Новости. Обзор СМИ  Рубрикатор поиска + личные списки

«Девочки обязаны уметь готовить, мальчики — знать, что такое дрель и шуруповерт»

Учителя и родители – о противоречивости идеи возвращения в школы дежурств, субботников и уроков труда

Ольга Рудашевская

Минпросвещения и Госдума рассматривают возможность возвращения в школы трудового воспитания – дежурств, уборок классов, участия в субботниках, летней практики – и полноценных уроков труда, где детей учат столярничать, слесарничать и готовить. «Газета.Ru» поговорила с учителями и родителями и узнала, рады ли они такой инициативе.

В мое время ежедневная уборка «дежурной бригадой» и раз в четверть всем классом была нормой. Конечно, всегда были беглецы, которым или было лень, или у них были официальные занятия музыкой, футболом и т.д. Но в целом субботники и мытье полов (у нас называлось «по-морски», когда на весь класс разливали ведро воды и драили, как палубу сразу несколько учеников) не вызывало протеста ни у детей, ни у родителей, порой даже сплачивало класс. Но, честно говоря, я не вижу возможности возрождения этой традиции в современных школах. Во-первых, это вопрос гигиены. Грязные ведра и плохо промытые тряпки — не самое приятное в этом деле. Дети сейчас в школах аккуратно одеты. Во-вторых, никто не отменял кружки и секции.

Сегодня настаивают на посещении всевозможных занятий, особенно бесплатных, предложенных самой школой. Где же взять время на уборку, когда нужно срочно обедать, бежать на кружок, потом еще делать домашнее задание?

В-третьих, вопрос здоровья. В планах привлекать детей в зависимости от состояния здоровья, то есть пыльную работу ребенок с аллергией, например, выполнять не будет. Уверяю вас, что у каждого второго сейчас те или иные особенности здоровья, а уж придумать, где «достать» справку у знакомого врача, не составит труда.

Помогут ли поощрения в этом вопросе? Едва ли. Даже ГТО, которое дает баллы в будущем при поступлении в вуз, не является стимулом для большинства школьников. Что действительно нужно — вернуть уроки труда, полноценные уроки. Девочки — шьют, вяжут, готовят, мальчики — учатся держать молоток, делать табуретку, вырезать из дерева, работать на простых станках. Научить мыть пол, протирать пыль — это задача родителей, это быт.

Принципиально я не против, чтобы мой ребенок работал на благо школы, потому что это воспитывает ответственное отношение к месту, где он находится, а также создает дополнительный повод поработать в команде. Но есть опасения, что повсеместно плохая реализация все угробит и все будут это только ненавидеть. Учителям надо будет придумать чего бы такого неквалифицированного дать детям, чтобы они не сделали хуже, а у детей будет страх: «О, боже, нас опять сейчас чем-то загрузят только ради того, чтобы загрузить».

Еще меня интересует, есть ли запрос на подобную инициативу от школ и детей. И если его нет, то это будет очередное предложение, которое спустят сверху, и все, кому оно адресовано, будут ломать голову, что с этим делать. А это ни к чему хорошему не приведет.

Когда я училась в школе, нам не составляло труда поднимать за собой стулья и протирать полы в кабинетах, где мы учились. Думаю, что это не будет в тягость и моим детям. Единственное, возникает вопрос, как все это будет организовано. Школа, где учатся мои дети, перегружена, работает в две смены. И не видела ни одной школы в Красноярске, где ученики учились бы в одну смену. Думаю, что заниматься трудовым воспитанием детей в таких условиях может быть затруднительно.

Что касается возврата к урокам труда, то полностью поддерживаю эту идею.

Девочки обязаны уметь готовить – они будущие домохозяйки, матери, жены. Мальчик должен понимать, что такое шуруповерт и перфоратор, дрель, слесарное первичное оборудование, уметь строгать, вытачивать что-то на токарном станке.

Уроки труда, несомненно, в школе нужны. Они начинаются в пятом классе – именно в этом возрасте закладываются базовые бытовые знания, которые обязательно пригодятся ребенку, когда он вырастет. Элементарно – не выбрасывать сломанное, а отремонтировать и починить. Вбить гвоздь, зашлифовать, просверлить – для этого не обязательно вызывать специалиста, можно все сделать своими руками. Хорошо, когда в семье есть папа или дедушка, которые умеют работать руками и могут подать пример ребенку. Но если это не так, то где же еще научиться таким вещам, как не в школе?

По своему опыту знаю – пятиклассники приходят на уроки с огромным энтузиазмом. И главное этот интерес сохранить. Мы начинаем создавать поделки – героев любимых сериалов и мультфильмов. Это всегда находит отклик. Я стараюсь давать такие работы, чтобы ребята могли попрактиковаться в разных техниках – делать разметку, пилить, сверлить, шлифовать. Пользуемся станками – лобзиковым, сверлильным, шлифовальным. После занятий ребята любят убирать рабочее место строительным пылесосом.

Если говорить о том, чем еще могут заниматься мальчики и девочки на уроках труда, то это однозначно кулинария. Но существует ряд сложностей.

У детей бывает аллергия на продукты, не отработан механизм закупки необходимых ингредиентов для приготовления в школе, а учителя и дети не имеют права приносить продукты для таких занятий. Но если это наладить, я уверен, уроки кулинарии станут любимыми у всех школьников.

В понятие «образование» входит не только передача новых знаний, но и воспитание, которое предполагает, что дети среди прочего овладевают трудовыми навыками сами и учатся уважать работу других. Труду нельзя научить только рассказывая о том, как все должно быть устроено. Это обучение всегда завязано на деятельности: протереть доску, подмести пол и т.д. Это хорошее дело, если оно будет реализовано бережно: учителя будут способны объяснить, зачем трудовая деятельность нужна, а детей не будут эксплуатировать как бесплатную рабочую силу.

В школе, где я работал, была технология — предмет, который представляет собой что-то среднее между трудом и информатикой. В младших классах дети мастерили на нем поделки, в средней школе выполняли проекты за компьютером. Было много теории, а практики — не очень. Кажется, что у учеников не получалось за отведенное время освоить навыки работы с элементарными инструментами. Хотя однозначно и столярничество, и слесарное дело, и умение готовить — это классно и полезно. И, возможно, после таких уроков кто-то из детей захочет улучшить полученные навыки и потом мы получим отличного повара или плотника.

Мы так избаловали детей сферой услуг, что они не только не умеют, но и не хотят выполнять самые обычные бытовые дела. Почему бы не принять участие в благоустройстве школы, на территории которой ты учишься одиннадцать лет? Почему бы не сделать это место лучше и красивее? Дети, которые облагораживают пространство вокруг себя, потом бережнее относятся к нему: не мусорят на территории, где принимали участие в субботнике, не лепят жвачку на парту, которую сами мыли...

И сейчас есть мотивированные дети, которые помогают учителям.

Но есть и те, кто, к сожалению, пользуется лазейкой о «запрете на использование детского труда» и отказывается участвовать в общественно полезных делах, заручаясь поддержкой родителей. Взрослые идут у своих дочерей и сыновей на поводу и поддерживают их в нежелании выполнять какие-то дела, которые на самом деле ребенку выполнить совсем не сложно. В чем проблема сделать влажную уборку в помещении, где ты находишься?

Я поддерживаю возвращение в школу и дежурств, и летних трудовых практик для учеников средней и старшей школы, и уроков труда.

Помимо того, что у этой инициативы есть педагогический аспект, это просто полезно. Недавно мне попалась на глаза статья о востребованных профессиях, среди которых были слесарь и столяр — лучшее подтверждение того, что навыки, полученные ребенком в школе, пригодятся ему в будущем. Возможно, уроки труда станут первым шагом в новую интересную профессию.

«Писали сочинение в школу всей семьей и получили тройку»

Санитарные нормы говорят, что на выполнение домашней работы у школьника должно уходить от 1,5...

Считаю, что в школе должно быть трудовое воспитание. Это нормально учить девочек шить и готовить, а мальчиков держать в руках молоток — в хозяйстве пригодится.

Также мне нравится идея с дежурством. Но думаю, это будет работать только в начальной школе.

Когда я училась, мы дежурили по классу, подметали и мыли парты. Но только в начальных классах. Это приучает к дисциплине и уважению чужого труда. Когда ребенок сам подметает, ему не нравится, что вокруг столько мусора. Соответственно сам перестает мусорить. В идеале это должно работать так.

«Сведение с орбиты отложено». Что происходит с грузовиком «Прогресс» на МКС

«Роскосмос» отложил сведение с орбиты поврежденного грузового корабля «Прогресс МС-21»

Михаил Котляр

Космический грузовик «Прогресс МС-21», у которого неделю назад выявили разгерметизацию, пока не стали сводить с орбиты. В «Роскосмосе» утром 18 февраля сообщили, что корабль отстыковали от МКС, развернули, отсняли поврежденное место и не нашли визуальных повреждений. В связи с этим его дальнейшее сведение с орбиты отложили. Не исключается, что «Прогресс» вернут на станцию для дальнейшего исследования. Разгерметизацию грузовика выявили 11 февраля. Из-за этого перенесли старт с Земли беспилотного «Союза МС-23». Он должен был вернуть экипаж МКС на Землю 20 февраля.

«Роскосмос» отложил сведение с орбиты поврежденного космического грузовика «Прогресс МС-21». Об этом госкорпорация сообщила в своем Telegram-канале.

«Сведение «Прогресса МС-21» с орбиты отложено. Государственная комиссия сегодня примет решение по дальнейшей программе полета корабля», — говорится в сообщении.

Как пояснили в «Роскосмосе», после отстыковки «Прогресса» от модуля «Поиск» на МКС поверхность корабля отсняли и не обнаружили визуальных повреждений.

Сейчас в российском космическом агентстве рассматривают два варианта дальнейших действий. Первый — продолжение сведения грузовика с орбиты. Второй — возвращение «Прогресса МС-21» обратно к МКС и стыковка с российским модулем «Причал» для выявления причины разгерметизации системы терморегулирования корабля.

Утром 18 февраля «Роскосмос» сообщил, что космический грузовик успешно отстыкован от российского сегмента МКС. После того, как «Прогресса МС-21» в 5.26 18 февраля отошел от космической станции, космонавты с помощью системы телеоператорного управления развернули корабль и сфотографировали место повреждения.

Место «Прогресса» на стыковочном узле должен занять беспилотный корабль «Союз МС-23» — изначально его планировали запустить к станции 20 февраля, но затем глава «Роскосмоса» Юрий Борисов рассказал, что старт отложили до первой декады марта.

Конкретную дата запуска беспилотного «Союза МС-23», который должен вернуть космонавтов Роскосмоса Сергея Прокопьева, Дмитрия Петелина и астронавта НАСА Фрэнка Рубио на Землю, определят в ближайшие дни.

Перед отстыковкой «Прогресса» Прокопьев и Петелин расконсервировали корабль, выполнили демонтаж воздуховода, сняли быстросъемные винтовые зажимы со стыка, закрыли переходные люки между кораблем и модулем «Поиск», проконтролировали их герметичность. Также космонавты провели тренировку по построению ориентации для видеосъемки внешней поверхности корабля и его уводу в телеоператорном режиме управления на бортовом тренажере.

Что случилось с «Прогрессом» и «Союзом»

Проблемы с российскими космическими кораблями на Международной космической станции начались в конце 2022 года. 15 декабря экипаж пристыкованного к МКС «Союза МС-22» доложил, что сработал диагностический датчик и в системе охлаждения корабля начало падать давление.

На кадрах с трансляции NASA было видно, что из корабля в открытый космос бьют струи технической жидкости. Из-за нарушения в системе терморегулирования на корабле начала расти теспература. СМИ сообщали, что она доходила до 50 градусов Цельсия, но в «Роскосмосе» опровергали эту информацию — по данным госкорпорации, температура оставалась в рабочем диапазоне и не причиняла неудобств экипажу.

После того как космонавты с помощью внешнего манипулятора провели съемку поврежденного участка обшивки корабля, в ЦУПе смогли найти место утечки на радиаторе системы охлаждения. С самого начала специалисты предполагали, что разгерметизация произошла из-за столкновения с метеороидом — маленьким осколком минерала или космического мусора.

Впоследствии эта версия подтвердилась — в госкомиссии пришли к выводу, что причиной утечки стал удар осколком на скорости около 7000 м/с. В итоге экспедицию экипажа МКС продлили, а в «Роскосмосе» начали готовиться к отправке за ним 20 февраля беспилотного корабля «Союз МС-23».

Однако старт пришлось перенести — 11 февраля выяснилось, что контур грузового корабля «Прогресс МС-21», который должен завершить свой полет в составе Международной космической станции 18 февраля, также разгерметизирован.

Борисов подчеркивал, что неполадки на двух разных кораблях похожи, но их причины могут быть совершенно разными. «Прогресс» изолировали от основного объема МКС.

«У подростков и взрослых с СДВГ выше риск развития алкоголизма»: как распознать синдром у ребенка

Невролог Чутко рассказал, как диагностировать у ребенка синдром дефицита внимания и гиперактивности

Алла Салькова

Как отличить синдром дефицита внимания и гиперактивности у ребенка от простой невоспитанности, всегда ли детям с СДВГ нужны лекарства, как синдром может проявляться у взрослых и может ли он дать какие-то преимущества в жизни, «Газете.Ru» рассказал руководитель Центра поведенческой неврологии, заведующий лабораторией коррекции психического развития и адаптации Института мозга человека РАН, профессор Леонид Чутко.

— Сколько в России детей с СДВГ?

— Централизованно никто не считает количество таких детей, — впрочем, как и в случае с любым другим не самым инвалидизирующим заболеванием. Но если исходить из тех исследований, которые проводили мы в Санкт-Петербурге и наши коллеги в Москве, — цифры примерно такие же, как за рубежом: 5-7% от популяции. У мальчиков, как правило, СДВГ встречается в 4-6 раз чаще.

— Действительно ли за рубежом имеет место гипердиагностика, когда синдром приписывают детям, у которых его нет?

— Я бы не сказал, что такая проблема действительно есть. В США, например, изучением СДВГ занимаются намного дольше чем у нас, много лет публикуются научные исследования, но цифры относительно распространенности синдрома у них практически не меняются. Да, за прошедшие десятилетия выявляемость несколько выросла, но не настолько, чтобы считать эти изменения значимыми и указывающими на рост числа ложных диагнозов.

В России на СДВГ обратили внимание примерно в 1990-х годах, поэтому сегодня врачи уже достаточно неплохо знакомы с диагностическими критериями и умеют его выявлять.

— Когда говорят об СДВГ, обычно подразумевают неусидчивость и неуправляемость. Это наиболее характерный признак расстройства?

— Главный симптом СДВГ — это невнимательность. Бывают активные физически дети, с живым темпераментом. Но если ребенок постоянно отвлекается при выполнении учебных заданий, не может, как сверстники, сконцентрироваться на них даже в школьном возрасте, все время что-то забывает, — это уже повод насторожиться.

Есть несколько подтипов синдрома. В некоторых случаях гиперактивность вообще не проявляется, но проблемы с внимательностью, с сосредоточением есть всегда.

В частности, гиперактивность реже встречается у девочек. У них расстройство в принципе обычно протекает мягче и диагностируется в более позднем возрасте. Но если отвлекаемость есть, рано или поздно она становится видна, приводит к проблемам в учебе, к дезадаптации в школе.

— Среди не-медиков до сих пор ведутся споры: кто-то считает, что СДВГ — это нормальное детское поведение, кто-то — что это просто проявление невоспитанности. В какой момент невнимательность и непоседливость становятся патологией?

— В Международной классификации болезней сформулированы критерии, которые позволяют отличить это заболевание от нормы. Невнимательность, отвлекаемость, неорганизованность, суетливость, неусидчивость должны быть выражены в достаточной степени на протяжении минимум полугода.

Один из важных моментов — признаки заболевания проявляются и дома, и в детском саду или школе. То есть, если ребенок дома ведет себя с родителями плохо, а из детского учреждения жалоб не поступает, то, скорее всего это проблемы воспитания. Также важно исключить другие заболевания, прием определенных лекарств — то есть все, что может повлиять на поведение.

Сейчас существуют психофизиологические тесты, которые позволяют измерить способности пациента к концентрации. В нашем Центре используется тест TOVA на вариабельность внимания, а за рубежом в последнее время получил распространение тест непрерывной производительности MOXO.

Врач рассматривает каждый конкретный случай отдельно, с учетом диагностических критериев, жалоб родителей. Какие-то анализы, инструментальные обследования здесь не слишком информативны. Хотя, например, специализированная количественная ЭЭГ показывает определенные изменения, которые позволяют определить действительно ли дело в нарушении внимания или в чем-то другом, например, в проблемах с мотивацией.

— Чем же работа мозга у человека с СДВГ отличается от нормальной?

— Утрируя, можно сказать, что лобные, передние области головного мозга, префронтальная кора, работают несколько «медленнее», чем у здоровых сверстников. Наблюдается функциональная незрелость головного мозга. А именно префронтальная кора регулирует мышление и двигательную активность в зависимости от планов и задач человека.

— СДВГ — это генетическое расстройство? Или есть и другие причины?

— В первую очередь, это наследственное заболевание. Если обследовать родителей детей с СДВГ, то в половине случаев симптомы можно найти у отцов, а в 29% случаев — у матерей. Но и перинатальные факторы могут повлиять на то, проявится ли расстройство и в какой степени. Патологии беременности и родов повышают риски, у недоношенных детей СДВГ встречается чаще.

— А как влияет социальная среда?

— Социальная среда может модифицировать проявление заболевания — усиливать, уменьшать. Но она не является причиной.

Синдром дефицита внимания — это не следствие каких-то, допустим, семейных проблем. В обществе до сих пор встречается путаница, некоторые считают, что дефицит внимания — это про нехватку внимания родителей к ребенку.

Но, конечно, если семейная обстановка сложная, если у родителей разные подходы к воспитанию, если есть частые конфликты, — это может усилить проявления синдрома.

— С какой вероятностью СДВГ сохраняется во взрослые годы?

— В среднем, в половине случаев. Иногда дети просто его перерастают, головной мозг созревает просто позже, чем у сверстников.

— Может ли синдром развиться у взрослого?

— Нет. И это очень важно. Ко мне приходят такие пациенты, которые где-то прочли про СДВГ и стали пытаться все, что с ними происходит: проблемы на работе, в семье, – объяснить с точки зрения болезни.

Заболевание может остаться недиагностированным до взрослых лет, но внезапно появиться у взрослого оно не может. Поэтому мы спрашиваем: «А каким Вы были в детстве?». И если раньше проявлений синдрома не было, значит, корень проблемы надо искать где-то еще.

— Как проявляется СДВГ у взрослых?

— Во взрослые годы обычно менее выражена повышенная двигательная активность, но проблемы с внимательностью сохраняются. Например, такие люди перестраиваются на дороге, не посмотрев в зеркало.

В среднем, они чаще меняют места работы, брачных партнеров, реже получают высшее образование, и у них в среднем меньше доход, чем у их здоровых сверстников. Безусловно, СДВГ накладывает отпечаток на социальную жизнь.

Кроме того, подростки и взрослые с СДВГ входят в группу риска по развитию алкоголизма, наркотизации. Совершенно не обязательно, разумеется, что они столкнутся с алкоголизмом, но вероятность для них будет выше.

— С какими еще заболеваниями сталкиваются люди с СДВГ?

— Расстройству часто сопутствует дислексия, тики. В более старшем возрасте может развиться депрессия, тревожные расстройства. Нередко симптомы СДВГ и других расстройств могут наслаиваться, маскировать друг друга, и тут уже задача врача — суметь распутать этот клубок и выяснить первопричину всех проблем.

— Всегда ли детям с СДВГ нужны какие-то препараты?

— Есть такой стереотип, что при СДВГ обязательно надо принимать психостимуляторы или другие лекарства. Но это не так. Первым этапом всегда идет психологическая коррекция, психотерапия. Это очень важный момент. Работа ведется в семье, с родителями. Важно донести до них, что нет такой таблетки, которая научит ребенка правильно себя вести. Родители должны научиться его понимать, взаимодействовать с учетом его особенностей.

— Что родителям детей с СДВГ нужно иметь в виду в первую очередь?

— Что такого ребенка не стоит ругать или критиковать. Дети с СДВГ в принципе не слишком восприимчивы к критике, к запретам.

Если ребенок сделал что-то не так, важно донести до него мысль: «Ты — хороший, но поступил неправильно». То есть, не ругать его за личность, за то, кто он есть. Это, в целом, и на здоровых детей распространяется. Но при СДВГ позитивная модель поведения родителей по отношению к ребенку крайне важна.

Еще для таких детей очень важно максимально структурировать время, чтобы под определенные задачи у ребенка были конкретные временные отрезки, выстраивать график. Людям с СДВГ сложно его придерживаться, но без графика их жизнь совсем превратится в хаос. Если родители хотят, чтобы их ребенок потом получил образование, профессию, не инвалидизировался и чувствовал себя в обществе наравне со здоровыми сверстниками, то надо стремиться к тому, чтобы поддерживать какой-то распорядок. Абсолютного подчинения, конечно, требовать не стоит, но и вседозволенности допускать нельзя.

— Есть ли у синдрома какие-то положительные стороны? Можно ли заставить его работать на себя?

— Раньше относительно СДВГ говорили о двойной исключительности, когда у человека одновременно есть и нарушения психики или поведения, и какие-то выдающиеся таланты или способности. Но. в общем, дети с СДВГ интеллектуально не отличаются от сверстников и среди них тоже попадаются весьма одаренные. С синдромом это не связано. СДВГ не дает каких-то преимуществ в жизни или работе. Это заболевание. И лучше, чтобы его не было.

Россия. США. ЦФО. СЗФО > Образование, наука. Медицина. Алкоголь > gazeta.ru, 1 марта 2023 > № 4321431 Леонид Чутко

КРУПНЫЕ РОССИЙСКИЕ ФАРМДИСТРИБЬЮТОРЫ СМЕЩАЮТ АКЦЕНТ С РАЗВИТИЯ ОНЛАЙН-ФОРМАТОВ В РОЗНИЦЕ

По данным аналитической компании RNC Pharma, российский фармрынок по итогам 2022 г. показал внушительный результат, общая динамика фиксировалась на уровне двузначных значений (12,9% в рублях), а инфляция, хоть и довольно высокая, но всё же не превышала исторические максимумы.

Целый ряд дистрибьюторских компаний активизировали свои инвестиционные программы, причём если последние пару лет речь шла в основном о развитии онлайн форматов, то сейчас акценты сместились в сторону производственных компетенций.

Участники рынка предполагают воспользоваться той политической реальностью, которая сложилась в отношении нашей страны после февраля 2022 г. «Р-Фарм» продолжает собирать «офсеты» в крупных регионах России, в январе 2023 г. компания выиграла госконтракт в Санкт-Петербурге, а в феврале ещё один в Москве. Впрочем, результаты последнего в настоящее время оспаривает в ФАС производственная компания «Биокад». Укладывается в эту логику и покупка «Протеком» сначала производителя фармацевтических субстанций «Бион» в Калужской области, а затем и миноритарной доли в компании «Активный компонент» в Санкт-Петербурге.

Возобновляется разговор и о расширении полномочий по централизованным закупкам на базе «Федерального центра планирования и организации лекарственного обеспечения граждан», если этот процесс будет поступательно развиваться, система организации работы фармкомпаний в рамках госсектора тоже кардинально поменяется.

ЭКСПЕРТЫ ОБСУДИЛИ ПОВЫШЕНИЕ ДОСТУПНОСТИ ЛЕКАРСТВ ДЛЯ ОРФАННЫХ ПАЦИЕНТОВ

Представители Минздрава, Госдумы, фонда «Круг Добра», пациентских организаций дали оценку достигнутым результатам за 2022 год в сфере доступности лекарств, диагностики и реабилитации для орфанных пациентов.

Сопредседатель ВСП, Президент Всероссийского общества гемофилии Юрий Жулёв отметил, что он стал признанной площадкой, на которой власть и экспертное сообщество обсуждает инициативы по развитию системы лекарственного обеспечения орфанных пациентов, часть из которых уже получила законодательную поддержку.

Ирина Мясникова, сопредседатель ВСП, Председатель правления ВООЗ отметила, что «Прошедший год стал прорывным с точки зрения организации решения задач, с которыми сталкиваются пациенты с орфанными заболеваниями. Вместе с тем, многие из них нуждаются в диагностике, реабилитации, в доступе к проверенной информации. Необходимо также повышать доступность терапии для взрослых пациентов в регионах, средств реабилитации, специального лекарственного питания. Со стартом расширенного скрининга новорожденных нужно улучшить информирование семей, особенно в момент постановки диагноза. Важно обеспечить непрерывность лечения пациентов, не имеющих группы инвалидности».

По мнению сопредседателя ВСП, Президента Общероссийской общественной организации инвалидов-больных рассеянным склерозом Яна Власова, «Качество решений в сфере орфанных заболеваний является тестом для любого государства на социальную направленность. Россия поэтапно вкладывает большие средства в лечение орфанных пациентов, что не происходит в других странах. Развивается законодательство, инфраструктура — можно говорить о высокой степени зрелости нашего государства в реализации социальной политики. Кроме того, выстроено эффективное взаимодействие между экспертным сообществом и врачами, что также является уникальным опытом нашей страны. Благодаря этому мы имеем возможность обеспечить детей почти с любой патологией в орфанной сфере необходимой терапией и инновационным лечением».

О развитии лекарственного обеспечения рассказал Сергей Глаголев, Заместитель Министра здравоохранения Российской Федерации. По его оценкам, система лекарственного обеспечения сбалансирована, что позволяет реагировать на потребности, в том числе узких групп населения. При этом орфанные пациенты находятся на передовом крае развития медицины.

К настоящему времени программа 14 ВЗН по номиналу увеличена в 2 раза, а по числу пациентов в 3 раза. (Почти 60% программы 14 ВЗН составляют орфанные пациенты). С развитием терапии и увеличения числа пациентов возникла необходимость прогрессивного увеличения бюджета централизованных закупок.

В 2022 году дополнительно к 67 млрд рублей программы ВЗН, было выделено 8,9 млрд рублей для обеспечения переходящего остатка. В 2023 году программа 14 ВЗН претерпит одни из самых значительных изменений, она будет увеличена на 21 млрд рублей общего бюджетного наполнения, которые будут направлены на лекарственное обеспечение детей.

За время работы Фонда 5363 ребенка получили помощь. Было потрачено 103 млрд рублей. Экономия Фонда за последние 2 года достигла почти 11 млрд рублей.

Среди обсуждаемых вопросов по развитию Фонда — закупка препаратов, которые финансируются из региональных бюджетов, включение реабилитации, лечебного питания в помощь, предоставляемую фондом.

«БИННОФАРМ ГРУПП» НАЧАЛА ВЫПУСК ТАБЛЕТОК ПРОТИВ БОЛИ В ГОРЛЕ ЛОРОТРИЦИН-АЛИУМ®

Компания начала выпуск нового комбинированного препарата от боли в горле Лоротрицин-Алиум®, который можно принимать для лечения основных заболеваний горла и полости рта. Производство расположено на заводе «Алиум» в подмосковном Оболенске, в декабре 2022 года и в январе 2023 компания выпустила в гражданский оборот около 200 тыс. упаковок.

Рустем Муратов, генеральный директор «Биннофарм Групп»: «Развитие портфеля препаратов является частью нашей стратегии, направленной на поддержание высоких темпов роста. Запуская новые препараты, мы опираемся, прежде всего, на текущие потребности наших пациентов. Так, в 2022 году мы осуществили запуск новых брендов Лоротрицин-Алиум®, Венапрокт Алиум® и ряда небрендированных продуктов. Как результат, уже несколько лет подряд «Биннофарм Групп» растет быстрее рынка, прошлый год также не стал исключением».

Производственная площадка «Алиум» (входит в «Биннофарм Групп») расположена в поселке Оболенск Московской области. В 2022 году предприятие увеличило выпуск лекарственных препаратов на четверть по сравнению с результатами предыдущего года — до 64,5 млн упаковок. «Алиум» производит рецептурные и безрецептурные препараты разных терапевтических групп: пульмонология, неврология, кардиология, гастроэнтерология, инфекционные и простудные заболевания, флебология, урология, антибиотики и антисептики, болеутоляющие. Завод спроектирован в полном соответствии со стандартами GMP и оснащен высокотехнологичным оборудованием.

ДВА ИННОВАЦИОННЫХ РОССИЙСКИХ ПРЕПАРАТА ДЛЯ ТЕРАПИИ РАССЕЯННОГО СКЛЕРОЗА МОГУТ СТАТЬ ДОСТУПНЫ ПАЦИЕНТАМ В 2023 ГОДУ

В этом году в России ожидается регистрация сразу двух оригинальных препаратов для терапии рассеянного склероза, полностью разработанных учеными биотехнологической компании BIOCAD.

Речь идет об оригинальных препаратах с международными непатентованными наименованиями сампэгинтерферон бета-1а и дивозилимаб. Оба препарата, проходящих процедуру регистрации, являются следующими в классе. Сампэгинтерферон бета-1а представляют собой пегилированный интерферон, а дивозилимаб — моноклональное антитело. Планируется, что регистрация первых российских оригинальных ПИТРС (препаратов, изменяющих течение рассеянного склероза) позволит сделать терапию более доступной для пациентов.

Сегодня среди препаратов российского производства, предназначенных для терапии рассеянного склероза, зарегистрированы только воспроизведенные лекарственные средства. На разработку, доклинические и клинические исследования первого отечественного оригинального пегилированного интерферона бета-1a для терапии ремиттирующего рассеянного склероза ушло 10 лет. Работу над этим проектом компания BIOCAD начала в январе 2012 года. Ученым удалось увеличить продолжительность действия интерферона на организм благодаря конъюгации с ПЭГ-молекулой массой 30 кДа, а следовательно, уменьшить кратность введения ПИТРС до одного раза в две недели.

Принцип действия другой разработки компании — препарата дивозилимаб — заключается в способности определять и связывать CD20-антиген, расположенный на поверхности белых клеток крови — В-лимфоцитов, играющих ключевую роль в повреждении нервной ткани при рассеянном склерозе. Именно В-лимфоциты атакуют и вызывают повреждение миелиновой оболочки нервных клеток. В свою очередь, предполагается, что дивозилимаб, связывая CD20-рецепторы В-лимфоцитов, вызывает истощение пула этих клеток, что должно способствовать уменьшению иммуновоспалительного процесса в центральной нервной системе и уменьшению количества обострений у пациентов. Ожидается, что препарат будет зарегистрирован с режимом дозирования — один раз в полгода.

Идет подготовка к корюшковой путине-2023: в водоемах Ленинградской области планируется освоить более 2,2 тыс. тонн

Началась подготовка к промыслу корюшки на Северо-Западе. В Санкт-Петербурге состоялось совещание по вопросам организации и проведения корюшковой путины в Ленинградской области. Весенняя корюшковая путина традиционно проходит с третьей декады апреля до середины мая. Массовый ход рыбы зависит от погоды и прогрева воды.

Рекомендованный объём добычи корюшки европейской в 2023 году в Ладожском озере в границах Ленинградской области составляет чуть более 1 тыс. тонн, Финском заливе — 1112 тонн.

Корюшку также добывают в реках Нева, Луга, Нарова, Чёрная речка, Сестра, Волхов, Сясь и Свирь.

На 2023 год на добычу корюшки выдано 164 разрешения. В нынешнем сезоне 2023 года в период путины будет усилен контроль за промыслом. Основные силы рыбоохраны сосредоточат на акваториях рек Волхов, Сясь и Свирь, где будут организованы посты в рамках межведомственного взаимодействия с сотрудниками Росгвардии, Северо-Западного межрегионального управления Росприроднадзора и Россельхознадзора.

Рыбодобытчикам рекомендовано соблюдать правила рыболовства, особенно в части ведения рыболовного журнала, а также требования безопасности плавания судов, в том числе маломерных, в местах ведения промысла.

В период корюшковой путины-2022 выявлено 178 административных правонарушений, возбуждено три уголовных дела по ст. 256 Уголовного кодекса РФ. Наложено штрафов на 167 тыс. рублей, из них взыскано более 115 тыс. рублей. Ущерб, нанесённый водным биоресурсам, составил свыше 223 тыс. рублей.

Справочно:

Корюшка европейская является основным объектом промысла на Ладожском озере, на ее долю приходится примерно 50% вылова водных биоресурсов. Вылов корюшки в Ладожском озере последние годы в среднем составляет 830-850 тонн, Финском заливе — 590 тонн. Основные орудия лова корюшки в нерестовый период — мережи (курляндки).

В Санкт-Петербурге и Ленинградской области добычу (вылов) корюшки европейской осуществляют 93 организации, из которых 63% — индивидуальные предприниматели, на Ладожском озере — 34 организации.

В 2022 году в Финском заливе Балтийского моря добыто 643,2 тонны (РВ — 1132 тонны), в Ладожском озере в границах Ленинградской области вылов составил 1074,3 тонны (РВ — 1144,9 тонны).

Рыбоохрана совместно с угледобытчиками провела профилактику заморных явлений рыбы на озерах Хакасии

С наступлением февраля–марта во многих водных объектах, находящихся под толстым ледовым покровом, ежегодно наблюдаются зимние заморы – массовая гибель рыбы в результате снижения содержания кислорода в воде и разложения органических остатков.

Инспекторы рыбоохраны (отдел по Республике Хакасия) Енисейского территориального управления Росрыболовства, совместно с представителями угледобывающих предприятий (ООО «УК «Разрез Майрыхский» и ООО «Разрез Кирбинский») в феврале провели профилактику замора рыбы на озерах Турпанье и Наливное, где заморные явления происходят ежегодно.

Для предотвращения гибели рыбы сделали проруби, лунки, а также расчистили лед от снега.

Источник: Объединенная пресс-служба Росрыболовства

Рыбные запасы Восточной Сибири под усиленным контролем: теруправления Росрыболовства синхронизируют силы и средства перед весенним нерестом

Енисейское и Ангаро-Байкальское территориальные управления заключили соглашение по осуществлению контроля в области рыболовства и сохранению водных биоресурсов на 2023 год на общих водоемах Красноярского края и Иркутской области.

Инспекторы рыбоохраны скоординируют работу по борьбы с браконьерами на смежных территориях Богучанского и Усть-Илимского водохранилищ, а также в районе верхнего течения рек Агул и малый Агул, реки Бирюса.

Дополнительно утвержден план совместных мероприятий теруправлений с участием МВД и Росгвардии Красноярского края и Иркутской области. Предполагается проводить встречи и семинары с представителями организаций, осуществляющих хозяйственную деятельность в границах водоохранных зон Кежемского и Усть-Илимского районов, в связи с чем обязанных выполнять мероприятия по компенсации ущерба водным биоресурсам и среде их обитания.

Соглашение позволит более эффективно использовать имеющиеся силы и средства в целях пресечения фактов браконьерства и выявления незаконного природопользования.

Источник: Объединенная пресс-служба Росрыболовства

Новая цифровая среда для рыболовства: закон об Электронном рыболовном журнале вступил в полную силу 1 марта

1 марта 2023 года в России вступил в силу закон о ведении рыболовного журнала в электронном виде и выдаче электронных разрешений на добычу водных биоресурсов.

Документ предусматривает обязательства для рыбопромысловых, транспортных и производящих рыбную продукцию судов, оснащенных в соответствии с законодательством техническими средствами контроля (ТСК), вести электронный рыболовный журнал.

Рыбаки, которые используют суда без ТСК или ведут промысел без судов, а также представители коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, организаторы любительской рыбалки на участках, могут вести журнал как в электронной, так и в бумажной форме.

Для подачи судовых суточных донесений в электронной форме создан и функционирует программный комплекс «Электронный рыболовный журнал» (ЭРЖ) в трех версиях «Судно», «Стационарный объект» и «Трансграничный обмен».

ЭРЖ имеет интуитивно понятный интерфейс для заполнения судовых суточных донесений, сокращает время на внесение данных о вылове водных биоресурсов и минимизирует ошибки, позволяет в автоматическом режиме формировать ветеринарные сопроводительные документы благодаря интеграции с ФГИС «ВетИС» Россельхознадзора.

1 марта также вступил в силу приказ Минсельхоза России от 14.11.2022 № 802 об утверждении требований к содержанию и формам рыболовного журнала, порядка его ведения и передачи данных. Рекомендуемые образцы рыболовных журналов в новой редакции направлены в территориальные управления Росрыболовства и Центр системы мониторинга рыболовства и связи.

По данным ЦСМС, до 1 марта судовые суточные донесения через ЭРЖ успешно направляли более 200 судов — 21% флота, которые обязаны это делать.

Росрыболовство обращает внимание пользователей: несмотря на то, что законом предусмотрен переходный период до 1 декабря 2023 года, в течение которого допускается ведение журнала как в электронной, так и бумажной форме, необходимо активно заняться вопросами подключения ЭРЖ, чтобы успеть настроить программное обеспечение и обучить персонал для бесперебойной работы флота в новых цифровых условиях.

В ЭРЖ капитаны судов смогут видеть данные полученных разрешений на добычу водных биоресурсов, которые также с 1 марта, начинают выдаваться в электронном виде через личные кабинеты пользователей на Едином портале государственных услуг. Это существенно уменьшит текущие затраты рыбаков на доставку разрешений на судно и позволит оптимизировать возможные задержки и простои судов.

Возможность оформления заявлений на получение разрешений на вылов через портал Госуслуги появилась у рыбаков с сентября прошлого года, но сами документы выдавались только в бумажном виде. В ходе разрешительной кампании на 2023 год территориальные управления Росрыболовства выдали более 13 тыс. разрешений на вылов и изменений к ним, из которых 3,8 тыс. было оформлено с помощью портала Госуслуг.

Источник: Объединенная пресс-служба Росрыболовства

Данные собственников недвижимости засекретили. Это затруднит проведение сделок

При этом владельцы недвижимости сохраняют право оставить свои персональные данные доступными для третьих лиц, но для этого нужно пройти ряд процедур

В России с 1 марта засекречены личные данные собственников недвижимости. Это означает, что при проведении сделки с недвижимостью выписку из ЕГРН с данными владельца объекта не сможет получить никто, кроме него самого.

И хотя в Росреестре заверили, что нововведение, наоборот, позволит сделать рынок прозрачнее и безопаснее, участникам сделок теперь придется постараться, чтобы получить выписку. А без нее банк не переведет деньги со счета-аккредитива продавцу.

Собственники недвижимости могут оставить свои данные доступными для третьих лиц, но для этого нужно подать заявление в Росреестр (через сайт Росреестра, МФЦ или Единый портал госуслуг).

До этого, например, Сбербанк получал выписку в автоматическом режиме, как только проходила сделка. Теперь эту опцию переложили на клиентов. По крайней мере, частично, рассказали Business FM в отделе аккредитивов центрального Сбербанка. Редакция обратилась туда под видом потенциального покупателя квартиры.

— Вы предоставляете в банк документы после регистрации. Если будет электронная регистрация, при наличии электронного адреса в аккредитиве банк имеет право от вас лично, с ваших личных адресов получать электронные выписки. Если необходимо, чтобы банк запрашивал, вы у сотрудника, когда будете открывать аккредитив, сделайте согласие на получение выписок банком. Эту всю процедуру знает сотрудник. И еще один момент. Если вы будете подавать через МФЦ, обязательно укажите сотруднику, что необходима вторая выписка продавцов, потому что с 1 марта будет выдаваться выписка только покупателю, если не сделать пометку.

— Сколько по времени через МФЦ это делать?

— Регистрация до семи дней. С переходом на эту систему есть вероятность того, что будет задержка в регистрации. Это по Росреестру.

Также Business FM обратилась с вопросом о получении выписки из ЕГРН в сервис Сбербанка «Домклик». И получила похожий ответ:

«Выписки теперь получают потруднее, чем раньше. Раньше мы сами заказывали — нам Росреестр по договору присылал, а сейчас необходимо будет продавцу либо самостоятельно заказывать эту выписку через МФЦ, либо через «Госуслуги» с усиленными электронными подписями. Либо он проходит в «Госуслуги» и подтверждает согласие на предоставление данных в ЕГРН для «Домклика» и на обработку персональных данных».

То есть теперь либо клиент сам должен пойти в МФЦ и заказать выписку, а потом лично прийти в банк с бумагой для подтверждения сделки, что означает увеличение числа посетителей в банковских отделениях и удлинение сроков сделки, либо воспользоваться онлайн-сервисами.

Хотя все это, как обещают, будет проходить под присмотром и руководством банковских сотрудников, высока вероятность, что поначалу как у самих сервисов, так и у сотрудников будут ошибки.

Россияне могут не платить за вывоз мусора, если отсутствовали по месту жительства

Об этом свидетельствуют принятые поправки в закон. Но то, что гражданин отсутствовал, надо еще доказать. Вопросов остается много

Если гражданин отсутствует по месту жительства больше пяти календарных дней, то он сможет сделать перерасчет платы за вывоз мусора. То есть теперь считается, что раз человека нет в квартире, то он и не мусорит. И, соответственно, может не платить. Но еще нужно доказать, что его действительно нет. В качестве доказательства подойдет, например, туристическая путевка или авиабилет. Вместе с этими документами нужно будет обратиться в управляющую компанию.

Судя по разъяснениям, если в квартире прописан один человек, то он может полностью не платить за тот период, что его не было. А если, к примеру, прописаны пятеро, но не было только одного и он это доказал, то плату должны уменьшить пропорционально. Допустим, гражданин все лето провел на даче. Значит, можно получить справку в садовом товариществе. По крайней мере, председатель подмосковного СНТ «Нефедьево-2» Игорь Тарасов сказал Business FM, что это возможно.

— Не существует единого плана, когда это происходит. Но он может обратиться в правление, сообщить, что ему необходима справка, и после установления этого факта ему справка будет выдана.

— А если у человека задолженность перед СНТ, ему все равно выдадут такую справку?

— Это никак не связано. Задолженность взимается в судебном порядке.

Заодно Business FM позвонила в один из сочинских санаториев. И там тоже сказали, что готовы выдать подобную справку. Это произойдет после того, как закончится отдых. Вот только справка будет электронная.

«Мы вам пришлем ее на электронную почту, у нас все по почте. Сначала заключается договор, потом вы оплачиваете путевку, мы отправляем ваучер вам на проживание, вы едете, отдыхаете, а уже по выезде мы вам присылаем закрывающий документ, акт выполненных работ, что вы действительно с такого-то по такое-то число отдыхали. Этого будет достаточно, чтобы вы отдали куда-то».

И все равно неизвестно, примут ли такой документ в управляющей компании. При не таком уж большом умении можно подделать любой электронный документ. Более того, я лично знаю случаи, когда люди при помощи Photoshop получали заграничные визы.

Есть и другие вопросы. Допустим, кто-то получил справку в СНТ, а на самом деле регулярно приезжал в город, жил в своей квартире и, естественно, мусорил. Впрочем, при сегодняшних технических возможностях это легко проверить, утверждает председатель Жилищного союза Москвы Константин Крохин:

«Сегодня есть технические средства, которые позволяют проверять присутствие человека. Практически в каждом доме, по крайней мере в Москве, есть видеокамеры, которые фиксируют человека и его прибытие в подъезд, убытие. На мой взгляд, если будут какие-то сомнения в достоверности предоставленных сведений, есть возможность это проверить. На сегодняшний день этот механизм новый. Мы посмотрим, как он будет реализовываться».

Или еще один вариант. Кто-то сдает свою квартиру, а сам живет в другой или на той же даче. И может это легко доказать. И вроде, с одной стороны, видно, что кто-то там использует свет и воду. И, естественно, выбрасывает мусор. А с другой — квартира сдается без участия в этом процессе налоговой, без временной регистрации, а прописанный человек там действительно не живет. Все это, возможно, может стать предметом споров. Но и не в каждом месте гражданину могут выдать справку.

Business FM позвонила в одно из подмосковных охотничьих хозяйств. Легенда такая: муж собирается приехать на неделю поохотиться. Можно ли получить соответствующий документ?

— Можно ли будет у вас получить?

— Нет.

— А почему нет?

— Он свободный человек. Он собрался и поехал. Пускай идет в ЖКХ и пишет заявление, предупреждает, что он уехал.

Впрочем, плата за вывоз мусора или обращение с твердыми коммунальными отходами, не такая уж и большая. Судя по опросу коллег, живущих в столичном регионе, это несколько сотен рублей, да и не каждый сумел вспомнить, сколько платит. Хотя для кого-то, если речь идет о жизни на даче с весны по позднюю осень, это уже будут тысячи. Дальше. Еще не очень понятно, как будет происходить общение с управляющей компанией. Наверняка вопросов будет еще много. Но саму возможность временно не платить за мусор гражданам с 1 марта дали.

Михаил Сафонов

Сварщики растут в цене

Эта профессия, по данным сервиса «Работа.ру», попала в список самых высокооплачиваемых. Об этом свидетельствует одна из вакансий в Самарской области. С чем это связано?

По просьбе Business FM сервис «Работа.ру» прислал редакции вакансию высокооплачиваемого сварщика. Доход обещают от 200 тысяч до 300 тысяч. Требуемый опыт работы — от года. Трудиться придется в Самарской области, в Новокуйбышевске. Где конкретно, не указано. Но с точки зрения промышленности этот город в первую очередь известен своим нефтеперерабатывающим заводом. Требования к сварщику — ответственность, целеустремленность, позитивное мышление и «прямые руки». Дозвониться до работодателя, к сожалению, не удалось.

Но Business FM нашла другую вакансию сварщика. Нанимает компания из Самары. А сама работа — на Ванкорском нефтегазовом месторождении, это на севере Красноярского края. Вахтовый метод. Зарплату обещают до 322 тысяч рублей.

— Минимальная вахта — 45/15 либо 60/30. Также оплачиваем двухразовое питание, полностью проживание, проезд, спецодежду, медкомиссию. Все за счет организации. Официальное трудоустройство.

— Я вижу вакансию, там зарплата до 322 тысяч рублей.

— В зависимости от количества отработанных дней, да.

— То есть вполне реально получать такие деньги?

— Конечно.

Впрочем, при более подробном разговоре выяснилось следующее. Нужен мастер высокой квалификации. Оплата — почасовая, несколько сотен рублей в час. Рабочий день — 11 часов. И так без выходных: либо полтора месяца, либо два. Межвахтовый отпуск тоже оплачивается, но по другому тарифу. В итоге после просьбы сделать окончательный расчет собеседница радиостанции сообщила, что среднемесячная зарплата будет в районе 190 тысяч рублей на руки. Это, конечно, тоже немало. Но это и не 300 тысяч рублей. В любом случае при желании можно пройти обучение. Для тех, кто никогда не трудился сварщиком, на первом этапе в одной из столичных компаний это будет стоить 12-17 тысяч рублей. Учат около месяца.

«По всем видам сварки набирается общая группа, но это будет теория. А практика уже потом будет — на каждый вид сварки отдельная. Ориентировочно будет десять занятий теории, десять занятий практики. Теория будет с 9 до 13 часов по понедельникам и средам. А когда практика уже будет, с мастером можно договориться. Она может быть в первой половине дня, может быть во второй половине дня, она может быть каждый день. У вас будет удостоверение — свидетельство сварщика с присвоением второго квалификационного уровня, если вы с нуля. И протокол о том, что вы прошли обучение».

Потом можно, конечно, повышать квалификацию, проходить аттестацию, набираться опыта и так далее. И в той же Самарской области у сварщиков, судя по опубликованным на разных порталах вакансиям, есть зарплаты и меньше 100 тысяч рублей. Но есть и значительно выше. Зато, как замечают хедхантеры, сейчас из-за дефицита кадров работодатели готовы идти и на повышение зарплаты, и на обучение за свой счет. А то, что дефицит здоровых работящих мужчин на заводах есть, подтверждает директор компании «Промет» (это металлообработка) Алексей Петров:

«Мы ищем и в других регионах людей нужных нам специальностей, и в последнее время начали поиск в «дружественных» странах или странах СНГ. Пытаемся оттуда привлекать рабочую силу. Действительно, это достаточно сложный процесс, который занимает много усилий. Мы занимаемся металлообработкой — к сожалению, привлекать женщин сложно. Труд достаточно интенсивный и тяжелый».

На нехватку кадров жалуются и другие предприниматели. Например, один из фермеров как-то рассказывал Business FM, что сложно найти комбайнера или тракториста. А в профильных колледжах обучают агротуризму или менеджменту. Тракториста, конечно, тоже могут подготовить, но не так много желающих. Впрочем, если зарплаты будут расти, то, возможно, кадровая проблема как-то решится и в стране будут обеспеченные сварщики. Заодно вспоминается, как на процессе по изъятию денег у полковника Захарченко свидетельствовал отец одной из его спутниц. Он советовал хранить деньги в долларах и авторитетно добавлял, что разбирается в этом, потому что он газоэлектросварщик.

Михаил Сафонов

Замминистра Никита Стасишин рассказал о приоритетах в развитии жилищного строительства

Сохранение темпов жилищного строительства, баланса спроса и предложения, развитие индивидуального жилищного строительства (ИЖС), поддержка застройщиков в новых регионах России – это ключевые направления работы Минстроя России в сфере жилищной политики на 2023 год. Об этом сообщил заместитель Министра строительства и ЖКХ РФ Никита Стасишин на пленарном заседании «Развитие жилищного строительства в Российской Федерации», открывающем деловую программу «Российской строительной недели – 2023». В дискуссии также приняли участие глава Комитета Госдумы РФ по строительству и ЖКХ Сергей Пахомов, заместитель руководителя Росреестра Елена Мартынова, председатель Комитета ТПП РФ по предпринимательству в сфере строительства Ефим Басин, президент НОСТРОЙ Антон Глушков и представители ведущих строительных компаний России.

«У российского стройкомплекса есть все необходимые ресурсы и возможности для сохранения темпа, набранного за предыдущие периоды. Более того, Минстрой России прорабатывает ряд новых инициатив и мер, которые будут дополнительно стимулировать жилищное строительство, в том числе и на территориях новых регионов нашей страны», - сказал Никита Стасишин.

В целях стимулирования малоэтажного и индивидуального домостроения Минстроем России прорабатываются следующие шаги: дальнейшее улучшение суперсервиса «Цифровое строительство», развитие механизма строительства ИЖС с использованием счетов эскроу, в том числе с использованием домокомплектов. Предполагается, что в рамках него средства граждан будут привлекаться на счета эскроу, а строительство дома будет осуществляться подрядчиками с привлечением кредитных средств, аналога проектного финансирования.

В ходе своего выступления замминистра призвал застройщиков активнее работать на территориях новых субъектов РФ. Он обозначил, что Минстрой России готов оказывать всестороннее содействие девелоперам в виде преференций и других мер поддержки, чтобы в этих регионах строилось как можно больше качественного жилья.

Кроме этого, замминистра отметил, что перед отраслью стоит задача не допускать переноса сроков ввода жилья в эксплуатацию. Минстрой России совместно с субъектами РФ будет вести безусловный контроль по данному вопросу.

Для повышения объёмов продаваемого жилья, по словам Никиты Стасишина, недостаточно только снижать стоимость квадратного метра. Решение обозначенной задачи состоит прежде всего в реализации комплексных мер поддержки, которые сделают покупку или строительство жилья более доступными.

«Российская строительная неделя-2023» – это масштабное выставочно-конгрессное событие, организованное при поддержке Минстроя России. Оно направлено на реализацию национальных проектов и государственных программ в области реновации жилищного фонда, формирования современной городской среды, поддержки малоэтажного домостроения.

Минстрой России отметил прирост новых проектов по строительству жилья в регионах

За последние годы в России наметилась устойчивая тенденция роста площади в выдаваемых разрешениях на строительство жилья. Так, в 2022 году этот показатель превысил на 22% уровень 2021 года, а в сравнении с 2020 годом это значение выросло почти в два раза.

«Площадь жилья, которое будет строиться согласно выданным за первый месяц текущего года разрешениям на строительство остаётся практически на уровне аналогичного периода прошлого года. У российского стройкомплекса есть все необходимые ресурсы, чтобы обеспечивать дальнейший прирост этого показателя», - прокомментировал заместитель Министра строительства и ЖКХ РФ Никита Стасишин.

За январь 2023 года в России было выдано 345 новых разрешений на строительство 2,3 млн кв. м. жилья. По сравнению с аналогичным периодом прошлого года показатель практически не изменился.

Следует также добавить, что за январь 2023 года в России было введено 12,2 млн кв. м. жилья, что на 18% больше за аналогичный период прошлого года. Из них 5,9 млн кв. м. – это жилье в МКД, а 6,3 млн кв. м. построены в рамках индивидуального жилищного строительства.

Минстроем России совместно с субъектами РФ ведется системная работа, направленная не только на достижение плановых показателей федерального проекта «Жилье», но и на формирование задела на будущие периоды и обеспечение прироста квадратных метров введенного жилья.

Свердловская область разработала стандарт для технологий информационного моделирования (ТИМ) в строительстве

Свердловская область присоединилась к ряду субъектов Российской Федерации, которые ранее разработали региональный стандарт для технологий информационного моделирования (ТИМ) в строительстве. Министерство строительства и развития инфраструктуры Свердловской области выпустило соответствующий приказ.

«Внедрение технологий информационного моделирования позволит не только повысить прозрачность реализации проектов, но и в дальнейшем снизить издержки. Документ содержит перечень требований, которые государственный заказчик должен предъявлять к проектной документации, содержащей информационные модели объектов, строительство которых будет вестись за счет средств областного бюджета. Разработка подобных стандартов – важный шаг в региональной практике», – прокомментировал заместитель Министра строительства и ЖКХ РФ Константин Михайлик.

Этот документ стал продолжением перехода на применение технологий информационного моделирования бюджетных объектов.

«В Свердловской области появился официальный свод информационных требований бюджетных заказчиков, которым поручено проектирование зданий любого назначения. Он учитывает требования действующих федеральных нормативных документов в сфере ТИМ. Выполнение этих требований поможет более точно определять объёмы строительно-монтажных работ, равно как и их стоимость, а также заранее устранять нестыковки в проектных решениях», – отметил Министр строительства и развития инфраструктуры Свердловской области Михаил Волков.

Напомним, чуть больше года назад Свердловская область опубликовала ТИМ-мандат в качестве регионального свода требований и правил разработки информационной модели. Также стандарт сейчас содержит раздел «Требования к информационным моделям, направляемым на государственную экспертизу». Благодаря ему в рамках прохождения экспертизы появится возможность автоматизировать ряд проверок модели на соответствие требованиям технических регламентов и сократить время, затрачиваемое на эту процедуру.

Свердловская область применила технологии информационного моделирования для объектов социальной инфраструктуры еще в 2016 году при реконструкции школы №1 в Екатеринбурге. Именно на ней велась «обкатка» самой первой версии будущего ТИМ-стандарта. В настоящее время информационное моделирование применяется при возведении всех новых объектов региональной строительной госпрограммы.

На Ямале продолжается жилищная поддержка по программе «Сотрудничество»

С начала года подготовлен и направлен в муниципальные образования региона 41 сертификат на приобретение жилья на юге Тюменской области. В ближайшие дни начнется выдача сертификатов участникам программы в городах Лабытнанги и Ноябрьск, Пуровском и Тазовском районах.

Размер выплаты значительно вырос, благодаря изменениям, действующим с прошлого года. Приоритетным правом на получение социальной выплаты пользуются граждане, проживающие в аварийном жилье. В 2022 году программой «Сотрудничество» воспользовались 689 семей, из них 105 – проживающих в аварийных домах.

Мера поддержки способствует реализации целей национального проекта «Жилье и городская среда».

Это уже второе увеличение с начала прошлого года. Также в соответствии с принятыми год назад изменениями при расчете размера выплаты учитываются все члены семьи, совместно проживающие с заявителем.

Программа «Сотрудничество» традиционно пользуется популярностью жителей округа. По ее условиям ямальцы, прожившие в регионе много лет, могут переехать в более мягкие климатические условия. В последние годы благодаря вниманию окружных властей и поддержке правительства Тюменской области количество получателей поддержки выросло.

С 2018 года мерой поддержки воспользовались 3529 семей, в том числе 474 семьи, проживающие в аварийном жилье. С начала реализации программы в 2005 году 4660 семей стали ее участниками.

Департамент строительства и жилищной политики Ямало-Ненецкого автономного округа

В форуме «Молодой специалист – строитель будущего» приняли участие 550 студентов высших и средне-специальных учебных заведений Хабаровского края

Цель проведения форумов «Молодой специалист – строитель будущего» – повышение престижа строительных профессий и формирование квалифицированного кадрового состава в строительной отрасли. На практике, Форум выступает площадкой для прямого диалога студентов и работодателей, на которой студенты получают знания, полезные для будущего трудоустройства, а работодатели имеют возможность лучше понять потребности молодежи при трудоустройстве – а, значит, смогут эффективнее закрывать вакантные должности.

Мероприятие началось с видеообращения Первого заместителя Министра строительства и ЖКХ РФ Александра Ломакина. В приветственном слове, адресованном юным участникам Форума, Александр Ломакин назвал профессию строителя одной из самых благородных и созидательных. «А в сегодняшних реалиях эта профессия является еще и драйвером развития экономики» – добавил он. «Объемы строительства нового жилья и инфраструктуры в нашей стране стремительно растут, заданные темпы реализации строительных проектов создают дополнительный спрос на высокопрофессиональных специалистов - как рабочих специальностей, так и управленческого состава. Строительной отрасли и отрасли ЖКХ требуются талантливые кадры, идущие в ногу со временем – молодые, всесторонне развитые специалисты и профессионалы, открытые для новых проектов и свершений – те, кто сделает российские стройки ещё более современными, инновационными и безопасными, а качество жизни населения - комфортным и благополучным», – отметил Александр Ломакин.

Восемь круглых столов в рамках Форума были посвящены популяризации строительной отрасли, обсуждению вопросов мотивации и сложностей трудоустройства молодых кадров. Представители строительных компаний делились с будущими строителями опытом и практикой работы – ребята узнали о масштабных и интересных проектах, реализуемых строительными компаниями на Дальнем Востоке, в которых они при желании могут успеть поучаствовать. Кроме того, студенты, представители крупнейших компаний и научного сообщества обсудили тренды цифровизации строительной отрасли и преимущества построения карьеры в Хабаровском крае. Приятным бонусом для учащихся стал мастер-класс по составлению резюме с получением готового чек-листа.

Самые активные участники Форума получили сертификаты на прохождение образовательных программ от организаторов и оплачиваемые стажировки, а некоторые из студентов уже получили приглашения на собеседования с высокой вероятностью дальнейшего трудоустройства.

Второй день Форума посвящен экскурсиям на строительные и производственные предприятия – заводы, карьеры, строящиеся объекты и производственные площадки.

Следующий этап Форума «Молодой специалист – строитель будущего» пройдет 3-4 марта во Владивостоке.

Форум проводится при поддержке Минстроя России. Организаторами Форума в Хабаровске выступают Правительство Хабаровского края, подведомственное Минстрою России ФАУ «РосКапСтрой», Кадровый центр Минстроя России, Всероссийский центр национальной строительной политики (ВЦНСП), Публично-правовая «Военно-строительная компания» Минобороны России (ВСК МО РФ).

В Минстрое России обсудили социально-экономическое и инфраструктурное развитие Донецкой Народной Республики

Министр строительства и ЖКХ РФ Ирек Файзуллин провел рабочую встречу с врио главы Донецкой Народной Республики Денисом Пушилиным. Основным вопросом встречи стало социально-экономическое развитие ДНР.

По поручению Президента РФ Правительством России совместно с региональными органами власти разрабатываются программы социально-экономического развития новых субъектов Российской Федерации. Программы призваны обеспечить достижение новыми регионами России к 2030 году уровня среднероссийских показателей качества жизни граждан Российской Федерации и общероссийского уровня социально-экономического развития.

Совместно с Минстроем России Правительством ДНР в максимально сжатые сроки разработан проект региональной программы социально-экономического развития. Проект учитывает текущие процессы интеграции Республики в экономическую, финансовую, кредитную и правовую системы РФ, а также перспективные направления дальнейшего развития региона.

Программа позволяет сконцентрировать и согласовать финансовые, материальные и трудовые ресурсы ДНР в целях их наиболее эффективного использования, а также обеспечить согласованность решений федеральных и региональных задач и достичь требуемый конечный результат в установленные сроки.

В основу документа заложен комплексный подход, который учитывает полный спектр направлений социально-экономического развития: социальную политику, здравоохранение, образование, поддержку экономики, включая промышленность и сельское хозяйство, транспорт, дорожное и жилищное строительство, ЖКХ.

Министр строительства и ЖКХ РФ Ирек Файзуллин и врио главы ДНР Денис Пушилин совместно с замминистра транспорта РФ Андреем Костюком и начальником Главного управления по обеспечению безопасности дорожного движения МВД России Михаилом Черниковым также рассмотрели вопрос инфраструктурного развития и дорожного строительства в Республике.

На сегодняшний день в ДНР восстановлено 157 дорог общего пользования. Восстановление жилья и инфраструктуры в регионе ведётся при координации Минстроя России. В целом в восстановительных работах в ДНР сегодня задействовано 30 756 рабочих и 2 949 единицы спецтехники.

Обсудили развитие улично-дорожной сети и городского общественного транспорта, формирование опорной сети автодорог и мероприятия по снижению аварийности на дорогах в ДНР.

Также рассмотрели задачи по формированию градостроительной документации и генеральных планов Горловки, Волновахи и Першотравневого района, включающих уточнение границ административных единиц и развитие транспортной инфраструктуры.

Особое внимание уделили вопросам развития пунктов пропуска между ДНР и Ростовской областью с целью увеличения их пропускной способности, а также обеспечения максимально быстрой интеграция ДНР в транспортно-логистическую сеть России.

Территориальные фонды ОМС начинают работать в новых регионах РФ

Президент РФ Владимир Путин в конце февраля подписал закон об особенностях охраны здоровья в новых регионах страны. Документ устанавливает механизм реализации прав жителей Луганской и Донецкой народных республик, Запорожской и Херсонской областей на доступную и качественную медицинскую помощь в рамках системы обязательного медицинского страхования. Нормы начинают работать с 1 марта 2023 года.

В декабре 2022 года Председатель Федерального фонда ОМС Илья Баланин и исполняющие обязанности глав Луганской и Донецкой Народных Республик, Запорожской и Херсонской областей подписали соглашения о взаимодействии, предусматривающие организацию территориальных фондов и оформление цифровых полисов ОМС жителям территорий.

«На основании полиса ОМС жители новых регионов, как и каждый гражданин нашей страны, будут бесплатно получать качественную медицинскую помощь не только на территории проживания, но и в любом субъекте Российской Федерации, в том числе высокотехнологичную медпомощь во всех федеральных клиниках», - отметил Председатель Фонда ОМС Илья Баланин.

Для получения полиса ОМС жителям новых регионов, имеющим гражданство РФ, необходимы следующие документы:

- документ, удостоверяющий личность;

- СНИЛС.

Детям после государственной регистрации рождения и до 14 лет, имеющим гражданство РФ:

- свидетельство о рождении;

- документ, удостоверяющий личность законного представителя;

- СНИЛС (при наличии).

Особенностью осуществления территориальным фондами новых субъектов своих полномочий является наделение и исполнение ими функций страховых медицинских организаций.

В ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областях вступил в силу закон об охране здоровья и обращении медикаментов

С 1 марта сфера здравоохранения в ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областях будет регулироваться согласно Федеральному закону «Об особенностях правового регулирования отношений в сферах охраны здоровья, обязательного медицинского страхования, обращения лекарственных средств и обращения медицинских изделий в связи с принятием в Российскую Федерацию Донецкой Народной Республики, Луганской Народной Республики, Запорожской области и Херсонской области».

Закон:

• устанавливает порядок оказания медицинской помощи;

• дает право Минздраву России установить особенности проведения медицинских осмотров, освидетельствований и экспертиз;

• дает право субъектам в течение года самостоятельно устанавливать особенности лицензирования медицинской и фармацевтической деятельности;

• допускает производство лекарственных средств и медицинских изделий на основании разрешительных документов, выданных на территории новых субъектов;

• регулирует порядок финансового обеспечения оказания медицинской помощи гражданам, проживающим на новых территориях.

Важно: за медиками, педагогическими и научными работниками сохраняется возможность осуществлять медицинскую либо фармацевтическую деятельность на основании ранее выданных на новых территориях документов об образовании до истечения срока их действия.

В дальнейшем специалистам необходимо пройти аккредитацию в установленном законодательством Российской Федерации порядке.

Медицинская помощь всем жителям при наличии полиса обязательного медицинского страхования будет осуществляться бесплатно.

Закон, подписанный Президентом Российской Федерации Владимиром Путиным, позволит обеспечить защиту прав граждан на оказание медицинской помощи, обеспечение лекарствами и медицинскими изделиями.

В Удмуртии хирурги с помощью малоинвазивной операции спасли подростка с редкой патологией

Мальчика направили на прием к онкогематологу после школьного медосмотра.

Проведенная в рамках медосмотра флюорография показала новообразование в груди, которое продолжало расти. Онкологи поставили диагноз — тератома средостения, опухоль грудной клетки. На момент обнаружения её диаметр достигал уже 8 сантиметров.

Операцию провели малоинвазивным способом, с помощью специального эндоскопического оборудования.

— Опухоли в средостении встречаются редко. Патология врожденная и до подросткового возраста или беременности может себя никак не проявлять. Во время гормональной перестройки организма заболевание начинает проявляться. Благодаря своевременной диагностике нам удалось прооперировать мальчика с минимальным вмешательством, и пациент быстро пошёл на поправку, — рассказал заведующий хирургическим отделением Республиканской детской клинической больницы Геннадий Поверин.

Сейчас подросток уже выписан и находится дома.

Медучреждения Иркутской области получили 59 новых автомобилей

57 машин по программе модернизации первичного звена здравоохранения Иркутской области нацпроекта «Здравоохранение» и две машины в рамках федеральной программы «Развитие системы оказания паллиативной медицинской помощи в Иркутской области».

— Новые машины для медучреждений – это серьёзный вклад в развитие здравоохранения Иркутской области. Они будут использоваться для доставки пациентов в больницы, медработников к больным, для перевозки биологических материалов, доставки лекарственных препаратов жителям отдалённых районов. Работа в этом направлении будет продолжена – в 2023 году планируем приобрести ещё порядка 20 автомобилей, — отметил Губернатор Иркутской области Игорь Кобзев.

Автомобили получили 27 медучреждений области, расположенных в Чунском, Нижнеудинском, Нижнеилимском, Бодайбинском, Боханском, Ольхонском и других районах. В рамках проекта, направленного на развитие паллиативной помощи, машины переданы Иркутскому хоспису и Ангарской городской больнице.

Глава региона поручил областному министерству здравоохранения проработать вопрос организации выездного сервисного облуживания автомобилей, переданных в медорганизации отдалённых территорий.

Исполняющий обязанности министра здравоохранения Иркутской области Алексей Шелехов напомнил, что в 2021 – 2022 годах медицинские организации Приангарья получили 152 автомобиля.

Благодаря национальному проекту мы существенно обновили автопарк больницы. Сегодня получили три машины, они будут распределены в поликлиники Чуны, Лесогорска и Октябрьского для обслуживания вызовов на дому. В предыдущие годы получили порядка 15 машин, в том числе автомобили скорой медицинской помощи. Конечно, современный транспорт позволяет значительно повысить скорость и эффективность оказания медицинской помощи, это удобно и для пациентов, и для медицинских работников, — рассказал главный врач Чунской районной больницы Анастас Онуфриади.

Хирурги в Нижневартовске удалили девочке-подростку гигантскую опухоль и сохранили репродуктивную функцию

Опухоль, весом почти 8 килограммов, удалили хирурги детской больницы Нижневартовска 15-летней пациентке. Новообразование достигало 42 сантиметров в длину и занимало практически весь объем брюшной полости.

— Это доброкачественная опухоль – тератома. Она относится к разряду эмбриональных. Зачатки такого новообразования закладываются еще в период внутриутробного развития и в дальнейшем клетки могут начать делиться и расти в любое время, — рассказывает об особенностях патологии Евгений Фролов, врач – детский хирург, онколог Нижневартовской окружной клинической детской больницы.

Постепенное увеличение размеров живота пациентка стала наблюдать в октябре 2022 года, но по этому поводу за медицинской помощью не обращалась. К февралю 2023 года игнорировать изменения в теле уже было невозможно, и семья впервые обратилась к врачу по месту жительства, где при обследовании была выявлена опухоль, занимающая практически весь, объем брюшной полости. Пациентке рекомендовали госпитализацию в Нижневартовск.

На операции в детской окружной больнице была обнаружена огромная эмбриональная опухоль, исходящая из придатков. Полного удаления репродуктивных органов удалось избежать и сохранить девушке шанс на материнство.

Новообразование отправили на гистологию в лабораторию, чтобы исключить вероятность злокачественного процесса. Послеоперационный период протекает благополучно, пациентку уже перевели из реанимации, прогноз на жизнь благоприятный.

Врачи обращают внимание родителей и медицинских работников, что при любом отклонении в состоянии здоровья ребенка, обнаружении любых новообразований, необходимо незамедлительно обращаться к врачу для своевременной диагностики и раннего начала лечения.

Новое оборудование для реабилитации поступило в Краевую клиническую больницу Алтайского края

Дооснащение медицинской техникой произошло в рамках региональной программы федерального проекта «Оптимальная для восстановления здоровья медицинская реабилитация».

Новое современное оборудование для реабилитации жителей региона пришло в рамках региональной программы федерального проекта «Оптимальная для восстановления здоровья медицинская реабилитация», реализация которой началась в 2022 году.

За этот период в Краевой клинической больнице медицинскую реабилитацию получили более 1300 пациентов в круглосуточном стационаре, в том числе 54 пациента реабилитировано в открытом в сентябре отделении медицинской реабилитации пациентов с нарушениями функции центральной нервной системы. Напомним, также в медорганизации проходят восстановление жители региона с нарушением функций периферической нервной системы и костно-мышечной системы.

— Новое современное оборудование появилось в краевой клинической больнице в конце 2022 года. Это роботизированная техника, тренажеры с биологически обратной связью, современные электростимуляторы, физиоаппараты и многое другое. Даже успели закупить некоторые зарубежные тренажеры, например систему "Нирвана". То, что не удалось приобрести из-за санкций, заменили на качественные отечественные аналоги. И мы уже видим эффект по нашим пациентам. Например, на рельсовой подвесной системе несколько человек уже научились ходить. Если раньше для этого нужно было два человека и приходилось привлекать родственников, то сейчас все намного проще, — рассказывает завотделением для больных с нарушением функций периферической нервной системы и костно-мышечной системы Краевой клинической больницы Наталья Варнакова.

По словам экспертов, сегодня отделений с таким количеством разнообразного оборудования в бюджетной сфере Алтайского края больше нет, только в частных клиниках.

Решение о направлении пациента в Краевую клиническую больницу осуществляется по направлению врача-терапевта (участкового), врача общей практики (семейного врача), врача-специалиста.

В каждом отделении с пациентом работает мультидисциплинарная реабилитационная команда, в состав которой входят врачи физической и реабилитационной медицины, неврологи, логопеды, клинические психологи, физиотерапевт, инструкторы-методисты по лечебной физкультуре.

Реабилитация - это одно из самых актуальных направлений в медицине. Развитие данного направления в крае позволяет уменьшить инвалидизацию пациентов, восстановить их навыки самообслуживания и трудоспособность, тем самым улучшить их качество жизни.

Пациентов из Макеевки поставили на ноги в Екатеринбурге

Свердловские врачи начали оказывать высокотехнологичную медицинскую помощь по замене тазобедренных суставов и послеоперационной реабилитации пациентам из Макеевки Донецкой Народной Республики. С начала 2023 года операции проходят в областном госпитале ветеранов всех войн. Мастерство хирургов и последующая реабилитация в екатеринбургской Центральной городской клинической больнице № 3 поставили пациентов на ноги.

Благодаря межведомственному взаимодействию и федеральному проекту «Укрепление общественного здоровья» на Урал прибыли несколько десятков пациентов, нуждающихся в оперативном и восстановительном лечении. Высокотехнологичная помощь, которая оказывается бесплатно по нацпроекту «Здравоохранение», позволила жителям новых территорий РФ в полной мере восстановить здоровье.

Один из пациентов после аварии в 2021 году перенёс две операции на коленных суставах в больнице ДНР. Наиболее сложный перелом тазобедренного сустава врачи пытались зафиксировать пластинами, но этот метод не дал желаемого эффекта.

— Мой единственный шанс вернуть здоровье заключался в замене тазобедренного сустава. Прекрасные врачи свердловского госпиталя ветеранов войн предоставили такую возможность, а научиться снова ходить помогли специалисты отделения реабилитации. Особая благодарность инструктору по ЛФК Владимиру Буланкину: он занимался с каждым индивидуально, проработал все забитые мышцы, дал комплекс упражнений, который помог быстро восстановиться, — рассказал мужчина.

В послеоперационном периоде врачи отделения реабилитации Центральной городской клинической больницы №3 приложили все силы, чтобы поставить пациентов на ноги.

— Для каждого пациента наши врачи разработали индивидуальный план по реабилитации: ежедневные занятия ЛФК, использование магнита, лазера, пневмомассажа, тренажёров. Все нагрузки медики тщательно дозировали и контролировали. Мы рады, что жителям ДНР удалось восстановить двигательную активность в кратчайшие сроки, — сказала заведующая отделением медицинской реабилитации Центральной городской клинической больницы №3 Наталья Махнева.

В день выписки из стационара она организовала для пациентов экскурсию по столице Урала — жителям Макеевки удалось посетить Храм-на-Крови и несколько достопримечательностей.

Вслед за первыми гостями в Екатеринбург уже приехали новые пациенты из ДНР. Всем им и тем, кто приедет в будущем, уральские врачи готовы оказать высококвалифицированную медицинскую помощь. Жителям Российской Федерации она доступна благодаря национальному проекту «Здравоохранение».

Sic semper tyrannis

КИРИЛЛ ТЕЛИН

Кандидат политических наук, доцент факультета политологии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Телин К.О. Sic semper tyrannis // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 223–229.

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ

Баунов А. Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры. М.: Альпина Паблишер, 2023. 534 с.

В динамично меняющемся мире, нередко называемом «рассыпающимся», крайне важно вернуть человеку чувство сложной и во многом непредсказуемой политической динамики. Подчас с этим гораздо лучше справляется хороший исторический экскурс, а не экзальтированное включение в ожесточённые политические баталии. Книга Александра Баунова о падении трёх европейских диктатур – пример такого экскурса, отражающего все необходимые оттенки относительно недавних и неизменно актуальных страниц новейшей европейской истории.

И особенности политической жизни последних десятилетий, и специфика человеческой психики, подталкивающая людей к восприятию актуального порядка вещей как неизменного и постоянного, привели современность к занимательному парадоксу. С одной стороны, не только из среды коучей и бизнес-тренеров, но подчас и со стороны вполне респектабельных психологов часто можно услышать призывы «выйти из зоны комфорта». С другой стороны, именно комфорт, предсказуемость и обманчиво консервативная «стабильность» стали одними из главных тотемов политического дискурса. Ради защиты этих тотемов, сопрягающихся в зыбкую конструкцию «знакомого мира», население развитых и развивающихся стран по всему миру оказалось готово принять расширение мер контроля и безопасности, ограничение конкуренции, либеральную самоцензуру и иные решения, которые позволяли бы фиксировать привычный уклад, не допуская сползания в беспокойные времена. Те, относительно которых предостерегало китайское выражение 宁为太平犬?不做乱世人 («Лучше быть собакой в эпоху спокойствия, чем человеком в эпоху хаоса»). Джон Кампфнер в конце нулевых выразит это состояние через распространение глубоко прагматичных моделей потребления: «Люди во всех странах нашли способ комфортно жить, перестав одновременно быть участниками политического процесса. Консьюмеризм оказался прекрасной мозговой “заморозкой”».

Однако перемены и не думали самоликвидироваться, подобно демонам из известного советского фильма. Как и в былые времена, критический потенциал продолжал накапливаться там, где люди долго предпочитали его не замечать. Большинство людей, в особенности из числа любителей афоризмов и патетичных высказываний, знает, что время, при всей его незаметности, выполняет две разнонаправленные, но одинаково медицинские задачи. С одной стороны, время лечит – и на это надеются те, кто не умеет справляться с травмами (в т.ч. культурными и историческими) другим способом. С другой стороны, время убивает, превращая славу в проклятия, а империи – в песок; на любом кольце власти время неминуемо выводит не историческое послание на тёмном наречии, но простой, как крик кукушки, приговор: всё проходит, и это пройдёт.

Непростая история

Важная и блестяще написанная книга Александра Баунова «Конец режима», о содержании которой речь ниже, ещё до выхода высветила удивительную черту реакционных сил, по всему миру именующих себя «консерваторами» или «охранителями»: те, кто громче всех говорит о значимости уважения очередной тысячелетней истории, скорее всего будут резко против объективного её изучения. Этому изучению предпочтут удобный идеологический палисадник с сугубо декоративными функциями или единственно верный учебник, повествующий об историческом предназначении и перипетиях «особого пути». Современные испанские историки справедливо указывают, что при Франко произошло «ниспровержение памяти»: преподавание истории «было поставлено на службу режима», а само социальное знание превратилось в «идеологическую баланду “формирования национального духа”». В Португалии Салазара была придумана и поставлена под ружьё единственно верная концепция лузотропикализма. Наконец, в Греции «чёрных полковников», как справедливо указывает Баунов, национальная история превратилась в «винегрет из истории Марафона и Фермопил, плача об утраченном Константинополе», а заодно и идеи национального «греческого христианства». Это удивительное «соседство по особому пути», столь свойственное реакционным режимам второй половины XX века, а в некоторых случаях – и вполне актуальной современности, хорошо демонстрирует нам, что главная отличительная черта Sonderweg заключается в том, что он есть практически у всех. То, что объявляется как особое, неминуемо выворачивается в универсальное – и, сколько ни проводи цивилизационную разницу между условными Harke и Rechen, при соприкосновении со лбом оба инструмента неминуемо оказываются граблями.

Павел Милюков в своё время предостерегал, что «объяснять особенности духовной жизни из особенного склада народного духа <…> значит объяснять одно неизвестное посредством другого, ещё более неизвестного, или, как говорится, запрягать лошадей позади телеги». Но то, что явно тормозит движение по научной колее, до сих пор пользуется политической популярностью.

В этом смысле история диктатур неотделима от забвения, а хроника их падения – от «возвращения» исторических новелл, нередко оказывающихся весьма неприятными. Так, знаменитое полотно Пикассо «Герника», как и полноценная память о самой бомбардировке духовной столицы басков, вернётся в Испанию лишь после смерти Франко.

Возвращение трагических страниц собственной истории и связанной с ними ответственности нарушает привычный порядок вещей не меньше, чем экономический кризис.

Почти гарантированно оно рождает очередных певцов виктимблейминга, готовых оправдать всё, что сформировало привычную реальность. Намеренное, почти рациональное неведение в вопросах собственной истории легко превращается в надменное предубеждение к соседям, особенно соседям «недружественным», – что толку призывать к изучению их истории, когда своя собственная превращена в легендариум.

Между богом и чёртом

«Конец истории», на продолжительное время ослепивший многих по завершении холодной войны, вызвал расцвет целой субдисциплины в области политических исследований – транзитологии. В какой-то момент эйфория от очередной волны демократизации стала настолько привлекательной даже для исследователей, что разработки в области перехода «от диктатуры к демократии» приобрели почти фаталистичный линейный вектор. Андрей Мельвиль обоснованно назвал это «своеобразной антикоммунистической “перелицовкой” Манифеста коммунистической партии» – как марксистская концепция истории подразумевала неизбежность всемирной победы коммунизма, так и стандартные транзитологи были убеждены в том, что «все страны придут к торжеству либеральной демократии, только одни раньше, а другие позже».

История, однако, нанесла ответный удар по переизданию гегельянской идеи о том, что, если факты противоречат теории, тем хуже для них. Внезапно оказалось, что на руинах диктатур иногда образуются и демократии-однодневки, стремительно сгорающие в потоке «отлива» или «отката», и новые диктатуры, без всякого стеснения эксплуатирующие модные демократические лозунги, и вообще достаточно странные режимы, которые непросто определить даже матёрым политологам. Более того, экспертный репертуар, который транзитологи также пытались вывести в качестве волшебной инструкции, позволяющей безболезненно избавиться от очередного «тяжёлого наследия царского режима», также оказался весьма ограниченным в применении: даже в части экономических рецептов, по выражению Дэни Родрика, «на одного Ли Куан Ю находилось гораздо больше Мобуту», а уж в части политических изменений коллапсы встречались едва ли не чаще, чем успешные «переходы». Наиболее свежий пример, вероятно, можно увидеть в трагедии Афганистана: бывший президент страны Ашраф Гани ещё в 2008 г. совместно с Клэр Локхарт выпустил книгу «Fixing Failed States: A Framework for Rebuilding a Fractured World» («Чинить несостоявшиеся государства: схема для восстановления фрагментированного мира»), а уже в 2021 г. «подлатавший» страну руководитель спешно покинул её, спасаясь от наступавших талибов, чуть более чем за квартал занявших всю территорию государства.

В этом отношении книга Баунова напоминает о значении неожиданности и непредсказуемости. Можно, подобно Нассиму Талебу, много рассуждать о типах случайности и отделении «истинной» её разновидности от «детерминированного хаоса», но в одном с автором теории «чёрных лебедей» можно согласиться: «жизнь сама по себе – случайное происшествие гигантского масштаба», и истории политических транзитов (а вместе с ними и разрывов) тому прекрасное подтверждение. В истории не только Испании, Португалии и Греции, но десятков других государств по всему миру события беспрецедентного значения нередко могут быть классифицированы (в зависимости от религиозных и языковых предпочтений) по разряду то ли «Deus ex machina», то ли «чёрт из табакерки». Раскапывая, вскрывая мифы об удачных политических трансформациях, мы неизменно наталкиваемся на удивительно счастливое стечение определённых обстоятельств – и отчего-то забываем о таких встречах всякий раз, когда составляем рецепты скорейшего перехода в светлое будущее. Исследователям Испании и Португалии, Греции и Италии, Венгрии и Турции беспрестанно хочется верить в способность не только исследовать, но и предсказать, – однако политики по-прежнему внезапно умирают, а планы вдруг проваливаются, и частота таких неожиданностей намного превосходит число случаев, когда общественная жизнь хоть сколько-нибудь напоминает часы.

Реальность сложнее конспирологических теорий, а потому куда менее популярна, чем последние.

Гораздо удобнее вообразить, что на месте непредсказуемости и сложности существует лишь чей-то план и чья-то воля – это подталкивает к предположению, что плана и воли достаточно для любого успеха. «Конец режима» на огромном числе неудач показывает, что это не так, – и хотя случайность часто упоминается нами как оправдание собственного провала, как минимум с той же регулярностью она лежит в основе успешных изменений.

Изменения – родители порядка

Вопреки любым социологическим фокусам, готовым противопоставить порядок то реформам, то свободе, главной чертой любого «порядка» – даже того, что подкупает солидностью и уверенной «стабильностью», в которой легко считывается застой, – неминуемо оказываются постоянные изменения. Баунов верно подчёркивает, что обретение точки равновесия – задача, постоянно стоящая перед любым диктатором, и оттого «кажется, что он сидит на троне, но на самом деле он канатоходец». Как и гимнасту, ему приходится меняться, но вместе с ним меняется и общество, баланс внутри которого он должен то ли отыскать, то ли установить. В этом плане любому политическому режиму вообще вряд ли знакома статика, так манящая обывателя, – да, на протяжении месяцев или лет внешний наблюдатель может видеть во власти величественные скульптуры вроде столпов Аргоната, но на деле матрица режима каждодневно связана скорее с известным образом «бульдогов под ковром». Общество меняется даже тогда, когда оно само предпочитает этого не замечать; окружение диктатора – когда он уже не в состоянии отслеживать и контролировать такие изменения. Даже для того, чтобы исполнить очередную консервативную мечту о чьём-нибудь «подмораживании», необходимо производить изменения, ориентированные на это, необходимо, пусть даже силой, проводить какие-то реформы.

Этим полезны истории про Адольфо Суареса, Мариу Соареша или Андреаса Папандреу. Вряд ли кто-то из них мог предугадать, к каким последствиям в итоге приведут отдельные их шаги, реформы и комбинации. Профессиональный бюрократ Суарес за 15 лет превратится из молодого фалангиста в популярного и всесильного премьер-министра, но ещё через 15 лет уйдет из политики; Соареш в уподобившейся казино португальской политике будет то побеждать, то проигрывать. Времена меняются, говорили римляне, и мы меняемся вместе с ними; на фоне упомянутых героев в «Конце режима» говорится и о тех, кто в своём противостоянии изменениям пал их жертвой – Черчилль, де Голль, Чаушеску.

Бесстрашные головы

Если и можно отыскать на транзитологическом просторе какие-либо уроки, незнание которых чревато серьёзными последствиями, вероятно, это довольно общие замечания, актуальные для принятия политических решений в целом. Так, в любом переходе, будь он основан на идеях разрыва с прошлым или, напротив, сколь-либо ощущаемой преемственности, критически важным оказывается навык комбинаций, торга и переговоров – словом, той или иной формы коллегиальной, коалиционной работы. Там, где он сформирован до момента «институционального рывка», последний оказывается более конкретным, а потому посильным. Там, где политическая конкуренция «подморожена» вместе с другими элементами общественной жизни, рывок неминуемо оборачивается не спортивным соперничеством, а совсем неспортивным антагонизмом. Шахматисты утверждают, что единственный способ стать умнее – игра с более умным противником; легко догадаться, что в отсутствие противника на протяжении долгого времени навык игры, вероятно, утратится вообще. Кроме того, параллель с шахматами важна и тем, что фигуры на доске неподвижны лишь дважды: до начала игры и после падения короля. В остальном всё протяжение партии, какой бы долгой она ни была, всегда будет занимать чей-то новый ход.

Конечно, этот ход может быть страшным – не зря нас пугают слова «цейтнот» или «цугцванг». Но в конечном счёте любая диктатура – лишь диктатура страха. Может быть, страха перед новым ходом и изменениями, которые необходимо предпринять, чтобы парадоксальным образом сохраниться. Может быть, страха перед временем и его неизбежностью. Но уязвимость диктатуры именно в том, что страх становится её ключевым мотивом: это режим, каждое мгновение переживающий момент своей возможной, а в конечном счёте и неминуемой кончины. Этот момент ещё только предстоит, он лишь виднеется где-то на горизонте, – но страх за собственное будущее обуревает здесь и сейчас, и холодное дыхание его сильнее всего ощущается на пике могущества. В демократии политик может проиграть – и остаться; вне такой системы даже лучший из правителей – всего лишь Акела в окружении множества Табаки.

Россия > СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313671 КИРИЛЛ Телин

Не уступка, не реверанс, но необходимость

Сотрудничество России и США в ядерном нераспространении

АНАТОЛИЙ АНТОНОВ

Чрезвычайный и полномочный посол России в США.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Антонов А.И. Не уступка, не реверанс, но необходимость // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 220–222.

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ

Russian-American Nuclear Nonproliferation Dialogue. Lessons Learned and Road Ahead. Edited by Vladimir A. Orlov, Sergey D. Semenov. Palgrave Macmillan-Springer Nature, 2022. 385 p.

Коллективная монография ПИР-Центра «Российско-американский диалог по вопросам ядерного нераспространения: уроки и перспективы»[1], которая вышла в авторитетном издательстве Palgrave Macmillan (подразделении издательского концерна «Шпрингер») и сейчас обретает читательскую аудиторию в Соединённых Штатах и по всему миру, – пример глубокого, вдумчивого изучения эволюции сотрудничества России и США на данном направлении.

Вопросы ядерного нераспространения находятся в центре внимания мировой общественности не одно десятилетие. В монографии, вышедшей под редакцией опытного специалиста в вопросах ядерного нераспространения Владимира Орлова и его молодого коллеги по ПИР-Центру Сергея Семёнова, справедливо отмечается значение многосторонних площадок, на которых предпринимались усилия по созданию нераспространенческой архитектуры. Сегодня мы можем уверенно утверждать, что выстроенная система эффективна. Всецело разделяю тезис авторов, что краеугольным камнем ядерного нераспространения и разоружения остаётся ДНЯО. Изменять документ, уж не говоря об отказе от него, недопустимо, чревато непредсказуемыми последствиями для стратегической стабильности.

Публикация даёт объективное представление о вкладе России в решение задач нераспространения. Авторы заостряют внимание на результатах, которых удалось добиться вместе с единомышленниками. В частности, заложить фундамент целого ряда эффективных форматов по проблеме гарантий и экспортного контроля, включая Группу ядерных поставщиков.

Особый упор эксперты делают на российско-американском взаимодействии. Вторая часть исследования наглядно демонстрирует, насколько продуктивным может быть такое сотрудничество по вопросам нераспространения ядерного оружия в Южной Азии, а также иранской ядерной программе (ИЯП).

Контроль над вооружениями – неотъемлемый элемент укрепления архитектуры глобальной безопасности. В третьей части работы авторы фокусируются на советско-американских переговорах по соглашениям о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений, сравнивают подходы стран к «глобальному нулю», рассуждают на тему «совместных ядерных миссий» НАТО.

Вопросы, поднимаемые в монографии, в очередной раз напоминают об особой ответственности, которая лежит на России и США. Увы, в Вашингтоне ей готовы пренебречь в угоду сиюминутной политической выгоде. Усилиями предыдущих американских администраций подорвана реализация важнейших международных договорённостей, служивших конкретным подтверждением приверженности их участников духу и букве статьи VI ДНЯО. У нашей страны есть претензии к Вашингтону относительно одностороннего вывода части американских БРПЛ и тяжёлых бомбардировщиков из-под засчёта по ДСНВ. Несмотря на продление Договора в 2021 г., консультации по стратегической стабильности прерваны, и это инициатива американской стороны. Вместо предметного диалога по всем элементам «нового уравнения безопасности» слышим абсурдные инсинуации относительно российской ядерной политики.

Как показано в монографии, сотрудничество России и США по вопросам нераспространения и контроля над вооружениями – не уступка и не реверанс в чей-либо адрес. Это безусловная необходимость. К таким вопросам придётся вернуться, и лучше сделать это без «ревакцинации» очередным Карибским кризисом.

Наша страна открыта к взаимодействию на прагматичной и равноправной основе. Однако диалог по стратегической стабильности не может проходить в отрыве от геополитических реалий и общего фона двусторонних отношений.

Без пересмотра Вашингтоном конфронтационных подходов к взаимодействию с Россией и снижения конфликтного потенциала затруднительно добиться устойчивых договорённостей.

Хотя среди авторов монографии есть лица, умудрённые опытом переговоров с американцами по стратегическим наступательным вооружениям (в частности, Юрий Назаркин), её особенность и достоинство в том, над ней работали более десятка «новых перьев». Для некоторых из них эта работа стала научным дебютом. Свежий взгляд молодых исследователей, которые подходят к проблеме любознательно и неравнодушно, – добрый знак. Заметная часть «новичков» – недавние выпускники МГИМО МИД России. Кто-то из них продолжает работу в МИД, других государственных структурах, а кто-то перешёл в неправительственные организации.

В заключение отмечу: российские официальные представители всегда с уважением и вниманием относятся к рекомендациям специалистов ПИР-Центра. Их экспертиза неоднократно была востребована на различных профильных форумах, в том числе в рамках обзорных конференций ДНЯО. Уверен, что данный труд внесе?т достойный вклад в выработку российских подходов к борьбе с современными вызовами и угрозами нераспространению ядерного оружия. Рад, что всемирная премьера этой важной книги, несмотря ни на какие внешние факторы, состоялась.

СНОСКИ

[1] Данная монография была подготовлена в рамках проекта «Глобальная безопасность, стратегическая стабильность и контроль над вооружениями» (реализуется ПИР-Центром совместно с МГИМО МИД РФ в рамках Программы стратегического академического лидерства «Приоритет-2030»).

Россия. США > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313670 Анатолий Антонов

От созвучия риторики к практическим шагам

Россия и новые задачи в Африке

АНДРЕЙ МАСЛОВ

Директор Центра изучения Африки Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

ВСЕВОЛОД СВИРИДОВ

Эксперт Центра изучения Африки Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Маслов А.А., Свиридов В.Ю. От созвучия риторики к практическим шагам // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 197–206.

С конца прошлого десятилетия интерес к Африке российских органов власти, бизнеса и общественности растёт. Об этом говорит интенсивность контактов на высшем уровне, положительная динамика экспорта в Африку, внимание к событиям в регионе российских СМИ и экспертного сообщества.

В октябре 2019 г. в Сочи прошёл саммит Россия–Африка[1]. А 21 июля 2022 г. Указом № 485[2] Президента Российской Федерации учреждён Оргкомитет по подготовке и проведению в 2023 г. второго такого саммита и других мероприятий.

С 2019 г. поступательное развитие Африки и её отношений с Россией осложнилось рядом внешних факторов. Мировая экономика до сих пор не оправилась от последствий пандемии, а экономический кризис, усугублённый застарелыми проблемами в ряде стран, привёл к переворотам в Буркина-Фасо, Гвинее, Мали. Сохраняется нестабильность в Судане и Чаде. Эфиопия прошла через кровопролитную гражданскую войну, замер процесс политического урегулирования в Ливии, обострились отношения между Марокко и Алжиром. Последствия односторонних ограничительных мер, введённых против России после начала СВО недружественными государствами, также негативно сказываются на российско-африканских отношениях: прежде всего, осложнились условия проведения финансовых транзакций, выросли транспортные издержки при доставке грузов.

Африка, несомненно, приобретает куда большее значение для внешней политики России, нежели прежде. Но вывести отношения на новый уровень можно только на основе ревизии накопленного опыта, а также понимания долгосрочных целей и задач России на данном направлении.

Африка во внешнеполитической доктрине России

Роль Африки для внешней политики России определяется её потенциалом: человеческим капиталом[3], запасами полезных ископаемых[4], разнообразием экосистем, набирающей ход континентальной интеграцией, значением в международных институтах[5], наконец, балансирующей ролью, которую Африка всё заметнее играет в международных отношениях. Необходимо учитывать вызовы, с которыми сталкивается континент и которые угрожают глобальной стабильности. Так, внося сравнительно небольшой вклад в выбросы CO2, Африка в числе первых ощущает последствия изменения климата. Здесь велика вынужденная миграция (масштаб её, правда, зачастую преувеличивается в рамках информационных войн). Активны ближневосточные террористические группировки (ISWAP, Аш-Шабаб и др.[6]). Велики риски появления на территории континента новых штаммов вирусов и очагов инфекций.

В соответствии с текущей редакцией Концепции внешней политики 2016 г.[7] подход России к Африке заключается в следующем:

Первое. Расширение разнопланового взаимодействия с африканскими государствами на двусторонней и многосторонней основе с упором на совершенствование политического диалога и продвижение торгово-экономического сотрудничества.

Второе. Содействие урегулированию и предотвращению региональных конфликтов и кризисных ситуаций.

Третье. Развитие партнёрских отношений с Африканским союзом и субрегиональными организациями.

Курс на поддержку африканской интеграции отражён и в Стратегии национальной безопасности 2021 г.[8]: внешняя политика России должна осуществляться путём решения задачи по поддержке «развития региональной и субрегиональной интеграции в рамках многосторонних международных институтов, диалоговых площадок, региональных объединений, в том числе в Азиатско-Тихоокеанском регионе, Латинской Америке и Африке».

Отношения с Африканским союзом (АС) с середины прошлого десятилетия стали важным направлением российской политики. Президент России регулярно встречается с главами объединения, и 2022 г. не стал исключением. Саммит-2019 прошёл под сопредседательством Владимира Путина и президента Египта Абделя Фаттаха ас-Сиси, который в тот год занимал кресло председателя АС.

Москва не заинтересована в том, чтобы ставить африканские страны в зависимое положение, ослаблять их или облегчать для внешних операторов доступ к их природным ресурсам (традиционная постколониальная политическая парадигма).

Россия, напротив, всецело заинтересована в росте африканских экономик и рынков и не имеет оснований опасаться африканской интеграции[9]. Однако от политической поддержки этого процесса Россия должна переходить к практическим мерам: передаче опыта государственного строительства; обучению государственных служащих; инвестициям в кадры; созданию инфраструктуры сотрудничества, новых двусторонних и многосторонних институтов; расширению всех форм коммуникаций с Африкой, а также развитию инфраструктуры для стабилизации и наращивания российского экспорта. Без этих усилий накопленный ещё Советским Союзом потенциал доверия будет исчерпан, а успехи 2010-х гг. по увеличению экономического присутствия останутся эпизодом.

Новая реальность российско-африканских отношений

Политико-идеологическое измерение. Новыми или вышедшими на качественно другой уровень явлениями российской внешней политики в 2022 г. стали два направления: антиколониальная риторика, а также радикальный пересмотр основ системы международных отношений. Оба встречают поддержку и у значительной части населения, и у руководства африканских стран, которых не устраивает их роль в системе международных отношений, а также объективная слабость собственных государственных институтов. Последние вынуждены опираться на колониальное наследие и часто действовать несамостоятельно.

В набирающем ход противостоянии России и Китая Западу большая часть Африки видит для себя возможности для укрепления политической независимости.

Созвучие риторики, тем не менее, не может долго оставаться основным содержанием отношений. Африканская сторона ожидает от России комплексных содержательных инициатив и подходов, дополнения приятного для Глобального Юга красноречия последовательными действиями. Москва обладает необходимыми инструментами и, что немаловажно, советским опытом предоставления африканским странам инструментов укрепления суверенитета. Россия может содействовать созданию и укреплению национальных органов власти, институтов, в том числе в сферах образования, науки, здравоохранения; переработке и распределению ресурсов в интересах внутренних и региональных рынков; формированию нормативно-правовой базы, ограничивающей разрушительную деятельность западных корпораций и их картелей, включая антимонопольное регулирование, экологический и технический надзор.

Первые шаги стоит начать с решения задач, которые в свете западных ограничений стоят перед экономическим блоком российского правительства и включают в себя переход на устойчивые к санкционным рискам системы расчётов за российский экспорт, создание независимой от западных трейдеров логистики и инфраструктуры, благоприятных условий для импорта в Россию из Африки. Интерес России к Африке основан, в первую очередь, на огромном потенциале африканских рынков, прежде всего, зерна, продовольствия, информационно-компьютерных технологий, решений в сфере охраны здоровья, безопасности и образования. Сохранение и расширение присутствия там требует от российской стороны скоординированных, долгосрочных, осознанных и хорошо просчитанных инвестиций и глубокого, доброжелательного и уважительного внимания к партнёрам на континенте.

Растёт и политическое значение Африки. Так, в отношениях Африки с Европой баланс взаимного влияния постепенно смещается в сторону первой. Европа теряет один за другим факторы, определявшие её доминирование: преимущество в численности населения давно на стороне Африки, рост ВВП здесь в основном также выше. Неуклонно сокращается доля Евросоюза и в импорте, и в экспорте большинства африканских стран. В то же время в Европе всё заметнее роль африканской диаспоры. Лидеры африканских стран становятся весомыми фигурами европейской политики, особенно в её экономическом измерении, что отражается в стиле общения наиболее видных из них с европейскими руководителями. В 2022 г. Африка проявила себя в качестве амортизатора односторонней и безответственной политики антироссийских санкций. В ходе многочисленных встреч и консультаций именно африканские политики и эксперты лучше других доносили до Европы мысль, что мир взаимосвязан, и, вводя антироссийские ограничения, Запад наносит экономический ущерб не только себе, но и всем, провоцируя обострение продовольственного кризиса, рост инфляции, неопределённости и т.п.

Лидеры Афросоюза (Маки Салл) и ЭКОВАС (Умару Сисоку Эмбало) посещали Москву и Киев с посредническими миссиями, которые можно признать результативными (в контексте последовавшего заключения зерновой сделки). В качестве посредника на переговорах России и Украины готов выступить Алжир. Усиление позиций Африки в формирующейся полицентричной международной системе отвечает интересам России. Сильная и устойчиво развивающаяся Африка, оставаясь ключевым партнёром Европы, продолжит оказывать на неё сдерживающее воздействие. Именно поэтому для России важно не допускать дестабилизации на континенте. Хотя она и может нанести краткосрочный ущерб ЕС, долгосрочные преимущества от сильной и независимой, дружественной России Африки несравнимо весомее.

Большинство стран Африки пока терпит ущерб от антироссийских санкций, не приобретая ничего взамен (в отличие от, например, Турции, США или стран ближнего к России зарубежья). Россия и Украина – основные поставщики ряда ключевых продовольственных товаров, и глобальная инфляция наносит урон африканским странам, находящимся на пороге нового долгового кризиса.

Идеологические посылки Москвы, например, борьба с неонацизмом и расизмом, близки африканским странам, поэтому Африка восприимчива к таким аргументам.

Экономическое измерение. Кризис 2022 г. пока существенно не сказался на двусторонних отношениях России с отдельными странами Африки. Так, летом 2022 г. в Египте началось строительство АЭС «Эль-Дабаа» по проекту «Росатома», что показательно, учитывая ту роль, которую Каир играет в ближневосточной политике США. Россию с февраля посетили два африканских президента: в июне глава Сенегала и по совместительству председатель АС в этом году Маки Салл, а в октябре лидер Гвинеи-Бисау и текущий председатель ЭКОВАС Умару Эмбало. Владимир Путин регулярно созванивается с президентами Египта и ЮАР, контактирует с главами других африканских государств – Алжира, Анголы, Мали.

Важным достижением российской внешней политики стало июльское турне по Африке министра иностранных дел Сергея Лаврова, посетившего Египет, Эфиопию, Уганду и Республику Конго. В январе 2023 г. министр побывал в ЮАР, Эсватини, Анголе и Эритрее, в феврале посетил Судан, Мали и Мавританию; продолжается работа со странами Африки по линии межправительственных комиссий, деловых советов, в рамках межпарламентского сотрудничества, научно-культурных обменов. Африканские делегации составили существенную часть иностранных гостей на ПМЭФ-2022 (в качестве страны-гостя форума выступил Египет), ВЭФ, РЭН, заседаниях клуба «Валдай» и других мероприятиях. Ни одна из 54 стран Африки на официальном уровне не присоединилась к санкционному давлению на Россию ни в 2014-м, ни в 2022 году. Африканские страны выступают против односторонних санкций в обход ООН, более того, согласно заявлению председателя Африканского союза Маки Салла, меры против России осложняют закупки удобрений и продовольствия, ухудшая обстановку на континенте. Президент ЮАР Сирил Рамафоса в марте отмечал, что конфликта «можно было бы избежать, если бы НАТО в течение многих лет прислушивалась к предупреждениям собственных лидеров и официальных лиц о том, что её расширение на восток приведёт к большей, а не меньшей нестабильности в регионе».

В марте 2022 г. министерство иностранных дел Египта заявило о негативном влиянии на гуманитарную обстановку экономических санкций вне рамок международных многосторонних институтов и о том, что решение о введении ограничений должно основываться на общепризнанном наборе критериев, базирующихся на принципах Устава ООН. Можно утверждать, что такова позиция подавляющего большинства стран континента.

До 2022 г. недружественные государства не оказывали существенного влияния на страны Африки, чтобы убедить их присоединиться к санкционному давлению. В 2022 г. работа стала приоритетной, в частности, тема обсуждалась во время поездки канцлера Германии Шольца в мае, визитов госсекретаря США Блинкена и президента Франции Макрона летом 2022 г., посещения министра иностранных дел Украины Кулебы в октябре 2022 года. Соединённые Штаты разрабатывают инструменты давления на страны Африки, сотрудничающие с Россией, в том числе и в области обхода санкций. Отдельное направление давления Вашингтона – борьба против присутствия в Африке ЧВК «Вагнер». Весной 2022 г. на рассмотрение Конгресса был вынесен «Акт о противодействии злонамеренным действиям России в Африке» (Countering Malign Russian Activities in Africa), одна из задач которого – принудить африканские страны присоединиться к антироссийским мерам.

Сомнительно, однако, что африканцы уступят давлению. Небольшая вероятность сохраняется в отношении стран, которые активнее всего вовлечены в орбиту американского влияния: их представители принимали участие во встрече в Рамштайне в апреле 2022 г. по поставкам ВиВТ на Украину и/или в Крымской платформе[10]. Однако даже если они присоединятся к санкциям, это будет иметь чисто символическое значение. Не следует, тем не менее, ожидать, что африканские государства будут намеренно игнорировать санкционные режимы или чрезмерно активно содействовать их обходу. Там, где партнёрство с Россией имеет для Африки критическое значение (например, поставка продовольствия, удобрений, энергоносителей), её представители могут добиваться снятия некоторых ограничений. В других сферах они следуют собственным интересам, как уже произошло с отказом от введения платёжной системы «Мир» в Египте из-за опасения американских санкций или с приостановкой полётов Royal Air Maroc в Россию. Для балансирования этих угроз требуется последовательная и скоординированная переговорная работа, ориентированная на строительство независимых от глобального Запада институтов и каналов коммуникации.

Большинство стран Африки не станут подставлять под удар вторичных санкций собственные, уже успешно функционирующие финансовые институты, однако не будут и возражать против создания новых, с участием России и дружественных ей государств. Именно на учреждении и развитии таких институтов и следует сосредоточить внимание. Бездействие способно свести на нет торгово-экономические успехи в Африке за последние 10 лет: без создания независимой финансово-технической и логистической инфраструктуры, целенаправленной работы с африканскими покупателями товарооборот со странами континента с 18–20 млрд долларов сократится на треть или даже наполовину за несколько лет. Но он может и вырасти – до 35–40 млрд в год в течение пяти-семи лет при условии преодоления инфраструктурных ограничений.

Заключение

Роль Африки во внешней политике России продолжит расти. В связи с этим необходимы и шаги во внутренней политике: пресечение любых, даже единичных эксцессов ксенофобии и расизма; популяризация африканской истории и культуры; создание устойчивых каналов связи между обществами и обычными людьми – поэтапное снятие визовых ограничений на въезд в Россию, расширение любых видов коммуникации, в т.ч. прямого авиасообщения силами прежде всего африканских авиакомпаний, увеличение квот и бюджетных мест для обучения африканцев в России; создание необходимых условий для их трудоустройства, изучения ими русского языка, а также преподавания русского языка в школах Африки; поддержка российской африканистики (и академической, и прикладной).

Москве следует совершенствовать информационную стратегию на африканском направлении.

Западная дипломатия использует ограниченный и примитивный набор аргументов в попытках дискредитировать российское присутствие на континенте[11]. Противодействовать этому Россия может повышением прозрачности своих действий в Африке, формулированием и эффективным распространением на региональных и международных площадках достоверной информации, продуманных контраргументов на основные тезисы западных стран. При этом важнейшее значение имеет не столько сиюминутный эффект от распространения опровержений, сколько формирование долгосрочного доверия к исходящей информации, её полноте и достоверности.

Пора изжить остатки снисходительного отношения к Африке. Эта часть мира, которая, несмотря на внешнее давление, остаётся нейтральной, уже играет одну из ключевых ролей в сохранении пояса стран, с которыми Россия способна расширять взаимовыгодное партнёрство[12].

2023 г. может стать поворотным для российско-африканских отношений. Если в 2019 г. Россия эффектно и громогласно заявила о желании развивать отношения с Африкой, то в 2023 г. она должна выйти с комплексными инициативами и подходами. Требуется формулирование че?ткой и последовательной внешнеэкономической линии, которая будет равномерно опираться как на политическую, так и на экономическую составляющую.

СНОСКИ

[1] Можно также упомянуть Форум партнёрства Россия–Африка, Ассоциацию экономического сотрудничества со странами Африки (АЭССА), активизацию работы АФРОКОМ, открытие Центра изучения Африки НИУ ВШЭ и африканского направления в ИМИ МГИМО, деятельность молодёжного форума «Россия–Африка: что дальше?» и др.

[2] Указ Президента Российской Федерации от 21.07.2022 г. № 485 «Об Организационном комитете по подготовке и проведению в Российской Федерации в 2023 году второго саммита Россия–Африка и других мероприятий в формате Россия–Африка» // Президент России. 21.07.2022. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48194 (дата обращения: 11.11.2022).

[3] Население Африки продолжает расти и достигнет к 2030 г. 1,7 млрд человек (в 2020 г. – около 1,35 млрд).

[4] По ряду позиций доля Африки превышает 30% мировых ресурсов: до 35% по хрому, более 40% по бокситам, 50% – по кобальту и марганцу, 90% – по металлам платиновой группы. Среди важнейших природных ресурсов Африки стоит выделить плодородную землю (используется пока неэффективно), пресную воду, леса, играющие важную роль в глобальном климатическом регулировании.

[5] В ООН входят 54 страны Африки, что составляет 28% от общего числа участников организации; среди 15 стран-участниц ОПЕК – 7 африканских государств; в крупнейших «альтернативных» межгосударственных объединениях БРИКС и ИБСА Африка представлена ЮАР. ЮАР также входит в состав G20.

[6] Деятельность данных группировок запрещена на территории России.

[7] Указ Президента Российской Федерации от 30.11.2016 г. № 640 «Об утверждении Концепции внешней политики Российской Федерации» // Президент России. 30.11.2016. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/41451 (дата обращения: 11.11.2022).

[8] Указ Президента Российской Федерации от 02.07.2021 г. № 400 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» // Президент России. 02.07.2021. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/47046 (дата обращения: 11.11.2022).

[9] Маслов А.А., Свиридов В.Ю., Суслов Д.В. и др. Африка: перспективы развития и рекомендации для политики России: доклад по итогам ситуационного анализа. М.: Международные отношения, 2021. 142 с.

[10] Кения (до выборов 2022 г.), Либерия, ДР Конго, Тунис, Нигер.

[11] См., например, публикации американского эксперта по российской политике в Африке Д. Сигля (J. Siegle).

[12] Так, доля африканцев среди тех, кто не поддержал (проголосовал против, воздержался, не голосовал) мартовскую резолюцию ГА ООН ES-11/1 с осуждением действий России на Украине, составила 50%.

Россия. Африка > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313668 Андрей Маслов, Всеволод Свиридов

Сердечно, но мучительно

Россия – КНДР: перспективы экономического взаимодействия

ПАВЕЛ ЛЕШАКОВ

Кандидат экономических наук, профессор Школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

АЛЕКСАНДР СОЛОВЬЁВ

Заместитель главного редактора журнала «Россия в глобальной политике».

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Лешаков П.С., Соловьёв А.В. Сердечно, но мучительно // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 184–196.

Изменения в геополитическом устройстве мира на рубеже веков вывели на первый план международной политики экономический фактор, а одновременные процессы глобализации и фрагментации мирового хозяйства, в свою очередь, обусловили политизацию экономических вопросов.

Санкционная политика США и ЕС против России, переросшая в 2022 г. в тотальную экономическую и валютно-финансовую войну, разрушила основной сегмент геоэкономической модели, которой Москва следовала с момента перехода к рыночным отношениям – торговое, инвестиционное и технологическое партнёрство с Западом. На фоне серьёзных геополитических катаклизмов безусловным преимуществом для России стала позиция большинства государств Азии, Африки и Латинской Америки, отказавшихся присоединиться к антироссийским экономическим санкциям.

В новой геополитической реальности одним из важнейших направлений российской внешней политики должно стать сохранение баланса сил вокруг Корейского полуострова.

Эта часть мира всегда была чрезвычайно важна в контексте международной безопасности. Теперь же, когда полуостров оказывается в центре Азиатско-Тихоокеанского пространства, главной платформы событий предстоящих десятилетий, его значимость и вовсе не переоценить. В условиях размывания прежнего мирового порядка и эскалации противоречий с коллективным Западом России жизненно важно определить для себя приоритеты стратегии в регионе, которые позволят не только решать тактические задачи, но и обеспечат возможности для формирования принципов построения нового международного устройства в целом. Этими соображениями диктуется необходимость конвертации традиционных дружеских связей России и КНДР в прагматическое экономическое сотрудничество, которое не только имеет самоценное значение, но и во многом определит перспективы взаимодействия с Республикой Корея, вынужденно примкнувшей к антироссийским санкциям коллективного Запада под давлением США.

Вверх по лестнице, ведущей вниз?

До распада СССР являлся крупнейшим экономическим партнёром КНДР. На его долю в 1970–1980-е гг. приходилось от четверти до половины внешнеторгового оборота республики[1]. При техническом содействии Советского Союза в стране модернизировано и заново построено более семидесяти крупных народнохозяйственных объектов. В 1990 г. удельный вес СССР во внешней торговле КНДР достиг 53,3%, или 2,2 млрд долларов[2], тогда как на долю двух других крупнейших партнёров, Китая и Японии, приходилось, соответственно, 12% и 11%. Но к началу нового века товарообмен сократился в 50 раз до 44,1 млн долларов, или чуть более 2% северокорейского внешнеторгового оборота, в то время как удельный вес КНР возрос до 25%, Республики Корея – до 22% и Японии – до 24% (см. табл. 1).

К сожалению, не смогла оживить двустороннее экономическое взаимодействие и наметившаяся реанимация российско-северокорейских политических контактов: подписание в феврале 2000 г. Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве между Россией и КНДР, первый за всю историю отношений двух стран визит российского президента Владимира Путина в КНДР и ответные визиты северокорейского лидера Ким Чен Ира в Россию. К 2005 г. взаимный товарооборот увеличился до 233,2 млн долларов, однако дальнейшего восстановительного роста не последовало, объём двусторонней торговли пошёл на спад, достигнув минимума в 49,4 млн долларов в 2009 г. (см. табл. 2) и продолжая колебаться вокруг планки в 100 млн долларов в последующее пятилетие.

Надежды на восстановление экономического взаимодействия возлагались на Межправительственную комиссию по торгово-экономическому и научно-техническому сотрудничеству (МПК), созданную соответствующим соглашением от 20 мая 1991 года. После перехода власти в КНДР к Ким Чен Ыну в 2012–2016 гг. были предприняты активные попытки преодолеть негативные тенденции в развитии двухсторонних экономических связей. В 2014 г. на шестом заседании МПК во Владивостоке стороны договорились увеличить взаимный товарооборот к 2020 г. до 1 млрд долларов. Добиться десятикратного роста объёмов торговли предполагалось за счёт «спрямления» российских экспортных поставок, минуя китайских посредников, а также возобновления инвестиционного взаимодействия в связи с урегулированием задолженности КНДР по советским кредитам. Соответствующее межправительственное соглашение подписано в Москве 17 сентября 2012 г. и вступило в силу в мае 2014 года[3].

Несмотря на все эти меры, двусторонняя торговля продолжала сокращаться. Стоимостной объём взаимного товарооборота снизился в 2013–2017 гг. на треть – со 112,7 млн до 77,9 млн долларов (см. табл. 3). Показательно, что спад наметился ещё в 2014 г., т.е. до «зубодробительных» санкций, введённых СБ ООН в отношении ракетно-ядерной программы Пхеньяна тремя резолюциями 2017 г. (2371 от 5 августа, 2375 от 11 сентября и 2397 от 22 декабря).

Большинство инициатив по активизации торговых контактов между российскими компаниями и северокорейскими внешнеторговыми объединениями так и осталось на бумаге. Не приступили к работе сформированные в начале 2015 г. обеими сторонами деловые советы. Из-за санкций СБ ООН в 2016 г. с повестки дня снят вопрос страхования экспортных кредитов и российских инвестиций в КНДР. Несмотря на подписанный в апреле 2015 г. Меморандум о сотрудничестве между центральными банками России и КНДР, не решена задача перевода расчётов по экспортно-импортным операциям двух стран в российские рубли. Согласно Протоколу седьмого заседания МПК, заниматься этим должен был рекомендованный ЦБ России ПАО АКБ «Региональный банк развития». Его даже предлагалось включить в перечень кредитных организаций с правом на открытие корреспондентских счетов для хозяйственных обществ, имеющих стратегическое значение для Российской Федерации, исходя из необходимости финансового обслуживания российско-северокорейского СП «РасонКонТранс»[4]. Однако в октябре 2015 г. ЦБ России отозвал у банка лицензию в связи с «неудовлетворительным качеством активов» и предоставлением в надзорный орган «существенно недостоверной отчётности»[5], что привело практически к полному прекращению сотрудничества в финансовой сфере. Такая же судьба постигла в 2021 г. банк «Спутник», который оставался единственным каналом финансового обслуживания представительств ООН в Пхеньяне.

Не сработала и бартерная схема реализации торговых трансакций. Так, группа компаний «Север», поставлявшая на металлургический комбинат имени Ким Чака коксующийся уголь в обмен на встречные поставки чугуна и железорудного концентрата, столкнулась с недобросовестным выполнением северокорейским партнёром своих обязательств. В результате образовалась задолженность перед российской компанией в 2 млн долларов. Другое аналогичное предложение КНДР, согласно которому Хыннамский завод удобрений был готов оплачивать российский бурый уголь поставками производимой на заводе мочевины, не реализовано вообще.

Экспортная база Северной Кореи невелика и планку в 10 млн долларов импорт из КНДР в Россию преодолевал лишь 10 раз за 20 лет (а за последнее десятилетие – всего трижды). В структуре российского импорта из КНДР в 2010-е гг. преобладали текстиль, обувь, машины, оборудование и транспортные средства, продовольственные товары, продукция химической промышленности, музыкальные инструменты.

Российский экспорт в КНДР существенно превышал импорт, но его товарная номенклатура также не отличается разнообразием.

Основная доля поставок в Северную Корею в 2010-е гг. приходилась на минеральные продукты (мазут, дизельное топливо, коксующийся и бурый уголь), продовольственные товары и с/х сырьё (зерно, пшеничная мука, соевое масло, мороженый минтай), древесину и целлюлозно-бумажные изделия, машины, оборудование и транспортные средства.

Были свёрнуты, так и не начавшись, крупные инвестиционные проекты, анонсированные на заседаниях МПК. В их числе договорённости по реконструкции на компенсационной основе предприятий горнодобывающей промышленности, энергетических объектов и железных дорог КНДР, совместной разведке и освоению залежей драгоценных, редкоземельных и цветных металлов, месторождений природного газа на шельфе Японского моря. Потенциальными партнёрами, заинтересованными в схеме «капиталовложения в обмен на минеральные ресурсы», выступали такие крупные компании, как группа «Базовый элемент», ОАО «Татнефть», ОАО «РАО Энергетические системы Востока».

(Не до конца) упущенные возможности

Единственным реализуемым инвестиционным проектом России в КНДР в середине второго десятилетия нынешнего века оставался транзитный коридор модернизированного участка железной дороги Хасан – Раджин и универсальный перегрузочный терминал на третьем пирсе порта Раджин, оператором которого является СП «РасонКонТранс». Российские инвестиции в масштабный проект, который изначально рассматривался как трёхсторонний (с участием инвесторов из Республики Корея), на 2017 г. оценивались в 216 млн евро. Отказ южнокорейской стороны от взятых на себя обязательств вынудил «РЖД» внести серьёзные корректировки в бизнес-план, перепрофилировав грузопоток с контейнеров на уголь и перенаправив его с потребителей в Республике Корея на китайских потребителей. В результате коммерческая эксплуатация транспортного коридора, начатая в январе 2015 г., не покрывала даже текущих расходов СП «РасонКонТранс», не говоря уже об обслуживании долга перед компаниями холдинга «РЖД». Москве удалось добиться изъятия транзитной транспортировки российского угля через порт Раджин из антисеверокорейских рестрикций СБ ООН, однако опасения вторичных санкций и необходимость согласования отправок угля с комитетом 1718 СБ ООН вынудили крупных российских экспортёров отказаться от использования порта Раджин, а жёсткие антиковидные ограничения, введённые Пхеньяном с 2020 г., привели к полной остановке движения грузов по коридору Хасан – Раджин.

Особняком в сфере двустороннего экономического взаимодействия стоял экспорт в Россию северокорейской рабочей силы. Привлечение граждан КНДР для временной трудовой деятельности в российские регионы, испытывающие дефицит трудовых ресурсов, было одним из наиболее динамично развивающихся направлений двустороннего экономического взаимодействия. По информации Главного управления по вопросам миграции МВД России, в 2016 г. в стране работало 33,5 тыс. трудовых мигрантов из КНДР. По просьбе корейской стороны на 2017 г. Министерство труда и социальной защиты Российской Федерации увеличило квоту для граждан КНДР до 44 167 человек, однако резолюции СБ ООН № 2375 от 11 сентября и № 2397 от 22 декабря 2017 г. поставили крест на этом действительно взаимовыгодном направлении сотрудничества. Прямые экономические потери России от запрета на экспорт рабочей силы из КНДР были незначительными, поскольку доля северокорейских граждан в общей численности трудовых мигрантов не превышает 2%, однако прекращение взаимодействия в данной области в целом оказало негативное влияние не только на экономические, но и на гуманитарные и политические аспекты отношений наших стран.

Возвращение в Россию трудовых мигрантов из КНДР для Пхеньяна является, безусловно, приоритетным направлением сотрудничества.

Использование северокорейской рабочей силы – прежде всего в строительстве – в нынешних условиях представляет несомненный интерес и для российской стороны[6]. В сентябре 2022 г. Государственная дума направила в МИД России запрос о возможности и порядке снятия запрета на использование рабочей силы из КНДР с дальнейшим восстановлением режима организованного доступа северокорейцев к строительным и иным объектам.

Подписанный в декабре 2020 г. президентом Владимиром Путиным пакет законов, устанавливающий на территории России приоритет Конституции Российской Федерации над международными соглашениями и решениями межгосударственных органов, даёт юридические обоснования для восстановления действия межправительственного соглашения «О временной трудовой деятельности граждан одного государства на территории другого государства», подписанного 31 августа 2007 года.

Дело в том, что положения резолюций Совета Безопасности ООН, будучи обязательными для исполнения государствами-членами ООН, требуют определённых действий по реализации международных обязательств на внутригосударственном уровне, предусматривающих включение международно-правовых норм в национальную правовую систему. При этом ограничения в отношении привлечения граждан КНДР для трудовой деятельности на территории других государств, являясь мерами экономического характера, подпадают под действие Федерального закона от 30 декабря 2006 г. № 281-ФЗ «О специальных экономических мерах». В соответствии с упомянутым законом решение о применении специальных экономических мер в отношении конкретных иностранных государств и иностранных организаций и граждан принимается президентом на основе предложений Совета Безопасности Российской Федерации.

В отношении резолюций СБ ООН № 2375 от 11 сентября и № 2397 от 22 декабря 2017 г., касающихся трудовой деятельности граждан Северной Кореи на российской территории, такого решения принято не было. Издание соответствующего Указа президента позволило бы внести коррективы в запрет на использование рабочей силы из КНДР. При этом обосновать подобное решение можно было бы как отсылкой к статьям резолюций СБ ООН, декларирующим, что вводимые меры «не призваны иметь негативные гуманитарные последствия для гражданского населения КНДР», так и контрпродуктивным эффектом «санкций ради санкций», когда введённые ограничения действуют против цели, для которой они создавались, – денуклеаризации Корейского полуострова[7].

Туманные перспективы

Причины нынешнего неудовлетворительного состояния дел можно сгруппировать в несколько категорий: экзогенные (геополитические – прежде всего санкционный режим, существенно затрудняющий любое взаимодействие с Пхеньяном; «бессубъектные» – эпидемия коронавируса), геоэкономические (слабая экспортная и инфраструктурная база КНДР; недостаточно широкий товарный ассортимент; торговый дисбаланс[8]) и структурно-административные (отсутствие целенаправленных действий российской власти, бизнеса и административных структур КНДР; ненадёжность северокорейских партнёров; межведомственная несогласованность[9]; конфликты интересов на разных уровнях взаимодействия).

В целом приходится признать, что российское участие в хозяйственном обмене с КНДР в первые десятилетия нынешнего столетия неадекватно как экономическим интересам России в Северо-Восточной Азии, так и той политической роли, которую она стремилась вернуть себе на Корейском полуострове. Задача сохранения геополитического и геоэкономического баланса сил в регионе предполагает более активную вовлечённость Москвы в процессы на севере Корейского полуострова по мере постковидного открытия КНДР. При этом очередную попытку реанимации российско-северокорейского экономического взаимодействия, в отличие от предыдущих, придётся предпринимать в условиях санкционного режима СБ ООН, который фактически узаконил транспортную и финансовую блокаду страны, расширил рестрикции на всю основную экспортную продукцию КНДР, ввёл запрет на трудовую деятельность северокорейских граждан за рубежом.

Многое будет зависеть от того, как быстро Пхеньян откажется от самоизоляции, к которой прибег в борьбе с эпидемией коронавируса.

Судя по всему, сдвиги к открытию страны для товарообмена с внешним миром происходят[10], в связи с чем возникает вопрос, с чего начать активизацию экономического взаимодействия с нашим дальневосточным соседом.

Что касается традиционной номенклатуры товаров, которыми можно было бы наполнить и восстановить взаимный товарооборот с КНДР до доковидного уровня (в том числе с использованием логистических возможностей открывшегося грузового железнодорожного сообщения), практика показывает, что серьёзных проблем даже с учётом существующих санкционных ограничений быть не должно. Бизнесмены двух стран могут задействовать как вполне легальные методы изъятий из санкционных списков (на гуманитарных основаниях, например), так и «серые» схемы взаимодействия на уровне юридических лиц различных юрисдикций[11]. При экспорте в Китай основная часть северокорейской продукции в последние годы, например, декларировалась как часовые механизмы (в 2019 г.) и как электрические изоляторы и батареи (в 2020 г.)[12]. Как показывает опыт китайских компаний, мелкий бизнес способен просочиться через возводимые санкционные преграды.

Другое дело, что в российско-северокорейском экономическом сотрудничестве последних десятилетий частный предприниматель был всегда руководим чиновником, в том числе в рамках МПК, и это своего рода частно-государственное партнёрство не всегда приводило к положительным результатам. Тем не менее существенно нарастить объёмы взаимных поставок и диверсифицировать товарную структуру экспортно-импортных операций без серьёзной государственной поддержки в рамках МПК не представляется возможным. Российское Министерство природных ресурсов и экологии как основной партнёр Министерства внешнеэкономических связей КНДР по МПК должно выработать согласованную с корейской стороной дорожную карту развития взаимовыгодного экономического сотрудничества. Представляется, что её ядром наряду с восстановлением действия межправительственного соглашения «О временной трудовой деятельности граждан одного государства на территории другого государства» от 31 августа 2007 г. должно стать создание в южной части Приморского края на территории, граничащей с КНДР и КНР, беспошлинной и безвизовой зоны с льготным налогообложением.

Образование на стыке с северокорейской специальной экономической зоной «Расон» и китайской зоной приграничного экономического сотрудничества «Хуньчунь» такого «антисанкционного поля» для предпринимателей соседних стран позволит не только нарастить взаимный товарообмен, но и вернуться к вопросу реализации совместных инвестиционных проектов, в том числе к созданию логистического хаба, в работе которого могло бы быть эффективно задействовано СП «РасонКонТранс». Следует признать, что задача сохранения присутствия российского бизнеса в северокорейском порту Раджин выходит далеко за рамки чисто коммерческих интересов и имеет важное стратегическое значение для Москвы.

В рамках создаваемого в координации с китайскими и северокорейскими партнёрами специального административного района на юго-восточной окраине России, по статусу приближённого к внутренним офшорам, учреждённого в августе 2018 г. на островах Русский (Приморский край) и Октябрьский (Калининградская область), можно было бы достаточно оперативно решить вопросы финансового обслуживания коммерческой деятельности, защитив её от воздействия внешних санкций. В перспективе этот район неизбежно стал бы основной точкой притяжения для южнокорейских компаний, ориентированных на бизнес с КНДР.

В качестве приоритетных сфер на начальном этапе следует выделить сотрудничество в производстве текстильных изделий и продукции морского промысла. Размещение российских заказов на модную одежду на швейных предприятиях КНДР (равно как и использование для этих целей северокорейских швей на территории Российской Федерации) оперативно решило бы проблему замещения ушедших из России западных брендов. В свою очередь, привлечение северокорейцев к трудоёмкому процессу глубокой переработки рыбного сырья позволило бы существенно повысить выход готовой продукции морского промысла российского Дальнего Востока, в том числе идущей на экспорт. Следующим шагом в условиях, когда соблюдать приличия в отношении санкционных ограничений нет нужды, могло бы стать налаживание контактов по совместной реализации продукции горнодобывающей промышленности, прежде всего драгоценных, редкоземельных и цветных металлов.

Развивать торговое и инвестиционное взаимодействие со страной, строящей экономическую стратегию на хозяйственной автаркии, да ещё в условиях беспрецедентных международных санкций – задача архисложная. Разбалансированность народного хозяйства, изношенность основных производственных фондов, хаотическое состояние финансов, всё больший уход реальной экономики и денежных потоков в тень – весь этот клубок проблем усугубляется нежеланием Пхеньяна отказываться от весьма затратного статуса «ракетно-ядерной державы», что фактически консервирует малоэффективную систему хозяйствования. По сути, в стране продолжается уникальный эксперимент по созданию закрытого общества, в котором экономически немотивированное привлечение к труду в рамках мобилизационных кампаний сочетается с осторожными попытками материального стимулирования работников отраслей, ориентированных на внешний рынок и покрытие потребительского спроса населения. В таких условиях ожидать прорывных решений в двустороннем взаимодействии не приходится.

Безоговорочно поддержав специальную военную операцию России на Украине, Пхеньян, безусловно, надеется на ответные шаги, прежде всего в экономике.

Начинать диалог с Северной Кореей надо с востребованных здесь гуманитарных поставок, но не ограничиваться ими. Без конкретных мер по восстановлению торгово-экономических связей, предполагающих в первую очередь возвращение северокорейских рабочих на российскую территорию и создание в приграничном с КНДР и КНР районе особой «антисанкционной» юрисдикции, сохранить, а тем более укрепить позиции России на Корейском полуострове, причём не только в северной его части, будет весьма проблематично.

В данной статье использованы результаты проекта «Экспертный диалог по сотрудничеству Россия-РК, Россия-КНДР в меняющихся геополитических условиях», выполненного в рамках конкурса проектных групп ФМЭиМП НИУ ВШЭ в 2022-2023 году.

СНОСКИ

[1] Бажанова Н.Е. Внешнеэкономические связи КНДР. В поисках выхода из тупика. М.: Наука, 1993. С. 57.

[2] При пересчёте по официальному курсу 1 рубль = 0,67 доллара.

[3] В соответствии с соглашением Внешэкономбанк открыл в БВТ КНДР специальный счёт, на который корейская сторона в течение 20 лет равными полугодовыми платежами обязана зачислять оставшуюся часть долга в размере 1,096 млрд долларов.

[4] СП «РасонКонТранс» учреждено в апреле 2008 г. с регистрационным капиталом 28 млн евро (ОАО «Торговый дом РЖД» – 70%, порт Раджин – 30%). В долю порта Раджин входит право на использование 20,1 га территории порта. Инфраструктура участка железной дороги и пирса № 3 в порту Раджин переданы СП «РасонКонТранс» в аренду на 49 лет.

[5] Книга памяти: ПАО «Региональный банк развития» // Банки.ру. 17.12.2014. URL: https://www.banki.ru/banks/memory/bank/?id=8433239 (дата обращения: 03.12.2022).

[6] 15 сентября 2022 г. вице-премьер М. Хуснуллин заявил о политической проработке вопроса привлечения на российские стройки до 50 тыс. рабочих из КНДР.

[7] Толорая Г.Д., Коргун И.А., Горбачёва В.О. Санкции в отношении КНДР: анализ последствий и уроки. Научный доклад. М.: Институт экономики РАН, 2020. С. 35.

[8] За 2001–2020 гг. суммарное превышение российского экспорта над импортом составило 1,694 млрд долларов.

[9] Показательна в этом отношении история со списком подлежавших изъятию из-под действия санкций товаров для внутреннего использования СП «РасонКонТранс» на территории КНДР, согласование которого в самом СБ ООН заняло три дня, в России — семь месяцев.

[10] 1 ноября 2022 г. возобновлено грузовое железнодорожное соглашение через пограничный переход Хасан (Россия) – Туманган (КНДР).

[11] Многие российские товары «заходят» на территорию КНДР по китайским коносаментам.

[12] North Korea: Exports, Imports, and Trade Partners // The Observatory of Economic Complexity. 2020. URL: https://oec.world/en/profile/country/prk?yearSelector1=exportGrowthYear26 (дата обращения: 03.12.2022).

КНДР. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313667 Павел Лешаков, Александр Соловьев

Новая эра девестернизации

ВАН ВЭНЬ

Исполнительный декан Института финансовых исследований «Чунъян» Китайского народного университета (RDCY), вице-президент Школы Шёлкового пути Китайского народного университета.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Ван В. Новая эра девестернизации // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 180–183.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ «ВАЛДАЙ»

Глобальное значение 2022 г. сильно недооценено. Его роль в мировой истории намного превышает значение 2001-го, когда произошёл инцидент 11 сентября, и 2008-го, когда разразился международный финансовый кризис. 2022-й может быть сравним с 1991 г., когда закончилась холодная война. И если есть здесь ключевое слово, то это «девестернизация».

«Девестернизация-2022» – не просто использование Россией радикальных военных методов в попытке разрушить международный порядок, где доминируют Соединённые Штаты. На самом деле, выдержав десятки тысяч западных санкций, Россия активизирует восточную политику и интеграцию Евразийского экономического союза, а незападные страны демонстрируют беспрецедентный групповой подъём и независимость.

После успешного XX съезда КПК Китай как восходящая держава пытается всеми средствами преодолеть проблемы, вызванные COVID-19 и экономическим спадом, и продолжить неуклонное движение к наращиванию социалистической мощи к 2050 году.

Однако не только Китай идёт по независимому пути и продвигает собственную стратегию. Так поступает и большинство других незападных стран.

На президентских выборах в Бразилии вновь победил лидер левых сил Лула да Силва. После прихода к власти левых правительств в Мексике, Аргентине, Перу, Чили, Гондурасе, Колумбии и других странах Латинской Америки более 80% населения за последние годы повернулось влево. Они выступают за дистанцирование от США, укрепление независимости и интеграцию Латинской Америки в современные процессы. В Юго-Восточной Азии страны АСЕАН успешно провели саммит ассоциации, саммит G20 и встречу АТЭС в конце 2022 г., сохраняя равную дистанцию от Пекина и Вашингтона. Благодаря региональной солидарности и экономической жизнеспособности они постоянно укрепляют столь нужный им «центризм».

В Центральной Азии в 2022 г. пять стран продолжили укреплять механизм консультаций глав государств и подписали ряд важных документов, в частности, Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве в целях развития Центральной Азии в XXI в., сохраняя равноудалённость от России, США, Европы и других могущественных акторов, что знаменует начало нового этапа центральноазиатского интеграционного сотрудничества.

На Ближнем Востоке 22 страны арабского мира, пережив в первые два десятилетия XXI в. антитеррористическую войну в американском стиле и «арабскую весну», начали концентрироваться на стратегической трансформации и независимости во имя «разумного развития». Проекты «Перспектива 2030» Саудовской Аравии и Катара, «План 2035» Ирака, стратегии развития Кувейта и Омана до 2040-го, Объединённых Арабских Эмиратов до 2050 г. открывают возможности реального развития арабского мира. В конце 2022 г. чемпионат мира по футболу в Катаре, саммит Китая и арабских стран и встреча в верхах КНР с Советом сотрудничества арабских государств Персидского залива подняли глобальное влияние арабского мира на беспрецедентную высоту. В 2022 г. отмечалась двадцатая годовщина основания Африканского союза, и его стратегия «совместного самосовершенствования и независимого развития» как никогда тверда.

Многие региональные государства также лелеют мечту обрести статус мировой державы, сохраняя необходимую дистанцию от Запада. Так, Турция воспользовалась конфликтом между Россией и Украиной, чтобы всесторонне усилить своё глобальное влияние. Индия ищет баланс между Востоком и Западом. Она выдержала давление Запада, не присоединившись к его санкциям против России, и сохранила независимую внешнюю политику относительного сотрудничества с Китаем и Россией. Как председатель Совета Безопасности ООН и «Большой двадцатки» Индия получает огромные возможности для усиления своего влияния на мировой арене.

Западные СМИ часто обсуждают сценарий «большой двойки» – китайско-американского соперничества. Однако на деле речь идёт о выборе из двух сценариев: западной гегемонии и девестернизированного независимого развития.

У Запада уже нет возможности остановить эту тенденцию.

Во время многих крупных международных кризисов, происходивших в прошлом веке, Вашингтон был мировым лидером. В третьем десятилетии XXI в. ситуация изменилась. Ни на фоне кризиса COVID-19, ни на фоне кризиса на Украине американское руководство не может убедить мир в своей лидерской роли. Напротив, Соединённые Штаты сталкиваются с беспрецедентно серьёзными проблемами в своей собственной борьбе с COVID-19, расовыми конфликтами, экономическим спадом и политическим хаосом.

Доля Европы в мировой экономике упала до нового минимума с XIX века. В 2022 г. ВВП Индии превзошёл ВВП Великобритании, а выходец из Индии, индус по вероисповеданию стал премьер-министром Великобритании. Некоторые называют это контратакой – или даже местью – бывших колоний.

В 2020 г. Китай вышел на первое место в мире по прямым иностранным инвестициям. До этого он уже лидировал по объёму промышленного производства и общему объёму торговли товарами. Все развитые страны, включая США, впервые в истории потеряли лавры ведущих инвесторов. В последние годы Китай также часто превосходил страны Запада в привлечении иностранного капитала, демонстрируя беспрецедентное национальное преимущество и большую привлекательность для международных фондов. Уже видно, что «капитал» далеко не всегда сосредоточен на Западе. В 2022 г. вступило в силу Соглашение о всеобъемлющем региональном экономическом партнёрстве (ВРЭП), что отражает потерю Западом монополии на международную свободную торговлю.

«Независимость» политического развития и «девестернизация» региональной экономики сопровождаются «дедолларизацией» мировой торговли и «деамериканизацией» технологий. Во втором квартале 2022 г. доля доллара США в международных резервных активах упала до самого низкого уровня с момента окончания Второй мировой войны, составив 59,53%, что намного меньше 72,7%, которые она составляла в 2001 году. В ходе четвёртой промышленной революции Европа и Америка также утратили абсолютную монополию на интеллектуальные технологии, квантовые вычисления, обработку больших данных, 5G и так далее.

В мировой истории не было периода, подобного начальному этапу третьего десятилетия XXI в., когда незападный мир демонстрировал такое бурное развитие жизненных сил и такой независимый рост во всех сферах – от интеграции региональных экономик до усиления глобального влияния, от самостоятельной дипломатии до ожиданий будущего развития. Эти новые успехи незападных стран не обязательно означают, что они будут противостоять гегемонии Запада посредством конфронтации, конфликтов или создания сдержек и противовесов. Вместо этого незападные страны сосредотачиваются на том, чтобы избавиться от западного контроля и руководствоваться собственными национальными интересами, полагаясь на политическое пробуждение.

Международная политическая демократия и взаимное уважение являются основными требованиями незападных государств.

Структура политического равновесия между Западом и не-Западом укрепляется и становится важной чертой мировой политики третьего десятилетия XXI века. Конечно, мир-2023 не слишком уютный, зато невиданные за столетие серьёзные тенденции «девестернизации» продолжают развиваться необратимым образом.

Данный комментарий заказан Международным дискуссионным клубом «Валдай» и опубликован на его сайте. С другими материалами автора можно ознакомиться тут: https://ru.valdaiclub.com/about/experts/13992/

Китай. Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313666 ВАН ВЭНЬ

«Незаменимый» партнёр для «незаменимой» супердержавы

Роль Индии в американской политике сдерживания Китая

МАКСИМ СУЧКОВ

Директор Института международных исследований МГИМО МИД России, директор Центра перспективных американских исследований ИМИ МГИМО МИД России.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Сучков М.А. «Незаменимый» партнёр для «незаменимой» супердержавы // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 166–178.

В американской внешнеполитической практике сложился занимательный парадокс. Все стратегические документы США называют главным противником Китай, но большая часть брифингов в Совете национальной безопасности и обсуждений в ключевых военно-политических ведомствах связаны с Россией.

Представители интеллектуальных кругов в Вашингтоне отмечают, что тенденция стала формироваться ещё до специальной военной операции (СВО), объявленной Москвой, но с её началом переросла в неприятную для администрации Байдена закономерность. Впрочем, борьба на оба фронта проходит под общим знаменателем собирания новых союзников: «отмена» России и сдерживание Китая невозможны только усилиями и ресурсами европейских друзей. В мире, где удельный вес незападных стран возрастает[1], «суперприз» представляют собой ключевые государства т.н. Глобального Юга. От позиций и действий значимых третьих стран всё чаще могут зависеть сюжеты, существенно влияющие на расклад в области региональной безопасности (Турция), мировой энергетики (Саудовская Аравия), глобального баланса сил (Индия).

Именно они оказались в пересекающейся зоне интересов «конвенциональных великих держав», каждая из которых рассчитывает на их лояльность.

Сами же лидеры Глобального Юга больше не находят нужным скрывать внешнеполитические амбиции и рассчитывают не просто выжить, но занять в формирующемся миропорядке место, более выгодное с точки зрения дальнейшей конкуренции.

Одним из лидеров описанного лагеря является Индия. Её политика уже некоторое время демонстрирует не привычное для внешнего наблюдателя «неприсоединение», а скорее «мультиприсоединение» – выстраивание конструктивных отношений с разными центрами силы с целью создания баланса внешних угроз. Острый конфликт между Россией и Западом стал испытанием для такой линии поведения, но руководству Индии пока удаётся найти приемлемый для всех modus operandi. Однако главным вызовом для Нью-Дели становится поиск собственного места в американо-китайском противостоянии. Его основной геополитической ареной Соединённые Штаты определили т.н. Индо-Тихоокеанский регион (ИТР)[2], а Индию видят ключевым региональным балансиром растущего влияния КНР. В такой конфигурации Вашингтон рассчитывает контролировать стратегические процессы в этой части мира.

Страна-регион

Контуры политики США в отношении ИТР начинали формироваться в период президентства Барака Обамы. Его региональная стратегия «Поворот к Азии» декларировала шесть основных направлений работы: укрепление двусторонних союзов в области безопасности; углубление рабочих отношений с новыми [крупными] державами, в том числе с Китаем; взаимодействие с региональными многосторонними институтами; расширение торговли и инвестиций (прежде всего по линии Транстихоокеанского партнёрства); формирование широкого военного присутствия; продвижение демократии и прав человека. Во многом стратегия «стояла на плечах» идей, заявленных во время избирательной кампании Хиллари Клинтон, конкурентом Обамы за президентскую номинацию от Демократической партии[3]. Как и последующая стратегия Обамы, видение Клинтон не призывало к полному доминированию США в ИТР. Но идеологемы «азиатского столетия Америки», необходимости «быть в центре процесса и направлять его» говорили о том, что в конечном счёте советники Клинтон ориентировались именно на доминирование. И когда некоторые из них оказались в администрации Обамы (а теперь и Байдена), изменились акценты, но не намерения.

Формально авторство американского курса в ИТР закрепил за собой Дональд Трамп. В начале 2018 г. его Совет по национальной безопасности подготовил секретный документ[4] с доктринальными императивами политики в ИТР на XXI век. Документ не предполагалось рассекречивать как минимум до 2043 г., но за несколько дней до прихода Байдена в Белый дом его предали огласке[5]. Стратегия Трампа задавала высокую планку и ставила ряд амбициозных задач (разоружение КНДР, сдерживание Китая, направление в регион частных инвестиций, расширение прав и возможностей демократий и пр.). Содержательно документ гораздо больше (и более агрессивно, чем стратегия Обамы) ориентировался на противодействие «ревизионистскому» Китаю. Помимо традиционных для бумаг такого жанра заявлений об укреплении военного сотрудничества с государствами региона, он специально постулировал необходимость взаимодействия в «перспективных областях» – информационных операциях, исследованиях в области передовых технологий и инвестициях в инфраструктуру.

Уже из названия «сконструированного» региона следовало, что Индии отводилась особая роль как «дееспособному», «предпочтительному» и «надёжному партнёру» (capable, preferred and reliable partner), который мог бы стать «поставщиком сетевой безопасности» (net security provider). Со своей стороны, американцы обещали создать «более прочный фундамент для оборонного сотрудничества и оперативной совместимости», расширить торговлю продукцией ВПК, начать передавать Индии оборонные технологии и оказывать поддержку «по дипломатическим, военным и разведывательным каналам для помощи в решении континентальных проблем, таких как пограничный спор с Китаем». Звучало многообещающе.

Американские «мыши» для Индии

В феврале 2022 г. администрация Байдена представила собственную стратегию в отношении ИТР[6]. Принципиально новых элементов в подход к региону она не привнесла, но от трамповской версии отличалась в двух аспектах: в большей степени акцентировала работу с региональными партнёрами и заявляла Тихоокеанскую экономическую основу для процветания – программную инициативу по развитию торгово-экономического сотрудничества в регионе (на замену покинутой Трампом программы Транстихоокеанского партнёрства). Эту инициативу США официально представили в мае 2022 г.[7] во время азиатского турне Байдена. Позднее, в выступлении по случаю 75-летия независимости Индии, Байден добавил к ранее упомянутым характеристикам значимости Индии термин «незаменимая» (indispensable). Эпитет, который применительно к самим Соединённым Штатам в 1996 г. использовала тогдашний госсекретарь Мадлен Олбрайт, должен был стать для индийцев лестным напоминанием об их исторической и политической миссии, подобной той, что взяли на себя американские элиты в «золотые девяностые». Правда, с существенной разницей – миссию за Нью-Дели определяет Вашингтон.

Если отбросить куртуазность официальной дипломатии, действия администрации Байдена напоминают вербовочный подход, который давно используется мировыми спецслужбами, террористическими организациями, крупными корпорациями и религиозными сектами. Технология MICE (money, ideology, coercion/compromise, ego)[8] – деньги, идеология, принуждение/компромат и эго – призвана обнаружить «уязвимости» объекта и выявить потенциальную мотивацию к сотрудничеству. «Завербовать» целое государство теми же приёмами, что и отдельного человека, вряд ли возможно. Но если перевести указанный набор мотиваций в конкретные активы, действия и инициативы и последовательно реализовывать его на разных уровнях длительное время, желанный переход количества в качество должен наступить. По крайней мере, стоит пытаться.

Развивающейся аграрно-индустриальной стране нужны инвестиции и технологии. Крупнейшая демократия в мире не может не быть значимым членом «демократического альянса» и почётным гостем «саммита демократий». Но при случае ей всегда можно напомнить об изъянах политической системы и попирании прав меньшинств, а лидера поставить в один ряд с мировыми автократами. Тысячелетняя цивилизация с уникальной культурой и безграничным чувством национального достоинства заслуживает уважения и признания. К собственному лидерству она, впрочем, не готова, но к статусу союзника супердержавы – лидера свободного мира, встроенного в его систему альянсов, – вполне. Подобное видение США в отношении Индии формирует соответствующий образ действия американцев.

В первые месяцы пребывания в Белом доме администрация Байдена дала понять, что Соединённые Штаты стремятся привязать Индию к своей политике в ИТР по четырём ключевым измерениям – политико-идеологическому, военному, технологическому и экономическому.

Идеологически нынешней администрации, как отмечалось[9] на страницах этого издания, ближе всего «Доктрина Трумэна». Подобно тому, как после Второй мировой войны задачи формулировались сквозь призму противостояния демократии и коммунизма, сегодняшнее межгосударственное противоборство заявляется в терминах «демократии против автократий». Сам Байден убеждён, что приоритетом является создание «общей повестки» (common cause) с союзниками против Китая. Применительно к Индии это означает её постепенное институциональное вовлечение в создаваемые Вашингтоном многопрофильные альянсы – QUAD и т.н. Альянс демократий[10] – и квазиинкорпорирование в старые союзные структуры (приглашение Моди на саммит G7). Ценностный компонент американо-индийского союза вызывает немало споров на предмет приверженности Моди либеральным ценностям, поэтому вашингтонские «прагматики» полагают, что играть нужно на стремлении Индии к мировому признанию в качестве великой державы. Подключение индийцев к разным статусным форматам (со всеми вытекающими из этого благами и привилегиями американских союзников) должно создавать у них ощущение со-управления судьбами мира.

Именно этот фактор «прицепки» Индии к локомотиву американского лидерства, полагают в США, будет более надёжной основой партнёрства Вашингтона и Нью-Дели.

Военное измерение является сейчас, возможно, самым насыщаемым. При Трампе основы отношений закреплены подписанием Соглашения BECA (Basic Exchange and Cooperation Agreement for Geo-Spatial Cooperation), которое предусматривает обмен передовыми военными технологиями и геопространственной информацией[11]. В сентябре 2020 г. Индия разрешила американским патрульным самолётам P-8 Poseidon дозаправляться на своей базе в Порт-Блэре. Пока американской опорной точкой в Индийском океане остаётся база на острове Диего-Гарсия, а одна из стратегических задач предполагает использование островных территорий в ключевых узких проходах (chokepoints) для расширения военного присутствия и улучшения сбора разведданных о передвижении судов.

При Байдене символическую значимость военного партнёрства двух стран должен был продемонстрировать первый зарубежный визит министра обороны Ллойда Остина – именно в Индию. В политико-экспертном сообществе Вашингтона обсуждаются шесть ключевых векторов развития отношений двух стран в военной сфере[12]. Предложения варьируются от крайне амбициозных, как создание системы эффективного планирования и распознавания угроз (что фактически означало бы совместное стратегическое планирование и инкорпорирование Индии в оборонную и технологическую «экосистему» Соединённых Штатов), до более приземлённых идей в виде сотрудничества в сфере высоких технологий, кибербезопасности и разведки. Звучат предложения, что военное сотрудничество не должно концентрироваться только на «китайской угрозе», но включать и решение проблем безопасности на западной границе Индии.

Связи Индии с Россией по линии ВТС видятся проблемой, но консенсуса, как её решать, в Вашингтоне нет. Одни призывают «отучать» Нью-Дели медленно, без резких движений. Другие предлагают не преувеличивать масштабы взаимодействия и позволить Индии закупать некоторые образцы российского оружия – вплоть до С-400 – в расчёте на то, что геополитические дивиденды компенсируют экономические потери, т.к. покупка Индией С-400 предположительно должна вызывать трения между Москвой и Пекином[13].

Актуальность технологического измерения на индийском направлении для Америки с каждым годом возрастает. Индия – крупнейший рынок открытых данных[14], на территории страны запрещаются китайские приложения (часто изобретаются их местные аналоги), а китайские технологические гиганты исключаются из испытаний индийских сетей 5G. В то же время, несмотря на протекционистскую нормативную базу, крупнейшие американские корпорации – Amazon, Facebook и Walmart – наращивают в Индии присутствие и конкурируют за рынок индийских цифровых платежей. Однако именно жёсткое регулирование деятельности таких гигантов и недостаточно детализованная политика индийского правительства по правилам сбора информации[15] представляется американцам главным препятствием на пути к большему сращиванию Индии с американской техноплатформой (читай, присоединению к ней)[16]. Тем не менее Индии отводится значимая роль и в том, что касается разработки единых высоких стандартов в области телекоммуникаций и укрепления производственных цепочек технологических товаров. Иначе говоря, это один из ключевых игроков в набирающей обороты американской политике переориентации поставок технологий и необходимых для их производства редкоземельных металлов с китайского рынка на рынок США и союзников в ИТР.

Технологическое измерение тесно связано с военным и экономическим, что отражено в четырёх столпах упомянутой Тихоокеанской экономической основы для процветания, среди которых торговля, цепочки поставок, «чистая экономика» (ориентация на чистые источники энергии и всесторонний учёт климатической повестки при экономическом планировании) и «честная экономика» (приверженность устанавливаемым Соединёнными Штатами принципам «инклюзивности, транспарентности, подотчётности и верховенства права» для улучшения инвестиционного климата). В экономической сфере, однако, между двумя странами масса непроработанных вопросов. В 2019 г. общий объём двусторонней торговли товарами и услугами между США и Индией достиг 149 млрд долларов, а дефицит торгового баланса составил -23,4 млрд[17]. В 2021 г. объём торговли сократился до 102 млрд долларов, а дефицит вырос до -45,5 млрд. Причиной негативного тренда обе стороны считают таможенные и инвестиционные барьеры, правила импортозамещения и пандемию, которая значительно замедлила движение товаров[18]. К этому американцы добавляют две группы претензий к Индии: первая – ограничения на прямые иностранные инвестиции (ряд секторов ограничивают долю капитала, которая может принадлежать иностранным инвесторам, ограничения на ПИИ в секторах страхования, обороны и СМИ не позволяют иностранным фирмам иметь 100% акций); вторая – обременительные, по мнению американцев, правила (нормативные положения, нацеленные на иностранных инвесторов). В докладе госдепа об инвестиционном климате Индия названа «сложным местом для ведения бизнеса» (challenging place to do business)[19]. В свою очередь, индийцы хотели бы восстановления статуса «преференциального торгового партнёра» (GSP), которого их лишил Трамп[20].

На этом фоне американцы ищут возможности выстроить более конструктивные отношения по смежным направлениям. В качестве таковых администрация Байдена рассматривает экспорт энергоносителей, образовательные услуги[21] и климатическую повестку – Индия считается подходящим местом для внедрения и эксплуатации (американских) зелёных технологий. Возможное принятие представленного на рассмотрение Конгресса США в 2020 г. законопроекта “Prioritizing Clean Energy and Climate Cooperation with India Act[22]” может заложить фундамент партнёрства в передаче чистой энергии и создать платформу для сотрудничества в области технологий и инфраструктуры[23]. При этом, как и везде по этой проблематике, американцы намеренно подменяют экологическую повестку климатической.

Цели Индии в области сокращения выбросов и развития возобновляемых источников энергии (ВИЭ) представляются амбициозными, но в производстве электроэнергии в этой стране по-прежнему доминирует уголь, энергетические предприятия не готовы к размещению ВИЭ, а сама интеграция ВИЭ ограничена структурой энергетических рынков. Однако главные проблемы в этой сфере, по мнению американцев, заключаются в том, как управлять новыми технологиями (знания) и чем за них платить (капитал). По обоим этим направлениям администрация Байдена видит возможность нарастить присутствие в Индии и на каждой встрече предметно обсуждает сотрудничество в этих областях.

«Гладко было на бумаге…»

Большинство представителей обеих партий и разных идеологических ориентаций в целом разделяют основные направления американской политики на индийском направлении, но в экспертном сообществе отдельные пункты всё же рассматриваются критически. Критика вращается вокруг трёх групп вызовов, которые, как опасаются скептики, могут навредить реализации планов по вовлечению Индии в американскую орбиту.

Первая группа – просчёты, которые администрация Байдена уже успела допустить. К их числу относят изначально невнятную позицию Вашингтона на пике распространения в Индии нового штамма коронавируса, когда Белый дом сначала одобрил, а потом заморозил поставки вакцины (причины в этом деле вторичны – важнее негативный политический эффект, особенно на фоне помощи, предложенной Китаем и Пакистаном). Помимо сиюминутных имиджевых потерь подобная «нерасторопность» рассматривалась некоторыми и как стратегическая ошибка – серьёзные масштабы эпидемии и отсутствие своевременной помощи от Соединённых Штатов наносили урон конкурентоспособности Индии в целом. В той же категории вывод американских войск из Афганистана: противники решения предупреждали Байдена о негативных последствиях ухода для Индии. Хотя большинство алармистских прогнозов не сбылись, действия Америки без оглядки на интересы ключевого партнёра чреваты, по мнению критиков администрации, накоплением недоверия у индийцев.

Ко второй группе относят среднесрочные последствия доминирующего в американском политическом классе представления об Индии как о «полезном инструменте» в борьбе с Китаем. Оно и отрицает самоценность Индии, и сужает «область её применения» для Америки. Критики советуют Байдену работать на «высвобождение потенциала» Индии – демографии, демократии, ресурсной обеспеченности, технологических разработок – поднимать её международное реноме с расчётом, что в конечном итоге Индия станет лояльным США игроком в международном масштабе.

Наконец, третья группа вызовов связана с долгосрочными последствиями, которые могут иметь ошибочные исходные постулаты политики в ИТР. Некоторые аналитики полагают контрпродуктивным рассматривать Китай исключительно с точки зрения угрозы, стремления Пекина к ревизионизму и его потенциальных претензий на региональную и глобальную гегемонию[24]. Прежде всего потому, что китайские предложения по развитию региона (например, по линии Азиатского банка инфраструктурных инвестиций) действительно важны для региональных государств, и принуждать страны с большой экономической зависимостью от Китая (в том числе Индию) плотнее примкнуть к Соединённым Штатам и не давать взамен тот же уровень внимания, инвестиций и проектов – нерациональная трата усилий и ресурсов. Аналогичным образом ошибкой представляется намерение создать в ИТР систему союзов по лекалам трансатлантического проекта – большинство стран там не заинтересовано ни в поляризации региона, ни в разрыве отношений с КНР, ни в необходимости геополитического выбора «США или Китай».

Сюда же относят и постулат американской политики о том, что при помощи вовлечения Индии можно создать противовес Китаю.

Асимметрия ВВП двух стран, их военных потенциалов, пока ещё слабо развитый флот Индии делают данное намерение спорным[25]. Всё это, впрочем, пока остаётся на уровне экспертной критики и не проникает на уровень принятия политических решений.

Туманное настоящее и мутное будущее

За двадцать лет отношения между Индией и Соединёнными Штатами прошли большую дистанцию и, несомненно, стали более насыщенными. Решение Байдена о выводе войск из Афганистана, которое так раздосадовало индийцев, закончило эпоху: борьба с терроризмом, начавшаяся с терактов 11 сентября 2001 г., перестала быть определяющей парадигмой американской безопасности и внешней политики. США перешли – или вернулись – к великодержавному противостоянию с Пекином и Москвой. В этой новой ситуации Нью-Дели отведено если не решающее, то значимое место, а от позиции самой Индии зависит исход если не всего противостояния, то, по крайней мере, нескольких схваток по значимым вопросам. Нельзя сказать, чтобы Индия была в восторге от такой идеи, хотя перспектива выйти в грядущем мироустройстве на новые для себя высоты выглядит заманчивой.

Руководство Индии ценит стратегическую автономию в мировых делах и, несмотря на все сложности отношений с Китаем и ограничения на сотрудничество с Россией, желало бы формально оставаться вне какого-то лагеря.

Вместе с тем последние несколько лет наблюдается устойчивая тенденция к сближению Индии с США в критически значимых сферах. Вашингтон стремится использовать его для расширения зазоров в интересах Индии и Китая, а в контексте украинского конфликта Соединённые Штаты ясно дают понять, что намерены продолжать сжимать пространство международного нейтралитета. Выталкивание участников к политическим «краям», выхолащивание центристских, умеренных сил при одновременном перекладывании бремени издержек и ответственности за свои решения на союзников – отличительные черты внешнеполитического поведения Вашингтона последних нескольких лет. Таким образом, центральным вопросом американо-индийских отношений сегодня представляется степень близости двух государств, измеряемая конкретными взаимными обязательствами и глубиной вовлечения Индии в ведомые Соединёнными Штатами региональные инициативы. Сможет ли Индия сохранить себя в качестве мощного независимого игрока «первой лиги» или в геополитическом смысле скукожится до «Западной Германии XXI века» – буферного государства для регионального сдерживания главного противника Америки – вызов, с которым её руководству предстоит иметь дело в ближайшие годы.

СНОСКИ

[1] Караганов С.А. От не-Запада к Мировому большинству // Россия в глобальной политике. 2022. Т. 20. No. 5. С. 6–18.

[2] Лукин А.В. Американо-китайское соперничество в АТР: декларации и реальность // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. No. 1. С. 118–137.

[3] Clinton H. America’s Pacific Century // Foreign Policy. 11.10.2011. URL: https://foreignpolicy.com/2011/10/11/americas-pacific-century/ (дата обращения: 07.12.2022).

[4] US Strategy Document on Indo-Pacific // The White House. 12.01.2021. URL: https://www.documentcloud.org/documents/20449107-us-strategy-document-on-indo-pacific (дата обращения: 12.12.2022).

[5] Одна из существующих в Вашингтоне версий, почему так произошло, говорит, что Трамп стремился застолбить за собой авторство главной региональной стратегии США на ближайшее столетие и не позволить «конкурирующей фирме» присвоить себе его, Трампа, заслуги. Другая – что это была инициатива кого-то из его сотрудников, чтобы показать собственную ценность коллегам в политико-экспертном сообществе, поскольку многие опасались, что после работы в администрации Трампа их шансы на хорошее трудоустройство в Вашингтоне были невелики.

[6] Indo-Pacific Strategy of the United States // The White House. 01.02.2022. URL: https://www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2022/02/U.S.-Indo-Pacific-Strategy.pdf (дата обращения: 12.12.2022).

[7] Das Kundu N. Indo-Pacific Economic Framework: New Approach for Regional Economic and Trade Cooperation // The Valdai Discussion Club. 07.12.2022. URL: https://valdaiclub.com/a/highlights/indo-pacific-economic-framework-new-approach/ (дата обращения: 05.01.2023).

[8] Американцы, любители звучных акронимов, расположили первые буквы в словах таким образом, что вместе они составляют слово mice, которое с английского переводится как «мыши».

[9] Сучков М.А. Трумэн, а не Никсон: США в новом великодержавном противостоянии // Россия в глобальной политике. 2021. Т. 19. No. 4. С. 74–82.

[10] См.: The Power of America’s Example: The Joe Biden Plan for Leading the Democratic World To Meet the Challenges of the 21st Century // Joe Biden for President: Official Campaign Website. 11.07.2019. URL: https://joebiden.com/americanleadership/ (дата обращения: 03.01.2023).

[11] Сюда входят морские, аэронавигационные и другие карты, а также коммерческие и несекретные изображения, геофизические, геомагнитные и гравитационные данные. Подписание этого документа предположительно даёт Индии передовые возможности отслеживания передвижений военных кораблей Китая в Индийском океане. Это стало четвёртым ключевым оборонным документом между США и Индией: ранее две страны подписали Соглашение о защите информации военного характера (2002 г.), Меморандум по логистическому обмену (2016 г.) и Соглашение о совместимости средств связи и безопасности (2018 г.).

[12] White J. After the Foundational Agreements: AN agenda for US-India Defense and Security Cooperation // The Brookings Institution. 01.01.2021. URL: https://www.brookings.edu/wp-content/uploads/2021/01/FP_20210111_us_india_white.pdf (дата обращения: 12.12.2022).

[13] Kupchan Ch. The Right Way to Split China and Russia // Foreign Affairs. 04.08.2021. URL: https://www.foreignaffairs.com/articles/united-states/2021-08-04/right-way-split-china-and-russia (дата обращения: 01.12.2022).

[14] К 2024 г. более миллиарда индийцев будут иметь доступ к смартфонам. Потребление данных в Индии является одним из самых высоких в мире: 598 млн индийцев используют данные 4G.

[15] Некоторые американские эксперты полагают, что принятие Индией Personal Data Protection Bill – он находится на рассмотрении парламента страны – должно способствовать более прозрачной политике Нью-Дели в сфере регулирования технологий и данных.

[16] Безруков А.О., Мамонов М.В., Сучков М.А., Сушенцов А.А. Суверенитет и «цифра» // Россия в глобальной политике. 2021. Т. 19. No. 2. С. 106–119.

[17] См.: U.S.-India Trade Facts // Office of the U.S. Trade Representative. 02.10.2020. URL: https://ustr.gov/countries-regions/south-central-asia/india (дата обращения: 29.11.2022).

[18] Rossow R. U.S.-India Commercial Ties: In Search of Ambition // CSIS: Center for Strategic and International Studies. 10.02.2021. URL: https://www.csis.org/analysis/us-india-commercial-ties-search-ambition (дата обращения: 20.11.2022).

[19] 2021 Investment Climate Statements: India // U.S. Department of State. URL: https://www.state.gov/reports/2021-investment-climate-statements/india (дата обращения: 20.11.2022).

[20] Pandeya M. India-US Strategic Ties Hold Key to Most Diplomatic Challenges // Sunday Guardian. 28.08.2021. URL: https://www.sundayguardianlive.com/world/india-us-strategic-ties-hold-key-diplomatic-challenges (дата обращения: 29.11.2022).

[21] В 2020 г. индийские студенты, поступившие в американские университеты, внесли в экономику США более 8 млрд долларов. Общее число индийских студентов там увеличилось более чем вдвое за последнее десятилетие с 81 тыс. в 2008 г. до 202 тыс. в 2019 г.

[22] Menendez Introduces Legislation to Boost US-India Clean Energy and Climate Cooperation // Bob Menendez: United States Senator for New Jersey. 30.09.2020. URL: https://www.menendez.senate.gov/newsroom/press/menendez-introduces-legislation-to-boost-us-india-clean-energy-and-climate-cooperation#:~:text=clean%20energy%20production.-,The%20Prioritizing%20Clean%20Energy%20and%20Climate%20Cooperation%20with%20India%20Act,energy%20technologies%20and%20energy%20transmission (дата обращения: 15.12.2022).

[23] Carey L. Biden’s Big Renewable Energy Opportunity in India // CSIS: Center for Strategic and International Studies. 02.02.2021. URL: https://www.csis.org/analysis/bidens-big-renewable-energy-opportunity-india (дата обращения: 28.12.2022).

[24] Swaine M. A Counterproductive Cold War with China // Foreign Affairs. 02.03.2018. URL: https://www.foreignaffairs.com/articles/china/2018-03-02/counterproductive-cold-war-china (дата обращения: 10.12.2022).

[25] Madan T. Managing China: Competitive Engagement, with Indian Characteristics // The Brookings Institution. 01.02.2020. URL: https://www.brookings.edu/research/managing-china-competitive-engagement-with-indian-characteristics/ (дата обращения: 15.12.2022).

Индия. США. Китай. Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313665 Максим Сучков

Индийская дилемма России

Почему буксует «Большая стратегия» Москвы в регионе

НИВЕДИТА КАПУР

Научный сотрудник Международной лаборатории исследований мирового порядка и нового регионализма Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Капур Н. Индийская дилемма России // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 152–165.

Стратегическое партнёрство Индии и России, с одной стороны, характеризуется отсутствием прямых конфликтов по конкретным вопросам, что открывает обоим партнёрам пространство маневрирования в региональной и мировой политике. Для Индии связи с Россией особенно значимы и актуальны в связи с крупномасштабным импортом вооружений и тем местом, которое Россия занимает в континентальной Евразии. Москва же приветствует превращение Индии в могущественную державу, оказывающую влияние на мировую политику.

С другой стороны, эти позитивные факторы не смогли предотвратить стагнацию отношений, поскольку двусторонняя повестка застопорилась на вопросах, выходящих за рамки оборонного и энергетического сотрудничества. Общеэкономическое взаимодействие пребывает в состоянии застоя уже несколько лет, а региональные многосторонние структуры, в которых Индия и Россия играют ключевые роли – РИК, БРИКС и ШОС, – функционируют с переменным успехом, демонстрируя сложную динамику из-за присутствия других игроков.

Индийско-российское партнёрство необходимо наполнить более существенным содержанием.

У России пока отсутствует «Большая стратегия» в отношении Азиатско-Тихоокеанского региона. Изъяны российской политики в регионе объясняют, почему «особое и привилегированное стратегическое партнёрство» с Индией не приносит больших дивидендов.

«Большая стратегия» России на Востоке: концептуализация

По мнению Нины Силове, «Большая стратегия» имеет три значения или смысла: план, организующий принцип и модель поведения[1]. «Большая стратегия» России как план действий ставит во главу угла укрепление страны в качестве центра влияния в системе международных отношений, проведение независимой внутренней и внешней политики, продвижение взаимовыгодных и равноправных отношений с иностранными государствами, сопротивление внешнему давлению. Российская «Большая стратегия» чётко ориентирована на Восток в целом и Индию в частности, о чём говорится в программных документах, а именно в Концепции внешней политики РФ 2016 г.[2] и Стратегии национальной безопасности (СНБ) 2021 года.[3]

Кроме того, на высшем государственном уровне отмечается, что центр тяжести в мировой политике смещается в АТР[4], поэтому важно обеспечить там стабильность и безопасность. Значительный рост интереса Москвы к этой части мира особенно очевиден после того, как отношения России с Западом скатились в долгосрочный кризис[5]. В Стратегии национальной безопасности 2021 г. отсутствуют разделы, касающиеся сотрудничества с США, НАТО и ЕС, которые имелись в предыдущих версиях. Вместо этого СНБ-2021 оговаривает необходимость выстраивания отношений в форматах СНГ, ЕАЭС, ОДКБ, БРИКС и ШОС, а также отдельно с Индией и Китаем.

Второе значение «Большой стратегии» – как организующего принципа – предполагает рассматривать её в качестве «базового стратегического обзора» или «всеобъемлющей внешнеполитической доктрины», менее детализированных по сравнению с планом. «Поворот на Восток» России может расцениваться как раз так, поскольку включает в себя повышенное внимание к Евразии, Азиатско-Тихоокеанскому бассейну и Индии.

Третье значение «Большой стратегии» – как модели поведения – подразумевает «долгосрочную схему распределения и использования государством военных, дипломатических и экономических средств для достижения поставленных целей»[6]. Именно здесь российская «Большая стратегия» на Востоке испытывает наибольшие затруднения: отсутствие последовательной концепции распределения средств для достижения целей усугубляется несоответствием между устремлениями и реальными возможностями. На протяжении многих лет государственные ресурсы Москвы в основном направлялись на проведение политики в отношении ближайшей постсоветской периферии и Запада, в то время как на Востоке, и конкретно в АТР, усилия носили фрагментарный характер, а основная часть усилий и ресурсов приходилась на Китай.

Россия на Востоке в постсоветский период

В начале постсоветского периода внешняя политика России была направлена на диверсификацию отношений с незападными странами, особенно с ключевыми центрами в Азиатско-Тихоокеанском регионе, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке[7]. Эти усилия предпринимались на протяжении двух десятилетий и активизировались после украинского кризиса 2014 г., который предвещал разрыв отношений с Западом. Признавая важность Азиатско-Тихоокеанского региона как движущей силы мировой геополитики и геоэкономики, Россия переключила туда внимание, приняв программу «поворота на Восток», о которой официально объявили на саммите АТЭС во Владивостоке в 2012 году. Цели «поворота на Восток» носят как экономический (интеграция российского Дальнего Востока и Сибири с экономиками Азиатско-Тихоокеанского бассейна), так и стратегический характер (повышение влияния России в АТР).

Хотя разные регионы незападного мира важны для России по разным причинам, есть и такие, без которых не обойтись, если Россия хочет сохранить позиции независимого центра в формирующемся многополярном мире. К ним (наряду с Северной Америкой и Европой) относится Азиатско-Тихоокеанский регион – одна из трёх ключевых движущих сил мирового экономического роста. Успех в АТР важен для России, стремящейся стать евразийской державой и извлекать максимальную выгоду из своих обширных географических просторов. Подобные ожидания просматриваются в отношении «многоуровневой интеграционной модели» Большого евразийского партнёрства (БЕП), предложенной в 2015 году[8]. Сердцевиной инициативы является создание Евразийского экономического союза, который укрепляет связи со странами-членами ШОС, АСЕАН и другими евразийскими государствами, простирающимися от Атлантики до Тихого океана[9].

Чтобы оценить успех заявленной стратегии на Востоке, важно рассмотреть политику России в отношении АТР с точки зрения распределения и использования её военных, дипломатических и экономических возможностей. Россия остаётся вторым по величине (после США) поставщиком вооружений в регион и крупнейшим экспортёром оружия в Юго-Восточную Азию, Китай и Индию, что является весомым фактором сохранения партнёрских отношений. Возможности России по части обычных вооружений в Северо-Восточной Азии и более тесное взаимодействие с Китаем обеспечивают её солидное присутствие, хотя оборонные связи России в регионе слабее, чем у других держав[10]. В 2011–2015 и в 2016–2020 гг. общий объём российского экспорта в Азию и Океанию снизился на 36%. Стокгольмский институт исследования проблем мира (SIPRI) объясняет это сокращением заказов со стороны Индии и Вьетнама, стремящихся диверсифицировать источники импорта вооружений[11]. В этом отношении Китай в ближайшем будущем может стать сильным конкурентом России на азиатском рынке, поскольку он заинтересован в экспорте оружия собственного производства.

В Юго-Восточной Азии статус России как ведущего поставщика оружия не означает автоматически более широкого геополитического влияния. Это объясняется отсутствием значительного экономического присутствия России в регионе. Другие заинтересованные стороны, включая западные государства, имеют давние оборонные и военные связи с АТР, поскольку тесно интегрированы в экономические и инвестиционные структуры азиатско-тихоокеанских экономик.

Ведущие торговые партнёры России в регионе – Китай, Япония и Южная Корея, на долю которых приходится почти 80% всей региональной торговли, причём Китай значительно опережает остальные страны по объёму экспорта и импорта. И Япония, и Южная Корея заинтересованы в экономическом сотрудничестве с Россией, в том числе на Дальнем Востоке. К сожалению, ограниченность иностранных инвестиций тормозит развитие российского Дальнего Востока. После начала специальной военной операции России на Украине в феврале 2022 г. Токио и Сеул присоединились к западным санкциям, что застопорило дальнейшее развитие торговых связей. Это в значительной степени усугубит и без того непропорционально большую зависимость России от Китая; на самом деле КНР уже стала центральным партнёром России благодаря успеху Большого евразийского партнёрства и сотрудничеству в формате ЕАЭС – «Пояс и путь».

Что касается дипломатического взаимодействия, Россия сохраняет тесные связи и с Китаем, и с Индией. В случае с КНР обе стороны не только решили пограничные вопросы и внесли огромный вклад в «мирный процесс»; их отношения официально названы «лучшими за всю историю». Нынешняя конфронтация с Соединёнными Штатами также способствовала укреплению контактов, этому же благоприятствует взаимодополняющий характер экономик. Си Цзиньпин и Путин встречались много раз, и в совместном заявлении после одной из последних встреч говорится, что Китай одобряет линию России, которая противостоит расширению НАТО.

Индия и Россия регулярно проводят ежегодные встречи на высшем уровне с 2000 г. (за исключением 2020 и 2022 гг.), а в 2010 г. их отношения были официально повышены до уровня «особого и привилегированного стратегического партнёрства».

Тесное сотрудничество в обороне и энергетике, взаимная заинтересованность в становлении многополярного мира помогли выстроить доверительные отношения.

Однако экономические связи по-прежнему слабы, а отношения всё чаще воспринимаются как стагнирующие, подверженные влиянию внешних факторов, которым трудно противодействовать. Важно отметить, что Индия не осудила военную кампанию России на Украине и не присоединилась к западным санкциям, хотя на встрече в кулуарах саммита ШОС осенью 2022 г. премьер-министр Моди сказал президенту Путину, что «сейчас не время для войны».

Россия также прилагала усилия для установления благоприятных политических связей с Японией и Южной Кореей, несмотря на продолжающийся территориальный спор с первой. Однако сегодня отношения России с этими государствами сталкиваются с качественно более серьёзными новыми вызовами.

Что касается взаимодействия России с АСЕАН, то на протяжении нескольких лет наблюдаются пробелы во встречах на высшем уровне, поскольку Владимир Путин нерегулярно посещает мероприятия АСЕАН/АТЭС/ЕАЭС. Юго-Восточная Азия, учитывая её нейтральную позицию, воспринимает Россию положительно, но остаётся, по сути, низкоприоритетным регионом для Москвы, которая, похоже, отдаёт большую часть своего внимания отдельным традиционным партнёрам, таким как Вьетнам.

В целом после окончания холодной войны Россия добилась в АТР неоднозначных результатов; использование ею военных и невоенных ресурсов оставалось неравномерным в большинстве стран региона, за исключением Китая. Между тем именно экономическое значение Азиатско-Тихоокеанского региона многократно повышает его стратегическую ценность. Описанные выше слабости России делают её менее влиятельным участником дебатов по таким важным вопросам, как последствия соперничества между США и Китаем, выравнивание позиций ключевых средних держав, региональные торговые соглашения, влияние четвёртой промышленной революции на динамику в регионе. Наблюдается стремление к переосмыслению Азиатско-Тихоокеанского региона как Индо-Тихоокеанского, а также к устойчивому развитию партнёрских отношений в рамках «Четвёрки» (QUAD) и АUKUS (Трёхстороннего оборонного альянса Австралии, Великобритании и США). Хотя Россия высказалась против этих последних изменений в региональной архитектуре, её усилия по реализации «поворота на Восток» пока не увенчались желаемым успехом, а идея создания Большого евразийского партнёрства всё ещё довольно туманная перспектива, поскольку не имеет чёткого механизма реализации[12].

Хотя Россия возродилась после распада Советского Союза и расширила влияние в разных частях мира как держава «хорошего уровня»[13], она по-прежнему сталкивается с «ограниченностью ресурсов», что «структурно снижает её возможности» при воплощении амбиций в действенную политику[14]. В Азии формируется новый региональный порядок. Он влияет на состояние глобальной системы и предвещает далеко идущие последствия для самой России в плане проецирования силы в недалёком будущем. Москва может столкнуться с препятствиями, поскольку старается быть субъектом нормотворчества в регионе с неясно выраженной многополярностью, а её возможности, в том числе силовые, ограничены. Наследие и нынешнее позиционирование России приводит к тому, что её стремление к великодержавному статусу в регионе признаётся не всеми, что делает её положение более шатким по сравнению с другими державами Азиатско-Тихоокеанского региона.

Впечатляющая география России не означает автоматически её способности действовать в качестве влиятельной державы на всей территории Евразии: такой статус создаётся сочетанием политической, дипломатической и военной мощи государства.

Кроме того, сохраняющийся «кризис идентичности» России[15] – постоянные рассуждения о том, является ли она европейской или евразийской державой, – с течением лет способствовал тому, что её «статус в новом мировом порядке остаётся неопределённым»[16].

Рост напряжённости в отношениях с Западом повлиял на присутствие России в Азиатско-Тихоокеанском регионе в двух аспектах. Во-первых, санкции усугубили и без того непрочное экономическое положение России: нехватка ресурсов ощущается острее, а возможности страны как привлекательного игрока на Востоке сузились. В долгосрочной перспективе серьёзной проблемой может стать растущая зависимость России от Китая. Эксперты ожидают, что китайско-российские отношения станут более тесными и повлияют на планы Москвы по диверсификации в Азии[17]. Поддержка со стороны Китая сразу не придёт, КНР выжидает, чтобы оценить риски, связанные с вторичными санкциями США за сотрудничество с Россией, определить благоприятные условия для выхода на российский рынок. В отсутствие альтернатив Пекин вполне может стать ведущим торговым и политическим партнёром, с которым Москва будет обмениваться идеями по противостоянию американскому доминированию. Но, вероятнее всего, России предпочтительнее сохранить независимость в отношениях с Китаем, поэтому партнёрство с Индией особенно ценно. Россия выигрывает от такого партнёрства с учётом асимметричных отношений с Китаем, а Индии выгодна независимая позиция России, которая могла бы внести вклад в продвижение многополярного баланса сил. В то время, когда ключевые страны региона, такие как Индия, желают справиться с ростом напористости Китая, однобокое развитие китайско-российских отношений окажется ещё большим препятствием попыткам Москвы позиционировать себя в качестве независимого балансира и играть такую роль, которую приветствовал бы Азиатско-Тихоокеанский регион.

Второй фактор, напрямую связанный с первым, – диссонанс между подходом России к региональным событиям и позицией, которую занимают некоторые её партнёры в АТР. Россия рассматривает концепт Индо-Тихоокеанского региона и «Четвёрку» через призму антизападной политики. Другими словами, несмотря на заявленную приверженность Востоку, Россия отдаёт приоритет использованию своих ограниченных ресурсов на западном направлении. Историки ощущают дежавю, анализируя политику Москвы в Азиатско-Тихоокеанском бассейне. За два столетия Россия неоднократно объявляла о планах сосредоточиться на этом регионе, но они быстро сходили на нет[18]. По прошествии некоторого времени Россия вновь и вновь отворачивалась от АТР для решения насущных внутренних или внешнеполитических проблем с Западом. Это серьёзный недостаток российской стратегии.

Кроме того, в теории «Большой стратегии» есть положение, требующее объединения военных и невоенных элементов для продвижения долгосрочных интересов[19]. Этого как раз не хватает в восточной политике России в целом и в её азиатско-тихоокеанской линии в частности. Таким образом, Россия должна решить, какую роль она хочет играть в регионе, и выделить ресурсы, необходимые для достижения целей, поскольку это совершенно необходимо для реализации «Большой стратегии»[20].

Последствия отношений с Индией для внешней политики России

Кеннет Уолтц утверждает, что рейтинг великих держав зависит от сочетания разных факторов: «размера территории и численности населения, обеспеченности ресурсами, экономического потенциала, военной и политической стабильности и компетентности»[21]. В случае с Россией военный потенциал, географические просторы, ядерное сдерживание и обеспеченность ресурсами работали в её пользу. Несмотря на постоянное отставание в экономическом и технологическом развитии, она использовала потенциал проецирования силы ограниченно, но целенаправленно для достижения стратегических целей. Однако сильные стороны России не могли скрыть недостаточное выделение ресурсов на программу действий в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Главная слабость в том, что убедительность дипломатическим инициативам Москвы придавал военный, а не экономический потенциал[22], и это предопределило шаткость позиций Москвы на Востоке. Ещё до нынешнего украинского кризиса России нужно было как можно быстрее пересмотреть политику в отношении Востока, чтобы обеспечить себе роль глобальной державы в будущем. А сейчас Россия отрезана от западных – прежде всего экономических – связей, не создав аналогичных на Востоке.

В настоящее время Россия испытывает трудности во всех трёх экономически динамичных регионах мира: АТР, Америке и Европе, что может стать серьёзным препятствием для её претензий на статус великой державы. Россия давно призывает отказаться от блоковой политики в АТР и установить полицентрический порядок.

Тем не менее она сама не выполнила основного условия достижения этой цели – не заняла здесь действенную многовекторную позицию, которая дополняла бы другие державы.

В этой ситуации, несмотря на сильные стороны индийско-российских отношений, российская «Большая стратегия», если рассматривать её в более широком региональном контексте, обнаруживает экономическую ущербность, ограничивающую дальнейшее развитие «особого и привилегированного стратегического партнёрства». За исключением активизации связей с Китаем, что вызывает обеспокоенность в Нью-Дели, Россия не смогла существенно расширить присутствие в регионе, который остаётся важнейшим для Индии. Цели последней – достижение экономического роста, решение проблем с Пакистаном и Китаем, которые чрезвычайно тревожат страну, сохранение позиции ключевой региональной державы в Азиатско-Тихоокеанском регионе, обеспечение стабильности в соседних странах. Все эти цели требуют от Индии взаимодействия с державами-единомышленницами – не только с коллективным Западом, но и с региональными средними державами[23]. Однако Нью-Дели пришлось столкнуться с тем, что Россия как стратегический партнёр не является в АТР державой, решающей в военном или экономическом отношении. США остаются «существенной» силой, а Россия – «желательным» партнёром[24]. Это объясняет, почему, несмотря на выгоды, получаемые обеими сторонами от добросердечных связей, отношения продолжают стагнировать[25].

Как и других региональных игроков, Индию всё больше заботит подъём и усиление Китая. По этой причине она вынуждена полагаться на Соединённые Штаты как гаранта безопасности в регионе и важнейшую сторону в противостоянии с Китаем[26]. В последние годы это нашло отражение в присоединении Дели к «Четвёрке» QUAD и активном участии в формировании Индо-Тихоокеанского региона. Стремясь сдерживать Китай, Индия делает ставку на нейтральную Россию как важный актив и хочет, чтобы её стратегический партнёр играл балансирующую роль, не допуская возникновения в Азии однополярного или биполярного порядка. Однако Россия продолжает игнорировать роль региональных государств в формировании повестки дня Индо-Тихоокеанского региона, создавая новые разделительные линии даже в отношениях с дружественными державами[27]. Противодействие России идее Индо-Тихоокеанского формата также вызывает недовольство из-за отсутствия какой-либо жизнеспособной альтернативы, которую Москва могла бы вынести для обсуждения. Идея России создать общую архитектуру безопасности в АТР не подкреплена конкретными предложениями, поэтому не получает поддержки[28].

Именно в этом контексте неоспорима важность «Большой стратегии» на Востоке и необходимость направления в АТР дипломатических, экономических и военных ресурсов. Такие игроки, как США и Франция, похоже, осознают, насколько это существенно. Россия же, напротив, менее активна, и хотя партнёрство с такими державами, как Индия, помогло ей избежать полной изоляции после февраля 2022 г., Москва не работает над устранением ключевых причин недостаточного взаимодействия с Востоком. Экономические последствия западных санкций способны подорвать даже скромные торговые отношения между двумя стратегическими партнёрами и заставить Индию пересмотреть зависимость от импорта российского оружия. Несмотря на высокий уровень такой зависимости, опасения по поводу возможных перебоев в поставках и угроза вторичных санкций усиливают беспокойство Дели на фоне затянувшегося противостояния на китайской границе.

«Логика геополитики» до сих пор благоприятствовала развитию отношений между Индией и Россией[29], поскольку Дели высоко ценит способность России оказывать влияние в географически разных регионах. Тем не менее Россия не стала ключевым партнёром Индии в Азиатско-Тихоокеанском регионе и всё больше склоняется к антизападному курсу, солидаризируясь с Китаем. Кроме того, Москва не вполне точно оценила ущерб, который конфликт с Западом может нанести её взаимодействию с Востоком.

Уже сейчас многие события в Азиатско-Тихоокеанском регионе происходят без участия России в качестве субъекта нормотворчества. Попытки Москвы вновь сблизиться со странами Востока в условиях, когда ей приходится преодолевать последствия войны на Украине и западных санкций, будут весьма непростым делом. Москве придётся всё сложнее в укреплении региональных экономических и политических связей, особенно учитывая, что некоторые азиатские страны – Япония, Сингапур, Южная Корея и Австралия – присоединились к антироссийским санкциям. Другие средние державы, которые не поддержали санкции и помогли России избежать международной изоляции, не склонны активно поддерживать военные действия России или её противостояние Западу.

Сегодня Россия находится в ситуации, когда для неё критически важно взаимодействовать с Азиатско-Тихоокеанским регионом как будущим центром силы в мировой политике, хотя достичь этой цели стало труднее, чем когда-либо в постсоветский период. По сути, Россия разорвала отношения с Западом, пренебрегая при этом Востоком, а это значит, что, хотя она «ведёт себя как великая держава», её слабости не устраняются на фоне подъёма нескольких новых держав[30].

Это ситуация, которой Индия стремится избежать, понимая, что обострение напряжённости между Россией и Западом нанесёт ущерб её собственной азиатско-тихоокеанской политике и подтолкнёт Москву к ещё более тесному взаимодействию с Китаем.

Москва, конечно, продолжит поддерживать тёплые дипломатические отношения с разными государствами, включая Индию. Последняя видит в Китае прямую угрозу и обеспокоена тем, как сокращение возможностей России скажется на её дипломатической гибкости[31]. Кроме того, в ситуации санкций России будет трудно сразу предпринять крупные экономические шаги на Востоке; её антизападная повестка вряд ли найдёт поддержку среди региональных держав, которые, не применяя санкций против Москвы, одновременно сохраняют тесные отношения с Западом.

Помимо широкомасштабного социально-экономического воздействия санкции негативно скажутся на возможностях России по проецированию силы, что поставит под вопрос ее? роль в региональном балансе в Азии. Чтобы предотвратить дальнейшую стагнацию отношений со странами АТР, особенно с Индией, Москве приде?тся пересмотреть распределение ресурсов (дипломатических, военных и экономических), что потребует и переориентации экономики. Если Россия хочет в ближайшие годы упрочить позиционирование в регионе, ей приде?тся представить убедительное экономическое обоснование своей наде?жности в качестве ключевого партне?ра, продемонстрировать диверсифицированный набор взаимодействий с государствами региона и убедительно изложить собственный план реализации «Большой стратегии» во все?м Азиатско-Тихоокеанском регионе. Важно также, что нынешнее противостояние на Украине, как ожидается, определит будущий статус России на Востоке. Если России не удастся утвердиться в качестве сильного игрока, не зависящего от Китая, такие державы, как Индия, могут пересмотреть связи с Россией как своим давним партне?ром. Таким образом, будущее внешней политики России в отношении Индии и Азиатско-Тихоокеанского региона в целом также во многом зависит от исхода украинской кампании.

Данный материал представляет собой сокращённую версию статьи автора, опубликованной в журнале Russia in Global Affairs. Для цитирования просьба использовать следующий источник: Kapoor, Nivedita, 2023. Russian Grand Strategy: Why It Stalls in Relations with India. Russia in Global Affairs, 21(1), pp. 174-198. DOI: 10.31278/1810-6374-2023-21-1-174-198

СНОСКИ

[1] Silove N. Beyond the Buzzword: The Three Meanings of “Grand Strategy” // Security Studies. 2018. Vol. 27. No. 1. P. 27–57.

[2] Концепция внешней политики Российской Федерации (утверждена Президентом Российской Федерации В.В. Путиным 30 ноября 2016 г.) // МИД РФ. 01.12.2016. URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/official_documents/1538901/ (дата обращения: 14.05.2022).

[3] Указ Президента Российской Федерации от 02.07.2021 г. № 400 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» // Президент России. 02.07.2021. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/47046 (дата обращения: 02.05.2022).

[4] Расширенное заседание коллегии МИД // Президент России. 18.11.2021. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/67123 (дата обращения: 10.05.2022).

[5] Charap S., Massicot D., Priebe M. et al. Russian Grand Strategy: Rhetoric and Reality // RAND Corporation. 2021. URL: https://www.rand.org/pubs/research_reports/RR4238.html (дата обращения: 10.05.2022).

[6] Silove N. Op. cit.

[7] Charap S., Massicot D., Priebe M. et al. Op. cit.

[8] Послание Президента Федеральному Собранию // Президент России. 01.12.2016. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/53379 (дата обращения: 05.05.2022).

[9] Лавров С.В. Мир на перепутье и система международных отношений будущего // Россия в глобальной политике. 20.09.2019. URL: https://globalaffairs.ru/articles/mir-na-perepute-i-sistema-mezhdunarodnyh-otnoshenij-budushhego/ (дата обращения: 05.05.2022).

[10] Russia – Lowy Institute Asia Power Index // Lowy Institute. 2021. URL: https://power.lowyinstitute.org/countries/russia/ (дата обращения: 27.05.2022).

[11] Wezeman P.D., Kuimova A., Wezeman S.T. Trends in International Arms Transfers, 2021 // SIPRI. 2022. URL: https://www.sipri.org/sites/default/files/2022-03/fs_2203_at_2021.pdf (дата обращения: 18.04.2022).

[12] Бордачёв Т. Большая Евразия: что ещё не сделано? // МДК «Валдай». 30.12.2019. URL: https://ru.valdaiclub.com/a/highlights/bolshaya-evraziya-chto-eshchye-ne-sdelano/?sphrase_id=587196 (дата обращения: 12.05.2022).

[13] Stoner K. Russia Resurrected. Its Power and Purpose in a New Global Order. Oxford: Oxford University Press, 2021. 272 p.

[14] Charap S., Massicot D., Priebe M. et al. Op. cit.

[15] Lukyanov F. Putin’s Foreign Policy: The Quest to Restore Russia’s Rightful Place // Foreign Affairs. 2016. Vol. 95. No. 3. P. 30–37.

[16] Lukyanov F. Time Machine: Going Back Thirty Years // Russia in Global Affairs. 2021. Vol. 19. No. 4. P. 5–8.

[17] Кашин В.Б. Россия, Китай и украинский кризис // Россия в глобальной политике. 2022. Т. 20. No. 2. С. 204–212.

[18] Miller C. Will Russia’s Pivot to Asia Last? // Orbis. 2020. Vol. 64. No. 1. P. 43–57.

[19] Lissner R.F. What Is Grand Strategy? Sweeping a Conceptual Minefield // Texas National Security Review. 2018. Vol. 2. No. 1. P. 52–73.

[20] Poast P. Twitter Post // Twitter. 02.10.2021. URL: https://twitter.com/ProfPaulPoast/status/1444290051546955777 (дата обращения: 10.05.2022).

[21] Waltz K. The Emerging Structure of International Politics // International Security. 1993. Vol. 18. No. 2. P. 44–79.

[22] Lukyanov F. The Time to Be by Yourself // Russia in Global Affairs. 2021. Vol. 19. No. 1. P. 5–10.

[23] Mukherjee R. Looking West, Acting East: India’s Indo-Pacific Strategy // Southeast Asian Affairs. 2019. Vol. 19. No. 1. P. 43–52.

[24] Menon S. South Asia and the Global South Amid Sharpening Great Power Rivalries [Видеозапись выступления Ш. Менона] // YouTube. 03.05.2022. URL: https://www.youtube.com/watch?v=OpcMjm7ZkRE&t=555s (дата обращения: 10.05.2022).

[25] Raja Mohan C. Remapping India’s Geopolitics // Seminar. 2018. URL: https://www.india-seminar.com/semframe.html (дата обращения: 30.04.2022).

[26] Menon S. Op. cit.

[27] Выступление министра иностранных дел Российской Федерации С.В. Лаврова на XXX Ассамблее Совета по внешней и оборонной политике // МИД РФ. 14.05.2022. URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/news/1813377/ (дата обращения: 14.05.2022).

[28] Kireeva A., Kupriyanov A. Russia and Quad Plus: Is There a Way Forward? // Journal of Indo-Pacific Affairs. 2020. Special Issue. P. 210–228.

[29] External Affairs Minister’s Speech on “India-Russia Ties in a Changing World” at IMEMO, Moscow // Ministry of External Affairs, Government of India. 08.07.2021. URL: https://www.mea.gov.in/Speeches-Statements.htm?dtl/33991 (дата обращения: 08.05.2022).

[30] Buzan B. Russia in the Post-Cold War International Order // Russia in Global Affairs. 2021. Vol. 19. No. 4. P. 22–35.

[31] Ibid.

Индия. Россия. ЦФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313664 Ниведита Капур

Конфликты в Восточной Азии: в чём отличие от Европы?

ДМИТРИЙ СТРЕЛЬЦОВ

Доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой востоковедения МГИМО МИД России.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Стрельцов Д.В. Конфликты в Восточной Азии: в чём отличие от Европы? // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 140–151.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ «ВАЛДАЙ»

В Восточной Азии, как и в Европе, периодически вспыхивают кризисы, чреватые переходом с регионального на глобальный уровень. Однако международная конфликтность имеет там несколько иной генезис, чем в Старом Свете. Условный Восток (и, в частности, Восточную Азию) отличает гораздо более высокая степень цивилизационно-исторической, этноконфессиональной и национально-психологической гетерогенности.

Например, в Восточной Азии, в отличие от условного Запада, который развивался под эгидой единой христианской цивилизации, сосуществуют такие конфессионально-культурные ареалы, как конфуцианско-буддистский, исламский, христианский. Более разнообразны и формы общественно-политического строя: авторитарные режимы соседствуют с демократиями, причём практическая шкала «авторитарности» и «демократичности» гораздо шире, чем на евроатлантическом пространстве. Консенсус по поводу единых «норм и правил», формирующих общий порядок, обеспечить практически невозможно.

Отторжение западных ценностей и политической культуры связано во многих странах Востока с горьким историческим опытом колониальной эпохи. Вторжение европейских держав подорвало действовавшие веками порядки и вызвало крах китаецентричной вассально-даннической системы. Давние обиды и предубеждения по отношению к европейцам, а также неприятие их глобалистского взгляда на безопасность есть не только в Китае, но и в других странах региона. Это подпитывает восточноазиатский национализм и уверенность, что при строительстве институтов региональной интеграции следует обойтись без Запада, а сами институты должны быть устойчивы к внешнему давлению (достаточно вспомнить лозунг Махатхира Мохамада – «Азия для азиатов»)[1]. За этим стоит не только память о колониальной эпохе, но и осмысление более свежих событий, когда «помощь» западных стран и созданных ими глобальных структур управления оказывалась мало- и даже контрпродуктивной (например, при преодолении последствий азиатского финансового кризиса 1997–1998 гг.).

Общие же азиатские ценности, которые могли бы стать основой международного сотрудничества в регионе, куда менее очевидны, чем на Западе.

Например, считается, что азиатские культуры отдают предпочтение интересам группы, а не индивида; порядку, а не свободе; обязательствам, а не правам. Но в реальности этические нормы в разных странах Востока могут и основываться на приоритете традиционной социальной иерархии, и находиться ближе к западным стандартам с акцентом на эгалитаризм и равенство возможностей. Строительство коллективных или многосторонних систем безопасности, базирующихся на общем понимании, – задача здесь гораздо более сложная, чем в Европе.

Не холодной войной единой

В отличие от сегодняшней Европы, где кризисы, подобные украинскому, связаны с наследием холодной войны и постбиполярного мироустройства, значительная часть конфликтов Восточной Азии уходит корнями в более отдалённые эпохи – колониальную и даже доколониальную. К их числу относятся территориальные споры в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, проблемы сепаратизма, религиозного и этнического экстремизма, особенно в связи с подъёмом национализма нетитульных наций и обострением межконфессиональных противоречий, конфликты, связанные с так называемыми историческими обидами, которые можно наблюдать во взаимоотношениях Японии, Китая и государств Корейского полуострова.

Пребывая обычно в тлеющем состоянии, противоречия периодически вспыхивают по причине повышенной общественной чувствительности.

Смена поколений привела к существенному поправению электоральных слоёв, обострению национализма, запросу на проактивную внешнюю политику для защиты национальных интересов не только экономическими, но и военными рычагами. С конца 2010-х гг. для идейного обоснования такой политики лидеры Китая, Японии и Республики Корея всё чаще обращаются к прошлому. Они выступают за пересмотр прежних исторических нарративов и утверждение в официальном дискурсе более «патриотичного» видения истории, которое позволило бы им укрепить легитимность и повысить рейтинги доверия среди населения. «Патриотичное» видение истории предполагает бескомпромиссный подход к сложным и болезненным проблемам прошлого, а также его экстраполяцию на современную повестку дня.

Нередко «исторические конфликты» насаждаются из внутриполитических соображений. Используя травматическую память о прошлых (в том числе и тех, которые имели место десятилетиями и даже столетиями ранее) потрясениях и проявлениях несправедливости в отношении собственных стран, лидеры государств Восточной Азии добиваются лояльности населения и его консолидации. Самостоятельно формируя новую идентичность, основанную, в частности, на нарративах исторических обид, политические элиты воспринимают аналогичные усилия элит стран-партнёров как вызов. Постоянные требования извинений от источников исторической несправедливости усугубляют конфронтационность и ведут к серьёзным дипломатическим конфликтам.

Для внедрения исторических нарративов в общественное сознание государства широко используют образовательные, медийно-популяризаторские и политико-идеологические методы и средства. Эти идеи отражены в учебных программах, воспроизводятся средствами массовой информации, в выступлениях лидеров общественного мнения, публикациях и комментариях экспертно-академического сообщества, становятся средством патриотического воспитания масс. Большую роль играют мемориалы и музеи, обеспечивающие соответствующее историческое просвещение.

Например, в Китае тема исторических обид тесно связана со «столетием унижения» (1839–1949 гг.). Идея преодоления исторической несправедливости, ответственность за которую несут «великие державы» – государства Запада и соседи (прежде всего Япония), – выражена в концепции китайской мечты о великом возрождении китайской нации.

Доминирующая в общественно-политическом дискурсе Республики Корея однозначно негативная оценка периода японского колониального правления 1910–1945 гг. не позволяет полноценно нормализовать отношения с Токио, хотя обе страны принадлежат к лагерю военно-политических союзников США и угрозы безопасности у них общие.

Страны Юго-Восточной Азии не могут договориться с Китаем о «кодексе поведения» в Южно-Китайском море во многом по причине недоверия к азиатскому гиганту. Недоверие это имеет многовековые корни: есть обиды в отношениях КНР и Республики Корея, в основе которых лежат различия в оценке субъектности Кореи как независимого государства в период синоцентричного мира.

Территории раздора

Территориальные разногласия на Востоке проявляются гораздо острее, чем на Западе. Например, в Восточной Азии проблемы Южно-Китайского и Восточно-Китайского морей, связанные с суверенными правами на обширные акватории, богатые рыбой и энергоресурсами, стали постоянным источником конфликтов между Китаем и Японией, Китаем и Вьетнамом, Китаем и Филиппинами и так далее. Это тоже наследие колониальной системы: колониальные державы устанавливали границы между заморскими территориями достаточно произвольно, без учёта исторических, географических, популяционно-демографических, экономических и иных факторов. Главным критерием служили договорённости метрополий между собой. С началом деколонизации уважение территориальной целостности со стороны стран Запада превратилось в способ обеспечения независимости бывших колоний[2]. В европейских столицах понимали: стоит поставить под сомнение хотя бы одну из границ, зафиксированных на картах колониальной эпохи, и взаимные претензии, как снежный ком, накроют весь «третий мир». А войны между бывшими колониями не позволили бы создать надёжную и стабильную систему миропорядка.

В послевоенный период в условиях военно-политического соперничества между Западом и Востоком постулат о нерушимости границ свято соблюдался. В его основе лежало осознание, что нарушение запрета на ведение войн между государствами (территориальные конфликты относятся к наиболее распространённым их видам) может перерасти в мировое ядерное столкновение. Тем не менее огромное количество унаследованных споров стало для многих стран Востока неприятным «довеском» к независимости.

Большинство этих разногласий упирается в отсутствие договорно-правовой базы, фиксирующей международно признанную систему границ.

В колониальный период она не сложилась в силу противоречий между метрополиями. К тому же в Восточной Азии не было понятия «государственные границы», подобного тому, что существовало в Европе в рамках вестфальской системы – для доминировавшей там синоцентричной вассально-даннической модели отношений это просто не требовалось[3].

Сан-Францисский мирный договор 1951 г., по сути, закрепил неурегулированность границ между Японией и её соседями (Китаем, Республикой Корея и СССР) и заложил бомбу замедленного действия под региональную систему международных отношений. В нём не указаны чёткие координаты территорий, от которых отказалась Япония по итогам Второй мировой войны, и не обозначены страны, в пользу которых это сделано. Таково коренное отличие от Европы, где в результате послевоенного урегулирования и Хельсинского заключительного акта, провозгласившего незыблемость границ, нет территориальных конфликтов, связанных с итогами Второй мировой войны.

В отличие от западных стран, готовых регулировать территориальные конфликты с помощью политических и судебных методов, в Восточной Азии (да и в целом в афро-азиатских странах) для решения территориальных споров не склонны обращаться в суды, в том числе и в Международный суд ООН. Это связано с тем, что данный орган отдаёт приоритет существующей договорной базе, которая, как уже отмечалось, за пределами Европы крайне слаба. Доверять суду третьей стороны большинство стран-участниц конфликтов не готовы.

Американский эксперт Барбара Уолтер показывает, сколь важную роль в мотивации стран, вовлечённых в территориальный конфликт, играют репутационные соображения[4]. Правительства, ставшие объектом территориальных претензий, занимают жёсткую позицию и отказываются вести переговоры главным образом из-за опасения, что любые уступки будут восприняты как проявление слабости и спровоцируют новые претензии. Но риск потери лица в глазах прочих государств, вовлечённых в конфликт, либо третьих сторон, есть и для стран-субъектов территориальных исков, если им придётся отказаться от своих требований или их снизить. Это провоцирует жёсткость, даже когда проявление гибкости целесообразно ради стратегических интересов добрососедства. Переговоры заходят в тупик.

Напряжённость на границах, сохраняющаяся десятилетиями и не утратившая остроты в постбиполярный период, не позволяет нормализовать отношения, а в отсутствие спокойной и доброжелательной обстановки пограничные проблемы, в свою очередь, не находят решения. Порочный круг порождает перманентный кризис. К тому же после окончания холодной войны сдерживающий момент, связанный с вовлечённостью большинства постколониальных стран в орбиту ядерной биполярности, отошёл на задний план. Лишившись «привязки» к одному из двух противостоящих лагерей, страны Востока стали существенно меньше оглядываться на соображения мирополитического контекста и ориентироваться больше на собственные интересы, в частности, внутриполитические, часто трактуемые с эгоистических позиций и не учитывающие требования международной безопасности.

Отсутствие общих подходов к границам делает фактически нереализуемой идею запуска в Восточной Азии аналога Хельсинкского процесса, который закрепил бы принцип нерушимости границ и недопустимости войн из-за территорий[5]. Страны региона вынуждены считаться с реальными возможностями изменения статус-кво военной силой.

Как понимают безопасность

Восприятие современных конфликтов элитами многих незападных стран (в том числе Восточной Азии) и реагирование на них, проявляющиеся в государственной политике безопасности, существенно отличаются от западных моделей. На условном Западе повестка безопасности постепенно эволюционировала от военной и разоруженческой тематики к комплексной безопасности, включающей проблемы экологии, изменения климата, устойчивости развития, продовольственной и энергетической темы. Стабильное место в повестке получили вопросы борьбы с новыми угрозами, которые в отличие от традиционных проблем, касающихся прежде всего безопасности национального государства, носят универсальный, транснациональный характер и требуют скоординированных усилий человечества. Яркие примеры – борьба с пандемией COVID-19 и иными инфекциями, глобальным потеплением, международным терроризмом, киберпреступностью.

На Востоке повестка безопасности по большей части по-прежнему ориентирована на интересы государства[6]. За ними стоят задачи высшей политической элиты, которые, как правило, приоритетны по сравнению с любыми транснациональными проектами. При разработке проектов в сфере национальной безопасности (оборонное строительство, усиление спецслужб и другие) зачастую одним из определяющих критериев выступают интересы военных и силовиков, а также приближённых к высшим кругам бизнесменов. Сами вызовы формулируются исходя из националистического представления об окружающем мире. Это, мягко говоря, не самые благоприятные предпосылки для построения устойчивых систем региональной безопасности.

Замкнутость на собственных интересах, неспособность к компромиссу и широкому видению проблем, национальный эгоизм вступают в противоречие с общими интересами и становятся источником конфликтов, в том числе вооружённых.

В политических режимах многих стран Азии преобладают персоналистские начала, автократические традиции, жёсткие формы государственного управления[7]. На национальном уровне это создаёт перекос в сторону обеспечения личных гарантий безопасности правителя и его ближайшего окружения, которые понимаются как ключевые аспекты безопасности всего государства. На международном уровне эти вопросы могут стать предметом торга и даже закулисных сделок между державами глобального уровня. Например, безопасность КНДР обсуждается во многом как вопрос личной безопасности государственного руководства, причём не только лидера, но и его окружения.

Государства Восточной Азии, будучи продуктом освобождения от колониальной или полуколониальной зависимости, ценят национальный суверенитет гораздо выше, чем европейские страны, которые не боятся передавать часть полномочий, в том числе касающихся вопросов внешней политики и безопасности, на надгосударственный уровень, как в случае с ЕС или НАТО. В Восточной Азии передача части суверенных прав внешним субъектам рассматривается как частичная утрата суверенитета, а значит – как переход к зависимости. Недостаток ценностного и морально-этического обоснования для такого шага обуславливает то, что собственные национальные интересы имеют явный приоритет над региональными и межгосударственными.

Этнические конфликты

Ещё один пример специфики конфликтности за пределами Европы – этноконфессиональная сфера. Многие страны «третьего мира» сталкиваются с этническими и этноконфессиональными конфликтами при решении задачи национального строительства. Имея как внутреннее, так и международно-политическое измерение, такие конфликты протекают гораздо активнее и обретают более агрессивные формы, чем на Западе, дестабилизируя международно-политическую обстановку и создавая источники напряжённости.

Есть точка зрения, что межэтнические конфликты чаще всего связаны вовсе не с этническими различиями, а с политическими, экономическими, социальными, культурными или территориальными проблемами[8]. Между тем в основе этнических и конфессиональных конфликтов на Востоке лежат иные структурные, политические, экономические, социально-культурные и перцептивные причины, а динамика развития определяется факторами, отличными от наблюдаемых на Западе.

В качестве структурных факторов, составляющих восточную специфику, можно назвать более слабую, чем на Западе, государственность.

Это, конечно, относится не ко всем – в Азии, например, достаточно устойчивых и динамичных государств. Но хватает и тех, кто не контролирует всю территорию и сталкивается с сепаратизмом, подогреваемым соседями. Присутствует и этногеографический фактор (он касается практически всех), выражающийся в транснациональном характере расселения этнических групп, которые зачастую лишены должного представительства в центральных органах власти и борются за право самоопределения.

Этнические конфликты чаще возникают там, где ради модернизации предпринимаются попытки создать единые «нации» в границах централизованных государств. Обретение государственного суверенитета и территориальной целостности после провозглашения независимости в некоторых случаях сопровождалось принуждением к ассимиляции отдельных этнических групп во имя «национального строительства». Под лозунгами укрепления единства в государствах «третьего мира» нередко подавляли идентичность малых этносов или нацменьшинств и игнорировали их специфические интересы. Дискриминационные практики проявлялись там, где границы, установленные в процессе колонизации и деколонизации, охватывали ареалы компактного проживания различных этнических групп и означали необходимость уживаться между собой в рамках неестественной или противоречащей их политическим и экономическим интересам территориально-государственной единицы.

Иначе, чем на Западе, действуют политические факторы. Одна из главных причин этноконфессиональных конфликтов – политика, принижающая определённые этносы. Это может быть, например, отказ в гражданстве или политических и экономических правах, использование партией власти дискриминационных социально-культурных практик в отношении этнических меньшинств, включая их принудительную культурную и языковую ассимиляцию. Не менее важную роль в создании условий для потенциально жестоких этнических конфликтов играют экономические и социальные факторы: дискриминация этнических меньшинств при приёме на работу, несправедливая с точки зрения нетитульных наций система распределения национального дохода или политика регионального развития в отношении мест с компактным проживанием нетитульных наций. Всё это способствует мобилизации меньшинств и предопределяет чрезвычайно острый и даже непримиримый характер этнических конфликтов.

В постбиполярный период тенденция к демократизации в ранее авторитарных странах, пробивающая себе дорогу по мере глобализации, предоставила этническим меньшинствам больше возможностей. Широкое освещение проблем дискриминации меньшинств в международном медийном пространстве привлекло внимание мировой общественности, что, в свою очередь, стимулировало протесты этнических групп в пользу самоопределения (можно вспомнить выступления курдов в Турции и Сирии, «движение подсолнухов» на Тайване, беспорядки в Тибете и в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая).

Этнически обусловленные сепаратистские и ирредентистские движения, несущие риск дезинтеграции и фрагментации государства, стали большой проблемой для многих стран Азии и Африки. Но за исключением отдельных случаев (Бангладеш, Эритрея, Восточный Тимор) они не добились национального самоопределения, оставшись серьёзнейшим источником не только внутренней, но и международной конфликтности[9].

Европа – не пример, но риск

Ситуация в сфере международной безопасности Восточной Азии принципиально не изменилась со времени холодной войны. Она коренным образом отличается от ситуации в Европе. Это пресловутая система оси и спиц, для которой характерно наличие страны гегемона и её младших партнёров. Ослабление США и уменьшение их военного присутствия (процесс, наблюдавшийся на протяжении нескольких десятилетий) так и не привели к появлению действенных механизмов региональной безопасности. Имеющиеся форматы носят сугубо диалоговый характер и не предполагают решений обязывающего характера. В силу приверженности принципу незыблемости суверенитета государства Восточной Азии не хотят стеснять себя ограничениями и лишаться пространства для манёвра. К тому же эффективность многосторонних мер непредсказуема в силу неопределённости перспектив развития международной ситуации, страха перед появлением «чёрных лебедей» и других причин.

Тенденция к автономизации политики в сфере безопасности восточноазиатских стран усиливается по мере усугубления деглобализации и снижения управляемости международной системы. Одним из катализаторов стала пандемия коронавируса. Государства вновь подтвердили ведущую роль в реагировании на кризисы и защите суверенитета, использовании чрезвычайных методов управления экономикой в нештатные периоды при отказе от международного сотрудничества[10].

«Пандемийный национализм» подорвал авторитет институтов глобализации и международного порядка, опирающихся на принципы многосторонности в решении проблем безопасности.

Конечно, в Азии есть источники конфликтности, сходные с теми, что существуют в Европе. Например, в Восточной Азии таковым стал назревающий десятилетиями конфликт между Китаем и его соседями, обеспокоенными ростом напористости Пекина в регионе. В первую очередь это восточноазиатские союзники США, которые пытаются координировать усилия по «сдерживанию Китая». Это созвучно текущему конфликту в Европе между Россией с коллективным Западом.

Китай и Россия – две страны, противостоящие «демократическому лагерю», – выступают за пересмотр установленных Западом «норм и правил», считая их несправедливыми. Обе испытывают схожий комплекс обиды на коллективный Запад: Китай – за «сто лет унижения» и доминирование Запада в институтах глобального управления, Россия – за отказ Запада считаться с её интересами после распада СССР и расширение НАТО на Восток. Близость интересов России и Китая касается не регионального, а общемирового порядка, и потому эти конфликты и порождаемые ими международные кризисы можно связать в единое целое как проявление «антиревизионистской» конфликтности глобального уровня.

Получается, что опыт институтов поддержания безопасности, выстроенных в Европе во второй половине ХХ в., в Азии неприменим. А вот угрозы, которые в прошлом столетии превратили Европу в самую взрывоопасную часть мира, для Азии вполне актуальны. И они нарастают по мере того, как соперничество США и КНР превращается в основной сюжет международной политики, провоцируя милитаризацию Азиатско-Тихоокеанского региона и общий рост мировой напряже?нности.

Данный материал представляет собой дополненную и переработанную версию комментария, подготовленного по заказу Международного дискуссионного клуба «Валдай». Статьи автора для Валдайского клуба можно прочесть по адресу https://ru.valdaiclub.com/about/experts/6926/

СНОСКИ

[1] Премьер-министр Малайзии, предложивший в начале 1990-х гг. создать «Экономическое совещание восточноазиатских стран» без участия стран Запада.

[2] St J Anstis S.C., Zacher M.W. The Normative Bases of the Global Territorial Order // Diplomacy & Statecraft. 2010. Vol. 21. No. 2. P. 306.

[3] Колдунова Е. В. Безопасность в Восточной Азии: новые вызовы. М.: Navona, 2010. С. 83.

[4] Walter B. F. Explaining the Intractability of Territorial Conflict // International Studies Review. 2003. Vol. 5. No. 4. P. 138.

[5] Sahni V. From Security in Asia to Asian Security // International Studies. 2004. Vol. 41. No. 3. P. 260.

[6] Beeson M. Security in Asia: What’s Different, What’s Not? // Journal of Asian Security and International Affairs. 2014. Vol. 1. No. 1. P. 17.

[7] Howe B. State-Centric Challenges to Human-Centered Governance. In: B. Howe (Ed.), National Security, Statecentricity, and Governance in East Asia. Security, Development and Human Rights in East Asia. L.: Palgrave Macmillan, 2018. P. 2–3.

[8] См.: Ethnic Conflict // Britannica. URL: https://www.britannica.com/topic/ethnic-group (дата обращения: 05.02.2023).

[9] Singh M. Ethnic Conflict and International Security: Theoretical Considerations // World Affairs. 2002. Vol. 6. No. 4. P. 72–89.

[10] Qingming H. The Pandemic and the Transformation of Liberal International Order Journal of Chinese // Political Science. 2021. Vol. 26. P.11–12.

Евросоюз. Азия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313663 Дмитрий Стрельцов

Верховенство мнимости

Китайское мировоззрение как ресурс нового мирового порядка

ВЛАДИМИР МАЛЯВИН

Профессор-исследователь департамента зарубежного регионоведения факультета мировой экономики и мировой политики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

АРТЁМ КАЗАНЦЕВ

Преподаватель департамента зарубежного регионоведения факультета мировой экономики и мировой политики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Малявин В.В., Казанцев А.Е. Верховенство мнимости // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 120–138.

Современная международная обстановка обнажила кризис западной теории международных отношений (МО). Он, очевидно, является следствием исторической исчерпанности мировоззрения эпохи модерна. Для последней была характерна мировая гегемония Запада, к настоящему времени фактически ушедшая в прошлое. В переоценке нуждаются фундаментальные эпистемологические установки западной мысли и, соответственно, выработанные ею понятия в области МО.

Всё большее внимание учёного сообщества привлекает наследие традиционных культур Востока, которые, как выясняется, способны составить альтернативу западным теориям. Достаточно назвать исследования Амитава Ачарьи, Барри Бьюзена[1], Майлза Диллона[2], Алексея Воскресенского[3], Евгения Грачикова[4] и др. Данная статья предлагает новый взгляд на основополагающие установки восточного – преимущественно китайского – мировоззрения и новую оценку их значения для теории и практики МО.

Без тождества

Основой западного мировоззрения можно считать восходящую к логике Аристотеля идею, что всё сущее тождественно себе. Это тождество опознаётся, или, точнее, постулируется, рефлексирующим субъектом. Само понимание человеческой практики на Западе предполагает сведение бытия к некоему универсальному принципу, который «позволяет ставить на прикол, упорядочивать и измерять жизнь»[5]. Подобный подход к познанию требует мыслить в категориях параллелизма мышления и бытия, а это предусматривает противопоставление духа и материи, сознания и тела, субъекта и объекта и, разумеется, утверждает неизбежность и благотворность преобразования мира. «Прогрессистскую» сущность идеологий, формирующих западную систему международных отношений, подчёркивает целый ряд современных авторов[6].

Платоновские эйдосы, первичная субстанция Аристотеля, res cogitans Декарта, кантовские ноумены и даже (по Хайдеггеру) ницшевская воля к власти – всё это разные проявления жажды метафизического самоопределения мысли, которая в конечном счёте делает безопасность, или, точнее, определение границ безопасного существования, высшим требованием политики на Западе. Однако подобная попытка самоопределения замешана на исключении из предмета рефлексии изрядной части жизненного опыта и, следовательно, на внутреннем насилии, а оно неизбежно проецируется на внешний мир. В то же время она устанавливает непреодолимую грань между контрагентами – «своими» (тождественными себе) и «чужими» (не включёнными в логику самотождественности). Как следствие, Запад ради самоопределения не может не создавать формальные блоки и союзы, но они заведомо не имеют глобального значения. Мало сказать, что принцип самотождественности изначально основан на насилии как в сфере внутреннего самоопределения, так и в отношениях с внешним миром.

Большой теоретический недостаток западной теории МО состоит в том, что она неспособна определить содержание приставки «между» в слове «международный».

Отношения контрагентов действия в ней фактически лишены какой-либо регулирующей инстанции, если не считать силу, являющуюся источником всё того же насилия.

Неудивительно, что возвышение ведущих стран Азии и их переход в ранг мировых держав сопровождается всё более жёсткой критикой западных концепций МО, попытками учёных и политиков этих стран и особенно Китая предложить альтернативные проекты мирового порядка. В основе этих теорий при всех их отличиях лежат две посылки. Обе взяты из наследия традиционной китайской мысли, но подкреплены аргументами из арсенала современной науки. Первая. Мир нужно рассматривать только как самодостаточное гармоническое целое в противоположность западному пониманию мира как единства отдельных частей. Вторая. В общественной практике взаимная зависимость людей, простейший факт неопределённой и неформализуемой совместности[7] их жизней, как бы его ни понимать, первичнее и важнее существования отдельных индивидов.

Назовём три концепции МО современных китайских учёных, которые наиболее тесно связаны с китайской традицией. Пожалуй, наибольшей популярностью пользуется предложенная политологом Чжао Тинъяном теория «новой Поднебесной». Традиционное китайское понятие мира как «Поднебесной», т.е. всего, что лежит под небом, означало прежде всего мир в его целостности. «Поднебесная – общее достояние», – гласит классическая формула из конфуцианского канона «Ли цзи». А даосский патриарх Лао-цзы призывал «смотреть на Поднебесную исходя из Поднебесной»[8]. У Чжао Тинъяна Поднебесная представляет собой одновременно и обитаемый физический мир, и пространство духовной общности людей, и определённый политический строй.

Концепция Чжао стоит на четырёх постулатах:

Интернационализация мира, т.е. включение всех наций в систему отношений взаимной зависимости.

Реляционный характер отношений, а именно: примат совместного существования над существованием индивидуальным (первое является необходимым условием второго) и минимизация обоюдной враждебности.

Личное совершенствование в конфуцианском духе. Чжао ссылается на конфуцианский принцип «тот, кто желает утвердить себя, утверждает других; кто желает совершенствоваться сам, совершенствует других»[9].

Консенсусный универсализм, означающий, что ценность может считаться универсальной, только если её признают таковой все стороны[10]. Справедливый миропорядок, согласно Чжао Тинъяну, учреждается характерным для китайского культа церемонности жестом уступления: мир в мире распространяет тот, кто «оставляет» всё частное в себе и тем самым предоставляет всему сущему свободу быть.

Вторая концепция выдвинута Цинь Яцином. Её центральной категорией являются «отношения», «связи» (гуаньси). Автор указывает, что отношения между вещами в китайской традиции важнее их сущности. На этой основе он противопоставляет западный и китайский подходы к МО. Утверждая приоритет сущности, западная традиция приписывает высшую ценность индивидуальному существованию, эгоистическим интересам субъекта. Мотивация последнего к действию описывается в категориях формальной рациональности. В китайском космосе, напротив, все вещи взаимосвязаны[11] и определяются их взаимными отношениями. Автор поясняет эту мысль на примере диалектики противоположностей Инь и Ян, которые он называет основанием всего. Они [Инь и Ян] охватывают друг друга и находятся в жизненно важной зависимости друг от друга[12]. Цинь Яцин подчёркивает, что противоположности не просто сосуществуют, они «вмещаются» друг в друга, так как имеют общий корень. В рамках такой логики действия человека/государства целиком определяются его взаимоотношениями с другими акторами. Автор называет свою теорию реляционной (relational).

В основе третьей концепции лежит современное, но близкое китайской традиции понятие симбиоза (гуншэн). Её создателями считаются Цзинь Инчжоу, Цай Лян, Жэнь Сяо, Су Чанхэ и др. По утверждению Жэнь Сяо, концепция гуншэн основывается в первую очередь на различии между вещами, а не на их тождестве. В её основе четыре положения:

Плюралистическая природа мира.

Все вещи отличаются друг от друга.

Разные существа могут мирно (и даже дружественно) сосуществовать и взаимодействовать друг с другом, сохраняя равноправие.

Конструктивное взаимодействие стимулирует совместное развитие[13].

Упомянутые выше китайские принципы МО вызывают серьёзные теоретические вопросы, на которые их авторы не дают ответа. Прежде всего они касаются онтологического обоснования предложенных моделей глобального мира. Мир как целое или «общее достояние» не может быть ни субъективной, ни объективной реальностью, недоступен репрезентации и не сводится к данности опыта[14]. В таком случае призыв «созерцать Поднебесную исходя из Поднебесной» в действительности равнозначен призыву не видеть ничего. По существу, мир отсутствует в мысли и опыте, но переживается в модусе предвосхищения и памятования.

Мы имеем дело с нехарактерной для западной мысли утопией чистой имманентности жизни, предела обыденности, т.е. реальности, которая не может не существовать, но не может быть предметом объективного знания.

Очевидно, что такое всегда будет загадкой для интеллектуального рационализма Запада.

Другой важный вопрос, изначально заложенный в эпистемологических установках китайской мысли, касается обоснования приоритета отношений и, говоря шире, всякой соотнесённости, совместности вещей над тождественным себе сущим во всех его видах, будь то сущность, субстанция, бытие, форма, идея, образ и т.д. Речь идёт об онтологии множественности, в свете которой существует только исключительное, контингентное, а единое равнозначно всеобщности единичного – в китайской традиции это выражается понятием «таковости» (цзыжань) всякого момента существования. В мире единого/единичного вещи едины в моменте перехода в иное, и они тем более едины, чем больше отличаются друг от друга. Поистине люди могут быть вместе потому, что они способны стать иными[15].

Большую трудность для описания и понимания миросистемы единичности представляет отсутствие формальных и универсальных принципов такого формата организации. Здесь бытие сводится к событию, случайности, спонтанности мгновения и поэтому носит всецело прагматический характер. Реальность оказывается превращением – всегда уникальным, не имеющим сущности, а все вещи существуют по своему пределу, т.е. моменту превращения. Следовательно, всё присутствует ровно настолько, насколько отсутствует, и эта бездна метаморфоз удостоверяет первенство чего-то вечно отсутствующего, но делающего возможным всё происходящее в мире. Если позволительна такая игра слов, мир в китайском представлении не просто бесконечно разнообразен и сложен, но также сложен из себя и в себя складывается. Единичность события самодостаточна именно благодаря её открытости бездне Иного, и как раз поэтому она извечно возобновляет себя помимо хронологии, в надвременном миге вечно отсутствующей и вездесущей мировой событийности. Как пауза, конституирующая ритм и указывающая на сокровенную преемственность отдельных моментов существования, она является подлинной основой традиции. Она есть, как говорили в Китае, «одно тело» (и ти), или, точнее, живая единотелесность мира: текучая, перехлёстывающая свои границы и в этом смысле как бы опустошающая себя, пористая, зияющая, отсутствующая в себе и как раз поэтому всё в себя вмещающая реальность.

В свете вышесказанного рассмотрим основные понятия, относящиеся к области МО.

Стратегия

В описанном выше мире вечнопреемственной единичности стратегия является неотъемлемой частью практики и даже, можно сказать, сущностью существования. Если понимать стратегию как высшее целеполагание, несводимое к предметности мысли или ограниченному действию, то упомянутая выше пустота само-отсутствия оказывается реальностью стратегичной по своей сути. В противоположность традиционному для европейской мысли противопоставлению стратегии и коммуникации[16] китайская традиция общения не предполагает раздельности этих понятий. Соответственно, речь в Китае всегда носит характер иносказания, намёка, недоговорённости, когда слова не выражают, а скрывают намерение. Китайская риторика обращена не к внешней аудитории и тем более публичному пространству, а к внутренней интенции речи. Слова являются только укрытием смысла и, как в загадочных восточных афоризмах, стирают, устраняют сами себя, заставляя внимать мельчайшим нюансам значений и в конечном счёте – безмолвию, обступающему их. Мы имеем дело с символической инверсией смысла, всеобъемлющим иносказанием, когда сказанное всегда подразумевает иное и даже противоположное значение.

Одним словом, речь – это всегда словесная стратегия, что и составляет так ценимую в Китае «утончённость» (мяо) коммуникации. И эта «утончённость» относится к тому самому пространству «между» в отношениях людей, или, если воспользоваться словом Мартина Бубера, Zwischenmenschlichkeit, «междучеловеческому» в общественной практике, которое фактически не принимается в расчёт в западных теориях МО. Между тем очевидно, что «междубытность» в международных отношениях может иметь самостоятельное значение и заслуживает отдельного изучения. Речь идёт о пространстве встречи и сообщительности, которое не сводится к наличию отдельных контрагентов действия и творит формы человеческой совместности, т.е. мир в полном смысле этого слова, посредством взаимной уступчивости, или, как говорили в Китае, само-оставления, «само-опустошения», или, говоря по-русски, смирения, обходительного поведения вовлечённых во встречу сторон. Именно о нём говорится в древней китайской поговорке: «Среди 36 стратагем высшая – уход». Часто встречаемое в западных переводах слово «бегство», конечно, грубо искажает смысл оригинала.

Такое понимание человеческого общения и взаимодействия проистекает всё из той же посылки о мире как динамической целостности, в которой всё в равной мере существует и не существует, присутствие и отсутствие определяют и дополняют друг друга, хотя приоритет отдаётся отсутствию. Мудрый способен удерживать сразу оба полюса бытия и притом мгновенно менять статус явлений, делать присутствующее отсутствующим и наоборот. Таким образом, каждое слово, жест или действие могут быть как «истинными», так и «ложными», их актуальный (но мгновенно изменяющийся) статус зависит от развития ситуации.

В этом мире всеобщей двусмысленности и подобия желание зафиксировать статус вещей, присвоить им ту или иную идентичность и выстроить, рассчитать «рациональный» план действий обнажает ограниченность всякого отождествления и поэтому обрекает на поражение.

Важнейшим ресурсом стратегического расчёта и главным условием успеха здесь является необычайно обострённая чувствительность, способность замечать мельчайшие изменения в обстановке, или, как говорили в Китае, постигать «импульс», «зародыш движения» (цзи). Мудрый, говорится в даосском каноне «Дао-Дэ цзин», «разрешает все затруднения прежде, чем они проявятся»[17]. А популярная поговорка мастеров боевых искусств гласит: «Он не двигается, и я не двигаюсь. Он едва начал двигаться, а я действую прежде него»[18]. Задаваемое идеалом человеческой совместности смиренное и обходительное поведение есть также поведение пред-упредительное[19], позволяющее в каждый момент времени успевать и потому иметь успех. Отдельная, но важная для теории отношений тема китайской духовной традиции состоит в том, что просветление или высшая чувствительность сознания позволяют предвосхищать грядущие события и даже их интенцию.

Теоретическая глубина и очевидная практичность идеи надсубъектной встречи, или сообщительности в человеческой практике, состоит в том, что она делает возможной живую связь между людьми, их вольную совместность именно в полноте жизненных свойств – реальности единичной, исключительной и потому строго индивидуальной (но не индивидуалистической). Встреча не ограничивается формальными правилами и расчётами. Тот, кто ею захвачен, «оставляет себя», т.е. свои отвлечённые самообразы, желания, фантазии, личные интересы и в этом образцово этическом акте само-оставления позволяет «достичь завершённости другим и себе», «восполняет то, что таково само по себе, в каждой вещи»[20], другими словами – утверждает глубинную самость, «корень природы» (бэнь син) всех вещей. Повторим ещё раз: китайская концепция реальности как «между-бытности» всего утверждает единство мира именно в его неисчерпаемом разнообразии. Такое единство в различиях есть лучшее определение мира как такового. На это указывают и авторы концепции симбиоза.

Теперь мы можем понять постоянный акцент авторов китайских концепций МО на том, что предлагаемая ими стратегия на всех её уровнях, от локального до глобального, благотворна и выгодна для всех вовлечённых сторон. Это стратегия взаимного восполнения существований, или, как любят говорить в Китае, «обоюдной победы», win-win strategy. Идеал обоюдной победы распространяется даже на войну, главной целью которой, согласно китайским военным канонам, считалось сохранение в целости населения и хозяйства побеждённого государства. В то же время гибель на войне изображается в такой традиции как возмездие за собственные дурные помыслы и поступки.

Нередко можно услышать, что лозунг обоюдной победы есть обман и лицемерие, а в реальности и китайские политики, и бизнесмены заботятся только о собственных интересах. Это мнение как будто подтверждается многими фактами реальной жизни. Достаточно вспомнить кредитную политику китайских властей, которая направлена на стимуляцию собственной экономики и не исключает конфискацию объектов инфраструктуры или промышленных предприятий государств-должников. Другой яркий пример – организация зарубежного туризма, который обслуживает почти исключительно китайский бизнес. Но нужно иметь в виду, что пропагандируемая Китаем совместность партнёров по международным проектам предполагает практически полную самостоятельность каждой стороны и отсутствие в их отношениях какого-либо общего знаменателя. Таков основной закон мира совместности: все вещи в нём равны в моменте своего превращения, охватывающего сущее и несущее, своё и чужое.

Пребывание в этом фокусе мирового круговорота, в этой вездесущей точке между-бытности как раз и является условием успешной стратегии.

Суверенитет

Разная трактовка международных отношений на Западе и Дальнем Востоке определяет различия и в подходах к определению государственного суверенитета. На Западе понятие суверенитета многогранно. Выделяются: суверенитет взаимозависимости (interdependence sovereignty), внутренний суверенитет (domestic sovereignty), вестфальский суверенитет, международно-правовой суверенитет[21] и др. Нас прежде всего интересует суверенитет в смысле, закреплённом за ним со времён Вестфальского договора, – как верховенство государственной власти в пределах своей территории и способность проводить независимую политику без угрозы вмешательства.

Анализируя понятие государственного суверенитета на Дальнем Востоке, нужно помнить о тесной связи власти с ритуальной практикой. Основ­ная цель ри­туа­ла в ки­тай­ском по­ни­ма­нии – прив­не­сение в хао­тич­ный мир по­ря­дка, ие­рар­хии и мо­рали[22]. По­это­му в Ки­тае он всегда яв­лял­ся (и яв­ля­ется) ор­га­ни­зую­щим на­ча­лом со­циу­ма и главным инструментом по­ли­ти­ки[23]. Посколь­ку ри­ту­ал пред­по­ла­га­ет вы­пол­не­ние фор­маль­ных дей­ст­вий, создатели и хранители ки­тай­ской тра­ди­ции всегда под­чёр­ки­ва­ли важность внутренней ис­крен­но­сти для участников ритуала. Ис­крен­ность в китайском понимании – это пре­ж­де все­го вы­прав­лен­ное, нравственно безупречное от­но­ше­ние че­ло­ве­ка к ми­ру, что на практике означало умение действовать в соответствии с актуальной ситуацией. По той же причине ритуал требует непрестанного усилия по преодолению эгоистических, субъективных тенденций в себе, или, по-китайски, «оставления себя».

В общественной жизни ритуал предписывает любезное, обходительное поведение, но его истинное назначение, равно как и цель органически сплавленной с ним власти – дать всему быть, восполнить каждое существование и тем самым исподволь направлять течение событий. Здесь китайские теории международных отношений обнаруживают странное сходство с современной (и не только) западной политологией: местонахождением власти в них оказывается не что иное, как пустота, которая недоступна для личного обладания и, подобно Поднебесному миру, «принадлежит всем»[24].

В свете принципа совместности власть предстаёт результатом уступления, оно же оставление себя, смирение и т.п. И тот, кто способен уступить больше других, получает, соответственно, больше власти. Усилие само-оставления знаменует преодоление всего «слишком человеческого» и обретение «небесной полноты» природы. В китайской традиции человек воистину очеловечивает себя, восходя к небесному всеединству. Анонимная «пустота» в центре его опыта представляет на самом деле предел наполненности, сплетение всех сил и тенденций существования.

На практике это означает, что власть в Китае должна быть незаметной и действовать скрытно. Если в Европе считали, что «даже кошка может смотреть на короля», то в Китае на императора не могли смотреть его ближайшие советники, и к нему обращались со словами «подножие трона»: выше его подданные не смели поднять взор. Власть в Китае воплощалась в упоминавшемся выше предупредительном, предвосхищающем жесте, который на самом деле точно «соответствует переменам» ситуации, т.е. динамизму момента.

Одним словом, власть в Китае – плод духовного бодрствования. Она недоступна вялому и замкнутому на себе уму.

Одним из основных свойств ритуала является поддержание сообщительности между вещами. В этом плане тоже можно противопоставить восточную и западную модели: если западный рационализм исходит из необходимости преобразующего воздействия, и коммуникация ценна в нём достижением определённой цели, то в азиатских странах, в частности в Китае, отношения между вещами важнее их сущности, коммуникация ценна сама по себе и служит прежде всего «сохранению лица». Этому посвящено упомянутое выше исследование Цинь Яцина. Поэтому представители КНР, как правило, избегают резких формулировок и требуют извинений от других стран за «бесцеремонные» выражения в отношении Китая.

Ещё одна важная особенность ритуальной концепции мироздания состоит в том, что в противовес западному стремлению к однородности в китайском мировоззрении, как уже говорилось, вещи принадлежат «великому единству» благодаря различиям между ними. Другими словами, в китайской картине мира, как в философии Жиля Делёза[25], различие онтологически предшествует единству. Ритуал есть не что иное, как способ обеспечить единство в многообразии. Он есть свидетельство внутреннего динамизма и природы времени как силы саморазличия. Но в непрерывности перемен, как выяснено выше, сокрыта отсутствующая преемственность. В свете указанных особенностей ритуальной социальности мы можем охарактеризовать понятие государственного суверенитета в Китае следующим образом: он определяется прежде всего способностью государства к адекватному взаимодействию с другими государствами. «Адекватное взаимодействие» предполагает преодоление, или, точнее, «оставление» – хотя бы только демонстративное – субъектности, т.е. готовность к уступчивости и самоумалению. Это хорошо выражено в словах Лао-цзы о взаимодействии между большими и малыми государствами: «Большое царство – как низина, куда стремятся воды… Посему большое царство возьмёт малое, если будет ниже него. Малое царство всё получит от большого, если поместит себя ниже него»[26].

Как явствует из слов Лао-цзы, внешнеполитические отношения обязательно предполагают иерархию. Но последняя базируется на взаимной уступчивости вкупе с экономической и политической мощью государства. На практике такое понимание суверенитета приводит к безусловному приоритету мягкой силы над военным инструментарием во внешней политике.

Вместе с тем один из важнейших аспектов суверенитета в ритуальном социуме проистекает из специфического понимания пустоты (она же предел наполненности) как источника власти. Пустота, которая вмещает в себя все вещи, даёт быть переменам и удостоверяет постоянство в изменениях. Данное положение подтверждается словами древнекитайского мудреца Инь Си: «Облака плывут и птицы кружат в пустоте небес. Благодаря пустоте превращения могут свершаться без конца»[27]. Из этого суждения вытекают два следствия.

Первое. Власть-пустота не может быть инструментом формирования какого-то конкретного порядка, ибо не является универсальным принципом либо предустановленным архетипом. Она существует в режиме самосокрытия. Можно говорить о метавласти, подразумевая под ней условие неисчерпаемого разнообразия жизни в противовес власти как принципа гомогенизации бытия на Западе. В таком случае конкретные формы осуществления власти отходят на второй план. Поэтому в Китае всегда было важнее формальное признание высшей власти, нежели фактическое лишение политической субъектности. Кроме того, ритуальный социум ориентирован на минимизацию и сокрытие конфликтов и перевод их в латентное состояние. Китайские власти в особенности настаивают на том, что в стране мирно сосуществуют люди разных национальностей, культур и вероисповеданий. Но поскольку метавласть не совпадает с эмпирической действительностью, хотя и неотделима от неё, она не предполагает отказа от идеологического контроля. Идеология предстаёт как бы стихийной кристаллизацией метавласти, её внешней средой. Действие метавласти подобно тональности симфонии, пронизывающей все её регистры, но несводимой к её звучанию.

Второе. Именно концепция метавласти обосновывает монополию правителя (в современных условиях КПК) на власть. Метавласть не может быть оспорена и тем более отвергнута, поскольку она существует априорно, всегда уже задана жизненному опыту, подобно тому, как тональность симфонии предопределяет её звучание во всём разнообразии её гармонического строя. Именно на эту неопределённую, но всеобъемлющую «гармонию Небес» указывают слова Лао-цзы: «Небесная сеть неощутимо тонка, но из неё ничего не ускользает».

Мы получаем непривычный для европейцев «рассеянный» суверенитет, где авторитарная власть, представляя имманентную силу жизни, не выказывает себя (тем самым как бы отделяясь от себя самой), а только запретами, наказаниями и поощрениями добивается того, чтобы общество демонстрировало лояльность общей «тональности» политики. Равным образом она не противопоставляет себя другим государствам или цивилизациям на мировой арене. В противовес западному суверенитету, предполагающему однородность его носителя, Китай предлагает «единство в многообразии», пространство неустранимой «китайской специфики», которая открывает перспективу жизни в неформальной совместности. С этой точки зрения суверенитет даже невозможно поставить под угрозу.

Китай, согласно своим принципам, будет «следовать обстоятельствам», сохраняя гибкость и способность к переменам.

Итак, в Китае сложилась разновидность, так сказать, безличного, рассеянного суверенитета, который предполагает наличие многоступенчатой иерархии и практически исключает равенство сторон в рамках вышеупомянутой совместности. Ведь по уровню духовной чувствительности, или, если угодно, просветлённости сознания, люди никогда не равны: один из акторов всегда более или менее чувствителен, чем другой. Это обстоятельство не препятствует взаимности между деятелями, вовлечёнными в совместность, и тем более не порождает конфликтов между ними по той причине, что статус в иерархии китайской власти определяется степенью свободы личности от эгоистических устремлений. Невозможно восставать против того, кто ничего не считает своим и только дарует полноту возможностей жизни другим.

Эта особенность объясняет, почему появление свободной рыночной экономики в Китае не поколебало и даже укрепило авторитарный строй. Китайская власть традиционно поощряла свободную циркуляцию и обмен товаров, что в последние десятилетия способствовало быстрому развитию капитализма, тогда как политическая система основывалась на иерархии статусов, определявшихся – по крайней мере, формально – уровнем «сознательности».

Безопасность

Безопасность является, пожалуй, самой утончённой и сложной в структурном отношении категорией китайской системы МО. Её обоснование заложено не в защищённости субъекта, а в уже известном нам принципе равновесия, взаимного удержания отдельных полюсов существования в рамках всеобщей совместности вещей, которая имеет параллели в самых разных областях знания и практики: онтологии, космологии, антропологии, политике, искусстве и проч. В широком смысле речь идёт о состоянии, используя термин Делёза, «разъединяющего синтеза», схождении вещей по их пределу, достижении единства в бесконечном разнообразии бытия. Мировой фокус предстаёт скрещиванием, пересечением, взаимным превращением полярных начал существования, оставаясь – чисто условно, виртуально – пустотой, вечно отсутствующим местом. В итоге безопасность обеспечивается фактом присутствия в данности опыта и мысли чего-то другого и противоположного, или способностью, если воспользоваться поэтическим образом Уильяма Блэйка, «увидеть мир в песчинке».

В перспективе такого видения (кстати, по своим установкам близкого завету Лао-цзы «созерцать Поднебесную исходя из Поднебесной») и мир, и песчинка могут легко преобразиться, преломиться друг в друга и, следовательно, сполна реализоваться как раз в тот момент, когда они «оставляют себя», переходят в нечто иное, обновляются. В таком случае безопасность гарантируется, как ни странно, полной открытостью миру, своего рода выходом в мир в момент преображения (потенциально всеобщего и вездесущего), но эта открытость – реальность виртуальная и даже сокрытая. Ибо в мире событийности реальность существует потому, что отсутствует в себе.

Теперь мы можем оценить по виду шутливое, но на деле в высшей степени серьёзное и закладывающее основы концепции безопасности суждение древнего даосского философа Чжуан-цзы: в подлинной безопасности и, следовательно, в полном покое будет жить тот, кто сумеет «спрятать Поднебесную в Поднебесной». Этот даосский афоризм отчётливо противопоставляет западной метафизике статичного, всегда тождественного себе бытия динамическую, живую целостность, заложенную во взаимном соответствии сил и качеств существования. В этом мире всеобщей совместности ничего не исчезает и не теряется, каждая вещь удостоверяется её превращением, всякое состояние находит себя в своей состоятельности: стоянии совместно с другими.

Разумеется, подобный взгляд требует радикального переосмысления самого понятия сущего. В свете динамизма событийности вещи оказываются подобием себя и находятся в безопасности именно благодаря их ежемгновенной трансформации, недоступной ни рефлексии, ни чувственному восприятию: здесь всё переходит в иное до того, как обретёт внешнюю форму. Другими словами, они оправдываются их «исчезновением» (мин), «рассеиванием» (сань), «отсутствием» (у), «оставлением/оставленностью» (фан)[28]. Их эфемерность в действительности подтверждает неуничтожимость мира, который в Китае, заметим, уподобляли «одной вещи», «вещности» мира (ведь в событийности отсутствуют трансцендентные принципы, и она не имеет никакой «идеи»).

Таким образом, в мире, по китайским представлениям, нет ничего одухотворённее вещей. Их преображение есть нисхождение к имманентности жизни, чистой материальности опыта: превращение звука в тон, голоса в тембр, цвета в краску, материи в её материальность. Недаром в чань-буддизме просветление приравнивалось к открытию того, что в мире есть «только горы и воды»[29]. Оттого же мир в китайском мировоззрении есть не более – но и не менее – чем подобие себя, так что мудрый может «спрятать мир в мире», предоставляя профанам свободу гадать, какой из миров подлинный. Этот вопрос не имеет ответа в рамках метафизики. Его разгадку нужно искать во временном измерении, ибо природа времени и есть превращение, дистанция отличия от себя. Вместе с тем в мире событийности реально то, что быстротечно, и все вещи подлинны настолько, насколько предшествуют своему внешнему образу, предвосхищают себя. Скорость есть условие успеха стратегии и в особенности военной кампании[30]. Но подлинная безопасность пребывает в моменте мирового творения, где ещё ничего и никого нет. Человек способен вернуться к ней, даже возобновлять её в своём существовании, но не в качестве некоего «я», а благодаря причастности к мировой единотелесности Великого Пути.

И вот два важнейших тезиса стратегии безопасности по-китайски, сформулированные с прицелом на современную теорию информации и искусственного интеллекта.

Первый. В свете популярных ныне разговоров об «онтологической безопасности»[31] онтологическим статусом в китайской концепции безопасности следует наделить саму совместность, сплетение разнородных сил как таковое. Логический предел такого образа бытия воплощают клубок, узел, ризома, необозримая «небесная сеть» (классический китайский образ бытия). Эти метафоры указывают на природу события как единичности единого, превращения внутри целого, момента типизации изначальной хаотической целостности. Такая «хаотизация хаоса» как раз является истоком культуры. Она создаёт непреходящие во времени символические архетипы – нестираемые грани опыта и подлинный арсенал культурной традиции.

Второй. Превращение «небесной сети» имеет внутреннюю ось с двумя полюсами. В одном направлении она ведёт к всеобъемлющему алгоритму, «цифровому коду» мировой событийности, а в другом – к физическому индивиду, который в свете «единого превращения» бытия представляет завершение, конечный пункт и одновременно превращённую форму, инобытие сетевой коммуникации и в этом смысле – реальное воплощение единства единичностей. Момент реализации потенциала информационных систем в биологическом человеке (в качестве, например, исполнителя установленных компьютером заданий, как происходит в современной войне) представляет некую параллель отмеченному выше сведению вещей-форм к их вещественному субстрату.

В конце концов безопасность по-китайски обеспечивается «упрямым фактом бытия» – совершенно естественной, непрозрачной и неуничтожимой вещественностью мира.

Выводы и вопросы

Что можно сказать о перспективах нового мирового порядка в свете особенностей китайского мировоззрения? Первым делом мы сталкиваемся с глубинной неопределённостью, двусмысленностью отношения китайской модели МО к традиционным принципам регулирования отношений между их субъектами, как индивидами, так и государствами. Речь идёт, как мы знаем, о соотношении миропорядка, выстроенного на принципе самотождественности вещей, будь то сущность, форма, образ, идея, субстанция и т.д., и мира, где вещи и сама реальность не тождественны себе, где бытие отсутствует в себе. В этом мире всё есть подобие, причём последнее удостоверяет себя в акте превращения, в своём отличии от себя. Подобные отношения не предполагают ни союзов, ни конфронтации. Их глубинная неопределённость позволяет как подчёркивать собственную самобытность и исключительность (что соответствует примату единичности над единством), так и подражать иным формам жизни, старательно имитировать их (что на деле является лишь продолжением культа специфичности в жизни и, добавим, многое объясняет в неизменном акценте китайского руководства на важности «китайской специфики»).

В обоих случаях высшей формой существования, прообразом подлинности жизни оказывается мнимость – основополагающая категория познания мира, художественного творчества и даже коммуникации в Китае. Речь не идёт о сознательном обмане или попытке утаить истину. Скорее, мнимость делает возможными духовную свободу и радость, даруемые игрой и, говоря шире, игровым отношением к действительности. Более того, самое почитание мнимости указывает, что в ней есть своя правда, скрыта некая недоступная анализу и рефлексии подлинность существования. Это засвидетельствовано, например, популярной даосской сентенцией: «Заимствовать ложное, чтобы сотворить подлинное». Тем самым правда мнимости может служить хорошим противоядием от сползания человечества в животное состояние, трясину «вальяжного нигилизма» (выражение Алана Блума), ставшего конечной точкой эволюции западной интеллектуальной традиции.

Сегодня невозможно со всей точностью определить характер отношений между классической (западной) моделью МО и концепциями мирового порядка, которые можно вывести из китайской традиции. Нельзя даже с уверенностью сказать, что эти концепции могут составить альтернативу западному образу глобального мира. Слишком трудно, если вообще возможно, отделить их от имитации западных принципов отношений и даже определить грань между мнимым и действительным внутри них самих. Но легко увидеть, по крайней мере, два положительных фактора. Во внешнеполитическом плане верховенство мнимости, по крайней мере, исключает конфронтацию не только между западной и китайской моделями глобального мира, но и любыми жизненными мирами. А в плане экзистенциальном китайская глобальность спасает от европейского нигилизма и возвращает современному человеку здоровое и радостное самочувствие жизни.

СНОСКИ

[1] Acharya A., Buzan B. (Eds.) Non-Western International Relations Theory. Perspectives On and Beyond Asia. N.Y., L.: Routledge, 2009. 256 p.

[2] Dillon M. Deconstructing International Politics. N.Y., L.: Routledge, 2013. 232 p.

[3] Voskressenski A.D. Non-Western Theories of International Relations: Conceptualizing World Regional Studies. L.: Palgrave Macmillan, 2017. 271 p.

[4] Грачиков Е.Н. Международные отношения в современном Китае: институционализация дисциплины // Международные процессы. 2014. T. 12. No. 4. С. 49–65.

[5] Dillon M. Security, Philosophy and Politics. In: M. Featherstone, S. Lash, R. Robertson (Eds.), Global Modernities. L.: SAGE Publications, 1995. P. 155–177.

[6] См.: Buzan B., Lawson G. The Global Transformation: History, Modernity and the Making of International Relations. Cambridge: Cambridge University Press, 2015. P. 98.

[7] Совместность – новый аналитический термин, который предлагается здесь для обозначения наименьшего общего знаменателя в любых отношениях между вещами. Его ближайший аналог в европейской философской литературе – «отношение без отношения» Ж. Симондона. Ему также близко понятие синергии.

[8] Дао-Дэ цзин, гл. 54.

[9] Лунь Юй, гл. 6, п. 29.

[10] Zhao T. Redefining a Philosophy for World Governance. L.: Palgrave Macmillan, 2019. P. 58–60.

[11] Qin Y. A Relational Theory of World Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 2018. P. 108.

[12] Qin Y. A Relational Theory of World Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 2018. P. 203.

[13] Grydehøj A., Su P. China and the Pursuit of Harmony in World Politics. N.Y., L.: Routledge, 2021. P. 37.

[14] Nancy J.-L. The Creation of the World or Globalization. N.Y.: SUNY, 2007. Р. 50.

[15] Понятие единичного имеет смысл лишь в соотнесённости с понятием единого. Речь идёт, по сути, о вариации единого. В этом смысле единичность не совпадает с уникальностью. Последняя не содержит в себе потенции целого.

[16] Habermas J. Moral Consciousness and Communicative Action. Cambridge: The MIT Press, 1990. P. 58.

[17] Дао-Дэ цзин, гл. 64.

[18] Малявин В.В. Тайцзицюань: классические тексты, принципы, мастерство. М.: Кнорус, 2011. С. 383.

[19] Обращаем внимание в очередной раз, что отделение приставки создаёт, по сути, новое понятие: речь идёт о возможности опережения противника.

[20] Дао-Дэ цзин, гл. 64.

[21] Krasner S. Abiding Sovereignty // International Political Science Review. 2001. Vol. 22. No. 3. P. 231–233.

[22] Seligman A.B. Ritual and Its Consequences: an Essay on the Limits of Sincerity. N.Y.: Oxford University Press, 2008. P. 20.

[23] Малявин В.В. Сумерки Дао. М.: АСТ, 2003. С. 22.

[24] См.: Plot M. (Ed.) Claude Lefort. Thinker of the Political. L.: Palgrave Macmillan, 2013. P. 3–5; Агамбен Д. Царство и слава. К теологической генеалогии экономики и управления. М.: Институт Гайдара, 2018. 552 с.

Концепция императорской власти как «места пустоты» характерна также для японской политической философии. См.: Nishida K. Last Writings: Nothingness and the Religious Worldview. Honolulu: University of Hawaii Press, 1987. Р. 69, 95.

[25] Делёз Ж. Различие и повторение. СПб.: Петрополис, 1998. 384 с.

[26] Дао-Дэ цзин, гл. 61.

[27] Малявин В.В. Даосские каноны. Философская проза. Книга 1. Иваново: Роща, 2017. С. 287.

[28] Малявин В.В. Китайский этос, или Дар покоя. Иваново: Роща, 2016. С. 21, 27.

[29] Удэн хуэйюань (Свод Изначального от Пяти светильников). Пекин: Чжунхуа шуцзюй, 1984. С. 1135.

[30] Bartram R. Visuality, Dromology and Time Compression: Paul Virilio’s New Ocularcentrism // Time and Society. 2004. Vol. 13. № 2–3. Р. 285–300.

[31] Rumelili B. (Ed.) Conflict Resolution and Ontological Security. Peace Anxieties. N.Y.: Routledge, 2015. 220 p.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313662 Владимир Малявин, Артем Казанцев

Зеркало друг для друга

Как Россия воспринимала Османскую империю в XVIII и XIX веках

ВИКТОР ТАКИ

Преподаватель департамента истории Университета Конкордия в Эдмонтоне (Канада).

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Таки В. Зеркало друг для друга // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 104–118.

«Царь» и «султан» – именно так ведущие западные СМИ нередко называют нынешних лидеров России и Турции. В периоды напряжённых отношений между Москвой и Анкарой, один из которых наступил после того, как турецкие ПВО сбили российский штурмовик в ноябре 2015 г., появляются газетные заголовки типа «Царь против султана»[1]. Напротив, во время сближения России и Турции можно увидеть формулировки наподобие «Встреча султана с царём», либо вариации на эту тему[2]. Скептически оценивая перспективы партнёрства России и Турции, западные наблюдатели тем не менее изображали руководителей двух стран весьма сходным образом.

«Царь» Путин и «султан» Эрдоган нередко описываются в подобных публикациях крайне эмоционально. Так, популярный британский историк Майкл Бурлей в статье, опубликованной Daily Mail в феврале 2016 г., назвал двух лидеров «президентами с непомерным эго» (ego-fuelled presidents), борьба между которыми в Сирии стала причиной страданий миллионов беженцев и угрожает международному сообществу новой мировой войной[3]. За два месяца до этого гранд-дама французской политической журналистики Катрин Нэй заявила на страницах ведущего французского еженедельника Valeurs actuelles, что эти два лидера «излучают… пугающее желание доминировать и попытки воссоздать Советскую и Османскую империи»[4].

Ещё более предвзяты и эмоционально заряжены описания этих двух стран. Особенно яркое тому подтверждение мы находим в статье Юлии Иоффе, опубликованной журналом Foreign Policy в ноябре 2015 года. По её словам, «и Турция, и Россия в своём собственном понимании остаются огромными, многонациональными империями, и эта убеждённость до сих пор пульсирует в их столицах, уже давно лишившихся огромных участков своих территорий, которые они до сих пор стремятся вернуть». Автор изображает кризисы в Сирии и на Украине как «предсмертную агонию империй, шлейфы их наследия – и весь мир пытается сдержать и смягчить конвульсии этого перехода»[5].

Западные обозреватели тем самым возвращаются к ориенталистскому дискурсу, существовавшему на Западе во время Крымской войны (когда, кстати, появились первые публикации под названием «Царь и султан»)[6]. Этот дискурс сводит сложность внешней политики двух крупных государств к личным прихотям властолюбивых правителей, которые так резко контрастируют с видимой умеренностью западных лидеров. Изображение России и Турции как держав на спаде, скованных воспоминаниями о прежнем величии, создаёт образ Востока XIX века как застойного, окостеневшего или застывшего во времени[7]. Таким образом, «царь» и «султан» становятся символами двух отсталых или даже отживающих свой век образований, возглавляемых иррациональными правителями, гоняющимися за фантомами былой имперской славы.

Многогранный ориентализм

Возрождение заезженных штампов XIX века свидетельствует о том, что ориентализм не утратил актуальности для понимания взглядов Запада на Россию и Турцию. Однако эти две страны никогда не были просто объектами западноевропейского ориенталистского дискурса. В разные периоды прошлого их элиты усваивали западные ориенталистские схемы, чтобы конструировать собственные оригинальные взгляды на соседей и мир в целом. За последние четыре десятилетия историки и литературоведы продемонстрировали, что ориентализм в саидовском смысле не ограничивается Великобританией и Францией XIX века или Соединёнными Штатами XX столетия – его можно встретить и в других странах[8]. В то же время недавние исследования подтвердили верность взгляда Эдварда Саида на ориенталистский дискурс как совокупность глубоко предвзятых и стереотипных описаний исторических и культурных реалий группы стран, которые помогли авторам этих описаний представить себя в качестве проводников прогресса и цивилизации. Высмеивая отсталость своих восточных и южных соседей, элиты императорской России и Османской Турции стремились преодолеть устойчивые ассоциации своих стран с Азией или Востоком, которые были характерны для западноевропейских авторов[9].

Ориенталистский дискурс был не просто способом утверждения принадлежности к цивилизованному миру. Приведённый ниже анализ описания русскими авторами Османской империи предполагает, что ориенталистские схемы могли использоваться для формулирования критического и часто оценочного взгляда на западное общество[10]. Это сочетание ориентализма и критичного отношения к Западу, или оксидентализма, отражало неоднозначное отношение к европейской цивилизации, характерное для изначально незападной страны, правители которой в определённый момент начали сознательную политику вестернизации[11]. Далее я покажу, что эволюция российских взглядов на державу Османов в 1700-х и 1800-х гг. была обусловлена изменением отношения как императорской России, так и Османской Турции к Европе. Я продемонстрирую важность этого для понимания отношения современных России и Турции к Западу, а также друг к другу.

На первый взгляд российские представления об Османской Турции могут показаться решительно вторичными, поскольку публикации российской прессы о южном соседе часто представляли собой переведённые отрывки из книг западноевропейских авторов и воспроизводили западные ориенталистские клише. Наиболее важным был дискурс о закате Османов, лучше всего выраженный в формуле «больного человека», которую часто приписывают Николаю I[12]. Однако за этим, казалось бы, производным характером российского дискурса об Османской Турции и, в частности, о её упадке, скрывается некая самобытность, демонстрирующая, что Россия является чем-то большим, нежели интеллектуальной периферией западного мира. Эта самобытность заключается в истолковании русскими авторами причин того, что они называли упадком Османов.

В XVIII веке русские наблюдатели объясняли поражения турок в столкновениях с русской армией их пренебрежительным отношением к европейским наукам и искусствам – прежде всего к военному искусству, которое сами русские небезуспешно осваивали со времён царствования Петра I.

С этой точки зрения Россия выглядела как ученик Европы, полноценное вписывание которого в европейскую семью было лишь вопросом времени. Османская империя, напротив, была чуждой Европе именно потому, что отказывалась у неё учиться.

Михаил Прокудин-Горский, служивший при русском посольстве в Стамбуле в 1760-е гг., находил что «просвящения [турецкий] народ ни малейшего не имеет, ибо леность и сластолюбие столь отягчили их сердце, что они никакую должность положенную действительно не могут править», а также отмечал, что «свободных наук они не знают»[13]. Россия же, напротив, демонстрировала, как благотворно для неё подражание европейским наукам и искусствам. По словам Евгения Булгари, греческого священнослужителя и учёного из Османской империи, эмигрировавшего в Россию по приглашению Екатерины II, русские являли собой народ, «раздираемый мятежами, утопающий в жестокости и в варварстве», который «в короткое время принимает удивительный образ, берёт совершеннейший порядок и строй в военных делах, и наконец восходит на высочайшую степень славы и могущества»[14].

Булгари считал, что Османы могут последовать примеру России, подражая европейцам в науках, военном искусстве, сельском хозяйстве и торговле; в этом случае война с ними «дала бы чувствовать удивлённой Европе тяжесть обученной Порты более чем прежде»[15]. Однако другие русские авторы по-прежнему скептически относились к такой возможности. По мнению Петра Артемьевича Левашёва, поверенного в делах российского посольства в Стамбуле в 1760-е гг., такая реорганизация свела бы на нет ценность личного мужества турок и сделала бы их «одушевлёнными только машинами»; «[н]еистовство их, происходящее от чрезмерной ревности к закону, заменено бы было строгостью, долженствующею непременно оное ослабить; сверх же того их закон, положение их земли, образ их жизни много может препятствовать ко введению как политической внутрь сего государства перемены, так и в войске оного, что одно без другого учинено быть не может»[16].

Вестернизация и сомнения

Ситуация изменилась на рубеже девятнадцатого столетия. Низам-и Джедид, или военно-административные реформы Селима III открыли череду попыток османских правителей перестроить вооружённые силы по европейским образцам. Со временем преобразования способствовали более широкой культурной вестернизации турецкого общества. Другими словами, султаны-реформаторы начали подражать европейским искусствам и наукам, пренебрежение которыми до сих пор якобы объясняло их поражения на поле боя. Образованные россияне скептически восприняли такое развитие событий. Так, дипломатический представитель Российской империи в Стамбуле в 1790-е гг. Виктор Кочубей утверждал, что реформы Селима III «не пустят корней», поскольку «национальные предрассудки недостаточно ослабли, чтобы допустить нововведения»[17]. Государственный переворот, положивший конец правлению Селима III в 1807 г., как будто бы подтвердил это мнение. Однако Махмуд II (1808–1839) продолжил усилия своего сводного брата, в результате чего процесс вестернизации Османской империи стал необратимым.

Русские наблюдатели критически отнеслись к османской вестернизации. Их реакция во многом была обусловлена продолжающейся переоценкой отношения России к Европе и европейской цивилизации, которая началась под влиянием противостояния России с революционной и наполеоновской Францией. Эту переоценку не следует рассматривать как конец или обращение вспять культурной вестернизации самой российской элиты. Напротив, она стала результатом вовлечения образованных россиян в критику Просвещения, начатую западными мыслителями-романтиками в конце XVIII – начале XIX века. В результате понятие «народность» не только стало ключевым элементом официальной идеологии России, определённой министром народного просвещения Сергеем Уваровым, но и вошло в российские описания Османской империи, опубликованные в середине XIX века.

С 1830-х гг. российские исследователи стали утверждать, что прозападные реформы султанов подавили национальный характер турок и разрушили национальные институты (например, янычарский корпус), которые были источником их силы. Этот аргумент объяснял военные неудачи реформированной османской армии. По мнению участника Русско-турецкой войны 1828–1829 гг., главного врача русской армии Карла Зейдлица, османы потерпели поражение не из-за «незнани[я] Европейской военной науки, а [из-за] упадок[а] воинского духа; а дух этот убила военная солдатская выправка новейшего времени, которую им навязали и в которой они не видят ни смысла, ни необходимости»[18]. В необычайно популярных «Очерках Константинополя» русский дипломат Константин Базили критиковал увлечение «чужеземным образованием», в результате которого «впадает в забвение и пренебрегается их [турков] коренное образование». С учётом «непреступн[ой] преград[ы] религии и самобытной народности», отделяющей Османскую империю от Европы, «первым делом преобразователя должно быть поддержание этой народности». Следуя этой логике, «единственное и спасительное средство образовать Турцию было в улучшении существующих в ней коренных Мусульманских учебных заведений»[19].

Налицо интересная инверсия в объяснении образованными русскими людьми, жившими в XVIII и XIX веках, причин упадка Османской империи: от очевидной неспособности османов подражать европейцам до такого бездумного подражания, которое якобы убило национальный характер. Объяснение постоянных побед России над османами претерпело аналогичную инверсию. Авторы XVIII века рассматривали успехи России как результат создания Петром I армии по европейскому лекалу. В противовес этой логике победы более позднего времени – прежде всего над Наполеоном – всё чаще объяснялись духовными качествами русских солдат и преданностью народа своей вере и царю, которая якобы составляла суть национального характера.

Российский дискурс об османском упадке был не просто рассуждениями о непреодолимой пропасти, отделявшей Османов от Европы и России.

Он также всё больше становился своего рода критикой европейского общества и нравов, сквозившей в оценке вестернизаторских преобразований османских султанов. В 1840-х и 1850-х гг. российские наблюдатели делали это с точки зрения народности, хотя в те годы это понятие только входило в официальную риторику и интеллектуальные дебаты. Во второй половине XIX века та же критика была встроена в более сложные схемы, такие как теория культурно-исторических типов Николая Данилевского, поставившая под сомнение само существование единой цивилизации как универсальной общечеловеческой рамки.

Оксидентализм спешит на помощь

Переход от ориентализма к оксидентализму в российских представлениях об Османской империи можно наблюдать в критике более широких культурных изменений, сопровождавших вестернизаторскую политику султанов в середине XIX века. Российские дипломаты и путешественники в середине века не могли не заметить значительных изменений во внешнем облике Османской империи и их столицы. Реформы Махмуда II и его сына-преемника способствовали усвоению элитой европейской культурной практики, в то время как растущий поток западных промышленных товаров и всё более заметное присутствие туристов портили удовольствие от вещей, достопримечательностей и обычаев, которые россияне считали «подлинно» восточными. Слишком поверхностная, чтобы поставить Османскую империю в один ряд с европейскими державами, вестернизация оказалась достаточно заметной, чтобы снизить привлекательность восточного колорита в глазах образованных подданных царя.

Так, Владимир Титов, служивший официальным представителем российской империи на Босфоре, уже в 1837 г. сообщал, что «богатые ковры Персии и Кашмира», «гордые жеребцы Аравии», «многоценное дамасское оружие» и «хвалёный левантийский кофе» либо исчезли, либо заменены более дешёвой англо-американской продукцией. По мнению Титова, эти преобразования в материальной стороне жизни Востока сопровождались изменениями в психологии и нравах, в результате которых Османы и их подданные частично утратили восточный характер. По мере того как «уродливый красный колпак» и «неловкий сюртук из европейского сукна» приходили на смену кашмирским шалям и шёлковым одеяниям, уходила гордая таинственность мусульманского образа жизни, и «почти не видно того зверства и фанатизма», бывшего когда-то излюбленной темой восточных путевых записок[20]. Став доступными и открытыми для иностранных гостей, даже гаремы больше не соответствовали ожиданиям туристов[21].

Поразительные изменения в одежде и поведении, начатые при Махмуде II и продолженные его сыном, символизировали исчезновение чисто восточного стиля. По словам Матвея Гамазова, российского представителя в международной комиссии по делимитации османо-персидской границы в 1849–1852 гг., «пёстрые восточные одежды уступили место европейским тёмным кафтанам и узким панталонам, чалма заменилась фескою, размеры бород, янтарных мундштуков и чубуков уменьшились, чепраки и сёдла утратили много своей роскоши». За исключением лёгких и изящных каиков на Босфоре, отделанных бархатом и приводимых в движение рослыми и мускулистыми гребцами, «всё остальное измельчало, выдохлось, полиняло»[22]. Эти изменения в качестве облачений и материальных предметов в итоге отразились на обычаях и нравах, так как «самая строгость в исполнении религиозных обрядов уступила место ухваткам и образу действий, исполненному легкомыслия»[23].

Вершиной эстетствующей критики, несомненно, являются труды Константина Леонтьева, крупного русского консервативного мыслителя, который в 1860-е и начале 1870-х гг. служил русским консулом в разных городах европейской части Турции. Как и у многих других консерваторов, недовольных современностью, глаз Леонтьева отдыхал «только на чём-нибудь азиатском», будь то «на тёмном болгарине, смиренно пашущем за деревней в синей чалме, или на каком-нибудь турецком всаднике, у которого шальвары светло-голубые, а куртка пунцовая и откладные рукава летят на скаку в обе стороны…»[24]. Для Леонтьева не имело значения, что «всадник тиран, а пахарь жертва», так как подобные контрасты составляли, по его мнению, «цветущую сложность» восточного общества.

С другой стороны, российский консул сожалел о демократизирующем влиянии «эмансипационных реформ новоевропейского стиля», которые были проведены в Османской империи после Крымской войны[25]. По мнению Леонтьева, принцип юридического равенства, введённый рескриптом султана в 1856 г., фатально ослабил Османскую империю, которая до сих пор препятствовала распространению «общеевропейского утилитарно-безбожного стиля общественной жизни»[26]. Реформы танзимата породили славянскую интеллигенцию, не представлявшую собой «ничего, кроме самой пошлой и обыкновенной современной буржуазии», чьи одинаковые европейские сюртуки символизировали триумф «среднего европейца»[27] и предвещали «всемирное разрушение»[28].

Критика поверхностности вестернизации, которую можно найти в ранних откликах на реформы Селима III и Махмуда II, превращается у Леонтьева в критику поверхностности современной западной культуры как таковой.

Европеизированная Турция – лишь одно из мест, где проявляется эта поверхностность. В то же время Леонтьев был не единственным русским автором, который критиковал западное общество с позиций ориентализма. В неявной форме тенденцию можно обнаружить в трудах и речах русских славянофилов и панславистов 1860-х и 1870-х гг., которые больше были озабочены вестернизацией южных славян, нежели их дальнейшим пребыванием под османским владычеством[29]. При всей их антиосманской и антимусульманской риторике Иван Аксаков и Николай Данилевский признавали, что «османское иго» защищало православных единоверцев от «пагубного» западного влияния[30].

С этой точки зрения традиционная борьба России с Османской империей приобрела совершенно иной смысл. Ранние русские авторы оправдывали войны с Османами их враждебностью к христианству и европейской цивилизации. Однако растущее влияние Запада на османское правительство делало российско-османское противостояние скорее проявлением более широкой борьбы России с Западом. Это, безусловно, относилось к Данилевскому, для которого Крымская война в конечном счёте была проявлением конфликта между романо-германским миром во главе с Британией и Францией и славянским миром во главе с Россией. Российско-османское противостояние может быть также переосмыслено с точки зрения борьбы между консерватизмом и либерализмом. В разгар Восточного кризиса 1875–1878 гг. Леонтьев утверждал, что «[Н]е потому надо, например, удалить Султана, что он самодержавный азиятский Монарх (это хорошо), а потому, что держава его стала слаба и не может уже более противиться либеральному европеизму»[31].

Притяжение и отталкивание

Что эти метаморфозы во взглядах русских XVIII и XIX веков на Османскую империю говорят нам о России и Турции в целом и их месте в современном мире в частности? Как бы ни старались образованные русские утвердить «инаковость» Османской империи в XVIII и XIX веках, их представления о державе султанов выдают фундаментальное сходство между двумя странами, существовавшее в XIX веке и сохранившееся в наши дни. Это сходство не сводится к тому, что Пётр Великий, очевидно, служил ориентиром для ряда османских султанов в их реформах, или что авторитарный режим президента Путина может служить образцом для президента Эрдогана. Это сходство более глубокое и связано с отношением как России, так и Турции к Европе и Западу.

История петровской и постпетровской России, как и Турции эпохи танзимата, – это история правителей и элит, пытавшихся вестернизировать общество, которое не принимало существенного участия в основополагающих процессах построения современной западной цивилизации (Ренессанс и особенно Реформация). Как показал вышеприведённый анализ, между петровскими реформами в России и началом сознательных и систематических попыток вестернизации в Османской империи прошло примерно столетие. В результате россияне всегда были на шаг впереди османов: к тому времени, когда последние начали познавать европейские «искусства и науки», россияне уже критиковали вестернизацию и вскоре выработали критический взгляд на западное общество как таковое. Это хронологическое несоответствие помогло россиянам представить Османскую Турцию как нечто Иное и смотреть на неё свысока. Однако современного исследователя не должна вводить в заблуждение эта сконструированная «инаковость», поскольку за ней скрывается фундаментальное сходство в отношении России и Турции к Западу.

Обе страны представляют собой редкий пример изначально незападного общества, подвергшегося вестернизации, но не утратившего при этом политического суверенитета.

Императорская Россия и Османская Турция являются, соответственно, первой и второй страной в истории человечества, чьи правители и элиты сознательно приняли политику вестернизации, чтобы оставаться суверенными игроками в условиях растущей военной, экономической и культурной мощи западных стран. В этом смысле Россия и Турция резко отличаются от подавляющего большинства других незападных обществ, где вестернизация совпала с колониальным или, по крайней мере, квазиколониальным господством Запада.

Конечно, существовали значительные различия в степени суверенитета, которым каждая страна пользовалась в разные периоды. Суверенитет поздней Российской империи, зависевшей от французских займов и подвергавшейся внутренним и внешним вызовам со стороны революционеров и германской военной мощи, имел определённые пределы. То же самое можно сказать и об империи Абдул-Хамида II, вся фискальная система которой в какой-то момент оказалась под иностранным контролем. Россия в 1990-е гг. и Турция в период холодной войны также не были полностью суверенными образованиями в геополитическом смысле. И тем не менее даже если время от времени этот суверенитет оказывался под вопросом, он неоднократно возрождался как в случае с советской и постсоветской Россией, так и в случае с кемалистской и эрдогановской Турцией. По этой причине предложенная формула – изначально незападное общество, прошедшее вестернизацию без фактической потери политического суверенитета – по-прежнему актуальна для обеих стран, делая понятным многое в их международном поведении, а также в их непростых отношениях с Западом.

Сочетание геополитического суверенитета с сохраняющейся открытостью западной культуре объясняет сосуществование ориентализма и оксидентализма (критики «дикого» Востока и «цивилизованного» Запада) как средств конструирования элитарной идентичности в обеих странах. Ориентализация восточных и/или южных соседей помогала образованным россиянам, а также их османским и турецким коллегам представить себя носителями прогресса и цивилизации, а оксиденталистский дискурс позволял им сознавать свои отличия от Запада. В результате современная российская и турецкая идентичность представляет собой причудливое смешение западных и антизападных тем. Политическое долголетие президентов Путина и Эрдогана можно объяснить, в частности, их способностью убедительно выразить это неоднозначное отношение к Западу, характеризующее как российское, так и турецкое общество.

Фундаментальное сходство России и Турции как изначально незападных стран, прошедших вестернизацию без потери суверенитета, также помогает понять состояние их современных двусторонних отношений. История Запада показывает, что конфликты внутри европейского сообщества, то есть конфликты между странами, имеющими много общего, до недавнего времени были более интенсивными, чем конфликты между западными и незападными государствами. Другими словами, фундаментальное сходство в отношении России и Турции к Западу не делает их автоматически союзниками. Более того, стойкая привязанность российской и турецкой элит к политическому суверенитету объясняет некоторые из недавних трений между ними.

Сочетание ориентализма и оксидентализма, определяющее самопрезентацию российской и турецкой элит, также может способствовать возникновению напряжённости. Неоосманизм бывшего премьер-министра Ахмета Давутоглу и президента Реджепа Эрдогана, который повлёк за собой конфликт с Сирией и напряжённость в отношениях с Россией, можно рассматривать как позднее проявление османского ориенталистского дискурса в отношении арабов, а также как попытку мобилизовать суннитскую мусульманскую идентичность, которая не может не иметь определённого антизападного подтекста. Российские представления о Турции в разгар кризиса со сбитым самолётом также сочетают элементы ориентализма и оксидентализма: страна изображалась как сторонница исламского фундаментализма, но также и как агент Запада.

Последующие русско-турецкие трения по поводу Ливии и Нагорного Карабаха способствовали сохранению двойственного восприятия Турции в российских СМИ. После 24 февраля 2022 г. военная помощь Анкары Киеву, закрытие проливов для российских военных кораблей, её участие в организации неравноценных обменов российскими и украинскими военнопленными, а также её роль в заключении черноморской зерновой сделки не способствовали популярности президента Эрдогана среди российских сторонников СВО. И тем не менее двусмысленные или даже враждебные действия Анкары не отменяют выгод, извлекаемых Москвой из трений, существующих между самой Турцией и «коллективным Западом», будь то по вопросу Северного Кипра, сирийских беженцев, или отказа США продать Турции истребители F-35 после приобретения ею российских систем ПВО. Эти и другие источники напряжённости между президентом Эрдоганом и западными лидерами свидетельствуют о сохранении в обозримом будущем фундаментального противоречия в отношениях Турции с Западом, которое принципиально не отличается от того, что существует в отношениях между Западом и Россией.

Ни российский, ни турецкий лидер не готовы отказаться от роли суверенного игрока, что является базовым условием членства в западном политическом сообществе.

В то же время вряд ли Путин и Эрдоган способны выступать в этом суверенном качестве в одиночку: они не смогут обойтись друг без друга, а также без всех прочих незападных лидеров, которые также претендуют на роль независимых игроков. Здесь стоит вспомнить, что само явление политического суверенитета возникло в Европе в ходе одновременного становления нескольких территориальных государств. Конфликты и трения, существовавшие между этими государствами с самого начала, не помешали им в конце концов восторжествовать над претендовавшей на европейскую или даже мировую гегемонию Габсбургской монархией, что и было закреплено Вестфальским миром 1648 года. Сохранение России и Турции как независимых, хотя порой и неудобных друг для друга игроков является условием возрождения в глобальном масштабе той Вестфальской системы международных отношений, которая могла бы помочь сохранить множественность и многообразие мира, так же как она однажды помогла сохранить множественность и многообразие Европы.

Данная статья развивает положения книги Tsar and Sultan: Russian Encounters with the Ottoman Empire (L.: I.B. Tauris & Co Ltd, 2016), вышедшей затем на русском языке в издательстве НЛО («Царь и султан. Османская империя глазами россиян»).

СНОСКИ

[1] Tsar v. Sultan // The Economist. 03.12.2015. URL: https://www.economist.com/europe/2015/12/03/tsar-v-sultan (дата обращения: 18.01.2023).

[2] Orucuglu B. The Tsar Meets the Sultan // Foreign Policy. 12.04.2014. URL: https://foreignpolicy.com/2014/12/04/the-tsar-meets-the-sultan-turkey-russia/?wp_login_redirect=0 (дата обращения: 18.01.2023).

[3] Burlegh M. The Sultan and the Tsar: Will the Imperial Ambitions of Russia’s Putin and Turkey’s Erdogan Spark a New World War // Daily Mail. 13.02.2016. URL: http://www.dailymail.co.uk/news/article-3446089/The-Sultan-Tsar-imperial-ambitions-Russia-s-Putin-Turkey-s-Erdogan-spark-new-World-War-asks-historian-MICHAEL-BURLEIGH.html (дата обращения: 18.01.2023).

[4] Ney C. Le tsar et le sultan // Valeurs actuelles. 04.12.2015. URL: https://www.valeursactuelles.com/le-tsar-et-le-sultan-57608 (дата обращения: 18.01.2023).

[5] Ioffe J. The Czar vs. the Sultan // Foreign Policy. 25.11.2015. URL: http://foreignpolicy.com/2015/11/25/the-czar-vs-the-sultan-turkey-russia-putin-erdogan-syria-jet-shootdown/ (дата обращения: 18.01.2023).

[6] Gilson A., Bouvet F. The Czar and the Sultan; or Nicholas I and Abdul-Medjid. N.Y.: Harper & Brothers, 1855. 195 p.

[7] Said E.W. Orientalism: Western Concepts of the Orient. L.: Penguin, 2006. 636 p.

[8] О немецком ориентализме подробнее см.: Marchand S. German Orientalism in the Age of Empire: Religion, Race, and Scholarship. Cambridge: Cambridge University Press, 2009. 560 p.

[9] О российском ориентализме подробнее см.: Schimmelpenninck van der Oye D. Russian Orientalism: Asia in the Russian Mind from Peter the Great to Emigration. New Haven, L.: Yale University Press, 2010. 298 p.; Tolz V. Russia’s Own Orient: The Politics of Identity and Oriental Studies in the Late Imperial and Early Soviet Period. N.Y.: Oxford University Press, 2011. 202 p. О турецком ориентализме подробнее см.: Herzog C., Motika R. Orientalism Alla Turca: Late 19th/Early 20th Century Ottoman Voyages into the Muslim “Outback” // Die Welt des Islams. 2000. Vol. 40. No. 2. P. 139–195; Makdisi U. Ottoman Orientalism // American Historical Review. 2002. Vol. 107. No. 3. P. 768–796; Eldem E. The Ottoman Empire and Orientalism: An Awkward Relationship. In: F. Pouillion, J.-C. Vatin (Eds.), After Orientalism: Critical Perspectives on Western Agency and Eastern Re-Appropriations. Leiden: Brill, 2010. P. 89–101.

[10] Что касается ориенталистских описаний России западноевропейскими писателями, см.: Poe M. A People Born To Slavery: Russia in Early Modern European Ethnography, 1476–1748. Ithaca: Cornell University Press, 2000. 293 p.; Wolff L. Inventing Eastern Europe: The Map of Civilization on the Mind of the Enlightenment. Stanford: Stanford University Press, 1994. 419 p.; Neumann I.B. Russia and the Idea of Europe: A Study in Identity and International Relations. N.Y.: Routledge, 2016. 232 p.; его же: Uses of the Other: “The East” in European Identity Formation. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1999. 281 p.; Adamovsky E. Euro-Orientalism: Liberal Ideology and the Image of Russia in France (c. 1740-1880). Bern: Peter Lang, 2006. 364 p.

[11] См.: Carrier J.G. (Ed.) Occidentalism: Images of the West. Oxford: Clarendon Press, 1995. 268 p.; Buruma I., Margalit A. Occidentalism: The West in the Eyes of Its Enemies. L.: Penguin Books, 2004. 176 p.

[12] Для знакомства с анализом заимствованных крылатых выражений западных ориенталистов см.: Taki V. Orientalism on the Margins: the Ottoman Empire Under Russian Eyes // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2011. Vol. 12. No. 2. P. 321–351; Taki V. Tsar and Sultan: Russian Encounters with the Ottoman Empire. L.: I.B. Tauris & Co Ltd, 2016. 320 p.

[13] [Прокудин-Горский М.И.] Письма, или уведомления в Москву бывшего в Константинополе в 1760 году дворянином посольства лейб-гвардии Преображенского полку сержанта М.П. // Ежемесячные сочинения. 1764. Т. 20. С. 62–85.

[14] [Булгари Е.] Рассуждение на действительно критическое состояние Оттоманской Порты / Пер. с франц. А. Кругликова. М.: Университетская типография, у Н. Новикова, 1780. С. 51–52.

[15] Там же. С. 19.

[16] [Левашёв П.А.] Цареградские письма. СПб.: Изд-во П.И. Богдановича, 1789. С. 60.

[17] Письма князя В.П. Кочубея графу С.Р. Воронцову. В кн.: Архив князя Воронцова. М.: Изд-во А.И. Мамонтова, 1870. Т. 18. С. 108.

[18] Воспоминания К.К. Зейдлица о Турецком походе 1829 года // Русский архив. 1878. No. 5. С. 110.

[19] Базили К. Босфор и новые очерки Константинополя. СПб.: Изд-во Н. Греча, 1836. Т. 2. С. 225–226.

[20] Космократов Т. [Титов В.П.] Восточная жизнь // Современник. 1837. No. 4. C. 27–28.

[21] Там же.

[22] [Гамазов М.] От Босфора до Персидского залива // Время. 1861. No. 6. C. 516.

[23] Там же. С. 517.

[24] Леонтьев К.Н. Мои воспоминания о Фракии. В кн.: К.Н. Леонтьев, Полное собрание сочинений. Т. 6. СПб.: Изд-во «Владимир Даль», 2007. С. 188–189.

[25] Леонтьев К.Н. Плоды национальных движений на Православном Востоке. В кн.: К.Н. Леонтьев, Полное собрание сочинений. Т. 8. Ч. 1. СПб.: Изд-во «Владимир Даль», 2008. С. 590.

[26] Там же. С. 593.

[27] Леонтьев К.Н. Дополнение к двум статьям о Панславизме. В кн.: К.Н. Леонтьев, Полное собрание сочинений. Т. 7. Ч. 1. С. 269.

[28] Леонтьев К.Н. Средний европеец как орудие всемирного разрушения. В кн.: К.Н. Леонтьев, Полное собрание сочинений. Т. 8. Ч. 1. СПб.: Изд-во «Владимир Даль», 2007. С. 159–234.

[29] О беспокойстве русских славянофилов и панславистов относительно западного влияния на южных славян см.: Хомяков А.С. К сербам: Послание из Москвы. В кн.: А.С. Хомяков, Полное собрание сочинений. Т. 1. М.: Университетская типография, 1900. С. 377–408.

[30] Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб.: Изд-во тов. «Общественная польза», 1878. 276 с.

[31] Леонтьев К.Н. Письма о восточных делах. В кн.: К.Н. Леонтьев, Полное собрание сочинений. Т. 8. СПб.: Изд-во «Владимир Даль, 2007. С. 47–48.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313661 Виктор Таки

Новейшая история: краткий курс

Исторический нарратив Владимира Путина в 2019–2022 годах

АЛЕКСЕЙ МИЛЛЕР

Доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Миллер А.И. Новейшая история: краткий курс // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 88–103.

Владимир Путин довольно часто обращался к истории в своих выступлениях в качестве Президента и Председателя Правительства Российской Федерации. Тщательный анализ обращений к прошлому в высказываниях до 2018 г. проделан Ольгой Малиновой[1]. Есть и другие качественные исследования этой темы[2]. В выступлениях по актуальным вопросам краткие отсылки к истории имели вспомогательный характер, дополняя и «украшая» речь.

Довольно часто Путин выступал в связи с различными памятными датами и юбилеями, где апелляция к прошлому предполагается самим жанром речи. Встречаются также выступления «директивного» характера на встречах с «исторической общественностью», с рекомендациями о том, как организовать работу историков, преподавание истории в школе и т.д.

Лишь однажды за этот длительный период Владимир Путин опубликовал специальную статью по вопросам истории – в варшавской «Газете Выборчей» под названием «Страницы истории – повод для взаимных претензий или основа для примирения и партнёрства?». Она предваряла выступление премьер-министра России в 2009 г. на Вестерплятте в ходе визита в Польшу[3].

С конца 2019 г. обращения к истории приобрели новое качество и форму. Это развёрнутые речи и, что не имело прецедента после статьи 2009 г., две специальные статьи первого лица государства по историческим вопросам. Материалы принимались как не подлежащие критике в среде союзных власти организаций, таких как РВИО и РИО. Они же были мишенью разнообразного охаивания со стороны политических противников российского президента. Лишь изредка тексты становились предметом серьёзного критического анализа именно в своей исторической составляющей[4].

При всём внимании, позитивном и негативном, которое получили недавние выступления Владимира Путина, посвящённые истории, поражает то, что они практически не анализировались как политические высказывания, каковыми, без сомнения, и являются прежде всего. Иначе говоря, ещё предстоит разобраться, кто был адресатом каждого из этих выступлений, каковы были их политические задачи. Данная статья предлагает ответы на эти вопросы, которые, как нам представляется, существенно дополняют представление о динамике политических процессов в этот полный драматизма период.

Рука примирения

Сначала обратимся к 2009 г., когда создан прецедент развёрнутого письменного выступления Владимира Путина на острую историческую тему. Визит в Польшу по приглашению польского премьера Дональда Туска происходил в день годовщины начала Второй мировой войны. Ему предшествовал длительный период весьма высокого напряжения между Москвой и Варшавой, а также между коллективным Западом и Россией. Потепление в отношениях Варшавы и Москвы происходило параллельно «перезагрузке» между Вашингтоном и Москвой, начатой администрацией Барака Обамы. Именно в этом контексте следует анализировать речь Путина на Вестерплятте и его статью в «Газете Выборчей»[5].

Темой исторических рассуждений ожидаемо стали договор о ненападении России и Германии 23 августа 1939 г. и Катынь. Оба события глава российского правительства поставил в более широкий контекст, с самого начала заявив, что «предвоенная ситуация в Европе рассматривается фрагментарно и вне причинно-следственной взаимосвязи». Принципиально важному заявлению, что «без всяких сомнений, можно с полным основанием осудить пакт Молотова–Риббентропа, заключённый в августе 1939 года», и оценке пакта как «аморального» Путин предпослал перечисление более ранних событий, а именно Мюнхенское соглашение 1938 г. Франции и Британии с Гитлером, раздел Чехословакии (с участием в нём Польши) и аншлюс Австрии. Говоря о расстреле польских военнопленных в 1940 г., Путин заявил, что «мемориалы “Катынь” и “Медное”, как и трагическая судьба русских солдат, взятых в польский плен в ходе войны 1920 года, должны стать символами общей скорби и взаимного прощения»[6].

Речь Путина и его статья выдержаны в подчёркнуто уважительном и примирительном тоне, что само по себе было посланием в несколько адресов. Весной и летом 2009 г. Европарламент и ОБСЕ приняли резолюции, предлагавшие сделать 23 августа днём памяти жертв нацизма и сталинизма[7]. Наиболее активную роль в принятии этого решения играли политики Прибалтики. В России события не прошли незамеченными, вызвали критику и протесты. Раздражение в отношениях с прибалтийскими республиками и Польшей нарастало с 2005 г., когда там широко обсуждалась и частично была реализована идея бойкота юбилейных торжеств 9 мая в Москве, и получило дополнительные стимулы в 2007 г. после истории с переносом «Бронзового солдата» в Эстонии и других подобных событий. Мюнхенская речь 2007 г. явилась наиболее известным, но далеко не единственным проявлением неудовлетворённости Москвы её отношениями с Западом. Накануне визита Владимира Путина в Польшу звучало немало высказываний о несвоевременности и бессмысленности поездки. Таким образом, взвешенный и примирительный тон российского премьера стал сигналом для отечественной общественности, что власти готовы отказаться от конфронтационной политики, если получат адекватного собеседника на другой стороне[8]. От Туска такой сигнал поступил, и Путин его принял, а Прибалтику в речи тщательно избегал называть в ожидании, не сменят ли курс и там, и говорил о безымянных «тех, кто занимается передёргиванием истории».

И, конечно, адресатом Путина была Старая Европа. Именно к ней Москва традиционно обращалась, когда критиковала историческую политику новых членов Европейского союза, прибалтов и поляков, которая так разительно отличалась от консенсуса в политике памяти, сформировавшегося в прежнем Евросоюзе к концу XX века Москва предлагала Берлину и Парижу призвать новых членов объединения к порядку и с огорчением наблюдала, как, напротив, новички из Восточной Европы начинали менять культуру памяти в ЕС. Именно к лидерам Евросоюза и США обращены заключительные слова статьи Путина, его апелляция к консенсусу Нюрнбергского процесса: «Создание Антигитлеровской коалиции – это, без преувеличения, поворотный пункт в истории ХХ века, одно из крупнейших, определяющих событий прошедшего столетия. Мир увидел, что страны и народы, при всех их различиях, многообразии национальных устремлений, тактических противоречиях – способны объединяться во имя будущего, для противодействия глобальному злу. И сегодня, когда нас скрепляют единые ценности, – мы просто обязаны использовать этот опыт партнёрства, чтобы эффективно противостоять общим вызовам и угрозам, расширять глобальное пространство сотрудничества, стирать такие анахронизмы, как разделительные линии, какой бы характер они ни носили»[9].

Разочарование

Теперь мы можем перепрыгнуть через десятилетие, в предковидный 2019 г. Во время встречи президента Путина с экспертами Валдайского клуба 3 октября немецкий политолог Александр Рар задал вопрос о резолюции Европейского парламента, принятой двумя неделями ранее[10]. В резолюцию ЕП «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы» от 19 сентября[11] на СССР и Германию возлагалась равная и исключительная вина за начало Второй мировой войны[12]. Путин тогда не признался, что не знаком с резолюцией, но его ответ, состоявший из общих рассуждений, свидетельствовал об этом. Вопрос он, однако, запомнил, и с резолюцией, равно как и с обстоятельствами её принятия, вскоре ознакомился.

20 декабря 2019 г. стало ясно, что документ показался ему крайне важным. Именно с него Путин начал весьма необычное продолжительное выступление на неформальном саммите СНГ в Санкт-Петербурге: «Меня несколько удивила, даже немножко задела одна из последних резолюций Европейского парламента от 19 сентября 2019 года “о важности сохранения исторической памяти для будущего Европы”, так написано. Мы тоже всегда с вами вместе стремились обеспечить это качество истории, её правдивость, открытость и объективность. Хочу ещё раз подчеркнуть, это касается всех нас, потому что мы в известной степени наследники бывшего Советского Союза. Когда говорят о Советском Союзе, говорят о нас». Сразу был обозначен первый, очевидный адресат речи – сидящие с Путиным за общим столом лидеры стран СНГ. Об их государствах как наследниках наряду с Россией, памяти о победе в войне, он скажет в этой речи ещё не раз, подчёркивая, что уничтожение памятников солдатам-освободителям в странах Восточной Европы оскорбляет и выходцев из бывших советских республик[13].

В лице лидеров СНГ Путин обращался к тому кругу стран, где, как теперь вполне ясно, он только и мог рассчитывать на более или менее последовательную солидарность с российским нарративом Второй мировой войны.

Однако лидеры стран СНГ не были, конечно, единственным и даже главным адресатом. Цитаты Черчилля и американских политиков середины XX века, призванные показать, что на Западе были люди, верно понимавшие и ущербность Мюнхенских соглашений, и роль советской армии в разгроме Германии, сопровождались замечанием: «Очень бы хотелось, чтобы и наши коллеги на Западе вообще и в Европе в частности имели это в виду. Если не хотят слушать нас, пусть послушают авторитетных руководителей своих стран, которые понимали, что они говорят, и знали эти события не понаслышке». На тот момент, когда российский президент выступал с этой речью, ни один видный немецкий или французский политик не прокомментировал резолюцию Европарламента, и Владимиру Путину было важно такую реакцию получить.

Далеко не сразу, но видный германский политик, министр иностранных дел Хайко Масс осудил тезис о равной ответственности СССР и Германии и заявил, что только Германия несёт ответственность за развязывание войны и Холокост[14]. Правда, его выступление на тот момент уже скорее диссонировало с общим тоном западных политиков на эту тему. К этому вопросу мы ещё вернёмся.

Ещё один адресат речи Путина – Польша. И тут, по контрасту с выступлениями 2009 г., он не придерживался корректности, напротив, очевидным образом провоцировал поляков. Почти половина речи посвящена описанию неприглядного поведения польских элит накануне Второй мировой войны. Опубликованная стенограмма была даже подредактирована, из неё вырезаны, например, слова «сволочь, антисемитская свинья», сказанные Путиным в адрес посла предвоенной Польши Йозефа Липского. Было бы наивно полагать, что Путин просто «мстил» за ведущую роль польских депутатов ЕП в принятии резолюции от 19 сентября 2019 г. (Радослав Сикорский был одним из её авторов).

Путин провоцировал, и его провокация удалась. Следующие две недели изобиловали самыми агрессивными и раздражёнными реакциями в польской прессе, прозвучало немало выступлений и польских официальных лиц в международных изданиях[15]. В чём, как можно предположить, была политическая прагматика этой провокации?

Владимир Путин произносил речь за месяц до важных международных мероприятий, связанных с годовщиной освобождения Аушвица советской армией 27 января 1945 года. В польском Освенциме в этот день традиционно проходят памятные мероприятия. К концу декабря стало понятно, что Путин приглашения в Польшу не получит, что было ожидаемо, но не снижало оскорбительности этого шага. Между тем форум в память об освобождении Аушвица и о Холокосте в целом также был запланирован на 23 января в Яд Вашем в Иерусалиме. Здесь Путину отвели ведущую роль – он должен был выступить с речью и открыть в Иерусалиме памятник жертвам блокады Ленинграда, которую можно считать неоспоримым случаем геноцида советских людей как целого народа в ходе Второй мировой войны[16]. В форуме приняли участие более сорока мировых лидеров. После декабрьского выступления Владимира Путина польский президент Анджей Дуда оказался в ситуации цугцванга. Поехать на форум и молча выслушать речь Путина, в которой могли вновь прозвучать болезненные для Польши мотивы, Дуда не мог. Выступить на форуме после Путина, чего добивалась Варшава, Дуде не позволили. Польскому президенту не оставалось ничего другого, как отказаться от участия, что тоже было политически ущербным шагом[17]. По представительству форум в Иерусалиме намного превзошел мемориальные мероприятия в Освенциме, что стало успехом символической политики Москвы.

Последний призыв к единству

Между тем речь Путина в Иерусалиме оказалась выдержана в принципиально иной тональности, чем декабрьское выступление. Говоря о Холокосте, он сказал, что «у этого преступления были и соучастники, пособники. В жестокости они зачастую превосходили своих хозяев. Фабрики смерти, концлагеря обслуживали не только нацисты, но и их пособники во многих странах Европы». Это замечание можно при желании оценить как намёк на не покаявшихся за участие в Холокосте страны Восточной Европы, но в целом оно вполне соответствовало европейскому мемориальному консенсусу в отношении Холокоста. Ни одна страна не была названа конкретно. В остальном речь Путина осталась сдержанной и в тональности, и в заявлениях, что резко контрастировало с выступлением месячной давности.

Акцент сделан на призыве к диалогу для подтверждения незыблемости нарратива Второй мировой войны, закреплённого державами-победительницами. «Забвение прошлого, разобщённость перед лицом угроз могут обернуться страшными последствиями. У нас должно быть мужество не только прямо сказать об этом, но и сделать всё, чтобы защитить и отстоять мир. Пример, на мой взгляд, могут и должны подать страны-основательницы Организации Объединённых Наций, пять держав, которые несут особую ответственность за сохранение цивилизации. Мы обсуждали с некоторыми коллегами и, насколько я понимаю, в целом увидели положительную реакцию, [возможность] провести встречу глав государств – постоянных членов Совета Безопасности ООН: России, Китая, США, Франции и Великобритании. В любой стране, в любой точке мира, где это будет удобно коллегам. Россия готова к такому серьёзному разговору. Мы намерены не откладывая направить соответствующие послания лидерам “пятёрки”».

Таким образом, президент пытался провести границу между ревизионизмом Польши (и балтийских республик), который он так резко атаковал в декабре 2019-го, и «державами, отвечающими за сохранение цивилизации». В год 75-летия завершения войны постоянным членам Совбеза предложили встретиться и подтвердить незыблемость того нарратива Второй мировой, который их лидеры сформировали в 1945 году. Иначе говоря, Путин в 2020 г. пытался подтвердить готовность к агонистской, нацеленной на диалог, политике памяти, которую он демонстрировал в 2009 году[18].

События юбилейного, 2020 г. ожидаемо богаты символическими шагами в области политики памяти. Для них свойственна серьёзная разноголосица. Пожалуй, самый показательный в этом смысле момент – 7 мая 2020 года. В этот день, как мы уже отмечали, министр иностранных дел Германии Хайко Масс выступил со статьёй, в которой возражал против нарратива «двух тоталитаризмов». А госсекретарь США Майкл Помпео вместе с министрами иностранных дел девяти посткоммунистических стран-членов НАТО опубликовал декларацию, в которой осуждались «попытки России фальсифицировать историю», лишь кратко упоминались события войны, а главное внимание отводилось оккупации балтийских республик и страданиям стран, которые попали в неволю к СССР после войны.

Таким образом, Соединённые Штаты открыто принимали на себя роль главного спонсора политики памяти, проводимой странами «молодой Европы» и разрушающей прежний мемориальный консенсус Евросоюза.

Фокус с войны и роли Красной армии в разгроме Германии и Японии смещался на «послевоенную оккупацию»[19]. Иными словами, тенденция к решительному пересмотру нарратива Второй мировой была очевидна, как и то, что такой курс не всеми на Западе разделяется.

В этих обстоятельствах Путин выступил с обещанной им статьёй о войне. Её спешно и не слишком качественно переведённая на английский версия появилась в журнале The National Interest 18 июня, а на следующий день сайт президента опубликовал оригинальную русскую версию[20].

Статья стала своеобразной декларацией о намерениях в сфере политики памяти на международной арене. Путин снова подчеркнул, что причины войны недопустимо сводить к советско-германскому пакту августа 1939 г., что это сложный комплекс событий и процессов, ответственность за который лежит на многих странах. Автор отверг квалификацию присоединения Прибалтики к Советскому Союзу как «оккупацию». Приведя цифры советских потерь и потерь Германии на Восточном фронте, он подчеркнул решающую роль СССР в разгроме нацистов. Он также оспаривал тезис о советской оккупации, которая сменила немецкую, цитируя документы о помощи населению тех стран, куда приходила в 1944–1945 гг. Красная армия. Фактически он формулирует позиции, на которых Россия будет в дальнейшем стоять в конфронтации по вопросам памяти о войне.

Путин повторяет приглашение к диалогу, адресованное постоянным членам СБ ООН, декларирует открытие архивов и предлагает отдать профессиональным историкам обсуждение спорных вопросов. Очевидно, что статья адресована прежде всего Соединённым Штатам, где и была в первую очередь опубликована, хотя если на Западе и была страна, на отклик которой в тот момент можно было рассчитывать, то это Германия.

Когда автор этой статьи во время общения с Владимиром Путиным в рамках заседания Валдайского клуба в октябре 2021 г. спросил его о перспективах встречи глав государств – постоянных членов Совета Безопасности для обсуждения в том числе и политики памяти, президент не исключил такую возможность. Но было видно, что в его глазах она уже утратила актуальность: «Сама идея встречи встречена была весьма позитивно, и, надеюсь, может быть, это когда-то и состоится. Это точно пойдёт на пользу»[21]. Ощущение, что на данном этапе определяется траектория развития политики памяти о Второй мировой войне, которое, как можно предположить, заставляло его быть таким активным на этой площадке с конца 2019-го вплоть до середины 2020 г., ушло. Нарратив о двух тоталитаризмах, который страны Восточной Европы продвигали со времени своего вступления в ЕС, стал доминирующим. Попытка Путина спасти прежнее разделение сил добра и зла оказалась неудачной. Идея о единстве ценностей с ведущими странами Запада, прежде всего партнёрами по антигитлеровской коалиции, к которой Путин апеллировал в 2009 г. и к которой призывал вернуться в начале 2020 г., осталась в прошлом.

Акцент теперь делался на ценностном конфликте с объединённым Западом.

Это не значит, что российская политика памяти в вопросе памяти о войне не была активной и позднее. Напротив, энергично работали и продолжают работать многие мнемонические акторы, связанные с Кремлём. Но это уже работа, ориентированная почти исключительно на домашнюю аудиторию. Запад её игнорирует, страны за пределами Европы всегда имели свои, весьма специфичные нарративы Второй мировой[22].

Иду на вы

Через год после публикации в The National Interest Путин снова выступил с пространной статьёй на историческую тему. 12 июля 2021 г. одновременно на русском и украинском языках президентский сайт опубликовал статью Путина «Об историческом единстве русских и украинцев»[23].

Анализ в рамках выбранной нами оптики, то есть сквозь призму вопроса об адресатах и прагматике политического высказывания, упрощается тем, что прямо на следующий день после появления статьи Путин посчитал необходимым выступить с разъяснениями и дал на эту тему интервью[24]. Иначе говоря, он видел статью как важное высказывание и счёл нужным дополнительно пояснить её главные послания. Среди прочего ему был задан вопрос: «Кому прежде всего Вы адресуете эту статью: “им” или “нам”?» Путин ответил: «Я не делю на “им” или “нам”. Я же и в этом материале говорю о том, что это единая общность, поэтому всем нам: и тем, кто проживает в сегодняшней России, и тем, кто проживает в сегодняшней Украине, и спонсорам политического руководства сегодняшней Украины. Они тоже должны знать, что мы из себя представляем и как мы друг к другу относимся. На мой взгляд, это важно для всех». Стоит разобраться, что Путин говорил в этой статье всем перечисленным адресатам.

Конечно, текст был также адресован тем многочисленным украинцам, которые, как полагал Путин, не поддерживали антироссийский курс киевских властей[25]. Его публикация на украинском должна была подчеркнуть готовность принимать культурную особость украинцев: «И конечно, часть одного народа в ходе своего развития – в силу ряда причин, исторических обстоятельств – может в определённый момент ощутить, осознать себя отдельной нацией. Как к этому относиться? Ответ может быть только один: с уважением!» Ниже он ещё раз повторит это: «Мы с уважением относимся к украинскому языку и традициям. К стремлению украинцев видеть своё государство свободным, безопасным, благополучным»[26]. В свете последующих событий можно предположить, что, обращаясь к украинцам в этом тексте, автор намекал: даже в случае возможной вооружённой конфронтации он не видит в украинцах врагов, а задачу понимает не как уничтожение украинского государства, но как смену враждебного России режима в Киеве.

Текст предназначался и жителям России. Предложенный Путиным исторический нарратив давал развёрнутое обоснование ирредентизма. Ирредентистские идеи появлялись в его выступлениях с 2007 г., они были частью аргумента в пользу присоединения Крыма, но с такой полнотой были заявлены впервые[27]. «Современная Украина – целиком и полностью детище советской эпохи. Мы знаем и помним, что в значительной степени она создавалась за счёт исторической России. Достаточно сравнить, какие земли воссоединились с Российским государством в XVII веке и с какими территориями УССР вышла из состава Советского Союза… В конечном счёте чем именно руководствовались лидеры большевиков, кромсая страну, уже не имеет значения. Можно спорить о деталях, о подоплёке и логике тех или иных решений. Очевидно одно: Россия фактически была ограблена». Чуть далее Путин не просто цитирует Анатолия Собчака, но и прямо соглашается с ним: «Хотите создать собственное государство? Пожалуйста! Но на каких условиях? Напомню здесь оценку, которую дал один из самых ярких политических деятелей новой России, первый мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак. Как высокопрофессиональный юрист он считал, что любое решение должно быть легитимно, и потому в 1992 году высказал следующее мнение: республики-учредители Союза, после того как они сами же аннулировали Договор 1922 года, должны вернуться в те границы, в которых они вступили в состав Союза. Все же остальные территориальные приобретения – это предмет для обсуждения, переговоров, потому что аннулировано основание… Другими словами – уходите с тем, с чем пришли. С такой логикой трудно спорить».

Кажется, формула, которая отчетливо читается в этом тексте, что «уходить», то есть разрывать союзнические отношения с Россией, можно только «с тем, с чем пришли», была услышана не только в России и на Украине, но и в соседних странах. Тут можно лишь гадать, был ли этот адресат запланированным.

Теперь о «спонсорах политического руководства сегодняшней Украины». Этим выражением Путин подчёркивает, что к самому руководству страны он не адресуется, не считая его суверенным. Путин утверждает: связи между русскими и украинцами настолько крепки, что проект превращения Украины в «анти-Россию» не может быть успешен.

Он также почти открыто говорит, что попытка построить «анти-Россию» приведёт к военному столкновению, и в случае такого столкновения Россия может забрать те земли, которые Украина, по её мнению, получила от России и благодаря ей.

В этом обращении уже нет приглашения к диалогу, элементов агонистского подхода, которые отчётливо видны в проанализированных нами текстах Путина от 2009-го и даже 2020 года. Мы видим ультимативный тон, который проявится в полной мере через полгода, в декабре 2021-го, в обращении Путина к НАТО и Вашингтону с требованием письменных гарантий по Украине. Адресатом подчёркнуто обозначены только США. Описание прошлого и исторической памяти как пространства конфронтации с Западом Путин зафиксирует в выступлении на встрече с историками и представителями традиционных религий России[28].

* * *

Конечно, интерес Путина к истории – неподдельный. Во всех рассмотренных речах и статьях неизменно повторяется один мотив – Путин говорит, как он лично смотрел архивные документы по обсуждаемой теме. Очевидно, что для него архивные документы – носители подлинной, никак не искажённой информации о прошлом. Однако, как нам представляется, попытки анализировать эти тексты Владимира Путина прежде всего как высказывания на историческую тему, попытки увидеть во взглядах автора на историю корни его политических решений – ошибочны. Путин в первую очередь политик, и мы, как хочется надеяться, показали, что его выступления по историческим вопросам следует анализировать прежде всего как коммуникативные политические акты.

События 2022 г. подвели черту под попытками Владимира Путина сохранить или утвердить устраивающий Россию нарратив о прошлом методами политической и исторической полемики. Пространная речь 21 февраля 2022 г., ставшая преддверием начала специальной военной операции на Украине, знаменовала переход от споров об истории к практическим действиям по изменению её хода. Последствия этого поистине судьбоносного решения для политики памяти и соотношения нарративов европейской истории можно будет в полной мере оценить по завершении военно-политической драмы. Одно не вызывает сомнений – масштаб потрясения таков, что возвращение к какому-то согласованному варианту картины европейского прошлого не представляется возможным.

Статья подготовлена в рамках проекта «Основные тенденции трансформации мемориальной культуры и коммеморативных практик в России (конец 2010-х – начало 2020-х гг.): комплексный междисциплинарный анализ» (государственный номер 122101100024-8), реализуемого в Институте научной информации по общественным наукам РАН по итогам отбора научных проектов, поддержанных Министерством науки и высшего образования РФ и Экспертным институтом социальных исследований.

СНОСКИ

[1] См.: Малинова О.Ю. Великая Отечественная война как символический ресурс: эволюция отображения в официальной риторике 2000–2010 гг. // Россия и современный мир. 2015. T. 87. No. 2. C. 6–29; её же: Кто и как формирует официальный исторический нарратив? Анализ российских практик // Полития. 2019. No. 3. С. 103–126; Malinova O. Legitimizing Putin’s Regime. The Transformations of the Narrative of Russia’s Post-Soviet Transition // Communist and Post-Communist Studies. 2022. Vol. 55. No. 1. P. 52–75.

[2] Пахалюк К.А. Историческое прошлое как основание российской политии (на примере выступлений Владимира Путина в 2012–2018 гг.) // Полития. 2018. Т. 91. No. 4. C. 6–31.

[3] Выступление Владимира Путина на официальной церемонии в Гданьске // Независимая газета. 01.09.2009. URL: https://www.ng.ru/newsng/2009-09-01/100_putin.html (дата обращения: 15.01.2023).

[4] Так, например, историк Стивен Коткин справедливо отметил, что исторические статьи, публикуемые действующим президентом крупного государства, – явление редкое и потому заслуживающее внимательного анализа, и подробно разобрал статью Путина о Второй мировой войне, не обнаружив в ней существенных ошибок фактического характера, но не согласился с некоторыми интерпретациями. См.: Kotkin S. The World According to Putin: Debating Why World War II Happened [видеозапись выступления С. Коткина] // YouTube. 15.07.2020. URL: https://www.youtube.com/watch?v=fgjO0jAFsVU (дата обращения: 15.01.2023). В том же ключе оппонировал Путину уже в печати другой американец, Филипп Дэвид Зеликов, в статье «Ответ президенту Путину». См.: Зеликов Ф.Д. Уроки Второй мировой войны. Ответ президенту Путину // Россия в глобальной политике. 09.11.2020. URL: https://globalaffairs.ru/articles/uroki-vtoroj-mirovoj-vojny (дата обращения: 15.01.2023).

[5] Владимир Путин: «Страницы истории – повод для взаимных претензий или основа для примирения и партнерства?» // ИноСМИ. 31.08.2009. URL: https://inosmi.ru/20090831/252071.html (дата обращения: 15.01.2023).

[6] В речи в Гданьске Путин повторил эту формулу, осудив действия руководства СССР и призвав другие страны осудить свои прегрешения этого периода. «Все попытки умиротворить нацистов, заключая с ними различные соглашения и пакты, были с моральной точки зрения неприемлемыми, а с политической – опасными и бессмысленными. Эти ошибки нужно признать. Наша страна сделала это. Госдума осудила пакт Молотова–Риббентропа. Мы ожидаем, что и в других странах это будет сделано». См.: Выступление Владимира Путина на официальной церемонии в Гданьске // Независимая газета. 01.09.2009. URL: https://www.ng.ru/newsng/2009-09-01/100_putin.html (дата обращения: 15.01.2023).

[7] Миллер А.И. Политика памяти в посткоммунистической Европе и её воздействие на европейскую культуру памяти // Полития. 2016. No. 1. C. 111–121.

[8] Это обстоятельство нередко ускользает от внимания исследователей, маркирующих 2009 г. как время эскалации российской конфронтационной политики памяти со ссылкой на создание известной президентской Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. См., например: Kasianov G. Challenges of Antagonistic Memory: Scholars Versus Politics and War // Memory Studies. 2022. Vol. 15. No. 6. P. 1295–1298.

[9] Владимир Путин: «Страницы истории – повод для взаимных претензий или основа для примирения и партнерства?» // ИноСМИ. 31.08.2009. URL: https://inosmi.ru/20090831/252071.html (дата обращения: 15.01.2023).

[10] Заседание дискуссионного клуба «Валдай» // Президент России. 03.10.2019. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/61719 (дата обращения: 15.01.2023).

[11] European Parliament Resolution of 19 September 2019 on the Importance of European Remembrance for the Future of Europe (2019/2819(RSP)) // European Parliament. 19.09.2019. URL: https://www.europarl.europa.eu/doceo/document/TA-9-2019-0021_EN.html (дата обращения: 15.01.2023).

[12] См.: Булдаков Д.И. Резолюция Европейского парламента «О важности сохранения исторической памяти для будущего Европы» в осмыслении российских СМИ 2019 г. // Россия и современный мир. 2021. No. 1. С. 220–236.

[13] Заметим, что нет информации о каких-либо протестах против демонтажа таких памятников советским солдатам со стороны других стран СНГ, кроме России. Конечно, их присоединение к таким протестам имело бы на тот момент большое значение.

[14] “Allein Deutschland trägt die Verantwortung für den Zweiten Weltkrieg und den Holocaust. Wer daran Zweifel sät und andere Völker in eine Täterrolle drängt, der fügt den Opfern Unrecht zu”. См.: Maas H., Wirsching A. Keine Politik ohne Geschichte // Der Spiegel. 07.05.2020. URL: https://www.spiegel.de/politik/deutschland/keine-politik-ohne-geschichte-a-d74deffe-c0f3-4ff7-a6af-dc713e74c6f3 (дата обращения: 15.01.2023).

[15] См., например: Ziemska A. MSZ: słowa Putina nawiązują do propagandy z czasów totalytaryzmy stalinowskiego // Polska Agencja Prasowa. 22.12.2019. URL: https://www.pap.pl/aktualnosci/news%2C561523%2Cmsz-slowa-putina-nawiazuja-do-propagandy-z-czasow-totalitaryzmu (дата обращения: 15.01.2023); Radziwinowicz W. Putin szczuje na Polskę. Według prezydenta Rosji miała ona aprobować zagładę Żydów // Gazeta Wyborcza. 23.12.2019. URL: https://wyborcza.pl/7,75399,25541699,putin-szczuje-na-polske-wedlug-prezydenta-rosji-miala-ona-aprobowac.html (дата обращения: 15.01.2023); Władimir Putin o polskim ambasadorze w III Rzeszy: To był bydlak i antysemicka świnia // Gazeta.pl. 24.12.2019. URL: https://wiadomosci.gazeta.pl/wiadomosci/7,114884,25544812,wladimir-putin-o-polskim-ambasadorze-w-iii-rzeszy-to-byl-bydlak.html (дата обращения: 15.01.2023); Świerczyński M. Putin odgrzewa propagandową wojnę z Polską // Polityka. 27.12.2019. URL: https://www.polityka.pl/tygodnikpolityka/swiat/1936818,1,putin-odgrzewa-propagandowa-wojne-z-polska.read (дата обращения: 15.01.2023); Memches F. Putin szuka sojuszników przeciw Polsce. W Izraelu // Tygodnik TVP. 27.12.2019. URL: https://tygodnik.tvp.pl/45913010/putin-szuka-sojusznikow-przeciw-polsce-w-izraelu (дата обращения: 15.01.2023); Łabuszewska A. Słowa Stalina w ustach Putina // Tygodnik Powszechny. 28.12.2019. URL: https://tygodnik.tvp.pl/45913010/putin-szuka-sojusznikow-przeciw-polsce-w-izraelu (дата обращения: 15.01.2023).

[16] Именно в преддверии 75-летия Победы тема геноцида советского народа стала всё активнее входить в повестку политики памяти в России. Эта тема имела как внешнеполитический акцент, в качестве ответа на нарратив о двух тоталитаризмах, так и внутриполитическое звучание. Причём именно внутриполитическое значение темы страданий советского (и русского) народа в оккупации по мере развития событий в 2020–2022 гг. возрастало, а международное – снижалось.

[17] В последний момент отказался от присутствия на форуме и В. Зеленский, приехавший, в отличие от А. Дуды, в Иерусалим. См.: Nowiński A. Putin wykiwał Dudę? Holokaust jest elementem politycznej koniunktury. To niedopuszczalne. // NaTemat.pl. 23.01.2022. URL: https://natemat.pl/297389,putin-wykiwal-dude-i-nie-zaatakowal-polski-podczas-przemowienia-w-izraelu (дата обращения: 15.01.2023); Kaczyński dla “Bilda”: Polacy ofiarami, Rosjanie sprawcami – taka rola Putinowi nie odpowiada // Forsal.pl. 25.01.2020. URL: https://forsal.pl/artykuly/1450421,kaczynski-dla-bilda-polacy-ofiarami-rosjanie-sprawcami-taka-rola-putinowi-nie-odpowiada.html (дата обращения: 15.01.2023).

[18] Berger S., Kansteiner W. Agonistic Perspectives on the Memory of War: An Introduction. In: Berger S., Kansteiner W. (Eds) Agonistic Memory and the Legacies of the 20th Century Wars in Europe. L.: Palgrave Macmillan, 2021. P. 1–11.

[19] US Along with 9 NATO Friendly Countries Contested WWII History Told by Russia // Dispatch News Desk. 08.05.2020. URL: https://dispatchnewsdesk.com/us-along-with-9-nato-friendly-countries-contested-wwii-history-told-by-russia/ (дата обращения: 15.01.2023).

[20] 75 лет Великой Победы: общая ответственность перед историей и будущим // Президент России. 19.06.2020. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/63527 (дата обращения: 15.01.2023).

[21] Заседание дискуссионного клуба «Валдай» // Президент России. 21.10.2021. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/66975 (дата обращения: 15.01.2023).

[22] Память о Второй мировой войне за пределами Европы. Коллективная монография / Под ред. А.И. Миллера, А.В. Соловьёва. СПб.: ЕУ Пресс, 2022. 264 с.

[23] Статья Владимира Путина «Об историческом единстве русских и украинцев» // Президент России. 12.07.2021. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/66181 (дата обращения: 15.01.2023).

[24] Владимир Путин ответил на вопросы о статье «Об историческом единстве русских и украинцев» // Президент России. 13.07.2021. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/66191 (дата обращения: 15.01.2023).

[25] «Ведь на Украине очень много, миллионы людей, которые хотят восстановления отношений с Россией. Я уверен, это миллионы людей». См.: Владимир Путин ответил на вопросы о статье «Об историческом единстве русских и украинцев» // Президент России. 13.07.2021. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/66191 (дата обращения: 15.01.2023).

[26] Статья Владимира Путина «Об историческом единстве русских и украинцев» // Президент России. 12.07.2021. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/66181 (дата обращения: 15.01.2023).

[27] Подробнее см.: Миллер А.И. Ирредентизм и кризис национальной идентичности // Россия в глобальной политике. 30.10.2017. URL: https://globalaffairs.ru/articles/irredentizm-i-krizis-naczionalnoj-identichnosti/ (дата обращения: 15.01.2023).

[28] «Известно, что, если у кого-то возникает стремление лишить государство суверенитета, а его граждан превратить в вассалов, начинают именно с перелицовки истории этой страны, с того, чтобы лишить людей их корней, обречь на беспамятство. Мы знаем: такие подходы, к сожалению, срабатывают и приводят к трагедии народа. Подобные попытки были и в отношении России, да они и не прекращаются, но мы вовремя и твёрдо поставили им прочный заслон». См.: Встреча с историками и представителями традиционных религий России // Президент России. 04.11.2022. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/69781 (дата обращения: 15.01.2023).

Россия. СЗФО > Внешэкономсвязи, политика. Образование, наука > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313660 Алексей Миллер

Соблазн готовых ответов

Как изобрести традиционные ценности

ЛЕОНИД ФИШМАН

Доктор политических наук, профессор РАН, главный научный сотрудник Института философии и права Уральского отделения РАН.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Фишман Л.Г. Соблазн готовых ответов // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 76–87.

Нередко возникает впечатление, что мы до сих пор не воспринимаем всерьёз ситуацию с общественно значимыми ценностями, хотя о них неоднократно говорилось и принимались решения на самом высоком уровне. Почему-то мы исходим из того, что в этом плане дела у нас обстоят лучше, чем в сфере импортозамещения или военной готовности. Несмотря на все процессы последних десятилетий, в России всё ещё есть некая прочная основа из «традиционных ценностей», которые надо только укрепить и актуализировать – а там уже дело пойдёт.

Похоже, по умолчанию считается, как недавно считалось в экономике, что у России есть все ресурсы для самостоятельного развития. Наши «традиционные ценности» воспринимаются до сих пор как нечто столь же безусловное, весомое, грубое и зримое, как нефть и газ, запасы коих почти неисчерпаемы, или, в худшем случае, как наши обширные леса, которые вырастут снова, если просто прекратить их рубить. Или, применительно к «традиционным ценностям», «защитить».

Отказ от презумпции безусловности традиции

Относительно традиционных ценностей существует иллюзия ясности, в основе которой следующее представление: в этой сфере достаточно понимания «на интуитивном уровне», уровне общих мест, с которыми трудно спорить, как, например, сказано здесь: «К традиционным ценностям относятся жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России»[1].

Проблема заключается в том, что все эти и подобные им ценности подаются как якобы «безусловные», тогда как таковых не бывает. На самом деле все ценности обусловлены. Обусловленность социальными, политическими, технологическими, природными и прочими причинами, целями разного рода придаёт им смысл. И даже если позавчера, вчера и сегодня нечто называется одним и тем же словом, это не означает, что мы имеем дело с одним и тем же явлением. За примерами далеко ходить не надо. Справедливость, коллективизм, взаимопомощь, гуманизм, упомянутые в Указе, – ценности, обусловленность содержания которых очевидна. Содержание понятия справедливости диаметрально противоположно для тех, кто ассоциирует её с советским проектом и коммунистической идеологией, и тех, кто понимает их, исходя из практики обществ, основанных на неравенстве и эксплуатации. То же касается коллективизма и взаимопомощи. А гуманизм вообще неприемлем для многих православных верующих как отступление от христианства, переворачивание его с ног на голову.

Чтобы ценности оставались актуальными, их надо переосмысливать.

Но не столько в плане конъюнктурного приспособления к злобе дня (превращения в лозунги), сколько с точки зрения их соответствия сегодняшним и долговременным планам и стратегиям развития страны. Это означает постоянный мониторинг обусловленности ценностей, чтобы те не оставались исключительно наследием славного прошлого, но и не теряли смысла для нас сегодняшних.

Поэтому первое, что необходимо, это отказ от своего рода презумпции безусловности традиции. В конечном счёте из неё получается презумпция бессмысленности, которая подразумевает отсылку к начальственному «молчать, не рассуждать!». Апелляция к чреватой бессмысленностью безусловности подразумевает якобы «естественность» отживших своё институтов и практик. В итоге это путь к утрате цивилизованности в целом. Потому что цивилизация и культура невозможны без смыслов, доступных каждому принадлежащему к ним человеку. Осознание обусловленности традиции означает, что мы должны сравнивать цели, которыми руководствовались наши предки, заведшие эту традицию, и свои собственные. И не только цели, но и мировоззренческие системы, в рамках которых они поставлены.

Как бы ни коробили некоторых «лидеров общественного мнения» слова об изобретении традиции, сказанное выше означает, что делать это всё-таки придётся. Хотя бы потому, что раз уж тема обсуждается столь настойчиво, значит, с имеющейся традицией что-то не так. Ведь когда она актуальна, о ней не говорят; потребность в традиции возникает, когда её уже нет или она почти исчезла, или её содержание спорно. Выбора между тем, чтобы изобретать или не изобретать, у нас просто нет – потому, что с тех пор, как Россия вступила в Современность, мы и так должны придумывать традицию постоянно. Как замечает Дмитрий Узланер, «та позиция, которая апеллирует к традиции, вынуждена постоянно эту традицию изобретать, так как в самой исторической традиции зачастую просто нет опыта, к которому можно было бы однозначно апеллировать. Общества прошлого никогда с подобными вызовами не сталкивались, и любая апелляция к традиции становится её креативной интерпретацией, продиктованной не столько логикой самой традиции, сколько логикой сегодняшнего дня»[2].

Выбор есть только между тем, чтобы изобретать традицию осознанно, с привлечением широких масс к дискуссии о том, кто мы, куда идём и зачем нам всё это, и тем, что происходит сейчас, – оставлением дела на откуп чиновникам, медиаперсонам и всякого рода «экспертам», чтоб они изобретали традицию ad hoc. Но последнее опять же заканчивается имитацией деятельности, тогда как первое означает лишь начало действительно тяжёлого и серьёзного пути, который предстоит пройти. В частности, на этом пути придётся устанавливать связи между понятиями «народ», «свобода», «личность», потому что все они тесно связаны с политической субъектностью. Без субъектности же традицию вообразить трудно. Кроме того, если идёт речь о консолидации российской гражданской нации, элемент изобретения и конструирования неизбежен. Модерновая нация – во многом следствие утопии, и поэтому, как ни парадоксально, и традиция есть в значительной мере её (утопии) следствие. Вопрос, есть ли у современной России такая утопия?

«Изобретение» традиции не означает ничего абсолютно неприемлемого даже для тех, кто считает себя традиционалистами. Оно не есть нечто, противоречащее природе человеческих сообществ. Традиция – не то, к чему нельзя приложить сознательно усилий, что должно непременно вырасти само по себе без света нашего сознания. Не является она также и тем, что можно снять с архивной полки в любой момент или выкопать из земли, где она терпеливо дожидается своего часа.

Традиция – не природное явление, хотя её нередко хотят так представить, а культурное, она складывается из повторяющихся актов человеческой деятельности и потому в процесс её становления можно привнести большой элемент сознательности.

Что и происходит, когда мы говорим о том, почему бы нам не «завести» какую-нибудь традицию, кажущуюся нам полезной. И в таком конструировании нет кажущегося произвола. Мы не можем сконструировать нечто жизнеспособное и отвечающее нашим внутренним потребностям из чего угодно, это возможно только из того, что есть под рукой и что уже является «работающими» элементами наших общественных практик.

Представления, согласно которым мораль, традиция, ценности возникают «естественным» образом, без целенаправленного формирующего их воздействия, были следствием консервативной реакции на Великую Французскую революцию. Они имели под собой основания, являясь ответом на плоский просвещенческий рационализм. Тем не менее, как и всякая реакция, такие представления – перегиб палки в обратную сторону. Это верно даже с точки зрения самого традиционного взгляда на происхождение ценностей, морали, религии – в том виде, в котором он дошёл до нас в античных и иных преданиях. В ряде случаев предания гласят, что зачинателем религии, моральной практики, испытанного веками общественного устройства, мудрых законов и т.д. является великая личность. Она либо изложила переданное ей божеством, либо сама явилась изобретателем новации, которая положила начало освящённой её авторитетом и длительностью существования традиции. Парадоксально, но именно рационалистический, научный взгляд эпохи модерна, то есть эпохи, ставшей свидетельницей изобретения традиции, в значительной мере дезавуирует это представление, утверждая, что, конечно, ни Ликург, ни Солон, ни Моисей не придумали ничего единолично. Им приписываются достижения смежных с ними эпох и других людей, а сами эти деятели – в каком-то роде собирательные образы. Несмотря на это, мы имеем основание предположить, что на заре человеческой цивилизации люди не случайно уделяли внимание этому элементу искусственности, сознательности, конструирования, когда обращались к истокам ставших традициями практик. Данный элемент, очевидно, не просто согласовывался со здравым смыслом, но и проистекал из более глубокого представления о цивилизации как явлении в большой степени искусственном, «изобретённом».

Более того, если речь шла о религиозной традиции, то как минимум иудаизм, христианство и ислам являют примеры целенаправленного её (традиции) изобретения: формирование священных книг иудеев, догматов христианской церкви, практика фетв в исламе и пр. – притом, разумеется, что это всегда осуществлялось с отсылкой к прошлому. И во всех случаях такого рода изобретение сопровождалось рациональным обоснованием того, для чего это нужно: «чтобы сильный не угнетал слабого», например, и т.д. Изобретение традиции – согласование унаследованных от прошлого ценностей и смыслов с целями и задачами сегодняшнего дня. Всё сказанное не означает, что «традиция» или «традиционные ценности» – что-то текучее, аморфное и произвольно изменяемое. Но они не являются и чем-то неприкосновенным. Сила того, что называется традицией, – в способности меняться. Современность с присущим ей идеологическим обоснованием перемен в области морали только развила предпосылки к такому пониманию.

Мы находимся только в начале пути

Возвращаясь к Указу Президента РФ «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей», надо заметить, что приведённые в нём формулировки служат лишь предпосылками для выработки адекватных ответов. Наиболее яркий пример – ценность крепкой семьи. Понятно, что это семья, состоящая из мужчины, женщины и детей. Но до сих пор нет отчётливого понимания, возрождение и укрепление какого типа семьи нужно России и какую семью она себе объективно может позволить. Является ли большая семья с тремя и больше детьми следствием только экономической специфики аграрных обществ, или она возможна и в современности как массовое явление? Насколько оправдан выбор между количеством детей и качеством их жизни? Все эти и другие вопросы – не плод досужего ума и, как мы имели возможность убедиться, не решаются простыми мерами вроде различных видов материального стимулирования[3]. К тому же упор на семейные ценности несёт в себе и риски, вряд ли приемлемые для наших современников. Как замечает российский исследователь, «семьецентризм <…> предполагает ценность семьи над индивидуальными интересами её членов. Именно из него произрастают браки, заключённые потому, что “пора” и “так надо”, и дети, рождённые в таких браках. Именно он объясняет установку “сохранить семью любой ценой”, в рамках которой процветает домашнее насилие и дискриминация. В первую очередь – в адрес женщин и детей, поскольку на правах главы семьи мужчина имеет намного больше возможностей»[4].

Мы уже не говорим о том, что апелляция к семейным ценностям в значительной степени является следствием импорта зарубежной идеологической продукции – американских протестантско-консервативных ценностей, которые к нам пришли с рыночным капитализмом, американской повесткой культурных войн и т.д. Возвратившись к экономической аналогии, мы можем заметить, что здесь проявляется другая сторона мировосприятия российских правящих элит: сырьё продадим на Запад и там же получим всё нужное, в том числе и в идейной области. А в случае необходимости наклеим на импортный продукт свой ярлычок и выдадим за «традиционную ценность».

Другой пример – патриотизм. С чего, собственно, мы считаем его «безусловной ценностью»? Напротив, если и есть в современных обществах с момента их возникновения ценность, очень многим обусловленная, так это как раз патриотизм.

Потому что в так называемых «традиционных обществах» привычного нам патриотизма нет, он появляется вместе с модерном.

Одной из причин, по которым очень даже «традиционная» Россия первой не выдержала мясорубки Первой мировой войны, была именно та, что в ней не успело сформироваться ни «нации», ни «патриотизма» западноевропейского образца.

Кстати, а какая нация или какой «народ» нам нужен? «Многонациональный» или всё же какой-то другой, без национальных приставок, которые молчаливо отсылают к тому, что нации первичны, а сам народ как политический субъект – вторичен? На какую общность рассчитаны наши «традиционные ценности» – национальную в смысле «гражданского национализма», сословную, этническую, классовую? Это всё не праздные вопросы, на которые российские правящие элиты пока не готовы дать содержательного ответа.

Всё-таки эти вопросы пытаются разрешить хотя бы теоретически, но нередко соблазняются готовыми ответами. Например, периодически можно услышать, что, несмотря на разворот в сторону государственничества и патриотизма, «сомнительная концепция “многонациональности”, при которой восьмидесятипроцентное русское ядро России продолжало оставаться лишённым политической правосубъектности и словно бы затенённым, не была подвергнута пересмотру. <…> Именно русский народ враги планируют, победив, расчленить, навязав разделённым его частям разные местечковые “идентичности”, всевозможные поморские, новгородские, сибирские, казачьи и прочие им подобные варианты “внутреннего украинства”, которые уже проповедуют соответствующие идеологи и специалисты по созданию социальных конструктов». Из этого делается вывод, что необходимо «официальное признание русского народа государствообразующим народом в РФ без всяких двусмысленностей и экивоков, а сразу вслед за этим и принятие особого пакета государственных законов, на корню пресекающих любые проявления русоненавистничества и пропаганду размывания этнического ядра»[5].

Проблема заключается даже не в том, что такая политика похожа на этнонационализм прибалтийского типа с вытекающими из него последствиями. Такая политика может быть последовательно проведена только в случае слома негласного идеологического принципа современной русской государственности, согласно которому главным политическим субъектом является само «государство» в лице правящей бюрократии с «неодворянством», а не «народ» – русский ли, «многонациональный» ли – всё равно. Эта государственная бюрократия хотела бы иметь в России «патриотизм», но безусловный, не предусматривающий отчётности власти перед «народом» и прочих демократических принципов. И не так важно, будут ли особо выделены народ этнически русский и защита его прав, либо всех скопом запишут в русских («гражданскую нацию»). Важно то, что в таком случае государственная бюрократия окажется лицом к лицу с политическим субъектом, объединённым общностью прав и требующим от неё соблюдения своих обязанностей. Ей будет гораздо трудней представлять себя как носителя трансцендентной сущности «государственности», право которого на власть вытекает из каких-то более высоких (но неясных) источников, чем воля «народа». Иными словами, рассуждения в духе «вы должны быть патриотами, потому что патриотизм – это наша национальная ценность» потребуют дальнейших разъяснений.

У российской государственной бюрократии, которая на международной арене остаётся теперь лицом к лицу с многочисленными противниками или не рвущимися помогать России в ущерб себе союзниками и партнёрами, возникает необходимость заключить с народом новый негласный общественный договор. Если наша правящая элита по-прежнему не готова к рискованному эксперименту по наделению граждан реальной политической субъектностью, но ждёт от них патриотизма, ей придётся убедить граждан в приемлемости этого положения. А именно в том, что она является их адекватным представителем, минуя неудобные демократические и либеральные практики, и отражает потребности большинства населения. Последнее выражается в соответствующих мероприятиях в экономической, социальной, политической сферах, которые предоставляют гражданам России определённые возможности, компенсирующие потерю потребительского рая довоенного времени.

Не Европа вчерашнего дня и не «национальная идея»

С одной стороны, нам говорят, что Запад пытается навязать России свои «антиценности» и «антикультуру», заставив отказаться «от страны, веры и пола, чтобы люди забыли о своих идеалах и утратили связь с корнями»[6]. С другой – оказывается, наши ценности – это всё те же ценности Запада, только вчерашнего дня, а мы являемся теперь их главными хранителями. Но неплохо, если бы элементарный здравый смысл прошептал: не является ли наш завтрашний день сегодняшним днём порицаемой нами Европы?

Если мы приверженцы традиционных органических ассоциаций с историческими корнями, питающими дерево Современности, то нам не должна быть чужда мысль: коль не нравятся яблоки, то не всё хорошо и с яблоней.

Только поэту удаётся остановить мгновенье, но не целым странам. Не удастся отделаться красивыми словами о том, что мы теперь «настоящая Европа»[7]. Хотя, признаем, это отвечает стереотипам поколения, которое привыкло находить готовые ответы в интернете – начиная от списывания школьных сочинений и заканчивая изображением немецкой штурмовой винтовки на памятнике Калашникову. Кроме того, дискурс «России как правильной Европы, сохранившей традиционные ценности» – это «дискурс на экспорт, который плохо подходит для внутренней аудитории. Сотрудники политического блока президентской администрации понимают: концепция шефства России над всеми угнетёнными народами вряд ли отвлечёт россиян от внутренних проблем. Такие идеи были безнадежно дискредитированы в глазах российского общества ещё во времена СССР и братской помощи странам социалистической ориентации»[8]. (Остаётся добавить, что сегодня мы имеем дело лишь с бледной тенью «таких идей».) Противоречие, которое лежит в основе такого «ретроевропейского» подхода, связано с восприятием традиционных ценностей как чего-то неизменного. И этого противоречия удастся избежать только признанием их (ценностей) обусловленности и изменчивости, из чего вытекает необходимость «изобретать традицию». Причём традиция понимается здесь как устойчивая практика, обладающая неким возвышенным (т.е. выходящим за пределы повседневных потребностей) смыслом для тех, кто её осуществляет, и создающая крепкую общность между ними. Общий возвышенный смысл закладывается в основу общей идентичности.

Аналогичным образом не имеет смысла и говорить о российской «национальной идее» просто потому, что она якобы есть чуть ли не у всех подряд, а потому должна быть и у нас. На самом деле, национальная идея как таковая – явление крайне редкое. И когда она выходит на арену, то никогда не является собственно национальной. Она всегда мессианская, универсальная, касается всего человечества, будь это «американская мечта», французское «свобода-равенство-братство», советский коммунизм[9]. Конкретная национальная общность в данном случае выступает как инструмент воплощения этой идеи, который, конечно, имеет благодаря этому преимущество первенства, мирового престижа, гордости от выполняемой исторической миссии, морального и идеологического оправдания своих действий и т.д., но всё же не претендует на то, что данная идея является принадлежностью только определённой социально-исторической общности. Поэтому если у России нет действительно универсальной идеи, исторической миссии, которая могла бы лечь в основание «национальной идеи», стоит быть скромней и ограничиться «традиционными ценностями». Последние же, как не без оснований полагает Владимир Путин, уникальны, в отличие от неолиберальных ценностей неповторимы и поэтому навязать их нельзя[10]. Да и не надо нам мессианской идеи: задача изобретения традиции на новом историческом этапе и без того достаточно непроста.

Заключение

Уже назрели предпосылки для понимания, что, образно говоря, традиционные ценности – это трудно. Российские политологи говорят о традиционных ценностях как «попытке не утратить адекватную человеческую природу и на её основании строить своё будущее», как о том, что «позволит молодёжи осознать себя, <…> ценности веры, это ценности наследия, рода… понимания, что помимо индивидуального человека есть мнения других людей, государства – это то, что объединяет нас», как об инструменте политики «по сохранению общества и человека», как о средстве сбережения и приумножения народа, о «самой широкой объединительной базе, фундаменте», на которых «можно построить не только идеологию, но и образ будущего, которое мы хотим»[11].

«Трудность» традиционных ценностей связана с тем, что ожидания, связанные с ними, очень велики.

Но в одну реку нельзя войти дважды. Если речь идёт о некоем «возрождении», уместно припомнить хрестоматийный опыт Возрождения европейского, когда желавшие возродить Античность на деле способствовали появлению чего-то другого. В сходной ситуации оказываются и те, кто сегодня говорит о возрождении традиции: что бы там у нас ни было в прошлом, оно может выступать только ориентиром, стремясь к которому нам придётся, хотим мы этого или нет, создавать что-то своё. И лучше делать это осознанно, изобретая традицию, чем вводить себя и других в заблуждение, полагая традиционные ценности чем-то вроде леса или нефти. Которые, к слову, тоже имеют свойство заканчиваться.

Завершая, не удержимся от экономической аналогии, тем более что о ценностях говорят и в области экономики, и в области морали. Утрируя, можно сказать, что у нас нет традиционных ценностей, которые можно с максимальной отдачей непосредственно использовать. В экономике наибольшую рентабельность и потребительную ценность имеет глубоко переработанное сырьё, требующее определённого уровня технологий. Так же и в общественно-политической области для достижения поставленных целей недостаточно наших нефте- и лесоподобных «традиционных ценностей». Требуются социальные технологии для прояснения смысла этих ценностей и согласования с потребностями сегодняшнего дня. Если этого не сделать, то в идеологической области мы не получим ничего, кроме очередной имитации и неэффективного использования имеющегося ресурса.

СНОСКИ

[1] Указ Президента Российской Федерации от 09.11.2022 г. № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» // Президент России. 09.11.2022. URL: http://www.kremlin.ru/acts/bank/48502 (дата обращения: 12.12.2022).

[2] Солодовникова О. Откуда есть пошли «традиционные ценности» // Медиапроект «Стол». 17.01.2021. URL: https://s-t-o-l.com/material/58592-otkuda-est-poshli-traditsionnye-tsennosti/ (дата обращения: 12.12.2022).

[3] Как, в частности, внедрение практики выплат маткапитала смогло лишь отчасти сгладить демографическую проблему.

[4] Высоцкая Т. Что такое «традиционные семейные ценности» и как они влияют на современное общество? // CHIPS Journal. 26.06.2020. URL: https://chips-journal.ru/reviews/cto-takoe-tradicionnye-semejnye-cennosti-i-kak-oni-vliaut-na-sovremennoe-obsestvo (дата обращения: 12.12.2022).

[5] Бойков И. Именно русский народ враги планируют, победив, расчленить, навязав разделённым его частям разные местечковые «идентичности» // KM.RU. 07.12.2022. URL: https://www.km.ru/v-rossii/2022/12/07/rossiya/901840-russkaya-tsel (дата обращения: 12.12.2022).

[6] Резчиков А. Политологи назвали методы защиты россиян от насаждаемых Западом антиценностей // Взгляд.ру. 24.11.2022. URL: https://vz.ru/news/2022/11/24/1188164.html (дата обращения: 12.12.2022).

[7] Караева Е. Настоящая Европа нашла убежище в России // РИА Новости. 02.07.2022. URL: https://ria.ru/20220702/evropa-1799708503.html (дата обращения: 12.12.2022).

[8] Перцев А. Враг стабильности. Как образы будущего у президента и общества стали несовместимы // Carnegie Endowment for International Peace. 18.11.2022. URL: https://carnegieendowment.org/politika/88441?utm_source=rssemail&utm_medium=email&mkt_tok=ODEzLVhZVS00MjIAAAGITbQoMcaSi8QVbtvuRFm5E6BYozsjdHfgBet9j1d5cfpUYZ1YK66obpTtVvPyE9vsiiITyav-okuB3gn7D2v5o6FUCUG9PJxK0KoXRcE (дата обращения: 12.12.2022).

[9] Который в этом смысле также можно считать разновидностью «национальной идеи», поскольку её воплощения были связаны с усилиями конкретной исторической общности – советского народа.

[10] Путин: навязать традиционные ценности нельзя, потому что они неповторимы // ИноСМИ. 27.10.2022. URL: https://inosmi.ru/20221027/putin-257272151.html (дата обращения: 12.12.2022).

[11] Резчиков А. Политологи назвали методы защиты россиян от насаждаемых Западом антиценностей // Взгляд.ру. 24.11.2022. URL: https://vz.ru/news/2022/11/24/1188164.html (дата обращения: 12.12.2022).

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313659 Леонид Фишман

О консервативном балансе и традиционных ценностях

Размышления на тему идеологии

АЛЕКСАНДР ГИРИНСКИЙ

Кандидат философских наук, младший научный сотрудник Международной лаборатории исследований русско-европейского интеллектуального диалога Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Гиринский А.А. О консервативном балансе и традиционных ценностях // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 64–75.

Рассуждения о традиционных ценностях за пределами официального государственного дискурса сегодня часто вызывают недоумение или как минимум ироничную усмешку. Речь идёт не только о либеральном сообществе, но и о вполне лоялистских группах. Традиционные ценности критикуются за бессодержательность, реакционность, аморфность, подчёркнуто декларативный характер.

Любимым возражением в этой связи является упоминание статистики разводов в России (какие тут, дескать, священные узы брака и семьи), подчёркивание низкого уровня реальной религиозности российского населения (причём в сравнении с основным идеологическом оппонентом – США), слабость горизонтальных связей, отсутствие социального доверия и многое другое.

В таком понимании защита традиционных ценностей видится всего лишь конъюнктурным инструментом, призванным помочь политическим элитам сохранить стабильность государства и общества в период геополитических потрясений, но не основой для целостного мировоззрения. Более того, отмечается, что защита традиционных ценностей не может быть привлекательной идеей «на экспорт», так как ценности у всех свои. Здесь, правда, можно поспорить: защита традиционных ценностей потому и кажется декларативной, что не предполагает единого и конечного списка этих самых ценностей, постулируется лишь необходимость их защиты от универсализирующего западного нарратива. Предлагается защищать «различное» от «общего», «проверенное» от «нового». Такая «защита» совпадает с известным определением британского политолога Майкла Оукшотта, которое тот дал консервативному мышлению: «Таким образом, быть консерватором – значит предпочитать знакомое неизведанному, опробованное неопробованному, факт загадке, действительное возможному, ограниченное бесконечному, близкое далёкому, достаток изобилию, просто удобное совершенному, радость сегодняшнего дня блаженству, обещанному где-то в утопическом будущем»[1].

Иными словами, для того, чтобы разговор о традиционных ценностях не казался пустым и формальным, речь должна идти не о ценностях как таковых, а о принципиально иной форме мышления и взгляде на то, как должны быть устроены общество и государство. В данной статье мы попытаемся представить более цельный и философски обоснованный взгляд на то, что принято называть традиционными ценностями. Гипотеза заключается в том, что традиционными ценностями можно считать не только и не столько какие-то конкретные принципы, сколько особый подход к пониманию динамики социального развития, и в конечном счёте действительно целостное мировоззрение, тип мышления, или, если угодно, идеологию (в позитивном смысле этого слова).

Модерн как борьба с прошлым и компенсаторные механизмы

Для понимания того, что является новым, а что традиционным, и идёт ли речь о принципах или о стиле мышления, следует обратиться к социологической основе изменений, которые мы переживаем. На рубеже XVII–XVIII веков на Западе в силу ряда исторических обстоятельств сформировался новый тип общества, которое социологи и философы нарекли обществом модерна. Само оно имеет огромное число характеристик, как политических, так и экономических, но, если говорить об идеологической стороне вопроса, главной особенностью следует признать постоянную борьбу с прошлым. Социолог Энтони Гидденс формулирует это следующим образом: «Идея современности включает в себя противопоставление традиции»[2].

Избавление от груза прошлого, от традиции – конститутивная черта модерна. При отсутствии компенсаторных механизмов этот процесс превращается в постоянную борьбу и преобразование реальности в соответствии с некоторыми абстрактными принципами, которые выдвигает разум, освободившийся от всего, что его сковывает. Социологи, правда, подчёркивают, что, на наше счастье, такой компенсаторный механизм в модерне есть, и он называется историческое сознание, или, проще говоря, консервативное мышление. Как ни странно, но именно общество модерна, в силу утраты традиций, активно интересуется прошлым, что выражается, например, в развитии исторической науки, росте числа музеев, галерей и учреждений культуры[3]. Однако баланс между стремлением к прогрессу и вниманием к прошлому ничем не обеспечивается, поддержание этого хрупкого равновесия зависит от случайных социальных сил и стечения обстоятельств. Важно отметить, что поддержание баланса происходит на двух уровнях – внутри каждого общества и между отдельными государствами и цивилизациями в рамках системы международных отношений.

История Запада, начиная примерно с XIX века – трудный и мучительный поиск этих балансов. Россия, к слову, как постоянный участник европейской системы межгосударственных отношений (после победы над Наполеоном) и культурного обмена играла в установлении этого равновесия самую активную роль. Она служила консервативным балансиром, препятствуя унификации социальных порядков и выступая, по выражению Генри Киссинджера, в роли «укротителя гегемонов»[4].

Россия противостояла наиболее радикальным прогрессистским тенденциям эпохи, оказывая стабилизирующее воздействие на динамику общественных и международных отношений в целом.

Хрупкий баланс утратился в ходе Первой мировой войны и русской революции, которая изменила структуру и динамику отношений. Радикальная версия модерна победила в стране, которая призвана была ему противостоять. Более того, победа модерна сопровождалась физическим уничтожением внутри этой страны самой возможности отношений, способных выступать в роли балансира. До этого ни одно западное общество не решалось (хотя попытки были) выбрать генеральную линию модерна, исключая возможность работы компенсаторных механизмов.

Принципиальное изменение роли России в системе международных отношений привело к глобальному перераспределению идеологических позиций. Теперь уже Запад выступал в качестве консервативного балансира на международной арене, отстаивая умеренность, традиционные формы рыночных отношений и защищаясь от большевистской угрозы. Однако несмотря на стойкую и стабильную позицию Запада на глобальном уровне, внутри западных обществ происходили противоположные процессы. Левый интеллектуализм, который как раз и является репрезентацией доминантной модерновой линии, связанной с отказом от традиций, постепенно завоёвывал культурные и образовательные институции. Происходил парадоксальный процесс: по мере того, как сам СССР эволюционировал от радикального большевизма к умеренному социалистическому консерватизму второй половины ХХ века, на Западе влияние консервативных тенденций сокращалось, а прогрессистских усиливалось. Но если советский большевизм делал акцент на преобразовании социально-экономических отношений, то новые левые – на изменении моральных и культурных оснований западного общества[5]. Краткосрочный консервативный поворот конца 1970–1980-х гг., связанный с правлением Маргарет Тэтчер и Рональда Рейгана, не смог переломить эту тенденцию. Более того, исчезновение самого СССР, которое во многом состоялось благодаря усилиям именно этих консервативных лидеров, подорвало фундаментальную необходимость Запада служить балансиром. Консерватизм окончательно потерял свою охранительную привлекательность и стал быстро сдавать позиции левым элитам, в первую очередь в культуре и образовании.

Россия, находившаяся после развала СССР в состоянии тотального идеологического и мировоззренческого вакуума и вынужденная заново себя собирать, отстранилась от участия в международной политике, тем самым дав уникальную историческую возможность западным левым нарастить пропагандистские и образовательные ресурсы, окончательно вытеснить консерваторов из образования и в конечном счёте из политики. Возвращение же России в мировую и европейскую политику в 2000-е гг. неизбежно произошло в функции нового консервативного балансира, что западные элиты, уже пропитанные левой идеологией и поверившие в свою полную и тотальную победу, не могли не воспринять крайне агрессивно.

В этой связи украинские события, начиная с 2014 г. и заканчивая началом военной операции в 2022 г., явились лишь геополитическим катализатором идейной вражды, которая является неизбежным элементом модерна, начиная с его зарождения.

Почему сохранение баланса необходимо? Опыт России: ошибки и выводы на будущее

Очевидный вопрос, который возникает в этой связи, – чем так опасно отсутствие баланса между двумя полюсами модерна? Наиболее простой ответ: в отсутствие баланса общество может прельститься утопией и насильственной переделкой общественных отношений под умозрительно созданный идеал, либо застрять в прошлом, лишившись энергии для развития. Очевидно, что первый вариант вероятен при абсолютной победе левого спектра, второй – правого.

Ни одна страна мира, кроме нашей, никогда в полной мере не пыталась реализовать одну из крайностей модерна.

В этом смысле Россия единственная обладает уникальным историческим опытом воплощения радикальной модернистской утопии.

На это обращает внимание культуролог Виталий Куренной: «Советская история является уникальным случаем долгосрочного общественного эксперимента по строительству организационной и управленческой структуры, призванной радикально модифицировать поведение человека»[6]. Заметим, что этот опыт, на наш взгляд, фундаментально недооценён и не осмыслен российским интеллектуальным классом.

Роковая ошибка российских элит и интеллектуалов в 1990-е гг. была связана с фундаментальным просчётом в оценке идеологической ориентации Запада. Россия шла навстречу Западу, понимая этот процесс как движение от радикального модерна, показавшего свою несостоятельность, к либерально-консервативной золотой середине. Общество, построенное на этих принципах, действительно сформировалось на Западе во второй половине ХХ века и было объективно привлекательно. Однако в 1990-е гг. сам Запад уже начинал прямо противоположное движение: от либерального консерватизма к новому изданию радикального модерна: в виде ниспровержения ещё сохранившихся традиций, тотального пересмотра формата семейных отношений, сексуальной морали и т.д. При этом Запад не отказывался от роли гегемона в геополитической и экономической сфере, используя доминирование в том числе для продвижения идеологической повестки.

Отдельная проблема состояла в том, что движение к радикализму на Западе более всего происходило не в политике, в которой по инерции сохраняли власть предшествующие элиты, а в культуре и образовании. Ещё во второй половине ХХ века эту особенность западного общества отметил Фридрих фон Хайек: «Влияние рационализма и вправду было настолько глубоким и всепроникающим, что в принципе чем умнее образованный человек, тем более вероятно, что он (или она) разделяет не только рационалистические, но и социалистические взгляды <…> чем выше поднимаемся мы по лестнице интеллекта, тем теснее общаемся с интеллектуалами, тем вероятнее, что мы столкнёмся с социалистическими убеждениями»[7]. Действительно, именно в интеллектуально-академической среде проникновение новой западной идеологии сегодня ощущается сильнее всего, и это неслучайно. Так как гуманитарная наука советского извода была полностью дискредитирована, в 1990-е гг. в России формировался новый слой интеллектуалов, для которых освоение западных гуманитарных методов имело характер почти что религиозного откровения. Эти особенности постсоветского развития ослабляли критическое мышление, мешали отделять политические процессы от культурных, непредвзято анализировать реальность и прогнозировать будущее.

В итоге постсоветская гуманитарная наука, по сути, совершила разворот, перейдя от одной версии радикального модерна к другой, минуя промежуточные этапы и не рассматривая альтернативные теории, предлагающие более взвешенный взгляд на реальность. Доминирующей парадигмой стал социальный конструктивизм, в основных своих положениях мало чем отличающийся от советского марксизма, но представленный в обновлённой, «перепрошитой» версии.

Основная догма социального конструктивизма заключается в объяснении возникновения всех традиций как изобретений и конструктов человеческого разума и культуры на определённом этапе развития, как правило, в интересах реализации власти одной социальной группы (где была «буржуазная эксплуатация», появился «мужской шовинизм»). Признанные авторитеты в этой области – левый социолог Бенедикт Андерсон или историк Эрик Хобсбаум, а также философы-постструктуралисты (Мишель Фуко, Жиль Делёз, Жак Деррида и др.). Ссылки на их работы в академических текстах по проблемам традиций сегодня считаются чем-то само собой разумеющимся. Важная черта социального конструктивизма заключается также в том, что стирается различие между теорией и практикой. Теоретическое объяснение, по сути, представляет собой автоматическое указание на то, что и как необходимо изменить, а научные тексты напоминают политические программы. Иными словами, старые принципы, такие как академическая нейтральность и объективность, становятся в этой парадигме «слугами угнетения», а новая гуманитарная наука, призванная давать советы политическим активистам, – инструментом освобождения. Само знание описывается как орудие политической борьбы. На практике это означает, что если социальные институты и традиции «изобретены» и являются продуктом человеческого разума и стремления к власти, то мы, используя теории социального конструктивизма, имеем возможность «переизобрести» любую традицию, направив её на службу не власти, а тем целям, которые мы видим правильными и необходимыми для достижения свободы, равенства и инклюзивности.

Так любое историческое прошлое становится чем-то, что необходимо преодолеть ради построения лучшего будущего, а настоящее – пространством культурной войны.

Об этом процессе пишет британский философ Роджер Скрутон: «Сама аргументация, направленная на уничтожение объективной истины и абсолютной ценности, навязывает политическую корректность как абсолютную необходимость, а культурный релятивизм – как объективную истину. <…> Итог культурных войн состоял в том, что старая культура ничего не значит, но потому, что значить уже нечему»[8].

Более того, с этой точки зрения не существует сфер жизни, где возможность «пересборки» или «преодоления» была бы чем-то ограничена: это касается как социально-политических институтов, так и языковых норм, морали и представлений о сексуальных и половых отношениях. Но, как остроумно отмечает Раймон Арон, «…всякое освобождение несёт в себе опасность новой формы порабощения»[9].

Находясь внутри доминирующей парадигмы западной гуманитарной науки, возразить этим тезисам практически нечего. Из её теоретических основ неизбежно следуют практические рекомендации, почти буквально повторяющие старый марксистский тезис: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»[10].

Ещё раз напомним об опасности подобного рода рассуждений: дело не в том, хороша свобода или нет, и сколько гипотетически может существовать гендеров или пониманий, что такое человек и как он должен развиваться. При вмешательстве в сложно устроенную социальную реальность, сотканную из традиций и правил, влияние которых на различные аспекты жизни невозможно осознать в полной мере[11], мы создаём огромные риски того, что изменения не приведут нас к желаемому результату, а существовавшее прежде будет трагическим образом утрачено. Недвусмысленно об этом предупреждает Хайек: «Человек не рождается мудрым, рациональным и добрым – чтобы стать таким, он должен обучиться. Наша мораль отнюдь не есть продукт нашего интеллекта; скорее, человеческое взаимодействие, регулируемое нашими моральными нормами, делает возможным развитие разума и способностей, связанных с ним. Человек стал мыслящим существом благодаря усвоению традиций – т.е. того, что лежит между разумом и инстинктом»[12]. И ещё: «Вся наша цивилизация неизбежно покоится на нашем доверии к вещам, истинность которых мы не в состоянии знать в картезианском смысле»[13].

Опыт развития России в ХХ веке говорит нам ровно об этом: насильственно переформатировав социально-экономическую реальность под рационально планируемые цели и задачи, СССР не только не достиг желаемых результатов, но и уступил в социально-экономическом соревновании тем, кто предпочёл держаться старых рыночных принципов и воздерживаться от столь резких социальных экспериментов. Воссоздание же рыночной экономики имело для России цену не меньшую, чем её ликвидация век назад. Эксперименты с языком и моралью, предпринимаемые сегодня на Западе, ещё более опасны, поскольку мы не знаем, за какие аспекты нашей социальной реальности, адаптивности и просто элементарного психического здоровья отвечают традиции, называемые патриархальными или гетеронормативными. Сегодня мы можем сказать только то, что благодаря этим традициям сформировалась наша цивилизация, а значит, их роль уж точно не может быть исключительно негативной. Потому что реальность всегда убедительнее, чем картины будущего, ведь реальность, по крайней мере, есть, а предполагаемого будущего ещё нет и, возможно, быть и не может.

Наиболее точно этот аргумент излагает Андрей Тесля: «Критике в первую очередь подлежит не существующее, а предлагаемое ему в качестве альтернативы. Поскольку его “ещё нет”, оно должно для своего утверждения представить аргументы куда более весомые, чем критика существующего: существующее может быть сколь угодно плохо, но оно уже есть, тогда как альтернатива ему не обладает и этим – и мы не можем заранее со всей точностью знать, сколь плоха она окажется в своём осуществлении. Мы сопоставляем реальность с мечтой, с воображаемым, то есть принципиально разнопорядковые сущности – проблема, стало быть, не в привлекательности воображаемого, а в том, чем обернётся его воплощение»[14].

Человек не может выжить в мире без традиций или в мире, где традиции или нормы являются предметом выбора, так как само осознание себя человеком происходит в рамках той или иной традиции.

Освоение традиции предшествует появлению личности.

Невозможно выбрать себе гендер, потому что прежде чем его выбрать, гендер уже должен существовать как система норм и правил, а значит, быть культурной диспозицией. По всей видимости, это невозможно так же, как не существует возможности выбора собственного родного языка, потому что освоение грамматических конструкций происходит бессознательно и стихийно через механизм подражания в раннем возрасте. Более того, именно благодаря бессознательному усвоению грамматических конструкций в детстве мы способны в дальнейшем сознательно обучаться иным языкам, используя те знания и когнитивные модели родного языка, которые сформировались без нашего участия и никогда не являлись для нас предметом выбора. Данный пример показывает, что, делая фундаментальные элементы человеческой жизни предметом выбора, возможно, мы в принципе отнимаем у человечества возможность адаптироваться к социальной жизни. Свободный выбор идентичности по ряду существенных вопросов, по сути, равнозначен «творению из ничего», в котором человек должен создать свою собственную социальную реальность, не имея опыта социальности как таковой.

Проговаривание этих аспектов и составляет сущность того, что можно назвать защитой традиционных ценностей. Борьба за традиционные ценности, стало быть, должна означать защиту не некоторого конкретного списка «ценностей», а образа мысли, в котором сохраняется различие между наукой и политикой, общественным и приватным, рациональным и эмоциональным, мужским и женским, истиной и ложью и т.д. Все эти ценности, по сути, представляют собой принципы классического либерального консерватизма, от которых Запад сегодня (и это, по всей видимости, можно уже говорить утвердительно) отказался, сделав выбор в пользу культурной войны и новой версии радикального модерна.

Защита традиции в этом понимании – лучшая преграда на пути социального радикализма, возможность которого неизбежно присутствует в любом современном обществе, особенно в среде интеллектуалов-гуманитариев. Поэтому парадоксальным образом лучше всего в России опасность радикального модерна понимают те, кто не имеет академического гуманитарного образования. Ведь понимание это проистекает из трагического опыта трансформаций советского периода, складывается в результате жизненного опыта, который ценнее и точнее любых теорий.

В ХХ веке Россия сделала выбор в пользу социального эксперимента, а не умеренного и сдержанного развития, Запад же предпочёл постоять в стороне. Сегодня ситуация выглядит ровно противоположно, и политический выбор России представляется рациональным: в ситуации социального экспериментирования в выигрыше чаще оказывается тот, кто наблюдает. Перефразируя Маркса, можно было бы сказать так: «Философы сначала объясняли мир, потом старались его изменить, теперь нужно оставить его в покое».

Страшный опыт реализации утопии является тем не менее нашим главным преимуществом. Ещё в 1924 г. русский философ Семён Франк пророчески замечал: «Когда теперь мы, русские, материально и духовно обнищавшие, всё потерявшие в жизни, ищем поучения и осмысления у вождей европейской мысли, у которых большинство из нас привыкло раньше учиться, мы, заранее склонные к смирению, всегда чуждые национального самомнения и менее всего способные на него в эту несчастную для нас эпоху, с изумлением узнаём, что собственно учиться нам не у кого и нечему и что даже наученные более горьким опытом наших несчастий, испив до дна чашу страданий, мы, пожалуй, сами можем научить кое-чему полезному человечество»[15].

Статья подготовлена в рамках Программы фундаментальных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

СНОСКИ

[1] Оукшотт М. Что значит быть консерватором. М.: Идея-Пресс, 2002. С. 66.

[2] Гидденс Э. Последствия современности. М.: Праксис, 2011. C. 153.

[3] Люббе Г. В ногу со временем. Сокращённое пребывание в настоящем / Пер. с нем. А. Григорьева, В. Куренного. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2016. 456 с.

[4] Киссинджер Г. Мировой порядок. М.: АСТ, 2022. 544 с.

[5] Смещение проблематики левой идеологии с задач социально-экономической борьбы к проблеме культурной эмансипации проанализировано американским палеоконсерватором Полом Готфридом. См.: Готфрид П. Странная смерть марксизма. М.: ИРИСЭН, 2009. 249 с.

[6] Куренной В.А. Советский эксперимент строительства институтов. В кн.: В.А. Куренной, И.В. Глущенко (Ред.), Время, вперёд! Культурная политика в СССР. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2013. С. 12.

[7] Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. М.: Новости, 1992. С. 94.

[8] Скрутон Р. Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2021. С. 353–354.

[9] Арон Р. Опиум интеллектуалов. М.: АСТ, 2015. С. 37.

[10] Маркс К. Тезисы о Фейербахе. В кн.: К. Маркс, Экономико-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. М.: Академический проект, 2010. 387 с.

[11] Философ и социолог Карл Поппер также говорит об этом: «Наше незнание безгранично и отрезвляюще <…> С каждым шагом вперёд, с каждой решённой проблемой мы не только открываем новые, нерешённые проблемы, мы также обнаруживаем, что там, где мы, казалось, стоим на твёрдой и безопасной почве, на самом деле всё ненадёжно и неустойчиво…». См.: Поппер К. Логика социальных наук. В кн.: Д.Г. Лахути, В.Н. Садовский, В.К. Финн (Ред.), Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики / Пер. с англ. Д.Г. Лахути. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 299.

[12] Хайек Ф. Указ. соч. С. 42.

[13] Хайек Ф. Право, законодательство и свобода. Современное понимание либеральных принципов справедливости и политики. М.: ИРИСЭН, 2006. С. 31.

[14] Тесля А.А. Славянофильский «консерватизм»: между национализмом и либерализмом? // Тетради по консерватизму. 2015. № 4. С. 24.

[15] Франк С.Л. Крушение кумиров. В кн.: С.Л. Франк, Сочинения. М.: Правда, 1990. С. 136.

Россия > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313658 Александр Гиринский

Либеральная демократия и ветер перемен

ИЛТЕР ТУРАН

Почётный профессор политологии на кафедре международных отношений Стамбульского университета Билги.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Туран И. Либеральная демократия и ветер перемен // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 36–53.

Оптимизм по поводу светлого будущего либеральной демократии как универсальной политической системы давно иссяк. Он подогревался внезапным крушением социалистического блока. После исчезновения этого противовеса осталась одна политическая система, которую общества могли взять за образец, и одно направление, в котором они могли развиваться. Но, если непредвзято взглянуть на мир сегодня, ясно, что тот коллективный оптимизм был преждевременным.

Первоначальный расцвет либерально-демократических систем, особенно в Восточной Европе, не привёл к быстрому и устойчивому распространению демократии в других регионах мира. Наоборот – довольно скоро по историческим меркам и в странах, принявших либерально-демократическое кредо недавно, и там, где либерально-демократическое устройство долгое время было нормой, начался процесс движения в обратном направлении.

В ретроспективе кажется странным, что либеральная демократия ещё совсем недавно действительно воспринималась как система, которая в будущем станет преобладающей в мире. Любой историк или политолог мог бы вспомнить, что течение времени несёт перемены и что нет ничего более постоянного, чем сами перемены. Ведь и либеральная демократия претерпела в ходе истории значительную трансформацию – от процветания рабства до утверждения расового равенства. Соответственно, можно было бы сделать вывод, что демократия – продукт определённого набора факторов и обстоятельств, которые, сменяясь во времени, оказывали давление и на либерально-демократическую систему, вынуждая её меняться. Это объясняет, почему попытки пересадить либеральную демократию в разные регионы мира – например, в бывшие колонии – встречали сопротивление и нередко заканчивались частичным или полным провалом. Условия, способствовавшие эволюции либерально-демократических систем в одних обществах, просто отсутствовали в других. Данное наблюдение не означает, что некий набор факторов и обстоятельств неизбежно приведёт к предопределённому результату, а просто свидетельствует о том, что между имеющимися условиями и вероятным развитием событий существует разумная корреляция.

Сегодня либерально-демократические режимы оказываются под угрозой не только в новообращённых странах, но и там, где они чувствовали себя устойчиво на протяжении десятилетий или даже столетий. Рассмотрим ряд событий, которые являются продуктом социально-экономических и технологических изменений, чтобы понять, как они способствовали размыванию либерально-демократических систем и продолжают это делать. К читателю лишь одна просьба: учитывать, что предлагаемые объяснения пока несколько хаотичны и разрозненны, так как охватывают ряд переменных из разных областей. Они могут служить скорее ориентиром или гипотезой, требующими тщательной проверки и/или предлагающими направления для дальнейших исследований.

Фрагментация: от классовой к проблемно-ориентированной политике

Число партий (или эффективное число партий, по индексу Лааксо – Таагепера) в законодательных органах либеральных демократий за последние четыре-пять десятилетий значительно возросло. Утверждается, что это не вредит здоровью законодательных собраний, а даже наоборот – способствует представленности разнообразных мнений и интересов. Но реальный опыт говорит об обратном.

Во-первых, увеличение числа парламентских партий приводит к необходимости формировать коалиционные правительства с участием сомнительных партнёров, которым трудно договориться, что делать, или, точнее, как эффективно «управлять». Поэтому актуальным трендом сегодня стало «выживание без управления». Это означает, что правительствам часто не удаётся решить важные проблемы, с которыми сталкивается общество, что подрывает доверие к либерально-демократическому процессу. Причина подъёма популистских партий, выступающих против истеблишмента справа и слева и бросающих вызов либеральной демократии, может заключаться как раз в изъяне фрагментированной партийной системы.

Во-вторых, разрастание парламентских партий свидетельствует о том, что партии менее успешно, чем в прежние времена, объединяют интересы разных групп населения. Они всё чаще представляют интересы меньшинств, которые раньше отдавались на откуп соответствующим специализированным объединениям и организациям гражданского общества. Ниже я попытаюсь вкратце объяснить, что сосредоточение парламентских партий на узких интересах может представлять проблему для достижения компромисса, который является неотъемлемым ингредиентом либеральной демократической политики.

Либерально-демократическая система эволюционировала с течением времени. Хотя некоторые её черты отсылают к эпохе Средневековья, принцип, согласно которому население должно избирать своих правителей, унаследован от эпохи промышленной революции. Этот процесс описывается по-разному: одни делают акцент на модернизации, к которой привела индустриализация, другие – на капиталистическом развитии. Рискуя чрезмерно упростить очень сложный исторический вопрос, я попытаюсь доказать, что демократическое устройство возникло из конфликта или антагонистических отношений между промышленниками, которые были держателями капитала, и рабочими, которые стремились снизить уровень эксплуатации и улучшить своё социально-экономическое положение. Это был отнюдь не лёгкий процесс; он потребовал длительной борьбы и кровавых революций. Важнейший вопрос, кто имеет право голоса, вызывал бурные споры. Достаточно вспомнить, что всеобщее избирательное право, включавшее женщин и цветных, утвердилось лишь во второй половине XX века.

Именно большая численность дала рабочему классу возможность компенсировать свою главную слабость – ограниченность материальных ресурсов.

Политика индустриальных обществ характеризовалась преобладанием двух тенденций – либерально-экономической и социал-демократической, которые часто, но не всегда, получали воплощение в виде двух основных политических партий. Иногда число партий было больше двух, но они формировали достаточно устойчивые созвездия, которые менялись ролями в ранге правительства и оппозиции через выборы. Результатом такой конкуренции стало зарождение и рост государства всеобщего благосостояния. Хотя его содержание или охват варьировались в разных странах, постепенно граждане большинства индустриальных обществ стали пользоваться социальными благами, включающими минимальную заработную плату, пенсионные выплаты, защиту от безработицы, медицинское страхование и другие подобные удобства.

Развитие индустриального общества благодаря значительному повышению производительности труда привело к трансформации классовой структуры и социально-экономической стратификации обществ. Те слои населения, что были заняты в сфере обслуживания, стали расти за счёт промышленных рабочих и специалистов, непосредственно занятых в производстве. Это обусловило появление сегодняшнего постиндустриального общества и повлекло значительные политические последствия, повлиявшие на условия, в которых изначально функционировала и процветала либеральная демократия.

На смену дихотомии «труд – капитал» пришла гораздо более сложная и тонкая социально-экономическая стратификация с весьма разнообразными заботами и интересами. В период, когда формировалось государство социального благосостояния, казалось, достаточно легко договориться о базовых потребностях основных классов общества; и в ходе многотрудного процесса проведения демократической политики были разработаны, приняты и усовершенствованы меры, в наши дни считающиеся само собой разумеющимися.

Когда же многие из основных проблем решились, ожидания людей от правительства стали более разнообразными. Жизненно важные материальные вопросы, по которым можно было вести переговоры и достигать компромиссов, заменили проблемами, интересовавшими ограниченные группы людей. В качестве примера можно привести подъём «зелёных», создавших в некоторых обществах политические партии. «Зелёные» объединили в нестабильные коалиции движения, обеспокоенные изменением климата, правами женщин и ЛГБТ-сообществ. Другие группы, вовлечённые в этот процесс фрагментации, включали организации, защищающие мультикультурализм, этнический национализм, регионализм, права религиозных меньшинств, различные формы политики идентичности и прочее. Участники этих движений больше заинтересованы в преследовании своих целей, чем в достижении консенсуса. Принятие политических решений иногда оказывалось возможным только за счёт формирования коалиций, но создание правительств, которые оставались бы у власти в течение длительного времени, стало почти недостижимым. В таких условиях властям сложнее реагировать на ожидания граждан и ещё более затруднительно проводить политику, направленную на искоренение долгосрочных проблем.

Политическое отчуждение большинства

Возникновение политики, ориентированной на интересы меньшинств, привело к последствиям, негативно сказавшимся на либеральной демократии.

Первый неприятный итог – правительствам всё труднее объединять людей, разрабатывать и воплощать в жизнь политику, удовлетворяющую большинство. Общее настроение недовольства было характерно почти для всех демократических обществ. Хотя определённая доля скептицизма в отношении властей присутствует всегда, и при демократии, и в авторитарной системе, нынешний уровень неудовлетворённости весьма высок.

Это повлекло за собой второе, но связанное с первым явление, которое лучше всего описать как чувство исключения из общественной политики. Важная и растущая часть населения в демократических обществах разочарована тем, что политики далеки от рядовых граждан и не существует каналов, через которые массы могут эффективно участвовать в управлении страной.

Разочарование простых граждан усиливается тем, как многие лидеры групп с узконаправленными интересами подходят к политике. По сути, она сводится к решению вопросов, не являющихся жизненно важными для большей части электората. Эти лидеры занимаются делом, которое им дорого, поэтому они недостаточно чувствительны к нуждам и заботам других, включая и тех, кто не согласен с их приоритетами. Они считают, что их идеология, концепции и программы самоочевидны и верны и ожидают, что все будут соглашаться с ними без вопросов и возражений. Такое видение распространяется не только на принципы, но и на конкретные меры их реализации, не оставляя места для дискуссий. И воспринимается многими избирателями как высокомерное, они лишь убеждаются в том, что их не уважают и не ценят как граждан.

Курс на решение проблем меньшинств не только привёл к политической фрагментации, снизившей способность правительств оправдывать ожидания большинства граждан, но и породил чувство отчуждения от демократической политики.

Страх перед будущим: иммиграция и автоматизация труда

Хотя последствия происходящих с нами технологических изменений ещё до конца не осознаны, модель будущего, в котором автоматизация сделает человеческий труд невостребованным, уже вызывает большое беспокойство. Нетрудно найти футуристические прогнозы, в которых описывается, что класс высокоинтеллектуальных и образованных людей станет доминировать, работой низкого уровня обеспечат немногих, а остальные и вовсе лишатся возможности для полноценной занятости. Однако предсказания, основанные на текущих тенденциях, особенно с использованием линейной логики, не оправдывались и в прошлом. Достаточно вспомнить демографические прогнозы Мальтуса о конце света из-за того, что растущее в геометрической прогрессии население вымрет от голода, поскольку производство продуктов питания расширяется только в арифметической прогрессии. Мы также можем вспомнить огромное число книг, написанных в конце прошлого тысячелетия, которые предлагали противоречащие друг другу сценарии грядущего.

Тем не менее речь идёт о восприятии и о том, как оно влияет на поведение в отсутствие уверенности в завтрашнем дне. В настоящее время, похоже, среди различных слоёв населения, в основном низших, растёт неуверенность и страх, что автоматизация сделает людей ненужными и приведёт к безработице и маргинализации.

Капитал всегда искал пути снижения стоимости труда. Эта мотивация способствовала росту его производительности и стала движущей силой экономического развития. Труд также выиграл от роста производительности – в плане как повышения доходов, так и умножения социальных благ. Однако развитие государства всеобщего благосостояния привело к росту стоимости рабочей силы за счёт установления достаточно высоких минимальных зарплат и законодательных социальных мер. Это, в свою очередь, побудило бизнес искать пути снижения издержек на рабочую силу.

Использовались три способа.

Первый – перемещение предприятий туда, где стоимость рабочей силы ниже, что приводит к безработице в странах, откуда уходят предприятия – по крайней мере, временной.

Второй – наём импортной рабочей силы. Когда существует либо общий дефицит, либо отраслевой дефицит рабочей силы, правительства могут проводить целенаправленную политику по её ввозу. Так было в Германии 1960-х гг., когда рабочая сила внутри страны просто не могла удовлетворить потребности растущей экономики. Пример нам более близкий – перемещение нелегальных трудовых иммигрантов через границы (молодые люди надеются достичь благополучия в более процветающем обществе, где соглашаются работать за гроши); тут можно выделить переток испаноязычной рабочей силы на американский рынок. В последние годы нелегальная трудовая миграция осложнена массовым притоком беженцев из стран, страдающих от внутренних беспорядков.

Третий – внедрение трудосберегающих методов. Если поиск методов и инструментов экономии труда был извечной заботой бизнеса, то последние достижения в области цифровизации, автоматизации и робототехники привели практически к парадигмальному сдвигу, который постоянно порождает новые способы снижения потребности в человеческом труде.

Три перечисленных тенденции, особенно нелегальная миграция и автоматизация, вызвали негативную реакцию в экономически развитых странах. Значительная часть населения, опасаясь, что автоматизация может оставить их без работы, склоняется к политике экономической защиты и ограничения иммиграции. Такие настроения подкрепляются культурным аргументом, дескать иммигранты угрожают образу жизни общества, в которое они внедряются. Хотя приезжие часто берутся за работу, которую местные жители выполнять не хотят, помогают снизить реальную нехватку рабочих рук в таких областях, как сельское хозяйство, открывают предприятия, расширяющие занятость и рынок труда, а некоторые привносят навыки, которые пригождаются принимающей стране, это не имеет значения в глазах коренного населения. Разочарованные избиратели ожидают от политиков решения проблем, которые они связывают непосредственно с иммиграцией и автоматизацией труда. Правительства, конечно, могут ограничивать иммиграцию, но не в состоянии полностью остановить её, если только не будут готовы поставить в крайне невыгодное положение местное население и бизнес и/или пойти на существенные нарушения прав человека. С другой стороны, в случае автоматизации они вообще мало что могут сделать.

Глобализация, вмешательство и свободы

Проблема иммиграции и автоматизации возникла в то время, когда под влиянием неолиберальных идей, расцветших после распада биполярного мироустройства, глобализация уже пронизала всю мировую экономику. Это ярко проявилось в устранении национальных барьеров для торговли и движения капитала. Свободное движение капитала и товаров, как утверждалось, принесёт пользу всем, расширив мировые рынки и доходы. Как ни странно, а может, и вполне предсказуемо, сторонники глобализации не включили свободное движение рабочей силы в своё видение экономических свобод.

По мере развития неолиберальной глобализации становилось всё более очевидно, что она порождает ряд проблем. В экономически развитых обществах, которые способствовали глобализации, свободная торговля умножала количество импортных товаров, составлявших прямую конкуренцию товарам местного производства, а движение капитала заставляло компании переносить инвестиции и производство в страны с более низкими издержками. В ответ на эти нежелательные последствия популистские движения начали убеждать общественность и правительства, что конкуренция несправедлива и необходимо защитить внутренние рынки. Наиболее ярко такое проявилось в США при Дональде Трампе, который добавил соображения безопасности в обоснование начатой им политики сокращения импорта.

Власти способны обеспечить защиту внутренних рынков, ограничив импорт с помощью налогов, квот и других средств, но в меньшей степени они в силах обуздать деятельность транснациональных корпораций. Хотя правительства иногда приводят аргументы безопасности для ограничения возможностей компаний-гигантов, а в других случаях пытаются убедить их сохранить инвестиции на родине, предлагая щедрые стимулы, они не могут им диктовать. В глазах избирателей это выглядит как слабость, на которую также указали популисты, считающие политический класс коррумпированным, а современные экономические механизмы – порождением их корыстных интересов.

Такое положение дел, когда люди ожидают, что различные государственные программы станут реагировать на их экономические запросы и затруднения, открыло путь к широкому и чрезмерному вмешательству государства не только в экономику, но и в жизнь общества. Пандемия COVID-19 и вовсе создала чрезвычайную ситуацию во многих странах. Для преодоления последствий правительствам пришлось изменять и даже игнорировать практику рыночной экономики, а в некоторых случаях и принципы свободного общества. Сбор данных о каждом человеке, ставший неотъемлемой частью общей тенденции, в долгосрочной перспективе послужит инструментом для вмешательства правительств в личную жизнь граждан, что представляет серьёзную угрозу индивидуальным свободам. А небрежное применение экономических мер способствует не только произвольному вторжению правительства в экономику, но и коррупции.

Деньги и демократический процесс

В стандартных описаниях принципов действия либеральной демократии, например, в анализе Роберта Даля о механизме демократии в Нью-Хейвене, говорится, что избиратели организуются и умудряются влиять на политику, достигая некоторого успеха. Это даёт им чувство удовлетворения, и они продолжают участвовать в либерально-демократической игре. В этих материалах не оговаривается (и, возможно, не признаётся) важная исходная предпосылка, согласно которой у любой такой группы избирателей должно быть достаточно материальных ресурсов и навыков, чтобы добиваться своих целей. Позвольте подчеркнуть, что фраза «достаточно ресурсов» подразумевает не их равное или даже справедливое распределение, а лишь то, что большинство групп избирателей обладают достаточными ресурсами в определённый момент времени для достижения политических целей.

«Цифра» ослабила связь между производственными процессами и экономикой. Сектор услуг расширялся за счёт промышленных отраслей, о чём свидетельствует снижение численности профсоюзов и, соответственно, их силы и влияния в большей части индустриального мира, вступившего в постиндустриальную стадию. Эта динамика в сочетании со всё более частыми спадами, которые мировая экономика переживает в последние годы, негативно сказалась на распределении доходов.

По сути, ситуация с распределением постоянно ухудшается, поскольку всё более узкая часть населения претендует на несоизмеримо большую долю ВВП.

Помимо того, что данная тенденция ставит менее обеспеченных людей в невыгодное положение в политическом процессе, их слабость усугубляется тем, что изменения в коммуникационных технологиях, а также в методах проведения кампаний и лоббирования сделали политическую деятельность более дорогостоящей. Сжимающаяся ресурсная база и рост затрат снижают политическую эффективность – как реальную, так и в восприятии избирателей, а именно, тех групп, чьё экономическое положение ухудшается.

Существуют доказательства роста коррупции среди представителей политического класса в устоявшихся либеральных демократиях, которые обычно гордятся тем, что придерживаются высоких этических стандартов – в отличие от своих коллег в авторитарных системах. Почему так происходит? Мы уже назвали одну причину – политическая деятельность подорожала. Любой, кто стремится быть избранным, должен иметь доступ к значительным материальным благам.

Деньги на финансирование политических кампаний поступают двумя способами: в одних странах партии и кандидаты полагаются исключительно на частные взносы, в других государство выделяет деньги партиям для финансирования как их обычной деятельности, так и избирательных кампаний. В системах, финансируемых государством, партии могут принимать и частные взносы. Многие демократии, полагая, что частные взносы создадут дисбаланс в пользу богатых, ввели ограничения на сумму, которую допустимо внести в пользу конкретного кандидата или партии. Кроме того, сбор средств может организовываться таким образом, чтобы поощрять небольшие взносы от большого числа доноров, а не щедрость нескольких богачей.

Однако на практике существует множество способов обойти правила. В частности, в некоторых молодых демократиях действующие кандидаты привыкли тратить средства государства во время своих кампаний, что равносильно использованию государственных денег в личных целях. Они также могут оказывать давление на частных субъектов, обещая вознаграждение или угрожая лишениями. Поскольку расходы на проведение политических кампаний подскочили, правительственные и оппозиционные партии, а также отдельные политики, либо действующие, либо только претендующие на выборные должности, ищут и обычно находят лазейки в законах. Дополнительные индивидуальные взносы поступают через третьи руки или группы, на которые не распространяются ограничения по взносам. Некоторые взносы в натуральной форме остаются неучтёнными, а услуги покупаются по ценам ниже рыночных. В зависимости от общества методы варьируются, но недостатка в них нет. Когда одни обращаются к сомнительным способам финансирования, другие начинают им подражать, в результате нравственные барьеры устраняются, а неэтичная практика берётся на вооружение, и критикам становится всё труднее добиться того, чтобы их голос был услышан.

Коррупционное финансирование политической деятельности, наиболее ярко проявляющееся на выборах, подрывает демократический процесс тремя способами.

Во-первых, группы, получающие деньги, приобретают чрезмерное влияние в политической игре, фактически не позволяя другим получить необходимые им средства.

Во-вторых, нарушения, допущенные при финансировании, увеличивают издержки проигрыша, поскольку виновные уже не будут иметь преимущества неприкосновенности благодаря пребыванию на государственных постах.

В-третьих, ущерб, нанесённый демократической политике, продолжает подрывать всю систему, поскольку лица, занявшие государственные должности, пытаются максимально расширить власть, извлечь всю возможную выгоду от пребывания на своих постах и продлить своё правление, даже если для этого придётся нарушить правила демократической игры. Как показали последние годы, во многих странах, в том числе в США, Польше и Турции, власть имущие пытались (в какой-то мере успешно) ослабить систему сдержек и противовесов и искали способы изменить работу избирательной системы в свою пользу.

Углубление связей между бизнесом и политикой привело к ещё одной проблеме. Современные политики привыкли жить так, как живут богачи, подражая им или перенимая их образ жизни. Раньше люди, занимающие выборные посты, понимали, что должны как минимум сохранять видимость обособленности от своих благодетелей. В последние годы такие барьеры, похоже, рушатся, в открытом доступе появляется информация, что министры из правящих кабинетов Франции и Германии проводят каникулы на яхтах в качестве гостей бизнесменов или отправляются на футбольные матчи на частных самолётах своих богатых друзей. В некоторых случаях лица, занимающие выборные должности, летают на правительственных или частных самолётах по личным делам.

Несомненно, тесные отношения между состоятельными людьми (особенно из мира бизнеса) и представителями политического класса значительно подрывают автономию последних. В демократической системе всегда существует вероятность поражения действующего политика на выборах, что заставляет его готовиться к нежелательному стечению обстоятельств. Лица, занимающие видные посты, хотят обеспечить себе подушку безопасности, хорошо оплачиваемую работу в качестве консультанта, советника, члена правления корпорации или даже лоббиста. Это заставляет заискивать перед благодетелями, которые, скорее всего, предложат им такую подушку безопасности в случае проигрыша на выборах.

Трудно судить, в какой степени тесная связь между толстосумами и политическим классом влияет на политику исключительно в пользу первых, хотя никто не сомневается, что такое происходит. Рост популизма в последние годы, будь то правого или левого толка – это в значительной степени следствие убеждённости, что политика работает в интересах денежных групп и политический истеблишмент коррумпирован и находится на службе у экономически привилегированных классов.

Популисты заявляют, что «народ» находится под пятой у «коррумпированного истеблишмента» и поэтому стремится заменить власть имущих «истинными представителями народа».

Такое понимание политики, по моему мнению, во многом является антитезой либерально-демократической повестке. Оно направлено на то, чтобы опрокинуть систему, предполагающую, что идеи и интересы конкурируют, сталкиваются, объединяются во имя достижения компромисса, в то время как избиратели меняют предпочтения между выборами в зависимости от результатов деятельности лиц, занимающих выборные должности.

Игра манипуляций: возможности политических элит по контролю над обществом

Устойчивый прогресс в области цифровизации позволяет собирать и обрабатывать огромный массив данных. Выдающиеся достижения в психологии, рекламе и других смежных областях значительно расширили возможности государственных и частных учреждений по манипулированию народными массами. В демократических странах движущей силой достижений часто были маркетинговые исследования. Но потенциал технологий и методов влияния на выбор человека не мог остаться незамеченным в политической сфере. И вскоре новые технологии манипулирования общественным мнением и голосованием стали неотъемлемой частью избирательных кампаний.

Однажды я разговаривал с представителями компании, занимавшейся организацией и проведением выборов. Они были абсолютно уверены в способности управлять поведением избирателей и не сомневались, что смогут гарантировать победу клиентам. Я спросил, проигрывала ли когда-нибудь партия или кандидат, на которых они работали. Неудивительно, что ответ был утвердительным. Это заставило меня поинтересоваться, как такое могло произойти. Объяснение оказалось довольно простым: кандидаты не прислушивались к советам консультантов. Этот разговор указывает на два фундаментальных вызова, с которыми сталкивается либеральная демократия: один касается избирателя, а другой – субъектов, ищущих голоса отдельных людей или партий.

Начнём с избирателя. Демократическая теория основана на предположении, что человек обладает свободной волей и принимает решения в соответствии со своими суждениями. Если он становится объектом воздействия, его выбор определяется другими, что нарушает фундаментальную предпосылку демократической теории.

В таких условиях демократический процесс превращается в игру между компаниями, каждая из которых пытается манипулировать избирателем лучше, чем конкуренты.

Можно ли назвать это демократическим мероприятием? Пусть об этом судят сами читатели.

Что касается субъектов. Если политики и политические партии хотят выиграть выборы, им не нужно предлагать избирателю тщательно продуманные программы – достаточно лишь следовать указаниям манипуляторов. Опасность такого подхода в том, что политика превращается в игру манипуляций для сохранения поддержки избирателя, а не процесс, при котором избирательные штабы разрабатывают программу и реализуют её так, чтобы добиться результатов в будущем, хотя их действия могут не получить немедленного одобрения электората. Иными словами, махинации с политической поддержкой влекут за собой ещё большее манипулирование в ущерб разработке и реализации политики, отвечающей потребностям и ожиданиям общества в долгосрочной перспективе. Это, в свою очередь, порождает недовольство истеблишментом и готовность отказаться от «тонкостей» либеральной демократии, неспособной удовлетворить запрос общества.

Те, кто придаёт большое значение сохранению сущности либеральной демократии как компонента будущего политического порядка, должны осознавать эти вызовы и пытаться найти ответы на них.

Интернет и укрепление власти лидера

Современные технологии позволяют политическим лидерам, будь то в правительстве или в оппозиции, общаться с аудиторией без посредничества партийных организаций и местных политиков. Другие формы политической коммуникации, конечно, существуют и используются по мере необходимости, но они, как правило, более актуальны или полезны в местной или коммунальной политике.

В прежние времена, когда не было возможности обратиться к избирателям через национальное телевидение и социальные сети, приходилось полагаться на поддержку политических организаций, рядовых членов партии и волонтёров. По мере развития технологий и появления возможностей проведения эффективных кампаний сначала с помощью телевидения, а затем и интернета, эта важнейшая функция волонтёров, членов партии и партийной организации начала медленно сходить на нет. Сегодня, если удаётся обеспечить финансирование, лидер партии может проводить большую часть избирательной кампании или текущей политики, опираясь на команду профессионалов, которые организуют его выступления на телевидении, готовят политическую рекламу, пишут речи, управляют отношениями со средствами массовой информации, проводят опросы общественного мнения, обеспечивают поток сообщений в соцсетях и так далее. Развился вид деятельности под названием «троллинг», когда наёмные работники ведут пропагандистскую деятельность для политического лидера в режиме онлайн.

Лёгкость, с которой политические лидеры сегодня обходят партийную организацию и членов партии при обращении к электорату, изменила отношения между ними.

В те времена, когда лидерам приходилось полагаться на сотрудничество с партийной организацией и волонтёрами, последние оказывали влияние на первых. В настоящее время всё чаще члены парламента рассчитывают на помощь главы партии в процессе их избрания. В некоторых случаях, когда лидер пользуется большей поддержкой, чем партия, он обретает достаточно власти и влияния, чтобы выделить кандидатов, которые в лучшем случае лично ему преданы, а в худшем – просто его приближённые, помогающие ещё более упрочить его положение.

Последствия укрепления политической власти лидера вызывают вопросы с точки зрения либерально-демократической повестки. Одной из важнейших особенностей демократии является система сдержек и противовесов между тремя ветвями власти. А когда народные представители обязаны политическим процветанием лидеру партии, им довольно трудно бросить ему вызов, даже если есть подозрения, что его действия нуждаются в проверке. Достаточно вспомнить Трампа или Эрдогана, чтобы понять, что я говорю не о гипотетической возможности, а о политической реальности.

Конечно, было бы явным преувеличением утверждать, будто развитие коммуникационных технологий само по себе приведёт к гибели демократии. Но до сих пор мы говорили о ряде событий, каждое из которых ведёт к сбоям в её функционировании. И хотя ни одно из них в отдельности не может настолько фундаментально подорвать либеральную демократию, чтобы полностью изменить её, я утверждаю, что в совокупности они вполне способны привести к её трансформации до неузнаваемости.

Информационное ускорение и краткосрочное мышление

Прогресс в скорости коммуникаций, молниеносное распространение новостей стало ещё одним революционным изменением, создавшим проблемы для либеральной демократии. Просто задумайтесь: когда в стране происходит какое-либо важное событие, все политические лидеры ощущают на себе давление, требующее немедленной реакции, но у них нет времени на получение полной информации о событии, на консультации со специалистами и, наконец, на тщательное обдумывание действий, которые следует предпринять. Этот «дефицит размышления» влияет на разработку и реализацию политики.

Скорость работает в ущерб консультациям со всеми государственными органами и соответствующими субъектами, не позволяя проанализировать многочисленные аспекты возможных действий, соответствия их имеющимся прецедентам и текущей политике, а также просчитать последствия, к которым они могут привести. Это влечёт за собой непродуманные действия правительств, а также необходимость частой перемены решений, что приводит к непоследовательной политике и подрывает доверие граждан. Противоречивые заявления лидеров, имеющих доступ к независимым средствам коммуникации и использующих их, ни с кем не советуясь, также вредят авторитету власти.

Ещё одним следствием нехватки времени на обдумывание и консультации является то, что это приводит к краткосрочному мышлению, заставляя правительства перескакивать от одной темы к другой; в таком темпе они не успевают оценить, что важно, а что сиюминутно или тривиально. Эта тенденция усугубляется развитием так называемых новостных каналов. Круглосуточное генерирование новостей может быть достигнуто только путём их повторения, детализации и расширения, благодаря чему их важность и значение порой раздуваются до неприличия. Когда общественность склонна думать, будто происходят важные или крупные события, политическому истеблишменту также приходится сосредоточиваться на сиюминутном в ущерб долгосрочной перспективе. С другой стороны, это может отвечать интересам лидеров, поскольку, прежде чем они займутся решением действительно стоящей проблемы, внимание общественности будет отвлечено на что-то незначительное. В связи с этим возникает вопрос, способна ли демократия в её нынешнем состоянии заняться теми проблемами общества, которые можно решить только путём разработки и реализации долгосрочной политики.

Возможно, изменения в коммуникационных технологиях влияют на демократическую политику ещё одним способом. Я сформулирую это в виде вопроса: привлекают ли нынешние средства создания и распространения новостей определённый тип личности в политику – личность, воспринимающую политику как шоу, где аудитория восхищается выступлениями лидера, а не его работой? Я не могу ответить на этот вопрос – наверное, ещё слишком рано искать ответ.

Заключение

Похоже, появились тенденции, которые могут привести к разрушению либерально-демократической системы. Я задался вопросом, являются ли они преходящими или сделают сохранение демократии трудным, а, может быть, даже невыполнимым делом. Как человек, чей личный политический выбор лежит в области поддержания и совершенствования либеральной демократии, я подумал, что должен поделиться своей озабоченностью по поводу серьёзных вызовов, с которыми в настоящее время сталкивается демократия, и своими опасениями, что этих вызовов, вероятно, станет ещё больше. Я решил предложить коллегам искать пути сохранения либеральной демократии и её приспособления к давлению перемен.

Возможно, например, что развитие нижних уровней власти за счёт сильных центральных правительств поможет частично смягчить недовольство работой властей в целом, поскольку более мелкие административные единицы будут более чутко реагировать на потребности и ожидания граждан. Участие граждан в управлении повседневными делами может быть расширено с помощью разных механизмов, которые повысят ощущение сопричастности к политической жизни. Необходимо устранить недостатки, негативные последствия неолиберального порядка и проблемы, связанные с отсутствием мультикультурализма. Возможно, стоит взять на вооружение гарантированный индивидуальный доход, обеспечить землёй крестьян и рассмотреть другие способы уменьшения экономического дисбаланса в обществе. Требуют развития меры по учёту культурных различий.

Несмотря на несколько мрачную картину, нарисованную мной, в заключение я хотел бы заметить следующее. Параллельно с тем, что давление на либеральную демократию усиливается, происходят и другие события, свидетельствующие о том, что она всё ещё ценится и многие в мире считают, что за неё стоит бороться. Демократия была основным инструментом, с помощью которого удалось добиться прогресса в соблюдении прав женщин, и, судя по всему, эта динамика сохранится. Не менее, а, возможно, и более важно то, что сползание некоторых стран к авторитарным формам правления привело к так называемой «обратной демократической реакции». Так что, возможно, что описанный тренд не является необратимым.

Евросоюз. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313656 Илтер Туран

Продовольствие как оружие и оружие как помощь

Иностранная помощь от Боснии-1992 до Украины-2022

ИГОР ПЕЛЛИЧЧИАРИ

Профессор Свободного международного университета социальных наук имени Гвидо Карли (LUISS) в Риме и Университета Урбино.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Пелличчиари И. Продовольствие как оружие и оружие как помощь // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 22–35.

За тридцать лет до того, как Украина стала местом военно-политического столкновения, в Европе вспыхнул другой ожесточённый конфликт – в Боснии и Герцеговине (БиГ). Любой кризис ставит вопрос о способах помощи тем, кто в ней нуждается, будь то гуманитарная составляющая или нечто другое. Сопоставление иностранной помощи Украине в 2022 г. и того, что делалось в первый год конфликта в БиГ, позволяет выявить удивительные изменения в данной сфере. Наметившаяся в период пандемии реалистская трактовка государственных программ помощи как инструмента внешней – и прежде всего силовой – политики, похоже, закрепилась в международных отношениях надолго.

Босния, 1992 год: помощь vs нейтралитет и пацифизм

Конфликт в БиГ вспыхнул на руинах, которые оставил болезненный распад бывшей Югославии, и развивался в хаотическом контексте постбиполярного миропорядка, установившегося в международных отношениях после падения Берлинской сте­ны[1]. Существовавшая несколько десятилетий система международного баланса рухнула, а новая ей на смену ещё не пришла. И конституционные, и геополитические рамки БиГ, возникшей после дезинтеграции Югославии, оказались чрезвычайно уязвимыми из-за слабости страны и полной неопределённости будущего, причём грядущие изменения в любом случае воспринимались как неизбежные – все ощущали нестабильность и изменчивость статус-кво[2]. Суверенитет страны, фактически разделённой на три части в результате открытого вооружённого конфликта, был формальным, каждая этническая сторона имела собственную, пусть и хрупкую государственную структуру. Внутренняя ситуация в БиГ осложнялась тем, что только что появившееся государство было втянуто в острое соперничество с двумя другими республиками бывшей Югославии – Хорватией и Сербией.

Западные Балканы – важный геополитический узел, но будущий статус региона служил предметом жарких споров без ясного понимания перспектив. Конечно, многое, как и всегда, зависело от национальных интересов вовлечённых внешних держав, но имелось и особое обстоятельство: трансформация всего международного ландшафта влияла на состояние институтов. В 1992 г. ни ООН, ни Брюссель (только что превратившийся из Европейского экономического сообщества в Евросоюз) были не в силах предотвратить перерастание кризиса в хроническую военную конфронтацию[3]. Западные правительства осторожничали, в том числе в плане оказания помощи, и первые доноры в боснийском конфликте представляли негосударственный сектор.

Доноры сосредоточились на неотложной гуманитарной помощи – она должна была покрыть базовые нужды, связанные с конфликтом, который привёл к многочисленным жертвам, в основном среди мирного населения. Действия НПО оставались разрозненными, символическими и явно недостаточными, чтобы справиться с масштабом противостояния и вызванных им бедствий. Тем не менее НПО сыграли важную роль: благодаря им западное общество хотя бы узнало о кризисе – соцсетей тогда не было, а ведущие западные СМИ на балканские проблемы просто не обращали внимания. Организации гуманитарного сектора отстаивали антивоенную позицию, апеллируя к лишениям пострадавших и демонстрируя ярко выраженный политический нейтралитет – убеждение в том, что забота о жертвах войны не требует какой-либо позиции в отношении продолжающегося кризиса[4].

Международная помощь классических многосторонних организаций, ООН и их специализированных агентств (за Верховным комиссаром ООН по делам беженцев последовали Управление ООН по обслуживанию проектов, Программа развития ООН, ВОЗ и другие) была лучше структурирована и организована. Однако и ей были свойственны высокий уровень распыления и неэффективности. Объективной причиной был крайне запутанный ход боевых действий, а субъективной – попытка механически перенести на зону конфликта практики, применяемые в странах «третьего мира», тогда как БиГ на момент начала политического кризиса имела достаточно высокие показатели социально-экономического развития[5]. Содействие сосредоточилось исключительно на гуманитарных усилиях, политики и чиновники международных организаций вели себя демонстративно аполитично и, декларируя принцип равноудалённости от всех сторон конфликта, дистанцировались даже от активного пацифизма НПО.

Международные институты не могли разобраться в запутанной ситуации на Балканах, кроме того, им не хватало политического мандата, получить который не позволяло дипломатическое соперничество государств-участников.

В результате донорам пришлось самостоятельно организовывать присутствие во всех странах, затронутых конфликтом – не делая различий, например, между БиГ и Сербией, у которой уже тогда возникли разногласия с Западом, поскольку её обвинили в провоцировании и эскалации кризиса на Балканах. В итоге возникло чёткое размежевание санкций и помощи. Жёсткие санкции, введённые мировым сообществом против Сербии, никак не перекликались с помощью, оказываемой Сараево. Не стимулировались инициативы по политической и/или военной поддержке. Военная помощь зарождающейся боснийской армии в её борьбе с просербскими силами всерьёз не рассматривалась. Предложения же о немедленном принятии БиГ вместе с Хорватией в Европейское экономическое сообщество считались полезными провокациями для привлечения внимания к такому сценарию, но не имели никаких перспектив быть реализованными[6].

Украина, 2022 год: помощь vs геополитическое вмешательство

Внутриполитический и международный контексты, в которых разыгравается украинский кризис, кардинально отличаются от балканского. Украинская государственность более консолидирована и институционально выстроена. А текущий баланс сил в международной системе совсем не тот, что сложился после окончания холодной войны.

В отличие от БиГ, Украина вступила в кризис 2022 г. спустя тридцать лет с момента обретения суверенитета и его международного признания и успела выстроить политико-институциональную систему. В начале турбулентных 1990-х гг., когда Социалистическая Республика БиГ переживала травму исчезновения бывшей Югославии, Украинская Советская Социалистическая Республика беспрепятственно обрела независимость после упразднения СССР. К тому же она сохранила границы советского периода. Каким бы неожиданным ни казался украинский кризис в феврале 2022 г., институциональные и политические, а также внутренние и международные условия, которые его вызвали, лежали на поверхности; они были столь же очевидны, как и встроенный в кризис геополитический спор и расклад противоборствующих сторон.

К 2022 г. Украина прошла длительный путь строительства институтов, которое осуществлялось при технической поддержке Запада и финансировалось в основном США и ЕС[7]. Процесс проходил не гладко, результаты не впечатляли, что характерно для многих стран в период посткоммунистической трансформации. Однако этот период способствовал укоренению представления об украинской государственности, полностью интегрированной в международное сообщество. Основной нерешённой политико-институциональной проблемой на протяжении многих лет оставался баланс между центром в Киеве и регионами запада и востока страны, где преобладало украинское и русское население соответственно.

В международном плане Украина стала театром постоянного геополитического соперничества между прозападным вектором (изначально исключительно проевропейским, который затем трансформировался в проатлантический) и пророссийским (стремление оставаться в орбите Москвы). Это наложилось на разногласия Киева и регионов, запада и востока страны. Маятник качался вместе со сменами правительств: одно было созвучно настроениям западной части страны и поддерживало сближение с ЕС и НАТО, другое – больше заинтересовано в отношениях с Россией и опиралось на восточные регионы. Со временем произошла кристаллизация противоречий вокруг этих двух вариантов, она определила два важных структурных аспекта сценария в 2022 г., которых не было в БиГ в 1992 году.

Во-первых, по украинскому вопросу Запад придерживается единой позиции, имеет общее видение и общие намерения. В случае Боснии подобный унисон возник только к концу военного конфликта при вмешательстве Соединённых Штатов.

Во-вторых, налицо решимость России применить силу во внешней политике (в 1990-е гг. позиция Москвы по Балканам была весьма сдержанной).

В отличие от БиГ, основные моменты украинского сценария были предопределены с самого начала; точная дата известна – 24 февраля 2022 г., первый день российской специальной военной операции. При беспрецедентном политическом единении и координации, как двусторонней (США и Великобритания, Франция и Германия), так и многосторонней (НАТО и ЕС), западные государственные акторы выработали общую политическую позицию, однозначно осудив действия Москвы. В условиях чётко определённых (гео)политических рамок они действовали очень быстро – особенно в сравнении с ситуацией в БиГ, когда те же акторы серьёзно запоздали, не решившись сразу признать происходящее в Боснии войной. Это в значительной степени способствовало затягиванию процесса – Дейтонские мирные соглашения подписаны лишь три года спустя после начала трагической осады Сараево[8].

В украинском же кризисном сценарии западные страны, не желая прямого военного вовлечения в конфликт, незамедлительно выступили в качестве доноров, предложив свои инициативы по оказанию помощи. Опыт прежнего масштабного содействия Украине обеспечил их быструю реализацию. Западные доноры использовали наработанные институциональные и логистические сети, а местные реципиенты, в основном представляющие украинский госсектор, были определены и известны заранее[9]. Скорость реагирования государств-доноров стимулировала и неправительственные структуры, которые оказались в необычной для себя второстепенной роли и следовали нарративам и ценностям, далёким от нейтралитета и политического пацифизма боснийского конфликта.

Поэтому на Украине помощь вышла далеко за рамки простой гуманитарной миссии для мирных жителей, пострадавших от столкновений, и превратилась в инструмент противодействия российской спецоперации и открытую поддержку одной из сторон конфликта – Киева.

Ведущая роль государственных доноров повлияла на объём, разнообразие и политический эффект помощи. Страны, располагавшие значительными финансовыми ресурсами, практически сразу мобилизовали или анонсировали нестандартно большую для ранней стадии конфликта поддержку. Дальнейшая политизация сценария способствовала её диверсификации. На фоне общего решительного стремления противодействовать России использовались инструменты, не характерные для классического содействия в чрезвычайных ситуациях. Украине обеспечили непрерывный поток прямой финансовой, военной и политической помощи, беспрецедентный по разнообразию и постоянству. Это сопровождалось интенсивными институциональными контактами между западными донорами и украинскими реципиентами[10].

Новизна интервенции заключается не столько в её содержательной части, сколько в том, каким образом и какими темпами она происходила. Одной из ключевых особенностей стали открытые поставки вооружений, которые доноры признали легитимными.

Военная помощь – явление хорошо известное, но в такой форме, как в украинском конфликте, её оказание происходит впервые.

Евросоюз и его члены считают её одной из официальных статей государственной помощи и в таком виде представляют общественности. В результате на Западе в основном обсуждается вопрос, какое именно оружие отправлять на Украину, а традиционные гуманитарные инициативы отошли на второй план в политике и средствах массовой информации. И это кардинально отличается от ситуации в БиГ: тогда международное сообщество долго дискутировало о формах оказания помощи, а также вдумчиво размышляло о разумности отправки оружия в Сараево для укрепления позиции боснийской армии в противостоянии с Белградом[11]. В итоге вооружение всё же поставлялось, но тайно, чуть ли не под грифом секретности, и уж точно не позиционировалось как один из официальных пакетов помощи.

Политико-институциональная поддержка оказывается Украине с опережением событий: в западной повестке появились такие типичные постконфликтные вопросы, как восстановление, хотя исход боевых действий далеко не предопределён. Эти вопросы обсуждались 5 мая 2022 г. в Варшаве, на конференции международных доноров ЕС. Помимо срочной гуманитарной помощи украинским беженцам и вынужденным переселенцам (7,7 млн внутри страны и 5,2 млн за границей), в ходе мероприятия начали планировать выделение 6 млрд евро на восстановление инфраструктуры и экономики[12]. Вопрос вступления Украины в ЕС как ещё одна форма политической помощи (или компенсации за то, что страна стала целью российской военной кампании) был включён в повестку на ранней стадии конфликта. Украина не дотягивает до многих стандартов ЕС, несмотря на десятки спонсированных Брюсселем проектов за тридцать лет, но 23 июня 2022 г. Европейский совет предоставил Киеву желанный статус кандидата. Решение поддержал ряд западных лидеров, которые выступили за немедленный приём Украины в объединение[13].

Ещё одна особенность помощи Запада Украине в сравнении с боснийским опытом касается санкций и их использования. Причём качественная разница более значима, чем количественная. В первую очередь это скорость, с которой «посткрымский» пакет санкций 2014 г. был расширен и ужесточён. Постепенно вводятся новые пакеты мер, которые дополняют, а не заменяют уже действующие и напрямую воздействуют на отрасли, прежде рестрикциями не затронутые.

Самые интересные аспекты нового подхода в качественном отношении – это политические цели ограничений. Из инструмента осуждения и наказания страны за нарушение международного права они превратились в средство помощи одной из сторон конфликта. Санкции стали инструментом тактической конфронтации, а политические цели оказались куда важнее уважения к основополагающим принципам западной либерально-демократической культуры. Более того, санкционная политика координировалась напрямую с правительством Украины – причём консультировались с ним не только о том, какая помощь нужна Киеву, но и о том, какие санкции вводить против Москвы.

Внешняя политика России: от «пряника» к «кнуту»

Сказанное выше относится к помощи, которую западные государственные доноры оказывают Украине. Тем не менее Россия также внесла свой вклад в эволюцию политизации помощи в 2022 г., но на своей собственной траектории, которая оформилась за два последние десятилетия – с тех пор, как Россия перестала быть получателем постсоветской помощи (в основном от западной стороны) и начала проводить глобальные «гуманитарные интервенции» в стремлении повысить свой международный статус[14].

Москва во многом позаимствовала советские методы оказания помощи странам, составляющим её стратегические интересы. Страны эти в советский период были разделены на две основные категории. Помощь первой, в которую входили Куба, Вьетнам, Монголия и КНДР[15], осуществлялась под мандатом Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Вторая категория – страны «социалистической (или просоветской) ориентации» – объединяла Сирию, Ирак, Египет, Сомали, Эфиопию, Мозамбик и Анголу[16]. В дополнение к межгосударственной помощи специальная поддержка оказывалась иностранным партиям или даже отдельным лицам во имя пролетарского интернационализма. По приблизительным оценкам, СССР жертвовал на помощь 1,5 процента своего ВВП, и только в 1986 г. – для примера – сумма таких пожертвований составила 26 млрд долларов. (Страны, входившие в Организацию Варшавского договора, здесь не обсуждаются, поскольку принадлежали к категории основных военно-политических союзников и были встроены в общую с СССР систему.)

Российская политика помощи сохранила следующие аспекты советской:

a) Прямая и открытая связь между внешней политикой и оказанием помощи, гласно сформулированная как защита национальных интересов донора; очевидная ориентация на геополитические цели. Такому подходу способствовала чисто государственная концепция помощи, когда контроль на всех этапах её оказания находится полностью в руках правительства.

б) «Всеобъемлющая» помощь, не ограниченная классической ОПР (официальная помощь в целях развития) и/или интервенциями в рамках гуманитарного сотрудничества, но распространяющаяся на любую сферу или ресурс, который находится под юрисдикцией государства. И исторически оно считало нормальным оказывать союзным и дружественным странам содействие в самых разных секторах, включая предоставление сырья, в том числе энергоносителей, на очень выгодных условиях[17].

В условиях пандемии подход России к донорству остался таким же. Об этом свидетельствует активная рассылка Москвой медикаментов во многие страны (включая США) во время первой вспышки вируса, а также широко разрекламированная миссия «Из России с любовью», осуществлённая силами российской армии[18] в Италии. Та же тенденция наблюдалась и на этапе кампании по иммунизации, когда российский геополитический подход к распространению вакцин (Кремль направлял их в третьи страны только на основе политико-дипломатических критериев) очевидно контрастировал с западным коммерческо-экономическим подходом (там распространением вакцин занимались частные компании, и их действия по определению диктовались в первую очередь логикой рынка)[19].

Однако в 2022 г. Москва решительно отказалась от, казалось бы, уже привычной роли донора, которую она прежде играла на Украине, конкурируя с Западом. В пример можно привести 2013 г., когда демонстранты на Майдане выступили против решения президента Януковича предпочесть прямую российскую финансовую помощь финансовой помощи Европейского союза – значительной, но косвенной, поскольку она направлялась в программы, управляемые Брюсселем, а не Киевом.

С общеполитической точки зрения окончательный разрыв Москвы с прошлым, связанным не только с Украиной, произошёл именно в 2022 г., когда она решила перейти от «пряника» (помощи) к «кнуту» (прямой военной операции) при достижении своих внешнеполитических целей, отказавшись от прежней формулы «помощь + дипломатия». Этот разрыв вызвал радикальную смену практик российского международного сотрудничества – прежде всего в использовании активов и товаров, традиционно предоставляемых Москвой реципиентам в рамках упомянутого «всеобъемлющего» подхода.

В секторах, не имеющих прямого отношения к продолжающейся военной операции на Украине, произошёл эффект домино – лавинообразное закрытие предприятий. Оно сопровождалось прогрессирующим смещением дипломатических действий с многостороннего на двусторонний уровень. Тенденция наметилась ещё в 2014 г. и шла в направлении, противоположном тому, которое наблюдалось в первые два постсоветских десятилетия.

Москва прервала международное взаимодействие в тех областях, где в последние годы вкладываемые ресурсы (финансовые, технологические и другие) превышали получаемые. Прекращение участия в международных миссиях в Арктике, резкое сокращение программ космического сотрудничества, выход высшего образования из Болонского процесса и отказ от участия в Совете Европы стали показателями не временного разрыва, а развода России и Запада.

Принципиально изменился подход и к конкретной «всеобъемлющей» помощи, в первую очередь в отношении природных ресурсов и сырья, крупнейшим мировым экспортёром которых является Россия.

Из товаров, предоставляемых на льготных условиях странам-реципиентам, они превратились в инструмент атаки, причём Россия выборочно контролирует и ограничивает их распространение в глобальном масштабе.

В обоих случаях геополитическая цель имела приоритет над любыми экономическими соображениями: когда-то товары продавались ниже рыночной стоимости, иногда – Россия намеренно отказывалась от их продажи вообще. Самым показательным случаем, помимо сокращения поставок газа, стала пшеница, экспорт которой в 2022 г. был остановлен на несколько месяцев, что имело глобальные последствия. Затем он был разблокирован благодаря российско-украинскому соглашению, достигнутому при дипломатическом посредничестве на высшем уровне. Будучи товаром par excellence, своего рода символом продовольствия, пшеница веками оставалась инструментом экстренной гуманитарной помощи, а со времён Второй мировой войны стала залогом сотрудничества в области развития и борьбы с голодом в мире, редко (и тайно) используясь в качестве объекта спора, пусть и тактического. После введения прошлогодних западных санкций пшеница превратилась сначала в объект интенсивных международных переговоров, а затем в важный политический актив, открыто применяемый как легитимное гибридное оружие геополитической конкуренции.

Выводы

Инициативы по оказанию помощи Украине в 2022 г. демонстрируют ряд беспрецедентных изменений, обусловленных нынешней геополитической ситуацией: государства-доноры используют помощь в качестве инструмента для проведения внешней политики и реализации национальных интересов.

Первое. Скорость реагирования западных стран-доноров в самом начале конфликта. Опора на опыт взаимодействия со страной-реципиентом и логистические сети, выстроенные в предыдущие десятилетия, вкупе с нетипичным единством западных стран, которые выступили единым фронтом против начала российской спецоперации, обеспечили повышенную скорость реагирования. Главное, что подстегнуло доноров к действиям – заявленная внешнеполитическая цель сохранить Киев в сфере своего влияния в условиях серьёзной геополитической угрозы, то есть силового возврата контроля Москвы над Украиной. Если Запад при оказании содействия в 2022 г. руководствовался, как утверждают доноры, гуманитарными мотивами, остаётся неясным, почему Брюссель и Вашингтон проигнорировали просьбы Киева помочь с вакцинацией населения во время второй волны пандемии (просить вакцину у Москвы было невозможно по политическим причинам).

Второе. Ведущая роль государств-доноров, а не НПО. Государства-доноры представляли разворачивающийся сценарий как исключительный, уникальный в своём роде. Этот нарратив усиливал взаимосвязь между помощью и внешнеполитическими целями. Помощь воспринималась как действенный инструмент противодействия спецоперации России на Украине. Ценности и нарративы политического вмешательства оказались приоритетом, отодвинув на второй план пацифизм и нейтралитет, доминировавшие в сценариях, где ведущую роль играли неправительственные доноры.

Третье. Объём и диверсификация мобилизованной помощи. Сочетание политического вмешательства и ресурсов, доступных госсектору, обеспечили значительный поток, что необычно для начальной фазы конфликта. Вмешательство осуществлялось в таких сферах (финансовая, политико-институциональная, военная), которые выходят за рамки традиционной гуманитарной деятельности. Всё это создало идеальные условия для негативных явлений: от распыления помощи до коррупции, дублирования, невозможности координировать деятельность доноров и вести учёт их интервенций.

Четвертое. Опережающее постконфликтное планирование. Как только начался конфликт, были предложены две инициативы, идеально подходящие для послевоенной фазы: восстановление страны и путь Украины к членству в ЕС. В первом случае техническая проблема заключалась в невозможности оценить ресурсы и объём необходимого содействия. В политическом плане возникал вопрос, смогут ли государства-доноры справиться с проблемами, которые мы уже видели на стадии восстановления в других странах (Босния, Афганистан, Косово), без детальной оценки причин ограниченной эффективности поддержки, которую Запад оказывал Украине с 1991 по 2021 годы. Что касается членства Украины в Евросоюзе, технический аспект – это получение статуса кандидата независимо от завершения сложного процесса гармонизации с законодательством Европейского союза. Политический же аспект связан с единством блока в оценке соответствия стран-кандидатов (как в случае с приёмом Румынии и Болгарии) и стран-членов (разногласия с Вышеградской четвёркой) надлежащим стандартам.

Пятое. «Врагу – санкции, друзьям – помощь». Эволюция санкций – одна из главных новаций украинского сценария. В последние десятилетия санкции уже трансформировались из «последнего шага перед войной» в «лучшее средство вместо войны». Поэтому их стали применять чаще – вспыхнули санкционные войны, ставшие излюбленным инструментом дипломатии в постбиполярном мире. В контексте украинского кризиса санкции как противоположность инструменту помощи претерпели дальнейшие радикальные изменения, превратившись в тактическо-стратегический ресурс в противостоянии. Теперь они стали использоваться не только для удара по одной из воюющих сторон, но и для предоставления преимуществ другой стороне. Санкции превратились в оружие, а оружие теперь продвигается как легитимная форма помощи, поэтому санкции, направленные на врага, неизбежно становятся помощью другу.

Шестое. Продовольствие как оружие, оружие как помощь. Одно из главных хитросплетений украинского кризиса – использование продовольствия и оружия Россией и Западом соответственно. С одной стороны, Москва превратила доступ к сырью в тактический инструмент давления, с другой – Евросоюз центральным элементом содействия Киеву сделал вооружения.

Влияние этих деструктивных тенденций в практике оказания помощи, вероятно, будет долгосрочным. Из-за политизации прежде аполитичная продовольственная помощь трансформировалась в инструмент тактической конфронтации. Западные государства-доноры, открыто поставляя вооружения на Украину, утвердили два новых политических принципа. Прежде всего, предоставление вооружений приобрело полную легитимность как форма вспомоществования. Иными словами, преодолена тенденция считать «реальной» помощью только «хорошую» – гуманитарную или на развитие – ради идеи о том, что межгосударственной помощью может быть любой трансфер на благо реципиента. Более того, и это самое главное, право на самозащиту, по сути, теперь признаётся базовой потребностью, следовательно, потребность в оружии – гуманитарная.

Как и в случае с «превентивной интервенцией» США в Ирак в 2003 г., риск заключается в том, что риторическая формула, навязанная сегодня в угоду сиюминутным политическим соображениям, может стать прецедентом, который впоследствии оберне?тся против тех же субъектов, которые его ввели, – именно из-за присущих ей противоречий и слабости определения.

СНОСКИ

[1] См.: Fagan A. Civil Society in Bosnia Ten Years After Dayton // International Peacekeeping. 2006. Vol. 12. No. 3. P. 406–419; Gilbert A.C. From Humanitarianism to Humanitarianization: Intimacy, Estrangement, and International Aid in Postwar Bosnia and Herzegovina // American Ethnologist. 2016. Vol. 43. No. 4. P. 717–729; Hill M.A. Democracy Promotion and Conflict-Based Reconstruction: The United States & Democratic Consolidation in Bosnia, Afghanistan & Iraq. L.: Routledge, 2011. 248 p.

[2] См.: Fagan A. Op. cit.; Belloni R., Strazzari F. Corruption in Post-Conflict Bosnia-Herzegovina and Kosovo: A Deal Among Friends // Third World Quarterly. 2014. Vol. 35. No. 5. P. 855–871.

[3] См.: Radeljić B. Europe and the Collapse of Yugoslavia: The Role of Non-State Actors and European Diplomacy. L.: I.B. Tauris, 2012. 272 p.; Craven M.C. The European Community Arbitration Commission on Yugoslavia // British Yearbook of International Law. 1995. Vol. 66. No. 1. P. 333–413.

[4] См.: Gilbert A.C. Op. cit.; Hill M.A. Op. cit.; Pickering P.M. Explaining the Varying Impact of International Aid for Local Democratic Governance in Bosnia-Herzegovina // Problems of Post-Communism. 2014. Vol. 59. No. 1. P. 31–43.

[5] См.: Gilbert A.C. Op. cit.; Pickering P.M. Op. cit.

[6] См.: Radeljić B. Op. cit.; Craven M.C. Op. cit.

[7] См.: Milner H.V., Tingley D. The Choice for Multilateralism: Foreign Aid and American Foreign Policy // The Review of International Organizations. 2012. Vol. 8. No. 3. P. 313–341; Milner H.V. Why Multilateralism? Foreign Aid and Domestic Principal-Agent Problems. In: D.G. Hawkins, D.A. Lake, D.L. Nielson et al. (Eds.), Delegation and Agency in International Organizations. N.Y.: Cambridge University Press, 2006. P. 107–139; Antezza A., Frank A., Frank P. et al. The Ukraine Support Tracker: Which Countries Help Ukraine and How? Kiel Working Paper. Kiel: Kiel Institute for the World Economy, 2022. 58 p.; Hashimova U. Ukraine: The View from Central Asia // The Diplomat. 01.03.2022. URL: https://thediplomat.com/2022/03/ukraine-the-view-from-central-asia/ (дата обращения: 10.02.2023).

[8] Dahlman C., Tuathail G.Ó. The Legacy of Ethnic Cleansing: The International Community and the Returns Process in Post-Dayton Bosnia-Herzegovina // Political Geography. 2005. Vol. 24. No. 5. P. 569–599.

[9] См.: Dimitrova A., Dragneva R. Shaping Convergence with the EU in Foreign Policy and State Aid in Post-Orange Ukraine: Weak External Incentives, Powerful Veto Players // Europe-Asia Studies. 2013. Vol. 65. No. 4. P. 658–681; Gorodnichenko Y. Effects of Intergovernmental Aid on Fiscal Behaviour of Local Governments: The Case of Ukraine. Kyiv: The National University of “Kyiv-Mohyla Academy”, 2001. 101 p.

[10] См.: Antezza A., Frank A., Frank P. et al. Op. cit.; Dimitrova A., Dragneva R. Op. cit.; Gorodnichenko Y. Op. cit.

[11] См.: Azarkan E. Slovenian, Croatian and Bosnian Independence Struggles and Dissolution of Yugoslavia // Journal of Human Sciences. 2011. Vol. 8. No. 2. P. 52–91; Dahlman C., Tuathail G.Ó. Op. cit.; Hansen L. Security as Practice: Discourse Analysis and the Bosnian War. L.: Routledge, 2006. 288 p.

[12] Antezza A., Frank A., Frank P. et al. Op. cit.

[13] См.: Bosse G. Values, Rights, and Changing Interests: The EU’s Response to the War Against Ukraine and the Responsibility to Protect Europeans // Contemporary Security Policy. 2022. Vol. 43. No. 3. P. 531–546; Kirsch W. The Distribution of Power Within the EU: Perspectives on a Ukrainian Accession and a Turkish Accession // International Economics and Economic Policy. 2022. Vol. 19. No. 2. P. 401–409.

[14] Krickovic A., Pellicciari I. From Greater Europe to Greater Eurasia. Status Concerns and the Evolution of Russia’s Approach to Alignment and Regional Integration // Journal of Eurasian Studies. 2021. Vol. 12. No. 1. P. 86–99.

[15] КНДР с 1956 г. имела статус наблюдателя в СЭВ.

[16] См.: Bach Q. Soviet Aid to the Third World. Hove: Book Guild Ltd, 2003. 174 p.; Zubok V.A. Failed Empire. The Soviet Union in the Cold War from Stalin to Gorbachev. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 2007. 504 p.

[17] См.: Bach Q. Op. cit.; Pellicciari I. Re-Framing Foreign Aid History and Politics. From the Fall of the Berlin Wall to the Covid-19 Outbreak. N.Y., L.: Routledge. 2022. 170 p.

[18] Kobayashi Y., Heinrich T., Bryant K.A. Public Support for Development Aid During the COVID-19 Pandemic // World Development. 2021. Vol. 138.

[19] См.: Chohan U.W. Coronavirus & Vaccine Nationalism. CASS Working Papers on Economics & National Affairs // Social Science Research Network (SSRN). 16.01.2021. URL: https://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=3767610 (дата обращения: 10.02.2023); Fidler D.P. Vaccine Nationalism’s Politics // Science. 2020. Vol. 369. No. 6505. P. 749; Pellicciari I. The Poor Donor and the Rich Recipient. Foreign Aid and Donor’s Competition in the Covid-19 Era. In: S.J. Trošić, J. Gordanic, A. Amal et al. (Eds.), International Organizations and States’ Response to Covid-19. Belgrade: Institute of International Politics and Economics, 2021. P. 265–277.

Украина. Босния и Герцеговина. Весь мир > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313655 Игор Пелличчиари

Шагнуть за порог глобального мира

ДМИТРИЙ ЕВСТАФЬЕВ

Кандидат политических наук, профессор Института медиа факультета креативных индустрий Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Евстафьев Д.Г. Шагнуть за порог глобального мира // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 8–21.

Специальная военная операция России на Украине дала возможность обществу и власти посмотреть на себя со стороны и поставила ряд сложных вопросов. Они объединили в единое целое проблему формирующегося на наших глазах мира и традиционно тяжёлые дискуссии об истории России и её месте в нём. На протяжении года характер дискурса принципиально менялся[1]. Конфликт вокруг Украины не просто стал в 2022 г. фокусом мировых процессов, но и продемонстрировал контуры архитектуры будущего мира.

Постэкономика

Позднеглобальный мир – система сложносоставная. С одной стороны, присутствуют рудименты мира глобального, прежде всего – цифровые надпространственные коммуникации, на которые опирается глобализированный финансовый сектор и которые обеспечивают социальный и социокультурный универсализм. С другой – новые элементы, не характерные для 2010-х гг.: силовая геоэкономика и снятие табу на перекройку политического пространства. Мы не случайно стали часто к месту и не к месту употреблять термин «гибридный», говоря о сложности и многослойности той или иной политической, военно-силовой или экономической конструкции. Относительно продолжительный период предхаоса (как минимум 2017—2021 гг.)[2] политически «узаконил» многоаспектность политики и экономики. Стало невозможно принимать чисто экономические или политические решения, зафиксировалась неразделимость внутреннего развития и внешней политики.

Мир входит в эру посткапитализма и даже постэкономики, если брать за точку отсчёта рыночную экономику конца 1990-х – 2010-х гг. (правда, у ряда западных экономистов есть сомнения, что и та система была подлинно капиталистической[3]). Сейчас игнорирование базовых оснований экономической модели конца прошлого – начала этого века становится системным. Процесс постэкономизации только разворачивается, но долгосрочные решения уже принимаются, исходя из соображений перспективной геоэкономической (то есть силовой, а не собственно рыночной) конфигурации мира. Иными словами, на основе политической воли и почти всегда без учёта их непосредственных социально-экономических последствий. Однако такая логика не делает формируемый мир антиэкономическим. Напротив, налицо начало периода политического и военно-политического «инвестирования» в будущую архитектуру глобальной экономики, которая более не может развиваться в прежних институциональных рамках.

Фактически происходит не хаотизация пространства мировой политики и экономики как таковая, а столкновение отрицающих друг друга логик средне- и тем более долгосрочного развития. Но логик, ещё не получивших полноценного институционального воплощения. Отсюда – и ощущение хаоса.

В 2023 г. мы находимся внутри имманентно краткосрочного мира.

И это касается не только глобальной экономики, что очевидно всем, но и политики, культуры, даже истории, ставшей изменчивой не только в России, но и повсеместно. В США исторических нарративов теперь вообще несколько. Главное: полностью исчезли единые правила политической и экономической игры. И те, что существовали в период холодной войны (а она в 1970-е гг. даже формально стала игрой по правилам – наступило время заключения больших соглашений), и те, что имели место, например, в разгар «большой игры» последней трети XIX века, когда определялась окончательная геополитическая и геоэкономическая конфигурация колониальной фазы мира модерна.

Период хаотизации и трансформационного радикализма

Наступление периода социальной деструкции проявляется и в том, что всё большее значение приобретают личностные факторы, так бывает всегда в периоды кризиса больших систем. Отдельный харизматичный человек сейчас значим в любой стране или транснациональной экономической системе гораздо больше, чем ещё десять, тем более двадцать лет назад. Но это переходный момент, и нынешний предхаос должен закончиться глубинной трансформацией, которая расчистит место для новой институционализации в политике и экономике, а в перспективе – для воссоздания на другой основе устойчивого права в противовес ситуативным и конкурирующим системам правил. Устойчивые и универсальные принципы не только межгосударственного, но и межсистемного взаимодействия подразумевают новую геоэкономическую архитектуру и восстановление хотя бы базовой геоэкономической рациональности в поведении крупнейших участников. Сейчас она заменена перспективной политической целесообразностью, своего рода инвестициями в будущие геоэкономические позиции на основе политических решений.

В такой логике, вероятно, и стоит оценивать политику ключевых стран Запада во главе с США, которые в конце прошлого – начале этого десятилетия сознательно затягивали решения о выходе из состояния предхаоса. Они понимали, что их организационных и экономических ресурсов не хватит не только для усиления позиций, но даже и просто для поддержания устойчивости системы. Обратим внимание на меткую мысль Барри Позена, что Pax Epidemica, мир, возникающий в процессе реализации пандемических ограничений и борьбы с коронавирусом, способствует консервации существующей системы глобальных отношений – и политических и экономических[4]. Да и действия Соединённых Штатов, монополизировавших политическое управление «коллективным Западом» на фоне начавшихся глобальных трансформаций, призваны сохранить основные глобализированные системы финансово-инвестиционного капитализма, в сущности, и приведшего нынешнюю модель глобализации к глубочайшему кризису. В США понимают, что, в отличие от «жертвы пространства» (Афганистан, даже часть Среднего Востока и т.п.), утрата контроля над надпространственными системами приведёт не к кризису, а к краху американоцентричной глобализации.

Вся стратегия Вашингтона сводилась в последнее десятилетие к тому, чтобы не допустить «захвата» конкурирующим ядром важнейших в ресурсном отношении пространств (не обязательно путём установления эффективного политико-силового контроля, возможно, и без прямого демонтажа суверенитета). Единственным претендентом на статус полноценного конкурента в позднеглобальном мире виделся Китай, что и предопределило не только остроту отношения к его экономическому и технологическому укреплению[5], но и максимальное противодействие попыткам Пекина создать свою сферу союзнических связей на основе геоэкономического и социально-модернизационного проекта «Один пояс – один путь», который экономически привязал бы Евросоюз к КНР, и военно-стратегических отношений с Россией, превращавших Москву де-факто в младшего геополитического партнёра Пекина.

В социальном плане это означало, что помимо «потребителей» в мире поздней глобализации должны были быть ещё и «воины». А для их воспитания и развития нужна совершенно иная социально-идеологическая среда. Отсюда и накачка радикально-националистических настроений в условиях стратегического цейтнота и наличия прикладных задач, приобретших откровенно антироссийский фокус.

Украина – наглядный пример форсированного воспитания такого «государства-воина», для которого по итогам нынешней баталии не останется иной социально-политической ниши.

В целом идеологизация и милитаризация социального пространства являются долгосрочной тенденцией, связанной с Россией лишь частично.

Характер целей и задач коллективного Запада, внешне выглядевших «оборонительными», снимал значимые сдерживающие факторы в части использования определённых инструментов. Поэтому модель хаотизации территорий, которые не могут быть поставлены под управление «ядром» глобального мира, но потенциально ценны для конкурентов, стала допустимой. Формулировка «так не доставайся же ты никому» отражает подходы к целому ряду регионов. Это не столько постсоветская Евразия, в особенности – её центральноазиатский сектор, сколько Ближний и прежде всего Средний Восток, Африка, ряд регионов Юго-Восточной Азии, где набирают темп процессы социальной деградации и связанной с ней политической хаотизации.

Проблема американской политики (в 2016—2022 гг. США по нарастающей определяли действия «ядра» глобализации и добились там практически монополии на влияние) заключалась в том, что набор «малоценных» регионов менялся в зависимости от тактических целей. Так произошло с Ближним Востоком. Он прошёл путь от главного кандидата на хаотизацию с целью полного переформатирования (проект нового «Большого Ближнего Востока» в начале 2000-х гг.) до одного из наиболее приоритетных для Соединённых Штатов регионов, отношения с ключевыми странами которого пытаются восстановить любыми средствами. Примерно то же происходит сейчас со Средним Востоком. Вероятно, похожий зигзаг ждёт и Южную Азию, если в Вашингтоне придут к выводу о невозможности превращения Индии в опорного антикитайского союзника.

Можно ли в полной мере разделить мир на «цивилизацию», построенную на «правилах», и пространство хаотизации? Маловероятно. Покуда сохраняются хотя бы остаточные элементы поздней глобализации (трансрегиональная торговля, свобода обмена информацией, технологическое разделение труда), жёсткое социальное разграничение «цивилизации» и «дикого поля» крайне сомнительно, что доказал пример отношений США и Мексики. В этом смысле «модель Жозепа Борреля» – установление «забора», линии разделения между относительно благополучной в социальном отношении зоной («сад») и пространствами, обречёнными на социальную деградацию («джунгли»), содержит фатальное внутреннее противоречие. Заявляя о потребности сохранить основные механизмы и инструменты глобализации, условный Запад вынужден сам же их разрушать на уровне практической политики.

Но структурно неустойчивый мир даже после окончания деструктивной фазы трансформаций не сможет позволить себе глобальное «дикое поле», во всяком случае, в таких масштабах, как вырисовывается сейчас. Иными словами, перед «не-Западом» встает дилемма. Либо самоструктурироваться и стать если не «мировым большинством»[6], то системой динамично развивающихся региональных сообществ, которые опирались бы на правила поведения, выработанные в диалоге, либо превратиться в манипулируемое и дестабилизируемое извне «дикое поле». В любом случае внутреннее (страновое или региональное) упорядочивание «не-Запада» будет определяться его способностью выработать для себя эффективную модель социального развития и социальной модернизации, а не только установления более справедливого режима перераспределения ресурсной и логистической ренты. Показательно, что большая часть стран «не-Запада», претендующих на влияние в мире (от Турции до Бразилии, Россия не исключение), помимо нереализованной потребности в новом геополитическом статусе испытывает заметные проблемы, связанные с сохранением внутренней социально-политической стабильности и целостности.

Если обобщить, главный аспект конкуренции на нынешнем этапе – противоборство между попытками хаотизации пространства и политикой его структурирования, в том числе с использованием военно-силовых инструментов, тем более что в классическом виде «мягкая сила» уже не работает даже для её изобретателей[7].

Суверенитет и другие формы устройства

И здесь мы сталкиваемся с важным концептуальным противоречием. Российская политика последних лет была направлена на побуждение, а в чём-то пробуждение других стран к суверенному поведению в отношении глобального гегемона.

Но политическая практика показывает, что суверенность даже в формальном пространственном толковании не является для многих стран определяющей политической ценностью.

Напротив, очевидна готовность многих не только развивающихся, но и развитых стран делегировать значительную часть суверенитета либо наднациональным структурам, либо другим государствам, восстанавливая казавшиеся архаическими форматы межгосударственных отношений: доминион, протекторат и т.п.

Из этого вытекает вопрос, напрямую касающийся пространственного устройства будущего мира. Допускаем ли мы частичное возрождение если не правовой, то операционной составляющей колониализма в отношении обществ и пространств, доказавших за последние 30—40 лет неспособность к формированию собственных полноценных государственных систем? Пример элиты Украины, пришедшей за тридцать лет к статусу почти классического «протектората» или даже «подмандатной территории» (учитывая деградацию государственных институтов), – яркая, но не последняя иллюстрация привлекательности десуверенизации как модели. Отчасти данный феномен отражает неспособность большинства государств к созданию суверенной экономической базы, обеспечивающей хотя бы поддержание уровня социально-экономического развития (это, впрочем, как раз не украинский случай, там база была солидная, а причины сугубо идейно-политические). Но в неоглобальном мире стран, способных к суверенному экономическому поведению, будет ненамного больше, чем в позднеглобальном, а скорее даже меньше. Это потребует пересмотра нынешнего подхода, который рассматривает суверенность в качестве основы неоглобального мира.

Вопрос не в нашей потребности реализовывать колониальную модель управления «диким полем». В истории России можно найти разные аналогии, но в целом классический колониализм для нашей страны не характерен. Важнее – как политически, геополитически и геоэкономически относиться к тем реальностям несуверенного управления важнейшими пространствами, которые мы наблюдаем сейчас.

Это не исключает возникновения жёстких противоречий между игроками, включёнными в ядро глобализации. Доминирование США способно на определённом этапе просто дать сбой по тем же самым внутриполитическим и внутренним социальным причинам. И тогда внутривидовая конкуренция, причём разноуровневая, ведущаяся разнородными субъектами: государствами, транснациональными компаниями, сетевыми социально-политическими структурами, субъектами «серого» и «чёрного» сегментов экономики (а их значение в последние годы только росло, что и доказали события десятилетия 2010—2020 гг. на Ближнем и Среднем Востоке), станет ключевым фактором в развитии нео-Запада, где доминирование именно Соединённых Штатов как единственно суверенной метрополии не предопределено.

Даже внутри мира успешной по форме американоцентричной глобализации были силы не только на уровне национальных элит, а скорее, на уровне альтернативных глобальных элитных групп, заинтересованные как минимум в улучшении своих позиций путём частичного разрушения американоцентричных систем. Тех, что стали, по их мнению, костными и неэффективными. Напомним о противоречиях между администрацией Джозефа Байдена и цифровыми гигантами по поводу приоритетного права на регулирование цифровых глобализированных коммуникаций, проявившиеся летом 2021 г., в период максимальной потребности к консолидации американской элиты накануне решительного противостояния с Россией и десуверенизации Европы.

Фундаментальная проблема сегодня – недооценка не только потенциала хаотизации, но и масштабов влияния альтернативных и квази- (или даже «псевдо-», то есть искусственно сконструированных) контрэлит, заинтересованных в относительно больших её масштабах. Отсюда и центральный вопрос современных глобальных трансформаций: как выйти за порог тупиковой модели экономического развития без глобальной политико-экономической катастрофы, всеобщего геоэкономического «обнуления»? И возможно ли это в принципе? Реальны ли экономические «правила игры», ограничивающие дестабилизацию на время глобальных трансформаций, или же мы обречены на долгую конкуренцию «всех против всех» с возникновением цепи вооружённых конфликтов по границам, «краям» зон влияния и зон перспективных интересов? Что представляет собой посткапитализм – важно. Но мы пока не готовы полноценно ответить на этот вопрос, к тому же до посткапитализма как устойчивой системы экономических отношений ещё нужно дожить.

Новая версия глобализации

Сама формулировка «постглобальный мир» концептуально неверна. Даже при «закритических» режимах распада современной системы международных политических и экономических отношений, то есть через цепочку не «малых» конфликтов (принцип каскадируемой «мятежевойны»[8]), а пролонгированных противостояний средней интенсивности, система сохранит значительные элементы глобальности.

Корректнее говорить не столько о пост-, сколько о неоглобальности, то есть новой версии глобализации. В формирующейся её версии, которую можно было бы назвать «конкурентной неоглобальностью», будут динамически сосуществовать «большие системы»: государства, корпорации, социально-политические акторы, ориентированные на сохранение хотя бы части глобальных систем, и силы, делающие ставку на регионализацию и локализацию: классическую геоэкономическую регионализацию формата 1970—1980-х гг. либо конструирование новых макрорегионов. В любом случае конкуренция за влияние на характер деятельности глобальных надпространственных систем станет важнейшим элементом борьбы за право влиять на формирование архитектуры будущего мира. Вероятно, именно поэтому наиболее антагонистическим сейчас является противостояние на социально-ценностном уровне, который ошибочно считают «идеологическим»: ценностный уровень во многом определяет направленность надпространственных систем. Ценностный антагонизм преобладает даже над интересами сохранения экономической взаимозависимости, побуждая к её переформатированию. Первой, но не последней попыткой был прожект «Альянса демократий», продвигавшийся администрацией Байдена.

Возникающий мир будет не устойчивой, долгоживущей системой, а некоей «бета-версией» неоглобальности.

Она позволит человечеству войти в новый период «долгого мира» не только за счёт нового «баланса сил», вырастающего из «баланса страха» перед неконтролируемой эскалацией (первые признаки наблюдаются уже сейчас). Центральное содержание нынешнего этапа – конкуренция за возможности влиять на процесс определения устойчивых правил глобального взаимодействия, способных превратиться в новое международное право.

Выдвинем несколько предположений о неоглобальности:

Приоритетное значение на этапе формирования неоглобального мира имеет, безусловно, «экономика больших систем». Она и операционно, и методологически противостоит «экономике индикаторов» времён поздней глобализации, обслуживавшей механизмы глобальной экономической взаимозависимости. Но они опирались на сложившиеся в 2010-е гг. (после финансового кризиса 2008—2009 гг.) механизмы поддержания устойчивости глобальных финансов и мировой торговли, а также мировое разделение не столько труда, сколько технологических схем, которые обеспечивали американоцентричный характер изъятия «ренты». Поэтому США прилагают максимальные усилия для сохранения доминирования доллара в системе мировой торговли и инвестициях. И именно вокруг дедолларизации предстоит максимально жёсткое противоборство на переходном этапе, поскольку это в отличие от деамериканизации глобального информационного общества видится достижимой целью. Центральным элементом будет не сама дедолларизация, а создание лежащих вне американоцентричного контура мировой финансовой системы механизмов монетизации ренты разного типа (от ренты природных ресурсов до логистической) и превращения её в инвестиционные ресурсы.

Геоэкономическая трансформация мира, признаваемая в том числе и на Западе[9] и неизбежно сопряжённая с необходимостью обеспечить комплексную пространственную защищённость, на определённом этапе ведёт к необходимости политического переустройства. Тем более что табу на изменение послевоенных границ снято не только в Европе (и эту реальность, возникшую после признания Косово и воссоединения Крыма с Россией, следовало бы признать всем сторонам), но и в других регионах мира: в Африке, где преодоление колониальной политической географии неизбежно, в ближайшей перспективе, возможно, на Ближнем и Среднем Востоке. Но пространственные изменения могут происходить не только в формате классического взаимодействия национальных государств. В геоэкономических и даже геополитических трансформациях участвуют «большие системы» негосударственного типа: религиозные объединения, транснациональные компании, ЧВК. Да и в целом десуверенизация способна на определённом этапе привести к деогосударствлению, замене политических и управленческих форм, свойственных государствам, на упрощённые, не требующие политического суверенитета.

Возникающая на наших глазах система не будет устойчивой хотя бы потому, что мир на относительно длительный срок будет характеризоваться многообразием акторов, а в ряде случаев – их ситуативной операционной равновесностью. В конкретных ситуациях возможности национальных государств и негосударственных участников (корпоративные структуры, ЧВК и т.п.) будут как минимум сравнимы. Уже сейчас это происходит в ряде регионов мира, прежде всего в Африке. Ещё недавно, в конце 1960-х – начале 1970-х гг. такое было нормой в Юго-Восточной Азии и Латинской Америке. И подобная модель управления пространством может восстановиться, формируя систему своего рода постнеоколониализма.

Отсюда предположение: на среднесрочную перспективу – формирование относительно устойчивой неоглобальности будет связано с упорядочиванием правил игры в многоакторном мире и выработкой архитектуры, наиболее адекватной его организационной модели. Вероятно, в её основе останется классическое национальное государство, но в формате, способном интегрировать объективно существующую многоакторность. В особенности это касается пространств «оспариваемого суверенитета», не включённых полностью в экономическую структуру того или иного государства.

Параллельно с геоэкономическими трансформациями и нарастанием запроса на политическое переформатирование мира всё больше признаков кризиса нынешней модели социального развития, основанной на потребительском и социально-поведенческом универсализме. Именно она и порождённые ей социокультурные стереотипы выступали в последнее десятилетие одной из наиболее эффективных «скреп» американоцентричной глобализации и одновременно одним из важнейших стимулов экономического развития. Вероятно, ряд элементов позднеглобальной модели социального развития (в частности, связанных с ролью кредитного персонального потребления, а также с относительной свободой передвижения) сохранятся и в неоглобальном мире, хотя уже вряд ли как единственно возможные, разделяющие общество на «норму» и «маргиналию»[10]. Выработка и апробация новых, конкурирующих моделей социального развития и поведения – отдельная тема, но конкуренция социальных парадигм неизбежно ставит вопрос, что борьба за влияние в неоглобальном мире развернётся и в сфере сохранения внутренней социальной устойчивости претендентов на глобальное лидерство.

Неоглобальность – конкурентная среда. Формирование геоэкономических макрорегионов как пространств защищённого экономического суверенитета сочетается в ней с соперничеством за право структурирования и эксплуатации ресурсно-логистических пространств, которые становятся объектом десуверенизации. Конкуренция происходит на фоне сохранения, хотя и в сокращающемся виде, дееспособности систем позднеглобального мира, не только в экономике, но в первую очередь в сфере социальных и социокультурных отношений. Неоглобальность диалектично объединяет глобальную деуниверсализацию и региональное экономическое, политическое и культурное структурирование (контуры новых макрорегионов могут не совпадать с теми, к которым мы привыкли за годы «долгого мира»). Последнее, вероятно, допускает и крайне жёсткие методы. Но с уверенностью предсказать, какой из компонентов – глобальный или региональный – будет доминировать в конкретном пространстве, затруднительно. Тем более что пока сила объективной регионализации мировой экономики не привела к критическому разрушению ни одной глобальной системы, хотя межгосударственные противоречия уже перешли в силовую фазу.

Внутренняя противоречивость, подвижность – главная черта мира, в который мы входим. В нём происходят процессы внутрисистемного структурирования и выстраивания механизмов социального управления.

Процессы политического и геоэкономического оформления Евразии, которые, как мы видим, идут с опережением по сравнению с другими регионами, когда-то способны стать «модельными», как минимум сформировать новые «рамки допустимого» в практиках не только геоэкономического, но и геополитического структурирования пространства при любом исходе конфликта вокруг Украины.

Базовые экономические платформы для консолидации макрорегионов и источники экономического роста могут быть принципиально различными. Эта идея не является чем-то принципиально новым для западной экономической мысли[11]. Зачастую Западу для проработки проблематики, связанной с неоглобальным миром, не требуется создавать нечто инновационное. Достаточно вывести на первый план политические, социальные и экономические концепции, ранее считавшиеся «альтернативными». Но обострение подразумевает как минимум частичную геоэкономическую деглобализацию и переформатирование вплоть до разрыва (не всегда управляемого) технологических, логистических и ресурсных цепочек, когда в них накапливаются чрезмерные неэкономические риски.

Из этого вытекают, в свою очередь, две констатации.

С одной стороны, растёт роль политико-силовых инструментов на начальном этапе трансформаций, что означает отход от «гибридных» политико-информационных манипуляций периода заката текущей версии глобализации в пользу прямых силовых методов. Мы находимся на этапе «предъявления возможностей» упорядочить хаотизацию, которые и станут критерием для признания за какой-то системой (подчеркнём вновь – не обязательно на данном этапе), государством, прав на статус «ядра» одного из макрорегионов глобального мира. Это предопределит специфику ближайших лет: политическую деинституционализацию и дальнейший разрыв связей экономической взаимозависимости, что сделает невозможным поддержание привычного для 2010-х гг. социального стандарта на базе кредитного потребления.

С другой стороны, после формирования «ядер» макрорегионов и их ближайшей промышленно-ресурсной периферии, что обозначит контуры «баланса возможностей» («баланса перспектив»), возможен переход к более продуктивному диалогу крупнейших участников. Здесь определяющими направлениями станут политическое конструирование и то, что именовалось «дипломатией» в классическом смысле. Тогда мы окажемся в мире, больше напоминающем период «упорядоченной холодной войны» – от 1962-го (Карибского кризиса) до 1972 г.[12], нежели нынешний этап в развитии системы международных отношений. Вот тогда и наступит время новой институционализации, сперва – геоэкономической, а затем и политической.

СНОСКИ

[1] Лукьянов Ф.А. Неожиданный индикатор перемен // Россия в глобальной политике. 2022. Т. 20. No. 4. С. 5–8.

[2] Евстафьев Д.Г. Предхаос как среднесрочное состояние глобальной политики и экономики // Экономические стратегии. 2021. No. 1. С. 22–29.

[3] Сален П. Вернуться к капитализму, чтобы избежать кризисов / Пер. с франц. Д. Кралечкина. М.: Изд-во Института Гайдара, 2015. 272 с.

[4] Позен Б. Пандемии сохраняют мир? // Россия в глобальной политике. 13.05.2020. URL: https://globalaffairs.ru/articles/pandemii-mir/ (дата обращения: 12.12.2022).

[5] Аллисон Г. Обречённые воевать / Пер. с англ. К.М. Королёва. М.: Изд-во АСТ, 2019. 416 с.

[6] Караганов С.А. От не-Запада к Мировому большинству // Россия в глобальной политике. 2022. Т. 20. No. 5. С. 6–18.

[7] How Sharp Power Threatens Soft Power. The Right and Wrong Ways to Respond to Authoritarian Influence // Foreign Affairs. 24.01.2018. URL: https://www.foreignaffairs.com/articles/china/2018-01-24/how-sharp-power-threatens-soft-power (дата обращения: 12.12.2022).

[8] Можегов В.И. Мировая гражданская война. М.: Родина, 2021. 224 с.

[9] Ергин Д. Новая карта мира: Энергетические ресурсы, меняющийся климат и столкновение наций / Пер. с англ. М. Витебского. М.: Интеллектуальная литература, 2021. 444 с.

[10] Евстафьев Д.Г., Цыганова Л.А. Постглобальная модель социального развития: диалектика преемственности и отрицания // Век глобализации. 2022. Т. 41. No. 1. С. 42–54.

[11] Спенс М. Следующая конвергенция: будущее экономического роста в мире, живущем на разных скоростях / Пер. с англ. А. Калинина. М.: Изд-во Института Гайдара, 2013. 336 с.

[12] 29 мая 1972 г. в Москве была подписана декларация «Основы взаимоотношений между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединёнными Штатами Америки», установившая в общем виде некие пределы межгосударственной конфронтации.

Россия. Украина > Внешэкономсвязи, политика. Армия, полиция > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313654 Дмитрий Евстафьев

Нам глупо ломать комедию друг перед другом. Вместо вступления

ЭРЛЕНД ЛУ

Норвежский писатель.

ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:

Лу Э. Нам глупо ломать комедию друг перед другом. Вместо вступления // Россия в глобальной политике. 2023. Т. 21. № 2. С. 5–6.

Эрленд Лу – норвежский писатель. Отрывок взят из романа-фантасмагории «Фвонк» (2011). Фвонк – уволенный со службы пожилой затворник-мизантроп. В качестве жильца к нему поселяется мужчина с накладной бородой, который просит называть его Йенс. Выясняется, что это впавший в депрессию Йенс Столтенберг, премьер-министр Норвегии (2000–2001 и 2005–2013 гг.). С 2014 г. и по настоящее время Столтенберг является генеральным секретарём НАТО. Роман опубликован на русском языке в 2013 г. издательством «Азбука». ISBN: 978-5-389-03940-7. Перевод Ольги Дробот.

Ни с того ни с сего, когда они по-прежнему стоят перед фотографией дочки Фвонка, Йенс вдруг заявляет:

«Мне кажется, нам глупо ломать комедию друг перед другом».

Фвонк напрягает спину и таращится на Йенса, не вполне понимая, куда тот метит.

«Я только тем и занят», – поясняет Йенс.

«Можешь назвать мне хоть одного человека в этой стране, у кого власти больше, чем у меня?»

Фвонк задумывается, не король ли это. Да нет, не король, значит, нет таких.

«Нет, – говорит он наконец. – Не могу».

«Вот именно, – отзывается Йенс. – Но думаешь, кто-то готов помочь? Или хоть кто-то понимает, что у меня за ситуация?»

«Наверное, друзья, семья».

«Казалось бы, должно так быть. Но люди, никогда сами под таким прессом не жившие, не в состоянии прочувствовать, о чём речь, а это знаешь, к чему приводит?»

«Не знаю, – говорит Фвонк, – но наверняка к какой-нибудь глупости».

«К одиночеству, – говорит Йенс. – Это приводит к одиночеству».

«Да», – говорит Фвонк.

«Что именно ты знаешь о политических играх?»

«Ничего почти».

«Но как ты думаешь, что это такое?»

«Не имею представления, но полагаю, что это очень сложно».

«Сложно? Ха-ха! Это мягко сказано. Должен просветить тебя, мой друг. Власть груба и дика, это чудовище, которое все разъедает. Люди – скверные существа. Жажда власти делает их гадкими и некультурными. Я играл в эти игры десятилетиями, и теперь мне от политики дурно. Ну вот, я это сказал, хотя не собирался; проговорился».

«Но народ тебя любит. И не только любит, но ещё восхищается тобой и полагается на тебя».

«Верно, – говорит Йенс. – Но где среди всего этого место для человека Йенса?»

«Этого я не знаю».

«Ещё бы, конечно, не знаешь. Когда всё ещё шло по накатанной, я время от времени успевал встретиться с собой. Не часто, не буду привирать, но всё же иной раз выдавался вечер, пусть и крайне редко, когда я чувствовал себя собой, мог расслабиться. Оставались такие карманы пространства и времени, куда за мной не втаскивался хвост ответственности. Но теперь мне больше не на чем выезжать, всё буксует, причём я не могу произносить положенное и оставаться тем, кто я есть. Принято говорить, что у нас там дикие джунгли, но на самом деле там скороварка. Встречаются люди с таким восприятием действительности, что… я не знаю, как это назвать. Не представляю, через какие очки они смотрят на мир. Раньше я никогда не боялся. А теперь мне всё время только хочется спать».

Фвонк наливает вина Йенсу, устроившемуся на диване. Добрый полный стаканчик вина.

«Как я люблю этот звук! – говорит Йенс. – Звук льющегося в бокал вина. Жаль, в силу некоторых причин я редко вижу, как вино разливают, обычно мне дают уже наполненный бокал, воистину, чем больше у человека власти, тем меньше он касается самых простых вещей, наверное, отчасти проблема в этом, я обожаю кататься на велосипеде по улицам моего города, а когда сотрутся подшипники, я хочу сам их менять, и своими руками мыть пол, и сам наливать себе вино, как минимум присутствовать при этом».

Фвонк смотрит на него, смотрит и говорит:

«Но что тебе мешает иной раз самому налить себе вина?»

«Ничего не мешает. Но как-то случай не подворачивается. Я работаю от зари до темна, деятельность моя малосовместима с алкоголем, к тому же я не люблю ходить в монопольку (в Норвегии – государственная монополия на продажу спиртного, только в специализированных магазинах – прим. ред.), все на меня так смотрят, я напрягаюсь, как бы они чего плохого обо мне не подумали».

«Пусть жена сходит».

«Это ничем не лучше. Народ смотрит на неё и думает: ага, премьер решил выпить. Это убивает часть радости».

«А нельзя попросить помощника сходить за вином?»

«Можно, конечно. Ладно, не будем зацикливаться на этом вопросе».

Норвегия. Весь мир > СМИ, ИТ > globalaffairs.ru, 1 марта 2023 > № 4313653 Эрленд Лу

Нужны ли дирижёру изящные руки?

К 60-летию Николая Азарова

Одним из самых сильных музыкальных впечатлений в моей жизни было исполнение замечательным музыкантом Виктором Сергеевичем Поповым «Всенощной» Рахманинова. Среди певцов хора тогда был Николай Азаров. Многие годы спустя уже под его управлением я слышу это гениальное произведение и вижу слёзы на глазах у многих из присутствующей в храме публики. Чем же интересен этот дирижёр?..

– Мы знаем целую плеяду выдающихся хоровых дирижёров, таких как Свешников, Соколов, Юрлов, Попов, Минин, Конторович. Вы принадлежите к более молодому поколению – тому, которое постепенно становится в один ряд с этими небожителями. Как вы попали в мир хоровой музыки – случайно или?..

– Как сказать… Мой отец был хоровым дирижёром и директором клуба в маленьком городке в Казахстане, где я и родился в 1963 году. В те времена Всероссийское хоровое общество, которым руководил великий Александр Васильевич Свешников, вело очень активную деятельность. В частности, оно регулярно проводило то, что сейчас называют мастер-классами. И вот моего отца направили в Москву на эти самые мастер-классы, или курсы повышения квалификации. Занятия проходили в хоровом училище и в консерватории, которыми руководил сам Свешников. Вернувшись домой, отец заявил моей маме, находившейся в положении, что если она родит дочь, то он не станет с ней жить, а если родится сын, то тот обязательно будет учиться в Московском хоровом училище. Скорее всего, эти слова были шуткой. Мама же с поставленной задачей справилась, и в 1972 году отец сделал то, что задумал, отправив меня в Москву.

– И вы не жалеете об этом?

– Отнюдь, я очень благодарен своему отцу, что так сложилась моя судьба. Разумеется, и маме тоже: ей было значительно сложнее отпустить маленького сына одного в чужой город.

– Маленький ребёнок в чуждой обстановке вдали от родителей… Трудно было адаптироваться?

– Поначалу было трудно. Я попал сразу в третий класс, и моя подготовка сильно уступала подготовке ребят, обучавшихся в училище с самого начала. Впервые я окончил одну четверть без троек только в шестом классе. Одиноко себя ощущал, но постепенно появились друзья и как-то всё наладилось. В детстве быстро адаптируешься… даже к не самой простой жизни в интернате. Было как в подводной лодке: делаешь строго то, что положено, – деваться-то некуда. Великолепным педагогам удалось всё же сделать из нас приличных людей.

– Что мотивировало вас в то время? Этот опыт помог, когда вы сами стали руководителем?

– Не знаю, можно ли это назвать мотивацией, но уже в детском/юношеском возрасте ты попадал в особый мир, где сталкивался с такими личностями, как Козловский, Архипова, Светланов, Рубин, Шнитке, Эшпай. Возможно, мы тогда не вполне осознавали масштаб этих людей, но, безусловно, общение с ними оказывало на нас влияние. Позже, конечно, были моменты, которые мотивировали. Поступление в консерваторию, например. Появилось увлечение профессией, особенно на фоне каких-то, пусть даже не выдающихся, успехов. В том, что обучение в хоровом училище стало основным моим плюсом и большим подспорьем, когда я руководил академией (хоровое училище и академия являются подразделениями одного учреждения. – Прим. автора), сомнений нет никаких. Как бы банально это ни звучало, училище было и домом, и семьёй. Дальнейшая жизнь показала, что в нашем учебном заведении всё должно быть именно так и никак иначе. Неслучайно в Уставе Московской консерватории есть пункт, по которому ректором консерватории может быть только её выпускник.

– Попов считал вас одним из самых талантливых своих учеников. Тем не менее он не очень давал вам дирижировать. Я знаю, что существует определённая зависть между учителем и учеником. На мой взгляд, нормально, если учитель радуется, когда ученик превосходит его. Но это бывает довольно редко, если вообще бывает.

– Не со всем соглашусь. Во-первых, Попов никогда не говорил мне, что считает меня одним из самых талантливых учеников.

– Ну, это вы из скромности. Наверняка чувствовали. Мне-то он это о вас говорил не раз.

– И дирижировать мужским хором давал. Возможно, не так часто, как хотелось бы… Помню, перед записью «Всенощной» Рахманинова в Нидерландах даже доверил мне подготовить это сочинение с мужским хором и хором мальчиков. Но в большей степени, вероятно, принимая во внимание моё комсомольское прошлое (смеётся), использовал другие мои способности – организаторские. Так я стал проректором Академии хорового искусства.

– О чём я и говорю. Но согласен, сам необычайно талантливый, он щедро делился со своими учениками всем, что имел и умел.

– Именно щедро, и зависти у него не было. Разве гений может завидовать? Он обладал необычайной харизмой, причём не только на сцене, с которой завораживал публику, но и в общении. Так что завидовать могли только мы ему.

– Работа с детьми (а у вас в заведении были и взрослые дети), тем более творческими, требует терпения, выдержки и любви. Насколько мне известно, вас не только уважали, но и любили. Попова побаивались. С вами было по-другому. Трудно это?

– Нет, любить и уважать – это легко и приятно. Я о своём отношении к учащимся и сотрудникам. В нашем деле без этого никак. Кстати, Попова дети обожали, но и побаивались, потому как мог – мог, так сказать, по-отечески… Сами знаете, вы же с ним однажды даже чуть не подрались.

– Да, было и такое, но отходчивые оба были. Я его тоже обожал.

– Ощущение семьи и дома, которое я испытывал в «хоровушке» в детстве, сохранилось. У нас небольшое заведение, я знал всех и каждого, и отношения не были формальными. Как раз тот случай, когда хотелось туда идти и не хотелось уходить. Это мы впитали от Виктора Сергеевича. Значительно сложнее было с хозяйственными, организационными и прочими нетворческими вопросами. Тут да… выдержка, терпение, компромиссы и много чего ещё.

– Значит, при Попове вы были проректором академии, а впоследствии возглавили её. Не бывает так, чтобы люди были всем довольны. Но в конце концов все признали, что вы были на своём месте и успешно осуществляли руководство непростым учреждением. Почему вы всё же ушли с этого поста?

– Кем я только не был при Попове и после него, да и не только я. Вы правы, не все были довольны моим назначением на должность ректора. В какие-то моменты я воспринимал это довольно болезненно. Но люди есть люди. У каждого своя правда. При этом во время своего ректорства я никого не уволил и не сводил счёты с теми, кто возражал против моего избрания, а также пребывания на этом посту. Просто работал… мы все работали с одержимостью, как приучил нас Попов. А когда я уходил, многие сильно расстроились. Перемены, особенно неожиданные, всегда как минимум людей настораживают, а то и пугают. Если коротко, то оказался между молотом и наковальней в связи с имущественными вопросами. Вариантов было два: либо тебе не продлят контракт, либо сам уйдёшь. Я выбрал второй. Жалел только, что многого не успел сделать. Обидно было бросать заветное дело Учителя. У меня, правда, к тому времени уже был хор, что называется, на стороне, и я смог наконец, освободившись от административной «подёнщины», которая отнимала кучу времени, полностью посвятить себя творческой работе.

(Как позднее выяснилось, один крупный чиновник из властных структур имел личную заинтересованность в этом имущественном вопросе, который он хотел решить руками Азарова. Не вышло. Речь шла о старинном особняке в центре Москвы, принадлежавшем академии. Впоследствии против чиновника было возбуждено уголовное дело.)

– Как менялось ваше отношение к Попову... Отношения с Поповым: ученик – учитель, затем коллеги, соратники?

– Вопрос слишком глубокий для интервью… Книгу написать можно. В первый раз я увидел Попова на репетиции хора мальчиков. В нижний зал влетел какой-то незнакомый мне человек, и первое, что он сделал, – отвесил оплеуху одному из пацанов за то, что тот вместо того, чтобы, как все нормальные люди, войти на территорию училища через ворота, пролез через забор. Повторюсь, хоровое училище было для нас, особенно для интернатских, не то чтобы семьёй или домом, но как минимум заменой семьи и дома. Той обычной семьи начала семидесятых – со всеми радостями, проблемами, ссорами и прочими сопутствующими обстоятельствами. Разумеется, наши отношения с Виктором Сергеевичем сильно менялись с течением времени. Очень сильно. В старших классах уже было всё иначе. Я был секретарём комсомольской организации, у меня проявился очень приличный голос. Поэтому я больше, чем мои сверстники, общался с руководством училища и с Поповым в том числе. В детстве я не был солистом, но Попов, обнаружив наличие у меня хорошего голоса, сделал меня первым солистом хора юношей. Эти «семейные» отношения остались на всю жизнь. В консерватории я опять же попал в класс к Виктору Сергеевичу. Затем, отслужив в Александровском ансамбле, вернулся в училище. Попов в то время создавал мужской хор и предложил мне стать его директором. Так началась взрослая жизнь. И даже в этой взрослой жизни, где было много всяких перипетий, радостных и не очень, «родственные» отношения сохранялись. Я не хочу идеализировать Попова, но я абсолютно убеждён в том, что он был гениальным человеком. А таким людям позволено больше, чем нам – простым смертным.

– Я понимаю, что Попов был главной фигурой в вашей профессиональной судьбе. Но возможно, вы назовёте имена и других людей, которые повлияли на ваше формирование?

– Что касается влияния на моё становление как музыканта и личности, безусловно, это Попов. На начальном же этапе мои первые шаги в профессии направлял Лев Зиновьевич Конторович. Он был моим первым наставником по специальности, он же учил меня тому, что хорошо, а что плохо. Такое остаётся с тобой на всю жизнь. Мы общаемся до сих пор, но, к сожалению, довольно редко доводится сотрудничать. Мне повезло и в годы обучения в консерватории. Тогда там преподавали многие из старого поколения. Я учился у К.Б. Птицы, общался с К.М. Лебедевым, В.Г. Соколовым, Б.Г. Тевлиным, Б.И. Куликовым. Всех не перечислишь, и всё же именно хоровое училище заложило основы и сделало из меня человека.

– Вы являетесь художественным руководителем двух хоровых коллективов. Почему два?

– Никаких секретов. Когда ко мне, тогда ректору хоровой академии, обратились с просьбой порекомендовать кого-нибудь на место руководителя Хора имени Кожевникова (ГАМОХ), я в порядке шутки предложил себя. Удачно пошутил (смеётся). А позднее, когда уже распрощался с ректорством, получил неожиданное предложение возглавить Академический хор русской песни радио «Орфей» (АХРП). Возможно, это некая цепь случайностей, а может, просто судьба. Два коллектива, академисты и народники, – две планеты. Примечательно, что факультет народного пения и дирижирования народным хором основал в своё время Попов, когда работал в Гнесинском институте. Они совершенно разные по стилистике, по репертуару и по составу. ГАМОХ – просто академический хор, а АХРП – это хор, оркестр и балет. Что касается репертуара и программ, то все мы работаем под заказ и в связи с… тема непростая. Хорошо, что всё же удаётся исполнять и то, что хочется именно тебе, чего душа требует. Например, «Перезвоны» Гаврилина с народным хором, «Свадебку» Стравинского, «Три русских народных песни» Рахманинова, «Концерт для хора» Шнитке. Очень надеюсь, что в этом году получится спеть программы Свиридова и Сидельникова. Проблема в коммерциализации культуры: высокая, гениальная музыка часто не востребована – плохо продаётся… соответственно, концертным организациям невыгодна.

– Знаю, вы создали ещё один хор – мужской. Выходит, вам мало этих двух?

– Мой мужской хор возник, как часто бывает, совершенно случайно. Одной организации потребовался мужской состав для каких-то мероприятий. Обратились ко мне. Собрать прекрасных певцов для меня не составило никакого труда. Это была не столько работа, сколько удовольствие. Мужской хор, хор мальчиков – это отдельная история: ни с чем не сравнимый звук, непередаваемые возможности. Как же было от такого отказаться! В своё время и Виктор Сергеевич долго вынашивал идею создания мужского хора. Это была его мечта, и мне довелось тогда стать одним из реализаторов этой мечты. Тот хор, по признанию специалистов, был лучшим в стране. Вот как-то так.

– Дирижёру порой приходится руководить не своим коллективом: хоровику – оркестром, симфонисту – хором. Кому сложнее?

– Многое зависит от опыта. Для симфониста каждый инструмент, каждая группа инструментов – это своего рода голос, и хор в таком случае также является одним из голосов большого музыкального коллектива, которым руководит дирижёр. По идее, и хоровик мог бы таким образом воспринимать ситуацию, но ему, естественно, сложнее. Без специальной подготовки лучше всё же этого не делать. При этом хотелось бы отметить, что в отличие от симфонических оркестров, где практика приглашённых дирижёров является нормой, в нашем деле этого практически не бывает. Ну, а если тем не менее случается работать не со своим хором, то во время репетиции всё решается без особых проблем при условии, что обе стороны реально настроены на то, чтобы создавать музыку.

– Когда наблюдаешь за дирижёром со стороны хора, то в большинстве случаев видишь, что он тоже поёт. Это как-то помогает?

– Не думаю, что это каким-то образом помогает. Скорее это происходит естественным образом, почти автоматически, ведь все дирижёры в своё время пели в хоре.

– Почему дирижёры хора практически не пользуются дирижёрской палочкой?

– Она нужна, чтобы музыканты лучше видели движение рук дирижёра. Для сведения: палочка была не всегда, в стародавние времена дирижёры пользовались обычным смычком для скрипки. В случае с хором использование палочки не прижилось – достаточно рук, поскольку не нужно выделять отдельные группы инструментов. Кстати, Валерий Абисалович Гергиев как-то в ответ на аналогичный вопрос сказал, что если оркестр слажен и хорошо видит дирижёра, то вполне можно обойтись даже зубочисткой или только руками, что он и делал. То есть в нашем случае, на мой взгляд, палочка ни к чему… хотя кому-то нравится.

– В Петербурге, надо сказать, очень сильная хоровая школа. Одним из самых известных современных петербургских дирижёров является народный артист СССР Владислав Чернушенко. Чем отличаются московская и петербургская школы? Они признают друг друга, соперничают?

– С Владиславом Александровичем я знаком лично. Было время, когда мы довольно много общались. Когда в академии проводили один из первых конкурсов дирижёров, то решили пригласить Чернушенко в качестве председателя жюри. Правда, не были уверены, как на это прореагирует Виктор Сергеевич. Вы правильно заметили: конкуренты мы, Москва и Санкт-Петербург. Реакция Попова была на удивление очень позитивной. Они не были друзьями, хотя, разумеется, прекрасно знали друг друга и испытывали взаимное уважение. По окончании конкурса Чернушенко провёл в академии мастер-классы, а затем руководил нашим хором на концерте в Доме музыки. Конкуренция между нашими школами, безусловно, есть. Но это здоровая соревновательность. Так было всегда, и в этом нет ничего плохого.

– Нужно ли дирижёру изящество рук? Говорят «у него поющие руки». Должны ли они быть при этом изящными, чтобы «петь»?

– Руки могут петь или не петь вне зависимости от их изящества. Правильнее говорить «в руках есть звук» – ну, а это уже от таланта зависит. Возможно, изящная форма рук пианиста, дирижёра добавит в восприятии кого-то дополнительные эстетические ощущения, но, как я сейчас понимаю, не это главное.

– Один голландский дирижёр, будучи в восторге от техники игры Николая Петрова, удивлялся, как он может извлекать звук из фортепиано такими сардельками вместо пальцев. У вас, нужно признать, тоже крупные руки – скорее, как у человека, занимающегося тяжёлым физическим трудом. Как-то я был на вашем концерте со своей знакомой, заслуженной артисткой, арфисткой из оркестра Большого театра (ей ли не знать всё о пальцах). Я рассказал эту историю. Её реакция была: «Ну, пускай сардельки, но ведь как поют!» Это уже про вас. Что вы по этому поводу можете сказать?

– Помню, как в пору обучения в консерватории у Попова я плакался ему по поводу своих ужасных рук. «Дурак», – сказал он мне «ласково». – О музыке нужно думать, а не о красивых руках. Тогда будет толк». Кстати, у одного из братьев Рубинштейнов тоже были огромные руки и крупные пальцы. При игре он цеплял соседние клавиши – мазал, а люди на его концертах плакали. Так что прав, наверное, был Виктор Сергеевич: когда душа и сердце поют, инструмент помешать не может.

– Вы регулярно выступали с вашими хорами за границей, в частности в Германии, в рождественские каникулы – обязательно. Сейчас такой возможности нет. Как вы это переживаете?

– Много лет мы потратили на то, чтобы выйти на тот уровень концертных залов в Европе и мире, на котором мы и оставались до недавнего времени. Наши гастроли вызывали у меня и у артистов хора самые яркие эмоции, как, впрочем, и у публики, судя по её реакции на концертах и восторженным отзывам в прессе. Дело в том, что наш хор выступал в тех залах, в которых не выступал ни один другой хоровой коллектив из России: Alte Oper Franfurt, Кёльнская и Мюнхенская филармонии, Liederhalle Stuttgart, Casino Bern, Kultur-und Kongresszentrum Luzern, Tonhalle Zurich, лучшие залы Японии, Америки, Мексики. Самое важное для меня и моих коллег было то, что мы представляли нашу страну и делали это достойно. Но всё изменилось. Как я могу это переживать? Жалко, что этого нет и уже вряд ли будет… по крайней мере, на моём веку. Лучше от этого никому не станет.

– Вы не единственный творческий человек в семье. Ваш сын Денис Азаров уже сделал себе имя как театральный режиссёр, добившись неплохих для его возраста успехов, будучи даже отмеченным «Золотой маской».

– Да, мой сын – режиссёр. Недополучив юридическое образование, подался в ГИТИС и стал режиссёром. Тем самым лишил меня надежды на безбедную старость (смеётся). А случилось это тоже по какой-то удивительной причине. Мой близкий друг, директор Новой Оперы Сергей Лысенко, как-то посетовал, что у него проблема с переводчиком: на постановку «Волшебной флейты» был приглашён выдающийся немецкий режиссёр Ахим Фрайер. Я сказал ему на это, что мой сын очень прилично знает немецкий, но при слове «партитура» может упасть в обморок: родители – музыканты. Договорились, что Лысенко отправит Дениса в Берлин для знакомства с Фрайером, при этом жить Денису предстояло у другого удивительного человека – моего друга Норберта Кухинке (помните датского профессора Хансена из «Осеннего марафона»?). Сын оказался в обществе двух гениальных людей, что и сделало своё дело. Вернувшись домой, он заявил (в то время ему было 18 лет и он очень успешно учился в Академии адвокатуры), что будет режиссёром. Самостоятельно поступил в ГИТИС. Учился у Райхельгауза, стажировался у Фоменко – так и стал режиссёром. В 2007 году создал в нашей академии оперную студию «Московский молодёжный оперный дом», где постановил оперу Россини «Путешествие в Реймс», музыкальную композицию «Триптих» по произведениям Шумана, Брамса и Клары Вик, спектакль «Ленский» по мотивам Пушкина, «Алеко» Рахманинова.

– А вам не кажется, что в профессиях дирижёра и режиссёра есть нечто общее?

– Кажется.

– То есть связь поколений, преемственность в вашем случае имеют место?

– Выходит, так.

– Удачи вам!

– Спасибо на добром слове.

Не оскудевает земля наша русская талантами – подлинными, народными!

Беседу вёл

Владимир Габышев

Россия. ЦФО > СМИ, ИТ. Образование, наука > lgz.ru, 1 марта 2023 > № 4307976 Николай Азаров

Подняться на вершину духа

Сильный человек бессилен перед корыстью и подлостью

Валентин Иванович Дикуль... В этом году ему будет 75 лет. В облике его угадывается неукротимая, нечеловеческая воля. Возможно, именно поэтому окладистая борода и густая шевелюра, несмотря на седину, напоминают чем-то гриву льва.

У него особая манера разговора. Буквы словно сами по себе становятся похожими на ноты, и слова звучат. Звучат грустью, болью, добротой, негодованием...

– Роковым для вас стал 1962 год. Этот год послал вам испытания, которые никто ещё не проходил.

– В этом году со мной произошёл несчастный случай. Это было во Дворце спорта в Каунасе, многие путают, говорят, что я разбился в цирке. Нет. Во время выступления воздушных акробатов лопнул штамберт – это такая стальная конструкция, на которой крепится аппаратура и страховка, – и я полетел вниз с 13-метровой высоты. Чудом не разбился насмерть, остался живой, но получил компрессионный перелом позвоночника и черепно-мозговую травму. Мне тогда было 14 лет.

Почти неделю я провёл в реанимации, а что представляют собой мои ноги, понял только через два-три месяца. В больничной палате нейрохирургического отделения. Ноги мои лежали как вещи, которые мне не принадлежат. Их можно было колоть иголкой, резать ножом – я не чувствовал боли.

На всю жизнь мне в память врезался врачебный обход, который проводил профессор, знаменитый доктор. С ним была большая свита. Профессор присел ко мне на кровать, гладит мою руку, как будто хочет убаюкать, спрашивает, как я себя чувствую, а меня мучает один-единственный

вопрос: когда я вернусь в цирк? Почему я рассказываю? Потому что эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. После моего вопроса некоторые медсёстры и врачи опустили головы или отвели глаза, а профессор продолжает гладить меня по руке и мягко говорит: «Валюс, ты в цирк больше не вернёшься и ходить не будешь никогда». Я помню, что он тихо говорил, но слова прогромыхали громом. И тогда я начал рвать рубашку на себе, рвал всё вокруг, начал кричать: «Нет! Буду ходить! Вернусь в цирк!»

Меня взялись держать, сделали укол, и я заснул, но с того времени задумался над тем, чтобы покончить жизнь самоубийством. У меня детдомовская психология, я не хочу быть обузой никому. Первый раз собрал снотворные таблетки, много собрал, выпил, но кто-то увидел, что у меня изо рта пошла пена, вызвали медсестру и меня откачали. Во второй раз я хотел повеситься, но выпал из кровати. Мне не хотелось жить, но, когда сорвались две мои попытки совершить самоубийство, сам себе сказал, что раз Боженька меня не отпускает, буду жить и помогать людям, которым я нужен.

– Вы были верующим, несмотря на то что в стране царило абсолютное атеистическое воспитание?

– Тогда я говорил именно так. Веры, конечно, не было; храма в детском доме в то время тоже не могло быть, это даже смешно говорить, но почему-то Боженьку мы часто вспоминали. Детство было очень трудное. В семь лет я стал воспитанником детского дома. В то время они были не такие, как сейчас. Это были детские дома на выживание.

– Вы поняли, что Боженька не отпускает, и решили жить?

– Конечно, миленький. Меня навещали артисты цирка, они по моей просьбе приносили мне жгуты, верёвки, какие-то гантельки, блоки. Я пропускал верёвки через блок, привязывал к бесчувственным ногам и тянул за них, приподнимая ноги. Вот с этого начинал. Первое время мне запрещали что-то делать, я же лежал в общей палате. Потом уже выпросил разрешение, а то отбирали всё. Да, конечно. Стал сам придумывать для себя упражнения. Как только просыпался, то сразу что-то делал. Не было такого, что час или два занимался, не было системы, делал и делал, что мог. Уставал так сильно, что мгновенно вечером проваливался в сон.

У меня ушло два года и семь месяцев на то, чтобы сделать первые шаги на костылях, как на ходулях. Истязал себя ходьбой на костылях до потери сознания, тренировался на брусьях с грузом, подвешенным к ногам, и у меня ушло ещё пять лет на то, чтобы я стал ходить без костылей. Физиологический процесс восстановления чувствительности ног проходил очень тяжело. Это многолетний, многолетний труд, но то, что связано с реабилитацией, я изучил настолько, что потом лекции читал в медицинских институтах.

– Это подвиг! Он как будто взят из древней мифологии. Что вам помогло подняться на ноги? Вера в себя? Воля? Труд?

– То, что вы сказали – и одно, и другое, и третье. У меня была вера в себя, но вера в себя всё равно подразумевает, что над нами кто-то существует. Боженька помогает.

– А что тот профессор и врачи, которые вам вынесли, по сути, приговор?

– Все, конечно, удивлялись и не верили тому, что я стал ходить, но я не только стал ходить, но и вернулся в цирк, только уже не воздушным акробатом, а силовым жонглёром.

– Почему вас так тянуло в цирк?

– Я во втором или в третьем классе учился, когда начал сбегать из детского дома в цирк. Цирк приезжал к нам в город каждую весну, и меня тянуло туда как магнитом. Сначала помогал рабочим, потом начал потихонечку осваивать манеж. Я не мог без этого, цирк для меня стал всем. Мой дом. Мой воздух. Моя жизнь.

– Какие вы испытывали чувства, когда вернулись на манеж?

– Плакал. Каждый день плакал от счастья. Я не верил, что вернулся. Не мог надышаться цирковым воздухом. 50-килограммовыми шарами, похожими на пушечные ядра, я жонглировал, как теннисными мячиками. На плечах удерживал помост с легковым автомобилем. Я любил силу, уважал силу, пытался повторять рекорды прошлого, что-то получалось, что-то нет. Первые выступления мне помогал готовить легендарный силовой жонглёр Всеволод Георгиевич Херц – ученик русского богатыря Ивана Заикина. Он застал на манеже Ивана Поддубного и был знаком с Фёдором Ивановичем Шаляпиным!

– Что вас связывало с Юрием Никулиным, который, будучи известным клоуном, присутствовал на ваших подготовках к выступлениям?

– Мы были друзьями, очень близкими. В последнее время, когда он был директором цирка на Цветном бульваре, я у него работал, выступал последним номером и закрывал программу.

– Сколько лет вы выступали на манеже после своего чудесного выздоровления?

– Сейчас скажу точно... Я вернулся на манеж в 1969 году, а закончил свои выступления в 2012-м. Сорок три года. При этом уже возглавлял Центр реабилитации, занимался целый день с больными, а вечером выступал в цирке.

– Центр реабилитации – государственная или частная организация?

– Это государственное медицинское учреждение. Конечно. (Валентин Иванович поколебался и добавил, посчитав, что это нужно сделать.) Вот вы сейчас удивитесь: государственное медицинское учреждение, но всё имущество, кроме столов, табуреток и стульев, всё оборудование, все тренажёры куплены на мои деньги. Всё, полностью: каждый зал оборудован на мои деньги. Тогда я это мог себе позволить, всё-таки был депутатом Верховного Совета СССР.

Открылся центр – я не­множко расскажу историю – в 1988 году. Но до этого в Москве на базе 19-й больницы имени Бурденко проходили испытания моей системы. Я программы разработал, авторские свидетельства получил, патенты. Но ведь циркач лечить людей не может! Поэтому создали комиссию, куда входили именитые профессора. Проводили почти восемь лет испытания моей системы, проверяли методику, результативность и так далее, и так далее. Это было распоряжением Министерства здравоохранения СССР.

Обо мне писали все газеты, когда я начал гастролировать после своего выздоровления, и ко мне в цирк валил народ. На консультации. Директора первое время за голову хватались. Но я не консультировал (это я сейчас такое слово подобрал) – просто рассказывал, как всё происходило, показывал какие-то упражнения, говорил, что нельзя опускать руки, надо бороться. Позже, уже на стадии испытания моей системы на базе 19-й больницы, тоже было очень много желающих попасть на приём. Приезжали иностранцы, целые зарубежные делегации, обращались за помощью даже к Николаю Ивановичу Рыжкову, он был председателем Совета министров СССР. И вот в один прекрасный день меня вызывают в Кремль. Помощник Рыжкова, Борис Григорьевич Пашков, – он уже побывал у нас в больнице с обстоятельной проверкой – сделал доклад, и тут же Николай Иванович отдаёт распоряжение министру здравоохранения о создании в СССР специализированного центра. Потом поворачивается ко мне и спрашивает: «А как назовём центр?»

Я сказал, что в основном у меня спинномозговые травмы и последствия детского церебрального паралича, – так вот и образовался Центр реабилитации больных со спинномозговыми травмами и последствиями детского церебрального паралича. И я вышел из кабинета Рыжкова уже руководителем центра, которого ещё не существовало.

В течение трёх месяцев мне было предложено пять зданий для центра, и вот я остановился на этом, в Останкино, где мы сейчас находимся. Здесь парковая зона, что меня и привлекло.

С Николаем Ивановичем Рыжковым потом я много раз встречался, он у нас тут был и, когда узнавал, что чиновники занимаются волокитой или саботируют какие-то решения, связанные с Центром реабилитации, принимал жёсткие меры. Многие чиновники считали, что мы не можем травмировать психику здоровых людей, показывая инвалидов и увечных. В те годы такая политика у нас в стране велась. Доходило до того, что руководство Останкинского парка запрещало нашим больным на инвалидных колясках проезжать дальше по парку, где были пруд, кафе, столовая. Специально даже ставили шлагбаум и не разрешали нашим колясочникам проезжать.

– Да вы что?! Это же, по-моему, надо совсем сердца не иметь...

– Мне жаловались наши инвалиды много раз. Я тогда связался с телевидением, мне сразу дали съёмочную группу, и мы вместе направились к Останкинскому пруду. Вышел сам директор и сказал открытым текстом: «Допускать гулять в парк ваших калек не будем. У нас отдыхают пожилые люди, и вид калек им будет портить настроение».

Его, конечно, этого директора, буквально через две недели сняли, но вот сопротивление было даже на таком уровне.

– Сколько человек работает сегодня в центре?

– В данный момент – 187 сотрудников. Это весь штат полностью. У нас два психолога, хотя инструкторы, которые работают с больными, они все являются психологами. Здесь «непсихологу» нельзя работать с пациентами, это ведь не автоматическая линия сборки. Тут нужно уметь подойти к больному, а к ребёнку – тем более, ведь он часто не понимает, что от него хотят. Да.

Пациентам мы даём индивидуальную программу, наблюдаем за динамикой, когда будет вертикализация, чтобы больной мог выполнить то или иное движение. Я разработал такую систему занятий, чтобы движение, которое человеку понадобится при ходьбе, выполняла совершенно другая группа мышц и чтобы эта работа была доведена до автоматизма. Сотни и сотни больных, которые по заключению медицины были безнадёжными, у меня начали ходить.

Но есть пациенты, которые никогда не будут ходить и не встанут на ноги. Это, например, люди с анатомическим разрывом спинного мозга. Но жить надо, жизнь не закончилась, и взять и сказать такому пациенту, что всё кончено, мы не можем. И мы с ним работаем. Очень многие пациенты, которые оказываются в таком положении, сразу говорят: «Я не хочу жить, я не буду жить!» Я по себе это помню. И вот самое важное для меня – чтобы человека заинтересовать работать над собой. Он сюда приезжает – у нас нет стационара, – час-полтора тратит на дорогу. Потом четыре часа занимается, у него работают суставы, улучшается кровообращение; полтора часа обратно добирается, пожалуйста: семь часов. Он приезжает домой уставший, довольный, у него будет хороший аппетит, крепкий сон, и это отвлекает от тяжёлых мыслей.

– В Москве ещё есть такие центры?

– Есть четыре филиала, они снимают немножко с нас нагрузку, но они коммерческие, платные. Специалисты там обучены работать по моей методике. У нас в центре реабилитация проводится бесплатно. Я ненавижу, когда что-то делают за деньги, а это лечение дорогостоящее. Я ненавижу людей, которые разводят на деньги, обещают вылечить больных, только плати... (Валентин Иванович сжимает кулаки и потрясает у себя на уровне груди. И вдруг я догадываюсь, что сейчас этот сильный человек чувствует себя бессильным перед корыстью и подлостью людской.)

– Вы каждый день приходите в центр на работу?

– Как же не каждый день, расскажите?

– Может быть, у вас свободный график?

– Утром я здесь уже в пять часов! Каждый день!

– А что в такую рань тут делать?

– Вы не представляете, сколько у меня работы, сколько приходится писать, сколько изучить историй болезни... Ложусь спать поздно, сплю не больше четырёх часов. И так уже тридцать пять лет. Это очень напряжённый график, поэтому тяжело болел, это уже второй раз за последние два года.

– Почему же вы себя не бережёте?

– Я отдаю себя людям, которым нужна моя помощь. Вы сейчас поймёте, я вам объясню. Два года назад, когда после комы я пришёл в себя, то вся моя жизнь за какие-то мгновения пробежала у меня перед глазами, и я начал плакать, потому что понял, как мало сделал для людей... Мы очень злые. Все. Мы корыстные. Хапуги. Нам нужно бережней друг к другу относиться, нужно делать добро, и не ради того, чтобы любоваться на себя или получать за это благодарность... (Валентин Иванович махнул рукой, и крупная слеза блеснула у него на кромке глаза...)

– Спасибо вам большое за беседу. Вы нам очень всем нужны, берегите, пожалуйста, себя.

Беседу вёл

Владимир Смирнов,

член Союза писателей России

Россия. ЦФО > СМИ, ИТ > lgz.ru, 1 марта 2023 > № 4307975 Валентин Дикуль

Дороги ведут к храму

В Тушино, к святому князю Владимиру

Россияне воспринимают тысячелетнюю историю нашей страны как неразрывные живые нити, что соединяют поколения. Причём история России соткана из переломных событий, зачастую самых тяжёлых для судеб её граждан, выйти победно из которых народу позволяла любовь к Отечеству, к семье и вера в Бога. Каждый раз наш народ выходил из испытаний сильнее и закалённее. Нам важны справедливость и наши истинные традиционные ценности. Мы не любим, когда нахально лезут со своим уставом в наш монастырь.

Наш народ милосердный, талантливый, гостеприимный и добрый, живёт в огромной, суровой и очень красивой стране, богатой природными ресурсами. Может, поэтому её богатства не дают покоя другим, а наших людей время от времени, когда нет сил победить на поле боя, пытаются усыпить сладкоголосыми речами те, кто жаждет нашего поражения. Недавний такой «западный» морок длился 30 лет. Теперь великая страна очнулась и собралась.

За последние годы Россия прошла через множество испытаний: стоило нашей стране одолеть пандемию, как голову поднял преступный украинский режим и его заказчики в НАТО. Запад перестал прятать свою русофобию. А следом за русофобией, очевидно, началась и борьба с православием. Но Россия всегда была и будет оплотом веры.

По всей территории России строятся храмы, тогда как на Западе их перестали строить давно, а те, что есть, закрывают или продают за бесценок под ночные клубы и развлекательные центры.

Разрушенные укронацистами храмы Донбасса восстанавливают, где это уже возможно. Из пяти епархий Донецкой и Луганской народных республик поступило 152 заявки на проведение восстановительных и реставрационных работ. Представители финансово-хозяйственного управления Русской православной церкви в течение пяти месяцев детально обследовали разрушенные святыни и 12 первоочередных объектов восстановили: шесть храмов в Донецкой епархии, три – в Горловской, два – в Луганской и один – в Ровенской. Донбассцы приходят туда помолиться, чтобы в опоре на веру найти силы и пережить эти непростые времена. Ещё два храма в Мариуполе и Горловке не подлежали восстановлению. Поэтому пока там возведены деревянные церкви по модульной технологии. Строительные работы ещё по 14 заявкам из ЛНР сейчас в работе. Не за горами то время, когда восстановят и остальные разрушенные святыни.

В России к возведению православных храмов особенное отношение, их строит народ с благословения патриарха. Их сооружают в небольших поселениях и крупных мегаполисах. Самое крупное строительство храмов развёрнуто в Москве, где уже 12 лет идёт уникальный благотворительный проект по возведению храмов шаговой доступности с духовно-просветительскими и учебными центрами. Возведён 121 храмовый комплекс и 41 строится.

Патриарх Московский и всея Руси Кирилл считает, что столице нужно больше храмов, больше мест, куда могут обратиться люди в поисках безопасности, поддержки и духовного совета. С ним согласны и сами москвичи, которые жертвуют средства на строительство и реконструкцию храмов, несут в церкви чудом сохранившиеся за годы советской власти иконы и прочую церковную утварь.

Общины храмов вместе с настоятелями помогают волонтёрским движениям, сами становятся добровольцами, оказывают материальную и психологическую помощь нуждающимся и поддерживают социальную повестку в современном формате, но сохраняя традиционные ценности. Строятся приходские дома, воскресные школы, православные гимназии и детские сады с игровыми площадками, просветительские и кризисные центры.

Летом у нас будет знаковое для Москвы событие. Откроет двери великолепный храм Святого князя Владимира в инновационном квартале в Тушино. Главный вход украшает гигантский горельеф князя Владимира высотой в семь с половиной метров авторства известного скульптора Рукавишникова. Вокруг горельефа – уникальные мозаичные панно и растительный орнамент, высеченный в камне. Высота сооружения – 58 метров, пока это самый высокий программный храм из уже возведённых.

Сюжетная программа мозаичного декора по задумке архитекторов охватывает более чем тысячелетнюю историю Русской православной церкви начиная с исторического момента выбора веры князем Владимиром до восстановления поруганных святынь – соборов, монастырей и церквей на рубеже ХХ–ХХI веков.

Но люди придут не только в храм, они придут и в музей. Рядом с храмом заработает культурно-выставочный центр площадью около 3 тыс. кв. м. Там москвичи смогут увидеть разноплановые экспозиции, направленные на духовное и историческое воспитание подрастающего поколения.

Это только один объект из 18, которые мы постараемся сдать в этом году. Работы по возведению храмов в Москве развёрнуты по всем столичным округам. Наши планы реализуются, если мы, ещё больше сплотившись, будем и дальше строить храмы всем миром – ровно так, как делал народ тысячу лет назад.

Храм, как говорит святейший патриарх, – это не только место, где совершаются богослужения, местные жители приходят сюда за чувством общности, за советом. Сюда же они могут привести своих детей, чтобы дать им дополнительное образование и научить любить Родину.

У нас на глазах творится история. История новой России, выбравшей путь просвещения, сострадания и возрождения духовных ценностей. И ведут её по этому пути наши сограждане, россияне.

Владимир Ресин,

депутат Государственной думы,

советник мэра Москвы и патриарха Кирилла

Россия > Внешэкономсвязи, политика > lgz.ru, 1 марта 2023 > № 4307972 Владимир Ресин

Хорошо бы обойтись без «Посейдона»

Почему Россия приостановила участие в договоре по СНВ

Сухомлинов Владимир

Владимир Путин 21 февраля заявил, «что Россия приостанавливает своё участие в Договоре о стратегических наступательных вооружениях. Повторю, не выходит из договора, нет, а именно приостанавливает своё участие». Решение получило огромный резонанс. Наш собеседник – известный военный аналитик, член-корреспондент Российской академии ракетных и артиллерийских наук Константин Сивков.

– Константин Валентинович, что собой представляет договор СНВ-3? Давайте раскроем его суть и детали.

– Договор СНВ-3 – это соглашение между Россией и США об объёмах развёрнутых стратегических ядерных вооружений, о контроле за ними и о порядке контроля за их производством. По договору каждая из сторон обязуется иметь порядка семисот развёрнутых баллистических ракет на морских и наземных носителях, определённое число бомбардировщиков. Таким образом по зачёту СНВ количество развёрнутых боеголовок с каждой стороны – 1750 единиц. Это понятие – «по зачёту СНВ» – ключевое. По зачёту СНВ предполагается, что на каждой баллистической ракете в зависимости от её типа развёрнуто оговоренное число боеголовок. Например, на «Трайдент II D5» развёрнуто 4 боеголовки, но потенциально может быть 14. Каждый бомбардировщик всё по тому же зачёту СНВ-2 несёт один ядерный боеприпас, хотя наш может нести от 6 до 16 крылатых ракет с ядерным оснащением, а американский – от 12 до 20. В целом количество развёрнутых боеголовок составляет: у нас около трёх тысяч, у США – три тысячи с небольшим.

Надо иметь в виду, что на тактическое ядерное вооружение договор не распространяется. Россия имеет развёрнутыми порядка трёх тысяч ядерных боеголовок этого типа, а США имеют около четырёхсот тактических зарядов. Но у американцев большой потенциал в виде боеголовок со стратегических ядерных носителей, которые они не разобрали, хотя должны были сделать по договорам СНВ. Численность таких боезарядов у них оценивается сейчас цифрой примерно три тысячи единиц.

Суммарное число ядерных боеголовок таково: у американцев около семи с половиной тысяч, у нас – около семи тысяч стратегических и тактических ядерных боезарядов.

– То есть определённый паритет?

– По развёрнутым боеголовкам на стратегических носителях у американцев некоторое превосходство, примерно на 500-600 единиц.

Стоит помнить, что договоры СНВ-1, 2 и 3 заключались в условиях, когда система противоракетной обороны США не была развёрнута и при их заключении предполагалось, что должны соблюдаться договоры по ПРО и ракетам средней и меньшей дальности. Устно оговаривалось: если условия нарушаются, договор СНВ-3 не будет считаться обязательным для исполнения. Но мы знаем цену устным договоренностям.

В какой-то момент американцы обошли договор и развернули систему ПРО с наземными и морскими компонентами. Первые оцениваются в 100-120 противоракет, развёрнутых на Аляске и в районе Атлантики. На морских носителях около 650 единиц. Это знаменитые в военных кругах ракеты «Стандарт-3» разных модификаций.

– Весьма серьёзно!

– Новейшая модификация ракеты по дальности может достигать 2500 километров, по высоте – 1500 км. Траектории наших ракет имеют апогей 1000-1200 километров. Это значит, что американские эсминцы, находясь, скажем, в Баренцевом море, могут перехватывать ракеты, стартующие из Сибири. Причём даже на этапе, когда ещё не произойдёт разведение боеголовок. Такая система ПРО – серьёзная угроза для наших стратегических ядерных сил. Её надо было как-то нейтрализовать.

Ещё момент. Американцы под надуманным предлогом вышли из договора по ракетам средней и меньшей дальности. И умудрились разместить у наших границ комплексы вооружений такого типа. Теперь эти ракеты несут нам стратегическую угрозу, поскольку способны поражать объекты на значительной части России. А если, как предполагается, такие ракеты будут размещены в Японии и Южной Корее, то угроза возникает для всего региона Дальнего Востока и Восточной Сибири. То есть зоной поражения таких ракет будет охвачена большая часть территории России.

Развернуть ракеты такого класса вблизи США мы не можем, поскольку не имеем надёжных плацдармов. А те, что есть, очень удалены от нужных мест развёртывания. Объективно стал складываться дисбаланс, очень серьёзный.

– В чём его суть?

– Система ПРО США способна нивелировать определённую часть нашего стратегического ядерного потенциала, а ракеты средней и меньшей дальности, дополняя стратегический потенциал США, дают ещё дополнительный и серьезный ядерный потенциал воздействия по нашей территории. И вот вам нарушение ядерного паритета по стратегическим вооружениям. Что, конечно, недопустимо. Поэтому приостановка нашего участия в договоре по СНВ-3 была объективно необходима.

– Не поздно ли сделано?

– У нас всё происходившее видели. Мы соблюдали СНВ-3, компенсируя дисбаланс другими системами оружия. Это, например, маневрирующие блоки «Авангард», способные преодолевать систему ПРО США, это ракета «Сармат», которая может достичь территории США через Южный Полюс. Она движется на очень больших высотах вне зоны досягаемости ПРО США и может нанести удар с южного направления, где у американцев нет ПРО и где её создать проблематично. У нас в арсенале торпеда «Посейдон» и её носитель – подлодка «Белгород». Развёрнуты они на Тихом океане, а не на Атлантике. Совершенно очевидно, что нацелены на разломы Сан-Андреас, Сан-Бентенсико и Сан-Хасинто. «Посейдон» обладает такой мощью, что способен привести к чудовищным разрушениям всего восточного побережья Америки и вызвать детонацию Йеллоустонского вулкана.

– Ничего подобного не хотелось бы ни видеть, ни даже думать об этом. Хотя, понятно, реальность есть реальность.

– Да, после того как США начали войну против России, пока ещё в гибридной форме, используя плацдарм Украины для вооружённой борьбы, а Европу – для войны экономической, ни о каком продлении договора по СНВ-3 уже речи быть не могло.

– А что американцы вдруг всполошились?

– Для них ход Путина критически опасен. Ведь соблюдение договора позволяло бы им наращивать ядерный дисбаланс, развёртывая ассиметричные системы вооружения (ракеты средней дальности, системы ПРО). Они могли бы рассчитывать, что в нужный момент нанесут обезоруживающий удар неядерными стратегическими средствами, такими как ракеты «Томагавк» в обычном снаряжении, и добьются в итоге положения, когда смогут диктовать России свою волю. Приостановка нашего участия в СНВ-3 ломает их сценарий. А мы сможем продолжать развёртывание ассиметричных систем вооружения. Путин даже сказал, что будем разрабатывать, создавать и готовы испытывать новые боеголовки и вооружения, если американцы будут создавать и испытывать свои.

– Но, видимо, это не всё, что вынудило пойти на такое решение?

– Надо знать, что у США нет промышленности по обогащению урана. КНДР, Иран, Россия, КНР могут обогащать уран, а США – нет. Это данность и ещё одна причина, по которой американцам невыгодна гонка ядерных вооружений. А нам – выгодна. Поэтому мы можем пойти, а, возможно, уже пошли, я не знаю, на создание сверхмощных ядерных боеприпасов (для боеголовки того же «Посейдона»), способных привести к разрушительным геофизическим процессам в зонах, которые я назвал. Если так случится, это будет означать одно: Соединённые Штаты Америки исчезнут физически с лица Земли, поскольку весь северо-американский континент станет непригодным для жизни.

– На днях экс-советник главы Пентагона Макгрегор отметил: чтобы избежать глобальной катастрофы, США должны прислушаться к президенту Путину, имея в виду как раз его решение по ДСНВ-3.

– При сохранении существующих тенденций США приведут дело к катастрофе, чреватой небывалыми разрушительными последствиями. Везде знающие люди это понимают.

– Байден гнёт своё: курс на ослабление России, провокации, 10-й пакет санкций... Отрезвит ли решение Путина самых горячих?

– Пока не замечаю принципиальных изменений в поведении западных лидеров. Паника имеет место быть. Но нужны практические шаги, их нет.

- При этом сейчас основную нагрузку в боях несёт оружие обычное, прежде всего, артиллерийское. Кто-то говорит, что на Западе оно заканчивается, кто-то считает, что у нас перебои со снарядами и ракетами. Какова реальная картина?

- Можно сказать, что Российские Вооружённые Силы полностью уничтожили запасы оружия советского производства на Украине, как и то, что пришло из Европы и стран «третьего мира», которые согласились продать его американцам. Разбита огромная масса техники. Это подтверждается и данными западных спецслужб, например, израильской разведки «Моссад». При этом у нас есть достаточные запасы вооружения, боеприпасов. По данным западных экспертов, до 1800 танков развёрнуто у границ Украины, есть личный состав порядка 500 тысяч человек, не менее 3500 бронированных машин, около 400 самолётов и 300 вертолётов, много артиллерии. Это экспертные оценки западников. В целом очень мощная группировка, соответствует двум полнокровным фронтам времён Великой Отечественной войны. Что касается снарядов, то если исходить из разных источников, мы вышли на уровень, когда способны производить снаряды, покрывая, как минимум, потребности нормального режима ведения огня в зоне СВО. Есть большие запасы со времён СССР. То, что сейчас они не так интенсивно расходуются, на мой взгляд, говорит, что их «экономят» для более решительных действий.

Есть основания говорить: задачу разгрома ВСУ наши войска решить готовы. Нам по силам принудить режим Зеленского к капитуляции в течение нескольких месяцев. Нужна политическая воля, нужен приказ. Пока же мы занимались вытеснением ВСУ из Донбасса, штурмуя в лоб их укрепрайоны, создававшиеся восемь лет. Какие при таком подходе могут быть быстрые продвижения?

- Кто-то говорит, что Украина – это полигон. Мол, Россия и Запад всё опробуют, конфликт утихнет. Есть ли для такого предположения основания?

- Полная дурь. Мы используем современные виды вооружения совсем с другими целями, и они известны.

Беседу вёл

Владимир Сухомлинов

Россия. США > Армия, полиция > lgz.ru, 1 марта 2023 > № 4307971 Константин Сивков

Алиса, ты стала взрослой

Ко дню рождения Ирины Купченко

Купченко сыграла в «Странной женщине» – и имидж закрепился за ней навсегда.

Постановщик Райзман и сценарист Габрилович на восьмом десятке лет выпали из реальности и с высот лауреатства, геройства и достигнутого персонального коммунизма рисовали неведомую им жизнь среднерусской женщины. Героиня уклончиво отвечала на вопрос, отчего не была в Берлине и как ей Париж (оттого, что в СССР был железный занавес и в капстраны с членами семей выпускали только вас, вельможных старцев). Потом всё же ехала в Берлин с мужем-торгпредом, но с полпути в Париж возвращалась назад (no comments). Дома порывала с любовником и отправлялась на малую родину, где жили сестра, мать, а племянники торчали в школе. Наутро срывалась к сыну в пионерлагерь (школы и лагеря в СССР как-то не функционировали одновременно).

Странная инопланетность забывшихся в творческих фантазиях заслуженных дедушек передалась актрисе, которая была единственным светлым пятном во всём этом безумии – причём без малейших признаков психических расстройств. Это в тупорылой Америке любую актрису с печатью необычности тотчас гнали играть фрустрации и психозы. Бетт Дэвис, Ингрид Бергман, Джоан Кроуфорд и Фэй Данауэй настолько расходились умом и сложностью с одноклеточной нацией, что их тотчас начинали вытеснять в зону душевного нездоровья и ментальных сбоев. Купченко в своей необычности была тверда, как скала, и матерински снисходительна к желающим вернуть её на торную дорогу. Даже то, что любовника играл её супруг, Василий Лановой, не привело связь к предполагаемому браку. Убедившись, что снова увлеклась поверхностным тупицей, странная возвращалась в тьмутаракань подальше от желанного хеппи-энда.

Её героиня всегда существовала в пространстве абсолютного мужского эгоизма: возвышенной тоски самцов по дворянским гнёздам, обломкам самовластья, прежним возлюбленным, забытым мелодиям, душевной гармонии и опять мелкопоместному покою. Вечная печальница, не любимая ни Астровым, ни Зиловым, ни Лаврецким, ни морпехом Серёгой Никитиным, со спокойным прищуром сносила невнимание к себе и училась через не могу отстранять взрослых победительных джентльменов. Снимать, как говорится, решительно пиджак наброшенный.

Жовиальные режиссёры отводили ей амплуа запасных жён: таких она играла у Кончаловского в «Романсе о влюблённых», Мельникова в «Отпуске в сентябре» и Рязанова в «Забытой мелодии для флейты». Как-то изначально подразумевалось, что она тихоня и увлечь альфа-самца на безумства не может (у более глубокого, хоть и сумасшедшего Райзмана получалось, что и не хочет).

Родилась в Вене.

Играла томительного, всегда сложного Чехова.

Просто и доходчиво объясняла министру-администратору, что сейчас его превратят в крысу.

Спокойная рациональность безумия и будничность абсурда стали её фирменной краской. Девочка Алиса, которая никогда и ничему не удивляется, подросла.

С годами научилась терпеть невыносимых мужиков и внимательно слушать их исповеди, местами довольно паскудные, а иногда ничего (Даля в «Отпуске...», Ульянова в «Без свидетелей», Збруева в «Одинокая женщина желает познакомиться»).

Абсолютное душевное равновесие и смирение с тем фактом, что вокруг ходят волшебники, крысы, неверные любимые мужья и верные нелюбимые мужья, делало её какой-то преждевременно взрослой и твёрдо-мягкой, как профессиональные психиатры. Довлатов о таких писал: «Брошенный мною камень лёг на дно океана».

Так было долго, долго, долго, пока не кончилось. В новые времена Россия свернула на американский путь развития – узаконив алчность и разудалое ювенильное хамство. Разбираться с мужьями было уже поздно, с детьми – самое время. Купченко сыграла трёх директрис в школах с травлей, террором, девиациями и суицидами. В «Училке» навела пистолет на упырей-школьников сама.

Пути общества доминирующего «эго» и носителя правил и приличий окончательно разошлись.

Человек, пытавшийся отучить школьниц читать чужие письма, проиграл и понял, что психом быть лучше.

Хоть бояться будут.

Денис Горелов

Россия > СМИ, ИТ > lgz.ru, 1 марта 2023 > № 4307969 Денис Горелов

Физики объединяют усилия?

Как обеспечить внедрение прорывных разработок

Накануне Дня российской науки, который отмечается 8 февраля, Михаил Мишустин подписал постановление о передаче в Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт» семи институтов РАН. Это Физико-технологический институт им. К.А. Валиева, Институт проблем проектирования в микроэлектронике, Институт сверхвысокочастотной полупроводниковой электроники им. В.Г. Мокерова, Научно-исследовательский институт системных исследований, Научно-исследовательский центр «Кристаллография и фотоника», Институт химии силикатов им. И.В. Гребенщикова, Институт высокомолекулярных соединений.

Одни аналитики расценили этот шаг как концентрацию усилий для решения важнейших задач в условиях санкций, другие – как дальнейшее ослабление Российской академии наук и создание её конкурента, РАН-2.0. Ведь теперь Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт» будет осуществлять полномочия учредителя и собственника имущества уже в отношении тринадцати институтов.

Вообще-то ослабление позиций РАН началось не сегодня, а ещё в девяностые, когда наука оказалась совершенно не востребованной обществом. Её практически перестали финансировать, и чтобы выжить, институты сдавали свои помещения в аренду и предлагали сотрудникам самим искать заказы. В нулевые заговорили о необходимости решить накопившиеся проблемы путём реформирования РАН. В 2013 году к ней присоединили РАМН (Академию медицинских наук) и РАСХН (Академию сельскохозяйственных наук), а затем 1007 государственных научных учреждений и ФГУПов, входящих в РАН, были переданы специально созданному Федеральному агентству научных организаций.

ФАНО управляло имуществом институтов, социальными объектами академии и даже её ботаническими садами и библиотеками. Агентство распределяло средства и утверждало госзадания на проведение фундаментальных научных исследований. РАН из научной организации превратилась просто в «федеральное государственное бюджетное учреждение». Формально задача проведения фундаментальных и поисковых научных исследований перед «учреждением» стояла, однако для исследований нужна материальная база, а её у академии изъяли.

В 2018 году ФАНО было расформировано, а входящие в него научные организации переданы в Министерство образования и науки, и аббревиатура РАН в их названии осталась лишь в качестве бренда. Главной реальной функцией для «клуба академиков», как язвительно стали называть академию, осталась экспертная. Несколько урезанная. Вопреки декларируемой необходимости экспертизы всех «крупных научно-технических программ и проектов» и оценки «результативности деятельности государственных научных организаций независимо от их ведомственной принадлежности», из академической экспертизы были исключены исследования силовых ведомств, «Курчатовского института», МГУ, Санкт-Петербургского университета и почему-то Высшей школы экономики (ВШЭ). Видимо, экономисты ведут столь секретные исследования, что с ними нельзя знакомить даже академиков.

В основе новых технологий всегда лежат фундаментальные исследования, и в этой сфере мы должны предоставить учёным, исследователям большую свободу для творчества, нельзя загонять их в «прокрустово ложе» результатов завтрашнего дня – фундаментальная наука живёт по своим законам».

Из послания Президента Российской Федерации В. Путина Федеральному Собранию

Тема экспертизы научных проектов была затронута на прошедшем в День российской науки заседании Совета по науке и образованию. Тон ему задал Владимир Путин, напомнив, что в непростых условиях внешнего давления необходимо «предельно внимательно относиться к выбору наших научно-технологических приоритетов». Выбор приоритетов во многом зависит от экспертизы проектов, а она у нас, продолжил мысль президента заместитель председателя правительства Дмитрий Чернышенко, «так получилось исторически, отвечает только на вопрос, выполнена научная работа или нет. Но востребованность полученного результата самой экономикой пока не учитывается. В связи с этим правительством внесён в Думу законопроект, который закрепляет понятие «научно-техническая экспертиза». В соответствии с ним Российская академия наук станет оператором национального корпуса экспертов, который объединит все экспертные организации в стране».

Идею включения Российской академии наук в государственную систему принятия решений поддержал и президент РАН Геннадий Красников. «Сегодня, – рассказал он, – формирование госзадания идёт следующим образом: директора научных институтов, ректоры вузов, общаясь с министерствами, примерно понимают, какой бюджет им будет выделен. Исходя из бюджета, исходя из рубрикатора программы фундаментальных исследований, они сами себе формируют тематику работ, при этом стараются выбирать такие темы, которые уже на 70–80 процентов выполнены, отдают их в Министерство (науки и высшего образования), и оно нам присылает в академию на экспертизу».

То есть, по сути, проводят экспертизу лишь на соответствие работ с точки зрения научности, наличия темы в рубрикаторе и публикационной активности, и в 99 процентах случаев эксперты вынуждены давать положительные заключения. Вопросы о важности темы исследования, необходимости в случае её востребованности экономикой параллельной постановки ещё ряда фундаментальных и поисковых исследований остаются за бортом. Для более эффективного использования государственных средств сначала, по мнению Красникова, институты должны присылать свои предложения в тематические отделения Академии наук, и лишь после согласования позиций передавать в Минобрнауки для утверждения госзаказа.

Также президент РАН предложил провести оптимизацию экспертных советов, которые сегодня есть и в академии, и в различных министерствах и ведомствах и часто друг друга дублируют. О формировании единого технологического пространства говорил и президент НИЦ «Курчатовский институт» Михаил Ковальчук. Для реализации важнейших инновационных проектов, на его взгляд, требуется формирование единой системы их научно-методического и экспертного сопровождения, как это было в советские времена. Ковальчук и Красников предложили в качестве пилотного проекта восстановить научно-методическое руководство со стороны Академии наук конкретно Курчатовским институтом.

С необходимостью восстановления института научного руководства никто из участников совещания не спорил, а вот предложенный Геннадием Красниковым новый механизм формирования планов научных исследований для вузов и НИИ глава Минобрнауки Валерий Фальков подверг сомнению. Согласившись с тем, что сейчас при планировании научных тем снизу, от институтов, получается модель возможностей, а не потребностей, он тем не менее отдавать РАН ключевое право голоса не готов. Предложил включить организации реального сектора экономики в процесс формирования планов и не недооценивать роль Минобрнауки как учредителя научных институтов.

Представители реального сектора участвовали и в совещании, и мне показалось, что крен обсуждения ушёл в сторону прикладной науки. Возможно, в нынешних условиях, когда нам нужно в кратчайший срок уйти от критической зависимости от западных технологий, это и оправданно. Главное – не увлечься и не забыть о науке фундаментальной. Она база для всех прорывных технологий.

Столпом фундаментальной науки когда-то была РАН, теперь вот борется за место под солнцем в вопросе экспертизы. Может быть, реформируя академию, мы всё-таки что-то сделали не так?

Людмила Мазурова

Россия > Образование, наука > lgz.ru, 1 марта 2023 > № 4307968 Людмила Мазурова