нее поэтики (и поэзии) как способности жить "для трепета", если воспользоваться словами поэта-обэриута Леонида Липавского.

"ЗАВТРА". Что ж, от изобретения колеса до изобретения велосипеда прошло несколько тысяч лет. Благодарю вас, Александр Терентьевич, за столь содержательную и во многом неожиданную беседу. Многие "делянки" здесь обозначены, будем теперь их "пахать"…

Россия > СМИ, ИТ. Образование, наука > zavtra.ru, 30 августа 2019 > № 3110299 Александр Иванов

Главный санитарный врач Великобритании профессор Салли Дэвис заявила, что массовое применение антибиотиков в кормах животных представляет гораздо большую угрозу для людей, чем глобальное потепление, пишет Daily Mail.

Организм человека вырабатывает устойчивость к антибиотикам через супербаги, которые могут производить фермент, ослабляющий антибиотики и создающий заслон, не дающий им попасть в организм и начать действовать.

По словам Дэвис, антибиотики составляют основу современной медицины, без них нельзя провести любую хирургическую операцию. А из-за устойчивости к ним только в Британии ежегодно могут умирать по несколько миллионов человек, уверена профессор. Она отметила, что некоторые инфекции, включая туберкулез, обзавелись иммунитетом к антибиотикам, которые раньше были эффективны против них.

Причиной выработки устойчивости организма к антибиотикам Дэвис назвала применение гармонов роста в животноводстве. Она предостерегла от импорта мяса и рыбы из стран, в которых "злоупотребляют" антибиотиками в сельском хозяйстве, прежде всего, из США. По данным экспертов, до 70% мяса там производится с применением антибиотиков.

Выборов не будет: как Конте переиграл Сальвини

Президент Италии поручит Конте сформировать новое правительство

Александр Братерский

Президент Италии Серджио Маттарелла дал стране шанс избежать новых выборов, поручив подавшему в отставку премьер-министру Джузеппе Конте сформировать новое правительство. В его составе уже не будет главного возмутителя спокойствия — лидера националистической партии «Лига» Маттео Сальвини. Кабмин будет сформирован бывшим партнером политсилы — леворадикальной партией «Пять звезд», а также центристской Демократической партией.

Президент Италии Серджио Маттарелла поручил подавшему в отставку премьер-министру Джузеппе Конте сформировать новый кабмин. О том, что президент «передал мандат» на формирование кабинета Конте, в четверг заявил пресс-секретарь президентской администрации Уго Дзампетти, сообщает ТАСС.

Правительство ранее состояло из коалиции диаметрально противоположных политических сил: националистов из партии «Лига» и леворадикального движения «Пять звезд».

Новый мандат, полученный Конте от президента, позволяет ему сформировать новую коалицию, которая объединить все те же «Пять звезд» с оппозиционной центристской «Демократической партией». Обе политические силы являются антагонистами, однако недавно решили объединить силы.

«Мы любим Италию, и мы считаем не бесполезным попробовать», — заявил глава Демпартии Никола Дзингаретти во время встречи с руководителем «Пяти звезд» Луиджи ди Майо.

Однако старший научный сотрудник Института Европы РАН, эксперт «Валдайского клуба» Елена Алексеенкова считает, что стремление идеологических противников работать вместе может обернуться против них.

«Готовность партий поступиться идеологическими принципами и желание избежать голосования не добавляют этой коалиции легитимности и доверия в глазах граждан», — считает эксперт.

Маттео Сальвини — человек за бортом

Подобный расклад сил оставляет за бортом «Лигу» Сальвини, который занимал в правительстве Конте должности вице-премьера и главы МВД. В досрочных выборах был заинтересован именно он, для чего инициировал вотум недоверия Конте.

Популярный политик предполагал, что досрочные выборы помогут избавиться от надоевших «Звезд» и сформировать правительство с близкими идеологически группами.

При этом его противники были не слишком заинтересованы в досрочных выборах, особенно учитывая тяжелое экономическое положение Италии. ВВП страны растет медленно и, по прогнозам Еврокомиссии, увеличится лишь на 0,1% в этом году. Растет и число бедняков, которые сегодня составляют 8,4% населения. В условиях относительной бедности находятся еще более 3 млн человек. У Италии также второй по доле после Греции объем госдолга — 132% ВВП.

В случае, если «Пяти звездам» и Демпартии удастся сформировать дееспособное правительство, это подарит Италии возможность найти общий язык с ЕС. Известно, что Демократическая партия поддерживает курс Европейского союза, а «Пять звезд», хотя и является более радикальной политической силой, также настроена на взаимодействие с Брюсселем. Обе партии хотят добиться от ЕС больших уступок в экономической сфере, несмотря на сложное положение страны.

«Перспектива формирования новой администрации во главе с Конте была поддержана рынками, которые делают ставку на то, что Италия получит стабильное правительство, которое избежит конфронтации с Европой», — пишет британская The Guardian.

Для Конте — уважаемого в Италии интеллектуала, который не входит ни в одну из партий — ситуация выглядит выигрышной и демонстрирует победу над Сальвини. Со своим замом Конте уже давно находился в конфронтационных отношения и даже обвинил последнего в пренебрежении интересами Италии. Во время выступления перед парламентом Конте заявил, что решения Сальвини «несут серьезные риски для страны».

В ответ на эти слова вице-премьер отметил, что не боится суда итальянцев и повторил бы все, что сделал.

«Тот, кто боится суда итальянского народа, не является свободным человеком», — подчеркнул Сальвини.

Сложившаяся ситуация бьет по интересам Сальвини, который надеялся на победу на выборах. И не безосновательно. На прошедших недавно выборах в Европарламент его партия получила в два раза больше голосов, чем «Пять звезд». По данным опроса института Noto Sondaggi, движение Сальвини в Италии поддерживают 38% избирателей, на втором месте разместилась Демократическая партия (23%), и лишь затем следует «Движение пяти звезд» (16,5%).

Как отмечает итальянский политолог Марк Бернардини, сегодняшний расклад сил в парламенте страны не отвечает чаяниям итальянцев.

«Если народ пошел вправо, значит, правительство должно быть правым. Объективно, нынешний парламент более не соответствует настроениям электората», — говорит Бернандини.

По мнению эксперта, «еще не факт, что не устраивающее народ правительство сформируется, а если сформируется — не факт, что оно доживет до конца созыва — 2022 года».

Возможное правительство Демократической партии и «Пяти звезд» не будет стабильным, так как в самой Демпартии существуют разногласия, указывает Бернандини. В то время как партийное руководство поддерживает нынешнего главу партии Никола Дзингаретти, большинство депутатов являются сторонниками другого видного партийца — экс-премьера Маттео Ренци.

Старший научный сотрудник Института Европы РАН Елена Алексеенкова считает, что сделке между партиями помогла популярность премьера и президента: Джузеппе Конте обладает высоким рейтингом в 52%, Серджо Матарелла — 57%.

По мнению Алексеенковой, устойчивость коалиции будет зависеть от многих факторов. Один из них — способность найти компромисс при дележе портфелей в новом кабинете, что будет непросто: Демократическая партия претендует на такие направления, как экономика и миграция, лидер партии «Пять Звезд» Ди Майо — на пост вице-премьера, а его коллега, основатель «Звезд» Беппе Грилло, призывает к созданию технического кабинета.

Программы партий тоже сильно различаются. «Ди Майо подчеркивает преемственность курса, а Демпартия — поворот политики как в сфере экономики, так и в сфере миграции. Очевидно, что Демпартия, которая рассчитывает получить пост в ЕС, будет настаивать на свертывании миграционной политики Сальвини и приостановке ряда экономических реформ», — отметила Алексеенкова.

Не исключено, что с учетом все этих противоречий у Сальвини еще появятся шансы сформировать собственное правительство. Алексеенкова полагает, что в этой связи важно понять, «выйдет ли народ на улицу в поддержку Сальвини или примет новую коалицию».

Brexit по-своему: как Джонсон использовал королеву

В Британии оппозиция договорилась не допустить Brexit без сделки

Андрей Чистов

Лидеры оппозиционных партий Великобритании договорились совместными усилиями противостоять выходу Великобритании из ЕС без сделки. При этом после возвращения с каникул парламентарии проработают лишь несколько дней: с 9 сентября их работа будет приостановлена, причем с одобрения королевы Великобритании Елизаветы II.

Лидер Лейбористской партии Великобритании Джереми Корбин заявил в пятницу, что политсила на следующей неделе начнет новую борьбу против планов премьера Бориса Джонсона выйти из ЕС без сделки. У оппозиции будет несколько дней, чтобы попытаться помешать главе правительства, но сделать это будет трудно: королева Великобритании Елизавета II поддерживает идею премьера о приостановке работы парламента до 14 октября.

Корбин рассказал журналистам, что во вторник, 3 сентября, когда парламентарии вернутся с каникул, лейбористы попытаются «политически остановить» Джонсона.

На стороне Корбина не только лейбористы, но и депутаты от Шотландской национальной партии «Зеленые», Партия Уэльса и Либеральные демократы. Цель политика — заставить премьера добиться приостановления действия статьи 50 договора о Европейском союзе.

Действия Корбина и его сторонников поддерживает и общественность: уже более 1 млн человек подписали петицию против планов премьера приостановить работу парламента.

Шанс сделать то, что они задумали, у Корбина и его союзников есть, однако после возвращения с каникул парламентарии проработают всего лишь несколько дней. С 9 сентября работа парламента будет прекращена, причем с одобрения Елизаветы II.

Фактически это означает, что у противников планов Джонсона почти не остается времени, чтобы отменить Brexit без сделки, который должен произойти 31 октября. Но Джонсон опровергает предположение о том, что приостановка работы парламента продиктована его желанием форсировать выход из ЕС. По его словам, это «совершенно не соответствует действительности».

Джонсона сохранит королева

Королева — глава государства, и вопреки устоявшемуся мнению, ее власть достаточно велика. Как отмечает Foreign Policy, в реальности у нее «тонны» власти.

«Она может отказаться дать свое согласие на принятие любого закона, блокируя его, как президентское вето в Соединенных Штатах. Она назначает премьер-министра. Она может сделать любого гражданина пожизненным пэром, предоставив ему постоянное место в палате лордов», — пишет издание.

Юридически король или королева действительно могут отвергнуть любой закон, который прошел через палаты лордов и общин. Правда, последний раз такое случалось еще в 1707 году. Тогда королева Анна отказалась подписывать билль о шотландской милиции. Ее министры посоветовали ей отклонить закон, так как боялись, что формируемые подразделения не будут лояльны Англии.

Королева обычно утверждает премьер-министра, выбранного партией-победительницей. Но теоретически она, опять же, может выбрать для этой роли любого человека. Однако и такого уже давно не случалось.

В условиях грядущего Brexit ее поддержка курса Джонсона стоит немало. Правда, бывший юридический советник правительства Карл Гарднер рассказал Newsweek, что сам факт действий королевы говорит о том, что правительство «пытается приспособить королеву к своей партийной политике».

Теоретически она имеет право уволить Джонсона с поста, в случае если последнему будет вынесен вотум недоверия в парламенте. Как отмечал в беседе с изданием Huffington Post профессор государственного управления Роберт Хазелл, если в течение двух недель британские парламентарии заявят, что поддержат альтернативного премьера, королева будет иметь право назначить другого кандидата на его место.

Как отмечают британские обозреватели, Джонсон выглядит для королевы предпочтительнее Корбина. Лидер лейбористов называет себя республиканцем и открыто демонстрирует свою оппозицию британской монархии. Во время одного из торжественных мероприятий в сентябре 2015 года он отказался петь гимн страны. Многие были возмущены, увидев, что Корбин демонстративно молчал во время исполнения гимна. На другом приеме политик отказался целовать руку Елизавете II.

О том, что в реальности королева думает о Джонсоне, неизвестно, однако во время первой встречи с премьером она дала понять, что понимает его положение.

«Я не знаю, почему кто-то хочет эту работу», — эти слова она, по утверждению приближенных, произнесла после встречи с ним.

Королева пользуется авторитетом в обществе, и к ее словам прислушиваются представители политических элит. При этом она сама не скрывает своего негативного отношения к сегодняшней британской политической элите.

На такие мысли ее подвигла как раз ситуация с Brexit, писала ранее газета The Sunday Times со ссылкой на источник в королевском дворце. «Мне кажется, что она испытывает неподдельное беспокойство. Я слышал, как она говорила о том, что разочарована тем, что нынешние политики не способны правильно управлять страной», — заявил изданию источник во дворце.

По словам собеседника СМИ, о своем разочаровании королева говорила еще летом 2016 года на закрытом мероприятии, которое прошло вскоре после того, как премьер-министр Дэвид Кэмерон подал в отставку после неудачного для него референдума по Brexit.

«Она выразила свое недовольство и разочарование качеством политического руководства, и за прошедшее время это разочарование только усилилось», — добавил собеседник издания. Как констатирует The Sunday Times, это было одно из самых резких политических заявлений, которые королева сделала за весь период своего 67-летнего правления.

Правда, это не первый случай, когда королева беспокоится за политическое будущее страны в момент серьезных вызовов для Британии. В 2000 году в своей книге «Королева и Ди: Нерассказанная история» эксперт по британскому Королевскому двору Ингрид Сьюард писала, что при правлении Маргарет Тэтчер королева выражала опасения за будущее Британского содружества. Причина лежала в разнице политических подходов.

Британский музей вернул Ираку крупнейшую коллекцию артефактов, ранее похищенных из страны и обнаруженных на территории Великобритании, пишет газета Times.

Как сообщает издание, церемония передачи экспонатов состоялась в четверг в резиденции иракского посла в Лондоне. Переданная коллекция включает в себя 156 глиняных табличек с клинописью (некоторые были созданы более 4 тысяч лет назад), представляющие собой административные документы, письма, школьные тексты и математические исчисления. Большинство экспонатов датируются 2100 и 1800 годами до н.э. и происходят от 3-ей династии Ура или старовавилонской династии.

Как пишет издание, в 2011 году таможенные службы конфисковали груз, ввезенный в Великобританию из ОАЭ. В документах данный груз проходил как "миниатюрная глиняная плитка ручной работы" с заявленной стоимостью в несколько сотен фунтов стерлингов. Обнаруженные экспонаты были переданы в Британский музей для определения их ценности. Считается, что артефакты были разграблены местными жителями в 2003 году и вывезены из Ирака в ОАЭ.

"Мы очень благодарны за сотрудничество Королевской налоговой и таможенной службе Великобритании (HMRC), Британскому музею и министерству иностранных дел Великобритании. Возвращение разграбленных иракских сокровищ является приоритетом для правительства и населения Ирака", - заявил посол Ирака в Великобритании Салих ат-Тамими (Salih al-Tamimi).

Следствие предъявило обвинение в окончательной редакции Полу Уилану, которому вменяется шпионаж, рассказал РИА Новости его адвокат Владимир Жеребенков.

"Следствие сегодня предъявило Уилану обвинение в окончательной редакции, на следующей неделе должно начаться ознакомление с материалами уголовного дела", - заявил Жеребенков, подчеркнув, что вину Уилан не признает.

По словам адвоката, скорость ознакомления с делом будет зависеть от работы переводчика.

О задержании Уилана в Москве ФСБ сообщила в конце прошлого года. По заявлению спецслужбы, уроженца Канады схватили во время шпионской акции, Уилану грозит от 10 до 20 лет колонии. У задержанного есть гражданства США, Канады и Ирландии, также он является подданным Великобритании. По словам брата Уилана, Пол - бывший морской пехотинец и приехал в Москву на свадьбу к другу.

Из озвученных в суде данных известно, что Уилан регулярно приезжает в Россию с 2007 года. Мужчина работает старшим менеджером в сфере корпоративной безопасности в компании BorgWarner, которая занимается производством автомобильных компонентов. Фабула дела официально не раскрывается из-за секретности.

Тем не менее, адвокат мужчины Владимир Жеребенков сообщал журналистам, что сотрудники ФСБ задержали Уилана из-за флешки, которую ему передал товарищ в отеле "Метрополь". Как полагал обвиняемый, на накопителе должны были содержаться фотографии из поездки в Сергиев Посад, в ходе которой они вместе с другом посетили лавру. Защитник считает, что из соображений продвижения по службе товарищ подставил Уилана, поскольку он имеет отношение к силовым структурам и "может получить за это звезды".

Евростат: больше всего мест для размещения туристов предлагает Франция

Всего в Евросоюзе 31,7 млн точек для краткосрочного проживания.

Аналитики Евростата подсчитали, что уже в 2017 году во Франции было наибольшее количество гостиниц, отелей, кемпингов и других мест, где могут переночевать гости страны. Общее количество таких заведений здесь — около 5,1 млн (16,1% во всём ЕС).

На втором месте с небольшим отрывом расположилась Италия, предложив туристам 5 млн мест (15,9%). Тройку лидеров замыкает Великобритания — там по состоянию на 2017 год было 3,9 млн мест для размещения (12,4%).

Испания в этот же период была готова предложить 3,6 млн вариантов (11,2%), а Германия — 3,4 млн (10,6%). Итого на эти пять стран приходится 66,4% всех вариантов размещения в Евросоюзе.

Также эксперты подсчитали, что в 2017 году продолжало расти количество ночей, которые туристы проводили в гостиницах — на 4,5%. А за время с 2005 по 2017 года этот показатель увеличился на 35%.

Автор: Вероника Галачиева

Производство СУ-35 в Иране сделает Россию глобальным игроком

В Жуковском, в Московской области, сейчас проходит крупнейший авиасалон МАКС 2019. Триста сорок компаний из многих стран мира демонстрируют на этой выставке авиационных вооружений свою продукцию. Одним из активных участников этого мероприятия является Иран, предоставивший свои передовые боевые системы, включающие разные версии БПЛА собственного производства, в том числе модели беспилотников большой и малой дальности, образец учебного самолета, а также разные виды авиационных двигателей. На выставке впервые представлена новая крылатая ракета «Мобин». Она имеет низкое радиолокационное сечение (RCS), обладает высокой радиолокационной способностью и может быть оснащена боеголовками весом до 120 кг. «Мобин» может летать на высоте 13 700 м с дальностью 450 км. Она весит 670 кг и летит со скоростью 900 км / ч.

Иранскую делегацию на авиасалоне в Жуковском возглавляет заместитель министра обороны Ирана и руководитель организации авиакосмической промышленности страны Абдолкарим Банитарафи. В интервью каналу «Россия 24» он намекнул, что после октября 2020 года, когда истечет срок действия санкций против Ирана в вопросах поставок ему вооружений, Исламская Республика намерена провести важные переговоры с российской стороной в области поставок различных видов военной техники.

Очевидно, что американцы и вслед за ними европейцы никогда не снимут санкции с России. Наоборот, они будут расти вширь и вглубь, и скоро станут тотальными. Санкции — это сдерживающий фактор, а сдерживать Россию — это стратегическая задача для США и Запада в целом. Чтобы нивелировать действия санкций, России необходимо создавать свои альянсы, типа свою команду. И первым таким реальным альянсом может стать Россия – Иран – Турция. Между этими странами на сегодня существуют глубокие непреодолимые противоречия, но есть и общность интересов перед лицом современных вызовов. Похоже, эти страны научились сосредотачиваться на общих интересах — борьбе с международным терроризмом, исламским фундаментализмом и экстремизмом, обеспечении собственной и региональной безопасности, отстаивании своих интересов перед давлением США и стран Запада. Ярким примером такого эффективного сотрудничества стала Сирия. Хотя координация действий в альянсе далека от совершенства, тем не менее, даже в ныне существующем виде он стал весомым фактором, реально влияющим на ситуацию в этой стране.

Любой альянс имеет своего лидера, который является центром силы и притяжения. В альянсе Россия – Иран – Турция безусловным лидером является Россия. Чтобы альянс имел притягательную силу, Россия, как лидер призвана усилить позиции других членов альянса, ибо сила и эффективность этого союза в силе каждого из его членов. Кроме того, в любом блоке тончайшей работой является соблюдение баланса отношений между лидером и другими его членами.

Если Россия согласиться с производством СУ-57 в Турции и не даст Ирану СУ-35, то можно будет распрощаться с новоиспеченным альянсом, т.к. в чистом виде Турция является геополитическим оппонентом и экономическим конкурентом Ирана. Одностороннее усиление позиции Турции вызовет отторжения у Ирана. В этой стране итак с большой завистью следят за готовностью России предоставить Турции С-400 по первой ее просьбе, тогда как иранцам в свое время было отказано в этой системе.

Турция, по своей сути, является прозападным государством, членом НАТО, не совсем искренним и непредсказуемым партнером. Что стоит, например, заявление Реджепа Эрдогана о том, что «Турция никогда не признает аннексию Крыма», более того если вспомнить недавнее прошлое, то за первые пять войны в Сирии, Турция напрямую поддерживала террористов всех мастей. И лишь после того, как в бой вступила Россия, произошел перелом, тогда она поменяла свою позицию.

Турция приближается к России по трем основным причинам, во-первых, в пику США т.к. американцы ратуют за создание в Сирии основы будущего Курдского государства (этот фактор смертельно угрожает суверенитету и целостности Турции), поддерживают антиэрдогановскую оппозицию во главе с Фетхулаххом Гюленом и не без их вмешательства Турция десятилетиями сидит в предбаннике ЕС. Во-вторых, союз с Россией и Ираном защищает ее интересы в Сирии и, в-третьих, членство в этой тройке позволит ей следить на расстоянии вытянутой руки за состоянием прямых российско-иранских двухсторонних отношений.

С Ираном совершенно другая картина. Политическая и экономическая система Ирана адаптировались к условиям санкций. США и Запад также никогда не снимут санкции с Ирана. Влияние санкций, по большому счету, достигло дна, и экономика Ирана начинает подниматься. Заработали внутренние ресурсы, в некоторых направлениях есть прорывные достижения. Политическая система и безопасность страны незыблемы. Нет сейчас в мире силы, которая могла бы реально угрожать суверенитету и целостности страны. Но этого недостаточно. Страна все-таки находится в изоляции, жизненный уровень населения продолжает падать и надо как-то выйти из этого положения. Реальным и весьма эффективным выходом из этой ситуации может стать новый уровень отношений с Россией. Если Россия предложит Ирану совместное производства СУ-35, то это в корне поменяет обстановку в самом Иране, в регионе и в мире в целом.

У России свои интересы, и она в первую очередь будет думать о них. И если она предложила бы Ирану углублённые военно-политические отношения, то это отвечало бы ее интересам. Например, взамен передачи технологии жемчужины российского самолетостроения, Россия могла бы претендовать на создание своей базы на юго-востоке страны в провинции Систан и Белуджистан в Оманском заливе на стыке Индийского океана с двумя точками базирования, в случае необходимости, на юго-западе Ирана в провинции Бушер и на западе Ирана в провинции Восточный Азербайджан.

В этом случае, база России в Систане и Белуджистане могла бы контролировать все процессы, происходящие на востоке Индийского океана и в Оманском заливе, на юге Пакистана и Индии, а там и до южных рубежей Афганистана рукой падать. Точка базирования в провинции Бушер позволила бы реально контролировать стратегический Ормузский пролив и весь Персидский залив, а точка базирования в провинции Восточный Азербайджан позволит России мониторить ситуацию на Кавказе, в самой Турции, в Ираке и через небольшую территорию этой страны или еще меньшую — Турции, иметь доступ к востоку Сирии и защищать свою базу в Хмеймиме и центр поддержки ВМС России в Тартусе с востока этого государства. Практически все страны этого ключевого региона от черного моря до индийского океана могут оказаться в шаговой доступности для российской авиации. Это серьезный фактор влияния на мировую политику. Россия станет глобальным игроком, центром притяжения многих государств.

Правда, получить согласие Ирана на этот проект будет нелегко, т.к. по Конституции Исламской Республики запрещено на территории страны размещение военных баз и группировок иностранных государств. С другой стороны, Иран будет иметь доступ к самой передовой военной технологии, которая даст мощный толчок военной промышленности Ирана, а безопасность страны будет самым серьезным образом защищена, и, в-третьих, присутствие России на территории Ирана наверняка будет обусловлено определёнными взаимными обязательствами в случае нештатных ситуации.

Есть еще одно обстоятельство, фактор недоверия иранцев к России. На протяжении десятилетий Запад во главе с США и Великобританией вели ежедневную информационную войну против России в Иране, делая из нее чуть ли не монстра. К тому же в новейшей российской истории были шаги, которые в Иране воспринимаются, как минимум, не дружественными.

Если Тегеран и Москва начнут сборку самолетов СУ-35 в Иране, и эти передовые истребители заступят на дежурство для защиты иранского воздушного пространства, вполне может измениться геополитический баланс сил. Наличие такого летательного аппарата, показавшего свою эффективность и надежность в борьбе с ИГИЛ (группировка запрещена на территории России) в Сирии, наверняка остудит горячие головы врагов Ирана и во враждебных Ирану странах ближневосточного региона. Уязвимость их авиации с учетом наличия у Ирана глубокоэшелонированной обороны ПВО, способной работать, как на малых, средних, так и на больших высотах, в районе Персидского залива и Оманского залива повысится многократно.

Все в движении, все меняется. Ничего незыблемого и вечного нет, тем более в политике. Иранцы прагматичные люди и в первую очередь исходят из своих собственных интересов. И если есть что-то, что отвечает их интересам, то они вполне готовы начать с чистого листа.

Раджаб Сафаров. Гендиректор Центра изучения современного Ирана.

Источник "Эх Москвы": https://echo.msk.ru/blog/r_safarov/2491547-echo/

Brexit сожрал уже двух премьер-министров Великобритании — Дэвида Кэмерона и Терезу Мэй. Сейчас велики шансы на то, что его очередной жертвой станет Борис Джонсон, совсем недавно занявший этот пост. Во всяком случае, заговор против нового главы правительства набирает силу, чего никто особо и не скрывает. Правда, и сам Джонсон готовит собственный заговор. По примеру Оливера Кромвеля, разогнавшего Долгий парламент, новый премьер вынашивает план нейтрализации законодательного органа хотя бы на период выхода страны из Евросоюза. В условиях жесточайшего сопротивления этой затее (в том числе внутри Консервативной партии) он может пойти на досрочные выборы. В общем, в Британии складывается уникальная для мирного времени ситуация.

Политики и СМИ все чаще проводят аналогии между Brexit и войной. К примеру, во вторник лидеры оппозиции организовали экстренную встречу в Черч-хаусе, символическом здании в Вестминстере, где парламентарии собирались в годы Второй мировой. И речь там шла — ни много ни мало — о возможности создания временного правительства. Совсем как в России вековой давности.

Многие расценивают саму эту идею как попытку государственного переворота. Хотя лидеры оппозиционных групп, собравшиеся в Черч-хаусе, подчеркивают, что их встреча — это как раз попытка предотвращения переворота, который планирует Джонсон. Тот же, судя по ряду признаков, нашел единственный способ избежать вмешательства депутатов в Brexit — временное закрытие парламента. Новый премьер отвергает идею роспуска законодательного органа и досрочных выборов. Однако на саммите "Большой семерки" во Франции он дал понять, что не исключает возможности так называемой пророгации (prorogation), временной приостановки работы парламентариев сроком на пять недель. Мера исключительная, к которой монархи и премьеры прибегали только в годы серьезнейших кризисов и катаклизмов.

"Грубейшим на нашей памяти злоупотреблением власти и посягательством на конституционные принципы Великобритании" назвала этот план ведущий юрист лейбористов баронесса Шами Чакрабарти. Она подготовила для лидера своей партии документ на шести страницах о том, как в судебном порядке обуздать Джонсона.

А у того, по большому счету, до политического Хэллоуина (31 октября — дата выхода Британии из Евросоюза) пространства для маневра особо и не осталось. Парламент заранее позаботился о том, чтобы обязать правительство вынести на голосование депутатов конечный вариант плана по Brexit. И ни у кого нет сомнений в том, что любой план (хоть при сделке с ЕС, хоть без) будет провален, поскольку значительная часть депутатов от тори также проголосует против. Именно на них, консервативных противников выхода из ЕС, и рассчитывают "заговорщики Черч-хауса", разрабатывающие план свержения Бориса и формирования временного правительства.

В начале августа, после победы представительницы либерал-демократов в одном из избирательных округов, большинство коалиции консерваторов и североирландских юнионистов сократилось всего до одного голоса. Некоторые соратники Джонсона прямо угрожают ему, что в случае решительных действий по выходу из Евросоюза без сделки они не колеблясь покинут правящую партию. Именно поэтому лидер ЛДП Джо Суинсон сейчас активно работает с некоторыми ветеранами тори, убеждая возглавить межпартийное правительство. Опять-таки напрашивается аналогия с чрезвычайным временем — последний раз консерваторы и лейбористы находились в одном правительстве в годы Второй мировой, в так называемом военном кабинете Уинстона Черчилля.

Перспектива новых досрочных выборов все явственнее. Судя по тому, что в окружении Джонсона опять появился стратег его предвыборных кампаний сэр Линтон Кросби, премьер уже начал закулисную подготовку к перевыборам.

Марк Карни, который считался одним из претендентов на пост главы МВФ, заявил, что зависимость мира от доллара США как резервной валюты слишком рискованна. И предложил заменить его новой цифровой валютой. А почему, например, не обычным фунтом стерлингов?

С одной стороны, сейчас для лидера консерваторов не самый худший момент для политического перезапуска страны. Если до недавнего времени рейтинги тори и лейбористов шли, что называется, ноздря в ноздрю, то с начала лета консерваторы все больше уступали оппонентам в связи с резким ростом популярности партии Найджела Фараджа "Brexit". После прихода к рулю Джонсона с его четким курсом на выход из ЕС консерваторы заметно укрепили положение. Судя по последним опросам, тори оторвались от лейбористов на 12-14 процентов.

С другой стороны, это происходит на фоне усиления либерал-демократов с "еврофильской" позицией. Они уверенно вышли на третье место, подтягиваясь к лидерам. Таким образом, пойдя на досрочные выборы, Джонсон рискует потерять большинство — даже в коалиции с североирландскими союзниками. Ни у кого нет сомнений в том, что ради противостояния с "Brexit" лейбористы сблокируются с ЛДП.

Параллельно активизировались шотландские националисты. По мере развития темы выхода из ЕС (крайне непопулярного в Шотландии) те вновь раскручивают вариант повторного референдума о независимости от Соединенного Королевства. После провала сепаратистов в 2014-м, казалось, этот сценарий ушел в небытие. Перевес противников шотландской независимости над сторонниками порой достигал 20 процентов. Однако с неумолимым приближением 31 октября идея отделения региона опять набирает силу. И впервые за последние годы опрос выявил преимущество сепаратистов над юнионистами — 52 на 48 процентов.

О том, готова ли Северная Ирландия к независимости, в эфире радио Sputnik рассказали старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Елена Полякова и первый заместитель декана факультета мировой политики и мировой экономики ВШЭ Игорь Ковалев.

Это вызвало невероятный ажиотаж среди лидеров правящей в регионе Шотландской национальной партии, фактически запустившей подготовку к новому референдуму. И если Джонсон пойдет на досрочные выборы парламента, не исключено, что националисты проведут собственное голосование, имеющее теперь вполне реальные шансы на успех.

Исходя из этих раскладов, можно констатировать, что Британия находится в полном политическом хаосе. Страна дошла до такого состояния, когда любой сценарий развития событий является кризисным, сравнимым с ситуацией военного времени. Пока нынешний премьер-министр примеривает на себя одежды Кромвеля, оппозиция ищет своего Керенского, чтобы тот возглавил временное правительство. По законам жанра вслед за керенскими приходят большевики.

Владимир Корнилов

ФГБУ ЦНМВЛ приняло участие в XIII международной конференции-встрече Epizone в Германии

В период с 26 по 28 августа 2019 года в г. Берлин (Германия) состоялась ежегодная научная конференция-встреча «13th EPIZONE Annual Meeting», посвященная вопросам диагностики, профилактики и контроля за распространением различных инфекционных заболеваний.

В этом году на мероприятии присутствовали биотехнологи, ветеринарные специалисты, вирусологи, эпидемиологи и другие представители отрасли более чем из 30 стран мира (Великобритании, Нидерландов, Швейцарии, Испании, Германии, Франции, Польши, России, Соединенных Штатов Америки и других стран).

Масштабное мероприятие также посетили сотрудники подведомственного Россельхознадзору ФГБУ «Центральная научно-методическая ветеринарная лаборатория» (ФГБУ ЦНМВЛ). Делегацию возглавила начальник отдела координации научно-исследовательских работ Алиса Варенцова.

В ходе конференции представители ФГБУ ЦНМВЛ стали участниками ряда лекций и тематических сессий. Всемирно известные ученые из ведущих научных центров выступили с докладами по основным направлениям исследований в области ветеринарной вирусологии. В своих выступлениях они представили актуальные данные об эпизоотической ситуации по таким заболеваниям, как африканская чума свиней, классическая чума свиней, блютанг, нодулярный дерматит и другим не менее опасным болезням. Особый интерес у участников съезда вызвали индивидуальные разработки ученых и результаты проведенных ими экспериментов. Специалисты ФГБУ ЦНМВЛ, в свою очередь, поделились достижениями учреждения и опытом работы, подробно осветив деятельность одной из ведущих лабораторий России.

В завершение мероприятия состоялось награждение участников сертификатами.

В ночь на четверг Пакистан испытал баллистическую ракету малой дальности "Газнави", написал глава пресс-службы Вооруженных сил Исламской Республики генерал-майор Асиф Гафур в Twitter.

Эта ракета класса "земля — земля" может нести как обычную, так и ядерную боеголовку и способна поражать цели на расстоянии до 290 километров, добавил он.

По его словам, президент и премьер-министр Пакистана высоко оценили это событие и выразили свои поздравления народу страны.

Правительства Индии и Пакистана обменялись резкими обвинениями по поводу ситуации в Джамму и Кашмире. Эксперт Наталья Замараева в эфире радио Sputnikотметила, что обострение ситуации в регионе идет сразу по нескольким направлениям.

Испытания на фоне обострения ситуации в Кашмире

Разработка серии ракет "Хатф", к числу которых относится "Газнави" (другое название — "Хатф-3"), продолжается с середины 1980-х.

Очередное успешное испытание ракеты прошло на фоне обострения отношений между Пакистаном и Индией из-за Кашмира.

После того как мусульманские регионы Британской Индии образовали отдельное государство Пакистан, Джамму и Кашмир оставался единственным индийским штатом, где большинство населения составляют мусульмане.

Там активно действуют сепаратисты, в поддержке которых Нью-Дели обвиняет пакистанские власти. После введения индийским руководством прямого федерального управления Джамму и Кашмир перестал быть штатом и стал "союзной территорией".

В начале августа этого года Нью-Дели ввел в штате Джамму и Кашмир прямое федеральное управление, отменив особый статус региона. Сообщалось, что стороны начали стягивать к границе войска, а накануне Пакистан пригрозил вновь закрыть свое воздушное пространство для Индии.

В прошлом эти две соседние страны уже трижды воевали из-за Кашмира. Сейчас они обе обладают ядерным оружием.

Тень над Победой

Мало лишь «держать оборону» против лжи

Лупашко Михаил

В канун 75-летия Победы в Великой Отечественной войне и в связи с недавно отмечавшимся 75-летием освобождения Молдавии от гитлеровцев и союзнических войск «румынского фюрера» Антонеску меня особо волнует тема исторической памяти, и не только у нас в Молдавии.

Что тревожит? Встречаю всё больше людей, которые относят себя не к победителям, а к наследникам побеждённых во Второй мировой войне.

Ситуация у нас после конфликта в Приднестровье такова, что там приход советских войск весной–летом 1944 года твёрдо считают «освобождением от ненавистного врага». А в Кишинёве спорят между собой несколько трактовок: от освобождения молдавской земли Красной армией до «оккупации части территории королевской Румынии советскими войсками». И часто на инициативы президента И. Додона о праздновании 75-летия освобождения Молдовы от гитлеровцев и румын появлялись ответы в виде встречных проектов вроде учреждения «дней скорби».

Поныне выход книг и фильмов о подвигах советских солдат перекрывается в Молдавии изданием произведений, появлением на телеканалах фальшивок о безжалостном «советском оккупанте», о том, «как благороден и красив был в профиль великий полководец – маршал Антонеску». Информационное противостояние не стихает и, думаю, будет лишь усиливаться в преддверии 75-летия Великой Победы.

Можем ли мы сказать, что наши действия по отстаиванию исторической правды профессиональны и дают нужный результат? Вопрос не только к тем, кто 9 мая в Кишинёве выходит на акцию «Бессмертного полка». А к очень многим, в том числе к россиянам.

Увы, следует признать: мы держим фронт «в обороне». А оборона, даже активная, не может быть залогом победы в противостоянии. И так ли уж многочисленны наши ряды? Чем убеждаем 20-летних любителей пивка и кальяна, которые на призывы чтить память солдат-победителей хихикают: «А и не надо было побеждать. Проиграли бы немцам, всё было бы как в Европе»?

К сожалению, формирование представлений о событиях военных лет проходит подчас в соответствии с законом: «Бытие определяет сознание». Осознанного понимания истории и смысла Победы многим явно не хватает. В ряде постсоветских стран, как, например, на Украине, оно почти исчезло.

Можно возразить – миллионы людей во всём мире, в том числе молодых, выходят на акции «Бессмертного полка». Да. Но миллионы на постсоветском пространстве игнорируют марш или равнодушны к нему. А кто-то нагло говорит о принадлежности к стану побеждённых. Они есть и у нас, и на Украине, и в странах Балтии, и, надо признать, в самой России. Иначе чем объяснить попытки героизировать РОА генерала-предателя Власова?

Конечно, свобода слова нужна. Но не вперемежку с ложью. Ведь оппоненты из стана приверженцев проигравших формируют представления о пагубной роли Верховного командования СССР, жестокости советских маршалов и генералов, якобы заведомо бросавших солдат в пекло, как будто речь не о смертельной схватке с нацистами.

Таким подходом отмечена, в частности, работа некоторых российских публицистов по теме Ржевско-Вяземской наступательной операции. Живописуя поля, заваленные трупами пехотинцев, рассказывая о «тупости» советских генералов, они лукаво умалчивают, как действовали тогда генералы вермахта. Ржев переходил из рук в руки более двадцати раз. Это была бойня! Но без успеха в ней – как говорится, любой ценой! – не случилось бы наступление советских войск под Сталинградом. Также часто «забывают», что, выиграй Гитлер войну, это сразу лишило бы будущего сотни миллионов людей, целые народы, как «низшую расу».

Сталкиваешься и с тем, что противостояние гитлеровской Германии и СССР подаётся как череда нелепостей, допущенных советским руководством. Если бы-де не помощь США и Великобритании, не было бы у СССР победы. И как тут молодым осознать громадность коллективного подвига и коллективного бедствия, подобного тому, что пережил блокадный Ленинград?! Некоторые, как одна небезызвестная «звезда» ТВ (внучка блокадницы!), даже пытаются делать себе на этом пиар!..

Вместо глубоких размышлений о войне и Победе, о послевоенном времени в России ощутимо обмельчание художественного поиска – будь то литература, кино, театр или песня. Если что-то новое о войне, то всё больше лживые сериалы про «Смерш», жестокости заградотрядов и особистов-карателей, некие фэнтези о молодых людях, которые вдруг, будто с бодуна, оказались на той войне. А некоторые фильмы о советских партизанах можно воспринять как некие ремейки геббельсовской пропаганды об «угрюмых недочеловеках – бандитах и мародёрах в тылу славных немецких войск».

Постепенно сходит на нет, и не только у нас в Молдавии, правда об исторической борьбе советского народа, о логике и смысле формирования антигитлеровской коалиции, её роли в жестокой схватке. А ведь очевидно, что гитлеровский фашизм и его сателлиты были побеждены прежде всего Советским Союзом – и сущностно, а не только физически и материально. Поэтому правомерно звучат слова «советский солдат-победитель». Это русский, украинец, белорус, грузин, казах, молдаванин, еврей, эстонец… Чтобы постичь это, нужно или родиться в семье, где из пяти родственников, ушедших на фронт, не вернулся ни один, как было у меня. Или воспринять великую цену мира, в котором мы живём 75 лет, через умные и честные уроки истории, правдивые и увлекательные книги, фильмы и песни.

Чтобы побеждать в бою за память, нужно вдохновляться такими фильмами, как героическая драма «Они сражались за Родину». Если же судить о Победе по картине «Сталинград», снятой сыном создателя выдающейся экранизации Шолохова, то кому-то, возможно, захочется даже сдаться в плен. Середины нет…

Нынешняя эпоха породила идеологию и индустрию установления «нового мирового порядка». Теперь уже и не надо создавать «фабрики смерти». Лучше заниматься оболваниванием людей. Главный объект – страны бывшего СССР, их природные ресурсы. Но прежде чем осуществить экспансию по захвату ресурсной базы, нужно лишить людей чувства достоинства, стереть историческую память.

За неделю до Второй мировой

23 августа исполнилось 80 лет со дня подписания Договора о ненападении между Германией и СССР

Спицын Евгений

Споры вокруг этого документа (известного как «Пакт Молотова–Риббентропа») не утихают. Можно ли считать соглашение дипломатической победой СССР? Каковы были бы военно-политические последствия для Советского Союза, если бы Сталин не стал заключать с Гитлером договор? Не поторопился ли Съезд народных депутатов СССР, осудив пакт в 1989 году?.. На эти вопросы отвечают историки, продолжая дискуссию, которая длится уже несколько десятилетий.

Это не победа, а ошибка Сталина

Николай Сванидзе, журналист, историк:

– Тогда, в 1939 году, заключение договора с Германией считалось важным тактическим достижением, иначе Сталин и не пошёл бы на эту сделку с Гитлером. Но это была ошибка Сталина, и «тактическая победа» обернулась стратегической катастрофой.

До сих пор многие историки и политики, следуя канонам советской историографии, утверждают, что Пакт о ненападении был «вынужденным шагом», поскольку Москве стало очевидным нежелание Англии и Франции заключать договор о противодействии агрессии нацистской Германии, и Сталин, таким образом, не только обеспечил Советскому Союзу передышку, но и сумел «отодвинуть» советскую границу на запад.

Однако, вопреки ожиданиям Сталина, и сам договор, и секретное приложение к нему не стали сдерживающим фактором для Гитлера. Они были нужны ему лишь для того, чтобы выиграть время и лучше подготовиться к войне. Пойдя на сговор с фюрером Третьего рейха, Сталин фактически дал Гитлеру передышку. Как только Гитлер был готов к войне, он просто выбросил этот документ в мусорную корзину, и 1 сентября 1939 года вермахт вторгся в Польшу. А вот Советский Союз в результате сговора с Германией не добился ни одной из своих целей, и никаких реальных гарантий мира Сталин от Гитлера не получил. Скормив ему некоторые территориальные приобретения, например, в Прибалтике, Гитлер обманул своего советского визави, и начал войну тогда, когда ему это было выгодно.

Уверен – если бы Сталин не пошёл на сделку с Гитлером в 1939 году, не было бы и Второй мировой войны. Гитлер просто не решился бы начать войну с Англией и Францией, не обеспечив хотя бы временного нейтралитета Советского Союза, в противном случае Германии пришлось бы воевать на два фронта. Вот почему Берлин так торопился заключить этот договор, и буквально забрасывал Москву телеграммами о готовности Риббентропа к немедленной встрече с Молотовым.

Некоторые историки и политики и сегодня утверждают, что Сталин, подписав договор с Гитлером и заняв часть Польши и страны Балтии, «отодвинул войну от советских границ». Но «отодвинув» границу на запад, Сталин лишил Советский Союз укреплённых границ, и после 22 июня 1941 года вермахт буквально «проскочил» эти западные территории. К тому же начавшиеся в Прибалтике в 1940 году репрессии, депортации и «коллективизация» быстро настроили население Литвы, Латвии и Эстонии против Москвы. Мы получили там «пятую колонну», считавшую Советский Союз агрессором и оккупантом и ждавшую прихода вермахта.

Ещё один трагический результат сговора с Гитлером – при всей предсказуемости неизбежной войны с Германией у Сталина появилась иллюзия, что верный договорённостям фюрер не нападёт на СССР. Советский вождь не верил донесениям разведки о скором начале войны, и для него нападение Гитлера действительно оказалось внезапным.

Сговор с Германией был постыдным, неэтичным решением. Сегодня нередко сравнивают Пакт Молотова–Риббентропа с Мюнхенским соглашением 1938 года. Но Мюнхенский сговор Англии и Франции с Гитлером при всей его трагической ошибочности был хотя бы открытым, его никто не скрывал, а Пакт Молотова–Риббентропа сразу строго засекретили, и только победа Советского Союза в войне не позволила Нюрнбергскому трибуналу осудить этот документ.

Безусловно, осуждение Пакта Молотова–Риббентропа в 1989 году Съездом народных депутатов было политически и исторически верным решением, и я не понимаю позиции некоторых нынешних наших политиков, упорно повторяющих зады советской историографии то о «вынужденности», а то и о сугубой «пользе и необходимости» сговора Сталина с Гитлером. Не было никакой пользы, а вот позор – был.

Не думаю, что сейчас возможно повторение подобного секретного сговора между какими-то диктаторскими режимами. Конечно, диктаторы могут тайно о чём-то договориться, но сегодня всё тайное быстро становится явным.

Нам нечего стыдиться

Юрий Никифоров, кандидат исторических наук, доцент МПГУ:

– Советско-германский договор о ненападении – это отправная точка, из которой исходят все антисоветские, антироссийские пропагандистские вымыслы и домыслы о Второй мировой войне: о «союзе Сталина с Гитлером», о «равной ответственности СССР и нацистской Германии», и т.п. Историкам, конечно, столь примитивные и поверхностные трактовки претят, но кто ж их слушает? Людям втемяшивают не знание, а идеологические штампы. Это не поиск истины – это информационная война.

Если же основывать своё мнение на фактах, то ни обстоятельства заключения договора, ни его содержание и последствия не должны сегодня быть для России ни политической, ни этической проблемой.

В пользу этого говорит, например, то, что к настоящему времени практически все документы о советско-германских отношениях, хранящиеся в Архиве Президента РФ и Архиве внешней политики РФ, рассекречены, причём наиболее значимые из них – опубликованы. То есть никаких секретов в наших архивах не осталось. Мы знаем достаточно, чтобы делать выводы.

Прежде всего мы знаем, что договор был заключён по инициативе немецкой стороны. Причём Сталин решил принять предложение Гитлера только тогда, когда в ходе московских переговоров с британской и французской военными миссиями окончательно выяснилась бесперспективность расчётов Кремля на создание антигитлеровской коалиции летом 1939 года.

Во-вторых, (это особенно важно!) документы Третьего рейха о подготовке к войне свидетельствуют: планируя военный разгром и уничтожение Польши, нацисты совершенно не связывали реализацию этого замысла с наличием или отсутствием каких-либо договорённостей с СССР. Удастся заключить договор со Сталиным или нет, для Гитлера это не играло решающей роли. Единственное, что могло его остановить, это создание новой Антанты, англо-франко-советского союза, причём с участием Польши. Но этот вариант был заблокирован не по вине СССР. Камнем преткновения стало нежелание Англии, а также Польши вступить в договорные отношения с Советским Союзом (и вообще рассматривать нашу страну как равноправного партнёра на международной арене).

В одном из выступлений Владимира Путина была сформулирована важная мысль – мировая архитектура безопасности должна гарантировать равноправный характер взаимодействия, подлинный баланс сил и гармонию интересов (принцип неделимости безопасности). Разве не из этого принципа (артикулированного в середине 30-х гг. наркомом иностранных дел СССР М.М. Литвиновым как «неделимость мира») исходила советская дипломатия, пытаясь уговорить Великобританию и Францию поставить барьер на пути реваншистских устремлений Германии, осудить агрессию Италии против Эфиопии, не допустить падения Испанской республики под ударами армий испанских и итальянских фашистов?

А Мюнхенский сговор? «Наверное, можно будет найти приемлемое решение для всех, кроме России», – эта фраза министра иностранных дел Великобритании Галифакса, по поручению Чемберлена вылетавшего на переговоры с Гитлером по вопросу о судьбе Чехословакии, хорошо перекликается с известным высказыванием З. Бжезинского о новом мировом порядке «без России и за счёт России».

Говоря о решении Сталина пойти на заключение договора с Германией, нельзя также упускать из виду глобальный международный контекст: мировая война летом-осенью 1939-го уже не была для СССР абстракцией. Вооружённый конфликт на Халхин-Голе с Японией был в самом разгаре, угрожая перерасти в полномасштабную войну. Так что в Кремле должны были думать не просто о том, как избежать столкновения с Германией здесь и сейчас, но – опасаться перспективы войны на два фронта. Заключение советско-германского договора сильно пошатнуло позиции той части японской элиты, что делала ставку на агрессию против СССР в союзе с Германией. Японцы сочли себя обманутыми, и в конечном счёте заключили с СССР пакт о нейтралитете, предпочтя выступить против Англии и США.

Кажется, с договором всё ясно, но есть же ещё «ужасный» секретный протокол, с этим как быть?

Продолжать спекулировать на теме секретного протокола могут только те, кто до сих пор не удосужился ознакомиться с его содержанием. Не случайно несколько месяцев назад Министерство иностранных дел РФ опубликовало его фотокопии. Каким бы «ужасным» ни казались кому-то формулировки о разграничении сфер интересов, совершенно неоспоримо, – протокол не налагал на Советский Союз обязательств предпринять что-то против Польши или Прибалтики. И тем более не предполагал действовать согласованно с Гитлером. Всё, что произошло позднее – освободительный поход Красной армии в Западную Украину и Западную Белоруссию, заключение договоров с правительствами прибалтийских государств и др. – было вызвано новыми обстоятельствами, сложившимися в результате военного разгрома Польши, и неспособностью (нежеланием) Франции и Англии оказать ей необходимую помощь. При этом мотивы действий СССР после пакта были исключительно рациональны: отодвинуть государственную границу, то есть будущую линию фронта, как можно дальше на запад, от жизненно важных центров страны, выстроить наиболее удачную для обороны конфигурацию этой границы.

Очевидно, что СССР в своей внешней политике руководствовался своими суверенными интересами. А чем ещё должно руководствоваться независимое государство?

Весьма показательно, что антисоветчики разных мастей, десятилетиями проклиная Сталина за решение пойти на «сговор» с Гитлером, крайне неохотно отвечают на вопрос об альтернативах: а ЧТО надо было делать?

Гордо отвергнуть немецкое предложение, храня верность идеологическим миражам вроде «ленинских норм внешней политики»? (Так, например, пытались рассуждать члены «комиссии Яковлева» на Съезде народных депутатов СССР в 1989 году, которым была поставлена задача во что бы то ни стало убедить делегатов осудить договор). В этом случае Германия оккупировала бы всю Польшу, затем ничто не препятствовало ей «взять под защиту» Прибалтику… При этом, отвергнув предложение Гитлера о ненападении, Сталин продемонстрировал бы свою враждебность – можно ли рискнуть повернуться к нему спиной и перебросить войска против Франции? «Странная война» на западе может длиться сколько угодно, поэтому танковые группы вермахта начинают наступление на Москву и Ленинград уже весной 1940 года – начинают от Минска и Пскова! С востока наступает Япония, где жаждут реванша за Халхин-Гол. Хороша альтернатива?

Подписать договор о ненападении, но без договорённости о «сферах интересов», т.е. без секретного протокола? Последствия те же самые. Разве что Гитлер, полагаясь на договор, может сначала всё-таки разгромить Францию. Но вторжение в СССР всё равно начнётся с рубежа старой границы. Успеют ли сибирские дивизии прийти на помощь осаждённой Москве?

Ещё вариант – проявить инициативу и объявить войну Германии после начала вторжения в Польшу. Ну и что, что польское правительство отвергает даже разговоры на эту тему, – вперёд, на Берлин! Пусть во всех мировых столицах вопят о «большевистской угрозе», почему бы не пожертвовать жизнями миллионов русских мужиков ради спасения «цивилизованного человечества»?

Если бы Сталин действительно был таким, каким его рисуют всевозможные ненавистники, и мечтал бросить Россию в костёр «мировой революции», он, наверное, так бы и поступил. Слава богу, что «такой» Сталин существовал только на страницах геббельсовских газет и листовок. Ну, может быть, ещё у Радзинского с Млечиным.

А если говорить об исторической реальности, то безмозглых и безответственных политиков в Кремле в те годы не держали.

Запад готовил Гитлера к войне с СССР

Евгений Спицын, историк, советник ректора МПГУ:

– Восьмидесятилетие заключения советско-германского пакта «О ненападении» стало поводом для разного рода пропагандистов вспомнить штампы времён перестройки. Тогда её главный идеолог Александр Яковлев на II Съезде народных депутатов СССР вынес расстрельный приговор «Пакту Молотова–Риббентропа». С помощью этой темы расшатывали ситуацию в Прибалтике, по сути, возня вокруг «Пакта Молотова–Риббентропа» стала одним из идеологических инструментов разрушения страны. Именно поэтому сегодня необходимо убедительно и аргументированно разоблачать манипуляции, отстаивать историческую правду.

Можно ли этот договор считать дипломатической победой СССР? Безусловно. Он стал крупнейшей дипломатической викторией советского политического руководства и лично Сталина. Западные «демократии», прежде всего Лондон, вели Гитлера к власти и «умиротворяли» его за счёт съедения «мелких европейских зверушек» только для того, чтобы, напившись крови, это чудовище бросилось на Советский Союз. Поэтому все попытки Москвы создать систему «коллективной безопасности» в Европе неизбежно терпели крах. Сталин, конечно, сознавал всю гнусность лондонских политиков и их парижских и варшавских агентов, но до последнего водил их за нос. Кстати, московские переговоры августа 39-го (после того как поляки окончательно решили не пропускать войска РККА по своей территории) преследовали ту же цель, поэтому заключение пакта с Германией стало «громом среди ясного неба» для всей британской политической тусовки. Хотя точно такие же пакты с Берлином ещё раньше – в 1934-м и в 1938-м – подписали те же Юзеф Пилсудский и Невилл Чемберлен. В результате после разгрома Польши Гитлер не пошёл на восток, о чём буквально бредили в правящих кругах западных «демократий», а Лондон и Париж были вынуждены объявить Берлину войну. Таким образом, самим фактом подписания этого пакта Сталин одним махом разрушил очень реальную возможность создания единого антисоветского блока западных держав.

Мы отодвинули границу, а значит, и будущую линию фронта и получили столь важные 22 месяца для подготовки к будущей войне. Правда, как установил Вилнис Янович Сиполс – один из самых авторитетных спецов по этой теме, – в сентябре 1939 года в планы Гитлера вообще не входило развязывание общеевропейской войны, на которую у него ещё не хватало силёнок. Так что англичане и Кє крепко «сели в лужу», поспешно объявив войну Берлину 3 сентября 1939 года…

Какие были бы военно-стратегические последствия для СССР в случае неподписания этого акта? Принято считать, что в истории нет сослагательного наклонения, и это действительно так. Однако в истории всегда есть альтернативы, которые историки обязаны изучать. Хорошо известно, и об этом многократно писали разные авторы, что отсутствие советско-германского пакта «О ненападении» было чревато многими проблемами для СССР. Однако об одной, ныне крайне актуальной проблеме до недавнего времени практически не знал никто. Как установили ряд историков, в частности Александр Дюков и Егор Яковлев, первоначально после разгрома Польши в планы гитлеровских стратегов входило создание на территории её восточных поветов, прежде всего в Галиции и на Волыни, марионеточной Украинской державы во главе с лидерами оуновского подполья, которые, без всякого сомнения, сразу же заключили бы нужный союзный договор со своими берлинскими кукловодами. Тем более Берлин, прежде всего абвер, уже давно опекали, обучали, тренировали и спонсировали украинских националистов, в частности специальный диверсионный «Украинский легион» Романа Сушко. В результате Гитлер получил бы шикарный плацдарм не только для начала будущей неизбежной войны с СССР, но и для оправдания своей очередной агрессии в глазах всего мирового сообщества. Ведь надо чётко сознавать, что создание альтернативной «нэзалежной державы» неминуемо вызвало бы острый конфликт с «оккупированной жидо-большевиками» Советской Украиной, а значит, и с Советским Союзом. Конечно, Сталин и другие члены Политбюро были в курсе этих планов гитлеровских стратегов и ни при каких условиях не могли допустить создания такого квазигосударства. Во многом именно поэтому сразу после краха польской государственности и был отдан приказ не мешкая начать Освободительный поход РККА в земли Западной Украины и Западной Белоруссии. В результате оуновские главари так и не успели даже огласить давно состряпанный акт о создании своей марионеточной державы, а Советский Союз, восстановив историческую справедливость, вернул себе земли, которые ещё в декабре 1919 года страны Антанты («Нота Керзона») признали за Советской Россией. Москве пришлось без малого двадцать лет ждать этого исторического дня, с тех самых пор, когда по Рижскому договору 18 марта 1921 года панская Польша оккупировала эти земли, установив по отношению к местному населению полуфашистский тиранический режим. Теперь то, наконец, эта тирания пала и единокровные народы соединились в рамках общей советской государственности.

Хорошо, что не позвали

Неменский Олег

Отказ Польши от приглашения Владимира Путина в Варшаву на встречу глав государств в связи с 80-летием начала Второй мировой войны был у нас воспринят с удивлением и раздражением. Однако спросим себя, в каком качестве и для чего могли позвать Президента России? Ответ известен: как лидера одной из двух стран, обвиняемых Польшей в развязывании войны, для их совместного покаяния.

Негативный опыт с участием в таком мероприятии в 2009 году уже есть. Так что даже если бы пригласили, лучше было бы не ехать.

Сама безропотно принятая у нас западная датировка начала войны – 1 сентября – имеет не столько фактическое, сколько идеологическое обоснование и связана с антироссийским подходом к истории. С несравненно большим основанием можно считать началом войны 15 марта 1939-го, когда осуществили оккупацию Чехии. Чем Прага хуже Варшавы?

Этого действия не одобряли на Мюнхенской конференции, но оно стало прямым следствием её решений о праве Германии нарушить территориальную целостность Чехословакии. Поэтому признавать эти события датой начала войны Западу неудобно. Ведь и вторжение в Польшу было следствием тех же решений, а указ о подготовке к нему Гитлер подписал 3 апреля – сразу после Праги.

То, что Чехия почти не сопротивлялась, а Польша противоборство оказала, ещё не повод так определять дату. Как и то, что на этот раз Франция и Великобритания не стали потакать Берлину – они объявили ему войну, но так её и не начали. Всего через несколько дней было признано, что «события в Польше не оправдывают дальнейших военных действий». Большая европейская война развернулась только после 9 апреля 1940 года с началом немецкого наступления на северных и западных соседей.

Если определять точку перерастания отдельных конфликтов в мировую войну, то это скорее 7 декабря 1941 года – вступление в войну США, что «объединило» войны в разных частях мира. Но если искать начало тех военных действий, которые привели к перерастанию стычек во всемирный пожар, – это всё же 15 марта 1939-го, когда Берлин перешёл от политики объединения немецкоязычных территорий к покорению стран с иноэтничным населением.

1 сентября было выбрано только из-за того, что было легче обвинять в начале войны СССР – из-за его решения не пустить Гитлера на западнорусские территории, оккупированные Варшавой в 1920-м. На этом фоне участие Польши с Венгрией на стороне Германии в разделе Чехословакии, взятие немцами Праги и согласие с этим основных стран Запада оказывается невинным мероприятием, никакой увязки с началом мировой войны якобы не имевшим.

Теперь в Польше версия развязывания войны Третьим рейхом совместно с СССР признана единственно верной, и их вина считается равнозначной. В учебниках содержится даже столь откровенная ложь, как наличие между ними союзных отношений. Эти события воспринимаются польским обществом как очень актуальные, поскольку война до сих пор вроде как не закончена – Германия была побеждена и раскаялась, а вот Россия всё ещё нет. Польша видит своей священной миссией «привести русских к правде» – заставить признать равную с Германией вину и понести международную ответственность.

Именно для обоснования такой версии истории Варшава готовит встречу 1 сентября. Наше участие в ней выглядело бы нелепо. Польские власти задумали устроить суд над Россией, но из-за ложности обвинений решили обойтись без обвиняемого.

Вот и хорошо, а то пришлось бы отказываться, давая новые поводы для русофобской истерики. Им ведь только этого и надо.

BP хочет получить $5,6 млрд за все свои активы на Аляске

BP намерена продать все свои активы на Аляске компании Hilcorp Alaska за $5,6 млрд, сообщила британская компания. Из релиза следует, что Hilcorp Alaska получит долю BP в Трансаляскинском нефтепроводе, а также ее геологоразведочное подразделение, работающее на территории этого штата.

Глава ВР Боб Дадли констатировал, что в последние десятилетия активы на Аляске имели большое значение для компании. «Однако мы осуществляем быструю трансформацию BP, сейчас у нас есть другие возможности в США и по всему миру, которые в большей степени соответствуют нашей долгосрочной стратегии и более выгодны с точки зрения наших капиталовложений», — отметил он.

Как планируется, сделка будет закрыта в 2020 году. Одобрение регуляторов на нее пока не было получено.

У BP около 1,6 тыс. сотрудников на Аляске. Активы компании в этом американском штате в текущем году, как ожидается, обеспечат нефтедобычу на уровне 74 тыс. б/с нефтяного эквивалента. По данным ВР, компания вложила в свой бизнес в США около $115 млрд с 2005 по 2018 годы, уточняет ТАСС.

Великобритания предоставит Афганистану помощь в размере 250 тысяч фунтов на поддержку средств массовой информации и свободы слова, сообщила в среду посол Соединённого Королевства в Кабуле Элисон Блейк.

В своём выступлении женщина-дипломат высоко оценила усилия по развитию афганских СМИ на протяжении последних 18 лет, однако признала, что вооружённый конфликт по-прежнему представляет серьёзную угрозу для журналистской деятельности в стране.

«Поддержка свободы прессы – глобальная цель для правительства Великобритании, и в Афганистане мы работаем над этим, отстаивая безопасность журналистов, поддерживая женщин-журналисток и содействуя продвижению доступа к информации», – отметила Блейк.

Посол поприветствовала усилия афганского правительства по обеспечению безопасности журналистов, от лица своей страны пообещав продолжить содействие деятельности на данном направлении.

Выделенные средства будут предоставлены профильным организациям на осуществление проектов по расширению возможностей и повышения квалификации афганских журналисток за пределами Кабула, обеспечению безопасности для работников СМИ, а также разработки платформы для получения и обмена информацией.

Как ранее отмечал «Афганистан.Ру», в настоящее время работа средств массовой информации на территории страны по-прежнему сопряжена с серьёзной опасностью. В ходе различных атак в текущем году погибли по меньшей мере семь журналистов.

Кроме того, два месяца тому назад запрещённое в России движение «Талибан» в очередной раз опубликовало угрозы в адрес местных СМИ, угрожая атаками в ответ на правительственную социальную рекламу.

Афганистан. Великобритания > СМИ, ИТ > afghanistan.ru, 28 августа 2019 > № 3175639

Всесильно, потому что верно?

Истоки политического мессианства и судьба либерализма

И.А. Истомин – кандидат политических наук, доцент кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО МИД России.

Резюме Универсалистские идеологии неизбежно вызывают противодействие правительств, ощущающих угрозу своей легитимности. Стремление построить идейную гегемонию может оказаться очень затратной для лидеров либерализма и контрпродуктивной – для достижения поставленной цели.

Последние годы отмечены дискуссиями о кризисе либерализма как доминирующей идейной доктрины современности и либерального мирового порядка как институциональной рамки международной системы. Изначальный изъян таких дебатов – дефицит понятийной точности и размытость предмета обсуждения. Нередко игнорируется, что современный либерализм – это сложная система представлений, охватывающая различные сферы общественной жизни. Следовательно, не все аспекты либерального учения оспариваются в равной мере и не всегда одними и теми же игроками.

Немало копий уже сломано вокруг экономического либерализма и принципа свободной торговли. Не отрицая глубину возможных последствий торговых войн между США и Китаем, стоит отметить, что в данном случае противоречия относительно правил функционирования мирового хозяйства выступают инструментальной производной от статусной борьбы на международной арене. В содержательном плане гораздо более серьезную концептуальную оппозицию вызывают политические аспекты либеральной доктрины. Попытки универсализировать западную форму организации власти создают очаги напряженности и побуждают к выстраиванию новых коалиций.

Последующие рассуждения будут посвящены как раз эволюции либеральной модели политической организации, а также попыткам Соединенных Штатов и других стран Запада добиться их признания в качестве единственного приемлемого варианта правления.

Пути политизации либеральной идеи

Парадоксальным образом поначалу либеральные идеи были лишены мессианской ориентации и имели сугубо оборонительное значение. Как отмечает в недавней книге американский теоретик Джон Миршаймер, появление либерализма – реакция на неспособность представителей различных ветвей западного христианства договориться о фундаментальных основаниях не только веры, но и общественной жизни. После религиозных войн XVI–XVII веков это идейное течение противопоставило католическому, лютеранскому, кальвинистскому универсализму радикальный индивидуализм.

Чтобы остановить безрезультатную борьбу за установление правильной веры, либерализм предложил право каждому выбирать близкую ему концепцию добра и зла. Подобное решение при всей простоте порождало новую проблему: как в условиях сосуществования различных ценностных представлений и образов жизни обеспечить взаимодействие в рамках общества? Ответ был найден в утверждении примата толерантности – готовности признать право другого на собственные суждения и образ жизни. Сочетание свободы выбора и терпимости к чужим взглядам и составило ядро либерального учения. Следствием новой доктрины стало не только утверждение веротерпимости, но и расширение пространства свободы человека, опиравшегося на возможности личностного выбора. При этом либерализм оставался социальным учением, а не политической идеологией в полном смысле, так как не предписывал никакой конкретной модели организации власти. Государственный Левиафан мог принимать любую форму до тех пор, пока не пытался заполонить собой все общественное пространство и оставлял место для реализации индивидуальных целей и представлений.

Миршаймер объясняет трансформацию изначального, ограниченного либерализма в более наступательную идеологию дополнением негативных свобод от внешнего принуждения концепцией позитивных прав. Последняя выражала признание за человеком набора неотъемлемых возможностей и благ, выходящих за рамки свободы индивидуального выбора. Одновременно она закрепляла за государством обязанность их обеспечить. Американский специалист видит в этом изменении истоки западного либерального интервенционизма, стремящегося распространить реализацию естественных прав на весь мир.

Такое объяснение не кажется вполне убедительным. Оно игнорирует внутреннюю противоречивость самой либеральной идеологии в том виде, какой она приняла на Западе в XX веке, а также значимость ее собственно политического измерения. Более того, представления Миршаймера о распространении либерально-демократической модели как отражении благодушного стремления западных государств спроецировать собственные убеждения на иные общества не соответствуют степени ее фиксации на исключительно эгоистических интересах того же Запада.

Либерализм приобрел нынешние черты не в результате внедрения позитивных прав, а благодаря слиянию идей республиканизма и выборной демократии. Это привело к его преобразованию из социально-философского учения, обосновывающего свободу личных убеждений, частную собственность и толерантность, в полноценную политическую идеологию, предписывающую конкретную систему организации власти. Речь пошла уже не только о резервировании пространства для индивидов, огражденного от государственного или иного вмешательства, но и о том, кто и как должен править.

Соединение в единой идеологической системе личных свобод и демократического правления не было естественным или априори заданным. Более того, они во многом противоречат друг другу – либерализм провозглашает неотчуждаемость прав человека; народовластие, напротив, предполагает абсолютизацию власти большинства. Англия, в которой идея личной свободы находила наиболее последовательное воплощение на протяжении XVII–XIX веков, в политическом смысле сохраняла приверженность династическому монархизму и легализованной олигархии, демонстрируя искреннее презрение к демократическому правлению. Допуск широких масс к управлению страной воспринимался как угроза индивидуальным правам, которые могли бы пасть жертвой толпы.

История предлагает множество примеров республиканских институтов, существовавших задолго до утверждения примата либеральных свобод. Политические режимы в этих случаях строились на подчинении личности воле сообщества. Иллюстрацией антилиберального характера традиционных демократий был остракизм, практиковавшийся в Древних Афинах. Народное собрание имело право изгнать любого гражданина на десятилетний срок за пределы города (не говоря уже о фактическом бесправии неграждан и тем более рабов, которые составляли реальное большинство населения полиса).

Нынешняя западная политическая форма не представляется логичной, внутренне непротиворечивой системой взаимодополняющих институтов. Она отражает опыт взаимной подгонки и балансирования двух принципов: индивидуальной свободы и правления большинства. Их соединение стало результатом болезненного поиска и неочевидных компромиссов, а вовсе не исторической предопределенности и естественной необходимости. Итог эволюционного процесса – модель политического порядка, декларирующая превосходство над любыми другими системами правления. Вместе с тем либерализм – далеко не первое учение, претендующее на такого рода уникальное положение. Рассмотрение его положений в более широком историческом контексте позволяет вскрыть логику развития мессианских политических идеологий и международные последствия их появления.

Методологическая интерлюдия: значение идейного универсализма

Как и большинство категорий, характеризующих общественные явления, понятие «политическая идеология» допускает множество интерпретаций. В практическом смысле оно может описывать систему коллективных убеждений по поводу принципов организации власти в стране. В самом общем виде политическая идеология отвечает на вопросы: где проходят границы политического сообщества; кто должен в нем править; каким образом обретается и теряется власть.

Функциональная роль политической идеологии заключается в легитимации государства как такового, а также правящих в нем элит. Устойчивая власть не может основываться исключительно на грубом насилии. Любой режим стремится обосновать свою нужность населению. Идеология формирует ценностную опору существующей системы правления, убеждая, что она лучше доступных альтернатив. Но делать это можно по-разному.

Ряд идейных учений утверждает, что предлагаемая ими модель политической организации является объективно лучшей, применимой к любому социуму, а потому универсальной. В частности, теократические представления, основанные на мировых религиях, нередко стремятся представить земную государственность пусть и несовершенным, но отражением божественного порядка. Для такого рода ойкуменистических воззрений местная специфика не имеет существенного значения, так как они обращены ко всему человечеству.

Другие концепции акцентируют не универсальную природу власти, а уникальность конкретного сообщества, обосновывая свое локальное превосходство апелляцией к историческому опыту отдельной страны. Нередко они оперируют представлениями об особом пути развития, географической или социальной специ­фике, требующих индивидуальных решений и в политической сфере. В этой связи рост национализма в XIX–XX веках способствовал распространению убеждений, что каждый народ имеет не только право на собственную государственность, но и возможность самостоятельно определять ее форму.

Универсалистские и партикуляристские идейные представления порой причудливо сочетаются в отдельных странах, порождая странные гибриды. Так, концепция «социализма с китайской спецификой» выражает стремление, с одной стороны, присвоить мобилизационный потенциал марксистской модели, пользовавшейся глобальным признанием, а с другой – обосновать отклонение от нее ссылкой на национальную уникальность. Вместе с тем в каждом конкретном случае один из двух элементов оказывается преобладающим. Например, в Китае по мере ослабления классовой основы организации политической системы происходил неуклонный сдвиг в сторону партикулярности.

Из положений универсалистской идеологии вытекает нетерпимость к любым альтернативным системам правления – только одна модель организации власти является лучшей для всех, только она может быть легитимной. Наличие иных версий политического порядка, а тем более успешность их функционирования при решении социальных, экономических, военных задач подрывает аргументацию универсализма. Если другие общества не выбирают модель, претендующую на превосходство, собственное население может засомневаться в ней.

Таким образом, правящие элиты, опирающиеся в обосновании своей власти на универсалистскую идеологию, заинтересованы в ее распространении за рубежом. Идеологический прозелитизм необязательно становится их единственной внешнеполитической целью (как правило, они решают также множество других задач – например, защита от территориальной агрессии или повышение материального благосостояния), но способен занять высокое место в списке приоритетов. От широты международного признания политической модели начинает зависеть (по крайней мере отчасти) стабильность внутри страны. В случае преобладания партикулярных представлений аналогичных стимулов к идейному экспансионизму не возникает – как чужие успехи, так и собственное отставание обосновываются культурной, цивилизационной или иной национальной спецификой.

Хотя системы политических убеждений – это мыслительные конструкты, их последователи используют не только силу слова. Контроль над государственными институтами открывает возможности мобилизации всех инструментов национальной мощи в целях распространения исповедуемой политической модели. Упоминавшиеся межконфессиональные войны начала Нового времени были борьбой не только за правильную веру, но и за соответствующую ей форму властвования. Протестантизм, отвергавший иерархическую логику католической церкви, подрывал и принципы построения Священной Римской Империи, а некоторые направления религиозной Реформации ставили под сомнение сам институт династической монархии.

Экспансионизм универсалистской идеологии заставляет государства, сталкивающиеся с давлением ее приверженцев, выбирать между тремя стратегиями. Они могут принять стандарты данной идеологии, согласившись на преобразование своей политической системы (или по крайней мере убедительно имитируя реформы). Они также могут попытаться доказать стране, стремящейся навязать собственную модель правления, что принесут больше пользы, например, с экономической или военной точки зрения, сохранив прежний режим. Следуя такой стратегии «выкупа», они получают шанс хотя бы на время вывести себя из-под идеологической угрозы. Наконец, они могут постараться остановить волну идейно-политического прессинга по аналогии с тем, как они сдерживают территориальную агрессию. Такой курс во многих случаях требует не только убедительной пропагандистской реакции на утверждения адептов универсалистской идеологии, но и готовности ответить на широкий спектр мер дипломатического, экономического и военного давления. Идейные расхождения относительно предпочтительных моделей политической организации могут вести к значительным материальным издержкам.

На практике первые две линии поведения возможны не всегда.

Во-первых, принятие навязываемых стандартов и проведение реформ способно угрожать интересам местных элит или повышать риск общей дестабилизации в стране. Во-вторых, у государства не всегда наличествуют достаточные ресурсы для торга и даже тактического умиротворения идеологического оппонента. В этих условиях значительная часть стран идет по третьему пути и вынуждена мобилизовать доступный потенциал, чтобы сбалансировать оказываемое давление.

Одним из элементов ответа на вызов универсалистской модели становится кооперация с другими игроками, которые также не готовы менять форму правления. Это сотрудничество порождает международные коалиции, которые можно обозначить как контридеологические. Их участники стремятся ответить на общий идейно-политический вызов, но не нуждаются в сходстве убеждений и политических режимов для сотрудничества. Перефразируя утверждение Джорджа Лиски, они создаются прежде всего против кого-то или чего-то и лишь во вторую очередь – за что-то. Подобная негативная повестка характерна для большинства межгосударственных объединений.

Такие союзы могут быть достаточно прочными и сохраняться сравнительно долго, по крайней мере до тех пор, пока не исчезнет породивший их вызов. Универсалистские идеологии сами способствуют формированию таких балансирующих коалиций, изображая все альтернативы как различные градации политического заблуждения. Подобное упрощение во многом неизбежно, ведь признание многообразия «зла» потребовало бы допущения множественности «добра», а значит – ослабило бы утверждения об исключительности предлагаемой модели.

В XVI–XVII веках объединению остро конкурировавших между собой реформистских движений способствовала католическая неразборчивость, которая привела к тому, что они начали игнорировать несовместимость их религиозных догматов, социальных доктрин, политических установок. Схожим образом на протяжении XX века советские сторонники мировой революции раз за разом отталкивали от себя умеренные социал-реформистские движения в Европе, отклонявшиеся от ортодоксального марксизма. Отсутствие гибкости в этом вопросе способствовало консолидации Запада в противодействии коммунистическому экспансионизму.

Утверждение универсалистских идеологий в качестве источника легитимации политических элит (особенно в крупных государствах) ведет к наступательности внешнеполитического курса, росту напряженности на международной арене и возникновению новых линий раздела. Оно нередко стимулирует появление балансирующих коалиций, объединяющих игроков, неготовых принять навязываемую им модель политического устройства. Способность универсалистских идеологий сближать своих противников не раз приводила к ослаблению государств, которые их проповедовали. История либерального учения не является исключением в этом отношении.

Предыстория современного либерального экспансионизма

Возникновение нынешней западной формы политической организации связано с наследием американской и французской революций конца XVIII века. Порожденные ими режимы впервые постарались воплотить или хотя бы декларировать то сочетание политических и гражданских идеалов, которые определяют основы современной западной модели. Во многих отношениях они были далеки от представлений нынешнего либерализма, отражая продолжавшийся эксперимент с формами республиканской государственности. Тем не менее эти прецеденты показательны для осмысления международного значения внутриполитических изменений.

В частности, падение ancien régime во Франции немедленно сказалось на европейской политике. Новая власть, не успев утвердиться внутри страны, приступила к активному и даже насильственному распространению своих идеалов за рубежом. Результатом стал продолжительный период революционных и наполеоновских войн, в ходе которого сменяющие друг друга монархические коалиции пытались справиться с мобилизационным потенциалом французского радикализма. Мир в Европе был восстановлен спустя четверть столетия, после реставрации династического правления в Париже.

Возникшие несколько ранее Соединенные Штаты несколько отличались от революционной Франции.

Во-первых, американская республика в первые годы существования выдвигала куда менее радикальную программу социальных и политических изменений. Сохранение рабства в Новом свете контрастировало с отменой феодальной зависимости и привилегий в Европе. Что еще важнее с точки зрения политической организации, американская система правления оставалась в значительной мере патрицианской. Она включала ряд механизмов, обособлявших политику от влияния народных масс (включая сохраняющийся доныне институт непрямых выборов президента).

Во-вторых, хотя американские колонии провозгласили, что все индивиды имеют неотчуждаемые свободы и «для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых», для них было характерно ощущение собственной исключительности. Оно логично вытекало из истории заселения континента. Выходцы из Европы самим фактом переезда свидетельствовали о невозможности реализовать свои устремления в тех странах, которые они покинули.

США с момента появления были экспансионистским государством в территориальном смысле, ориентированным на освоение западного фронтира. Они также рано заявили претензии на доминирование в Западном полушарии, выдвинув доктрину Монро. Более того, в ценностном отношении Соединенные Штаты хотели выступать «сияющим градом на холме», образцом для остального человечества. Тем не менее изначально они не стремились к непосредственному экспорту своей политической системы за рубеж. Легитимность американской государственности определялась ее контрастом с другими, а не наличием последователей.

Подобное положение позволило новой республике сравнительно быстро интегрироваться в международную систему в отличие от революционного Парижа. Идеологическая угроза, которую США создавали для европейских монархий, была несравнима с опасениями, которые Франция, Испания, Голландия или даже Россия испытывали в отношении британского могущества. В результате большинство европейских держав или напрямую поддержали восставшие американские колонии, или сохраняли дружественный нейтралитет в период их борьбы за независимость.

Поскольку французский эксперимент потерпел поражение, а американская республика дистанцировалась от европейской политики, либеральная демократия лишалась субъекта, на который могла бы опереться, – государства, готового предоставить собственный потенциал для ее распространения. Революционная угроза монархиям сохранялась на протяжении всего XIX века, свидетельством чего стали сменявшие друг друга сдерживающие коалиции консервативных держав (в первую очередь Австрии, России и Пруссии). Однако эта угроза была отчасти остановлена, отчасти канализирована осторожными реформами. В результате единственной державой на континенте, которая пережила возврат к республиканской форме правления, оставалась Франция. Объединение Италии и Германии, а также трансформация Японии проходили на монархической основе.

Первая мировая война, казалось бы, создала благоприятные условия для популяризации либерально-демократической модели – раз уж последняя была характерна для держав-победительниц. Но Британия и Франция оказались слишком заняты попытками обратить вспять закат собственного могущества, а Соединенные Штаты оставались в политической самоизоляции. Желание президента Вудро Вильсона мобилизовать США на проведение активного международного курса под лозунгами либеральной идеологии не нашло понимания в стране, по-прежнему испытывавшей скепсис в отношении внешнего мира.

В период Второй мировой войны противостояние с «державами оси» побудило США сменить курс. При этом их транзит к глобальной роли проходил под лозунгами защиты «свободного мира». По окончании войны уже на фоне обострения отношений с СССР Вашингтон занялся конструированием либерально-демократических режимов в Западной Европе и Японии. Однако эта политика осуществлялась непоследовательно и недолго. Еще в годы Второй мировой, несмотря на идеологизированную риторику, Соединенные Штаты проявили готовность вступать в союзы не только с британской демократией, но и с советскими коммунистами. После рьяно поддерживали лояльных монархов и полезных диктаторов – всех, кто представлялся полезным в борьбе с недавними союзниками по антигитлеровской коалиции. При этом практически за каждым народно-демократическим или антиколониальным движением США видели руку Москвы.

В первые десятилетия холодной войны идеология, безусловно, оказывала влияние на американскую стратегию, но это была зависимость «от противного». Соединенные Штаты не столько стремились распространить собственный вариант политической организации, сколько испытывали опасения по поводу популярности социалистической модели.

Американское лицо либерального мессианства

В конце 1970-х гг. ситуация стала меняться. Ключевую роль в идеологизации внешней политики сыграл наметившийся кризис доверия американского общества к национальной политической системе. Разоблачения, вызванные войной во Вьетнаме и Уотергейтом, дискредитировали правящую элиту. Вера в американскую исключительность не исчезла, но в глазах населения власти все больше представали коррумпированными и некомпетентными. Общественное недоверие затрагивало представителей обеих ведущих партий, так как и демократы, и республиканцы несли ответственность за внешнеполитические провалы и вскрывшиеся обманы.

Осознание уязвимости заставило американские элиты перейти к либеральному мессианству на мировой арене. Первые шаги предпринял президент-демократ Джимми Картер, акцентировавший борьбу за права человека. Эта линия быстро получила развитие и поддержку обеих партий. Символичным стало создание в 1983 г. Национального фонда демократии – спонсируемой из бюджета организации, занимающейся распространением западной политической модели. Впоследствии представления о ее работе по смещению «неблагонадежных» режимов приобрели поистине конспирологический ореол, но даже официальные сведения свидетельствуют об идеологической ориентации фонда.

Распад Советского Союза в начале 1990-х гг. дискредитировал главную универсалистскую альтернативу либеральной демократии, породив чувство идеологического триумфа в Соединенных Штатах. На этой волне президент Билл Клинтон объявил основанием стратегии национальной безопасности США расширение сообщества, базирующегося на западных ценностях. Следующий американский лидер Джордж Буш-младший схожим образом провозгласил приоритетом внешней политики «повестку поддержки свободы» (freedom agenda).

Стратегия демократизации предполагала не только убеждение пламенной риторикой, но и практические шаги. Последние включали как помощь странам, принявшим западную модель, так и давление на сомневающихся. Вашингтон стремился политически и экономически изолировать режимы, определяемые как недемократические. Присваивая им ярлыки «государств-изгоев», он старался обосновать связь между авторитаризмом и угрозами международной безопасности – разработкой оружия массового уничтожения, локальными конфликтами, поддержкой терроризма.

После распада биполярной системы в США и других западных странах сформировалось убеждение, что в долгосрочной перспективе альтернативы либерально-демократической модели не существует. Рано или поздно все общества должны были усвоить преимущества выборности властей, политического плюрализма и индивидуальных свобод. Отсутствие признаков демократизации в отдельных странах (например, в Китае) представлялось временным явлением. Трудности в проведении реформ (в том числе в России) не принимались всерьез.

Такой фатализм пресловутого «конца истории» может рассматриваться как проявление высокомерия Запада. Вместе с тем он лишал Вашингтон стимулов усердствовать в реализации идеологической программы, позволяя закрывать глаза на отклонения от либерально-демократического строительства. Принуждение как экономическое, так и силовое применялось избирательно, в качестве показательной меры и исключительно в отношении слабых стран, ставших париями международного сообщества (Ирак, Иран, КНДР, Куба, Ливия). Остальных стремились вовлечь в сеть американоцентричных институтов и хозяйственных связей, ожидая, что рост зависимости будет способствовать их политической трансформации.

С середины 2000-х гг. стало проявляться растущее нетерпение США в связи с затуханием постбиполярной либерально-демократической волны. Метрики, призванные фиксировать ее продвижение (например, индекс свободы Freedom House), указывали на разворот в обратном направлении. Неблагонадежные режимы не только не торопились следовать логике политического транзита, но и демонстрировали жизнеспособность и даже успехи в социально-экономическом развитии. Прежнее благодушие и внутреннее спокойствие сходили на нет.

Идеологической мобилизации, правда, препятствовало ощущение перенапряжения в ходе неудачных кампаний в Афганистане и Ираке, а также финансово-экономического кризиса 2007–2009 годов. Однако даже запрос на сокращение внешнеполитических обязательств оказал лишь краткосрочное воздействие на американскую стратегию. Уже на рубеже 2010-х гг. волнения на Ближнем Востоке и в Северной Африке («арабская весна») стимулировали возврат Вашингтона к политике демократизации. Симптоматичным стало принятие Агентством США по международному развитию (United States Agency for International Development, USAID) в 2013 г. стратегии поддержки демократии, прав человека и надлежащего управления, ставившей задачу «формирования и консолидации инклюзивных и ответственных демократий для продвижения свободы, достоинства и развития».

Победа Дональда Трампа на президентских выборах в 2016 г. ожидаемо породила панику в рядах сторонников демократизации. И в ходе избирательной кампании, и потом новый лидер демонстрировал отсутствие интереса к пропаганде западной модели. Напротив, он указывал на ее изъяны. Апеллируя непосредственно к массам, противопоставляя себя истеблишменту, он вновь вскрыл противоречия между либерализмом и народовластием, за что был назван популистом. Тем не менее практики ведомств, вовлеченных в реализацию внешней политики, изменились мало. Так, объем федеральных средств, выделенных на поддержку демократий в 2018 г., сопоставим с показателями президентства Барака Обамы. Более того, избрание Трампа породило алармистский дискурс, обосновывавший новую мобилизацию общества на защиту американской демократии и борьбу с нелиберальными режимами.

За последние десятилетия универсалистские амбиции либеральной идеологии глубоко укоренились в американском сознании и внешнеполитической практике. В основе стратегии США сохраняется представление, что мир может стать действительно безопасным для демократий только в том случае, если будет состоять лишь из них. Кроме того, политическая поляризация и социальное недовольство, усугубившиеся в 2010-е гг., угрожают основам сложившегося в Соединенных Штатах порядка. В этих условиях поиск внешних источников его легитимации не просто остается востребован, его значение может возрастать.

Придется ли США пожинать бурю?

Американский курс на распространение западной политической модели провоцирует рост напряженности в отношениях с широким кругом стран. В то же время его конфликтогенная роль разнится от случая к случаю. Во взаимодействии с рядом контрагентов идеологические разногласия накладываются на противоречия по другим вопросам. К примеру, Китай не только не соответствует западным стандартам либеральной демократии, но и угрожает превратиться в главного конкурента США на мировой арене. В этих условиях порицание его политической системы резонирует с попытками остановить подъем соперника.

В других ситуациях идеологические противоречия приобретают центральное значение. Например, такие страны, как Египет, Саудовская Аравия и Турция, традиционно выступали в качестве близких региональных союзников и партнеров Соединенных Штатов, создавая каркас их политического и военного присутствия на Ближнем Востоке. Однако на протяжении последнего десятилетия разногласия по поводу природы их политических режимов становятся источником растущих противоречий. Особенно показателен опыт турецкого правительства, которое открыто обвиняет своего союзника по НАТО в поддержке, если не организации попытки государственного переворота.

Россия занимает, по-видимому, промежуточное положение между двумя рассмотренными вариантами. Недовольство монополизацией мирополитической повестки, построением натоцентричного порядка в Европе, расширением американского присутствия в бывших союзных республиках накапливалось у Москвы еще с 1990-х годов. Однако курс на разобщение стал более четким с середины 2000-х гг. Россия подозревала США в поддержке «цветных революций» на постсоветском пространстве, а Запад все острее критиковал российскую политическую систему. Провокационным стал и опубликованный в 2006 г. доклад американского Совета по международным отношениям (Council on Foreign Relations, CFR) о движении Москвы в «неправильном направлении». В результате в Кремле начали зреть опасения относительно западного вмешательства во внутренние дела.

Недовольство политикой демократизации по-разному соотносится с другими проблемами в отношениях с Соединенными Штатами. Но во всех упомянутых случаях ощущение идеологической угрозы порождает поиск способов балансирования. Его следствием становится рост числа объединений незападных стран, подвергающихся критике и давлению по идеологическим мотивам. Пока они чаще проявляются в мягком сближении, а не в официально закрепленных блоках. Объединения такого рода включают полноценные межправительственные организации (Шанхайская организация сотрудничества), менее институционализированные клубы (БРИКС) или даже совсем неформальные коалиции. Обычно они предполагают комбинацию политической координации и практической кооперации. Пример тому дает наметившееся сближение России и Турции, включающее взаимодействие в такой чувствительной области, как военно-техническое сотрудничество. Другая иллюстрация – Россия и Китай, которые укрепляют многомерное партнерство, но не торопятся закреплять взаимные обязательства на бумаге.

Показательно, что формирующиеся коалиции включают страны, существенно различающиеся по характеру внутриполитических систем и источникам легитимации моделей государственности. Как уже отмечалось, они носят контридеологический характер, а потому остаются инклюзивными, гибкими и позволяют подключать к сотрудничеству любого партнера, который не замечен в приверженности либеральному экспансионизму.

Слабость такого сотрудничества часто связывают с отсутствием позитивной повестки взаимодействия. Но это не всегда так. Упомянутое выше сближение России и Турции демонстрирует, что два государства нашли множество сфер для практической кооперации, как только геополитические противоречия ушли в тень на фоне общей идеологической угрозы. Кооперативная повестка создает дополнительные опоры сближения, даже если не становится его ключевым драйвером.

Сегодня не видно особых предпосылок для исчезновения универсалистских претензий западного либерализма, а значит – уровень идеологизации международной политики в обозримой перспективе останется высоким. Несмотря на разговоры об упадке США, они остаются наиболее влиятельным игроком на мировой арене, и американскую политическую повестку игнорировать невозможно. В этой связи идеологическая угроза продолжит играть заметную (если не ведущую) роль в расчетах политических элит и порождать объединение государств, стремящихся ее сбалансировать.

Причиной распада контридеологических объединений мог бы стать транзит их участников в сторону либерализма западного типа. Однако тенденции последнего десятилетия не указывают на реалистичность подобного. Напротив – международная среда определяется расширением плюрализма моделей государственного устройства. Во многих странах с 2000-х гг. растут националистические настроения, предполагающие создание собственных политических институтов независимо от внешнего влияния. Эта тенденция в сочетании с агрессивным либеральным универсализмом создает почву для дальнейшей консолидации контридеологических объединений вплоть до их трансформации в жесткие блоки.

* * *

Сторонники либерализма настаивают на его принципиальном отличии от прежних политических учений, поскольку он строится на преобладании личных свобод, а не на подчинении индивида различным формам коллективной идентичности. Справедливость такого рода утверждений оценить невозможно, так как они постулируют радикальный разрыв с предыдущим опытом. Либеральная демократия получила широкое, но не универсальное признание в качестве предпочтительной модели политической организации. А сам либерализм порой далек от толерантности в отношении альтернативных идейных представлений.

История показывает, что универсалистские идеологии неизбежно вызывают противодействие правительств, ощущающих угрозу своей легитимности. Государства, руководствующиеся ими в своей политике, постоянно сталкиваются с контридеологическими объединениями. Империю Габсбургов, революционную Францию и Советский Союз, пропагандировавших католический универсализм, республиканизм и марксизм соответственно, можно отнести к числу жертв попыток политического прозелитизма. В каждом из этих случаев стремление построить идейную гегемонию повышало уровень напряженности на международной арене. С этой точки зрения политика США представляет очередной пример в длинном ряду. Она может оказаться очень затратной для лидеров либерализма и контрпродуктивной – для достижения поставленной цели.

Россия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 августа 2019 > № 3138483 Игорь Истомин

Неверный поворот глобализации

Как он сказался на Америке

Дани Родрик – профессор международной политэкономии в Школе государственного управления имени Кеннеди в Гарвардском университете, президент Международной экономической ассоциации.

Резюме Нынешние проблемы зародились в 1990-е гг., когда политики направили мир по пути гиперглобализма, требовавшего подчинения национальных экономик интересам мировой экономики. Но гиперглобализация была скорее образом мышления, а не реальным непреодолимым ограничителем для национальной политики.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 4, 2019 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

Глобализация переживает трудные времена. Набрал мощь популизм, ярким представителем которого является президент США Дональд Трамп. Тлеющая торговая война между Китаем и Соединенными Штатами рискует перерасти в горячий конфликт. Европейские страны закрывают границы для иммигрантов. Даже самые активные сторонники глобализации признают перекосы и говорят о необходимости изменений.

Нынешние проблемы зародились в 1990-е гг., когда политики направили мир по пути гиперглобализма, требовавшего подчинения национальных экономик интересам мировой экономики. В торговле символом трансформации стало учреждение в 1995 г. Всемирной торговой организации (ВТО). ВТО не только затруднила защиту стран от международной конкуренции, но и стала вмешиваться в вопросы, которые правила международной торговли прежде не затрагивали: сельское хозяйство, сфера услуг, интеллектуальная собственность, индустриальная политика, здравоохранение и санитарные нормы. Одновременно возникли амбициозные региональные торговые соглашения, например, НАФТА.

В финансах происходил фундаментальный сдвиг: государства отказались от регулирования движения капитала, перейдя к либерализации. Под давлением США и глобальных организаций – Международного валютного фонда (МВФ) и Организации экономического сотрудничества и развития – страны разрешили огромным потокам средств свободно преодолевать границы в поисках краткосрочной прибыли.

Тогда казалось, что эти изменения опираются на прочный экономический фундамент. Открытость в торговле позволит экономикам перераспределить ресурсы в наиболее продуктивные сферы. Капитал будет перемещаться из стран, где он в избытке, туда, где он необходим. Рост торговли и свобода капитала стимулируют частные инвестиции и способствуют глобальному экономическому подъему. Но вместе с новыми правилами появились риски, которых гиперглобалисты не ожидали, хотя экономическая теория позволяла прогнозировать не только преимущества, но и недостатки глобализации.

Увеличение торговли с Китаем и другими странами с низким уровнем зарплат ускорило падение занятости в производственном секторе развитых стран. В результате обанкротились целые районы и города. Финансизация глобальной экономики вызвала самый тяжелый финансовый кризис со времен Великой депрессии. А после этого международные институты стали продвигать меры жесткой экономии, которые нанесли еще больший ущерб. Простым людям происходящее казалось результатом действия анонимных рыночных сил или следствием решений, принятых в далеких странах.

Политики пытались преуменьшить остроту проблем, отрицая, что в новых условиях глобальной экономики приходится жертвовать суверенитетом. Казалось, они сами парализованы этими силами. Право- и левоцентристы спорили не о правилах нового мирового хозяйства, а о том, как приспособить к ним свои национальные экономики. Правые хотели снизить налоги и ослабить регулирование, левые – увеличить расходы на образование и инфраструктуру. И те и другие соглашались, что экономику нужно реформировать во имя глобальной конкурентоспособности. Глобализация – «экономический эквивалент природных сил, таких как ветер или вода», говорил президент США Билл Клинтон. Британский премьер Тони Блэр высмеивал тех, кто предлагал дискутировать о глобализации: «С тем же успехом можно обсуждать, должна ли осень следовать за летом».

Однако путь, который мир выбрал в 1990-е гг., не был неизбежным. Международные институты сыграли свою роль, но гиперглобализация была скорее образом мышления, а не реальным непреодолимым ограничителем для национальной политики. До этого страны экспериментировали с двумя совершенно разными моделями глобализации: золотым стандартом и Бреттон-Вудской системой. Гиперглобализация по духу ближе к золотому стандарту, исторически более далекому и агрессивному. В этом кроется источник многих нынешних проблем. Политикам стоит обратиться к Бреттон-Вудской системе, основанной на более гибких принципах, если они хотят построить справедливую и устойчивую глобальную экономику.

Золотые оковы

Почти 50 лет до Первой мировой войны и короткий межвоенный период золотой стандарт устанавливал правила управления экономикой. Принимая золотой стандарт, государство должно было привязать национальную валюту к стоимости золота, обеспечить открытость границ для капитала и выплачивать внешний долг при любых обстоятельствах. Если эти правила требовали от государства мер жесткой экономии (в современной терминологии), так и делали, независимо от ущерба для национальных доходов и занятости.

Не случайно первое осознанное популистское движение возникло именно в период действия золотого стандарта – из-за готовности принять болезненные экономические меры. В самом конце XIX века Народная партия стала голосом американских фермеров, которые страдали из-за высоких ставок по долгам и падения цен на их продукцию. Решение было простым: облегчить кредитование, разрешив погашать долги не только в золоте, но и в серебре. Позволь государство конвертировать серебро в национальную валюту по установленному курсу, денежная масса увеличилась бы, цены пошли вверх и положение фермеров улучшилось. Но преобразованиям противился истеблишмент Северо-Востока, поддерживавший золотой стандарт. Недовольство росло, и в 1896 г. на съезде Демократической партии Уильям Дженнингс Брайан, кандидат на выдвижение в президенты, произнес знаменитую фразу: «Вам не удастся распять человечество на золотом кресте». Золотой стандарт выдержал популистские нападки в США отчасти благодаря открытию месторождений золота, что облегчило условия кредитования в конце 1890-х годов.

Спустя почти 40 лет золотой стандарт был снижен, на этот раз Великобританией, оказавшейся под давлением схожего недовольства. Во время Первой мировой действие золотого стандарта приостановили, но в 1925 г. Великобритания вернулась к его довоенному уровню. Однако британская экономика представляла собой лишь тень довоенной, и спустя четыре года, в 1929 г., страна оказалась на грани катастрофы. Предприниматели и рабочий класс требовали снижения ставок, что в условиях золотого стандарта вызвало бы отток капитала за границу. Но в тот раз британское правительство сделало выбор в пользу национальной экономики, а не глобальных правил, и в 1931 г. отказалось от золотого стандарта. Спустя два года примеру британцев последовал Франклин Рузвельт, избранный президентом США. Сегодня экономисты знают: чем быстрее страна отказывалась от золотого стандарта, тем быстрее выходила из Великой депрессии.

Опыт золотого стандарта научил архитекторов послевоенной международной экономической системы, прежде всего Джона Мейнарда Кейнса, что удержание национальных экономик на коротком поводке ради продвижения международной торговли и инвестиций делает систему уязвимой. Поэтому международный режим, выработанный союзниками на Бреттон-Вудской конференции в 1944 г., давал правительствам пространство для собственной денежно-кредитной политики. Основой этой системы был контроль за движением капиталов. Как отмечал Кейнс, контроль капиталов – не просто временная мера, пока финансовые рынки стабилизируются после войны, это – «постоянное условие». Каждое государство устанавливало фиксированный курс своей валюты, но могло корректировать его, если экономика оказывалась под давлением международных финансов. Бреттон-Вудская система строилась на идее о том, что лучший способ стимулировать международную торговлю и инвестиции – позволить национальным правительствам управлять своей экономикой.

Бреттон-Вудская система касалась только международных финансов и валютной политики. Правила торговли разрабатывались, исходя из ситуации, в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ). Но философия оставалась той же. Страны должны были открывать свои экономики настолько, чтобы не нарушать общественно-политический договор. Либерализация торговли сводилась к снижению пограничных ограничений – квот на импорт и пошлины – для промышленной продукции и касалась только развитых стран. Развивающиеся страны вправе действовать по своему усмотрению. И даже у развитых стран сохранялись возможности защищать ключевые сектора. Когда в начале 1970-х гг. резкий рост импорта одежды из развивающихся стран поставил под угрозу уровень занятости в развитых странах, стороны сели за стол переговоров и выработали специальный режим, позволяющий регулировать квоты на импорт.

По сравнению с золотым стандартом и гиперглобализацией правила Бреттон-Вудской системы и ГАТТ оставляли государствам свободу выбора условий, на которых они будут участвовать в мировой экономике. Развитые страны использовали эту свободу, чтобы регулировать экономику, получать налоги и строить социальное государство, не опасаясь глобальной конкуренции и оттока капитала. Развивающиеся государства диверсифицировали экономику с помощью торговых ограничений и индустриальной политики.

Казалось бы, независимость от мировой экономики звучит как рецепт меньшей глобализации. Но в эпоху Бреттон-Вудской системы глобальная экономика находилась на подъеме. Развитые и развивающиеся экономики росли беспрецедентными темпами. Торговля и прямые иностранные инвестиции увеличивались еще быстрее, опережая показатели мирового ВВП. Доля экспорта в глобальном производстве утроилась – с 5% в 1945-м до 16% в 1981-м. Эти успехи подтверждали идею Кейнса о том, что глобальная экономика функционирует лучше, когда каждое государство заботится о собственной экономике и обществе.

Возвращение к духу золотого стандарта

По иронии судьбы гиперглобалисты использовали успехи Бреттон-Вудской системы, чтобы легитимировать собственный проект по ее замене. Если поверхностные Бреттон-Вудские нормы настолько увеличили мировую торговлю, инвестиции и повысили уровень жизни, представьте, какие результаты даст глубокая интеграция, утверждали они.

Но в процессе строительства нового режима они не вспомнили о главных уроках прошлого. Глобализация стала целью, а национальные экономики – средством ее достижения. Всякую особенность национальной экономики экономисты и политики рассматривали сквозь призму глобальных рынков. В национальном регулировании они усматривали скрытые торговые барьеры, которые необходимо снять, или потенциальный источник конкурентности торговли. Доверие финансовых рынков стало главным мерилом успеха или провала денежно-кредитной политики.

Бреттон-Вудский режим предполагал, что ГАТТ и другие международные соглашения станут противовесом влиянию протекционистов – профсоюзов и компаний, обслуживающих в основном внутренние рынки. Однако к 1990 г. баланс политической власти в богатых странах сместился от протекционистов к лобби экспортеров и инвесторов.

Торговые соглашения, заключенные в 1990-е гг., отражали силу этого лобби. Яркой иллюстрацией можно считать включение в международные соглашения национальных норм защиты интеллектуальной собственности – результат агрессивного лоббирования фармацевтических компаний, которые хотели получать прибыль, расширяя свою монополию на иностранные рынки. До сих пор Big Pharma – крупнейшее лобби, стоящее за торговыми соглашениями. Международные инвесторы тоже получили особые привилегии, например, возможность напрямую подавать иски против правительств в международные инстанции в случае нарушения их прав собственности. Крупные банки при поддержке американского Минфина подталкивали страны к открытию рынков для международных финансовых потоков.

Те, кто проиграли от гиперглобализации, не получали особой поддержки. После ухода рабочих мест в Китай и Мексику многие промышленные районы США столкнулись с серьезными экономическими и социальными проблемами – от безработицы до эпидемии наркомании. Теоретически пострадавшие работники имели право на компенсацию по федеральной программе отраслевой адаптации, но политикам не очень хотелось выделять на нее средства и следить за ее реализацией.

Экономисты в начале 1990-х уверенно называли глобализацию двигателем роста. Если стимулировать экспорт и привлекать иностранные инвестиции, выгода будет настолько огромной, что в конечном итоге выиграют все. Такой технократический консенсус легитимировал и усугублял влияние глобалистов – корпоративных и финансовых лоббистов.

Важным элементом гиперглобалистского триумфализма служила уверенность в том, что страны с разными социально-экономическими моделями в конце концов перейдут если не на одну, то по крайней мере на схожую форму рыночной экономики. В частности, принятие Китая в ВТО основывалось на ожиданиях Запада, что государство там откажется от управления экономикой. Однако у китайского руководства были другие планы. У него не было оснований менять методы управления, которые дали такие потрясающие результаты за 40 лет. Жалобы западных инвесторов, что Китай нарушает обязательства перед ВТО и проводит несправедливую экономическую политику, никто не слушал. Независимо от мастерства юристов с обеих сторон проблема лежала гораздо глубже: новый торговый режим не может охватить все институциональное разнообразие крупнейших экономик мира.

Более разумная глобализация

Политикам не удастся воскресить Бреттон-Вудскую систему во всех деталях, мир не может (и не должен) возвращаться к фиксированному курсу валют, жесткому контролю капитала и высокому уровню протекционизма в торговле. Но можно использовать ее уроки при создании новой, более здоровой глобализации.

Вызывающий унилатерализм Трампа – неверный путь. Политикам следует возрождать легитимность многостороннего режима в торговле, а не разрушать его. Но для этого не нужно еще больше открывать рынки и ужесточать международные правила торговли и инвестиций. Барьеры для торговли товарами и многими услугами и так достаточно низки.

Необходимо добиться общественной поддержки мировой экономики, которая открыта во многих аспектах, хотя и не достигает гиперглобалистского идеала. Для этого потребуются новые международные нормы, расширяющие национальным правительствам пространство для реализации их внутренних целей. Богатым странам нужна система, позволяющая пересмотреть общественный договор. Обязательно реформировать правила, чтобы страны имели возможность временно защитить уязвимые сектора от конкуренции. Например, ВТО позволяет странам вводить временные сборы, так называемые антидемпинговые пошлины, на импорт, продающийся по цене ниже себестоимости, что угрожает собственной промышленности.

ВТО также должна разрешить государствам отвечать на социальный демпинг – практику нарушения прав работников для удержания зарплат на низком уровне и привлечения производства. Меры против социального демпинга помогут защитить не только доходы отрасли, но и стандарты труда. Для развивающихся стран международные правила должны подразумевать возможность реструктурировать экономику в целях ускорения роста. ВТО следует смягчить правила по субсидиям, инвестициям и правам интеллектуальной собственности, которые мешают развивающимся странам стимулировать определенные отрасли.

Если Китай и США хотят урегулировать торговый конфликт, им придется признать, что различия между их экономиками не исчезнут. Китайское экономическое чудо базируется на промышленной и финансовой политике, которая нарушает ключевые принципы нового гиперглобалистского режима: субсидии отдельным отраслям, требование к иностранным компаниям передавать технологии местным фирмам, если они хотят работать в КНР, государственная собственность и контроль курса национальной валюты. Китайские власти не откажутся сейчас от этой политики. То, что американские компании называют кражей интеллектуальной собственности, – проверенная временем практика, к которой прибегали и сами Соединенные Штаты, пытаясь догнать индустриально развитую Англию в XIX веке. Китай, в свою очередь, должен понять, что США и Европа имеют легитимные основания защищать общественный договор и свои разработки. Вспомнив отношения Соединенных Штатов и СССР в период холодной войны, Америка и Китай должны стремиться к мирному сосуществованию, а не к конвергенции.

В международных финансах необходимо вернуть норму о том, что национальные правительства должны контролировать трансграничные потоки капитала, прежде всего краткосрочного. Приоритетом должна быть интегрированность национальной макроэкономической политики и налоговой системы, а также финансовое регулирование потоков капитала. МВФ уже пересмотрел свою категоричную позицию по контролю над капиталом, но правительствам и международным институтам нужно приложить больше усилий для легитимации применения таких мер. Например, правительства могут укрепить стабильность национальной экономики с помощью «контрциклического регулирования капитала», то есть ограничивая приток капитала, если экономика перегрета, и облагая налогом отток капитала в случае спада. Правительства также должны бороться с уклонением от уплаты налогов, создав глобальный финансовый регистр, в котором будет фиксироваться местожительство и гражданство акционеров и фактических владельцев финансовых активов.

Бесконтрольная глобализация всегда создает победителей и проигравших. Ключевым принципом новой глобализации должны стать правила, которые пойдут на пользу всем, а не избранным. И здесь экономическая теория предлагает важную идею – возможности для компенсаций проигравшим гораздо больше, если барьеры, требующие устранения, изначально высоки. С этой точки зрения уничтожение оставшихся незначительных барьеров в торговле товарами и финансовыми активами не имеет смысла. Вместо этого стоит сосредоточиться на мобильности трудовых ресурсов, где барьеры гораздо выше. Рынки труда обладают мощным потенциалом для углубления глобализации. Расширение программ предоставления временных рабочих виз, особенно для неквалифицированных работников, – один из вариантов для развитых экономик.

Может показаться, будто предложения по глобализации рынков труда не учитывают традиционных опасений, что повышение конкуренции с иностранцами навредит низкоквалифицированным работникам в развитых странах. Прямо сейчас эта идея обречена на политический провал в США и странах Западной Европы. Если правительства не предлагают компенсацию потерявшим работу, опасность следует воспринимать всерьез. Но потенциальные экономические выгоды огромны: небольшой рост трансграничной мобильности трудовых ресурсов даст мировой экономике больше, чем завершение нынешнего, давно зашедшего в тупик раунда многосторонних торговых переговоров. Значит, есть пространство для компенсаций проигравшим – например, налоги на увеличившийся трансграничный поток трудовых ресурсов и возможность напрямую вкладывать средства в программы помощи рынку труда.

В целом глобальное управление должно быть легким и гибким, позволяющим правительствам выбирать свои методы регулирования. Страны торгуют не для того, чтобы приносить выгоду другим, торговля выгодна им самим. Если выгоды распределяются справедливо в рамках национальной экономики, государствам не нужны внешние правила для поддержания открытости, они сами будут делать выбор в ее пользу.

Мягкое управление поможет глобализации. В первые 35 лет существования Бреттон-Вудской системы торговля росла быстрее по сравнению с глобальным производством, чем с 1990-х гг., даже без учета спада после глобального финансового кризиса 2008 года. Международные соглашения, предусматривающие противодействие национальной политике, нужны, только если речь идет о мерах в духе «разори соседа» – налоговых гаванях, экономических картелях и искусственном занижении курса национальной валюты.

Нынешняя система международных правил пытается блокировать экономические меры, которые не связаны с политикой «разори соседа». В частности, это запреты генетически модифицированных организмов, сельхозсубсидии, индустриальная политика, слабое финансовое регулирование. Такие меры не могут навредить другим странам, издержки лягут на национальную экономику. Правительства применяют подобные меры, полагая, что социальные и политические выгоды оправдают потери. В каждом конкретном случае правительство способно ошибаться. Но международные институты – не лучшие судьи, и даже если они правы, их решениям недостает демократической легитимности.

Движение к гиперглобализации привело к повышению уровня международной экономической интеграции. Но на национальном уровне произошла дезинтеграция. Профессиональные, корпоративные и финансовые элиты объединились с коллегами со всего мира, однако при этом отдалились от соотечественников. Нынешняя волна популизма – симптом этой фрагментации.

Основную работу по исправлению экономических и политических систем придется делать дома. Преодоление социально-экономических разрывов, расширившихся из-за гиперглобализации, потребует восстановления приоритетности национальной сферы в политической иерархии и понижения значения международной сферы. Наилучший вклад мировой экономики в этот проект – способствовать корректировкам, а не препятствовать им.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 августа 2019 > № 3138482 Дани Родрик

Имитация и недовольство

Почему отступил либерализм

Иван Крастев – председатель Центра либеральных стратегий (г. София), ведущий научный сотрудник Института наук о человеке (г. Вена).

Стивен Холмс – профессор права Нью-Йоркского университета.

Резюме Отсутствие адекватных альтернатив либеральной демократии стало стимулом для недовольства, потому что людям нужен выбор или хотя бы его иллюзия. Популисты выступают против замены коммунистического догматизма либеральным. Посыл левых и правых протестных движений заключается в неприятии ультимативного подхода, требовании признать различия и самобытные особенности.

Данная статья основана на вступлении к книге авторов The Light That Failed. A Reckoning. («Свет погас. Расплата»), которая выходит в издательстве Penguin Random House. Выражаем глубокую благодарность авторам за любезное разрешение опубликовать этот отрывок.

«Мы все рождаемся оригиналами,
почему же многие умирают копиями?»
Эдвард Янг

Еще вчера будущее казалось лучше. Как отмечал Роберт Купер в статье для Prospect Magazine, мы верили, что 1989 г. разделил прошлое и будущее так же четко, как Берлинская стена Восток и Запад. В свою очередь, Фрэнсис Фукуяма в книге «Конец истории и последний человек» писал о том, что мы не могли «представить мир, который лучше нашего, или будущее, не являющееся по сути демократическим и капиталистическим». Сегодня мы мыслим совершенно иначе. Большинство, даже на Западе, не видит будущего, которое останется стабильно демократическим и либеральным.

Когда закончилась холодная война, надежды на глобальное распространение либеральной капиталистической демократии были огромны. Геополитическая сцена, казалось, предназначена для постановок наподобие «Пигмалиона» Бернарда Шоу – оптимистической поучительной пьесы о том, как профессор фонетики за короткий срок научил цветочницу говорить по-королевски и комфортно чувствовать себя в высшем обществе.

Преждевременно отпраздновав интеграцию Востока в Запад, зрители в конце концов осознали, что разыгрывающийся перед ними спектакль пошел не по запланированному сценарию. Вместо «Пигмалиона» мир увидел театральную версию «Франкенштейна» Мэри Шелли – мрачного поучительного романа об ученом, решившем поиграть в бога и создавшем гуманоидное существо из расчлененных мертвецов. Ущербный монстр чувствовал себя обреченным на одиночество, неприятие и отторжение. Завидуя недостижимому счастью своего творца, он принялся мстить его друзьям и семье, разрушая их мир. Результатом неудачного эксперимента по копированию человека стали муки совести и разочарование.

Либерализм оказался жертвой своей громко объявленной победы в холодной войне. На первый взгляд, причина обусловлена чередой дестабилизирующих политических событий, таких, как атаки на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г., вторая война в Ираке, финансовый кризис 2008 г., аннексия Крыма Россией и ее вторжение на восток Украины, миграционный кризис в Европе в 2015 г., Брекзит и избрание Дональда Трампа президентом США. Китайское экономическое чудо, совершенное политическим руководством, которое, к сожалению, не было ни либеральным, ни демократическим, омрачило победное сияние либеральной демократии после холодной войны. Попытки спасти доброе имя либеральной демократии, выставляя ее в выгодном свете в сравнении с незападными автократиями, перечеркнуло безответственное нарушение либеральных норм, как, например, пытки заключенных, а также очевидные сбои в работе демократических институтов. Показательно, что сегодня либеральных исследователей больше всего занимает вопрос, как происходит атрофия и угасание демократий.

Да и сам идеал «открытого общества» утратил притягательный лоск. У многих разочарованных граждан открытость вызывает сегодня больше тревог, чем надежд. Когда рухнула Берлинская стена, в мире осталось всего 16 подобных сооружений. Сегодня завершены или строятся 65 укрепленных пограничных периметров. Как отмечает эксперт из Квебекского университета Элизабет Валле в своём исследовании «Границы, заборы и стены» (“Borders, Fences and Walls. State of Insecurity?”), почти треть государств воздвигает барьеры вдоль своих границ. Три десятилетия после 1989 г. оказались «межстенным периодом», кратким интервалом от драматичного разрушения Берлинской стены, утопических фантазий о безграничном мире до глобального помешательства на возведении заграждений из бетона и колючей проволоки, воплощающих экзистенциальные (правда, зачастую воображаемые) страхи.

Большинство европейцев и американцев теперь считают, что их детям предстоит прожить менее благополучную жизнь, чем прожили они сами. Резко падает вера в демократию, старые политические партии дезинтегрированы или вытеснены аморфными движениями и популистскими лидерами, что ставит под вопрос готовность организованных политических сил бороться за выживание демократии в момент кризиса. Напуганных призраком масштабной миграции избирателей в Европе и Америке все чаще привлекает ксенофобская риторика, авторитарные лидеры и хорошо защищенные границы. Им кажется, что будущее определят не либеральные идеи, исходящие от Запада, а миллионы людей, стремящихся на Запад. Права человека, некогда превозносившиеся как заслон против тирании, ныне видятся помехой в борьбе демократий с терроризмом. Кризис либерализма настолько глубок, что стихотворение Уильяма Батлера Йейтса «Второе пришествие», написанное в 1919 г., после одного из самых кровопролитных конфликтов в истории человечества, стало практически обязательным рефреном у политических обозревателей в 2016 году. Спустя 100 лет строки Йейтса: «Всё рушится, основа расшаталась, / Мир захлестнули волны беззаконья» [перевод на русский Григория Кружкова – прим. ред.] – отражают опасения защитников либеральной демократии по всему миру.

В мемуарах «Мир как он есть» (“The World as It Is: A Memoir of the Obama White House”) Бен Родс, помощник и близкий друг Барака Обамы, отмечал, что покидающего Белый дом президента больше всего волновал вопрос: «Что, если мы ошиблись?». Не «Что пошло не так?» или «Кто действовал неверно?». Вопрос Хиллари Клинтон: «Что случилось?» – тоже не нуждался в срочном ответе. Обаму тревожило другое: «Что, если мы ошиблись?». Что, если либералы неверно интерпретировали суть периода после холодной войны?

«Что, если мы ошиблись?» – правильный вопрос, а для авторов еще и личный. Старший из нас, американец, родился через год после начала холодной войны и в средней школе узнал, что только что построенная Берлинская стена является воплощением нетерпимости и тирании. Второй, болгарин, родился на другой стороне линии раздела Востока и Запада через четыре года после возведения стены и рос в убеждении, что ее разрушение – путь к политической и личной свободе.

Мы происходим из разных миров, тем не менее годами жили в тени Берлинской стены, и ее драматичное уничтожение, транслируемое по телевидению, стало определяющим моментом нашей политической и интеллектуальной биографии. Сначала стена, а затем ее отсутствие сформировали наше политическое мышление. И мы тоже верили, что окончание холодной войны станет началом эпохи либерализма и демократии.

Эти размышления – попытка понять, почему когда-то мы с радостью ухватились за эту иллюзию и, самое главное, как воспринимать мир, который захлестнули волны нелиберального и антидемократического «беззакония».

Ощущение конца

30 лет назад, в 1989 г., сотрудник Госдепартамента США Фрэнсис Фукуяма точно уловил атмосферу того времени. За несколько месяцев до того, как немцы начали весело плясать на развалинах Берлинской стены, он написал, что холодная война, по сути, закончилась. Всеобъемлющую победу либерализма над коммунизмом закрепило десятилетие экономических и политических реформ, инициированных Дэн Сяопином в Китае и Михаилом Горбачёвым в Советском Союзе. Уничтожение марксистско-ленинской альтернативы либеральной демократии, как утверждал Фукуяма в своей статье, а затем и в книге о конце истории, говорит о полном исчезновении жизнеспособных системных альтернатив западному либерализму. Коммунизм, который марксисты считали кульминацией истории «в гегелевском смысле», в истории в «американском смысле» был сведен до пренебрежимо малого значения. В этих условиях западную либеральную демократию можно назвать конечным пунктом идеологической эволюции человечества. После краха фашистских и коммунистических диктатур в XX веке единственной формой государственного устройства, оставшейся нетронутой до конца столетия, была либеральная демократия. Поскольку основные принципы либерально-демократического государства абсолютны и не могут быть улучшены, перед либеральными реформаторами стояла только одна задача – распространить эти принципы, чтобы все территории человеческой цивилизации были выведены на уровень самых продвинутых форпостов.

Фукуяма утверждал, что либерализм в конечном итоге одержит победу во всем мире. Но главная его идея заключалась в том, что невозможно появление идеологии, более продвинутой, чем либерализм. Значило ли это, что на практике капиталистическую демократию следует признать завершающим этапом политического развития человечества? Фукуяма отвечал уклончиво. Но его доводы предполагали, что западная либеральная демократия – единственный жизнеспособный идеал, к которому должны стремиться все приверженцы преобразований. Он писал, что последний маяк нелиберальных сил погасили китайские и советские реформаторы, а значит, отныне путь человечества в будущее освещает только либеральный маяк Америки.

Отрицание какой-либо привлекательной альтернативы западной модели объясняет, почему тезис Фукуямы казался тогда очевидным даже диссидентам и реформаторам по ту сторону «железного занавеса». За год до этого, в 1988-м, один из самых яростных сторонников демократического плюрализма в СССР [Юрий Афанасьев – прим. ред.] опубликовал сборник статей под заголовком «Иного не дано». В настольной книге советских прогрессистов также утверждалось, что альтернативы западной капиталистической демократии не существует.

Если формулировать нашими терминами, то 1989 г. ознаменовал начало 30-летнего периода имитации. Мы хотим показать, что после первоначальной эйфории от перспектив копирования Запада, в мире возникло недовольство политикой имитации, обусловленное отсутствием политических и идеологических альтернатив. Именно исчезновение альтернатив, а не тяга к авторитарному прошлому или историческая враждебность к либерализму лучше всего объясняет нынешние антизападные настроения в посткоммунистических обществах. Само по себе представление о том, что «иного не дано», подняло в Центральной и Восточной Европе волну популистской ксенофобии и реакционного нативизма, захлестнувшую сегодня и большую часть мира. Отсутствие адекватных альтернатив либеральной демократии стало стимулом для недовольства, потому что людям нужен выбор или хотя бы его иллюзия.

Популисты выступают не против конкретного (либерального) типа политики, а против замены коммунистического догматизма либеральным. Посыл левых и правых протестных движений заключается в неприятии ультимативного подхода, требовании признать различия и самобытные особенности.

Очевидно, нельзя объяснить одним фактором одновременное появление авторитарного антилиберализма в разных странах в 2010-е годы. Однако недовольство каноническим статусом либеральной демократии и политикой имитации в целом, как мы полагаем, сыграло решающую роль не только в Центральной Европе, но и в России, и в Соединенных Штатах. Для начала призовем в свидетели двух самых яростных критиков либерализма в Центральной Европе. Польский философ, консерватор, член Европарламента Рышард Легутко в книге «Демон в демократии» (“The Demon in Democracy: Totalitarian Temptations in Free Societies”) выражает недовольство тем, что либеральная демократия не имеет альтернатив, стала единственным признанным путем и методом организации коллективной жизни, а либералы и либеральные демократы заставили замолчать и маргинализировали практически любые альтернативы и все нелиберальные взгляды. Ему на страницах газеты The Guardian вторит известный венгерский историк Мария Шмидт, идеолог курса Виктора Орбана: «Мы не хотим копировать то, что делают немцы или французы. Мы хотим жить своей жизнью». Оба заявления демонстрируют, что упрямое нежелание принимать полное исчезновение жизнеспособных системных альтернатив западному либерализму помогло превратить мягкую силу Запада в слабость и уязвимость.

Отказ преклоняться перед либеральным Западом стал основой антилиберальной контрреволюции в посткоммунистическом мире и за его пределами. Такую реакцию нельзя просто игнорировать, повторяя, что винить во всем Запад – дешевый трюк незападных лидеров, пытающихся уклониться от ответственности за собственные ошибки. История гораздо сложнее. Помимо всего прочего, это история того, как ради гегемонии либерализм отказался от плюрализма.

Названия и необходимость

В годы холодной войны самый значимый политический раскол проходил между коммунистами и демократами. Мир делился на тоталитарный Восток и свободный Запад, и общества, находившиеся на периферии основного конфликта, имели право выбирать ту или иную сторону – по крайней мере так они считали. После падения Берлинской стены расклад изменился. С этого момента самая значимая граница на геополитическом пространстве отделяла имитаторов от имитируемых, признанные демократии от стран, пытающихся завершить переходный процесс. Отношения Востока и Запада из противостояния двух враждебных систем в годы холодной войны трансформировались в натянутое взаимодействие модели и имитатора в рамках единой однополярной системы.

После 1989 г. стремление бывших коммунистических стран походить на Запад получало разные названия – «американизация», «европеизация», «демократизация», «либерализация», «расширение», «интеграция», «гармонизация», «глобализация» и так далее, но речь в любом случае шла о модернизации через имитацию и интеграцию через ассимиляцию. По мнению популистов из Центральной Европы, после краха коммунистических режимов либеральная демократия стала новой неизбежной догмой. Они постоянно жалуются, что подражание ценностям, подходам, институтам и практикам Запада превратилось в императив и обязанность. Упомянутый выше польский философ высмеивал образ мыслей своих соотечественников после 1989 г.: «Глубокая мудрость заключалась в том, чтобы копировать и имитировать. Чем больше мы копировали и имитировали, тем больше были довольны собой. Институты, образование, налоги, право, СМИ, язык – практически все вдруг оказалось несовершенной копией оригиналов, которые опережали нас на пути к прогрессу».

После 1989 г. асимметрия между морально передовыми и морально отстающими стала определяющим и болезненным аспектом отношений Востока и Запада.

После падения Берлинской стены повсеместная имитация Запада воспринималась как наиболее эффективный способ демократизации общества. Отчасти из-за моральной асимметрии эта самоуверенность сегодня стала предметом агрессивной критики со стороны популистов.

Сложности имитации

То, что имитация пронизывает все сферы общественной жизни, не подлежит сомнению. Известный социолог XIX века Габриель Тард в книге «Законы подражания» (“The Laws of Imitation”) даже утверждал, что общество – есть имитация». Он писал о «заразной имитации» как разновидности сомнамбулизма, когда люди повторяют действия друг друга спонтанно, без какой-либо стратегической цели или плана, как при копировании преступлений. В любом случае это происходит без давления или принуждения.

Критикуя имитационный императив как самую невыносимую черту либеральной гегемонии после 1989 г., популисты Центральной Европы имеют в виду нечто более провокационное с политической точки зрения. Всеобъемлющая имитация институтов предполагает, во-первых, признание морального превосходства имитируемых над имитаторами; во-вторых, политическую модель, победившую все жизнеспособные альтернативы; в-третьих, ожидание, что имитация будет безусловной, без адаптации к местным традициям, и в-четвертых, готовность к тому, что представители имитируемых (и поэтому обладающих превосходством) стран будут осуществлять надзор и на постоянной основе оценивать прогресс стран-имитаторов. Не погружаясь слишком глубоко в аналогии, можно сказать, что стиль имитации режима, возобладавший после 1989 г., напоминает советские выборы, когда избиратели под контролем партийных чиновников притворялись, что «выбирают» единственного кандидата.

Чтобы лучше понять, что оказалось на кону, стоит остановиться на нескольких различиях.

Например, есть полномасштабная имитация единственной ортодоксальной модели под надзором экспертов-иностранцев, а есть процесс обучения, когда страны извлекают пользу, перенимая опыт друг у друга. Первый вариант предполагает высокомерие и обиды, в то время как второй строится на эффекте демонстрации – увиденных успехах и провалах.

Кроме того, есть большая разница между имитацией средств и имитацией целей. Первое мы называем заимствованием, а не имитацией. Классическую формулировку этого различия предложил экономист и социолог Торстейн Веблен, который в статье для Journal of Race Development в 1915 г. писал, что японцы позаимствовали у Запада «промышленное искусство», но не его «духовные подходы, принципы поведения и нравственные ценности». Заимствование технических средств не влияет на идентичность, по крайней мере, на начальном этапе, в то время как имитация нравственных целей проникает глубже и может привести к более радикальным процессам трансформации, напоминающим «обращение». Строя общество после 1989 г., жители Центральной Европы стремились копировать образ жизни и нравственные подходы, которые видели на Западе. Китайцы, напротив, избрали путь, похожий на определение Веблена, – применение западных технологий для стимулирования экономического роста и повышения престижа Коммунистической партии, чтобы противостоять солированию Запада.

Имитация нравственных идеалов (в отличие от заимствования технологий) заставляет подражать тем, кем вы восхищаетесь, и одновременно перестать походить на себя, в то время как собственная уникальность и вера в свою группу лежат в основе борьбы за достоинство и признание. Господствующий культ инновации, креативности и оригинальности – фундамент либерального мира – означает, что даже для таких экономически успешных стран, как Польша, проект адаптации западной модели под надзором Запада воспринимается в качестве признания невозможности избавиться от вассального положения Центральной Европы перед иностранными инструкторами и инквизиторами.

Противоречивый запрос – быть одновременно и оригиналом, и копией – создает психологическое напряжение. Ощущение неуважения усугублялось иронией посткоммунистического продвижения демократии в контексте европейской интеграции. Чтобы соответствовать условиям членства в ЕС, якобы демократизируемые страны Центральной и Восточной Европы должны были проводить политику, предложенную невыборными чиновниками из Брюсселя и международными кредитными организациями. Полякам и венграм говорили, какие законы принимать и какую политику проводить, одновременно они должны были притворяться, что управляют страной сами. Выборы стали походить на «ловушку для дураков», как выразился бы Редьярд Киплинг. Избиратели регулярно голосовали против действующих лидеров, но политика, сформулированная в Брюсселе, существенно не менялась.

Крах коммунизма обусловил психологически проблематичную и даже травматичную трансформацию отношений Востока и Запада, потому что по разным причинам возникло ожидание, что страны, ушедшие от коммунизма, должны имитировать не средства, а цели. Политические лидеры Востока, начавшие импорт западных моделей, по сути, хотели, чтобы их соотечественники воспринимали цели и адаптировали модели целиком, а не частично. Главная жалоба, подпитывающая антилиберальную политику в регионе, заключается в том, что демократизация коммунистических государств была направлена на культурное преобразование вместо переноса нескольких иностранных элементов на традиционную почву, а это ставило под угрозу национальную идентичность.

Следует отметить, что попытки слабых имитировать сильных и успешных – отнюдь не новость в истории наций и государств. Но такая имитация обычно походила на простое попугайничанье, а не истинное преобразование. Франция Людовика XIV как доминирующая европейская держава XVII века вдохновляла многих имитаторов. Политолог Кеннет Джоуитт в своей статье «Коммунизм, демократия и гольф» (“Communism, Democracy, and Golf”) для Hoover Digest отмечал: копии Версаля были построены в Германии, Польше и России. Французским манерам подражали, а французский стал языком элиты. В XIX веке объектом поверхностного копирования оказался британский парламент, а после Второй мировой войны целый ряд сталинистских режимов был создан в Восточной Европе, от Албании до Литвы, с одинаково уродливой сталинской архитектурой – политической и физической. Одна из причин, почему косметическая имитация получила широкое распространение в политической жизни, – она позволяет слабым казаться сильнее, чем те есть на самом деле, а это полезная форма мимикрии во враждебной среде. Кроме того, имитаторы становятся безопасными для тех, кто в ином случае стал бы вредить им или пытаться маргинализировать. В мире после холодной войны изучение английского, чтение «Записок Федералиста» костюмы от Армани, выборы и любимый пример Джоуитта – гольф – позволили незападным элитам не только создать комфортную атмосферу для влиятельных западных партнеров, но и предлагать им экономическое, политическое и военное сотрудничество. Мимикрия под сильного позволяет слабому государству воспользоваться огромным весом и престижем настоящего «Версаля», но для этого необязательно становиться источником национального унижения или серьезной угрозой идентичности.

Говоря о непредвиденных последствиях однополярной эпохи имитации и называя имитационный императив после 1989 г. основной причиной превращения либеральной мечты в либеральный кошмар, мы имеем в виду схемы поведения и имитационную интоксикацию, которые социально и психологически более сложны и опасны, чем простое эпигонство. Речь идет о комплексном политическом поведении, которое – отчасти потому, что это происходило по команде Запада и под его надзором – вызывает чувство стыда и обиды, а также страх культурного стирания.

В Центральной и Восточной Европе многие влиятельные политические лидеры сразу после 1989 г. приветствовали копирование Запада как кратчайший путь реформ. Имитация обосновывалась «возвращением в Европу», что означало обретение своего места в естественном ареале обитания. В Москве ситуация была иной. Коммунизм никогда не воспринимался там как продукт иностранного доминирования, поэтому имитация Запада не могла считаться воссозданием национальной идентичности.

Как бы их ни воспринимали изначально, в итоге западные модели утратили привлекательность в глазах даже самых перспективных имитаторов. Либерально-демократические реформы стали казаться все менее приемлемыми по разным причинам. Западные советники, пусть и с самыми благими намерениями, не могли скрыть превосходства модели над копией. Более того, иностранные промоутеры политических реформ на Востоке продолжали продвигать идеальный имидж «реальной» либеральной демократии, хотя признаки ее внутренней дисфункции уже невозможно было игнорировать. В этом контексте глобальный финансовый кризис 2008 г. нанес завершающий удар по доброму имени либерализма.

Французский философ Рене Жирар в трудах разных лет многословно доказывал, что историки и социологи игнорируют центральную роль имитации в жизни человека, что ошибочно и даже опасно. Он посвятил свою карьеру исследованию того, как подражание вызывает психологические травмы и социальные конфликты. В сочинении «Ложь романтизма и правда романа» (“Deceit, Desire and the Novel: Self and Other in Literary Structure”) Жирар писал, что обычно это происходит, когда модель становится препятствием для самооценки и самореализации имитатора. Чаще всего недовольство и конфликт вызывает имитация желаний. Мы делаем вид, что заимствуем не только средства, но и цели, не только технические инструменты, но и задачи, ориентиры и образ жизни. С нашей точки зрения, это самая стрессоопасная и вредная форма имитации, которая в значительной степени способствовала нынешней волне антилиберальных протестов.

По мнению Жирара, люди хотят чего-то не потому, что это само по себе привлекательно, а потому, что этого хочет кто-то другой. Гипотезу можно проверить, понаблюдав за двумя маленькими детьми в комнате с игрушками: более всего желанна игрушка в руках другого ребенка. Копирование целей других, полагает Жирар, естественным образом связано с соперничеством, тщеславием и угрозой личной идентичности. Чем больше имитаторы верят в то, что имитируют, тем меньше они верят в себя. Искомая модель неизбежно становится соперником и угрозой самоуважению. Это особенно справедливо, если вы собираетесь брать за образец не Иисуса Христа, а своего соседа с Запада.

Но стоит напомнить, что подражание нередко происходит не от восхищения, а от безжалостного соперничества. Сын хочет быть похожим на отца, но тот подсознательно внушает ребенку, что его амбиции недостижимы, и последний начинает ненавидеть родителя, отмечает Жирар в книге «Насилие и священное» (“Violence and the Sacred”). Эта схема не так уж далека от того, что мы наблюдаем в Центральной и Восточной Европе, где, как говорят популисты, из-за навязанного Западом имитационного императива стало казаться, что страны обречены отбросить священное прошлое и перенять новую либерально-демократическую идентичность, которая, если говорить честно, никогда не станет полностью своей. Стыд за переформатирование своих преференций, чтобы встроиться в чужую иерархию ценностей, делать это ради свободы и чувствовать презрительные взгляды из-за неадекватности попыток – именно эти эмоции спровоцировали антилиберальные протесты, начавшиеся в посткоммунистической Европе, прежде всего в Венгрии, и теперь распространившиеся по всему миру.

Взгляды Жирара на причинно-следственные связи между имитацией и недовольством, хотя и основанные исключительно на анализе литературных текстов, помогают понять антилиберальные протесты в посткоммунистическом мире. Обратив внимание на конфликтную природу имитации, он позволяет нам увидеть демократизацию после коммунизма в новом свете. Его теория предполагает, что проблемы, с которыми столкнулись сегодня, связаны не с естественным возвратом к плохим привычкам, а с отторжением имитационного императива, навязанного после падения Берлинской стены. Фукуяма был уверен, что наступившая эпоха будет бесконечно скучной, Жирар оказался более прозорлив, отметив ее потенциал для взрывоопасного переворота.

Цветы недовольства

Истоки нынешнего антилиберального мятежа лежат в трех параллельных, взаимосвязанных и подпитываемых недовольством реакциях на канонический статус западных политических моделей после 1989 года. Этот тезис мы хотели бы всесторонне изучить и защитить, осознавая его однобокость, незавершенность и эмпирическую уязвимость. Наша цель не в том, чтобы представить полномасштабный анализ причин и следствий современного антилиберализма. Мы хотим подчеркнуть и проиллюстрировать тот аспект истории, который ранее не привлекал должного внимания. Чтобы провести сравнительный анализ непредвиденного глобального появления реакционного национализма и авторитаризма, мы опирались на гибко сформулированную и отчасти спекулятивную, но, надеемся, понятную и показательную концепцию политической имитации.

Мы начнем с исследования нетолерантного коммунитаризма популистов Центральной Европы, прежде всего Виктора Орбана и Ярослава Качиньского, чтобы попытаться объяснить, как значительная часть электората в странах, где либеральная элита еще недавно приветствовала заимствование западных моделей в качестве кратчайшего пути к процветанию и свободе, вдруг стала считать копирование дорогой к гибели. Мы рассмотрим, как антизападная контрэлита, преимущественно провинциального происхождения, начала формироваться в регионе и завоевывать поддержку общества, особенно за пределами мегаполисов, монополизируя символы национальной идентичности, которые игнорировались или обесценивались в период «гармонизации» со стандартами и нормами ЕС. Мы хотим показать, как процесс депопуляции в Центральной и Восточной Европе, последовавший за падением Берлинской стены, помог популистской контрэлите захватить воображение граждан, критикуя универсализм прав человека и либерализм с открытыми границами, выражающие, по её версии, безразличие Запада к национальным традициям и наследию их стран.

Мы не собираемся доказывать, что популисты Центральной Европы – безвинные жертвы Запада или что в противодействии имитационному императиву и заключается их повестка, а антилиберализм – единственная возможная реакция на кризис 2008-го и другие кризисы на Западе. И мы не забываем о героической борьбе против нелиберального популизма, которая идет в регионе. Мы утверждаем, что политический подъем популизма нельзя объяснить, не принимая во внимание широко распространившееся недовольство тем, что безальтернативный советский коммунизм сменился безальтернативным западным либерализмом.

Затем мы рассмотрим чувство обиды, испытываемое Россией на фоне очередного раунда императивной вестернизации. Для Кремля распад СССР означал, что Москва утратила статус сверхдержавы, а следовательно, и глобальный паритет с Америкой. Россия практически в один день превратилась из равного соперника в государство на грани краха, была вынуждена просить помощи и демонстрировать благодарность за советы доброжелательным, но плохо подготовленным американским консультантам. Для России имитация никогда не была синонимом интеграции. В отличие от Центральной и Восточной Европы, она не рассматривалась всерьез как кандидат в НАТО или Евросоюз. Это слишком крупная страна, обладающая чрезмерно большим ядерным арсеналом и чувством собственного «исторического величия», чтобы стать младшим партнером в альянсе с Западом.

Первой реакцией Кремля на доминирование либерализма была некая форма притворства, которую слабая жертва обычно использует, чтобы избежать атаки опасных хищников. Российская политическая элита сразу после распада СССР отнюдь не была единой. Но большинство считало естественным изображать демократию, потому что почти два десятилетия до 1991 г. они так же естественно изображали коммунизм. Российские либеральные реформаторы, в том числе Егор Гайдар, искренне восхищались демократией, но были убеждены, что, учитывая масштабы страны и авторитарные традиции, формировавшие общество на протяжении столетий, создать рыночную экономику и правительство, подчиняющееся воле народа, невозможно. Имитация демократии в России в 1990-е гг. не предполагала реальных, трудных преобразований. Это был только фасад, потемкинская деревня, с виду напоминающая демократию. Маскарад оказался эффективен: в переходный период он позволил ослабить давление Запада, который требовал утопических политических реформ, способных поставить под угрозу травматичный процесс экономической приватизации.

К 2011–2012 гг. демократический фарс себя изжил. Российское руководство переключилось на подпитываемую чувством обиды политику агрессивной пародии – стиль имитации, который открыто враждебен и намеренно провокационен. Термин «обучение посредством наблюдения» не совсем подходит для анализа внешней политики с целью ее последующей имитации. Мы бы назвали это зеркальным отражением. Устав от жестких, но бессмысленных требований подражать идеализированному образу Запада, Кремль решил имитировать наиболее одиозные варианты поведения американского гегемона, чтобы, будто в зеркале, показать западным «миссионерам», как они на самом деле выглядят, если убрать самовлюбленность и претенциозность. С помощью зеркального отражения бывшие имитаторы берут реванш над моделями, демонстрируя их неприглядные изъяны и раздражающее лицемерие. Следует отметить, что стремление сбросить маски часто становится самоцелью, которая достигается огромной ценой и без расчета на дополнительные выгоды.

Российское вмешательство в американские президентские выборы в 2016 г., если брать самый яркий пример подобного намеренно ироничного зеркального отражения, его организаторы и исполнители воспринимали как попытку копировать недозволенное вторжение Запада во внутреннюю жизнь России. Цель избрать дружественного России кандидата не ставилась, главное – показать американцам, как выглядит иностранное вмешательство во внутреннюю политику. Помимо педагогической зеркальное отражение должно было выполнить еще одну задачу: показать хрупкость и уязвимость надменных демократических режимов.

Иными словами, в 1990-е гг. Кремль изображал ответственность политиков перед гражданами. Сегодня он потерял интерес к демократическим спектаклям. Вместо того, чтобы копировать внутреннюю политическую систему США, Владимир Путин и его окружение решили воспроизвести незаконное вторжение американцев во внутренние дела других стран. Можно сказать, что Кремль держит в руках зеркало, в котором Америка может увидеть собственную склонность нарушать международные правила, хотя притворяется, что уважает их. Это делается снисходительно, чтобы высмеять американцев и поставить их на место.

Недовольство американизацией – мощное (хотя и не единственное) объяснение антилиберализма в Центральной Европе и агрессивной внешней политики России. А как насчет Соединенных Штатов? Почему так много американцев поддерживают президента, который открыто возмущается американизацией мира? Почему Трамп хочет, чтобы США не только перестали быть моделью для других стран, но и сами имитировали бы Венгрию Орбана и Россию Путина?

Трамп получил поддержку населения и бизнеса, заявив, что США больше всех проиграли от американизации мира. Признание обществом этого отклонения от хвастливого мейнстрима американской политической культуры требует объяснения. Граждане России и стран Центральной Европы отвергают имитацию, потому что это плохо для имитаторов и хорошо только для имитируемых. Поэтому, на первый взгляд, странно, что некоторые американцы готовы отказаться от имитации, так как она плоха для имитируемых и хороша только для имитаторов. Недовольство Трампа миром, где множество стран стремятся подражать Америке, кажется ненормальным, пока мы не поймем, что для его американских сторонников имитаторы – угроза, потому что они пытаются заменить имитируемую модель. Страх быть вытесненным и обойденным в итоге сфокусировался на иммигрантах и Китае.

Имидж Америки как жертвы своих поклонников и имитаторов не воспринимался всерьез бизнесом и обществом, когда Трамп впервые заговорил об этом в 1980-е годы. Почему же и те, и другие прислушались к нему в 2010-е? Ответ обусловлен проблемами белых американцев среднего и рабочего класса, а также превращением Китая в более опасного экономического конкурента, чем Германия и Япония. Белые избиратели считают, что Китай уже лишает американцев работы, а бизнес – что Китай крадет американские технологии. В результате эксцентричный посыл Трампа об Америке как жертве стал казаться правдоподобным, хотя он радикально отличается от традиционного самовосприятия страны.

Этот пример показывает, что не только подражатели, но и сама модель может оказаться недовольна политикой эпигонства, а лидер державы, построившей либеральный миропорядок, может приложить максимум усилий, чтобы все это прекратить.

Китай – естественный финал нашей аргументации, потому что появление на международной арене напористого Пекина, готового бросить вызов гегемонии Вашингтона, сигнализирует завершение эпохи имитации, как мы ее понимаем. В своем прошении об отставке в декабре 2018 г. министр обороны Джеймс Мэттис написал, что китайские руководители хотят сформировать мир в соответствии со своей авторитарной моделью. Он не имел в виду, что они собираются убеждать или принуждать другие страны перенимать азиатские ценности или привносить китайские черты в политическую или экономическую систему. Китай стремится к влиянию и уважению, но не к обращению мира в веру Си Цзиньпина. Он хочет «получить право вето в решениях, касающихся экономики, внешней политики и безопасности других стран, чтобы продвигать собственные интересы за счет соседей, Америки и наших союзников».

Грядущее противостояние Америки и Китая изменит мир, но оно будет касаться торговли, ресурсов, технологии, сфер влияния и способности формировать благоприятную атмосферу в соответствии с очень разными национальными интересами и идеалами двух стран. Речь не идет о конфликте соперничающих универсалистских представлений о будущем человечества, когда каждый старается привлечь союзников на свою сторону с помощью идеологического обращения или революционной смены режима. В современной международной системе голая асимметрия силы уже начала вытеснять предполагаемую моральную асимметрию. Поэтому соперничество Китая и Соединенных Штатов нельзя назвать новой холодной войной. Альянсы распадаются и вновь создаются, как в калейдоскопе, вместо длительного идеологического партнерства страны предпочитают краткие союзы по расчету. Последствия невозможно предсказать, но 40-летний конфликт между США и СССР точно не повторится.

Впечатляющий подъем Китая позволяет предположить, что крах коммунистической идеи в 1989 г. не был односторонней победой либерализма. Напротив – однополярный порядок стал миром, менее дружественным для либерализма, чем можно было предположить тогда. Возможно, 1989 г., уничтожив противостояние времен холодной войны между двумя универсалистскими идеологиями, нанес фатальный ущерб проекту Просвещения в его либеральной и коммунистической инкарнациях. Венгерский философ Гашпар Миклош Тамаш в своей работе «Ясность, в которую вмешались» (“A Clarity Interfered With”) пошел еще дальше, утверждая, что и либеральная, и социалистическая утопии потерпели поражение в 1989 г., ознаменовавшем конец проекта Просвещения. Мы не такие пессимисты. В конце концов еще могут появиться американские и европейские лидеры, способные преодолеть упадок Запада. Можно найти путь либерального восстановления как на знакомых, так и на совершенно новых основах и следовать по нему. Сейчас вероятность подобного восстановления очень мала. Тем не менее антилиберальные режимы и движения, которые мы здесь обсуждаем, ввиду отсутствия широкого идеологического видения, могут оказаться эфемерными и исторически малозначимыми. История, как известно, это вторжение неизведанного. Но что бы ни готовило нам будущее, для начала нужно постараться понять, к чему мы пришли сегодня.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 августа 2019 > № 3138481 Иван Крастев, Стивен Холмс

Политика достоинства и судьба либерального порядка

Феномен ресентимента после «конца истории»

Фрэнсис Фукуяма – профессор Стэнфордского университета.

Резюме Если мы хотим верно интерпретировать действия реальных людей в современном мире, то должны расширить понимание человеческой мотивации за пределы простой экономической модели, доминирующей в нынешнем дискурсе. Человеческая психология сложнее, чем предполагает эта бесхитростная экономическая модель.

Эта статья представляет собой отрывок из книги «Идентичность. Стремление к признанию и политика неприятия», русский перевод которой только что вышел в издательстве «Альпина Паблишер». Журнал искренне благодарит издателя за право опубликовать данный материал.

В середине второго десятилетия XXI века мировая политика изменилась коренным образом. С начала 1970-х до середины 2000-х гг. в результате процессов, названных Сэмюэлом Хантингтоном «третьей волной» демократизации, число стран, которые можно отнести к электоральным демократиям, увеличилось приблизительно с 35 до 110. В этот период либеральная демократия стала для большей части мира стандартной формой правления – если не на практике, то по крайней мере потенциально.

Параллельно с кардинальным изменением политических институтов росла экономическая взаимозависимость между странами – то, что мы называем глобализацией. Основу ее составили такие либеральные экономические структуры, как Генеральное соглашение по тарифам и торговле и пришедшая ему на смену Всемирная торговая организация. Их дополнили региональные торговые институции, такие как Европейский союз и Североамериканское соглашение о свободной торговле. В тот период темпы роста международной торговли и инвестиций опережали темпы роста мирового ВВП и считались основной движущей силой процветания. С 1970 по 2008 гг. мировое производство товаров и услуг увеличилось в четыре раза, рост шел практически во всех регионах мира, а число людей, живущих в условиях крайней нищеты в развивающихся странах, сократилось с 42% от общей численности населения в 1993 г. до 17% в 2011 году. Доля детей, не доживавших до пяти лет, упала с 22% в 1960 г. до менее 5% к 2016 году.

Однако либеральный мировой порядок не стал благом для всех. Во многих странах мира и особенно в государствах с развитой демократией резко выросло неравенство. Преимущества, которые обеспечивал экономический рост, главным образом доставались элите, принадлежность к которой определял прежде всего уровень образования. Увеличение объема товаров и денег, а также массовые переезды, связанные с экономическим ростом, вызвали деструктивные социальные изменения. Деревенские жители развивающихся стран, ранее не имевшие доступа к электричеству, вдруг оказались в крупных городах, перед экранами телевизоров или в интернете, подключаясь к Всемирной сети через вездесущие мобильные телефоны. Рынки труда адаптировались к новым условиям – десятки миллионов людей пересекали границы в поисках лучшей доли для себя и своих семей или просто из-за невыносимых условий жизни в собственной стране. Огромный средний класс, сформировавшийся в Китае, Индии и других странах, вытеснял с привычных рабочих мест представителей среднего класса развитых государств. Производства неуклонно перемещались из Европы и Соединенных Штатов в Восточную Азию и другие регионы с низкими трудозатратами. Женщины выдавливали мужчин из экономики, где сфера услуг уверенно доминировала над остальными отраслями, а низкоквалифицированных работников заменяли «умные» машины.

Начиная с середины 2000-х гг. движение ко все более открытому и либеральному миропорядку замедлилось, а затем обратилось вспять. Эта смена курса совпала с двумя финансовыми кризисами, первый из которых начался на американском рынке субстандартных ипотечных кредитов в 2008 г. и привел к Великой рецессии, а второй – угрожавший евро и всему Европейскому союзу – был спровоцирован банкротством Греции. В обоих случаях политика элит привела к резким спадам, высокому уровню безработицы и снижению доходов миллионов обычных людей во всем мире. Поскольку Соединенные Штаты и ЕС были лидерами и образцами для либерального мира, эти кризисы нанесли ущерб репутации либеральной демократии в целом.

Исследователь демократии Ларри Даймонд назвал посткризисные годы, когда практически во всех регионах мира общее число демократий уменьшилось по сравнению с пиковыми значениями, периодом «демократической рецессии». Ряд авторитарных стран – прежде всего Китай и Россия – стали гораздо более уверенными и напористыми. Китай начал пропагандировать «китайскую модель» – откровенно недемократический путь к развитию и благосостоянию. Россия же открыто противопоставила себя «либеральному декадансу» Европейского союза и Соединенных Штатов. Некоторые государства – Венгрия, Турция, Таиланд и Польша, – казавшиеся успешными либеральными демократиями в 1990-е гг., откатились назад, к более авторитарному правлению. «Арабская весна» 2011 г., разрушив диктатуры на Ближнем Востоке, вдребезги разбила надежды на торжество демократии в этом регионе, когда Ливия, Йемен, Ирак и Сирия погрязли в гражданских войнах. Американское вторжение в Афганистан и Ирак не остановило волну терроризма, воплотившуюся в терактах 11 сентября. Скорее, она мутировала в «Исламское государство» (запрещено в России. – Ред.), ставшее путеводной звездой для непримиримых антилиберальных воинствующих исламистов во всем мире. Живучесть ИГИЛ – столь же примечательная примета времени, как и готовность многих молодых мусульман оставить сравнительно безопасную жизнь в других регионах Ближнего Востока и Европы ради того, чтобы отправиться в Сирию и сражаться в рядах исламских фундаменталистов.

Еще более удивительными и, возможно, более значимыми были два неожиданных исхода общенациональных голосований в 2016 г.: на референдуме в Великобритании за выход из Европейского союза и избрание Дональда Трампа президентом Соединенных Штатов. В обоих случаях сказалась тревога избирателей, вызванная экономическими проблемами, затронувшими в основном рабочий класс, который столкнулся с потерей рабочих мест и последствиями деиндустриализации. Не менее важными оказались антииммигрантские настроения, подпитываемые непрекращающимся притоком иммигрантов: сложилось устойчивое представление о том, что пришельцы лишают местное население работы и разрушают устои национальной культуры. Антииммигрантские партии и партии евроскептиков набирают силу во многих развитых странах: в первых рядах – «Национальный фронт – Национальное объединение» во Франции, Партия свободы в Нидерландах, «Альтернатива для Германии» и Австрийская партия свободы. Вся Европа охвачена страхом перед исламистским терроризмом и сварами по поводу запретов на выражение мусульманской идентичности – ношения паранджи, никаба или буркини.

Основой политики ХХ века было противостояние левых и правых, разворачивавшееся вокруг экономических вопросов: левые выступали за большее равенство, а правые требовали большей свободы. Прогрессистские политические силы отстаивали интересы трудящихся, защищали профсоюзы, формируя социал-демократические партии, требовавшие более качественной социальной защиты и более справедливого – с их точки зрения – распределения экономических благ. Правые, наоборот, выступали за снижение участия правительства в экономике и за права частного сектора. Во втором десятилетии XXI в. на место этого противостояния, как представляется, выходит конфликт, связанный с определением идентичности. Левых гораздо меньше занимают вопросы общего экономического неравенства – теперь они, скорее, заняты защитой прав широкого круга групп, считающихся маргинализованными: чернокожих, иммигрантов, женщин, латиноамериканцев, ЛГБТ-сообществ, беженцев и тому подобных. А правые между тем переосмысливают себя как патриотов, которые стремятся защитить традиционную национальную идентичность, зачастую прямо связанную с расовой, этнической или религиозной принадлежностью.

Традиционно, по крайней мере начиная с Маркса, политическая мысль определяла политическую борьбу как воплощение экономических противоречий – по сути, конфликт за кусок пирога. Этот конфликт и вправду стал частью истории 2010-х гг., когда глобализация обделила множество людей плодами общемирового экономического роста. С 2000 по 2016 гг. реальные доходы выросли лишь у половины американцев; часть совокупного национального производства, приходившаяся на долю 1% населения США, выросла с 9% от ВВП в 1974 г. до 24% в 2008 году.

Но какими бы важными ни были материальные интересы, люди руководствуются и другими мотивами. И эти мотивы лучше объясняют нынешний хаос. То, с чем мы столкнулись сегодня, можно назвать политикой ресентимента. Известно множество примеров, когда тот или иной политический лидер мобилизовал последователей, эксплуатируя их групповые обиды, чувство унижения или подозрение, что ими пренебрегают или недооценивают. Комплекс этих ощущений, называемый ресентиментом, требует публичного восстановления попранного достоинства такой группы. Эмоциональное воздействие, которое способна оказать на общество униженная группа, добивающаяся восстановления чести и достоинства, может быть гораздо сильнее влияния людей, просто преследующих экономическую выгоду.

На этом играет президент России Владимир Путин, говоря о трагедии распада Советского Союза и о том, как Европа и Соединенные Штаты воспользовались слабостью России в 1990-е гг., чтобы расширить НАТО на Восток, до ее границ. Ему претит чувство морального превосходства, которое демонстрируют западные политики. Он хочет, чтобы к России относились не как к слабому региональному игроку (как некогда обронил президент Обама), а как к великой державе. В 2017 г. венгерский премьер Виктор Орбан заявил, что его возвращение во власть в 2010 г. ознаменовало момент, когда «мы, венгры, тоже решили, что хотим вернуть нашу страну, хотим вернуть себе самоуважение и вернуть свое будущее». Правительство Си Цзиньпина пространно описывает «сто лет унижения» Китая и то, как Соединенные Штаты, Япония и другие страны пытались помешать Китаю обрести статус великой державы, который принадлежал ему тысячелетиями. По воспоминаниям матери основателя «Аль-Каиды» (запрещена в России. – Ред.) Усамы бен Ладена, в четырнадцать лет тот зациклился на событиях в Палестине, «в слезах смотрел телевизор в родительском доме в Саудовской Аравии». Позже гнев Усамы за унижение мусульман эхом отозвался в стремлении его молодых единоверцев сражаться в Сирии во имя ислама, который, по их мнению, подвергался поруганию и угнетению во всем мире. Они надеялись воссоздать в «Исламском государстве» славу ранней исламской цивилизации.

Ресентимент в демократических странах оказался не менее мощной силой. После громких историй об убийствах полицией афроамериканцев в Фергюсоне (штат Миссури), Балтиморе, Нью-Йорке и других городах в США возникло движение «Жизни чернокожих тоже важны» («Black Lives Matter»). Его активисты стремились заставить окружающий мир обратить внимание на страдания жертв полицейского насилия, представлявшегося уже обыденным. Сексуальное насилие и сексуальные домогательства в университетских кампусах и офисах по всей стране стали доказательством того, что мужчины не готовы всерьез воспринимать женщин как равных. В центр общественного внимания внезапно попали трансгендеры, отношение к которым прежде не считалось особым видом дискриминации. И многие из тех, кто голосовал за Дональда Трампа, надеясь «вернуть Америке былое величие», помнили прежние – лучшие – времена, когда их положение в собственных сообществах было более надежным. Настроения путинских сторонников в чем-то схожи с раздражением избирателей из сельских районов США. Негодование первых по поводу высокомерия и презрения западных элит по отношению к России тождественно возмущению вторых безразличием городских элит обоих побережий США и их медиасоюзников к проблемам американской глубинки.

Адепты политики ресентимента признаю´т друг друга. Взаимная приязнь Владимира Путина и Дональда Трампа основана не только на сходстве характеров, она коренится в общем для них национализме. Виктор Орбан объяснил: «Некоторые теории описывают происходящие нынче в западном мире изменения и появление на сцене американского президента [Трампа] как борьбу на мировой политической арене между транснациональной, так называемой “глобальной”, элитой и патриотической национальной элитой», одним из ярких представителей которой он и является.

Во всех случаях группа – будь то великая держава, такая как Россия или Китай, или избиратели в США или Великобритании – считает, что обладает идентичностью, которая не получает адекватного признания со стороны внешнего мира, когда речь идет о нации, или со стороны других членов своего общества. Такие идентичности могут быть – и остаются – невероятно разнообразными в зависимости от принадлежности к той или иной нации или государству, тем или иным религиозным убеждениям, в зависимости от этнической принадлежности, сексуальной ориентации или пола. Все они являются проявлениями общего феномена – политики идентичности.

Термины идентичность и политика идентичности имеют сравнительно недавнее происхождение. Первый из них популяризовал психолог Эрик Эриксон в 1950-е гг., а второй получил распространение в культурной политике 1980-х и 1990-х годов. Понятие «идентичность» сегодня трактуется очень широко и разнообразно: в одних случаях она имеет отношение только к социальным категориям или ролям, в других – к фундаментальной личной информации (как в ситуации «кражи личности/идентичности»). В таком контексте идентичности существовали всегда.

Я использую термин «идентичность» в том смысле, который поможет понять, почему она так важна для современной политики. Идентичность вырастает прежде всего из различия между истинным внутренним «я» и внешним миром социальных правил и норм, которые не признают и не уважают ценность или достоинство этого внутреннего «я». На протяжении всей истории человечества личности вступали в противоречие со своими обществами. Но только ныне сложилось мнение, что истинное внутреннее «я» имеет естественную, природную ценность, а внешнее общество систематически ошибается и несправедливо его оценивает. Менять необходимо не внутреннее «я», подчиняя его правилам общества, но само общество.

Внутреннее «я» является основой человеческого достоинства, но природа этого достоинства непостоянна, с течением времени она менялась. Во многих ранних культурах достоинством наделялись лишь немногие, часто – воины, готовые рисковать жизнью в бою. В других обществах достоинство является универсальным атрибутом, основанным на внутренней ценности людей, обладающих «агентивностью» – свободой воли и самостоятельностью. В иных случаях достоинство человека обусловлено его принадлежностью к большой группе людей, объединенных общей памятью и опытом.

Внутреннее чувство собственного достоинства требует признания. Осознания собственной ценности недостаточно, если окружающие не признают ее публично или, что еще хуже, если они унижают «меня» или игнорируют «мое» существование. Самоуважение возникает в результате уважения других. Поскольку стремление к признанию заложено в природе человека, сегодня чувство идентичности быстро превращается в политику идентичности, в рамках которой люди требуют общественного признания своей ценности. Таким образом, существенную часть политических конфликтов современного мира – от демократических революций до новых социальных движений, от национализма и исламизма до политических столкновений в университетских кампусах современной Америки – можно свести к проявлениям политики идентичности. Гегель, заметим, утверждал, что борьба за признание является главной движущей силой человеческой истории, ключом для понимания зарождения современного мира.

И если экономическое неравенство, возникшее в последние пятьдесят с лишним лет глобализации, является главным фактором, объясняющим современную политику, то экономические претензии становятся гораздо более острыми, когда связаны с чувством унижения и неуважения. Действительно, многое из того, что мы понимаем под экономической мотивацией, фактически отражает не просто желание обладать богатствами и ресурсами, а отношение к деньгам как к признаку статуса и престижа; считается, что за деньги можно купить уважение. Современная экономическая теория строится на предположениях о том, что люди являются рациональными индивидами, что все они хотят извлечь наивысшую для себя «пользу», то есть повысить материальное благополучие, и что политика – просто продолжение этого поведения, направленного на получение наибольшей выгоды.

Однако, если мы хотим верно интерпретировать действия реальных людей в современном мире, мы должны расширить понимание человеческой мотивации за пределы этой простой экономической модели, доминирующей в нынешнем дискурсе. Никто не оспаривает, что люди способны к рациональному поведению или что они движимы своекорыстными устремлениями к обладанию все бóльшими богатствами и ресурсами. Но человеческая психология гораздо сложнее, чем предполагает эта бесхитростная экономическая модель. Прежде чем мы сможем анализировать современную политику идентичности, нам необходимо сделать шаг назад и выработать более глубокое и совершенное понимание мотивации и поведения человека. Иными словами, нам нужна более качественная теория человеческой души.

США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 28 августа 2019 > № 3138480 Фрэнсис Фукуяма

Возвращение Судного дня

Новая гонка ядерных вооружений: как Вашингтон и Москва могут ее остановить

Эрнест Мониц – сопредседатель и исполнительный директор Инициативы по сокращению ядерной угрозы, профессор физики и инженерных систем в Массачусетском технологическом институте, министр энергетики США с 2013 по 2017 год.

Сэм Нанн – сопредседатель Инициативы по сокращению ядерной угрозы, экс-сенатор от штата Джорджия, председатель сенатского комитета по вооруженным силам с 1987 по 1995 год.

Резюме Перефразируя Джона Кеннеди, надо сказать: человечество не для того тысячелетиями преодолевало тяготы и испытания, чтобы попросту капитулировать, отказавшись от всего, даже собственного существования. Наблюдая, как рассыпается здание стратегической стабильности, Вашингтон и Москва ошибочно считают, будто время на их стороне.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 5, 2019 год. © Council on Foreign Relations, Inc.

2020 год. Российские военные проводят масштабные учения в Калининграде, своем эксклаве на Балтике, граничащем с Литвой и Польшей – членами НАТО. Самолет-разведчик альянса случайно вторгается в воздушное пространство России, и его сбивают ракетой «земля – воздух». НАТО направляет в регион ВВС и военные корабли. Стороны предупреждают, что рассматривают применение ядерного оружия, если под угрозой окажутся их жизненно важные интересы.

После вторжения в Крым, роста напряженности на Ближнем Востоке, краха режима контроля над вооружениями и размещения новых видов ядерного оружия НАТО и Россия готовы к конфликту. В Вашингтоне, где в разгаре президентская кампания, кандидаты соревнуются в демонстрации жесткой позиции в отношении России. В Москве знают, что антиамериканизм себя оправдывает, поэтому российское руководство ужесточает риторику против Вашингтона.

Когда стороны находятся в боевой готовности, на российскую систему раннего оповещения предпринимается кибератака неизвестного происхождения, имитирующая авиаудар НАТО по базам в Калининграде. На подтверждение атаки дается несколько минут, при этом между НАТО и Россией нет диалога по разрешению кризиса, потому Москва решает, что должна ответить сразу, и запускает обычные крылатые ракеты с калининградских баз по аэродромам НАТО. Альянс отвечает немедленно – авиаударами по Калининграду. Видя приближение сил НАТО и опасаясь наземного вторжения, Москва приходит к выводу: для деэскалации нужна эскалация. Надеясь добиться паузы в конфликте и начать переговоры на своих условиях, она наносит ядерный удар малой мощности по ядерным бункерам на аэродроме НАТО. Но расчет на деэскалацию оказывается ошибочным, и происходит обмен ядерными ударами.

Такое гипотетическое развитие событий похоже на сценарии катастроф, которые, казалось, ушли в прошлое вместе с холодной войной. Но сегодня они вновь актуальны. Все ключевые элементы уже на местах, не хватает только искры, чтобы поджечь фитиль.

Несмотря на десятилетия сокращения арсеналов, у Соединенных Штатов и России по-прежнему более чем 90% мирового ядерного оружия – свыше восьми тысяч боеголовок. Этого достаточно, чтобы уничтожить друг друга и весь мир, и не один раз. Долгое время стороны старались управлять угрозой, которую представляют эти арсеналы. Но в последние годы геополитическая напряженность подорвала «стратегическую стабильность» – процессы, механизмы и соглашения, облегчающие стратегические отношения в мирное время и позволяющие избежать ядерного конфликта, а также размещать войска так, чтобы минимизировать вероятность нанесения первого удара. Контроль над вооружениями умирает, каналы связи закрыты, в то время как ядерные арсеналы времен холодной войны сохранились и к ним добавились новые угрозы в киберпространстве и опасные новшества в военных технологиях (например, гиперзвуковое оружие, скорость которого в пять раз превышает скорость звука).

США и Россия пребывают в состоянии стратегической нестабильности: случайность или сбой могут привести к катаклизму. Со времен Карибского кризиса 1962 г. риск конфронтации с применением ядерного оружия не был так высок, как сегодня. Но в отличие от времен холодной войны обе стороны намеренно закрывают глаза на опасность.

Вашингтон и Москва вместе несут ответственность за предотвращение ядерной катастрофы, даже в периоды взаимного недоверия и внутренних разногласий в Соединенных Штатах. Президенты США и России должны начать с создания условий для диалога между своими правительствами, преодоления разногласий и сотрудничества – особенно сейчас, когда дело касается общей экзистенциальной угрозы ядерной войны. Возродить и заново выстроить стратегическую стабильность не так просто, это длительный процесс, но американским лидерам с разных сторон политического спектра следует включить этот пункт в список приоритетов и приняться за работу – снять непосредственную угрозу конфронтации. Риск ядерной эскалации слишком высок, чтобы ждать.

Ракеты и недоверие

Последние двадцать лет столкновение национальных интересов, политика безопасности с нулевой суммой в Европе и вокруг нее провоцировали напряженность и недоверие между Россией и Западом. Трения из-за Балкан и война в Косово в 1990-е гг. стали первым сигналом конфликтных отношений в постсоветскую эпоху. Процесс расширения НАТО, начавшийся в 1997 г., усугубил напряжение. После того как Владимир Путин и Джордж Буш – младший пришли к власти (в 2000 и 2001 гг. соответственно), разногласия из-за противоракетной обороны и войны в Ираке стали поводом для знаменитого выступления Путина на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 г., когда он раскритиковал США за «почти ничем не сдерживаемое, гипертрофированное применение силы» и предупредил о новой гонке вооружений. Затем последовало российское вторжение в Грузию в 2008-м, углубившее недоверие между Москвой и Западом, которое продолжалось и в период президентства Барака Обамы, несмотря на попытки «перезагрузить» отношения. Вторжение НАТО и смена режима в Ливии в 2011 г. вызвали у Кремля подозрения, граничащие с паранойей.

Ситуация постепенно ухудшалась до 2014 г., когда аннексия Россией Крыма, ее военная интервенция на восток Украины и крушение лайнера Malaysia Airlines, якобы сбитого ракетой российского производства с территории, подконтрольной сепаратистам, подорвали отношения России и Запада. Соединенные Штаты и Европа ответили экономическими санкциями, направленными на изоляцию России и побуждающие ее к дипломатическому урегулированию кризиса на Украине. Несмотря на два соглашения – «Минск-1» и «Минск-2», заключенные в 2014 и 2015 гг., – конфликт продолжается. НАТО и Россия наращивают свой военный потенциал в регионе. На Балтике и в Черном море силы НАТО и России действуют в опасной близости друг от друга, в результате увеличивается риск катастрофы из-за случайности или ошибки.

Усугубляет эту опасность намеренный, ускоренный подрыв архитектуры контроля над вооружениями, которая на протяжении десятилетий обеспечивала сдерживание, прозрачность и предсказуемость обычных и ядерных сил сторон. В ее отсутствие Россия и Запад рассматривают худшие сценарии. Первая трещина появилась в 2002 г., когда Соединенные Штаты вышли из Договора по противоракетной обороне (ПРО), подписанный тридцатью годами ранее, чтобы не позволить Вашингтону и Москве развернуть общенациональную систему защиты от баллистических ракет большой дальности. Спустя пять лет Россия приостановила действие еще одного соглашения – Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) 1990 г., то же самое сделал Североатлантический альянс.

Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) 1987 г., запрещавший целый класс дестабилизирующего ядерного оружия в Европе, получил смертельный удар, когда Вашингтон заявил о решении выйти из него, а Москва приостановила его исполнение. США опасались, что Россия разместит запрещенные ракеты, что, в свою очередь, спровоцировало ответные обвинения Москвы. Судьба Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ) тоже под вопросом. Четыре сенатора-республиканца поинтересовались у президента Трампа этой весной, не рассматривает ли он возможность отказа от этого соглашения. Неясна и судьба нового договора по СНВ (СНВ-3) 2010 г. Если стороны не договорятся о его продлении, – а Трамп и его администрация раз за разом отказываются рассматривать эту перспективу, – срок действия документа истечет в 2021 году. Иными словами, через два года может исчезнуть последнее соглашение по ограничению и мониторингу стратегических ядерных сил Соединенных Штатов и России. А вместе с ним пропадет и прозрачность ядерных арсеналов двух стран, которая обеспечивалась в том числе взаимными инспекциями.

Помимо разрушения механизмов контроля над существующими вооружениями военный баланс еще больше нарушают новые технологии. Кибератаки могут привести к сбоям в системе раннего оповещения или структурах командования и управления ядерными силами, что увеличивает риск ложной тревоги. Силы мгновенного удара располагают системами доставки с обычными и ядерными боеголовками, включая гиперзвуковые планирующие блоки и крылатые ракеты, способные лететь с большей скоростью, на малой высоте и маневрировать, чтобы избежать перехвата. В случае развертывания эти системы уменьшат время предупреждения и принятия решений страной, оказавшейся под ударом. Военные стратеги с обеих сторон все больше опасаются, что потенциальный первый удар обеспечит атакующему решающее преимущество.

Есть еще милитаризация дальнего космоса – сфера, нерегулируемая соглашениями. Китай, Россия, а в последнее время и Индия, наращивают противоспутниковые возможности, Вашингтон обдумывает создание специального космического подразделения.

Грозная смесь рушащегося контроля над вооружениями и передовых военных технологий становится опаснее из-за отсутствия диалога между Россией и Западом, в частности между гражданскими и военными специалистами министерств обороны и иностранных дел. Нынешний разрыв контактов можно назвать беспрецедентным даже по сравнению с периодом холодной войны. Несмотря на остроту конфликта, демократы и республиканцы в Белом доме и Конгрессе понимали, что взаимодействие с Советским Союзом необходимо для обеспечения безопасности американцев. Переговорщики США и СССР регулярно встречались в Женеве, Нью-Йорке и Вене. Американские командующие постоянно общались со своими советскими коллегами на различных форумах, включая переговоры по контролю над вооружениями, потому что их объединяла общая ответственность – не допустить ядерной катастрофы.

Осмотрительный образ мыслей исчез после российской агрессии против Украины и вмешательства в американские и европейские выборы. Соединенные Штаты и их союзники по НАТО вступили в конфронтацию с Россией. В последние годы Запад считал диалог вознаграждением за хорошее поведение, а не дипломатическим инструментом, используемым в силу необходимости. Недостаточная коммуникация только усугубляет раздражение и напряженность и повышает барьеры для диалога. Например, Совет Россия – НАТО, площадка, созданная в 2002 г. для регулярных консультаций, перестал функционировать, хотя мог бы использоваться в моменты кризисов, как в случае с Украиной. Североатлантический альянс полностью приостановил вза­имодействие в рамках Совета на два года в апреле 2014 года. С тех пор прошло всего 11 заседаний на уровне ниже послов. Регулярные контакты военных специалистов по-прежнему заблокированы.

Отчасти разрыв коммуникации связан с политическими разногласиями внутри США. В Конгрессе широко распространено неверие в способность Трампа выстроить правильные отношения с Москвой, а также негодование из-за вмешательства России в выборы и ее действий на Украине. В результате члены обеих партий считают любые контакты с Россией подозрительными. Конгресс подавляющим большинством голосов принял законы, закрепляющие существующие антироссийские санкции, и разрабатывает новые, президенту чрезвычайно сложно изменить или снять их своим решением. Кроме того, принят закон, запрещающий американским военным сотрудничать с российскими коллегами. (Диалог по ограниченным целям разрешен, но не приветствуется.) Эти рестрикции практически заморозили столь необходимую коммуникацию военных.

Раскол внутри НАТО также мешает взаимодействию с Россией. Администрация Трампа подрывает отношения с европейскими союзниками, публично критикуя их за нежелание увеличивать расходы на оборону и при этом ставя под вопрос дальнейшее выполнение Соединенными Штатами своих обязательств. Несмотря на возражения членов НАТО и ЕС, США разорвали ядерную сделку с Ираном и вышли из Парижского соглашения по климату. Все эти трансатлантические дрязги мешают воспринимать НАТО как сильный альянс. Кроме того, в НАТО нет единого мнения о том, каким должен быть баланс между взаимодействием и конфронтацией с Россией. Эта неопределенность и непредсказуемость руководства ослабляет позиции Вашингтона, и он не может направить дебаты в нужное русло и убедить западные страны придерживаться общей, последовательной линии в отношениях с Россией. В случае кризиса разногласия в НАТО могут подорвать авторитет США и увеличить риск военной конфронтации с Москвой.

Россия как она есть

Несмотря на свои внутренние проблемы (экономическая и политическая структура опирается на один товар – энергия – и одного человека – Путин – и поэтому уязвима), Россия еще долгое время будет оставаться силой, с которой следует считаться. Благодаря географическому размеру, постоянному членству в Совете Безопасности ООН, модернизированным вооруженным силам и ядерному арсеналу Россия способна нарушить геополитические ситуацию в жизненно важных для США регионах, включая Европу, Ближний Восток, Азию и Арктику. Дальнейшие столкновения и кризисы не просто возможны, а даже вероятны. Стороны должны уже сегодня задуматься о том, как не позволить конфронтации выйти из-под контроля, а лучше вообще ее избегать.

Стратегическое взаимодействие с Москвой не означает игнорирования российской агрессии, будь то вторжение на Украину, вмешательство в выборы на Западе, отравление бывшего агента в Великобритании или нарушение ДРСМД. Пытаясь сотрудничать с Россией в сфере сокращения ядерной угрозы, Запад по-прежнему должен сдерживать неприемлемое поведение. Соединенным Штатам и Евросоюзу, к примеру, не следует снимать с России санкции, связанные с Украиной, не добившись существенного прогресса в урегулировании кризиса. Также Вашингтон не должен отменять санкции, введенные в ответ на российское вмешательство в выборы, пока такая деятельность не будет гарантированно прекращена. В то же время Конгресс должен дать Трампу или его преемнику возможность гибко или избирательно снимать санкции в случае достижения их цели: если русские придут к выводу, что никогда не покинут скамейку штрафников, у них не будет стимула отказываться от агрессивного поведения.

НАТО следует поддерживать усиленное военное присутствие в Европе, включая ротацию временных контингентов в странах Балтии. В то же время нужно выполнять обязательства, закрепленные в Основополагающем акте Россия – НАТО от 1997 г. – дорожной карты по нормализации отношений после холодной войны. А это значит не хранить и не размещать ядерное оружие на территории новых стран-членов альянса в Восточной Европе.

Проще говоря, лидеры в Вашингтоне и других столицах НАТО должны взаимодействовать с Россией, четко осознавая наши различия. Диалог нужно строить на признании общей заинтересованности в предотвращении использования ядерного оружия.

Назад к длительным переговорам

Для Вашингтона первый шаг к восстановлению продуктивного диалога с Москвой – это налаживание рабочего взаимодействия относительно России между администрацией Трампа и Конгрессом. Даже при отсутствии доверия между президентом и демократами, особенно в преддверии выборов 2020 г., достичь согласия по российскому вопросу две партии должны прямо сейчас. Учитывая серьезность рисков, конгрессмены просто не могут позволить себе ждать смены руководства в Белом доме или в Кремле.

Новая межпартийная группа в составе лидеров обеих партий в Палате представителей и Сенате, председателей комитетов, а также высокопоставленных сотрудников администрации Белого дома, сфокусированная на политике в отношении России, ядерном диалоге и НАТО, могла бы дать толчок и способствовать такому процессу. Спикеру Палаты представителей Нэнси Пелоси, демократу из Калифорнии, и лидеру большинства в Сенате Митчу Макконнеллу, республиканцу из Кентукки, не обязательно дожидаться звонка из Белого дома, чтобы создать такую группу и начать работать. Они должны высказать напрямую президенту и госсекретарю предложение по координации усилий исполнительной и законодательной власти. Такая площадка подкрепит позицию США в переговорах с Россией, продемонстрировав, что обе партии, а также исполнительная и законодательная власть выступают единым фронтом. Если администрация Трампа станет возражать или колебаться, Конгресс должен использовать свои полномочия для создания подобной рабочей группы и вызывать представителей администрации на слушания в рамках комитетов. (При содействии Пелоси и Макконнелла рабочая группа способна стать фундаментом для диалога с российскими парламентариями и руководством.)

Договоренность Трампа и Путина о новом диалоге по стратегической стабильности и ядерным угрозам на встрече в Хельсинки в июле 2018 г. была шагом в правильном направлении. Но их неспособность реализовать договоренность, в том числе на уровне гражданских и военных специалистов, которым нужен «зеленый свет» от руководства, демонстрирует масштабы дисфункции в отношениях двух стран. Переговоры о «стратегической безопасности», начатые американскими и российскими дипломатами после июньской встречи Трампа и Путина на саммите G20 в японской Осаке, должны быть продолжены с привлечением ведущих военных и гражданских специалистов. Повестку нужно расширить, а встречи – проводить чаще. Лидерам Конгресса следует обеспечить двухпартийную – вернее, непартийную – поддержку инициативы.

Чтобы повысить прозрачность и доверие между военными двух стран и Европы в целом, США, НАТО и Россия должны возобновить антикризисный диалог с участием командующих ядерными силами. Ранее площадкой для обсуждения являлся Совет Россия – НАТО (при поддержке комиссий по контролю над вооружениями), в идеале диалог можно возродить в рамках Совета или отдельной рабочей группы. Соединенные Штаты, НАТО и Россия должны вновь открыть каналы взаимодействия между экспертным сообществом по таким актуальным темам, как предотвращение ядерного и радиологического терроризма, повышение безопасности ядерных реакторов, решение проблемы ядерных отходов, содействие инновациям в сфере мирного атома и укрепление МАГАТЭ.

Если сотрудничество удастся восстановить хотя бы отчасти, США и Россия смогут перейти к более конкретным шагам по уменьшению вероятности новой ядерной гонки вооружений, что имеет жизненно важное значение для международного сообщества, особенно в свете краха ДРСМД. Все страны заинтересованы в реализации и продлении СНВ-3 до 2026 г. (в документе предусмотрена пролонгация максимум на пять лет). Здесь Конгресс тоже в состоянии оказать поддержку и дать понять, как и в 1980-е гг., что финансирование ядерной модернизации осуществляется при условии сотрудничества Вашингтона и Москвы по сокращению ядерных рисков и введению проверяемых лимитов для арсеналов двух стран.

Прервать цикл эскалации

Еще один приоритет – поиск возможностей, дающих лидерам ядерных держав больше времени на принятие решения о применении ядерного оружия в случае кризиса, особенно если они опасаются, что могут подвергнуться ядерной атаке. Сегодня у руководителей в Вашингтоне и Москве есть всего несколько бесценных минут, чтобы решить, является ли предупреждение о ядерном ударе реальным и следует ли в ответ применять собственное ядерное оружие. Новые технологии, прежде всего, гиперзвуковое оружие и кибератаки, угрожают сократить время принятия решений еще больше. Тот факт, что российские войска дислоцированы и регулярно проводят учения в западных областях страны у границ НАТО, а Североатлантический альянс в последнее время тоже стал проводить маневры вблизи границ России, увеличивает риск удара с кратковременным предупреждением и связанные с этим опасения. В условиях сокращения времени принятия решения риск ошибки становится реальным. Лидеры в Вашингтоне и в Москве должны нацелить своих военных на взаимодействие, чтобы минимизировать опасения и увеличить время принятия решения.

Хотя, учитывая нынешний политический расклад и акцент на сдерживании, это и кажется парадоксальным, США, НАТО и Россия должны задуматься о том, что американское и российское ядерное оружия передового развертывания в Европе является фактором риска, а не активом. Это оружие – потенциальная цель на ранней стадии конфликта, оно может спровоцировать упреждающий ядерный удар, чего обе стороны должны стремиться избежать. Есть мнение, что Россия заинтересована в эскалации ради деэскалации – то есть, согласно этой логике, Москва в определенных обстоятельствах может намеренно пойти на обострение конфликта посредством ограниченного ядерного удара, чтобы добиться урегулирования на выгодных для себя условиях (это неоднозначное утверждение, которое опровергают российские официальные представители и эксперты). Однако любое применение ядерного оружия, скорее всего, вызовет дальнейшую эскалацию.

Кроме того, американские объекты передового базирования – привлекательная цель для террористов, они уязвимы, поскольку расположены в районах с высокой террористической угрозой и политической нестабильностью (то же самое можно сказать и о российских объектах). Вашингтон и Москва также должны найти способы не допустить размещения ракет средней дальности в евроатлантическом регионе, учитывая, что ограничения ДРСМД уже не имеют обязательной силы. Иначе в Москве, Лондоне и в Париже вновь начнут опасаться ядерного удара с кратковременным предупреждением, который может лишить страну руководства и командования, а это увеличит риск ложной тревоги.

После выхода США из Договора по ПРО в 2002 г. системы защиты от ракет большой дальности оказались вне механизмов контроля, и в Москве испытывают беспокойство относительно того, что американская программа противоракетной обороны в какой-то момент может подорвать российское ядерное сдерживание. Заключение нового соглашения, аналогичного Договору по ПРО, маловероятно, учитывая активное противодействие любым ограничениям в этой сфере в Сенате, который должен одобрить новый договор двумя третями голосов. Тем не менее можно согласовать более мягкие рамки противоракетной обороны, включая взаимные меры прозрачности – посещение объектов для мониторинга возможностей ПРО и договоренности не размещать системы ПРО так, чтобы они подрывали возможности ядерного сдерживания другой стороны и не вызывали опасения по поводу первого удара.

Обмен информацией об операциях и возможностях сторон позволит добиться того, чтобы системы мгновенного удара, включая современное гиперзвуковое оружие, не подрывали стратегическую стабильность. Это, в первую очередь, касается США и России, но, учитывая сведения о разработке гиперзвуковых ракет Китаем, возможно, потребуется привлечение других стран. Также стоит обеспечить большую прозрачность неядерных систем мгновенного удара и отделить эту категорию обычных вооружений от разработок и размещения ядерного оружия. Таким образом можно избежать ошибок системы раннего предупреждения, которая не примет обычный удар за ядерный. Новый договор по СНВ или его преемник также может ввести ограничения для систем мгновенного удара большой дальности, способных нести обычные и ядерные боеголовки. В противном случае их неограниченное развертывание будет провоцировать страх первого удара.

Вашингтон и Москва должны четко определить «красные линии» в киберпространстве и дальнем космосе. Обе сферы практически не регулируются международным правом, поэтому другие страны или акторы могут угрожать интересам США и России или даже попытаться спровоцировать войну между ними. Кибератаки на ядерные объекты, пункты командования ядерными силами или системы раннего предупреждения могут привести к неверным расчетам или ошибкам, например, ложному оповещению о ракетном ударе или к неспособности предотвратить кражу ядерных материалов. Страны продолжат разрабатывать и совершенствовать возможности атаковать спутники, поэтому Соединенные Штаты и Россия могут лишиться их на ранней стадии конфликта. Для решения этой проблемы стоит создать совместный пилотный проект по обмену информацией о деятельности в дальнем космосе, что позволит избежать столкновений и конфликтов там. Пилотный проект посодействует определению информации, необходимой для обмена, или созданию механизмов взаимодействия, что в конечном итоге позволит США и России создать рамки гражданской и военной деятельности в космосе. «Красные линии» и пилотные проекты помогут сторонам доверять друг другу и подготовят почву для дальнейшего сотрудничества и даже заключения соглашений о деятельности в киберпространстве и дальнем космосе.

Наконец, самый важный пункт: стороны должны разработать набор основных принципов, касающихся ядерного оружия. Один из таких основополагающих принципов был сформулирован президентом США Рональдом Рейганом и советским лидером Михаилом Горбачёвым в 1985 году. Он гласит, что в ядерной войне нельзя победить, и поэтому её нельзя начинать. Это заявление стало важным шагом к завершению холодной войны. Сегодня оно может стать основой практических шагов, например, возобновления усилий пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН и одновременно ядерных держав по укреплению Договора о нераспространении ядерного оружия и активизации сотрудничества с целью не допустить попадания ядерных материалов в руки террористов.

Пока не стало слишком поздно

На протяжении десятилетий стратегическая стабильность между Соединенными Штатами и Россией включала взаимное признание жизненно важных интересов, «красных линий» и средств уменьшения рисков случайностей и ошибок, способных привести к конфликту и особенно к применению ядерного оружия. Однако сегодня столкновение национальных интересов, отсутствие диалога, разрушение механизмов контроля над вооружениями, совершенствование систем вооружения и новые киберугрозы дестабилизировали старое равновесие. Политическая поляризация в Вашингтоне только усугубила ситуацию, уничтожив остатки консенсуса по внешней политике США и в отношениях с Россией. Если Вашингтон и Москва не решат эти проблемы сегодня, крупный международный конфликт и ядерная эскалация станут пугающе вероятными. Вместо этого Трамп и Путин шутят о российском вмешательстве в американские выборы, обсуждают идею «избавления от прессы» и проблему фейковых новостей, хотя на самом деле свобода прессы находится под угрозой во всем мире, а авторитаризм набирает силу. В этих мрачных обстоятельствах некоторые предлагают отказаться от российско-американских переговоров и ждать прихода новых лидеров в обеих странах. Это было бы ошибкой. Диалог между двумя президентами по-прежнему необходим – только он может создать политическое пространство для взаимодействия гражданских и военных специалистов двух стран и дискуссий, которые помогут предотвратить катастрофу. Конгресс должен задавать тон в поддержке коммуникации и сотрудничества с Россией ради снижения военных рисков, особенно связанных с ядерным оружием. Иначе жизнь американцев окажется в опасности.

Перефразируя Джона Кеннеди (который во время Карибского кризиса был ближе к Армагеддону, чем любой другой американский лидер), человечество не для того тысячелетиями преодолевало тяготы и испытания, чтобы попросту капитулировать, отказавшись от всего, даже собственного существования. Сегодня, наблюдая как медленно, но верно рушится конструкция стратегической стабильности, Вашингтон и Москва ведут себя так, будто время работает на них. Но они заблуждаются.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 28 августа 2019 > № 3138478 Эрнест Мониц, Сэм Нанн

В Москве в Национальном медицинском исследовательском центре онкологии имени Н. Н. Блохина успешно испытывают новейшую методику лечения рака прямой кишки. Раньше практически любой пациент с таким диагнозом лишался органа и всю оставшуюся жизнь проводил с колостомой — искусственным отверстием в брюшной стенке, куда выводится толстая кишка, — и мешочком для сбора каловых масс. Теперь даже в очень сложных случаях орган удается сохранить, и болезнь отступает на многие годы.

"Без пожизненной стомы"

"Мне в областном центре в Белгороде сказали: вам только операция и пожизненная стома, других вариантов нет. Я так испугалась, взяла выписку из истории болезни и без всякого направления поехала в Москву. Записалась на прием в центр Блохина, меня там сразу взяли в исследование, провели полностью все лечение, и я выздоровела. Мне на следующий год уже группу (инвалидности. — Прим. ред.) снимут. И в этом бы сняли, но боятся — у меня же все медицинские документы из Москвы", — 57-летняя Юлия Сазонова из небольшого городка Губкин Белгородской области едва сдерживает слезы.

Она с благодарностью перечисляет имена врачей, которые ей помогли, рассказывает, как продолжала работать даже во время лечения и только в этом году вышла на пенсию. Но не от того, что сил уже нет, просто хочется больше времени уделять семье, а так бы еще работала и работала. И шепотом, будто бы боясь сглазить, добавляет: "Все, я здоровый человек, без всякой пожизненной стомы. Представляете?"

Юлии Сазоновой повезло, она оказалась одной из первых пациенток, включенных в масштабное международное исследование, которое уже седьмой год идет в 40 крупнейших онкоклиниках мира. Россия в этом эксперименте представлена командой Национального медицинского исследовательского центра онкологии имени Н. Н. Блохина.

"Сначала мы облучаем опухоль и окружающие зоны. Но затрагиваем только то, что надо, — скажем, кости и мочевой пузырь сюда не попадают, а значит, и каких-то связанных с этим болезней в будущем не возникнет. Затем несколько курсов химиотерапии. Мы наблюдаем за опухолью и ждем, не оперируем. Даже если через 12 недель опухоль значительно уменьшилась, но не исчезла, мы не станем оперировать. Дадим пациенту еще два курса химиотерапии. В результате клетки опухоли перерождаются в фиброзную ткань, которую мы удаляем посредством трансанальной (через задний проход) эндомикрохирургии. Орган сохранен, никакой колостомы", — рассказывает заведующий проктологическим отделением НИИ клинической онкологии имени Н. Н. Трапезникова НМИЦ онкологии имени Н. Н. Блохина Заман Мамедли, возглавивший эксперимент с российской стороны.

После такой операции не остается даже шрамов. В брюшную полость пациента через особые аппараты вводятся специальные инструменты-манипуляторы. Ими управляет хирург, наблюдающий за своей работой на мониторе. Риск осложнений минимален, восстановление происходит быстро.

"Тогда это вызвало шок"

В 2010 году Заман Мамедли на международной конференции по онкологии услышал доклад бразильских ученых, предлагавших больных с диагнозом "рак прямой кишки" не оперировать сразу, а немного подождать — если опухоль хорошо отвечала на химиолучевую терапию. В этом случае при правильно подобранном лечении злокачественное новообразование может просто исчезнут, утверждали исследователи.

"Тогда это вызвало шок. Все посмеялись, поскольку представить, что больного с аденокарциномой прямой кишки можно не оперировать, было невозможно. Но некоторых специалистов данные бразильцев заинтересовали. И уже через год на другом международном конгрессе мы с коллегами из двух десятков стран решили объединить усилия и совместно вести больных. Мы рассчитывали за короткий срок набрать достаточно пациентов, чтобы на основании результатов их лечения сделать обоснованный вывод, эффективна новая методика или нет", — продолжает Мамедли.

За короткий срок не получилось — промежуточные результаты многолетней совместной работы опубликовали лишь в прошлом году. Но зато сразу в самом авторитетном медицинском научном журнале мира — The Lancet.

"Это большая статья, и на нее огромное количество ссылок. Там всего набрано около 1,6 тысячи пациентов, а анализ проведен по тысяче из них за первые пять лет программы. И сделан вывод, что в крупных центрах, где есть весь спектр исследований, подобная практика оправданна и безопасна", — заключает исследователь.

"Даже удалять ничего не пришлось"

В той статье использовались данные 60 российских пациентов. Более чем у 80 процентов из них хороший ответ на лечение. То есть раковые клетки полностью исчезли, а сама болезнь вот уже несколько лет не дает о себе знать.

Среди выздоровевших — 41-летняя Римма Меркулова из Новомосковска Тульской области.

"Жизнь-то в 40 лет только начинается. У меня двое детей — старшей 14, младшему четыре. Ну и, как у всех, — ипотеки, планы. А тут диагноз неутешительный. Помню, уже не холодно было, все в куртках ходили, когда мне сказали, что у меня рак. Весна на улице, а мне страшно. В апреле я попала на прием в центр Блохина, и практически сразу меня в исследование взяли. В общей сложности у меня было шесть химиотерапий и полтора месяца — облучение. Физически это очень трудно, даже вспоминать не хочется. Но оно того стоило, у меня очень хороший ответ. Опухоль просто исчезла, даже удалять ничего не пришлось", — вспоминает женщина.

Она все же счастливое исключение из правила. У нее не обнаружили даже фиброзного рубца — соответственно, вырезать нечего.

"Без доказательств не бывает настоящей науки"

Лечение одного пациента занимает примерно полгода, точнее — 24 недели. За это время больной успевает пройти один длительный курс лучевой терапии и несколько сеансов химиотерапии. Все зависит от того, как злокачественная опухоль реагирует на лечение. Если раковые клетки трансформируются в фиброзную ткань достаточно интенсивно, пациента на операционный стол не отправляют. А образовавшиеся на органе рубцы, теперь уже доброкачественные, впоследствии удаляют. Врач-патоморфолог Николай Козлов выносит заключение, насколько эффективно лечение и какова вероятность возвращения болезни.

"На МРТ рубцовая ткань без остаточной опухоли и такая же ткань с микроскопическими комплексами опухолевых клеток выглядят одинаково. Когда ко мне попадают уже удаленные ткани пациентов, перенесших химиолучевое лечение, только после микроскопического исследования я могу уверенно сказать, насколько был выражен лечебный эффект, является ли он полным или частичным. Плюс бывает так, что крупная злокачественная опухоль после химиолучевого лечения резко уменьшилась и превратилась в маленькую язвочку на слизистой оболочке — это значит, что усилия лучевых терапевтов и химиотерапевтов произвели максимальный эффект. Однако когда берешь тотально на исследование удаленную ткань с остаточной язвой, то между полей рубцовой ткани порой обнаруживаются комплексы остаточной злокачественной опухоли. То есть лечебный эффект неполный, и, следовательно, заболевание не может считаться полностью излеченным", — объясняет Козлов.

По его оценкам, примерно в четверти случаев клетки опухоли полностью гибнут в результате лечения и замещаются рубцовой тканью, которую тоже необходимо удалить.

"К сожалению, не все пациенты одинаково отвечают на нашу методику. Сейчас мы не можем сказать, почему у одних больных опухоль исчезает, а у других вообще не реагирует на лучевую терапию. Предугадать, какой будет ответ в каждом конкретном случае, нельзя. Но чтобы понять все это, мы и формируем сейчас огромную международную базу", — добавляет Заман Мамедли.

Речь идет о International Watch & Wait Database (IWWD) — базе данных, куда со всего мира стекаются сведения о пациентах, чье лечение проходит по новой методике. Российские онкологи отправляют туда свои результаты раз в полгода. Исследование идет седьмой год, чтобы оценить эффективность методики, нужно собирать данные как минимум десять лет.

"Вот посмотрите, я тут специально для ребят из нашей команды написал "26 сентября" и восклицательный знак поставил. Это дата, когда мы вносим наши результаты в IWWB. Зарубежные коллеги вводят свои данные. В итоге мы надеемся получить огромную выборку пациентов со всего мира, чтобы не осталось сомнений в эффективности методики. Мы, конечно, уже сейчас видим, что она работает, но доказательная база необходима. Без этого не бывает настоящей науки", — Мамедли показывает на белую маркерную доску с пометкой: 26.09.

Доска висит на стене довольно узкого коридора, по которому без конца носятся врачи и медсестры. К Мамедли несколько раз обращаются, он извиняется и говорит, что ему уже пора на операцию. Ее результаты тоже попадут в ту самую международную базу, а история болезни пациента, возможно, послужит еще одним аргументов в пользу новой методики.

Альфия Еникеева.

27 августа в Уфе завершилась VI Спартакиада пенсионеров России – самое массовое в мире соревнование среди спортсменов-любителей старшего возраста.

Организаторами мероприятия выступили Министерство спорта Российской Федерации, Правительство Республики Башкортостан и Союз пенсионеров России при поддержке Пенсионного фонда Российской Федерации.

В соревнованиях приняли участие команды из 76 регионов России, а также из Армении, Великобритании, Германии, Литвы, Финляндии, Франции и Чехии.

В этом году Спартакиада была приурочена к 25-летию Союза пенсионеров России и стала рекордной по числу участников. Право попасть на финал в отборочных турах в 1220 муниципальных образованиях страны оспаривали более 90 тысяч энтузиастов – мужчин старше 60 лет и женщин старше 55 лет.

Были разыграны медали в шести видах спорта: лёгкая атлетика (кросс 1000 м и комбинированная эстафета), плавание (50 м), настольный теннис, пулевая стрельба, шахматы и дартс. Традиционно в рамках Спартакиады в тестовом режиме прошла сдача нормативов Всероссийского физкультурно-спортивного комплекса «Готов к труду и обороне». Кроме того, был проведён матч по волейболу среди команд регионов России и Республики Башкортостан.

По итогам соревнований в общекомандном первенстве победу одержали спортсмены Республики Башкортостан. Второе место заняла команда Самарской области, третье – команда Иркутской области.

Спартакиада пенсионеров России проводится ежегодно с 2014 года с целью привлечения людей старшего возраста к систематическим занятиям физической культурой и спортом и укрепления их здоровья.

Лидер набирающей популярность Либерально-демократической партии Великобритании Джо Суинсон попросила аудиенции у королевы Великобритании Елизаветы II для того, чтобы заявить о недопустимости приостановки работы парламента и выхода из ЕС без сделки.

Ранее в среду премьер Борис Джонсон объявил, что обратился к королеве с просьбой о приостановке работы парламента до 14 октября, что существенно снижает шансы на то, что депутаты успеют помешать выходу страны из ЕС без соглашения. Brexit должен произойти 31 октября, королева выступит с тронной речью, в которой изложит приоритеты правительства, 14 октября. Джонсон объяснил свое решение закончить нынешнюю сессию парламента и начать новую стремлением представить и начать реализовывать новую внутриполитическую повестку, однако многие его коллеги усматривают в его поступке намерение лишить парламент права голоса в преддверии Brexit и вывести страну из ЕС без соглашения. Сам Джонсон уверяет, что депутатам хватит времени на то, чтобы обсудить ситуацию вокруг Brexit и, если будет достигнуто новое соглашение с ЕС, проанализировать его и принять.

"Я написала королеве, запросила аудиенцию и выразила мое беспокойство антидемократическим планом Бориса Джонсона приостановить работу парламента. В это решающее для истории страны время наш премьер-министр высокомерно, силой и против демократической воли пытается осуществить Brexit без сделки. Он (Джонсон) душит голос народа и его представителей. Ужасно, что премьер-министр вынудил оппозиционных лидеров пойти на такие шаги, но мы должны сделать все возможное, чтобы предотвратить катастрофу выхода из ЕС без соглашения", - сказала Суинсон журналистам.

Поддержка либдемов в стране в последние годы значительно выросла, они набирают все больше голосов на довыборах и региональных выборах благодаря проевропейской позиции и заявлениям о необходимости предотвратить Brexit в том виде, в каком его готовит правительство. В случае проведения выборов этой осенью либдемы с большой долей вероятности смогут создать фракцию в палате общин.

К Суинсон присоединилась глава проевропейской партии Change UK Анна Собри, выступавшая за проведение повторного референдума о выходе из ЕС.

"Я написала королеве и попросила аудиенции у нее и других членов Тайного совета после антидемократического предложения премьера приостановить работу парламента", - написала Собри в Twitter.

Ранее в среду лидер Лейбористской партии Джереми Корбин также обратился к королеве Елизавете II с письмом, в которой жестко раскритиковал решение премьера приостановить работу парламента. Лидер лейбористов попросил королеву об аудиенции в ее шотландском поместье Балморал, где Елизавета II традиционно проводит лето.

Денис Ворошилов.

Королева Великобритании Елизавета Вторая одобрила предложение премьера Бориса Джонсона приостановить работу парламента до 14 октября.

"Ее Величество на заседании Тайного совета распорядилась приостановить работу парламента со дня не ранее понедельника, 9 сентября, и не позднее четверга, 12 сентября, до понедельника, 14 октября 2019 года", — говорится в письме, подписанном королевой.

Парламентарии вернутся с каникул 3 сентября и проработают всего несколько дней.

Спорное решение

Ранее в канцелярии премьера сообщили, что Джонсон попросил королеву завершить сессию парламента на второй неделе заседаний в сентябре и начать вторую сессию 14 октября.

Таким образом, у парламентариев останется лишь несколько дней, чтобы каким-то образом помешать выходу Британии из ЕС без соглашения.

Между тем Джонсон объяснил решение приостановить работу парламента необходимостью реализовывать внутриполитическую программу.

При этом многие коллеги усматривают в решении премьера стремление максимально ограничить их в праве голоса по вопросам Brexit.

Как считает спикер Джон Беркоу, цель Джонсона — не дать парламенту возможности обсудить условия выхода.

По прогнозу лидера партии Brexit Найджела Фараджа, приостановка работы парламента "почти наверняка приведет к голосованию о доверии" премьеру.

Великобритания должна покинуть ЕС 31 октября, однако ситуация зашла в тупик: парламент выступает против соглашения с Евросоюзом в его нынешнем виде и настроен категорически против Brexit без соглашения. ЕС отказывается идти на пересмотр.

Накануне лидеры оппозиционных британских партий договорились совместно противостоять выходу без соглашения. Они рассматривают различные варианты действий, включая принятие соответствующего законопроекта и вынесение вотума недоверия Джонсону.

Денис Ворошилов.

Битва за Brexit: королева поддержала Бориса Джонсона

Королева одобрила приостановку работы парламента Великобритании

Королева Великобритании Елизавета II одобрила запрос премьер-министра страны Бориса Джонсона на приостановку работы парламента до 14 октября. Он возобновит свою деятельность всего за две недели до намеченного выхода государства из Евросоюза. Между тем, в парламенте развязывается серьезная битва из-за Brexit.

Премьер-министр Великобритании Борис Джонсон в разгар подготовки к Brexit, который намечен на 31 октября, объявил о приостановке работы парламента до 14 октября.

«Премьер-министр поговорил с Ее Величеством королевой и попросил ее завершить нынешнюю парламентскую сессию на второй неделе заседаний в сентябре. По завершении традиционного сезона партийных конференций, вторая сессия работы нынешнего парламента начнется с речи королевы в понедельник, 14 октября», — передает РИА «Новости» со ссылкой на сообщение канцелярии британского премьера.

Елизавета II одобрила приостановку работы парламента Великобритании с 9-12 сентября по 14 октября. Соответствующий документ опубликовала в своем твиттере корреспондент «Би-би-си».

В Еврокомиссии отказались обсуждать такие действия британского правительства.

Британский парламент, как правило, приостанавливает работу каждый год, но нынешняя сессия, против обыкновения, проходит уже более двух лет — с момента выборов в июне 2017 года. На время приостановки деятельности парламента вся законодательная работа прекращается, его члены и министры сохраняют свои места, но никакие обсуждения и голосования там не проводятся.

Лидер Консервативной партии Великобритании Борис Джонсон вступил в должность премьера страны 24 июля и озвучил свое главное на данный момент обещание — организовать выход Великобритании из ЕС до 31 октября. Он намерен провести Brexit без предварительных договоренностей с Брюсселем. Джонсон назвал выход из Евросоюза фундаментальным решением британцев. «Они хотели, чтобы их законы принимали те люди, которых они могут избирать и отстранять от должности», — отметил он.

Этот вопрос вызвал раскол в парламенте Великобритании. Далеко не все готовы выходить из Евросоюза без сделки, поскольку это приведет к серьезным экономическим и социальным последствиям. С приходом к власти Джонсона в парламенте начали размышлять над тем, как помешать новому лидеру вывести страну из ЕС без сделки. Новый премьер неоднократно высказывал готовность к «жесткому» Brexit.

Парламентарии выйдут с каникул 3 сентября, то есть у них останется по несколько дней до и после приостановки работы, чтобы помешать выходу страны из ЕС без соглашения.

Сам Джонсон уверяет: предположение о том, что приостановка работы парламента продиктована его желанием форсировать выход из ЕС без сделки «совершенно не соответствует действительности».

Премьер-министр подчеркнул, что Лондону необходимо строить планы на будущее, а у депутатов как раз будет достаточно времени, чтобы обсудить Brexit. «Нам нужно новое законодательство. Мы должны выдвигать новые и важные законопроекты, и поэтому у нас будет речь королевы», — сказал он.

Главный противник Джонсона в парламенте — лидер лейбористов Джереми Корбин — назвал план премьера о приостановлении работы парламента «оскорблением и угрозой нашей демократии». «Я потрясен безрассудством правительства Джонсона, которое говорит о суверенитете и в то же время пытается приостановить деятельность парламента, чтобы избежать проверки его планов по безрассудному Brexit», — возмутился Корбин.

Не обрадовали действия Джонсона и спикера палаты общин Джона Беркоу. Он назвал прерывание работы парламента конституционным произволом.

Беркоу убежден, что целью отсрочки является прекращение обсуждения в парламенте Brexit и формирования курса для страны.

«Закрытие парламента было бы оскорблением демократического процесса и прав парламентариев как выборных представителей народа. Конечно, на этом раннем этапе своего премьерства премьер-министр должен стремиться установить, а не подорвать свои демократические полномочия и, действительно, свою приверженность парламентской демократии», — подчеркнул спикер палаты общин.

Первый министр Шотландии Никола Осетрин призвала парламентариев собраться вместе, чтобы остановить план Бориса Джонсона или «сегодня это войдет в историю как мрачное событие для британской демократии». Кстати, подавляющее большинство жителей Шотландии и Северной Ирландии в ходе референдума проголосовали за то, чтобы остаться в ЕС.

Впрочем, некоторые представители британского парламента все же поддерживают решение Бориса Джонсона. Член парламента от консерваторов Питер Боун рассказал BBC Radio 5 Live, что он «чрезвычайно доволен» решением премьер-министра, поскольку оно означает «перезагрузку парламента».

«Это не попытка избежать прекращения «жесткого» Brexit – если бы правительство хотело сделать это, ему пришлось бы приостановить работу парламента до 31 октября», — констатировал он.

Боун обратил внимание, что в конце сентября парламент переходит на перерывы для партийных конференций и депутаты в следующем месяце потеряют всего два рабочих дня в палате общин: «Что бы это ни было, это не попытка остановить жесткий «Brexit».

«Не хватает на еду»: как выживают студенты за рубежом

Почти голодают: как российские студенты платят за учебу в иностранных вузах

Ксения Чемоданова

В иностранные вузы только в прошлом году поступили почти 60 тыс. россиян. Но оплата обучения и сопутствующие издержки вынуждают студентов бежать с пар на работу. На съем квартиры и проживание в популярном среди российской молодежи Лондоне уходит $3 тыс. в месяц, не считая $40 тыс. в год за само обучение в вузе. Теоретически можно получить грант или стипендию университета, но и она не покрывает всех расходов на учебу, признают эксперты.

Ежегодно порядка 1,5% всех студентов из России уезжают за границу, чтобы получить иностранное образование, свидетельствуют данные ЮНЕСКО. Так, в прошлом году в иностранные вузы поступили порядка 57 тысяч россиян. Между тем, согласно данным Росстата за 2018 год, всего выпускников школ было 4,2 млн.

Чаще всего россияне отправляются за заграничной корочкой в Канаду, Нидерланды и Швейцарию, рассказывали опрошенные «Газетой.Ru» образовательные центры по обучению за рубежом. Также популярны среди российских выпускников вузы США и Великобритании, которые в последние пять лет все же сдают позиции.

В качестве основных причин потери интереса специалисты называют «прохладное отношение» к россиянам со стороны местных жителей и необоснованно высокие цены на образование. К примеру, в Великобритании стоимость года обучения с 2014 года выросла на треть, и сейчас составляет в среднем $40 тыс. в год. В США за один курс университета придется отдать около $50 тыс. Впрочем, в эту стоимость не входят дополнительные занятия в течение года, учебные пособия и затраты на питание.

Также в ряде университетов отдельно придется оплачивать проживание в кампусе или в съемной квартире, отметила в разговоре с «Газетой.Ru» россиянка Анна, которая второй год обучается в по программе магистратуры в Лондонском университете королевы Марии.

«Арендовать неплохую квартиру не в центре Лондона, но в шаговой доступности от метро стоит примерно 1,5 тыс. фунтов ($1850 – «Газета.Ru») в месяц. Есть еще вариант проживания в кампусе от университета. Стоимость недели пребывания в комнате с удобствами составляет около 120 фунтов, что выгоднее, чем снимать квартиру. Но существует очередь на кампусы, поэтому получить место к учебному году удается далеко не всем», — отмечает она, подчеркивая, что ей приходится подрабатывать, чтобы оплатить квартиру и покрыть расходы на питание.

«В прошлом году подрабатывала ассистентом в одной крупной консалтинговой компании, платили, конечно не особо хорошо, но мне хватало, к тому же это был опыт по специальности.

Несмотря на то, что учебу оплачивают родители, и они же выделяют мне деньги на расходы и питание, этого все равно не хватает. Лондон – дорогой город, поэтому приходится выкручиваться»,— признает россиянка, добавляя, что в месяц проживания обходится минимум в 2-2,5 тыс. фунтов ($2450 – $3000).

Похожая история наблюдается и в Италии, отмечают российские студенты. По словам Анастасии, которая получает второе высшее образование в Римском университете Ла Сапиенца, снимать жилье приходится за свои деньги.

Средняя стоимость квартиры-студии в Риме составляет порядка €800, а жилье в центре города стоит дороже примерно на 25-35%.

«При этом я не плачу за обучение, так как получила на грант от университета. Но мне нужно оплачивать проживание и ежегодный студенческий взнос в размере €175. Также приходиться тратить деньги на платные дополнительные курсы по итальянскому языку и покупать за свой счет учебные пособия», — говорит студентка.

«Платная» стипендия

Между тем шанс получить образование за рубежом бесплатно все же существует, признают опрошенные «Газетой.Ru» эксперты.

По словам директора Global Dialog Вячеслава Лычагина, право на бесплатное образование для иностранцев, в том числе и для россиян, предоставляют ряд европейских стран, включая Италию, Чехию, Францию и Германию.

«Но тут нужно учитывать, что обучение идет только на местном языке, а абитуриент обязан предварительно сдать экзамен на знание языка. Но и в этом случае без солидного капитала не обойтись. Например, для немецких вузов нужно предоставить справку о наличии на счету не менее €10,3 тыс. в качестве гарантии, что ученику будет на что жить во время обучения», — обращает внимание Лычагин.

Единственной страной ЕС, где можно прослушать курсы на английском языке бесплатно, считается Норвегия. Подобные программы бакалавриата и магистратуры существуют даже в топовых вузах Осло и Бергена. Также часть вузов Дании предоставляют ряд бесплатных курсов на английском языке, но они в основном касаются инженерных и технических специальностей.

При этом основным показателем знания языка считается сертификат TOEFL, без которого на бесплатную программу не попасть. Сдать тест можно в специализированных центрах в 30 городах России, а стоить сертификат будет $260. Если хочется попасть в британские вузы, придется сдать IELTS, который стоит примерно $250.

Кроме того, всем студентам, вне зависимости от формы обучения, необходимо оплатить ежегодный семестровый взнос. В Европе он колеблется в диапазоне от €150 до €1,5 тыс. Обычно эти деньги уходят на оплату членства в Союзе студентов.

«Членство дает возможность бесплатно посещать библиотеку и спортзал. Также по членской карточке можно получить скидки в столовой, на проездной и в некоторых книжных магазинах», — рассказывает студентка Анастасия.

Если хочется получить образование в вузах Великобритании, то придется все же придется заплатить за обучение. Однако часть университетов дают скидки ученикам-отличникам. Дисконт может составить до 50% от стоимости обучения, говорят эксперты.

Грантовая поддержка

Также можно претендовать на получение денежного гранта от вуза. Одну из самых гибких систем грантов применяют в США, отмечают в Global Dialog. В частности, в университетах Лиги Плюща предусмотрена особая категория материальной поддержки для нуждающихся студентов. Например, если доход семьи учащегося менее $65 тыс. в год, то стипендия полностью покрывает обучение.

Плюс есть программа Fulbright, рассчитанная на магистратуру. На нее могут претендовать кандидаты не старше 30 лет, иметь высшее образование и предоставить сертификат TOEFL на 80–100 баллов в зависимости от специализации. Программа покрывает все издержки студента, однако выдается очень ограниченному кругу лиц: конкурс превышает тысячу человек на место.

Также можно получить финансовую поддержку с помощью европейской грантовой программы Erasmus. При этом она подходит только тем студентам, которые уже получили диплом бакалавра. При этом еще учитывается опыт работы по выбранной специальности и письма-рекомендации от бывших преподавателей.

Китай, который набирает популярность у студентов по всему миру, традиционно считается одним из самых доступных вариантов. Стоимость обучения в китайских университетах составляет $2-5 тыс. в год за программы бакалавриата. В соразмерную сумму обойдется и магистратура. Плюс для россиян есть стипендиальные программы, но и они покрывают не более 75% обучения.

«С учетом всех грантов назвать образование полностью бесплатным все же нельзя. Даже если вуз полностью покрывает стоимость обучения, платить за жилье и питание нужно будет самому студенту.

Если учесть, что уровень жизни в ключевых странах ЕС намного выше, чем в России, то россияне должны быть готовы к значимым издержкам», — заключил Вячеслав Лычагин.

Евросоюз. Канада. США. Россия > Образование, наука. Недвижимость, строительство > gazeta.ru, 28 августа 2019 > № 3103386

Под грифом «Секретно»: названы тайные расходы России

Раскрыт объем «секретной экономики» России

СМИ подсчитали объем секретных расходов России за 2017 год. На закупку вооружения и продуктов интеллектуальной собственности страна потратила около 5 трлн рублей. Почти 5,3% ВВП Россия тратит на военную технику и научные исследования и разработки. Данные о таких расходах не публикуются, поскольку являются государственной тайной.

В 2017 году расходы России на вооружение длительного пользования и продукты интеллектуальной собственности составили 4,85 трлн рублей (почти 5,3% ВВП), подсчитало принадлежащее Георгию Березкину РБК на основе данных Росстата. Данные за 2018 год ведомство пока не публиковало.

При этом секретные расходы в номинальном выражении за год выросли на 5,8% — с 4,59 трлн руб. в 2016 году до 4,85 трлн руб. в 2017 году. Доля скрытых расходов от общего размера ВВП не изменилась, хотя до 2016 года росла.

В 2018 году этот показатель мог снизиться, отмечает издание. Росстат сообщил об уменьшении «приобретения продуктов интеллектуальной собственности и других активов, не включаемых в состав инвестиций в основной капитал».

Росстат публикует данные об объемах, структуре и динамике ВВП по единой международной методологии, которая называется «Система национальных счетов 2008 года». После перехода на новую систему в российском ВВП появилась засекреченная часть.

Так, система учитывает, но не раскрывает расходы на системы вооружения длительного пользования (самолеты, корабли, танки и т.д.), а также продукты интеллектуальной собственности (научные исследования и разработки, затраты на разведку запасов полезных ископаемых, создание компьютерного ПО и баз данных), объясняет РБК.

Поэтому засекреченные расходы посчитали путем вычета из объема валового накопления основного капитала (19,88 трлн руб.) остальных расходов, например, здания, транспорт и так далее.

Заместитель руководителя Росстата Ирина Масакова сообщила изданию, ведомство не намерено публиковать эти сведения из-за их секретности.

Траты на национальную безопасность не раскрываются, поскольку представляют собой государственную тайну.

Однако известно, что на реализацию госпрограммы вооружения на 2018–2027 годы предусмотрено 20 трлн рублей, и это не все траты бюджета РФ на оборону.

Ранее первый вице-премьер, министр финансов РФ Антон Силуанов заявил, что гособоронзаказ не сокращается, а программа ежегодно увеличивается на 5-7%.

Тем не менее, траты на закупку вооружений снижаются. Объемы затрат на оборону в 2017 году составили около 3,3% ВВП, говорил РИА «Новости» глава комиссии Госдумы по правовому обеспечению развития организаций ОПК РФ Владимир Гутенев.

«С тех пор мы видим достаточно существенное снижение. В 2018 году было 2,8%, в нынешнем году планируется 2,7%. Можно предположить, что траты в ближайшие годы будут от 2,5 до 2,6 процента ВВП», — отмечал он.

Ранее Стокгольмский международный институт исследования проблем мира (SIPRI) опубликовал рейтинг стран по объемам затрат в военной сфере.

В пятерку стран с крупнейшими военными расходами в 2018 году вошли США, Китай, Саудовская Аравия, Индия и Франция, на которые приходились 60% мировых военных расходов. Россия занимает шестое место по тратам на оборону.

При этом еще ранее президент России Владимир Путин в ходе «прямой линии» заявил, что наша страна находится на седьмом месте по расходам на вооружение ($48 млрд).

На первом месте, по его словам, США ($720−750 млрд), а на втором — Китай ($117 млрд). За ними следуют Саудовская Аравия, Великобритания и Франция.

Путин отметил, что в будущем в России «есть тренд на продолжение сокращения военных расходов».

В прошлом году вооруженные силы России заняли второе место среди сильнейших армий мира по версии рейтинга Global Firepower. Авторы учитывали более 55 факторов и включили в список 25 стран. Первое место заняла армия США, третье — армия Китая.

По данным издания, численность ВС России оценивается в 3 586 128 человек вместе с военнослужащими запаса. Оборонный бюджет составляет $47 млрд. Количество средств военно-морского флота составляет 352 единицы, истребителей – 818, общее количество средств авиации – 3,9 тыс. Армия превосходит все страны рейтинга по количеству танков – 20 300 единиц.

Министерство финансов ранее анонсировало затраты на оборону, безопасность и правоохранительную деятельность на три следующих года. В 2019, 2020 и 2021 году они составят 30% от бюджета. В 2019 году планируется выделить из бюджета 2 трлн 382 млрд, в 2020 году – 2 трлн 456 млрд, в 2021 – 2 трлн 523 млрд в 2021 году.

«Важные переговоры»: Россия и Турция обсуждают поставку истребителей

Россия и Турция приступили к обсуждению поставок Су-35 и Су-57

Лидия Мисник

Москва обсуждает с Анкарой поставку Турции российских истребителей Су-35 и Су-57 вместо американских F-35, из программы производства которых Вашингтон исключил турецкую сторону. К тому же, Москва выразила готовность помогать Турции в производстве истребителей пятого поколения TF-X. Эти вопросы обсуждаются в ходе авиасалона МАКС-2019.

Россия и Турция обсуждают поставку Анкаре российских систем радиоэлектронной борьбы (РЭБ) и истребителей Су-35 и Су-57, сообщил журналистам в среду на авиасалоне МАКС-2019 директор Федеральной службы по военно-техническому сотрудничеству Дмитрий Шугаев. Он назвал особенно важными предстоящие переговоры с его турецким коллегой начальником управления оборонной промышленности при президенте Турции Исмаилом Демиром.

Шугаев отметил, что стороны продолжат обсуждать темы, которые стоят на повестке, в том числе поставку Анкаре российских зенитных ракетных комплексов С-400.

По его словам, Турция заинтересована в российской авиатехнике из-за того, что США приостановили ее участие в программе по производству истребителей пятого поколения F-35.

«Мы знаем, что сегодня Турецкая Республика по F-35 с американцами в определенном ступоре, и интерес к нашей авиационной технике большой. Рано говорить о каких-то контрактных переговорах, нет еще заявки. Как это бывает у нас постоянно, должны пройти определенные консультации», — пояснил Шугаев.

Кроме того, он сообщил, что Москва может помочь Анкаре в создании собственного истребителя пятого поколения TF-X. Директор Федеральной службы по ВТС также обратил внимание, что накануне президенты России и Турции Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган назвали промышленное сотрудничество двух стран возможным и желаемым. Он уверен, что российская промышленность готова к такому сотрудничеству.

Турецкий проект истребителя пятого поколения TF-X (Turkish Fighter — Experimental) разрабатывает турецкая компания Aerospace Industries (TAI) в сотрудничестве с британской BAE Systems.

Эрдоган осмотрел истребитель Су-57 накануне на МАКС-2019 в Жуковском. Он поинтересовался у Путина, возможно ли купить этот самолет, на что российский лидер ответил: «Можете купить». На авиасалоне главам государств продемонстрировали групповой полет четырех таких истребителей.

Президенты также ознакомились со средним вертолетом Ка-62, тяжелым вертолетом Ми-38 и истребителем Су-35.

Су-57 — это российский истребитель пятого поколения. Он был разработан Объединенным конструкторским бюро им. П.О. Сухого. Самолет способен нести вооружение класса «воздух — воздух» и «воздух — земля» и обладает малой заметностью. Он оснащен новейшими средствами поражения, превосходящими по своим характеристикам иностранные аналоги, отмечали в июне в Минобороны.

В первый день работы МАКС-2019 его посетил Владимир Путин, где со своим турецким коллегой они осмотрели экспозицию и провели переговоры.

Вопрос поставок Анкаре российских истребителей обсуждается уже давно. Это связано с тем, что американская сторона исключила Турцию из участия в программе по производству F-35, что, в свою очередь, произошло на фоне поставок республике российских ЗРК С-400. Турецкая газета Yeni Safak 12 августа сообщила, что Анкара рассматривает возможность покупки Су-35 вместо F-35. Издание отметило, что представители управления оборонной промышленностью и ВВС Турции изучают предложение АО «Рособоронэкспорт».

Если турецкая сторона даст положительную оценку российским самолетам, представители оборонных ведомств двух государств приступят к официальным контактам по возможности покупки Су-35, подчеркнули в Yeni Safak.

Глава «Ростеха» Сергей Чемезов еще в середине июля сообщал о готовности Москвы продавать Турции эти многоцелевые истребители, если у Анкары будет такое желание.

В начале мая речь шла о другой российской альтернативе F-35 — Су-57Э. Чемезов говорил об этом агентству Anadolu. Тогда он назвал Турцию привлекательным рынком для российского боевого самолета. Как подчеркнул глава «Ростеха», если Анкара заинтересуется этим проектом, то Москва будет готова сотрудничать.

По словам Чемезова, документы, разрешающие экспорт Су-57, уже согласованы. Он обратил внимание, что Турция — первое государство-член НАТО, с которым Москва заключила контракт на поставку новейшей системы противовоздушной обороны С-400.

«Мы все видим, что на Турцию оказывается беспрецедентное давление, но, насколько мне известно, Анкара занимает очень прямую и последовательную позицию на реализацию всех положений контракта [по закупке С-400]. Тот факт, что Турция не поддается давлению со стороны своих партнеров по альянсу, демонстрирует независимость внешней политики турецкого правительства и президента», — отметил Чемезов.

«Он пожалеет об этом»: на что пошел Джонсон ради Brexit

Ради Brexit: Джонсон попросил Елизавету II приостановить работу парламента

Ангелина Мильченко

Премьер-министр Великобритании Борис Джонсон объявил о том, что вторая сессия парламента начнется 14 октября после тронной речи королевы. Таким образом, депутаты выйдут с летних каникул 3 сентября, а затем с 9 сентября по 14 октября их работа будут приостановлена. Многие политики видят в этом решении Джонсона намерение помешать парламентариям сорвать «жесткий Brexit». Однако сам премьер утверждает, что у них будет время для обсуждения условий выхода страны из ЕС.

Британский парламент приостанавливает свою работу до 14 октября, заявил премьер-министр Великобритании Борис Джонсон.

«Мы должны продолжать реализовывать внутреннюю повестку дня, и именно поэтому мы объявляем, что тронная речь королевы состоится 14 октября», — сказал политик в эфире телеканала Sky News.

В канцелярии британского премьера сообщили, что Джонсон обратился к Елизавете II и попросил ее «завершить нынешнюю парламентскую сессию на второй неделе заседаний в сентябре». Вторая же сессия работы парламента начнется в октябре после королевской речи, передает РИА «Новости».

В то время как многие видят в этом шаге существенное снижение шансов парламентариев помешать выходу страны из Евросоюза без соглашения, сам Джонсон уверяет, что у депутатов будет достаточно времени, чтобы обсудить ситуацию вокруг Brexit и, если будет достигнуто новое соглашение с ЕС, проанализировать его и принять. Великобритания планирует выйти из Евросоюза 31 октября.

Приостановление работы парламента премьер-министр объясняет тем, что стремится представить и начать реализовывать новую внутриполитическую повестку.

«Мы являемся новым правительством с замечательной программой [нацеленной на то], чтобы сделать наши улицы более безопасными, снизить уровень преступности, мы должны инвестировать в нашу фантастическую Национальную службу здравоохранения, поднять уровень финансирования образования, инвестировать в инфраструктуру, решить проблему [повышения] стоимости жизни. Для реализации этого нам требуется принятие нового законодательства», — заявил Джонсон.

В связи с принятым решением премьер-министра, британские депутаты вернутся с летних каникул 3 сентября, чтобы продолжить сессию, которая была начата еще при прошлом премьере Соединенного Королевства Терезе Мэй. После этого работа парламента страны будет приостановлена почти на месяц — с 9 сентября по 14 октября.

В письме депутатам палаты общин Борис Джонсон указал, что парламентарии смогут выразить свое мнение относительно законодательной повестки дня, которую предложит правительство. В частности, члены палаты общин смогут в преддверии саммита ЕС 17-18 октября обсудить подход к реализации Brexit, а затем 21 и 22 октября провести голосование.

«Если мне удастся договориться о сделке с ЕС, парламент тогда получит возможность до 31 октября принять законопроект, необходимый для ратификации сделки», — обратил внимание Джонсон.

В то же время спикер палаты общин британского парламента Джон Беркоу считает решение о приостановлении работы депутатов «конституционным произволом», передает вещательная корпорация «Би-би-си».

«Совершенно очевидно, что цель пророгации (отсрочка заседаний) теперь будет заключаться в том, чтобы помешать парламенту обсуждать Brexit и выполнять свой долг в формировании курса развития страны», — считает Беркоу.

При этом депутат из правящей в Великобритании Консервативной партии Доминик Грив уверен, что правительству во главе с Джонсоном может быть объявлен вотум недоверия. «Это попытка управлять без участия парламента, что вполне беспрецедентно. Я думаю, что премьер-министр пожалеет об этом», — приводит его слова ТАСС.

В то же время произошло снижение курса британского фунта стерлингов по отношению к доллару на фоне сообщений о приостановке парламентской сессии и угрозы выхода Великобритании из ЕС без сделки.

Возможно, Борис Джонсон ведет жесткую политику, так как не боится идти на крайние меры. Такое мнение выразил исполнительный директор мониторинговой организации CIS-EMO Станислав Бышок в комментарии ФАН.

«Джонсон — жесткий евроскептик и политик, которого характеризуют не только резкие высказывания, но и соответствующая позиция в принятии решений. Временный роспуск парламента — та мера, на которую британский премьер не побоится пойти для достижения поставленной цели», — обратил внимание собеседник агентства. Он отметил, что британский премьер намерен вывести страну из ЕС со сделкой или без нее.

Об этом намерении неоднократно заявлял сам Джонсон. Так, 24 июля он подтвердил свои обещания провести Brexit до 31 октября, несмотря ни на что, передает Sky News.

«Мы собираемся выполнить неоднократные обещания парламента перед народом и покинем Евросоюз 31 октября без всяких «если» или «но», — сказал он во время своего первого публичного выступления в роли премьер-министра. При этом Джонсон подчеркнул, что выход из ЕС был «фундаментальным решением» жителей Великобритании.

Сирийский кризис: тернистое движение от войны к миру

А.Г. Аксенёнок – Чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации, вице-президент Российского совета по международным делам (РСМД).

Резюме Восьмилетний сирийский кризис можно разбить на два этапа: до решительного военного вмешательства России в сентябре 2015 года и после того, как российские военно-космические силы развернули операции в Сирии, что позволило восстановить контроль Дамаска над большинством потерянных территорий, уничтожить военную инфраструктуру ИГИЛ и других террористических группировок.

Второе десятилетие 2000-х гг.началось с череды протестных взрывов на Ближнем Востоке и в Северной Африке, которые оказали дестабилизирующее воздействие на весь регион. Причём не только на страны, где произошла насильственная смена режимов. Выход из глубокого кризиса, носящего системный характер, до сих пор не найден. В большинстве стран начались нужные, пусть и запоздалые, социально-экономические реформы с трудно прогнозируемым пока результатом (Египет, Тунис, Марокко, Иордания, Саудовская Аравия). В других частях арабского мира вопрос о власти решается через гражданские войны (Сирия, Ливия, Йемен). Здесь сплелись в один запутанный узел «легитимные» и «нелегитимные» правительства, многочисленные «народные милиции» и террористические группировки, иностранные контингенты — все эти скрытые и явные инструменты геополитического соперничества «нового типа».

В итоге регион по-прежнему остаётся источником насилия и терроризма, тяжёлых внутригосударственных потрясений, гуманитарных катастроф мирового масштаба и миграционных волн. Цена революций, вызванных ими материальных разрушений и внешних вмешательств, оказалась слишком высокой, и нельзя исключать новых рецидивов.

Специфика конфликта

Сирийский кризис, хотя и отражает общую картину болезненного состояния широкого ареала Ближнего Востока, всё же представляет собой особый случай. Он стал следствием глубинных перемен в расстановке сил на глобальном и региональном уровнях, незавершённости и разнонаправленности мировых процессов. Можно без преувеличения сказать, что именно здесь сфокусировалось большинство геополитических, идеологических, социальных и этно-конфессиональных катаклизмов XXI в.

Стратегия «смены режимов» США и их европейских союзников в бывшей Югославии, Ираке, Ливии и, наконец, на Украине стала тем полем, где прошли линии размежевания между Россией и Западом. Образовался разрыв между политикой «свершившихся фактов» и «политической целесообразности», с одной стороны, и ключевыми принципами (национальный суверенитет, территориальная целостность, невмешательство во внутренние дела и неприменение силы вне рамок и процедур, установленных Уставом ООН) того миропорядка, который сложился по итогам Второй мировой войны — с другой. В плоскость острых международных дебатов был поставлен также вопрос о правовых основаниях лишения режимов, неугодных той или иной группе государств, статуса международной законности.

Конфликт в Сирии разворачивался в тот исторический период, когда отношения России и США от былого партнёрства конца 1990-х – начала 2000-х гг. постепенно, но неуклонно сползали к конфронтационной модели времён холодной войны, хотя и со своими новыми чертами. Общепризнанные нормы международного права подвергались ревизии в одностороннем порядке, а коллективного «механизма разрешения кризисных ситуаций», к чему призывала Россия, выработано не было. Такой механизм, как предлагал президент России в своём выступлении на Ежегодном заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» 2014 г., мог бы включать в себя «внятную систему взаимных обязательств и договорённостей» и «чёткие условия, при которых вмешательство является необходимым и законным»[1].

Затяжной сирийский кризис поставил международное сообщество перед серьёзным вызовом: способно ли оно стабилизировать взрывоопасные конфликтные очаги совместными усилиями или верх возьмёт силовое соперничество в продвижении геополитических интересов и непомерные амбиции региональных центров силы. В этом смысле конечный исход гражданского противоборства в Сирии будет иметь последствия, выходящие далеко за региональные рамки. В Москве убеждены: то, каким образом разрешится ситуация в этой стране, может стать в дальнейшем моделью реагирования мирового сообщества на внутренние конфликты в развивающихся государствах.

В годы националистического подъёма Египет называли «головой арабизма», а Сирию — его «сердцем». В этом есть что-то исторически предопределённое, хотя с тех пор многое изменилось. Понятие арабизма потеряло своё прежнее звучание, Египет утратил позиции лидерства, появились новые центры финансового и политического влияния в Персидском заливе, возвысилась роль «неарабских регионалов», таких как Турция, Иран, Израиль. Изменившаяся расстановка сил на региональном уровне сделала Сирию ареной, где опосредованно и уже в других исторических условиях развернулось столкновение суннитской Саудовской Аравии и шиитского Ирана — этих двух религиозных центров и апологетов ведущих течений в исламском мире[2]. На конфессиональной почве выросло и такое новое проявление международного терроризма, как средневековое государствостроительство в виде арабского халифата, что придало конфликту многомерный характер. С развёртыванием полномасштабной гражданской войны в центре арабского мира туго переплелись где-то сталкивающиеся, а в чём-то и совпадающие интересы множества вовлечённых сторон, что затрудняло поиски взаимоприемлемых договорённостей и делало коалиционные связи подвижными и двусмысленными. Всё это в конечном счёте предопределяло длительность, кровопролитность и жестокость противоборства.

На территории Сирии в отличие от других конфликтных очагов в Азии и Африке находятся в непосредственной близости воинские контингенты и военные базы шести иностранных государств (России, Ирана, Турции, США, Франции и Великобритании) со своими сферами политического притяжения. Причём только Россия и Иран — на легальном международно-правовом основании, то есть по приглашению сирийского правительства. В воздушном пространстве страны проведены линии раздела. Столь компактное иностранное военное присутствие, в том числе в виде негосударственных военизированных формирований (proxies), не только таит в себе непредсказуемые риски, но и даёт в руки каждого из этих игроков «на земле» военно-политические инструменты, позволяющие срывать любой неприемлемый для него финальный исход. В зеркале сирийского кризиса отразился также рост влияния региональных акторов, которые ведут собственные «партии» в большой ближневосточной игре, всё чаще не совпадающие с глобальными интересами крупных держав.

Специфика и вместе с тем трудноразрешимость сирийского кризиса состоит ещё и в том, что многосторонние переговоры о будущем государственном устройстве проходили на фоне непрекращающихся военных действий с короткими перерывами на хрупкие соглашения о прекращении огня и «зоны деэскалации». В международной практике региональных конфликтов институциональные реформы обычно начинаются после завершения военной фазы. В сирийском урегулировании договорённости о реформах такого рода между непосредственными участниками конфликта при международном содействии должны стать, по сути, условием прекращения военных действий и направления общих усилий против сохраняющейся террористической опасности.

В контексте революционных вызовов современного мирового развития сирийский кровопролитный конфликт стал ещё одним свидетельством того, к каким тяжёлым последствиям для государства и общества может привести недооценка важности проведения назревших политических реформ и допущенные просчёты с выработкой тактики дальнейших шагов после первых проявлений антирежимных настроений.

Режим Асада полагал, что после проведённых экономических реформ Сирия, как «бастион антиамериканизма» на Ближнем Востоке, в отличие от считавшихся прозападными Туниса и Египта, имеет особый иммунитет. Показательно в этом отношении интервью сирийского президента 31 января 2011 г. газете «Wall Street Journal», в котором он заявил, что, несмотря на все трудности, «Сирия остаётся стабильной», и для быстрых перемен «время ещё не пришло»[3]. Зная критическое отношение отца нынешнего президента Сирии Хафеза Асада к горбачёвским реформам и их последствиям вкупе с неудачным опытом демократизации Алжира[4], можно предположить, что этими соображениями в числе многих других объясняются колебания и непоследовательность Башара Асада задолго до начала массовых протестов, принятие им с запозданием ряда важных политических решений.

Кстати, Алжир конца 1980-х – начала 1990-х гг. даёт нам обратный пример. Искусственное форсирование демократических реформ в разделённом обществе также приводит к гражданскому противоборству, которое длилось в Алжире десять лет (1991–2000 гг.) и может начаться вновь.

Текущее положение на карте военного противоборства

Крупным планом восьмилетний сирийский кризис можно разбить на два этапа: до решительного военного вмешательства России в сентябре 2015 г. и после того, как российские военно-космические силы развернули операции в Сирии, что позволило восстановить контроль Дамаска над большинством потерянных территорий, уничтожить военную инфраструктуру ИГИЛ[5] и других террористических группировок.

Спорадические антиправительственные выступления в конце февраля – начале марта 2011 г. носили вначале мирный характер. Лозунги, выдвинутые оппозицией, не выходили за рамки политических требований расширения прав и свобод, продолжения начатых и ранее обещанных реформ. Критическая масса протестов стала волнообразно распространятся по всей стране после того, как верх в сирийском руководстве быстро взяли всесильные силовые структуры, требовавшие перейти от уступок к военному подавлению восстания. В апреле–мае против мирных демонстраций были задействованы тяжёлые виды вооружений. Законодательные меры по частичной либерализации политического режима, призывы к началу национального диалога и даже принятие новой конституции в феврале 2012 г. уже не смогли разрядить обстановку. Милитаризация конфликта стремительно нарастала.

Сирийская оппозиция, представленная политической эмиграцией и в основном подпольными организациями гражданского общества с разношёрстными идеологическими установками (от либералов до троцкистов и радикальных исламистов), сама по себе не могла представлять угрозу режиму с отлаженным механизмом жёсткой авторитарной власти. Быстрый, по сути одномоментный, переход к военной фазе был эффектом поразительной синергии, вызванной взрывом стихийных протестов с широким применением современных технологий связи, непропорциональным военным ответом властей, дезертирством из армии в сочетании с массовым вбросом боевиков и вооружений через границы соседних с Сирией государств при прямой поддержке Турции и финансовой подпитке со стороны арабских монархий Персидского залива, в первую очередь Саудовской Аравии и Катара. Лидеры регионального окружения Сирии имели к тому же «старые счёты» с Башаром Асадом, отношения с которым в предшествующий период колебались от тесного сотрудничества до взаимных нападок и обвинений. Конфессиональные факторы существенной роли вначале не играли, но с расширением военных действий и вовлечением новых участников использовались всеми сторонами в качестве мобилизационного ресурса.

США и ведущие страны Евросоюза сразу объявили режим Асада нелегитимным, признали политическое крыло оппозиции законным представителем сирийского народа и развернули давление на Дамаск через ООН и другие международные площадки. Лига арабских государств (ЛАГ) приняла беспрецедентное в своей истории решение о приостановке членства Сирии в этой организации. На тот момент цель свержения режима по ливийскому сценарию была объединяющим началом в сформировавшейся антиасадовской коалиции. Со временем конфликт интересов между США и их региональными партнёрами, а также между самими крупными игроками в регионе (Турцией, Саудовской Аравией, ОАЭ и Катаром) привёл к переменам в конфигурации коалиционных связей, что придало сирийскому кризису новые измерения.

Однако первая рефлекторная реакция, как это особенно видно с высоты сегодняшнего дня, стала крупным политическим просчётом, что признаётся сегодня солидными западными экспертами. Соединённым Штатам не удалось создать прочную военно-политическую опору среди арабской части вооружённой оппозиции — «оружие всё время попадало не в те руки» — и отделить «умеренных исламистов» от быстро размножавшихся террористических организаций. Но настойчивые требования об уходе Асада постоянно подстёгивали иллюзии оппозиции о возможности военной победы, разжигали соперничество в её рядах в борьбе за политическое влияние и контроль над потоками вооружений и внешнего финансирования. Безоговорочная поддержка оппозиционного движения, в котором быстро набирали силу «джихадисты», связанные с ИГИЛ и «Аль-Каидой»[6], предопределила слабость американской дипломатии, лишило её свободы манёвра. Это делало Вашингтон заложником непомерных требований эмигрантских политиков и их региональных спонсоров. Дело дошло до того, что политика США стала слишком явно играть на руку терроризму, которому американцы сами объявили войну. С особой очевидностью это проявилось летом 2014 г., когда военные успехи ИГИЛ в Ираке и Сирии поставили администрацию Барака Обамы в ещё более щепетильное положение.

В 2012–2015 гг. внутренние ресурсы Дамаска для отражения военного давления изнутри постепенно истощались. Вооружённая оппозиция расширяла зоны своего территориального контроля не только на севере и востоке страны, куда шёл перелив радикальных исламистов из Ирака, но и в центральных густонаселённых районах. Сирийская армия не была готова к тактике боёв в городских условиях и постепенно переходила к оборонительным действиям, сосредоточив усилия на защите дальних подступов к столице, стратегических узлов и важных транспортных коммуникаций.

Вступление в вооружённые действия отрядов ливанской «Хизбаллы» в 2012 г. и наращивание прямой военной помощи со стороны Ирана, в том числе с привлечением шиитских ополчений из Ирака, Афганистана и Пакистана, позволило на время затормозить продвижение к жизненно важным центрам, но обострило межобщинное взаимодействие, придав конфликту особое ожесточение. Иран, установивший тесные отношения с Сирией ещё с середины 1980-х гг., сумел за годы региональных потрясений закрепиться в Ираке и Ливане и создать протяжённую военную инфраструктуру под своим контролем. Сирийская территория рассматривается иранцами как ключевое звено в стратегии национальной безопасности, в основу которой заложено противодействие Саудовской Аравии и её претензиям на лидерство в исламском мире. После того как США при администрации Дональда Трампа вышли в одностороннем порядке из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) и перешли к антииранской тактике экономического и политического давления, региональная стратегия Ирана подвергается самым серьёзным испытаниям. В условиях большого финансового бремени, растущих экономических трудностей и людских потерь в сирийской войне на поверхность всё чаще всплывают признаки внутреннего недовольства[7]. Возникают вопросы, где пределы региональной безопасности Ирана, каково в ней место Сирии как важного звена в более широких рамках стратегической линии в отношениях с США и Саудовской Аравией.

Позиция Турции, сделавшей ставку на быструю смену режима в Дамаске и приход к власти идеологически близких к правящей партии Реджепа Эрдогана исламистских организаций, пережила в ходе конфликта существенные метаморфозы. Смена акцентов в региональной политике происходила под воздействием осложнений в процессе перехода от парламентской республики к модели жёсткой президентской власти и разочарований в сирийской политике США и Евросоюза, с одной стороны, и осознания преимуществ от налаживания взаимодействия с Россией по Сирии в широких рамках двустороннего сотрудничества — с другой.

Меняющуюся региональную картину во многом определял курд­ский фактор, роль которого во внутренней политике стран «курдского треугольника» (Сирия, Турция, Ирак) всегда была и остаётся значитель­ной. Вскоре после начала военных действий правительство Сирии при­няло решение о свёртывании своего военного присутствия в северо-восточных районах, которые перешли под контроль курдского большинства. Проводимая Эрдоганом война на два фронта — с режимом Асада и курдскими вооружёнными формированиями — не только не принесла успеха, но и привела к наращиванию террористических атак со стороны ИГИЛ уже в самой Турции. Участились трения с американцами, сделавшими ставку на курдов, которые продемонстрировали свою высокую боеспособность в проведении антитеррористических операций против ИГИЛ. В результате сложилась ситуация, когда сирийские курды, впервые получившие возможность сомкнуть свои анклавы в Африне и Кобани, сочли этот исторический момент благоприятным для оформления на северных границах с Турцией автономного ареала (своего рода Западного Курдистана) с претензиями на провозглашение независимости. После разрыва перемирия с Курдской рабочей партией и прекращения легальной деятельности курдской оппозиции внутри Турции курдские отряды самообороны и их политическое крыло в Сирии — партия Национальный Союз — стали рассматриваться турецким руководством как террористическая организация наравне с ИГИЛ.

Курс на военное вмешательство собственными силами с целью очистить пограничную территорию к востоку от Евфрата от курдских отрядов, создать «буферную зону» безопасности на территории Сирии и подготовить условия для возвращения беженцев стали официальным обоснованием для совместных операций турецких вооружённых сил и Сирийской свободной армии на севере Сирии. Россия, поддерживающая партнёрские отношения с Турцией в рамках «астанинской тройки», с пониманием относится к этим озабоченностям, исходя при этом из заверений турецкого руководства о приверженности принципу территориальной целостности Сирии как конечной цели политического процесса.

Роль Саудовской Аравии в сирийском конфликте также претерпела значительные перемены. Бурное развитие событий в регионе и расширение сферы иранского влияния в Ираке, Ливане и Бахрейне укрепили в Эр-Рияде представление о том, что Иран вынашивает планы окружить «шиитским поясом» святыни ислама и дестабилизировать саудовскую монархию. С началом конфликта главные усилия саудовцев стали направляться на создание противовеса Ирану в Сирии путём консолидации идеологически близких к ним исламистских сил. Финансирование этой части вооружённой оппозиции и распространение саудовского влияния на структурирование её политической части сыграли свою роль в эскалации военных действий не в пользу правительственных войск.

По мере того, как в развитии конфликта происходил перелом, баланс выигрышей и неудач складывался не в пользу военно-политических группировок, находящихся под саудовским влиянием. Политика, направленная на подрыв изнутри законного режима в Сирии, вступала в открытое противоречие с затянувшимся вооружённым вмешательством в Йемене под лозунгом восстановления той же «конституционной законности». Война на два фронта становилась всё более обременительной. Закрепление ИГИЛ в Сирии и Ираке дало импульс к расширению террористической активности на юге Аравийского полуострова и в самой Саудовской Аравии. Переход от ставки на скорое падение режима Асада к более реалистическому видению перспектив происходил также на фоне осложнившихся отношений с Соединёнными Штатами. Несмотря на их общую антииранскую направленность, в Саудовской Аравии усиливалось недовольство хаотичной и непредсказуемой политикой администрации Трампа на Ближнем Востоке. Возникли опасения, что США готовятся к уходу из региона, и, соответственно, ощущение неуверенности в получении поддержки в нужный момент, если Иран воспользуется образовавшимся вакуумом.

Параллельно, несмотря на разногласия между Саудовской Аравией и Россией по Сирии, шёл процесс выстраивания отношений между ними на базе более широких совместных интересов в региональной и глобальной политике. На этой основе в ходе регулярных контактов, в том числе на высшем уровне, постепенно достигалось взаимопонимание и по принципиальным подходам к сирийскому урегулированию, таким как искоренение террористической угрозы, скорейшее начало работы Конституционного Комитета, содействие расширению гуманитарных поставок и возвращению беженцев.

Действия России — и это признаётся всеми её оппонентами — внесли коренной перелом в развитие сирийского кризиса. К моменту начала военной кампании в Сирии правительственная армия и различные лояльные ей милицейские формирования вели бои на окраинах столицы, с трудом сдерживали наступление боевиков на южном фронте, и приход к власти «зелёного интернационала» в центре арабского мира был вполне прогнозируем. Именно тогда, летом 2015 г., президент Асад сказал свою известную фразу о необходимости «сохранить полезную Сирию», то есть «алавитский коридор» в западной части страны вдоль побережья от г. Дераа на юге до Латакии на севере, то есть не более 30–35% сирийской территории.

На сегодняшний день сложилась совершенно иная военная реальность. Дамаск вернул контроль над большей частью территории (по различным оценкам 68–70%), вооружённая оппозиция лишена возможности вести активные боевые действия, сохранив некоторые свои анклавы на северо-западе. «Арабский халифат» как квазигосударственное террористическое образование и его военная инфраструктура разгромлены. В то же время на пути перехода к постконфликтному урегулированию предстоит преодолеть множество препятствий, предвиденных и непредвиденных. Примерно одна треть сирийской территории находится под контролем Турции (северный анклав от турецкой провинции Хатай до западного берега реки Евфрат) и «Сирийских демократических сил», получивших специальную подготовку и оснащение от США,в северных и северо-восточных районах вдоль Евфрата. И, наконец, нерешённость проблемы провинции Идлиб на западе, где зона деэскалации захватывает часть провинций Халеб и Хама. Доминирующие позиции там удерживают радикальные исламисты джихадистского толка, сгруппировавшиеся вокруг террористической организации «Хей’ат Тахрир Аш-Шам»[8].

Перипетии международного посредничества: между Женевой и Астаной

За восемь лет конфликта, который был с самого начала интернационализирован, в первую очередь самими арабскими государствами, сменилось три Специальных представителя Генерального Секретаря ООН по Сирии и предпринималось множество попыток найти пути к урегулированию совместными усилиями международного сообщества. Все они не привели к искомому результату, хотя, следует признать, внесли существенный вклад в мировую практику конфликтного урегулирования, дали богатый материал для объективного анализа причин неудач. В плоскость международных дискуссий были поставлены такие вопросы посреднической роли ООН, как: способен ли её специальный посланник, каким бы он ни был искусным переговорщиком, соблюдать беспристрастность, если члены Совета Безопасности (СБ ООН), перед которым он отчитывается, поддерживают разные стороны в конфликте, почему он постоянно обвиняется в пристрастности то одной, то другой из сторон, зависит ли успех миссии посредника от содержания его мандата и, наконец, может ли «жёсткий мандат», каким располагал Верховный представитель Евросоюза в Боснии, быть более эффективным для поддержания необходимого давления на противоборствующие стороны.

В первые месяцы вооружённых столкновений посредническую миссию предприняла ЛАГ, усилия которой не увенчались успехом и были быстро свёрнуты. Режим и оппозиция рассчитывали на скорую победу при поддержке извне, а сирийское руководство имело все основания не доверять Лиге, которая находилась под влиянием Саудовской Аравии и Катара. С февраля 2012 г.начался отсчёт международного посредничества по линии ООН.После того, как СБ ООН оказался неспособным выработать согласованные решения (линия Запада совместно с арабскими государствами Персидского залива на международную легализацию вмешательства встречала решительное вето со стороны России и Китая), Генеральная Ассамблея поручила Генеральному секретарю назначить своего специального представителя по Сирии. Им стал бывший Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан, имевший большой опыт миротворческой деятельности.

План из шести пунктов, разработанный международным посредником, предусматривал меры по прекращению военных действий, развёртывание наблюдательной миссии ООН и переход к межсирийским переговорам при международном содействии[9]. Однако этот простой и в теории правильный план не получил солидарной поддержки в СБ ООН, а его реализация была сорвана самими сирийскими сторонами. Наблюдатели ООН не смогли продолжать свою деятельность в условиях непрекращавшихся военных действий, провокаций с различных сторон и искусственных ограничений на передвижение со стороны сирийских властей. В июне 2012 г. Аннан подал в отставку, не проработав на своём посту и шести месяцев.

Вместе с тем, миссия Аннана подготовила почву для выработки первого консенсусного международного документа, Женевского коммюнике от 30 июня 2012 г., и затем на этой основе — резолюции СБ ООН 2254 (2015 г.), заложивших правовую базу сирийского урегулирования. Ведущую роль в этой работе сыграло деловое взаимодействие России и США, которые, несмотря на имеющиеся разногласия в рамках «Группы действий по Сирии», смогли в то время прийти к согласию в отношении главных принципов международного сопровождения усилий самих сирийцев по выходу из кризиса. Эти документы оставались основой мандата для последующих Специальных представителей Генерального Секретаря — бывшего министра иностранных дел Алжира Лахдара Брахими и Стефана де Мистуры, возглавлявшего ранее миссии ООН в Ираке и Афганистане.

С самого начала посредничества по линии ООН политический процесс столкнулся с трудностями. Принятые меж дународно-правовые документы содержали руководящие принципы урегулирования и «дорожную карту» с указанием ориентиров по времени для каж дого из его этапов (формирование переходного органа с исполнительными полномочиями, разработка проекта новой конституции, проведение свободных выборов под меж дународным контролем). Из всего комплекса причин, предопределивших в конечном счёте тупик переговорного процесса на Женевском треке, наиболее существенными представляются следующие:

• Согласно документам по сирийскому урегулированию, СБ ООН рассматривается как главный и единственный механизм имплементации и инструмент поддержки Спецпредставителя. При возникновении раскола в его рядах политический капитал международного посредничества девальвировался.
• Обострение российско-американских разногласий в трактовке положений Женевского коммюнике и резолюции СБ ООН 2254, относящихся к содержанию переходного периода и очерёдности шагов. Наибольшие столкновения вызывали такие вопросы, как статус и полномочия «переходного управляющего органа», роль и место в этот период президента Асада. Вплоть до последнего времени США и оппозиция ставили его отставку предварительным условием начала прямых межсирийских переговоров. Для такой натянутой интерпретации в текстах основополагающих документов весомых оснований не было.
• Отсутствие поддержки с сирийских сторон, связывающих свои расчёты с военной победой. В сентябре 2016 г. российско-американское взаимодействие было прервано, что осложнило усилия международного посредника по принуждению сирийцев к переговорам. Перерывы между раундами становились всё продолжительней, эскалация насилия продолжалась, а политические вопросы затенялись нараставшим комом гуманитарных проблем.
• Долгие дискуссии на тему, что вначале, а что потом: борьба с терроризмом или договорённости о параметрах переходного периода, то есть раздела власти.
• Разрозненность политической оппозиции, бесконечные внутренние трения и перестановки в её рядах в борьбе за лидерство, неспособность заручиться поддержкой со стороны боевых командиров на местах, между которыми также разгорались конфликты как отражение соперничества Саудовской Аравии, Катара и Турции.
• Отсутствие достаточного внешнего давления на сирийские стороны. Если по мере успехов сирийской армии на поле военных действий после российского вмешательства завышенные требования оппозиции склонялись к умеренности, то Дамаск проявлял всё меньше готовности к уступкам и даже ужесточал свои политические позиции.
• Фрагментация межсирийских и международных переговорных площадок, что снижало значимость Женевского формата.

Следует констатировать, что в ходе интенсивных переговоров в различных форматах и комбинациях участников двум крупным дипломатам международного уровня, наделённым международным мандатом, не удалось добиться эффективного прекращения военных действий, обеспечить беспрепятственную доставку гуманитарной помощи и вывести правительство Сирии и оппозицию на прямые переговоры. В то же время во многом благодаря их усилиям вялый политический процесс в Женеве поддерживался на плаву и постепенно вырисовывались его слабые места. С начала 2017 г. стало понятно, что для выхода из затянувшегося политического тупика требуется стабилизация военной обстановки. Акцент с российской стороны был сделан на взаимодействии с Турцией, которая расширила к тому времени сферу своего влияния на различные организации сирийских боевиков и, со своей стороны, проявляла желание сотрудничать с Россией в Сирии. С подключением Ирана, также заинтересованного в деэскалации военных действий, образовался такой переговорный механизм, как Астанинский формат (по названию столицы Казахстана, где проходили первые встречи).

Работа в этом формате, в которой принимал участие и Стефан де Мистура, имела свои особенности и преимущества. Представители сирийского правительства впервые сели за стол переговоров с командирами отрядов вооружённой оппозиции, теми самыми, которые назывались в Дамаске террористами. Россия, Турция и Иран, действуя скоординировано и на параллельных курсах, выступали гарантами выполнения достигнутых договорённостей. Турция обеспечивала «кооперабельное поведение» тех отрядов, на которые она имеет влияние, а Россия старалась добиться того же от Дамаска. Иран в этой сложной схеме должен был сдерживать неконтролируемые действия «Хизбаллы» и отрядов шиитского ополчения. Важным итогом регулярных встреч под эгидой «астанинской тройки» были соглашения о четырёх зонах деэскалации, которые позволили на время снять накал по линиям военных действий, активизировать работу по достижению перемирия на местах. Оппозиция придавала большое значение решению вопросов, связанных с мерами доверия (освобождение заключённых, обмен пленными), разблокированием ряда населённых пунктов и оказанием гуманитарной помощи районам, находившимся в бедственном положении.

Повестка дня межсирийских переговоров в Астане по мере их продолжения стала расширяться. Это вызывало негативную реакцию США и ведущих стран Евросоюза, по заявлениям которых Астанинский формат заходит на политическое поле, отведённое по резолюции СБ ООН 2254 Женеве при посредничестве Спецпредставителя Генерального секретаря ООН. Вопрос о том, как соотносятся между собой оба этих формата, долгое время отягощал отношения с западными партнёрами, которые высказывали недоверие к миротворческим усилиям Москвы, подозревая её в попытках «обойти» ключевые положения ооновских документов и девальвировать роль миссии ООН в сирийском урегулировании. С российской стороны при этом не раз давались разъяснения, что переговоры в Астане и встречи в верхах между Россией, Турцией и Ираном нацелены на «поиск компромиссных решений» с целью «помочь Женевскому процессу», что политико-дипломатическому решению сирийского кризиса на международно-правовой основе нет альтернативы.

В то же время новые реалии в военном противостоянии и изменение в соотношении сил между режимом и оппозицией потребовали внесения определённых корректировок в порядок и очерёдность действий по выполнению ключевых положений резолюции СБ ООН 2254. Сирийское руководство, сотрудничая со Спецпредставителем ООН, отказывалось обсуждать по существу вопрос о создании «переходного управляющего органа», способного «в полном объёме осуществлять полномочия исполнительной власти», как об этом записано в Женевском коммюнике. Вместо этого выдвигались различные варианты проведения в Дамаске широкого диалога с целью формирования правительства национального единства — для оппозиции совершенно неприемлемые.

Отсюда возникла идея начать предметный межсирийский диалог с обсуждения проекта новой конституции, принятие которой включено одним из центральных пунктов в «дорожную карту» политического процесса. С конца 2017 г. фокус работы Спецпредставителя с сирийскими сторонами при содействии России, Турции и Ирана, проводивших регулярные встречи на высшем уровне, переместился на формирование состава Конституционного комитета. Значительный вклад в эти усилия внёс Конгресс сирийского национального диалога в Сочи (январь 2018 г.), который принял принципиальное решение о начале конкретной работы по линии ООН над подготовкой проекта конституции.

Усилия Стефана де Мистуры в этом направлении, продолжавшиеся вплоть до его отставки в декабре 2018 г., со всей очевидностью показали, насколько велика пропасть взаимного недоверия между всеми сторонами, имеющими рычаги политического влияния, и как трудно найти точки совпадения интересов. Россия, со своей стороны, стремилась выстроить широкое поле согласия на «сбалансированной и инклюзивной основе» вокруг кандидатур в состав «третьего списка», представляющего гражданское общество и независимых экспертов (состав членов Комитета от правительства и оппозиции был в конце концов представлен). Однако её ведущая роль на этом направлении встречала ревностное отношение со стороны западных партнёров. В то же время формирование окончательного состава Конституци­онного Комитета осложнялось позицией Дамаска, который рассматривает подготовку конституции как «чисто суверенное дело» сирийского народа без «какого-либо иностранного вмешательства», тем самым в определённой степени дезавуируя ооновский трек.

Вместе с тем к началу 2019 г. сложилась обстановка, в целом благоприятствующая постепенному переходу от военной фазы к политическому процессу. Наметился своего рода консенсус вокруг того, что в новой обстановке парадигма переговорного трека «Женева-2» по схеме «платформа режима» versus «платформа оппозиции» себя изжила и дальнейшее продвижение по этому пути становится малоперспективным[10]. Новые военные реалии признаются Соединёнными Штатами и европейскими партнёрами России, которые в настоящее время не заостряют вопрос о смене режима, делают акцент на скорейшем проведении конституционной реформы и последующем проведении свободных выборов под эгидой ООН в соответствии с резолюцией СБ ООН 2254. Весь вопрос в том, как привести к единому знаменателю все составные части политического процесса и возможно ли это в принципе в условиях нарастающего конфликта между Россией и Западом.

Основные компоненты сирийского урегулирования

К числу базовых элементов, без которых возвращение Сирии к миру и национальному примирению не представляется возможным, следует отнести такие направления, как реформа конституционно-государственного устройства, экономическая реконструкция и налаживание срочной гуманитарной помощи, в чём нуждается более половины населения, возвращение беженцев, реорганизация армии и силовых структур, проведение выборов под надзором со стороны ООН и многое другое. Соединение всех этих элементов в одном стабилизационном пакете — важная, хотя и трудновыполнимая задача, требующая усилий многосторонней дипломатии при достижении минимального уровня международного взаимопонимания.

Государственно-политическое устройство послевоенной Сирии и его конституционная легитимация — один из ключевых вопросов, вокруг которого сталкиваются интересы внешних сил и концентрируются межсирийские разногласия. Определение графика и процедуры разработки проекта новой конституции записано в резолюции СБ ООН 2254 как одно из центральных положений в ходе перехода к «инклюзивному правлению на внеконфессиональной основе». При всех разночтениях, касающихся последовательности шагов в переходный период, в международном сообществе постепенно вырисовывается более или менее общее понимание — отправным пунктом должно быть начало конституционного процесса, ведомого, как предусмотрено резолюцией, самими сирийцами.

Среди сирийских юристов и политологов обозначилось два подхода — принятие новой конституции либо внесение поправок в ныне действующий закон 2012 г. Официальный Дамаск подвергает сомнению саму необходимость принятия новой конституции, полагая, что он способен решить все эти вопросы самостоятельно, без существенных уступок. Сирийская оппозиция, раздираемая разногласиями по многим другим вопросам, выступала в принципе за разработку и принятие новой конституции. Однако в последнее время многие её реалистически мыслящие представители выражают согласие взять за основу конституцию 2012 г., но при условии внесения в неё существенных поправок[11]. Их смысл, по существу, означает переход от жёстко президентской к президентско-парламентской форме правления с децентрализацией административно-государственного устройства, но при сохранении унитарного характера государства и закреплении в конституции необходимых гарантий его территориальной целостности. Любые формы федерации рассматриваются как расчленение Сирии и категорически отклоняются как режимом, так и большинством оппозиции. Это немногое, что их объединяет.

Одобренная на референдуме в условиях нараставшего гражданского конфликта конституция 2012 г., по мнению оппозиционеров, не может считаться продуктом национального консенсуса. Конституционная комиссия была образована прямым декретом президента, то есть путём назначения. Проект конституции не прошёл стадию публичного общественного обсуждения, что в условиях вооружённых столкновений, принимавших всё более масштабный характер, вряд ли было практически возможным. Возражения, по существу, сводятся к отсутствию недвусмысленной записи в конституции, указывающей на разделение властей, к требованиям ввести ограничения на полномочия института президентской власти (в этой части конституция претерпела незначительные изменения), расширить права местных органов власти и этнических меньшинств в сторону децентрализации, обеспечить независи­мость судебной власти[12].

Формирование Конституционного комитета, столкнувшееся с серьёзными трудностями, показало, что выработка поправок в текст действующей конституции займёт немало времени. Особое место занимает тема территориально-административного устройства страны, если учесть роль курдского фактора.

За время военных действий курдам при поддержке американцев, сделавших на них ставку в борьбе с ИГИЛ, удалось создать сильную военную структуру и сформировать в северных и восточных районах Сирии систему местных органов власти, неподконтрольных Дамаску. Неопределённость с сохранением военного присутствия США в Сирии и непредсказуемость Вашингтона в качестве союзника поставили курдов перед необходимостью сделать выбор между отражением военной угрозы со стороны Турции или достижением договорённостей с Дамаском. Курдское руководство стремится сохранить автономный статус своих кантонов, где они имеют позиции де-факто, и не допустить расформирования подразделений «Сирийских демократических сил», которые могли бы взять на себя ответственность за обеспечение безопасности территорий к востоку от Евфрата.

Позиция правительства Сирии в отношении предоставления курдам особого административного статуса существенно не изменилась. Согласно заявлению министра по вопросам национального примирения Сирии Али Хейдара, ни одна из сирийских провинций не может иметь «преференции, отличающие её от других провинций или этнических групп»[13]. Переговоры на этот счёт продолжаются, и речь может идти о различных форматах децентрализации, в том числе — о децентрализации на уровне местных сообществ или о создании некой ассиметричной территориально-административной структуры. Подходящей основой для обсуждений всего комплекса этих вопросов мог бы стать приемлемый для оппозиции действующий Закон №107 о местном самоуправлении.

Другой насущный вопрос урегулирования сирийского конфликта — это восстановление экономики. Из всех конфликтных очагов в регионе Сирия понесла наибольшие потери в виде материальных разрушений, людских жертв и снижения качества человеческого капитала. За годы войны ВВП республики сократился более чем вдвое, в то время как по предвоенному экономическому плану он должен был вырасти на 40%. Бюджетный дефицит увеличился более чем в 16 раз. Общий ущерб от военных действий оценивается ООН суммой в $250 млрд, в то время как сирийское правительство говорит о $400 млрд, необходимых только для восстановления инфраструктуры. Нужды в гуманитарной помощи, по подсчётам экспертов, также составляют внушительную сумму— $20 млрд. От недоедания страдают более 70% семей, жизнь 80% сирийцев опустилась ниже черты бедности, а её продолжительность сократилась на 20 лет.

В этих условиях Сирия не может восстановиться без привлечения внешней помощи. Финансовый ущерб и разрушения достигли таких масштабов, которые делают задачу реконструкции её экономики неподъёмной ни для самой Сирии, ни для какого-либо одного государства или даже группы государств. Исходя из понимания важности экономической и гуманитарной составляющих в процессе урегулирования, Россия обратилась к США, ЕС и другим потенциальным донорам с предложением объединить усилия в мобилизации ресурсов на восстановление экономики и в возвращении беженцев.

Однако при всём осознании масштабов материального ущерба и гуманитарной катастрофы, самой крупной со времени Второй мировой войны, согласованная линия на международном уровне, в том числе в системе ООН, по-прежнему отсутствует. США и страны Евросоюза отказываются направлять финансирование на цели реконструкции районов Сирии, находящихся под контролем сирийского правительства (а это более 70% наиболее населённой территории с наиболее разрушенной инфраструктурой). В качестве условия выдвигается трансформация Сирии в соответствии с «заслуживающим доверия» политическим процессом. При этом в первую очередь имеется в виду разработка и принятие новой сирийской конституции и проведение «свободных и справедливых выборов», организованных «под надзором со стороны ООН».

Политическую обусловленность помощи на цели реконструкции Запад рассчитывает использовать как инструмент давления на Дамаск и его союзников. Отказ сотрудничать напрямую с сирийским правительством кроме политических соображений аргументируется необходимостью проведения реформ государственного управления, изменения законодательства в сфере собственности и инвестиций. В условиях действующей в стране «военной экономики» поступление международной экономической помощи через официальные каналы, по мнению западных экспертов, неизбежно будет вести к закреплению позиций обслуживающих интересы режима коррумпированных бизнесменов и структур, различных аффилированных с ним милиций, удерживающих власть на местах[14]. Положение осложняется ещё и тем, что руководство Сирии, со своей стороны, также политизирует вопросы экономической реконструкции, декларируя неготовность получать помощь от «пособников терроризма». Расчёт при этом делается на то, что подходы ряда стран Евросоюза могут и измениться в случае, если Дамаск проявит достаточную твёрдость. Показательны в этом отношении заявления президента Асада о том, что «сирийцы способны самостоятельно восстановить свою страну» и «помощь стран Запада в этом им не понадобится»[15]. Среди европейских стран в последнее время действительно наметились расхождения в позициях между теми, кто решительно против сотрудничества с «режимом, не подлежащим реформированию», и теми, кто придерживается примиренческого подхода в расчёте на скорую стабилизацию или участие компаний своих государств в выгодных проектах[16].

Сегодня очевидно, что выработка согласованного проекта экономической реабилитации Сирии является задачей всего международного сообщества с учётом того, что тяжёлые политические и гуманитарные последствия конфликта вышли далеко за пределы ближневосточного региона. Здесь могла бы быть найдена та точка совпадения интересов, которая позволила бы увязать многосторонние действия на политическом треке в один стабилизационный пакет.

С реконструкцией Сирии неразрывно связана проблема возвращения беженцев. Сирийские беженцы составляют на сегодня не менее одной трети перемещённых лиц во всём мире. В результате конфликта, по данным ООН, лишилось мест постоянного проживания около половины довоенного населения Сирии (5,6 млн беженцев и 6,6 млн внутренне перемещённых лиц). Наибольшее количество беженцев сосредоточено в Турции (3,5 млн), Ливане (1 млн) и в Иордании (650 тыс.)[17]. Эта проблема продолжает оказывать депрессивное воздействие на экономику соседних стран, создаёт для них серьёзные внутриполитические и социальные трудности. Для Ливана, где сирийцы составляют 20% населения, беженцы, по выражению премьер-министра Саада Харири, превратились в «бомбу замедленного действия». Рост реального ВВП Иордании в течение последних трёх лет сокращается, а показатель дохода на душу населения с 2012 г. находится на нуле[18].

Правительство Сирии должно быть заинтересовано в создании благоприятных условий для возвращения беженцев по целому ряду очевидных причин. Это и восстановление доверия, и привлечение в экономику среднего предпринимательского класса, и нормализация отношений с Западом, и, что немаловажно, проведение выборов (президентские выборы предстоят в 2021 г.),которые были бы признаны как легитимные. По призыву России и во многом благодаря её инициативам в середине 2018 г. начался процесс возвращения беженцев, в основном из Ливана и Иордании, а также из Турции в районы, не контролируемые правительством Сирии. Началу полномасштабного возвращения препятствует целый ряд обстоятельств. В первую очередь, это позиция США и стран-членов ЕС, которые считают, что внутренние условия для добровольного и безопасного возвращения пока не созданы. Такой же позиции придерживается Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев. В контактах с правительством Сирии его представители добиваются более широкого присутствия в Сирии для оказания помощи беженцам на местах и повышения степени доверия[19]. Объективно говоря, сложная военно-политическая обстановка, сохраняющаяся неопределённость с перспективами политического процесса не создают достаточных условий для скорого возвращения беженцев, а с течением времени такая вероятность, как показывает, например, боснийский опыт, будет сокращаться. Согласно исследованию Фонда Карнеги, «несмотря на желание большинства беженцев вернуться домой, маловероятно, что они смогут сделать это в ближайшее время, даже в том случае, если прекратятся военные действия»[20].

Для создания внутренней среды, которая стимулировала бы начало широкомасштабного процесса возвращения, требуется, по международной практике в других конфликтных зонах, соблюдение целого ряда предварительных условий. Среди них решение таких вопросов, как обеспечение безопасности, правовые гарантии прав собственности, возможность возвращения к прежним местам проживания, амнистия уклонистов от призыва в армию, наличие рабочих мест и социальных услуг, восстановление системы здравоохранения и образования. То есть многое здесь зависит от самого правительства Сирии — насколько оно способно решать такие масштабные задачи и имеется ли для этого соответствующая политическая воля.

Между тем представители оппозиции, склонной договариваться с правительством, и западные источники отмечают непоследовательность и противоречивость действий официального Дамаска на этом направлении постконфликтной реконструкции Сирии. Большое недоумение вызвал принятый 2 апреля 2018 г. Закон №10 о недвижимости[21]. Новый закон даёт правительству Сирии возможность изымать недвижимость и пускать её под городскую застройку (редевелопмент) без соблюдения надлежащих процедур и выплаты компенсации владельцам. Жителям Сирии независимо от мест их фактического проживания предписывалось в течение 30 дней предоставить документы о собственности, что для беженцев представлялось практически нереальным. По многим оценкам, продвигаемый властями закон направлен против противников режима с целью создать условия для заселения районов новых застроек в крупных городах «лоялистами». Хотя впоследствии давались успокаивающие пояснения и вносились поправки в правоприменение, сам факт принятия этого Закона не способствовал восстановлению доверия и имел отрицательный резонанс.

Выполнение других условий, способствующих возвращению, потребует проведения реальных социально-экономических реформ, реорганизации множества спецслужб и армии, реинтеграции комбатантов в мирную жизнь, перестройки правовой системы и, что самое главное, — изменения самого менталитета от мышления категориями «победитель получает всё» на логику подлинного национального примирения по принципу «ни победителей, ни побеждённых». Такие перемены займут, разумеется, довольно продолжительное время с учётом сопротивления со стороны тех сил внутри режима, которые не заинтересованы в коренных реформах, и со стороны радикальных исламистов, не готовых к компромиссам.

Таким образом, реально складывающаяся обстановка подсказывает необходимость выстраивать целостный подход, подразумевающий движение одновременно по трём направлениям — конституционно-политическое устройство, экономическая реконструкция и возвращение беженцев. На определённом этапе первое звено в этой цепочке может и должно быть приоритетным.

Перспективы послевоенной Сирии: интересы России

За годы военных усилий Россия, в том числе её военная дипломатия, достигла многого из тех стратегических целей, которые ставились перед си­рийской операцией:

• поставлен предел насильственной смене режима в Сирии;
• предотвращён приход к власти радикальных исламистов с даль­нейшей дестабилизацией всего региона и переливом воинствую­щего исламизма на территорию России;
• ИГИЛ как террористическое территориальное образование и его военная инфраструктура разгромлены, и хотя совместную анти­террористическую коалицию, к чему призывала Россия, создать не получилось, Россия и США действовали в борьбе с ИГИЛ, пусть и раздельно, но всё же на параллельных курсах;
• под контроль правительства Сирии возвращено более двух третей сирийской территории;
• закреплены позиции России в восточной части Средиземноморья, исторически важные для российского флота;
• подтверждён статус России как мировой державы.

Возникает вопрос: что дальше? Какая должна быть последовательность действий в сочетании военных усилий и политической дипломатии?

Военно-политическая обстановка «на земле» ограничивает возможности Дамаска принимать самостоятельные решения о дальнейшем продвижении правительственных войск. Освобождение Идлиба, северных и восточных территорий силовым путём помимо трудностей военного и гуманитарного порядка сопряжено с достижением политических договорённостей и каких-то сложных компромиссных решений в более широком формате — не только между Россией, Турцией и Ираном. На этом этапе от России требуется проявить искусство дипломатического маневрирования, чтобы сохранить взаимопонимание со своими партнёрами по Астанинскому процессу и в то же время не оттолкнуть от себя Израиль. Совместить законные опасения Ирана и Израиля в сфере безопасности и не допустить столкновения между ними будет непростой задачей.

Нельзя сбрасывать со счетов и возможность налаживания рабочих отношений с США по постконфликтному урегулированию в Сирии, то есть за пределами военных каналов связи, которые, по оценкам обеих сторон, функционируют успешно. Несмотря на заявления Трампа, США отнюдь не намерены сворачивать своё военное присутствие. Будет ли сокращение и, если будет, то насколько, в данном случае не имеет значения, поскольку спецназ на востоке Сирии, как это уже показывали американцы, находится под постоянной защитой ВВС США. Сохранение ограниченного контингента в Сирии, по мнению большинства в американском военно-политическом истэблишменте, рассматривается как способ «держать флаг» в ходе многосторонних переговоров по Сирии и одновременно контролировать линии военных коммуникаций Ирана между Ираком, Иорданией и Ливаном.

Новый расклад сил в конфликте ознаменовал как бы завершение его военной фазы и создал предпосылки для продвижения на политическом треке. Вопрос в том, что понимать под политическим решением — урегулирование на долговременной основе или его имитация путём поверхностных изменений. Уже сейчас заметно, что рисуется картина одержанной победы. Это особенно проявляется в триумфаторских настроениях Дамаска. Военное решение, о невозможности которого твердили все участники конфликта, мол, уже состоялось, и дальнейший политический процесс должен теперь проходить под диктовку победителей. Тактика сирийского руководства, как её наметил президент Сирии Башар Асад, состоит в том, чтобы добиваться примирения, а если это окажется недейственным, то использовать военную силу для освобождения всей страны, в том числе и от «американской оккупации»[22].

Такой подход таит в себе немалые опасности. Как показывает мировой опыт гражданских войн, полная победа одной из сторон отнюдь не гарантирует наступление мира, если проблемы, изначально ставшие источником конфликта, остаются нерешёнными и сохраняется недружественное для победителей внешнее окружение.

Запад фактически признаёт,что России принадлежит «ключевая роль», но в то же время ставит препятствия, добиваясь от неё оказания давления на Дамаск, который всегда был для Москвы нужным, но трудным партнёром. Тем самым на Дамаск и его «союзников» в определённой степени возлагается ответственность за конечный результат. Если получится найти точки соприкосновения с Россией на почве совместного видения послевоенной Сирии, то США и Европа будут готовы к взаимодействию, если нет— то любой из действующих игроков на сирийском направлении имеет возможности дестабилизировать обстановку, сыграв роль спойлера.

В интересах России вести дело к урегулированию на устойчивой основе, исходя из того понимания, что политическое устройство Сирии не может оставаться таким, каким оно было до войны. Новая военная реальность должна закрепиться построением такой властной конструкции, которая опиралась бы на действительно инклюзивную базу, представляющую широкий спектр национально-патриотических сил, в том числе политические интересы суннитского большинства. В противном случае плоды военного успеха со временем могут быть упущены.

Важное значение для достижения долговременного урегулирования имеет также восстановление отношений Сирии не только с её ближайшим окружением — здесь наметились некоторые сдвиги, — но и с внешним миром. В интересах России добиваться такого урегулирования, которое было бы итогом международного согласия. Составной частью такого согласия должно быть признание легитимности реформированного сирийского режима и военного присутствия России в Сирии на долгосрочной основе. В том случае, если Россия более открыто и понятно обозначит свои стратегические интересы в Сирии и готовность к многосторонним компромиссам, у неё имеется достаточно возможностей и военно-политического влияния для обеспечения своих интересов неконфронтационным путём. Растопить лёд взаимной вражды и ненависти после стольких жертв и гуманитарных катастроф можно только путём долгих, терпеливых и, главное, непрерывных многосторонних усилий в различных комбинациях.

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба Валдай. С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers

Сирия. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 27 августа 2019 > № 3138497 Александр Аксененок

Кризис политических войн XXI века

Грег Саймонс - Доцент Института исследований России и Евразии (IRES) Уппсальского университета, Швеция.

Резюме Информация нематериальна. Ей можно делиться и манипулировать, а это значит, что информация в новостной среде не всегда точно отражает реальную ситуацию. Информационная среда является ареной конкурентной борьбы. Цель в том, чтобы получить информационное превосходство над противником. Именно в информационной среде происходят реальные сражения, определяются победители и проигравшие на основании таких неосязаемых факторов, как лидерство, нравственность, сплочённость, уровень подготовки и опыт, осознание ситуации и состояние общественного мнения. Вся информация проходит через фильтр человеческого восприятия.

Введение

США и их союзники стремятся обеспечить себе максимальную свободу при реализации своих внешнеполитических целей, включая практику смены режимов, а для этого им потребовалось расширить пределы возможного, изменив то, как задумывались, воплощались на практике и разграничивались международные отношения. Для достижения этой тактической цели им потребовалось нивелировать идеи, заложенные несколько веков назад в основу Вестфальской системы международных отношений, поскольку они представляли собой преграду на пути избирательного применения силы в политике, экономике, дипломатии и военном деле против отдельных стран, режим которых было намечено сменить. И США далеко не одиноки в своём стремлении к этой цели, поскольку такую тактику применяют и другие страны. Однако они значительно уступают Вашингтону с точки зрения своей мощи и потенциала. США пока удаётся сохранять статус единственной мировой сверхдержавы, несмотря на достаточно убедительные попытки оспорить это господство.

Заявление о начале кризиса быстро и неизбежно провоцирует политическую мобилизацию с целью «урегулирования» ситуации. Констатация наличия кризиса в материальном мире позволяет проецировать в информационное пространство идею о необходимости принятия экстренных мер в свете чрезвычайных обстоятельств, тем самым задавая определённую модель восприятия и формируя реакцию аудитории на сконструированное средствами массовой информации (СМИ) событие. Это позволяет направлять в нужное русло связанные с кризисом информационные потоки. В практическом смысле в результате у жертвы ограничена свобода оперативного выбора, тогда как агрессор получает более широкие возможности в плане ведения политических войн.

Одним из новейших и наиболее удобных инструментов обхода правовых и этических норм в рамках Вестфальской системы применительно к политике смены режимов стал принцип «ответственности по защите» (Responsibility to Protect). При поверхностном рассмотрении может показаться, что за этим растяжимым понятием (или даже лозунгом) скрываются благие намерения. На самом деле его суть настолько туманна, что этот принцип можно применить в любой удобной ситуации, если «правильно» подать информацию и окружить событие туманной завесой за счёт пропаганды и подрывной деятельности. При таком раскладе можно убедительно отрицать свою причастность к подрывной деятельности и политическим войнам, при этом насаждая мысль о необходимости вторжения на «гуманитарных» основаниях, чтобы закрепить успехи, достигнутые на этапе скрытой (и с большой долей вероятности — незаконной с точки зрения международного права) деятельности.

Формирование общественного мнения и восприятия

В более широком смысле понятие информационной войны включает три области: материальный мир, информационную среду и когнитивную сферу[1]. В ходе борьбы за политическое и военное влияние именно когнитивная сфера является главным объектом воздействия. Оно происходит посредством коммуникационной деятельности в информационной среде с целью создания необходимых условий для проведения военных операций и достижения внешнеполитических целей в материальном мире. Понимание «реальной ситуации» определяет эффективность боевых действий и политического курса. Информация нематериальна, так как существует и создаётся в информационной среде. Ей можно делиться и манипулировать, а это значит, что информация в новостной среде не всегда точно отражает реальную ситуацию. Речь идёт об обороте информации среди активных субъектов. Поскольку информационная среда является ареной конкурентной борьбы и вмешательства со стороны других субъектов, коммуникационная деятельность может быть как наступательной, так и оборонительной.

Цель заключается в том, чтобы получить информационное превосходство над противником в информационной среде. Восприятие, убеждения и ценности участников определяются когнитивной сферой. Там формируются смыслы и принимаются решения. Именно в этом измерении происходят реальные сражения, определяются победители и проигравшие на основании таких неосязаемых факторов, как лидерство, нравственность, сплочённость, уровень подготовки и опыт, осознание ситуации и состояние общественного мнения. Вся информация в этой сфере проходит через фильтр человеческого восприятия.

Внешняя политика и вооружённые конфликты подвергаются манипуляциям как никакая другая сфера человеческой деятельности. Нередко в этой связи применяется метод противопоставления противоположных по смыслу норм и ценностей, например, одна сторона представляет «добро», а другая — «зло». Это делается потому, что на фоне роста скептических настроений в обществе убедить население в необходимости следования каким-то конкретным национальным интересам или целям гораздо сложнее, чем мобилизовать людей с помощью якобы бескорыстных норм и ценностей «гуманитарного» характера. В этом контексте, а также учитывая современное состояние информационной среды и политики, СМИ формируют общественное мнение и восприятие. То, как журналисты трактуют то или иное событие, служит оружием войны. Господствующие либеральные СМИ не соответствуют роли независимого противовеса власти, как об этом писал Эдмунд Берк. Напротив, своим мессианским стремлением распространять «демократию» они скорее выступают в качестве инкубатора и рупора глобальной либеральной повестки.

Мнения и восприятия — это неосязаемые элементы, они существуют в виртуальном измерении и проявляются на психологическом уровне, поскольку их нельзя «пощупать». Тем не менее они могут влиять на реальный, материальный мир. Связующим звеном между виртуальным и реальным мирами выступают информация и знания. Реальный мир включает в себя такие элементы и составляющие, как география (социально-экономическая и естественная), климат, население, оборудование и другие материальные объекты, которые можно увидеть, пощупать и ощутить на физическом уровне. Что касается политики и в особенности таких сфер интенсивной политической активности, как внешняя политика и вооружённые конфликты, к неосязаемым факторам относятся вера в политическое и военное лидерство, степень готовности ответить на призыв лидера или действовать в соответствии с поставленными им целями.

Способность нарушить эту связь между осязаемым и виртуальным может обернуться политической войной, под которой понимается ведение политики путём принуждения. Соответственно, подрывную деятельность можно рассматривать как составляющую политической войны. Такая деятельность хорошо скоординирована и тщательно спланирована, она направлена на завоевание политической власти за счет принуждения и силы, при условии их применения в нужном месте в нужное время. Необходимо отменить, что политическая война — очень широкое понятие, включающее использование как явных, так и скрытых инструментов, нередко с применением коммуникационной завесы для маскировки реальных намерений. В качестве такой «завесы» можно использовать «гуманитарные» соображения, которые нередко становятся поводом для смены режимов.

Для предотвращения любых попыток оспорить или ослабить нарратив за счёт выдвижения альтернативной точки зрения используются различные тактики. Нередко можно наблюдать появление якобы «независимых» организаций (чтобы создать видимость независимости от властей и тем самым обеспечить доверительное к ним отношение) для распространения соответствующего нарратива и противодействия любым несогласным, часто за счёт клеветы и очернительства. В качестве примеров можно привести PropOrNot («Пропаганда или нет?»; группа борцов с «российской пропагандой»), Bellingcat (интернет-издание, публикующее результаты журналистских расследований о зонах военных действий через анализ данных из открытых источников) и Integrity Initiative (британский государственный проект, занимающийся информационным противодействием России). Эти проекты находятся на передовой линии «борьбы с российской пропагандой», о чём сами иногда заявляют. При этом они сами активно вовлечены в пропагандистскую деятельность, поскольку препятствуют выражению в общественном пространстве отличных от них идей по некоторым ключевым вопросам.

Для достижения подрывных внешнеполитических целей посредством политических войн необходимо разрушить связи между элитой и народными массами, подорвать сплочённость элиты страны и тем самым затруднить процесс принятия решений и возможность реализовывать эффективные контрмеры. Одним из наиболее распространённых средств достижения этих целей в области международных отношений на современном этапе стало навязывание идеи о наличии кризисной ситуации, что предполагает и даёт возможность ввести чрезвычайные меры в силу якобы имеющих место чрезвычайных обстоятельств и таким образом выйти за рамки дипломатических норм и традиционных политических подходов.

Кризисы в международных отношениях

В первую очередь нужно понять, что понимается под термином «кризис». Разные люди и группы могут по-разному воспринимать это слово в силу различий их интересов и восприятия. Кроме того, бытует ложное представление, что кризис может представлять исключительно угрозу, хотя на самом деле кризис может открывать новые возможности для отдельных групп интересов. Как правило, под кризисом понимается чрезвычайное событие, нарушающее нормальный ход вещей и функционирование общества. В ходе чётко обозначенного и признанного кризиса затронутое им общество должно «встать под знамёна» и выполнить свой «патриотический» долг, не задаваясь вопросом о мудрости и целесообразности не подлежащих оспариванию указаний по выходу из ситуации. Термин «кризис» часто используется в общественном пространстве, хотя остаётся неясным, что именно имеется в виду. Соответственно, заявивший о наличии кризиса субъект может определять психологическую среду в свете своих целей и задач.

Кризис в материальном пространстве всегда сопровождается кризисом информационным (с точки зрения количества и качества информации и коммуникаций). Как отметил в 1975 г. Джозеф Скэнлон, «в любом кризисе важна информационная составляющая […]. Неспособность контролировать информационный кризис ведёт к неспособности контролировать ход кризиса, включая его непосредственные операционные аспекты». Природа и масштаб кризисных коммуникаций определяются триггерным событием, повлёкшим за собой кризис. Попытки осмыслить кризис исключительно в его материальном измерении отвлекает внимание от неосязаемых политических намерений инициатора кризиса, среди которых может быть и намерение возможного свержения иностранного правительства чужими руками или с использованием собственных вооружённых сил.

При реализации внешнеполитических целей в контексте мнимых кризисов применяется нормативный подход, в котором понятие «ответственности по защите» представляется в качестве глобальной нормы. В основе такого подхода лежит идея о том, что эпоха суверенитета постепенно уходит в прошлое и что необходимо показать на словах и на деле: государства больше не могут безнаказанно обращаться со своими гражданами по своему собственному усмотрению. Отмечалось, что понимание термина «суверенитет» ведущими государствами и организациями претерпело существенные изменения, повлияв на их действия. Кроме того, важно обратить внимание на то, что эта тема возникла почти сразу после окончания холодной войны, то есть разрушения биполярной системы международных отношений и становления США как единственной сверхдержавы. Таким образом, отсутствие сдержек и противовесов в международных делах привело к исчезновению многих существовавших ранее ограничений и сдерживающих факторов в поведении и подходах в сфере внешней политики.

Это сразу же сказалось на дискурсе о войнах и о военных вмешательствах. Учитывая общественные настроения и ситуацию, сформировавшуюся после терактов 11 сентября 2001 г., страны в своей внешнеполитической и военной деятельности больше не могут заявлять о наличии у них геополитических или геоэкономических целей. Вместо этого потребовалось разработать альтернативный информационный подход. Сталкиваясь с необходимостью осуществления спорных внешнеполитических действий, например проведения крупных военных интервенций, страны Запада оправдывают их соображениями нравственности и заявляют об отсутствии у них корыстного интереса, подчёркивая, что они сражаются во благо других. С точки зрения риторики, принцип «ответственности по защите» используется в кризисных ситуациях с человеческими жертвами. Этот принцип применяется для мобилизации населения. С практической точки зрения, он направлен на достижение политического консенсуса применительно к неоднозначным внешнеполитическим действиям.

Внешняя политика и подрывная деятельность

Подрывная деятельность — мощное и известное испокон веков орудие власти, которое используется для свержения политических режимов за счёт психологического давления и (или) физической силы «внутренних» игроков (даже при поддержке внешних сил). Внешние субъекты могут принимать участие в подрывной деятельности против иностранного государства или поддерживать такие действия в силу своих идеологических или геополитических интересов. Американский консерватор и друг Рональда Рейгана Лоуренс Бейленсон в 1972 г. точно подметил один из недостатков внешнеполитических подходов и методов США времён холодной войны: «Мы ведём нашу политическую войну, опираясь на военную мощь, дипломатию, договоры и традиционную подрывную деятельность, то есть используя три с половиной средства против четырёх, имеющихся у противоположной стороны». Он добавил, что «с точки зрения общей стратегии, политическая война подобна обычной войне в том смысле, что в обоих случаях пассивная оборона является проигрышной стратегией». Таким образом, рекомендуется вести подрывную деятельность более агрессивно для достижения внешнеполитических целей, а также из соображений безопасности.

В использовании политических методов борьбы в целях подрыва позиций противника нет ничего нового — такая практика существует уже сотни лет. Однако теперь это можно делать гораздо более изощрённо и быстро за счёт постоянного совершенствования информационно-коммуникационных технологий, необходимых для использования таких подходов. Можно, например, в этой связи сравнить события «цветных революций» и «арабской весны» с конфликтами в Косово и Ираке (2003)[2]. В своей монографии «Информационные войны и психологические операции. Руководство к действию» А.В. Манойло приводит множество примеров из недавнего прошлого о ведении политических войн для направления политических процессов в глобальном масштабе. Он прослеживает явные расхождения и противоречия в описании подрывной деятельности различными вовлечёнными сторонами. «В большинстве стран, во внутренние дела которых вмешиваются США в качестве «миротворцев», ставка делается на сотрудничество с политическими силами и режимами, которые в мире определяются как террористические и экстремистские». Как было уже неоднократно отмечено, налицо разница между честным (объективным) и могущественным (субъективным) посредником в контексте международных «кризисов».

Информационные войны XXI века: «арабская весна» на практике

С точки зрения природы и практики политических войн, уместно сравнение с «теорией политической относительности» в том плане, что в долгосрочной перспективе за каждым политическим действием следует равносильная ответная реакция. Обычно задача политической и информационной войны заключается в обретении власти, влияния и (или) богатства в ущерб стране-жертве и её иностранным сторонникам. В рамках подрывной деятельности и политических войн важным инструментом являются информационные войны и кризисы, поскольку они позволяют конструировать желаемую реальность в благоприятном для соответствующей стороны свете.

В качестве показательного примера можно привести события «арабской весны». Здесь мы имеем дело с развитой формой ведения политических и информационных войн с опорой на опыт «цветных революций». Чётко прослеживается стремление представить эти события как гуманитарный кризис, однако делается это не только с целью формирования общественного сознания и мнения об этих событиях, но и для того, чтобы определить ожидания в отношении дальнейшего развития ситуации и её конечной цели.

Использование понятия «арабская весна» не случайно. Если первое слово отражает регион, где эти события имели место, то использование слова «весна» имеет явно положительную окраску, поскольку ассоциируется со временем роста и расцвета. Это яркий пример того, как информационная среда может влиять на когнитивную сферу за счёт искажения реальности. Умышленно оптимистичный тон способствует формированию определённых ожиданий (положительного исхода событий). Нельзя не отметить, что в свете удручающих последствий для региона и всего мира с точки зрения государственного строительства и безопасности, ряд наблюдателей, в том числе из стран региона, назвали эти события «арабской зимой».

Использование брэнда «арабской весны» в рамках политической войны призвано лишить руководство страны-жертвы возможности эффективно справляться с подрывной деятельностью внутри страны и извне. События в Тунисе и Египте показали действенность такой стратегии. В этих странах имелись внутренние проблемы: из-за тяжёлой экономической ситуации росло латентное недовольство среди населения (проблемы коррупции и безработицы), отсутствовали каналы открытого взаимодействия между элитой и массами. Не хватало только события, которое бы привело к началу конфликта (для Ливии это были события в Бенгази, а для Сирии — события в Дараа). Эти события освещались в СМИ избирательно, чтобы представить их исключительно как гуманитарный кризис. Например, в ходе переговоров в Женеве по Сирии под эгидой США предпочтение было отдано «оппозиционным» группировкам, тогда как в рамках Астанинского процесса США оказалось сложнее сохранять этот уклон, что объясняет переход инициативы к сирийскому правительству — вопреки недовольству со стороны Вашингтона. Неудивительно, что США теперь стремятся вернуться к Женевскому формату. Это создаёт условия, в которых сторонники подрывной деятельности могут выставить себя в качестве важных посредников по урегулированию конфликта, чтобы привести к власти своих протеже.

Испытать на практике принцип «ответственности по защите» позволил так называемый ливийский кризис, который был представлен как война ливийского правительства против собственного народа, в связи с чем «необходимо» международное вмешательство, чтобы в конечном счёте заложить основы построения в стране либеральной демократии по западному образцу. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун попытался сплотить международное сообщество, выступив с эмоциональным призывом, в котором он обратился к ярким событиям прошлого, когда были нарушены установленные западные нормы и ценности. «После ужасных массовых убийств прошлых десятилетий, в ходе которых международное сообщество было обвинено в бездействии, в том числе геноцид в Сребренице, Руанде и Камбодже, после этих ужасных инцидентов мир сказал: никогда больше […]. Международное сообщество должно быть единым в отношении этой меры»[3].

Однако его эмоциональное воззвание нелогично и противоречит фактам. Мир, конечно, не хочет повторения упомянутых Генеральным секретарём геноцидов, а само упоминание таких примеров несёт в себе образы и ассоциации, основанные на исторически сложившейся трактовке этих событий. По мнению Пан Ги Муна, предотвратить эти трагедии можно было только за счёт вмешательства международного сообщества. Это заявление представляется спорным, поскольку и в Боснии, и в Руанде в момент происхождения массовых убийств международные контингенты уже находились на территории этих стран, но миротворцы ничего не сделали, чтобы воспрепятствовать происходящему. В случае с Камбоджей ситуацию спасло не «бескорыстное» вмешательство демократических стран, а вторжение коммунистического Вьетнама. Однако в то время любая попытка открыто оспорить столь искажённую трактовку трагических событий была бы воспринята как злостная клевета и оскорбление жертв этих преступлений. В итоге этот конфликт был представлен как гуманитарный кризис в чёрно-белых понятиях противостояния добра против зла, свободы против притеснений, демократии против авторитаризма, жизни против смерти.

В некоторых кругах эти события ознаменовали завершение формирования доктрины «ответственности по защите». Применение силы всегда приводит к серьёзным последствиям вне зависимости от того, как это пытается подать тот или иной субъект. Именно фактор силы имел решающее значение в борьбе за власть в Ливии и определил исход политического противостояния. Соответственно, эта доктрина по определению представляется достаточно спорной. Допущенные в Ливии перегибы, в особенности выход за рамки мандата Совета Безопасности ООН, существенно затруднили применение концепции «ответственности по защите» в Сирии. Газета The New York Times открытым текстом заявила, что Ливия должна была стать образцом для будущих операций по смене режима. Однако в реальности произошедшее в Ливии показало опасность злоупотреблений при применении этой концепции.

В результате доверие к принципу «ответственности по защите» — как норме и действенному инструменту — было подорвано. Ещё одним подтверждением его противоречивости стал доклад, подготовленный британским парламентом. В нём утверждалось, что власти приняли решение начать военные действия на основании ложной и недостоверной информации о кризисе в Ливии[4]. Это лишний раз показывает важность создания дымовой завесы вокруг принимаемых решений путём воздействия на восприятие и общественное мнение. В краткосрочной перспективе информационный ресурс может быть задействован для преодоления неблагоприятной ситуации в реальном мире путём распространения субъективных информационных сообщений с определённой трактовкой событий с учётом особенностей целевой аудитории, чтобы повлиять на восприятие и общественное мнение и тем самым заручиться поддержкой населения. При сохранении разрыва между реальным миром и информационной средой, в особенности в условиях снижения доверия населения к СМИ и политике, такая стратегия в конечном счёте несостоятельна. Введение общественности в заблуждение и попытки манипуляции общественным мнением могут обернуться отрицательными последствиями для господствующих политических сил и СМИ.

Всё же надолго закрепить ложную точку зрения в общественном пространстве практически невозможно из-за постепенного накопления множества неувязок, которые подрывают эффективность информационных войн и сводят на нет влияние на реальный мир, которое оказывается за счёт воздействия на когнитивную сферу посредством манипуляций в информационной среде. В качестве наглядного примера можно привести обнародование электронной переписки между Джоном Подестой и Хилари Клинтон. В одном из писем Подеста пишет, что «Аль-Каида» и США, по сути, были союзниками, преследующими одни цели в Сирии. В письме от 12 февраля 2012 г. сотрудник Государственного департамента США Джейкоб Салливан писал Хилари Клинтон, что ««Аль-Каида» на нашей стороне в Сирии»[5]. Так появились спорные по своей сути и лишённые смысла лозунги о «принуждении к демократии», будто «демократия» — это то, что должно быть навязано стране и её народу более сильным в военном отношении государством. Не говоря о том, что США декларировали целью своего присутствия в Сирии борьбу с терроризмом, но на самом деле преследовали общие с террористами задачи.

США и их союзники позиционируют себя в качестве посредников применительно к урегулированию конфликтов «арабской весны». Но все равно становится очевидно, что вместо исполнения роли нейтрального посредника США пытаются активно влиять на ход событий, отдавая предпочтение определённым политическим силам и способствуя их приходу к власти. Несмотря на попытки выдать сирийский конфликт за «гражданскую войну», в августе 2012 г. разведывательное управление министерства обороны США чётко охарактеризовало происходящее в стране как «опосредованная война»[6]. Важно отметить, что, согласно проведённым исследованиям, навязанная извне смена режима обычно не приводит к улучшению отношений между вовлечёнными государствами.

Ведение политических и информационных войн по такой модели подразумевает, что у правительства и в целом у властей страны-жертвы должно возникнуть впечатление, что они не в состоянии справиться с происходящим и что общественное мнение настроено решительно. В этих условиях может произойти смена мнений и восприятий, вызывая эффект «присоединения к большинству», то есть — к победителю. Так развивались события в ходе Сербской революции 2000 г. и во время «революции роз» в Грузии. Но если правительству и руководству страны удалось устоять, необходимо повысить ставки и давление. В качестве хорошего примера можно привести Ливию, где ожидания от «арабской весны» не реализовались, что привело к попыткам спровоцировать раскол внутри элиты посредством санкций, переманивая ключевых персон на сторону «повстанцев» щедрыми выплатами и нападениями на дома наиболее значимых деятелей, чтобы расколоть элиту и тем самым лишить её способности эффективно сопротивляться.

Кроме того, налаживание прямых каналов общения с широкими массами населения ограничивает возможности проводников подрывной деятельности по распространению своей точки зрения и борьбе за «сердца и умы» населения. Такую ситуацию можно наблюдать в настоящее время в Сирии, где появления президента Башара Асада на публике, вопреки чрезвычайно высоким рискам в плане безопасности, показывает, что он сопереживает своим согражданам и остаётся лидером страны. Чем дольше длятся конфликты такого рода, тем острее встаёт вопрос о сложности дальнейшего поддержания внешнего обманчивого фасада, который в глазах общественности становится всё более неправдоподобным. Это относится, в частности, к проблеме присутствия на территории Сирии иностранных войск (например, США), несмотря на заявления о необходимости соблюдения суверенитета и норм международного права. В этом отношении показательна реакция основных политических сил и СМИ на заявления президента Дональда Трампа в декабре 2018 г. о завершении незаконного присутствия американских войск в Сирии. Политики и журналисты всех течений от неоконсерваторов до либералов стали решительно осуждать идею вывода войск, что стало очередным подтверждением выполнения лидирующими СМИ роли орудия войны и слепого следования «либеральным» ценностям.

При этом существуют общественные пространства, где мы можем наблюдать проявления гибридной войны по продвижению в широких слоях населения заданной точки зрения, чтобы убедить общественное мнение в «правильности» ведения подрывной деятельности в контексте международных кризисов. В качестве примера можно привести ретроспективный анализ кризисов глобального масштаба: «арабской весны» (другим примером может выступить война 2003 г. в Ираке). Под этими брэндами впоследствии появляются аналитические и критические статьи, особенно в тех случаях, когда навязанный общественному мнению сценарий так и не реализовался. Появление таких материалов часто совпадает с годовщинами анализируемых ими событий. Наглядным примером стала статья, появившаяся в конце 2017 г. в Huffington Post. В ней приведён прекрасный анализ политики конструирования общественного мнения за счёт искажения реальных событий. В этой статье осуществляется деконструкция информационного пространства с целью выявления реальных, а не виртуальных событий и того, как это повлияло на ситуацию.

В действительности «арабская весна» никогда не была народным демократическим восстанием, как это пытались доказать западные власти и СМИ. На самом деле, «арабская весна» имела мало общего с демократией, хотя в ней, несомненно, участвовали некоторые либерально-демократические группы общества. Фактически это было реакционное движение консервативных, религиозных и исламистских элементов против светских режимов арабского мира[7].

Описанные выше процессы, связанные с ролью возникновения кризисов в информационной среде и подрывом действующего правительства, можно проследить не только на примере арабских стран, о которых речь шла в этой статье, но и на примере событий в Венесуэле, где наши выводы вновь подтверждаются. США и их союзники ввели экономические санкции против этой страны не для того, чтобы наказать её руководство за якобы имевшие место многочисленные нарушения, а чтобы добиться ещё большего ослабления экономики и спровоцировать рост недовольства властями среди населения. Это привело к глубокому экономическому кризису, и, чтобы создать условия для смены режима, он был представлен внешними силами как «гуманитарный кризис». Несмотря на то, что внешние силы сыграли значительную роль в сложившейся ситуации, они возложили всю ответственность на правительство Венесуэлы. Наличие кризисной ситуации открывает путь к принятию чрезвычайных мер, например, признанию Хуана Гуайдо в качестве «легитимного» президента. Для того, чтобы это выглядело законным, нужно постоянно твердить об этом в СМИ. При этом никто не обращает внимания на тот очевидный факт, что Гуайдо никогда не участвовал в президентских выборах, а значит не соответствует основополагающему требованию для вступления в такую должность.

Таким образом, на современном этапе для смены режима необходимо наличие двух условий: ухудшение экономической ситуации в стране и наличие поддержки со стороны США и их союзников. Однако необходимо также создать ещё две необходимые предпосылки. В частности, нужно сделать невозможным прямое общение между президентом Николасом Мадуро и народом Венесуэлы за счёт избирательного продвижения в основных СМИ таких оппозиционеров, как Гуайдо, дезертиров и других элементов, выступающих против режима Мадуро, создавая впечатление, что они отражают настроения большей части населения. Достичь такой цели в Венесуэле достаточно сложно, поскольку Мадуро всё ещё пользуется поддержкой армии, правительства и большинства граждан. Поэтому отрезать его от населения невозможно, как и разрушить позитивные отношения между ними, а это значит, что не получится и изолировать правительство страны от общественности. Не хватает также «судьбоносного события», которое разгневало бы общество и привело к реальным столкновениям, как это было на площади Тахрир в Египте, в Дараа в Сирии или в ливийском Бенгази. Оппозиция действует недостаточно активно, находясь внутри страны в относительной изоляции, что, однако, не мешает попыткам СМИ нагнетать ситуацию, сообщая о «спонтанных» протестных выступлениях, что, как предполагается, должно спровоцировать беспрецедентно жестокую реакцию со стороны сил правопорядка по отношению к ним.

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба Валдай. С другими записками можно ознакомиться по адресу http://ru.valdaiclub.com/a/valdai-papers/

Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 27 августа 2019 > № 3138496 Грег Саймонс

Французская школьная система изменится с начала нового учебного года

С сентября 2019 года будет снижен возраст, с которого ребёнок должен начинать учёбу, а также усилится контроль над частными заведениями. А родителей, обучающих детей на дому, будут чаще проверять.

Возраст, с которого французские дети должны начать обучение, теперь снизили с шести до трёх лет. На практике изменения будут не особо заметны. Дело в том, что 98% детей в стране уже посещают детский сад с этого возраста, прежде чем перейти в начальную школу. Однако он теперь станет обязательным этапом, сообщает The Local. Цель – развить социальные навыки и координацию ребенка перед переходом в школу.

Во Франции также имеются частные детские сады. Они обычно принимают детей с двух лет и до сих пор могли свободно следовать своей собственной учебной программе. Однако из-за снижения обязательного возраста обучения директора таких заведений теперь должны будут отчитываться перед Министерством образования и их местной мэрией как о посещаемости детей старше трёх лет, так и об их учебном прогрессе.

Домашнее обучение является законным во Франции, хотя гораздо менее распространено, чем в Великобритании и США. Учебная программа достаточно жестко регламентирована, потому родители должны зарегистрировать «надомных школьников» и проходить ежегодные внезапные проверки. Две неудачные проверки — и родители будут вынуждены отправить своего ребенка в школу.

Все указы были опубликованы в журнале Officiel и являются частью более широкого изменения французской системы образования. Оно по-прежнему вызывает споры, особенно среди учителей.

Автор: Виктория Закирова

В ТОП-10 покупателей испанской недвижимости больше нет россиян

В общей сложности в 2018 году иностранцы приобрели 65,4 тыс. домов. Для сравнения, в 2015-м эта цифра составляла 46,7 тыс.

Как сообщили корреспонденту Prian.ru в международной консалтинговой компании Knight Frank, подавляющее большинство иностранных клиентов на испанском рынке недвижимости – британцы. В 2018 году их было 16,6% от общего числа. При этом самую высокую цену за квадратный метр – €2,4 тыс. – заплатили американцы. А вот россияне десятку лидеров-иностранцев покинули. Напомним, что в 2013-м они были на третьем месте, а доля их покупок составляла 9,4%.

На популярном элитном курорте – в Марбелье – ситуация складывается немного иначе. Здесь наблюдается небольшой спад покупателей-британцев, но растёт интерес со стороны скандинавов, бельгийцев, голландцев, французов и жителей Ближнего Востока.

Отметим, что помимо России ТОП-10 покинула Норвегия. Новичками рейтинга стали Марокко и Румыния.

Топ-10 иностранных покупателей объектов испанской недвижимости, 2018 год

     1.Великобритания

     2.Германия

     3.Франция

     4.Бельгия

     5.Италия

     6.Швеция

     7.Румыния

     8.Марокко

     9.Китай

     10.Нидерланды

Автор: Вероника Галачиева

Неимоверное оживление западной и российской либеральной прессы вызвал приказ Министерства науки и высшего образования, который якобы жестко ограничивает отечественных ученых в возможностях общаться с иностранными коллегами. "Абсурд", "идиотизм", "возвращение к сталинским репрессиям" — как только не обозвали это всевозможные комментаторы. Западные обозреватели сделали упор именно на последнем — на проведении прямых аналогий с суровым периодом советской истории.

"Эти правила напоминают строго соблюдавшиеся ограничения коммунистической эпохи, особенно для чиновников и ученых, которых можно было обвинить в работе на иностранные разведки", — пишет Bloomberg. Агентство настоятельно рекомендует России избегать закрытия границ, так как "глобальная академическая наука требует институциональной открытости для мира".

А британская The Times даже вытащила на свет своего ветерана Чарльза Бремнера, который еще в далекие 1970-80-е годы служил собкором в СССР. Вспоминая ту ушедшую эпоху, британец сообщает, что новые меры безопасности, которые якобы "вводятся Кремлем" (и неважно, что Кремль к этому приказу отношения не имеет), "напоминают старые недобрые дни Советского Союза".

В принципе, и Кремль уже выразил отношение к приказу. Дмитрий Песков сказал, что некоторые предписания там "выглядят как перебор", но напомнил: иностранные разведки неусыпно следят за нашими учеными. И само Минобрнауки пояснило, что никаких дополнительных запретов для ученых не введено. Ведь и сами критики данного документа могли бы обратить внимание на его название: "Об утверждении Рекомендаций по взаимодействию с государственными органами иностранных государств, международными и иностранными организациями и приему иностранных граждан". Слово "рекомендации" в данном случае ключевое, выражающее необязательность этих предписаний и уж тем более отсутствие каких бы то ни было репрессий за их невыполнение. Однако западные СМИ, обсуждающие сей якобы "неосталинский" приказ, дружно это слово игнорируют. Причины понятны: иначе ведь не проведешь параллели с ГУЛАГом и КГБ.

О своевременности и адекватности указанных рекомендаций можно долго спорить. Но стоит обратить внимание на то, что шум о "возврате сталинских времен" подняли представители СМИ тех стран, в которых за последнее время для ученых введено немало ограничений вовсе не рекомендательного характера.

Конечно, впереди планеты всей в этом отношении выступают Соединенные Штаты. Там всегда существовало множество довольно жестких предписаний для госслужащих с различными уровнями доступа к чувствительным материалам. Само собой, это касается и ученых, работающих в сфере обороны и безопасности, и даже студентов, занимающихся подобными проблемами.

Каждому американскому чиновнику или служащему, имеющему отношение к работе с госконтрактами ряда ведомств, хорошо известен опросник SF-86 ("Стандартная форма-86"). Мало того, что ты не можешь получить работу, не заполнив эту форму, так тебя упекут за решетку на срок до пяти лет, если поймают на лжи при ее заполнении.

Особо на заметку тем, кто возмущен рекомендацией российским ученым сообщать о контактах с иностранцами: в SF-86 значительная часть уделяется исследованию отношений с гражданами других стран, включая обладателей двойного гражданства. Раздел 19 требует указывать на связи с иностранцами за последние семь (да-да!) лет. Причем, судя по живому обсуждению в соцсетях, для американских аппликантов различного уровня этот вопрос более чем актуален. А один из иммиграционных чиновников получил шесть месяцев тюрьмы за ложь при заполнении данного пункта анкеты. И никто не кричит о ГУЛАГе.

Это мы говорим лишь об обязательной форме федерального уровня. Притом что в каждом исследовательском учреждении, занимающемся разработкой чувствительных тем (речь идет не только об оборонных заказах, но и о корпоративной тайне в любой сфере экономики), действуют свои уровни допуска и особые процедуры для сохранения секретов. А по мере развития технологий промышленного шпионажа усиливаются и меры защиты от него.

В декабре 2017 года президент США подписал документ под названием "Национальная стратегия безопасности", где прямо сказано о необходимости ограничить выдачу виз для студентов из отдельных стран с целью предотвращения "передачи интеллектуальной собственности конкурентам". С тех пор там вводятся одна за другой меры по минимизации доступа студентов и научных исследователей из-за рубежа, в первую очередь — из Китая. В прошлом году конгресс законодательно ограничил Пентагон в финансировании научных программ с привлечением "иностранных талантов" в области инноваций и технологий. В том же законе от исследовательских заведений требуют усилить меры безопасности и оградить их от внешнего влияния. Позвольте, но ведь о том же речь идет и в указанных выше рекомендациях российского Минобрнауки.

Жесткие меры предусмотрены и для исследователей в отдельных секторах экономики. К примеру, Департамент энергетики США в январе этого года специальным распоряжением запретил сотрудникам своих многочисленных исследовательских учреждений участвовать в иностранных учебных программах. Причем объясняется эта мера вполне откровенно: "Эксплуатация открытости научного сообщества США угрожает национальным интересам США". Но почему-то Bloomberg в ответ на это заявление не указал департаменту на необходимость соблюдать "институциональную открытость для мира". Получается, эту рекомендацию должны соблюдать только в России?

А весной этого года исследовательское подразделение Департамента здравоохранения США разослало по своим учреждением требование предоставить подробную информацию о сотрудниках и ученых, которые могут иметь связи с иностранными правительствами. Оказывается, поступать так — вполне нормально для демократических государств.

Перечень мер по ограничению контактов американских исследователей с внешним миром, принятых только за последние пару лет, можно продолжать бесконечно. Нельзя сказать, что сия тема не вызывает споров и сомнений в самих Штатах. Но и истерики никто по этому поводу не поднимает. Во всяком случае, мы не слышим криков о том, что в Америке "сталинские репрессии" по отношению к представителям науки.

Все понимают, что охота за технологиями вышла на совершенно новый глобальный уровень. Соответственно, баланс между открытостью научного мира и мерами национальной безопасности будет постоянно смещаться. Тут важно не перегибать палку ни в одну, ни в другую сторону. Но одно можно сказать точно: не Россия лидирует в борьбе с "иностранными агентами" в науке. Кто не верит, пусть обратится к американскому опыту.

Владимир Корнилов

Премьерный показ новой версии балета Сергея Прокофьева "Ромео и Джульетта", заглавные роли в котором исполнили знаменитый российский танцовщик Сергей Полунин и румынская балерина Алина Кожокару, с огромным успехом прошел в понедельник на сцене всемирно известного античного амфитеатра "Арена ди Верона".

Как сообщил РИА Новости вице-президент благотворительного фонда Сергея Полунина, его PR-директор Андрей Митьков, на вечернем спектакле в Вероне присутствовали более десяти тысяч зрителей, причем не только из Италии, а из России, Великобритании, США, Франции, Японии и других стран. Среди них было много известных лиц, в частности, заместитель председателя правительства РФ Ольга Голодец, мэр Вероны Федерико Збоарина, знаменитая итальянская фигуристка Каролина Костнер.

Идея осуществления этого крупного культурного проекта принадлежит Полунину, который пригласил для участия в новой постановке многих своих друзей, звезд мирового балета. Постановщиком спектакля стал датский хореограф Йохан Кобборг, в роли сценографа выступил Дэвид Умемото из Канады. Партию Тибальта станцевал американец Николас Гайфуллин, роль Меркуцио исполнил итальянец Валентино Дзуккетти. Труппа, занятая в спектакле, интернациональна, в нее также вошли артисты из Бразилии, Великобритании, Германии, Испании, Сербии и ЮАР.

"С Йоханом Кобборгом мы дружим уже лет десять, и я всегда мечтал поработать с ним, как с постановщиком. В классическом балете он для меня - гений, и я хотел помочь Йохану раскрыть его талант по-новому. Хотел, чтобы он поставил классический балет, но в новом формате, в новом видении - классический балет будущего", - рассказал в преддверии премьеры Полунин.

По словам артиста, для первой совместной работы был выбран балет "Ромео и Джульетта", именно потому, что он сочетает в себе классический сюжет, классическую музыку и классический балет. Это сотрудничество будет продолжено, и в будущем Полунин и Кобборг намерены "создавать нечто совершенно новое". Свою главную задачу российский танцовщик видит в том, чтобы показать зрителю, в каком направлении должно сегодня развиваться балетное искусство.

"Сергей Полунин очень доволен тем, как прошел и был принят вчерашний спектакль. Он хочет показывать его как раз на таких крупных, исторических и открытых площадках, как "Арена ди Верона". Не исключено, что "Ромео и Джульетту" вскоре увидят на различных музыкальных фестивалях", - сказал Митьков.

По его словам, второй показ нового балета пока еще не запланирован.

Сергей Старцев.

Лидеры оппозиционных партий Великобритании договорились совместными усилиями противостоять выходу Великобритании из ЕС без заключения соглашения, говорится в совместном заявлении партий.

Глава лейбористской партии Джереми Корбин во вторник провел встречу с представителями Шотландской национальной партии, либерально-демократической, "зеленой" и независимой группой Change UK.

Участники договорились, что совместными усилиями будут пытаться предотвратить Brexit без сделки, включая применение таких мер, как вотум недоверия правительству правящей консервативной партии.

"Участники договорились о необходимости действовать сообща, чтобы найти практические шаги по недопущению выхода без сделки, включая возможность принятия законов или объявления вотума недоверия", - говорится в документе.

Великобритания должна покинуть ЕС 31 октября, однако ситуация вокруг Brexit зашла в тупик: парламент страны выступает против соглашения с ЕС в его нынешнем виде, но и настроен категорически против Brexit без соглашения. Евросоюз отказывается возобновлять переговоры и пересматривать соглашение.

Ожидается, что переговоры сторон продлятся вплоть до 31 октября.

Наталья Копылова.

США перебросили в Великобританию два стратегических бомбардировщика B-2 Spirit, заявило Европейское командование вооруженных сил США (EUCOM).

Сообщается, что бомбардировщики-"невидимки", изготовленные по технологии "стелс", прибыли из США в зону ответственности EUCOM для интеграции на потенциальном театре военных действий и летных тренировок.

Бомбардировщики будут базироваться на базе британских ВВС "Фэрфорд" на юго-западе Англии.

Как отмечается, совместные тренировочные полеты B-2 Spirit с европейскими союзниками позволят улучшить оперативную совместимость бомбардировщиков и выстроить стратегические отношения, необходимые для противостояния широкому спектру глобальных вызовов.

Первый президент независимой Гамбии Дауда Кайраба Джавара, управлявший страной более 20 лет, скончался на 96-м году жизни.

"Мы с сожалением услышали новости об уходе из жизни бывшего президента Дауда К. Джавара, который скончался в возрасте 95 лет как политик-старейшина. Его смерть - это поистине огромная потеря как для нации, в частности, так и для человечества вообще", - сообщил в Twitter действующий президент Гамбии Адама Барроу.

Пост президента Гамбии был создан в 1970 году, согласно принятой в стране конституции. До этого функции главы государства исполнял британский монарх. Джавара, вступивший в должность президента, ранее возглавлял правительство западноафриканской страны.

Джавара неоднократно переизбирался президентом Гамбии, но в июле 1994 года был свергнут группой солдат во главе с лейтенантом Яйя Джамме.

Экс-президент был выслан из страны и жил в Лондоне. В 2002 году вернулся на родину, согласившись никогда не заниматься политической деятельностью.

Европейский марсоход, который на Красную планету доставит российская десантная платформа "Казачок" в ходе миссии "ЭкзоМарс-2020", полностью собран, сообщает во вторник Европейское космическое агентство (ЕКА).

"Ровер миссии "ЭкзоМарс" "Розалинд Франклин" завершил этап сборки в Соединенном Королевстве и будет сейчас отправлен во Францию для испытаний в марсианских условиях", - говорится в сообщении агентства.

Отмечается, что последними на марсоход были установлены "глаза" - камеры высокого разрешения, которые будут вести панорамную съемку, а также вблизи сфотографируют поверхность Марса, по которой будет ездить ровер.

Испытания во Франции будут идти четыре месяца. За это время создатели должны удостовериться, что марсоход и все его научные приборы смогут работать в условиях температур минус 120 градусов по Цельсию снаружи и минус 60 градусов внутри аппарата. Кроме того, все системы должны нормально функционировать в богатой углекислотой атмосфере и при давлении порядка одной сотой от земного.

Запуск к Марсу станции ExoMars-2020 планируется на конец июля 2020 года. Миссия состоит из европейского перелетного модуля и российского десантного модуля, в состав которого войдут российский посадочный модуль "Казачок" и европейский марсоход Rosalind Franklin. На "Казачке" будут установлены 11 российских и два европейских прибора. Оборудование Rosalind Franklin будет включать семь европейских и два российских прибора. Посадка десантного модуля на Марс намечается на март 2021 года.

В марте 2016 года к Марсу была отправлена автоматическая межпланетная станция ExoMars-2016, состоявшая из европейского орбитального модуля TGO с двумя российскими научными приборами и европейского посадочного модуля Schiaparelli. В октябре 2016 года TGO вышел на орбиту вокруг Марса, а Schiaparelli разбился при посадке.

Запуск ExoMars-2020 должен стать первой для России отправкой к Марсу посадочного аппарата за 46 лет.

«Спасибо за щедрость»: Путин подал на развитие авиации

Путин купил мороженное для Эрдогана, а сдачу отдал министру

Рустем Фаляхов

В России инфляция снижается, а цены на продукты растут. Это касается в том числе любимого президентом Владмиром Путиным мороженого, которое на авиасалоне МАКС он пробовал в 2017-м, а в этом году угощал главу Турции Реджепа Тайипа Эрдогана. Мороженое за два года подорожало, как минимум, на 10 рублей. Это выше инфляции, которую публикует Росстат, находящийся в подчинении Минэкономразвития. Если цены на мороженое будут расти такими темпами, а доходы продолжат падение, то на сладкое лакомство россиянам скоро придется копить.

Мороженое, которым президент Владимир Путин вместе с чиновниками угощался на Международном авиакосмическом салоне (МАКС), подорожало на 10 рублей. Пломбир стоил 60 рублей, а теперь 70 рублей, а рожок и вовсе 150 рублей, сообщает во вторник агентство РИА «Новости».

Поели вип-персоны мороженого на МАКСе и в этом году. Путин при этом угостил мороженым турецкого главу Реджепа Тайипа Эрдогана, также приехавшего в Жуковский на МАКС. За обоих заплатил российский лидер, сообщает ТАСС.

Для Эрдогана Путин выбрал ванильное мороженое, а себе взял сразу два — шоколадное и сливочное. За покупку продавщица попросила 210 рублей, однако Путин протянул ей пятитысячную банкноту.

«Сдачу министру отдайте. Это ему на развитие авиации», — указал президент на стоящего рядом главу Минпромторга Дениса Мантурова. «Спасибо за щедрость», — ответил тот.

На предыдущем МАКСе в 2017 году Владимир Путин, после того, как принял участие в авиасалоне и осмотрел павильоны, не прошел мимо ларька с мороженым. Он купил рожок. Сдачу решил не брать, угостил сопровождавших его чиновников — спецпредставителя президента Сергея Иванова, вице-премьера Дмитрия Рогозина и министра промышленности и торговли Дениса Мантурова, главу «Ростеха» Сергея Чемезова и других. Отказался от угощения только Дмитрий Рогозин, сообщивший, что он следит за фигурой, худеет. Остальные ели и нахваливали, вспоминал потом пресс-секретарь Дмитрий Песков, тоже вкусивший мороженого.

Было видно, что мороженое, кстати, от одного из отечественных производителей, действительно понравилось высоким руководителям. Тем более, наверное, было приятно отведать сладкий продукт на халяву.

«Потом мы дома едим это»

В этом году Путин уже выступил в качестве бренд-менеджера, подарив сундучок с этим продуктом председателю КНР Си Цзиньпина по случаю его 66-летия. Путин лично заехал к Си перед началом саммита по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), который проходил в июне в столице Таджикистана Душанбе. Вручил ему торт и мороженое.

Российский лидер уже привозил Си Цзиньпину мороженое в ходе своего визита в Китай. Это произошло после того, как китайский бизнесмены на Восточном экономическом форуме рассказали Путину, что российское мороженое ценится в их стране. В итоге российский президент привез китайскому председателю коробку мороженого.

«Большое спасибо за подарок, за вкусное мороженое. При каждой моей поездке в Россию я всегда прошу, чтобы мне купили мороженое российское. Потом мы дома едим это мороженое. У вас лучше сливки, поэтому оно у вас особенно вкусное. Мне очень нравится. Спасибо за эту любезность», — отметил глава Китая.

В Twitter даже появилась сделанная в Китае фотография мотофургончика, на котором изображён Путин, поедающий это лакомство.

Мороженое всегда было самым популярным лакомством советских людей, которые ели его даже в лютые морозы. Увидев во время своего визита в Москву во времена войны человека, который ел мороженое на улице, потрясенный британский премьер Уинстон Черчилль сказал сопровождающим: «Народ, который в такой холод может есть мороженое, непобедим».

Мороженое часто можно было увидеть и на столе у Иосифа Сталина, а разоблачивший его Никита Хрущев, налаживая отношения с лидером Югославии Иосипом Броз Тито, пригласил последнего именно в «Кафе-мороженое» неподалеку от Центрального телеграфа.

Как отмечал в одной из своих книг писатель Рой Медведев, для Хрущева было важно показать президенту зажиточной Югославии, что в СССР тоже начинают привыкать к более комфортной жизни. Правда, в отличие от Владимира Путина, Хрущев не смог расплатиться и оконфузился перед высоким иностранным гостем.

На мороженое придется копить

Буквально днем ранее Путин удивлялся тому, что инфляция снижается, а доходы населения падают. Инфляция «постепенно приближается к целевому ориентиру», и сейчас составляет примерно 4,5% в годовом выражении, отмечал Путин на совещании с членами правительства. Целевой ориентир ЦБ – около 4%.

На примере мороженого видно, что к цифрам официальной статистики следует относиться критически. По итогам прошлого года инфляция, по данным Росстата, неоднократно пересчитанным и уточненным, составила 4,3%. Сейчас в первом полугодии – 4,5%.

Это значит, что мороженое могло подорожать рублей на 6, а не на 10. Впрочем, справедливо можно возразить, что ценовая политика складывается нередко под воздействием факторов, не имеющих отношения к стоимости продуктов, необходимых для приготовления мороженого. Или наоборот, молоко и сливки могли рекордно подорожать. И логистика выросла в цене.

Наконец, просто уровень присутствия на МАКСе не самых бедных наших сограждан позволяет ритейлу задрать ценник. Путин, впрочем, возмущался на совещании с членами кабмина не столько ценами, которые медленно снижаются, а доходами россиян, которые не только не растут, а даже падают шестой год подряд.

И будут падать еще. Во вторник стало известно, что Министерство экономического развития ухудшило макроэкономический прогноз на 2020 год. Так, как следует из доклада социально-экономического развития страны на 2019–2024 годы, в 2019 году реальные располагаемые доходы населения вырастут на 0,1%, хотя в предыдущем докладе речь шла о росте в 1%.

Таким образом, речь идет о снижении оценки роста реальных доходов в десять раз.

В 2020 году рост реальных доходов составит 1,5%, тогда как с 2021 по 2024 год темпы роста увеличатся с 2,2% до 2,4%. Инфляция к концу 2019 года составит 3,8% вместо 4,3%, в 2020 году — 3%, считает Минэкономразвития.

Впрочем, в 2021–2024 годах она вырастет до 4%.

В общем мороженое за 70 рублей – это роскошь. Три экземпляра мороженых за 210 рублей — тем более не может считаться народным продуктом. На него, чтобы поесть, простым россиянам скоро придется копить заранее.

Убийства и насилие: как погибали в «Иловайском котле»

5 лет назад ополченцы взяли в кольцо украинских силовиков в Иловайске

Лидия Мисник

Около месяца пять лет назад мирные граждане Иловайска были вынуждены жить под звуки ракетных залпов. В это время в городе шли ожесточенные бои между ополчением и украинскими силовиками, но к утру 27 августа Иловайск оказался под полным контролем вооруженных сил ДНР, которые взяли в кольцо противника. Эти дни вошли в историю как «Иловайский котел». «Газета.Ru» вспоминает трагические события пятилетней давности.

Пять лет назад в Иловайске развернулся первый ожесточенный бой с начала вооруженного конфликта на востоке Украины. Боевые действия в Донбассе велись с середины апреля 2014 года — с того момента, когда отряд во главе с Игорем Гиркиным (Стрелковым) начал борьбу за город Славянск. При этом датой начала масштабного конфликта считается 1 июля — в этот день бывший тогда президентом Украины Петр Порошенко принял решение прекратить перемирие и начать полноценные боевые действия.

Неравные силы

Кровь полилась в последний месяц лета 2014 года–10 августа в Донбассе началось ожесточенное сражение за Иловайск.

Возобновление контроля над городом было частью плана по окружению Донецка, разработанного штабом антитеррористической операции (АТО) — так украинская сторона ранее называла свои действия в Донбассе. Теперь они носят название операция объединенных сил (ООС). Взятие Иловайска украинскими силовиками отрезало бы административный центр самопровозглашенной Донецкой народной республики (ДНР) от Луганска. К тому же Иловайск — это крупный транспортный железнодорожный узел. Если бы ополченцы потеряли контроль над ним, они бы не смогли быстро перебрасывать подкрепления и грузы на находящиеся под угрозой участки фронта.

Чтобы увеличить наступательные силы под город были переброшены штурмовые группы специальных батальонов МВД Украины и добровольческих батальонов Национальной гвардии — «Донбасс», «Азов» и «Шахтерск». В операции также участвовали второй и 40-й батальоны территориальной обороны.

По оценке украинского военного эксперта Дианы Михайловой, слова которой приводит RT, перед активной фазой боев в районе Иловайска общая численность сил АТО составляла около 3 тыс. человек. У них на вооружении было примерно 70 единиц бронетехники и не менее 100 орудий и минометов.

При этом Иловайск, по оценкам Михайловой, обороняли 500 бойцов под руководством Арсена Павлова (Моторолы) и Михаила Толстых (Гиви).

Такая расстановка сил давала украинской стороне уверенность — город будет взят за несколько дней. «Мы не ехали на месяц и на год. Мы ехали на день, на два, максимум на три. Наша функция — взять под контроль [город]. [Предполагалось, что] полдня, максимум день заходят вооруженные силы. [На самом деле] силы не заходят ни день, ни два, ни три. <…> То есть мы уже, получается, не мишени, но пушечное мясо», — рассказал телеканалу «Украина» получивший ранение в этих боях боец батальона «Донбасс» Дмитрий.

Насилие над мирным населением

На Украине говорят об особой жестокости ополченцев, с которой они убили взятых в кольцо украинских силовиков. Однако военные армии ДНР считают это местью за то, что Иловайск терпел последние полмесяца перед «котлом».

«Обстрелы со стороны ВСУ и батальона «Донбасс» были просто-напросто жутчайшие. Клали всем: и «Градами», и «Смерчами», и «Ураганами» [реактивные системы залпового огня — «Газета.Ru»]. Реактивные снаряды можно было увидеть, подъезжая к Иловайску, которые как морковки торчали в поле, неразорвавшиеся», — рассказал телеканалу «Звезда» военный корреспондент, основатель проекта WarGonzo Семен Пегов.

Жители частного сектора города Надежда и Владимир сообщили телеканалу, как в дни противостояния в их двор упал один из снарядов. Когда они пытались тушить возгорание водой, пламя от этого только усиливалось.

«Там малина была. И здесь как рвануло, огнем все горело. Мы взяли поливальник, это в 11 часов ночи было. И давай, говорю, дед, тушить, потому что мы сгорим. Заливаем, а оно все в клубах было. Не могли потушить», — рассказала жительница Иловайска.

По словам пары, за домом находился фосфор — «как пепел, все попалило».

«Травили нас фосфором, чем только могли, травили, выжигали. А мы живучие оказались», — добавила Надежда.

Но это было не самым тяжелым испытанием для этой семьи за период боевых действий. По словам пары, их сын был захвачен украинскими силовиками. Он сумел добраться до дома, только когда бойцы ДНР отогнали противника от города. Жительница Иловайска рассказала, что весь город в те дни был в огне, кругом были танки и машины с пулеметами.

Еще одно проявление жестокости со стороны ВСУ и добровольческих батальонов — пленение мирных жителей. «Известно об эпизоде, связанном с 14-й школой города Иловайска, когда порядка 15 человек были задержаны там, содержались в железном ящике, подвергались пыткам, лишались еды, сна, воды», — сообщил «Звезде» политолог Александр Асафов.

Очевидцы рассказывают также о мародерстве и бесчинствах со стороны украинской армии. Это признали даже на Украине. Генерал-майор ВСУ Петр Никитенко два года назад назвал бойцов добровольческого батальона «Донбасс» мародерами, бежавшими от ополченцев из-под Иловайска.

Уполномоченный по правам человека ДНР Дарья Морозова рассказала телеканалу о случаях сексуального насилия со стороны силовиков.

«Было очень много изнасилованных. Не каждая женщина хочет об этом вспоминать, рассказывать об этом, афишировать. Точно так же было и мужское сексуальное насилие. Опять же не каждый мужчина захочет это рассказывать», — сказала она.

«Иловайский котел»

Ополченцы начали оказывать радикальное сопротивление противнику в канун Дня независимости Украины — 23 августа. Из допроса пленных и донесений разведки командиры ВС ДНР узнали, что украинское командование значительно ослабило тыл, перебросив почти все силы на овладение Иловайском.

В День независимости механизированные части ополчения дважды ударили по украинской армии: с востока (со стороны Успенки, 50 км от Иловайска) и с севера (со стороны Донецка и Моспино). Пятый батальон территориальной обороны «Прикарпатье» и несколько бригад ВСУ начали спешно и неорганизованно отступать.

«На тот момент ВСУ и батальон «Донбасс» понимали, что город им уже не удержать. Нужно было ждать подкрепления со стороны Киева. Для того, чтобы сдержать натиск ополчения, они действительно использовали людей как некий живой щит», — вспоминает Семен Пегов.

27 августа стало кульминаций противостояния — в этот день ополчение окончательно замкнуло кольцо окружения.

Практически не встречая сопротивления, передовые отряды ВС ДНР преодолели около 100 км и вышли к Азовскому морю, заняв Новоазовск (в 40 км от Мариуполя).

Вся наступательная группировка украинских войск оказалась в «Иловайском котле», но у ВСУ все же оставались ресурсы для операции по деблокированию. На прорыв кольца была брошена 92-я механизированная бригада из 2 тыс. солдат, но попытки прорваться к оказавшимся в котле войскам провалились.

Под угрозой уничтожения находились около 3 тыс. человек. Возмущенное украинское общество требовало конкретных действий от президента Порошенко, но в итоге Киев так и не спас украинских силовиков.

«Все подразделения из Иловайска и все подразделения с блокпостов проходили через Грабское, через наш блокпост. То есть, я им буквально махал рукой, ребята выезжали. Через 40 минут… они остались лежать на поле», — сказал телеканалу «Украина» рядовой 40-го отдельного мотопехотного батальона «Кривбасс» Сергей.

В «Иловайском котле» погибли, по разным данным, от 350 до 900 украинских силовиков. Более 400 солдат украинской армии были ранены.

Призыв Путина, разрыв кольца

На настроение ополчения повлияло обращение президента России Владимира Путина, с которым он выступил 29 августа.

Глава государства призвал ВС ДНР открыть гуманитарный коридор для окруженных украинских военнослужащих, чтобы они могли выйти из района боев.

«Я призываю силы ополчения открыть гуманитарный коридор для украинских военнослужащих, оказавшихся в окружении, для того, чтобы избежать бессмысленных жертв, предоставить им возможность беспрепятственно выйти из района боевых действий, воссоединиться со своими семьями, вернуть их матерям, женам и детям, срочно оказать медицинскую помощь раненым в результате военной операции», — передавал обращение российского лидера сайт Кремля.

Командование ополчения поддержало эту инициативу и выразило готовность обеспечить безопасность выхода из окружения украинских военнослужащих.

Но вместе с тем предъявило им условие — они должны были выйти через созданный коридор без вооружения.

На следующий день командир батальона «Донбасс» Семен Семенченко сообщил, что ополченцы сдержали обещание и образовали специальный коридор для выхода украинских силовиков из окружения под Иловайском. Он должен был действовать до 11.00 мск. Об этом Семенченко узнал из телефонного разговора с Петром Порошенко, который, по его словам, достиг соответствующей договоренности в ходе переговоров «на высшем уровне».

В одиннадцатом часу пресс-служба «Донбасса» проинформировала, что первые колонны для вывода из окружения уже сформированы и определен маршрут их движения.

Кто виноват?

Украинская сторона убеждена, что ополчению удалось победить только за счет того, что в определенный момент им на помощь пришли российские войска. Недавно газета The Guardian сообщила, что британская исследовательская группа Forensic Architecture нашла доказательства участия России в боях под Иловайском и собирается использовать их при подаче судебных исков против Москвы со стороны украинских военных в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ).

При этом российская сторона категорически отрицает какое-либо участие в конфликте в Донбассе.

По мнению руководства РФ, к гибели сотен украинских силовиков привел отказ Киева следовать по маршруту предоставленного гуманитарного коридора на предложенных условиях. Есть информация, что они покидали «котел» с оружием.

Главный редактор украинского сайта «Цензор.НЕТ» Юрий Бутусов уверен, что вина за разгром под Иловайском всецело лежит на украинском военном командовании и прежде всего на начальнике Генштаба Украины Викторе Муженко, который «бросил окруженных на произвол судьбы».

«Военная экспертиза по Иловайску давно готова, дело можно расследовать хоть сейчас, но в суд дело не передают, власти покрывают бездарное командование и наплевательское отношение к жизням людей, и генералы, которые предали своих солдат, по-прежнему сидят в высоких кабинетах и на бюджетные деньги пытаются отмыть свои грязные лампасы и жалкие душонки», — писал Бутусов в своем фейсбуке.

Другая версия поражения украинской армии связана с недостаточным техническим обеспечением силовиков. «Если бы пошло на штурм Иловайска 12 танков и хотя бы 20 БМП [боевых машин пехоты], мы бы за один день его взяли и забыли бы про него», — сказал «Украине» командир одной из воинских частей ВСУ Александр Мотря.

Расследование ожесточенных боев не заканчивается до сих пор. Украинская сторона выясняет, кто виноват в гибели сотен военных.

При этом, кажется, никого на высшем уровне не волнует, кто должен нести ответственность за гибель и страдания мирных жителей Иловайска.

«Почти все «герои» этих преступлений [совершенных украинскими силовиками] либо находятся на свободе, либо осуждены по другим делам, не имеющим отношение к зверствам против мирного населения Донбасса, происходивших в августе 2014 года в районе Иловайска», — констатировал Александр Асафов.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ РУССКИХ ГАСТАРБАЙТЕРОВ В КИТАЕ

Отправляясь на заработки в соседние или дальние страны, молодые россияне должны без иллюзий оценивать все опасности и подводные камни своей инициативы.

В Китае бум изучения английского языка среди детей и молодежи. Российская молодежь, нанимаясь репетиторами в Китай, сильно рискует.

ПЕРЕПИСКА В МЕССЕНДЖЕРАХ ПОД КОНТРОЛЕМ

Как гласят сайты работодателей, направляющих новоиспеченных учителей в Китай: все, что вам нужно, - говорить по-английски, любить путешествия и иметь диплом об образовании, причем любой. Даже необязателен опыт работы преподавателем.

Под видом претендента на должность учителя английского мы пообщались с сотрудником одного из агентств, занимающихся трудоустройством граждан России и СНГ в Китае.

- У нас есть работа, а есть и подработка. Жилье мы предоставляем: это будет квартира, в которой живут такие же учителя, но у вас будет отдельная комната - личное пространство мы очень ценим. В основном это работа с детьми от 2 до 10 лет. Это скорее даже работа аниматора, чем учителя. Зарплата 1200 долларов, - рассказали нам в агентстве.

На первый взгляд, условия привлекательные. Но есть одно существенное «но». Согласно китайскому законодательству, преподавать английский язык в китайских учебных заведениях могут только носители языка, то есть жители США, Великобритании, Канады, Австралии. За нелегальное проживание и трудоустройство иностранцы могут быть депортированы с территории КНР, им закрывается въезд в страну на срок от одного года до пяти лет.

За незаконную трудовую деятельность также придется заплатить штраф от 5 до 20 тыс. юаней (около 180 тыс. наших рублей), при отягчающих обстоятельствах предусмотрено задержание на срок от 5 до 15 дней в дополнение к штрафу.

Ведутся и профилактические меры. Так, миграционные власти могут проверить у российских туристов на въезде в Китай переписку в мессенджерах, для того чтобы удостовериться, что цели вашего въезда соответствуют категории визы.

Но у агентств по трудоустройству есть свои лазейки, вернее, свои люди в нужных местах. На вопрос, не будет ли проблем с визой, нам ответили:

- Работодателем выступает непосредственно наше агентство, мы берем риски на себя. Наше агентство имеет связи в местной полиции, так что вам без проблем сделают регистрацию, все будет в порядке. Поедете вы по бизнес-визе (мы высылаем вам приглашение как бизнес-партнеру). Рабочую визу получить можно, но для этого у вас должен быть высокий уровень владения английским языком, диплом об образовании плюс два года практики после получения диплома.

РАБОТА – ТРИ ЧАСА В ДЕНЬ

Ну а как же наши освоились в Поднебесной?

Никита Сальников окончил музыкальный факультет в Вологде. С детства занимается английским и увлекается гейм-дизайном, но ни специальность, ни хобби крупного дохода ему не обещали.

- Знакомый посоветовал попробовать себя в Китае, помог с документами и трудоустройством. Сначала я жил в городе Анжи. Он красив, немноголюден, посреди гор, с чистым воздухом - здесь все давно избавились от машин на бензине и пересели на электроскутеры, - рассказывает Никита. - Сейчас я живу в Гирине, зарплата у меня 140 тысяч (в переводе на рубли). Чем дольше я тут, тем выше шанс добраться до зарплаты выше 150 тысяч рублей. Жилье мне оплачивают.

Работаю в тренинг-центре Sesame Street English, обучаю детей английскому. В центре нам разрешают разговаривать только на английском. У меня есть ассистент, который переводит детям сложные слова. Мы сами создаем сценарии и проводим детские интерактивные шоу на английском. Работаю в основном три часа в день, но бывает по-разному.

По словам Никиты, китайский ему особо не требуется. Английского вполне достаточно, несмотря на то, что, кроме как в тренинг-центре, на этом языке никто в городе не говорит.

- Еда тут бесконечно острая, даже обычный батончик сникерса, - делится своими впечатлениями о стране Никита. - Интернет детский: ни тебе ютуба, ни гугла с википедией... К слову, Китай отгородился от остального мира, этот купол назвали «Золотой щит». Общаются, покупают вещи.

Агенты и агентства по трудоустройству в китайские детские сады и школы есть как в России, так и в Китае. И с той и с другой стороны вы не застрахованы от мошенничества. Деньги берут с вас или со школы, устраивают вас, и ваша зарплата идет через посредника (школа - ему, а он - вам). Но в какой-то момент агент или агентство могут просто исчезнуть с вашими деньгами, и вы их уже не найдете.

ШУМНЫЕ И ИНТЕРЕСНЫЕ

Анна Марченко устроилась на работу без посредников. Искала вакансии на китайских сайтах наподобие HeadHunter и после месяца поисков устроилась переводчиком в китайскую фирму.

- Мне всегда была интересна Азия. Я училась на факультете иностранных языков, поэтому идея уехать за границу никогда не казалась мне дикой. Еще во время учебы нам предлагали разные программы обмена, но я тогда не могла в них участвовать. Уже после выпуска переехала в Германию, а после - в Китай. Работу искала уже непосредственно на месте, - рассказывает Анна. - Привыкать было очень тяжело. Я попала в абсолютно другой мир. Приехала с нулевым знанием языка. Общалась как придется - кто какой язык знает, на таком с ним и общалась. Сейчас уже поднаторела в китайском.

У Анны стандартный рабочий день - восемь часов и рабочая виза. По ее словам, бывают случаи, когда компании не важно, какая виза у тебя на руках. Подрабатывают студенты-иностранцы, хоть это и незаконно, а также граждане некоторых стран, у которых срок действия туристической визы достаточно большой, например шотландцы.

О своем знакомстве со страной Анна рассказывает:

- Я человек лояльный практически ко всему, не лезу в чужую культуру со своим уставом. Но иногда очень устаю от китайцев - они невероятно шумные!

Алина Махлина

Вместе с нефтью Иран продал и танкер Adrian Darya

Иран продал нефтяной танкер Adrian Darya (ранее он назывался Grace 1), заявил официальный представитель правительства Ирана Ари Рабии на пресс-конференции, сообщило агентство Trend, ссылаясь на информационный портал entekhab.ir. По словам Рабии, он не знает где сейчас танкер, а куда он будет следовать, определит клиент, купивший нефть вместе с танкером.

Иранский танкер Grace 1, подозреваемый в нарушении режима санкций по отношении Сирии, был задержан 4 июля 2019 года в Гибралтаре по требованию США. Танкер, переименованный в «Adrian Dаrya», покинул Гибралтар 19 августа, уточняет Trend.