Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

Генеральный директор Иранской национальной нефтяной компании (ИННК) Ахмед Калебани в интервью агентству ИСНА подчеркнул, что добыча нефти и газа в Иране будет осуществляться в соответствии с намеченными программами, и при этом сообщил о некотором сокращении объема добычи сырой нефти в текущем году.

Ахмед Калебани отметил, что по сравнению с прошлым годом объем добычи сырой нефти в текущем году несколько сократился и это связано с отсутствием достаточного финансирования проектов по разработке нефтяных месторождений.

По словам генерального директора ИННК, в министерстве нефти, конечно, принимаются необходимые меры, и в будущем году объем добычи нефти увеличится.

В настоящее время в Иране добывается около 4 млн. баррелей нефти в сутки, в то время как в 5-ой пятилетней программе развития страны (2011-2015 гг.) объем производства нефти на нефтяных месторождениях страны запланирован в объеме до 5 млн. баррелей в сутки. В этой связи министр нефти распорядился о том, чтобы ИННК в качестве приоритетного направления своей деятельности предпринимала шаги с целью увеличения добычи нефти на месторождениях, находящихся в совместном владении с соседними странами, с тем, чтобы к 2014 году довести объем ее производства до 5 млн. баррелей в сутки.

Коснувшись вопроса добычи газа, Ахмед Калебани сообщил, что в текущем году объем производства голубого топлива в Иране вырастет на 10% по сравнению с прошлым годом. По его словам, в 2012 году начнется эксплуатация 12-ой и с 15-ой по 18-ую фаз освоения газового месторождения «Южный Парс».

Ахмед Калебани подчеркнул, что к концу выполнения 5-ой пятилетней программы (к весне 2015 года) с вводом в эксплуатацию всех фаз освоения месторождения «Южный Парс» объем производства газа в стране увеличится примерно на 250 млн. куб. м в сутки.

В настоящее время в Иране добывается примерно 620 млн. куб. м природного газа в сутки, а к весне 2015 года этот показатель должен вырасти до 1 млрд. куб. м.

Заместитель министра дорог и городского строительства по вопросам эксплуатации автодорог и автомобильного транспорта Абдолхашем Хасанния в интервью агентству ИРНА сообщил, что к концу выполнения 5-ой пятилетней программы развития страны (2011-2015 гг.) общая протяженность скоростных автомагистралей в Иране достигнет 5 тыс. км.

По словам А.Хасанния, на данный момент протяженность скоростных автомагистралей составляет 1 тыс. 950 км. При этом к настоящему времени данный показатель должен был бы достигнуть 7 тыс. км.

А.Хасанния отметил, что в ближайшее время ежегодно в Иране будет вводиться в эксплуатацию от 1,5 до 1,8 тыс. км скоростных автомагистралей.

Далее А.Хасанния затронул вопрос о мерах по ликвидации аварийных участков на автодорогах страны и сообщил, что на эти цели требуется около 500 млрд. туманов (примерно 500 млн. долларов), однако в настоящее время на ликвидацию аварийных участков расходуется только около 100 млрд. туманов (примерно 100 млн. долларов) в год.

Как отметил А.Хасанния, на иранских автодорогах зафиксировано 2 тыс. опасных в аварийном отношении участков, и на данный момент ремонтные работы ведутся на 800-1100 таких участках.

Заместитель главы Организации рыболовства и рыбоводства «Шилат» Али Асгар Моджахеди в интервью агентству ИСНА сообщил о подписании соглашения о запрете в 2012 году коммерческого промысла осетровых в Каспийском море.

По словам А.А.Моджахеди, запрет на коммерческий промысел осетровых введен на состоявшемся в Баку 32-ом заседании Комиссии по биоресурсам Каспия. В 2012 году осетровые будут вылавливаться только с целью восстановления рыбных запасов и разведения осетровых в искусственных условиях или с целью проведения научных исследований.

Решение о необходимости введения запрета на промысел осетровых в Каспийском море на пятилетний срок было принято в прошлом году на саммите глав прикаспийских государств, и Комиссии по биоресурсам Каспия поручено выработать механизм реализации этого решения.

Как отметил А.А.Моджахеди, решением названной комиссии запрет введен пока на один год, хотя на саммите речь шла о пятилетнем сроке.

А.А.Моджахеди сообщил, что соглашение о запрете коммерческого промысла подписали четыре страны. Туркменистан пока не поставил свою подпись под названным документом. Представителями этой страны заявлено, что для принятия решения им требуется дополнительное время. При этом подобные соглашения вступают в силу в случае его подписания всеми пятью прикаспийскими странами.

Следует отметить, что квота Ирана на коммерческий промысел осетровых в 2011 году была определена в размере 400 т, однако из-за малочисленности рыбы в текущем году добыто только 100 т.

Весной 2012 года, возможно, будет запущен круиз по Каспийскому морю между Россией и странами Прикаспийского региона. Планируется, что круиз стартует из Астраханской области, сообщил губернатор региона Александр Жилкин на конференции, которая прошла 16-17 декабря в Астрахани.

В связи с тем, что Астрахань станет отправной точкой круиза, глава Федерального агентства по туризму Александр Радьков предложил открыть в городе штаб-квартиру Координационного совета по развитию туризма на Каспии. В этой связи местным властям предстоит активно сотрудничать с Ингушетией, Дагестаном, Ставропольским краем, а также со странами-соседями - Афганистаном, Ираном, Казахстаном, Азербайджаном, Туркменистаном.

На конференции были подписаны соглашения о взаимодействии в сфере туризма между правительствами Астраханской области, республики Ингушетия и Федеральным агентством по туризму.

Однако, по словам директора департамента ООО «Финансовый и организационный консалтинг» (компания занималась разработкой концепции круизных туров по Каспию) Екатерины Брязгиной, для развития круизного туризма необходимо еще очень многое сделать. Во-первых, важно упростить визовый режим со странами-соседями, - Ираном и Туркменистаном. Во-вторых, - развивать инфраструктуру, а также привлечь к сотрудничеству крупные круизные компании и частных инвесторов. В-третьих, немаловажно повышать туристический имидж Прикаспийского региона.

Начинать развивать круизный туризм, по мнению Брязгиной, нужно с коротких туров (3-5 дней). Так, например, для начала можно запустить тур по маршруту Астрахань-Махачкала-Дербент-Баку-Астрахань.

«Не ранее, чем через 2 года, можно ввести уже более длительные круизы (около 8 суток), например, по направлению Волгоград-Астрахань-Махачкала-Дербент-Баку-Тегеран-Туркменбаши-Актау-Форт Шевченко-Астрахань-Волгоград», - подчеркнула Брязгина.

Полный вывод самолетов Ту-154 из эксплуатации займет 1-2 года, сообщил агентству ПРАЙМ глава Росавиации Александр Нерадько. По его словам, он не может назвать точные сроки, так как все будет зависеть от того, как авиакомпании, у которых остались эти самолеты, будут их замещать.

Нерадько подчеркнул, что больше всего самолеты этого типа использует авиакомпания "ЮТэйр". Они также используются авиакомпаниями из Дагестана и Татарстана.

В марте текущего года глава Росавиации заявил, что ведомство будет рекомендовать авиакомпаниям приостановить эксплуатацию парка самолетов Ту-154М, если на лайнере не будут проведены конструктивные доработки. Он отметил, что уже давно на этих воздушных судах не внедрялось никаких конструктивных доработок, в результате чего за последние пару лет значительно увеличились инциденты с их участием. Нерадько напомнил о катастрофе самолетов Ту-154М в Иране в июле 2009 года и Ту-154М авиакомпании "Авиалинии Дагестана" в аэропорту Домодедово в декабре 2010 года, а также серьезный инцидент с самолетом Ту-154М авиакомпании "Алроса" в марте 2010 года.

По словам Нерадько, в связи с последним инцидентом с Ту-154М "Авиалиний Дагестана" Росавиация приняла решение прекратить деятельность перевозчика. Он добавил, что пассажиров авиакомпании, которых необходимо вывезти, не так много, поэтому, возможно, она прекратит свою деятельность уже в понедельник, 19 декабря. Накануне гендиректор "Авиалиний Дагестана" Жабир Абакаров сообщил, что пассажиров компании будут перевозить "Кубанские авиалинии". 

Офшорный дивизион иранской национальной нефтегазовой компании - PEDEC - подписал предварительное соглашение на 1 млрд долларов с российской компанией "Татнефть" на развитие месторождения Заге, находящегося в провинции Бушер, сообщает IRIB TV. Итоговый контракт должен быть подписан через 3 месяца.

На подписании контракта присутствовали президент Татарстана Рустам Минниханов и иранский министр нефти Ростам Касеми.

Предполагается, что на первой стадии развития месторождения, которая завершится через 2 года, Иран будет производить 7 тысяч баррелей нефти в сутки. На втором этапе через 5 лет показатель составит 55 тысяч баррелей нефти каждый день. Развитие месторождения Заге также будет финансироваться за счет средств иранского банка Tat.

Ранее западные государства ввели ряд экономических санкций в отношении Ирана из-за ядерной программы этой страны. Иран настаивает, что все заявления, что страна вела работы над созданием ядерного оружия, ложные. Несмотря на то, что остается несогласованным вопрос введения запрета на импорт иранской нефти, несколько крупных инвесторов, включая Total and Shell, уже свернули в Иране ряд своих энергетических проектов. Согласно сообщению издания Tehran Times daily, за последние несколько лет ряд крупных международных нефтяных компаний покинул Иран под давлением США. Издание уточняет, что Иран смог компенсировать потерю бизнес-партнеров, привлекая на свой нефтяной рынок малые и средние предприятия.

Иран - один из членов Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК), занимает четвертое место в мире по добыче нефти (около 4 млн баррелей в сутки). Иранские промышленные запасы нефти оцениваются в более 137 млрд баррелей. 

Деревянное судно, рассчитанное на 100 человек, но перевозившее около 250 беженцев от берегов Индонезии, направлялось к австралийскому острову Рождества. Недалеко от острова Ява корабль затонул.

На судне находились жители Афганистана, Ирана, Ирака и Турции пытавшиеся избежать экономических и политических трудностей в своих странах. Предполагают, что более 200 человек погибло, среди них немало детей. Лишь 33 человека были спасены.Спасшиеся беженцы рассказали, что капитан и 6 человек экипажа надев спасательные жилеты уплыли к берегу, оставив тонущий корабль и пассажиров.

Контрабандная перевозка людей из Индонезии к берегам Австралии прибыльное дело. Беженцы платили организаторам от 2.5 до 5 тысяч долларов каждый.

Последнее время количество судов с беженцами, ищущих приюта в Австралии, значительно выросло. Всего три дня назад прибыло судно с 76 беженцами. Только за один месяц 15 таких судов доставили к берегам страны 1228 человек. К сожалению, нередки и трагедии, когда утлые суденышки тонут по дороге, приводя к гибели людей.

Правительство Австралии не смогло договориться с оппозицией по поводу путей ограничения потока беженцев, прибывающих на лодках и небольших судах, что послужило импульсом для увеличения количества беженцев, направляющихся в страну.

Как сочетать еду и вино? Лучше знать правила, но иногда срабатывают и неожиданные находки.

Вчера один из клиентов с надеждой спросил: «А у вас есть такое вино, чтобы пахло апельсином?» От оригинальности и бескомпромиссности вопроса я растерялась. И неожиданно для себя ответила вопросом на вопрос: «Сильно должно пахнуть или слегка?» Клиент стал рассказывать, зачем ему нужно «апельсиновое» вино — для достойного завершения обеда, под десерт с маринованными в ликере кусочками апельсинов. Их окунают в расплавленный белый шоколад, а потом замораживают и подают со взбитыми сливками, корицей и мятой. Описание десерта впечатляло почти так же, как сам факт встречи с человеком, придающим такое значение подбору вина под конкретное блюдо.

Многие люди к сочетанию вина и еды относятся безразлично, я называю их для себя винными нигилистами. Они далеко не всегда безразличны к вину — очень часто совсем наоборот. Просто вино для них настолько важно само по себе, что выбор, пить ли его просто так, безо всякого аккомпанемента, или искать хитрые гастрономические сочетания, для них даже не стоит. Как и всякую радикальную позицию, поддерживать в себе винный нигилизм может быть хлопотно — приходится избегать ситуаций, когда еду надо запивать вином или забраковывать все еще до дегустации. Для другой категории людей — их можно условно назвать винными отличниками — все комбинации вина и еды — результат следования четким правилам. Для искателя «апельсинового» вина образ его заветной бутылки был ясен как божий день. Сдвинуть с намеченной тропы его не смогли несколько продегустированных вин — все они недотягивали до нарисованного в его воображении идеала.

Существование такого идеала принципиально отрицают винные анархисты. Люди, которые успешно ввели моду на красные вина с рыбой, выступают в поддержку идеи «что хочу, то и ворочу». Никто, конечно, не запретит вам запивать котлеты совиньон блан, и если душа поет именно от такого сочетания, то замечательно. Но, как и во всем остальном, нарушать классические правила могут позволить себе те, кто их как минимум знает.

Результатом приобретения таких знаний может стать позиция винного прагматизма, которую разделяет и ваша покорная слуга. Удачные и не очень, бюджетные и разорительные эксперименты привели меня к пониманию того, что знание базовых правил не гарантирует гастрономической эйфории, но страхует от катастроф. Все остальное — результат опыта и готовности к экспериментам.

Начать их можно, определившись с тем, что важно в вине «для еды». Вне зависимости от сорта и провенанса один из главных критериев — кислотность. Вина с достаточно высокой кислотностью лучше сочетаются с едой и значительно меньше нравятся без нее. Вина, которые можно назвать удачными гастрономическими партнерами, как правило, хорошо структурированы — что не означает перебора в смысле уровня алкоголя, танинов или результатов выдержки.

Нужный баланс можно неожиданно найти в местах куда более отдаленных от Бургундии и Бордо. Если вы предпочитаете белые вина, то имеет смысл попробовать австрийский грюнер вельтлинер, выдержанный в дубе шенен блан из Южной Африки и гренаш гри и гренаш блан с юга Франции и северо-востока Испании. Вина из Нового Света, несмотря на популярность, часто оказываются трудными партнерами для сочетания с едой — многие из них слишком экспрессивны, чтобы быть универсальными комбинациями для многих блюд. Как сказал один из лондонских сомелье, «аргентинские мальбеки и австралийские ширазы прекрасны со стейком, но с чем еще?» Среди возможных австралийских исключений — вина из винограда сорта «марсанн» и «семийон».

Из всех европейских стран Италия, возможно, страна с винами, больше всего заточенными под еду. Именно поэтому с местными винами стоит экспериментировать, забыв про привычные кьянти и вальполичеллу. Если вам нравится сорт «неббиоло», попробуйте более мягкие, чем бароло, вина из Вальтеллины в Ломбардии и Гаттинары в Пьемонте.

Из красных вин, которые не на слуху, но заслуживают внимания как отличные «вина под еду» — французские и уругвайские вина из сорта «таннат», испанские вина из сорта «менсия» из региона Бьерсо и Каталонии из сорта «кариньена» (особенно в сочетании с олениной, гусем или куропаткой) и португальские вина из сортов «бага», «тинта рориз» и «турига насьональ». Говоря про Португалию, могу поделиться приятным впечатлением последних дней — вином 2008 Baronesa de Vilar, Douro, которое делается из тех же сортов винограда, что и портвейн.

Но мое личное открытие в области вин, созданных для сочетания с едой и произведенных в нетривиальных местах из необычных сортов, — это греческое белое 2009 Malagousia, Domaine Gerovassiliou. Владелец виноградника в Эпаноми недалеко от Салоников был одним из первых виноделов Греции, решившим поэкспериментировать с почти исчезнувшим местным сортом «малагусия». Сорт этот встречается не только в Греции, но и в Македонии, хотя это знание вам никак не поможет, если малагусию вы пробуете впервые, как и любую другую вещь, которую не нанесешь на карту уже известных впечатлений. «Это как откусить спелый персик», — поделился впечатлениями один из новых поклонников греческого сорта. От себя могу добавить только то, что «персик» может похвастаться ароматами тропических фруктов и мяты — и вполне разумной ценой.

Администрация президента США Барака Обамы (Barack Obama) проводит политику по продаже вооруженных и разведывательных беспилотных летательных аппаратов (БЛА) для ключевых союзников, но начинает сталкиваться с серьезным сопротивлением со стороны законодателей.

Пентагон желает, чтобы больше стран НАТО имели в своем арсенале БЛА, что могло бы облегчить нагрузку на США в Афганистане и будущих конфликтах, подобных ливийскому. Представители администрации США начали предварительные консультации с законодателями по продаже БЛА таким странам как Италия и Турция, а также нескольким странам-союзникам в Персидском заливе. В отношении поставок беспилотников арабским союзникам существуют опасения, что они потенциально могут быть использованы против Израиля. Но Пентагон настаивает, что США должны ускорить поставки БЛА, чтобы эти страны могли иметь возможность наносить удары с помощью дистанционно управляемых систем.

Эти переговоры проходят на фоне активизации деятельности групп по правам человека, которые протестуют против использования администрацией Обамы беспилотников для уничтожения боевиков во всем мире.

В настоящее время США продали невооруженные БЛА в ряд стран, включая Италию. Вооруженные БЛА были поставлены только Великобритании, которая используют их в операциях в Афганистане.

По закону администрация президента обязана уведомлять Конгресс о всех потенциальных контрактах на продажу оружия. Конгресс обычно быстро подписывает документы, если речь идет о поставках вооружений союзникам по НАТО, но поставки БЛА, как говорят законодатели, должны проходить дополнительные проверки.

«Есть некоторые военные технологии, с которыми не следует делиться с нашими союзниками, независимо от того, насколько тесно наше с ними партнерство. США должны в особом режиме контролировать распространение некоторых видов военной техники, и я бы поставила в этот ряд и беспилотные летательные аппараты», говорит председатель сенатского комитета по разведке демократ от штата Калифорния Диана Файнштейн (Dianne Feinstein).

Проблема с неконтролируемым распространением технологий усилилась после того, как США потеряли в Иране разведывательный стелс-БЛА. США обеспокоены, что Тегеран попытается скопировать некоторые технологии, или поделится ими с Китаем и Россией, что помочь этим странам создать БЛА с технологией стелс на уровне американских.

Сторонники продаж говорят, что отказ США от экспорта таких летательных аппаратов подвигнет союзников самим создавать современные БЛА. Кроме того, союзники США могут приобретать БЛА в других странах, лишив Америку экспортных доходов и увеличения рабочих мест в этой области.

Италия желает приобрести шесть американских БЛА типа Reaper для использования в западной части Афганистана, где действует итальянский контингент. Но конгрессмены до сих пор не приступили к рассмотрению этого контракта. По оценкам, стоимость партии из шести БЛА составит 393 млн долл США. Reaper, который наряду с Predator производится компанией General Atomics, является одним из самых широко используемых США беспилотников. Он может нести больше единиц оружия, чем Predator, и способен летать на большей высоте. Оба аппарата имеют достаточно большую продолжительность полета в режиме барражирования, что дает операторам больше времени для проверки целей, по которым наносятся удары высокоточным оружием.

Пентагон также желает продать Турции два вооруженных и четыре разведывательных БЛА. Но если до сих пор Конгресс отказывается одобрить итальянский контракт, то перспективы турецкого контракта вряд ли в скором времени сдвинутся с места.

Турция планирует использовать БЛА против вооруженных формирований Курдской рабочей партии. В настоящее время США предоставляют Турции разведывательные данные о местонахождении курдских сепаратистов, используя БЛА, которые летают в северном Ираке и на границе с Турцией. Но Турция желает иметь собственные возможности в этой сфере. Некоторые законодатели грозили заблокировать контракт из-за жесткой позиции Анкары в отношении Израиля.

Пионер в разработке беспилотников Израиль уже поставляет аппараты этого класса в Индию и ряд других стран. Некоторые типы американских и израильских беспилотников имеют схожие характеристики. Китай «агрессивно активизировал» усилия в разработке БЛА самых разных типов.

Сторонники продаж беспилотников заявляют, что предоставление американских БЛА ближайшим союзникам по НАТО усилит общие разведывательные возможности альянса. Кроме того, эти страны получили бы возможность в рамках локальных конфликтов проводить высокоточные удары в городских районах, где риск побочного ущерба особенно велик. Они также заявляют, что союзники США могли бы использовать БЛА для защиты своих войск в Афганистане и так же, как США, могли бы выслеживать подозреваемых в терроризме лиц по всему миру. Со временем, продажи американских беспилотников приведут к тому, что НАТО сможет снизить свою зависимость от США в этой области. Например, министр обороны США Леон Панетта (Leon Panetta) жаловался, что союзники США по НАТО до сих пор «не построили собственные возможности» в беспилотной разведке и слишком зависимы от США.

Глава Организации развития торговли Хамид Сафдель заявил, что ненефтяной экспорт за 8 месяцев текущего года (21.03-21.11.11) вырос на 35%, а импорт сократился на 6% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, сообщает информационная сеть Телерадиовещательной компании ИРИ.

По словам Хамида Сафделя, объем ненефтяного экспорта за указанный период составил 28 млрд. долларов, а объем импорта – 40 млрд. долларов.

Кроме того, с 9-ю странами Азии, Латинской Америки и Африки подписаны контракты на предоставление инженерно-технических услуг общей стоимостью 2 млрд. 862 млн. долларов.

Хамид Сафдель отметил, что импорт товаров, которые не представляют собой предметы первой необходимости, т.е. так называемых товаров класса люкс, должен осуществляться за счет средств, полученных от экспорта той или иной продукции. Государство не обязано предоставлять предпринимателям валютные средства на импорт таких товаров.

Переговоры о поставках российских стоместных самолетов в Иран ведутся в течение нескольких последних лет, однако они не дали результатов, поскольку российская сторона не идет на тесное сотрудничество с Ираном в этом вопросе. Россия предпочитает поставлять самолеты Сухой Суперджет-100 на европейский рынок, а не на иранский, сообщает агентство «Мехр».

Вопрос о приобретении в России стоместных самолетов снова поднимался в ходе недавнего визита в Москву министра дорог и городского строительства Ирана Али Никзада.

Не вдаваясь в подробности переговоров, Али Никзад в интервью агентству «Мехр» сказал, что названные российские самолеты будут использоваться в Иране на внутренних авиалиниях. Об этом же заявлял и глава Организации гражданской авиации Ирана.

Самолеты, которые Иран на протяжении нескольких последних лет пытается приобрести у России, относятся к модели Сухой Суперджет-100, однако по ряду причин российская сторона воздерживается от поставок этих самолетов в Иран.

Иранские представители заявили о готовности Ирана приобрести у России самолеты названной модели на одном из авиасалонов, однако российская сторона не проявила интереса к этому заявлению, и по этой причине закупки самолетов Сухой Суперджет-100 не состоялись.

Вице-президент Ирана, секретарь Координационного совета по делам свободных и особых экономических зон Багаи в ходе заседания совета директоров свободной экономической зоны (СЭЗ) «Чабахар» заявил о необходимости самых активных усилий всех министерств и органов власти для скорейшего развития порта Чабахар, расширения морских перевозок и продолжения строительства железной дороги в районе названного порта, сообщает агентство ИСНА.

Багаи подчеркнул, что органы власти должны мобилизовать все свои силы на развитие порта Чабахар и на строительство железной дороги.

Багаи отметил, что правительство Ирана уделяет особое внимание развитию восточных районов страны и созданию здесь инфраструктуры и ключом такого развития считает порт Чабахар.

Председатель совета директоров СЭЗ «Чабахар» Шахбаз Йездани на названном заседании представил доклад о шагах, предпринятых с целью выполнения поставленных задач.

Шахбаз Йездани отметил, что необходимо расширять сотрудничество на международном уровне. Так, следует провести дополнительные консультации с послами Афганистана, Пакистана и Индию с целью привлечения инвестиций и расширения транзитных перевозок грузов.

Далее Шахбаз Йездани сообщил о переговорах, проведенных с послом Индии, в ходе которых обсуждался вопрос об участии индийской стороны в проекте по развитию порта Чабахар и строительству железной дороги Чабахар – Мешхед, об установлении прямого судоходного сообщения между портами Бомбей и Чабахар и о строительстве складских помещений в СЭЗ «Чабахар» для индийских товаров, предназначенных для распространения по всему региону и поставок в страны СНГ и Афганистан.

В ходе заседания совета директоров свободной экономической зоны (СЭЗ) «Чабахар» состоялось также обсуждение таких вопросов, как установление регулярного судоходного сообщения с Сингапуром, строительство международного аэропорта в названной СЭЗ, строительство и модернизация линий коммуникации.

Следует напомнить, что членами Координационного совета по делам свободных и особых экономических зон являются вице-президент Ирана по вопросам стратегического планирования, министр иностранных дел, министр экономики и финансов, министр промышленности, рудников и торговли, министр дорог и городского строительства.

Директор департамента геологоразведки Организации геологии и геологической разведки Бехруз Барна в интервью агентству ИСНА сообщил, что недавно в районе города Шахре-Бабек (провинция Керман) на месторождении «Мейдук» обнаружены запасы серебра, оцениваемые в 100 т.

По словам Бехруза Барна, как правило, серебро содержится в комплексных рудах вместе со свинцом и цинком, и на новом месторождении серебро также содержится вместе со свинцом.

Затронув вопрос об общем объеме доказанных запасов серебра в стране, Бехруз Барна сказал, что серебро в Иране добывается из комплексных руд цветных металлов в качестве побочного продукта, и в этой связи точных оценок запасов этого металла не производилось.

До 2015 года Иран выпустит в море десять тысяч тонн мальков осетровых, сообщил в пятницу Trend заместитель руководителя иранской рыболовецкой и рыбоводческой компании "Шилат" Али Асгар Мусахиди.

По его словам, Иран ежегодно выпускает в море 400 миллионов мальков различных пород рыб.

"Ежегодно выращивается и выпускается в Каспий 400 миллионов мальков различных пород рыб, из которых четыре миллиона - мальки осетровых", - отметил Мусахиди.

Масштабы разведения и выпуска в море молоди осетровых меняются в зависимости от года и прироста, сказал замглавы компании "Шилат", отметив, что названная им цифра может быть доведена до 12 миллионов мальков или быть ниже.

В последние годы Иран для расширения рыбоводства предоставляет частному сектору, работающему в этой отрасли, специальные низкопроцентные кредиты, сказал Мусахиди.

Глава Организации рыболовства и рыбоводства Ирана «Шилат» Голям Реза Разаки в интервью агентству ИРНА в кулуарах 32-ого заседания Комиссии по водным биоресурсам Каспийского моря в Баку заявил, что для сохранения биоресурсов Каспия, в частности для сохранения осетровых, требуется согласованность действий и коллективное решение всех прибрежных стран.

Г.Р.Разаки отметил, что если между пятью прибрежными странами будет достигнуто взаимопонимание в вопросе о сохранении осетровых, станет возможным коллективное управление данным процессом. В противном случае в области сохранения морских биоресурсов будет наблюдаться несогласованность действий.

Глава Организации «Шилат» сообщил, что до конца года в Иране начнется эксплуатация 10-ти морских садков, предназначенных для выращивания осетровых, и на данный момент около половины этих садков уже доставлены на берег в полной готовности к установке в море.

Затронув вопрос о позиции Туркменистана на 32-ом заседании Комиссии по водным биоресурсам Каспийского моря, Г.Р.Разаки отметил, что четыре страны, Иран, Россия, Азербайджан и Казахстан, заявили о своей полной готовности к сотрудничеству, а Туркменистан не изложил четкой позиции и заявил, что огласит свое решение позже.

Заместитель министра нефти, генеральный директор Иранской национальной нефтяной компании Ахмед Калебани в интервью агентству ИСНА сообщил, что разработка месторождений тяжелой нефти исключена из списка главных приоритетов министерства нефти Ирана.

Ахмед Калебани подчеркнул, что хотя названные месторождения вслед за месторождениями, которые целиком принадлежат Ирану, исключены из списка приоритетов, исследования на них продолжаются. Кроме того, если кто-то пожелает проинвестировать разработку этих месторождений, подобные предложения будут только приветствоваться.

Москва удивила западных дипломатов, представив Совбезу ООН проект собственной резолюции по Сирии, хотя ранее выступала против международного давления на режим Асада. Ужесточение позиции, вероятно, объясняется экономическими выгодами, которыми оборачиваются для России санкции против Сирии

В предложенном Москвой проекте резолюции говорится о необходимости прекращения кровопролития в Сирии, унесшего за девять месяцев восстания, по данным ООН, жизни 5 тысяч человек. Тем не менее, в документе нет упоминания о каких бы то ни было санкциях против Сирии, которые, по словам российского постпреда в ООН Виталия Чуркина, были бы "контрпродуктивны". Совбез должен потребовать прекращения "любого насилия всеми сторонами конфликта". Особо оговаривается: "ничто в этой резолюции не должно быть интерпретировано как разрешение на какое бы то ни было военное вмешательство в Сирию" со стороны любой другой страны.

"Коллеги приветствовали российскую инициативу", - заверил журналистов Виталий Чуркин. В действительности члены Совбеза сочли документ слишком мягким (по словам французского посла Жерара Аро, "текст нуждается в многочисленных доработках"), но заявили о готовности взять его за основу для обсуждения. Претензии касаются, в частности, пункта о том, что режим Асада и сирийская оппозиция в российской резолюции поставлены на одну доску, хотя, по мнению западных дипломатов, основную ответственность за кровопролитие должно нести сирийское правительство. Госсекретарь США Хиллари Клинтон сказала, что хотя она не разделяет некоторые положения документа, "радует уже то, что с русскими можно работать - они впервые признали, что вопрос достоин рассмотрения в Совбезе".

До сих пор Россия призывала наладить дипломатический диалог с Башаром Асадом и противилась любому давлению на Дамаск. На днях глава МИД Сергей Лавров заявил, что Москва выступает против введения санкций в отношении Сирии. В начале октября Россия и Китай заблокировали в Совбезе предложенный Францией, Великобританией, Германией и Португалией проект резолюции с призывом к сирийским властям прекратить применение силы для подавления выступлений оппозиции. В этом документе также говорилось о возможности введения санкций.

В отношении Дамаска уже действуют американские и европейские экономические санкции, самая болезненная из которых - запрет на импорт сирийской нефти. Ее поставки обеспечивали стране примерно четверть бюджетных поступлений, причем 95% нефти поступало на рынок ЕС. В попытке воздействовать на правительство Асада Лига арабских государств запретила въезд на свою территорию 17 высокопоставленным сирийцам. Их банковские счета, а также средства самого Башара Асада в странах-членах Лиги заморожены. Инвестиции в Сирию запрещены.

По мнению французского постпреда в ООН Аро, Россия изменила свое отношение к Сирии из-за давления международного сообщества. Впрочем, есть и другое объяснение - санкции в отношении режима Асада, лишившие европейский рынок сирийской нефти, выгодны Москве. Еще больше преимуществ Россия получит, если ЕС введет запрет и на импорт иранской нефти. Тогда цены на нефть марки Urals будут высоки еще несколько месяцев.

Обычно Urals торгуется дешевле Brent: российская нефть более сернистая и тяжелая, чем сорта нефти, которые входят в расчет эталонной корзины Северного моря. Но из-за неопределенности вокруг Сирии и Ирана уже с середины октября Urals торгуется с премией относительно Brent, сообщает Reuters. Европейские НПЗ, вынужденные платить за российскую нефть больше, несут убытки, и из-за этого ЕС может быть невыгодно вводить запрет на иранскую нефть.

Сирийская и иранская нефть не легче или даже тяжелее Urals, поэтому требуют дополнительной переработки. Из 150 тысяч баррелей в сутки Сирия до введения санкций экспортировала большую часть своей тяжелой сернистой нефти на средиземноморский рынок. Сирийское сырье обычно была альтернативой российской Urals, когда цены на нее слишком повышались.

Поскольку ситуация с санкциями в отношении Сирии в ближайшее время не изменится, аналитики прогнозируют сохранение ценового эффекта на рынке Urals, говорит Сэмюэл Чижук, консультант KBC Process Technology.

Более того, если ЕС согласится ввести запрет на импорт иранской нефти в январе, европейские нефтеперерабатывающие заводы должны компенсировать потерю еще 600 тысяч баррелей в сутки средне- и высокосернистой нефти. Такая оценка по Ирану содержится в ежемесячном отчете МЭА.

Из-за потери части поставок европейские переработчики будут платить повышенную премию за Urals в краткосрочном периоде, пока ситуация с Ираном не прояснится.

Эксперты МЭА говорят, что даже частичный запрет будет означать для европейских переработчиков перспективу роста цен на альтернативные сорта нефти из России, Саудовской Аравии и Ирака.

Саудовская Аравия продает свое сырье исключительно по договорам, и не у всех европейских покупателей есть с контракты, отмечает Reuters. Россия продает нефть еще и на спотовом рынке. Греция, которая получала поставки из Ирана, недавно впервые за многие месяцы купила партию Urals у трейдинговой компании Glencore. По словам одного из участников рынка, греки пытаются протестировать альтернативный вариант без иранских поставок.

В ноябре Россия экспортировала в Европу по трубопроводам или танкерами около 4 млн баррелей в сутки нефти, в основном марки Urals, свидетельствуют данные Reuters.

Проигравшими от санкций окажутся европейские НПЗ. Перспективы эмбарго со стороны ЕС гораздо больше угрожают самой Европе, чем Ирану, который мог бы поставлять свою нефть Азии.

Многие нефтеперерабатывающие предприятия, такие как Neste в Финляндии и Eni в Италии, в последние годы инвестируют в создание более совершенных производственных подразделений, которые смогут очищать и перерабатывать высокосернистую тяжелую нефть. Эта стратегия может сработать в обратном направлении.

"Подорожание Urals переворачивает экономическую модель переработки с ног на голову, - заявил Reuters один из трейдеров крупной нефтяной компании. - Все вкладывали средства в производственные мощности, чтобы закупать больше Urals и других тяжелых

 сортов и экономить за счет этого".

За последние недели рентабельность переработки Urals в очищенные нефтепродукты - бензин и дизель - упала до отрицательного значения, убыток составляет 1,25-2 доллара на баррель, говорит Рой Джордан из Facts Global Energy. В то же время, как показывает модель Reuters, переработка Brent по-прежнему прибыльна.Постпред России в ООН Виталий Чуркин к удивлению коллег по Совбезу неожиданно внес на рассмотрение проект резолюции по Сирии. 

10 декабря в порту Оля (Астраханская область) в тестовом режиме начал работать зерновой терминал мощностью 500 тыс. тонн в год, сообщает пресс-служба Федерального агентства морского и речного транспорта (Росморречфлот).На терминале есть емкости для единовременного хранения 32 тыс. тонн зерна, прием и выгрузка зерна производится одновременно из двух вагонов, скорость обработки - 350 тонн в час. Зерно экспортируется в Иран.

Порт Оля расположен в 100 км южнее Астрахани на 67 км Волго-Каспийского канала в районе поселка Оля. Основной вид деятельности порта - перевалка генеральных, контейнерных и автопаромных грузов. Порт Оля открыт для международного судоходства. Через него в круглогодичном режиме переваливаются внешнеторговые грузы, следующие по Каспию в иранском, туркменском, казахстанском, индийском направлениях. В порту Оля действуют пограничные пункты пропуска и таможенные посты. Грузооборот порта за 2010 год составил около 1 млн тонн.

Организация по атомной энергии Ирана опровергла сообщения о сооружении новой АЭС в республике. Иранская Организация по атомной энергии признала безосновательными высказывания члена парламента Ирана о строительстве 2-й АЭС в провинции Исфахан, сообщает агентство IRNA.

Вчера член Комитета по национальной безопасности и международной политике парламента Ирана Аваз Хейдарпур заявил, что Иран начал работы по строительству АЭС на площадке в г.Шахрезе и планирует закончить сооружение в течение 3 лет.

Иран имеет одну АЭС - "Бушер" - с одним энергоблоком мощностью 1000 МВт, который был построен российскими специалистами. Пуск первой АЭС Ирана произошел в начале сентября.

Ранее глава госкорпорации "Росатом" Сергей Кириенко сообщал, что "Росатом" прорабатывает возможность строительства новых блоков на АЭС "Бушер".

Объединенные нации и Соединенные Штаты

Изменение баланса сил и полномочий во имя международной безопасности

Резюме: ООН не может искусственно вырабатывать международный консенсус там, где его не существует. Она не может быть центром гармонизации национальных интересов, служить посредником между разными странами и примирять их, когда разногласия слишком глубоки, чтобы снимать их дипломатическими методами за столом переговоров.

Холодная война была глобальной схваткой двух сверхдержав. Качественное преимущество в военной силе и ресурсах перед остальным миром позволяло Вашингтону и Москве определять характер международных отношений и формировать повестку дня. Противостояние, с одной стороны, питалось взаимной враждой. С другой стороны, оно являлось следствием непреодолимого конфликта идеологий.

Крах СССР и окончание холодной войны круто изменили направление всемирной истории. Во-первых, Советский Союз проиграл сверхдержавное соперничество с США. Бомбежки Сербии в 1999 г. и расширение НАТО, который все ближе подбирался к границам постсоветской России, заставили ее глубоко прочувствовать всю горечь исторического поражения. Лорд Исмей, первый генеральный секретарь НАТО, сказал однажды, что его цель – иметь американцев под рукой, не давать развернуться русским и держать немцев в повиновении. Теперь же Москва могла с полным основанием считать, что цель альянса – постоянно держать под рукой американцев, не давать развернуться ООН и сохранять в повиновении русских.

Во-вторых, окончание холодной войны ознаменовало торжество плюралистической либеральной демократии над коммунизмом как принципом легитимации политического строя, основанного на монополии государства и жесткой централизации власти.

И, в-третьих, свободный рынок восторжествовал над командно-административной, плановой экономикой.

Но история на этом не закончилась. Теперь неприятности начали преследовать Запад. В Ираке и Афганистане вместо проявлений мощи обнажилась ограниченность возможностей США с их дряхлеющими военными «мышцами», финансовой уязвимостью и политической нефункциональностью. «Превосходящая» западная сила перестала внушать прежний ужас, а злоупотребления военных в ходе «войны с террором» подорвали уважение к западным ценностям. Великий финансовый коллапс Запада (ошибочно называемый глобальным) значительно снизил энтузиазм остального мира относительно западного консенсуса в сфере развития, роста и процветания. Потерпела фиаско политика свободного рынка, торговли и глобализации, пропагандируемая вашингтонской финансовой святой троицей – Казначейством США, МВФ и Всемирным банком.

Рассеялись иллюзии о том, что бесконечное освобождение рынков, ослабление финансового, пограничного и любого другого контроля гарантирует вечный и устойчивый рост и процветание: кто захочет быть следующей Исландией, Ирландией или Грецией? Вместо этого возник интерес к альтернативному «Пекинскому консенсусу»: однопартийное государство, развитие под государственным управлением, строго контролируемые финансовые рынки и авторитарный процесс принятия решений, которые обеспечивают стратегическое мышление, принятие непростых решений и долгосрочные инвестиции. При этом ежедневные опросы общественного мнения не отвлекают китайские власти от выполнения стратегических задач. Подобно Китаю, Индия и Бразилия также начали превращаться в тяжеловесов мировой политики.

Тем не менее, Соединенные Штаты остаются наиболее влиятельным и единственным по-настоящему глобальным игроком. Им нет равных в военном отношении, ни одна серьезная проблема в мире не может быть решена против их воли. США по-прежнему гарант трансатлантической, транстихоокеанской и трансамериканской безопасности.

Единая Европа оказалась меньше, чем сумма составляющих ее частей, она не способна разрешить противоречие между общей валютой и отсутствием полноценной финансовой интеграции, необходимостью двигаться в направлении общей оборонной политики и к политическому союзу. У НАТО больше нет непосредственного врага, и этой организации еще предстоит найти свою роль в системе новых международных связей: будь то национальное строительство в Афганистане и других странах либо участие в вялотекущих военных операциях в Ливии или других горячих точках. Продолжается медленный закат Японии, где правит бюрократия в обстановке правительственной чехарды и постоянной смены премьер-министров. Индия начинает вызывать интерес мирового сообщества, но ее возможности на мировой арене не следует преувеличивать. Россия топчется на месте.

Китай эксплуатирует смятение и неудачи США последнего десятилетия, незаметно завоевывая репутацию наиболее влиятельной и уважаемой силы в странах Азии и Африки. Быстрорастущий экономический вес КНР, который впредь будет только увеличиваться, позволяет ему оказывать геополитическое влияние, не соответствующее его реальной силе. Второразрядная армия Китая не имеет опыта ведения боевых действий в современных условиях и не способна проецировать силу вдали от китайского побережья. Пекину еще только предстоит избавиться от противоречия между экономическим плюрализмом и политической централизацией, способного ослабить страну. Сдерживаемый в жестких рамках капитализм, стареющее население, сокращение производственной и потребительской базы, внутренний региональный дисбаланс и возмущение соседних стран в связи с топорно проводимой воинственной дипломатией Китая будут сковывать развитие этой державы.

Таким образом, за два десятилетия после распада Советского Союза произошли фундаментальные изменения в стратегических, политических и экономических устоях миропорядка. В 1991 г. мир оказался наедине с триумфально шествующими Соединенными Штатами, доказавшими свою исключительность в качестве сверхдержавы, и единственной вселенской организацией, каковой является ООН. Независимо от того, насколько справедлив тезис о незаменимости США или ООН, их отношения действительно можно охарактеризовать как незаменимое партнерство.

В данном очерке я анализирую их совместную деятельность и взаимодействие на стыке идей, идеалов, норм и политики с позиции силы. Происходящее окажет глубокое воздействие на нашу общую судьбу. Прав ли Эдвард Лак, заявивший, что «американский идеализм создал ООН, а американский скептицизм губит ее?» Ни одна другая страна не оказывала столь значительное влияние на создание международной организации или на ее дальнейшую работу. Ни одна другая страна не играет такой роли в определении ее повестки дня и не способна принять поистине роковое для ООН решение, отказав ей в поддержке. Вашингтон вносит самую большую лепту в регулярный и миротворческий бюджет организации, и он больше всего приобретет или потеряет в случае ее успеха или неудачи. Став после своего учреждения международным воплощением либеральных политических ценностей, постоянно испытывая американское влияние при принятии своих главных коллективных решений, ООН неизменно отодвигала на задний план присутствующие в ней антиамериканские элементы.

ООН и озабоченности Америки

В целом Организация Объединенных Наций относилась к интересам, предпочтениям и озабоченностям США скорее с уважением и вниманием, нежели с безразличием. Важнейшим исполнительным органом ООН, принимающим ключевые решения, является Совет Безопасности, который нередко подчинялся воле Америки и благодаря праву вето не может действовать вопреки ее жизненно важным интересам. Пленарным органом ООН является Генеральная Ассамблея, которая, случалось, принимала резолюции в пику американским предпочтениям и ценностям. Самая скандальная из них – резолюция 1975 г., которая приравняла сионизм к расизму (отменена в 1991 г.). Но у Ассамблеи нет обязывающей силы, ее резолюции опираются лишь на нравственный авторитет, поскольку, как считается, они выражают мнение мирового сообщества, на что не может претендовать Совет Безопасности. Однако антисионистская резолюция стала таким вопиющим злоупотреблением уникальной легитимности ООН, что скорее подорвала ее моральный авторитет, нежели узаконила антисемитизм.

Секретариат является международной гражданской службой и, во всяком случае теоретически, сохраняет нейтралитет при голосовании и принятии решений странами-участницами. Во главе его стоит Генеральный секретарь, на выбор которого Вашингтон опять-таки оказывает большое влияние. В 1991 г. большинство членов СБ собирались избрать Салима Салима из Танзании, но Вашингтон счел его слишком радикальным и многократно накладывал вето, пока Совбез, в конце концов, не поддержал Бутроса Бутроса Гали из Египта. Последний слишком часто раздражал американцев своим имперским стилем и политическим несогласием, и в 1996 г. Вашингтон наложил вето на продление его мандата. Вместо него был избран Кофи Аннан, причем в 2001 г. по инициативе Вашингтона его переизбрали на несколько месяцев раньше положенного срока, и он оставался бы в должности, если бы не его выпады против войны в Ираке.

В 2006 г. главное отличие между Пан Ги Муном из Кореи и вторым кандидатам в генсеки Шаши Таруром из Индии состояло в том, что первого поддержал Вашингтон. В 2007 г. он занял пост.

Словом, Устав ООН как свод его руководящих принципов в основном зиждится на западных либеральных ценностях. Структурное доминирование Соединенных Штатов отражено в процедурах голосования и составе главных органов ООН. Организация Объединенных Наций изначально возникла как военный союз между Великобританией, СССР и США. «Большая тройка» не собиралась подчинять свои конкретные национальные интересы абстрактным международным. Глобальная нормативная солидарность едва ли была совместима с официально оформленной мировой иерархией и необходимостью совместно участвовать в одобрении международных юридических и дипломатических норм. Основополагающие элементы системы ООН ведущие державы согласовали между собой на конференции в Думбартон-Оксе и Ялте, и лишь после этого созвали всемирную конференцию в Сан-Франциско в 1945 году.

Не меньше других Соединенные Штаты настаивали на освобождении постоянных членов Совбеза ООН (Китай, Франция, Великобритания, США и СССР) от обязанности предпринимать какие-либо действия в связи с угрозами безопасности, не представлявшими для них интерес. Но при согласии пяти постоянных членов ничто не мешало СБ принять любые меры. Структура и процедуры Совета Безопасности отражают решимость его членов подчинить деятельность ООН своей воле и интересам, не утруждая себя размышлениями о равенстве всех стран.

Западные страны во главе с Соединенными Штатами держали под контролем число представителей в ООН и в начале холодной войны без особой щепетильности использовали свое доминирование против советского блока. Так, место Китая в качестве постоянного члена СБ ООН (не больше и не меньше) до 1971 г. занимал Тайвань, поскольку власть в КНР принадлежала Компартии, противнику в холодной войне. Другие вопросы, при решении которых Запад использовал свой численный перевес, подавляя советские предпочтения и возражения, касались Корейской войны и принятия новых членов в начале 1950-х годов. ООН оказалась Вашингтону весьма кстати также во время вспышки Суэцкого кризиса в 1956 г., когда впервые созданный ооновский миротворческий контингент дал возможность Великобритании, Франции и Израилю сохранить лицо и вывести войска под предлогом передачи полномочий по поддержанию безопасности международным силам. Но когда ООН по просьбе Египта вывела свои чрезвычайные вооруженные силы, и это стало прелюдией к войне на Ближнем Востоке в июне 1967 г., доверие Америки к организации во многом было подорвано.

Рост числа членов ООН из развивающихся стран в 1950-е–1960-е гг., укрепление солидарности «третьего мира» по таким вопросам, как остаточные проявления колониализма в Африке, апартеид в ЮАР, арабо-израильский конфликт и новый мировой экономический и информационный порядок привели к коллизиям между Вашингтоном и большинством Генассамблеи, хотя в Совбезе его интересы были надежно защищены. Использование нефти в качестве политического оружия после войны на Ближнем Востоке 1973 г. еще усилило взаимную вражду и недоверие. В ответ администрация Рейгана на какое-то время перестала перечислять взносы в бюджет ООН и поддерживать ЮНЕСКО.

Несмотря на грубость и незаконность подобной тактики, она принесла политические дивиденды. Постепенно Вашингтон восстановил влияние в системе ООН. Фраза «новый мировой порядок» впервые была произнесена советским лидером Михаилом Горбачёвым в его обращении к Генеральной Ассамблее 7 декабря 1988 года. Она получила дальнейшее распространение благодаря американскому президенту Джорджу Бушу-старшему после того, как ООН дала санкцию на изгнание Ирака из Кувейта (вторжение войск Саддама Хусейна в эту страну в 1990 году). Постепенная оттепель в отношениях между США и СССР/Россией способствовала неожиданному развитию сотрудничества между пятью постоянными членами Совбеза ООН, в том числе по вопросу об окончании восьмилетней войны между Ираном и Ираком. Крах Советского Союза как великой державы означал, что «третий мир» лишился стратегического и дипломатического противовеса Соединенным Штатам, а также конкурентоспособной политической и экономической модели как альтернативы политическому либерализму и рыночному капитализму.

Несмотря на многослойную риторику, администрация Билла Клинтона сделала из ООН козла отпущения после катастрофы в Сомали и так в полной мере и не поддержала Конвенцию о запрете химического оружия. Она возглавила вялотекущую кампанию за ратификацию Конвенции и всеобъемлющий запрет ядерных испытаний и в самые последние дни пребывания у власти представила в Сенат законопроект о статусе Международного уголовного суда.

Теракты 11 сентября 2001 г. породили справедливый гнев и одновременно вызывающее поведение Соединенных Штатов, переставших считаться с мировым общественным мнением, а также с ограничениями на применение военной силы, которые содержатся в Уставе ООН. После исчезновения советской угрозы США стали требовать от ООН поддержки их глобальной повестки. Нападки на организацию приносили неплохие внутриполитические дивиденды при минимальных международных издержках. Отношение администрации Буша-младшего к ООН стало очевидным после того, как постоянным представителем Соединенных Штатов был назначен ярый противник этой организации Джон Болтон. Он не разочаровал своего босса: чуть было не сорвал Всемирный саммит ООН в 2005 г. и не скрывал неприязни к этой организации по другим поводам. Боясь еще больше разгневать Вашингтон, организация быстро и действенно поддержала Америку в войне с террором и продолжает оказывать ему всяческую поддержку в борьбе с международным терроризмом.

После того как Джордж Буш ушел из Белого дома, США решили восстановить свою прежнюю репутацию добропорядочного члена международного сообщества. Вашингтон вернул свои дипломатические активы в Организацию Объединенных Наций, вновь выступил в роли главного защитника прав человека в мире, ратифицировал Римский статут Международного уголовного суда, от которого Буш открестился в 2002 году. Подтверждена приверженность Женевским и ооновским конвенциям о запрете пыток. После неудачи с Киотским протоколом, который Вашингтон так и не ратифицировал, Америка возглавила переговоры в области противодействия изменению климата. Среди прочих важных и неотложных вопросов повестки дня новой администрации особое внимание уделялось исправлению, оживлению и восстановлению отношений с ООН, которым предыдущая администрация нанесла серьезный ущерб.

Тональность первого выступления президента Барака Обамы перед Генеральной Ассамблеей в сентябре 2009 г. радикально изменилась, что ознаменовало долгожданный возврат Соединенных Штатов к цивилизованным нормам международной жизни и общения. Иное дело, приведет ли это к серьезным и существенным изменениям во внешней политике.

Что ждет отношения между ООН и США в будущем?

Возможно, деятельность Организации Объединенных Наций и не во всем безупречна, но у нее много преданных сторонников. Ее видавшая виды, но легендарная штаб-квартира находится на перекрестке «авеню взаимозависимости» и «улицы многостороннего сотрудничества» на Манхэттене. Однако ее судьба решается на перекрестке «авеню безразличия» и «улицы враждебности» в Вашингтоне.

На протяжении прошлого столетия умами людей постепенно завладела идея международного сообщества, связанного общими ценностями, преимуществами и обязанностями, едиными правилами и процедурами. ООН – институциональное воплощение этой динамики. В этом смысле организация – хранитель наследия международного идеализма и веры в то, что все люди – одна большая семья на планете, святая обязанность которой – мудро распоряжаться ресурсами, оберегая окружающую среду для будущих поколений.

Ее сильная сторона в том, что это единственный вселенский форум международного сотрудничества и управления. В ее символике, универсализме, узаконенных структурах и процедурах заключена вся уникальность авторитетного органа, делающего активность мирового сообщества легитимной.

Отражая эту данность, главные мандаты ООН носят преимущественно нормотворческий характер и направлены на сохранение мира, стимулирование развития, защиту прав человека и охрану окружающей среды. Оперативные планы организации представляют собой стратегии реализации этих по сути нормативных мандатов.

Война – столь же неотъемлемая часть истории человечества, как и стремление к миру. В XX веке этот парадокс проявился наиболее наглядно. Мы вводили многочисленные нормативные, законодательные и операциональные ограничения на право государств начинать войну и, однако же, прошлый век оказался самым кровавым в истории человечества. До Первой мировой войны военный конфликт являлся общепринятым и нормальным способом функционирования государственных систем. Для него были характерны свои отличительные правила, нормы и этикет. В том гоббсовском мире единственной защитой против агрессии была превосходящая мощь, что увеличивало цену победы и риск краха. После 1945 г. ООН разработала целый свод законов, осуждающих агрессию и создающих здоровые нормы мирного разрешения конфликтов.

Организация Объединенных Наций стала главной сценой мирового политического театра. Здесь предотвращались вооруженные столкновения и устанавливались потолки вооружений. Осуществлялись защита прав человека и международное гуманитарное право. Вершилось освобождение колоний, недавно освободившимся странам оказывалась экономическая и техническая помощь, организовывались выборы. Женщины наделялись правами, голодных насыщали, перемещенным лицам, лишившимся имущества, предоставлялся кров, а беженцам убежища. Отсюда координировался уход за больными и помощь в случае катастроф. Все это 24 часа в сутки и семь дней в неделю. Деятельность ООН, незаметная для глаз непосвященных, – это миллиарды рутинных мероприятий, которые в совокупности глубоко воздействуют на повседневную жизнь людей.

Ни одна страна в одиночку не способна обеспечить мир, процветание, устойчивое развитие и эффективное управление. События 11 сентября решительно доказали, что даже самая могущественная держава в истории человечества не укроется за непроходимыми линиями континентальной обороны. Но хотя террористы разрушили башни Всемирного торгового центра, серьезно повреждены здания Пентагона и в одно мгновение поколеблена самоуверенность американцев, им не удалось уничтожить идею и символику Соединенных Штатов, которые выражены в бессмертных словах Авраама Линкольна о стране, «зачатой в свободе и посвятившей себя идее равенства всех людей».

Но если власть и деньги портят людей, могут ли превосходящая сила и богатство еще больше разложить общество? Реальность неравенства в мире структурирует взаимоотношения между де факто империалистическим центром и всеми остальными. Из-за устойчивой веры в собственную добродетель американцы не спешат освоить международные нормы и ценности, определяющие отношение к выбросам парниковых газов, отмене смертной казни, минам-ловушкам, международному уголовному праву и т.д. Однако подобное самомнение противоречит представлениям других стран и не способствует налаживанию взаимного сотрудничества.

Если сила и власть равнозначны способности проводить ту или иную политику и навязывать конкретные правила игры, то международное признание дает право определять политику и устанавливать правила. США не могут пожаловаться на отсутствие глобального размаха и силы, но не пользуются всеобщим международным признанием. ООН хватает международного авторитета, но она страдает от отсутствия силы, поэтому ее Устав выполняется лишь частично. Объединяя все страны мира и имея штаб-квартиру в Соединенных Штатах, ООН символизирует мировое управление, но не является мировым правительством.

Вашингтону трудно понять, почему ООН не соглашается с тем, что исторически американская сила добродетельна по своим намерениям и благотворна по результатам. Однако международный авторитет ослабевает, когда он служит исключительно интересам сверхдержавы. Нападки администрации Буша на международное право, на страже которого стоит ООН, подорвали власть закона в мире и легитимность организации как авторитетного арбитра, определяющего законность тех или иных действий на мировой арене.

Путь от высокомерия до самообмана очень короток, и администрация Буша преодолела его со спринтерской скоростью. Она не последовала совету президента Гарри Трумэна отказаться от лицензии на вседозволенность и пренебрегла мудрым замечанием Джона Кеннеди о том, что Америка не всемогуща и не всезнающа. На свалку истории выброшена сорокалетняя традиция просвещенного эгоизма и либерального интернационализма, долгое время служивших в качестве руководящих принципов американской внешней политики.

Создание добропорядочного международного сообщества требует, чтобы сила подчинялась авторитету, а не наоборот – нельзя пользоваться законным авторитетом для реализации планов силовой политики. Организация Объединенных Наций стремится заменить баланс сил сильным сообществом и олицетворяет собой мечту мира о верховенстве разума. Это способ поставить войну вне закона и мобилизовать коллективную волю мирового сообщества на сдерживание, арест и наказание нарушителей права. Если Америка – это страна законов, то ООН – это организация, провозгласившая своей целью установление господства международного права. Благодаря Уставу ООН после ужаса двух мировых войн восторжествовала надежда, и пошел на подъем идеализм. Огонек идеализма тускло мерцал в годы пронизывающих ветров холодной войны, но его было нелегко потушить. ООН по-прежнему символизирует наши мечты о лучшем мире, в котором слабость может быть компенсирована правосудием и справедливостью, а закон джунглей заменен на власть закона.

Ирак был не первой и не последней военной миссией США, осуществляемой вне рамок мандата ООН. Корпорация Rand, изучившая боевые операции Соединенных Штатов и миротворческую деятельность ООН, пришла к выводу, что первые обошлись гораздо дороже, как в случае с миссиями США и ЕС в Европе, или менее правомочны, если говорить об операциях, проводившихся неевропейскими региональными организациями. ООН проявила себя более эффективной в менее масштабных операциях, где мягкая сила международной легитимности и политической беспристрастности компенсирует дефицит жесткой силы. Вооруженные манипуляции меньше вредят репутации ООН, потому что в отличие от США военная сила не является источником ее авторитета.

«Сообщество» существует до тех пор, пока его члены разделяют основные ценности и солидарны в определении легитимного поведения. Серьезные разногласия между странами по многим ключевым вопросам мировой повестки дня все чаще служат доказательством того, что чувство международной общности, лежащее в основе всей ооновской деятельности, теряет смысл. Последнее, в свою очередь, зиждется на стершихся от частого употребления понятиях общих ценностей и солидарности. По сравнению с простым и понятным миром образца 1945 г. сегодня все усложнилось ввиду появления новых государственных игроков с несовпадающими интересами и взглядами. Многие из них подвергаются давлению со стороны негосударственных акторов. Перед ними стоят более многочисленные, сложные и трудноразрешимые проблемы, такие как глобальное потепление, распространение ВИЧ-инфекции и СПИДа и ядерный терроризм. Эти вопросы отсутствовали в международной повестке дня в июне 1945 года.

История показывает, что идеал ООН в принципе недостижим, но и отказываться от него нельзя. Удивляет неиссякаемая способность ООН к институциональному обновлению. На протяжении всей истории она постоянно воспринимала передовые идеи, обновлялась политически и накапливала ценные знания в области миротворческой деятельности; много внимания уделялось обеспечению безопасности и прав человека, расследованию преступлений против человечности, международному уголовному правосудию, введению санкций, борьбе с пандемиями и терроризмом и т.д.

Нельзя сказать, чтобы ООН была против реформ, она скорее готова к реформированию. Однако организация не всегда способна проявить оперативность и единодушие, которых от нее ждут. Разрыв между обещаниями и реальными делами неприемлемо велик. Тот факт, что наша планета становится все более миролюбивой, не может служить утешением для беженцев в Бирме, Дарфуре, Ливии или Северной Корее. Защита гражданского населения, которое все чаще становится жертвой вооруженных конфликтов, – это главная задача ООН, от выполнения которой будет зависеть доверие к ее мандату мира и безопасности.

Организация Объединенных Наций останется важным инструментом установления международных стандартов и норм для регулирования взаимоотношений между государствами. Нормы, законы и договоры, касающиеся общемировых проблем – от глобального потепления и распространения ядерного оружия до терроризма и торговли наркотиками, – становятся либо предметом переговоров на ооновских форумах, либо ратифицируются межправительственным аппаратом под эгидой ООН. Гуманитарные операции получили широкое признание, а миротворческие осуществляются на высоком уровне ответственности и производят выгодное впечатление.

Институциональной и политической легитимности международной организации в обозримом будущем ничто не грозит. Поэтому ООН по-прежнему остается единственной светлой надеждой на поддержание постоянства цели и действия в бесконечно разнообразном мире, где проблемы, не имеющие гражданства, требуют таких же наднациональных решений. Обуздание неумеренного национализма и грубого силового взаимодействия должно происходить в международном правовом поле.

При наличии международного консенсуса ООН – самый авторитетный форум для его воплощения в новые нормы, договоры, политические решения и операции. Никакой другой форум не может придать этому процессу более эффектную и действенную форму. Однако ООН не в состоянии искусственно вырабатывать международный консенсус там, где его не существует. Она не станет центром гармонизации национальных интересов и посредником, примиряющим разные страны, когда разногласия между ними слишком глубоки, чтобы их можно было снять дипломатическими методами за столом переговоров.

Рамеш Такур – директор Центра разоружения и нераспространения ядерного оружия в Австралийском государственном университете (АГУ), профессор международных отношений в Азиатско-Тихоокеанском дипломатическом колледже при АГУ и доцент Института этики, государственного управления и права в Университете Гриффита. Ранее являлся старшим проректором Университета ООН и помощником Генерального секретаря ООН.

США. Россия. ООН > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 15 декабря 2011 > № 738727 Рамеш Такур

В поисках абсолютной безопасности

Особенности сдерживания во время и после холодной войны

Резюме: Деградация отношений сдерживания привела к тому, что Соединенные Штаты в своих подходах и действиях все чаще стали проявлять недальновидность, граничащую с дефицитом рациональности.

Потомки рассудят, действительно ли в начале ХХI века происходило сжатие истории, ее ускорение, с трудом выдерживаемое нами, людьми этой эпохи, или это наше субъективное, но от этого не менее тяжкое ощущение. В любом случае очевидно, что распад СССР нарушил привычный ход глобального общественного бытия. По прошествии 20 концентрированных лет многое из того, что тогда казалось свободомыслящим индивидам идеологическим абсурдом, представляется более осмысленным.

Сдерживание по-советски

Так, теперь стало ясно, что мировая социалистическая система действительно являлась Системой, а социализм представлял собой все-таки особую общественно-экономическую формацию, а не просто разновидность госкапитализма с идеологическим оформлением, рассчитанным на рабочих, крестьян и наивных интеллигентов. Подчиненные жестким императивам социалистического государства, полностью лишенные политической свободы советские люди своим трудом, долголетним вынужденным аскетизмом и служением идее (особенно на начальных этапах истории СССР) создавали идеологическую альтернативу Западу и тем самым заставляли оппонентов совершенствовать свою модель, развивать демократию и расширять социальные гарантии.

Двигателем и основой Системы являлся Советский Союз. Держава с огромным – мирового значения – экономическим потенциалом, разнообразными и неплохо мобилизованными информационными ресурсами, мощным и высокопрофессиональным внешнеполитическим аппаратом. И главное – с военно-промышленным комплексом, сопоставимым с ВПК Соединенных Штатов и их союзников. Помимо самого СССР Система включала в себя союзников-сателлитов, входивших в Организацию Варшавского договора и в Совет экономической взаимопомощи.

Взаимное сдерживание, являвшееся в годы холодной войны стержнем международных отношений, принуждало к разумной осмотрительности. В случае начала прямого военного конфликта США и Советский Союз угрожали друг другу гарантированным взаимным уничтожением. Обе страны обладали таким количеством ракет, оснащенных ядерными боеголовками и размещенных в разных частях обширных территорий, а также в Мировом океане и на стратегических бомбардировщиках (они регулярно осуществляли боевое патрулирование), что полностью уничтожить ядерный арсенал противника даже в результате неожиданного первого удара было нереально. Потерпевшая сторона сохраняла возможность нанести ответный удар с недопустимым ущербом.

Взаимное устрашение предполагало и императивно навязывало рациональный подход к международным отношениям. Рациональность, впрочем, заключалась и в том, что стороны непрерывно совершенствовали свою систему вооружений. Взаимоотношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами строились как имманентно конфликтные, но с жестко ограниченными параметрами предельно допустимого в рамках перманентного конфликта.

Система сдерживания, выстроенная в СССР в 1960-е–1970-е гг., базировалась на совокупности факторов. Стратегические ядерные вооружения составляли их ядро. К этим факторам относились также объем ВВП, второй в мире после США, многочисленное дисциплинированное и терпеливое население. (В 1990 г. оно составляло 288,6 млн человек в Советском Союзе и 248,7 млн в США.) Свою роль играли централизованное плановое распределение всех финансовых ресурсов и жесткий контроль их использования.

К факторам второго порядка относились силы и ресурсы военно-политических и идеологических союзников – как входивших, так и не входивших в Организацию Варшавского договора, военные базы и опорные пункты от Вьетнама до Кубы и Сирии. По сути, система сдерживания в советский период зиждилась на всей совокупной мощи государства и страны.

Америка без системного врага

Распад Советского Союза в Вашингтоне восприняли как свою заслуженную победу. Но даже в конце 1980-х – начале 1990-х гг. у наиболее прозорливых из американских интеллектуалов ощущение триумфа имело привкус горечи. СССР повержен – куда и как дальше? Эти вопросы приходили в голову, еще не в рефлектированном виде. Ответа на них не было, нет его и сейчас.

Исчезновение системообразующего противника привело США к некоторой утрате ориентиров, простую дуалистическую схему требовалось заменить не менее понятной и простой. Но резко изменившаяся действительность такой возможности не предоставляла. Вплоть до 11 сентября 2001 г. вообще никто в мире не выступал в роли открытого противника Соединенных Штатов. Ирак, Иран, КНДР имели абсолютно несопоставимые с США военные, экономические, информационные возможности. В идеологической сфере вполне традиционный национализм Саддама Хусейна являлся не более чем дежурной фрондой страны бывшего третьего мира. Иран предлагал проект исламской революции, обращенный к государствам, в которых мусульмане составляли большинство. Но в 90-е гг. прошлого века уже было очевидно, что идеи Хомейни находили определенный отклик почти исключительно среди шиитов, да и то в угасающей степени. Корейские идеи чучхе рассчитаны, по сути, только на внутреннее потребление.

Тем не менее, победу над Советским Союзом американцы закрепляли и продолжают закреплять. Вопросы ядерного планирования и развития стратегических ядерных сил никогда не теряли актуальности в Соединенных Штатах. Даже на рубеже 80-х – 90-х гг. прошлого столетия, когда СССР, переживая глубочайший кризис, осуществлял максимально благоприятную для Вашингтона политику, американское руководство исходило из необходимости качественно наращивать ракетно-ядерный потенциал, стремительно увеличивая наметившийся разрыв в военных возможностях двух стран. И при Михаиле Горбачёве точно так же, как при Никите Хрущёве или Леониде Брежневе, США исходили из вероятности военного термоядерного конфликта с Москвой. В Национальной стратегии безопасности (НСБ), подписанной американским президентом в августе 1991 г., утверждалось: «Ядерное сдерживание будет усилено в результате реализации Договора по СНВ и дальнейшей модернизации вооруженных сил США, а также благодаря лучшему пониманию и предвидению развития ядерных сил Советского Союза. Несмотря на подписание Договора по СНВ, советский ядерный потенциал остается существенным. Даже в условиях экономических и политических трудностей СССР продолжает модернизацию стратегических сил. И в новую эру предотвращение ядерного нападения остается главным оборонительным приоритетом Соединенных Штатов».

Национальные стратегии безопасности определяют приоритеты, в соответствии с которыми принимаются законы, подписываются международные соглашения, выделяются финансы на военные программы и разведывательную деятельность. НСБ-1991 устанавливала, что модернизация межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования, стратегических бомбардировщиков и подводных ядерных ракетоносцев будет иметь жизненное значение для осуществления сдерживания в ХХI веке.

После распада СССР Соединенные Штаты стали последовательно закреплять свое военное превосходство, добиваясь увеличения разрыва в масштабах и качественных характеристиках стратегических потенциалов. На одном из брифингов в Государственном департаменте после подписания Договора СНВ-2 отмечалось, что США будут иметь на 500 ядерных боеприпасов больше, к тому же они сохранят морской компонент ядерных сил, сопоставимый по эффективности с наземными межконтинентальными баллистическими ракетами России, подпадающими под сокращение. В Российской Федерации, в том числе в Генеральном штабе, зная и понимая правильность этих оценок, успокаивали себя тем, что возможные потери в военной области будут компенсированы экономическими и финансовыми преимуществами, которые страна получит в результате подписания договора.

В обновленной Стратегической концепции НАТО 1998 г., несмотря на заявления о стратегическом партнерстве США и России и подписание Основополагающего акта Россия – НАТО, было записано положение о необходимости сохранения в Европе американских ядерных сил. Обосновывалось это тем, что даже при дальнейшем сокращении ядерного потенциала России она все равно надолго останется «стратегическим неизвестным».

На протяжении 1990-х гг. в Вашингтоне выкристаллизовывалось убеждение, что военное вмешательство Соединенных Штатов за рубежом не приведет к конфронтации с другой сверхдержавой, и соответственно Америка обрела свободу для проведения военных операций в нужном месте и в нужное время. При этом ядерный потенциал России по-прежнему рассматривался как угроза, но угроза, которая в принципе не могла быть актуализирована. Ни Джордж Буш-старший, ни Билл Клинтон не принимали российское ядерное оружие в расчет в качестве политического инструмента в руках российского руководства.

В 90-е гг. ХХ века, несмотря на существенное сокращение расходов на оборону, не прерывалась последовательная модернизация ядерной триады. Не прекращались научно-исследовательские и конструкторские разработки в области создания как национальной системы противоракетной обороны, так и ПРО театра военных действий. А в июле 1999 г. был подписан закон о национальной противоракетной обороне.

Команда Буша-младшего гораздо в большей степени, чем ее предшественники-демократы, исходила из тезиса, что режимы и соглашения по контролю над вооружениями полезны лишь до тех пор, пока они защищают американские национальные интересы. Неоконсерваторы были готовы стремительно продвигаться по пути создания абсолютной безопасности для Америки, не боясь настроить против себя других крупных международных игроков. Национальная Ассамблея Франции в марте 2001 г. рассмотрела подготовленный по ее запросу доклад об американских планах создания национальной системы ПРО. В документе отмечалось, что данные планы основываются не на стратегическом анализе, а на политической теологии, суть которой в триединстве «фантазма абсолютной безопасности Соединенных Штатов Америки», «мифа о технологическом разрыве» и «дихотомии добра и зла».

После трагедии 11 сентября 2001 г. в США решили ускорить развертывание ПРО, при этом в качестве стратегической цели постулировалась необходимость создания оборонных возможностей для парирования всех угроз, которые в будущем могут возникнуть, а не только тех, что рационально и доказательно предсказаны.

Деградация отношений сдерживания привела к тому, что Соединенные Штаты в своих подходах и действиях все чаще стали проявлять недальновидность, граничащую с дефицитом рациональности. Именно такой иррациональный подход американцы продемонстрировали, начав войну в Ираке. Не из чувств антиамериканизма, а руководствуясь сугубо рациональными соображениями, Москва, Париж, Берлин пытались убедить Вашингтон в нецелесообразности данной операции.

Выход из Договора по ПРО 1972 г. был обусловлен стремлением устранить международно-правовые ограничения на создание системы, которая теоретически делает Америку неуязвимой для ответного и даже ответно-встречного ядерного удара. Развертывание ПРО ознаменовало начало создания условий для полного устранения потенциала сдерживания Китая, а в перспективе и России.

В намерения администрации входило создание многоуровневой системы противоракетной обороны, которая включала бы размещенные на боевых самолетах лазеры, способные уничтожать баллистические ракеты на разгонной фазе полета, ракеты-перехватчики морского базирования, также рассчитанные на поражение ракет противника на разгонной фазе. Помимо этого планировалось размещение на земле ракет-перехватчиков для нейтрализации МБР на средней фазе полета, тем самым предполагалось создание подстраховки на тот случай, когда лазеры и ракеты морского базирования не смогут уничтожить направленную на американскую цель ракету. В итоге к настоящему времени развернуты 24 ракеты-перехватчика на Аляске, шесть – в Калифорнии. Происходит интеграция в единую систему элементов ПРО, создававшихся в рамках различных программ.

Полномасштабное развертывание противоракетного комплекса на Аляске и в Калифорнии обеспечит прикрытие около 90% территории США. Если подобная система будет располагаться в 5–6 районах, то ядерные потенциалы между Россией и Соединенными Штатами будут фактически (с учетом способности перехвата) соотноситься как 1:10 или даже 1:15 в зависимости от конфигурации американской ПРО. С планами развертывания ПРО неразрывно связаны разоруженческие инициативы США в отношении России. Одно из центральных мест занимает стремление добиться заключения договора о сокращении тактического ядерного оружия (ТЯО). В Вашингтоне в политических и экспертных кругах приводится следующий тезис: в соответствии с новым договором по СНВ Россия имеет право на развертывание 1550 ядерных боеголовок МБР стратегического назначения. Но если принимать в расчет ядерные боеголовки не только стратегических, но и тактических средств доставки, то у Соединенных Штатов в настоящее время имеется только 2 тыс. развернутых ядерных боезарядов, у России – порядка 3,5 тыс. При этом делается упор на то, что ситуация с американским тактическим оружием в отличие от российского полностью прозрачна.

Выдвигаются предложения начать переговоры с целью заключения нового юридически обязывающего договора, который включал бы механизм проверки и привел бы общее количество ядерных боеголовок для каждой из сторон к 1 тыс. единиц.

Добиваясь дальнейшего сокращения российских ядерных сил, Белый дом осуществляет поэтапный подход к развертыванию ПРО в Европе. Этапы включают в себя строительство в Турции радара для обнаружения запуска ракет, размещение ракет-перехватчиков в Румынии и Польше, базирование в Испании близ Кадиса военных судов США, оснащенных противоракетами.

Идет постоянное совершенствование ракет-перехватчиков, усложняется технология испытаний. Создаются новые противоракеты SM-3 2A и SM-3 2B с улучшенными тактико-техническими характеристиками. Начиная с 2015 г. в Европе намечено разместить усовершенствованные ракеты. С 1999 г. успешно прошли 53% испытаний (если брать только ракеты наземного базирования, рассчитанные на уничтожение МБР). Число успешных тестов резко упало в 2010 г., возможно, это объясняется изменением технологии испытаний: ранее на ракетах-мишенях устанавливался датчик, облегчающий их обнаружение. Есть предположение, что сейчас просто повысили чистоту эксперимента, убрав эти датчики.

Сдерживание по-российски

Россия по военной мощи – вторая держава в мире, и поэтому наши отношения с США имеют и сохранят совершенно особый характер. Какая бы администрация ни занимала Белый дом, американцы всегда будут исходить из того, что Россия – страна, которая способна нанести ракетно-ядерный удар по Америке, и он приведет к совершенно недопустимым последствиям. Соединенные Штаты могут изменять тактические подходы к России, но в стратегическом плане всегда будут добиваться ее ослабления. Нам, в свою очередь, чтобы иметь стабильные и максимально неконфронтационные отношения с США, надо быть сильными, притом отнюдь не только в военном плане. Опыт Советского Союза показал, что невозможно иметь мощнейший военно-технический потенциал и одновременно неэффективную гражданскую экономику, несвободную интеллектуальную сферу и заблокированную политическую систему. Сдерживание Соединенных Штатов подразумевает наличие как минимум не менее эффективной, чем в Америке, государственной машины, свободной и в то же время сплоченной едиными ценностями нации и рационально функционирующей экономики.

Осуществляемое в настоящее время Россией восстановление системы сдерживания отвечает всеобщим интересам безопасности и возвращения международных отношений в русло рациональности. Но политика сдерживания, осуществляемая ныне Москвой, коренным образом отличается от политики СССР. На данный момент Россия – не просто посткоммунистическая, но и пост-мессианская страна. Кремль не имеет никакого особого идеологического проекта, который был бы обращен ко всему миру. Соответственно система сдерживания России не является составной частью мессианского политико-идеологического плана. И правящий класс, и народ заняты тем, что обустраивают собственную жизнь и хотят иметь твердые гарантии того, что этому обустройству никто не будет мешать.

Е.М. Кожокин – доктор исторических наук, ректор Академии труда и социальных отношений.

США. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 15 декабря 2011 > № 738725 Евгений Кожокин

Новый Посол России в Иране Л.С.Джагарян вручил верительные грамоты Президенту Ирана М.Ахмадинежаду

Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад высоко оценил сотрудничество Москвы и Тегерана и их действия на международном уровне, сообщает в среду иранский телеканал "Пресс-ТВ".

Во время встречи во вторник, 13 декабря, с новым послом РФ в Иране Леваном Джагаряном М.Ахмадинежад назвал российско-иранские отношения "отличными и успешно развивающимися".

По его словам, некоторые страны, стремящиеся навязать свою волю международному сообществу, встревожены тем, что РФ и Иран могут сорвать их планы.

Кроме того, М.Ахмадинежад призвал и далее развивать российско-иранские отношения во всех сферах.

Со своей стороны Л.Джагарян заверил иранского президента, что Россия готова активизировать сотрудничество с Ираном, отмечает "Пресс-ТВ".

Губернатор провинции Гилян Саадати заявил, что через две недели в присутствии министра нефти состоится официальная церемония начала строительства промысловых сооружений нового газового месторождения, обнаруженного в Каспийском море, сообщает информационная сеть Телерадиовещательной компании ИРИ.

Саадати отметил, что с открытием газового месторождения в глубоководных районах Каспия на проведение подготовительных мероприятий в рамках проекта по его освоению и производство необходимого оборудования выделено 150 млрд. риалов (около 15 млн. долларов).

По словам губернатора, запасов природного газа на новом месторождении достаточно для удовлетворения потребностей страны в голубом топливе как минимум в течение 16-ти лет. При этом Саадати подчеркнул, что технологиями разведки на газ в глубоководных морских районах обладают только пять стран мира.

С началом эксплуатации нового газового месторождения в Каспийском море в общей сложности будут созданы рабочие места примерно для 100 тыс. человек.

Следует напомнить, что благодаря усилиям иранских инженеров и специалистов на Каспии в территориальных водах Ирана обнаружено крупное газовое месторождение, запасы которого оцениваются в 50 трлн. куб. футов (1,48 трлн. куб. м).

Директор департамента защиты окружающей среды и устойчивого развития министерства сельскохозяйственного джихада Голям Реза Мираки на конференции «Здравоохранение и сельское хозяйство» заявил, что к 2025 году численность населения в Иране превысит 91 млн. человек и потребности страны в продовольствии достигнут 150 млн. т в год, сообщает агентство ИРНА.

По словам Г.Р.Мираки, для получения такого количества продовольствия требуется около 102 млрд. куб. м воды. В настоящее время объем собираемой в стране воды составляет 92 млрд. куб. м, и для увеличения этого показателя потребуются очень большие расходы.

На сегодня в Иране ежегодно производится около 95-100 млн. т сельскохозяйственной продукции.

Заместитель министра промышленности, рудников и торговли, генеральный директор Иранской государственной торговой компании Аббас Гобади в интервью агентству «Моудж» сообщил, что общая вместимость всех иранских зернохранилищ и элеваторов составляет более 14 млн. т зерна и в стране обеспечивается хранение всей производимой пшеницы в полном соответствии с принятыми санитарными нормами.

По словам Аббаса Гобади, до исламской революции вместимость иранских элеваторов не превышала 700 тыс. т. В настоящее время вместимость крытых элеваторов составляет около 9 млн. т зерна и открытых зернохранилищ – около 5 млн. т.

Аббас Гобади подчеркнул, что на данный момент в Иране созданы необходимые условия для хранения всей производимой и импортируемой пшеницы и в этой связи для широкого элеваторного строительства нет экономически обоснованных причин.

Затронув вопрос о транзите пшеницы через иранскую территорию, Аббас Гобади сказал, что по данному вопросу ведутся переговоры с Казахстаном, однако пока не удалось довести эти поставки до идеального состояния. Это связано с усилением санкций в отношении Ирана, с некоторыми транспортными проблемами и с ограниченными возможностями иранских северных портов в плане проведения разгрузочно-погрузочных работ.

Аббас Гобади сообщил, что в текущем году через Иран транзитом перевезено около 50 тыс. т пшеницы.

Вице-президент Ассоциации производителей автомобильных аккумуляторов Мохаммед Акбар-заде в интервью агентству ИСНА заявил, что по его данным, примерно на 75% находящихся в эксплуатации иранских автомобилей установлены аккумуляторы отечественного производства.

По словам М.Акбар-заде, на сегодня на рынке сложилась благоприятная ситуация, и нехватки аккумуляторов не наблюдается.

М.Акбар-заде сообщил, что основную часть импортных аккумуляторов на иранском рынке составляет южнокорейская продукция. Импортируются также турецкие аккумуляторы, которые продаются по более низким ценам по сравнению с южнокорейскими. Самыми дорогими остаются германские аккумуляторы, которые импортируются в небольших количествах, и их меньше всего на иранском рынке.

Иранские аккумуляторы дешевле зарубежных аналогов, и их производством в настоящее время занимаются пять или шесть отечественных компаний. Одна из причин более низких цен на иранские аккумуляторы заключается в том, что отечественные производители используют материалы, полученные в результате переработки старых аккумуляторов, а зарубежные компании лишены такой возможности.

Начальник производственной зоны «Лаван» Иранской нефтяной компании континентального шельфа Аббас Раджабхани заявил, что запасы природного газа в районе острова Лаван оцениваются примерно в 22 трлн. куб. футов (около 623 млрд. куб. м) и это позволяет считать этот район новым газовым центром в Персидском заливе, сообщает агентство Экономических новостей.

По словам Аббаса Раджабхани, на двух нефтяных полях в районе острова Лаван добывается 95 тыс. баррелей сырой нефти в сутки, и в производственной зоне «Лаван» эксплуатируются 6 буровых платформ, с помощью которых обеспечивается добыча нефти на этих полях.

Далее Аббас Раджабхани отметил, что в производственной зоне «Лаван» насчитывается более 80 морских и сухопутных нефтяных скважин и на данный момент основная их часть активно эксплуатируется. Кроме того, пробурены газовые скважины, как на острове Лаван, так и в прибрежной зоне.

Заместитель министра промышленности, рудников и торговли по вопросам горнодобывающей промышленности Ваджихолла Джафари в интервью агентству ИРНА заявил, что правительство не откажется от усилий по скорейшему завершению строительства и вводу в эксплуатацию нового цементного завода в Маргуне, одном из городов провинции Кохгилуйе и Бойерахмед.

По словам В.Джафари, на данный момент строительные работы на названном объекте выполнены на 40%, и правительство решительно настроено на то, чтобы открытие завода состоялось в самое ближайшее время.

Производственная мощность нового завода составит 3,2 тыс. т цемента в сутки. Его строительство было начато в 2006 году, и проекту придан статус общенационального.

На строительство завода выделено 30 млн. долларов в иностранной валюте и около 200 млрд. риалов (примерно 20 млн. долларов) в местной валюте, и значительная часть этих средств уже переведена строителям.

В.Джафари отметил, что наличие промышленных предприятий в том или ином районе позволяет обеспечивать занятость местного населения и способствует экономическому развитию этого района в самых разных сферах. Провинция Кохгилуйе и Бойерахмед в этом отношении не является исключением из общего правила.

Накануне президент Афганистана принял министра обороны США Леона Панетту, прибывшего в Кабул с необъявленным визитом. Стороны обсудили текущую ситуацию с безопасностью, в том числе связанные с ней проблемы внешней политики.

В число тем на повестке переговоров вошёл недавний инцидент с разведывательным беспилотным летательным аппаратом, пересёкшим афгано-иранскую границу и впоследствии ставший трофеем вооружённых сил ИРИ.

Леон Панетта заявил, что подобные разведывательные операции приносят пользу как США, так и Афганистану, и будут продолжены в дальнейшем. Тем не менее, Хамид Карзай отметил, что территория его страны не должна быть использована против соседей.

«Афганистан должен поддерживать и поддерживает дружественные отношения с Ираном, поэтому мы не желаем вовлекаться в любое противостояние между Ираном и США», – подчеркнул глава государства.

Также на переговорах обсуждалось взаимодействие с Пакистаном, отношения которого с США в настоящее время также переживают сложный период. В своём заявлении Панетта подчеркнул, что для стабилизации обстановки в Афганистане ИРП необходимо обеспечить безопасность своей стороны границы.

«Мы испытываем определённые трудности, но в то же время важно поддерживать отношения с Пакистаном, поскольку мы сражаемся против общего врага», – отметил глава Пентагона, передаёт информационное агентство «Франс Пресс».

Иран начал строительство нового атомного объекта, заявил член Комиссии по национальной безопасности и внешней политике парламента Аваз Хейдарпур, передает телеканал Press TV. По его словам, объект предназначен для гражданских целей.

Строительство идет в расположенном в центральной провинции Исфаган городе Комше (Шахреза), его цель - удовлетворить потребности страны в области медицины и сельского хозяйства, сообщил депутат. По данным Хейдарпура, ввод объекта состоится через три года.

В начале ноября МАГАТЭ опубликовало доклад, в котором говорилось, что Иран занимался разработкой атомной бомбы и, возможно, продолжает тайно вести исследования в этом направлении. В докладе представлены данные, свидетельствующие о секретных разработках по созданию необходимых мощностей и условий для производства ядерных бомб. Некоторые из направлений этих изысканий могут иметь и гражданское, и военное применение, но "другие относятся именно к ядерному оружию", говорится в материалах агентства. В середине ноября МАГАТЭ приняло резолюцию, в которой выражает "глубокую и растущую озабоченность" относительно ядерной программы Ирана.

МИД РФ выразил "разочарование и недоумение" по поводу доклада МАГАТЭ, высказав мнение, что он трансформируется в источник напряженности вокруг проблем, связанных с иранской ядерной программой.

После публикации доклада Великобритания ввела в отношении Ирана санкции. В свою очередь Иран объявил о введении ответных санкций, в частности, о снижении уровня дипломатических отношений. Иранские студенты требовали немедленного выезда посла Великобритании, в ходе протестов они ворвались в посольство Соединенного Королевства. После беспорядков Великобритания вывезла всех сотрудников посольства. 

Россия существенно выигрывает от санкций в отношении Сирии и получит еще больше прибыли в том случае, если Евросоюз запретит импорт нефти из Ирана, обеспечивая преимущество российской нефти марки Urals еще на несколько месяцев, пишет Reuters.

"Усиление нефти марки Urals относительно Brent в последние недели происходит в результате комбинации факторов: неуверенности относительно влияния санкций в отношении Ирана и потери поставок продукции из Сирии", - считает консультант Facts Global Energy Рой Джордан.

Вынужденные платить повышенную цену за нефть Urals, европейские нефтеперерабатывающие предприятия теряют деньги, и этот процесс может заставить Евросоюз отказаться от введения запрета на иранскую нефть. Большинство иранских и сирийских сортов нефти являются сходными или более тяжелыми, чем Urals, все они требуют дополнительной переработки.

До введения санкций Сирия экспортировала около 150 тысяч баррелей нефти в день. Как правило, именно сирийские сорта нефти рассматривались в качестве альтернативы российской Urals, когда цены на нее становились слишком высокими. "Так как санкции в отношении Сирии в обозримом будущем вряд ли будут отменены, они, вероятно, окажут продолжительный эффект на Urals", - считает консультант KBC Process Technology Самуэль Цисзук.

Кроме того, если Евросоюз в январе согласится ввести запрет на импорт иранской нефти, европейским нефтеперерабатывающим компаниям придется искать альтернативу еще для 600 тысяч баррелей нефти в день (согласно данным Международного энергетического агентства, именно столько черного золота поставляет Иран).

Международное энергетическое агентство заявляет, что даже частичный запрет приведет к повышению цен на нефть из России, Саудовской Аравии и Ирака. При этом Саудовская Аравия продает топливо только по эксклюзивным условиям контрактов, которые есть не у всех европейских нефтяников. Россия же продает нефть и на открытом рынке, и на контрактной основе. В ноябре поставки российской нефти в Европу, преимущественно сорта Urals, составляли 4 млн баррелей в день. 

На протяжении четырех десятилетий иракцы были, возможно, одними из самых несчастных народов на Земле. Но сейчас, когда американцы спускают свой флаг и покидают страну, в Ираке многие надеются на то, что удача, может быть, повернется к ним лицом

То, что происходило с Ираком все эти годы, не может не ужасать.

В 1970-х к власти пришел Саддам Хусейн. В 1980-х страна восемь лет воевала с Ираном, в результате чего погибло около миллиона человек.

В 1990-х после вторжения в Кувейт началась Первая иракская война, а после нее - восстания курдов и шиитов, которые были утоплены в крови.

1990-е годы были отмечены санкциями ООН, которые, так или иначе, затронули все население, кроме ближайшего окружения самого Саддама.

В 2003 году началось американское вторжение. Оно привело к свержению Саддама Хусейна и началу жестокой гражданской войны, которая не окончилась до сих пор.

Теперь американцы покидают страну, которая озлоблена на оккупантов.

Садр-Сити - огромный, но бедный окраинный район Багдада, населенный преимущественно шиитами. Здесь проклинают американцев, обвиняя их во всех тех невзгодах, которые обрушились на людей после свержения режима Саддама.

И это при том, что именно американские военные инженеры работали не покладая рук, чтобы провести в Садр-Сити водопровод и канализацию.

Экономное вторжение

Американцы превратили Ирак в демократическую страну, сделав возможным передачу власти от суннитского меньшинства к шиитскому большинству.

Но у многих в США, в том числе и на самом высоком уровне, есть одна серьезная проблема: они не вполне понимают Ирак.

Один высокопоставленный иракский политик встретился с Джорджем Бушем незадолго до вторжения в 2003 году и предупредил его о возможных проблемах в отношениях между шиитами и суннитами. Позднее он рассказывал мне, что это стало для президента совершенным сюрпризом.

По настоянию тогдашнего министра обороны Дональда Рамсфелда в начале вторжения число участвовавших в операции военнослужащих было сокращено ради экономии средств.

В результате в самом начале оккупации солдаты армии США не смогли противостоять мародерам, которые грабили культурное достояние нации - всемирно известный археологический музей.

За три дня были украдены 15 тысяч бесценных произведений искусства и исторических ценностей. Директор музея со слезами на глазах умолял американцев остановить грабителей. Но они ничего не сделали.

 Впоследствии в течение долгих лет американские военные и гражданские лица изо всех сил старались поправить положение.

Но при этом многие солдаты и сотрудники частных охранных компаний часто вели себя так, что это лишь раздражало простых иракцев.

Любой водитель, который приближался слишком близко к американскому военному автомобилю, рисковал получить пулю. Минимальное разрешенное расстояние при этом определяли на глаз сами военные или охранники. Довольно много людей в Ираке погибли именно так.

Других долго держали в тюрьмах, часто - лишь по подозрению какого-нибудь американского военнослужащего или по доносу любого недоброжелателя.

Надежда на лучшее

Чудовищные цифры потерь, в иной месяц исчислявшиеся тысячами, начали неуклонно сокращаться.

Мировая пресса стала терять интерес к Ираку. Вскоре в новостях рассказывали лишь о самых отчаянных нападениях смертников. Появилось ощущение того, что проблему удалось решить.

В Ираке до сих пор льется кровь: в октябре в стране прогремело 79 взрывов. Но эта цифра не идет ни в какое сравнение с теми 30 бомбами в день, которые взрывались в 2007 году.

Подготовка иракской армии и полиции - называвшаяся одной из главных задач американцев - также принесла свои плоды.

Полицейские и солдаты на КПП и улицах и выглядят неплохо и, похоже, чувствуют себя вполне уверенно. Они оснащены первоклассным оружием и отличными современными средствами защиты.

Но в стране далеко не все еще налажено. Перебои с поставкой электроэнергии происходят почти каждый день, и это - прямое наследие боев во время вторжения.

Если бы американцам удалось восстановить электроснабжение в полном объеме, возможно, они не были бы столь непопулярны.

Хоть немного удачи

Однако несмотря ни на что, иракцы все равно полны оптимизма впервые за 40 лет.

Правительство обещает, что к 2017 году страна опять станет одним из самых богатых нефтедобывающих государств в мире.

Из-за того, что сейчас у власти шииты, у Ирака более близкие отношения с соседним шиитским Ираном, чем даже хотелось бы Вашингтону. Но до сих пор Багдад не собирался поступаться своей независимостью.

Иракские политики видят свою страну скорее мостом между Ираном и США, нежели младшим братом соседнего исламского государства.

Если Ирак станет преуспевающим государством, если он будет более или менее демократичным, если ему удастся положить конец терроризму, то 40 лет ужаса уйдут в историю.

В конце концов, иракский народ заслуживает хотя бы небольшой удачи.

Джон Симпсон

Авторы теории столкновения цивилизаций выдавали желаемое за действительное

Принц Турки бен Фейсал аль Сауд – член королевской семьи Саудовской Аравии, в прошлом на протяжении многих лет глава саудовской разведки, посол в США и Великобритании. Возглавляет Центр исследований и изучения ислама. Принц ответил на вопросы «России в глобальной политике».

Резюме: Независимо от религиозных и культурных аспектов события последних двух десятилетий были в большей степени плодом проводимой политики. Если позволить возобладать логике войны цивилизаций, она повсюду приведет к катастрофическим последствиям.

– Какие самые важные события произошли в мировой политике с 1991 года?

– За двадцать лет произошло очень многое, и почти все по-своему важно. Исторически знаковые международные события – те, влияние которых простирается за пределы конкретного времени и места. Главное – это распространение и углубление экономической и финансовой глобализации и появление новых стран. Заслуживают упоминания войны и конфликты на Балканах и Кавказе, расширение Европейского союза и появление у НАТО новой миссии. Даже спустя двадцать лет мы переживаем последствия того, что случилось в начале 1990-х годов.

Важнейшее событие после 1990 г. – конечно, распад Советского Союза, который положил конец двухполюсному миру и привел к трансформации СССР в Российскую Федерацию с новой политикой и устремлениями. Вторым по важности я бы назвал вторжение Ирака в Кувейт, которое нарушило статус-кво в арабском мире, привело к его поляризации и к глобализации усилий, направленных на то, чтобы положить конец интервенции. Это также дало возможность арабам установить мир с Израилем на Мадридской конференции. Принципиально важно появление радикальных сетей, которые под маской набожности стремятся к политической гегемонии. В 1990-е гг. мы также столкнулись с вызовом в виде уменьшающихся финансовых ресурсов стран Персидского залива, переживавших к тому же демографический бум. Под влиянием этнического и религиозного раскола произошло размывание чувства национального самоопределения у граждан Ирака. Это спровоцировало американцев на необдуманные шаги с целью превращения Ирака в «образец демократии для других арабских стран» – в действительности же американские неоконсерваторы оправдывали такими соображениями свою милитаристскую философию. Последствия неуклюжей попытки американцев будут еще долго нас терзать.

Третье событие, продолжающее отбрасывать тень по прошествии 10 лет – это теракты 11 сентября 2001 г., посредством которых международный терроризм заявил о себе как об опасном мировом явлении. Это потребовало от глобального сообщества ответных действий, которые вылились в две затянувшиеся войны в Афганистане и Ираке. Они существенно повлияли на мировую ситуацию, а также положение на Ближнем Востоке и в Западной Азии, заставили усомниться в намерениях Америки и дискредитировали ее внешнюю политику, что привело к окончанию эры «однополярного мира». Повсеместное возникновение исламофобии – самый нежелательный результат тех варварских терактов.

Четвертое событие – экономическое возрождение Азии. Начало был о положено Китаем и Индией, затем их примеру последовали другие. Статус мировой державы, которого добился Китай, изменил баланс сил в мире. Стремление же Индии догнать соседа может в будущем обернуться опасным соперничеством, особенно если учесть, что обе страны осуществляют амбициозные программы перевооружения и стремятся установить сферы влияния в своем регионе и даже за его пределами.

В других частях мира за это время также происходило немало интересных событий, но по последствиям они не вышли за пределы конкретного места и времени, а потому не оказали существенного влияния на характер мировой политики.

– В 1990-е гг. появилось новое понятие – столкновение цивилизаций. Не станет ли оно самосбывающимся пророчеством? И кого следует больше винить за возможную реализацию такого сценария: Запад, Восток, террористов, безответственных интеллектуалов?

– Время доказало лживость этой теории. Это было пророчеством со своей внутренней динамикой, но правильнее сказать, что ее авторы выдавали желаемое за действительное. Независимо от религиозных и культурных аспектов события последних двух десятилетий были в большей степени плодом проводимой политики. Однако подобное мышление должно насторожить: если позволить такой логике возобладать, она может всюду привести к катастрофическим последствиям. Религии призваны охранять человечество, а не губить его; их идеалы, вкупе с другими гуманистическими идеями, должны вести к мирному будущему. Есть только одна человеческая цивилизация. Это дерево, корни которого уходят глубоко в землю истории, из нее растет могучий ствол, от которого отходит множество ветвей, от каждой из них – много других ответвлений, и на всех образуются цветы, а после плоды, и это непрекращающийся процесс. Ветви – конечно, разнообразные и дополняющие друг друга культуры, которые люди продолжают, учась у своих предшественников и передавая последующим поколениям. Нет столкновения цивилизаций. Человечество всегда боролось за то, чтобы защитить и укрепить единую цивилизацию.

– После 11 сентября «международный терроризм» пришел на смену коммунизму в качестве постоянной угрозы для «цивилизованного мира». Сегодня складывается впечатление, что его влияние на мировую политику было преувеличено…

– Международный терроризм – настоящее варварство. Терроризм – реальная угроза для всего мира, как «цивилизованного», так и «нецивилизованного». Если термин «международный терроризм» является вежливым обозначением «мусульманского терроризма», который часто используется в мировой прессе, то я бы сказал, что у терроризма нет религии. Это криминальные действия, совершаемые преступниками: мусульманами и представителями других религий и идеологий. Терроризм должен быть сокрушен. В действительности мусульмане сами становятся его жертвами больше, чем представители других религий и народов, потому что террористы не только бомбят нас, убивают и терроризируют. Из-за них на добропорядочных мусульман ложится тяжелое бремя, поскольку мир отождествляет нас с террористами, и на мусульманах лежит клеймо позора.

Преступные организации можно победить. Моя страна – жертва терроризма, и я благодарен Аллаху за то, что мы смогли одолеть его, проводя политику прямой конфронтации с силами, мишенью для которых служит наш народ, инфраструктура и правительство. Если коротко обобщить принимаемые меры, то это и координация действий между правительством Саудовской Аравии и международными организациями в сфере безопасности, и строгий контроль над финансовой инфраструктурой для недопущения злоупотребления средствами со стороны террористических организаций, и системное расширение внутренних сил безопасности, и контртеррористическое сотрудничество с разведслужбами других стран. Мы осуществляем задержание и экстрадицию экстремистов и уничтожаем террористов и многочисленные ячейки террора. Важнейший вклад вносят граждане Саудовской Аравии. Они являются системой раннего оповещения сил безопасности, предупреждая власти о любых подозрительных личностях или происшествиях в своих округах. Это приводит к расследованию и предотвращению преступлений. К счастью, другие страны также проводят такую политику.

– Каким вы видите будущее арабского мира после бурных девяностых и нулевых годов, и особенно после событий весны 2011 года? Какую демократию можно ожидать в арабском мире, и можно ли вообще? Может ли Турция служить образцом? Или, может быть, нужно ориентироваться на Иран с его специфической формой правления?

– Ясно, что арабский мир вступил в стадию глубоких перемен: происходит крушение некоторых правительств, появляются новые силы, партнерства меняются и перестраиваются. Пока рано говорить о будущем стран, которым предстоит столь трудный переходный период. Оно будет зависеть от ориентации, которую выберет каждая из этих стран. Есть надежда, что они преодолеют трудности, с которыми сталкиваются, и перейдут к такому политическому устройству, которое отвечает чаяниям и устремлениям их народов. Надеюсь, что им не придется делать выбор между турецкой и иранской моделью, потому что это будет арабская модель.

– Какие три главные угрозы безопасности и стабильности в регионе Персидского залива Вы предвидите до 2020 года? Это те же самые угрозы, что и для Ближнего Востока в целом?

– Если в ближайшее время ничего не изменится, тремя главными угрозами в регионе Персидского залива и Ближнего Востока в целом будут те, которые мы видим и сегодня. Во-первых, амбиции иранских руководителей разработать ядерное оружие, оккупация ими трех островов, принадлежащих ОАЭ, и упорное вмешательство во внутренние дела арабских стран. Что касается ядерного оружия, то Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива продолжает настаивать на том, чтобы Иран и Израиль отказались от него и поддержали создание на Ближнем Востоке зоны, свободной от оружия массового уничтожения. Это, несомненно, было бы лучшим будущим для жителей нашего региона. Во-вторых, продолжающаяся оккупация Израилем палестинских территорий, а также других земель, по праву принадлежащих Сирии и Ливану. Эта проблема является причиной многих зол в нашем регионе, и если Израиль сорвет все мирные инициативы, проблема не будет решена, и в регионе останется все так же неспокойно. Непримиримая позиция Израиля – движущая сила третьей угрозы, а именно – терроризма, который остается важным фактором и проблемой. Не только «Аль-Каида» продолжает плести заговоры. На сцену выходят новые негосударственные игроки, а также прежние террористические группировки, которые пытаются воспользоваться вакуумом власти, образующимся вследствие происходящих в регионе политических процессов. Ситуация в Йемене может служить наглядной иллюстрацией, и она вызывает большие опасения, так же как и неразрешенные конфликты, бушующие в некоторых других странах.

– Когда Палестина станет полноценным, суверенным государством?

– Все сроки уже прошли, и это должно случиться сейчас. Однако она станет полностью суверенной, когда Соединенные Штаты перестанут подчиняться амбициям Израиля и вспомнят, что они вели освободительную войну для того, чтобы защитить «неотчуждаемые права на свободу и счастье», к которым в не меньшей степени стремятся палестинцы.

– Разделяете ли вы точку зрения о постепенном закате Запада и усилении других стран – в первую очередь Китая и государств Азии? Какова роль арабского мира в будущем мироустройстве? Можно ли ожидать консолидации арабских стран, и будут ли они играть более заметную роль в мировой политике?

– Взлеты и падения великих держав – естественный процесс, и история рассудит, насколько справедлива точка зрения о закате Запада. Но уже сегодня мы видим формирование многополярного мира, который повлечет за собой сокращение разрыва между Западом и остальными в смысле всех источников силы. Наш мир создан для всех, поэтому следует признать тот факт, что традиционное доминирование и распределение влияния, характерные для политики на протяжении многих веков, теперь уже дело прошлого. И всем следует расценивать эти перемены как возможность достичь вечного мира, о котором мечтает человечество. США и Европа останутся такими же великими, как и прежде, но в другом контексте. Благотворный и дружелюбный многополярный мир отвечает чаяниям всех. Арабское сообщество с его стратегическим местоположением и колоссальными природными ресурсами, а также богатым религиозным и культурным наследием может внести вклад в создание такого многополярного устройства, если избавится от раздирающих его конфликтов и противоречий и сплотится.

– Будет ли Америка доминировать в мировой политике через двадцать лет?

– Мир настолько взаимозависим, что ни одна страна не может претендовать на тотальное доминирование. Однако США – крупный игрок, и эта страна сохранит свои позиции в следующем двадцатилетии.

– Как вы оцениваете развитие России после 1991 года? Какую роль Москва играет на Ближнем Востоке сейчас и какую роль ей следует играть в будущем?

– Глядя извне, нелегко оценивать. Но если принять во внимание те трудности и колоссальные вызовы, которые стояли перед Россией после такой исторической трансформации, можно сказать, что ей удалось сохранить свою территориальную целостность, приспособиться к новой реальности и вступить на иной путь. Россия переродилась, изменила свою ментальность и интересы, хотя и не может в полной мере освободиться от географического и исторического наследия. В арабском мире мы считаем Россию важной мировой державой, и притом дружественной державой. Мы ценим ее позицию в арабо-израильском конфликте и поддержку прав палестинского народа. Следует трудиться над углублением отношений в сфере общих интересов, чтобы выйти на уровень стратегического партнерства.

– Хорошо известна история о «заговоре» Рональда Рейгана и правительства Саудовской Аравии с целью сбить цены на нефть в 1980-е гг., что стало фатальным для советской экономики. Может ли политическое манипулирование рынками углеводородного сырья снова быть востребовано?

– Во взаимозависимом мире эпохи глобализации политическое манипулирование рынками углеводородного сырья навредит самому манипулятору, поэтому трудно поверить в то, что сегодня это возможно. В начале 1980-х гг. мир переживал трудные времена в экономическом смысле. Рецессия была нормой. Больше всего от этого страдали бедные страны. Постоянная политика королевства в области поставок энергоносителей всегда преследовала цель сделать энергию доступной для беднейших стран, и именно этими соображениями мы руководствовались в те годы. А роковыми для советского режима стали непродуманная экономическая политика и авантюрные внешнеполитические амбиции, особенно в Афганистане.

Саудовская Аравия. Весь мир > Госбюджет, налоги, цены > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738731

Российский ядерный круг

Уроки постсоветского двадцатилетия

Резюме: Глубокое осмысление того, что же России все-таки досталось по наследству от Советского Союза в ядерных вопросах, того, как наилучшим образом использовать возможности, которые дает режим ядерного нераспространения, только зреет.

25 декабря 1991 г. Борис Ельцин получил из рук Михаила Горбачёва «ядерный чемоданчик». Таким образом, спустя полтора года после провозглашения государственного суверенитета России и спустя полгода после своего избрания российским президентом, Ельцин обрел символические «ключи» от ядерной державы. Но пройдет еще мучительных полгода, прежде чем Россия окончательно подтвердит свой статус государства – правопреемника Советского Союза в вопросах обладания ядерным оружием. А затем предстоят долгие годы осмысления того, что за наследство получила Российская Федерация и как ей этим наследством распорядиться.

«Преемственность» – слово, выскочившее, как чертик из табакерки, уже в самом начале ельцинского правления применительно к политике ядерного нераспространения. И, какие бы внешние перегрузки ни испытывала – особенно в свою первую пятилетку – новая Россия, заявления и особенно действия в сфере ядерного нераспространения (конечно, часто искаженные этими перегрузками) все же оставались вполне «преемственными». Проще говоря, это было продолжение традиционно советской нераспространенческой политики. Именно традиционно советской, а не поздне-горбачёвской: идеями сотворения безъядерного мира к 2000 г. (или к какой другой круглой дате) больше никто в Москве не баловался.

Не обуза!.. Не обуза?

Фактор наличия ядерного оружия в России – безусловный asset, и лишь в незначительной степени – liability. С этим выбором-выводом Ельцин и его первая команда определились быстро. Короче говоря: не обуза! Но только как получить с этой «мощи», с этой «не-обузы» причитающиеся (вроде бы) по вкладу проценты? Тут сразу – головная боль.

Хроника обретения Россией реального и полного контроля над собственным ядерным арсеналом столь же живописна и уродлива, как живописна и уродлива сама российская история начала 1990-х. Только здесь риски выходили далеко за пределы границ бывшего СССР.

В каждой из 15 советских республик велась какая-либо ядерная деятельность или размещалось ядерное оружие. В Москве отдавали себе отчет в том, что если ядерное оружие на длительный период останется за территорией Российской Федерации, обеспечить его сохранность будет весьма затруднительно. Напряжение подогревалось появившимися в американской и израильской печати уже в начале 1992 г. слухами, со ссылками на «осведомленные источники в разведке», что Казахстан якобы продал Ирану одну или две ядерные боеголовки. Хотя уже тогда было ясно, что эти слухи беспочвенны и имеют политический подтекст, вряд ли кто-то в Москве мог гарантировать, что, если упустить время, такая «фантастика» не обратится в реальность.

Наиболее драматичным моментом, когда российская ядерная политика находилась еще в зародыше, является сосредоточение всего тактического ядерного оружия (ТЯО) бывшего Советского Союза на территориях России, Украины и Белоруссии. Причем советские военные сумели во многом предвосхитить ситуацию и сделать это еще до юридического оформления распада СССР. Этот грамотный шаг позволил значительно снизить реальную угрозу ядерного нераспространения, которая в ином случае стала бы неизбежностью уже вскоре после распада Союза. Вывод ТЯО, выражаясь военным языком, «проходил на фоне усложненной оперативной обстановки, связанной с активизацией политических групп», некоторые из которых могли попытаться воспрепятствовать этим действиям силой.

Приведу лишь один пример: вывод ТЯО из Азербайджана осуществлялся в режиме секретности, что помогло доставить боеприпасы на военный аэродром без эксцессов, но там взлетно-посадочная полоса оказалась заблокирована группой гражданских лиц из Народного фронта, которые попытались не дать самолетам взлететь. Ситуация была настолько напряженной, что экипажам пришлось произвести предупредительные выстрелы из оружия средних бомбардировщиков, которые использовались для перевозки боеприпасов. К счастью, толпа рассеялась, и все обошлось без жертв; самолеты смогли спокойно взлететь.

Основной проблемой после распада Советского Союза стало размещение стратегического ядерного оружия, помимо России, еще в трех новых государствах: Украине, Белоруссии и Казахстане. Достаточно сказать, что ядерный арсенал, находившийся на момент распада Советского Союза в Казахстане, превышал ядерные арсеналы Великобритании, Франции и Китая, вместе взятые.

Поначалу Россия не претендовала – по крайней мере, на декларативном уровне – на единоличный контроль над стратегическими ядерными силами. 21 декабря 1991 г., спустя две недели после образования СНГ и в день принятия в Содружество Казахстана, четыре государства подписывают в Алма-Ате Соглашение о совместных мерах по контролю над ядерным оружием. А 30 декабря в Минске государства СНГ заключают Соглашение, по которому они признают «необходимость объединенного командования Стратегическими силами и сохранения единого контроля над ядерным оружием». В статье IV регламентировалось, что «вплоть до полной ликвидации ядерного оружия решение о необходимости его применения принимается президентом Российской Федерации по согласованию с главами Республики Беларусь, Республики Казахстан, Украины, в консультации с главами других государств – участников Содружества».

Но реально объединенные стратегические ядерные силы созданы не были. Сама идея их формирования была, скорее всего, компромиссом, на который Россия пошла в сложный момент непосредственно после распада. Не последнюю роль сыграло стремление Ельцина успокоить Запад, а также заручиться благожелательным нейтралитетом армии при демонтаже СССР, так как многие военные выступали за сохранение единого командования над ядерным арсеналом.

Тем не менее внимательное изучение минских договоренностей свидетельствует о том, насколько шаткими и расплывчатыми они являлись. К тому же очевидно что ни одно из государств бывшего Союза, кроме России, не было в состоянии обеспечить надлежащую боеготовность, техническую исправность, безопасность ядерных боеприпасов и высокую квалификацию, а также хотя бы минимально приемлемую оплату обеспечивавшего их персонала. Кроме того, вопрос «множественного контроля» не только не успокоил Запад, а, наоборот, вызвал нервную реакцию: «Так в чьих же руках ядерная кнопка?».

Ситуацию осложняло отсутствие в новой России эффективно действующего оборонного ведомства. С 19 августа по 9 сентября 1991 г. должность министра обороны (при отсутствии министерства) занимал генерал Константин Кобец, затем она была упразднена. Не появилась она и при формировании российского правительства в октябре-ноябре 1991 года. Для Ельцина это был тактический ход: убедить Горбачёва в отсутствии намерений демонтировать единое государство, ведь именно создание Министерства обороны России рассматривалось как один из самых «взрывных» вариантов, ставящих крест на Советском Союзе. И лишь 16 марта 1992 г. Ельцин подписал указ о создании Министерства обороны России и назначил себя временно исполняющим обязанности министра, а 18 мая эту должность занял Павел Грачёв. Весна и лето 1992 г. прошли под знаком жесткого противостояния Грачёва с маршалом Шапошниковым, бывшим министром обороны СССР, который затем возглавил командование Объединенных вооруженных сил СНГ. Орган аморфный и безвластный, что стало особенно заметно на фоне стремительного расширения полномочий Грачёва и его ведомства, в том числе в вопросах контроля над ядерным оружием. К осени 1992 г. один из «ядерных чемоданчиков» перешел к Грачёву, а весной 1993 г. у Шапошникова был отобран другой. В результате реальный контроль над СЯС продолжал осуществляться исключительно из Москвы, безо всякого участия Минска, Киева и Алма-Аты.

6 июня 1992 г. девять государств СНГ (Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Молдавия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан и Украина) подтвердили, что поддерживают участие России в Договоре о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в качестве государства – обладателя ядерного оружия и заявили, что сами готовы присоединиться к ДНЯО в качестве неядерных государств. В этот день вопрос правопреемства для России в качестве государства – обладателя ядерного оружия был окончательно решен.

Однако потребовалось еще два года, чтобы все стратегическое ядерное оружие было выведено с территории Белоруссии, Казахстана и Украины в Россию. С Белоруссией проблем не возникло, и к концу 1996 г. ядерного оружия на ее территории не осталось. В Казахстане, который в технологическом плане не меньше, чем Украина, и, безусловно, больше, чем Белоруссия, способен был к самостоятельному производству ядерного оружия, разгорелась короткая, но бурная дискуссия о том, не стать ли ему ядерным государством. Однако она была жестко пресечена президентом Назарбаевым, который решил сделать свою страну показательным примером движения к безъядерному миру. К осени 1996 г. ядерного оружия на территории Казахстана не осталось.

А вот Украина представляла собой куда более сложный случай.

В мае 1993 г. известный украинский политический деятель Сергей Головатый разъяснял мне: «Мы должны обладать мощным фактором сдерживания против агрессивной политики России. Иначе Украину постигнет судьба Грузии, Молдовы и Таджикистана, где Россия имперскими методами восстанавливает свои жизненные интересы». Но тут в разговор включился украинский дипломат (ныне министр иностранных дел) Константин Грищенко: «И проблема, и очевидность заключаются в том, что ни на военном, ни на политическом, ни на экономическом уровне мы не сможем позволить себе содержать ядерное оружие». Именно противоборство этих двух позиций и определяло ситуацию с 1992 по 1993 год.

Конечно, украинские политики, выступавшие за сохранение ядерного статуса, лукавили. На самом деле Украина хотела посредством ядерного блефа, во-первых, повысить свой престиж как независимого государства на международной арене, а во-вторых, и это главное, получить существенную экономическую помощь со стороны Запада в обмен на последующую передачу размещенных на ее территории боеголовок России.

В январе 1994 г. в Трехстороннем заявлении президентов России, Украины и США Украина подтвердила, наконец, свой неядерный статус и обязалась вывести ядерное оружие в Россию. При этом Киев, по сути, добился всех своих целей, включая закрепленные в заявлении обязательства России «воздерживаться от экономического принуждения» и «уважать существующие границы».

Поначалу в Москве были убеждены, что вопрос о выводе ядерного оружия с Украины удастся решить «по-братски» и без постороннего вмешательства. Но в итоге пришлось смириться с привлечением Соединенных Штатов, участие которых оказалось не просто символически-посредническим, но равноправным, если не сказать – определяющим.

В итоге Россия мирно, сдержанно и без потерь сосредоточила весь ядерный арсенал на своей территории. Но ядерный уход с постсоветского пространства не был компенсирован со стороны Москвы какими-либо шагами, направленными на цементирование сотрудничества с государствами СНГ в области атомной энергетики или ядерной безопасности. Мол, у нас у самих столько проблем дома, что до ваших трудностей нам дела нет. Россия повторила здесь в 1990-е гг. ту же внешнеполитическую ошибку, что и в других сферах. В 1994 г. Россия проигнорировала просьбу Казахстана забрать несколько десятков килограммов обогащенного урана с Ульбинского комбината, в 1998 г. отказалась принять более четырех килограммов обогащенного урана из Грузии. В результате естественную роль России взяли на себя США. Они же начали системно работать с ядерными институтами, специалистами из государств СНГ. Самоустранение России логически привело к ее вытеснению.

Под давлением

Российская политика в области ядерного нераспространения и контроля над вооружениями распадается на два этапа. Первый очерчивается рамками последнего десятилетия прошлого века. Второй, стартовавший с началом нового столетия, продолжается до сих пор.

Отличительная черта первого этапа – реализация политики ядерного нераспространения при серьезном влиянии на нее внутриполитических обстоятельств и под колоссальным давлением со стороны внешних игроков.

Что касается внутренних факторов, то здесь существовало две основные проблемы. Первая – глубокий экономический и социальный кризис, сотрясавший российское общество, в сочетании с нестабильностью и нарастанием террористической угрозы. Ни российская атомная промышленность, ни ядерно-оружейный комплекс в целом к таким перегрузкам просто не были готовы.

Атомную отрасль приходилось спасать экспортными заказами. А они были наперечет, и клиентов, стучавшихся в двери профильных ведомств, не всегда можно было оценить однозначно: иранцы, пакистанцы. Романтические представления о перспективах сотрудничества с новым другом – Соединенными Штатами – быстро споткнулись о жесткую действительность: достаточно вспомнить антидемпинговые меры против российского урана, санкции против Главкосмоса за сотрудничество с Индией. Кажется, мало было межведомственных согласований внутри России – теперь чуть ли не каждый контракт приходилось проштамповывать у американских сенаторов.

Первая чеченская война также застала империю «Средмаша» врасплох. Террористы присматривались к ядерным объектам, а те даже не были прикрыты с воздуха. Сегодня, когда ситуация выправилась, могу утверждать: нам просто повезло, что в 1990-е гг. Россия избежала масштабного ядерного террористического акта.

В Вооруженных силах ситуация была не лучше. Российский ядерный щит внешне кое-как держался, но знающие люди видели, что он ветшает на глазах. В ноябре 1996 г. начальник инспекции государственного надзора за безопасностью ядерного оружия Министерства обороны Обаревич признавался: «Я вообще не представляю, как живут люди… которые работают с ядерным оружием. У людей нет денег, людям не на что жить. Майор, который завтра идет на техническое обслуживание с ядерным боеприпасом, теряет сознание от голода. Как обслуживать ядерные боеприпасы?! А ведь это боеприпас, для которого нужны еще расходные материалы. На эти расходные материалы денег тем более нет. Мы дошли до того, что у нас нет для офицеров тапочек, чтобы ходить в зале для технического регламента – он не имеет права ходить в своей обуви. Мы дошли до ручки».

Вторая внутренняя проблема была связана с ельцинской Византией – неразберихой в принятии решений, кадровой чехардой, перетягиванием каната между ведомствами. В Советском Союзе тоже имели место столкновения интересов различных ведомств, прежде всего МИДа и структур ВПК. Примечателен пример с Ливией во второй половине 1970-х гг., когда полковник Каддафи надумал с помощью советских организаций создать полный ядерный топливный цикл, включавший и тяжеловодный реактор на природном уране, и установку по производству тяжелой воды. Руководители советского правительства и атомного ведомства были готовы пойти на сделку (Каддафи предлагал порядка 10 млрд долларов), но МИД, по воспоминаниям посла Роланда Тимербаева, заявил о своем несогласии, и в конце концов разумный подход возобладал. Помимо высшего «коллективного разума» – Политбюро, такие вопросы проходили и через специальный правительственный механизм согласования – Межведомственную комиссию по нераспространению ядерного оружия.

В России такая комиссия или иной координирующий орган никогда воссоздан не был. Это было ошибкой, плоды которой в ельцинский период приходилось пожинать особенно часто. Характерным примером стала поездка тогдашнего министра по атомной энергии Виктора Михайлова в январе 1995 г. в Тегеран и подписание там протокола о намерениях по строительству газоцентрифужного завода – чем он превысил свои полномочия и чего, с точки зрения российской политики нераспространения, делать было ни в коем случае нельзя. В Кремле о деятельности министра узнали от американцев, которые, получив копию протокола по разведканалам, организовали его «утечку».

Уже забывается, но в новейшей российской истории были периоды, когда парламент играл весьма активную и самостоятельную роль – и во внешнеполитических решениях тоже. Правительственные структуры учились обосновывать ратификацию тех или иных международных соглашений в области нераспространения и контроля над вооружениями, будь то договор СНВ-2 (похороненный американским Сенатом) или соглашения с США по Программе Нанна-Лугара («Совместное уменьшение угрозы»), позволившие получить сотни миллионов долларов на укрепление ядерной безопасности России. Бывали и позорные с точки зрения международной репутации Москвы повороты, как, например, случай, когда вице-президент Александр Руцкой вывалил перед парламентариями чемоданы секретных документов, связанных с так называемой красной ртутью.

Но все-таки, не преуменьшая роли этих внутренних проблем, следует признать, что главное давление на российскую политику в области нераспространения, часто деформировавшее ее, оказывалось извне.

Ельцину пришлось с ходу учиться тому, что друзей во внешней политике нет, а есть только интересы. Так как российские внешнеполитические интересы сформулировать никак не получалось, а изнутри страна была ослаблена, она то и дело оказывалась легкой мишенью Соединенных Штатов: и на пространстве СНГ, и в других регионах мира, куда Россия, подчас бессистемно, пыталась продвинуть или сохранить «свой флаг».

Сначала последовала артподготовка: в течение 1992–1994 гг. мировое общественное мнение упорно приучали к мысли о том, что в России царит «ядерный базар», где каждый желающий может прикупить ядерные материалы. Так как мне самому пришлось тогда изрядно повозиться с различными документами на этот счет, я далек от того, чтобы идеализировать ситуацию с учетом и контролем ядерных материалов в России тех лет, более того, чуть выше я писал об острых проблемах, с которыми столкнулись атомщики. Однако именно в этом и заключается наиболее грамотная и тщательно спланированная дезинформационная кампания: на одну порцию правды одну порцию полуправды и две порции лжи. В историях о «ядерной контрабанде» именно так и было. Кульминацией стало задержание 14 августа 1994 г. в мюнхенском аэропорту 300 грамм оружейного плутония, прибывшего туда рейсом из Москвы и имевшего, вероятно, обнинское происхождение.

Но, оглядываясь сегодня на события 15-летней давности, я думаю не только о том, как грамотно в те годы Россию «травили», но и о том, что не было худа без добра. Благодаря «контрабандным» скандалам внимание российских властей удалось привлечь к истинным проблемам с ядерной безопасностью, а «Большую восьмерку» – мобилизовать на программу Глобального партнерства. Стартовав в 2002 г., она привлекла в Россию столь необходимые в то время средства как на обеспечение безопасности ядерных материалов и боеприпасов, так и на утилизацию атомных подводных лодок, уничтожение химического оружия.

Наиболее зримо американское давление на Россию проявилось в двух случаях: Ирана и Индии.

Подписав договор на строительство Бушерской АЭС в Иране в 1992 г., Россия постепенно чувствовала, что запутывается. С одной стороны, деньги нужны позарез; первый российский атомный контракт на Ближнем Востоке; за ним маячили новые, и не только в атомной сфере: тут и углеводородная энергетика, и ВТС. С другой – в 1993 г. Служба внешней разведки России заявила, что Иран реализует «программу военно-прикладных исследований в ядерной области» (но что даже при ее беспрепятственном развитии на создание ядерного оружия у Тегерана уйдет не менее десяти лет). В результате строительство ведется черепашьими темпами (как известно, АЭС была введена в строй только в сентябре 2011 г.), отношения с иранцами то улучшаются, то ухудшаются, уровень двустороннего торгово-экономического сотрудничества остается скромным, зато от американцев, а потом от израильтян Россия получает кучу «тумаков». Причем бьют Россию и за действительно сомнительные сделки с Ираном или их попытки, и за абсолютно чистые с точки зрения норм ядерного нераспространения контракты.

Еще в 1995 г. Москва предложила рассматривать российско-иранское атомное сотрудничество как «своеобразный полигон, на котором будет предметно прорабатываться возможность и необходимость выполнения государством – членом ядерного клуба своих обязательств по статье IV ДНЯО, согласно которой участники договора должны способствовать равноправному, недискриминационному сотрудничеству в области мирной ядерной энергетики, но при этом не допускать условий для распространения ядерного оружия». Но Россию не слышат. На несколько лет ей жестко перекрывают кислород по ВТС с Ираном, заставляя Ельцина (в том же 1995 г.) подписаться под унизительным российско-американским документом. Российские уступки послали сигнал и Ирану, и другим государствам: Россия «прогибается» под американцами, она ненадежный и несамостоятельный партнер в атомных делах.

Давление США на Россию в связи с ее сотрудничеством с Индией – еще один болезненный урок. В 1992 г. сенатор Альберт Гор в ходе предвыборной кампании инициировал запрет России поставлять в Индию технологию криогенных ракетных двигателей. И хотя Россия на тот момент не была участником Режима контроля за ракетными технологиями (РКРТ) и обязательств такого плана не имела, она была вынуждена в основном подчиниться американским требованиям.

В 2000 г. Россия приняла решение о поставке в Индию 58 тонн диоксида урана на АЭС в Тарапуре для обеспечения безопасной эксплуатации станции. Вашингтон расценил это как «серьезную угрозу» режиму нераспространения. Правда, здесь Россия не «прогнулась». Ирония ситуации – и урок – заключаются в том, что через считанные годы именно Соединенные Штаты станут инициаторами снятия ограничений на ядерную торговлю с Индией, налагаемых Группой ядерных поставщиков.

Вашингтонский обком, пекинский обком

Парадоксальным образом, тот, кто больше всего оказывает на Россию давление в вопросах ядерного нераспространения, уже на протяжении двух десятилетий остается ее главным партнером по диалогу о нераспространении и разоружении. Именно с Вашингтоном Москва постоянно сверяет часы. Будто и не позади холодная война – тогда действительно вопросы ядерного нераспространения были вынесены Советским Союзом и Соединенными Штатами за скобки своих разногласий, и даже в самые напряженные годы (включая и особо драматичный 1983 г.) консультации по нераспространению продолжались в обычном режиме. Две крупнейшие ядерные державы, обладающие в совокупности более чем 95% ядерного оружия в мире, чувствуют особую ответственность за судьбу международного режима ядерного нераспространения, сконструированного ими же в другую историческую эпоху.

Кульминацией российско-американского сотрудничества в укреплении архитектуры режима стало продление ДНЯО в мае 1995 года. Здесь Россия и США работали очень плотно, сообща, продуктивно. Интересы полностью совпадали – продлить договор бессрочно. В плане эффективности режима такая постановка вопроса не была очевидной: куда лучше было бы, например, продлить ДНЯО на сменяющие друг друга 25-летние сроки, между которыми «замерять температуру» и проверять, все ли стороны добросовестно выполняют свои обязательства. Но с прагматической точки зрения и для Вашингтона, и для Москвы важно было не допустить расшатывания Договора. Своей задачи они добились, причем красиво, консенсусом, без голосования. Но после этого их интерес к ДНЯО, как и следовало ожидать, в значительной степени угас, и в дальнейшем он сводился по преимуществу к ритуальным действам и декларациям.

Все последние годы (замечу, без радикальных перепадов, связанных со сменой администраций и курсов в Вашингтоне, хотя, конечно, с оживлением при Обаме и его любящей нераспространение команде) между Россией и США установился взаимно комфортный и в основном непротиворечивый диалог по всему спектру вопросов ядерного нераспространения, разоружения и ядерной безопасности. Даже такие внешние раздражители, как разногласия по Ираку в начале 2000-х, если внимательно приглядеться, не меняют радикально эту палитру. Правда, в ближайшие месяцы ситуация может измениться. Во-первых, в вопросе о противоракетной обороне Россия преднамеренно взяла курс на обострение, что приведет и к усилению разногласий по всему комплексу разоруженческой повестки дня. «При неблагоприятном развитии ситуации Россия оставляет за собой право отказаться от дальнейших шагов в области разоружения и, соответственно, контроля над вооружениями», сказал Медведев – а это значит, пойти на нарушения собственных многосторонних обязательств в рамках статьи 6 ДНЯО, Плана действий, принятого при непротивлении России в 2010 г. на Обзорной конференции по ДНЯО. Американцы теперь легко могут подставить Россию под шквал критики со стороны щепетильных европейцев.

Во-вторых, после американской пиар-акции под названием «Ноябрьский доклад МАГАТЭ по Ирану» вновь обнажились противоречия между Россией и США по подходам к оценке иранской ядерной программы; они будут нарастать, хотя еще недавно обе страны хорошо слышали друг друга. И, наконец, тестом уровня «благости» таких отношений может стать приближающийся кризис с многосторонними усилиями по разоружению: тихий коллапс Конференции по разоружению в Женеве, уже многие годы не способной сдвинуть с мертвой точки начало переговоров по договору о запрещении производства расщепляющихся материалов для военных целей (ЗПРМ). На фоне того, что до сих пор не вступил в силу (и, не надо иллюзий, не вступит в обозримой перспективе) Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ), отсутствие какого-либо прогресса на многостороннем треке требует хирургического вмешательства. Либо реформы Конференции по разоружению. Либо ее роспуска и формирования новой структуры на новых принципах. Либо вынесения переговоров по ЗПРМ на другую площадку. Россия пока к этому не готова, а США – готовятся.

Любопытно, что диалог России по ядерному нераспространению с другим ключевым мировым игроком – Китаем, – хоть и насчитывает куда меньшую историю, чем с Соединенными Штатами, внешне выглядит столь же непротиворечиво. На данном временном отрезке российские и китайские интересы в нераспространении в основном совпадают.

Конечно, мы без труда найдем несколько отличий: прежде всего они связаны с подходами к Индостанскому субконтиненту. Кроме того, Пекин не ратифицировал ДВЗЯИ (это его сближает с США). Но и в отношении Ирана, и даже в отношении КНДР, и в отношении перспектив ЗПРМ позиции выглядят очень близкими. С разоружением и сложнее, и проще. С одной стороны, у Пекина, насколько известно, очень скромный ядерный арсенал; есть подозрения, что он может быть быстро наращен, но такой тенденции сегодня не просматривается; то есть здесь сравнения с Россией неуместны. С другой стороны, на декларативном уровне позиции России и Китая почти идентичны. И сегодня число сюжетов, которые еще больше сближают Москву и Пекин, увеличивается: это и резко негативное отношение к стратегической противоракетной обороне (ПРО), и стремление предотвратить гонку вооружений в космосе.

Но в какой-то момент Москве придется выходить из этого комфортного состояния mОnage a trios и сделать выбор между Вашингтоном и Пекином. Это может быть, с наибольшей вероятностью, проблематика стратегической ПРО. Но, возможно, это состояние неопределенности еще продлится, потому что сегодня к этому выбору еще не готов никто.

Свой голос

Может создаться впечатление, что за 20 лет Россия так и не выработала самостоятельной политики в области ядерного нераспространения. Действительно, внешняя политика Москвы вообще и нераспространенческая в частности была и остается во многом реактивной: ответим на расширение НАТО на Восток (потом отступим)… ответим на агрессию Соединенных Штатов в Ираке (потом забудем)… ответим на планы по размещению ПРО размещением «Искандеров» в Калининграде (нет, не ответим)… и т.д. Но, конечно, такое видение было бы упрощением.

В сфере ядерного нераспространения Россия выдвинула десятки крупных инициатив, а в последние годы, переборов синдромы «реципиента международной помощи» и «вечно критикуемого», российская дипломатия ведет себя в вопросах нераспространения и разоружения вполне уверенно и без оглядки на других.

Главная проблема нашей нераспространенческой политики видится в том, что, как правило, серьезные и продуманные предложения затем… тихо умирают. Россия оказывается беспомощной при продвижении своих же собственных инициатив.

Несколько примеров.

В апреле 1996 г. Ельцин собрал в Москве саммит государств «Большой восьмерки» по ядерной безопасности. Мероприятие удалось, приехавшие в Москву лидеры легко ставили подписи под заготовленными декларациями и Ельцину в тот (трудный для него) момент благоволили. Но одна громкая российская инициатива была проигнорирована. А именно: ядерные государства должны взять на себя обязательство не размещать ядерное оружие за пределами собственных территорий. Сегодня четыре из пяти признанных ядерных государств (и восемь из девяти фактических) придерживаются этого правила. Размещение ядерного оружия за пределом национальных сухопутных территорий не запрещено ДНЯО, однако такой запрет хорошо укрепил бы дух Договора. При этом на сегодня речь идет лишь об остающихся двух сотнях или около того американских боеприпасов в Европе. Россия и далее, но как-то между делом, будто стесняясь, упоминала об этой своей инициативе, но ни в документах ДНЯО, ни в резолюциях крупнейших форумов в области безопасности места ей так и не нашлось.

В середине 1990-х годов на пик нераспространенческой «моды» вышла тема зон, свободных от ядерного оружия (ЗСЯО). Действительно, это один из наиболее эффективных, отлично зарекомендовавших себя региональных механизмов, способных сократить количество ядерного оружия в мире и его географию. Достаточно сказать, что уже все Южное полушарие является безъядерным. Но Россию по понятным причинам больше должно интересовать полушарие Северное. Имеется несколько инициатив (прежде всего – выдвинутая Белоруссией), связанных с формированием ЗСЯО в Центральной и Восточной Европе. Россия в свое время эту инициативу бурно поддержала, Польша так же бурно осудила… Сегодня у России достаточно влиятельный голос, чтобы продвигать инициативу, исходящую от одной из стран региона и своего союзника. Но «мода» прошла, тема забылась.

Еще одно предложение (и здесь Москву поддержал Вашингтон) – сделать двусторонний российско-американский договор о запрещении ракет средней и меньшей дальности (РСМД) универсальным. Это решение могло стать значимым шагом на пути снижения ракетных угроз в мире. Однако, успешно «вбросив» эту идею, Россия столь же «успешно» не занимается ее продвижением. Специалистам понятно, что задача архитрудная, к тому же затрагивающая интересы таких российских ключевых партнеров, как, скажем, Индия. Однако такая пассивность все чаще создает впечатление, что по большому счету Россия не заинтересована в реализации своих предложений – ей нужны лишь «инициативы ради инициатив» под какие-либо громкие события.

Еще хуже, что, научившись работать с Соединенными Штатами, с «восьмеркой», Россия подчас совершенно не способна взаимодействовать со своими естественными союзниками и партнерами. Она откровенно упускает возможности консолидации вокруг своих инициатив участников ОДКБ. Не заметно работы в рамках СНГ (единственный пример, который припоминаю: совместная работа России и Украины в рамках предложений по статье X ДНЯО). Не задействованы ресурсы ШОС. И в нераспространенческой тематике пока никак не проявляет себя БРИКС – понятно, что неучастие Индии в ДНЯО делает ситуацию деликатной, но не сомневаюсь, что, например, вопрос развития атомной энергетики во взаимосвязи с нераспространением мог бы стать для БРИКС привлекательной темой.

Позитивных исключений я здесь вижу два, и оба сравнительно недавние.

Первое – предложение России по многосторонним подходам к ядерному топливному циклу через создание Международного центра уранового обогащения (МЦОУ) в Ангарске. МИД и «Росатом» сыграли на «пятерку». МЦОУ создан, действует, и, пусть в нем нет пока Ирана (который изначально там хотели бы видеть), зато уже сотрудничают четыре государства, и он открыт для других. Когда наши партнеры, прежде всего в развивающемся мире, видят такое упорное планомерное движение к цели и ее достижение в заявленные сроки, уважения к политике России сразу прибавляется.

Второе – предложение России созвать международную встречу по обсуждению перспектив зоны, свободной от оружия массового уничтожения (ЗСОМУ) на Ближнем Востоке. Эта российская «домашняя заготовка» оказалась как нельзя более кстати, и в 2010 г. получила развитие в решении Обзорной конференции по ДНЯО. Теперь только важно, чтобы на этапе подготовки к Конференции-2012 по ЗСОМУ на Ближнем Востоке Россия не потеряла самостоятельный голос, убоявшись объема «черновой» и часто неблагодарной работы, которую следует проделать, чтобы претворить идею в жизнь, и с политическими дивидендами для России, а не в ущерб собственным интересам.

Зачем?

Существуют две школы понимания того, чего собственно ожидает сегодняшняя, двадцатилетняя, повзрослевшая Россия от ядерного нераспространения?

Первая – назовем ее «активисты». Они начинают со слов: «Да, мы хотим…» (новых договоров, инициатив, совместных проектов). Они искренне убеждены, что сохранение ведущей роли России в международном режиме ядерного нераспространения ей на пользу, поскольку повышает роль в мире, престиж, позволяет участвовать в развитии ключевых мировых сюжетов. То есть – вип-карту для доступа без ограничений лучше иметь, чем не иметь. ДНЯО вечен, ядерное оружие крепко, танки быстры, и надо просто участвовать в этом броуновском движении, называемом «нераспространение», участвовать во всем, везде, чтобы «была динамика».

Вторая школа – «пофигисты». Эти начинают словами: «Нет, ничего не хотим». По их логике, вип-карта и так у России есть, ее никто не отнимет, она бессрочная. И к чему тогда суетиться? К чему напрягаться? К чему все эти «планы действий»? Разве что пыль в глаза… Россия попросту не должна брать на себя новых обязательств, которые ограничили бы ее свободу маневра.

Глубокое осмысление того, что же России все-таки досталось по наследству от Советского Союза в ядерных вопросах, осмысление роли ядерного оружия и его необходимости в будущем, того, как в интересах России наилучшим образом использовать возможности, которые дает режим ядерного нераспространения, и как этот режим должен быть модифицирован, чтобы встретить реалии нового века, – такое осмысление только зреет.

А пока, пройдя круг ядерных исканий, Россия живет советским багажом.

В.А. Орлов – президент ПИР-Центра (Центра политических исследований России), член Международной академии по ядерной энергии, член Общественного совета при Министерстве обороны РФ.

Россия > Армия, полиция > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738721 Владимир Орлов

Воссоздание индустриального мира

Контуры нового глобального устройства

Резюме: В наиболее сложном положении окажутся недавние антагонисты в холодной войне – Соединенные Штаты и Россия. США рассказывают себе сказки о том, что новое столетие будет таким же «американским», как и предыдущее. Россия, похоже, уверовала в то, что весь мир теперь зависит от ее ресурсов.

Случившийся 20 лет тому назад уход Советского Союза с исторической арены стал великим политическим событием, исполненным глубокого смысла. Прежде всего он был, разумеется, интерпретирован как победа демократии над авторитаризмом и либерального порядка над коммунистической утопией. Часто говорилось о превосходстве прагматизма над идеологией, как и о том, что закончилось время идеологизированных обществ. В сугубо геополитическом и военном аспектах вспоминали об успехе НАТО и поражении Организации Варшавского договора. В чисто хозяйственном смысле подчеркивали банкротство модели плановой экономики. Однако, помимо всех активно обсуждавшихся аспектов, существовал еще один, на который обращали куда меньшее внимание.

Экономика переходного периода

Экономические проблемы, приведшие к краху СССР, стали особенно заметны во второй половине 1980-х гг. – но в этот период Советский Союз был не единственной крупной державой, столкнувшейся с трудностями. Не только вторая, но и третья экономика мира переживала не лучшие времена. Япония, успехи которой незадолго до начала «эпохи перемен» вызывали в Соединенных Штатах не меньшие страхи, чем достижения Советского Союза в 1960-е гг., вошла в экономический «штопор» почти синхронно с советской экономикой. В результате если в середине 1980-х гг. Америке приходилось оглядываться на двух потенциальных соперников, то к концу 1990-х на горизонте не осталось ни одного.

Какая, может спросить читатель, существует связь между политическим банкротством авторитарной евразийской империи и временными экономическими трудностями высокоэффективной дальневосточной державы? Между тем связь очевидна: рубеж 1980-х и 1990-х гг. не перешагнули две страны, сделавшие ставку на предельное развитие индустриального типа хозяйства. Плановая и рыночная; полностью закрытая и ориентированная на максимальное освоение зарубежных рынков; глубоко милитаризованная и тотально разоруженная – две совершенно разных экономических системы споткнулись почти одновременно. И на последующие 20 лет стали главными лузерами глобальной хозяйственной системы: их общая доля в мировом ВВП сократилась с 19,6 до 8,8%, то есть более чем вдвое.

Объяснение произошедшему было дано практически немедленно, хотя и не получило такого публичного резонанса, как реакция на политические аспекты краха СССР. В небольшой книге с характерным названием «Безграничное богатство» (Unlimited Wealth. The Theory and Practice of Economic Alchemy) Пол Зейн Пилцер, самый молодой в истории вице-президент Citibank и профессор Нью-Йоркского университета, сообщил читателям о том, что западный мир нашел источник неограниченного богатства: в «постиндустриальную» эпоху наиболее успешные общества, создавая технологии, не тратят, а преумножают собственный человеческий капитал, а продавая технологии, реализуют не сам продукт, а его копии, что, разумеется, никак не сокращает общественное достояние. Поэтому богатство постиндустриального мира не ограничено – в отличие от запасов полезных ископаемых, человеческих и материальных ресурсов индустриального производства.

Всего через несколько лет один из самых известных японских экономистов, Тайичи Сакайя, согласился, что Япония действительно не создала хозяйственных, социальных и ценностных структур постиндустриального общества, остановившись на «высшей фазе индустриализма», что и стало причиной ее исторического поражения. Российские экономисты, понятное дело, занимались в те годы осмыслением совсем иных проблем и вопросов – но можно утверждать, что в глобалистике уже в первой половине 1990-х гг. сформировалось мнение, согласно которому своей доминирующей позицией западный мир обязан прежде всего эпохальному прорыву в сфере информационных и коммуникационных технологий.

Данные представления получили впечатляющие подтверждения. Первый же конфликт постиндустриального мира с традиционным – война в Персидском заливе в 1991 г. – продемонстрировал неоспоримое превосходство США и их союзников. С потерями в 379 человек они разгромили мощную армию, уничтожив не менее 30 тыс. и ранив более 75 тыс. иракских солдат. Несмотря на быстрый хозяйственный рост в Азии, Соединенные Штаты в середине 1990-х гг. впервые за послевоенный период начали наращивать свою долю в глобальном ВВП. Финансовые рынки в Америке и Европе демонстрировали стремительный взлет, тогда как нестабильность индустриальных экономик усиливалась. В 1997 г. начался «азиатский» финансовый кризис, затронувший практически все развивающиеся экономики – при этом рост ВВП в США составил в 1997–1998 гг. в среднем 4,5%, в ЕС – 2,8%. В 1998 г. впервые с 1969 г. федеральный бюджет Соединенных Штатов стал профицитным. С начала 1980-х гг. до минимальных значений конца 1990-х гг. нефть подешевела с 42–44 до 11,8 доллара за баррель в текущих ценах, золото – с 850 до 255 долларов за тройскую унцию, хлопок – со 114 до 32 долларов за тонну, а цены цветных металлов упали в среднем в 2,3–2,6 раза. В то же время индекс акций высокотехнологичных компаний Nasdaq-100 за 1995–1999 гг. вырос в 6,1 раза. Всего за два месяца, с середины октября по середину декабря 1999 г. прирост рыночной капитализации одной лишь Amazon.com, компании по продаже книг в интернете, превысил общую стоимость 183 млрд кубометров газа, экспортированного Россией в течение 1999 года. Суммарная капитализация высокотехнологичных компаний США весной 2000 г. в 6,7 раза превышала ВВП Китая. Экономическое доминирование постиндустриального мира над остальным человечеством казалось куда более впечатляющим, чем военно-политическое превосходство западного блока над быстро распадающимся союзом социалистических стран за десять лет до этого. Автор данных строк в те годы полностью разделял триумфалистские надежды сторонников постиндустриальной трансформации, хотя и опасался того, что успехи западного мира спровоцируют непреодолимое неравенство, которое станет источником опасной глобальной политической нестабильности.

Однако еще через десять лет стало ясно, что доминирование это оказалось непрочным. Если в 1999 г. ВВП Китая в рыночных ценах был ниже американского в 21 раз, то по итогам 2010 г. – всего в 2,5 раза. Если доходы российского бюджета в том же 1999 г. едва достигали 1,3% от доходов американского, то в 2010-м они составили более 15%. В десятке крупнейших в мире экспортеров сегодня только пять западных стран, а десять лет назад их было девять. Валютные резервы пяти крупнейших незападных стран достигли летом 2011 г. 5,8 трлн долларов, тогда как дефицит бюджетов Соединенных Штатов и государств Евросоюза превысил 2,5 трлн долларов. И в той же мере, в какой тренды 1990-х гг. были следствием не столько геополитических, сколько экономических сдвигов, тенденции 2000-х гг. оказались результатом хозяйственных процессов, а не политических расчетов.

На первой фазе этого цикла можно было предполагать (это, собственно говоря, и делалось), что главными причинами «разворота» стали чисто рыночные, конъюнктурные факторы. Западный мир в конце 1990-х гг. оказал развивающимся индустриальным странам неоценимую помощь, когда не препятствовал обесценению их валют и выдал попавшим в сложную ситуацию государствам значительные кредиты. Общий прирост импорта одних только США из стран Юго-Восточной Азии в 1997–2002 гг. составлял по 35–40 млрд долларов ежегодно, а курс доллара к йене, вону или рупии в 1998–1999 гг. превышал нынешние показатели почти вдвое. Возобновление роста вызвало повышательный тренд на рынках сырья, и уже к 2002 г. цены на энергоресурсы вышли из «ямы» конца 1990-х гг. – но именно вернулись на прежние уровни, а не взлетели вверх. Затем некоторое время казалось, что дальнейший их рост спровоцировала война в Ираке, и он будет таким же скоротечным, как в 1990 году. Однако с 2006–2007 гг. большинству исследователей мировой экономики стало понятно, что речь может идти о смене долговременного тренда. И вскоре мы увидели массу книг, которые – в «зеркальном» отношении к трудам аналитиков начала 1990-х гг. – проповедовали «возобновление» истории, говорили о конце очередной демократической волны и готовили западное общественное мнение к новому этапу противостояния либеральных и авторитарных режимов.

Ошибки футурологов

Чего же не учли футурологи, которые в середине 1990-х годов смело рассуждали о наступлении нового мира и абсолютном доминировании постиндустриальной цивилизации и информационной экономики? На наш взгляд, ошибочными оказались несколько распространенных в те годы гипотез.

Во-первых, сторонники «информационного общества» де-факто исходили из того, что информация является не только крайне важным ресурсом и на нее существует практически безграничный спрос, но и из того, что этот спрос будет поддерживать относительно высокие цены на технологические новации и информационные ноу-хау. Между тем именно этого и не случилось. В отличие, например, от цены среднего автомобиля, которая в Соединенных Штатах с 1995 по 2010 гг. выросла с 17,9 до 29,2 тыс. долларов, или средней цены ночи пребывания в 4-звездочном отеле, выросшей с 129 до 224 долларов, средняя цена ноутбука за тот же период упала с 1,9 тыс. до 780 долларов, а минута разговора по мобильному телефону – с 47 до 6,2 цента. Технологии и высокотехнологичные товары стали стремительно дешеветь, и хотя технологическим компаниям и удается поддерживать высокую капитализацию, объемы продаж остаются не очень впечатляющими.

США, самая технологически развитая экономика мира, экспортирует технологий на 95 млрд долларов в год, что не превышает 0,65% ее ВВП. Apple, самая дорогая корпорация мира, стоит 370 млрд долларов, но продает продукции лишь на 108 млрд долларов. Услуги по предоставлению интернет-трафика все чаще становятся бесплатными, как и услуги многих информационных компаний. «Технологии» можно бесконечно много потреблять – в этом информационные романтики были правы. Но за них не обязательно много платить (а то и платить вообще) – в этом был их просчет. Более того: логика снижения цен в условиях фантастической конкуренции требует перенесения производства «железа» из развитых стран за рубеж. Соответственно, все большие выгоды получают не те, кто создает новые технологии, а те, кто производят основанную на них продукцию. В 2010 г. 39% экспорта Китая, оцениваемого в 1,6 трлн долларов, составили высокотехнологичные товары, созданные на основе американских и европейских изобретений. В итоге в развитых странах сосредотачиваются обесценивающиеся технологии, а в развивающихся – добавленная стоимость. Это, собственно, и есть главный фактор, не учтенный теоретиками «информационного общества».

Во-вторых, совершенно ошибочным оказался тезис о том, что информатизация экономики резко понизит спрос на ресурсы и уменьшит их цену. Данное заключение основывалось на практике 1980-х и начала 1990-х гг., когда масштабная волна материалосбережения действительно снизила потребность в ресурсах. Сегодня на дорогах Германии ездит на 55% больше автомобилей, чем в 1990 г., но потребляют они на 42% меньше бензина, чем двадцать лет назад. В целом потребление нефти за 2000–2010 гг. сократилось в Германии на 11,3%, во Франции – на 12,1%, в Дании – на 16,3%, в Италии – почти на 22%, хотя в среднем размер этих экономик за десятилетие вырос почти на треть. Примеры такого рода можно продолжить. Эта тенденция создает предпосылку для снижения сырьевых цен, но в то же время сокращает расходы на сырье и энергоносители по отношению к ВВП. Если в 1974 г. этот показатель в Соединенных Штатах составлял более 14,5%, то в 2007 г. в ЕС – около 4,3%. Таким образом, западные экономики на протяжении последней четверти ХХ века стали относительно невосприимчивыми к колебаниям сырьевых цен. И когда в начале 2000-х гг. возрастающий спрос на сырье повел цены вверх, никто не попытался этому противодействовать – в отличие от того, что случилось в 1970-е годы.

Более того, повышение качества жизни в постиндустриальных странах породило новые отрасли «зеленой» экономики, которые существенно выигрывали от роста сырьевых цен, так как их разработки признавались все более актуальными и нужными. В результате если в 2000 г. суммарный экспорт нефти и газа принес Саудовской Аравии, России, Нигерии, Катару и Венесуэле 193 млрд долларов, то в 2010 г. он обеспечил им не менее 635 млрд долларов – причем при физическом росте экспорта (в Btu) всего на 14,4%, а по итогам 2011 г. сумма может достичь 830 млрд долларов. Соответственно не только индустриальные, но и сырьевые экономики существенно упрочили свои позиции vis-И-vis постиндустриальных.

В-третьих, постиндустриальные общества, ощутив себя бесконечно могущественными, сделали акцент на сервисном секторе. Он приобрел гипертрофированные масштабы, и его продукция оказалась крайне переоцененной. В условиях глобализации по самым высоким ценам стали реализовываться услуги и товары, предоставление которых не могло быть глобализировано. Соответственно пошли вверх цены на жилье, коммунальные и транспортные услуги, гостиницы и еду в ресторанах. Предпосылкой для этого стало устойчивое снижение цен на импортируемые потребительские товары и информационную продукцию, что обеспечивало рост уровня жизни, а следствием – финансовая несдержанность, основанная на уверенности в постоянном повышении стоимости активов, расположенных в самых богатых и процветающих странах. Средняя цена жилого дома в США выросла более чем вдвое с 1995 по 2008 год. Все большей популярностью начали пользоваться кредиты, а финансовые институты шли на все большие риски. В результате в Америке за 20 лет объем выданных ипотечных кредитов вырос в 3,6 раза, а потребительских – в 3,1 раза. Экономика Соединенных Штатов и (в меньшей мере) иных постиндустриальных стран превращалась не столько в информационную, сколько в финансовую. В сфере финансовых операций, оптовой и розничной торговли, а также операций с недвижимостью в 2007 г. было создано 44,3% ВВП США.

Все это происходило на фоне того, что развитый мир становился для развивающегося поставщиком не столько технологий и товаров, сколько символических ценностей и финансовых услуг. Дефицит торговли товарами между Соединенными Штатами и остальным миром в 1999–2007 гг. составил 5,34 трлн долларов. Причем весь прирост дефицита был обусловлен ростом дисбаланса в торговле с Китаем, новыми индустриальными странами Азии и нефтеэкспортерами. Эти номинированные в долларах средства в значительной мере возвращались в Америку через продажу американским правительством, банками и частными компаниями своих долговых инструментов. К «неограниченному» богатству добавилась возможность беспредельного заимствования, причем на любых условиях; поэтому совершенно правы те авторы, кто считает, что ответственность за возникновение финансовых диспропорций, приведших к недавнему кризису, в равной степени лежит как на развитых, так и на развивающихся странах.

Подводя итог, следует констатировать: в 1990-е гг. постиндустриальный мир породил не неограниченное богатство, а условия для его создания. Он выработал технологии, радикально расширявшие экономические горизонты – но вместо того чтобы воспользоваться ими, предпочел передать их другим исполнителям и ограничиться ролью сервисной экономики и финансового центра. В этой деиндустриализации, против которой еще в 1980-е гг. возражали самые прозорливые исследователи, и лежит причина изменения глобальной экономической конфигурации. Если бы высокотехнологичное индустриальное производство осталось в развитых странах, не случилось бы взрывного роста Азии и других новых индустриальных стран. Не произойди его, не началось бы перепотребления энергоресурсов и сырья, так как экономики развитых стран по материалоэффективности в разы превосходят Китай или Бразилию. Не стоит забывать, что прирост потребления нефти в КНР в 2000–2010 гг. составил 204 млн тонн – почти треть общего потребления нефти в странах Европейского союза. Итог печален: постиндустриальный мир воспользовался лишь ничтожной долей того, что он создал.

По данным Всемирного банка, в государствах, где на НИОКР в совокупности тратится не менее 2,5% ВВП, рост производительности труда за последние 15 лет составил от 1,3% до 2,0% в среднегодовом исчислении. В том же Китае – главном импортере технологий – он достигал 8,2%. По расчетам профессора Йельского университета Уильяма Нордхауса, трансфер технологий в менее развитые страны, а также их несанкционированное копирование привели к тому, что американские инновационные компании за последние 10 лет получили в качестве прибыли всего… 2,2% от созданной на основе использования их изобретений прибавочной стоимости. В глобализированном мире, в котором доминирует свободная и ничем не ограниченная конкуренция, производство технологий становится своего рода производством общественных благ. Задача благородная и возвышенная, но экономически далеко не всегда оправданная.

«Три мира» XXI века

Итак, тенденции, наметившиеся в конце 1980-х и начале 1990-х гг. в экономической сфере, не стали устойчивыми – точнее, возникли контртенденции, которые в итоге оказались более значимыми. Сформировалась совершенно новая глобальная конфигурация, которую – да простят меня читатели за использование уже набившего оскомину приема – можно рассмотреть в форме сосуществования и конкуренции «трех миров».

На одном «полюсе» в этом новом порядке находятся явно «забежавшие вперед» постиндустриальные страны, в первую очередь США и Великобритания: для них сегодня характерна очень низкая доля обрабатывающей промышленности в ВВП (около 10–13%), гипертрофированно разросшийся финансовый сектор, хронически дефицитный характер бюджета и устойчивое отрицательное сальдо внешней торговли. Данные страны выступают при этом средоточием огромного интеллектуального потенциала и, несомненно, обладают большими возможностями для дальнейшего развития. Помимо Соединенных Штатов и Великобритании, к данной категории государств можно отнести некоторые не вполне благополучные государства Европы – Ирландию, Испанию, Италию и Грецию. Разумеется, такое группирование довольно условно, однако эти страны объединяет безразличное отношение к индустриальной политике и безответственное – к собственным финансам. На этот «деиндустриализировавшийся» мир приходится около 20 трлн долларов из оцениваемого в 76 трлн долларов мирового валового продукта, почти половина зарегистрированной интеллектуальной собственности, идеально выстроенная инфраструктура глобальных финансов и 216 из 500 крупнейших корпораций по последней версии рейтинга FT-500, оцениваемые рыночными игроками в 9,8–10,0 трлн долларов. Сегодня эта часть мира испытывает явный дискомфорт, порожденный неуверенностью в собственных силах и необходимостью искать новые «точки опоры» в изменяющейся международной архитектуре. Подобное чувство, однако, отчасти компенсируется ощущением цивилизационного и исторического единства, а также близости социально-экономических систем. Эти страны западного мира показывают остальным картину будущего, которое их ожидает, если тенденция к деиндустриализации возобладает.

На другом «полюсе» сосредоточена разнородная масса государств, поднятых из фактического небытия «приливной волной» повышающихся сырьевых цен. К ним следует отнести Россию, Саудовскую Аравию, Иран, Казахстан, Венесуэлу, Нигерию, Анголу, Туркмению, ряд латиноамериканских стран–поставщиков сырья, и некоторые другие. Общими чертами для них являются весьма высокая доля сырьевого сектора в экономике (более 75% в экспорте и не менее 50% в доходах бюджета), формирование бюрократии как доминирующей социальной группы и авторитарного стиля власти, предельная зависимость от иностранных технологий и инвестиций, а также прямо пропорциональный сырьевым доходам рост бюджетных расходов. На эту часть мира приходится около 5 трлн долларов совокупного валового продукта, но при этом незначительная доля коммерциализированной интеллектуальной собственности и куда меньшее число крупнейших корпораций – всего 19 из 500 с оценкой в 0,8–0,9 трлн долларов. Хотя справедливости ради следует заметить, что многие крупные компании в этих странах принадлежат государству и поэтому будет правильнее увеличить оба этих показателя в 2–2,5 раза. Как правило, в этой части мира не расположены значимые международные финансовые центры, а валюты привязаны к доллару или евро или не являются свободно конвертируемыми. Элиты ощущают себя баловнями судьбы, проповедуют крайне нерациональные модели потребления, а политическое сотрудничество подобных стран всецело декоративно и не способно привести к формированию сколь-либо прочных стратегических альянсов.

И наконец, в центре находятся как «восставшие из пепла» старые индустриальные государства (Германия и Япония), так и новые центры индустриализма (Южная Корея, Китай, Бразилия, Тайвань, Малайзия, Таиланд, Мексика, Польша, страны Восточной Европы и ряд других). Эти страны объединяет высокая доля обрабатывающей промышленности в ВВП (от 23 до 45%), устойчиво положительное сальдо торговли промышленными товарами, развитые внутренние рынки и относительно уверенное движение в соответствии со стратегическими концепциями, определяющими будущее того или иного государства. Сегодня эта группа доминирует на мировой арене с совокупным валовым продуктом в 26 трлн долларов и относительно высокими темпами его роста. Принадлежащие к ней страны в первую очередь выигрывают от разворачивающейся технологической революции; для них (и даже для Японии после 20-летней «коррекции») характерен разумный уровень капитализации внутренних рынков (в этих государствах сосредоточено 139 из крупнейших публичных компаний, оцененных инвесторами в 5,5–5,7 трлн долларов), а валюты являются безусловно доминирующими в своих регионах и, судя по всему, могут в будущем стать основными для новой глобальной финансовой системы. В то же время история, политические системы и формы социальной жизни этих стран настолько отличаются друг от друга, что рассматривать индустриальный центр мира как нечто внутренне единое сегодня не приходится.

Геоэкономика неоиндустриальной эпохи

Хотя индустриальные державы XXI века относительно разобщены, они образуют весьма интересную картину новой «регионализации». В отличие от ХХ столетия, в мире нет единого экономического центра, но нет и оснований предполагать, что вскоре между потенциальными лидерами может начаться борьба за обретение подобного статуса.

Глядя на географическую карту, можно уверенно говорить о трех индустриальных «монстрах», каждый из которых имеет мощную региональную проекцию. В первую очередь это, разумеется, Китай, окруженный рядом более мелких государств, постепенно вовлекающихся в создаваемые им промышленные и торговые цепочки. Доминирование Китая здесь очевидно: ВВП стран-соседей (Южной Кореи, Тайваня, Малайзии, Таиланда, Сингапура, трех государств Индокитая, Индонезии и Филиппин), исчисленный по паритету покупательной способности, составляет около 52% от китайского. Пекину на протяжении нескольких десятилетий будет хватать дел в этой «сфере сопроцветания»: она станет полем приложения как политических (окончательная интеграция Гонконга и присоединение Тайваня), так и экономических усилий (укрепление влияния в Индонезии и Вьетнаме, создание транспортной инфраструктуры и разработка полезных ископаемых в Мьянме, финансовая консолидация в Юго-Восточной Азии в целом).

При этом на окраинах китайской «делянки» присутствуют и два мощных потенциальных соперника – Япония и Индия, которые в конечном счете и определят ее границы. Глобальные устремления Пекина, если таковые проявятся, на протяжении ближайших десятилетий смогут ограничить Соединенные Штаты, которые выстраивают все более серьезный «альянс сдерживания» вместе с уже упоминавшимися наиболее значимыми соседями Китая.

Куда более интересный процесс мы видим в Европе. В 1990-х и первой половине 2000-х гг. Европейский союз, истоки которого восходят к временам франко-германского примирения, расширил границы на восток, начал с Турцией переговоры о присоединении и объявил о программе «Восточного партнерства». Все эти инициативы можно оценивать с разных точек зрения, но нельзя не видеть стремительного формирования новой индустриальной зоны на востоке ЕС, куда (а не в Китай) перебрасывается часть промышленных мощностей из базовых стран Евросоюза. Наблюдаемые ныне финансовые потрясения на таком фоне воспринимаются как кризис, постигший прежде всего страны, которые либо допустили деиндустриализацию (Ирландия, Греция), либо понадеялись на жизнь в долг (та же Греция и Италия), либо смирились с хроническим торговым дефицитом (Испания). Итогом кризиса несомненно станет «приведение в чувство» данных государств и возврат к более сбалансированной германской модели, предполагающей в том числе и сохранение мощного индустриального сектора. В данном случае мы видим куда менее выраженное «количественное» доминирование «ведущих» стран над «ведомыми».

Если отнести к первым Германию, Францию и Нидерланды, а ко вторым – Италию, Испанию, Польшу, Грецию, Чехию, Словакию, Венгрию, Болгарию, Румынию, страны Балтии, а также потенциально тяготеющих к ЕС Украину и Белоруссию, то на обеих чашах весов окажется приблизительно равный по объему ВВП. В данном случае, однако, вряд ли приходится сомневаться в успехе европейского проекта, так как уроки из нынешнего кризиса будут вынесены и усвоены, а привлекательность общеевропейских институтов и европейской модели сделает свое дело. Российскому читателю, традиционно скептически относящемуся к европейскому проекту, я хотел бы напомнить, что современная Европа – один из мощнейших промышленных центров мира, в 1,5–3 раза превосходящий США по объему выпуска основных промышленных товаров – от автомобилей и индустриального оборудования до металлов, химических и фармацевтических товаров. Успех европейцев в нынешних условиях будет означать и успех самой сбалансированной модели развития, сочетающей инновации с продвижением промышленности. Границы зоны проведения этого эксперимента также определены достаточно четко: на востоке – Россия, на юге и юго-востоке – страны арабского мира.

На юге Западного полушария ситуация также выглядит достаточно очевидной. В этой части мира есть свой естественный гегемон: Бразилия, на которую приходится 50,5% ВВП Южной Америки и 52,7% ее населения. На протяжении последних тридцати лет Бразилия демонстрирует впечатляющий прогресс: она стала третьей страной в мире по выпуску пассажирских самолетов и шестой – по производству автомобилей (большинство которых имеют двигатели, работающие как на бензине, так и на спирте); за двадцать лет она смогла увеличить в 4,5 раза доказанные запасы нефти и на основе собственных технологий организовать бурение самых глубоководных шельфовых скважин в мире. В Бразилии в 2002 г. были проведены первые на планете полностью «интернетизированные» выборы, а доля расходов на НИОКР превысила 1,5% ВВП. Сегодня почти в каждой латиноамериканской стране на прилавках магазинов доминируют бразильские промышленные товары.

Стоит, правда, сказать, что Бразилия всегда стояла на континенте особняком и ее португальский язык и культура, не говоря уже о явно доминирующем масштабе, вызывают смешанное отношение соседей. Но, думается, логика экономического развития возьмет верх: Аргентина, которая могла восприниматься как потенциальный соперник, большую часть последнего столетия идет по нисходящей траектории; Венесуэла погрязла в социалистических экспериментах и уже тридцать лет подряд показывает снижение подушевого ВВП; Китай далеко, а отношение к Соединенным Штатам в этой части мира всегда было более чем настороженным. В свою очередь, Бразилия еще более четко ограничена в своей потенциальной экспансии, чем Китай или ведущие европейские страны – и потому можно утверждать, что в «неоиндустриальном» мире XXI века ни один из «новых индустриальных полюсов» не столкнется с другими.

Каждый из этих полюсов, однако, будет реализовывать собственную экономическую стратегию. В Китае она, скорее всего, окажется основанной на массовом производстве относительно стандартизированной и дешевой продукции, направляемой как на внутренний рынок, нуждающийся в насыщении, так и за рубеж – прежде всего в США, страны ЕС, Россию, Японию и государства Ближнего Востока. Основываясь на такой политике промышленного роста, Китай, несомненно, займет место первой экономики мира, утерянное им в 1860-е гг. – как и подобает наиболее населенной державе планеты. В то же время КНР в ближайшие десятилетия вряд ли станет не только экспортером, но даже создателем значимых новых технологий.

В Европе промышленная стратегия будет ориентирована на производство товаров с крайне высокой добавленной стоимостью, предметов престижного и статусного потребления, высокотехнологичного оборудования, а также продукции, позволяющей использовать новейшие приемы энерго- и ресурсосбережения. Рынком для подобных товаров, как и в китайском случае, станет весь мир. При этом сохранится и производство широкой гаммы более «примитивной» промышленной продукции, потребляемой как в самой Европе, так и экспортируемой в соседние страны. Бразильский вариант окажется наименее «глобализированным» и наиболее «фронтальным»: в данном случае будут развиваться самые разнообразные отрасли, причем не только обрабатывающей промышленности, но также сельского хозяйства и добычи сырья.

Неожиданные аутсайдеры

Если исходить из описанной выше логики, в наиболее сложном положении в ближайшие десятилетия окажутся недавние антагонисты в холодной войне – Соединенные Штаты и Россия.

США – страна-лидер постиндустриальной революции, которая принесла американцам как огромные возможности, так и значительные проблемы. С одной стороны, Америка обладает громадной властью над миром и гигантским технологическим потенциалом, с другой – ее мощь более не может проецироваться так, как это делалось прежде, а технологии обогащают конкурентов даже быстрее, чем самих американцев. «Скакнув» в постиндустриальное будущее, Америка оказалась слишком зависимой, во-первых, от импорта огромного количества относительно дешевых товаров, и, во-вторых, от вечного притока кредитных средств или денежной эмиссии. Сегодня уровень жизни в Соединенных Штатах существенно выше того, на который может рассчитывать страна, производящая такие и такого качества товары.

Массовость, которая со времен Генри Форда была ключом к успеху для американцев, теперь работает против них: массовые брендированные товары должны быть дешевыми, чтобы хорошо продаваться, и массовые информационные продукты легко копируются пиратскими методами. В первом случае американцев обыгрывают конкуренты, во втором им не удается – и не удастся – установить выгодные для себя правила игры. И, похоже, путь назад в развитое индустриальное общество для США уже заказан: учитывая условия функционирования своей экономики, Америка могла бы попытаться побороться с Европой за ее «нишу», но тут ей вряд ли стоит рассчитывать на победу.

Россия – страна, деиндустриализировавшаяся по совершенно иному сценарию. Если Америка объективно переросла современную ориентированную на высокие потребительские запросы промышленность, то Россия до нее так и не поднялась. Объективно она не менее зависит от притока средств извне, чем Соединенные Штаты – только им в мире дают в долг или просто принимают в виде платежного средства доллары, а мы добываем их (пока) из земли. При этом, в отличие от США, мы зависим и от притока технологий и высокотехнологичных товаров, так как не производим и десятой доли того их ассортимента, который наши китайские соседи освоили за последние пятнадцать лет. И если американцам сейчас крайне сложно «развернуться» и в какой-то мере вернуться в индустриальное прошлое, то нам не удается добраться до нашего индустриального будущего.

И в том и в другом случае нужны жесткие политические решения, которые бывшие противники по великому противостоянию ХХ века принять не в состоянии. США рассказывают себе сказки о том, что новое столетие будет таким же «американским», как и предыдущее. Россия, похоже, уверовала в то, что тяжелые времена завершились, и весь мир теперь зависит от ее ресурсов, бесконечных и нужных всем без исключения. И вместо того чтобы переосмысливать допущенные ошибки, изучать возможности, которые могут открыться при соединении конкурентных преимуществ той и другой страны с индустриальной стратегией, политические элиты и Америки, и России застыли в оцепенении. Первая не может поверить во встретившиеся на ее пути трудности, вторая – нарадоваться привалившему счастью. Но, видимо, им обеим придется когда-то проснуться.

* * *

История доказывает: линейные прогнозы редко сбываются. Иллюзорные надежды на то, что новые технологические возможности создадут основы неограниченного богатства, не воплотились в реальную жизнь. Безбедно жить десятилетиями, единожды что-то придумав, не получится. Разумеется, мир изменился – но, как показывают события последних лет, не настолько, чтобы списать как негодные устоявшиеся хозяйственные закономерности. Мир XXI века остается миром обновленного, но индустриального, строя. И сейчас для правительств и интеллектуальной элиты каждой страны нет ничего более важного, чем понять, каким будет ее место в новом мире. Понять и добиться того, чтобы это место было возможно более достойным.

В.Л. Иноземцев – доктор экономических наук, председатель Высшего совета политической партии «Гражданская сила»

Россия. США. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738717 Владислав Иноземцев

От холодной войны к горячим финансам

Распад СССР и конец мирового порядка

Резюме: Всеобщая взаимозависимость фактически переместила нас в иную систему координат, в которой политическая ценность государственной или частной власти не устанавливается путем директивы сверху, а подобно валюте определяется плавающим курсом и меняющимися отношениями с другими действующими лицами.

Задав молодым людям (родившимся в 70–80 гг. прошлого столетия) вопрос о времени окончания холодной войны, мы рискуем получить путаный ответ, в котором действительность подменяется событиями из киноленты о звездных войнах – Империя против Республики. Виной тому – расхожее представление о том, что СССР проиграл благодаря успешным действиям коалиции во главе с Соединенными Штатами Америки, направленными на сдерживание, ослабление и раскол неприятельского военного блока.

Истоки и исход холодной войны

Понять, что такое холодная война, можно лишь ознакомившись с двумя мировыми. Первая мировая война оказалась самоубийственной для старых континентальных держав, тогда как быстро развивавшиеся США только усилились, и появилась новая политическая реальность – Советский Союз. Это была последняя война, развязанная Европой в интересах Европы.

В период между двумя мировыми войнами политическая и дипломатическая близорукость ведущих демократических держав, а также ярый антикоммунизм ряда европейских стран, стремившихся изолировать СССР, способствовали приходу к власти нацифашизма и, несмотря на глубокие идейные расхождения между Гитлером и Сталиным, подтолкнули два государства-изгоя того времени (Германию и Советский Союз) к стратегическому сотрудничеству.

Вторая мировая война довершила процесс падения четырех крупных европейских держав и закрепила власть Вашингтона и Москвы. Вот список победителей и проигравших в той войне, соответствие которого истинному положению дел было очевидно наиболее прозорливым людям того времени и тем более не вызывает сомнения задним числом, сегодня:

два реальных победителя: США и СССР;два псевдопобедителя – Франция и Великобритания;две реально проигравшие страны – Германия и Япония;одна условно проигравшая страна – Италия;один победитель в состоянии трансформации – Китай (от Гоминьдана к КПК).

При всей привлекательности мифа о том, что Сталин одурачил президента Рузвельта в Ялте и/или что Черчилль продал Восточную Европу Советам, суровая реальность состоит в том, что американцы очень хорошо знали и вычислили, что необходимо щедро вознаградить единственного союзника, который не зависел от американской логистики и денег. Так оно и случилось.

Если бы Вашингтон стремился предотвратить распространение советского влияния в Центральной Европе, он принял бы план Черчилля высадиться не в Нормандии, а в Словении с захватом Люблянского перевала, опередив тем самым Красную Армию на востоке Карпатских гор и отрезав Италию от союзных ей немецких войск. Вместо этого Вашингтон стер с лица земли Дрезден, Хиросиму и Нагасаки, дав понять Сталину, что чрезмерному авантюризму Советов за границами определенной для СССР сферы влияния могут быть противопоставлены превосходящие силы. Советский Союз, приняв разделение Европы, предложенное Соединенными Штатами, осуществил свои давнишние стратегические намерения на континенте (по сути создав буферную зону и плацдарм в центре Европы) ценой потери стратегического выхода к Средиземноморью.

В ответ на холодную войну, начатую Западом после знаменитой Фултонской речи Черчилля, Москва не предприняла ни одной серьезной попытки вторжения в Европу, несмотря на парады по Красной площади и грозные военные маневры. Сталин и его преемники свято соблюдали принцип железного занавеса, несмотря даже на кровавую расправу над греческими коммунистами (которым помогал лишь Тито, имевший очевидные территориальные амбиции), и попытки государственного переворота против итальянских коммунистов. (Имеется в виду правительственный кризис, спровоцированный христианскими демократами в 1947 г. с целью устранить коммунистов из коалиционного правительства в Италии. – Ред.)

Почти герметичное сдерживание в Европе сверхдержава предпочитала нарушать путем оказания косвенного давления (блокада Берлина и ракеты СС-20 два десятилетия спустя), а также с помощью подрывной политической пропаганды, хотя все прекрасно отдавали себе отчет в том, что последняя являлась скорее раздражающим фактором, чем реальной угрозой.

В сравнении с непродолжительным господством нацистов в Европе Советскому Союзу не хватало атлантического плацдарма, такого как Норвегия и Франция; ядерная атака и подлодки, оснащенные баллистическими ракетами, могли лишь частично компенсировать ограниченную стратегическую ценность Кронштадта и Белого моря. Маневрам Дальневосточного флота можно было легко воспрепятствовать через установление контроля над портами Кореи и особенно Японии (что было наглядно продемонстрировано в 1905 г. – Порт-Артур и Цусима).

Двадцать лет ушло на преодоление континентального менталитета и на то, чтобы в целях глобального соперничества с США создать мощный военно-морской кулак. Но только лишь адмирал Сергей Горшков начал пожинать первые плоды титанических усилий, Советский Союз развалился.

Кстати, пора уже похоронить пропагандистский миф о советской «империи». Идея создания СССР резко противопоставлялась многонациональной империи, какой тогда была царская Россия. Прежним провинциям был присвоен статус советских республик с собственными институтами местного самоуправления и предоставлением права выхода из состава Союза, пусть и чисто формального. Это не помешало новому тоталитарному режиму оставить глубоко русский отпечаток путем использования соответствующей символики и некоторых особенностей устройства власти в бывшей Российской империи. В той же роли Пьемонт выступил по отношению к старым итальянским монархиям и княжествам: реакционные силы того времени использовали национальный флаг, чтобы сбросить жестокий режим, точно так же, как это делали разбойники на юге Италии после объединения (1860 г.). Строительство многонациональной страны на основе советской культуры, как это происходило и в Югославии после 1945 г., привело к созданию своего рода социалистического «плавильного котла», в котором тем не менее преобладала культура русской нации.

Если отбросить необоснованный триумфализм, следует признать, что причины советского банкротства надо искать внутри границ Советского Союза, а не во внешнем мире:

Коррупция глубоко проникла в партию и государство – до такой степени, что в некоторых республиках Средней Азии впору было увольнять партийных боссов и на их место сажать генералов КГБ, которые считались более надежными и честными.Народное хозяйство все меньше и меньше удовлетворяло растущие потребности населения, становилось неэффективным в обеспечении граждан товарами первой необходимости и технологиями (не считая ВПК). Экономика во многом закоснела из-за отсутствия полноценного обмена с внешним миром – бразды экономического правления находились у государства, а с этой задачей оно по большому счету не было способно справиться.Идейная привлекательность коммунизма постоянно снижалась; политическое засилье аппаратчиков девальвировало те ценности, которые раньше позволяли обществу и государству идти в ногу со временем и с происходившими переменами.

Эти идейные, социальные и моральные изъяны не брались в расчет государственными стратегами, составлявшими ежегодные планы, и, как следствие, подавляющее большинство экспертов не почувствовало приближения одной из важнейших геополитических перемен с 1945 года. Остается лишь добавить, что привычка игнорировать признаки революционной ситуации начала проявляться как минимум с 1979 г. (со времен исламской революции в Иране) и дала о себе знать в ходе недавних событий всеобщего «арабского пробуждения».

Поражение в Афганистане, болезненная реакция на блеф Рейгана («звездные войны») и особенно скрытая поддержка со стороны Госдепартамента, ЦРУ, Национального управления рекогносцировки (космическая разведка США) и Агентства национальной безопасности папе римскому Иоанну Павлу II и опосредованно польскому движению «Солидарность» – важные факторы, призванные убедить советскую элиту (конкретно генсека ЦК КПСС Михаила Горбачёва) в том, что советская экономика не выдержит гонки.

Но падению Берлинской стены (1989 г.) и распаду Советского Союза (1991 г.) предшествовало менее заметное событие, которое во многом предопределило последующие: в 1981 г. президент Рональд Рейган и британский премьер-министр Маргарет Тэтчер объявили о грядущем ослаблении регулирования экономической деятельности. Впервые в современной истории государство отказалось от контроля над экономикой, чтобы гарантировать экономический рост.

Это явилось фундаментальным политико-идеологическим изменением, своеобразие которого заключалось в том, что вплоть до того момента, несмотря на различие форм собственности на средства производства (частной на Западе и государственной на Востоке), государство везде оставалось высшим органом, контролирующим экономическую деятельность. Тому свидетельство – не только роль Пентагона в американской промышленности, но и особенности государственного капитализма в Западной Европе, Японии, Австралии или Турции. В этом смысле отказ от государственного регулирования экономики явился первой брешью в Берлинской стене. Если Рейган и Тэтчер сняли политический контроль ради обеспечения непрерывного роста, то Горбачёву пришлось сделать то же самое, пытаясь обеспечить выживание советского общества и экономики.

После этого сначала экономика, а затем финансовый капитал стали автономной операционной системой и тотальной идеологией, полностью отделенной от политики. Интересно отметить, что после 1989 г. Усама бен Ладен, бывший бизнесмен, создал нерегулируемую террористическую организацию («Аль-Каиду»), наподобие частной финансовой фирмы, тогда как в прошлом терроризм целиком находился в ведении государства.

Вместо начала столкновения цивилизаций 1981 г. стал прологом краха западной цивилизации как мирового порядка и интеллектуального оформления глобальной политики и центров притяжения. В то же время разные действующие лица стремились по-разному заполнить вакуум, который образовался вследствие гибели основных идеологий – не только тоталитарных, но и демократических, выхолощенных в результате доминирования денег в политических процессах.

На бывшем Западе возобладали pensee economique unique (однобокое экономическое мышление) и его эко-левацкий двойник; во многих других странах социализм и блоковое мышление времен холодной войны были вытеснены национализмом, а в афро-азиатском мире на службу политическим целям была призвана религия.

В то же время 1989 г. спровоцировал тектонические сдвиги в таких сферах, как:

миграция населения из южных регионов планеты и бывших республик Советского Союза благодаря новоявленной свободе передвижения;лавинообразный поток информации и возможность получения разведданных из открытых источников (OSINT, Open Source Intelligence);технологии – от бывшего СССР до Запада и от Запада до развивающихся стран, поскольку прежний КОКОМ (Комитет по координации экспорта стратегических товаров в коммунистические страны) был заменен менее жесткими Вассенаарскими договоренностями, а соображения экономической конкуренции и прибыли стали важнее стратегического контроля над технологиями;финансовые и промышленные инвестиции.

Во многих отношениях суверенитет Вестфальского государства затрещал по швам под напором глобализации (легальной и нелегальной), националистических движений внутри разных стран, религиозных расколов, посягательства правительств на существующие институты, бюджетный баланс и свободы, а также в силу его элементарного устаревания (национальное государство зародилось три-четыре века назад).

Острые кризисы после 1991 г. (Югославия, Кувейт, война в Персидском заливе, конфликты в районе африканских Великих озер) стали противоречивым сигналом возвращения войны в Европу, усиления геополитической свободы от перегибов холодной войны и прогрессирующей политико-стратегической дезинтеграции Запада.

От биполярного мира к нефункциональному многополярному

На «победу» над СССР и изменившуюся ситуацию США ответили при президентах Джордже Буше-старшем и Билле Клинтоне, так сказать, «совещательным однополярным подходом». Он означал, что Соединенные Штаты остаются единственной сверхдержавой, осуществляющей эффективное руководство мировыми делами, противовесом которому является систематический поиск международного консенсуса в процессе кризисного менеджмента. При этом вышеупомянутые президенты чрезвычайно успешно отстаивали национальные интересы Америки, о чем свидетельствуют достигнутые ими за этот период цели:

замедление политического и стратегического роста Европейского союза;вытеснение из Африки европейцев с их постколониальными интересами;усиление американского контроля в Персидском заливе;придание гибкости трансатлантическим отношениям посредством коалиционных механизмов и возможностей варьирования при сохранении роли НАТО;достижение профицита государственного бюджета, несмотря на прямое и косвенное участие в нескольких войнах;укрепление практики и выгод финансового капитализма при активном участии европейских институтов и национальных политических лидеров.

В те же годы Африка и Латинская Америка начали все успешнее преодолевать внутренние проблемы. Россия, завершив сдачу Советского Союза и «упорядоченное отступление» к неонационалистическому, но все еще многонациональному бастиону, ценой ужасного обнищания населения и развала экономики пыталась стабилизироваться и, наконец, перейти от стратегической обороны к наступлению. В Индии началось неравномерное, но поступательное политическое и экономическое развитие.

Из краха Горбачёва наиболее ценные уроки извлек Китай, поскольку он преуспел в либерализации экономики, сохранив политическую монополию компартии и сумев избежать националистического раскола.

Десятилетие спустя вышедший из-под контроля и «приватизированный» джихадистский терроризм нанес непоправимый урон гегемонии США, ударив по символам американского могущества – Всемирному торговому центру и Пентагону. Мог ли президент Джордж Буш повести себя иначе в той ситуации? Если иметь в виду войну в Афганистане, то не мог. Многие из его предшественников, пожалуй, отреагировали бы еще жестче, стерев с лица земли государства, укрывавшие террористов. В любом случае, после гибели 2700 человек война была единственной приемлемой реакцией с точки зрения американского общественного мнения и, по правде говоря, любого нормального политика.

Иное дело глобальная война с террором. В противоборстве с «Аль-Каидой» в дело могли бы пойти разведывательные, полицейские, судебно-правовые и социальные меры подобно тому, как в годы холодной войны была организована борьба с терроризмом, спонсируемым государством, и как это до сих пор делается в Индии. С одной стороны, было бы достаточно локальной победоносной войны против штаб-квартиры «Аль-Каиды», а с другой, можно было сформировать всемирный альянс для противодействия терроризму всеми законными и незаконными способами, не задействуя всю военную машину.

С иракской кампанией сложнее. Еще вчера возражение против той агрессии приравнивалось к предательству священного дела Запада, сегодня же такая позиция считается здравым смыслом и хорошим тоном, потому что все оказалось напрасно. Есть искушение сказать, что Буш мог бы принять другое решение, но по здравом размышлении, пожалуй, следует признать, что не мог. Коллективный политический гений президентства Буша заключался в том, что ему удалось за 48 часов обратить катастрофический провал в прекрасную возможность перекроить карту мира и обеспечить еще как минимум десятилетие безраздельного владычества США. Но в этом и трагедия принудительного унилатерализма («кто не с нами, тот против нас») – его логика неумолима, отступить от нее невозможно.

Неоконсервативная элита, в соответствии с бытующим в ее среде умонастроением, рассчитывала на вечное мировое господство при консенсусе обеих партий, она была твердо убеждена в том, что после Советского Союза наиболее опасным конкурентом, которого необходимо нейтрализовать, является Китай. При этом война – лучший способ достижения доминирования, даже если она ведется с такими неуловимыми врагами, как террористы и наркомафия.

Случай Буша напоминает трагедию Карла V Габсбурга и Филиппа II Испанского, которые стремились сохранить единство мировой державы под своей разумной гегемонией. Справившись с главными врагами, они так и не смогли преодолеть упорного сопротивления мятежников, гёзов и еретиков. Только тогда речь шла о Голландии, а в наши дни – об Ираке. Долги и имперское перенапряжение – то, о чем предостерегал Пол Кеннеди.

Афганская компания, глобальная война с террором и агрессия в Ираке (война по выбору президента) позволили Бушу достичь трех целей.

Восстановить главенство политики над экономикой посредством предоставленной ему свободы самостоятельно выбирать между войной и миром.

Сбалансировать позиции президентской власти по отношению к судебно-исполнительной и законодательной ветвям, которые размывали институт президентства со времен Уотергейтского скандала в 1974 году.

Укрепить стратегический контроль над Персидским заливом, ослабленный в последнее десятилетние из-за скрытого, но нарастающего противостояния Ирана и Саудовской Аравии.

Тем временем НАТО превратилась в политический труп. В свете событий 11 сентября 2001 г. союзники выразили готовность ввести в действие статью V Вашингтонского договора (о коллективной обороне), но уже днем позже Соединенные Штаты дали понять, что любые действия в Афганистане будут предприниматься не на уровне альянса, а в рамках коалиции, успешно воссозданной десятью годами ранее. С тех пор НАТО представляет собой материально-техническое средство обеспечения операций, которые более или менее формально проводились под ее знаменами.

В 2004 г. Буш и бен Ладен проиграли войну в Ираке – по-разному, но вследствие одной и той же причины, а именно – утраты консенсуса и политической инициативы. Задержки с выборами в конце концов привели к объединению суннитов и шиитов в тактический союз против американской оккупации, тогда как беспорядочные взрывы бомб и политические возможности, открывшиеся в правительстве, убедили суннитов, что международные бригады «Аль-Каиды» политически бессмысленны.

После поражения в Ираке эпоха однополярного мира завершилась, и наступила пятилетка «бездержавной многополярности». При этом сохранялись традиционные центры власти («Большая восьмерка» и пять постоянных членов СБ ООН), но уверенно заявляли о себе новые (БРИКС и другие страны). Все это происходило в мире, который продолжал жить по старым канонам, но с существенными исключениями, поскольку новые правила еще не были сформулированы, а явный альтернативный лидер отсутствовал. В мире не воцарилось анархии, но не было и прочной властной конструкции. Так называемая «Большая двойка» (двоевластие Китая и США) оставалась лишь грезой для тех, кто ностальгировал по эпохе холодной войны.

В 2006 г. экономический аналитик Нуриэль Рубини указал на первые признаки того, что мыльный пузырь американской жилищной ипотеки вскоре лопнет. Исходя из разных предпосылок, но принимая во внимание структурный дисбаланс между китайской и американской экономикой, Рубини предсказывал в своем докладе, опубликованном в ежегодном сборнике Nomos & Khaos за 2006 году: «С высокой степенью вероятности в 2007 г. Тихоокеанский регион может стать эпицентром финансового тайфуна по причине слабости китайской и американской экономических систем, взаимодействия глобальных финансовых рынков и непоследовательного проведения экономической политики в зоне евро. Синергия этих факторов будет более серьезным вызовом для моделей социально-экономической и политической стабильности, чем (сравнительно умеренная) угроза джихадизма. Фундаментальные предпосылки для этого кризиса отчетливо просматриваются уже с сентября 2006 года».

Порожденная децентрализацией управления волна символически разрушила очередную башню ВТЦ. В историческом плане это свидетельствовало о том, что через 30 лет после начала децентрализации цикл подошел к логическому завершению, поколебав все Бреттон-Вудские институты, основанные на политическом лидерстве Америки и главенстве доллара. Очевидно, что немногие были готовы к пересмотру сложившихся договоренностей и доктрин.

Неслучайно все это время китайские лидеры пытались воскресить идею Кейнса о комплексной международной валюте (БАНКОР). Но в 1948 г. Кейнс представлял теряющую влияние и вес Британскую империю, тогда как доллар был валютой побеждающей демократической талассократии.

К 2008 г. экономический кризис стал общепризнанным фактом, и международная политика избавилась от иллюзии мертворожденных реформ ООН, представленных в 2006 г. ее тогдашним генеральным секретарем Кофи Аннаном. В ноябре 2008 г. в Вашингтоне состоялась первая встреча «Большой двадцатки», которая поначалу казалась запоздалым расширением «Большой восьмерки» до более реалистичного формата. Но это означало и выведение из игры ООН, утрату «Большой восьмеркой» своего значения и, что еще важнее, практическое свертывание мирового порядка в том виде, в каком мы его знали.

Миропорядок сохраняет прочность, когда две или более крупные державы разделяют общие правила (если не идеологию), по которым де-юре и де-факто строятся международные отношения; способны, если потребуется, ужесточить эти правила и защитить свои интересы; более или менее открыто определить иерархию других государственных и негосударственных сил. Если не принимать во внимание особый случай холодной войны, миропорядок вовсе не обязательно зиждется на стабильности, но может длительное время опираться на динамичное и нестабильное равновесие.

До образования империи Габсбургов, за которой последовала глобализация (первая в своем роде), вместо мирового порядка сосуществовали отдельные региональные порядки и анархии. После того как американская глобализация исчерпала себя, условий для появления нового миропорядка просто не существует. Сегодня мы имеем дело с нефункциональным многополярным миром.

Жить в международной системе координат

Всеобщая взаимозависимость фактически переместила нас в иную систему координат, в которой политическая ценность государственной или частной власти не устанавливается путем директивы сверху, а, подобно валюте, определяется плавающим курсом и меняющимися отношениями с другими действующими лицами.

Мы все еще имеем дело с бывшей сверхдержавой, сохраняющей значительную военную мощь, но ослабленную экономическими неурядицами и внутренними расколами. Существуют старые, новые и формирующиеся державы, новая политическая структура в виде «Большой двадцатки» и множество старых организаций, ни одна из которых не только не может и не желает навязывать другим общие правила, но не способна даже придумать правила, которые были бы приемлемы для всех.

Благодаря более свободному взаимодействию новая система координат обладает всеми возможностями для более действенного предотвращения сбоев и крупных кризисов. Но на данный момент в ней пока не сложились необходимая структура и внутренняя согласованность, которые обеспечивали бы исполнение этих функций. Вот почему мы живем в условиях многочисленных хаотично взаимодействующих друг с другом полюсов власти и рискуем увязнуть в болоте экономического кризиса и неурядиц на долгие десять лет.

Чтобы получить четкое представление о том, в каком мире мы оказались, необходимо признать, что политика сегодня похищена экономикой. Но выход имеется. Если быть кратким, скажу, что миру известны три модели управления, опасно балансирующие на грани между экономикой (особенно экономикой финансов) и политикой – это модели, соответственно, Владимира Путина, Барака Обамы и Сильвио Берлускони.

Модель Путина предполагает в большей или меньшей степени государственный контроль над экономикой. В связи с этой вроде бы успешной стратегией возникают такие угрозы, как зависимость от экспорта энергоресурсов, коррупция и проникновение мафии во властные структуры. А это серьезно осложняет действенный политический контроль легальных и нелегальных экономических схем.

Модель Обамы явно нацелена на посредничество между «Мейн-стрит» (рабочими, служащими и малым бизнесом. – Ред.) и Уолл-стрит. В конце президентского срока ему придется признать, что этот инновационный подход в духе (итальянских) христианских демократов провалился по одной простой причине: все главные члены его команды – выходцы из тех самых деловых кругов, которые спровоцировали кризис. Придется также признать, что дефицит государственного бюджета и дефицит текущих операций оказывали значительное влияние на политический выбор между войной и миром.

Модель Берлускони предполагает, что экономика важнее любых общественно-политических интересов. В последнее время недостатки примата экономики стали очевидны: высокий уровень государственного долга, практически полное отсутствие саморегулирования, вопиющая коррупция, проникновение мафии во властные структуры, неспособность выйти за рамки краткосрочных корыстных интересов при принятии важных решений.

Кризис евро – лишь наиболее свежий эпизод перетягивания каната между крайне слабыми правительствами и ненасытными рынками, где тесно переплелись частные и геоэкономические интересы.

Если начать с рынков, то, по наблюдению ОЭСР, в 2011 г. всего девять крупных игроков контролировали свыше 90% рынка деривативов (под которыми подразумеваются свопы кредитного дефолта, долговые обязательства, обеспеченные залогом, свопы обменного курса валют). Речь идет о J.P Morgan, Bank of America-Merrill Lynch, Citibank, Goldman Sachs, HSBC USA, Deutsche Bank, UBS, Credit Suisse и BNP-Paribas. Эта олигополия, которая ныне определяет положение на мировом рынке, разрушает репутацию национальных финансовых центров и игнорирует фундаментальные экономические показатели. (То же происходит с рынком рейтинговых агентств, где Moody’s, Standard & Poor’s и Fitch контролируют 85% мирового рынка. Не случайно в Китае действует только одно рейтинговое агентство «Дагонг».)

В прошлом году эти банки увидели возможность извлечения прибыли в зоне евро, грея руки на бедственном положении таких стран, как Португалия, Ирландия, Италия, Греция и Испания, и некоторые неевропейские государства и субъекты мировой экономики сделали вывод, что играть на понижение евро выгодно.

Разумное геоэкономическое объяснение хаоса, происходящего в зоне евро, заключается в том, что американские финансовые компании, базирующиеся в стране чистых импортеров и заемщиков, хотят привлечь больше средств после убытков, понесенных ими в кризис, начавшийся в 2006 году. При этом они боятся лишиться такой удобной платформы, как доминирующая в мире держава, с учетом того, что главенство доллара как фактор повышения финансовых возможностей входит в сферу их интересов. Они стремятся избежать чрезмерного обесценивания доллара, но определенно получают удовольствие от нагнетания давления на евро. Это устраивает американские политические институты, которые хотят выиграть время, чтобы преодолеть спад в экономике за счет Европейского союза. Тем временем страны БРИК и ведущие экономики арабского мира могут переждать бурю, уютно устроившись на берегу бурной реки.

Речь идет об экономической войне, но, в отличие от традиционных успокаивающих комментариев французских или американских аналитиков (в этих комментариях в расчет берутся только государства или государственные акторы), она ведется частными игроками на открытом и закрытом поле (с помощью теневой финансовой системы и специальных зон налогового рая), посредством программ высокочастотного автоматического трейдинга, уничтожающих более мелких и медленных участников.

Какие сценарии вырисовываются в краткосрочной и долгосрочной перспективе? Что касается евро, здесь можно выделить два правдоподобных и один возможный:

Терпящие бедствие страны Южной Европы будут полностью обескровлены, 4–5 экономик сохранят свои страновые рейтинги на уровне ААА и продолжат рост, но ЕС удастся сохранить, хотя он будет напоминать нынешнюю Боснию и Герцеговину – без будущего и политических перспектив.Раскол еврозоны и конец политического объединения европейских стран. Останется только особая немецкоговорящая экономическая зона, анклав в расчлененной Европе, наиболее лакомые куски которой, скорее всего, достанутся странам БРИК. Никакой Берлинской стены не возведут, все будет сделано без лишнего шума – европейские страны просто утратят суверенитет, даже если и сохранят свое политическое устройство по образцу Гонконга. В следующем десятилетии страны БРИК будут неспособны взять на себя мировое лидерство, это правда, но смогут прекрасно воспользоваться оплошностью Запада.Правительства ведущих держав Европы перестают ссориться и спорить и предпринимают все необходимые меры, чтобы обратить вспять негативную динамику и поставить надежный заслон перед глобальными спекулянтами. Среди этих мер – и займы ЕЦБ, и аудит долговых обязательств, и согласованные действия стран, погрязших в долгах, и перегруппировка и защита промышленных и экономических активов государств, терпящих бедствие, и осуществление реальной политической интеграции.

Пройдет еще немало времени, прежде чем можно будет говорить о более сложных перспективах развития мирового сообщества:

Главная забота – переход США от нынешнего состояния исключительности как бывшей сверхдержавы к статусу одной из многих уважаемых держав. Было бы разумно ускорить этот переход с помощью мягкой силы, отправив эту страну на «заслуженный отдых», дабы она не втянулась в реальную войну вместо нынешней экономической. Последняя в любом случае предопределит дальнейшее развитие мирового сообщества.

Если этого удастся избежать, можно представить себе реорганизацию многополярного мира по принципу «два океана – один центр». Основные игроки в Тихоокеанском и Атлантическом бассейне будут управлять мировым сообществом вместе с евразийскими игроками – то есть Россия–ЕС–США с Китаем. Новый мировой порядок будет зиждиться на сочетании взаимодополняющих сильных и, что еще важнее, слабых сторон, но потребует политического воображения и мужества, которого просто нет у современных политических деятелей.

Еще одна возможность – это равновесие сил в рамках многосторонних договоров о гарантиях. Иными словами, всемирные организации будущего могут взять на себя роль гаранта, которую раньше играла ООН, во избежание непредвиденных вооруженных конфликтов и конфронтации.

Глобальная регионализация, при которой на смену ООН придет сеть организаций и саммитов, обеспечивающая уважение к ряду совместных протоколов на региональном уровне, включая протокол о ядерном разоружении.

Последний сценарий предполагает, что, не считая полного краха бывшего Запада, страны БРИК также будут парализованы внутренними проблемами и не смогут продолжать стратегическое развитие. В результате мир становится все более раздробленным или перегруппируется вокруг наиболее дееспособных региональных «ядер», чтобы сохранить хоть какой-то порядок. Подобный сценарий может обернуться настоящим кошмаром с точки зрения распространения организованной преступности, вооруженной анархии и хаоса в политике и экономике.

Алессандро Полити – специалист по военной истории и стратегическому планированию, занимал должности советника министров обороны Италии и Греции.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738716 Алессандро Полити

«Принуждение к партнерству» и изъяны неравновесного мира

Распад СССР изменил международные отношения, но не сделал их гармоничней

Резюме: Международная среда такова, что государство, привлекательное для Америки в роли «подчиненного партнера», имеет мало шансов уклониться от превращения в такового, не рискуя суверенитетом и безопасностью. Такое положение дел – непосредственный итог распада Советского Союза.

Двадцать лет мировая система развивается фактически в отсутствии биполярности. Хотя теоретически потенциал взаимного ядерного сдерживания США и России в военно-силовой области сохраняется, его международно-политическое значение резко упало. Во-первых, потому что несоизмеримо с «советскими временами» в Москве и Вашингтоне уменьшилась политическая воля применять ядерное оружие в большой войне. Во-вторых, оттого что сама такая война стала маловероятной. В-третьих, в результате возникновения за последние 20 лет широкого набора новых способов использования силы, которые позволяют технологически передовым державам добиваться любых практически необходимых политических целей при помощи силового инструментария доядерного уровня.

Изменение смысла войны

Появление высокоточного оружия, гигантский рывок в средствах космической разведки, выход на качественно новый уровень управления боевыми операциями, апробация зарядов с обедненным ураном и иных видов новейших вооружений значительно изменили характер войн. Планируемые и реально ведущиеся войны постядерной эпохи стали меньше по масштабу и сложнее в организации. Классические доядерная и ядерная войны мыслились главным образом как вооруженная борьба с целью разрушить потенциал противника к сопротивлению и принудить его принять твои условия.

Войны постядерной эпохи начиная с нападения НАТО на Югославию стали, по сути дела, международно-политическими кампаниями в такой же мере, как военными. В основу обновленной стратегической логики легла идея не уничтожения враждебного государства, а победы над ним с целью последующего политического и экономического подчинения интересам победителя. Смысл войны сдвинулся от нанесения силового поражения противнику к его «переделке под заказ» нападавшего. В 2000-х и 2010-х гг. политическая составляющая войн не просто стала вровень с военной, а в заметной степени начала перевешивать ее, по крайней мере по размерам затрачиваемых для победы организационных, политико-идеологических, информационных, финансовых, экономических и иных невоенных ресурсов.

Собственно ударно-силовая часть войны начинает выступать не как ее кульминация, а как преамбула, за ней следует растянутый во времени, ресурсозатратный этап, в котором военные не в состоянии обеспечить победу собственными силами. В итоге, с одной стороны, в войны гораздо шире, чем в классические эпохи, оказываются вовлечены гражданские специалисты нетрадиционного профиля – эксперты по пиар-работе, религиоведы, политтехнологи, психологи, социологи, наконец, менеджеры-управленцы.

С другой стороны, возник запрос на военачальника нового типа – не просто талантливого стратега и тактика, но и администратора, способного в равной степени успешно выигрывать военные кампании и налаживать мирную жизнь в побежденной стране, а также обеспечивать переделку этой страны согласно политическому дизайн-проекту, который в начале кампании уже имеется у нападавшего. Идеал командующего сегодня – не боевой генерал типа Георгия Жукова или Александра Суворова, а скорее генерал-реформатор вроде Дугласа Макартура, который не столько «победил» Японию, сколько скроил и утвердил основы ее новой политической системы в годы американской оккупации с 1945 по 1951 год. Этот тип сегодня воплощает генерал Дэвид Петреус, на которого поочередно возлагались миссии по замирению сначала захваченного американцами Ирака, а потом – Афганистана.

Новый тип войны, как и новый тип командующего – продукты изменившегося инструментального назначения боевых действий. В классические эпохи их целью чаще всего становился прямой контроль над тем или иным фрагментом земного пространства с его ресурсами. В нынешнем веке политическая цель нападения – не столько устранение врага, сколько приобретение партнера. Партнера, конечно, не равного, а младшего, ведомого, подчиненного, чувствительного к всестороннему влиянию более сильного участника такого партнерства.

Неравновесные и асимметричные партнерства, конечно, существовали и в прежние времена. Таковы союзнические отношения США со всеми странами НАТО, Японией, Южной Кореей, Австралией. Но эти партнерства складывались постепенно, на базе осознания общности проблем стран-партнеров в сфере безопасности. Причем строились они исключительно добровольно дипломатическим путем.

Новизна опыта ХХI века состоит в переходе Соединенных Штатов к формированию систем подобных партнерств через войну при помощи силы. Такого типа партнеров Вашингтон (и Брюссель?) намерены воспитать из Ирака, Афганистана и Ливии. Пока нет достаточного эмпирического материала для суждений о том, насколько эффективной окажется политика принуждения к партнерству. Но очевидно, что она начинает в возрастающей степени определять международную практику в той мере, как ее распространению способствует наиболее сильная держава – Соединенные Штаты.

Вряд ли случайно, что феномен принуждения к партнерству возник в последние 15 лет. Он не появился бы, если бы у относительно слабых стран была проблема выбора. Но сегодня международная среда такова, что государство, в силу каких-то причин привлекательное для Америки в роли «подчиненного партнера», имеет мало шансов уклониться от превращения в такового, не рискуя суверенитетом и безопасностью. Причина безальтернативности – гегемоническое положение США в мировом раскладе, и такое положение дел – непосредственный итог распада Советского Союза.

При биполярном порядке вербовать новых сателлитов приходилось осмотрительно, с оглядкой, дожидаясь особого стечения обстоятельств. Просто так захватить приглянувшуюся страну было опасно – та могла попросить поддержки у державы-конкурента, что было сопряжено с рисками. С распадом СССР риски исчезли. Часть бывших «братьев по социализму» бросилась союзничать с НАТО – это сулило экономические выгоды. На «переваривание» перебежчиков – включение их ресурсов в пул, открытый для использования Соединенными Штатами – ушло меньше 10 лет.

Потом выяснилось, что приобретенного путем добровольного пожертвования от новых партнеров оказалось недостаточно. Или качество ресурсов оказалось «не тем». Как бы то ни было, Евроатлантический регион со всем его потенциалом показался кому-то мал. НАТО заинтересовалось Азией. А поскольку среди азиатских стран идея радостного и добровольного перехода в ряды «ведомых американских партнеров» популярностью не пользовалась, то и понадобилась логика принуждения к партнерству.

Можно, конечно, ритуально порассуждать о «формирующейся многополярности», «многовекторности», группе БРИКС, Китае, наконец, о бесполюсной структуре мира. Интеллектуальные изыски. Игры разума. Остроумные наблюдения, а более всего – мечтательные или ностальгические гипотезы уважаемых и талантливых русских и иностранных коллег Эдуарда Баталова, Чарльза Капчана, Джона Айкенберри и некоторых других. Дело не в теории и полюсах, а в том, какой тип международного поведения продолжает господствовать. А доминирует тип поведения американо-натовский – наступательный, идеологизированный, с позиции комплексного превосходства и редко допускающий компромиссы. Если структура мира и меняется (в принципе этот процесс идет), то на уровне поведения государств это пока не очень заметно. Игнорировать структурные сдвиги нельзя, но не стоит и переоценивать их реальное значение.

Конфликты: невозможность урегулирования

Падение военно-политической конкурентности международной среды привело к изменениям в сфере урегулирования вооруженных конфликтов, где теперь преобладает одностороннее начало. Почти все серьезные региональные конфликты эпохи биполярности были конфликтами на истощение, помимо непосредственных участников к ним оказывались прямо, а чаще косвенно причастны несколько сильных и средних держав. Так было в Камбодже, на юге Африки, в Центральной Америке или Афганистане на «советском» этапе войны. Соответственно, эти конфликты завершались довольно широким многосторонним урегулированием, которое в ряде случаев красиво именовалось «национальным примирением». За вычетом особого случая Афганистана, такие примирения, в общем, сработали удовлетворительно.

Сегодня ничего похожего не случается. Урегулирования как таковые практически не происходят. За 20 лет можно вспомнить, кажется, единственный случай более или менее жизнеспособного урегулирования на многосторонней основе – национальное примирение в Таджикистане. Случайно или, напротив, показательно, что участие Запада в нем было минимальным. Выходит, и оно не было в полном смысле слова «равновесным», то есть выработанным при симметричном участии западных, прозападных и незападных сторон.

Значит, симметричные урегулирования вообще перестали работать в условиях отсутствия биполярности, а несимметричные работают не так, как прежде, в силу того, что в их основе не компромисс (баланс интересов), а подавление интересов менее сильной стороны интересами более сильной.

Вероятно, отсюда – заметный рост числа замороженных, но не урегулированных конфликтов – карабахского, приднестровского, югоосетинского, отчасти даже израильско-палестинского. Трудно признать дипломатически оптимальными или даже удовлетворительными решения по косовскому, абхазскому, северокипрскому вопросам. Более сильные стороны навязывают свои решения, но не могут обеспечить им необходимую международно-политическую поддержку. Односторонний тип регулирования преобладает независимо от того, Запад или не Запад оказывается его движущей силой. Стороны используют разные обоснования своих действий, но модель их поведения одинаково бескомпромиссна.

Любопытно, что прочность таких урегулирований должна вызывать серьезные сомнения, но реальность свидетельствует об ином. Подобные бескомпромиссные и в известном смысле незавершенные, неполные урегулирования демонстрируют относительную долговечность. Их, по-видимому, уже можно принимать как непризнанную норму, новый работающий инвариант конфликтного управления в XXI веке. Стоит ли в этом случае продолжать попытки втиснуть урегулирования подобных конфликтов в наши представления о том, «как все должно быть», если они сложились в биполярную эпоху и в этом смысле полностью не соответствуют современным реалиям?

При всей важности формально-правового оформления урегулирования в действительности важнее то, насколько эффективно может или не может обеспечивать мир и развитие решение, найденное эмпирическим путем, даже если его юридическое закрепление затруднено или невозможно – не в принципе, а в обозримой перспективе.

Отсутствие противовеса Западу в лице СССР привело к принципиальному изменению типа урегулирования международных конфликтов, сделав условия урегулирований менее сбалансированными, более односторонними, но тем не менее иногда довольно прочными. Не разумно ли признать объективный характер этого изменения и перестать тратить ресурсы на решение тех проблем, которые фактически уже прошли стадию «самоурегулирования» (как, скажем, в Кашмире) или были разрешены силой, с явным преобладанием интересов только одной из сторон, но достаточно глубоко и надежно (Босния, Косово, Абхазия, Карабах).

Интригует еще один аспект современной конфликтности. Если все перечисленные ситуации начинались как местные свары без участия больших стран, то конфликты 2000-х гг. возникли как прямое следствие нападения Соединенных Штатов на относительно слабые азиатские государства. Конфликты 1990-х гг. выглядят результатом более или менее спонтанных выплесков взаимной неприязни или непонимания соседствующих этнических групп и народов. Войны 2000-х гг. спланированы одной страной и кажутся подчиненными сквозной логике, исходящей из единого центра.

Их формальная идейно-политическая подоплека – демократизация при помощи силы. Реализуемая на наших глазах химера, по сравнению с которой меркнут марксистские догмы экспорта социалистической революции. Но идеология насильственной демократизации – прикрытие. Стратегический итог конфликтов 2000-х гг. выглядит как не вполне успешная попытка консолидации части международной периферии под эгидой США и на условиях ее превращения в зону преимущественно американского влияния. Отсутствие соперничества за влияние в этом поясе международно-политического пространства делают процесс такой консолидации полностью зависящим от воли и ресурсов Соединенных Штатов. В отсутствии Советского Союза ни Китай, ни Россия не могут и не стремятся помешать Вашингтону придать этому пространству наиболее выгодную ему конфигурацию.

Рыхлая, разреженная в конкурентном отношении международная среда провоцирует желание наиболее напористой части американского истеблишмента приобретать позиционные преимущества в материковой части Евразии с прицелом, по всей видимости, на возможное соперничество с Китаем. Урегулирование конфликтов с участием США не является урегулированием. Оно представляет собой силовое подавление очагов сопротивления экспансии военной ответственности НАТО на стратегически важные азиатские территории.

Причем вот уже 20 лет это подавление носит профилактический характер. Оно осуществляется с опережением, под предлогом необходимости демократизации мира и в любой точке планеты, если контроль над ней начинает казаться американскому истеблишменту необходимым для укрепления глобального превосходства, которое, в отсутствие СССР, Соединенные Штаты намерены сохранять как можно дольше.

Неслучайно в Вашингтоне с таким негодованием реагируют на строптивость Ирана – сильного и откровенного противника американизации Среднего Востока и северных фрагментов Южной Азии. Иран, не включенный в систему американских «подчиненных партнеров» и враждебный США, – брешь в том, что в перспективе может стать поясом дружественных Вашингтону государств от Северной Африки до Центральной Азии и границ с КНР.

Индия: модель партнерства на расстоянии

Россия после 1991 г. отступила по всем параметрам международной мощи и не достигла за 20 лет положения и статуса, которым обладал Советский Союз. Незападные страны выиграли от этой перемены не меньше, чем Запад. Китай и Индия смогли реализовать преимущества, которые обрели в 1990-х гг., когда Соединенные Штаты, не встречая сопротивления Москвы и ввиду маргинализации ее влияния, стали уделять этим государствам нарочито много внимания, желая предотвратить их возвращение к блокированию с Москвой против Вашингтона.

Особенно контрастной (по сравнению с эпохой биполярности и неприсоединения) выглядела международная переориентация Индии. В этом случае, вероятно, произошло уникально удачное для Дели наложение историко-экономических и международно-политических обстоятельств. Насколько можно судить, объективный ход социально-экономического развития Индии привел ее в 1990-х гг. к рубежу, когда для дальнейшего рывка стране был остро необходим приток передового технологического опыта, зарубежных инвестиций и общего прироста связей с наиболее развитыми государствами.

Советский Союз, даже если бы он сохранился, роста качества международных отношений Индии обеспечить бы не смог. Напротив, полувековая (и обоснованная военно-политической обстановкой) ориентация «скорее на Москву, чем на Вашингтон» была препятствием для «переброса внимания» Дели на связи с Западом. Разрушение СССР устранило это препятствие разом и совершенно безболезненно для Индии.

Примерно к этому же времени стало очевидным «истощение наследия» традиционного гандизма. Внутри страны сложилась двухполюсная политическая система. К руководству Индийского национального конгресса пришли новые люди, которые избегали разрыва с идейными ценностями Неру-Ганди, но обладали способностью подвергнуть их переосмыслению, избежав обвинений в ревизионизме. Новые политики отдавали должное важности сотрудничества с Москвой, но понимали, что не с его развитием связаны приоритеты страны.

Индия успешно включилась в экономическую глобализацию. Благодаря аутсорсингу индийские наукоемкие предприятия стали работать на американские корпорации, обогащая себя, принося доходы заокеанским корпорациям и наращивая индийский производственно-технологический потенциал. Сложилась экономико-производственная база индийско-американского сближения, так сказать, его материальная основа, «плоть» на «костях» возникшего политического интереса Дели и Вашингтона друг к другу.

Вопреки собственной воле, Индии «помог» и Пакистан. Подточенный внутренней борьбой между военными и гражданскими элитами, противостоянием центральной власти с племенным национализмом и сепаратизмом, наконец, борьбой светской власти с исламскими экстремистами Пакистан в 1990-х и 2000-х гг. перестал быть оплотом американской политики в Южной Азии.

Хуже того, обретение им в 1998 г. ядерного оружия в сочетании с внутренней нестабильностью создало угрозу «исламской бомбы» – опасность, которая способствовала сближению США с Индией и не только с ней. Индийская дипломатия смогла перехватить у Пакистана роль привилегированного партнера Соединенных Штатов в региональных делах. Вашингтон занял благоприятную для Индии позицию по поводу ее «нелегального ядерного статуса» и признал особенности позиций Дели по ряду международных вопросов. Сложилась нетипичная для биполярной эпохи ситуация американо-индийского партнерства, которое в основном заменило собой традиционную схему американо-пакистанского союза.

Пакистан не просто утратил прежде главенствующее положение в системе американских приоритетов в Южной Азии. В Америке стали разрабатываться сценарии, при которых Пакистан в результате внутренних катаклизмов (захват власти религиозными фанатиками) мог оказаться гипотетическим противником американской политики в регионе. Как бы то ни было, Индия оказалась привилегированным региональным партнером США – это было внове.

Но непривычно и другое. Индия не производит впечатления младшего партнера Вашингтона. Между тем хорошо известно, что равных партнерств американская внешнеполитическая традиция не признает. Это одна из главных причин того, что вот уже 20 лет не удается выстроить систему партнерства Соединенных Штатов с Россией. Поэтому и партнерство Дели с Вашингтоном – довольно специфический феномен, в котором элемент партнерских отношений уравновешен элементами самостоятельности Индии. Ощущая и признавая возросшую привязанность к американской экономике и политике, Индия не позволяет своей внешней политике «раствориться» в американской, стать ее очередной регионально-страновой эманаций – подобно внешней политике Великобритании, Японии или Польши.

С точки зрения американской традиции, в той мере, в которой Индия сохраняет свою внешнеполитическую самостоятельность в отношениях с США, американо-индийское сотрудничество и партнерством-то считаться не может. Разве что отношения Вашингтона и Дели представляют собой новый для Соединенных Штатов тип «партнерства на расстоянии», «отстраненного партнерства», то есть не особенно тесного.

Любопытно, что Индии в отношениях с Америкой отчасти удается то, что не удается России. Правда, специфика партнерства Дели с Вашингтоном состоит в том, что Индия пока больше приобретает от него, чем теряет. В этом состоит его отличие от квази-партнерских отношений Соединенных Штатов с Россией, в которых Москва при каждой попытке сблизиться с Вашингтоном теряет часть свободы действий – прежде почти безграничной. Индия, никогда подобной свободы действий не имевшая, не ощущает и ее ограничения, развивая сотрудничество с Вашингтоном, тем более что индийско-американские расхождения по пакистанской проблеме временно потеряли значение.

«Отстраненное партнерство» позволяет Индии сохранять конструктивные отношения с Вашингтоном и одновременно, не затрудняя себя самооправданием, участвовать во встречах БРИКС и связанным с этим, впрочем, не особенно активным дипломатическим и экономическим маневрированием. Распад биполярности и обессмысливание неприсоединения не помешали Индии использовать новые характеристики глобальной ситуации себе во благо. Вряд ли индийцы ностальгируют по СССР, хотя, возможно, они ему признательны – не только за исторические заслуги в деле укрепления независимости Индии, но и за объективное расширение пространства международного маневрирования, которое для них открылось после 1991 года.

«Стратегическое партнерство» по-китайски

Китай – другая история. В отличие и от России, и от Индии он не провозглашает стремления строить особенно близкие отношения с Вашингтоном. В Пекине слишком высоко ценят свободу рук. Для Соединенных Штатов партнерство – это своего рода режим американского покровительства для кого-то, кто таковое (по любым причинам) принимает. Партнерство по-китайски – это «партнерство символов и дальних целей»: «мы дружим против некой опасности», но каждый из нас дружит так, как считает это правильным и необходимым – лишь бы его действия не противоречили провозглашенной цели дружбы. Оригинальный, но работающий вариант.

Такой была логика китайско-американского и китайско-японского партнерства против «гегемонии одной державы» (читай – СССР) с 1972 г. приблизительно до XII съезда КПК в 1982 году. Много иногда пугающих намеков и заявлений, демонстративное, почти бурное дипломатическое маневрирование и… практически нулевой уровень реальных совместных действий.

В 1990-х гг. и позднее изменилась риторика. Но логика, похоже, сохранилась. Это китайская дипломатия внедрила в международный лексикон словосочетание «стратегическое партнерство». Но ни один специалист в КНР, России или США не знает, что это в действительности означает. Известно только, что такими «партнерствами» Пекин связал себя с широким кругом стран – больших и средних. Среди них – Соединенные Штаты и Россия, государства Центральной Азии, Япония и Южная Корея, некоторые страны Евросоюза и Юго-Восточной Азии.

Такое мудреное отношение к партнерству позволяет Пекину без всяких идейно-теоретических и политико-философских осложнений прагматично развивать отношения одновременно с Россией, Америкой, Индией – державами, в международных приоритетах которых бывает трудно найти общий знаменатель. Китайская дипломатия и не отягощает себя его поиском. Сотрудничество КНР с каждой из названных стран развивается словно в параллельных мирах. Если предстоит ссориться по вопросу о Сирии в Совете Безопасности ООН, то приоритет – дипломатический блок с Москвой. Если обсуждаются торговые преференции и режимы инвестиций в Восточной Азии, главное – взаимодействие с США и Японией. Если наступает очередной цикл ссор вокруг Тайваня – снова выдвигается незыблемость «единых» подходов Москвы и Пекина к территориальной целостности государств. Получается, «стратегическое партнерство» – это в основном взаимное решение «дружить долго и счастливо», не отягощая друг друга обязательствами об оказании практической помощи, но говоря о такой помощи и обещая ее оказать по возможности, если она не будет слишком затратной.

Трудно сказать, временным или принципиальным является такое отношение КНР к партнерству. Нередко кажется, что на самом деле Китаю очень симпатично американское понимание партнерства как партнерства ведущего с ведомым. Просто пока Китай еще не готов вести за собой слишком многих. В Пекине раньше, чем в Москве, признали: ведомые партнеры – бремя, которое должен нести тот, кто претендует на роль ведущего – к вопросу об отношениях России с соседями по СНГ.

«Школа Дэн Сяопина» научила китайцев соизмерять желания с возможностями. Поэтому для Китая вероятное освоение американского понимания партнерства – вопрос будущего. Пока китайская дипломатия действует на платформе необременительного «партнерства при желании и по возможности». Его и называют стратегическим. Словом, партнерство как ненападение.

Отношение Китая к нынешней России тесно переплетено с его отношением к советскому наследию. Не Россию, а скорее себя самого Китай видит восприемником той международной роли, которую 20 лет назад играл Советский Союз. Складывается впечатление, что в КНР испытывают даже некоторое чувство неловкости за русских политиков и просто граждан, которые недооценивают советские достижения, успехи культурного строительства и социального обустройства жизни в СССР – во всяком случае в период 1950-х – 1980-х годов.

Отсюда – многослойное восприятие современной России. С одной стороны – законная владелица исторического наследия, ценность которого сама не хочет и не может оценить должным образом. С другой – государство, которому в очередной раз не удается стать сильным настолько, чтобы проводить политику, достойную великой державы. Как, например, сохранить такую же степень независимости в международных делах, как у Китая, и одновременно быть столь же привлекательным экономическим партнером, как он, для стран, которые относятся к России с недоверием – прежде всего США?

С третьей – это страна, хоть и уважаемая, но доступная – объект использования в интересах возвышения самого Китая, который может, хочет и находит пути мирного освоения ресурсов России, не вступая с ней в открытое противоречие, но принимая во внимание все пороки российского государственного организма и общества. Вроде бы китайцам неловко так поступать, но если сами русские от эгоизма и алчности не могут навести порядок в своих делах, то почему надо упускать шанс воспользоваться системными пороками русской жизни ради своей страны. Горькие мысли – о нас, а не о китайцах.

Россия: власть как инструмент извлечения прибыли

Обманутая Борисом Ельциным, которого и самого одурачил Леонид Кравчук, Россия отреклась от Советского Союза в надежде быстро разбогатеть, избавившись от добровольной повинности субсидировать Закавказье и Среднюю Азию. Спустя 20 лет международно-политические издержки этой схемы заметней выигрышей.

Прежде всего сократился внешнеполитический ресурс России, который до сегодняшнего дня не достиг того, которым располагал СССР. Во-первых, не компенсирована материальная основа дипломатической работы. Ни одно новое российское посольство в странах СНГ не оснащено так, как полагалось оснащать советское представительство за рубежом в техническом отношении и с точки зрения обеспечения комплексной безопасности, включая защиту информации. Между тем, во всех странах СНГ спецслужбы широкого круга заинтересованных стран-конкурентов ведут активную разведывательную деятельность.

Во-вторых, сократился организационный ресурс российской дипломатии. 20 лет происходило вымывание с дипломатической службы кадров высшей квалификации за счет естественного старения, перехода в российский и иностранный бизнес или просто «утечки за рубеж». При этом привлекательность дипломатической работы для молодых упала ввиду недостаточного по современным критериям денежного обеспечения и невозможности получить жилье для того, чтобы обзавестись семьей и включиться в нормальный цикл биологического воспроизводства дипломатических кадров – во многом потомственных.

В итоге в целом уровень профессионализма дипломатов перестает расти, а многие уникальные квалификации дипломатических работников старой советской школы – прежде всего профессионалов-переговорщиков экономического и военно-политического профилей – оказались утерянными или находятся на грани утраты. При этом самостоятельное экономико-переговорное направление в работе официальной дипломатии не складывается из-за его малой востребованности: компании пытаются вести переговоры с зарубежными партнерами самостоятельно, а часто – скрывая эти переговоры от дипломатов в силу того, что содержание обсуждаемых сделок бывает «теневым» и «полутеневым».

В-третьих, невосполнимый ущерб понес ресурс культурно-психологического и идеологического влияния России, поскольку представлять образец жизненной привлекательности сегодня она в состоянии разве что для стран СНГ и ряда азиатских государств. При этом изменения в культурно-психологическом образе России, делающие ее комфортной для выходцев из Азии, снижают привлекательность российского образа жизни для носителей западных вкусов и стандартов.

Вспомним нескончаемые ряды ресторанов не русской, а кавказской кухни, азиатско-кавказские по виду, порядкам, обхождению и ассортименту товаров бывшие городские рынки Москвы и Санкт-Петербурга, наполовину азиатский облик пассажиров столичных метро и связанные с таким составом жителей разговорная и иная манеры общения. «Азиатизация» и «провинциализация» поведения затронула даже более образованную студенческую среду. Вместо того чтобы учить приезжих, например, кавказских соучеников (провинциалов, тяготеющим к полусельскому укладу жизни) хорошим столичным манерам, русские студенты сами перенимают у кавказцев их фамильярный «свойско-аульный» тип общения, пренебрежение к правилам городских приличий и культурного обхождения.

Поведение таксистов-частников и автолюбителей на российских дорогах – просто канон традиционной для советских лет «езды без правил» на дорогах Закавказья. Сегодня этот стандарт перенесен в столицу. Рассорившись с Грузией, мы делаем свою столицу похожей на «о-о-чень большой» Тифлис, Владикавказ или Баку. Юрий Лужков заложил коррупционно-бюрократическую основу московского процветания. Но он же дал старт азиатизации Москвы. Город, привлекательный для тех, кто алчен и беден, не ценит европейскую культуру и не собирается соблюдать закон. Как сломать этот низводящий нас тренд?

В-четвертых, трем правителям за 20 лет не удалось снять Россию с нефтегазовой иглы. Лишь к началу 2010-х гг. были сформулированы приоритеты поворота к наукоемкой экономике и сделаны неуверенные шаги, формально ориентированные в ее сторону. Государство снова сосредоточило в своих руках гигантскую власть и вернуло способность обеспечивать концентрацию средств на приоритетных направлениях. Но эффективность усилий по созданию наукоемкого сектора блокирована системой распределения бюджетных средств на основе «распила». Власть по сути дела не может ее разрушить в силу органичной встроенности этой системы в государственную машину со времен Ельцина.

Провинции после распада СССР вернулись к системе «кормления», мало изменившейся с русского средневековья. Лишившись надежд обогащаться за счет лояльности к федеральной власти, региональные элиты обратились к поиску доходов на местах. Для тех, кто обладал предприимчивостью, это было решением проблемы. Умение находить местные доходы, скрывая их от федерального и регионального налогообложения, стало ключом к богатству и власти. Провинции и провинциальные элиты научились жить и выживать без Москвы – беднее, чем в столицах, но не так уж плохо.

В сущности, они лишь повторяли опыт московского мэра, который тоже сумел отделить столичную городскую экономику от экономики общероссийской, отыскав такие источники местных доходов, которые в реальном измерении превосходили бюджеты многих федеральных ведомств.

В международном смысле особый интерес представляли практики общения региональных властей, включая столичные, с этнобизнесом – чужестранным, но не только с таким. Большинство руководителей русских провинций считают себя патриотами. Русские лозунги вне этноадминистративных субъектов федерации котируются высоко. Но все меняется, едва возникает соблазн обрести местный неучтенный доход. Например, от продуктового рынка, которым верховодят азербайджанцы, вещевой барахолки, подконтрольной вьетнамцам, или от нелегально поселившейся в заброшенной деревеньке китайской общины, которая завалила местный рынок отличной овощной продукций, оставаясь при этом «условно невидимой» для налоговых органов.

Не в этой ли укорененности практики местных «невидимых доходов» муниципальный властей, полиции и фискальных структур – источник разговоров о мирной и официально не улавливаемой «колонизации» чужеэтническими сообществами сельских и городских пространств российских регионов? Разрушение СССР замышлялось как освобождение России от «наднационального экономического ига». На деле оно открыло путь к установлению экономической власти, как никогда далекой от идей национального процветания России.

Сомнительно, чтобы чуженациональный бизнес работал на увеличение ресурса национальной внешней политики Российского государства. Не верится, что власть не замечает этой проблемы. Просто система обогащения элит после 1991 г. оказалась завязана на извлечении доходов в союзе с любым бизнесом. Патриотические задачи при этом роли не играют. Власть стала инструментом получения прибыли – в этом специфика российской политической системы и один из ее системных пороков.

***

С точки зрения российского национального сознания, главным итогом распада СССР было сокращение внешнеполитического потенциала и ослабление международных позиций России. С учетом развития российской политической системы по порочному кругу считать это ослабление обратимым нет оснований. Сопряженный с исчезновением Советского Союза распад биполярной структуры придал мировой архитектуре неравновесный характер, не способствуя при этом гармонизации международных отношений. Попытка США воспользоваться историческим шансом и закрепить в мире однополярную структуру, «спроектированную» под Соединенные Штаты, тоже не реализовалась. Отчасти – в результате ресурсозатратной внешней политики Вашингтона, отчасти вследствие объективных причин – перерастания сложности мирохозяйственных, культурно-идеологических миграционно-демографических и политических процессов того уровня, в пределах которого их вообще можно регулировать ресурсами и волей одной державы, даже такой мощной, как США. В мире должны сосуществовать альтернативы. Предложить их не может и не стремится ни одна из других серьезных держав.

А.Д. Богатуров – д. полит. н., профессор, заместитель директора Института проблем международной безопасности РАН, заслуженный деятель науки Российской Федерации.

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 14 декабря 2011 > № 738715 Алексей Богатуров

В ноябре основные мировые фондовые площадки продолжили рост, хотя его темпы существенно замедлились по сравнению с октябрем. Лидером роста стал российский фондовый рынок, прибавивший 4 процента по индексу РТС. При этом российский рынок акций оказался единственным среди стран BRIC, продемонстрировавшим позитивную динамику в ноябре. По данным EPFR Global, отток средств из фондов, инвестирующих в российские акции, в ноябре сократился до 46 миллионов долларов против оттока в 487 миллионов месяцем ранее. А в отдельные недели месяца, впервые с июля текущего года даже отмечался чистый приток средств в российские акции.Противоречивые заявления европейских политиков по поводу решения финансовых проблем Еврозоны, политический кризис в Италии и Греции не способствовали желанию инвесторов покупать «рисковые» активы. Дополнительную нервозность на рынки вносили рейтинговые агентства, которые понизили рейтинги крупнейших мировых банков и ряда стран. Кроме того, Moody’s и Fitch предупредили о рисках для суверенного рейтинга Франции, и даже Япония получила серьезное предупреждение от S&P и МВФ о возможном снижении рейтинга.

Сильные данные по рождественским продажам в США и наметившийся прогресс в деле решения долговых проблем ЕС оживили спекулятивный спрос на риск в последнюю неделю месяца. Дополнительным фактором роста рынков акций в конце месяца стало решение ФРС и еще пяти крупнейших мировых центробанков о снижении стоимости долларовых свопов. И хотя эта мера не решит всех долговых проблем ЕС, сам факт способности проводить скоординированные действия является позитивным сигналом для рынков.

Среди данных макростатистики, выходившей в ноябре, можно выделить более высокие по сравнению с прогнозами индексы доверия потребителей и производственной активности в США. В Европе вышли неплохие данные по промпроизводству, розничным продажам, промышленным заказам. В целом, хотя опубликованную макростатистику и нельзя назвать «блестящей», она не препятствует росту на фондовых рынках.

Ожидания аналитиков и перспективы российского рынка акций

Несмотря на существенное восстановление в октябре и ноябре, российский рынок акций остается перепроданным по сравнению с другими развивающимися рынками. При этом российская экономика продолжает двигаться по восходящему тренду. Дополнительным фактором поддержки бумаг российских компаний остаются цены на нефть, которые, вероятно, сохранятся на высоком уровне в ближайшие месяцы. Результаты прошедших выборов в Госдуму носят довольно неоднозначный характер. Тем не менее, они, возможно, будут позитивно восприняты инвесторами, поскольку снимают один из факторов неопределенности. Не исключено, что в случае улучшения ситуации на мировых рынках котировки российских акций будут расти опережающими темпами.

Что касается внешних факторов, в ближайшие кварталы усилится политика стран ЕС, направленная на восстановление. В качестве фактора риска сохраняет свое значение политическое противостояние между правящими партиями США. В целом, статистика в глобальной экономике в основном поддерживает спрос на «риск», инфляционные индикаторы демонстрируют замедление темпов прироста, негативная тенденция опережающих индикаторов в ряде стран сопровождается усилением мер денежно-кредитного и бюджетного стимулирования.

Если говорить о России, годовой прирост инфляции в ноябре сократился до 6,8 процента против 7,2 процентов в октябре. Прирост промпроизводства и розничных продаж в январе-октябре составил 5,1 процента и 6,5 процента соответственно. Рост инвестиций в основной капитал составил 5,3 процента. Усиление политических противоречий между Россией и КНР с одной стороны, и западными странами с другой, в вопросах, связанных с санкциями против Ирана и Сирии, являются негативным фактором для долгосрочных прогнозов инвестиционной активности. Но результаты последних саммитов G20 показывают, что среднесрочные цели экономической политики ведущих стран по-прежнему совпадают.

Александр Осин, Игорь Додонов, Андрей Пальянов, ИК «ФИНАМ»

Издание «Экономист» в своем последнем докладе прогнозирует сокращение прямых зарубежных инвестиций в будущем году более чем на 2 млрд. долларов, сообщает агентство ИСНА.

По оценкам издания, в прошлом году объем прямых зарубежных инвестиций в иранскую экономику составил 3 млрд. 620 млн. долларов. В текущем году этот показатель сократится на 2 млрд. 220 млн. долларов и составит 1,4 млрд. долларов или 0,3% от ВВП страны.

В ближайшие годы размеры прямых зарубежных инвестиций будут меняться, и, как ожидается, в будущем году их объем составит 1,6 млрд. долларов или 0,3% от ВВП.

В 2013 году объем прямых зарубежных инвестиций несколько сократится и составит 1,5 млрд. долларов или 0,24% от ВВП. В 2014 году данный показатель вырастет до 1 млрд. 650 млн. долларов, и при этом их доля от ВВП сохранится на уровне 0,24%.

В 2015 году объем инвестиций увеличится на 150 млн. долларов и составит 1 млрд. 800 млн. долларов, а их доля от ВВП уменьшится до 0,23%. В 2016 году объем прямых зарубежных инвестиций сохранится на таком же уровне.

Заместитель дорог и городского строительства Ирана Али Никзад во время встречи с министром транспорта Сирии Фейсалом Аббасом заявил о готовности Тегерана экспортировать электроэнергию в Сирию и Ливан, и это было с одобрением воспринято сирийской стороной, сообщает агентство ИРНА.

Али Никзад, прибывший в Дамаск для участия в 9-ом заседании ирано-сирийской межправительственной комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству в качестве председателя иранской части комиссии, подчеркнул, что общие враги двух стран не смогут сокрушить Сирию, однако экономическое давление на эту страну наверняка возрастет.

Как отметил Али Никзад, в Иране накоплен достаточно богатый опыт в плане того, как использовать санкции во благо страны. Иран смог одержать победу, опираясь на помощь своих друзей, таких как Сирия. Иранское руководство полно решимости всячески помогать Сирии, в частности в области экономики и транспорта, который является движущей силой экономического развития.

Фейсал Аббас в свою очередь указал на необходимость скорейшего проведения трехстороннего совещания с участием Ирана, Сирии и Ирака с целью создания совместного наземного транспортного коридора.

По словам сирийского министра, такое совещание позволит ускорить выполнение соглашений в области расширения грузовых и пассажирских перевозок наземным, морским и воздушным транспортом, увеличения товарооборота и устранения имеющихся проблем.

Фейсал Аббас подчеркнул, что большое значение имеет сотрудничество между Ираном, Сирией и Ираком в области железнодорожного транспорта. Объем грузоперевозок по железной дороге, которая свяжет три страны, может достигать 2 млн. т различных грузов в год. Кроме того, имеются все условия для увеличения количества авиарейсов между Сирией и Ираном, и сирийская сторона хотела бы, чтобы Иран продолжал поставки своих товаров морским транспортом в сирийский порт Латакия.

Следует отметить, что программой пребывания Али Никзада в Сирии предусматриваются также его встречи с президентом Сирии Башаром Асадом и премьер-министром Аделем Сафаром.

Заместитель министра сельскохозяйственного джихада по вопросам планирования и экономики Мохаммед Али Никбахт в интервью агентству ИРНА заявил, что с учетом улучшения ситуации в отрасли объем производства сельскохозяйственной продукции к концу текущего сельскохозяйственного года достигнет 118 млн. т.

По словам М.А.Никбахта, увеличению объема производства названной продукции способствовали своевременное выпадение осадков и меры правительства по оказанию поддержки производителям сельскохозяйственной продукции.

В прошлом сельскохозяйственном году было произведено около 108 млн. т животноводческой, земледельческой, рыбной и садоводческой продукции.

М.А.Никбахт отметил, что возможно, в результате ранних осенних заморозков сельскохозяйственной отрасли причинен некоторый ущерб, однако его размеры пока не определены.

Заместитель генерального директора компании «Вагон Парс» в Эраке, директор проекта по производству подвижного состава для национального метро Мирсамад Кариши в интервью агентству ИРНА заявил, что компания «Вагон Парс» входит в первую десятку передовых производителей железнодорожного подвижного состава в мире по уровню внедрения научных достижений в проектирование и строительство железнодорожных вагонов.

Мирсамад Кариши отметил, что как только зарубежные страны создают проблемы для иранской экономики, это приводит к ускорению развития промышленности, в частности железнодорожной, поскольку иранские производители, в том числе компания «Вагон Парс», располагают достаточными техническими знаниями и производственным потенциалом, позволяющими выпускать пассажирские и товарные вагоны и подвижной состав для метрополитена.

Инженерно-техническая служба компании «Вагон Парс» начала свою деятельность в 1992 году, и к настоящему времени в компании накоплен богатый научно-производственный опыт. Производство железнодорожной техники и, в частности, вагоностроение представляет собой стратегически важную отрасль, которая должна располагать достаточным научным и производственным потенциалом, позволяющим осуществлять серийное и единичное производство железнодорожной техники, и компания «Вагон Парс» имеет такой потенциал.

В настоящее время железнодорожные вагоны, спроектированные и построенные компанией «Вагон Парс», экспортируются в ряд зарубежных стран, в том числе в Сирию, Бангладеш, Судан и на Кубу.

Глава Организации по делам кочевников Джаханшах Садик в интервью агентству ИРНА сообщил, что кочевниками производится около четверти животноводческой продукции и около трети изделий народных промыслов и ремесел.

По словам Дж.Садика, организацией, которую он возглавляет, принимаются все необходимые меры для увеличения объемов производства различной продукции кочевниками, в распоряжении которых находится около 5% сельскохозяйственных угодий.

Дж.Садик сообщил, что помимо животноводства около 30% иранских кочевников занимаются пчеловодством, рыбоводством, народными промыслами и сельским хозяйством.

Исполнительный директор проекта по развитию производства на нефтеперерабатывающем комбинате «Шазанд» в Эраке (Центральная провинция) Рашид Сейедиян в интервью Экономическому радио сообщил, что через несколько дней в рамках реализации крупнейшего в Иране проекта по производству авиационного топлива на названном комбинате состоится ввод в эксплуатацию новых производственных мощностей.

В этой связи Р.Сейедиян заявил: «В свое время мы обещали ежемесячно вводить в эксплуатацию по одной новой установке. Сегодня мы можем гордиться тем, что эти обещания выполняются, и в самое ближайшее время будет введена в эксплуатацию установка по очистке керосина с целью производства высококачественного авиационного топлива мощностью до 5 млн. литров в сутки».

По словам Р.Сейедияна, производимое на комбинате авиационное топливо будет соответствовать экологическому стандарту «Евро 5», и его можно будет поставлять на экспорт.

Р.Сейедиян отметил, что это уже четвертая перерабатывающая установка, вводимая в эксплуатацию в рамках проекта по развитию производства на нефтеперерабатывающем комбинате «Шазанд», и есть все основания надеяться на то, что на ней будет успешно производиться необходимое стране высококачественное авиационное топливо.

Министр дорог и городского строительства Ирана Али Никзад во время встречи с премьер-министром Сирии Аделем Сафаром заявил, что Сирия преодолеет сегодняшний кризис и Иран окажет ей необходимую экономическую поддержку и продолжит свою помощь, сообщает агентство ИРНА.

Али Никзад подчеркнул, что Тегеран в нынешних кризисных условиях стоит на стороне Дамаска.

Адель Сафар в свою очередь заявил о заинтересованности сирийской стороны в увеличении прямых инвестиций иранских компаний и промышленных объединений в различные отрасли экономики Сирии.

По словам сирийского премьер-министра, дальнейшему укреплению торгово-экономических связей между двумя странами будет во многом способствовать утверждение меджлисом Исламского совета Исламской Республики Иран соглашения о свободной торговле между Ираном и Сирией.

Министр дорог и городского строительства Ирана прибыл в Дамаск для участия в 9-ом заседании ирано-сирийской межправительственной комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству, которое сегодня, 14 декабря, завершилось.

Али Никзад в ходе пребывания в Дамаске провел переговоры с министром транспорта Сирии, и сегодня иранского министра должен принять президент Башар Асад.

Саудовская Аравия не будет стремиться занять иранский сегмент нефтяного рынка в случае наложения на Иран новых санкций. Об этом журналистам в Вене сообщил министр нефти Ирана Рустам Касеми.

"У нас была плодотворная дискуссия с министром нефти Саудовской Аравии Али аль-Наими. Господин Наими заявил, что Саудовская Аравия не будет пытаться заместить на рынке иранскую нефть в случае, если против Ирана будут приняты санкции", - заявил Касеми.

Консультации представителей двух нефтедобывающих стран прошли сегодня в Вене. На открывающейся встрече ОПЕК экспортеры нефти будут обсуждать планы на будущий год.

В ноябре Саудовская Аравия увеличила добычу нефти на 600 тысяч баррелей и довела ее до 10 млн баррелей в месяц. "Мы произвели 10,04 миллиона баррелей нефти в ноябре. Этого хотели наши партнеры", - заявил в начале декабря в интервью агентству Bloomberg министр нефти и минеральных ресурсов этой страны Али аль-Наими.

Данный показатель стал рекордным за последние 30 лет. Больше нефти в месяц она производила только в начале 1980-х годов. Министр нефти заявляет, что рост добычи вызван высоким спросом. Эксперты говорят о влиянии "арабской весны" и событий в Ливии, которые увеличили спрос на нефть. 

Иран полностью поддерживает предложения по пятилетнему мораторию на вылов осетровых в Каспийском море, заявил руководитель отдела рыболовства и портов Шилата (Иран) Али Аскар Моджахеди в Баку журналистам в среду, сообщает агентство "Новости-Азербайджан".

"Иран полностью поддерживает предложения по пятилетнему мораторию на вылов осетровых в Каспийском море и готов продолжить работу в направлении защиты водных ресурсов Каспия", - сказал Моджахеди.

"В текущем году Иран полностью приостановил лов осетровых рыб, даже несмотря на наличие квоты в объеме четырехсот тонн", - продолжил он.

Представитель Ирана сообщил, что в 2011 году его страна произвела и выпустила в море 200 миллионов штук различных видов рыб.

"Десять миллионов из этого объема пришлось на осетровые. В 2011 году вылов рыбы со стороны Ирана составил порядка двести двадцати тысяч тонн", - отметил он.

В Баку в среду началось 32-е заседание комиссии по водным биоресурсам Каспийского моря с участием делегаций ведомств рыбных хозяйств прикаспийских стран - Азербайджана, Ирана, Казахстана, России и Туркмении.

В повестку дня заседания включены отчеты прибрежных стран по освоению квот на вылов рыбы и искусственному разведению рыбы и защите рыбных запасов в 2010-2011 годах, о состоянии рыбных запасов моря, а также вопрос о лимите общего улова водных биоресурсов в Каспийском море всеми прибрежными странами и его разделении на национальные квоты.

Кроме того, на заседании будет внесена ясность в вопрос введения запрета на промышленный улов осетровых.

В рамках рассмотрения этого вопроса на обсуждение сторон будет вынесен проект соглашения "О защите запасов осетровых рыб в Каспийском море", предложенный российской стороной.

Представитель МИД Ирана заявил, что его страна не намерена закрывать судоходство в Ормузском проливе - важнейшем морском пути для экспорта нефти и газа из Персидского залива, передает в среду агентство ISNA.

Член иранской парламентской комиссии по вопросам нацбезопасности Парвиз Сарвари заявил на этой неделе о том, что планируются военные "учения, в ходе которых будут отработаны действия ВМС по закрытию Ормузского пролива".

"Иран уже заявлял, что закрытие Ормузского пролива не входит в его намерения, так как мы считаем, что мир и стабильность должны быть установлены в регионе, и что все страны региона должны делать все возможное в этом отношении", - приводит агентство слова пресс-секретаря иранского МИД Рамина Мехманпараста.

Агентство Рейтер сообщает, что министр нефти Ирана Рустама Касеми сказал в среду, что военные намерены лишь провести учения, а фактически закрывать пролив никто не будет. О возможных сроках проведения учений не сообщается.

Ормузский пролив - основной морской путь для экспорта газа и нефти из стран Персидского залива. Он соединяет Оманский залив с Персидским заливом. Северное побережье контролируется Исламской Республикой Иран, а южное - ОАЭ и Оманом, союзниками США.

Энергоблок первой иранской АЭС "Бушер" планируется вывести на 100% мощности и сдать в эксплуатацию в первой половине 2012 года, сообщает украинский "Энергоатом", специалисты которого принимали участие в проверке иранской АЭС Московским региональным центром Всемирной ассоциации организаций эксплуатирующих АЭС (ВАО АЭС).

АЭС "Бушер" пока находится на этапе освоения мощности 50%. Следующие этапы мощности - 75% и 100% - должны быть освоены, и блок сдан в эксплуатацию заказчику в первой половине следующего года, - отмечается в сообщении.

Предпусковая проверка атомной станции прошла с 10 по 24 ноября 2011 года и "проводилась в соответствии с заявкой иранской стороны".

"Несмотря на выявленные замечания, можно отметить, что общее состояние энергоблока удовлетворительное и соответствует состоянию пусковых энергоблоков в Украине или России", - говорится в сообщении.

"Энергоатом" отмечает, что на АЭС "Бушер" почти за два года до пуска энергоблока был построен и введен в эксплуатацию полномасштабный тренажер.

"Таким образом, весь оперативный персонал, который управляет энергоблоком, имел возможность своевременно пройти подготовку на собственном полномасштабном тренажере", - сообщает пресс-служба.

В проведенной Московским центром ВАО АЭС проверке приняли участие представители России, Украины, Армении, Венгрии, Франции и Бельгии.

Строительство атомной электростанции "Бушер" было начато в 1974 году немецким концерном Kraftwerk Union A.G. (Siemens/KWU). Между правительствами России и Ирана 25 августа 1992 года заключено соглашение о сооружении АЭС, в январе 1995 года подписан контракт на завершение строительства первого энергоблока станции. В 2001 году началась поставка основного технологического оборудования.

Физический пуск АЭС "Бушер" начался под контролем инспекторов МАГАТЭ 21 августа 2010 года, когда была осуществлена доставка свежего ядерного топлива в реакторное отделение станции. Восьмого мая 2011 года на энергоблоке проведены работы по выводу ядерной паропроизводящей установки на минимально контролируемый уровень мощности. С началом этих работ в активной зоне реактора АЭС запущена самоподдерживающая реакция деления ядерного топлива.

ВАО АЭС объединяет всех операторов АЭС мира.

Советник Иранской северной буровой компании Тоуфик Ахмади в интервью агентству ИРНА в связи с открытием нового газового месторождения в Каспийском море в западной части провинции Мазендеран заявил, что шахрестан Ноушехр в связи с тем, что здесь имеются морской порт и аэропорт, представляется наиболее подходящим местом для строительства газоочистительного завода.

Т.Ахмади отметил, что со строительством данного предприятия в названном шахрестане будут созданы рабочие места для 20 тыс. человек.

По словам Т.Ахмади, при содействии со стороны руководства шахрестана Ноушехр у министерства нефти не будет никаких проблем с приобретением земельного участка и строительством газоочистительного завода и других объектов.

Т.Ахмади сообщил, что открытое газовое месторождение находится в 180 километрах от порта Ноушехр под морским дном на глубине 2 тыс. 450 м при высоте водной толщи в 790 м.

Месторождение находится в иранских территориальных водах, и его истинные запасы многократно превосходят первоначальные оценки. Как свидетельствуют результаты исследований, оно принадлежит только Ирану. Несмотря на то, что правовой статус Каспия до сих пор не определен, буровые работы ведутся в той части акватории, которая считается неотъемлемой частью Ирана.

Т.Ахмади подчеркнул, что все буровые работы ведутся при строгом соблюдении экологических норм и в полном соответствии с распоряжениями министерства нефти. Отходы, которые могут привести к загрязнению окружающей среды, после доставки на берег перерабатываются в удобрения.

По словам Т.Ахмади, на полупогружной буровой платформе «Амир Кабир» постоянно находятся 120 человек персонала, и в море в результате их жизнедеятельности попадают только пищевые отходы, которые служат кормом для рыб.

Т.Ахмади сообщил, что добываемый на месторождении газ может доставляться на берег либо по проложенному по дну моря трубопроводу, либо на танкерах. В любом случае чем меньше расстояние до береговых сооружений, тем меньше расходы на транспортировку газа.

Запасы природного газа на новом месторождении в Каспийском море оцениваются в 50 трлн. куб. футов (1,42 трлн. куб. м).